Коматозники (джен)

Было ли это открытием пути к подсознанию или что-то мистическое, Нами не знала. Но после счастливой недели в объятиях нового парня с ней начало твориться что-то странное. Сперва у нее было настроение просто окрыленное: чувство счастья, испытанное по ту сторону, не покидало ее, хотя было уже не таким ярким. Она хорошо ела, прекрасно высыпалась, много занималась любовью и при этом все успевала! Она без нот вспомнила пьесы, которые разучивала в детстве на фортепиано с кузиной Ноджико. Она мыслила ясно, ей все удавалось и даже пирог, который она пыталась испечь по рецепту тетки еще давным-давно, но тогда у нее ничего не получилось. Это было невероятно. И Нами каким-то образом понимала, что это нормально для каждого человека: вот так все уметь и успевать, просто многие об этом почему-то не знают. Сама природа словно бы подсказывала, как многое возможно, стоит только захотеть, только протянуть навстречу руку…

Но внезапно эйфория от всего этого прошла. Тут же навалилась тоска, появилась смутная тревога. Нами не то во сне, не то наяву стала слышать странные звуки. Сперва это был неразборчивый гул, но потом он начал «просеиваться», превращаясь в подобие человеческой речи. Она слышала голос. Знакомый и в то же время чужой, он звал ее по имени, задувал в уши, как ветер. А после Нами слышала скрип ветки дерева и звук от падения чего-то тяжелого и просыпалась. Это можно было списать на обычный кошмар, вызванный переутомлением, но пару раз явление повторилось во время бодрствования. Нами было не по себе.

Потом стало хуже: к звукам добавились видения. Дерево, качающееся на ветру, стоящая под ним тетка Бельмере с дырой в груди, вся окровавленная, с неживыми страшными глазами, скрипящая ветка дерева, падающая замертво Бельмере, шепчущая: «Нами… Нами…» Пару раз девушка с криками срывалась и убегала с занятий, боялась оставаться одна и была в состоянии, близком к истерике.

— Ты ведь понимаешь, что это серьезно? — спросила Моне. — Боюсь, я ничем не смогу тебе помочь, здесь понадобится более опытный специалист.

— Хочешь, чтобы я обратилась к психиатру и рассказала о наших незаконных опытах на людях? — всхлипывая, поинтересовалась у приятельницы Нами.

— С твоей стороны крайне благородно жертвовать собой ради нас, — заметила та, — но рассудок все-таки дороже. И потом, никто ведь не знает, что ты можешь сделать под действием галлюцинаций. Навредишь себе или другим, а то и убьешь кого-нибудь.

Нами выглядела совсем бледно:

— Возьмешься лечить меня?

— Я-то с удовольствием изучу такой случай, — поправила очки Моне. — Но ты ведь понимаешь, что с подобным, наверное, не каждый профессор сталкивается?

— У нас выбора нет, — вздохнула мисс Сван, пытаясь успокоиться.

— Тогда я изучу этот вопрос подробнее, а пока мы начнем с тобой со стандартных сеансов психотерапии в виде беседы. От этого тебе точно хуже не будет.

— Спасибо, — кивнула Нами.

Моне заверила ее, что если той неприятно об этом говорить, то срочной необходимости рассказывать о том, что ей привиделось, нет. Совершенно очевидно, что видение спровоцировано психотравмирующей ситуацией, пережитой ею в детстве. Посему будет гораздо лучше, если они подберутся к этой теме постепенно. Сперва Нами ответит на общие вопросы и немного расскажет о своем детстве, а уж когда будет готова, они затронут постигшую ее трагедию. Возможно, на это уйдет не один сеанс, ничего страшного.

Нами следовала указаниям Моне, но видения ее не покидали, и она была вынуждена торопиться. Только Сван дошла до печальной истории с теткой Бельмере, как дипломный руководитель Моне, один из ведущих психиатров «Гранд Лайна», Цезарь Клаун застал ту за сеансом с подругой.

— А, тренируешься на коллегах, — одобрительно покивал он. — Молодец, практикуйся. Извини, что помешал, но я внес правки в твою письменную работу и хочу, чтобы ты сегодня же на них взглянула.

— Благодарю, профессор, что проверили все так быстро, — мило улыбнулась Моне.

— Всегда пожалуйста, — ответил тот и поспешил незаметно удалиться. Однако от его опытного взгляда не ускользнуло астенически-изможденное состояние мисс Сван. — Моне, если возникнут вопросы или будет нужна помощь, всегда обращайся, — добавил он.

— Хорошо, профессор.

* * *

Моне подумывала о том, что Нами нужно на больничный, а то и в академический отпуск. Она даже хотела попросись господина Цезаря посодействовать и выписать ей нужные справки, но если будущий доктор отправляется на отдых с нервным срывом или чем-то из той же оперы, то возникают справедливые опасения, что в профессию такому стрессонеустойчивому человеку лучше не соваться. Вот если бы организовать ей хотя бы «инфлюэнцию»… Пока она думала, Ло предложил вырезать той аппендицит и отправить на законный больничный. Такую «ерунду» проверять никто не будет, даже если отросток и не воспален, его можно удалить «на всякий случай» при частых жалобах на боли в боку.

Они еще пообдумывали приемлемые диагнозы для подделки, но Луффи их опередил: он завалился к своему наставнику Шанксу с бутылкой портвейна и вкусной, но вредной острой закуской, которую они оба любили. У того как раз были удачный перерыв в работе и классные маринованные огурчики, стоявшие в холодильнике с лекарствами. И мужики, закрывшись в ординаторской, славно так посидели. После Нами была официально отправлена на больничный с абсцессом десны, а Шанкс битый час еще поучал Луффи уму-разуму.

— Наша отрасль медицины самая узкопрофильная из всех возможных. Нам не надо ломать голову над диагнозами, все же на виду. Здесь нужны не столько знания, парень, сколько руки и опыт. Особенно если собираешься заниматься протезированием зубов. Это как работа скульптора в миниатюре. Понимаешь? — спросил подвыпивший Шанкс с мечтательным видом. — Парень, чтобы дарить красивые улыбки людям, мало быть доктором, надо быть настоящим художником!

— Ага, — соглашался Луффи, подливая ему вино. Затем брал из пакета куриное крылышко, макал в острый соус и с удовольствием грыз его вместе с костями, аппетитно хрустя. Была у него с детства такая привычка.

— Вот так лучше не делать, — заметил Шанкс. — Повредишь зубную эмаль.

— Не-а, она у меня крепкая, — заверил Луффи.

— Тогда тост за крепкую зубную эмаль! — тут же отреагировал стоматолог.

— Хи-хи, вот за что я люблю тебя, дядька Шанкс, так это за то, что с тобой никогда не бывает скучно, — хохотнул Луффи. Тут он задумался о том, что, может, и из академии еще не сбежал только потому, что здесь был Шанкс. Ведь до встречи с ним он даже помыслить не мог о том, что в ковырянии в чьих-то зубах вообще может быть что-то интересное.

После посиделок Шанкс, заверив, что способен красиво поставить пломбу в опьянении любой степени тяжести, отбыл работать, но сперва отправил Луффи в кабинет и озадачил особым упражнением.

— Извини дружок, но пока не набьешь руку, к живым пациентам я тебя не подпущу, — весело сказал он, доставая из шкафа банку, полную зубов, которые после удаления пациенты отказались забрать на память в качестве сувенира. Выбрав несколько штук на свое усмотрение, он нанизал их на специальные штифты имевшиеся у муляжа нижней челюсти в нужном порядке. Поскольку зубы принадлежали разным людям и были разноразмерными, смотрелось это ужасно. — Внимательно осмотри каждый и опиши в заключении. Затем сажаешь нашего дорогого пациента в кресло, вот на эту подставку, — Шанкс похлопал по ней рукой, — и проводишь лечение. Но имей в виду, что «неживые», лишенные кровоснабжения, зубы очень ломкие, с ними надо быть поосторожнее. Особенно будь понежнее вот с этим, — Шанкс указал на самый маленький зубик, — это молочный моляр десятилетнего ребенка. Одно неверное движение, и он разлетится. Все ясно?

— Угу.

— Тогда работай. Разломаешь хоть один, зачет не поставлю! — пригрозил наставник и оставил Луффи наедине с его задачей.

* * *

Приятель Луффи, Юстасс Кид, на время позабыв о своих грандиозных планах побывать на том свете, в это время тоже маялся с практическим заданием, которое с треском провалил, едва успев начать. Ответственная за его принятие доктор Калифа нещадно пилила парня, вбивая в его дурную голову элементарные правила этики.

— Что ты себе позволяешь?! Не смей так непристойно пялиться на пациентку и отпускать гнусные шуточки! Да тебя за сексуальные домогательства сразу же засудят, болван!

— Я больше не буду… — проворчал под нос Юстасс.

— За что, ну за что мне это? Столько перспективных молодых людей просилось под мое начало, а мне всучили вот это полное недоразумение! — сокрушалась женщина. — Это за все мои заслуги и годы безупречной работы!

— Может, потому меня к вам и направили, что вы лучшая? — предположил Кид в плане грубой лести. — Если уж не вы, то никто не способен из меня человека сделать, — заверил он, не желая больше выслушивать ее нотации. Сам же в это время пялился на ее стройные ноги, думая о том, что руководилка наверняка та еще штучка, особенно в постели.

На шум заглянула заведующая. Узнав, в чем дело, лишь усмехнулась:

— Еще один парень, у которого нелады с девушками решил стать гинекологом, чтобы быть поближе к «месту действия», — пошутила она.

— Госпожа Куреха, ваши шуточки!.. — взвилась Калифа.

— Ничего, ему надо лишь немного пересмотреть жизненные приоритеты. — Заведующая взяла за локоток своего лучшего специалиста и отвела в сторонку: — Это все легко «лечится», — заверила она. — Направим его на работу в родильное отделение. Ничто так не вправляет мужикам мозг, как появление новой жизни.

— Ни за что! — воскликнула Калифа. — Этого косорукого болвана к роженицам и новорожденным я не подпущу и на пушечный выстрел!

— Не волнуйся, — успокаивающе заверила Куреха, — там за ним хорошенько присмотрят.

— С ума сошли… — процедила Калифа сквозь зубы.

— Собирай вещички и дуй за мной, — кинула заведующая Киду. — Пойдем, покажу тебе кое-что интересное.

* * *

Как говорится, лучше один раз увидеть… Кид впервые вживую увидел процесс появления жизни во всех подробностях, окотившаяся пару лет назад у его дома кошка была не в счет. Никакие учебники и лекции его к такому не готовили. Первая попавшаяся роженица уже несколько часов кряду орала от боли так, что Кида прошибал холодный пот и трясло. Ассистентка доктора, принимавшего роды, напрасно убеждала ее правильно дышать и не отнимать кислород у ребенка. Деятельность Кида в основном сводилась к записям в бумажках и измерению пациентке давления. Когда же процесс пошел полным ходом и Юстасс лицезрел истинное назначение «женских прелестей» в действии, он уже активно начал пересматривать свое отношение к окружающей действительности. Его традиционные инфантильные пошлые мыслишки казались сейчас кощунственными и смехотворными. Ему практически без всяких усилий с его стороны открывалась одна из самых важных тайн бытия.

Не успев еще отойти от потрясающих впечатлений, Кид был вознагражден особым поручением: ему доверили уложить новорожденного на весы после того, как доктор провел типовой осмотр. В этот момент у Кида екнуло где-то в области сердца, и он почувствовал, что готов прослезиться от умиления. Но тут ассистентка взяла заботу о ребенке на себя, а доктор подключил Кида в участие в послеродовых мероприятиях.

Через пару дней он втянулся и начал по-новому смотреть на свой род деятельности. Кид неожиданно обнаружил к ней интерес и с удовольствием ходил на лекции госпожи Хины по ведению беременности. И вот, когда «счастье казалось так возможно», а дела пошли на лад, его уже подстерегало еще одно, более суровое испытание.

Куреха была не только хорошим специалистом, но и, воистину, страшной женщиной. По ее задумке он должен был познать обе стороны своей профессии: научиться сохранять жизнь и научиться ее отбирать. Не успел Кид прикипеть к работе в родильном отделении и этим трогательным, сморщенным комочкам жизни, как та отправила его ассистировать при абортах. После первого же дня такой работы, Кид аж позеленел. Он чувствовал себя соучастником убийств, пускай и узаконенных. Он помогал лишить единственного шанса из миллиона появиться на свет новой жизни, каждая из которых была уникальна и неповторима. Убивал в зародыше то, что могло бы стать одним из тех крохотных милых комочков, а потом вырасти гением или вот таким же олухом, как и он… Много ли теряет таким образом мир, он не знал, но чувствовал себя погано.

Юстасс потерял сон и аппетит. По ночам ему виделись убиенные младенцы, с укором глядящие на него бусинками черных блестящих глаз. Он пытался напиться, чтобы хоть отрубиться без сна на несколько часов, но даже крепкий алкоголь его «не брал». Тогда Кид перешел на снотворное, но оно не спасало от кошмаров.

Врач по прозвищу Киллер, которому Кид ассистировал во время абортов, и Калифа смотрели на него с жалостью. Когда-то и им пришлось пережить нечто подобное. Они спрашивали, все ли у него в порядке, но тот только молча кивал, не желая ничего обсуждать. Юстасс крепился, сколько мог, но это было выше его сил. Он в сердцах принял отчаянное решение сменить род деятельности, а лучше вообще уйти из медицины. Ему ясно дали понять, что там ему не место. Наконец-то он это увидел, наконец-то прозрел.

Сейчас он стоял перед заведующей отделением и ожидал справедливого приговора, который вынес себе сам. Женщина же преспокойно занималась своей документацией и не спешила его выгонять. Оторвавшись от бумаг, предложила ему присесть и внимательно посмотрела на спавшего в лице молодого человека.

— Ничего, — сказала Куреха, — скоро закончишь академию, потом годика четыре интернатуры и станешь хорошим доктором.

— Я не смогу, — Кид пытался протолкнуть образовавшийся в горле ком. — Тем более хорошим.

— Ну, признайся честно, — лукаво посмотрела на него заведующая, — небось, не ешь, не спишь, хреново себя чувствуешь? Наверняка пытался не раз напиться. И подташнивает небось?

— Д-да… — неохотно признался Юстасс.

— Очень хорошо, — заключила она. — Значит, станешь. Это все, милок, оттого, что тебе не все равно. Только тот, кто искренне сочувствует другим, может стать по-настоящему хорошим доктором.

— Но… — парень смотрел на нее, как на безумную.

— Я направила тебя к Калифе не потому, что считала безнадежным, а потому что знаю, что ты способный. Только бы за ум немного взялся. — Она поднялась со своего места, подошла, ободряюще похлопала его по плечу. Затем подмигнула и кокетливо произнесла, стараясь развеселить: — Хочешь узнать секрет моей молодости? — с этими словами старушка еще и ущипнула парня за задницу, окончательно выводя из ступора.

В этот вечер Кид вернулся к себе в полной сумятице: еще утром он намеревался оставить профессию, а теперь знает, что он не безнадежный; сама старая карга Куреха сказала, что он станет хорошим доктором. В эту ночь он спал спокойно. Похоже, убиенные младенцы решили дать ему шанс оправдаться.