Иван Альбус Ефремов и Орден Сокола (джен)

Да, так начинался мой обычный день. Обычный день… Хотя давайте разберемся, что такое обычный день?По— моему, как раз самые обычные дни могут скрывать в себе все самое радостное, горькое, ужасное… да все что угодно!Разве вы когда— нибудь слышали: “Это произошло в самый необычный день”?. Нет…обычные дни опасны!Бойтесь обычных дней…Рубен Григорян, «Нити»

... На шкафу у психотерапевта Ефремова стояли разноцветный макет ДНК и огромное чучело сокола пустельги на растопыренных ногах с распростертыми крыльями. По ошибке таксидермиста, чучело было закреплено на подставке неотцентрованным, и потому периодически падало при малейшем качании шкафа.

Пустельга, ткнувшись разинутым засушенным клювом в горбик генетической молекулы, с глухим стуком заваливалась на бок. Генетическая цепочка со звоном рассыпалась.

— Абанамат! — рявкал Ефремов и, кряхтя, выбирался из-за стола подымать упавшую птицу. Он работал на Юго-Западе Москвы, где в своё время магов было гораздо больше, чем улиц с именами академиков; сырцовая магия практически сквозила в каждом кубическом сантиметре воздуха и периодически искрила на кончиках усов Ефремова и его бороды а-ля недельная щетина.

Пациенты нередко называли добродушного доктора кудесником, но явных проявлений волшебства за Ефремовым никогда не замечали. Разве что была у него свирель, подаренная его деду-грузину в приданое к бабушке, армянке грузинского происхождения, Цахик Карапетовне. Это был дудук, который Иван Львович ежеутренне расчехлял из сумки-баула, и после двадцатиминутного чаепития минут пятнадцать высвистывал плач сокола.

— Во, соловей, заливается! — причитала регистратура этажом ниже, а в кабинете по соседству доктор Елена Аркадьевна отмечала весьма позитивное суггестивное влияние трелей на присутствующих клиентов.

Иван же Львович никакого влияния не отмечал ни на кого, кроме мышей, иногда забегавших в его кабинет. Стоило ему начать свист, балдеющая от звука дудки хвостатая тварь самозабвенно взбиралась по стене за спиной врача и даже умудрялась заползти на потолок, откуда потом с писком срывалась, орошая лысину и плечи врача брызгами и какашками величиной с виноградную косточку.

...Ефремов выглаживал черный брюки и прислушивался к звенящей тишине коридора. Метрах в трёх, на уродливом обшарпанном столе, покоился не менее уродливый совковый телефон. С минуту на минуту он должен был противно и требовательно зазвенеть. Ефремов ждал звонка от своего бывшего однокашника и приятеля Джека (от рождения тот был попросту Женькой), единственного, кто о нём вспоминал, если дело не касалось профессиональной деятельности. Эта самая деятельность уже порядком достала Ефремова. Будни были однообразны, новых больных уже давно не появлялось. Половина помещений пустовала, а в другой половине томились от скуки психологи, психотерапевты и логопед, которому заместитель главврача выписывал в достойных количествах спирт для полоскания зондов и пальцев многочисленных пациентов.

В кабинете Ефремова бережливо накрытый вязаной салфеткой на колченогом комоде громоздился телевизор «Рубин», который Ефремов так ни разу и не включал. У противоположной стены стоял разложенный диван, в углу — огромный письменный стол, заваленный грудой бумаг и многочисленными крошками не первой свежести. Наибольшую же ценность в кабинете представляла библиотека. Добрые две-три сотни книг, рассортированные по жанрам и направлениям, покоились на дубовых полках. Ефремов своей библиотекой дорожил, поскольку собирал её долго и с большим трудом. Книги приносили пациенты и коллеги; некоторые книги Ефремов покупал сам, другие брал почитать и отдавать их, как правило, забывал.

Доктор встряхнул брюки и бережно положил их на диван. Посмотрев с грустью на коробку с медицинским спиртом, он принялся мерить комнату широкими шагами. Таким образом он готовился к запою. Понимая запой как своего рода философию ежегодного новогоднего эксперимента, Ефремов предъявлял строгие требования к качеству этого действа. Запой, по его мнению, должен был проходить красиво и жестко, и помочь ему в этом должен был Джек, звонка которого Ефремов и дожидался. Было уже подготовлено изрядное количество спирта, две коробки шпрот, коробка тушенки, несколько буханок хлеба, отутюженные брюки и белоснежный медицинский халат — всё остальное должен был привезти Джек. Джек по своей природе относился к коммерсантам средней руки, которые не видели свой бизнес без укрытия налогов, зажатия зарплаты и вечных кредитов. Познакомились они еще в альма матер, но медицинская карьера товарища закатилась едва ли не после диплома. Потом была служба в спасотрядах и повышения по административной части, где его хваткость нашла достойную реализацию. Дело шло в гору, начались активные контакты с заграницей, постепенно выявляя пристрастие Джека ко всему английскому.

…Приближались долгожданные выходные, а за ними ещё какие-то праздники, потому друзья приняли единогласное решение — нужно уходить в жесткий запой. А захламленный кабинет Ефремова подходил для этого как нельзя лучше. Вообще-то у Ивана была вполне комфортабельная двушка за кольцевой дорогой в Тропарево, которую он занимал с женой и дочерью. Однако жена вела весьма фривольный образ жизни, и домашнему уюту это не способствовало, а посему Ефремову часто было приятно переночевать у себя в кабинете, благо, он был заведующим отделением и опечатывал двери самостоятельно.

… Наконец раздалась противная телефонная трель. Ефремов в два прыжка подскочил к уродливому столу и снял трубку:

— Внимательно… — как можно спокойнее произнёс Ефремов.

— Вано! — прокричал Джек, пытаясь перекричать гул толпы, — Я в супермаркете! Какое вино, на твой взгляд, самое дерьмовое?

— «Токай», конечно! — толк в вине, как и в запоях, Ефремов знал. — Здесь такого нет, как быть? — разочарованно ответил Джек.

— Ты бы его в «Метрополе» ещё заказал. Ясен пень, в супермаркете такого не продают, дерьмовое вино следует искать в дерьмовых магазинах, — блеснул интеллектом Ефремов и продолжил ликбез. — Поищи магазин попроще, там «Токая» завались.

— Попробую, — с досадой в голосе проскрипел Джек и спросил, — Ты готов?

— Давно уже готов! Ты-то сам скоро будешь? — Минут через полчаса, примерно.

— Добро, жду тебя на проходной через полчаса…

Ефремов положил трубку и засёк на наручных часах тридцать минут. До запоя оставались считанные минуты…

…Но минут через десять распахнулась дверь, и на пороге нарисовался улыбающийся Гера Соболевский, известный задрот и неудачник, из тех, которые вечно толклись у Ефремова на коллективных психологических тренингах. Инженер, чокнувшийся над неудавшейся кандидатской диссертацией, он был просто одержим всяческими техническими новшествами, а также Интернетом. Эстетическая натура побуждала его к тусовкам среди креативщиков, где случайно всплыла информация о малоизвестной, но талантливой художнице-костюмере Тамарик Ефремовой, маме доктора. После чего впечатлительный интернетчик просто забредил армянами и грузинами. По иронии судьбы он даже подружился с парнем, у которого Иван преподавал в медучилище.

Ефремов, внутренне морщась от такого неуместного визита, распростер приветственные объятия и возгласил красивым, с легким кавказским акцентом, баритоном:

— Ну, здравствуй, дружок. С чем пожаловал?

— Иван Львович, я только на минуточку, проездом. Вот, заскочил поздравить вас с Новым Годом.

“Бедный Герка, — подумал Иван — Ехать ему до меня полтора часа, сейчас завязнет, будет битый час херню городить.”

— Ну, проходи, коли пришел, — гостеприимничал Иван, лихорадочно соображая, как бы выставить непрошенного гостя. — С чем пожаловал?

— Вот, с подарочком, — Герка, корячась и закрывая дверь, выудил из полиэстрового портфеля какую-то коробочку в блестящей обертке. — Мы с вашим Гургеном скинулись, прикупили. Ефремов добродушно принял сверток, размашисто распотрошил клеенчатую фольгу, расковырял крышку, обрывая неудобные картонные хлястики, и увидел черненый пластик мобильника в пузырчатой целлофановой пленочке. Sony Ericsson k790i.

— Да ты охерел, друг мой, это же 16 тыщ, тебе что, зарплату некуда девать? — Да вы мне как-то так, пустяковую услугу оказали, жизнь спасли… — засмущался Соболевский и маловразумительно залепетал, — У вас же что ни месяц, то новый мобильник…. ломаете… теряете… съедаете… Это вам вместо компьютера… то есть к домашнему компьютеру…

— Да на чёрта мне такое добро, если я в компьютерах профан… — Ну вот, просвещайтесь… книжки будете читать, музыку слушать… фотоаппарат опять же… — Гера топтался между дверью и креслом, и щипал себя за бородку.

Ефремов поторопил.

— Ну, спасибо, спасибо… люблю тебя, Герка. Всегда от души, с изыском. — Он проследил за озорным геркиным взглядом, блуждающим по дивану. — Не обессудь, у нас тут, дружок, торжественное заседание… предновогоднее… Аккуратно поставив коробку с мобильником на стол, Ефремов с сожалением прошествовал к запасам и извлек из ящика флакон спирта:

— На, стопочку пропусти за мое здоровье. Только смотри, ладно?… — отечески напутствовал он молодого человека.

Герман взял флакон, потоптался еще, засовывая его в карман портфеля, и с плохо скрываемым огорчением пошел прочь, так и не похвалившись до конца возможностями подарка.

Германа Ефремов немного недолюбливал, хотя и считал его одним из самых адекватных людей на своих тренингах. Ефремов бережно положил коробку с мобильником на одну из книжных полок и посмотрел на время. Самое оно, нужно идти встречать Джека.

На улице шёл мелкий колючий снежок. Совсем не новогодний. Казалось, что праздники ещё далеко, а сейчас — обычные зимние будни. Ефремов дошёл до проходной и, не заходя к охранникам, встал около входа. Минут через пять подкатило такси. За тонированным стеклом была видна какая-то суета. Мгновение спустя Джек вылез из машины, следом появились большие желтые пакеты. Ухватив пакеты поудобней, Джек засеменил к проходной. Охранники заметно напряглись, но, видя, что Ефремов пошёл навстречу холёному мужику, выпорхнувшему из такси, расслабились и потеряли к ним всякий интерес.

Всю дорогу от проходной на этаж Джек рассказывал Ефремову о своих проблемах, радостях и жизни вообще. Ефремова всё это не очень интересовало. Всё, что пытался поведать ему Джек, он знал наперёд. Ефремов думал о Гургене. Как-то неправильно получилось. В планах у Ефремова было пригласить на всеобщую попойку и Гургена, но тот уже как два дня не появлялся на территории больницы, и в морге его не было. Ему, конечно, можно было бы позвонить, но мобильник опять куда-то затерялся. А сейчас подарок Германа был кстати.

Пока Джек, не переставая болтать, раскладывал на столе снедь, Ефремов натягивал отглаженные брюки и белоснежный халат — неизменные составляющие хорошего запоя. На столе появились флаконы со спиртом и бутылки с самым дерьмовым вином «Токай». Небольшие пиалки, заменяющие рюмки, наполнились до краёв. Джек и Ефремов выпили, наступила тишина. Джек наконец-то заткнулся и о чём-то задумался.

Пили в основном молча. Лишь изредка Джек издавал непонятное бормотание. Первый флакон ушёл незаметно, и тут Ефремов вспомнил о подарке и о том, что было бы неплохо позвонить Гургену.

— Джек, мне же тут подарок сделали…

— Опа, показывай, — Джек заулыбался и добавил. — Надеюсь, что не побрякушки…

Ефремов достал с полки коробку с телефоном. Щелкнув крышкой корпуса, Ефремов увидел вставленную сим-карту и ещё раз мысленно поблагодарил Германа. Экран телефона засветился. Порывшись в телефонной книге, Ефремов улыбнулся уже записанным номерам Гургена и Германа. Всё было просто великолепно. Нажав на кнопку вызова, Ефремов услышал мелодичный женский голос: «Абонент выключил телефон или находится вне зоны действия сети».

— Абанамат! — выругался Ефремов.

— Дай аппарат-то посмотреть, — попросил Джек. — Мммм, неплохая вещь. Камера, плеер, всё путём!

— Да нахрена мне они? Всё равно ведь пользоваться не умею, — ответил Ефремов.

— Учись, всегда пригодится…

— Дай сюда! — Ефремов выхватил телефон из рук Джека и уставился на экран.

— Ну и что мне с ним делать?..

— Да сфоткай меня, что ли, — попросил Джек. Видя, что друг его мнется, начал диктовать каждое действие. — Вон ту черную крышку откинь, да кнопочку сбоку нажимай. Иван, как первоклассник, выслушивал инструкции и неловкими лапищами ковырялся в телефоне. Телефон звякнул и щелкнул виртуальным затвором. На экране расползлась невероятная размазня, в которой только угадывался контур руки и плеча Джека. Еремов приставил телефон с изображением к репе Джека и критически оценил результат:

— Что-то ты, кацо, на Первое мая не похож!

— Какэм, на лифте с пересадкой! — передразнил Джек, вспоминая единственную свою встречу с бабушкой Цахик, когда та уже была выжившей из ума каргой с угрожающей абрикосовой клюкой.

И тут над экраном телефона заклубились вязкие серебристые облака, не пар и не жидкость. И Ефремов увидел над экраном двадцативосьмилетнего себя, Джеку, мать и Сусанну, с прекрасной с копной темно-каштановых волос... И тут на пороге появилась ворчливая Цахик:

— Вуйме, ахчик, эта баквеци моет свои носки в моём колодце. Боз! Она сделает мне большое зло, и нашему Вано тоже! [1,2]

— Нет, Жека, ты только глянь, это же мы с тобой 20 лет назад! — Ефремов сунул экран перед окосевшие глаза однокашника.

— Ага, Грузия... А давай-ка мой ноут подключим, вспомним молодость? Джек принёс с собой ноутбук, похвалиться видеохроникой своих похождений, но внезапное воспоминание заинтересовало его куда больше.

— Слушай, Вано, а как это у тебя получилось? — запоздало очухался Джек, инсталлируя программное обеспечение.

— Получилось что? — не понял Ефремов.

— Да видео про Грузию. Ведь это было... Это ж 87— й год...

Ефремов пожал плечами, недоуменно округлив карие глаза:

— А я что, знаю? Может, оно так и надо?!

Джек молчал с секунду, а потом набросился на Ефремова:

— Ты что, козел, циклодола в спирт намешал?

Сползая с кресла, Ефремов почесал волосатую шею под водолазкой.

— Да ты что, Джека, какой циклодол, я ж гол как сокол…

— …Что, соколики, допились?! — внезапно раздался зловещий каркающий голос.

Ефремов поскользнулся и совсем сполз под стол, задев торчащими коленями его ножки. Легонький канцелярский столик со скрипом поехал с места. Пустельга на шкафу трагически накренилась, но Ефремов, несмотря на шок, отреагировал быстро:

— Чучело лови!

— …Не надо меня ловить, — отозвалась птица, поводя изящной головкой, кокетливо пощипала ребро крыла и снова захохотала: — Добро пожаловать в Орден Сокола!…

— Да она… да она же бабушкиным голосом говорит! — в два выдоха промолвил Ефремов.

[1] контаминация слов по-грузински и армянски. «Ох, дочка, эта бакинка… Сука!...»

[2] баквеци (бакинцы) — презрительное название азербайджанской диаспоры армян