После финала (джен)

Распустив волосы и периодически рассеянно проводя по ним щёткой, Лея сидела перед зеркалом и смотрела в него усталым, невидящим взглядом.

Через час была назначена торжественная церемония, потом обед и танцы, все готовились праздновать и спешили заранее повысить градус, чтобы потом понижать. Известное же дело: «После виски пей ардис — утром будет зашибись». Что праздновать? Ну как же: (почти) все живы, (почти) всё хорошо, зло повержено, больше никаких взрывателей планет.

Для них всё так и есть.

Не для неё.

Для неё уже никогда ничего не будет хорошо.

«Нет, нельзя. Не думать. Сосредоточиться на текущей задаче», — напомнила она себе.

Текущая задача: причесаться и одеться так, чтобы выглядеть прилично на церемонии и танцах. Звучало просто, но Лея в душе не сношала, как именно выглядеть будет прилично. Она и танцевать-то не хотела, но если принцесса — изволь соответствовать. Принцесса несуществующего трона, будущая королева ничего, первая и последняя своего имени. Лея уронила голову на руки и прерывисто вдохнула, сглатывая слёзы.

— Мистрис Лея, — металлический голос вырвал её из тоскливой бездумности. — Я принёс ваш чай.

— Трипио, — отозвалась она. — Привет.

Неровной походкой дроид приблизился к столику, поставил на него поднос: чайничек, чашечка, сливочник, сахарница. Милый, заботливый Трипио.

— Одни мы с тобой остались, да? — она невесело улыбнулась.

— Эрдва непременно починят, мистрис Лея, — решительно возразил тот. — И о мистрис Зиме нет подтверждения смерти. — Он не говорил об Альянсе, и это было здорово — что он понимал разницу между своими и близкими.

— Посиди со мной, — попросила она. — Поговори о чём-нибудь.

— О чём, мистрис Лея? О погоде? — кажется, это была шутка. Она не думала, что дроиды умеют шутить. Она вообще не думала раньше о дроидах, о Трипио иначе, чем о предметах интерьера, хотя и осознавала, что это как-то неправильно.

— О чём-нибудь, — повторила она. — Например, не знаю... где ты родился? То есть, где тебя сделали?

Трипио пожужжал процессорами, обдумывая вопрос.

— Ох, это сложный вопрос, мистрис Лея. Мои компоненты были собраны в уникальную комбинацию на Татуине, но матрица личности и чип её имитации были созданы задолго до того. К сожалению, данные об их происхождении мне недоступны.

— Татуин... — она привычно пропустила мимо ушей лишнюю информацию. — Занятное место. Люк там родился, тебя там создали.

— Ох... — только и ответил Трипио.

— Да, тот ещё "ох", если верить всему, что я о нём читала, — почти не глядя, Лея налила себе в чашку сливок, бросила пару таблеток сахара, размешала. — Скажи, Трипио, что ты сделаешь, если я заплачу?

— Простите, мистрис Лея, это зависит от того, будете ли вы бить кулаками мою грудную пластину. Это может повредить сервомоторы, я бы этого не рекомендовал.

— Какая-то истеричка так колотила тебя по груди во время рыданий, что повредила сервомоторы? — Лея расхохоталась. — Весёлая у тебя была жизнь, Трипио!

— Если вам так угодно, мистрис Лея, — покорно согласился тот.

Да, неловко как-то вышло. Если подумать, то ничего весёлого — как если бы человеку пару рёбер сломали... она нахмурилась.

— Прости, Трипио. Я не подумала. Я смеялась над этой женщиной, не над тобой. Тебе ведь, наверное, было больно.

— Нет, мистрис Лея. Я уже привык отключать симулятор боли при первых признаках её плача. Она была очень, ох, эмоциональная женщина. Страстный оратор.

— От слова орать? — фыркнула Лея. — Не сомневаюсь.

— Орать — это пахать на прото-бейсике, — с невозмутимым видом ответил дроид. — Мистрис часто говорила, что надо перековать мечи на орала, то есть инструменты пахоты. Поэтому, полагаю, мистрис Лея совершенно права.

Он совершенно точно шутил — в своём стиле, занудно и многословно, спору нет, но шутил. Почему раньше она никогда с ним вот так не разговаривала? Они могли бы так славно болтать, можно было бы пригласить папу и маму и сидеть всем вместе, папа любил лингвистические шутки...

В горле першило. Лея сглотнула ком и постаралась сделать ровный вдох, не пустить слёзы на глаза.

— До этого у меня были ещё хозяева, — продолжал болтать Трипио. — Когда плакала мистрис Шми, надо было сказать ей, что её сын в порядке и непременно приедет. А когда плакал её сын, надо было делать вот так, — он несколько раз осторожно похлопал Лею по спине, ритмичным, чётким движением, и произнёс: — Ну, ну.

Снова похлопал и повторил: «Ну, ну!», и снова, и снова. Лея судорожно втянула воздух, сглотнула солёную слюну, хотя совсем не хотела плакать, просто это «Ну, ну» и похлопывание наоборот расслабляло, не успокаивало слёзы, а помогало им течь свободно.

— А если молодой мастер не успокаивался, мне следовало поступить следующим образом, — Трипио аккуратно взял с постели одеяло, перебросил через плечо наподобие тоги и, подойдя к Лее, уткнул её лбом в одеяло. — Поскольку без мягкой прокладки он мог повредить голову, а у гуманоидов это очень, ох, важная часть тела.

Лея согласно всхлипнула. Реветь в одеяло оказалось удобно и уютно, особенно когда Трипио продолжает своё «Ну, ну».

Хороший он друг, Трипио. Хороший человек.

— А теперь, мистрис Лея, давайте вы выпьете чашечку чая, а потом я принесу вам голубое молоко с корицей, — предложил дроид, когда её слёзы наконец иссякли.

— Оно вкусное? Голубое молоко?

— Я, ох, не могу судить, мистрис Лея. Никогда его не пробовал. Но моя первая хозяйка и молодой мастер находили его весьма приятным.

— Люк его тоже любит. Как он там?

— Мастер Люк глубоко шокирован происшедшим и травмирован ранением Эрдва, с которым успел наладить приятельские отношения. В остальном здоров и весел, — доложил Трипио. — Он проводит время среди себе подобных пилотов, а это энергичные молодые люди, к которым я, ох, не решаюсь приближаться.

Учитывая, что однажды они открутили Трипио руку и играли ей в собачку — неудивительно.

Тогда Лея над этим смеялась, сейчас... сейчас она почему-то представила, что пилоты поставили подножку старичку и весело пинают ногами и поняла, что ничего смешного в этом не было. Трипио теперь казался кем-то вроде старого слуги из старого же фильма: немного смешным, очень наивным, но верным и добрым, не знающим другой жизни, кроме рабства и оттого не ищущим свободы. Старик-дитя, о котором нужно заботиться не меньше, чем он заботится о других.

— Знаешь что? Давай так: сейчас я буду пить чай, а тебе скажу подготовить хорошую масляную ванну. Климат тут такой, что тебе совершенно необходимо следить за функционалом! А потом можешь сделать мне молока с корицей. Идёт?

— Ох, мистрис Лея, спасибо, мистрис Лея! — старик, конечно, был вне себя от счастья.

Такая мелочь — и столько радости, кровь королевы, ну как так можно?

Чай, конечно, успел остыть. Пришлось ждать, пока подогреется заново, размешивать сахар в холодном было неудобно. Зато больше не хотелось реветь — видно, свой запас слёз она на сегодня истратила.

— Теперь осталось только придумать, что всё-таки надеть на праздник, — мрачно сказала она. — И как причесаться. — Наверное, надо было оставить волосы как есть, но если совсем не расплетать косы, те могут превратиться в войлок (если верить маме и нянюшкам).

Она решила сначала накраситься, потому что с этим точно могла справиться сама. Красная помада, какие-нибудь тени, какая-нибудь тушь... вроде, ничего себе получалось. Ещё бы вспомнить, чем прячут чёрные круги под глазами, а то самой на себя смотреть страшно.

Дверь скрипнула.

— Трипио? — она всё ещё копалась в зиминой палетке, ища что-нибудь подходящее.

С глухим бряком кто-то сгрузил на кровать что-то тяжёлое (та протестующе скрипнула). Значит, не Трипио, какие-нибудь ребятки принесли что-нибудь рабочее.

Она подняла глаза и в зеркале увидела своё лицо... и ещё одно своё лицо рядом, только с голубыми глазами.

Зима поцеловала её в макушку и положила перед ней на стол ярко-красное яблоко из маминого сада.