Пять мёртвых женщин (джен)

Живи дальше, живи дальше, живи дальше.

Только это ей все и твердят последнее время, и Нимфадоре Тонкс уже осточертело слышать эту фразу. «Я буду жить дальше, когда буду к этому готова, — думает она про себя, — и ни секундой раньше». И вообще, чего это все прицепились к фразе «живи дальше»? Почему, чёрт возьми, ей нельзя спокойно скорбеть? Она была моим учителем, наставником, подругой, и что теперь — прикажете просто взять и забыть о ней? Нихера.

Тонкс, конечно, знает, почему все хотят, чтобы она продолжала жить дальше — они с Эммелиной были первыми женщинами, полностью прошедшими обучение на авроров после Алисы Лонгботтом шестнадцать лет назад. Эммелина закончила обучение всего лишь на несколько лет позже Алисы — как раз вовремя, чтобы застать момент, когда Алиса свихнулась, и после этого Министерство перестало набирать женщин в аврорат. Все прекрасно знали, что случилось с Алисой, но упускали из виду тот факт, что это было неожиданное нападение, что Алиса ничего не могла сделать, чтобы переломить ход сражения в свою пользу и, самое главное, — что с Фрэнком случилось то же самое.

Тонкс хрюкает, осушая стакан, и просит у бармена-маггла ещё порцию. Вот Фрэнк-то был тем ещё бойцом, не правда ли? Он доблестно сражался на стороне Министерства, и Орден может им гордиться — он просто столкнулся с превосходящими силами противника. Что касается Алисы... Тонкс слышала всё, что про неё говорили. Алиса облажалась. Слишком беспокоилась за ребёнка, который ждал её дома, как и все матери, поэтому осторожничала. Шептались, что она и на занятиях не слишком преуспевала. Неудивительно, что она не смогла отразить то нападение. Фрэнк изо всех сил старался защитить её, когда её оглушили, но Пожиратели Смерти были слишком сильны, и он не смог справиться с ними в одиночку.

Тонкс уже успела подружиться с дном стакана, и вовсе не жалеет об этом. Она отчасти чувствует себя как чёртов Сириус, заливая горе алкоголем, но с неё уже хватит Молли и её чая. От чая становится чуточку легче, а что насчёт виски... Вот теперь Тонкс обнаружила для себя вполне приемлемый способ жить дальше. Она подаёт знак бармену с сальными волосами и волосатыми руками, игнорируя его понимающее подмигивание.

Да, непросто было окончить академию авроров, но в этом ей помогла Эммелина. Она упорно добивалась поста инструктора, но ещё упорнее работала над тем, чтобы Министерство изменило своё негласное правило и позволило снова набирать в аврорат женщин. Тонкс надрывала задницу, чтобы Эммелина могла ей гордиться, чтобы превзойти себя и заставить Муди и его кучку тупых инструкторов отдать ей должное. Остальные не верили, что она записалась в академию не ради того, чтобы найти мужа, а вот Эммелина всегда была рядом со строгим разговором наготове или стаканчиком виски, когда становилось чересчур тяжко.

Не говоря уж о том, что эта женщина была прекрасным учителем в искусстве отшивать идиотов, которые считали, что их милой инструкторше прямо-таки необходимо сходить на свидание, чтобы расслабиться. Чёрт, Тонкс сбилась со счёта, сколько раз Эммелина била мужчин по яйцам своей «милой» коленкой.

— Чёрт возьми, Тонкс, — повторяла она, заламывая руку очередному идиоту, который вздумал полапать её между занятиями, — ты слишком мягка с ними. Нужно показывать им, что с нами лучше не связываться, усекла?

А Тонкс сглатывала, улыбалась и мечтала хотя бы о капельке той же уверенности, что была у Эммелины.

Но они вместе шли напролом, игнорируя прозвище «шлюхи», которыми их награждали те, с кем они не пошли на свидание, отгоняя прочь мысли о провале Тонкс на экзамене по подкрадыванию и слежке и упущенном Эммелиной продвижении по службе. Самые большие усилия они прилагали к тому, чтобы развеять вековые предубеждения о том, что из женщин выходят паршивые авроры.

А теперь, судя по реакции Министерства на состояние Алисы и гибель Эммелины, казалось, что все их усилия были напрасными. Всё становилось, мягко говоря, только хуже и хуже.

Блядь!

Тонкс хлопает ладонью по барной стойке, а другую руку запускает в волосы и сжимает до боли. «Живи дальше, Тонкс», — говорят эти тупые засранцы, желающие забыть о существовании Эммелины и о том, что Алиса ещё жива. Она следующая — Тонкс это знает. На дворе 90-е — женщину больше нельзя не пустить в академию, но можно, блядь, послать на опасное задание, с которого она точно не вернётся.

— Брось, Тонкс, у тебя паранойя, — твердит ей Кингсли, и не его вина, что он не понимает. Никто из них не понимает. И Ремус, сука, тот ещё утешитель! Он, как и большинство мужчин, считает, что всё, что она сейчас чувствует, — из-за него. Она снова вцепляется в свои волосы и просит налить ещё. Ей бы сейчас не помешал какой-нибудь ёбаный бойфренд. Она качает головой и снова проклинает весь мир.

Я скучаю по ней.

Её метаморфмагия иссякла. Единственное, что позволяло ей быть наравне с другими в этой мужской работе — то единственное, что было у неё и чего не было у них, — ускользает от неё. Её патронус теперь — бесформенное дерьмо, которое может вызвать только усмешку, внешность она не может менять; да уж, того и гляди её пнут под зад.

Либо так, либо её просто поставят на передовую в следующей битве — так же, как поступили с Эммелиной. Женщина, погибшая при исполнении, — всего лишь очередная мёртвая женщина. Одной головной болью меньше для всех этих парней в Министерстве, в штабе, в мире. Трудновато жить дальше, когда ты убеждена, что следующая в очереди.

— Эй, — обращает на себя её внимание бармен, наливая ещё стакан и так беззастенчиво пялясь на неё, что ей приходится отвернуться, — я ведь тебя здесь раньше видел?

Тонкс закатывает глаза и смотрит в стену, распластавшись на барной стойке и всё ещё вцепившись одной рукой в свои каштановые волосы.

— Точно, — продолжает он медленно, качая пальцем, — у тебя были волосы, как у панка, но это была ты. С сестрой, верно? С той женщиной постарше, симпатичной такой.

Тонкс громко вздыхает:

— Ага. И что дальше?

Он щурит глаза, а потом сдавленно смеётся.

— Да ничего. Просто подумал, что ты захочешь это вернуть. Вы её забыли. Я всё ждал, когда вы за ней вернётесь.

Он достаёт из-под барной стойки толстую книгу в сером переплёте и бросает её рядом с Тонкс.

— Она же шуточная, да? Осталась с Хэллоуина или типа того? Заглянул я внутрь, а там всякая дребедень.

Он наклоняется ближе и облизывает губы. Белки его глаз все в красных прожилках.

— Варите что-то особенное, девчонки?

Она не замечает его игривого подмигивания, потому что её взгляд прикован к толстому учебнику. «Продвинутое зельеварение», автор Либациус Борадж. Он принадлежал Эммелине?

Тонкс смотрит на учебник, не отрываясь.

— Так и думал, что найду тебя здесь, — секунду спустя доносится из-за спины мягкий голос. Тонкс оборачивается и замечает смотрящего на неё с беспокойством человека.

— Не сейчас, Кингсли, — умоляет она его и ругается про себя, услышав, какой у неё пьяный голос. Застали пьяной вдрызг на службе — просто замечательно! У неё внезапно возникает желание убраться как можно дальше от него, этого бара и всего прочего, и Тонкс резко поднимается со стула. Кингсли подхватывает её, когда она спотыкается на заплетающихся ногах, но она вырывается и устремляется к двери.

«Ни секунды покоя, — думает Тонкс. — Не дают мне ни секунды покоя от этой войны — чтобы поразмыслить, осушить бутылку виски или хотя бы просто погоревать».

Нетронутая книга, лежащая на барной стойке, следит за тем, как она уходит.