Cancellation. (джен)

«Земной мир казался Кроули и Азирафаэлю на диво интересным местечком, которым оба надеялись наслаждаться как можно дольше, но мнения их совпадали крайне редко»

Терри Пратчетт. «Благие знамения».

Совсем недавно. После несостоявшегося Армагеддона.

Ладно. Коттедж так коттедж. Сделка заключена, оформлена и узаконена. Оплата прошла успешно, все состоялось. И он даже решил переночевать в только что обретенной недвижимости. Да, он выбрал его сам, но Ангел так и просил — по твоему вкусу, расписав красочно перед этим то, чего бы хотел сам. И куда после этого он должен засунуть «свой» вкус? И что это вообще за вкус? Горькая желчь. Вот это настоящий вкус его стильной квартиры. Террариум с помпезным креслом, голым полом и обилием острых углов и прямых линий. Почему самым уютным прибежищем для себя он считал диван в магазине Азирафеля? И вкус магазина ему тоже нравился, как сложный вкус пуэра. Вначале почувствовать его глубину мешал запах старой бумаги и кожи, потом проявлялась ясность солнечных лучей, в которых как новорожденные звезды плясали золотистые пылинки, постепенно из глубины всплывали нотки влажной древесины и земли после дождя, переплетаясь с нежным послевкусием орехов, ванили, какао. Он сам ни за что не признался бы Азирафелю в этом. Тем более воспроизводить нечто такое у себя? Дело не в стиле, который всего лишь надстройка. Базис всегда деньги. Вернее, их источник. А квартира демона контролировалась, как и оплачивалась — Адом. И малейший намек на его личный вкус погубил бы и его, и Ангела. Поэтому, выбирая домик у моря, он пребывал в некотором затруднении, так как основным посылом этого выбора было одно — угодить Ангелу. И, конечно, это вылилось в достаточно тривиальный британский стандарт: две спальни, кабинет-библиотека наверху, небольшая гостиная, аккуратная кухня, ванная, две кладовки внизу. Отличной добавкой стала слегка скрипучая лестница. Так, слегка скрипучая и не противно. И, разумеется, веранда с застекленной крышей, куда так и просился зимний сад. И, наконец сам сад. Есть где разгуляться, и есть кого повоспитывать, из растений, конечно. Так как с животными у него всегда были сложные отношения. За кучеряво-колючей хищной ежевичной изгородью несколько явно неплодовых деревьев с опустевшими уже птичьими гнездами, пара яблонь, на одной из которых висело маленькое морщинистое рыжее последнее яблоко, видимо шафран, сообщая, что яблоне очень хотелось одичать. Меж деревьями в беспорядке бродили заросли крапивы, тысячелистника, пижмы, розмарина, амарантов и разноцветных хризантем. Ближе к дому красовались несколько кустов розы Фальстаф с узнаваемыми последними пурпурно-фиолетовыми цветами, а по стенам ползли классические Зеферин Друэн и Леди Эмма Гамильтон, соперничая красновато-мандариновыми и ярко-розовыми цветами, зябнущими на ноябрьском ветру. Внешне дом напоминал иллюстрацию к «Пряничному домику», и было в его пряничной пасторальности нечто зловещее.

— Зловещее, так зловещее. Вероятно, это воспоминание о зловеще завышенной цене. Но об этом знаю только я, так что для Ангела ничего зловещего тут не будет. И потом, я не должен постоянно под него подстраиваться. Достало уже. То жду его часами, то себя ломаю. А уговорить его на все наши… дела?! Такие усилия! И еще нравоучения потом приходилось слушать. Бесконечные ангельские нравоучения. Голос, конечно, у него приятен, но… Сколько можно. Как бы там ни было! Зловещее. Так зловещее.

Эта мысль успокаивала. Как и сознание выполненного долга. В конце концов, Азирафель так давно носился с идеей «нам очень нужен коттедж у моря», что стоило покончить с этим, эту идею осуществив. Сказано — сделано. Однако, чем дальше, тем меньше эта идея нравилась ему. Что-то настораживало, пугало, вгоняло в тоску и оборачивалось тревогой и страхом. Именно из-за этого, чтобы разобраться в этой тревоге и прогнать страх он и решил выспаться в домике с розами, а в Лондон вернуться завтра.

Не получилось.

Без сна он лежал довольно долго, размышляя на тему «демоны не селятся в коттеджах у моря, увитых розочками». Не селятся. Слишком все это пахнет дурацкими и абсолютно нереальными концовками людских сказок типа «и они поженились», или «и они жили долго и счастливо до конца времен». Идею про «и они поженились» он, конечно, отмел в зародыше. Это невозможно в любой форме. И, даже если бы он вдруг стал прелестной юной девушкой с чудными рыжими кудрями, тратить всю вечность на блинчики для ангела не хотелось. Прискучили бы и блинчики, и ангел. И как в него столько вмещается этих блинчиков? Про «до конца времен» в пряничном домике тоже не рассуждалось. Не настолько ему нравилось садоводство и огородничество. Разве оставить этот домишко дачкой, где розы растут сами собой и яблоки зреют без назойливых плодожорок. И пребывать в нем вместе с ангелом так, иногда по недельке. Не больше. Потому что если больше, то они точно поругаются, и ему останется преспокойно смыться, чтобы знать, что ангел все также продолжает не продавать свои книги в магазинчике в Сохо, а самому по вечерам просто таскаться в «Ковент Гарден» и слушать шедевры мировой оперы назло Бентли. И как быстро это надоест обоим? Или одному из них? Когда исчезнет прелесть ожидания встреч и долгих бесед обо всем сразу невпопад? Когда будни, рутина, обыденность и привычка сменят их? И это вечность? Дружба дружбой, но вопрос мытья посуды при нынешнем лимите на чудеса — никто не отменял. Сложно представить себе ангела, моющего посуду. А демона? Вот еще! И как просто их будет тут найти? Двух рассиропившихся идиотов среди ноябрьских умирающих роз? Сколько продлится это самое «до конца времен»? Вероятно, не так уж и долго? До Рождества? До весны? И даже нет шанса узнать каким макаром тут натыканы луковицы нарциссов, гиацинтов и тюльпанов? И натыканы ли вообще? Нет, увольте! Почему так хочется сбежать к бурлящему предвкушениями зимних штормов морю и спрятаться там в соленых скользких скалах? Спрятаться от этого нарочитого уюта, камина, дурацких пурпурных роз, что стучат сейчас в окно спальни под порывами восточного ветра?

Короче, все это до противного по-детски и совершенно не стильно. Просто вульгарно. Особенно вишнево-розовые розочки по фасаду. Убрать их к чертям, оставить только мандариново-огненный Зеферин?! Демоны не селятся в коттеджах у моря? Во всяком случае, если и селятся, то спать в этих коттеджах определенно не могут. Мешает этот зуд сомнений и предчувствий? Или просто эти розы надо подвязать, чтоб не стучали в окно так взбалмошно? Или просто перейти во вторую спальню, выходящую окнами в сторону холмов и скал? Или просто позвонить ангелу?

Звонок ничего не дал, кроме информации к новым депрессивным и тревожным размышлениям, так как абонент был вне сети. Выключил телефон? Но был уговор не выключать и быть на связи. Забыл зарядить? Но телефон ангела не надо заряжать. С ним что-то случилось? Но он видел его только несколько часов назад, и ничего не предвещало… Или предвещало?

Ноябрь ему не нравился никогда. Очень зябко, сразу вспоминались особенности теплообмена рептилий и от этих воспоминаний рефлекторно хотелось оцепенеть и заснуть. Ведь как до изобретения времен года в одном известном саду непостижимым кем-то, так и после этого он всегда выбирал для обитания, если не страну вечного лета, так хотя бы не страну вечного ноября. И, что греха таить, Британия, несмотря на все ее майские деревья, цветущие нарциссы, множество старых сортов английских плетистых роз, дождила ноябрем даже в июне. Солнце никогда не заходит над Британской Империей? Ну да, колонии разбежались, а над империей остался только промозглый ноябрьский туман, шторма и дожди.

К тому же ноябрь всегда был наполнен беспокойством об Азирафеле. Первый раз он приполз в сад разузнать не влетело ли тому за меч. Но объяснения гусеницы хоть и обнадежили, но не утешили. И пришлось ждать еще аж две тысячи лет, чтобы у строящегося Ноева ковчега задать, наконец Азирафелю практически с глазу на глаз этот вопрос: «Тебе не влетело за то, что отдал смертным пламенный меч?» Он беспокоился? Конечно беспокоился! Во-первых, демоны обладают некоторым даром предвидения, если постараются, конечно. Во-вторых, уж ему было точно известно, что в этой ситуации было добром, а что злом, и кто конкретно из двоих накосячил больше. И в-третьих, наконец, все последующие тысячи лет все его попытки сотрудничества с ангелом только для вида он окрашивал этой самой «обоюдной выгодой». Нет главное было — «ведь было б только с кем поговорить»! Всевышний с ним не беседовал со времен знаменитой библейской фразы о том, на чем и куда ему ползти, чем питаясь при этом. Разговоры в Преисподней всегда основывались на лжи, страхе и недоверии. А тут совсем иное дело! Можно быть откровенным, послушать умные ангельские речи, ведь Азирафель очень умен, это всем ясно! Можно было даже самому высказать свое мнение не боясь, что тут же получишь на голову либо ушат помоев, либо содержимое котла с расплавленной серой. Потом, когда они порой даже друг друга выручали в делах, он очень радовался. Ведь слышал, что у людей так бывает и они называют это крепкой и верной дружбой. И ему это сильно нравилось. Но разве демоны могут выбрать друга? Разве может кто-нибудь выбрать в друзья демона? Опыт подсказывал, что нет. Но опыт отношений с Азирафелем давал странную надежду, что это возможно. И вот из этого «в-третьих» и разрасталось это самое беспокойство за ангела. До чего доходило! Он даже объяснительную для Ада сочинял, на случай раскрытия их «братания» и дружеских отношений. Причем сочинял так, чтобы выгородить Азирафеля перед Повелителем Преисподней. Ну не перед Архангелами же его выгораживать?! Они ж ангелы! Что плохого они могут сделать своему собрату? Теперь-то он знал, что могут!

Итак, в попытках успокоиться, выбросив все эти размышления из головы, и уснуть, он промучился до полчетвертого. Потом встал, сварил кофе и решил ехать обратно затемно. Очень быстро ехать. Потому что. Очень быстро нарастала тревога. Даже не тревога, а животный страх. Даже холодно стало, ощутимо холодно, но не внешне, а изнутри. Где-то в глубине сердца необъяснимо расширялась дыра потери, бросало то в жар, то в озноб. Когда же страх сформировался в стойкую короткую мысль: «Я не могу потерять его еще раз», он уже запирал дом и бежал к машине, чтобы рвануть туда — к эпицентру тревоги и ужаса.

В Сохо едва наклюнулись утренние сумерки, окна магазина были темны, жалюзи опущены, на двери красовалась табличка «закрыто». Но видеть все это ему было необязательно. Он уже и так знал, что внутри — пусто.

Да, пусто. Все. Его здесь нет. И нигде поблизости — тоже нет. Вот откуда этот холод и пустота. Дыхание перехватывает и мерзкая пустота там, где должно быть сердце. И все вокруг, вся эта ноябрьская туманная ветренная круговерть кажется сотканной из острых ледяных иголок, которые забираются внутрь через легкие и кожу, слепят глаза и мешают думать. Ледяные мысли, ледяные. «Его изъяли из моей жизни».

— Я не могу потерять его еще раз. Я не хочу его больше терять. Он мой друг. Мы нужны друг другу.

Крики, шепот, мольбы, беготня по комнатам — бесполезно — никаких следов. Если посмотреть внимательно? Никаких следов борьбы. Книги аккуратно или неаккуратно расставлены, но на своих местах. Кровать нетронута. Нигде ничего. Ни записки… только чашка с остатком какао на светлом конверте возле ноутбука. На конверте ничего. За исключением того участка, где его касалась чашка, словно припечатывая остатки обратного адреса и имя отправителя: Леди Натали Мару, «Национальная библиотека Мальты». Однако, стоило убрать чашку с конверта, как исчезло и это. И ничего хорошего в этом не было. И на полу старая карта. Очень старая, года эдак 1755. Карта Валлетты. С окрестностями.

— Что? Мальта? За каким че… Впрочем, это почти ясно, что черти тут ни при чем. И ничего в этом хорошего нет. И это не Гавриил и Ко. Это почерк высшей инстанции. Самой высшей. Конвертик с исчезающими надписями это только подтверждает. Вот почему — Мальта. Слишком много освященной земли, слишком много камней, политых святейшей кровью святейших рыцарей. И мне там, конечно, не место. Хотя бывал. В веке семнадцатом. Когда рыцари уже вполне были склонны искушаться и скатывались в пиратство и коррупцию. А некоторые и с легкостью расставались с обетом целомудрия, что, в купе с их заботой о народившихся незаконных младенцах, привело ныне к восьми листам в телефонном справочнике острова, занятых фамилией Спитери*. И даже злодейством это считается с натяжкой, потому что изначально все эти маленькие Спитери становились привечающими странников и добросовестно служили Святому Ордену. И Ангел, конечно, тоже бывал. Чтобы удостовериться, просто стоит заглянуть в любой путеводитель: «Высокие кулинарные стандарты на Мальте установлены рыцарями». Ага. Один мне точно известен. Весь в белом с пылающим мечом. Интересно не с его ли подачи еда занимала одно из первых мест в ценностях этого бережливого и предположительно монашеского ордена? Поваров доставляли из-за границы, вино из Франции, а лед поступал со снежного пика Этны, что в Сицилии. Все эти браджоли**, тушеный кролик, пирожки с сыром и морепродукты. Особенно морепродукты…

Но это все пыль и мишура. Главное, что они оставили миру, если не считать идею приближения медицинской помощи при боевых и внезапных травмах к местам получения травм, это Госпиталь и Библиотека. Да, идея Великого Магистра Клода де ла Сенгля перелившаяся в декрет 1555 года, по которому все книги, принадлежащие умершим членам Ордена Святого Иоанна, должны быть переданы в сокровищницу ордена, вполне в духе Азирафеля. Ничего не должно было исчезнуть с острова. И ясно, что с 1812 года библиотека находится уже не в здании крестоносцев, но все равно… опасная земля, опасные камни.

А другие варианты есть? И эта исчезающая Натали Мару? Как-то слишком исчезательно для обычной библиотеки. Будто он хотел зацепку оставить своим какао. А раз зацепку, может, это сигнал о беде? И мне надо туда. И плевать на опасные камни. Проскочу как-нибудь. Проскользну. В крайнем случае.

Из личных воспоминаний A.J.Krowly.

Из Объяснительной (так и не отосланной)

Повелителю Преисподней и Князю мира сего,

Люциферу, Деннице, Отцу лжи, Иблису, Умнейшему,

Великому Зверю,

Покорителю миров и т.д.и.т.п.

от демона Кроули, змея Эдемского.

…Теперь по поводу лучшего друга. Можете не беспокоиться от слова совсем. Да. Это тут так называется — лучший друг. Потому что если шесть тысяч лет ты смертельный враг, то ты уже почти что друг. Вы знаете, как это работает. Не с Хастуром же дружить?! Не по чину. Он же герцог, да и личинки ото всюду прут! Какая может быть дружба?! Если бы шпионы прислушивались, а не только фотографировали, то услышали бы, как этот самый ангел очень обидно при любом удобном случае бросает что-то вроде: «Ты мне не друг! Я его вообще не знаю!», и братание со мной считает опасным для себя и крайне унизительным. И да! У нас договор. С ангелом. Какое же это братание? Это деловые отношения. И разве это не остроумно? Я благословляю?! И чего стоят демонические благословения? Ангел искушает кого-нибудь на хамство, вранье и мелкие пакости ближнему? А разве это нам не на руку? Да если разобраться, этот ангел очень даже в нашем стиле работает еще со времен Эдема. Что я людишкам дал? Яблоко! Фрукт округлый, безобидный и полный витаминов. Особенно, если мытым съесть. Все, что они потом напридумывали — не моих рук дело. А Ангел? Меч свой пламенный отдал. Ха. Обоюдоострый и нехило пламенеющий! По доброте душевной? И к чему это привело? Триста спартанцев? Столетняя война? Вторая мировая? Это не я все затеял, а Война с ангельским пламенным мечом. Заметьте, с ангельским! Так что ангел этот в глубине души редкая сволочь, иначе разве я бы с ним связался? Иначе бы разве он смог в огне адском уцелеть? А если я с ним ужинал в Ритце, то можете считать это деловым корпоративом. К тому же мне совершенно его аппетит непонятен, так как я, в силу своей змеиной физиологии, могу раз в месяц есть. И блинная диета ангельская, она абсолютно ангельская и ко мне не имеет никакого отношения. Таким образом, договор этот ничего иного, как делового партнерства не имеет в виду. Ничего такого, чего бы Ад не одобрил.

О растворении Лигура святой водой. Считаю, что тут я просто выполнил свой долг. Вот уж кто предатель, так это он. Подробности у Михаил. Даже фотографии у него есть. Как мы с Ангелом Восточных врат Шекспиру аплодируем и кормим уток в Сент-Джеймском парке в 1862 году. В кормлении уток вообще никакого криминала. А вот для кого Лигур старался? Вам виднее. Но абсолютно не жалею об этом. Я тут имел в виду не уток, потому что их кормил в основном ангел, а Лигура. И у Михаил тоже странное хобби, с которым надо разобраться. Просто фетишизм какой-то! Нет природу фотографировать, флору и фауну! Или архитектурные памятники прошлого, навсегда утраченные. Это сколько ж для науки интересного можно было на фотографиях сохранить от начала времен! Так нет, на всех фото я и ангел этот, будь он неладен! Конечно, Михаил не в Вашей злобнейшей юрисдикции, но Вы могли бы словечко замолвить, при случае, Сами знаете кому…

Примечания к первой главе

* Спитери происходит от Hospitarius, что в переводе с латыни означает привратник, служка, привечающий странников. Эту фамилию давали детям Мальты, родившимся вне брака, большинство которых было детьми согрешивших госпитальеров. Младенцев мальтийки оставляли во вращаемом окошке Госпиталя, который затем заботился о них, давал им воспитание, фамилию и судьбу.

**Браджоли (bragioli) — мальтийские мясные рулеты из говядины. Для особо интересующихся кухней святых рыцарей госпитальеров и вкусом Азирафеля сообщаю наиболее распространенный рецепт.

Для основы потребуется: 10 тонких ломтиков ромштекса.

Начинка: 250 грамм говяжьего фарша, 6 полосок бекона, 2 сваренных вкрутую яйца, 2 столовые ложки рубленой петрушки, 4 столовые ложки панировочных сухарей, 1 тертая морковь, соль и перец по вкусу. Для соуса понадобится: 2 крупных луковицы, 3 зубчика чеснока, 4 томата, 1 чайная ложка томатной пасты, 2 моркови, 1/2 стакана зеленого горошка, 2 картофелины, 2 лавровых листа, 1/2 стакана красного вина, 1 чайная ложка Вустерширского соуса.

Способ приготовления: смешайте все ингредиенты, используемые для приготовления начинки. Слегка отбейте ломтики ромштекса, в них заверните приблизительно две столовые ложки фарша c овощами. Скатайте мясо в рулеты, свяжите хлопчатобумажной нитью или закрепите деревянными зубочистками. Далее лук и чеснок необходимо мелко нарезать, припустить с достаточным количеством воды в глубокой сковороде. Добавить рулетики и обжарить их на среднем огне. Отдельно обжарить картофель, помидоры, морковь, томатную пасту, зелень, добавить перец и соль по вкусу, вино. Готовить около 10 минут, помешивая. Соединить рулетики с соусом, отварить горох. Тушить рулетики до готовности мяса, добавляя вино по мере испарения соуса.

Cancellation. Это просто означает — отмена. И что здесь отменяется? В наше время, когда некоторые отменяют память, историю, великую страну с ее великой культурой? Здесь вариант простой, и ни на что не претендую. Адам, отменил Апокалипсис. А вдруг Господь в данной истории решил отменить вражду во избежание развития нового конца света? Для начала можно заодно проверить, что будет, если отменить сверхъестественную сущность некоторых героев? Не приведет ли это к отмене их привязанности друг к другу, или к идее, или к собственному внутреннему стержню, или любви к чему бы то ни было? Я тоже решаю отменить, например, такой параметр, как единство места в данной классической пьесе. Не буду оригинальной. Ведь действие книги начиналось совсем не в Англии, а в райском саду. Нил Гейман в сценарии разнообразил место действия революционным Парижем, тонущей Мессопотамией, Голгофой и вечным древним Римом. Почему бы не раздвинуть пространство дальше? Хоть на Восток? Там есть на что посмотреть, например, на сто видов Фудзи. К тому же, если хочешь попробовать васаби, то надо отправиться в Японию. Потому что у нас под видом васаби продается простой хрен зеленого цвета.

К тому же, по поводу «сancellation», мне кажется интересна аналогия с синдромом отмены в медицине. Например, принимает человек лекарственный препарат длительно, и, если его вдруг отменить, произойдут страшные вещи. Вплоть до летального исхода. Так что, отменяя Федора Михайловича или Льва Николаевича, можно добиться просто обратного результата: потянет читателя к другим Толстым, или к Паустовскому, Горькому и Шолохову, тем более, что кто-то из них номинировался на Нобелевскую по литературе, а кто-то и получил ее, и именно за литературу. Но это так, к слову. Вы же сами спросили о названии.