ReidaLinn

Анна Комнина, замечательный византийский историк 12 века, написала историю царствования своего отца-императора Алексея Комнина, а заодно описала историю Первого крестового похода глазами византийцев. Я вчера и сегодня читал ее "Алексиаду", и до сих пор под впечатлением - и от живости слога, и от обстоятельности, и от масштабности этого труда.

Вот так, например, Анна Комнина описывает встречу крестоносцев с византийцами. Участники крестового похода прибыли к берегам Византии на нанятом ими пиратском трехмачтовом корабле с тремя лодками на буксире. Навстречу им из гавани вышли византийские суда, которыми командовал молодой воин по имени Мариан...

"Мариан стал уговаривать латинян на их языке ничего не опасаться и не сражаться с единоверцами. Кто-то из латинян прострелил ему шлем из цангры (далее в тексте описание арбалета и принципа его действия, так как в Византии арбалетов не знали)
И вот стрела, пущенная из цангры, попала в верхушку шлема и пробила его на лету, не задев даже волоска Мариана; провидение не допустило этого.

Мариан быстро метнул в графа другую стрелу и ранил его в руку; стрела пробила щит, прошла сквозь чешуйчатый панцирь и задела бок графа. Это увидел один латинский священник, тринадцатый по счету из тех, кто сражался вместе с графом. Стоя на корме, он стал метать в Мариана стрелы. Но Мариан не пал духом и продолжал яростно сражаться, побуждая к тому же и своих воинов, так что раненным и изнуренным соратникам латинского священника пришлось трижды сменяться. Но сам священник, хотя и получил много ран и был весь залит кровью, бестрепетно продолжал битву.

Представление о священнослужителях у нас совсем иное, чем у латинян. Мы руководствуемся канонами, законами и евангельской догмой: «не прикасайся, не кричи, не дотрагивайся, ибо ты священнослужитель». Но варвар-латинянин совершает службу, держа щит в левой руке и потрясая копьем в правой, он причащает телу и крови господней, взирая на убийство, и сам становится «мужем крови», как в псалме Давида. Таковы эти варвары, одинаково преданные и богу и войне. Так и этот, скорее воин, чем священнослужитель, надел священное облачение и, взяв в руки весло, устремился в морской бой, начав битву сразу и с морем и с людьми.

Бой продолжался с вечера до середины следующего дня и становился все ожесточенней. Латиняне, хотя и против воли, сдались Мариану, прежде получив от него обещание сохранить им жизнь. Но этот воинственный священник не прекратил боя и тогда, когда уже был заключен мир. Опустошив колчан, он схватил булыжник и швырнул его в Мариана, который успел прикрыть голову щитом; камень ударился о щит, разбил его на четыре части и пробил шлем.

Мариан, оглушенный ударом, сразу потерял сознание и долго лежал, не издавая ни звука, подобно Гектору, пораженному камнем Аякса. С трудом придя в себя и собравшись с силами, Мариан стал метать стрелы в своего врага и трижды его ранил. Но этот, скорей воитель, чем священник, все еще не насытился битвой. Перекидав руками все камни, оставшись без камней и без стрел и не зная, что ему делать дальше, чем защищаться от врага, он стал метаться и буйствовать, как зверь, терзающий от ярости самого себя. Все, что попадалось под руку, он тотчас же пускал в ход. Найдя мешок с хлебами, он стал их швырять как булыжники, будто свершая службу и превращая битву в богослужение. И вот, схватив один из хлебов, он изо всех сил бросил его в лицо Мариану и расшиб ему щеку.

Граф Брабанта, сдавшись вместе с кораблем и со своими людьми, с готовностью последовал за Марианом. Когда же они достигли берега и сошли с корабля, этот самый священник стал повсюду разыскивать Мариана; не зная его имени, он искал его по цвету одежды. Найдя, он подошел к нему, обнял, поцеловал и тут же хвастливо сказал: «Если бы вы встретились мне на суше, много вас погибло бы от моих рук». Выпустив Мариана из объятий, он дал ему серебряный кубок ценой в сто тридцать статиров. Сказав это и сделав такой подарок, священник испустил дух" (с)

Вообще, "Алексиаду" отличает то, что подробное описание военных кампаний и дипломатических переговоров сопровождается большим количеством живых и человеческих деталей, которые были доступны Комниной из первых рук благодаря знакомству с участниками событий - семьёй императора и его полководцами. Например, после сражения со скифами полководцы Алексея Комнина были обеспокоены количеством попавших в плен врагов.

"В это время перед ним (императором) предстал разгневанный Синесий и сказал: «Что происходит? Что это за новые порядки? У каждого воина по тридцати и более пленных скифов, а рядом с нами толпа куманов. Если усталые воины, как это и должно быть, уснут, скифы освободят друг друга и, выхватив акинаки, убьют своих стражей. Что тогда будет? Прикажи скорей умертвить пленных». Император сурово взглянул на Синесия и сказал: «Скифы – те же люди; враги тоже достойны сострадания. Я не знаю, о чем ты только думаешь, болтая это!». Затем Алексей с гневом прогнал продолжавшего упорствовать Синесия. Одновременно он велел довести до сведения всех воинов приказ сложить в одно место скифское оружие и хорошо стеречь пленных.
Сделав такие распоряжения, император спокойно провел остаток ночи. Однако в среднюю стражу ночи воины, повинуясь божественному гласу, или по другой неизвестной мне причине убили почти всех пленных. Император узнал об этом утром, сразу же заподозрил Синесия и немедленно призвал его к себе. Разразившись угрозами, Алексей сказал в обвинение Синесию: «Это дело твоих рук». И хотя Синесий поклялся, что ни о чем не знает, Алексей приказал заключить его в оковы. «Пусть узнает, – сказал император, – каким злом являются одни только оковы, и он никогда не будет выносить людям столь суровые приговоры»." (с)

В Анне поражает ее образованность - она, знакома не только с гуманитарными науками, риторикой и философией, но также с геометрией и оптикой, и говорит о применении оптических приборов при осаде крепостей, пишет о тактике, о составе огненной смеси, которой византийцы "сожгли лицо" своим врагам, и тд и тп. Но ещё интереснее широкой образованности Анны Комниной - ее особенный литературный стиль, очень необычный для 12 века - а именно, свободное присутствие авторской личности и авторского "Я" в повествовании, причем не только в тех местах, где речь идёт о ее собственных воспоминаниях, но и в тех случаях, когда автор врывается в повествование очень внезапно - говорит, что ее веселят описанные ей события, или замечает, что она пишет какие-то строки глубокой ночью, и ей трудно сосредоточиться от усталости.

Распространенное и утвердившееся мнение по поводу средневековой литературы состоит в том, что она, дескать, обезличена, и личность автора в ней почти не присутствует. Это не вполне справедливая идея, требующая серьезных оговорок (например, она не принимает во внимание средневековую арабскую литературу), но рациональное зерно в ней есть. И в этом смысле книга Анны Комниной чудесна своей человечностью, способностью автора сблизиться с читателем и сделать близким для него своего главного героя - Алексея Комнина. От того, что императора видишь глазами его дочери, он выглядит гораздо более объемным и живым, чем просто исторический герой, живший тысячу лет тому назад. К нему привязываешься по ходу чтения - если не как к знакомому живому человеку, то по крайней мере как к герою талантливой художественной литературы.

Пошел я покачаться на качелях. А там как раз сидела на скамейке компания молодых людей человек из пяти. Когда компания проводит время, сидя на скамейке - это, вообще-то говоря, уже характеристика. Ну, я сел на качели - и сразу спиной почувствовал их агрессивный настрой. Кто имел много стычек в школе или во дворе - те знают это чувство, а остальным все равно не объяснишь. И я сходу почувствовал себя, как в школе рядом с недоброжелательной компанией, но не лишать же себя удовольствия из-за подобной ерунды. Слушаю музыку, качаюсь. Тут один из этих молодых мужчин подскакивает к качелям сзади и начинает изо всех сил их раскачивать. А качели - это такая круглая корзинка на канатах, и, естественно, когда она начинает взлетать слишком высоко, веревки изгибаются, корзину встряхивает и мотает из стороны в сторону. Но мне не привыкать, я сам часто невольно добивался такого эффекта, когда хотел раскачаться посильнее. Так что я засмеялся, перехватил веревки поудобнее и продолжил качаться, не оборачиваясь на моего "помощника" и ничего ему не говоря. Ну, он ещё потрудился, потрудился (тоже молча), не добился ничего, помимо одобрительных смешков с моей стороны, и вернулся к своим товарищам.

У меня от его стараний резинка слетела с волос, так что я отпустил веревки и перевязал волосы, следя за тенями на земле, чтобы перехватить верёвки, если кто-нибудь опять подскочит.
Мои соседи посидели, посидели у себя на лавочке, а потом ко мне пришел другой. Первый мужик был темнокожий и в черной футболке, а второй белый и в белой толстовке с капюшоном. Тоже стал изо всех сил раскачивать и трясти качели. На сей раз я обернулся на него через плечо, улыбнулся и одобрительно ему кивнул. Поскольку все это совершалось в абсолютной тишине, я уже начал сомневаться, а действительно ли эти молодые люди хотят меня таким способом согнать с качелей или вообще достать? Может, они по простоте душевной хотят мне помочь и вообще сделать приятное.

Надо заметить, что я вообще склонен в отсутствии явных и недвусмысленных доказательств враждебности считать любое поведение скорее неловкой формой дружелюбия, чем агрессией.

Так что я покачался, покачался, потом слез, взял свой велосипед и, проходя мимо скамейки, даже нарочно вынул наушники, чтобы их поблагодарить. Улыбнулся им и говорю - хорошего дня!
Они нестройным хором отвечают - хорошего дня!..
А потом я прошел шага два вперёд и слышу, как один другому говорит:
"Он псих, что ли?.."
И второй, задумчиво:
"Похоже на то"

Читаю "Книгу назидания" Усамы ибн Мункыза - очень интересное сочинение, написанное арабом во времена Второго крестового похода и рассказывающее о его битвах с франками и со своими соплеменниками, а также о разных бытовых курьёзных ситуациях. Я в принципе очень люблю средневековую литературу, но конкретно эта книга - это ещё и уникальный случай посмотреть на крестовые походы "с противоположной стороны забора". И она, вдобавок ко всему, переведена на русский, тогда как большинство первоисточников - скажем, Гильома Тирского - нужно читать либо на французском, либо на английском. Десять лет назад это было бы для меня большим препятствием. Сейчас мне почти все равно, но всё-таки приятно почитать на русском. Кроме всего прочего, это очень живое сочинение, которое доказывает, что люди двенадцатого века могли рассказать о своей жизни ничуть не хуже современных блогеров. Им просто не хватало соцсетей...

"...Тадж ад-Даула схватил моего дядю, заточил и поставил людей сторожить его. К нему никто не входил, кроме его слуги Шим‘уна, а сторожа оставались вокруг палатки. Мой дядя написал своему отцу, да помилует их обоих Аллах, чтобы он прислал ему в такую-то ночь (он точно указал ее) нескольких его товарищей, которых назвал по именам, и лошадей, которых надо было привести в определенное место. Когда настала указанная ночь, Шим‘ун вошел к своему господину и снял свою одежду, тот надел ее и вышел ночью на глазах сторожей, и они его даже не заподозрили. Мой дядя пошел к своим товарищам, сел на коня и уехал, а Шим‘ун проспал на его ложе. Шим‘ун обыкновенно приходил к дяде на заре, ко времени омовения (мои дядя был один из тех аскетов, что простаивают ночи, читая книгу великого Аллаха).
Когда настало утро и сторожа увидели, что Шим‘ун не прошел, как обычно, в палатку, они сами вошли туда и увидали там Шим‘уна, а Изз ад-Даула уже скрылся. Они донесли об этом Тадж ад-Даула. Он велел привести Шим‘уна и, когда тот явился к нему, спросил: «Как ты это сделал?» Он ответил: «Я дал господину свою одежду, которую тот надел и ушел, а я проспал на его ложе». – «И ты не боялся, что я велю отрубить тебе голову?» – воскликнул правитель. «О господин мой, – отвечал Шим‘ун, – если ты отрубишь мне голову, а мой господин спасется и возвратится домой, я буду счастлив. Не для того ли он купил и воспитал меня, чтобы я пожертвовал за него жизнью?»
Тогда Тадж ад-Даула, да помилует его Аллах, сказал своему хаджибу: «Отдай этому слуге лошадь его господина, его вьючных животных, палатки и все его вещи». Он отправил Шим‘уна вслед за господином и не питал против него злобы и гнева за то, что он сделал, служа своему господину"

Каждый раз, когда читаю такие истории с переодеванием - а их в средневековых сочинениях гораздо больше, чем вы думаете - мысль только одна: они слепые, что ли, эти стражники? Не могут отличить одного человека от другого?! А поди ж ты. Многие подобные побеги в самом деле удались.

Хотя, справедливости ради, один мой товарищ, будучи задержан полицейскими в Москве по политическому делу и отдав им свой российский паспорт, который они потребовали у него, попросился в туалет, после чего спокойно вышел через парадное, вежливо попрощавшись с охранявшими участок полицейскими. Те из его невозмутимости сделали вывод, что его, видимо, отпустили - иначе чего бы он так нагло перся через проходную? А он поехал домой, взял загранпаспорт - и первым же рейсом улетел в Испанию, где, собственно, и пребывает по сей день.

Сегодня, кажется, международный день борьбы с гомофобией, будут много об этом писать... Мне часто кажется - подобным разговорам остро не хватает перспективы, исторической широты.

Вот люди начинают всерьез обсуждать, можно ли дать другим свободу в отношении того, с кем спать, на ком жениться и можно ли менять пол. И это кажется очень серьезным обсуждением. И "борцы с экстремизмом" чувствуют себя очень важными людьми, которые удерживают мир от какого-то чудовищного разврата и распада. Жаль портить им настроение, но в действительности эти люди - просто продолжатели дела крестьян, которые всем селом поколотили бы девицу, причесавшуюся как замужняя (или наоборот).

Они - потомки тех, кто насаждал и применял административные и уголовные статьи за несоблюдение постов и/или местных пищевых традиций в самых разных государствах. Ещё совсем недавно за такое можно было умереть - как, впрочем, и сегодня можно умереть в кое-каких исламских государствах за отказ носить платок.

Винят в этом чаще всего триумвират авраамических религий - но это неправда, это начинается ещё у первобытного костра, когда один раскрашенный дикарь имеет право украшать себя какими-нибудь перьями, а другой нет, и за такую наглость, как попытка выбирать свою прическу, украшения или диету, наглеца убьют без колебаний всей общиной, ибо такова основа всякой власти, иерархии, а _значит_, и морали, потому что мораль на нижних ступенях моральной эволюции людей неотделима от понятий власти, иерархии и наказания. "Цензор нравов" - это должность, которую ввели не фанатичные монахи, а просвещенные римляне. Я как-то писал о том, как Катон Старший лишил звания патриция бесстыдника, посмевшего при юной дочери поцеловать свою жену.

Люди всегда пытались держать под контролем пищевое и сексуальное поведение своих ближних, а также их внешний вид. Влиятельные, образованные и авторитетные мужчины, власть и культурные лидеры своей эпохи, неизменно доходили в этом деле до абсурдной виртуозности, которой позавидует любая наша бабка у подъезда:

«Мы запрещаем остроносую обувь и шнурки и запрещаем любому брату носить их… ибо все эти мерзости пристали только язычникам» (с)

Устав ордена тамплиеров, 1129, принят собранием французских дворян и высших прелатов при поддержке короля Иерусалимского и Бернарда Клервоского, впоследствии святого.

Нам сейчас смешно, но для людей, которые казнили своих ближних за такие преступления, как нарушения поста или ношение женщиной брюк (важный пункт обвинения в процессе Жанны д'Арк) это было очень серьезно. Они охраняли мировой порядок, нравственность и будущее собственных детей. И им совсем не приходило в голову, что мы однажды будем жить в мире, где любой сможет одеваться, стричься и питаться, как ему угодно, не следуя их "святым" запретам - и никто этого даже не заметит! Никто не почувствует, что в мире что-то надломилось и пошло не так! Никто, кроме совсем уж обезумевших кликуш, не станет призывать вернуться к обязательным причёскам для замужних и для незамужних, пищевым запретам, государственным законам об одежде...

И вот самый страшный факт для "борцов с экстремизмом" всех мастей - это что мир ничуть не изменился там, где была полностью отменена и вообще запрещена их "добродетельная и святая" гомофобия. Выйдешь на улицу - и не увидишь ничего ужасного. Приходится хвататься за соломинку, за чей-то пост или микроскопическую новость в интернете, чтобы только раздуть из мухи слона и поддержать в себе истерику, чтобы не ощущать, что вся эта "святая, апокалиптическая" битва - это очередная истерика из-за чужих шнурков, над которой сто лет спустя можно будет разве что хохотать.

Прочитал вчера на ночь "Рудина" Тургенева. Стало жаль, что не читали его в школе. Эта повесть (хотя она и называется романом) лучше, чем "Отцы и дети". На меня Рудин вчера произвел сильное действие - я засыпал как будто в облаке литературных впечатлений, что со мной случается нечасто.

Что за несчастная история с русской литературой в школах - они, по-моему, нарочно такие произведения подбирают, чтобы человек русскую литературу возненавидел, как зубную боль!

Кстати, Тургенев и как писатель гораздо лучше, чем Толстой с Достоевским, и даже непонятно, как это они выдвинулись на передний план. Они по сравнению с Тургеневым оба плохо пишут.
Один мямлит и впадает попеременно в истерику и в сладкие сопли, другой бормочет, заговаривается и ненавидит все и вся - во-первых, женщин, во-вторых, Наполеона, потом вообще великих личностей в истории (за что им столько славы и внимания?), а потом всех, кто не согласен по какому-нибудь пункту с г-н Толстым и не готов с восторгом принимать его запутанные вздорные идеи за Священное писание своего века (ах, как здорово по ним прошёлся Макс Нордау в своем "Вырождении", наглядно показав, что г-н Толстой противоречит сам себе и вообще болтает вздор!)

Я ещё и Писемского заодно решил почитать, о нем в школе даже упоминания не было, но в статьях Писарева он упоминается рядом с Тургеневым и Гончаровым и для современника, видимо, стоял наравне с ними или почти наравне. Стал читать его "Боярщину" - самый европейский роман из всей русской литературы, какой я только видел. Художественно ниже Тургенева, конечно, но повествовательно намного динамичнее и острее, чем наша русская классика, и вообще-то с читательской точки зрения едва ли не лучше, потому что, по крайней мере, автор заботится об интересах читателя и сюжете, а не только о том, чтобы выразить свои чувства и мысли за полуразвившимися сюжетными положениями и недооформленными драматическими коллизиями с сомнительными моральными поворотами в угоду авторским взглядам. Рудин, например, очень живой и настоящий в общей атмосфере и деталях, но сюжет - включая и финал каждой сюжетной линии - составлен автором искусственно и часто вопреки художественной правде.

Я со скрипом, но могу ещё поверить в героическую гибель Рудина на баррикадах, хотя это - чистая случайность, а никак не следствие характера и общего развития героя. Но выдать обманутую Рудиным Наталью за кадром за ее прежнего ухажёра - это для автора уже несомненное желание как-то сбыть ее с рук и заодно оправдать Рудина - вот, мол, не так уж плохо все устроилось, а значит, ему можно и простить. Чем именно "неплохо" - это может понимать только мужчина девятнадцатого века, которому, если женщина не утопилась с горя, а вышла "благополучно" за хорошего и честного, хотя и нелюбимого мужчину - ну и слава Богу, чего ещё женщина может желать! Ведь муж ее будет любить и уважать, и даже подчиняться ей.

И все же "Рудин" замечательно живой и цельный по сравнению хотя бы с теми же "Отцами и детьми", не говоря уже о прочей школьной классике.

Моя бы воля, я совсем по-другому преподавал бы русскую литературу и рассказывал о ней. Из нашей школы можно вынести о русской литературе совершенно превратное впечатление и потом больше ее не касаться из-за этого, а ведь это на самом деле несправедливо.

У нас два дня непрерывный дождь, и мне очень удобно сидеть в гостиной с лампами, кофе и книжкой и читать, и я действительно наслаждаюсь писателями, о которых раньше даже и не думал. Спасибо за это Писареву.

Я вообще литературную критику очень люблю, но только настоящую, от сердца, а не всяких юзефович. Вот мне раньше Сарнов и Белинков очень нравились, хотя я не во всем согласен с тем же Сарновым и иногда хочется ему даже по башке надавать, а теперь я стал читать Писарева - и мне тоже очень нравится, хотя есть совершенно отвратительные пассажи - главным образом, потому, что он сначала лезет в обобщения, а потом только рассказывает, из чего их вывел, и если с его конкретными наблюдениями нельзя не согласиться и не сочувствовать им, то про обобщения можно сказать только одно - уж если тебе хотелось, так поместил бы ты их хотя бы _после_ своих фактических суждений, а то выглядишь с порога, как наглец, который решил всем писателям указывать, как и про что им следует писать! И только если человеку хватит терпения не бросить, он увидит, что эта совковая (в наших изрядно намозоленных советской "критикой" глазах) манера в отношении к литературе на самом деле - в отличие от совка - не только извинима, но и осмысленна, и даже очень применима к современности.

Жизнь беспардонно хороша. Пока все остальные люди трудятся, я предоставлен сам себе. Кажется, в начале пребывания во Франции, когда мы жили на пособие для беженцев, это не ощущалось, как такое упоительное чувство - вероятно, из-за беспокойства, что нужно как-то устроить свою жизнь. Устроить себе отдых на свой вкус и за свой счёт куда приятнее.

Май в Лионе идеален для прогулок и для пикников - ещё не слишком жарко, 26 градусов и приятный ветерок, природа яркая и свежая, и даже комары ещё не появились. Мы вчера устроились в роще с мангалом, и я заволновался - чёрт, я в шортах по колено и в футболке, на Соне тонкая рубашка, а спрей от комаров мы забыли дома!.. Но ни один из комаров так и не появился, и только любопытная длинная гусеница забралась Соне на плечо. Можно гулять, качаться на качелях и сидеть на траве в полное удовольствие.

Я писал "Жанну", написал и опубликовал сразу двадцать пять страниц подряд, чего не мог себе позволить при работе. "Жанна" - мое самое несчастное произведение, из-за того что это несомненный долгострой и где-то даже неформат, и я писал его урывками, из-за чего фидбек довольно скудный. Но зато я получаю от него большое удовольствие, и Соня от него в восторге.

Я хотел написать темное фэнтези со сложным и жестоким миром, но не тошнотворными героями. И, думаю, мне это удалось. Если придраться, то, конечно, можно сказать, что это фэнтези "темное" только в сравнении с моим обычным, безусловно светлым фэнтези. Я называю его "темным" просто потому, что в этом вымышленном мире, как и в нашем, в повседневных схватках побеждает преимущественно зло, и даже неплохие люди в массе своей служат его инструментами и попадаются в его ловушки.

Кроме того, мне всегда казалось странным, что истории любви в литературе почти всегда поданы от лица женщины, внимание которой направлено на мужчину. Мне давно хотелось написать историю наоборот - чтобы внимание героя-мужчины было направлено на женщину, и чтобы он учился от нее преодолению обычных мужских слабостей и предрассудков, как это обычно и бывает в настоящей жизни. Все мои друзья и все знакомые мужчины, которые хоть чего-то стоят, преодолевали неизбежные ограничения мужской социализации в контакте с достойными женщинами - учились, слушая их, подмечать те обычные несправедливости и предрассудки, которые им навязывала традиционная культура, начинали замечать кучу двойных стандартов в отношении мужчин и женщин и в итоге сами становились лучше, хотя это зачастую приводило их к конфликту с мужским окружением.

Любопытно, что такой подход часто встречается в литературе в отношении других сюжетов - например, о том, как белый европеец, сталкиваясь с представителем другой культуры и становясь его другом, начинает сознавать несправедливость воспитанного в нем чувства имперскости, уверенности в своем превосходстве над любым другим народом и культурой, неизбежного расизма и патернализма в отношении всех непохожих на себя людей. А вот касательно гораздо более глобальных и всепроникающих идей сексизма такого подхода в приключенческом романе я никогда не встречал.

Видимо, белому человеку посмотреть на мир и самого себя глазами человека из другой культуры, даже страшно далёкого от него туземца с отдаленного материка, гораздо проще, чем увидеть самого себя и окружающих себя мужчин глазами женщины, которая ему вроде бы дорога и которую он вроде бы любит - потому что в таких отношениях герой-мужчина в приключениских романах всегда остаётся к концу книги тем же непоколебимым и довольным собой эгоистом, каким был в начале книги.

Хотя, безусловно, феминистские мотивы в "Жанне" - далеко не основная тема, да я этого и не хотел бы. Я хотел бы, чтобы они были только частью приключений и моральной эволюции героев, точно так же, как в обычной жизни наше избавление от предрассудков и обыденной несправедливости - только часть общего процесса самоопределения человека в отношении добра и зла.

Помимо всего прочего, я получил возможность читать книги не урывками, как на работе, а спокойно, в своем кресле, ни на что не отвлекаясь. Читаю "Фрегат "Паллада" Гончарова - с тем же наслаждением, с каким читал его "Обыкновенную историю".

Акунин поступил страшно несправедливо, когда мимоходом написал, что кто-то из его героев (кажется, Эраст Петрович) взялся за "Фрегат Палладу", чтобы поскорей заснуть. Людей, которые прочли этот момент и незаметно вынесли для себя ощущение, что эта книга Гончарова должна быть сухой и скучной, наверняка очень много - мне самому много лет не приходило в голову открыть "Палладу", чтобы над ней не уснуть. В то время как на самом деле это замечательная и смешная книга, да и трудно представить себе что-то забавнее, чем сорокалетний ленивый и обстоятельный чиновник-литератор, который, вспомнив свои детские мечты о дальних странах, под влиянием порыва соглашается поступить на фрегат секретарем главы экспедиции - и потом ужасается, поняв, во что он впутался. Ведь это кругосветное путешествие под парусом, которое займет целых три года; ведь нужно оставить свою квартиру (съёмную, а значит - нужно съехать с концами и вывезти мебель), отказаться ото всех своих привычек и знакомств и жить на тесном судне с совершенно неизвестными ему людьми и в очевидном неудобстве... А дальше идут комические зарисовки этой самой морской жизни, и читаются они гораздо увлекательнее, чем роман с общим сюжетом.

По-прежнему не могу понять, почему из всего, что писал Гончаров, нас в школе мучили "Обломовым", нудным и оставляющим, на самом деле, очень тягостное впечатление, вместо того, чтобы читать блестящую и гомерически забавную (хоть и серьезную по существу затронутых проблем) "Обыкновенную историю", или же избранные главы из "Фрегата"

...Как же хорошо для разнообразия побыть свободным человеком без работы!
Чувствую, что начинаю прямо-таки оживать.

Сначала мы с женой семь часов подряд бродили по городу, нисколько не заботясь о том, что можно переутомиться перед работой.

Потом мы провели весь следующий день в гостиной - я на кресле, Соня на диване - читая книжки и время от времени переговариваясь. Я читал воспоминания воспитанниц Смольного и Екатерининского института при Николае I, и то и дело отвлекался, чтобы зачитать Соне вслух какой-нибудь особенно замечательный отрывок. Эти женские пансионы находились в тесной связи с императорской семьёй, и их воспитанницы записали кучу мелких эпизодов, в которых жуткий российский император со "взглядом василиска" представал с совершенно неожиданной стороны. Заодно из этих мемуаров мы узнали о Петре Георгиевиче Ольденбургском, который был человеком на самом деле выдающимся. Я изумлен, что мы не говорили о нем в школе. Сомневаюсь, что в его эпоху кто-то больше сделал для распространения образования, и особенно - женского образования.

Хотя, может быть, в этом все и дело. Женское образование не считается чем-то важным или интересным, и достижения в этой области в наших курсах истории не занимают того места, что и, например, освобождение крестьян. Хотя по своей важности этот предмет ничем не уступает судебным реформам и отмене крепостного права.

Ну и потом, ещё такой момент касательно работы. Потребность сохранить какие-то живые творческие силы на писательство в моем случае вела к тому, что вся избыточная позитивная энергия, которую и так не очень просто сохранить, когда все время ходишь на работу, направлялась именно в эту сферу. К ночи я приносил Соне новый эпизод, и пароксизмом супружеской близости был тот момент, когда она читала только что написанное, а закончив чтение, с блестящими глазами говорила - как же это здорово!.. Как мне повезло, что ты есть!.. Как я тебя люблю!.. И мы обнимались, смеясь от радости. А потом я валился спать, как срубленное дерево, поскольку в пять утра нужно было вставать и ехать на работу. Или, если дело было утром, тут же собирался и выкатывал велосипед, а спать ложилась уже Соня. А на остальное, в том числе занятия любовью, сил часто не оставалось вообще.

Вплоть до смешного. Лежишь ночью в кровати, и половина тебя страстно хочет потянуться к любимому человеку с обнимашками, а другая скулит - я так устал, я хочу спать!..

Любовь в не меньшей степени, чем творчество, требует полноты энергии, избытка сил, и я уверен, что большая половина тех проблем, которые связаны с недостатком секса у людей в длительном браке, связана вообще не со скукой, а с банальным переутомлением и стрессом. И никакой отпуск в две недели или выходные этого не компенсируют - не только потому, что их банально недостаточно (они способны восполнить потерю сил, но чаще всего просто недостаточны, чтобы почувствовать тот самый радостный избыток сил, который побуждает нас делиться этой силой, радостью и нежностью с любимым человеком), но и потому, что мысль о конце этого отдыха висит над головой дамокловым мечом, и мозг (а вместе с ним и тело) настроены не на щедрое расходование этой энергии, а на то, чтобы накопить ее побольше. И поэтому простое ощущение, что ты начнёшь работать не в день N, а _тогда, когда сам захочешь этого_, даёт немыслимое в других случаях чувство свободы, когда твои силы и энергия - только твои, и ты наконец можешь не беречь их для кого-нибудь другого, а дарить партнёру. Это совершенно потрясающее чувство!

Я сегодня случайно наткнулся на картинки художественной выпечки, которую начала делать Ханна Пейдж, учительница из Северной Калифорнии, когда ей подарили голландскую хлебопечку. Она создаёт из хлеба настоящие картины с натюрмортами, выложенными мозаикой из кусочков овощей, грибов и зелени. Ее произведения очень красивы сами по себе, но у меня они вызвали ещё вот такую мысль - я часто слышал и читал такую порожденную усталостью и человеческой задолбанностью жизнью мысль, что, мол, Рай был бы очень скучным местом. Ведь только какие-нибудь неприятности способны вызывать в усталом человеке гальваническое напряжение всех сил и мобилизацию энергии, которая и заставляет взрослых людей ощущать себя живыми. Но воспоминания о своем детстве могли бы подсказать нам, что подобное положение вещей не является чем-то естественным или нормальным - это просто результаты нашего нервного истощения.

Нормальны и естественны - переизбыток сил, бурный интерес к жизни, источник которого находится не вне, а внутри нас. И таким образом Рай - это не такое состояние реальности, которое лишает нас мотива "двигаться вперёд", а состояние, в котором для движения вперёд больше не нужно, чтобы жизнь подстегивала нас, как старую больную клячу. В детстве мы что-то делаем и наслаждаемся активностью не потому, что вынуждены к этому, а просто потому, что мы полны энергии и не способны усидеть на одном месте.

И поэтому странно предполагать, что в Раю скучно - наоборот, наша привычная действительность в сравнении с счастливой и здоровой жизнью выглядит так же скучно и тускло, как наш взрослый мир - в сравнении с очарованием, которым мир был полон в детстве. Если люди перестанут постоянно чувствовать себя задерганными, уставшими и несчастными, у них появится время и вдохновение даже самые обычные и маленькие дела делать, как настоящее искусство

Я очень забавным образом потерял свое второе место работы.

Дело было так - последние две смены, пришедшиеся на выходные, я работал с коллегой, которая постоянно делала резидентам замечания, причем резким и недовольным тоном. У каждого нашего резидента есть так называемый "контракт" - набор правил, которые он должен соблюдать. Контракт индивидуальный и связан с личными особенностями резидента. Например, один парень не должен говорить за едой на посторонние темы, он может говорить только о еде и связанных с ней вещах. Причина такого странного условия заключается в том, что у этого парня есть свойство зацикливаться на одной из своих любимых тем для разговора и после этого тараторить без умолку, игнорируя свою тарелку и теряя интерес к еде от перевозбуждения. В общем, правила "контракта" изначально разумны, но, по моему глубокому убеждению, не должны восприниматься с чрезмерным рвением и перерастать в систему мелочных придирок.

Большинство коллег, с которыми я работал, могли ответить этому юноше на пару посторонних реплик, а потом сказать - " ***, ты помнишь свой контракт? За столом говорим только о еде". Или вообще пошутить, в стиле - а как глобальное потепление связано с едой? И никаких проблем не возникало. Парень неконфликтный и контактный, любит, когда ему улыбаются и шутят с ним, и легко идёт тебе навстречу, если ты с ним по-доброму. То есть никаких причин проявлять излишнюю жёсткость нет.

И вот мы сидим за обедом, резидент уже доел свою тарелку (целиком. Если вы помните, то основная цель контракта - это чтобы он нормально ел!), и в перерыве между блюдами, пока коллега раздает десерт другим резидентам, он спрашивает у новенькой сотрудницы, желая познакомиться - "а у тебя есть дома кошка или собака?" И тут моя коллега бросается на него, как коршун - "Ты почему не соблюдаешь свой контракт?!".

Я, если честно, офигел от такой несоразмерной реакции, и, желая сгладить ситуацию, успокоительно говорю - "мы все равно пока не едим, а ждём десерт, это всего один вопрос".
Коллегу это, очевидно, разозлило и она мне заявляет - давай ты не будешь мне возражать перед резидентами!
Е-мое... Мы же не в армии. Резиденты - не солдаты, мы - не офицеры, что это за культ субординации? Почему резидент, на которого ты с излишней резкостью наехала по совершенно не существенному поводу, пользуясь своим положением и своей властью, должен чувствовать, что все профессионалы - и лично я в том числе - поддерживают и одобряют такое обращение с ним?

Но ладно, я ей ничего не говорю. Однако резидент, на которого она наехала, переживает эту ситуацию болезненно - вместо того, чтобы спокойно есть свою дыню, потихоньку утирает слезы. Они же, хоть и взрослые юноши по возрасту, по уровню сознания и восприятия - маленькие дети. Надо просто видеть, например, как этот резидент сидит и смотрит телевизор со своей плюшевой игрушечной лошадкой на коленях, гладя ее и "общаясь" с ней. Он охотно будет рассказывать, что ее зовут Копьё, и она любит есть траву, а потом даст тебе ее погладить, и будет за нее ржать и фыркать. Ну, словом, дитя дитем. И вот этот взрослый ребенок сидит за столом и плачет, потому что злая тетка сделала ему грубый и резкий выговор на пустом месте. Помню самого себя в детском саду и в первом классе - я тоже так плакал. Так что я встаю, обнимаю парня за плечи, и утешаю его - говорю, что он не сделал ничего плохого, что он вообще отлично справляется и хорошо себя ведёт (что, кстати, правда), и что мне всегда приятно с ним работать (тоже правда). Ну и он через некоторое время успокаивается и даже начинает улыбаться сквозь слезы.

На следующий день моя коллега снова слишком резко одернула резидента, опять повторился разговор про "не возражай мне в их присутствии". Ну и когда мы оказались за закрытой дверью кухни, я решил всё-таки попытаться донести до нее свое вИдение ситуации, и сказал, что мы все время повторяем резидентам, что это место - их дом, и они здесь у себя, но, когда постоянно существуешь в атмосфере резких окриков, то создаётся впечатление, что ты не дома, а в тюрьме. Ведь дом - это прежде всего эмоциональный комфорт и чувство безопасности.

Моя коллега, прямо скажем, была противоположностью как первого, так и второго. Я совершенно точно не хотел бы оказаться резидентом, который находится в зависимости от неё, если даже между нами - равными по положению коллегами - она не считала нужным заботиться о своих манерах.

Скажем, я во время обеда встаю из-за стола и захожу на кухню, чтобы помочь ей вынуть из тележки подносы, а она реагирует резко и недовольно - "ты что, не видишь, что я уже этим занимаюсь?!" (Да вижу я, вижу! Я потому и пришел тебе помочь). И совершенно не понятно в этот момент, чем именно ты вызвал ее недовольство и почему, если она хочет заниматься этим делом в одиночестве, ей просто не сказать - "о, спасибо, не стоит беспокоиться, я сама справлюсь!", как сделал бы любой другой на ее месте.

Но мне, в общем, все равно - я взрослый человек, и я после такой беспричинно грубой отповеди пожму плечами и пойду спокойно доедать свой обед, а вот будь я ребенком или нашим резидентом, я бы переживал все сразу - и обиду, и чувство несправедливости, и когнитивный диссонанс (вроде бы я ничего плохого не сделал, но, если взрослый и обладающий авторитетом человек так реагирует на мое поведение, то со мной и моим поведением всё-таки что-то не так? Но нет, не может быть, ведь я же ничего не сделал... И тд и тп).

Плохо, когда человек, который работает со людьми - в особенности с уязвимыми людьми - все время излучает недовольство. Мне иногда хотелось спросить эту коллегу - тебе, вообще, нравится эта работа?.. Потому что она не болтает с резидентами, не подыгрывает им, когда они о чем-то фантазируют и веселятся, не смеётся с ними, а видит смысл нашей работы только в том, чтобы их постоянно "строить" и одергивать, причем нервно реагирует на самые незначительные нарушения распорядка. И я сомневаюсь, что ей самой интересно и приятно в такой обстановке.

Но вишенка на торте заключалась в том, что эта самая коллега очень старается "прикрыть" себя от любых неприятностей с начальством. Я уж не знаю, в чем тут дело - может, у нее кредит на дом или дети, которых ей нужно содержать, но ее опасение в чем-нибудь проколоться и потерять работу доходило до каких-то крайних величин. Например, утром забыли дать таблетки одному резиденту, который проспал до 11 дня (был выходной). Мы в этом конкретном диспансере ещё не имели разрешения на то, чтобы давать таблетки, так что звонили коллегам с других этажей, просили их прийти и помочь с этим. Резиденты просыпаются в разное время, так что мы звоним несколько раз и дёргаем людей с их этажа на наш. И вот во время пересменки, когда выясняется, что резиденту не дали таблетки, эта дама тут же заявляет - это не наша вина, это они давали таблетки и забыли про него!.. Я думаю - фигасе, люди делали лишнюю работу, помогали нам, а в благодарность мы будем теперь их обвинять?.. Говорю - нет, это моя вина, **** долго спал, я забыл позвонить, чтобы к нему спустились и дали ему лекарства.
Я сказал "моя", не "наша", но коллега все равно была ужасно недовольна.
Потому что это вроде как бросало тень и на неё.

В общем, у нас с ней вышло тотальное несовпадение по всем фронтам. И вот, в последний день работы во время пересменки она начинает жаловаться на меня, что я мешаю ей поддерживать порядок в отделении и отказываюсь понимать, как важно для психотиков неукоснительное соблюдение контракта. Я говорю - я не против соблюдения контракта, я просто считаю, что как минимум в начале можно напоминать резиденту о правилах с улыбкой и доброжелательно, а уже потом, если он сознательно тебя не слушает, вести себя более строго. И не вижу смысла сразу же начинать с резкости.
Коллеги - ты не понимаешь! Они аутисты! Они психотики! Если им напоминать про правила с улыбкой, они это вообще превратят в игру и будут из тебя веревки вить!
Ну, во-первых, это неправда. Я тому же самому парню, на которого наехала моя коллега, каждый раз напоминал о правилах с улыбкой и как бы в шутку, и это работало.
Во-вторых, если раньше я работал в заведении для буйных, где психозы выражались в том, что резиденты били нас, друг друга и себя, то там страх профессионалов потерять контроль над ситуацией хотя бы был понятен. А когда цена вопроса не так высока, то можно было бы, на мой взгляд, реагировать спокойнее.
Я сказал - да, я понимаю, они аутисты, но они же прежде всего - люди, и заслуживают человеческого обращения...
Тут моя коллега, которая первая же начала на меня жаловаться, вскакивает с места в таком негодовании, что опрокидывает со стола и разбивает свою кружку с кофе, и, даже не подтерев разлитого, демонстративно вылетает из бюро.
Я говорю ей вдогонку - может быть, мы всё-таки обсудим эту ситуацию?..
Другая коллега - ты не можешь ожидать, что она будет с тобой разговаривать нормально, раз ты с самого начала занимаешь осуждающую позицию. Ты говоришь, фактически, что она злой человек и бесчеловечно обращается с резидентами. Как вообще можно такое обсуждать?
Коллега, вернувшись в бюро, надрывно - "я два года здесь работаю... Я ещё никогда подобного не слышала..."
Уходят уже вместе, переживать это моральное потрясение на кухне за новой чашечкой кофе взамен только что разбитой.

В понедельник все мои смены в этом заведении аннулируют безо всяких комментариев и объяснений - вероятно, в результате жалобы коллег, чье точное содержание теперь уже навсегда, видимо, останется тайной, покрытой мраком.

Это все было настолько дико, что я по итогу даже не расстроился. На карте у меня скопилось столько денег, что я в принципе могу позволить себе не работать хоть до сентября, а я внезапно понял, что устал. Очень устал за эти несколько последних лет. Слишком много работал, слишком мало отдыхал.

Мне нужен настоящий, полноценный отдых, когда над тобой даже не висит мысль, что через столько-то дней нужно будет возвращаться на работу.
Баста! Никаких финансовых причин хвататься на новые смены в новом месте у меня нет, так что я собираюсь выйти на замену не раньше, чем по-королевски отдохну.

Горожане(тихо) Раз, два, три. (Громко.) Да здравствует победитель дракона! (Тихо.) Раз, два, три. (Громко.) Да здравствует наш повелитель! (Тихо.) Раз, два, три. (Громко.) До чего же мы довольны — это уму непостижимо! (Тихо.) Раз, два, три. (Громко.) Мы слышим его шаги!

Входит Генрих.

(Громко, но стройно.) Ура! Ура! Ура!

1-й горожанин. О славный наш освободитель! Ровно год назад окаянный, антипатичный, нечуткий, противный с....н сын дракон был уничтожен вами.

Горожане. Ура, ура, ура!

1-й горожанин. С тех пор мы живем очень хорошо. Мы…

Генрих. Стойте, стойте, любезные. Сделайте ударение на «очень».

1-й горожанин. Слушаю-с. С тех пор мы живем о-очень хорошо.

Генрих. Нет, нет, любезный. Не так. Не надо нажимать на «о». Получается какой-то двусмысленный завыв: «Оучень». Поднаприте-ка на «ч».

1-й горожанин. С тех пор мы живем очччень хорошо.

Генрих. Во-во! Утверждаю этот вариант. Ведь вы знаете победителя дракона. Это простой до наивности человек. Он любит искренность, задушевность. Дальше.

1-й горожанин. Мы просто не знаем, куда деваться от счастья.

Генрих. Отлично! Стойте. Вставим здесь что-нибудь этакое… гуманное, добродетельное… Победитель дракона это любит. (Щелкает пальцами.) Стойте, стойте, стойте! Сейчас, сейчас, сейчас! Вот! Нашел! Даже пташки чирикают весело. Зло ушло — добро пришло! Чик-чирик! Чирик-ура! Повторим.

1-й горожанин. Даже пташки чирикают весело. Зло ушло — добро пришло, чик-чирик, чирик-ура!

Генрих. Уныло чирикаете, любезный! Смотрите, как бы вам самому не было за это чирик-чирик.

1-й горожанин(весело) . Чик-чирик! Чирик-ура!

Генрих. Так-то лучше. Ну-с, хорошо. Остальные куски мы репетировали уже?

Горожане. Так точно, господин бургомистр.

Генрих. Ладно. Сейчас победитель дракона, президент вольного города выйдет к вам. Запомните — говорить надо стройно и вместе с тем задушевно, гуманно, демократично. Это дракон разводил церемонии, а мы…

Часовой(из средней двери) . Сми-ирно! Равнение на двери! Его превосходительство господин президент вольного города идут по коридору. (Деревянно. Басом.) Ах ты душечка! Ах ты благодетель! Дракона убил! Вы подумайте!

(с) Евгений Шварц, "Дракон"

За кофе думал об учебниках истории. Совершенно бесполезно предлагать школьникам прочесть, пересказать или законспектировать какой-нибудь параграф, как это обычно делается на уроке, если имена, явления и люди, о которых говорится в этом тексте, сами по себе им не знакомы и не вызывают никаких эмоций ещё _до_ ознакомления с параграфом.

Вы можете прочесть и даже механически запомнить текст, который для вас лишён всякого смысла, но вы забудете его так же стремительно, как заучили. Человек, который прочитал хороший исторический роман или посмотрел интересный фильм, легко запомнит факты, связанные с уже знакомыми ему героями - потому что эта информация в его глазах имеет смысл и вызывает у него какие-то эмоции. Идея, что школьный курс должен "научить детей истории", бессмысленна. Школьный курс может только систематизировать и структурировать уже имеющиеся в голове человека образы, знания и представления. Если их изначально нет, пытаться обучить кого-нибудь истории за два урока по 45 минут в неделю - совершенно нелепая затея.

Например, если шестиклассник уже помнит об осаде Ля Рошели из "Трёх мушкетёров", о войне католиков и гугенотов из "Королевы Марго" и, скажем, из чудесных приключенческих романов дю Террайля о молодом Генрихе Наваррском ("Король-сердцеед", "Варфоломеевская ночь"), которые написаны виртуозно лёгким языком и читать которые местами увлекательнее, чем кататься на американских горках - то учителю истории не составит труда за сорок пять минут резюмировать и систематизировать для него тему "религиозные войны во Франции". Но если для ученика понятия "католики" и "гугеноты" не связаны ни с какими образами и не вызывают никаких эмоций, то необходимость выучить и сдать параграф об их войнах будет естественным образом восприниматься человеком, как бессмысленное издевательство.

Идея, что школьный учитель должен "заинтересовать учеников своим предметом", исключительно лукава. Сначала учителю даётся столько времени, что его недостаточно даже для изложения предельно сокращённой основной программы, а потом от него требуют, чтобы он каким-то образом успел по каждому вопросу рассказать ученикам кучу вещей и фактов _сверх_ программы, без которых эту самую программу нельзя не только освоить, но и попросту понять.

Поэтому я думаю - если родителям не интересно покупать совсем ещё маленькому ребенку кучу иллюстрированных энциклопедий, подбирать для него лучшую библиотеку старых приключенческих романов, вместе с ним смотреть фильмы, действие которых происходит в другие эпохи, а потом объяснять ему непонятные места (хотя, если поставить дело правильно, то можно очень быстро обнаружить, что это он вам будет объяснять непонятные места), то можно просто сразу согласиться с тем, что в школе ваш ребенок никогда не получит хорошего гуманитарного образования. И если он когда-нибудь станет культурным человеком, то это случится с ним уже во взрослом возрасте ценой больших сознательных усилий

Проснувшись, первым делом прочитал такую новость:

"Суд Афин оправдал журналиста Димитриса Аликакоса, написавшего книгу о церемонии схождения Благодатного огня в Иерусалиме.

В 2018 году Аликакос отправился в Иерусалим, чтобы изучить этот ежегодный ритуал. По его словам, к этому привело его религиозное происхождение. «Мой отец был православным священником, и он впервые рассказал мне о мошенничестве с Благодатным огнем», — говорит журналист.

В Иерусалиме он взял интервью у нескольких священников, в том числе у архиепископа Исидора, который отвечает за ритуальные предметы храма Гроба Господня, такие как свечи, несущие Благодатный огонь. В своей книге «Искупление. Дело о Благодатном огне» и YouTube-роликах Аликакос опубликовал рассказы о том, что пламя разжигали сами священники.

«В книгу Аликакоса вошли свидетельства самих архиепископов, которые признались, что огонь был зажжен с помощью обычной зажигалки», — передает Greek City Times.

В 2019 году Иерусалимский Патриархат вместе со штаб-квартирой Греческой Православной Церкви на Святой Земле и несколькими ее священниками вел судебную тяжбу с Аликакосом, обвиняя журналиста в клевете, нарушении тайны частной беседы и нарушении закона о персональных данных. В частности, патриархат требовал удалить видео, в котором архиепископ Исидор признался в использовании зажигалки. Однако в 2022 году суд постановил, что видео было снято с согласия священника, и отклонил ходатайство.

В книге Аликакоса архиепископ Никифор «признает то же самое, с той лишь разницей, что он использовал спички».
«То, что написано в спорной книге, является продуктом вымышленных историй, придуманных автором с очевидной целью опозорить верующих и получить финансовую выгоду от продажи книги», — считали в патриархии. Дополнительно в качестве аргумента приводилось то, что книга вышла накануне Пасхи, это посчитали доказательством «более глубоких мотивов автора и издательства».

Патриархат первоначально участвовал в судебном иске, утверждая, что работа Аликакоса нанесла ущерб их репутации, заставив верующих сомневаться в своих священниках. Однако позже патриархия отказалась от иска.
В конце марта 2024 года суд оправдал Аликакоса" (с) по материалам "Фонтанки"

По-моему, это самая радостная пасхальная новость.
Скажем, Эразм Роттердамский, автор подлинно христианских сочинений своего времени и сам - глубоко верующий человек, неустанно обличал в своих книгах мошенничества, связанные с многочисленными "святыми реликвиями", мнимыми "чудесами" и вполне реальным идолопоклонством, процветавшим в его эпоху.

Я знаю, что кого-нибудь новости о зажигалках и других формах злонамеренного обмана со стороны церкви может шокировать, но, по правде говоря, это едва ли может сравниться с такими нелепостями, как "молоко Богоматери", "говорящие" и плачущие кровавыми слезами статуи и другие мошенничества, о которых писал Эразм и о которых мы сейчас помним, главным образом, благодаря ему.

Вера, построенная на мнимых "чудесах", однозначно не стоит того, чтобы ее сохранять. Я не знаю, все ли служители церкви, причастные к замалчиванию подобных обманов, а также других преступлений, существующих внутри организованных церквей, на самом деле руководствуются только заботой о сохранении своего влияния и собственных доходов, или же кто-то из этих людей оказывается в ловушке групповой психологии и ложного страха, что правда может послужить орудием того, что ими должно восприниматься, как борьба против Бога и религии. Но одно совершенно точно - невозможно служить добру, поступая против совести и против базовых принципов порядочности. Думаю, именно это расхождение между декларируемой целью и грязными средствами, в конечном счёте, оттолкнуло от веры больше людей, чем что бы то ни было ещё. Эразм это отлично понимал - поэтому и не стеснялся обличать подобные поступки в полный голос.

К сожалению, к тому моменту, когда священники или светские верующие находят в себе силы разорвать этот порочный круг преступного молчания, они обычно уже настолько отравлены своим предшествующим опытом соучастия в недостойном групповом поведении и лицемерных практиках, что вместе со связями с искалечившей их преступной средой рвут и всякие связи с религией и Богом.

А все те, кто несёт наибольшую ответственность за их страдания, всю глубину которых знают только сами эти люди, сохраняют убеждение, что действуют единственно возможным образом.

Самое худшее (и самое антихристианское) в их поведении - это та неспособность к раскаянию и беззастенчивость, которая отличает наиболее злокачественные формы зла. Не только сознательно лгать, но и требовать наказания того, кто обличает твою ложь - это то состояние, которое возможно исключительно тогда, когда человек уже достаточно далеко зашёл по пути зла.

Коллективная солидарность, безусловно, облегчает человеку этот путь моральной деградации - это хорошо исследовано на примере фашистских и коммунистических режимов и так же наглядно видно на примере российского общества сегодня. Но нужно признать, что, если выстроенная нацистами и коммунистами система в целом отличалась бОльшей стройностью ("нравственно только то, что отвечает интересам класса или расы, как их излагает Вождь и правящая партия"), то внутри остальных систем впасть в заблуждение по поводу своих поступков не в пример сложнее. Что бы ты не говорил себе о том, что вера в чудеса поддерживает в людях благочестие, довольно трудно убедить себя, что морочить паломников с помощью зажигалки, объявляя это чудом и прямым божественным вмешательством в богослужение (кстати сказать - зачем?) - это _благочестиво_.

Если человек не просто шарлатан, которому в принципе все равно - использовать для получения доходов астрологию, карты Таро, "ведическую женственность" или же христианскую религию, если он хоть немного верит в Бога или хотя бы способен допустить Его существование, то ему требуется убедить себя, что Богу по какой-то причине приятен его образ действий. Что, на самом деле, уже представляет собой натуральный сатанизм.

"Лайфхакер" опубликовал статью "Что делать, если вы проснулись в другом мире - три совета от авторов фэнтези"

Я, хоть и являюсь автором фэнтези, думаю, что Лайфхакеру сейчас следует публиковать другой материал : "Что делать, если вы проснулись в другом мире - три совета от авторов книг "Архипелаг ГУЛАГ", "Крутой маршрут" и "Колымские рассказы"

Каждый раз, когда встречаю в старых книгах выражение "целительный сон", думаю о том, что я должен быть очень болен, раз это лекарство требуется мне в таких количествах. Хотя, возможно, болен весь наш мир, если уж исцеление требует максимально полного ухода от реальности. Как бы там ни было, по выходным я бываю похож на Спящую красавицу. Вчера, к примеру, лег в два часа дня, чтобы проснуться сегодня в три часа по полуночи. И нисколько об этом не жалею!

Тем не менее, я всё-таки успел много хорошего.

Прежде всего, я посмотрел фильм "Дети свинга". Это история трёх подростков, которые в довоенной гитлеровской Германии увлекались свингом и отказывались вступать в Гитлерюгенд. Потом их прижали, и двое из них решились на рискованный шаг - обмануть систему и для вида вступить в Гитлерюгенд, а по ночам продолжать танцевать свинг и ругать нацистов. И, естественно, все это оказалось гораздо сложнее, чем они думали.

Я был под таким сильным впечатлением, что сразу же после просмотра стал писать своим друзьям и рекламировать им этот фильм. В целом, это история о том, что идея "подстроиться и приспособиться" к какому-нибудь злу опасна и лукава, потому что бытие мало помалу начинает проникать в тебя и исподволь определять твое сознание, и рано или поздно ты внезапно понимаешь, что зашёл по этому пути гораздо дальше, чем способен был предположить. И тогда каждому все равно нужно будет сделать страшный выбор - отмолчаться не удастся никому.

Фильм сняли в девяносто третьем, но он трагически актуален. Сейчас этот колокол звонит по нам. Если вы ещё не смотрели, то очень советую! Я бы охотно показал это кино всем современным детям и подросткам. "Растлевающее иностранное влияние", "музыка ниггеров", которая подтачивает дух и ценности "великой нации", запреты неугодных книг и исполнителей - и юноши, которым до поры до времени все ещё кажется забавным, что можно обманывать систему, покупая запрещённые пластинки в упаковке германской народной музыки. И, разумеется, куда же без родителей, которые хотят тебе добра и убеждают поступать "разумно" - а на самом деле обрекают тебя на падение в бездонную моральную дыру, не сознавая, что уже давно упали в нее сами.

Кроме этого, я прочел "Войну в небесах" - первую книгу Чарльза Уильямса, в которой речь идёт не больше и не меньше, как об обретении Грааля. Этот дебютный роман понравился мне больше, чем написанные позже "Место льва" и "Схождение в Ад" (хотя этот последний меня все же сильно впечатлил). Даже не знаю, как определить творчество Уильямса - как "городское христианское фэнтези", "магический реализм" или всё-таки "мистический триллер"? В каждом определении есть доля истины. Мне, пожалуй, не близок привкус оккультизма в его книгах, но все же, если говорить об Инклингах, Чарльз Уильямс пока занимает для меня второе место после Льюиса, тогда как Толкиен стоит в конце этого списка - я ценю его заметки о литературной критике и Беовульфе, а также его эссе, но не его самостоятельное творчество. Тем более, что оно так или иначе сводится к тому, что он сначала сплагиатил Беовульфа в "Хоббите", а потом сплагиатил его ещё десять тысяч раз.

Ну, знаете, дракон, который охраняет древнее заклятое сокровище, внезапно пробудился от длительной спячки и угрожает окрестным жителям, а герой идёт добывать сокровища и гибнет, и сокровище хоронят вместе с ним. До этого слуга одного местного вождя, сбежавший от него, пробрался в пещеру дракона и унес оттуда чашу, а дракон его почуял и начал искать нахала... И так далее, и все тому подобное.

Теперь хочу прочесть заметки Чарльза Уильямса про образ Беатриче в книге Данте. Инклингов вообще незаслуженно мало ценят за их литературоведческие тексты. Я не говорю о тех, кто знает Льюиса, только как автора "Хроник Нарнии", но даже те, кто читал "Космическую трилогию" и "Письма Баламута", часто не читают "Аллегорию любви" - а эта книга, как и прочие научные работы Льюиса, способна заставить те же "Хроники Нарнии" заиграть тысячей новых оттенков. И опять же, трудно до конца распробовать вкус "Переландры", не читая работ Льюиса о Мильтоне.

Ну а сегодня ночью я, наконец, выспался достаточно, чтобы написать новый эпизод для "Королевы" и показать его Соне. Я могу писать только тогда, когда у меня хорошее настроение, а хорошее настроение почти всегда порождено избытком сил, душевных и физических. Порой оно даётся неожиданно и даром, как улыбка мироздания. В остальных случаях его необходимо вынянчить и выспать.

В целом, выходные прошли замечательно.

Читаю замечательную книгу о Людовике XIII - короле, который русскому читателю известен прежде всего по дружбе и соперничеству с кардиналом Ришелье.

Оказывается, семейный врач Людовика в течение многих лет записывал в особый журнал все сведения, связанные с дофином, начиная с его младенчества. И если у нас критикуют родителей за неумеренное выкладывание фото с детьми в соцсети, то королевский врач пошел гораздо дальше - он записывал все высказывания своего подопечного и аккуратно подшивал в свой журнал его детские рисунки и каракули. Правда, он не подозревал, что, начиная с 19 века, эти его записи начнут публиковать.

Книга полна совершенно очаровательных бытовых зарисовок о жизни королевского двора и маленького принца.

Маленький Людовик жил отдельно от родителей в замке Сен-Жермен, с собственным штатом слуг и воспитателей. В детстве было трудно одеть и причесать его с утра, потому что он бегал по коридору перед портретами своих родителей, крича "Bonjour, Papa! Bonjour, Maman !"

Он очень любил своего отца, Генриха Четвертого (Наваррского), хотя тот постоянно требовал от гувернеров, чтобы они обращались с ним построже и наказывали его розгами как можно чаще. В первый раз дофина высекли, когда ему было всего два года, что для современного читателя звучит шокирующе - как можно жестоко наказывать ребёнка, который очевидно слишком мал, чтобы отвечать за свои поступки? Но нельзя сказать, что настойчивость короля-отца, который был большим адептом розги, просто свидетельствует о его жестокости к своему сыну. Людовик был, как видно из записей врача, возбудимым ребенком, и в моменты недовольства начинал бить и кусать своих гувернанток, причем иногда по совершенно несущественным поводам. Например, его воспитательница отказалась дать ему то, что он хочет, пока он не скажет "пожалуйста", что спровоцировало у ребенка приступ ярости и буйства.

Умудрённые современной психологической наукой люди сказали бы, что это естественная реакция растущего ребенка на ощущение собственной беспомощности и полной зависимости от взрослых, ведь ребенок не может сам взять то, что ему нужно, и в принципе такие вспышки буйства свидетельствуют о формировании чувства собственного "Я", отдельного существования собственной личности и собственных потребностей. И побои тут совершенно ни к чему. Но неудивительно, что Генриху IV, который ничего не знал и не мог знать о детской психологии, но помнил, что его самого в детстве тоже много били, должно было казаться, что физические наказания должны обуздать то, что представлялось ему опасной - особенно в будущем короле - жестокостью и упрямством.

Несмотря на это, Генрих очень любил своего сына и пользовался его ответной любовью. Он охотно проводил с ним время, с самых ранних лет брал его с собой на охоту, а после охоты сам переодевал и укладывал спать в свою постель. Забавная деталь - когда дневник королевского врача публиковали в первый раз в девятнадцатом веке, эту деталь посчитали шокирующей и не рискнули напечатать. Глупо, не правда ли? То, что маленький Людовик регулярно спал в одной постели со своими гувернантками (одну из них он звал "Маманга"), никому не казалось чем-то предосудительным, а вот то, что ребенок может спать в одной постели с собственным отцом, смущало буржуазную мораль.

Генрих не хотел, чтобы его дети, в соответствии с придворным протоколом, называли его "государем", предпочитая слышать от них более теплое и семейное обращение "Papa". Тем не менее, он пытался донести до них реалии придворных отношений. Так, он сказал Людовику, что он, король - господин любого человека в стране, а Людовик - его слуга и подданный. Людовику сначала очень не понравилось слово "слуга", и он здорово рассердился. Но потом он свыкся с этой мыслью и на вопросы других людей о том, кто он такой, отвечал - "маленький папин подданный".

Узнав, что король проезжает мимо замка Сен-Жермен, Людовик всегда хватал свой барабан и барабанил сигнал "внимание, проезжает король". А посещая Генриха в его дворце, тоже брал барабан с собой и торжественно появлялся перед отцом под барабанную дробь, что Генриху очень нравилось.

Король постоянно шутил с Людовиком, и иногда довольно жестоко. Например, когда Людовика должны были крестить - а это случилось довольно поздно, когда дофину было уже пять лет - король сказал ему, что во время церемонии его бросят в воду, чтобы утопить. Поэтому Людовик очень боялся крещения и даже плохо спал в ночь перед церемонией.

А ещё он боялся девочек. Когда его сестра Елизавета в первый раз пришла в его комнаты, Людовик бросился на нее и стукнул. Его спросили, почему он это сделал. Он сначала не хотел отвечать, но потом сказал - "Потому что я ее боюсь". Его спросили, почему он ее боится, и он ответил - "Потому что она девочка".

Ещё одна шутка короля, зафиксированная в журнале медика. Генрих по какому-то поводу сказал Людовику - "ты, сынок, просто вылитый телёнок". Людовик резонно возразил - "Но тогда вы, Papa, тоже телёнок!". "Нет, - нашелся Генрих. - Я бык". "А наша мама?.." - спросил дофин. Королю пришлось заткнуться, потому что продолжать эти зоологические аналогии он не рискнул.

Больше всего на свете Людовик любил игру в солдатов, оружие и охоту. Охотился он с самого раннего возраста, в детстве часто стрелял из аркебузы по воронам, а в двенадцать лет впервые убил оленя ударом меча в сердце. Он любил воображать себя мушкетёром, и обычная его забава состояла в том, что Людовик вместе с любимым им солдатом из его охраны разыгрывали сценки из военной жизни. Солдат оставлял маленького дофина "стоять на часах", тот делал вид, что заснул на посту (а может быть, и правда засыпал), солдат, играющий капрала, вытаскивал его за ноги из укрытия, где спал ленивый часовой, и вел его "на гауптвахту" - и тд и тп.

Но при этом, наряду с этими воинственными развлечениями, Людовик увлекался самыми неожиданными делами - например, кулинарией и шитьем. Он сам кроил и шил одежду для своей любимой обезьянки Роберта, и развлекался этим во время долгой болезни, когда вынужден был лежать в постели (потому что чтение он не любил). Он играл на многих музыкальных инструментах, любил танцевать, и уже в шесть лет танцевал перед членами семьи, причем иногда во время этих семейных спектаклей исполнял женские роли, наряжаясь девочкой. Людовик и во взрослой жизни продолжал ставить придворные балеты (развлечение, пришедшее во Францию из Италии ещё при Катерине Медичи) и исполнял в этих балетах разные эпизодические роли, в том числе и женские. Но больше всего ему нравилось все устраивать и организовывать, собирать для очередного балета художников, танцоров и механиков, и лично руководить всеми репетициями. Известный нам по советскому фильму Мерлезонский балет тоже был придуман и поставлен лично королем.

Людовик увлекался даже совсем странными с точки зрения современной ему знати вещами - кузнечным делом и литьём, лепкой и резьбой по кости, а ещё - кулинарией. Ему отлично удавались сладкие пироги и марципаны, и он придумал усовершенствованный рецепт глинтвейна, который в его эпоху называли гипокрасом. Когда король охотился - обычно в сопровождении трех-четырех слуг, поскольку Людовик любил прятаться на охоте от толпы и шума - то ему случалось останавливаться на ночлег в какой-нибудь лачуге, и там молодой король, внезапно превратившись в повара, готовил для хозяина дома и для своих спутников омлет или какое-нибудь другое дорожное блюдо, и сам всех кормил.

Людовик стал королем всего в девятилетнем возрасте, а совершеннолетия, по тогдашним законам, достиг в четырнадцать (и в четырнадцать же женился на знаменитой благодаря Дюма Анне Австрийской), но до шестнадцатилетнего возраста так или иначе подчинялся королеве-матери - сначала регенту, а потом главе своего королевского совета.

Вероятно, именно королева-мать несёт ответственность за неудачный королевский брак. Начиналось все очень хорошо - четырнадцатилетний Людовик так хотел поскорее увидеть свою невесту, что помчался ей навстречу в карете, не дождавшись официального прибытия испанской инфанты, и, мельком увидев принцессу, крикнул ей - "Я здесь инкогнито! Трогай, кучер, трогай!..". Уже после официального представления невесты юному жениху подростки очень мило общались друг с другом, но вмешательство королевы-матери, заставившей абсолютно не готовых к этому детей в первую же ночь после свадьбы консумировать брак, да ещё в собственном присутствии, надолго отбило у Людовика всякую охоту к общению с женой. Он никогда не имел любовниц (не считая платонических), а рождения наследника, будущего Людовика XIV, Франции пришлось ждать больше двадцати лет.

Тем не менее, сомнительно, что настоящей любовью Анны Австрийской был герцог Бэкингем, фаворит и любовник короля Якова, которого английский король в своих письмах к Бэкингему звал своей женой. Любовных приключений с дамами у тщеславного герцога Бэкингема действительно было много, но его трагическая и преданная влюбленность в королеву Франции почти наверняка - не более, чем романтический вымысел Дюма

Оказывается, у испанцев есть своя версия Ронсевальского сражения. Король Альфонс Чистый хотел присоединить Испанию к империи Карла Великого, но этому воспротивился его племянник, Бернардо дель Карпио. Который собрал под свои знамена испанцев, напал на французов в Ронсевальском ущелье и лично убил героического графа Роланда.
Выкуси, Ганелон!..

История у Бернардо вообще шикарная - сестра короля Альфонсо, Химена, влюбилась в молодого графа Санчо Диаса, который служил королю, и в результате их тайной связи родила сына Бернардо. Разгневанный король заточил сестру в монастырь, а вассала - в темницу, однако незаконнорождённого племянника вырастил при дворе, как принца. Когда Бернардо вырос и узнал, что его отец томится в заточении, он попросил у короля его освободить, но король отказал. Бернард героически спас короля в сражении, в котором Альфонса чуть не убили мавры, и тот обещал племяннику награду. Бернардо снова попросил освободить его отца. Король сперва в порыве великодушия пообещал исполнить его просьбу, но потом передумал и отца Бернардо не выпустил. С этого началась эпическая вражда между дядей и племянником.

Альфонс решил лишить племянника наследства и присягнуть Карлу Великому для защиты Испании от мавров. Но Бернардо считал, что империя Карла угрожает независимости Испании куда больше, чем мавры, и поэтому собрал войско, выступил против французов и сразился с ними в Ронсевальском ущелье. Где им и был убит Роланд.
А отца Бернардо коварный король всё-таки вернул. По одной версии легенды, это случилось слишком поздно, и узник умер буквально перед тем, как сын пришел его освободить, а по другой - Альфонсо, вынужденный сдержать слово и вернуть Бернардо отца, вернул узника мертвым и с выколотыми глазами.

Как бы там ни было, Марсилий с Ганелоном негодуют. Они, получается, в этой истории совсем не при делах - так, что ли?!

Вчера в Лионе - ослепительное солнце и при этом ледяной, по-зимнему холодный ветер. Еду на велосипеде, без конца чихая - то от ветра, то от аллергии. Пока мы стоим на светофоре, другой велосипедист улыбается мне и говорит - может быть, вы хотите платок?.. - и достает из кармана, натурально, платок. Зелёный, в клеточку. С детства не видел ничего подобного, все давно сморкаются в салфетки. Дети, надо полагать, уже даже не представляют, что "носовой платок" в принципе может быть из ткани, а не из бумаги. А тут нате - настоящий, чистый, сложенный вчетверо клетчатый платок!..
Я, потрясенный разом куртуазностью и старомодностью соседа, пробормотал что-то в духе - вы очень любезны, но аллергику платок - как мёртвому припарка! Но все равно, огромное спасибо, это очень мило с вашей стороны. Мой сосед, все так же улыбаясь, убрал платок в карман и стартанул на только что зажегшийся зелёный свет, а у немного обалдевшего меня сзади нахально забибикали - мол, что ты встал, езжай давай.
Но всё-таки Лион - невероятный город.

В выходные перечитал на работе "Одиссею". Впечатления куда более яркие, чем в детстве. Но в глаза бросаются подробности, которые когда-то совершенно прошли мимо моего внимания. Скажем, когда Одиссей наконец-то возвращается в Итаку и под видом нищего является к своему рабу Эвмею, тот, угощая "нищего", говорит блудному царю:

Дел беззаконных, однако, блаженные боги не любят:
Правда одна и благие поступки людей им угодны;
Даже разбойники, злые губители, разные земли
Грабить обыкшие, — многой добычей, им данной Зевесом,
Свой нагрузивши корабль и на нем возвращаясь в отчизну, —
Страх наказанья великий в душе сохраняют... (с)

Реакция взрослого читателя в этот момент - что, правда?? Потому как Одиссей и его люди, как и остальные "герои", только и делают, что грабят и разоряют любые поселения, которые им подвернутся под руку, при этом не переставая быть любимцами богов. Например, Одиссей в другой момент рассказывает о своих "подвигах" после Трои так:

Ветер от стен Илиона привел нас ко граду киконов,
Исмару: град мы разрушили, жителей всех истребили.
Жен сохранивши и всяких сокровищ награбивши много,
Стали добычу делить мы, чтоб каждый мог взять свой участок (с)

И при этом боги - прежде всего Зевс с Афиной - Одиссея любят, и все его трудности в пути связаны с чем угодно, только не с насилием и грабежом. Вот съесть быков, принадлежащих Гелиосу - это да, большое преступление. И люди Одиссея за него поплатились своей жизнью. А разбой и мародёрство в мирных городах - отнюдь!

То ли свинопас Эвмей порядочнее, чем великие ахейские герои, и имеет более высокое представление об ахейских богах, чем они того стоят, то ли вся эта мораль недопустимости разбоя не распространяется на какие-то народы (например, на иноверцев. Хотя, например, троянцы верили в тех же самых богов)

Одиссей вообще странный человек - даже встретив своего старого отца, который совершенно убит горем, и то не может перестать врать и притворяться - просто из любви к искусству. Ему хочется взглянуть, как старик плачет о "погибшем" сыне, чтобы его "испытать" (?), и только после этого сказать ему, кто он такой. Причем он сам в этот момент расстроен горем безутешного родителя и обливается слезами. Создаётся впечатление, что он затеял весь этот обман, чтобы поплакать.

Вообще, надо заметить, что плачут в произведениях Гомера исключительно мужчины. Воины, цари, бесстрашные герои регулярно обливаются слезами, а вот женщинам плакать, напротив, неприлично. То есть можно, но только на похоронах. А чтобы, как их венценосные супруги, регулярно обливаться сладкими слезами у кого-нибудь в объятьях - это нет, это чисто мужское дело.

Ещё один бросившийся мне в глаза момент - тех, кто сдается и, сложив оружие, бросается кому-то в ноги, не щадят. В большинстве сцен такого человека убивают совершенно беспощадно, если только за просителя не вступится какой-нибудь бессмертный бог или влиятельный соратник. Если в средневековом эпосе и куртуазном романе милосердие к сдающимся считается хорошим тоном и естественным поступком (я могу припомнить только одну сцену, в которой герой не дал пощады сдавшимся ему разбойникам - это был Амадис, и на фоне других средневековых рыцарей такой поступок выглядел редкой и неожиданной решимостью), то в Илиаде с Одиссеей сдаваться врагу куда опаснее, чем с ним сражаться, потому что он наверняка тебя убьет, не глядя, что ты безоружен, да ещё и выскажется напоследок в духе - "ишь ты, чего захотел!"
Просто потому, что может.

В принципе это можно считать знаком большой моральной эволюции. Гильом в "Короновании Людовика", например, прямо говорит, что, какое бы оскорбление или обиду ему не нанес другой человек, но, если он встал на колени и просит прощения, то он, конечно же, тотчас его простит.

Сегодня я дочитал (тоже на работе) "Беовульфа" и взялся за "Песнь о моем Сиде". И, честно сказать, после Гомера "Беовульф", при всех своих достоинствах, смотрится откровенно блекло. То, что хорошо знавший античную литературу Толкиен так сильно им увлёкся и вовлек в орбиту своей любви к "Беовульфу" Льюиса и других Инклингов, по-моему, просто результат общей увлечённости людей его эпохи Вагнером и нордическими мотивами. Так-то это произведение ни при какой погоде не может составить конкуренцию Гомеру.

Коллега решила сегодня вечером приготовить для нас всех фондю из сыра камамбер, чтобы мы все могли порадоваться выходным. От плавящегося в духовке камамбера отделение заполнил такой аромат, что я почувствовал себя грязным до мозга костей. Даже в то время, когда я был волонтером Православной службы милосердия и ездил по ночам в автобусе с бомжами, там, в автобусе, кажется, и то не было подобного амбрэ. Горячий камамбер напоминает человека, который не переодевался уже года два. В этот прекрасный сыр нам предлагалось макать корнюшоны, хлеб, индейку и что-то ещё, уже не помню, что. Я мужественно сидел за столом, натянув капюшон на голову, и наблюдал, как резиденты с упоением едят это изысканное угощение. От которого я сам благоразумно отказался, ограничившись тем скучным ужином, который нам прислали с кухни - пиццей, зелёным салатом и арбузом.
Французы!..

Всероссийская поэтическая премия имени Андрея Дементьева с этого года включила в свои правила пункт о том, что «в целях сохранения традиционных для российского общества и разделяемых всеми традиционными религиозными конфессиями представлений о браке, семье, материнстве, отцовстве, детстве к участию в Конкурсе не допускаются граждане, сменившие пол». И требует прилагать к присылаемым стихам копию свидетельства о рождении (c)

А каково ваше социальное происхождение? А что делали вы и ваши предки до семнадцатого года?
А нет ли, случайно, среди ваших предков темнокожих, как у Пушкина с Дюма?
А может быть, вы вообще еврей?!

Про неожиданное сходство опыта супруга и читателя.

В браке самое прекрасное то, что не приходится каждый раз начинать с азов. Когда другой человек уже очень давно является самым внимательным и заинтересованным свидетелем нашей внутренней жизни, и у нас с ним за плечами уже сотни тысяч разговоров, он воспринимает какую-нибудь новую мысль такой, как она есть на самом деле, тогда как для других людей любая наша мысль или любое чувство - это айсберг, большая часть которого скрыта под водой. Если бы мы действительно хотели, чтобы другой человек воспринял сказанное во всей полноте, пришлось бы всякий раз начинать с доооооолгой предыстории и с объяснения каких-то базовых понятий, потому что другой человек обладает совсем иным, несхожим с нашим понятийным аппаратом, другим опытом, другими чувствами... Понять какую-нибудь нашу мысль такой, как она есть, способен только человек, который уже понимает нас самих. Разница здесь такая же, как между человеком, который случайно взял книгу с полки в магазине - и тем, кто любит творчество какого-нибудь автора всю свою жизнь и знаком с его книгами и биографией во всех подробностях.

Конечно, люди часто тянутся к новым контактам и знакомствам ради острого восторга первооткрывателя. Мне случалось испытывать эйфорию от внезапного, как удар тока, ощущения, что совершенно незнакомый человек имеет схожий со мной опыт, или незнакомый мне писатель нашел нужные слова для чего-то важного и родного для меня. Этот внезапный восторг от ощущения, что ты встретился с родственной душой - чувство прекрасное. Но тот восторг, в который меня раз за разом приводит _продолжение_ открытия другого человека - не менее яркое, но куда более глубокое переживание. С действительно "нашим" человеком интерес по мере погружения в его внутренний мир растет, а не ослабевает.