Друзья моря. Книга вторая. Кирион. (джен)

Ближе к вечеру к Кириону постучал Фэамир, который продолжил обучение во Врачебных домах Столицы.

— Братик… Что за глупости про тебя говорят?

— Какие именно?

— Ты заявил Королю, что не желаешь быть лордом.

— Да, это так.

— Но почему?!

— Он отказался признать малыша.

— Малыш еще совсем маленький. Возможно, Король со временем смягчится.

— Не думаю. Я же смертельно оскорбил его этим ребенком. Он ведь почти снизошел до моего брака с Эльвинг.

— Не нужно было посылать тебя в Харондор.

— Это ты понимаешь. А по его разумению, я должен был сойти с ума от счастья и умереть в плену с именем его дочери на устах.

— Принцессе было бы легче, если бы ты умер, а не вернулся, пусть и с ребенком?

— Думаю, да. Они же такие распрекрасные и особенные. И в первую очередь любят себя.

— Кирион…

— Да, малыш.

— Я не хочу быть принцем Итилиенским.

— Тебя никто не заставляет. Получается, наследником дедушки Фарамира станет Барахир Ламедонский.

— Не много ему будет? Итилиен, Ламедон…

— Значит, становись наследником ты.

— Дедушка столько тебя готовил и именно тебя видел своим преемником. Он хотел совсем отойти от дел еще прошлым летом. Ему ведь уже сто одинадцать лет.

— Фэамир, я могу помогать ему, и не будучи наследником. Просто как управляющий. А ты пока будешь учиться управлять княжеством.

— Братик, пожалуйста, одумайся!

— Я уже все решил.

— Я думал, ты будешь Принцем… А мне отдашь поместье. Хотя я понимаю, что отец купил его тебе.

— Ты об этом?.. — усмехнулся Кирион. — Если я решил, что отдам его тебе, я сделаю это вне зависимости от обстоятельств. Хотя оно мне куда дороже Итилиена. Ведь там лежит отец…

— А чем ты тогда будешь жить? Не пойдешь же ты офицером в гвардию Цитадели?

— Никогда. Я наслужился Элессару.

— Уедешь в Дэйл?

— Это неплохая мысль… Я подумаю над этим. Впрочем, я сыт по горло особами, которым нужно угождать и чьи капризы необходимо терпеть. Но все эти годы я не тратил доход Поместья. Я хочу купить парусник.

— Парусник?

— Да. Сколько-то я еще помню морское дело. Можно подучиться и стать капитаном на своем собственном корабле. И взять с собой сына. В море мы были бы свободны от всех.

— Кирион… Подумай еще.

— Пока Дедушка жив, я его не оставлю и буду ему помогать. А когда его не станет… Я уеду.

— А мама, Амариэ… Я…

— У мамы есть ты. Малыш не должен чувствовать себя униженным и недостойным меня.

Фэамир тяжело вздохнул и опустил голову.

На следующий день к Кириону пришел Гвиндор. Увидев его, тот на мгновение воздел глаза к небу.

— Да, господин капитан.

— Мальчик мой…

— Про меня говорят в Городе. Да, это правда. В плену я женился, и у меня есть ребенок, сын. Вчера Элессар отказался утвердить его признание, и я отказался быть лордом. Отныне я просто Кирион, сын Эарнила из дома Хурина.

Тот качал головой.

— Я ни о чем не жалею и ни в чем не раскаиваюсь. Хотя, может быть, и надо было послать Элессара куда подальше и вернуться с мамой из Харондора.

— Кирион… Что бы сказал твой отец?..

— Мой отец был добрым и умел любить. Он бы меня понял и не осудил.

Гвиндор продолжал расстроенно качать головой.

— Как жаль, что твой отец так рано умер.

— Мне тоже очень жаль, господин капитан. Простите, но мы с Принцем возвращаемся в Итилиен, и нам пора ехать.

Вернувшись в Эмин-Арнен, Кирион первым делом отправился к малышу. Он взял его на руки. “Я твой отец и я сделаю все, чтобы ты не чувствовал себя обездоленным”.

К удивлению челяди и огорчению Принца и остальных членов семьи, Кирион начал одеваться очень скромно, отказавшись от шелка и бархата и отдавая предпочтение шерсти и льну. Он снова помогал Деду, взяв на себя почти всё управление Итилиеном, но делал это от его имени и называл себя не иначе как управляющим и секретарем Принца. Фарамир не торопился объявить своим наследником Барахира и надеялся, что Кирион все же одумается, а пока не заговаривал с ним об этом. В свободное время молодой человек возился с маленьким сыном и Амариэ. Девочка ужасно привязалась к племяннику и почти не расставалась с ним.

— Братик… — однажды спросила она у Кириона.

Тот взглянул на нее.

— Ты же женишься еще? Малышу нужна мама.

— Ты прекрасная мама для него.

Амариэ смущенно улыбнулась.

— Я еще маленькая… Для мамы.

— Мама должна любить, заботиться, утешать, если нужно. У тебя прекрасно получается.

— Скажи, — помолчав, сказала девочка, — это правда, что принцесса Эльвинг была влюблена в тебя?

— Она не умеет любить. Вернее, она любит себя. Это была не любовь, а лишь желание обладать. Истинная любовь жертвенна. Инзиль была готова расстаться со мной навсегда и умереть ради того, чтобы спасти меня.

— Расскажи о ней.

Кирион вздохнул.

— Добрая, умная, красивая. И она действительно любила меня. Меня, а не себя. Меня, а не мое положение или титул. Она умела любить. Это такая редкость… Все девушки, которых я встречал, пожалуй, кроме Фириэль, уступают ей. Я не хочу жениться. У меня есть чудесный сын и — для меня — мой наследник.

— Но мама же стала мамой для Фириэль…

— Такие девушки, как мама, — тоже редкость.

Кирион не интересовался тем, что происходит в Столице, но до него дошли слухи, что Король увез дочь на зиму в Арнор. Принцесса теперь даже слышать не желала о Кирионе, и о нем было запрещено упоминать в ее присутствии.

Пришла зима. Кирион подготовил торжества по случаю дня рождения Принца и младшего брата. В тот год Фэамиру исполнилось девятнадцать, и через год, на совершеннолетие, Кирион должен был подарить брату Поместье. Свое же двадцатисемилетие Кирион праздновать отказался. День он провел в одиночестве, вспоминая отца, а также его письма. Они были оставлены на тридцатилетие, день бракосочетания и рождение первенца. “Ребенок у меня есть… Бракосочетания не было… Все пошло не так. — Теперь он не знал, когда читать их. — В письме про ребенка отец наверняка писал о нем как о их наследнике. А бедный малыш по милости Элессара при живом и любящем отце считается бастардом. Пока он не понимает этого. Но он вырастет”. Кирион ненавидел Короля и старался поменьше вспоминать о нем.

Старался он не думать и о Минастане. Тот болезненно отнесся к ребенку Кириона и к тому, что внук из-за этого не станет Блюстителем и королевским зятем. Осуждал он и его отказ от титула, считая это блажью. Отныне второй дед регулярно присылал письма и подарки младшим внукам, а Кириона игнорировал. Поэтому, когда наступило лето, тот отправился в Поместье, минуя дом Наместника. Впрочем, в Поместье ему тоже было грустно. Оно было дорого ему: ведь с ним было связано столько воспоминаний об отце, который был и похоронен там.

Челядь любила своего господина и радовалась его приезду. Они не знали о его намерении подарить Поместье Фэамиру и были уверены, что он так и останется их хозяином, а малыша считали наследником. “Конечно, Фэамир всегда будет рад нас здесь видеть… — размышлял Кирион, — и поместье останется моим домом… Хотя... Кто знает, на ком Фэамир женится и как отнесется к нам новая хозяйка. И не стану ли я со временем здесь гостем и, возможно, не слишком желанным”.

В один из ранних вечеров Кирион отправился в гавань. Он изучал корабли и размышлял о том, какой бы он хотел приобрести. К его удивлению, в гавани царило оживление, и скоро он понял причину этого. Судя по всему, в Пеларгире причалил королевский корабль.

«Вернулись-таки», — хмуро подумал он.

Толпа вылилась из порта на площадь, сопровождая государя и его семейство. Кирион секунду смотрел на это, потом развернул коня и уехал прочь.

Наместник Пеларгира чрезвычайно любезно принял своего господина. Ему было неловко за внука, и он вел себя так, словно никакого Кириона и не было. После торжественного ужина Эльвинг отправилась в отведенные ей покои. На душе у нее было тяжело, хотя она изо всех сил старалась не показывать этого. В Арноре ей было представлено несколько молодых лордов, включая членов королевского дома, но ни один не тронул ее сердца. Как она ни запрещала себе думать о Кирионе, ее мысли невольно возвращались к нему, и теперь, в доме его деда по матери, стали просто неотступными.

Вновь и вновь она вспоминала печальную историю их отношений, пытаясь понять, что помешало им стать счастливыми супругами. Это было слишком сложно для нее: ведь ей всю жизнь внушали, что ее любовь должна была стать драгоценной наградой для самого достойного из смертных, так как, на самом деле, по-настоящему достойных среди них и не было, все эльфийские лорды были уже далеко за морем, и любой брак теперь был для нее мезальянсом. История ее родителей только укрепляла в ней эту уверенность, и она не торопилась делать свой выбор.

Все изменилось, когда судьба столкнула ее с прекрасным юношей здесь, в Пелагрире. Она почувствовала волнение, никогда до этого не испытанное, и вначале просто растерялась от нахлынувших на нее совершенно не известных ей переживаний. Эта непонятная тревога в сердце разрешилась, когда она вновь увидела его, узнала, что он принадлежит к одному из самых знатных домов, убедилась, что у него чуткое сердце и позволила признаться себе, что он — тот, для которого она хочет стать драгоценной наградой.

Но дальше все пошло совсем не по правилам. Она не чувствовала в нем никакого стремления завоевать ее; ей трудно было в это поверить, и она утешала себя мыслями, что, возможно, он просто боится быть отвергнутым, считая себя недостойным, что он еще очень молод и потому робок с ней. Она старалась приблизить его, давая ему все новые шансы увидеть, что она считает его достойным себя, но все было напрасно. Ответа не было. А о том, как сильны ее собственные чувства к нему, она поняла, только когда разразился этот ужасный скандал с девицей из свиты сестры. Весь Дворец, по крайней мере, его женская часть, гудел о том, что лорд Кирион (только подумайте!) оказывает внимание какой-то безродной фрейлине и даже пишет ей.

Даже теперь, когда эта ужасная история была позади, она испытывала уколы ярости и боли, вспоминая, как впервые услышала об этом.

И затем, когда он был на волоске от гибели из-за этой несчастной и страшной девицы, она вдруг обнаружила, что рыдает половина ее свиты, и это рассердило ее так, что она смогла удержаться от слез, только чтобы не плакать вместе с ними, хотя ей хотелось выть. Потом его тяжело ранили, и она не помня себя побежала к нему во Врачебные Дома, чтобы наконец он понял, что она любит его и что он принадлежит только ей. Забыв о гордости, она первая поцеловала его и с торжеством убедилась, что затронула его чувства. Она была почти счастлива, но, оказалось, этот ее поступок имел роковые последствия. Отец выслал его в Харондор, и она дала убедить себя, что это необходимо. Разве не должен он был завоевать драгоценную награду?

Как она проклинала себя за это, когда узнала, что его похитили, когда пошли слухи, что он перешел на сторону врага. Как тяжело ей было не показывать, насколько она страдает, при том, что девушки — в ее отсутствие, конечно — без конца говорили о нем и молчаливо считали ее виновницей происшедшего. Ей не с кем было поделиться, некому пожаловаться. Отец был невозмутим — он всегда считал Кириона не подходящим для нее супругом, а мать безмятежно сочувствовала, но, как всегда, разделяла мнение отца. Когда же он все-таки вернулся, она бросилась к нему, только чтобы получить ужасную жестокую отповедь.

На глаза навернулись слезы. Эльвинг встала и, неслышно ступая, чтобы не разбудить спящих в соседней комнате фрейлин, подошла к окну и открыла створки. Вдыхая свежий морской воздух, она вспомнила, как стояла в окне своих покоев во дворце, готовая умереть от пережитого унижения, как он все же пришел к ней и уговорил начать принимать пищу. Она всхлипнула и покачала головой. А потом опять исчез, чтобы появиться с внебрачным ребенком.

Эльвинг снова охватил гнев: как же он мог! Она никогда не сможет простить его. Хотя вряд ли он будет искать ее прощения. Так, обуреваемая чувствами гнева и жалости к себе, она не заметила, как прошла короткая летняя ночь и наступил рассвет.

Вскоре проснулись ее девушки, и она услышала тихий разговор.

— Говорят, из-за того, что Король не пожелал признать его ребенка, он отказался от титула и прав на Итилиен!.. Не хочет, чтобы мальчик чувствовал себя ущербным, когда вырастет.

— Конечно. Ведь получилось бы, что его отец — принц, а он, будучи его старшим сыном, — никто.

— Я слышала, что малыш ужасно хорошенький. Хотелось бы взглянуть.

— Интересно, он похож на отца или на мать? Кто-нибудь знает, кем она была? Про умбарку я слышала.

— Она из знатного и рода и ценой своей жизни помогла ему бежать и спастись.

— Как же сильно она его любила!

— А он ее?

— Тоже, наверное.

— Как вы думаете, он женится вновь?

— Он же совсем юный. Двадцать семь всего. Женится, конечно.

— Я заметила его вчера. Какой же он все-таки красивый… И теперь совсем взрослый.

— Счастлива будет та, которая станет его женой.

— И мамой малышу...

— Еще бы. Кстати, его отец тоже овдовел очень рано и женился на леди Эрендис, имея ребенка.

— Так леди Эрендис — не родная мать леди Фириэль? Я не знала этого.

— Да. Но брак был необыкновенно счастливым. Если бы лорд Эарнил так рано не умер...

— Довольно уже об этом недостойном человеке. Мы находимся в покоях принцессы!

— Мы уже говорили о лорде Эарниле и леди Эрендис, а о них нам говорить не запрещено.

— Лорд Эарнил был замечательным мужем и отцом.

— Миледи?! — Девушки вскочили и поклонились.

— Я хочу прогуляться у моря, — сказала она.

Позавтракав, принцесса в сопровождении Ирильдэ, Нессаниэ и Ниниэль отправилась вдоль побережья. Они шли уже довольно долго, когда увидели двоих детей из знатного дома и, вероятно, слугу. Девочке было уже лет четырнадцать, а малыш едва научился ходить. Мужчина, наклонившись, пятился и протягивал руки к ребенку, а тот, смешно покачиваясь, следовал за ним. В какой-то момент мальчик споткнулся, и человек поймал его.

Когда они подошли ближе, девочка повернула голову и узнала их. Она поклонилась, и мужчина, заметив это, обернулся. Эльвинг и ее свита узнали Кириона. Он холодно поклонился, подхватил ребенка на руки и усадил к себе на плечи, после чего предложил руку младшей сестре, и они стремительно ушли прочь.

Принцесса слегка кивнула, и девушки продолжили свой путь. Эльвинг стоило немалого труда казаться невозмутимой во время встречи, но довольно скоро она почувствовала дурноту. Она дала знак остановиться в тени ближайшего дерева и велела расстелить покрывало. Ирильдэ помогла ей сесть, Ниниэль поднесла кубок с прохладной родниковой водой.

Кирион вновь стоял перед их мысленным взором. Высокий, в простой тунике, с собранными в хвост непокорными волосами, он все равно казался им принцем. В сердце Ирильдэ вспыхнула робкая надежда. Ведь если Кирион больше не лорд и не наследник, да еще и с ребенком, то, возможно, он остановит свой выбор и на незнатной девушке. Она была бы счастлива стать его женой и матерью этому славному малышу… Ей не нужны ни титулы, ни почести, ни деньги. Девушка не удержалась и вздохнула. Эльвинг сидела неподвижно, но, услышав вздох, подняла голову. Она поняла значение этого вздоха, но ей было так плохо, что уже не было сил на ревность. Эльвинг сама не ожидала, что встреча с ним отзовется такой болью. Ей хотелось только как можно скорее оказаться одной, подальше от чужих глаз. Примерно через полчаса она нашла в себе силы встать и, не говоря ни слова, пошла обратно. Встревоженные девушки молча шли за ней.

Войдя в свои покои, принцесса без сил опустилась на постель. «Вероятно, сказалась бессонная ночь, — подумала она, — нужно отдохнуть». Она закрыла глаза и вновь увидела Кириона: вот он выпрямляется, берет на руки малыша, вот узнает ее, кланяется, окинув быстрым и слегка насмешливым взглядом, и стремительно уходит. Боль не отступала. Она впервые подумала, что в тех представлениях, которые ей внушали с детства, возможно, не все верно. Она хорошо знала историю отца и матери Кириона, так как жадно прислушивалась ко всем разговорам о нем. Эта история была совсем не такой каноничной, как история отношений ее собственных родителей, но ведь у обычных людей все не может быть так же возвышенно и благородно. И все же леди Эрендис была удивительной красавицей — пожалуй, не хуже ее матери — и, подобно Арвэн, влюбилась в будущего мужа, когда он был почти никем. Ее отец поначалу также отказал тогда еще капитану Эарнилу, и он, вместо того, чтобы стать достойным своей любимой, женился на другой. Эльвинг покачала головой: как он мог это сделать, если любил леди Эрендис? И как она потом смогла простить его? Говорили, что она сама чуть ли не убежала к нему, когда он овдовел. И даже стала матерью его дочке. И они были ужасно счастливы. Как она могла простить? Конечно, она любила его, а его ребенок не был внебрачным. Тут Эльвинг подумала, что ей, пожалуй, было бы даже тяжелее, если бы Кирион был в законном браке. Ведь тогда у нее не было бы совсем никакой надежды.

Принцесса села, испугавшись собственных мыслей. Получается, она все еще надеется. Вспомнились чьи-то слова о том, что мать ребенка пожертвовала собой, чтобы спасти его. Но ведь она тоже была готова умереть из-за него! Разве это не доказательство ее любви? Когда-то Лютиен приняла судьбу смертной, чтобы вернуть Берена. Простила бы она его, если бы он изменил ей?

Бедная Эльвинг слишком привыкла опираться на примеры из лелеемых в доме легенд и преданий и с трудом приходила к мысли, что в любви не может быть более или менее достойной стороны, и что каждый из любящих просто живет ради счастья и радости любимого, забывая о себе. Под утро она все же заснула, но сон ее был тревожным, словно она продолжала мучительно размышлять, и перед самым пробуждением вдруг почувствовала, чтО может принести облегчение.

Дождавшись вечера и улучив момент, когда отец был один, она постучала. Отец встал ей навстречу. Он был очень ласков с ней после произошедшего, а в тот день еще и встревожен, так как ему рассказали о том, как ей стало плохо после встречи с Кирионом.

Он усадил ее рядом, обнял и ободряюще улыбнулся.

— Отец. — Эльвинг говорила спокойно и на самом деле чувствовала какое-то умиротворение. — Я видела Амариэ, младшую дочь блюстителя Эарнила, и ее маленького племянника.

— Ты об этом умбарском детеныше?

— Он очень... милый и совсем не похож на умбарца.

— В этот возрасте они все милые…

— Может быть, вы все-таки утвердите признание, отец?

— Ты понимаешь, что тогда этот ребенок сможет претендовать на Итилиен и, скорее всего, станет принцем?

— Он будет воспитан в Гондоре отцом-гондорцем.

— Мне не очень нравится, каким в этом семействе получился лорд Кирион. Сомневаюсь, что он сможет хорошо воспитать сына.

— А кто сейчас наследник принца Фарамира?

— Лорд Кирион, как бы он ни пытался одеваться простолюдином и вести себя соответственно. Я же не лишал его титула и прав наследования. Хотя, наверное, стоило бы. Но там старший сын принца Фарамира вообще никуда не годится и спивается в Эмин-Арнен. Младший же сын лорда Эарнила стал лекарем, и вряд ли из него получится властитель. Есть еще, конечно, Барахир Ламедонский...

— Пожалуйста, не лишайте его титула, отец. Иначе это будет выглядеть, как месть. Если бы вы не отправили его в Харондор или хотя бы вняли просьбе его матери… То ничего бы не случилось.

— Но тогда бы ты стала женой этого странного, гордого, неуравновешенного человека.

— Если бы он не пережил столько, то не стал бы таким, отец.

— Ты снова неравнодушна к нему?

— Я не хочу, чтобы невинный ребенок страдал. Если он сын своего отца… Пусть будет равным ему.

— Я бы, может быть, даже позволил ему признать сына. Но без права наследования.

— Он не пойдет на это.

— Что ж, это его выбор. Мне не нужен внук Гнаружина в гондорских лордах и, тем более, принцем Итилиенским.

Эльвинг поняла, что отец пока не готов откликнуться на ее просьбу о мальчике Кириона, но не очень огорчилась, так как предполагала отказ, и в тот вечер она больше не заговаривала об этом. Она теперь знала, каким должен быть путь, который поможет ей завоевать Кириона, и решила быть терпеливой.

В конце сентября Кирион с семьей вернулись в Эмин-Арнен, и жизнь пошла своим чередом. В январе, в день совершеннолетия Фэамира, он, как и собирался прежде, составил дарственную на Поместье и преподнес ее брату.

— Зачем? — спросил тот. — Ведь если ты не станешь принцем, у тебя ничего не будет… И малыш мог бы унаследовать Поместье после тебя.

— Я решил, что отдам Поместье тебе, и я сделаю это. Ты не должен страдать из-за того, что у меня изменились обстоятельства. Прошу только об одном… Когда Дедушка уйдет в мир иной, выдели мне сумму на покупку парусника.

— Может быть, все же передумаешь? Кому еще становиться принцем, как не тебе?

— Не хочешь ты — значит, будет Барахир Ламедонский.

— Получается, когда Дедушка умрет, мама и Амариэ будут вынуждены покинуть Эмин-Арнен...

— Я думал, ты заберешь их в Поместье. Климат там лучше, чем в Итилиене.

— Я, конечно, заберу их…

— Тогда о чем, вообще, речь?

— И все-таки ты не прав, Кирион… Ты должен был стать Принцем. Даже Судьба вновь сделала тебя дедушкиным наследником.

— Спасибо нашему Королю, из-за которого в моей жизни все смешалось так, что теперь не распутать… У меня есть еще кое-что на твое совершеннолетие. — Кирион вытащил письмо и протянул младшему брату.

— Что это?.. От кого?

— Смотри.

Юноша ахнул, немедленно развернул бумагу и начал читать. Кирион неслышно вышел из комнаты.

В полдень в главном зале Эмин-Арненского замка принц Фарамир возложил обруч на голову младшего внука. Кирион на церемонии стоял отдельно от семьи, вместе с капитаном Белого Отряда. После праздничной трапезы Фэамир подошел к старшему брату.

— Я не могу принять Поместье.

— Почему?

— Ты не хочешь Итилиен, я не хочу Поместье.

— Почему не хочу?.. Я люблю Эмин-Арнен, люблю Белый Сад… Если бы Элессар признал малыша, я бы, конечно, не отказался…

— Может быть, он еще передумает…

— Когда малыш подрастет, будет уже поздно что-то менять. Он должен расти в той обстановке, которая будет окружать его потом. Если он будет расти, зная, что его отец — принц или наследник Итилиена, а потом Король так и не утвердит его… Если же я откажусь от всего сейчас, он будет знать, что положение у нас скромное, и привыкнет к этому.

— Слушай… Но ведь Король не принимал и не подписывал твое отречение.

— Да.

— Значит, ты все-таки лорд и дедушкин наследник.

— Формально, пока да. Но ты прав. Нужно довести это до конца. Иначе все это несерьезно. Я поеду в Столицу и откажусь от титула официально.

Фэамир расстроился еще сильнее.

— Кирион, братик, пожалуйста, не делай этого. Мы ведь не знаем, что будет даже завтра… Что, если малыш умрет от красной лихорадки, например, а ты останешься без него, без титула, без…

— Замолчи, Фэамир. Как ты можешь так говорить?!

— Не все дети доживают до взрослого состояния даже у хороших родителей… — Но старший брат уже отошел от него.

(C) 2020-2021 murzwin