Ведьмино отродье (hag born) (джен)

Чтобы хоть как-то себя занять и совсем не издергаться от пустого ненужного беспокойства за предстоящий учебный год, он в тот же вечер занялся ревизией новоприобретенной книги и до поздней ночи сидел в своей палатке, перелистывая страницы. Часть глав, касающихся магических домов, он просто пролистал, потому что у него не было магического дома, и их он решил посмотреть позже. Главы, касающиеся ухода за детьми, его заинтересовали, но в ходе чтения он моментально наткнулся на незнакомые термины вроде "сопряжения чар" и тому подобных, а многие действия требовали "консультации с медиведьмой либо опытной женщиной", доступ к которой у молодой колдуньи-матери, видимо, был, но у Гарри он отсутствовал, поэтому такие главы тоже приходилось пролистывать. Часто он натыкался на использование зелий. Правда, там описывалось лишь название и способ применения, а сами зелья предлагалось купить у зельеваров, но с зельеварением Гарри в любом случае не дружил, да и чего хотеть от справочника по домоводству? В инструкции к маггловской газовой плите тоже написано, как ей пользоваться, но не как сделать ее в гараже из подручных материалов. Для этого есть другие книги и другие люди. Некоторые места выглядели перспективно, и Гарри заложил их полосками бумаги, чтобы потом, на свежую голову, прочитать более внимательно, тем более, что среди них он увидел знакомые ему чары Воды, Чистящие, Моющие и прочие, бывшие в программе первого года обучения или показанные ему Элайн. Вымотавшись окончательно и не пролистав даже половины, он наконец бросил всё на стол и лег спать, решив продолжить завтра после завтрака и проверки почты: кто-то из друзей (особенно самый страждущий и ответственный) уже вполне мог ответить.

Утром Гарри неспешно позавтракал, взял метлу, Мантию и отправился к "почтовому дереву", как он сам его назвал. По прибытии он привычно окинул взглядом дерево и замер: рядом с его почтовым дуплом кто-то сидел. Гарри затруднился определить, что это была за тварь: маленький, тощий, лишённый шерсти. Его можно было принять за животное, но существо было одето в какую-то тряпку, намотанную на его тощее тельце. Оно имело огромные уши и не менее огромные глаза, из чего Гарри предположил, что оно, вероятно, обладало хорошим зрением и слухом. Прежде такого страшилища видеть ему не доводилось, и он с досадой подумал об огромном пробеле в своих знаниях. Существо не выглядело ни сильным, ни опасным, но первое впечатление могло быть обманчивым. Элайн, к примеру, тоже не выглядела сильным и могучим хищником, а между тем она была хагой, и все учебники единогласно признавали ее смертельно опасной. По описанию сидевшая на дереве тварь подходила под гриндилоу, только что водяному чудищу делать на дереве? Да и длинные руки твари, кажется, не несли когтей, а длинноносая глазастая рожица даже выглядела разумной. Гарри не знал, действует ли на эту тварь магия. Он вспомнил опыт борьбы с троллем, который, будучи устойчив к воздействию чар, был сражен ударом дубины, и решил не рисковать. Он отлетел подальше и, стараясь не шуметь, достал из кофра под собой дубину со стальным оголовком, после чего принялся медленно подлетать обратно. Монстр беспомощно покрутил своей уродливой ушастой головой. Гарри заметил на его подвижном лице выражение отчаяния и приостановился, не зная, что предпринять. Тварь выглядела такой убогой и безобидной, что ему стало жаль её. Он вовсе не хотел теперь бить ее по голове, и подумал, что, может, стоит подождать, пока она сама уйдет. Не будет же это ушастое чудо сидеть тут вечно? Единственное, что его беспокоило, так это факт того, что существо оказалось именно на его дереве и вело себя так, словно оно тут кого-то ищет. А кого может искать магическая тварь на дереве, которое сам Гарри зачаровал на свой след именно для того, чтобы совы могли приносить сюда почту? Гарри висел под Мантией на метле и не знал уже, что и думать. А затем одновременно случились две вещи. Во-первых,ущастый пришелец горестно пропищал что-то (Гарри отчеливо видел, что губы существа шевелись, то есть оно определенно владело речью), еще раз с отчаянием огляделся, достал из складок своей затасканной тряпки-одежды тоненькую стопку писем и трогательно прижал их к груди. Во-вторых, как только Гарри осознал, что письма у неизвестного существа, сидящего на верхушке дерева посреди леса, могут быть только из его, Гарри, почтового дупла, и проклятая тварь, вероятно, попросту вытащила их оттуда, таинственный почтовый вор исчез с тихим хлопком. Презрев всякую осторожность, Гарри с отчаянным воплем ринулся к ветке и, не помня себя от ярости, ударил дубиной по тому месту, гле только что сидел маленький монстр. Увы, но хлопок был вовсе не странным эффектом маскировки — существо и в самом деле исчезло без следа.

— Верни письма, тварь! — выпалил Гарри, понимая, что кричать сейчас бесполезно.

Он в отчаянии обшарил дупло, ничего там не найдя, и полетел домой. Кажется, ничего страшного не произошло: да, какая-то магическая тварь выследила его, придя по его следу или следу совы, неважно. Да, она, видимо, украла его письма. Но выследить Гарри она, очевидно, не смогла, под Мантией его не почуяла, и он, таким образом, был в безопасности. Эти мысли несколько успокоили Гарри. Оставалось понять, что можно было узнать из его писем, для чего нужно понять, от кого те могли быть. Определенно не от Элайн, она не пользовалась совами, да и зачем — у них были табулы. Вряд ли это был Люпин — они виделись недавно, и вряд ли бы он написал что-то критическое. Но проверить не мешало бы. Это могли быть письма Рона или Гермионы, но в них вряд ли было что-то компрометирующее. Разве что Рон прямым текстом написал о событиях конца учебного года. Но Гарри слабо представлял, зачем его другу это делать. В конце концов, он пришел к выводу, что ничего серьёзного в тех письмах не могло содержаться, и непосредственной опасности они не несли. Единственной проблемой могло быть письмо от Дамблдора или МакГонагалл, на которое он обязан был ответить. Но Гарри сомневался, что удостоился персонального письма. А если письма рассылали всем ученикам, это легко можно будет выяснить у Элайн, ведь в этом случае ей тоже должно было прийти такое.

Вернувшись к себе, он немедленно взялся за табулу и сообщил, что какая-то лысая тварь в виде уродливого полуголого человечка с ушами летучей мыши и размером с собаку, похоже, выследила его и украла его почту. Элайн, в отличие от него, кажется, частенько была занята и не проверяла табулу каждые полчаса, поэтому он успел приготовить себе еду, поесть и немного успокоиться.

"Похоже на домового эльфа. - прочитал он наконец торопливые строчки на табуле, — Они — рабы в старых чистокровных семьях, но самое большое количество работает в Хогвартсе. При порабощении на них был наложен гейс⁽¹⁾ — служить волшебникам и не причинять прямой вред их жизни и жизни любых разумных и их детей. Но будь предельно осторожен — даже такой строгий гейс легко исказить. Убить — не убьет, но эти существа опасны: гейс не запрещает найти тебя и удерживать силой до прихода их хозяев. Немедленно перенеси маячок, если еще не перенёс. Приклей зельем, только не сам маячок, чтобы оторвать в случае чего. И старайся теперь не оставаться долго в одном месте — вдруг он опять попробует тебя выследить. И предупреди Ядвигу."

Гарри яростно почесал голову. Он никогда не замечал подобных лупоглазых тварей в Хогвартсе. Хотя с другой стороны, как теперь выяснилось, по замку кто только не бродил за все эти годы, начиная с полувеликанов и неизвестных убийц магглорожденных девочек и заканчивая троллями, почти бессмертными личами, оборотнями и анимагами, скрывающимися непонятно от чего. На этом фоне какие-то домовые эльфы были сущим пустяком. Может, поэтому Дамблдор не хотел оставлять его в замке на лето? Может, ученики там могут безопасно находиться только до июня, а потом все бегут из замка, чтобы всякая нечисть не растащила их кишки по коридорам? Его даже передёрнуло от таких мыслей, и он решил непременно узнать об этом попозже у Хагрида или Флитвика, а может, даже Дамблдора, если набраться наглости или директор опять попадется ему в каком-нибудь темном углу.

"Как именно ее предупредить?" - написал он.

"Ты — ее хозяин, — пришел ответ, — тебе виднее. Как ты в прошлый раз с ней говорил, так и сейчас скажи. Хоть мозгов у неё нет, но иногда они умнее нас.

P.S. Ты, кажется, опять вляпался."

С последним утверждением Гарри был полностью согласен, но сделать ничего не мог.

Маячок он запаковал в кусок пластиковой пленки, слетал в соседний городок и приклеил Клеящим зельем снаружи к мачте телевышки вблизи ее верхушки. С проходящей внутри мачты лестницы его было не разглядеть, а снаружи — Гарри надеялся, что снаружи на такой высоте магглы бывают очень редко, ведь они не умеют летать.

Вернувшись на полянку, он потратил десять долгих минут на попытки обращения к Ядвиге, пока ему не пришло в голову, что в прошлый раз она "проснулась", чтобы отреагировать на боль от лопаты и еду. Кусок бекона сделал свое дело, и в сознание стоящего у грибного круга Гарри вновь вторглись нереальные дрожащие картины голода. Закопав бекон среди грибов, Гарри усиленно вспоминал ушастого уродца и думал об его опасности. Ядвига разродилась чередой мутных быстрых картинок каких-то птиц и грызунов, возникающих в разных концах леса по периметру поляны, и ощущением настороженности в конце, из чего Гарри заключил, что ему пытались предоставить своего рода отчет о существах, бродивших поблизости, и что Ядвига, вероятно, поняла, что ей нужно делать. Элайн сказала, пишогу можно доверять больше, чем себе, а ничего лучше у Гарри все равно не было. Да и если подумать, Ядвига добросовестно исполняла свою роль сторожевого пса, ведь похожее на эльфа существо его так и не нашло, видимо поэтому оно и караулило Гарри у дерева, надеясь, что тот непременно явится за почтой. Эльф, кажется, не учел только того, что Гарри будет невидим и спустится с небес. Ну и сам появился слишком рано, потому что Гарри не торопился забирать почту в этот день, ведь лег он поздно и спал долго.

Подозрительность его обострилась и дошла до своего пика к вечеру. Он решил взять за правило патрулировать окружающую местность по вечерам, просто на всякий случай, чтобы убедиться в том, что хозяева этого эльфа не явились, чтобы попытаться найти Гарри самостоятельно. Конечно, это мог быть хогвартсовский эльф, которого прислал Дамблдор, но ведь это мог быть и эльф, принадлежавший старой чистокровной семье, а по словам Хагрида, именно среди таких было много сторонников Тёмного лорда. Поэтому Гарри собирался тщательно, беря с собой не только Мантию, бинокль и палочку, но и чудесную обувь хаг, нож, а в кофре под метлой лежали наготове бутылочка Совиного Взора, некоторые из лекарственных зелий в отдельной сумке, чтобы не перепутать, и дубина, оставленная Элайн. Во время этих разведывательных полетов Гарри решил вообще не опускаться на землю и даже не останавливаться в полете, непрерывно находясь в движении, и считал, что был неуязвим и готов ко всему. Пусть он не так силен и быстр, как хага, но попробуй его теперь найти, а потом поймать! Воодушевленный этими мыслями он отправился в ночной дозор. Отсутствие признаков выслеживающих его врагов подействовало настолько успокаивающе, что назад он вернулся уже в хорошем настроении и смотрел на будущее с оптимизмом, ведь смотреть было на что — приближался конец июля, а вместе с ним и его день рождения, который он планировал отметить как положено. Ну или у моря — всегда можно начать новую традицию, кто ему запретит?

Так прошло несколько дней, в ходе которых Гарри разучил пару новых чар из книги и теперь мог одним движением палочки чистить и потрошить рыбу (и теперь бы не чувствовал себя олухом на рыбалке — для него это было важно, ведь он собирался порыбачить с Элайн в самом скором времени), и месить тесто. Последние чары он испытал на продукции своей крошечной мукомолки и был вполне доволен результатами, да и появление в меню лепешек и оладий самого дикого вкуса и состава (первое время в мукомолку попадало буквально всё) приятно радовало. Свои выходы на природу он решил вообще свести к минимуму, и улетал теперь только ради необходимого колдовства вроде наложения моющих и чистящих чар и разучивания чар для готовки, да и их старался творить, не снимая Мантии и держа метлу наготове. Теперь он больше не валялся беспечно на солнышке кроме как на своей полянке, хотя последнее его ужасно раздражало: променять одну тюрьму на другую в его планы не входило, душа его жаждала свободы, как парус — ветра. Поэтому в конце каждого дня он облетал свои "владения".

В этот вечер после заката Гарри как обычно отправился в свой патруль, как он сам для себя его назвал. И как обычно, с ним были его Мантия, бинокль, а под метлой на упряжи висел его верный кофр с зельем Совиного взора и дубиной, с которыми он, после кражи почты, решил не расставаться. Облет его обширных "земель" не принес ничего нового, и он, опять же как обычно, отправился к Литтл Уингингу.

Зарево пожара в ночном небе, подсвечивающее багровыми и оранжево-красными всполохами клубы густого черного дыма, поднимающегося над рядами аккуратных коттеджей, он увидел ещё издалека. "Вот чёрт! — думал Гарри, набирая высоту, — Горит где-то рядом с нами." И чем ближе он подлетал, тем яснее становилось, что пожар бушевал на Бирючиновой улице. В душе Гарри шевельнулось беспокойство, и он взмыл еще выше, замедляясь еще сильнее.

Полыхал дом Дурслей, и сердце Гарри ухнуло куда-то вниз. Огонь горел уже довольно вяло, из выбитых окон валил густой дым, и в этот дым хлестали струи воды из брандспойтов, которые держали многочисленные пожарные. Отсюда, с высоты, хорошо было видно сразу несколько пожарных машин, освещенных пламенем горящего дома, размотанные шланги, крошечные фигуры пожарных, безжалостно топчущие садик и клумбы, над которыми всегда так суетилась его тётя. На улице уже собралась огромная толпа зевак, которых, видимо, держали подальше полицейские — Гарри видел как минимум одну патрульную машину. Недалеко от дома стояла машина медиков с яркой желто-зеленой расцветкой на бортах, и вокруг нее толпились какие-то люди, очевидно, находящиеся там по службе. Гарри с ужасом и растерянностью завис в небе, не зная, что ему делать и как поступить. Пытаться тушить пожар магией? Но как? Его жалкие чары Воды не затушат даже хороший костёр. Элайн уже использовала при них с Роном чары Гашения, но Гарри сейчас с отчаянием понял, что сам-то он их никогда не применял. А что, если дом уже не спасти, а он своими действиями приведет себя к нарушению Статута на глазах у целой толпы и, чего доброго, Азкабану или огромному штрафу? Не говоря уже о том, что его здесь сейчас вообще не должно было быть, или он должен был быть в доме. А что, если решат, что именно он сжёг дом своих родственников, возможно вместе с ними?! Что, если его обвинят в убийстве и бегстве с места преступления?! Он выхватил бинокль и приложил его к глазам, наведя оптику на машину медиков. "Как там его, это заклинание?! — в ярости шептал он, пытаясь справиться с дрожью в руках, отчего и без того тусклая картинка скакала перед глазами, — Дефламмо? Кажется, Дефламмо! Или нет?!" Наконец, ему удалось справиться с дрожью, подсунув под локоть колено и опасно скорчившись на метле в безумной позе. Вокруг машины медиков стояли люди в форменной одежде, образовав странный полукруг, причем все стоящие не смотрели в него, словно там ничего и не было. Внутри полукруга стояли двое людей чрезвычайно знакомого вида — они были одеты в строгие официальные мантии. Гарри видел, как они подняли палочки, навели их на дом, и пламя начало угасать. Кажется, они синхронизировали колдовство с движениями пожарных, потому что затухание пожара выглядело хоть и быстрым, но вполне естественным. "Магглоотталкивающие чары! — догадался Гарри, — они окружили себя магглоотталкивающими чарами и тушат дом!" Он поспешно выхватил из кофра под собой бутылочку с зельем Совиного Взора, сделал щедрый глоток и сдвинул очки на лоб. Мир вокруг стал ярче и чётче. Немного успокоенный тем, что от него теперь никаких действий не требуется, он снова прильнул к окулярам. Посреди заколдованного неизвестными волшебниками пространства теперь появился третий, Гарри не заметил, откуда он взялся, но появился он явно недавно, потому что один из волшебников опустил палочку и, кажется, принялся говорить что-то появившемуся. Этот новый, не слишком высокий и коренастый, был одет в просторный черный плащ, длинные темные с проседью волосы на голове свисали неопрятными прядями, обрамляя лицо, с такого расстояния кажущееся каким-то пятнисто-полосатым — даже в бинокль и под действием зелья Совиного Взора он не мог толком рассмотреть с такого расстояния. Человек в черном плаще двигался резко, порывисто, во всем его облике чувствовалась сила и уверенность, хотя при ходьбе он опирался на трость и сильно припадал на одну ногу. Гарри решил, что это, видимо, и есть те самые авроры — аналоги волшебных полицейских, которые, вероятно, прибыли сюда, чтобы решить возникшие проблемы. Порывистый тип в черном плаще внезапно вздернул голову и обернулся в сторону Гарри. Мальчик с ужасом нырнул вниз, едва не выпустив из рук бинокль, чтобы крыша ближайшего коттеджа скрыла его из виду. Конечно, до этого дня Мантия отца еще ни разу не подводила его, но кто знает, что там за магия есть в арсенале авроров. Отлетев на приличное расстояние, он вновь вылетел так, чтобы видеть происходящее в просвет между домами.

Перед "черным плащом" стоял его дядя, Вернон Дурсль, одетый в испачканную сажей пижаму и, судя по всему, бешено орал. Гарри видел, что волшебников это нисколько не смутило — "черный плащ" резко взмахнул палочкой и дернувшийся было Дурсль внезапно замер, безвольно опустив руки. "Дядя жив," — констатировал про себя Гарри. Из машины медиков выскочила Петунья, такая же грязная и всклокоченная, и с умоляюще выставленными вперёд руками кинулась между дядей и "плащом". Конечно, с такого расстояния ровным счётом ничего не было слышно, да и помимо магглоотталкивающих чар наверняка были еще и глушащие звук, во всяком случае, магглы вокруг абсолютно никак не отреагировали на происходящее. "Тетя жива," — с какой-то отрешенностью подумал Гарри, глядя на то, как с мольбой протягивая к волшебникам руки, его тетя загораживала собой Вернона, отталкивая его спиной обратно к машине. Эта искренняя самоотверженность вызвала в Гарри какое-то острое щемящее чувство, нечто между тоской и завистью. Из машины робко высунулась закутанная в плед фигура, похожая на двуногую свинью, и тотчас нырнула обратно, стоило одному из волшебников обернуться. "Дадли жив," — подытожил Гарри. Петунья, то ли осмелев, то ли полностью отчаявшись, схватила Вернона за руку и поволокла его к машине, отставив вторую руку в сторону, чтобы быть одновременно между "черным плащом" и, в этот раз, Дадли. Гарри внезапно пришло в голову, что, вероятно, и его мать так же бросалась навстречу Волдеморту, чтобы стать между ним и Гарри. Память услужливо подкинула ему его извечные ночные кошмары — шум, грохот, женский крик и слепящий зеленый свет.

"Черный плащ" махнул палочкой, и Вернон очнулся от своей безучастности. Однако теперь он, кажется, лишился всей своей воинственности, потому что сгреб жену в охапку и кинулся с ней в машину медиков. "Чёрный плащ" тотчас отвернулся от них и, кажется, снова принялся разговаривать с волшебниками, которые уже закончили колдовать. Огонь к этому времени потух, пожарные, выбив дверь, проникли внутрь дома, затащив туда шланги; и в окнах, в клубах дыма и пара, сейчас мелькали их фонари и каски. Перед глазами Гарри все затуманилось, и он машинально протер глаза, тупо и заторможено удивляясь, с чего бы действию зелья кончиться так рано. Все лицо его было мокро, и глаза полны слез. Он снова яростно протер глаза, но продолжал плакать, сам не зная почему. "Бежать," — всплыла в его мозгу простая и ясная мысль, и он, разом подчинившись, ей, развернул метлу и рванул прочь из города, не разбирая направления, лишь бы быть подальше отсюда, подальше от дома, который никогда не был его, и семьи, к которой он никогда не принадлежал.

Первой его мыслью была конечно же мысль о нападении приспешников Тёмного лорда, которую он тут же отверг, потому что вряд ли такие безжалостные враги пожалели бы Дурслей, которые были целы-целехоньки. Он вспомнил об ушастой твари — домовом эльфе — и об их гейсе. Сжечь дом, спася жильцов, вполне вписывалось в него, ничего формально не нарушая. Гарри со вновь проснувшейся злобой сжал рукоять Нимбуса. "Надо было проломить ему тогда его тупую маленькую башку!" — подумал он.

Он пришел в себя в нескольких милях от города, когда прохладный вечерний воздух Южной Англии иссушил его слезы и охладил пылающий лоб и уши. Сейчас он находился неподалеку от того места, где росло его почтовое дерево, уже напрочь себя дискредитировавшее. Он решил навестить его, но помня о том, что это самый простой, а возможно, и единственный способ его выследить, сделал это с максимальной осторожностью — он подлетел со стороны и принялся обшаривать окрестности взглядом через бинокль, не приближаясь к самому дереву. На дереве никого не было, во всяком случае, даже его усиленные Совиным Взором глаза ничего не видели. Он опустил бинокль ниже, рассматривая места между кустами, откуда можно было легко наблюдать за "его" деревом. Убывающая луна, теперь яркая для его зрения, прекрасно освещала окрестности, и в ее желтом свете он увидел стайку комаров, беспорядочно вившихся вокруг пустого места рядом с невысоким кустом — места, в котором сам Гарри стоял бы, если бы хотел увидеть, кто захочет забрать его почту из дупла: оно было в тени, а раскидистое "почтовое дерево" Гарри, напротив — на виду. Сердце его замерло. "Вот черт! — подумал он, — Следопыт! Это следопыт! Колдун-следопыт под невидимостью!" Ему сразу захотелось запустить в странное место каким-нибудь заклятием или хотя бы наколдовать чары Обнаружения, чтобы проверить, так ли хороша невидимость неизвестного мага по сравнению с его Мантией, но тотчас передумал, вспомнив слова Элайн о ложной цели. Да и неизвестно, сколько тут невидимых людей. Осторожно, стараясь лишний раз не дышать, он развернул метлу и полетел к своей полянке, петляя и меняя направление просто на всякий случай. Мысль о засаде снова пришла ему в голову, но поведение неизвестных волшебников у его дома было скорее похоже на поведение официальных властей, прибывших разобраться в ситуации. Внезапно ему пришло в голову, что он зря строит теории заговора, а дом мог загореться случайно или по причине скудоумия его кузена, который мог, к примеру, тайком учиться курить у себя в комнате, а магические полицейские авроры сейчас пытаются понять, куда делся Гарри Поттер, который тут обитал. Правда, это означает, что за домом следили, во всяком случае за такими происшествиями, как пожар. Он даже замедлился, думая, не стоит ли сдаться. За побег из дома ему наверняка влетит, а если сдаться сразу, то, может, влетит не так сильно. Но потом ему подумалось, что это ведь волшебный мир, и кто знает, что тут за правила насчёт побегов. Эти правила могла знать Элайн, а значит, нечего пороть горячку, и надо писать ей. А сдаться можно и утром, уж это-то он всегда успеет. Тут ему пришло в голову, что выслеживать его может и не одна группа людей, и еще неизвестно, кто из них окажется аврорами. С этими невеселыми мыслями, роящимися в его голове не хуже комаров вокруг таинственного следопыта, он опустился в круг Ядвиги.

Их с Элайн табула была непуста:

"Гарри, ты где?

По Косой ходят люди, ищут Гарри Поттера. Даже в Лютном бродил какой-то мутный хлыщ, интересовался, видели ли тебя тут. Кажется, его зовут Флетчер, и он вроде как из здешних обитателей. Говорит всем, что он — старый друг твоей семьи, но не думаю, что твои родители знались с такими людьми — об этом человеке известно только, что он не сидел в тюрьме, но почему не сидел — неизвестно. Выглядит он подозрительно. Тебе надо залечь на дно. Не отсвечивай пока."

Отпечаток ногтя свидетельствовал о подлинности сообщения. Ощущение того, что его обложили как волка в логове, как ни странно, вернуло ему хладнокровие. "Охота на Гарри началась, — подумал он, чувствуя какое-то дежавю, — Ну, это хотя бы живые люди, а не одержимые мертвыми духами полуличи-полуинферналы. Не думал, что радоваться придется только этому." Грустно усмехнувшись самому себе, он кинул в печь охапку веток, поставил на плиту чайник и начал писать ответ тут же, не отходя от плиты. Быстро, торопливо, пропуская глаголы и наплевав на знаки препинания, он изложил всё, что с ним только что стряслось. Элайн видимо держала табулу поблизости, потому что ответила сразу.

"Придется идти к Дамблдору. Немедленно. Вариантов лучше, боюсь, нет. Он — сильнейший из тех, кто тебе не враг, а потенциальные враги тебе сейчас не по зубам."

"Как? — накорябал в ответ Гарри, — Отправить ему письмо совой? Для этого мне надо в Лондон. Или лететь сдаваться тем людям, что пугали Дурслей? Я им не доверяю."

На этот раз ответа пришлось подождать. Гарри успел даже начать есть сэндвич.

"Некогда писать письма. Отправляйся в Лондон прямо сейчас. С метлы не слезай до самой Косой аллеи, а по прилёту — в "Дырявый котёл", сразу к камину. Нигде не останавливайся, ни с кем не говори, надень мантию с капюшоном, если сможешь — другую Мантию, понимаешь? Мы тебя тут встретим и отправим в Хогсмид. Мы сейчас уже идём."

Гарри воспрял духом, спешно дожевал сэндвич, собрался, как ему советовали, и, свернув палатку, сунул её в кофр под метлой.

— Не скучай, Ядвига, — сказал он, потрогав тонкие шляпки поганок, — Не знаю, когда вернусь. Надеюсь, ты пока сыта. Постараюсь выбраться до сентября, в крайнем случае, на рождество. Береги себя.

Он накинул на себя и Нимбус Мантию-невидимку и поднялся в воздух, взяв курс на Лондон.

"Вот тебе, братец, и день рождения на море, — расстроенно думал он, набирая высоту, рассудив, что чем выше, тем тяжелее его будет найти или настигнуть, — Придется праздновать его с Дамблдором. Ну, зато узнаю, где он живёт. Может, в Годриковой впадине. Припру тогда его к стенке расспросами. А если в Хогвартсе, то отпраздную с Хагридом. Даже ещё лучше. Он весёлый. Надо насчёт Элайн спросить, можно ли ее пригласить. Дадли приглашал на день рождения своих придурковатых приятелей, почему мне нельзя?"

Только сейчас он понял, что Элайн, отправляя его в Лондон таким детективным способом, написала: "Мы", и следовательно, будет не одна. Очевидно, она попросила своего отца. Помощь взрослых была бы нелишней, а выбор у них невелик. У Гарри так вообще никого из взрослых волшебников в друзьях не было, не считая Хагрида и Люпина, но где их сейчас искать? "Интересно, что она ему рассказала? — размышлял он, вглядываясь в ночную землю далеко под ним, — Опять только часть правды? Хотя тут сколько ни расскажи, ребенку ясно, что я влип в историю. Догадался ли он, что мы дурачили его всё лето? Неловко выйдет, если да. Человек он вроде хороший."

Гарри приземлился на глухом заднем дворе "Дырявого котла". Никто не входил на Косую аллею и не выходил из нее, что, наверное, было неудивительно, учитывая, что сейчас была середина недели, а время — давно за полночь. Он поднял метлу, громоздкую из-за висящего в сбруе кофра, и, неуклюже ковыляя со всем своим добром под Мантией и одновременно стараясь не шуметь, прошел в паб через заднюю дверь. Старые броги Элайн с мягкой подошвой, в которых он летал в свои дозоры, тут оказались очень кстати. В "Дырявом котле" было на удивление тихо и пустынно, только за барной стойкой стоял бессменный владелец, все так же протирая стакан грязной тряпкой, а за дальними столиками располагалась пара-тройка компаний каких-то мутных личностей. Поздние посетители сидели вокруг столов тесными кружка́ми, не снимая капюшонов, так что лиц их было толком не видно, лишь носы и подбородки выступали из тени, и, кажется, играли в какую-то карточную игру. Игра шла молча и сосредоточенно. Удивительный контраст с тем вечером, когда тут музицировали дворфы. Сейчас "Дырявый котел" походил на какой-нибудь притон мафии из старых американских фильмов. Гарри осторожно, стараясь не шуметь, прокрался мимо бармена и просочился в боковой проход, ведущий к помещению с камином.

В дальнем углу за столиком сидела Элайн в своей длинной мантии с капюшоном, натянутым до самых бровей, но нижняя часть лица была видна, и это без сомнения была Элайн. Рядом с ней располагалась массивная фигура в мешковатом балахоне из грубой серой ткани, которая сидела за столом, сгорбившись и спрятав руки в рукава, но даже так занимая целиком одну сторону стола. Перед ними стоял чайный сервиз: большой заварник, сахарница, сливочник и несколько чашек. Большой капюшон целиком прятал внешность соседки Элайн, а то место, где должно было быть лицо, скрывала непроглядная мгла.

"Вот чёрт!" — удивлённо подумал Гарри. Он совсем забыл, что выбор взрослых в волшебном мире у Элайн ограничен не только ее отцом. Он замер, но в этом уже не было смысла: и Элайн, и носительница балахона повернули к нему головы. Он понял, что его услышали, а стоящий у входа невидимка в полупустом пабе посреди ночи мог напугать тех, кого точно не стоило пугать. Поэтому он осторожно снял с себя Мантию. Элайн улыбнулась и махнула ему рукой, приглашая к столу.

— Это тётя Ран. Тетя, Гарри Поттер. Тот самый.

Капюшон приподнялся (Гарри успел заметить два светящихся желтых зрачка в угольно-черной тени под капюшоном) и качнулся от кивка. Мальчик поклонился в ответ как можно вежливее и на всякий случай добавил:

— Здравствуйте.

— Садись, Гарри, — сказала Элайн, указав на стул рядом с собой.

Элайн оказывалась между Гарри и той самой теткой, что самого Гарри очень обрадовало. Он осторожно сел, стараясь не выказывать эту свою радость явно.

Пахло свежезаваренным чаем. А еще морем, мокрой травой и чем-то вкусным, тепло-карамельным, и Гарри невольно начал дышать глубже.

— Ничего нового не случилось? — поинтересовалась Элайн, — Тут пока всё тихо. Если очень хочешь пить, пей сейчас. Ужинать уже не будем. Время терпит, но лучше не затягивать. Сам понимаешь. Как окажешься в безопасности — напиши, что да как. Хорошо?

— Угу, — кивнул Гарри.

Приятный запах, исходивший непонятно откуда, усилился, и у Гарри даже немного закружилась голова. Он внезапно почувствовал покой и легкость, а напряжение, в котором он находился последние пару часов, начало отступать, словно всё, случившееся с ним, произошло неделю назад.

У входа послышались шаги, твердые и уверенные. В темный зал вошел мужчина и, не оглядываясь по сторонам, сразу направился к их столику. Казалось, он был точно уверен в том, кого найдет здесь и кого не найдет. Неизвестный был довольно рослым и крупным, лет около тридцати с небольшим — как говорится, в самом расцвете сил, с породистым, по-мужски привлекательным лицом, одетый в дорогую, ладно сидящую мантию и обутый в новенькие ботинки из драконьей кожи, Гарри теперь сразу узнавал такие, знак достатка. В руке у него была палочка. Уверенный мужчина остановился перед их столиком и строгим командным голосом отчеканил:

— Мистер Поттер? Вам надлежит немедленно проследовать за мной.

— З-з-зачем? — тихо спросил Гарри, испуганный внезапностью его появления.

— Приказ Аврората — доставить вас в безопасное место. Ради вашей безопасности.

То ли что-то в лице, то ли в манере держать себя его выдало. Гарри почувствовал, что мужчина сам напряжен и очень нервничает. Что-то было не так, совсем-совсем не так.

— А можно взглянуть на этот самый приказ? — встряла в разговор Элайн, пытаясь незаметно опустить под стол правую руку — И почему вы не в форме?

Тут неизвестный не выдержал, шагнул к столу и, слегка наклонившись, направил палочку Элайн в лицо:

— Послушайте-ка сюда, болотные твари...

Адреналин молотом ударил в голову Гарри. Еще никогда беда не была от него так близко. Время словно замедлилось: он необыкновенно отчетливо видел перед собой крепкую мужскую руку, сжимавшую в холеных пальцах волшебную палочку эбенового дерева, блестевшую лаком, с затейливой резьбой на рукояти, видел бледное вытянутое лицо Элайн, сделавшееся еще длиннее и бледнее. Сидевшая за ней фигура в балахоне качнулась, вскидывая широкие бесформенные рукава. Когда-то давным-давно, по телевизору, Гарри видел игру на арфе, тогда арфистка так же качалась взад и вперёд, в то время как руки ее летали по струнам. Сейчас он, казалось, наблюдал жуткое, нечеловеческое подобие той игры. Белоснежная женская рука изящно скользнула по запястью мужчины. Гарри успел лишь краем сознания поразиться ее внушительным размерам: как будто мама взяла непослушного карапуза за ручку, выводя из песочницы. Длинные пальцы сжались, раздался отвратительный влажный хруст, и кисть мужчины с палочкой выгнулась едва ли не в обратную сторону, а рукав смялся будто бумажный. Рывок — и незнакомец навалился на стол, рефлекторно выставив вперед левую, непострадавшую, руку. Сбитая пустая чашка покатилась по столу в сторону Гарри. Вторая обнаженная женская рука в вихре взметнувшейся мешковины легко, даже нежно, легла на его голову; огромные ровные пальцы с ногтями, ярко окрашенными алым лаком, закрыли сразу половину головы, ласково обняв затылок, продолжая этот быстрый и жуткий аккорд. Гарри отрешённо успел подумать, что ведь тети Элайн — женщины, и, наверное как и все женщины, иногда красят ногти, волосы или ещё что... Элайн кажется что-то говорила про нее, что-то там про лицо и ногти...

БАМ!

И с неуловимо быстрой легкостью и грацией огромная ладонь впечатала лицо мужчины в стол, прямо в заварник. Густая заварка и осколки фаянса брызнули во все стороны, зазвенели по полу; тяжелый деревянный стол подпрыгнул от удара. Прекрасные руки приподнялись в дирижерском жесте, еще большее сходство этому придала черная эбеновая палочка, зажатая между большим и указательным пальцем, казавшаяся маленькой словно карандаш. Обмякшее мужское тело сползло со стола, оставив кровавые полосы, и с глухим шумом повалилось на пол словно мешок картофеля.

Гарри и Элайн вскочили на ноги. Фигура в балахоне мягко поднялась во весь рост, высокая, очень высокая, выше Дамблдора; пожалуй, лишь Хагрид был еще больше нее. Непонятно было, как такое рослое существо до этого момента вообще могло сидеть, настолько согнувшись. Сейчас она напомнила Гарри миссис Малфой, когда-то виденную на улице: та же отстраненная горделивая красота; Афродита, задрапированная в грубую холстину вместо морской пены. Элайн кинулась к тетке и, прижавшись, крепко обняла ее за талию. Балахон натянулся, очертив полукружия груди, под которые уткнулась голова девочки. Ран возвышалась над ней как башня, памятник женственности и силе. Она приобняла Элайн за плечи — широкие длинные рукава снова скрыли ее руки до самых ногтей, оставив лишь блестевший кончик палочки — и что-то говорила своим певучим контральто, а Элайн быстро отвечала дрожащим голосом на незнакомом языке. Наконец она отстранилась от своей тетки, смущённо взглянула на Гарри и, шмыгнув носом, обошла вокруг стола и наклонилась к телу неизвестного, грубо перевернув его на спину. Гарри шагнул было к ней, но поспешно отвернулся — лицо мужчины превратилось в кровавое месиво, перемешанное с осколками фаянса; ему стало дурно и едва не стошнило. Элайн же окончательно успокоилась и, еще раз шмыгнув носом, уже вполне спокойным, деловитым голосом произнесла:

— Глаза-то уж всё, ни на что не годны. А зубы целы. Ты посмотри, какие ровные!

Стройное существо подняло руку, её пугающе красивая ладонь с алыми ногтями вынырнула из рукава и сделала изящный жест, словно перелистывала книгу или отгоняла насекомое.

— Ну, тётя! — с робким капризом сказала Элайн.

Жест повторился, на этот раз резче и раздраженнее. Гарри понимал, что их выгоняют словно мелкую мошкару, но продолжал глазеть на фигуру в балахоне, под которым угадывались гибкие движения округлого сильного тела. Элайн схватила его за руку и поволокла к камину:

— Пойдем-пойдем, тётя повторять страсть как не любит!

Неуместный сейчас сладкий карамельный запах отвлекал, словно смазывая увиденное. Жуткая картина размозженного лица; труп, безвольной кучей лежащий посреди пустого ночного зала — все это словно соскальзывало куда-то, возвращая внимание к восхитительно прекрасной безмолвной фигуре в балахоне.

— У неё очень красивые ногти, ты знаешь? — начал он.

— Знаю, знаю, — терпеливо, словно больному, ответила Элайн, снова дёргая его за руку, — Маггловский лак, она его почему-то любит. Виры её постоянно его приносят... Идем.

— А духи́...

Ему совершенно не хотелось говорить о каких-то посторонних мужланах в разговоре о столь чарующем первобытном совершенстве. В ушах шумело, перед глазами всё плыло. Происходящее казалось таким нереальным и абсолютно неважным. Что-то говорило ему вернуться обратно, к этой красоте, спрятанной под тьмой балахона, так чудно пахнущей морем, лесом и выпечкой.

— Да зачем ей эти маггловские штучки?! Амортенция пахнет куда приятнее. Давай шагай!

Она продолжала с силой подталкивать его в спину по направлению к камину.

— Эк тебя, дружок, пробрало! А потому что ты тощий, как цыпленок. Много ли тебе надо! Сейчас мы поговорим с одним человеком, выпьем кружечку сливочного и ляжем спать...

Элайн обхватила его за плечи, прижав к нему метлу с кофром и прижавшись сама, и они шагнули в камин. Вокруг них взметнулось изумрудное пламя, и она громко сказала ему прямо в ухо: "Хогсмид, "Хогсхэд⁽²⁾"! Их закружило и понесло сквозь пространство, выкинув из такого же камина в темном замусоренном помещении.

Элайн, не давая ему опомниться, поволокла его по грязному, неприятно пахнущему какой-то скотиной бару, освещенному тусклыми свечами, и принялась подниматься по старой скрипучей лестнице.

— Э! Э! Э! — послышался грубый сердитый окрик сзади, а через секунду их нагнал высокий седой человек, лицо которого показалось Гарри смутно знакомым, хотя он определенно не видел его раньше, — А ну стой! Ты куда его поволокла?!

Элайн обернулась, и седой старик, потянувший было к ним руку, разом ее опустил и остановился.

— Куда это ты его ведёшь? — спросил он уже заметно осторожнее, — И не рановато ли тебе для таких дел? Имей в виду, ваша Старшая обо всем узнает — мне неприятности ни к чему.

— Она знает, мистер Дамблдор, — миролюбиво сказала Элайн (Гарри удивлённо огляделся, но никакого Дамблдора поблизости не наблюдалось), — она вас и порекомендовала как надёжного человека. Нужна комната для молодого человека и сообщить вашему брату.

— Я знать ничего не хочу о делах моего чертова братца, — помрачнев, ответил старик, — И с чего ты взяла, что ему интересна судьба какого-то сопляка? Если у него проблемы, пусть с ними разбираются его родители. Или давай я вызову авроров. Вы их недолюбливаете, я знаю...

Гарри совершенно перестал понимать, что происходит. Он изо всех сил пытался сосредоточиться на происходящем, но сознание упорно уводило его прочь от действительности. Ему всё время казалось, что быть ему следует не здесь.

— Что происходит? — спросил он, — Где мы? Я думаю, нам надо вернуться... Помочь ей. Ей определенно нужна помощь...

— Парень-то совсем ошалел, — укоризненно заметил их собеседник и уставился на Гарри своими пронзительно голубыми глазами (Гарри снова испытал чувство дежавю, хотя в голове его всё перемешалось до невозможности), — Что за дрянь он принял? Выглядит, как будто он хлопнул хороший глоток Амортенции или еще какого вашего дерьма.

— Это был несчастный случай, — пояснила Элайн, — оказался не в то время и не в том месте. Сейчас поспит немного и все пройдёт.

Она вытолкнула перед собой Гарри и бесцеремонно задрала ему челку на лоб.

— Чтоб меня кентавры драли! — воскликнул голубоглазый, — Это же...

— Шшш! — зашипела Элайн, и старик смолк, продолжая озадаченно пялиться на Гарри.

— Я не хочу спать! — воскликнул Гарри, уловивший во всем этом потоке слово "поспит" и понявший только его.

— Тетя сказала, тебе нужно поспать, — мягко, но настойчиво сказала Элайн, — чтобы набраться сил для помощи.

Гарри внезапно со страшной непреодолимой силой понял, что мнение прекрасной тётки очень важно для него, и если уж она сказала, что надо набраться сил, а она наверняка сказала это своим красивым голосом...

— Я и в самом деле немножко устал... — начал он.

— Ну вот и отлично! — делано бодрым голосом перебила Элайн и снова поволокла его вверх по лестнице, выдернув у него из рук тяжелую метлу с кофром.

— Надеюсь, чертов братец заплатит мне за комнату, — проворчал старик, поднимаясь вслед за ними на второй этаж, — Я не собираюсь заниматься благотворительностью, парень, будь ты хоть самим Мерлином.

— Я сам могу за себя заплатить! — заявил Гарри, до которого несмотря на неумолчный шум в ушах дошло, что они в какой-то гостинице, и у них проблемы с оплатой.

— Ему только что сожгли дом, — быстрым голосом тараторила Элайн у него за спиной, пока они поднимались по лестнице и шли по короткому темному коридору, — случайно удалось сбежать. А сейчас его хотели выкрасть под видом авроров, хотя аврора тот придурок наверняка видел только на улице и то издали.

— А ты-то тут при чем? — удивился старик, загремев ключами.

— Долгая история, — ответила Элайн.

Старая деревянная дверь открылась, и они вошли в довольно большую меблированную комнату, такую же темную и старую, как и всё вокруг. Правда, кровать была хороша — широкая, крепкая, приземистая, она была заправлена простеньким, но чистым постельным бельем с намеком на вычурность и была способна вместить, казалось, человек десять таких как Гарри.

— Или попроще что? — спросил старик, — Так-то эту берут обычно на день святого Валентина или день рождения. И не абы кто, а у кого в кармане водится серебро.

— Парень, можно сказать, второй раз родился, — хмуро бросила Элайн, — или постойте-ка... Уже в третий! Пусть хоть поспит нормально. Хватит с него.

— А ты скажешь ей... — снова начал Гарри, отчего-то непоколебимо уверенный в том, что все понимают, о ком идет речь, и осознают, что это необыкновенно важно.

— Обязательно, — уверила его Элайн, подталкивая к кровати, — если ты хорошенько выспишься.

Гарри, не раздеваясь, рухнул на кровать, оказавшуюся неожиданно мягкой. Чьи-то руки стащили с него очки и броги. Он хотел ещё что-то спросить, но уже не понимал, что именно — перед глазами все плыло и кружилось. Свет в комнате погас.

— Экспекто патронум! — раздался голос голубоглазого старика уже из коридора за дверью, — Альбус, твой мальчонка у меня. Иди и разберись со всем этим дерьмом, черт бы тебя побрал!

— А теперь послушай, Гарри — произнес голос Элайн, — ты подвергся действию зелья, влияющего на разум, и твоим воспоминаниям нельзя доверять. Так всем и говори. Ни один чёрт не докажет обратное. Слышишь?

— Что за зелье? — спросил Гарри, в глазах которого все одновременно и было абсолютно четким, и в то же время скакало, словно мартовский заяц.

— Неважно, — сказала Элайн, — Главное, что тебя бессмысленно допрашивать, и ты можешь с чистой совестью всё отрицать. Любое дерьмо рано или поздно закончится, Гарри. Единственная сложность — самому не закончиться раньше. А теперь спи.

И Гарри уснул.

1) Гейс (др.‑ирл. geis, гэльск. geas) — распространённая в древности разновидность запрета-табу в Ирландии

Вернуться к тексту

2) Хогсхед (англ. hogshead — голова кабана, кабанья голова) — мера веса и измерения объёма жидкости (обычно алкогольных напитков), а также название для деревянных бочонков размером с голову кабана. Судя по тому, что объем хогсхеда иногда превышал 200 литров и такая бочка могла вместить кабана целиком, наверное, имелась в виду голова гоблинских хогов, не иначе. Назвать бар в честь пивной бочки и нарисовать на вывеске кабанью голову было неплохой игрой слов. Кажется, Аберфорт был оригинален не только по отношению к козам, что бы он там с ними ни делал

Вернуться к тексту