Утром, пробравшись сквозь плотный туман домой, Ойген буквально с порога рухнул в кровать, предусмотрительно поставив будильник сначала на полдень в надежде, что четыре часа хоть как-то должны дать выспаться — но затем малодушно подвинув время ещё на десять минут вперёд. Как бы он ни хотел, но сегодня был понедельник, а значит, клиентов не будет особенно волновать, во сколько он сегодня лёг спать.
Ему казалось, что он не проспал и четверти часа, когда откуда-то издалека раздался отвратительный электронный писк, однако сразу проснуться у Ойгена не получилось, и он смог лишь нащупать свой телефон, чтобы переставить его ещё на сорок минут вперёд — и выключился…
Когда он услышал противный писк снова, то сторговался с собой ещё на бесконечно прекрасные двадцать минут, но вот в третий раз его уже разбудил не будильник, а чей-то настойчивый и, судя по трели, раздражённый звонок. Не то чтобы мелодия отличалась, но… но всё равно казалось, что телефон словно чувствует, кто же конкретно звонит и добавляет особые ноты в попытке предупредить своего хозяина.
Ойген не стал тянуть, и, не открывая глаз, ответил, а затем самым серьёзным голосом, героически сдерживая зевок, пообещал перезвонить по окончании совещания, и только когда нажал кнопку отбоя был вынужден, наконец, неохотно разлепить глаза.
Он широко зевнул, прижал ладони к лицу, потёр его, полежал так немного… и, поймав себя на том, что вновь засыпает, вздрогнул и заставил себя резко сесть, а потом и встать. Спать хотелось отчаянно — как будто он подремал совсем недолго, и голова была тяжёлой со сна. Но нужно было заняться делами — и Ойген, ворча и вздыхая, отправился в ванную.
Горячий душ его настолько взбодрил, что он даже ощутил смутный голод, и, поскольку Рабастан отсутствовал по каким-то своим делам, отправился готовить самому себе завтрак и обед одновременно — тем более что идея заглянуть до работы в офис явно терпела крах, и можно было не особенно спешить. Проверить почту и ответить на часть звонков он мог бы и с кухни.
Но стоило ему сесть за компьютер, почитать новости и погрузиться в чтение переписки, как кто-то буквально сожрал из его реальности пару часов, а он даже тарелку в раковину не поставил. Но скоро нужно было уже тащиться в кафе, и он заставил себя сполоснуть всю посуду — не оставлять же её Рабастану, в конце концов.
Из дома Ойген вышел без десяти четыре с рюкзаком на плече. Было ещё светло, и в воздухе висела лишь лёгкая дымка, дарившая надежду на то, что погода, наконец-то, исправится. Людей на улице было немного, и Ойген неспешным шагом одолевал до каждой выбоины и канализационного люка знакомый маршрут, когда мимо него проехала, слегка притормаживая на повороте, скорая помощь. И глядя, как нервно водитель выглядывает в окно, Ойген понадеялся, что они успеют на вызов.
В эту смену народа в кафе было исключительно мало: возможно, понедельник выдался тяжёлым не у него одного. Так что он смог достать ноутбук и спокойно заняться своими делами: ответить на последние письма и вновь вернуться к своей бухгалтерии. Нужно было проверить, не кончились ли деньги на рекламных кампаниях — то, чем обычно занималась Энн, — и выставить накопившиеся счета, не оставляя должников на конец месяца.
Ближе к семи народу к кафе стало больше, отвлекаться приходилось немного чаще, и Ойген почувствовал, что устал, а в глаза ему словно песка насыпали. Лёгкий гул, стоявший в зале от десятка машин, мешал ему сосредоточиться, так что он просто переключился на то единственное, что не позволяло ему задремать за стойкой — на Зеркала.
Он посмотрел статистику, переслал Саймону несколько жалоб, ответил на несколько сообщений, полистал ленты знакомых сообществ, а потом бросил взгляд на уже до мелочей знакомую фотографию на странице с пропавшими. В обсуждении накопилось уже порядочно комментариев, и Ойген щёлкнул мышкой, готовясь погрузиться в очередной поток городских легенд и тихо радуясь, что ошибку с зависанием Саймон поправил, видимо, без него...
Пролистав кусок какого-то старого обсуждения, Ойген внезапно заметил достаточно большое сообщение от пользователя с ником Полночный Бобби и полицейским шлемом на аватарке: обычно он приносил интересные вырезки из газет и данные из архива, в том числе и по делу пропавшей малышки Констанс. Однако сейчас вместо новой порции старых архивных заметок он принимал соболезнования. Его отслуживший в полиции многие годы дедушка, главный источник хоть сколько-то достоверных сведений, скончался сегодня в возрасте девяносто трёх лет, так и не раскрыв этого дела. Внук, явно искавший сочувствия и утешения, писал о том, что деду стало плохо сегодня днём, а ведь ещё какую-то пару дней назад он ходил провожать в лучший мир единственного живого свидетеля этого дела. Наверное, странно, что всё завершается так...
Пальцы Ойгена на мгновение замерли над клавиатурой, когда к нему пришло понимание, что, возможно, он видел этого человека, но тогда ему даже мысли и в голову не закралось, что среди сонма гостей есть его заочный знакомый, знающий о погибшей так много…
Это было такое странное чувство — понимать, что заочное знакомство так запросто могло бы стать настоящим, что Ойген какое-то время буквально завис на нём, пытаясь до конца осознать, что именно ощущает, но так и не сумел толком сформулировать, что именно чувствовал, и лишь смог написать полный грустного тепла комментарий.
Часам к десяти вечера он окончательно выдохся, и оставшееся время пребывал в странном пустом состоянии за гранью усталости и даже сна — и, хотя его сменщик пришёл вовремя, Ойгену казалось, что тот опоздал.
— Свобода, — почти механически кивнул ему на прощание Ойген, выходя, наконец, на улицу. Вопреки его надеждам, было не только темно, но и промозгло, и вновь сгустился влажный холодный туман, однако Ойгену было уже глубоко всё равно: он просто ждал такси, которое должно было отвезти его к Ролин…
Она ждала его, будто заранее чувствуя, насколько он вымотан и устал — и когда Ойген, едва войдя, обнял её, не стала размениваться на пустые слова, а просто стояла, обвив его руками, и молча тихо гладила по плечам и волосам.
— Прости, — сказал он, наконец, куда-то ей в шею, такую тёплую и пахнущую терпкими и пряными духами. — Безумная неделя… и я как-то выдохся.
— Идём-ка тебя кормить, — мягко улыбнулась Ролин и, чуть отодвинувшись, принялась расстёгивать пуговицы его дафлкота.
— Давно я так тепло в мае не одевался, — признался он, почему-то вдруг чувствуя себя неловко в единственном, что у него было приличного из верхней одежды.
— Ночами холодно, — ответила Ролин, помогая ему снять дафлкот и вешая его на вешалку. Ойген сбросил и кроссовки, и, она, взяв его за руку, как ребёнка, отвела в наполненную ароматом жареного мяса кухню, где усадила за стол и сразу же поставила перед ним тарелку с истекающим розовым соком стейком.
— Ты-ы, — протянул Ойген, глядя то на еду, то на Ролин. — Ты невероятная!
— Я достаточно давно живу на свете, — улыбнулась она, ставя и себе тарелку с таким же стейком, — чтобы знать, что вернувшийся в ночи после практически двух рабочих смен человек будет голоден. И потом, — добавила она, ставя на стол миску с мягкими восточными лепёшками и вторую, с салатом, — у мясника сегодня были восхитительные стейки — я не устояла.
— М-м-м, — протянул Ойген, потому что говорить с набитым ртом было неловко, а сделать вежливую паузу ему пока что не хватало сил и воли.
— Вина? — спросила Ролин, и Ойген даже не успел ответить, как перед ним уже стоял бокал, и золотистое вино уже неспешно его наполняло.
— Ты рискуешь, — предупредил он честно, удерживая тонкую руку Ролин в своей.
— Тем, что ты уснёшь прямо за столом? — она улыбнулась и, склонившись, погладила его по виску.
— Боюсь, что так, — признался он с чуть виноватым вздохом.
— Ничего страшного, — заверила его Ролин. — Я принесу подушку, плед, и постараюсь устроить тебя здесь удобно. Но, возможно, ты всё-таки сможешь совершить невероятно опасный и трудный поход до спальни? — предположила она, возвращаясь на своё место и принимаясь вновь за еду.
Ойген пил вино, механически жевал стейк — и думал, что ему даже болтать не то что не хочется, у него просто нет сил. Всё, на что он способен — просто сидеть, ужинать, слушать рассказы Ролин о каком-то молодом политическом активисте, гостившем в их студии — и молчать. И в молчании любоваться ей, испытывая где-то в глубине души смутную тень вины за то, что часть её слов просто ускользает от его внимания, теряясь за самими звуками её голоса, за жестами, за поворотом и наклоном её головы… Вино сладким теплом растекалось по его телу, не то чтобы туманя голову, но смывая, наконец, то напряжение, что оказалось не под силу сну.
Ролин поставила в раковину тарелки, и Ойген едва не уронил голову на стол. Кажется, у него выпал какой-то кусочек реальности — возможно, он уснул на секунду? — потому что Ролин вдруг оказалась уже рядом с ним.
— Идём, — она мягко коснулась его плеча. — Осталось совсем немного.
Она повела его в ванную — и, улыбнувшись, начала расстёгивать пуговицы на его рубашке, покуда он просто стоял, стараясь не упасть и не слишком качаться, отвечая что-то не слишком внятное. И Ролин, снимая, стягивая рубашку с его расслабленных плеч, коснулась губами его щеки и шепнула:
— Я давно хотела это сделать.
— Сделать что? — он просто стоял и наблюдал за тем, как она расстёгивает его джинсы и наслаждался сладкими мурашками, бегущими по его коже от её прикосновений.
— Попробовать себя в роли банщицы, — Ролин на удивление ловко спустила его джинсы и, когда Ойген избавился от остатков одежды, мягко подтолкнула его вперёд.
И только когда он зашёл за стеклянную перегородку душа, он запнулся и спросил, глядя стоящий в центре изящный обтекаемой формы прозрачный предмет интерьера:
— Что это?
— Ойген, это табурет для душа, — улыбнулась Ролин. — Табурет — это Ойген. Мне показалось, тебе сейчас нужно даже не постоять, а посидеть под душем.
А потом разделась и сама и, усадив Ойгена на табурет, включила воду. Она встала у него за спиной и мягко притянула Ойгена к себе — и он, прислонившись спиной к её животу и ощущая кожей, насколько Ролин казалась ему тёплой и мягкой сейчас, признался:
— Ещё совсем чуть-чуть — и я замурлычу.
— Ты станешь крупной кошкой и сбежишь? — спросила она, начиная разминать его плечи.
— Почему сбегу? — Ойген прикрыл глаза от удовольствия.
— Ну, кошки не слишком жалуют воду, — ответила Ролин и, наклонившись, поцеловала его в макушку. — Хотя я слышала, что ягуары… кажется — как раз совсем не против…
— Я ягуар, — тут же согласился Ойген. — Большой. И чёрный, — он рассмеялся устало и сонно.
— Ты? Да-а, — Ролин засмеялась в ответ, и Ойген почувствовал, как она слегка отодвинулась, а потом его плеч коснулось что-то мягкое — губка. Пена пахла лимоном, и Ойген поймал себя на ребяческом желании её лизнуть. Он вдруг подумал, что после мамы в раннем детстве его ведь никто никогда по-настоящему целиком не мыл — и тут же загнал эту мысль как можно дальше: именно сейчас вспоминать маму ему совершенно не хотелось…
Ролин обошла его кругом и встала спереди, и Ойген теперь мог любоваться её обнажённым мокрым телом. И, ведомый каким-то простым, но глубоким и нежным чувством, просто положил ладони на её прекрасные бёдра, достойные поклонения целых племён, но больше ничего не стал делать — и, кажется, она сейчас была вполне согласна с ним в этом бездействии. Губка в её руках скользила по его телу, оставляя пенящийся бело-серебристый след, и Ойген расслабленно наблюдал за тем, как она неспешно движется всё ниже… ниже… А потом Ролин грациозно опустилась перед ним словно в храме, и поставила одну из его ступней на своё колено. Когда губка осторожно прошлась по его стопе, а затем между пальцев, Ойген не удержался:
— Кощунственно, но я сейчас чувствую себя тем самым римским патрицием с роскошной нубийской невольницей перед ним…
— Главное, никогда не говори такого никаким другим журналистам, — Ролин подняла голову, и Ойген, дотянувшись до её щеки, прижал к ней свою ладонь, и она потёрлась о неё — как кошка. — Впрочем… что мы знаем? — она улыбнулась, и щекотно провела пальцем по своду стопы.
— Что в древности тебя бы приняли за Бастет, — сказал он. — И перед тобой на коленях стоял бы я.
— Но не сегодня, — улыбнулась Ролин — и Ойген не стал возражать.
Потом она, поднявшись одним плавным движением, вновь оказалась у него за спиной, позволив блаженно откинуться на себя, и долго массировала его голову, то намыливая волосы, то смывая, и Ойген ощущал тонкий аромат её шампуня — тот тоже пах лимоном и чем-то ещё, какими-то цветами. Ему было так хорошо, что он совсем было заснул — и проснулся от слов Ролин:
— Знаешь, ты сейчас настолько милый, трогательный и домашний, — она уже, оказывается, смыла с него всю пену, — что мне хочется завернуть тебя в полотенце и отнести в кровать. Но, — она вздохнула, — я вряд ли смогу. Тебе придётся добраться туда самому.
— Знала бы ты, как мне хорошо сейчас, — негромко проговорил он, прикрывая глаза и беря в ладони её мокрую и мыльную руку. — И до чего мне не хочется шевелиться…
— Но придётся, — ласково проговорила Ролин. — Ты не можешь спать здесь — иначе завтра твою кожу можно будет просто снять с тебя морщинистым чулком.
— Нет, — подумав, признал Ойген. — Это будет некрасиво. Ладно, — он неохотно поднялся, позволяя выключившей воду Ролин завернуть его в большое мягкое полотенце.
Ойген был уверен, что уснёт, едва окажется в кровати — но ошибся. Они лежали с Ролин в темноте, обнявшись, и Ойген, балансируя на грани яви и сна, чувствуя всем своим телом её тело, слушая её дыхание, вдыхая её нежный запах, ощутил вдруг странную горечь. Всё было так хорошо, так невозможно для него хорошо, как, может быть, и вовсе никогда с ним просто не было — но это была самая бóльшая степень близости, что он мог позволить себе. Он дошёл вдруг до той черты, до края, за которым были брак, семья и правда, и у которой ему так вечно и стоять — и не перейти никогда. Его жизнь, его миры навсегда разделила стена, о которую ему биться вечно — без надежды ни забыть, ни обойти её. Никогда…
Ролин пошевелилась во сне, и Ойген, инстинктивно прижав её к себе, вдруг понял, что даже стань он вдруг сейчас волшебником, он бы всё равно хотел быть с ней. Не важно, что она маггла… ничего вообще не важно, кроме того, что она — это она. И она здесь, сейчас, рядом с ним. Ему было так тепло и хорошо с ней, что всё остальное ничего не значило.
А ведь если бы с ним не случилось всё… всё то, что с ним произошло, подумал Ойген, уже совсем засыпая, он бы никогда не узнал Ролин. Просто не встретил бы в этой жизни… и, возможно, всё, чего он оказался лишён, того стоило…
1 |
Alteya
Nalaghar Aleant_tar Как раз - до них. Это ж такой шанс - депрессию переломить)))А кто не дал бы? Великая депрессия, всем не до них. Опять же, во Франции-то коммунисты были - и ничего. Недолго, правда. А толку от Лиги наций было примерно ноль в таких делах. 2 |
клевчук
Помнится, был рассказ о товарище Гитлере - Генсеке КПСС. Даже и не припомню... Это каких годов?1 |
клевчук Онлайн
|
|
1 |
Я таки дико извиняюсь
А продочка будет? 1 |
1 |
Alteyaавтор
|
|
Nalaghar Aleant_tar
Alteya Не. Не до них. )) Иначе бы ещё тогда вмешались, и даже позже. Как раз - до них. Это ж такой шанс - депрессию переломить))) Там же никто категорически воевать не хотел. Паталогически даже. Whirlwind Owl Я таки дико извиняюсь Мы однажды доберёмся. Когда обе сможем.А продочка будет? 2 |
Nalaghar Aleant_tar
Alteya Я, кажется, тоже его читала. Там долго пытались убить лидера партии, убили, а вернувшись в свое время, офигели, потому что погибло 27 миллионов вместо 7?Помнится, был рассказ более ранний (Идьи Варшавского, что ли...), так там художник как раз оказался заменой. Как выяснилось - хрен редьки не слаще. 1 |
Что-то вроде. И ещё там была примерно такая фраза *ощутил, как в памяти исчезают жуткие кислотные котлы, заменяясь печами Освенцима и Треблинки*
|
https://lleo.me/arhive/fan2006/delo_pravoe.shtml
Вот такой про Гитлера был, например. 1 |
Vlad239
https://lleo.me/arhive/fan2006/delo_pravoe.shtml Да, его я и читала.Вот такой про Гитлера был, например. |
yarzamasova
люблю читать Не помню, это читалось лет 20-25 назад, что-то про институт экспериментальной истории. Изучали психотип титанов - диктаторов прошлого, как и почему они дошли до жизни такой, чего им не хватало и можно ли это изменить. С Гитлером у них получилось, а вот с Аттилой нет. Того, что нужно было Аттиле, а то время просто не существовало.А как называется рассказ?) 1 |
клевчук
Помнится, был рассказ о товарище Гитлере - Генсеке КПСС. Такой не помню. Но читала роман «Товарищ фюрер»Спецназовец, прошедший Афганистан, из октября 1993 года проваливается в май 1940 года в тело Гитлера. |
люблю читать
yarzamasova Свержин?Не помню, это читалось лет 20-25 назад, что-то про институт экспериментальной истории. Изучали психотип титанов - диктаторов прошлого, как и почему они дошли до жизни такой, чего им не хватало и можно ли это изменить. С Гитлером у них получилось, а вот с Аттилой нет. Того, что нужно было Аттиле, а то время просто не существовало. (В смысле не он один писал про иэи, но вот прямо у него я, честно, не помню. Он все больше по ранним векам). |
клевчук Онлайн
|
|
Ртш
люблю читать нет, про Аттилу не у Свержина. Я даже этот рассказ помню - что клон Аттилы оказался талантливым художником.Свержин? (В смысле не он один писал про иэи, но вот прямо у него я, честно, не помню. Он все больше по ранним векам). |
клевчук Онлайн
|
|
люблю читать
клевчук нашла Товарища фюрера. Обложка там, конечно - Гилер в тельняшке за пулеметом.)Такой не помню. Но читала роман «Товарищ фюрер» Спецназовец, прошедший Афганистан, из октября 1993 года проваливается в май 1940 года в тело Гитлера. 1 |
люблю читать
yarzamasova Если Институт экспериментальной истории - то это Свержин. Там томов 15-20, емнип.Не помню, это читалось лет 20-25 назад, что-то про институт экспериментальной истории. Изучали психотип титанов - диктаторов прошлого, как и почему они дошли до жизни такой, чего им не хватало и можно ли это изменить. С Гитлером у них получилось, а вот с Аттилой нет. Того, что нужно было Аттиле, а то время просто не существовало. |
клевчук
люблю читать Там и автор.... вещь провальная.нашла Товарища фюрера. Обложка там, конечно - Гилер в тельняшке за пулеметом.) |
Собственно, про "сделать так, чтобы Гитлер не родился - и с ужасом обнаружить, что стало ещё хуже" - это Стивен Фрай.
|
Alteyaавтор
|
|
Palval
Собственно, про "сделать так, чтобы Гитлер не родился - и с ужасом обнаружить, что стало ещё хуже" - это Стивен Фрай. Спасибо.Да, так и бывает… |