Момент вечности (джен)

Гарри бежал по коридорам подземелья, которых он никогда раньше не видел, или, по крайней мере, не помнил. Кроме тех, которыми он часто пользовался, все коридоры словно сливались воедино, превращаясь в смесь каменных стен и пола, и только портреты и статуи отмечали путь. Хотя портреты оказались не таким уж хорошим ориентиром, как сначала думал Гарри, поскольку их жители частенько путешествовали, навещая друзей в других рамах, что ещё больше запутывало ситуацию. С другой стороны, как заметил Хиггс, когда Гарри пожаловался на это, — портреты существовали не только для того, чтобы первокурсники могли ориентироваться в школе.

— Я вам этого не говорила, — сказала светловолосая женщина, проходя в раму портрета и устраиваясь на низком шезлонге, — но они в двух коридорах справа от вас. Или, по крайней мере, были там минуту назад.

— Спасибо! — Гарри улыбнулся и рванул назад тем же путём, которым пришёл. Портреты, готовые подыграть, были великолепны в прятках, особенно в той версии пряток, в которую играли слизеринцы: тот, кто прятался, не был привязан к одному месту и мог в любой момент уйти и найти новое убежище, если считал, что его вот-вот обнаружат. Конечно, это было само по себе рискованно, потому что если кого-то замечали в перебежке от одного укрытия к другому, то игра автоматически заканчивалась. К тому же иногда портреты развлекались, обманывая игроков, но это только добавляло острых ощущений.

Гарри как раз искал новое место для укрытия после того, как Грегори чуть не нашёл его, притаившегося у стены за гобеленом возле кабинета зелий. От пыли у Гарри невыносимо защекотало в носу, не выдержав, он от души чихнул, и этот чих великолепным эхом разнёсся по ближайшим коридорам. К этому времени Грегори уже нашёл Дафну, несмотря на свою медлительность и её умение искусно прятаться, так что Гарри яснее ясного понимал, что ему нужно как можно быстрее найти хорошее место.

Он завернул за угол и не успел опомниться, как с разгона врезался в кого-то и приземлился задницей на твёрдый каменный пол. Подняв голову, он почувствовал облегчение, что это не Грегори и, слава Мерлину, не Снейп, но сердце всё равно оборвалось, когда Гарри понял, что налетел на профессора Макгонагалл, она стояла с книгой по зельеварению под мышкой — видимо, брала у Снейпа и шла вернуть ему.

— Простите! — поспешно извинился Гарри, вскакивая на ноги. — Простите, профессор, с вами всё в порядке?

— Боже мой! — профессор Макгонагалл, схватившись за грудь, сурово посмотрела на мальчика. — Поттер! Что вы себе позволяете? Пять баллов со Слизерина!

— Простите, — повторил Гарри, покраснев. — Мы играем в прятки и… — Он запнулся.

Выражение лица Макгонагалл не изменилось, но всё же немного смягчилось, хотя она ещё хмурилась, однако уже не так сурово, как мгновение назад.

— Вы ведь понимаете, что можно играть в прятки, не носясь по коридорам, как гиппогриф, и чуть не убивая своих преподавателей, не так ли, Поттер?

— Да, профессор, — Гарри с должной долей раскаяния опустил голову. — Я не хотел навредить вам. С вами всё хорошо?

— Жить буду, — сухо сказала Макгонагалл. — Но вы, возможно, не заметили — я уже не так молода, как когда-то.

— Простите, — снова извинился Гарри, надеясь, что его слова звучат с таким же искренним раскаянием, какое он чувствовал. — Мне не следовало бегать. Впредь я буду осторожнее.

— Спасибо за понимание. — Уголки губ профессора Макгонагалл дрогнули, и Гарри понял, что гроза миновала.

Он на мгновение задумался, стоит ли извиниться за инцидент с напоминалкой. Хотя это произошло почти две недели назад, школа всё ещё обсуждала случившееся, а Гарри до сих пор толком не попросил прощения — скомканные извинения в классе Снейпа после того, как Макгонагалл притащила туда их с Драко, не в счёт. Наверняка профессор Макгонагалл обиделась, хотя, скорее всего, будет это отрицать.

— Драко Малфой сказал, что мои родители были гриффиндорцами, — нерешительно сказал Гарри, сам не поняв, почему поднял эту тему. — А Теренс Хиггс говорил, что вы целую вечность были деканом Гриффиндора.

Это было не извинение и не вопрос, скорее, замечание — признание того, что Макгонагалл наверняка знала его родителей. Наверное, и присматривала за ними так же, как Снейп за слизеринцами, хотя Гарри не мог себе представить, чтобы она управляла своим факультетом такой железной рукой, как он — Слизерином. Гарри знал от слизеринцев-старшекурсников, что она не особо опекала своих гриффиндорцев и никогда не проводила вечера в гостиной факультета, как это делал Снейп. И всё же… она знала их. До сих пор Гарри даже не подозревал, что это настолько занимало его мысли.

Профессор Макгонагалл очень долго смотрела на него, и Гарри почувствовал, что краснеет ещё сильнее. Почему он это сказал? Даже не спросил, просто сказал. Какой смысл вспоминать о родителях, которые давно умерли? Чтобы выставить себя перед Макгонагалл жалким первокурсником, не сумевшим справиться с тем, что он сирота? Хотя на самом деле Гарри прекрасно справлялся с этим почти всю свою жизнь.

— Тридцать пять лет преподавания — это не совсем вечность, Поттер, — наконец сказала она. — Но да, я учила обоих ваших родителей. Мне было чрезвычайно приятно в течение семи лет быть их деканом.

В голове у Гарри роились миллионы вопросов, но они проносились так быстро, что он не мог ухватиться за что-то одно — сразу возникало ещё десятка два.

— Они были исключительными студентами и неординарными людьми, — поколебавшись, добавила профессор Макгонагалл.

— Спасибо, профессор, — кивнув, пробормотал Гарри.

— Я слышу голоса! Сюда!

Гарри вздрогнул: голоса Дафны, Грегори, Миллисенты и Тео, эхом разносясь по коридору, становились всё громче по мере приближения. Профессор Макгонагалл взмахнула палочкой, и какая-то сила втолкнула Гарри через внезапно открывшийся дверной проём в кладовку, которой обычно пользовались домашние эльфы. Дверь за ним захлопнулась, и Гарри смог разобрать только приглушённое бормотание, а затем чуть громче — замечание Макгонагалл о том, что в последний раз она видела Поттера в другой стороне подземелий. К тому времени, когда дверь кладовки наконец открылась, ни профессора, ни слизеринцев в коридоре уже не было.

* * *

Летели недели. Не успел Гарри оглянуться, как наступил Хэллоуин, и хотя в первую ночь в Хогвартсе это трудно было представить, но в Слизерине Гарри был счастливее, чем где-либо в своей жизни. В кабинет Снейпа с момента инцидента с напоминалкой он больше не попадал, да и разговоры об этом прекратились — как раз в это время Люциан Боул и Реджи Деррек попались на продаже третьекурсникам крошечных бутылочек со спиртным.

Когда в тот злополучный вечер Снейп появился в гостиной с несколькими пустыми склянками в руках, незадачливые бутлегеры сразу поняли, что игра окончена. А пока они были заняты в кабинете Снейпа, весь факультет лихорадочно соображал, знает ли декан об остальной припрятанной выпивке. Несколько учеников поспешили в спальни, чтобы перепрятать получше собственную контрабанду.

— Как думаешь, их исключат? — спросил Гарри у Винсента, но тот не успел ответить, его опередила Эллен, староста, которая оттащила его от Драко, когда они подрались в прошлом месяце (хотя казалось, что это было целую вечность назад):

— Не будь глупцом. Снейп всегда угрожает ученикам исключением, но на самом деле никогда до этого не доводит, не считая того случая, когда он только начал преподавать. Он просто сделает так, чтобы ты пожалел, что тебя не исключили.

Гарри задумался. Что может быть хуже, чем драка, или вылазка за пределы школы, или продажа дешёвого скотча своим софакультетникам? Он также знал, что магия может быть опасной. Но чем руководствуется Снейп? Что может заставить его действительно исключить кого-то? Что случилось, когда он только начинал преподавать?

— Это было до меня, — только и сказала Эллен. Как и Теренс, как и любой другой старшекурсник, которых спросил Гарри, хотя он подозревал, что они чертовски хорошо знают подробности, но не хотят ему рассказывать. Говорили, что семикурсники лично помнили, каким было начало преподавания Снейпа, но даже их не было тогда, в те самые первые несколько послевоенных лет, о которых иногда вполголоса упоминали.

Не то чтобы это действительно было важно: всё происходило в те далёкие времена, о которых Гарри едва реально помнил, разве что свои первые дни у Дурслей, о которых он вообще не хотел думать. Например, когда он в супермаркете неуверенно назвал тётю Петунию «мамой», а она чуть не оторвала ему голову, заявив, чтобы он больше никогда не говорил таких мерзостей. Но те кошмарные дни унылого существования в чулане и бесконечных наказаний остались в прошлом, теперь у Гарри наконец-то было что-то похожее на семью, даже если эта семья иногда ради забавы запихивала головастиков из озера в наволочки первокурсникам.

Даже отношения с Драко были не такими плохими, как раньше. После наказания в кабинете Снейпа из-за инцидента с напоминалкой и последующего перемирия всё в основном утряслось. Гарри по-прежнему не нравился Драко, и было ясно, что это чувство взаимно, но они были… ну, они просто стерпелись друг с другом. Ссор больше не возникало, и хотя Драко всё так же отпускал ехидные замечания по поводу одежды Гарри и недостатка знаний о магическом мире, но тему его умерших родителей или происхождения его матери больше не поднимал.

По крайней мере, это было хоть что-то.

Если Гарри на переменах видел Рона в коридоре, то кивал и здоровался, и Рон отвечал, но по большей части Гарри не общался с учениками с других факультетов. Хотя одно время и пытался: однажды пригласил Рона и его друзей Дина и Симуса поиграть в подрывного дурака, но они пробормотали невнятные извинения и поспешили уйти, а в дальнейшем, при очередных попытках Гарри, их отговорки становились всё более надуманными, и он сдался и позвал Эрни Макмиллана и Джастина Финч-Флетчли из Хаффлпаффа. Он не очень хорошо знал обоих, а Эрни иногда вёл себя несколько напыщенно, но тем не менее оба казались нормальными. Как бы Гарри ни нравился собственный факультет, его беспокоило, что никто не хотел ничего делать, чтобы изменить мнение остальной школы о том, что все слизеринцы — кучка злобных ублюдков.

Однако и Эрни с Джастином отнекивались всякий раз, когда Гарри пытался пригласить их играть со слизеринцами, и после этого он просто перестал пытаться. Возможно, он мог бы стараться больше, подумал он про себя много позже, когда стал старше и получил возможность оглянуться назад. Возможно, они действительно были заняты, а он истолковал это как нечто более двусмысленное, чем было на самом деле. Хотя даже повзрослев, Гарри должен был признать, что, скорее всего, это было не так.

— Почему остальная школа так нас ненавидит? — однажды вечером спросил Гарри у Трейси Дэвис, когда они играли в «Змеи и лестницы». Он не очень любил эту игру, так как она была основана исключительно на удаче, но в тот вечер второкурсники забрали себе все хорошие настолки, а ему заявили, что он перебьётся, потому что даже если он чёртов Гарри Поттер, в Слизерине всё равно существует иерархия.

Честно говоря, вполне справедливо, решил Гарри. Ему было бы неприятно, если бы все прогибались перед ним только потому, что его череп десять лет назад отразил какое-то дурацкое проклятие.

— Ты имеешь в виду — первокурсников? — уточнила Трейси, бросила кубик и скорчила гримасу, когда он выпал на клетку, на которой был изображён мальчик, нажимающий на экстренный тормоз поезда, так что её отбросило на несколько ходов назад. Этой версии игры было по меньшей мере лет сорок, если не больше. С иллюстрациями она выглядела, конечно, более увлекательной, чем обычная не иллюстрированная версия, которая была когда-то у Дадли. Однако в каждом квадрате со змеёй или лестницей и в старой, и в новой версиях отображалась глупая мораль о том, что прилежные мальчики и девочки преуспевают больше всех остальных. — На самом деле никто не ненавидит первокурсников.

— Я имею в виду слизеринцев, — Гарри бросил свой кубик и не попал ни на лестницу, ни на змею. — Я знаю, что Волдеморт был слизеринцем, но почему все факультеты ведут себя так, как будто мы собираемся заколдовать их во сне?

— Может, хватит произносить его имя? — оборвала Трейси. — Людям это не нравится. Мне это не нравится.

— Ладно, извини, Сама-Знаешь-Кто. — Гарри смотрел, как Трейси бросила кубик и вернула себе половину прежнего положения, приземлившись на плитку, на которой был изображён тот же маленький мальчик, что и раньше, но теперь занявший своё место, когда его попросили. — Идиотская игра! Ненавижу игры, в которых всё время поучают.

— Хочешь отобрать «Монополию» у второкурсников?

Гарри не хотел, тем более, что «Монополия» — просто бесконечная игра.

— И что? — спросил Гарри через мгновение, в свою очередь бросая кубик.

— Что — и что? Почему нас ненавидят? Я не знаю, — пожала плечами Трейси. — Не думаю, что многие действительно ненавидят нас, просто им есть чем заняться в свободное время вместо того, чтобы общаться с другими факультетами. А те, кто считает, что мы все злые… кто знает? Некоторые слизеринцы в самом деле настоящие мерзавцы. Половина моей семьи не разговаривает с нами, потому что мой отец — магл, а они все слизеринцы. И я бы не стала винить папу за то, что он считает нас кучкой жалких придурков.

— Но твоя мама вышла за него замуж, хотя была слизеринкой, да? А у меня тётя и дядя ненавидели моих родителей, потому что они были волшебниками, — сказал Гарри. Впервые он признался в этом кому-то, кроме Драко, когда они ждали у кабинета Снейпа, и даже тогда он приукрасил это, но с Трейси он чувствовал себя в безопасности. — Но я не думаю, что все маглы отвратительные.

— Значит, ты молодец, — усмехнулась Трейси. — Я тоже так считаю. Но мама и папа учили меня, что нельзя заставить людей думать так, как думаешь ты, даже если ты прав. И что некоторые люди всегда будут считать, что ты говоришь не то, что думаешь. Ты просто должен сделать всё возможное, чтобы сосуществовать с этим и быть хорошим человеком.

— Значит, мы — хорошие люди? — спросил Гарри, как будто одиннадцатилетняя девочка, сидевшая напротив него, подперев голову рукой, могла знать.

— Кто, чёрт возьми, знает? — Трейси не отрывалась от игры, но Гарри был уверен, что её внимание сосредоточено больше на нём, чем на крошечных квадратиках на игровом поле. — Мама всегда говорила, что каждый считает себя правым, и что не нужно беспокоиться о том, кто что говорит, а просто поступать так, чтобы сделать мир счастливее для всех. И не заботиться о том, чтобы кто-то это увидел и оценил, или чтобы набрать воображаемые очки перед остальным миром. Нужно просто делать своё дело, и всё. Поэтому меня не волнует, кто достойнее и лучше или что другие люди думают обо мне.

Гарри наверняка потребуются годы, чтобы полностью осознать мудрость слов миссис Дэвис, сказанных дочери, но даже сейчас это имело смысл. Он просто кивнул, и они, вернувшись к игре, стали болтать на гораздо более лёгкую тему — о профессоре Спраут, о том, настоящая ли у неё фамилия или она изменила её, когда начала преподавать гербологию⁽¹⁾.

Жизнь продолжалась, и Гарри стало уже не так важно, что весь Хогвартс не хотел иметь ничего общего со Слизерином, не считая высказанных шёпотом предположений, что он — следующий Тёмный Лорд в процессе обучения. Но даже это не так сильно беспокоило его, тем более, что собственные софакультетники мгновенно поворачивались к обидчикам и с невозмутимым лицом говорили, что они абсолютно правы, что когда Гарри злится, его глаза становятся красными, вокруг головы возникает тёмный нимб, а призрак Сами-Знаете-Кого каждую ночь приходит в гостиную Слизерина с шоколадным печеньем и молоком, чтобы навестить своего дорогого протеже.

— Не стоит шутить такими вещами! — возмутилась однажды Лаванда Браун, пыхтя от праведного негодования.

— Ну, может, и тебе стоит перестать шутить, что я такой же, как человек, убивший моих родителей, когда я не сделал ничего плохого, — огрызнулся Гарри, и хотя она не извинилась, но немного сдулась. После этого слухи утихли, по крайней мере, гриффиндорцы перестали громогласно высказывать свои мнения и предположения.

Позже тем же вечером, разминувшись с Гарри на выходе из Большого зала, Рон пробормотал:

— Мы тоже считаем, что Лаванда — заноза в заднице Гриффиндора, если тебе от этого станет легче.

«Как будто вы сделали что-то, чтобы заткнуть её», — подумал Гарри, но обнаружил, что ему на самом деле всё равно. Он пришёл из школы, где, благодаря Дадли, никто не обращал на него внимания. По крайней мере, в Хогвартсе у него были друзья. Рон и остальные бросали на него странные взгляды, но в них не было настоящей враждебности, просто непонимание. Гарри до сих пор помнил тот чудесный день, который они провели вместе в Хогвартс-экспрессе, и он был уверен, что Рон тоже это помнит. Тот факт, что они оказались на полярно противоположных факультетах, сделал их дружбу не такой возможной, какой она могла бы быть, если бы всё сложилось по-другому, но Гарри не обижался на Рона, что тот не стал первым гриффиндорцем, который захотел сесть за стол Слизерина.

На самом деле этим человеком оказался Невилл.

Гарри даже не заметил, как Лонгботтом подошёл к нему в тот вечер, за несколько дней до Хэллоуина. Только что Гарри запихивал в рот вилку картофельного пюре, а в следующее мгновение на скамейку рядом с ним опустился Невилл с огромными, как блюдца, глазами.

— Привет, — дрожащим голосом прошептал он.

В непосредственной близости от них воцарилось безмолвие. Чёрт возьми, да почти весь Большой зал погрузился в тишину, лишь кое-где нарушаемую приглушённым шёпотом: ученики Хогвартса не отличались особой тактичностью.

— Привет, Невилл, — Гарри опустил вилку, мучительно поёжившись от того, что все присутствующие глазели на них.

Невилл метнулся взглядом по уставившимся на них двоих слизеринцам и торопливо опустил голову. Когда он ничего не сказал, Гарри кашлянул, и Лонгботтом буквально подскочил, едва не выпрыгнув из собственной шкуры.

— Тебе чем-то помочь? — спросил Гарри, предупреждающе глянув на Драко, который уже открыл рот, чтобы сказать, без сомнения, какую-то гадость.

— Нет, — тихо пробормотал Невилл, так тихо, что Гарри едва его расслышал. — Хотя да. Передай морковь, пожалуйста.

Блюдо с морковью было вне досягаемости Гарри, но Теренс Хиггс уже пододвинул его к Невиллу.

— Ты Лонгботтом, верно? — спросил он.

Невилл даже не смог посмотреть ему в глаза, вместо этого просто кивнул, взял немного моркови на свою тарелку и тихо поблагодарил. Несколько мучительных мгновений никто не знал, что делать.

— Что он здесь делает? — чуть ли не шёпотом спросил Драко, сморщив нос.

— Не знаю, — так же тихо ответил Гарри, пожав плечами.

— Лонгботтом, — наконец заговорила Миллисента, — ты ничего не попутал, как на зельях? Это стол Слизерина.

Невилл съёжился, а Гарри посмотрел на Миллисенту. Она говорила, как разговаривали все слизеринцы, с долей ехидства, на грани оскорбления, как обычно, но ведь Невилл не привык к подобному общению.

— Она шутит, — быстро сказал Гарри. — То есть да, это стол Слизерина, но… ты же понимаешь…

Невилл сказал что-то, но опять так тихо, что Гарри вынужден был переспросить.

— Ты сказал, что я могу посидеть с тобой как-нибудь, если захочу, — залившись краской, пробормотал Невилл чуть громче. — Ну, когда я пригласил тебя посидеть с гриффиндорцами…

Гарри какое-то время таращился на него, а затем вспомнил. Это было полтора месяца назад, за обедом, после того, как Драко неохотно вернул напоминалку, а Невилл поблагодарил Гарри за её возвращение. Неужели Лонгботтому потребовалось столько времени, чтобы набраться смелости и принять его предложение? Гарри не сводил глаз с замершего Невилла и постепенно осознавал: да, так и есть.

— Конечно, — наконец опомнился Гарри. — В любое время, когда захочешь, Невилл. Добро пожаловать.

Он бросил на Драко самый суровый взгляд, на который был способен, но даже Малфою не нашлось, что сказать неприятного, когда в зале было так тихо, а глаза преподавателей (в частности, Снейпа) почти наверняка были устремлены на них. Гарри покосился в сторону преподавательского стола, и хотя большинство профессоров вели себя сдержанно, он был прав: за происходящим наблюдали не только ученики.

* * *

Когда Невилл Лонгботтом сел на скамью за слизеринским столом, Минерва так сильно впилась ногтями в Северуса, что он резко выдохнул и отдёрнул руку.

— Ради бога, женщина, у меня есть глаза! — прошипел он ей на ухо, потирая предплечье.

— Что он делает? — прошептала Минерва. — Он же не…

— Он же да! — отозвалась Помона чуть громче, хотя не настолько, чтобы её услышали ученики. — О, разве это не прекрасно! Северус, я не видела, чтобы ученик садился с твоим факультетом, с тех пор, как…

— Ещё до войны, — договорил за неё Филиус, взмахнув рукой с зажатой в ней вилкой. — Великолепно! Наконец-то ученик с другого факультета сидит со слизеринцами.

Северус свирепо уставился на них.

Да, это произошло, но отнюдь не благодаря вам.

Впрочем, Альбус не сказал ни слова, только умилился, как последний идиот, и подмигнул Северусу, после чего вернулся к своему жаркому.

Все вы идиоты. Ваши ученики годами относились к моим змейкам как к маленьким Тёмным Лордам, и все вы молчали, словно воды в рот набрав, а теперь, когда кто-то просто сел со слизеринцами, воспринимаете это как второе пришествие Христа.

— Такой робкий мальчик. Я не думала, что он способен на подобное, — пробормотала Минерва, не сумев скрыть потрясение в своём голосе.

— Ну разумеется, слизеринцы же — демоны, которых следует бояться, — язвительно фыркнул Северус. — Какой храбрый львёнок.

— Ох, да помолчи, — отмахнулась от него Минерва с изнурительной смесью раздражения и святого терпения. — Ты-то должен признать, что это сюрприз. Вспомни, что случилось с его родителями.

— То же самое, что случилось с родителями Поттера, — отрезал Северус, окинув слизеринский стол внимательным взглядом, чтобы убедиться, что никому даже в голову не пришло что-то выкинуть. — Ты не видела, как он шарахался от всех в первые дни.

Северус вспомнил первый вечер: Поттер до полусмерти перепугался, когда барону пришлось помочь ему найти дорогу в общежитие. Потом, через день или около того, мальчишка взял себя в руки и прекрасно освоился со слизеринской жизнью. А Невилл Лонгботтом по-прежнему не мог следовать элементарным инструкциям, не опрокидывая вещи и не спотыкаясь о собственные ноги, словно только что научился ходить.

— Не всем ученикам нравятся твои слизеринцы, Северус, — легко сказала Минерва, однако Северус отметил, что она несколько потеряла самообладание, увидев гриффиндорца за слизеринским столом. — Будь с ним терпеливее.

Северус только взглянул на неё — знала ли она его вообще? Он не отличался терпением, и, кроме того, она была так же строга к мальчику, как и он. Минерва только закатила глаза и вернулась к своему ужину, хотя, как и Северус, то и дело поглядывала на зал.

* * *

— Я действительно не думаю, что это хорошая идея, — замялся Невилл в вестибюле минут сорок спустя. — Спасибо за предложение, но… Я не могу, Гарри.

— А почему бы и нет? — Гарри понизил голос, пока мимо них проходили толпы учеников, ни один из которых не скрывал своего открытого восхищения тем, что только что произошло. — Мы были бы рады видеть тебя у себя. Я был бы рад. У нас есть настольные игры, а четверокурсники пытаются научиться танцевать бальные танцы. У них ужасно получается, и это так смешно.

— Я не могу просто пойти в гостиную Слизерина! — покачал головой Невилл. — Это… это запрещено!

— Запрещено? — с недоумением переспросил Гарри, вспомнив речь Снейпа в первый вечер в Хогвартсе. — Снейп заставляет нас соблюдать все школьные правила, плюс ещё миллиард других, и там нет ничего о том, что в нашу гостиную запрещено пускать других учеников. И потом, я ведь приглашаю тебя, так что всё должно быть в порядке.

В глубине души Гарри понимал, что то, что он предлагает, наверняка добром не закончится, но что, если это не так? То, как факультеты вели себя по отношению друг к другу, было просто глупо, и Гарри понял это, как только до него дошло, что Слизерин на самом деле не был рассадником зла. Слизеринцы всегда говорили, что гриффиндорцы — это кучка крикливых, наглых идиотов, которые хотят показать своё превосходство, но даже если многие из них были такими, как это объясняет Невилла? А гриффиндорцы твердили, что слизеринцы — сборище злобных монстров, но Гарри прекрасно знал, что это не так. Неужели семь лет учёбы им придётся враждовать, в то время как всё это — чушь собачья? Если бы его определили в Гриффиндор, он бы тоже думал, что Слизерин — это логово ужаса и издевательств?

Это было глупо, и, охваченный праведным негодованием молодёжи, только начинающей обретать голос, Гарри воскликнул:

— Так всегда и будет, если никто этого не сделает! Давай станем первыми.

Невилл издал короткий, полный ужаса смешок, но спорить не стал, вместо этого спросил:

— Профессор Снейп действительно заставляет вас соблюдать школьные правила?

— Конечно, заставляет, — Гарри не мог удержаться от собственного смешка, подумав, что у Снейпа больше правил, чем Гарри когда-либо себе представлял, а ведь он вырос с Дурслями. — У него их больше, чем я могу сосчитать. Он просто не говорит ничего в присутствии других факультетов. Но он ничего нам с рук не спускает, Невилл.

— А Рон сказал, что слизеринцы могут делать всё, что захотят, потому что Снейп третирует только другие факультеты.

— Много Рон знает! — решительно заявил Гарри. — Всё зависит от тебя. Ты можешь прийти и убедиться сам. Снейп часто ворчит и много рычит, но вообще с ним нормально.

Невилл колебался так долго, что Гарри продолжил:

— Знаешь, я тоже сначала его боялся.

— Да?

— Ага. Слушай, тебе не обязательно приходить, если очень страшно. Но когда меня распределили в Слизерин, я думал, что попал в самое жуткое место на свете. Волд… эээ… Сам-Знаешь-Кто убил моих родителей, и он был слизеринцем. Я думал, что в первую же ночь меня там кто-нибудь проклянёт. Но если не считать того, что Драко иногда ведёт себя как придурок, они все вполне нормальные.

— Я не боюсь, — пробормотал Невилл, хотя бледное лицо и дрожащие руки выдавали его состояние. — И я знаю, что они нормальные. По крайней мере, сегодня за ужином они были нормальными.

И это было именно так. Весь ужин Драко помалкивал, вероятно, опасаясь того, что сделает с ним Снейп, если он раскроет рот в неподходящий момент, а остальные слизеринцы… ну, никто не обнимал Невилла и не пел ему дифирамбы, так ведь в Слизерине этого не делали даже друг с другом. Однако они поддержали разговор, свели к минимуму оскорбления, и Невилл, похоже, довольно быстро понял, что никто не считает, будто он похож на свою жабу.

Гарри прислонился к каменной стене. Зал опустел, и теперь мимо проходили только учителя.

— Как мило, — сказала профессор Спраут, прижав руки к груди. — Это самое милое, что я когда-либо видела.

Гарри испугался, что его может стошнить, но выдавил улыбку, которая тут же исчезла, как только Спраут повернулась спиной. Подошли профессор Снейп и Макгонагалл, но они не сказали ни слова и даже не обратили внимания на мальчиков, что больше нравилось Гарри: вот бы все профессора не вмешивались в дела своих учеников, если в этом нет необходимости. Невилл вздрогнул, когда глаза Снейпа скользнули по нему, но Снейп ничего не сказал и направился к лестнице в подземелья, а Макгонагалл начала подниматься по парадной лестнице.

— Единство между факультетами — замечательная вещь, — раздался мягкий голос справа от них, и Гарри чуть не подпрыгнул, когда мимо прошёл профессор Дамблдор. Гарри не слышал, как тот подошёл, и не знал, что сказать, но директор просто улыбнулся и последовал за профессором Макгонагалл вверх по лестнице.

— Ну вот, ты сам слышал, — сказал Гарри настолько шутливым тоном, насколько мог. — Но на самом деле ты не обязан. Извини, если я на тебя давлю.

— Да нет, ты не давишь, — Невилл храбрился, но его голос звучал ещё более испуганно, чем раньше. — Ладно, пойдём.

— Правда? — обрадовался Гарри.

— Ага, — кивнул Невилл и повторил: — Идём, посмотрим на гостиную Слизерина.

Гарри улыбнулся, хотя внутри у него образовалась пустота, и он задался вопросом, правильно ли поступает, приглашая Невилла?

Едва каменная стена раздвинулась, в гостиной Слизерина воцарилась тишина. Разговор Гарри с Невиллом занял много времени, потом они очень медленно шли в подземелья и явились последними. Мучительно долго никто не произносил ни слова, и Гарри был уверен, что Невилл вот-вот сбежит.

— П-пойдём? — позвал Гарри. — Хочешь поиграть в плюй-камни?

— Ещё чего! — Не успел Гарри оглянуться, как перед ними вырос Маркус Флинт, преграждая им путь.

— Я не тебя спрашивал, — огрызнулся Гарри с гораздо большей храбростью, чем чувствовал на самом деле. — Но ты можешь присоединиться, если передумаешь.

Остальные слизеринцы, в том числе и шестикурсники, расхохотались, и на мгновение Гарри показалось, что всё будет хорошо.

— Ты совсем придурок, Поттер? Этот шрам повредил тебе мозги? — Флинт, ухмыльнувшись, шагнул ближе. — Какого чёрта ты творишь? У него своя гостиная, а у нас своя. Убирайся отсюда, Лонгботтом.

— Разве есть правило, — Гарри схватил попятившегося Невилла за запястье, — по которому мы должны ходить только в свою собственную гостиную?

— А для чего пароль на двери? — возмутился Драко Малфой, глядя на Гарри с таким нескрываемым отвращением, что только теперь тот понял весь масштаб своей ошибки. — Мы не пускаем сюда любителей грязнокровок!

— Заткнись, Малфой! — рявкнул Теренс и положил руку на плечо Маркуса. — Отойди, Флинт. Впусти его.

— Отвали, Хиггс! — огрызнулся Маркус. — Как Снейп сделал тебя старостой, так ты уже всех, блядь, достал!

— Я никому не обязан нравиться, — прошипел Теренс ему на ухо. — Но ты обязан меня слушаться, если только не хочешь, чтобы Снейп узнал о фальшивом дне в твоей тумбочке.

— Ну ты и сука! — Маркус уставился на него с удивлением и ужасом.

У Невилла глаза стали, как блюдца, и от угроз, и от ненормативной лексики, что, впрочем, в гостиной Слизерина вовсе не было редкостью. Однако напряжение, которое, казалось, с каждым мгновением только нарастало, было необычным.

— Невилл, верно? — раздался голос Эллен, и она вышла вперёд. — Заходи, не обращай внимания на Маркуса, он просто не привык к гостям. Мы рады тебя видеть.

— Мы, блядь, совсем не рады! — взорвался Маркус. У Гарри скрутило желудок, когда раздалось несколько одобрительных выкриков:

— Это слизеринская гостиная! Мне до лампочки, что он гриффиндорец, но заявиться в гостиную — это не то же самое, что сидеть за нашим столом!

— Я, пожалуй, пойду… — тихо пробормотал Невилл, пытаясь освободить свою руку из захвата Гарри. — Гарри…

— С чего ты решил, что тебя здесь примут? — снова выступил Драко. — Ты забыл, что случилось с твоими родителями?

Невилл издал стон, который Гарри запомнит на всю жизнь, выдернул руку, на мгновение замер, а затем крикнул:

— Заткнись, Малфой!

И убежал, а гостиная буквально взорвалась. В оглушительном гаме почти невозможно было что-либо разобрать, но стало ясно, что мнения о том, правильно ли поступил Гарри, разделились, и каждая сторона яростно отстаивала свою точку зрения.

Гарри не понял, когда успел вскинуть палочку и что за ослепительно белые искры посыпались с её кончика, попав Драко прямо в лицо. В следующую секунду он вихрем налетел на Маркуса, ухмылявшегося с таким же выражением лица, какое бывало у Дадли, когда тот собирался засунуть Гарри головой в унитаз.

— Ты придурок! — вопил Гарри, бесстрашно наступая на шестнадцатилетнего верзилу.

— А ты — полукровка, — парировал Маркус. — Так что моя взяла!

Гарри развернулся к выходу, помчался по коридору и врезался прямо в… Северуса Снейпа. Декан потянулся было, чтобы схватить Гарри. «Не сейчас!» — мелькнуло в голове у мальчика, ловко увернувшись, он ринулся дальше, игнорируя профессора, даже если потом тот устроит ему ад на земле.

— Поттер! — рявкнул Снейп ему вслед.

— Я должен найти Невилла! — не оборачиваясь, крикнул Гарри, и Снейп отступил: наверняка, увидев через открытую дверь, что творилось в гостиной, поспешил туда.

Минут через двадцать Гарри наконец нашёл Невилла в заброшенной комнате рядом с коридором, который, как рассказывали старшекурсники, вёл на кухню. Лонгботтом был не один. Гарри притормозил, увидев на деревянной скамье не только Невилла, но и Трейси Дэвис, Винсента Крэбба, второкурсника Карла Риггла, двух пятикурсников — Алису Робертсон и Джорджа Ламборна, а также Теренса Хиггса.

— Что вы здесь делаете? — прохрипел Гарри — в горле пересохло.

— Пока ты проклинал Малфоя и чуть не сбил с ног Снейпа, мы нашли вот этого, — Трейси кивнула на Невилла, — и убедились, что с ним всё в порядке.

— Да полфакультета пошли бы его искать, только Снейп наверняка уже запер гостиную. — Карл сидел, скрестив ноги, на полу и показал на место рядом с собой. — С ним всё нормально, не волнуйся.

Гарри нервно плюхнулся на пол и уставился на Невилла. Тот выглядел неважно. По его лицу текли слёзы, хотя он пытался это скрыть, уставившись на свои колени и яростно вытирая глаза.

— Я в порядке, — пробормотал Невилл. — Мне жаль, что из-за меня вы поссорились.

— Тебе не за что извиняться! — запротестовал Гарри. — Невилл, это ты меня прости. Я понятия не имел, что так получится. Малфой всё начал, а Маркус…

— Он может вести себя лучше, но… — Алиса покачала головой. — Слизерин — это сложно, Поттер. А наши родители ещё больше всё усложняют.

— Я думал, что всё будет хорошо, — Гарри чувствовал себя круглым дураком. — Я думал…

— Многие ученики приезжают в Хогвартс такими же, как Малфой, — заговорил Теренс. — Наши семьи — это сплошной бардак, Поттер. В нас всю жизнь воспитывали веру в ту ужасную чушь, которую распространял Волдеморт, а потом нас распределили в Слизерин, потому что наши родители ясно дали понять, что это единственный вариант. Профессор Снейп такой, какой он есть, не просто так — он пытается вытащить нас из всего этого. Ты что думаешь, Малфой каждую среду после ужина котлы драит?

Гарри не ответил, и Теренс продолжал:

— Каждый год есть по крайней мере один или два первокурсника, которым приходится проводить вечер в неделю со Снейпом. Он разговаривает с ними и пытается исправить ущерб, нанесённый их родителями. Я сам почти весь первый год по вечерам торчал в кабинете Снейпа.

— Мой отец был Пожирателем Смерти, — признался Винсент, не поднимая глаз. — Он сказал, что я должен дружить с тобой, если ты окажешься в Слизерине. Потому что если тебя распределят в Слизерин, значит, ты станешь новым Тёмным Лордом.

— И ты с ним согласен? — Гарри внезапно осип.

— Я не знаю. Я ничего не понимаю! — сердито заявил Винсент, хотя злился явно не на Гарри и вообще ни на кого конкретного. — Я знаю, что маглы должны быть плохими, но ты вырос среди них и с тобой всё нормально. Тебе не нравится Тёмный Лорд, и ты неплохой человек. Ты… ты просто ребёнок, как и я.

— Мой папа — магл, — мягко сказала Трейси Винсенту. — Он один из самых умных и смелых людей, которых я знаю. Он бы тебе понравился, если бы ты его встретил.

— Может быть. К тому же ты лучше меня по всем предметам, — заметил Винсент, — а папа всегда говорит, что люди с магловской кровью глупцы. Если это неправда, тогда что ещё неправда? — Он с разочарованным возгласом взъерошил волосы. — Мне всё это не нравится. Я не понимаю этого.

— Наши родители ошибаются, в этом и проблема, — заметил Джордж. — Большинство из нас в конце концов смиряются с этим к концу первого курса, может быть, ко второму. Но всегда есть несколько человек, которым это не удаётся.

— Маркус… — понимающе протянул Гарри.

— Он до сих пор не разобрался, — сказал Джордж и похлопал Невилла по плечу. — Извини, что так получилось. Слизерин может быть немного… суровым. И замкнутым. К нам никогда не приходили ученики с других факультетов, поэтому никто не знал, что делать. Но ты всего лишь ребёнок. Мне жаль, что с тобой так обошлись.

— Я идиот, — шмыгнул носом Невилл. — Настоящий тупой идиот.

— Это не так! — вскинулся Гарри. — Честное слово, ты не идиот.

— Ты правда не такой, Невилл, — Трейси забралась на скамейку рядом с ним и взъерошила ему волосы. Невилл поморщился, но протестовать не стал. — Мы бы не пришли за тобой, если бы это было так. — Она помолчала и добавила: — Половина родных моей мамы не разговаривают с нами, потому что она вышла замуж за папу. Они все слизеринцы. Но остальные с нами общаются, любят нас, они лучшие люди в мире. И они тоже слизеринцы. В Слизерине много мерзавцев, но это не из-за факультета. Это потому, что они просто… мерзавцы.

— Тот-Кого-Нельзя-Называть убил двоих моих дядей и тётю, потому что они отказались присоединиться к нему, — сообщил Карл. — Некоторые из моих двоюродных братьев считают его замечательным человеком, но большинство в моей семье ненавидит то, что он сделал с Тёмными искусствами. Мы никогда не поддерживали его и не одобряли то, что случилось с твоими родителями.

— Я ненавижу Волдеморта, — Гарри посмотрел на Невилла, не решаясь спросить, но уже более-менее догадываясь, почему тот живёт с бабушкой. — Он разрушил и мою семью, и множество других семей тоже. Тебе всегда рады у нас, у настоящих слизеринцев.

— Нас больше, чем ты думаешь, — добавила Трейси, и Невилл наконец слабо, неуверенно улыбнулся.

Гарри поднял глаза, и у него оборвалось сердце: в дверном проёме стоял Снейп. Как долго он там пробыл? В комнате воцарилась мёртвая тишина, потом слизеринцы вскочили на ноги. Невилл, испуганно пискнув, тоже подскочил.

— Живо в общежитие, — почти прошипел Снейп, но…

Но он не злился. По крайней мере, не на них. Хмурился, сузив глаза и поджав тонкие губы, но Гарри видел, что Снейп на них не сердится. Когда Гарри собрался последовать за остальными товарищами, декан остановил их с Невиллом.

— Я провожу вас обратно в гостиную, — отрывисто сказал Снейп Невиллу. Тот было запротестовал, но профессор оборвал его: — Не глупите, мальчишка. Поттер, подождите у моего кабинета. Нам нужно поговорить.

Гарри кивнул, почему-то уверившись, что на этот раз его задница не пострадает, но всё равно страшась того, что должно произойти, что бы это ни было.

— Всё нормально, Невилл?

Невилл просто кивнул, но когда Гарри повернулся спиной, чтобы уйти, он крикнул ему вслед:

— Спасибо, что пригласил меня, Гарри! В Гриффиндоре меня никто никуда не приглашает.

Гарри не знал, что на это ответить, поэтому пожал плечами и под пристальным взглядом Снейпа побрёл к его кабинету.

1) Sprout (англ.) — росток, побег, поэтому переводчики Росмэна и перевели «говорящую» фамилию как Стебль (прим. пер.)

Вернуться к тексту