Свет маяка (гет)

Аппарируя, Гарри не мог избавиться от тревожного чувства дежавю: верхняя ступенька крыльца дома Блэков, мантия-невидимка, дыхание Гермионы где-то в районе его шеи, сопротивление пространства, жесткое приземление и неизвестность. Он с трудом подавил желание выхватить палочку и начать без разбора выкрикивать защитные заклинания. Наваждение прогнала Гермиона. Сбросив мантию, она раскинула руки, с наслаждением потянулась и глубоко вдохнула ароматный воздух, всем своим видом говоря: «Мы в безопасности».

На всякий случай Гарри все равно внимательно огляделся. Они оказались на небольшой полянке. Немного впереди ровная площадка заканчивалась песчаным обрывом, за их спинами шуршал листвой молодой лесок. Крутую стену склона облюбовали ласточки — юркие птицы то и дело выныривали из своих норок и возвращались обратно с зажатыми в клювах мелкими насекомыми. На много миль вперед раскинулся зеленый простор, испещренный аккуратными пятнами домов, а внизу, у подножия обрыва, зеленел лужок, обнесенный невысокой оградой. Сверху было отчетливо видно, как ветер волнами пригибает высокие травы, создавая иллюзию ленивого изумрудного моря. По этому морю быстрыми ладьями передвигались темные фигурки — лошади, ветер разносил их задорное ржание и запах земли, взрытой копытами. В сочетании с небом, слегка запятнанным полупрозрачными облаками, картина завораживала, особенно после целого месяца созерцания обшарпанных стен.

Гермиона не мешала Гарри наслаждаться видами. Она деловито сновала по полянке, расправляя на земле плед и раскладывая на нем припасы, которые доставала из своей верной спутницы — бисерной сумочки.

— Что это за место?

Гермиона осторожно подошла ближе к обрыву.

— Сюда родители возили меня заниматься верховой ездой. На краю поляны, вон там, — конюшни.

— Ты умеешь ездить верхом?

— Я всегда любила лошадей, но пересилить свой страх свалиться не смогла. Так что теорию верховой езды знаю назубок, а вот на практике даже не проси продемонстрировать. Совсем как с метлой, — Гермиона грустно улыбнулась и тронула Гарри за плечо. — Пойдем, у нас будет пикник!

Ему было жаль уходить от обрыва, где казалось, будто он почти летит. Он подтянул плед к самому краю и, не слушая возражений, уселся и свесил ноги вниз. Потом призывно похлопал по пледу рядом с собой:

— Не бойся, я уверен, тут вполне безопасно.

Гермиона опасливо топталась поодаль, но Гарри менять своего положения не собирался, поэтому ей пришлось смириться и осторожно опуститься на землю похожим манером. Безмятежный пейзаж полностью завладел вниманием Гарри, и отвлечь его сумел только легкий удар локтем под ребра.

— Гарри, какое пиво предпочитаешь? Сливочное или магловское? — Гермиона лукаво улыбнулась, демонстрируя две совершенно разные бутылки в руках: одну темно-коричневую, слегка пыльную, с пергаментной наклейкой, а другую — прозрачную, изящной формы, запотевшую, наполненную светлым напитком.

— Как ты купила магловский алкоголь? Тебе же нет двадцати одного!

— Я умею быть убедительной, — она покрутила в пальцах волшебную палочку.

— Никогда не пробовал магловского пива! А ведь я вырос среди маглов!

— Устраним этот досадный пробел?

— О, я могу составить целый список пробелов, которые был бы не прочь устранить! Я никогда не купался в море, кроме того дня, когда отправился за крестражем с Дамблдором, не катался на аттракционах, не пробовал барбекю, не ходил в поход, не бывал в «Макдоналдс»…

— Гарри, один пункт можешь вычеркнуть, последний год был одним сплошным походом, — Гермиона нервно хихикнула.

— Уже шутишь на эту тему?

— По крайней мере, пытаюсь. Мама говорила, если над чем-то неприятным как следует пошутить, оно перестанет тебя пугать.

Гарри ухмыльнулся, ему вновь стало легко и просто тут, с Гермионой, вдали от злополучного темного конверта. Крышки с шипением слетели с горлышек бутылок, ветер подхватил горьковатый аромат, и они погрузились в молчание, смакуя холодный напиток. Гарри быстро понял, что в восторге от магловского пива, и довольно быстро опустошил свою бутылку. Гермиона тут же подала ему вторую.

— Ты задумала меня споить? Смерти моей хочешь?

— Не споить, а всего лишь расслабить и разговорить. И, если бы я задумала убийство, то выбрала бы яд. Ты совершенно не разбираешься в зельях, даже несмотря на учебник Принца-полукровки!

— Тем не менее назначение безоара я запомнил на всю жизнь, у тебя ноль шансов!

— Скажи еще, что всегда носишь его с собой! Нет, Гарри, это у тебя ноль шансов! Не расстраивай меня и расскажи наконец, что с тобой происходит.

Гарри заметно поскучнел. Дружеская пикировка быстро перерастала в разговор по душам, и с этой дорожки Гермиона точно не свернет до тех пор, пока не узнает все, что ее интересует.

— Это сложно. Я не знаю, что сказать. Наверно, я просто растерян…

— Растерян? Я не понимаю, объясни!

— Я попробую, только, пожалуйста, не перебивай… Понимаешь… Понимаешь, я уже не думаю, что Фред, Римус, Тонкс, Сириус и остальные умерли из-за меня. В конце концов, не я развязал войну, произнес пророчество. Я не просил о судьбе Избранного и защищать себя тоже никогда никого не просил. И хотя я практически перестал винить себя в их смерти, мне очень больно. Стоило мне привыкнуть к тому, что я не одинок, у меня есть друзья и что-то вроде семьи, как Волдеморт почти все это отобрал! Я не вижу смысла, не вижу цели, что мне делать дальше?

— Гарри, ты так говоришь, будто у тебя никого не осталось! А как же любовь? Как же Джинни?

— Видит Мерлин, семья — это то, о чем я всегда мечтал. И было время, когда думал, что Джинни станет для меня этой семьей. Но не теперь… По пути в Запретный лес я успел смириться со смертью и с тем, что мне не быть счастливым мужем Джинни, вообще НЕ БЫТЬ. Все тогда во мне перегорело, я шел умирать и выкинул из головы все мысли и желания, которые могли бы заставить меня бежать без оглядки, пытаться спасти свою жизнь… И теперь так сложно оживить старые чувства, они где-то глубоко спрятаны, будто под каменной плитой. А Джинни почему-то не может понять, что мне нужно время. Она пытается меня растормошить, целует, потом кричит, бросает упреки, хлопает дверью, опять целует, предлагает пожениться, потом — расстаться. Ну как объяснить ей, что я на самом деле умер, что у меня нет сил? Это сложно понять… — Гарри перевел дыхание, но не успел продолжить. Гермиона прошептала:

— Отчего же сложно… Я понимаю...

— Гермиона?

— Я ведь тоже умерла там… в особняке Малфоев, — она отвернула лицо от Гарри, чтобы он не заметил набежавшие на ресницы слезы. — Надежды не было… Вас заперли в подвале, вокруг были одни враги. Лестрейндж хохотала как сумасшедшая, и было так больно… Я была уверена, что живой мне не выбраться. Еще немного, и все… Мне часто снится один и тот же кошмар: я лежу на полу в том зале и не могу пошевельнуться, хотя и не связана, а из темного угла на свет выходит она… В руке у нее кинжал, и отсветы из камина пляшут на лезвии. Вокруг стоит странный гул, но постепенно я начинаю различать слово «грязнокровка», произносимое на разные голоса. Они становятся все громче, Беллатриса все ближе, и вот она уже кричит мне в лицо: «Покажи свою грязную кровь!» И я просыпаюсь. После этого сна всегда болит шрам, — Гермиона потерла руку, на которой навсегда отпечаталось свидетельство ее встречи с Беллатрисой.

Гарри стало стыдно. Упиваясь собственной болью, он даже не задумывался о том, что кто-то кроме него так же мучается кошмарами, вздрагивает от звука захлопнувшейся двери и каждый день борется с прошлым. Он сжал ладошку Гермионы, не в силах сказать хоть что-то путное, надеясь, что этот жест передаст его чувства.

Надолго воцарилась тишина, и лишь спустя еще полбутылки пива Гарри продолжил изливать душу.

— Допустим, я соберу себя по кусочкам. Допустим, научусь не обращать внимания на эту боль. Но что делать дальше? Вернуться в Хогвартс? Исключено… Пойти в авроры? Я хотел этого с четвертого курса, и даже не думал, чему бы еще можно посвятить себя. Но теперь… Да я с ума сойду от постоянных мыслей, что могу потерять кого-то из товарищей, что моя ошибка будет стоить кому-то жизни. Я ничего толком не умею… Так что остается идти по стопам Локхарта. Отращу волосы, отбелю зубы и напишу книгу «Приключения мальчика, который…», — Гарри улыбнулся совсем невеселой улыбкой и приложился к горлышку нагревшейся бутылки.

— А как же квиддич? Ты любишь летать, мало кто умеет так здорово держаться на метле, ты можешь стать профессиональным ловцом!

— И всю оставшуюся жизнь меня будут преследовать репортеры и поклонники квиддича? Нет, летать — это потрясающе, но ты же знаешь, я ненавижу назойливое внимание.

— Гарри, послушай, это вовсе не проблема! Ты закончишь Хогвартс, не обязательно возвращаться туда, я уверена, тебе разрешат готовиться к экзаменам самостоятельно, я схожу в…

— ...библиотеку, — не смог удержаться от шпильки Гарри, за что тут же получил чувствительный тычок под ребра.

— Да, в библиотеку. Подберу для тебя дополнительную литературу обо всех профессиях магического мира, и ты наверняка сможешь найти что-то, что тебя заинтересует. А потом помогу подготовиться к дальнейшему обучению, мы найдем репетитора… У тебя же есть средства, есть дом, какое-то время ты можешь обойтись и без работы. Мы обязательно справимся!

— В доме все напоминает мне о Сириусе. Там у меня будто снова крестраж на шее.

— Но ты можешь его продать!

— Продать?

— В самом деле, это твое наследство, ты можешь распоряжаться им как хочешь! Я уверена, Сириус бы одобрил такой план! Он ненавидел этот дом.

— Гермиона, очнись, кто захочет купить такую развалюху? — Гарри ехидно приподнял бровь, чем-то неуловимо напомнив ей покойного профессора Снейпа.

— Не нужно огрызаться, я всего лишь пытаюсь помочь. Это называется «мозговой штурм»! — Гермиона на время замолчала, а потом воскликнула, хлопнув себя ладонью по лбу: — Ну конечно! Министерство!

— Что — Министерство?

— Министерство купит твой дом!

— На кой он сдался Министерству? — Гарри с притворным беспокойством потрогал лоб Гермионы — не заболела ли, раз предлагает такое. Она стряхнула его руку и закатила глаза.

— В «Пророке» писали, что Кингсли планирует создать музей в память героев и жертв войны. В доме на площади Гриммо располагалась штаб-квартира Ордена Феникса! Там можно устроить музей! Это же идеальное место…

— Хм, а это мысль! Обязательно поговорю об этом с Кингсли, если, конечно, найду в себе силы выйти из дома.

Гермиона мигом нахмурилась.

— Гарри Поттер, я выслушала тебя, и я всеми силами постараюсь тебе помочь. А теперь ты выслушай меня. Мне нравился Сириус, но одной вещи так и не смогла понять: какое право имел он очертя голову бросаться мстить, когда годовалый ребенок его лучших друзей остался сиротой? Как мог он смириться с Азкабаном, когда знал, что о его крестнике некому позаботиться? А теперь я задам тебе вопрос, Гарри. Ты понимаешь, что сейчас поступаешь как Сириус, забыв о доверенном тебе ребенке, который даже младше, чем был ты, когда осиротел? И сможешь ли, с твоим вечным комплексом вины, простить себе, если с ним что-нибудь случится?

— У Тедди есть бабушка. Андромеда позаботится о нем, — Гарри выглядел шокированным и, похоже, сам не верил в свои слова. Он был добрым и заботливым юношей, но после Битвы эгоизм, всю жизнь старательно задвигаемый в самые укромные уголки души, вырвался на свободу и затуманил его разум. Гарри упивался болью, жалостью к себе, забыв об обязательствах, о друзьях, которые нуждались в нем.

— Миссис Тонкс потеряла на войне мужа, дочь, зятя, сестру, даром что сумасшедшую, потеряла кузена. Ты наверняка не задумывался над этим, но она тоже сломлена. И не так молода. Думаешь, со всем этим грузом ей легко будет заботиться о малыше? Скажу честно, о крайне беспокойном малыше.

— Ты была у них?

— Нет, мы с ней даже не знакомы. Слышала от Луны, а она — от миссис Уизли.

— Гермиона… — голос Гарри сорвался, и он снова стиснул ее ладонь.

— Можешь ничего не говорить, я же знаю тебя, ты просто не подумал, каково им сейчас. Но пора высовывать голову из этой задницы под названием площадь Гриммо, 12. Пойми наконец: Римус жив! Тонкс жива! Оба они живут в этом малыше, и лучший способ почтить их память — не упиваться своим горем, не перестать есть и мыться, а встать, сжать зубы и подарить ребенку счастливое детство, несмотря на то, что ему предстоит расти без родителей… И все остальные… все они живы… — Гарри не мог поднять глаз на Гермиону. То, что она не смогла сдержать слез, он понял только по ее задрожавшему голосу. — Фред продолжает жить в Джордже, и мы нужны ему. Колин живет в своем младшем брате. Профессор Снейп и профессор Дамблдор всегда будут живы в Хогвартсе, поэтому так важно восстановить замок, иначе получится, что все было напрасно. Понимаешь, напрасно! — Гермиона зарыдала, Гарри притянул ее к себе, в который раз за этот день испытывая мучительный стыд за себя, за свою слабость и эгоизм, за то, что раскис как тряпка, игнорируя тех, кому нужна была помощь. Гермиона смогла найти самую больную точку, нажатие на которую прочищало ему мозги получше удара бладжером.

Гермиона затихла у него на груди, отстранилась и вытерла глаза. Она немного хмурилась, видимо, обдумывая этот сумбурный разговор и прикидывая, достучалась ли она до друга и чем может помочь ему. Гарри устроился рядом, закинув руки за голову. Он не думал ни о чем особенном, но где-то на задворках сознания уже формировались мысли, идеи и планы.

— Гермиона?

— М-м-м?

— Мы весь день говорим только о моих проблемах. Раз уж у нас откровенный разговор, расскажи, что собираешься делать ты? Правда займешься защитой прав магических существ?

Гермиона вздохнула.

— Ох, Гарри. Я совершенно точно вернусь в Хогвартс и сдам ТРИТОНы. Не хочу добиваться чего-либо своей нынешней известностью. А потом… Я мечтаю сделать что-то полезное для общества. Все, что случилось с нами, доказывает: если бы волшебники лучше обращались с домовиками, если бы наладили связи с гоблинами, не притесняли великанов и кентавров… В общем, да, это важно и нужно. А еще… Нет, забудь, — она вдруг стушевалась и замолчала.

— Что? — Гарри приподнялся на локте, заглядывая ей в лицо. — Я был с тобой абсолютно честен, не стесняйся и ты!

— Ну ладно. А еще я бы хотела открыть курсы для маглорожденных и их родителей. История Тома Реддла, да и твоя, чего уж мелочиться, показали, насколько важно заботиться о детях-магах из неволшебного окружения. В такую школу можно было бы приглашать родителей-маглов с детьми на короткие курсы сразу же после первого магического выброса. Там их научили бы, как справляться с нестабильной магией, как помочь ребенку, как связаться с волшебниками в случае экстренной необходимости. А малышам объясняли про Статут, учили контролировать магию. Ну а в таких тяжелых случаях, когда ребенка собственная семья считает ненормальным и угрожает его здоровью или психике, я думаю, детей можно забирать насовсем. Пусть живут там, где никто не будет считать их ненормальными. Возможно, волшебные семьи захотят усыновлять детей. Меценаты смогут брать шефство над приютом и спонсировать покупку школьных принадлежностей. Представляешь, скольким юным волшебникам можно будет помочь, сколько детей вырастет с пониманием своей природы, без засевшей в подкорке мысли «я урод»? Когда я начинаю задумываться обо всем этом, мне хочется плюнуть на магических существ и основать департамент защиты детей-волшебников.

— Гермиона, только ты могла придумать что-то настолько важное! Вот что, если решишь заняться этим, я весь твой! Можешь рассчитывать на мои руки, палочку и кошелек.

— Ты серьезно думаешь, что у этой идеи есть будущее?

— Я считаю, что все, за что ты берешься, имеет будущее. Кроме ГАВНЭ, разве что, — Гарри улыбнулся и вскочил, уворачиваясь от крепких кулачков.

— Гарри Поттер, ты за это ответишь!

Тот со смехом плюхнулся обратно на плед.

— Можно последний вопрос? — хмель с запозданием ударил в голову, и Гарри решился спросить о том, о чем никогда не спросил бы, будучи трезвым.

— Точно последний?

— Точно!

— Я внимательно слушаю, — Гермиона сложила руки на груди и уставилась на Гарри.

— Что у вас с Роном? Мне показалось, что сегодня, когда он заходил, вы вели себя совсем не так, как полагается влюбленным.

— Я сама не знаю, что у нас с Роном. Все считают нас парой, но мы даже не поговорили о наших отношениях. Сначала похороны, потом награждения, потом я улетела в Австралию. Правда, я не знаю, что тебе ответить.

— Тебе грустно от этого?

— Я еще не определилась, грущу я по этому поводу или нет.

— И что будешь делать?

— То же, что и ты с Джинни. Плыть по течению.