Точка невозврата (гет)

Саунды: Тина Кароль — Ніжно, Rob Dougan — Nothing at all.

POV Гарри

"Як плакала в полоні теплоти,

Розлючені були я і ти,

Налякана, вона рахує дні,

Які живуть на стіні..."

Тина Кароль — Ніжно

Я стоял на площадке Астрономической башни под покровом мантии-невидимки, которую мне несколько часов назад вернул крестный, и вспоминал события прошедшего дня. Ночь окутала Хогвартс и его окрестности, но мне не спалось. Я часто приходил сюда и раньше, потому, что это было единственное место в замке, где можно было побыть наедине с собой. Промокшие ветви деревьев поблескивали в лунном свете, дождь давно ушел, оставляя в воздухе ощущение свежести.

Мое утро выдалось не самым радужным — Сириус разбудил меня, когда за окном еще было темно, и не на шутку встревожил. Соседи по комнате еще спали, когда я, наспех одевшись, поспешил в Больничное крыло. Гермиона лежала за ширмой на крайней кровати у окна, она выглядела необычайно бледной. Услышав мои шаги, она проснулась и посмотрела на меня испуганными глазами. Похоже, подруга совсем не ожидала, что попадет к мадам Помфри.

— Где Бродяга? С ним все в порядке? Почему я здесь? — едва слышно прошептала она, казалось, что ей было трудно даже говорить. Приподняв подушку, подруга присела на постели и принялась нервно теребить край простыни.

— Гермиона, успокойся, все хорошо, с ним все нормально. У тебя не спадала температура, и Бродяга решил, что тебе нужна квалифицированная помощь. Он вернулся домой, ему нужно поспать.

Подруга слабо улыбнулась и облегченно вздохнула. Было приятно, что есть на свете еще кто-то кроме меня, кто так же сильно переживает за крестного. Да и он рядом с ней как будто выходил из привычной для него задумчивости и оцепенения, и в его глазах зажигался живой огонек…

Поболтав с ней еще немного, я покинул Больничное крыло под причитания мадам Помфри и отправился на завтрак. Но по дороге я заметил одну странность — в кабинет к Долорес Амбридж постучалась какая-то девушка со светлыми волосами. В полумраке коридора мне не удалось разглядеть ее лицо. Это показалось мне странным. Ну, кому в такую рань было необходимо наведываться к этой жабе?!

Однако это происшествие быстро забылось в суматохе. Наскоро позавтракав под пристальные взгляды достопочтенного директора, я отправился на Травологию в теплицы, но был перехвачен Чжоу, которая затянула меня в один из безлюдных коридоров и принялась меня целовать. Когда я сказал ей, что спешу на занятие, она надула губки и упрекнула в том, что с момента возвращения в школу, я не уделяю ей внимание. Признаться, я даже оторопел от подобного напора. Оторвавшись от ее губ, я поспешил к теплицам, она шла за мной и о чем-то болтала без умолку, а я тонул в ее эгоцентризме. Не знаю, быть может, я ошибался, и это и есть нормальные отношения… Я мог воевать с драконами, балансировать на волоске смерти, но в вопросах взаимоотношения полов я был совершенно неопытным.. Кто-то сказал, что мы подсознательно наследуем поведенческие модели своих родителей в этих вопросах. Но у меня не было примера перед глазами, не было семьи… Дурсли не в счет, их отношение ко мне убивало любое, даже крохотное желание им подражать. В такие моменты мне особенно остро не хватает отца — с ним я мог бы поговорить об этом, спросить совета. Конечно, у меня есть самый замечательный крестный на свете, но я воспринимаю его скорее как старшего брата, чем старшего наставника. С Роном же на эти темы говорить было бесполезно — его знания ограничивались сведениями из статей магического аналога журнала «Men’s Health». А если к этому добавить воспоминания об испорченном Святочном бале… В общем, это было что-то из серии послушай Рона и сделай с точностью наоборот.

Пересаживая вербену, я думал о том, что чем больше я проводил времени с Чанг, тем сильнее становилось мое одиночество. Казалось, ее совершенно не заботило, что происходит в моей жизни. Она никогда не спрашивала, как у меня дела, охотно болтала о чем угодно, только не о нас… В такие моменты я ненавидел и себя, и ее, и Седрика Диггори, который был ее первой, и похоже, единственной настоящей любовью.

Холодный ветер подул, слегка приподнимая края мантии-невидимки. Я знал, что завтра горечь притупится. Знал, что мне давно уже следовало сказать ей «прощай» и ненавидел себя за неумение говорить «нет». Я никогда не стану тем, кого она так жаждет во мне видеть, но она все еще в какой-то мере нравится мне. Возможно, я слишком сгущаю краски, и такой и должна быть девчонка — беззаботной, улыбающейся и немного наивной? Но моей подругой была Гермиона: умная, начитанная, внимательная и заботливая. В ней не было вычурности и ей были чужды различные женские заморочки, о которых мне так часто сообщала моя девушка. Быть может, я подсознательно искал отражение Гермионы в Чжоу? Ответа на этот вопрос я и сам не знал…

Картинки калейдоскопом проносились в сознании. Вот немного промокший и немного взволнованный чем-то Сириус возвращает мне мантию. Гермиона все еще пребывала в больничном крыле, но ей было уже значительно лучше. Я попросил ее активировать фальшивые галеоны и отправился на первую тренировку ОД после каникул. Заклинания Патронуса давались ребятам с трудом. Впрочем, мы только начали его изучать, и даже небольшое светящееся облачко было прогрессом. Среди отряда царило смятения: во время ужина в экстренном выпуске «Ежедневного пророка» была статья, посвященная подробностям жестокого убийства Селены Клируотер, матери Пенелопы Клируортер. Неизвестно, кому могла перейти дорогу эта независимая журналистка, убийца не оставил следов. Но я предполагал, что за всем этим стоит Волдеморт и его прихлебатели. Конечно, у меня не было никаких доказательств их причастности к этому, ее могли убрать и за профессиональную деятельность. В принципе, работа журналиста предполагает определенный риск преждевременно уйти из жизни, независимо от наличия Пожирателей смерти с садистскими наклонностями, но заказчики убийств предпочитают действовать тихо, быстро и без особых мучений для жертвы…

Одним словом, сконцентрироваться на чем-то светлом и радостном было практически невозможно. Я попытался вспомнить хоть что-нибудь приятное. Перед глазами мелькали картинки: момент, когда я узнал, что я волшебник, улыбка Гермионы после случая с горным троллем, первый поцелуй с Чжоу… Лишь облачко голубоватой дымки сорвалось с палочки и мгновенно растаяло…

Примерно через полчаса, отчаявшись поднять боевой дух товарищей, я объявил, что собрание законченно и можно расходиться. Как вдруг посреди комнаты возник Добби и в сбивчивой манере сообщил, что нам лучше не выходить через привычную дверь, поскольку перед ней дежурит целый отряд членов Инспекционной дружины. Это было очень странным и подозрительным — когда мы все входили в комнату по требованию, коридор был абсолютно пуст, я лично проверил его на присутствие посторонних личностей, предметов или каких либо сигнальных чар и зашел в помещение последним. Вывод напрашивался только один — среди членов ОД завелась крыса и сливает информацию о сборах отряда.

Я стоял, прислонившись к холодной каменной стене. К горлу подкатил ком. Кто-то из нас… Эта мысль пульсировала в мозгу, словно навязчивая мантра. В любой войне есть свои шпионы и доносчики. Со временем это превращается в увлекательную игру: адреналин и чувство опасности, предвкушение быть застигнутым врасплох с одной стороны, горечь предательства, разочарование в людях и отсутствие доверия — с другой. Это было неизбежно. И это убивало. Возможно, это прозвучит наивно, но во мне все еще теплилась надежда, что все это лишь досадное недоразумение, и никакого предательства не было. Как будто слизеринцы словили удачу за хвост и просто оказались в нужном месте в назначенное время. Но в подобные счастливые совпадения я не очень-то верил. Некстати вспомнилась фигура, проникающая в кабинет жабы сегодня с утра. Интуиция подсказывала, что эти два события между собой связанны.

В отряде состояло пять девушек со светлыми волосами. Их местонахождения в тот момент мне было пока что неизвестно, но я уже мысленно пообещал себе, что выясню это в ближайшее время.

Внезапно за моей спиной послышались осторожные шаги. Я невольно вздрогнул от неожиданности и обернулся: передо мной стояла Дафна Грингасс, облаченная в брюки, дуэльные ботинки, белую рубашку и коричневую жилетку. На плечи был наброшен черный дорожный плащь. Было достаточно непривычно видеть ее в подобном образе. Я не мог вспомнить ее в какой либо другой одежде, помимо школьных мантий и платьев. Ее волосы были растрепанны, но это не выглядело неряшеством, а скорее придавало живости облику. Гринграсс достала из кармана сигареты и с помощью нехитрого заклинания прикурила одну из них. Ее тонкие пальцы крепко сжимали папиросу, а в глазах поблескивали усилием воли сдерживаемые слезы. Дафна выдохнула струйку сизого дыма и попыталась улыбнуться. Я стоял слишком близко, мне давно пора было уйти отсюда, но я не мог сделать это бесшумно — невербальные чары мы с Сириусом только неделю начали потихоньку разучивать, но особых результатов в этой области у меня пока не наблюдалось. Поэтому я просто замер в метре от нее, и струйка дыма попала в мои легкие, заставляя меня закашляться.

Гринграсс резко обернулась, и, выхватив палочку, воскликнула: «Гоменум Ревелио». Это заклинание не могло раскрыть моего места нахождения, однако указать на присутствие живого человека в радиусе ста метров вполне могло. Скрываться было бесполезно, я двинулся было к выходу из Астрономичной башни, но Дафна опередила меня, запечатав дверь «Коллопортусом». Я замер, затаив дыхание, а она поспешила к тому месту, где я стоял.

— Кто здесь? — обеспокоенно спросила она и принялась проводить руками по воздуху, как будто она искала что-то невидимое. Через какое-то время ее пальцы сомкнулись на краях мантии-невидимки, и она резким движением сбросила ее с меня, лишив убежища.

— Поттер? Что ты здесь делаешь? — спросила она, удивленно вскинув бровь.

— Это имеет значение? — огрызнулся я.

— Для меня да. У всего есть свои причины… — Дафна вздохнула и отвела взгляд в сторону. Лунный свет падал на ее лицо, от чего и без того бледная кожа казалась совсем прозрачной. Мне внезапно стало стыдно за свою злость.

— Прости. Я просто дышу воздухом, — спокойно произнес я.

— Мне уйти? — в вопросе прозвучала грусть. Было заметно, что Гринграсс чем-то очень сильно расстроена, но старается не подавать виду.

— Останься, — пробормотал я, и подошел к ней поближе. — Возможно, это не мое дело, но что у тебя стряслось?

— Поттер, я, что похожа на человека, которому нужна жилетка? — она хотела казаться уверенной, но голос дрожал. Пальцы все еще сжимали сигарету. Прислонившись к стене, она снова сделала затяжку, выдыхая облачко дыма с запахом вишни.

— Это из-за той фотографии? — предположил я. Перед глазами тут же вспыли воспоминания о том, как слизеринцы стали издеваться над ней после этого случая.

— И да, и нет. Фотография — лишь кусок бумаги. В ней нет ничего примечательного. Не могу сказать, что меня совсем не затронула эта выходка. Просто все гораздо сложнее, чем ты думаешь, Поттер, — как-то отрешенно произнесла Дафна и повернулась ко мне лицом. И тут я заметил то, чего на нем точно быть не должно. Всю правую щеку рассекал порез, который кровоточил, а под глазом красовался красный след от удара.

— Кто это сделал? — спросил я, прикасаясь к ее щеке кончиками пальцев.

— Никто. Просто упала и ударилась. Пройдет, — прошептала Гринграсс сквозь накатившие на нее слезы. Напуганная, но сильная. Независимая. Мне довелось повидать многих плачущих девушек. Их слезы ассоциировались у меня со слабостью, болью и жалостью к себе. Но слизеринка Гринграсс оказалась совсем иной…

— И именно потому ты не обратилась к мадам Помфри, чтобы залечить свои раны. Дафна, не ври, пожалуйста. У тебя это плохо получается.

— Это тебя не касается, в любом случае. Свои проблемы я вполне способна решить самостоятельно.

— Асклептио, — выпалил я, прежде чем она успела что-либо возразить. Ранка моментально затянулась, но небольшой отек все-таки остался.

— Спасибо, — пробормотала она едва слышно.

— Это ведь кто-то из твоих однокурсников? Почему ты не пожалуешься на случившееся декану? — осторожно поинтересовался.

— Как ты себе это представляешь? Мерлин, Поттер, какой же ты все-таки наивный! Если Снейп узнает об этом, станет еще хуже. В Слизерине не терпят тряпок и стукачей. Нет, мы отнюдь не ангелы. Среди нас есть очень разные люди, которые порой терпеть друг друга не могут. Но есть правила, которые невозможно нарушить. Мы не выносим сор из дому и не выбалтываем чужих тайн, — ее голос был пропитан иронией, она слегка поежилась, закутываясь в свой черный плащ.

— Но ведь это не может оставаться безнаказанным…

— А кто тебе сказал, что оно таковым останется? — зло усмехнулась девушка.

— Гринграсс, в конце концов, ты когда-нибудь перестанешь дымить? — сказал я и снова закашлялся.

— Ладно — ладно. Прекращаю травить твои геройские легкие. Так уж и быть, — попыталась отшутиться она. По крайней мере, ей стало немного легче. Я и сам не до конца понимал, зачем помогаю ей. Возможно, это была необходимость спасать всех страждущих. А мне самому помочь никто и ничто не сможет. «Какая ирония», подумал я и уселся на корточки рядом с Дафной. Возвращаться в башню Гриффиндора почему-то совершенно не хотелось. Повисла тишина, нарушаемая лишь шумом ветра. Вспомнились слова, сказанные в поезде. Гринграсс была права-метель неизбежно начнется. А происходящее с нами — всего лишь ее далекие отголоски, предвестники беды…

— Зачем ты вообще куришь? Это же вредно, — поинтересовался я, решив нарушить неуютное молчание.

— Жизнь вообще малополезная штука. Знаешь, как бывает? Один всю жизнь живет по правилам, придерживается диет и не делает глупостей, а второй — хозяин своей судьбы и волен поступать, как вздумается. И что в итоге? Первому на голову падает кирпич, и он умирает, а другой — живет два столетия, и даже саркома легкого его не берет… Я не знаю, что там нас ждет, за гранью бытия. Возможно, со смертью все и заканчивается. Я просто хочу жить, здесь и сейчас… Существовать в данную конкретную минуту… — сказала она с обреченностью в голосе. — А все остальное не имеет значения. Ты будешь плыть по течению до пункта назначения…

Время давно перевалило за полночь. Это было неправильно: ночь, Астрономическая башня, слизеринка Гринграсс и я, «золотой мальчик» факультета Гриффиндор. Но терзающие меня призраки дня вдруг померкли от яркого света Сириуса, главной звезды в созвездии Большого Пса. Как будто крестный наблюдал за нами и улыбался… Глаза потихоньку начали слипаться, затягивая меня в пучину снов…

* * *

«Полумрак пещеры, освещаемый лишь отблесками сталакитов и сталагмитов. У кромки подземного озера стоял черноволосый мальчик, в котором легко угадывался Том Риддл и делал замысловатые пасы руками. У его ног корчился и кричал какой-то подросток. В его зеленых глазах плескался чистый незамутненный страх, он умолял Тома прекратить, но тот лишь усмехнулся.

— Ну, что Стаббс, ты уже не такой грозный без своей шайки прихвостней? Боишься, правильно делаешь. Я ведь предупреждал, что не позволю обижать мою игрушку, — растягивая слова, произнес Том.

— З-зачем она тебе? — дрожащим от боли голосом осведомился Стаббс.

— О, это уже мое дело. Считай это моей маленькой прихотью,— съязвил Том, продолжая измываться над Билли. В какой-то момент, мне казалось, что он испытывает от происходящего удовольствие, но когда он повернул голову в ту сторону, где предположительно находился бы я, на его лице отразилась гримаса отвращения.

Внезапно в грот вбежала Эмили. По испуганным глазам девочки можно было предположить, что она не ожидала от Риддла подобной жестокости. Она приложила руки ко рту, сдерживая крик, а затем кинулась к Тому и вцепилась в его правую руку, так словно от этого зависела ее жизнь.

— Том, что ты делаешь? Прекрати немедленно! Том, так нельзя. Остановись, ты его убьешь! — воскликнула девочка. Риддл сделал жест левой рукой, как будто затягивая угол веревки, и крики Стаббса стихли.

— Что ты с ним сделал? Он не дышит, — испуганно произнесла девочка и попятилась назад.

— Ничего особенного. Просто временная остановка сердца. Мерлин, да не бледней ты так, Вильямс. Я не собираюсь становиться убийцей, — полным сарказма тоном произнес Том и рассмеялся.

— Зачем ты это делаешь? Ему же больно и страшно, — осведомилась Эмили, немного взяв себя в руки.

— Больно? Страшно? Вильямс, ты себя со стороны слышишь? Скажи, что ты испытываешь, когда они тебя бьют? Для них твой страх это власть. Они уйдут и забудут о тебе. А ты, ты будешь помнить...

— Но мисс Данерс говорит, что мы должны быть терпимы к ближнему своему и учиться прощать… Это и есть путь к добродетели… — начала было девочка, но ее перебил Том.

— Да, что она говорит? Ты думаешь, если бы существовало твое добро, мы бы были здесь сейчас? Опомнись, Вильямс. Для таких, как она, мы — пустое место. Твоя Данерс никогда не будет на нашем месте. Она станет пить чай и мило беседовать с полковником Фостером, рассказывая, как чудесно идут дела в приюте. Ты думаешь, мне приятно его пытать, марать руки об это отребье? Это необходимость. Он и ему подобные никогда не остановятся, до тех пор, пока ощущают свою власть. Страх за свою шкуру — это единственное, что может их остановить. Запомни, Эмили. Добродетели не существует. Есть лишь справедливость и власть. Это закон жизни. А быть палачом или жертвой решать тебе, — его голос был пропитан едкими интонациями и одиночеством. Эмили подошла и положила руку на его плечо.

— Почему ты все время называешь меня игрушкой? — с любопытством произнесла она.

— Просто я так хочу… — прошептал Риддл, и снова сделал пасс рукой, возвращая к жизни Стаббса. Эмили лишь, молча, кивнула и отошла в сторону.

— Теперь все будет по-другому, — прошептала она в пустоту. А затем повисла тишина. Лишь волны пещерного озера бились об острые камни…»

Комментарий Автора: Жду отзывов, спасибо, что вы со мной уже почти пол года.

P.S Что вы думаете о Риддле?)