Эсмеральда (гет)

Клод Фролло несколько дней не выходил из своей кельи. Он всё так же ставил алхимические опыты, читал книги, но всё больше и больше его голова была занята мыслями о брате. Только когда на площади появлялась Эсмеральда, он забывал обо всех своих горестях и спешил к окну, чтобы взглянуть на её танец.

Впрочем, всё чаще архидьякон выглядывал на улицу с иной целью — увидеть брата. Его всё ещё не оставляла надежда, что сорванец придёт и покается сам, и его можно будет, немного пожурив, простить. Клод прекрасно понимал, что к Жеану пора наконец применить серьёзные меры, но у него всё ещё рука не поднималась это сделать.

Но Жеан не появлялся у собора Богоматери. Он вообще почти не выходил из дома. Ранним утром, когда посетителей было мало и его не могли увидеть, он подрабатывал уборщиком в кабаке «Яблоко Евы», а всё остальное время валялся на кровати в своей каморке. За работу он получал жалкие гроши, которых ему едва хватало на хлеб. Но остаток денег Клода он так и не истратил, положив в укромное место. Он всё ещё боялся наведаться к брату, особенно после угроз Жоффруа, хотя и не особенно им поверил. Но у младшего Фролло неплохо работала интуиция, и сейчас она подсказывала, что визит к Клоду для него ничем хорошим не закончится.

Жеану было одиноко. Жоффруа после ссоры к нему больше не заглядывал, и он, хотя всё ещё сердился на приятеля, скучал по нему — кроме этого школяра и Робена Пуспена, у него не было больше друзей. С другими школярами из колледжа он не общался. Ссора с Жоффруа лишила его одного из последних друзей, и в таких нерадостных обстоятельствах это повергало Жеана в ещё большее уныние.

В один прекрасный день его одиночество было нарушено стуком в дверь. После раздражённого «Войдите, чёрт бы вас побрал!» на пороге показалась озорная мордашка Пуспена.

— Приветствую, дружище Жеан! Ты, смотрю, совсем перестал выходить из дома. Что случилось?

— Ничего! Просто настроение у меня плохое, — пробурчал Жеан, не желая делиться своими бедами.

— Ничего, сейчас мы это исправим! У меня для тебя подарок! — объявил Робен и достал из мешка большую флягу с вином.

У Жеана заблестели глаза — он уже почти неделю не пил спиртного. Впервые за долгое время он оживился, достал скромную закуску — хлеб с сыром — и усадил товарища за стол.

Робен разлил вино по стаканам. Друзья разговорились. Жеан успел немного отвыкнуть от вина, и уже пара стаканов принесла ему лёгкость во всём теле и неумеренную болтливость. Поначалу не желавший откровенничать, он в конце концов рассказал приятелю про своё одиночество.

— Да, помнишь, какие были раньше времена, когда ты учился в колледже? — спрашивал Пуспен. — Наверное, тогда тебе не было так одиноко.

— Да я бы не сказал…

— А помнишь, как мы раньше всей компанией отмечали праздники?

— Было отличное время, — подтвердил Жеан. И соврал, потому что учёба ему тогда давалась очень тяжело.

— А чем ты занимаешься? — продолжал допытываться Робен. — Нельзя же весь день сидеть дома!

Жеан ни одной живой душе никогда бы не признался, что он работает в кабаке за гроши, а уж тем более болтуну Пуспену. Поэтому он просто промолчал. К счастью, Робен давно не был в «Яблоке Евы» и не видел его в качестве уборщика.

Робен не стал задерживаться надолго — судя по его оговоркам, торопился к очередной возлюбленной. После его ухода Жеан снова с болезненной силой ощутил своё одиночество. Он долго сидел за пустым столом, разглядывая остатки убогого пира. А затем накинул плащ и отправился на Гревскую Площадь — в первый раз за долгое время.

* * *

Гренгуар и Эсмеральда крепко сдружились. Они могли часами болтать обо всём на свете: цыганка рассказывала истории о разных странах, где побывал их табор, поэт читал ей свои новые стихи. Теперь в репертуаре Эсмеральды была не одна, а уже полдюжины песен его авторства, и девушка не уставала благодарить его за это. И ничуть не лукавила — творчество Гренгуара действительно пользовалась успехом у публики.

Оказалось, поэт и сам неплохо поёт, и Эсмеральда теперь иногда выступала не под звуки бубна, а под его аккомпанемент. Вот и сегодня она снова исполняла танец босиком, в то время как Пьер нараспев декламировал балладу о прекрасной босой страннице, пережившей удивительные приключения в горах Андалузии (сочинённую, кстати, по мотивам рассказов о детстве цыганки).

Собирая плату у зрителей, они заметили Жеана, который давно уже не появлялся на площади. Вид у обычно жизнерадостного юноши был совсем хмурый и как будто даже усталый. Заметив, что на него смотрят, он скорчил недовольную гримасу и скрылся в толпе.

— Что это ним? — спросил поэт девушку.

— Не знаю, — пожала плечами та. Цыганка не была злопамятна, но общаться с человеком, который когда-то насмехался над ней, не хотела.

Задавать вопросы ему самому ни Пьер, ни Эсмеральда не стали. Они вернулись к выступлению, а школяр ещё долго молча нарезал круги по площади с тем же равнодушным видом. Лишь иногда он останавливался, чтобы полюбоваться на Эсмеральду, но скрывался из виду, как только она его замечала. Наконец он и вовсе ушёл.

Закончив с танцами, Эсмеральда спела пару новых песен. Потом они с Пьером снова демонстрировали умения Джали, в том числе и составление слов. В последнее время они всё чаще работали не по отдельности, а вместе, устраивая небольшой спектакль — у Гренгуара всё же был опыт постановщика.

Под конец Эсмеральда сказала поэту:

— Всё, у меня устали ноги. Босиком танцевать тяжело, хотя публике это нравится.

— Иди домой, отдохни, — предложил он. — Мы с Джали ещё немного поработаем.

Девушка поблагодарила его и направилась в сторону Двора Чудес. Оглянувшись в последний раз на своих друзей, она чуть не налетела на Клода Фролло. Он стоял неподвижно, как скала чёрного гранита, среди пёстрой весёлой толпы, и даже не заметил девушку, ища кого-то глазами. Лицо его было настолько мрачным, что она испугалась и поспешила уйти от него подальше.

Вернувшись в свою каморку, девушка первым делом растёрла ноющие ступни от пятки до пальцев. Затем она нагрела на очаге натасканную Пьером с утра воду, добавила немного ароматных трав и окунула в неё ноги.

Горячая вода приятно расслабляла, от отвара шёл ароматный пар. Болтая в воде ногами, девушка предавалась мечтаниям. Капитан Феб всё же иногда появлялся в её мыслях, хотя уже гораздо реже, чем раньше. Затем цыганка вспомнила и доброго горбуна. Она всё собиралась прийти к нему в гости, но никак не могла выбрать время. Может быть, строит навестить его завтра?..

* * *

Эсмеральда была не права, полагая, что Фролло её не заметил. Напротив, он внимательно наблюдал за её выступлением, хоть и не обнаруживал, против обыкновения, своего присутствия. Увидев, что Гренгуар остался один, Клод решительно направился к нему.

— Мэтр Гренгуар, если не ошибаюсь? — спросил он, незаметно подкравшись сзади.

Пьер подпрыгнул от неожиданности и замер, встретившись с ним взглядом. На мгновение он ощутил себя попавшей в мышеловку мышью, и даже Джали тихонько испуганно заблеяла, прижавшись к его коленям. Поэт кинулся спасать положение:

— О, учитель! Добрый вечер! Как поживаете? Сегодня чудесная погода, не правда ли?

— Как ты попал в общество цыганки? — прямо спросил архидьякон, продолжая сверлить взглядом бывшего ученика. — Эта ведьма тебя приворожила?

— Что вы, мы просто друзья! — замахал руками Гренгуар. — Она… очень помогла мне, когда я попал в крайне неприятное положение. Учитель, да я ей жизнью обязан! И теперь я помогаю ей показывать фокусы с Джали. Это самое меньшее, чем я могу её отблагодарить.

— Джали? Это ещё кто? — удивился священник.

— Её коза. Она очень умная! Вот, посмотрите! — Он наклонился и потрепал Джали по холке. — Не правда ли, прелестное создание?

— Ты клянешься, что не любишь её? — сурово спросил архидьякон.

— Я просто обожаю Джали, учитель! И она меня тоже!

— Я спросил тебя про цыганку!

— О, вот как? — озадачился поэт. — Клянусь, мне нечего скрывать. Мы очень дружны, но не более того. Да и Эсмеральда влюблена в другого…

— В кого? — моментально встрепенулся Клод.

Пьер промолчал. Ему не хотелось открывать тайну девушки мрачному Фролло.

— В одного весьма непорядочного человека, — наконец сказал поэт, посчитав, что эта формулировка достаточно уклончива.

— А как его зовут? Говори же!

Но больше Пьер не сказал ни слова. Странное волнение учителя и его нездоровый интерес к Эсмеральде насторожили поэта. Он знал, что Фролло не любит цыган, и твёрдо решил помешать ему причинить вред его очаровательной подруге.

* * *

Ничего не добившись от Гренгуара, архидьякон вернулся в собор. Все его мысли были заняты проклятьями капитану де Шатоперу. Хотя упрямый поэт и не назвал имени возлюбленного цыганки, Фролло почти не сомневался, что это именно проклятый франт в мундире.

Желая успокоиться, он решил заглянуть к воспитаннику на колокольню. Квазимодо, грустивший без выхода на улицу и особенно без общества Эсмеральды, кормил птиц. Обычно Фролло не обращал внимания на это развлечение, но сейчас такая идиллическая картина его разозлила.

— Прекрати тратить хлеб божий на этих тварей! — раздражённо потребовал он. — Птицы сами найдут себе пропитание.

— Но, отец, они голодные…

— Нет! — Клод отогнал звонаря от птичьего гнезда.

Не найдя успокоения и на колокольне, Фролло пошёл в келью. Квазимодо, проводив воспитателя озадаченным взглядом, снова загрустил. Из его головы всё не шла их последняя встреча с Эсмеральдой — пожалуй, самое яркое и радостное событие за всю его жизнь. Он всё еще надеялся, что когда-нибудь им удастся пообщаться снова, и даже придумывал интересные истории про колокола, которые могли бы её развлечь.