Родная кровь (джен)

Люк набрал код на приборной панели, и створки дверей бесшумно разъехались в разные стороны.

— Мастер Люк, мастер Люк! — смешно переваливаясь и потрясая металлическими руками, к нему засеменил С-3РО. — Как хорошо, что вы пришли! Госпожа Лея как раз собиралась за вами послать!

Мастер-джедай улыбнулся. Конечно, поэтому он и пришел. Сила подсказала ему желание сестры, и он опередил ее, явившись сам.

— Заседания Сената еще сюда не перенесли? — пошутил он, проходя в просторную гостиную личных апартаментов Леи и Хана. — Мне кажется, политиков на Набу сейчас больше, чем на Корусанте.

Это было невозможно, но лицо дроида словно приняло озадаченное выражение.

— Нет, конечно! — отрапортовал он с легким оттенком негодования. — Никакого Сената в покоях госпожи Леи и маленького Бена! Генерал Соло лично обо всем позаботился!

— Уж он-то позаботился, — Люк солидно покивал, делая вид, что принимает слова С-3РО на веру. Искусство семейной жизни не было прописано в его программе, и если бы Люк принялся возражать, у бедного дроида точно бы что-нибудь замкнуло.

Оставив С-3РО охранять двери в покои сенатора Органы-Соло, Люк из гостиной прошел в комнатку поменьше. Она прилегала к спальне и со вчерашнего дня служила детской.

— Я так и знала, что ты придешь, — Лея сидела в удобном кресле, обращенном к окну, и на руках у нее спал новорожденный Бен. Когда Люк вошел, она не стала вставать — лишь подняла на него глаза и улыбнулась, и на секунду у него возникло дежавю. Они оба никогда не знали своей матери, но сейчас Люку почудилось, будто на него посмотрела сенатор Падме Амидала. Наверное, если бы их отец не перешел на темную сторону, они бы тоже, как и маленький Бен Соло, родились здесь, в этом райском уголке, в окружении цветущих полей и бездонных озер с чистой незамутненной водой.

— Хотел проведать тебя и малыша, — Люк взял стул и сел рядом с сестрой. — И при необходимости разогнать докучающих тебе коллег-сенаторов.

— Ты говоришь, как Хан, — Лея закатила глаза. — Неужели я настолько безнадежна, что вы совсем не верите в то, что я способна уделить внимание новорожденному сыну?

— Конечно, нет, — он покачал головой и посмотрел на спящего племянника. — Ты будешь замечательной мамой. В этом не может быть сомнений.

Лея не ответила, но через Силу он почувствовал ее признательность. А может, Сила была не при чем. В конце концов, они ведь были двойняшками.

Люк знал: даже если, подобно магистру Йоде, он проживет девять сотен лет и постигнет Силу во всей ее полноте, он и тогда не перестанет удивляться тому, насколько многогранные и уникальные отношения связывали его с Леей. И как гармонично она вписалась в его жизнь, придала ей целостность, стала тем кусочком мозаики, без которого он уже не мог представить самого себя, не мог существовать.

Первые двадцать лет своей жизни Люк жил мечтой о семье. Мечта эта воплощалась в одной фигуре — в героическом, благородном и храбром отце, который каким-то чудом, вопреки тому, что твердил ему дядя, все-таки окажется жив и прилетит за ним на опостылевший Татуин, чтобы забрать его с собой в далекие странствия. Пылкое воображение рисовало юному Люку романтический образ небожителя в сверкающих доспехах, что назовет его своим сыном, сделает своей правой рукой и обучит всему, что знал сам. И вот настал тот день, когда, как Люк наивно полагал, он сделал первый шаг на пути к этому идеалу. И пусть Бен Кеноби подрастерял свой героический антураж и не носил сверкающих доспехов, именно он открыл Люку Силу — и повел его тем же путем, которым когда-то вел Энакина Скайуокера, его героического отца. Люк перестал быть наивным импульсивным мальчишкой и стал мужем, готовым обучиться джедайскому искусству и пожертвовать собой ради друзей и ради правого дела.

Но Сила, в придачу к правому делу, принесла в его жизнь и горькую правду.

Страшные слова Дарта Вейдера — «Я твой отец» — пронзили его душу так, как этого не сделал бы ни один световой меч. Если в момент приземления в Облачном городе в нем еще оставалось что-то от мальчишки с Татуина, то за те несколько минут, что длилось его падение, тот окончательно канул в лету. Детская мечта обернулась монстром из кошмаров, а на смену благородному образу пришла искореженная бессчетными преступлениями машина — бездушная, безобразная, мертвая. Люк возненавидел себя за собственное незнание, а Бена Кеноби — за его ложь. Но Бен Кеноби, так и не признавший прямо своего обмана, сумел возвратить ему надежду. Ведь именно от него Люк узнал, что он был не один.

Если бы не Лея, он никогда не отправился бы сдаваться Вейдеру таким удивительно хладнокровным, даже спокойным. И дело было не в том, что он нашел себе «запасного», еще одного Скайуокера, который в случае чего продолжит его дело, подхватит упавшее знамя. Нет — он наконец-то почувствовал, что был частью настоящей семьи. Оказалось, что у него был не только отец — была еще и сестра, более того — двойняшка, и она даже сохранила смутные воспоминания об их матери, которыми она поделилась с ним, с Люком. И в этом новом свете вся остальная Галактика вдруг отступила на второй план, и Люк отчаянно захотел не абстрактного «спасения мира во имя всеобщего блага», а банального и в чем-то преступно эгоистичного воссоединения семьи, захотел наконец-то обрести дом и узнать, каким на самом деле было его наследие, и в чем заключалось его истинное предназначение.

Однако судьба распорядилась иначе. Энакин Скайуокер погиб, спасая сына, и Люк так и не узнал, каким был его отец. Когда Лея встретила его после битвы при Эндоре, смертельно уставшего и все еще дрожащего — не столько от электрических разрядов Палпатина, сколько от горечи утраты и невосполнимой потери — Люк обнял ее, и от одного этого прикосновения его боль стала чуть тише. Он даже смог присоединиться к общему веселью, а затем увидел троих ушедших в Силу джедаев — магистра Йоду, Оби-Вана и молодого смеющегося юношу, в котором он узнал своего отца.

Нет, не так. Их с Леей отца.

После битвы при Эндоре он будто обрел еще одну душу. Детская мечта осуществилась — у него теперь была семья, у него наконец-то появился родной человек, так на него похожий, и все-таки совершенно другой, тот, кто стал его опорой и лучше всех его понимал. Вместе с Леей он наконец-то узнал правду о своих родителях. Бейл Органа спрятал в сенатском архиве несколько голофотографий и документов, которые сохранили сочувствующие повстанцам сотрудники, и после окончания войны они передали их Лее. Так они сумели вычислить свою мать. Как джедай, Энакин Скайуокер не мог вступить в романтические отношения, и поэтому ему пришлось скрывать свой брак с сенатором Падме Амидалой, но как только Люк ее увидел, он сразу же понял, что это была их мать — сходство с Леей было поразительным. Наверное, они целый час провели в архиве, просто смотря на старые голоснимки, вглядываясь в изображения родителей, гадая о том, какими они были. В ту ночь Люку приснился сон, в котором он впервые увидел Набу — родную планету их матери, лидером которой она была в тяжелое время борьбы с сепаратистами и Войны клонов. Ему приснились мать и отец, а еще Лея, и они были совсем юными, а она еще крошкой, малышкой не старше двух лет. И потом Люк понял, что и сам он в этом сне был еще ребенком, и слышал смех своего отца и певучий, ласковый голос матери. Когда на следующее утро он встретил сестру, одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что она видела тот же сон о прошлом, которого у них никогда не было, и которое они так страстно желали разделить. И когда Лея заплакала, уткнувшись лицом в его плечо, Люк заплакал вместе с ней и, прижимая ее к себе, пообещал, что больше их ничего не разлучит, что они не перестанут быть братом и сестрой, даже если на Галактику снова спустится мрак.

И вчера случилось счастливейшее событие в жизни их семьи — родился маленький Бен, первенец Леи и Хана, наследник Скайуокеров и племянник Люка. Мастер-джедай уже давно предчувствовал, что это дитя будет особенным, и встретил его как благословение, как дар, свидетельствовавший о том, что теперь в их семье все будет хорошо. Умиротворенным он отправился спать, но сон, который ему приснился, был совсем не похож на тот, что он увидел после посещения архивов.

Он снова был на Дагобе, и снова отправился в то мрачное затхлое место, пропитанное энергией темной стороны. И вновь, как и много лет назад, он увидел закутанную в плащ фигуру, вынувшую красный как кровь световой меч. Начался бой, и конец его был точно таким же — Люк взмахнул мечом, отсекая голову, но когда она откатилась ему под ноги, он увидел лицо черноволосого юноши.

Он увидел своего племянника.

Это было невозможно, но Люк будто снова очутился на Беспине. Он опять падал, окруженный беспросветной тьмой, но теперь он не мог обрести якоря в лице своей сестры. Он не мог рассказать Лее о том, что увидел, не мог разбить ей сердце предсказанием о том, что ее сын ввергнет Галактику во тьму. Не мог растревожить ее сердце этим видением, которое, к тому же, наверняка было ложным, подосланным темной стороной, чтобы запутать его, сбить с верного пути, и…

— Хочешь подержать его?

Вопрос Леи оборвал его предательские размышления, и Люк поспешил улыбнуться.

— Конечно.

Лея передала ему младенца. Проснувшийся Бен с любопытством посмотрел на него глазами юноши с Дагобы, и Лея вдруг спросила:

— Что-то не так? Ты кажешься каким-то задумчивым.

— Правда? — молвил Люк. — Прости меня. Наверное, волнения последних дней слишком меня утомили.

— Да уж, нам всем нужно отдохнуть, — согласилась Лея. — Наделали мы с тобой шума, да, Бен? — она ласково посмотрела на сына.

Бен хлопнул глазками, как бы в знак согласия, и Люк легонько вытолкнул из своего сознания преступные сомнения.

Лея была его сестрой.

И он сделает все, чтобы уберечь от тьмы ее сына.