Through a Mirror, Darkly (гет)

Я принял решение

Я вернулась в свою комнату, где и провела остаток вечера, читая «Сказания и Легенды», которые волшебным образом снова появились на моем столике, а перед сном позволила себе насладиться горячей ванной. Но несмотря на то, что я все время прислушивалась, ни одного звука так и не донеслось снаружи. И потому я знала, что Эрик также не выходил из своей комнаты.

Он провел в ней и весь следующий день, и только голод вынудил меня пренебречь всеми правилами приличия и самой отправиться на поиски пищи. Но, вопреки моим страхам быть обнаруженной на кухне, доедающей остатки его цыпленка, Эрика не было поблизости. Я аккуратно убрала за собой, но, несмотря на все мое желание оставить кухню в том состоянии, в котором она была до моего посещения, я не могла вернуть на место съеденную пищу. «Все, что я имею — твое» и осознание того, что он не хотел бы, чтобы я ходила голодной, помогли мне немного притупить муки совести.

Пообедала и поужинала я тоже самостоятельно, а Эрик все еще не показался. Я вынуждена была принять как данное, что воду из крана можно пить без опасений, так как других жидкостей, исключая пары бутылок алкогольных напитков и небольшого кувшина сметаны, здесь не было. В этом расположенном глубоко под землей доме я опасалась, что единственным источником воды будет застоявшееся озеро. Но, судя по всему, Эрику как-то удалось провести сюда водопровод, потому что вода казалась вполне чистой и свежей.

Я бы с удовольствием выпила чашечку чая, так как здесь было довольно прохладно, но я не была уверена, что смогу самостоятельно поджечь плиту. Ко всему же, найти себе пропитание — это одно, а сжечь дом хозяина — совсем другое дело.

Я бездумно слонялась по дому, самостоятельно занимая себя. К вечеру я начала переживать за Эрика, как, в принципе, и за себя. Слишком ясно я осознавала, что не смогу самостоятельно выбраться наверх. Глубоко внутри я, конечно, знала, что мой Ангел не покинет меня здесь, внизу, но успокоить разбушевавшиеся нервы было совсем не просто.

В конце концов я непреднамеренно задремала на диване в гостиной. Наверное, мой сон оказался на удивление крепким, так как очнулась я только от мягкого толчка, когда Эрик открывал дверь в мою комнату. Я даже не почувствовала, как он поднял меня. Сейчас же он аккуратно держал меня на руках. И на нем не было маски. Наверное, он почувствовал, что я очнулась, и тихо прошептал:

— Тшш, — и осторожно опустил меня на кровать.

— Эрик…

— Тшш, — и он опустился на колени, чтобы снять мои туфли.

— Я боялась, что ты не выйдешь, — проговорила сонно. — И я похозяйничала на твоей кухне.

Он моргнул и просто ответил:

— Хорошо.

— Конечно же, я все убрала, — я села на постели. — И все же, я не должна была…

— Ерунда, — проговорил Эрик резко, — последнее, чего я бы хотел — это чтобы ты ходила голодная. Кажется, я отвратительный хозяин. Боюсь, я не привык к компании.

Наверное, я не выглядела полностью убежденной, потому что он продолжил:

— Как бы то ни было, если бы ты не поела, то пища вероятнее всего бы просто пропала. Я часто забываю о еде. Поэтому, если ты когда-то почувствуешь голод, то можешь просто взять, что захочешь.

Он сложил туфли рядом с кроватью, а сам сел на ее краешек.

— Так значит, ты ничего не ел? — проговорила удивленно. Я думала, что он вышел позже, когда я уже заснула и съел хотя бы что-нибудь. Неудивительно, что он выглядел таким истощенным!

— Иногда я не ем несколько дней подряд, а когда работаю, могу забыть о еде на целые недели. Я не переношу раздражители.

— О, Господи, наверное, я ужасно отвлекаю тебя своим постоянным присутствием.

— Вовсе нет, Кристина, — Эрик мягко улыбнулся. — Ты — вдохновение, а не раздражитель.

Я уже практически не слушала, что он говорил. Улыбка удивительно преобразила его лицо. Да, он все еще был уродлив, ужасно уродлив, мой бедный Эрик. Но улыбка осветила его лицо, словно свеча. На мгновение я действительно могла поверить, что он и правда Ангел, сошедший с небес.

— С тобой все в порядке? — тихо прошептал он, скользя кончиками пальцев по моей щеке. — Ты как-то странно смотришь на меня.

Я улыбнулась и прижала его руку плотнее к своей щеке.

— Со мной все хорошо, Эрик.

— Хорошо, — повторил он и, о, как мягко, склонился вниз и накрыл мои губы своими.

Каким сладким был этот поцелуй! У меня не хватило бы слов, чтобы описать его. Сейчас в нем не было той сжигающей, разрушительной потребности, испытанной нами в моей артистической. Конечно, я все еще желала его, но в это мгновение просто ощущать его губы, нежно прижимающиеся к моим, было достаточно.

Спустя несколько бесконечно долгих секунд он все так же мягко отстранился и внимательно вгляделся в мои глаза, но, что бы он в них не прочитал, это, видимо, удовлетворило его, потому что он просто проговорил:

— Я принял решение.

— Я рада, — прошептала, все еще наслаждаясь прикосновением его ладони к щеке.

Некоторое время мы просто молча сидели так, а затем он медленно опустил руку и неуверенно добавил, глядя куда-то вдаль:

— Впрочем, я не вполне уверен, что делать дальше.

Я позволила себе весело улыбнуться:

— Я тоже не знаю, но, думаю, мы неплохо начали наверху.

— Действительно, — он усмехнулся, но не сдвинулся с места.

— Спой мне, — внезапно попросила.

Он благодарно улыбнулся.

— Конечно, что бы ты хотела услышать?

«Твой голос», — подумала, а вслух произнесла:

— Обращение Маргариты к ангелам в конце Фауста.

— Удачный выбор!

Святые ангелы на небесах благословенные, моя душа стремится к тебе…

И опять он пел голосом Ангела, сошедшего с небес.

Насколько невыразимо прекрасным был его голос, заставляющий меня трепетать от желания, и как волшебно было петь вместе с ним, зная, что в конце мы сольемся в другом дуэте, в танце, древнем, как мир. Он думал, что я буду разочарована? Я разочаровывалась все предыдущие дни, когда пожар страсти загорался в нас во время пения, и я чувствовала неземной огонь в его ангельском голосе, а затем была вынуждена просто останавливаться. Ничто не могло превзойти то разочарование!

Я была уверена, что ночь не закончится для меня разочарованием. Даже просто слышать его голос, мягко сплетающийся с моим, образующий божественную гармонию, это одно толкало меня на край бездонной пропасти, и я лишь молилась, чтобы эта ночь не закончилась разочарованием для него.

И вместе мы пели. Я, полная возвышенного трепета, закрыла глаза, полностью отдаваясь ласкам неземного голоса, который, казалось, касался моих оголенных нервов. Эрик запел мягче, приближаясь к концу, и я последовала его примеру. Последние же ноты он практически прошептал, опаляя горячим дыханием мою шею. О, Эрик, пожалуйста! Его дыхание было таким теплым на моей коже, что мое сердце грозилось выпрыгнуть из груди, никто из нас не решался разбить очарование момента.

А затем он немного отодвинулся, но до того, как я успела сбросить оцепенение, я почувствовала мягкое прикосновение к своим волосам. Нежно, благоговейно он вытащил шпильки, позволяя густым локонам рассыпаться по спине. Осторожно, как будто опасаясь в любой момент быть оттолкнутым, он нежно заправил выбившуюся прядку, пропуская мои волосы сквозь пальцы.

Неуверенно, он коснулся губами моего виска, задерживая их там на несколько долгих секунд, а затем вздохнул.

Я тоже вздохнула и наконец позволила своим пальцам скользнуть по его волосам, обнять за шею, поцеловала мочку уха, скулу, и, наконец, прижалась губами к его губам.

Он был неуверенным, мы оба были, но его самое мягкое прикосновение через шелковое платье заставляло меня трепетать и сгорать в пламени страсти, на которую я не думала, что вообще способна. «Наконец-то», — пронеслась в голове мысль, когда Эрик уложил меня, практически не способную вздохнуть, на подушки.

Потерянная в захлестнувших меня ощущениях, я все же сумела нащупать пуговицы на его рубашке. Мне хотелось почувствовать его кожу под своими пальцами, но он молча поймал мое запястье, останавливая меня. Я слегка сжала его пальцы, показывая, что поняла и больше не попытаюсь раздеть его. Во всяком случае, не в этот раз.

Вместо этого я направила его пальцы к застежкам собственного платья и, хвала Всевышнему, он понял. Эрик был скованным и неопытным, таким же, как и я, но, Боже! В эту ночь мы познали наслаждение, которое могут подарить друг другу только искренне любящие люди.

И его лицо не имело значения.