История должна быть рассказана (джен)

Монитор оставался темным, хотя компьютер гудел и тарахтел, как обычно при работе. Или это в глазах у нее потемнело? Женя зажмурилась и помотала головой. Нет, все-таки компьютер дурит. И вообще… Что-то в комнате изменилось. Она помедлила еще секунду, соображая, что происходит, и испуганно вскочила: пожар?.. Что-то загорелось у них или у соседей, и комнату затягивает белесым дымом. Но паленым не пахнет.

— Аня! У нас горит что-то?

Голос словно утонул в вате, Женя сама его почти не слышала, до Ани на кухне точно не докричаться. Уже все вокруг подернулось тусклой пеленой. Она вдруг сообразила: да это же не дым, это туман! Или пар? Но откуда ему взяться? Женя осторожно шагнула к выходу — туман казался липким, приставал к коже и одежде, и идти сквозь него не хотелось. А вдруг он ядовитый?

Она сделала еще шаг и остановилась: идти было трудно, пол будто уплывал из-под ног. Зато в голове наступила странная холодная ясность — ведь все это в точности так, как описывал Коля. Туман, в затылке щекочет, и хочется оглянуться, и окружающий мир ускользает от нее, будто все предметы в комнате отодвинулись. Мелькнула и еще одна мысль: что ж, это по-честному. Когда берешься сочинять что-то всерьез, рано или поздно придется погрузиться в то, о чем пишешь. В этой истории осталась, видимо, последняя глава. Решающая.

Страха не было, только все тело напряглось, ожидая чего-то неведомого — потери равновесия, падения, удара. Секунды словно растягивались и застывали в этом густеющем молочном желе, а пространство разбухало и делалось вязким — шаг, и еще шаг, она должна уже добраться до двери, но дверь все так же далеко. Что-то нужно сделать, что-то очень важное… Ах да, если она сейчас провалится в потусторонье, как Коля, ей нужен будет какой-то якорь, чтобы закрепиться здесь. Как там сказала та чемодуровская старушка с клубками? Надо что-то взять с собой, чтобы вернуться… Пол под ногами прогибался с каждым шагом, заставляя искать опору. Привычные контуры вещей уже почти стерлись, и Женя с трудом узнавала их на ощупь — стена, вот некстати подвернулся стул, чуть не сбив с ног, вот твердый и все еще надежный бок пианино. Рука нашарила шероховатую бумажную поверхность… Ноты! На пианино ведь лежала Анина нотная тетрадь. Женя вслепую раскрыла ее где-то на середине. Пол под ногами поехал вбок, она пошатнулась, торопливо, наугад рванула из тетради страницу — и это было последнее, что она успела сделать, прежде чем стены, пол и потолок раздвинулись и выронили ее в пустоту.

Она чувствовала, что падает, но удара от падения не было, оно просто прекратилось. Женя осторожно пошевелилась и, убедившись, что ничего не болит, рефлекторно взглянула вверх — откуда она упала? Но над головой не было ничего. Ни неба, ни потолка. Просто ничего. И посреди этого ничего горели тусклым ледяным светом шесть солнц.

Ей все-таки понадобилось какое-то время, чтобы отдышаться и унять дрожь. Сколько времени? Минута, пять или десять? Может быть, час? Она поняла, что не может определить. Время перестало существовать, как и небо над головой. Хорошо, что под ногами, кажется, земная твердь. Она уселась и скорее догадалась, чем услышала, как что-то зашуршало под ней. Какая-то бумага… страница из нотной тетради! Женя схватила ее и поднесла к глазам. Туман здесь не такой густой, но все равно все выглядит нечетким, будто припорошено мелкой пылью. Отлично, она не промахнулась: страница испещрена бисерной вязью нот с острыми стремительными хвостиками… Повезло. Могла бы сослепу выдернуть пустую. А так — теперь у нее в руках обрывок мелодии, кусочек Аниной музыки — как тот керамический осколок у Коли. Частица, которая еще помнит о том, каково это — быть единым целым. Ноты тянутся друг к другу... Значит, это ее якорь и залог возвращения. Не потерять бы. Женя аккуратно свернула страницу и спрятала в карман.

Затем она встала на ноги и огляделась. Поле, туман, под ногами сухая земля без единой травинки. Где-то должна быть река, а за ней город или деревня. Коля так писал.

Она медленно побрела наугад, продолжая озираться по сторонам. Время все так же не двигалось, и местность вокруг как будто не менялась. Тогда она стала считать шаги, чтобы убедиться, что не стоит на месте, но с удивлением и испугом поняла, что разучилась считать. Она снова подняла глаза к пустоте над головой — сколько солнц? Больше одного, но сколько? Она не могла дать ответа.

Женя перестала шагать. Это бессмысленно, когда ты даже не понимаешь, двигаешься ли с места. Где река? Здесь должна быть река, улицы… Так было сказано в рукописи.

А почему она решила, что там была написана правда? Почему взяла и вот так просто поверила всему? И главное: зачем позволила вовлечь себя в это все? С такой готовностью бросилась спасать неведомо кого от неведомо чего… Так доверчиво разрешила завлечь себя в небытие, попалась в ловушку, куда ее заманила пустая выдумка. Да полно, были ли они вообще, эти Коля и Эля? Может, все это она придумала сама? Она ведь сочиняла что-то про них, вот еще совсем недавно. Что-то про остров, кажется… Нет, при чем тут остров? Хотя да, остров. Она сама, наверное, сейчас на необитаемом острове.

Это сон, вдруг догадалась Женя. Просто сон. Он закончится сам собой, надо просто подождать. Непонятно только, как долго придется ждать — времени ведь здесь нет. Но вообще ожидание меньше выматывает, когда спишь. Интересно, можно ли заснуть, когда ты во сне? Она опустилась на землю, легла на бок, подтянула колени к груди и закрыла глаза.

Но ничего не получилось. Стало еще хуже: бесцветный мрак словно обозлился, что она на него не смотрит, проник под веки и взорвался сотней обжигающих вспышек. Женя поспешно открыла глаза и села: казалось, нахлынувшая лава вот-вот захлестнет ее с головой. Но вокруг ничего не изменилось — тот же туман, пустота и безвременье.

Вдруг подумалось: а хорошо было бы, если б этот туман сгустился в облака, настоящие плотные облака, и пролился на землю водой. Только сейчас Женя поняла, что во рту у нее пересохло и хочется пить. Вот если бы пошел дождь… Капли падают вниз, стучат, отмеряя время, как… как тиканье часов! Из глухой глубины памяти поднялась картинка — яркая, как в детской книжке. Утро, но сегодня не надо идти в садик, возле дивана табуретка с пузырьками, и прохладная мамина рука на лбу. Большой красный будильник на тумбочке, и мама учит, как считать по нему время, объясняет, что такое «двадцать три ноль-ноль». Когда часовая стрелка пересекает стрелку будильника, раздается звук лопнувшей струны. И мерное тиканье с тумбочки — тик-так, тик-так…

Стало легче. Она несколько раз вздохнула поглубже, поморгала, опасаясь зажмуриваться надолго, и огляделась с недоумением. Зачем она здесь? Туман как будто стал немного прозрачнее. Вот белеет протоптанная кем-то тропинка, с одной стороны вдалеке смутно виднеются холмы, с другой — темные очертания непонятного сооружения. Похоже на мертвый остов заброшенного завода. Женя видела такой когда-то — в том городе, где жила, давным-давно, в прошлой жизни. Им запрещали туда ходить, хотя Петя не слушался и все равно убегал исследовать завод с другими мальчишками. Но чаще они с Женей ходили гулять в другую сторону — туда, где лес и овраг. Зимой там можно было кататься на картонках по крутому, но гладкому склону, будто специально созданному для катания. Петя пытается съехать с другой стороны оврага, еще более крутой, летит вниз кубарем, вскакивает и заливается смехом, щеки горят, старая папина курточка вся в снегу, а бок разодран. Потом вечер, мама ворчит и штопает разорванную куртку, а на батарее сохнут две пары толстых шерстяных носков. У всех в семье есть такие носки, бабушка каждому связала. Она целыми днями сидит в своей комнате и вяжет, а клубок послушно лежит у ног, как домашний зверек, только немного шевелится, когда бабушка тянет нитку, будто живой. Словно в сказке.

Да, это ведь какая-то сказка — про волшебный клубок, за которым кто-то шел. Как его звали? Иван-царевич? Нет, почему сразу Иван. Почему героя всегда зовут Иван? Может, он был Василий или там Николай. Коля!

Женя ахнула и вскочила на ноги. Все вспомнилось разом, само собой, и еще спустя мгновение она поняла, что услышала свой собственный возглас. Она ведь может говорить, у нее есть голос! Почему она все это время молчит? Может, просто позвать их? Она набрала побольше воздуха и крикнула:

— Коля! Эля! Вы где?

Голос разнесся далеко, и туман ему не помеха. Но ответа не было.

— Вы где? Я здесь!

Она замолчала и прислушалась. Как будто там, за холмами, отозвался чей-то голос… или это эхо печально вздохнуло в ответ: «Здесь… здесь…»?

— Вы там? — она обернулась в ту сторону, откуда как вроде бы донесся ответ. — Коля! Эля! Я иду к вам!

И снова смутный отголосок — не то слабый далекий отклик, не то гаснущее отражение ее собственного крика. Надо идти туда. Теперь по крайней мере появились какие-то стороны света и можно выбирать направление.

Холмы приближались медленно, иногда Жене казалось, что они вовсе не приближаются, но она продолжала упрямо шагать вперед. Вдруг вспомнив что-то, она остановилась и испуганно сунула руку в карман — на месте ли страница из нотной тетради с обрывком Аниной музыки? Убедившись, что свернутый в несколько раз бумажный листок никуда не делся, она поскорее вынула руку из кармана. Еще не время возвращаться. Она еще не сделала того, ради чего оказалась здесь.

Ложные солнца в пустоте наверху не светили, но слепили глаза. Женя приложила ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в очертания холмов — куда ее ведет тропинка? Исчезает за поворотом, а потом взбирается на самый верх. Что ж, значит, туда. Она еще раз окликнула Колю и Элю, но ответа не дождалась. Да и голос здесь опять звучал глухо. Тут, в низине, скопился туман, наверху его нет. Вот там можно будет оглядеться и позвать их погромче.

Под ногой вдруг что-то хрустнуло, и пятку пронзила острая боль. Вот черт, надо было смотреть, куда ступаешь, а не глазеть по сторонам! Коля же что-то говорил про битое стекло на пустыре… Так и есть: острый осколок вонзился в пятку. Хорошо еще, что только один, вон их тут сколько! Были бы на ногах толстые бабушкины носки… А тонкая копеечная ткань порвалась сразу и уже намокла от крови. Женя выбрала место почище и осторожно уселась прямо на землю. Стиснула зубы и вынула осколок из раны. Боль, хоть и стала сильнее, оказалась терпимой, но порез сильно кровил. Надо перевязать… да вот хотя бы тем же носком. И попробовать обойти этот чертов пустырь. Вот, значит, куда ее вела коварная тропинка. Не надо было ей доверять. Женя замерла и некоторое время сидела не шевелясь, ожидая, пока боль отступит.

Тут она и услышала уже знакомый звук: туп, пауза, туп… Упругие размеренные шаги, будто большое двуногое существо приближается к ней в тумане, не спеша, прислушиваясь или принюхиваясь, зная, что жертва тут, рядом, и никуда не убежит. Такие шаги она слышала в тот раз в поезде, но тогда существо было одно, а теперь… звук будто умножился, рассыпался десятком собственных отражений… или их действительно много там, в белесой мгле? Женя поспешно поднялась. Они еще далеко, можно попробовать уйти. Хотя куда она теперь уйдет, ковыляя и припадая на одну ногу? Но глупо же просто сидеть тут и ждать. Вот просто так взять и сдаться. Может, тут есть где спрятаться? Склоны голые, нигде ни деревца, ни куста. Может, хотя бы потаенная ложбинка? Она двинулась к ближайшему холму, ступая одной ногой на носок и стараясь не шуметь. Труднее всего было сдерживать тяжелое дыхание, когда боль в пятке давала о себе знать. У подножия холма россыпь валунов — сойдет за укрытие. Можно было бы спрятаться в тени, но Женя только сейчас заметила, что предметы здесь не отбрасывают тень. Она все-таки умостилась в расселине между камнями и замерла, прислушиваясь.

Шаги никуда не делись. Их даже, кажется, стало еще больше. И они определенно направлялись в сторону Жени, все так же неторопливо, никуда не спеша. Что говорил про это Коля? Они будто играют в кошки-мышки, пугают, но никогда не догоняют. Ладно, пусть так. Если они не причиняют настоящего вреда, напугать ее теперь будет не так легко.

Из тумана проглянул темный контур, потом еще один, и еще. Женя затаила дыхание. Вот они какие… Не страшные. Не очень страшные. Коля их изобразил на полях рукописи вполне похоже. Не птицы, конечно, хотя можно и так назвать. Что-то в них неприятное… да, вот что: у них человеческие лица. Нет, не то чтобы человеческие… но напоминают. Вот этот, который впереди всех, на кого-то похож.

Женя жадно втянула воздух открытым ртом, отвернулась и помедлила несколько секунд, прежде чем снова посмотреть на тех, кто неторопливо подбирался к ней в мутной мгле, окружая со всех сторон.

У них было ее лицо.

Не совсем ее, конечно, они ведь не люди, и лица у них не человеческие. Но сходства было достаточно, чтобы узнать свои собственные черты, искаженные и обезображенные. Все они такие или нет? Женя не успела рассмотреть, внимание снова привлекла первая фигура. Она вдруг остановилась и наклонилась к земле. То ли принюхивается, то ли слизывает что-то длинным языком… Кровь, вдруг поняла Женя. Их привлекла ее кровь. Как ни старалась она не наступать на пораненную пятку, за ней тянулся капающий след. И вот они идут по нему, чтобы… что? Наброситься и сожрать? Тогда почему они медлят? Прятаться бесполезно, они знают, где она. Подошли уже почти вплотную и остановились, будто чего-то выжидая. Сколько же их… Те, задние, в свою очередь наклоняются к ее следам и присоединяются к первым.

В затылке щекотало. Это оттого, что на нее устремлены их взгляды. Наверное, если посмотреть прямо им в глаза, можно понять, чего они хотят. Но смотреть так не хочется…

Туман застыл в неподвижной тишине, и время снова остановилось. Больше ничего не имело значения — ни то, что осталось позади, ни то, к чему она все это время шла. Поднимая взгляд и устремляя его на встречу тем, кто ее окружал, Женя уже знала, чего от нее ждут.

Они не тронут ее. Но и не выпустят отсюда. Она должна сама… отдать им свою кровь сама. Иначе это не кончится никогда.

Она пошарила на земле вокруг себя — нет ли и здесь битого стекла? Острый осколок сам услужливо подвернулся под руку. Женя закатала рукав и надавила острым краем на кожу — еще не порез, просто царапина. Черные птицы вокруг вздрогнули, и некоторые передвинулись поближе к ней, ожидая продолжения. Вот, значит, как.

Женя не шевелилась. Не шевелились и они. Сколько это может длиться? Ах да, сколько угодно, ведь здесь нет времени.

Остекленевший воздух вдруг словно слегка поколебался под легким дуновением… ветер? Здесь не было ветра, откуда вдруг? Женя встрепенулась, оцепенение слетело с нее вмиг, будто и не было. Кажется, там, за холмами, опять голоса… Да нет, не кажется, точно! Вот и черные птицы почувствовали, встревоженно завертели головами и начали отступать назад, в туман. Первая, самая ближняя, дольше всех не хотела уходить, оставляя свою добычу, но Женя просто повернулась к ней спиной и, убедившись, что путь свободен, заковыляла дальше, на вершину холма. Если они не нападают первыми, то и власти над ней у них нет. А она не станет для этих тварей легкой добычей. Ну уж нет, ни за что! Ишь чего захотели!

Она остановилась лишь на минуту, чтобы получше перевязать пятку — во время ходьбы боль снова усилилась. Но и черт с ней, с болью, и не такое терпели. Она все-таки не выдержала и оглянулась — ее никто не преследовал. Куда они подевались? Кажется, они не умеют летать, но перемещаются быстро, почти мгновенно.

Тропинка давно исчезла, да Женя больше и не верила ей. Взбираться по каменистому склону было трудно, она скоро выбилась из сил, но была даже рада этому. Все как будто понемногу становилось настоящим — и воздух, очистившийся от тумана, и теперь уже отчетливое дыхание влажного ветерка, и сама усталость — свидетельство пройденного пути. Если не смотреть наверх, на череду обманчивых светил, то все выглядит почти совсем нормальным.

Последние метры, и вот вершина холма… Женя поспешно отскочила назад, всей тяжестью наступив на больную пятку: впереди был обрыв, а за ним — река. Настоящая река, с узкой полосой песчаного берега под нависшими сверху утесами. Вот откуда повеяло свежим ветром, и вот откуда этот ветер донес голоса.

А вон и они! Женя даже засмеялась чуть слышно, различив внизу, на берегу, две человеческие фигурки. Совсем крошечные, кажется, можно поднять их на ладони и загородить другой ладонью от всех бед и напастей… Но нет, нельзя, они — там, далеко. Возятся на берегу, а на воде яркое пятно — покачивает боками лодка. Нарядная синяя лодка с красной полосой вдоль борта, та самая, которая пропала во время бури в сказке про Морского Волка и Рыбку… Вот она где!

Женя набрала было воздуха, чтобы окликнуть их, но остановилась, не издав ни звука. Они закричат в ответ, и тогда черные птицы услышат… Они ведь небось потому и оставили ее, что бросились вдогонку за беглецами, которые нашли свою лодку и вот-вот отчалят на другой берег. А что там, на том берегу? Он лишь смутно проглядывает за широкой серой полосой реки, будто скрыт завесой далекого дождя. Но если лодка готова увезти туда Колю и Элю, значит, там кончается власть черных птиц. Надо бежать к ним. Спуститься поскорее, пока они не отплыли, пока их не настигла погоня, и перебраться через реку всем вместе.

Она завертела головой. Вон там, кажется, каменные уступы образуют нечто вроде лестницы, можно быстро слезть, не рискуя сломать себе шею. Коля и Эля, даже если сядут в лодку, которую сейчас пытаются отвязать, не успеют уплыть далеко и дождутся ее, когда она окажется на берегу. Надо только поживее…

Каменные ступени были скользкими и неровными, приходилось держаться за них руками. Тут Женя поняла, что по-прежнему сжимает в кулаке осколок стекла, который подобрала еще на подступе к холмам, окруженная жаждущими ее крови тварями. Вспомнив о черных птицах, она на мгновение остановилась, переводя дух, и испуганно глянула вниз — не настигли ли они беглецов?..

Да, они были уже там. Коля по колено в воде, возле лодки, замер в растерянности. Он свободен, его почему-то не трогают… да они же боятся воды, пятятся от нее! А Эля отстала всего на несколько шагов, она еще на берегу — и близость реки ей не поможет: эти твари уже окружили ее, отделяя от лодки, от Коли и от спасения. Они не выпустят ее, этот проклятый круг невозможно разомкнуть. Эля не сможет теперь оставить этот берег, а Коля не двинется с места без нее. Он что-то крикнул и плеснул водой в тех, что стояли поближе к реке… Они не пошевелились. Значит, они боятся не воды как таковой, а просто не могут войти в реку. Сейчас Коля вернется на берег, и их обоих погонят обратно, в глухой туман, где нет времени и движения, и нарядная синяя лодка останется беспомощно качаться на волнах.

Нет, не останется! Зачем Женя вообще оказалась здесь? Вот ведь все рядом — и Коля с Элей, и путь к спасению… Надо что-то придумать, сейчас… Женя снова вспомнила про осколок стекла в своей руке. Она сжимала его крепко, но он лишь вдавливался в пальцы, не причиняя вреда. А если так? Она выбрала острый угол и уколола палец. Нет, надо сильнее… Вот так.

Кровь выступила алой горошиной на кончике пальца. Черные птицы внизу пошевелились, заозирались по сторонам… Ага, значит, работает! Надо отвлечь их. Пусть снова бросятся к ней, оставив Колю и Элю… Если только притягательная сила ее крови окажется сильнее, чем их стремление задержать беглецов. А вот и проверим! Женя задрала рукав и с размаху полоснула режущим краем стекла по руке. От боли на секунду захватило дыхание и потемнело в глазах. Это длилось всего одно мгновение… но что такое мгновение там, где времени не существует? Когда Женя подняла взгляд от раны, которую тут же рефлекторно зажала другой рукой, они были уже рядом. Еще ближе, чем в прошлый раз, теперь видные во всех отвратительных подробностях. Тянутся к ней, переступают с ноги на ногу, вот-вот сами набросятся и вонзятся зубами… Столпились вокруг и совсем заслонили берег. Женя сердито закричала и замахнулась на них здоровой рукой. Они не отступили, но от ее руки полетели капли крови, и жадные твари завертели головами, пытаясь поймать их на лету, и в плотном оцеплении образовался небольшой просвет… Коля и Эля уже в лодке! Коля гребет изо всех сил, и лодка удаляется от берега, а Эля стоит на корме, одной рукой держится за борт, другую приложила козырьком к глазам, с тревогой вглядываясь в нагромождение скал на берегу. Ну конечно, они ведь не поняли, что произошло, они не видели Женю… вообще, наверное, не знают, что она здесь. Крикнуть им? Нет, не годится. Она пришла сюда, чтобы их спасти. А если они об этом узнают, то немедленно развернут лодку к берегу. Она бы так поступила на их месте.

Нет, пусть они уплывают вдвоем. Так и должно быть. Ее судьба — устраивать пары, а потом оставаться одной. Коля и Эля должны спастись, они есть друг у друга. Разлучать любящих нельзя. Жертвовать собой может только тот, кто одинок. Значит, все правильно.

Кровь больше не текла по руке. Женя с удивлением оглядела рану — она болела и чесалась, но уже покрылась жесткой коркой и как будто начала зарастать. Как это может быть?.. Сколько же времени прошло? Она недоверчиво прикоснулась пальцами к краю разреза и отдернула руку — больно. Но крови нет.

Женя огляделась — черные птицы, похоже, утратили к ней интерес. Их как будто бы меньше, а те, что остались, уже не следят с такой жадностью за каждым ее движением. Она поднялась на ноги и осторожно сделала пару шагов. Никто ей не препятствовал. Если так, то… можно ведь спуститься на берег. Войти в воду, они не посмеют следовать за ней… Или жажда живой крови сильнее их страха перед рекой? Она заторопилась было спускаться, но замерла.

Реки больше не было.

Точнее, она никуда не делась, но на месте текучей тусклой ленты теперь была гладкая серо-белая поверхность. Неужели лед?.. Река замерзла? Это сколько же времени прошло с тех пор, как лодка Коли и Эли отчалила от берега? Ах да, тут ведь нет времени.

Но если так, то тем лучше! Ей не придется добираться на ту сторону вплавь (да она и не рассчитывала доплыть — слишком велико расстояние), теперь не нужна даже лодка. Можно просто перебраться туда по льду. Если только… если только проклятые черные птицы не последуют за ней — вдруг замерзшая река им не страшна? А вот и узнаем!

Женя снова двинулась вниз по несуразным каменным ступеням. Черные птицы поначалу не обращали на нее внимания, но стоило ей ступить на песчаный берег, покрытый инеем, как позади раздались знакомые шаги. Река была уже совсем рядом, последний рывок… Женя побежала. Шаги за ее спиной участились, их опять много, больше, чем было, и жгучее дыхание опасности на затылке. Но полоса желтоватого льда у берега всего в нескольких метрах от нее, нужна только одна секунда времени… если б здесь было время, оно было бы на ее стороне…

Она прыгнула на лед, потеряла равновесие, упала и больно ударилась коленями, немедленно вскочила и побежала дальше, снова упала и не сразу смогла подняться, отползла еще на несколько шагов и только тогда оглянулась… убежала? Погоня осталась на берегу?

Их не было. Берег чист и пустынен, и на песке лишь цепочка ее следов, будто никто и не гнался за ней. Вместе с облегчением к ней вернулись чувство страха и холода. Она завертела головой — может, они забежали на лед с другой стороны и подкрадываются сзади? Нет, на сколько хватает глаз — никого.

И тут же пришло понимание: да ведь их и не было. Это всего лишь призраки, пустые и бессмысленные… Как говорил про них Юрка? Они, хоть и существуют, а не настоящие. Порождения страха и отчаяния, которых она должна была по собственной воле кормить своей пока еще горячей кровью.

Нет, нет, все равно, прочь от этого проклятого берега! Лед обжигал холодом сквозь тонкую ткань, и Женя поспешила подняться на ноги. Она сделала лишь несколько десятков шагов, когда свежую прохладную тишину прорезал громкий треск. Ледяная корка на реке дрогнула и шевельнулась, как живая, и змеистая трещина, будто черная молния, скользнула по ровной поверхности, отделяя Женю от противоположного берега. Она рефлекторно отскочила подальше, лед снова хрустнул… Ловушка, вот теперь настоящая ловушка… в которую она загнала себя сама! Стоп, главное — не паниковать. Как действуют в таких ситуациях? Ей ведь рассказывали… Надо лечь. Распределить давление, чтобы не провалиться, и ползти назад. Она ведь не так далеко от берега. Тут не должно быть глубоко.

Она осторожно, стараясь не торопиться, улеглась на лед — до чего же холодно… но в воде еще холоднее. Теперь к берегу. Ползти трудно — скользко, не за что зацепиться, руки и ноги только елозят без толку, не находя опоры. Кругом все трещало и двигалось, и Женя, даже не поворачивая головы, чувствовала, что лед ломается, как твердая глазурь на торте, который режут ножом. Надо продвигаться скорее. Берег так близко, так обидно будет не добраться до него… Трещина пробежала совсем рядом, и Женя поспешила откатиться в сторону от открывшегося водяного провала. В ту же секунду она почувствовала, как плавно накренилась поверхность, к которой она прижалась в испуге. Безжалостный холод ледяной воды полоснул по ногам, и кругом заплескалась чернота.

Женя отчаянно цеплялась за хрупкую кромку льда, но она ломалась и ускользала из пальцев. Темная бездна под ногами поднялась к самому горлу, обхватила сразу со всех сторон, облепила тело, не давая шевелиться и дышать, заливая лицо, когда Женя пыталась кричать… Да что толку кричать, кого здесь звать на помощь? Неужели все?.. Неужели конец? Нет, нельзя, нельзя погибнуть так глупо! Она собрала остатки сил и постаралась вынырнуть, чтобы улечься грудью на край льдины, но ничего не вышло. К ногам будто привязан камень, так и тянет туда, в мертвенную глухую черноту. Почему-то в голове мелькнуло имя — Валька… Валька Фаустов, он тоже тонул в полынье, его спас ангел… На помощь! Кто-нибудь… Женя уже не пыталась кричать, только хватала воздух ртом, оказываясь на поверхности. В ледяном крошеве вдруг мелькнул обрывок размокшей бумаги. Листок из нотной тетради… Перед глазами на мгновение встала их мирная комната и Анино пианино — уже никогда туда не вернуться…

Вода сомкнулась над ее головой, навсегда погасив свет равнодушных солнц в пустом небе. Ледяные тиски надавили на тело еще сильнее, затем вдруг разжались, и она провалилась в темноту.

Кто-то цепко и больно ухватил ее поперек туловища и потащил за собой. По краю сознания скользнула блеклая мысль: кто живет в этой беспросветной пучине, какое еще подводное чудовище?

А потом вспыхнул ослепительный свет, и все перестало существовать.

Она открыла глаза — и снова зажмурилась. Смотреть на свет было больно.

— Женя! Ты меня слышишь? Ну ты чего, а?

Она с трудом разлепила веки, но еще несколько секунд ничего не видела. Потом почувствовала, что ее встряхнули за плечи, и очнулась окончательно. Попробовала пошевелиться — твердая поверхность под ее телом как будто закачалась и поплыла, и снова обожгло страхом: это лед, он сейчас проломится, и все рухнет в черную воду… Но этого не произошло. Глаза привыкли к свету — это была всего лишь лампа под потолком, а сама Женя лежала на полу в своей комнате, мокрая и замерзшая, но совершенно живая.

— Ты чего? Ну-ка посмотри на меня!

Перед глазами расплывалось чье-то бледное лицо. Женя помотала головой и несколько раз глубоко вздохнула. Это Аня, встревоженная и растерянная, держит ее за плечи и о чем-то спрашивает.

— Я… а где… что случилось?

Голос был сиплым, и из звуков не сразу удалось слепить хоть какие-то слова, но Аня вроде бы все поняла и заговорила с облегчением:

— Ну ты даешь — окно нараспашку! Пневмонию хочешь схватить?

Женя с трудом повернула голову — шея ныла, и все тело болело. Действительно, окно открыто, хлопья снега летят снаружи на свет, будто бабочки, на подоконнике лужа. Аня поднялась и загремела неподатливой оконной створкой. Как ни растеряна была Женя, но над всеми прочими чувствами вдруг возобладало опасение, как у напроказившего ребенка, который боится родительского гнева: как бы не влетело от Ани… но, собственно, за что?

— У тебя же температура! — Аня положила ей на лоб прохладную руку. — Так, я принесу градусник. Ложись в постель. Нет, сначала переоденься, ты мокрая, как из ванны.

— Погоди, — Женя отстранила ее руку. — А что произошло? Я… заболела, да? Я сидела там, в твоей комнате, и работала. — Она задумалась на секунду, припоминая последовательность событий. Все это было так давно, будто в прошлой жизни. — Потом электричество отключали, ты заметила? И я… потом я…

Она замолчала. Не пересказывать же Ане все остальное, что с ней произошло. Сон это был или не сон, бред или явь.

— Ну да, свет моргнул. Я телевизор смотрела на кухне. Но он почти сразу включился. Ну и я потом дальше там сидела, не хотела тебе мешать, пока ты работаешь. Потом захожу — тебя нет, компьютер выключен. Ну я и поняла, что ты спать пошла, только я не слышала. Но у меня ведь телевизор…

— А дальше? Дальше что?

— Ничего, — Аня пожала плечами. — Я тоже спать пошла. Потом вот встала, чувствую — холодом тянет. Заглянула к тебе, а тут… — она снова пожала плечами и больше ничего не сказала.

Женя повернулась к окну. На небе плотные снежные тучи, в комнате сумрачно, поэтому Аня включила свет. Но на дворе уже утро, или даже день, только пасмурный. Получается, за то время, что ее не было, здесь прошла только одна ночь. Она задрала рукав пижамы — никаких следов пореза. Только вот сама пижама действительно — хоть отжимай.

— Я за градусником, — сказала Аня. — И футболку тебе принесу. А ты ложись давай.

Женя безропотно позволила уложить себя на постель, а потом послушно сунула под мышку градусник. Ей нужно было хотя бы несколько минут покоя, чтобы уместить в голове все случившееся. Но мысли разбегались и цеплялись за всякую ерунду. Если Аня, как она говорит, только что встала, почему у нее мокрые волосы? Совершенно мокрые, даже капли воды падают с кончиков.

— Ты в душе была? — спросила Женя.

— Ага, — Аня поплотнее запахнула пушистый розовый халат, который был размера на три больше, чем надо. — Посиди пока с градусником, а я пойду посушу голову. А то схвачу тоже простуду… Уж если болеть, то хотя бы по очереди.

— Подожди, — попросила Женя и почувствовала, что голос у нее снова осип.

— Что?

Аня остановилась в дверях, глядя на нее вопросительно. Женя замешкалась, не зная, стоит ли задавать вопрос, который вертелся у нее на языке.

— Поставь потом чайник, ладно? — попросила она наконец.

Аня кивнула и вышла, а Женя осталась сидеть, глядя ей вслед.

Халат был Ане велик и надежно укутывал ее с головы до ног. Однако Женя успела заметить: под халатом на ней была пижама. Теплая пижама с длинными рукавами и штанами, края которых торчали внизу из-под пол халата.

И пижама на Ане была абсолютно мокрой, будто она так и принимала душ прямо в одежде.

Женя поднялась и прошлепала босыми ногами по холодному полу в большую комнату. Там все было так же, как вчера. На пианино стопка нот, и сверху — Анина тетрадь. Ну-ка… так и есть, одна страница вырвана — небрежно, кажется даже, что со злостью, хотя на самом деле просто в спешке.

— Да что ж такое! — проворчала Аня, заглядывая в комнату. В руках у нее был фен, и она уже тоже переоделась в сухое. — Пять минут можно же полежать спокойно? Сколько там на градуснике?

— Я у тебя тут вырвала одну страницу, — сказала Женя.

— Ну и ладно, — Аня как будто ничуть не удивилась. — Я наизусть помню. Ты не увиливай, какая там температура?

Женя достала градусник, о котором уже успела забыть — хорошо еще, что не выронила и не разбила.

— Нету у меня никакой температуры. Все, доктор, закрывайте больничный!

Аня недоверчиво уставилась на градусник, но не нашла что возразить и только сердито засопела.

Женя тем временем подошла к своему столу. Вчера здесь оставалась синяя папка… вначале пустая, затем — со страницей из тетради, исписанной изящным Элиным почерком. А сейчас — ничего. Только стопка книг и старые рабочие распечатки. В Жениной комнате папки тоже не было. Значит… значит, все. История окончена. Окно в сказку захлопнулось. Но как понять, удалось ли им на самом деле спастись? Достигла ли лодка берега? И что ждало их там, по ту сторону реки? Если б у нее оставалась синяя папка, они бы, может, как-то передали весточку. А теперь эта лазейка закрыта. Остается только верить, что все закончилось хорошо. Ведь Коля верил, что его друг Валька спасся тогда… и он действительно спасся. И Женя тоже будет верить, что с ними все в порядке. Жили долго и счастливо и умерли в один день. Да зачем же умерли… Может, и сейчас еще живут на свете.

Дверной звонок разразился трелью, потом еще одной. В этом звуке было что-то тревожное, и Женя невольно напряглась. Страхи прошедшей ночи, оказывается, никуда не делись. Уж не явился ли кто-то за ней с той стороны? Колькины черные мысли, прицепившиеся к нему в овраге, долго не давали ему потом покоя. Может, теперь новой жертвой стала она? Не притащила ли она с собой на хвосте нежеланных гостей?

В коридоре Женя чуть не столкнулась с Аней, которая тоже шла открывать.

— Погоди, — Женя аккуратно отстранила ее. — Ну-ка отойди.

Она выглянула в мутный глазок. За дверью в подъезде никого не было.

— Да это ко мне, — сказала Аня. — Ты чего? Открывай.

— Там никого нет, — возразила Женя. — А раз никого нет, то и открывать некому.

В ответ на это звонок снова задребезжал прямо над их головами.

— Да их не видно просто, — засмеялась Аня. — Они маленькие.

— Кто маленький?

Аня вздохнула и, прежде чем Женя успела ей помешать, щелкнула замком и распахнула дверь.

За дверью стояли медвежата Муся и Тима. В руках у Муси была веточка мимозы, слегка потрепанная не то непогодой, не то самой Мусей. Тима крепко прижимал к себе яркую коробку с конфетами.

— Здравствуйте, — хором сказали медвежата.

Только сейчас Женя сообразила, что она не совсем одета для приема гостей, и поспешила спрятаться за Аню.

— Это… вот! — сказала Муся и протянула Ане мимозу.

— С восьмым мартом! — добавил Тима.

— А сегодня разве… восьмое марта? — ошалело спросила Женя.

— Завтра, — сказала Муся. — Но мама велела, чтобы мы Анжелику Ивановну поздравили сегодня.

— К-кого? Кого поздравили?

— Меня, — пояснила Аня.

— Анжелика?.. Серьезно? Анжелика Ивановна? — Женя зажала рот рукой, пытаясь подавить нервный смешок.

— Ничего смешного, — отчеканила Аня, выпрямляя и без того прямую, как струна, спину. — Ничего нет смешного в том, что кого-то угораздило появиться на свет, когда вся просвещенная общественность зачитывалась романами об Анжелике.

— Нет-нет, я ничего… извини.

Неловкую паузу прервала Муся — у нее оставалась еще одна веточка мимозы, которую она протянула Жене.

— Спасибо, — серьезно сказала Женя. — У вас урок, да? Вы тогда идите, а потом будем чай пить. Уж праздник — так значит праздник.

Не успела Муся доиграть первую гамму, а Женя — поставить цветы в воду, как в дверь снова позвонили.

— Я открою, — бросила Женя на ходу, поймав Анин вопросительный взгляд.

Страхи ее совсем развеялись, ничего дурного от незваных гостей она уже не ждала и даже не удосужилась глянуть в глазок, перед тем как открыть.

Ошибку свою она поняла, лишь когда смело распахнула дверь.

За дверью обнаружился Дима. У него в руках тоже был пучок мимозы и коробка конфет — в точности таких же, какие принесли медвежата.

— Привет, — сказал Дима смущенно.

И Женя снова осознала, что перед тем, как открывать двери, неплохо бы одеться до конца.

— Я звонил, — продолжал Дима торопливо. — В смысле, я по телефону звонил, а никто трубку не берет.

— Да? Ой, это, наверное… У нас с электричеством что-то.

— А! Ну вот. А Карина сказала, чтобы я обязательно сегодня, а то завтра выходной… и я, значит, вот, — объяснил Дима.

— Карина? — странно было слышать это имя, такое привычное и знакомое, но словно тоже из далекой прошлой жизни. — А что она хочет?

— Очень срочно надо. Этот наш эзотерик… экстрасенс, ну, который маг. Надо правки внести, он там все переделал. А Серега что-то напутал, и он разозлился, и Карина велела, чтобы теперь ты делала. И надо поскорее, вот прямо после праздника сдать. А он, экстрасенс этот, с компьютером обращаться не умеет, поэтому я вот тут распечатки привез.

Дима потянулся было залезть в сумку, болтавшуюся на плече, и словно только тут вспомнил, что руки у него заняты цветами и конфетами.

— А это… с наступающим… с восьмым мартом, — пробормотал он, вдруг сделавшись похожим на неуклюжего маленького Тиму.

— С восьмым марта, — машинально поправила Женя и, спохватившись, добавила: — Спасибо! Даже конфеты. Слушай, а заходи! Сейчас они там закончат заниматься и будем чай пить. А?

— Да мне в офис надо, — вздохнул Дима.

— Черт с ним, с офисом, подождет. Сегодня же короткий день перед праздником, да? Ну и все. Заходи! Устроим дебош. Откупорим шампанского бутылку и перечтем «Женитьбу Фигаро». Шампанского, правда, нету, но зато Аня нам поиграет из «Свадьбы Фигаро», если ее хорошенько попросить.

— Так я могу сбегать! — обрадовался Дима. — Ну, за шампанским.

— Не надо, — засмеялась Женя. — У нас там вроде вишневая наливка. Еще с Нового года.

В прихожей Дима вытащил из сумки увесистую папку.

— У-у, — протянула Женя, — ну и кирпич. Сейчас отнесу к себе. Ты иди пока на кухню. Там на холодильнике банка, поставь цветы. И чайник налей, ладно?

Она хотела уже уйти к себе в комнату, чтобы оставить там папку с эзотерикой и наконец нормально одеться, но Дима ее остановил.

— Погоди, тут вот еще… Глянь, это не твое? Карина у себя на столе нашла.

Он протянул Жене прозрачный файл, свернутый в несколько раз. Лампочка в коридоре горела совсем тускло, и Женя все-таки шагнула в свою комнату, там было посветлее.

Из помятого файла в ее ладонь тихо выскользнула небольшая фотография. Старая, черно-белая, уже пожелтевшая, с неровно обрезанными краями. Явно любительская.

Белый снег, темные елки вдали и трое на лыжах. Неизвестный паренек маленького роста в шапке-ушанке и еще пара… Коля — его Женя сразу узнала, точно такой, каким она видела его в офисе «Парнаса». И высокая красивая женщина, щурится на солнце и улыбается, из-под шапочки выбились пушистые волосы. На обороте надпись: «Нашел фотографию, это Новый год 72, помнишь после свадьбы вы приезжали? Это вам на память». Незнакомый почерк… Ну конечно же, Юрка! Это к нему они обещали приехать на новогодние праздники, после свадьбы. Значит, приехали. Значит, все получилось.

Она постояла, разглядывая фотографию и дожидаясь, пока уймется сердцебиение, а потом прошла на кухню.

— Дим, а это откуда вообще у вас взялось?

— Так я же говорю, — Дима развел руками, — никто не знает. Сегодня только Карина увидела. Хотя вроде никто туда не заходил. А за ее столом только ты сидела, пока ее не было. Вот мы и подумали, может, ты обронила как-то.

— Да, — кивнула Женя. — Это… мое. Знакомые мои.

— Ну вот, — Дима удовлетворенно кивнул. — Я так и подумал. Хорошо, что нашлось.

— Ага. Хорошо.

Женя отнесла фотографию в свою комнату и бережно устроила ее на тумбочке у изголовья. Запросто может оказаться, что на следующее утро и фотография исчезнет — вслед за рукописью, вслед за синей папкой. Но это уже неважно. У них все получилось. И Коля с Элей каким-то образом нашли способ дать знать о себе.

Сказка закончилась, но никуда не делась и теперь навсегда останется с ней.