Блюститель (джен)

Слова отца все же помогли Альмариан. После некоторых размышлений она поняла, что может по-прежнему любить Фарамира, пусть тайно и безответно. “Возможно, такая любовь… совершенно лишенная чувства собственности и надежды на взаимность, более благородна и возвышенна”.

Вскоре, когда у девушки выдался выходной, Фарамир появился у них дома. Удивленная Альмариан немедленно спустилась в гостиную и невольно просияла.

— Мой отец просил тебе кое-что передать. — Он протянул небольшой бархатный мешок.

— Лорд Дэнетор? — удивилась она.

— Да. Надеюсь, тебе понравится.

Он поклонился и тотчас ушел. Девушка вытащила из мешка красивую шкатулку и открыла. Там оказалось ожерелье, гребень и пара серег с жемчугом и маленькими бриллиантами. Не слишком дорогие, но добротно сделанные и изящные, эти украшения очень шли к темным глазам Альмариан.

“Он заметил мои цветы…” Девушка вздохнула и попыталась понять, было ли это просто знаком внимания к небогатой родственнице, которой совершенно нечего было надеть для визита во Дворец, или ее самодельный жасмин из шелка показался Блюстителю вульгарным. Она часто слышала от бабушки, что у ее брата тонкий вкус.

Потом она задумалась, кому в первую очередь предназначался этот чудесный подарок. Внучке одной из старших сестер Блюстителя или же… внучке некогда против воли отвергнутой возлюбленной. Как бы то ни было, она знала, что в ней было куда больше от бабушки Эммериль и Мирриан, чем от отца и Амариэ.

Тем временем в Столице ждали, когда же будет объявлено о помолвке, но, ко всеобщему удивлению, этого так и не случилось. Правда, когда леди Анкалимэ вместе с родителями уехала, первое, что заметила Альмариан при встрече с Фарамиром, было новое кольцо у него на руке.

— Вы обручились? — приветливо спросила она.

— Да, — кивнул он.

— Почему же не было оглашения?..

— Из-за Боромира.

— ?

— Отец решил не объявлять о нашей помолвке, пока у брата тоже не появится невеста, и лорд и леди Эделлонда согласились. Все же, по традиции, первым должен жениться старший сын и наследник.

— Да, точно, — вспомнила девушка. — Может, хотя бы это заставит его отнестись к женитьбе серьезнее и начать подыскивать невесту?..

— Если бы… — махнул рукой Фарамир. — Он только и делает, что подтрунивает надо мной. Правда, отец пообещал, что если к моему тридцатилетию Боромир так и не обручится, он все равно позволит нам пожениться.

— Разумно.

— Согласен, и чует мое сердце, что так, наверное, и будет.

— Почему Боромир не хочет жениться?.. Он не говорил тебе?

— Наверное из-за того, что он очень свободолюбив и к тому же интересуется лишь оружием и битвами. Трудно найти девушку, которая разделяла бы подобные интересы, и при этом была знатной и красивой. Мне в этом смысле намного проще. У нас с Анкалимэ много общего… Мы оба любим стихи, музыку и море.

“Море я тоже очень люблю, — про себя проворчала Альмариан, — но кто-то так и не показал мне дельфинов… Зачем было обещать?” Впрочем, у Альмариан плохо получалось обижаться на него.

Дома она вытащила подарок лорда Дэнетора, какое-то время любовалась им, а потом взяла ожерелье и пристроила на голову, словно диадему. “Красиво… Уверена, я бы тоже могла быть леди…” Однако ее ждали Врачебные дома.

В июне Фарамир надолго уехал в Бэлфалас, а Альмариан снова всё лето оставалась в Минас-Тирит из-за болезни матери, которая чувствовала себя всё хуже. Лекари были честны и предупреждали, что настоящего лекарства от сахарной болезни нет, но когда Мирриан умерла, это все равно оказалось для нее потрясением. А еще более сильным ударом это стало для Вэантура.

— Вот уж не думал, что мне придется хоронить тебя, милая… — прошептал он над телом жены.

Траурную церемонию посетил даже Блюститель, помнивший Мирриан маленькой девочкой, которая когда-то так любила с ним рисовать.

После смерти старшей дочери Эммериль решила уехать из Минас-Тирит и поселиться у младшей в Эделлонде. “Эделлонд, опять этот Эделлонд”, — в сердцах подумала Альмариан. С другой стороны, характер у бабушки стал еще жестче, и хотя внучка по-своему любила ее, испытала что-то вроде облегчения, когда та уехала и они с отцом остались вдвоем.

В сентябре вернулся Фарамир, перед отъездом из Эделлонда он виделся с теткой и узнал о смерти Мирриан. Поэтому он сразу же решил навестить Вэантура с дочерью.

— Спасибо, что заглянул, — встретила его печальная, осунувшаяся Альмариан.

— Если бы я мог хоть как-нибудь помочь и вас утешить…

Он чувствовал себя неловко, так как его лето выдалось на редкость счастливым.

Альмариан заметила это и пришла на помощь.

— Меня отпустили во Врачебных Домах. Скоро мы с отцом поедем в Дол-Амрот к дедушке Эарнилу.

— Хочешь, я напишу леди Келебриан? Чтобы вас встретили как моих родственников и друзей?.. Мне ужасно неудобно, что я так и не выполнил свое обещание показать тебе дельфинов.

— Нет-нет, не стоит. Ты же не виноват, что я несколько лет не могла оставить родных и уехать к морю.

— Но ты могла бы наконец-то их увидеть… Хотя, конечно, после смерти матери это слабое утешение…

“Я не столько хотела увидеть дельфинов, сколько покататься с тобой… Но ты этого не знаешь, и слава Небу”.

Фарамир простился с девушкой и Вэантуром и вернулся во Дворец, где его отыскал Валакар.

— Простите, милорд, — виновато заговорил он, — но дело в том, что государь странно себя ведет…

— Странно? — встревожился Фарамир.

— Да. Он стал носить кольчугу. Постоянно. Более того, он не снимает ее на ночь и так спит…

— ?! Лорд Боромир знает?

— Да. Но, к сожалению, у него не получилось переубедить государя.

— Спасибо, Валакар, я постараюсь что-нибудь придумать.

Однако прежде чем идти к отцу, юноша решил поговорить со старшим братом.

— Да, увы, спит в кольчуге, — подтвердил Боромир, — и ничего не желает слышать.

— Он как-то объясняет, зачем ему это?

Боромир лишь махнул рукой.

— Знаешь, когда умерла мама, я ужасно боялся, что отец женится вновь. Ведь он был относительно молод, еще хорош собой… — вздохнул старший брат. — Теперь же все чаще думаю, что так было бы лучше для всех… А для него в особенности.

Фарамир грустно кивнул. После ужина он последовал за Дэнетором в его покои.

— Соскучился? — усмехнулся отец.

— Конечно, — улыбнулся Фарамир. — Хотя буду честен, я чудесно провел время.

— Не сомневаюсь.

— Боромир, естественно, так и не надумал жениться?..

— Нет. И вряд ли стоит настаивать. Мой отец, блюститель Эктелион, преследовал меня разговорами о супружестве всю мою молодость. Не хочется ему уподобляться. — Дэнетор отпил вина.

— Ну, дедушка не сильно преуспел, — засмеялся юноша.

— Именно. Так что придется пока подождать… Хотя я понимаю твои чувства, сынок. У меня ведь не было младшего брата, так что я никого не задерживал.

Фарамир обнял отца и действительно почувствовал под его одеждой металлические кольца.

— Отец… Вы в кольчуге? — “удивился” он. — Что-нибудь случилось?

— Ты же знаешь. Война.

— Война идет много десятилетий, — напомнил сын.

— Мне это помогает держаться. Чувствовать себя бодрее, я очень состарился за эти годы.

— Вы и спите в ней? — огорченно спросил Фарамир.

— Да. Мне стало тяжеловато просыпаться и вставать по утрам. Кольчуга не даёт мне залеживаться в постели…

— Прошу прощения, отец, но, по-моему, вам это совсем не помогает. Чтобы были силы, нужно полноценно отдыхать. Мы с Боромиром готовы взять часть ваших обязанностей на себя. Кольчуга только мешает вам высыпаться, и вы будете стариться еще быстрей…

— Я засыпаю, как только появляется возможность лечь. А вот утром…

— Отец… пожалуйста.

Дэнетор лишь вздохнул.

Фарамир не уступал отцу в упрямстве и, как только Валакар сообщил ему, что милорд ушел в купальню, потихоньку унес и спрятал кольчугу.

— Зачем ты это сделал? — Дэнетор не сомневался в том, кто был виновником пропажи.

— Потому, что волнуюсь за вас.

— Я, конечно, старый, но из ума еще не выжил. Не нужно меня опекать и контролировать. Верни.

— Нет!

Блюститель помолчал, а потом неожиданно рассмеялся, вспомнив, как, будучи наследником, точно так же добыл ключи от Палантирной, пока Эктелион мылся.

У Фарамира, который не знал, как отреагирует отец на его самоуправство, отлегло. “А все-таки мы с ним ужасно во всем похожи”, — глядя на сына, подумал Дэнетор.

Юноша же сокрушался о том, что слишком надолго оставил старика одного. “Все же Боромир, хоть и очень любит его, не настолько внимателен и почти все время проводит в походах, или с друзьями… А тетушка Эммериль уехала в Бэлфалас. Скорее бы уже мое тридцатилетие. Мы бы с Анкалимэ поженились, и она наверняка смогла бы вдохнуть жизнь в этот Дворец, все больше напоминающий склеп… А если бы у нас родился ребенок, радость придала бы отцу сил”.

Спустя какое-то время Фарамир сделал еще одно печальное открытие. Когда он сидел у отца в кабинете, подготавливая повестку для очередного Совета Минас-Тирит, Дэнетор внезапно заговорил с ним.

— Что ты сказал, малыш?.. — дружелюбно спросил он.

— Ничего…

— Но я же слышал. — Отец внимательно смотрел на него.

— Простите, отец, но вам показалось.

От взора юноши не укрылось, как огорчился Дэнетор.

— Все в порядке?.. — уточнил сын.

Блюститель кивнул и, казалось, погрузился в чтение очередного доклада. Вскоре он отпустил Фарамира и ушел в спальню. “Что это? Я уже не первый раз слышу то, чего нет… Неужели я потихоньку схожу с ума?.. Этого еще не хватало…. — Он обхватил ладонями виски. — Наверное, из-за этого жуткого Голоса, звучащего в голове… И ни с кем не посоветоваться”.

Тем временем жизнь в Минас-Тирит становилась все более невыносимой. Стычки в Итилиене не заканчивались, снова и снова над Городом раздавался плач осиротевших жен, детей и пожилых родителей, время от времени заглушаемый звоном погребальных колоколов.

Ородруин извергался все сильнее, мгла над Мордором неумолимо сгущалась, и когда Фарамир смотрел на восток, ему казалось, что он видит огромную черную волну, жаждущую поглотить Гондор, и лишь тонкая невидимая преграда удерживает тьму за Сумрачными горами. Юноше все чаще снились кошмары.

К огорчению младшего сына, Дэнетор стал еще более молчаливым и печальным и часто сидел в полном одиночестве, закрывшись у себя в покоях.

Время шло, Фарамир страдал от невозможности помочь отцу, Боромир вел себя как ни в чем не бывало, и его нежелание обзавестись семьей так и не изменилось.

Следующим летом Фарамир снова ездил в Бэлфалас, чтобы увидеться с невестой, и возвращение домой показалось ему особенно тяжелым. После сверкающего на жарком солнце лазурного моря, после цветущих благоуханных южных садов черно-белая каменная Минас-Тирит с ее мрачно-торжественном Дворцом производили гнетущее впечатление.

“Имею ли я право забирать Анкалимэ из Бэлфаласа и привозить сюда?.. Маме хватило двенадцати лет, чтобы зачахнуть среди этих унылых камней”.

Он поднялся и прошел в одну из гостиных, где висели портреты отца и матери, написанные в год, когда Дэнетор стал Блюстителем.

С грустью он всматривался в лицо прекрасной юной леди с кроткими сияющими глазами, а потом его взгляд упал на изображение Дэнетора. “И отец когда-то был молод и красив, хотя я его таким почти и не помню… Надо же, как мы все-таки похожи. Что ж, я знаю, каким буду лет через шестьдесят-семьдесят, — усмехнулся юноша. — Хотя до старости еще нужно дожить”.

Услышав легкие шаги, он обернулся. Позади стоял Дэнетор. Годы, проведенные в Итилиене, приучили его всегда ступать тихо. Отец тоже какое-то время смотрел на портрет Финдуилас, а потом развернулся и, не говоря ни слова, вышел.

— Отец!.. — догнал его Фарамир.

— Что, Фарамир? — спросил тот.

— Даже не знаю…

Дэнетор остановился и удивленно взглянул на сына.

— Просто… просто мне очень тяжело… Даже не знаю почему… — Сын обнял его.

— Пойдем посидим, — предложил Блюститель.

Они пришли в его покои, и Дэнетор велел Валакару принести вина.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил он.

— Вроде бы и ничего из ряда вон выходящего… Но… Всё вокруг… Наша жизнь…

— Увы, — согласился Дэнетор. — Наша страна еще не знала таких мрачных времен.

— Отец…

— ?

— Как вы думаете… У Гондора есть хоть какая-то надежда?

Дэнетор долго молчал.

— Ты сильный, мой мальчик, и я скажу тебе правду. — Блюститель тяжело вздохнул. — Нет. Увы.

— Никакой?..

— Никакой. Гондор становится всё слабее… Мордор день ото дня укрепляет свою мощь. В один прекрасный день… Что я говорю… — покачал он головой и поправился, — в одну жуткую и черную ночь он просто нас раздавит. Что бы мы ни делали… Как бы мы ни выстраивали оборону, как бы храбро и отчаянно ни сражались…

Убитый Фарамир смотрел на отца.

— Рано или поздно Минас-Тирит падет, — продолжил тот. — Все защитники погибнут, а те женщины и дети, которые не будут растерзаны, окажутся в рабстве и вскоре позавидуют мертвым.

Дэнетор умолк, молчал и Фарамир.

— Отец… — наконец заговорил он, — как скоро это произойдет?

— Не знаю. Может быть, уже через год, а может, и через десять.

Юноша невольно запустил пальцы в волосы.

— Похоже, я огорчил тебя еще сильней.

— Нет, отец. Спасибо, что сказали мне правду…

(C) 2024 murzwin