Ведьмино отродье (hag born) (джен)

Обратно они летели долго, делая остановки на чай и отдых, а Элайн — еще и на смену кассет в плеере. Кажется, Гарри угадал с подарком, и выглядела его подруга так же довольно и счастливо, как и он сам. К тому времени, как они вернулись, солнце уже клонилось к закату, а пока приготовили ужин, пока ели, пили чай и искали место подальше от магглов, чтобы поколдовать, оно совсем закатилось за горизонт.

Наложенный на наушники Сонорус превратил плеер в грохочущее на весь безлюдный пустырь нечто.

— Что это? — громко спросил Гарри у Элайн, подходя с некоторой опаской, так как она с энтузиазмом вертела в руках свою палицу в такт музыке и, похоже, не смотрела по сторонам, зажмурившись и чему-то улыбаясь, — Звучит, как боевой гимн гоблинов, у которых на барабанах играет трактор.

— Точно! — так же громко ответила Элайн и достала коробочку из кармана, — Какое-то "техно". Может, это действительно для тракторов!

В конце концов она успокоилась, выключила плеер и аккуратно сложила его к кассетам.

— Отличная штука, Гарри, — довольно сообщила она, — Давно нужны новые идеи для песен. Вот я всех удивлю, правда?

"Надеюсь, мне не придется переживать, что меня захотят проклясть еще и хаги?" — весело подумал Гарри. Они перелетели на один из лугов среди холмов, пользуясь тем, что уже стемнело и в ранних облачных сумерках их не было видно, и валялись на охапках скошенной магией травы, болтая конечно же о море, о том как оно шумит и плещется, и прячет от них пещеры.

— Завтра полетим ещё, — уверенно говорил Гарри, — так же — по прямой на юг, но у моря повернем в другую сторону. Может, там нам повезёт. Здорово ты придумала с морем, Элайн!

— Ну ещё бы не здорово! — ответила та.

Несмотря на поздний час, спать им совершенно не хотелось. Гарри был взбудоражен сегодняшним днём и не хотел упускать чудесные мгновения лета, тратя их на скучный сон. Поэтому они проболтали до тех пор, пока ночь не вступила в свои права окончательно, и только тогда взобрались на метлу и взмыли в небеса, направившись в сторону полянки. Сонный и темный Литтл Уингинг проплывал по правую руку. В темноте сверкали редкие огоньки фонарей и изредка ползли фары ночных автомобилей. Элайн внезапно дернулась и высунула нос из-за его плеча:

— Слушай, Гарри! — начала она голосом, которым в Хогвартсе частенько начинались их приключения, — А покажи-ка мне этих Полкиссов.

— Мы же решили оставить его на потом, — с опаской заметил Гарри, однако замедляясь.

— А мы ничего и не замышляем, — успокоила его Элайн, — так, ходим рядом. Чтобы не забыть, как оно делается. Только, чтобы не забыть.

Гарри вспомнил испуганное лицо своего кузена, все свои детские страхи и обиды, и решительно заложил длинный пологий вираж, повернув в сторону городка.

Они зависли над улицей напротив коттеджа, обнесенного помимо живой изгороди железным забором-сеткой.

— Вот тут Полкисс и живет, — сказал Гарри шепотом.

— А почему шепотом? — спросила Элайн.

— У них во дворе собака, — пояснил Гарри, — Этот урод рассказывал Дадли, ну и я тоже слышал. Он еще предлагал использовать ее при охоте на меня. Породистая какая-то. Он говорил, они выпускают ее на ночь во двор, поэтому дом и огорожен сеткой.

— Он что, бандит? — удивилась Элайн, — Что-то я не заметила у остальных железных заборов и собак во дворах. Кстати, сколько у них собак?

— Начальник в охранной фирме. Бывший полицейский. Не знаю, что за человек, но сынок у него — мразь полная. Собака одна, но здоровенная.

— Человек, которому нечего бояться, не станет так охранять дом, — задумчиво сказала Элайн, — значит, ему есть, чего опасаться. Как думаешь, если его опасения станут небеспочвенны, что он сделает?

— Ну... Не знаю, — протянул Гарри, — Станет бояться еще больше? А что?

— А то, что о своем сыне он тоже станет беспокоиться. Например, ограничит его прогулки или вообще отправит куда-нибудь к родственникам. Как думаешь?

— Думаю, так, — ответил Гарри, которому уже стало ясно, что у Элайн появился план, ну или во всяком случае, идея, — Хочешь его напугать?

— Ага, — буркнула Элайн и завозилась в кофре под метлой, — Никакой магии. И угрозы не твоему врагу, а взрослому человеку от мафии. На тебя точно никто не подумает.

— От мафии?! — удивился Гарри, — Ты хочешь написать ему угрозу от...

— Нет! Мафия действует по другому... Снижайся на задний двор!

Тут Гарри заметил у нее в руках ее изделие — длинную дубину, перехваченную венцами шестерен.

— Ты что задумала? — обеспокоенно спросил он, однако осторожно пролетел над домом и снизился примерно до уровня пола второго этажа.

Окна в доме были темны, однако слабые и тусклые ночные фонари на стене дома горели, едва освещая задний двор. Внизу виднелась собачья конура, однако суперпородистого пса не наблюдалось.

— Мафия отправляет посылку с головой собаки, — теперь тоже шепотом сказала Элайн, вглядываясь вниз.

Ее длиннопалая рука вцепилась в талию Гарри, и он чувствовал, как все тощее жилистое тело Элайн напряглось и словно окаменело под одеждой.

— Потом... Ниже... Не всдумай деррнуться... Действуй как с гусем...

В ее речи снова прорезался чужой неанглийский акцент, а оглянувшись, он увидел, как азарт и возбуждение на ее подвижном лице сменились холодной сосредоточенностью. Гарри спустился еще ниже, зависнув так низко, что теперь мог бы без проблем спрыгнуть с метлы на землю. Элайн осторожно высунула из-под Мантии дубину, коротко и резко потыкала ей кусты, и мгновенно спрятала обратно. Из конуры послышалось ворчание и через мгновение наружу вылез огромный ротвейлер в кожаном ошейнике с металлическими клепками. Каким-то краем сознания Гарри понимал, что собака хоть и велика, все же она не больше него, но древний страх перед хищниками внутри него сейчас убеждал, что перед ним зверь размером с лошадь, и он оцепенел от страха. Ротвейлер подозрительно принюхался и пару раз басовито и гулко гавкнул в воздух, вертя по сторонам своей огромной лобастной головой. Гарри вспомнил, что к животным с тонким нюхом надо заходить с учетом ветра: то ли под, то ли над — мысли его сейчас путались. Позади послышался тихий стук, сухой и дробный — Элайн постукивала ногтем по древку дубины, догадался Гарри. Ротвейлер еще раз озадаченно гавкнул и потрусил в их сторону. Гарри, холодея от ужаса, смотрел на черную, с рыжими подпалинами, псину, слышал цоканье когтей, когда страж Полкиссов перебегал выложенную бетонной плиткой дорожку. Дыхание Элайн внезапно прекратилось, когда собака приблизилась вплотную и задрала голову, смотря куда-то мимо них. Метла внезапно содрогнулась так, что Гарри едва не слетел с нее и инстинктивно вцепился пальцами в черенок. Собака дернулась, голова ее с глухим звуком удара внезапно оказалась чуть ли не между лап, на крошечную часть мгновения перечеркнутая стремительной тенью. Гарри лишь успел скосить глаза вбок и заметить, что Элайн опять заносит свою палицу для второго удара. В этот раз сам момент удара он почти разглядел: хага, перегнувшись через метлу на одну сторону и больно вцепившись ему одновременно и в бок, и в бедро левой рукой, дернула правой, словно внутри нее развернулась огромная пружина. Метла вновь содрогнулась, дубина с шорохом рассекаемого воздуха смазалась в тень, и голова ротвейлера на неестественно подогнутой шее дернулась еще раз с еще более глухим шлепком, а все его сильное мускулистое тело на подогнувшихся лапах начало заваливаться на бок.

— И ки!⁽¹⁾ — прошипела Элайн, перебросив дубину из одной руки в другую, и нетерпеливо ткнула его в спину, — Брэшухь⁽²⁾!

Кажется, в волнении она позабыла английский язык, но Гарри уже начал приходить в себя и сообразил, что они пришли за собакой, как в прошлый раз за гусем, поэтому нырнул к самой земле, чуть коснувшись подошвами травы заднего двора. Элайн вцепилась пальцами в ошейник и рывком взвалила огромное тело ротвейлера на метлу между ней и Гарри. Запахло псиной.

— Валим-валим-валим! — выдохнула она уже обычным своим голосом, но совет ее опоздал, потому что Гарри стремительно набирал высоту, уносясь к окраинам Литтл Унгинга.

Запоздалое напряжение сковало его тело. "Боже, как быстро! Боже, как быстро!" — повторял он про себя, так как все Мерлины и драконы разом вылетели у него из головы. Неприятный опыт "общения" с бульдогами тетки Мардж научил его тому, как быстры и проворны собаки в сравнении с людьми, но Элайн, сидевшей у него за спиной, кажется, было плевать и на размер собаки, и на ее проворство.

На полянке они спешились, и Элайн немедленно поволокла свою ношу к границе грибов, выхватив свой кесеш из кармана.

— Гарри, принеси пленки побольше, — крикнула она.

Пока он искал требуемое, она успела отхватить ротвейлеру голову и снять шкуру. В глубине души Гарри был доволен, что не застал этого — зрелища разделки гуся с него хватило.

— А шкура будет отличным трофеем, — удовлетворенно пояснила Элайн, — у вас почему-то трофеем считается голова. Что за глупость, в самом деле! Ну что хорошего в голове?! Разве что как игрушка для детей! Никогда не понимала этих вот чистокровных штучек вроде голов эльфов и прочей дряни на стенах.

— Угу, — соглашался Гарри, хотя по его мнению, голова в качестве детской игрушки была еще более ужасна, чем на стене.

Про чистокровные обычаи развешивания голов он не слышал, но решил, что это что-то вроде охотничьих чучел у магглов: голов оленей, кабанов и прочего. Такое он видел по телевизору. Видимо, у волшебников существовал сходный обычай, и он решил потом расспросить об этом кого-нибудь чистокровного, например Рона.

— Я выделаю тебе шкуру, — пообещала Элайн, — для этого надо специальное зелье. У нас его много, а у тебя нет, да и зачем оно тебе? Представь, встаёшь с утра босыми ногами на пол — а там шкура. И ногам тепло, и вспоминаешь о мести врагу! Здорово я придумала?! Собираемся! Надо подкинуть им голову!

— Ты уверена, что это не переполошит всю полицию города? — спросил Гарри.

— Дядя Имран говорит, что полицейские не будут делать лишнюю работу, — ответила она, — с точки зрения закона это всего лишь хулиганство. Мы же не будем ничего писать. А то, что этот Полкисс там себе придумает, так это совершенно бездоказательно! А если он нечист на руку, то полиции и сам ничего не скажет.

Они вновь отправились в обратный путь и через двадцать минут уже опять висели над знакомой улицей, а окровавленная голова ротвейлера валялась на дорожке перед дверью дома Полкиссов.

— Может, надо было положить ее на крыльцо? — предложил Гарри.

— Тогда будет ясно, что на их территорию заходили, — тихо сказала Элайн, — а так непонятно — может, собака сама выбралась наружу. Может, ее снаружи прикончили и закинули голову через забор. Дядя Имран говорит, полиция пользуется малейшей возможностью, чтобы спихнуть с себя работу. Ему пришлось много с ними общаться, он же бандит. Если повезёт, дело вообще не заведут, а этому Полкиссу скажут, что он сам виноват, может, соседи отомстили, потому что ненавидели его собаку.

— Он же сам — бывший полицейский! — напомнил Гарри, набирая высоту.

Они полетели обратно.

— Подкинули мы ему задачку! — тихо воскликнула Элайн и расхохоталась, — Это лето будет у него не очень веселым! Особенно если ему действительно есть, чего бояться. Ничего, пусть понервничают! Будут знать, как трогать колдунов!

Туша ротвейлера досталась Ядвиге, шкуру Элайн замотала в пленку и сунула в один из рундуков, "чтобы не испортилась". Гарри старался вести себя, словно ничего необычного не произошло, однако ему было немного не по себе. Не то, чтобы он сильно жалел собаку, напротив — любви к этим пусть красивым, но жестоким животным он не испытывал, бульдоги тетки Мардж оставили у него в памяти неизгладимое и не очень хорошее впечатление. Конечно, несчастное животное было не виновато, оно всего лишь выполняло приказы хозяина — такова была их собачья природа. Правда, для Гарри в те моменты это было слабым утешением. А вот поведение Элайн его слегка пугало и беспокоило. Во время охоты оно все меньше и меньше напоминало человеческое, и он начал понимать, что именно хотел сказать ему отец Элайн, когда говорил, что хаги — не люди. Наверное, поощрять ее страсть к охоте не стоило. Он украдкой взглянул на свою подругу — та сидела у костра, кажется, истратив на ночное приключение весь свой запас энергии, и жарила на ветках стопки из хлеба и бекона. Он подумал и в конце концов решил, что мерзкие Полкиссы заслужили то, что произошло, и их псина наверняка тоже. Пусть радуются, что легко отделались. Он мысленно плюнул на всё, и пошел к костру лакомиться тем, что нажарила Элайн.

Спать они опять легли уже глубокой ночью, в этот раз одновременно, потому что завтра вечером Элайн должна была быть в Лондоне, и они договорились слетать к морю с самого утра. Стоило только Гарри заснуть, как ему тотчас начали сниться собаки. Запутанный и тяжелый сон с участием псов как-то плавно перетек в привычный кошмар с испуганными криками мужчины и женщины, грохотом и жестоким ледяным смехом. Наконец, все затопил слепящий изумрудный свет, и Гарри проснулся весь в холодном поту, дыша так, словно только что взобрался на Астрономическую башню.

— Гарри? Что случилось?! — обеспокоенно спросила Элайн из темноты.

"Вот чёрт!" — тоскливо подумал Гарри, поняв, что наверное опять кричал во сне и разбудил её. Рон относился к этому с пониманием, хотя и смотрел на Гарри с жалостью, как на больного, но Элайн этого не знала, да и откуда бы ей это знать.

— Кошмар приснился, — нехотя ответил он, — со мной иногда бывает. Совсем забыл сказать. Снится зелёный свет. Извини, что разбудил.

— Это цвет Убивающего проклятия! — уверенно сказала Элайн прямо рядом с ним, и он даже вздрогнул от испуга.

"Ох уж эта ее привычка подкрадываться бесшумно, — подумал он про себя, — когда нибудь умру от разрыва сердца."

— Я и забыла, что ты, бедолага, уже повидал дерьма, — добавила она из темноты, и Гарри почувствовал, как длинные сильные пальцы взлохматили ему голову, — Бабушка пела мне колыбельные, когда я не могла заснуть и думала всякую дрянь. Я и на английском парочку знаю. Хочешь, спою?

— Угу... но я не боюсь. Просто кошмар приснился, — тут же прибавил он, чтобы исключить недопонимание.

Элайн затянула песню, которую он сразу узнал — это была та самая, про месяц, бродящий по небу, которой она усыпляла цербера. Правда, вместо струн теперь аккомпанементом были ритмичные щелчки ногтем. Голос у нее был удивительно приятным, и Гарри нестерпимо захотелось прижаться щекой к ее руке, и он даже высунул руку из-под одеяла, но наткнувшись на рукав ее куртки, опомнился и тут же одернул ее. "Она мне не мама, — с грустью подумал он, — и не сестра. Нельзя вести себя как ребенок. Мы же не дети, в конце концов!" Мерзкое чувство, оставленное кошмаром, начало понемногу растворяться и исчезать, а на душе стало легко и спокойно.

— Красивый у тебя голос, — сказал он, дослушав песню.

— У нас всех такой, — задумчиво ответила Элайн, — Каким еще он должен быть, чтобы люди шли за ним в ночь на болота или в лес? Каким он должен быть, чтобы вы открывали дверь, услышав его под окном в глухую полночь? Оставить сомнения, страхи, забыть обо всем и идти за голосами... Коровы иногда все портили — рвались с привязи... Теперь так уже никто не делает. Другие времена, другая жизнь. Статут, опять же... Спи, Гарри. Не забивай себе голову всякой ерундой, а то опять приснится какая-нибудь дрянь.

Она снова погладила его по голове и пошла к себе. Гарри почувствовал прилив благодарности: Элайн только и делала, что возилась с ним, помогала не пропасть в лесу, учила его мстить врагам и охотиться. Конечно, всё это выглядело странно с его, человеческой, точки зрения, но ведь она делала, что могла и как могла. Может, для нее все происходящее еще более странно. Гарри решил, что надо будет как-нибудь встретиться с Муншайном еще раз и расспросить об обычаях хаг поподробнее. Ему казалось, что в прошлый раз этот человек сказал намного меньше, чем хотел. Надо только придумать, чем отвлечь Элайн. Кажется, ее отец не хотел говорить ничего при ней.

— Знаешь, Элайн, — сказал он ей вслед, — ты ужасно хорошая, на самом деле. Я имею в виду вообще...

— Эмм... — с ноткой беспокойства произнесла Элайн, — Это почему?

— Я тут внезапно подумал... — смутившись, сказал Гарри.

— Чем я пахну? — внезапно спросила Элайн и принялась принюхиваться, — Чувствуешь что нибудь? Шоколад там, мясо или что-то такое, вкусное?

Она снова подошла к Гарри, и он озадаченно втянул воздух, несколько удивившись странному вопросу и внезапной смене темы. Элайн пахла ничем, что, наверное, было неудивительно, учитывая, что они отмывались Моющими и Чистящими чарами. Впрочем, вспомнил Гарри, от нее никогда ничем не пахло: ни духами, ни шампунем, и ему внезапно пришло в голову, что это может быть не случайно, и она специально избегает сильных запахов. Тетка Мардж ведь говорила, что собаки не любят запах духов и дезодорантов. Хотя хаги не собаки, но кто их знает.

— Нннет, — ответил он, — ничем таким... Вообще ничем, если честно.

— Ну и хорошо, — успокоенно ответила она, — Просто ты странно себя ведёшь. Вот я и подумала...

— Что именно? — поинтересовался Гарри.

— Да ничего, — ответила Элайн и снова взъерошила ему волосы, — Ты похож на кота, знаешь?

Она засмеялась и снова вернулась на свою постель. Гарри улыбнулся и закрыл глаза. "Все-таки она хорошая, — подумал он, — со своими странностями, но и что с того? Надо просто привыкнуть. Зато с ней весело и спокойно. И ничего я не похож на кота. Сама она похожа на кота."

На море они отправились сразу после того, как проснулись, и свой завтрак (хотя по времени это был скорее обед — они опять встали очень поздно) — яичницу с беконом, картофель и рыбу — жарили уже на побережье. Погода продолжала портиться, и, несмотря на солнце, ярко светившее меж редких белых облаков, стало прохладно, побродить в воде уже не получалось, но у них на сегодня были планы получше, и это их ничуть не смущало. Они не спеша поели, отдохнули, напились горячего шоколадного молока, оделись потеплее и полетели вдоль побережья, выбрав в этот раз другое направление, повернув вправо от точки прилета.

Всё было как и в прошлый раз: Гарри управлял метлой, Элайн разглядывала в бинокль неприступную береговую линию. Разве что погода сегодня была чуть суровее, ветер — прохладней, волны — выше и злее, а местность, примыкающая к берегу — беднее и унылее. Они миновали какую-то деревеньку, кажется, всеми забытую, судя по состоянию единственной узкой дороги, обочины которой заросли бурьяном высотой чуть ли не больше автомобиля. Кажется, в прошлый раз с той лагуной им сильно повезло, потому что сейчас никакого, даже самого крошечного кусочка пляжа не было видно, лишь крутые дикие скалы, о которые с ревом бились волны. Глядя на одну такую скалу, разрезанную глубокой расселиной у самого основания Гарри испытал вдруг приступ острого узнавания, словно он уже видел эту скалу раньше, что было, конечно же, абсолютно невозможно. Он даже приостановился, чтобы рассмотреть местность поподробнее.

— Тоже заметил трещину? — спросила Элайн, — А ты не такой уж и слепой. Что значит новые очки! Место выглядит перспективным. Вон там, у самой воды.

Гарри решил не возражать и направил метлу к кипящей пеной линии прибоя. Чем ближе они подлетали, тем более многообещающим становилось место и тем сильнее оно казалось ему знакомым. Вблизи стало ясно, что поиски их увенчались успехом — в основании утеса широкая расселина, вертикально рассекающая скалу, переходила в некое подобие грота. У входа в темный провал, загороженного огромным валуном, клокотала вода, которую прибой швырял и кружил в маленьком, но яростном водовороте. Они пролетели над неспокойной поверхностью и влетели внутрь. Большая часть внутреннего объема была, видимо, затоплена, и лишь часть пола неровными, изломанными каменными ступенями поднималась к одной из стен. Плеск волн разносился вокруг, отражаясь от стен и превращаясь в гулкое лепетание. Гарри стало не по себе. Они столько искали такое место, но именно вот это будило в нем странные чувства.

— Мне как будто кажется, что я уже бывал здесь, — сказал он, невольно понизив голос.

Они подлетели к той части пещеры, что была свободна от воды, спрыгнули с метлы на камень и осторожно прошли дальше, придерживаясь стены.

— Люмос! — воскликнула Элайн, засветив свет где-то на неровном верхнем своде, — Может, потому что лодки в Хогвартсе хранятся в таком месте? Пещеры все немного похожи. Или у тебя дежавю. У тебя было подобное раньше?

Гарри пожал плечами:

— Не знаю. Что такое дежавю?

— Это когда ты никогда тут не был, а тебе кажется, что вроде и был, но не можешь вспомнить, когда.

Гарри снова кольнуло какое-то смутное воспоминание, и именно такое, как только что сказала Элайн — словно он нашел то, что давно искал. Хотя они и в самом деле давно искали морскую пещеру. Он снова пожал плечами и молча кивнул. Элайн вновь пошла вдоль каменной стены пещеры, осторожно касаясь кончиками пальцев темно-серого, почти черного камня и аккуратно переставляя ноги.

— Магглы совсем рядом, — тихо говорила она, слегка повернув голову, — но деревня, кажется, совсем не туристическая, да и залезть сюда без магии, мне кажется, нереально. Думаю, это подходящая пещера для того, чтобы основать здесь наше колдовское логово. Как считаешь, Гарри?

Она сделала еще шаг, еще раз осторожно перенесла руку и, коснувшись сырой темной поверхности, внезапно дернулась, отпрыгнула в сторону, оказавшись у самой кромки воды, и вскинула палочку. Гарри перехватил метлу, готовясь к бегству и вытаращился на стену, хотя ровным счетом ничего там не видел. Сердце его захолодело в нехорошем предчувствии, но он молчал, как молчала и Элайн.

— Это не камень, — настороженно прошептала, наконец, Элайн, — вернее, не просто камень...

— А что? — тоже шепотом спросил Гарри.

— Он... волшебный, — ответила Элайн.

Она снова подошла к стене, на этот раз медленно и осторожно, и снова коснулась камня кончиками своих длинных пальцев: раз, другой, третий.

— Вот тут, — сказала она очень тихо, — сначала камень. Просто камень. А потом раз!.. И дальше идет вот это...

Гарри не видел абсолютно никакого перехода. На его взгляд, это была сплошная каменная поверхность, совершенно однородная. Он, видя, что с Элайн ничего не случилось, тоже подошёл и потрогал холодный сланец.

— Как ты это поняла? — спросил он.

— Я... просто чувствую, и всё, — ответила она, — Я могу отличить луноросли, собранные в ночь истинного полнолуния от лунорослей, собранных в неполные ночи. Папа говорит, вам это недоступно. Он говорит, именно поэтому хаги так хороши в зельях — вы не чувствуете магию. Люди, я имею в виду.

— А что такое луноросли? И неполная ночь? — спросил Гарри, лишь бы что-то спросить.

Он сейчас думал, что может означать магический камень в стене, и может ли это быть следами морских хекс, и не поплатится ли он за то, что сюда влез, и сможет ли выручить его Элайн, она же их родня, пусть дальняя и пресноводная.

— Волшебные водоросли, — пояснила Элайн, — они появляются ночью и набирают полную силу при полной Луне. В ночь до и ночь после полнолуния их тоже можно собрать, но сила их будет немного ниже. Вы этого не чувствуете и часто собираете все вперемешку. А потом удивляетесь, почему зелья получаются разными, хотя кидаете вроде одно и то же.

Она вновь пошла вдоль стены, осторожно касаясь камня пальцами, но, пройдя буквально несколько шагов, остановилась.

— Тут опять обычный камень, — сообщила она, — волшебство здесь обрывается. Получается, заколдован кусок стены. Вот тут, посередине.

— Выходит, место уже занято, — заметил Гарри, — Если кто-то заколдовал камень в пещере, которую и не найдешь просто так.

— Или что-то, — добавила Элайн, — Это не обязательно было разумное существо.

Смутные ощущения в мозгу Гарри, наконец, сложились друг с другом и начали стремительно обретать форму.

— Элайн, — позвал он, сжав рукоять метлы.

— Оно могло заколдовать стену инстинктивно, для защиты. Как пишог, например... — задумчиво бурчала себе под нос Элайн, оглядывая камень снизу доверху, — Интересно, где оно кончается наверху?

— Элайн, — позвал он уже настойчивей, — мне кажется, кусок стены, вставленный в стену, может быть вовсе не стеной. Это — дверь.

Элайн уставилась на него, замерев на мгновение, а потом поспешно шагнула в его сторону.

— Вот чёрт! — шепотом сказала она.

— Это вот дежавю, что ты говорила, — добавил Гарри, сердце которого отчаянно колотилось, — я уже чувствовал что-то похожее... Перед тем, как мы нашли ту диадему...

— Вот чёрт! — уже громче воскликнула она, переходя на бег, — Валим-валим-валим!

Они вылетели из пещеры, даже не надев мантии, и прятались под нее уже на лету, над открытой водой. Гарри чувствовал себя ужасно. Ему пришло в голову, что он и сам был кем-то вроде хаги, только чувствовал не силу ингредиентов зелий, а тёмное волшебство, раз уже второй раз привел их к какой-то дряни, но если в Хогвартсе хотя бы были знающие взрослые вокруг, то тут их трупы даже никто не додумается искать, если вдруг что случится.

Заложив огромный вираж, они приземлились на опушке маленькой рощицы среди душистой луговой травы подальше от маггловской деревушки и уселись прямо на траву.

— Я думал, может, это пещера хекс, — мрачно предположил Гарри, — а это колдовство — что-то вроде пишога, только морского.

— Далековато для хекс, — возразила Элайн, — хотя кто их знает. Так ты говоришь, уже чувствовал что-то подобное с диадемой?

— Не с диадемой, — поправил ее Гарри, — с тем местом, где мы ее нашли. Мне вдруг показалось, что я словно знаю это место. Но я точно не был там. И в этой пещере тоже.

— Может, ты чувствителен к магии? — спросила Элайн.

— Не замечал, — сказал Гарри, задумавшись.

— Может, в тебе просыпается дар пророка, когда ты оказываешься рядом с проклятыми вещами?

— Вот это уже больше похоже на правду, — согласился Гарри, — и это значит, что в эту пещеру соваться не стоит. Разве что в будущем, когда повзрослеем.

— Возьмем с собой магглов, — добавила Элайн, согласно кивнув, — вдруг там ловушки или темное проклятье. В страну Калехь раньше времени меня что-то не тянет! Вот уж нет!

— Что за страна Калехь⁽³⁾? — спросил Гарри, решив проигнорировать предложение с магглами — в конце концов, где они их возьмут, если уж на то пошло?

— Древняя легенда, — пояснила Элайн, — хага Калехь — это та самая первая хага, прародительница всех хаг. Так говорят, во всяком случае. Хель, владычица подземного мира, отдала ей целую страну далеко на севере, в царстве вечного льда, потому зовут ее Королева Зима. Души всех умерших хаг попадают в эту страну, для чего она отворяет входы в тот мир, и тогда на небе видно свет из них — огромные столбы света, красные, зеленые, что мерцают надо льдами по ночам. Они огромны, эти входы; хаги — что ночные мотыльки рядом с ними. Там кругом леса и болота, в той стране; там полно дичи и рыбы, и самые лучшие виры, каких только можно сыскать. Такая легенда. Пнешь ведро, короче — вот в чём смысл.

— Это уж точно! — подтвердил Гарри, тоскливо вздохнув, — А легенда красивая. Много у вас таких?

— Нет, — сказала Элайн, — немного. Но они все красивые. Хаги знают толк в таких вещах.

Похоже, что они только что в очередной раз разминулись с чем-то страшным. Ну, или нет, но проверять это ему совершенно не хотелось. Они вернулись в деревушку, убедившись, что там все же живут люди, а не какие-нибудь оборотни (по словам Элайн, могло быть и такое). Но все указывало на то, что это обычное маггловская деревня, просто бедная, крохотная и довольно неухоженная. Они переписали ее название с указателя и полетели дальше. Но поиски как-то сами собой увяли — они уже устали, а их находка порядком охладила пыл. Кажется, морские пещеры были редкой и дефицитной вещью, потому что за два дня поисков они обыскали черт знает сколько миль побережья, а нашли всего одну, да и та была уже занята чем-то, вероятно, темным и недобрым. Полетав еще немного из чистого упрямства, они все же сдались и полетели домой.

Само воссоединение с домом прошло скомкано: ветер стал крепчать, по небу поползли тучи, да и время уже было позднее — на море и дорогу они потратили практически весь свой день, поэтому сразу направились в Лондон, решив поужинать уже там.

Вечернее меню в "Дырявом котле" было чуть разнообразнее, и они заказали отличное жаркое, намного более вкусное, чем любое из мясных месив, которые готовил Гарри. Хотя, по правде говоря, ради такого лета Гарри готов был питаться одной картошкой, привередлив он не был. После ужина (в баре уже начала собираться толпа, у стойки стало шумнее) они вышли на Косую Аллею, и Гарри проводил Элайн почти до самого Гринготтса, хотя в этом не был никакой нужды — провожатый требовался скорее самому Гарри. Они ещё немного постояли, договорились о нескольких дополнительных условных способах записей в табулах, Элайн пообещала ускорить свои эксперименты с Протеевыми чарами, и они, наконец, попрощались. Элайн помахала ему рукой и скрылась в узком переулке из мрачного закопченного кирпича, а Гарри поплелся обратно в бар. День окончился до обидного быстро.

В баре собралась уже довольно большая толпа, и он решил подойти поближе. Центром притяжения оказались два дворфа, устанавливавшие диковинный музыкальный инструмент, выглядевший как огромный ящик из тёмного лакированного дерева, в котором сквозь фигурные прорези виднелись струны, рычаги, и клавиши⁽⁴⁾. Вскоре один из дворфов начал крутить рукоятку, второй положил руки на клавиши, и инструмент ожил. Звуки, которые он издавал были чем-то похожи на целый струнный оркестр собранный из виолончелей и контрабасов. Музыканты оказались настоящими кудесниками, и играли самые разнообразные мелодии: от легких танцевальных до протяжных и величественных. Коробка для денег, выставленная рядом с дворфами, быстро наполнялась. Гарри, никогда ранее не бывавший ни на одном живом концерте и уж тем более никак не ожидавший увидеть подобное в волшебном мире, был поражен как чарующей чередой звуков, так и всеобщим весельем, царившим в зале, и охватившем всех, словно они на мгновение стали единой семьей. Он тоже решил поддержать маленьких музыкантов и высыпал горсточку серебра в общую кучку.

— Юный мастер⁽⁵⁾ желает услышать что-то особенное? — поинтересовался дворф, увидев щедрое пожертвование.

— Нет... — ответил Гарри, — Просто... Просто играйте...

Гарри стоял и слушал до самой ночи, пока небо за окнами не потемнело окончательно. Спохватившись, он с неохотой вышел с метлой во двор и, накинув Мантию-невидимку, взмыл в темное, покрытое тучами небо. Далеко улететь у него не вышло — редкие дождевые капли моментально перешли в натуральный ливень. Спешно наложенные на Мантию чары Водоотталкивания не помогли — встречный поток бросал стену дождя в лицо, под капюшон, откуда холодная вода уже беспрепятственно лилась за пазуху. Гарри сдался и, сбросив скорость, полетел вниз, ища укрытие от непогоды. Первой ему бросилась в глаза крыша одинокой автобусной остановки возле какого-то то ли парка, то ли сквера на окраине Лондона, и он радостно полетел к ней, но место оказалось занято. На безлюдной темной улице среди сплошных потоков воды под крышей прятались двое: парень и девушка. Он был высок, долговяз, с заурядным добродушным лицом, и просто одет, она — полненькая, круглолицая, из тех, кого не называют красавицами, но милая и улыбчивая, в легком цветастом платье. Видимо, пара искренне считала, что они сейчас совершенно одни, и так оно и было бы, если бы на свете не было невидимых волшебников на метлах. Гарри вздохнул, глядя на занятое место, и осторожно направил метлу под ветви огромного дерева, растущего рядом с остановкой. Дождь барабанил по листьям, но под раскидистой кроной капли были редкими, и он надеялся, что эти капли, скатывающиеся с его невидимого, зачарованного на водоотталкивание тела, не были заметны в наступивших дождливых сумерках. Он снова повернулся к своим невольным соседям. Парень закончил что-то бормотать на ухо своей девушке, обнял ее, и они принялись целоваться, все продолжительней и продолжительней. Странное, волнующее, неведомое ранее любопытство проснулось в Гарри, он даже опустился ниже и перелетел под ближайшую к остановке ветвь, чувствуя, однако, что поступает глубоко неправильно. Но происходящее внизу манило и против воли притягивало взгляд. Парень навис над своей спутницей, и целиком поглощённый поцелуем, с закрытыми глазами слепо поглаживал ее спину, опускаясь все ниже и ниже к объемной, но благодаря пышным бедрам выраженной талии, а его спутница стояла, запрокинув голову, и отвечала на поцелуй, в свою очередь обняв и едва не повиснув на своем спутнике, прижавшись к нему всем своим округлым полным телом и слегка раскорячив ноги. Широкие мужские ладони добрались наконец до ягодиц и сжали их, смяв платье. Девушка оторвалась от парня и что-то неразборчиво проговорила, глядя ему в глаза, однако не пытаясь протестовать. Они оба заулыбались как идиоты и снова слиплись в долгом поцелуе. Дождь уже перестал яростно литься с темных небес, сменившись редкими жалкими каплями так же быстро, как и начался до этого, и теперь можно было лететь домой, но Гарри продолжал висеть под деревом, а влюбленная парочка продолжала целоваться. Кажется, достигнутого одному из влюбленных было мало, потому что через пару мгновений подол платья был задран, обнажив широкие, белые в сравнении с загорелыми лодыжками женские бедра и пышные круглые ягодицы, обтянутые кружевными трусиками. Сверху, с точки наблюдения Гарри, было хорошо заметно, как медленно и жадно руки парня тискали и мяли упругую плоть, а ярко белеющие в темноте трусики, сминаясь, проваливались меж округлых холмов женского зада. Наконец, мужская рука переместилась вперед, к животу девушки. Та визгливо вскрикнула, с хохотом выскользнув из объятий своего возлюбленного, отпрыгнула в сторону и принялась одергивать и поправлять задранное и сбившееся набок платье. Круглое и большеглазое ее личико светилось от веселья и восторга.

— Джим! — громко воскликнула она, улыбаясь во весь рот.

Названный Джимом, с еще более глупым и восторженным лицом по-обезьяньи неуклюже шагнул обратно к девушке и обнял ее, пока та притворно отталкивала его, со смехом отстраняясь и перебирая маленькими крепкими ножками. Наконец они утихли, снова обнявшись. Парень сдернул с себя куртку, накинул на плечи девушки, обнял ее одной рукой, и они пошли по мокрому тротуару, прижавшись друг к другу, словно пара лебедей. Гарри остался висеть среди ветвей, только сейчас почувствовав, что холодная мокрая вода, брошенная ему в лицо встречным потоком, пропитала верх его футболки, и что он уже довольно сильно замёрз.

— Да что ты! — донесся до него возглас пухленькой девушки, и на фоне невнятного мужского бормотания снова послышался ее задорный смех.

Гарри сердито тряхнул головой, прогоняя все еще стоявшую перед глазами картину, непонятно почему прилипшую к сознанию, словно паутина, и рванул вверх, прижавшись к древку метлы. Стрелка Путевого Помощника привычно уже вела его домой.

Его полянка встретила своего хозяина как обычно — сыростью, холодом прошедшего дождя и одиночеством. И отсутствием готовой еды. К последнему Гарри был вполне привычен еще у Дурслей, но сейчас этот факт вызвал у него непонятное раздражение и тоску. Он со злобой наломал немного веток из кучи хвороста под навесом, затолкал его в печь и, активировав ее, поставил греться чайник, чтобы поужинать бутербродами. Ему вдруг ужасно захотелось, чтобы дома его ждал кто-то, с кем вместе можно было готовить еду и поедать ее, греясь после холодного дня в потоках горячего воздуха от печи. Его мама, думал он, наверняка ждала его отца, сидя у камина, если, конечно, у них был камин. Потом он приходил, они, наверное, ели, смеялись, целовались. Возможно, он тоже так же держал ее за зад, как тот Джим... Гарри зло плюнул и яростно замотал головой от глупой и неуместной картины, которую услужливо нарисовало ему его воображение. Он сердито начал думать о посторонних вещах, закутавшись в одеяло. Согреться никак не получалось, и его сотрясал озноб, несмотря на то, что запущенная на полный обогрев печь, с гулом бушующего внутри ее железного брюха пламени, уже согрела всю палатку. Мысли о доме не оставляли его, и он решил в ближайшее же время найти жилище своих родителей. Начальную точку поисков он знал: Годрикова впадина. Осталось лишь узнать как туда попасть. Гарри решил посоветоваться с Элайн, уж она-то точно могла это знать либо выяснить у своего отца. Он бросил взгляд на часы Путевого Помощника. Наверное, писать сейчас было бы невежливо — слишком поздно, и он отложил это действо на утро, снова против воли задумавшись. Элайн здорово выручала его все это время. С ней было весело и интересно, а ее неуёмный характер не давал дурацким мыслям никакого шанса одолеть его. Правда, она довольно крупная, очень сильная и властная. И не в её привычках терпеть то, что ей не нравится. Интересно, нравится ли хагам, когда их трогают за зад, и если да, то каков он на ощупь? Такой же мягкий и упругий, как и у той девушки в парке? Гарри еще раз зло плюнул и замотал головой ещё яростнее. Да что же это такое к нему привязалось?! Он вскочил, зашвырнув одеяло в стену и принялся раздраженно бродить по палатке. Внезапно его голову посетила простая и очевиднейшая мысль — а ведь он тут не один. Ядвига. Древний ужас этой земли, безмолвно лежащий у него под ногами, предки которого несли смерть. Теперь она лежит такая же голодная и одинокая, как и ее хозяин. Гарри кинулся к отсеку с продуктами и вытащил оттуда пакет с куриными окорочками. Он планировал приготовить их для себя, но сейчас ему захотелось позаботиться о единственном живом существе, преданном ему и, наверное, покорно и безмолвно ждавшем его все это время, не требуя ничего взамен. Гарри вышел наружу, захватив пару окорочков, лопату и фонарь, и направился к широкой полосе поганок.

— Скучала, моя хорошая? — спросил он, остановившись у края поляны.

Озаренное светом фонаря пятно как обычно резко обрезалось кру́гом грибов, и по ту сторону царила ночь. Он взял лопату, прикидывая куда бы закопать мясо, когда мир дрогнул и диковинно исказился вокруг. В память его грубо и навязчиво вторглись чужие холодные образы игл, лезвий и боли, и в то же время он ясно понимал, что виденное им нереально. Гарри озадаченно замер. Только галлюцинаций ему и не хватало. Он снова посмотрел на темную землю за пределами Круга и поднял лопату. Мир снова поплыл перед глазами, и вдруг во тьме он увидел зазмеившиеся по поверхности земли вокруг стволов яркие разветвленные нити, опутывавшие все вокруг и сходящиеся к Кругу. Видение снова исчезло, оставив отчётливое ощущение нереальности виденного. Гарри даже не успел испугаться, как понял, что именно он видит и почему .

— Ядвига? — спросил он, и тут же понял, что слова бесполезны для слепого, глухого и безмозглого организма, с которым он сейчас был связан.

Похоже, существо мыслило образами. И он представил себя, закапывающего окорочка. С отчетливым ощущением нереальности среди грибов засветилось призрачное, ничего не освещающее пятно, тут же пропавшее, и промелькнуло ощущение тепла и сытости. Гарри улыбнулся, осторожно закопал окорочка в том месте, где он заметил пятно, и отошёл в сторону. "Ну надо же! — подумал он с удивлением, — и правда, говорит! А Элайн говорила, что я буду слышать то, чего нет. Про видеть то, чего нет, она ничего не сказала." Его снова начал бить озноб, а все суставы заныли так, словно он накануне целый день копал грядки в цветнике тети Петуньи. Он вернулся в палатку, сделал себе сэндвич, и завернулся сразу в оба одеяла. Аппетит внезапно куда-то пропал, он отложил наполовину съеденный сэндвич и незаметно для самого себя задремал.

Проснулся он оттого, что печь давно сожгла то жалкое подношение, которое он ей предложил, и остыла. Все тело его ломило во всех суставах, во рту пересохло, голова словно горела, а руки были ледяными. Он поднялся, и это простое движение отдалось болью в голове. Гарри чувствовал себя ужасно слабым и несчастным. Он посидел еще немного, собираясь с мыслями, которые текли сейчас в его мозгу вяло и неторопливо, и со всей очевидностью осознал, что заболел. "Вот черт! — подумал он с вялой злобой, — Вот же чёрт!" Что было этому виной — холодный дождь, под который он попал на обратном пути, или целый день у моря на непрекращающемся ветру — было уже неважно; возможно, причиной болезни стали все эти события. У него не было даже градусника, чтобы в этом убедиться, да он и не знал толком, как им пользоваться. А о том, что для этих целей используют волшебники, вообще не имел ни малейшего понятия. Еще пара минут ушло на размышления о том, что ему теперь делать, пока он не вспомнил, что Элайн предрекала такой вариант, и у него на полке стоит настоящая волшебная аптечка. Он осторожно встал, стараясь не трясти головой и чертыхаясь про себя, добрел до полки и принялся перебирать пузырьки. Найдя Бодроперцовое зелье, он отпил хороший глоток и тотчас почувствовал внутри себя волну жара совершенно другого рода. Гарри подумал и для верности отпил еще глоток. Элайн советовала при серьезных проблемах лететь в больницу, но мчаться в Лондон ночью в таком состоянии, как сейчас, ему совершенно не хотелось. Через силу он все же выглянул из палатки наружу. Непроглядная ночная тьма пахла холодным дождем и лесом. Состояние его начало стремительно улучшаться: исчезла ломота в суставах, пропало мерзкое ощущение в глотке и носу, сознание прояснилось. "Подождет до утра," — с вернувшейся бодростью подумал Гарри. Он уселся на постель, чтобы обдумать нынешнее свое положение, но неожиданно вернувшееся чувство голода заставило его изменить планы. Он с жадностью доел брошенный на столе огрызок сэндвича, потом наскоро пожарил себе яичницу, наплевав на то, что палатка будет пахнуть жареным, от души поел, загрузил в печь побольше дров, но регулятор поставил на минимум, чтобы печь горела медленно и отдавала тепло подольше, и улёгся обратно на постель. "А ведь Элайн как чувствовала, что так и будет," — подумал он с теплотой, испытывая прилив благодарности. Кажется, ее советы по поводу зелий стоили дороже этих самых зелий. Он взял в руки табулу и начал сочинять письмо благодарности. Глаза его слипались, текст начал двоиться от усталости, но он упрямо продолжал, рассчитывая вскоре закончить. Его раздумья о лучшей формулировке как-то постепенно смешались, спутались; перед глазами поплыли морские пейзажи и английские холмы, потом все смешалось в ярком и фантасмагорийном калейдоскопе из дворфов, смеющейся толпы, сверкающих на солнце волн и женских бедер в кружевных трусиках. В конце концов он выпустил из рук табулу и очки, сползшие по одеялу на пол, и уснул, так и не раздевшись.

1) кимраэг, "К собаке!

Вернуться к тексту

2) кимраэг, "Быстрее!"

Вернуться к тексту

3) Калехь — божество погоды, в первую очередь зимы и штормов, прародительница всех хаг в шотландском и ирландском фольклоре. Королева Зима — имя данное ей поэтами за то, что она повелевала зимой и холодом при помощи своего посоха, а ударами своей палицы создавала горы и озера. В честь Калехь названы многие места Шотландии и Ирландии: Корриврекан, "Котел хаги", третий в мире по величине водоворот, место, где Калехь по легенде стирала свой плащ; "Голова хаги" — самый южный из утесов Мохер в Ирландии, известных любителям Гарри Поттера: на утесах Мохер согласно фильму расположена пещера Волдеморта

Вернуться к тексту

4) Похоже, что Гарри впервые в жизни увидел колёсную лиру

Вернуться к тексту

5) Мастер — способ вежливого обращения к мальчику, слишком молодому, чтобы называться «Мистер»

Вернуться к тексту