Случай из практики (джен)

Работа с пациентами во время консультирования предполагает известную степень откровенности и открытости. Во многом это определяется профессионализмом психолога и тем доверием, которое испытывает к нему пациент. У меня появилась одна идея, а поскольку, по мнению Рины я был человеком, внушающим доверие, мне не терпелось эту идею проверить.

Когда обмен приветствиями завершился, и каждый из нас занял свое, уже привычное место, я решил начать.

— Рина, Вы позволите задать Вам один, возможно бестактный вопрос?

— Ну, я догадывалась, что рано или поздно нам придется обсудить и этот аспект моей жизни, — она усмехнулась. — Вы предпочитаете задавать вопросы или это будет монолог?

— Как Вам угодно, — тема была довольно щекотливой, и я решил оставить выбор за ней.

Она тяжело вздохнула.

— У меня было стандартно-счастливое советское детство со всеми атрибутами того времени. Несмотря на образованность, начитанность и серьезность, я была по-хорошему наивной и смотрела на мир широко открытыми глазами. Мое мировоззрение сформировалось под влиянием хороших книг, где достойные мужчины совершали достойные поступки, а женщины были настоящими женщинами. Все воспринимала всерьез, а моя прямолинейность многих шокировала. Реальная жизнь оказалась крайне далека от книжных вымыслов…

Голос Рины был довольно спокойным, даже монотонным, словно она рассказывала это уже не в первый раз. А вот тело говорило об обратном: она теребила волосы, прикусывала нижнюю губу, слегка подергивала ногой, но сама на это внимания не обращала.

— В то время, когда я росла, нас учили любить Родину, родных, дело, которому ты служишь. Общественное было выше личного. Потом вера в Бога перестала чем-то неприличным, и мы стали учиться любить ближнего. А вот любить самих себя нас не учили…

Это лично мне создало немало проблем, — она замолчала, потом вздохнув, продолжала:

— Меня трудно назвать человеком, удачливым в личном плане. Не могу сказать, что была обделена мужским вниманием, но я нравилась не тем мужчинам, которые нравились мне. Не хватало знаний об этих существах противоположного пола, какой-то женской хитрости, мудрости, а порой гордости и банальной уверенности в себе. Кокетство, жеманство, флирт — все это было для меня китайской грамотой, — она покачала головой, теперь в ее словах сквозили сожаление и горечь.

Я слушал Рину и параллельно анализировал ее рассказ.

В рамках своей работы я отношусь к пациентам, как к существам бесполым и заранее предупреждаю их об этом, потому что на личном опыте знаю, чем чревато иное отношение. И все-таки я был мужчиной и мог оценить Рину как женщину.

Стандарты красоты всегда ограничены рамками. И с этой точки зрения Рину нельзя было назвать красавицей. Но если выбросить их из головы, то девушка, сидевшая напротив меня, была очень привлекательна внешне, а уж богатство внутреннего мира просто бесценно.

У меня пока не укладывалось в голове, как при такой внешности и уме, она испытывала трудности с противоположным полом. Хотя, пожалуй, именно в этом все и дело.

— Устроить личную жизнь оказалось не так просто, как я себе представляла. Я довольно влюбчива, и на каждого молодого человека я смотрела как на потенциального мужа. В этом была моя ошибка, это мешало мне просто общаться. Сейчас-то я понимаю все это, но тогда рядом не было человека, который бы подсказал, посоветовал, как-то направил. Хотя, честно говоря, я не уверена, что прислушалась бы к советам…

Это как в анекдоте — в двадцать лет кажется, что мама ничего не знает, а в двадцать пять — надо было маму слушать.

Было видно, что воспоминания эти не самые приятные. Мне даже показалось, что она сейчас расплачется. Но Рина просто помолчала, глубоко вздохнула и продолжила рассказывать.

— Прошло немало времени, прежде чем я смогла постигнуть азы женской хитрости или мудрости, это кому как нравится. У меня мужской склад ума, да и характер непростой… и первым усвоенным уроком было не показывать свое превосходство над мужчинами и быть терпеливее…

Потом, после развода, был период, когда я начала сомневаться, что способна испытывать любовь — это великое чувство, воспеваемое поэтами, прозаиками и прочими художниками, к мужчинам. Вот у некоторых людей ферментов нет, они определенные продукты есть не могут. А у меня вот такой дефект, — она улыбнулась, но это была скорее горькая усмешка.

Потом она попросила воды. Я не торопил ее, понимая, что уже сам рассказ — часть психотерапии, а судя по Рине, она все-таки в ней нуждалась.

— Я переживала, пила таблетки — слабые антидепрессанты, но, в конце концов, решила, что главное — это ребенок и близкие и всю свою любовь направила на них, — она снова замолчала и тихонько раскачивалась в кресле, словно собираясь с духом.

— Но какая-то очень маленькая часть меня оказалась очень упрямой, и не желала терять надежду на мое женское счастье. И я придумала некий образ мужчины. Почти как в гоголевской «Женитьбе», — Рина снова усмехнулась.

— Мне представлялся молодой человек — высокий, подтянутый, с лицом, выделяющимся из толпы, с волевым решительным подбородком, с добрыми светло-коричневыми или зелеными глазами, вьющимися темно-рыжими волосами. Полный достоинства, добрый, с хорошим чувством юмора, образованный и еще играющий на пианино, — теперь она смущенно улыбалась, — знаю, что все это звучит глупо и наивно, но Вы — первый, кому я об этом рассказываю. В моем сознании это не так уж и глупо.

Но самое главное, я — то единственное, чего ему не хватает в этой жизни, — сказав это, Рина зажмурилась и забавно сморщила нос, а потом закрыла рукой рот, словно ребенок, сболтнувший большой секрет.

Да, пожалуй, еще одна ее особенность — такое необычно яркое и выраженное сочетание детского, по-хорошему наивного и взрослого, порой даже жестокого, начал.

— Господи, вслух все это звучит совсем по-детски, но как же хочется почувствовать, что это — любить и быть любимой, без всякого скрытого смысла и потайного дна, — порывистая горячность, прозвучавшая в этих словах, и сверкающие глаза говорили сами за себя. В этой молодой женщине, выглядевшей как девочка-подросток, скрывалась бездна чувств и страстей, но не найдя выхода, она могла просто погубить ее.

Я просто физически чувствовал ее хрупкость и искренне желал, чтобы ее мечты воплотились в реальность. Пока я размышлял об этом, в голове у меня мелькнула мысль, будто озарение, но тотчас исчезла, оставив мучительное желание вспомнить, о чем же она была.