В жизни семьи Эль Адиб — Рашид наступила черная полоса. Со стороны могло показаться, что в доме Мохаммеда объявлен траур: домочадцы практически не разговаривали между собой, ходили тихо и старались не шуметь. Мохаммед демонстративно перестал разговаривать с Латифой и перебрался в другую комнату, чем несказанно расстроил жену.
Дядя Али день и ночь размышлял, как ему лучше поступить с Жади. Закон велел найти и наказать беглянку, но сердце обливалось кровью при одной мысли об этом. В обращении в полицию уже не было никакого смысла, и к тому же нельзя было придавать огласке эту похабную историю, ведь, как известно, даже у стен есть уши, а в Бразилии, где развита арабская диаспора, и подавно. У сида Али оставалась серьезная проблема — семья несостоявшегося жениха Жади, с которой он уже успел породниться.
Через несколько дней все трое улетели в Марокко на семейный совет, который обещал быть тяжелым.
— Зорайде! — со слезами бросилась в объятья няни несчастная Латифа. — Случилась такая беда, такая беда!
— Я знаю, девочка моя, — с болью в голосе сказала женщина. — Это все моя вина, я недосмотрела за Жади. Сид Али, должно быть, выгонит меня за провинность и правильно сделает.
— Нет, Зорайде! Жади эгоистка, она совсем о нас не подумала! Мохаммед разведется со мной, это точно. Он теперь презирает меня, он даже не смотрит в мою сторону.
— Да защитит нас Аллах! — воздела руки к небу Зорайде.
Увидев Али, она инстинктивно сжалась, ожидая услышать из его уст самый страшный приговор в отношении себя вплоть до ударов плетьми за содействие грешникам. Как ни странно, ревностный мусульманин не грозил служанке ничем таким, более того, он заговорил с ней спокойным, доверительным, хоть и очень печальным тоном.
— Вот видишь, Зорайде, до чего мы докатились. Настал день, которого я боялся, когда крыша собственного дома рушится прямо на мою голову. И то ли еще будет, когда в Судный день Аллах спросит меня, где я был, когда росла Жади, почему не воспитал ее в благочестии и в наших традициях, почему позволил пасть на самое дно, а мне нечего будет ответить. Все мои добродетели ничто по сравнению с одной загубленной душой, которая пострадала из-за моего попустительства.
— Сид Али!
— Сейчас мне вновь придется изворачиваться, а все для того, чтобы защитить свою семью, Латифу и ее будущих детей. Жади стала нашим проклятьем и моим вечным укором.
— Сид Али, вы не попытаетесь ее вернуть?..
— Нет, Зорайде. Она сделала свой выбор и должна в полной мере познать его последствия, какими бы они ни были. Только так Жади сможет чему-то научиться. Аллах мудр, и иногда Он попускает человеку пасть лишь для того, чтобы тот смог подняться, но здесь я уже ничего не могу поделать. Все будет зависеть только от нее самой.
— Да услышит вас Аллах! — вздохнула служанка.
* * *
Сид Абдул и лара Назира явились на семейный совет с оскорбленным видом обманутых покупателей. Они чинно проследовали в дом, удостоив хозяина снисходительным взглядом.
— Ас-саляму алейкум! — приветствовал гостей Али.
— Ва-аляйкуму салям, — сквозь зубы ответил Абдул, всем своим видом показывая крайнее недовольство ситуацией.
Саид также присутствовал на совете. У него был такой вид, словно он не спал несколько ночей. Вместе с братом они сидели на низеньком диване в угрюмом молчании.
— Итак, произошедшее можно по праву считать актом прелюбодеяния, после которого намеченная свадьба невозможна, — вещал сид Абдул. — Так как нашей семье было нанесено оскорбление, мы имеем право требовать компенсацию и наказание для провинившихся.
— Дядя! — хотел было встрять Саид.
— Не вмешивайся, тебе слова еще не давали.
— Сид Абдул, безусловно, прав, — сказал Али, — и наша семья обязательно выплатит неустойку пострадавшей стороне, но что до наказания… Коран говорит, что мы должны быть сострадательны к оступившимся, а Жади оступилась.
— В Коране также говорится о восьмидесяти ударах плетьми для прелюбодеев, — размахивая четками, возразил Абдул.
— А кто сказал, что Жади прелюбодействует?
— Как это кто?! — уже начал выходить из себя старший из семьи Рашидов. — Она сама позвонила Саиду и прямо сказала о том, что сбежала к другому мужчине.
— Кто-нибудь видел ее с этим мужчиной? — продолжал наседать Али. — Где четыре свидетеля, подтверждающие этот факт?
Абдул замялся то ли от наглости своего оппонента, то ли от растерянности.
— Жади юна и импульсивна. Она была напугана предстоящим браком и могла соврать для того, чтобы ее не трогали. Жади ведь делала так уже не раз, лара Назира подтвердит.
— Я не знаю, к чему вы клоните, сид Али, — с постным лицом произнесла Назира, — но после выходки вашей племянницы все ваши речи не имеют никакого смысла. Все мы прекрасно понимаем, что произошло.
— И все-таки я предлагаю уладить наш конфликт мирным путем.
— Хорошо, а что прикажете делать с браком Мохаммеда? — приподняла бровь лара Назира. — Нам не нужны порченые женщины в семье.
Латифа, наблюдающая за советом из-за занавески, вся съежилась в комок.
— Разве Латифа порченая?! — не сдержался дядя Али. — Кто из вас может подтвердить эти слова? Вы клевещете, а клевета — грех. Мохаммед, ты можешь назвать хотя бы один проступок твоей жены, достойный развода?
Мохаммед, доселе сидевший с лицом каменной статуи, начал колебаться. Ему и в самом деле не хотелось разводиться с Латифой, к которой он уже успел привязаться.
— Постойте-ка, постойте! — тряс бородой Абдул. — Все знают, что один гнилой фрукт в корзине портит остальные. Какая семья захочет породниться с семьей Мохаммеда, если родственница его жены сбежала накануне свадьбы?
— Людям в Фесе совершенно необязательно об этом знать.
— Что значит необязательно? Вы предлагаете лгать?
— Нет, я лишь предлагаю не афишировать данный инцидент, — хитро проговорил Али. — Это не только в интересах нашей семьи, но и вашей, в конце концов, невест для ваших племянников выбирали вы, сид Абдул.
Абдулу был объявлен шах. В Фесе он слыл одним из лучших специалистов по сватовству, знал множество благородных семей и был вхож во многие дома. Такой позорный прокол с Жади мог стоить ему дорого, да и в самом деле, велика ли потеря? Он найдет Саиду новую невесту, а шейху, с которым уже договорились о дне свадьбы, скажет, что Жади тяжело заболела и осталась в Бразилии. Врать — грех, да еще так бессовестно, но что поделаешь, на кону стоит слишком много. Скрепя сердце и мысленно проклиная распутную племянницу Али, он все-таки согласился с условиями новоиспеченного родственника. Сид Али, довольный исходом встречи, распрощался с гостями и хотел пойти отдыхать, как вдруг к нему подошел Саид.
— Дядя Али, — сказал он сдавленным голосом. — Все, что вы сегодня говорили о Жади — это ведь неправда, так?
Хозяин дома с сочувствием посмотрел на несчастного юношу, но продолжил гнуть свою линию.
— Саид, я понимаю твою боль. Но такова была воля Аллаха, мы должны смириться с ней.
— Разве бывает воля Аллаха на то, чтобы человек грешил?
— Нет, конечно, нет. Но Жади далека от нашей религии и обычаев, она стремится к западному образу жизни, так пусть судьба ее научит. Нельзя узнать вкус сладкого, не испробовав горького.
— А этот… Лукас? — Саид был явно не удовлетворен пространными размышлениями Али о смысле жизни. — Как пережить то, что она сейчас с ним?
— Вовсе необязательно, что она с ним. А даже если и так, поверь мне, Жади очень скоро ждет разочарование.
— Какая разница, все равно она уже для меня потеряна, — в глазах Саида сверкала ненависть, перемешанная с печалью.
— Не держи в своем сердце зла, оно причинит вред лишь тебе, — дал совет парню Али. — Подумай об этом, подумай.
Так, развернувшаяся семейная драма начала понемногу утихать, но это не значит, что стихла боль в сердцах ее участников. Шикарная свадебная церемония, которая готовилась с таким тщанием, теперь не состоится. Музыка в доме сида Али зазвучит еще очень, очень нескоро.