Принцесса воздушного замка (гет)

Я долго сомневалась, что же мне следует делать. Может, моё отношение к Беллами всё-таки чисто дружеское? Что, если мне просто нравится с ним общаться, а отсутствие мыслей о Финне — это лишь знак того, что пора его отпустить? Или предположение Октавии, описывающее мои самые худшие предположения, всё же соответствовало действительности?

Мне нужно было знать точно. Так точно, чтоб потом никогда не сомневаться. В науке и её методах я была уверена, иначе не стала бы изучать сакрально преподносимое духовными практиками таинство жизни с помощью микроскопа и пробирки; не стала бы дробить человека — каждый орган, ткань, клетку, каждую мысль, эмоцию, желание на цепочку из пяти основных химических элементов; не складывала бы их в лаборатории, будто паззлы — почти что играя в Бога, который, скорее всего, с нами уже давным-давно наигрался. Если знание было черепахой, то наблюдение и эксперимент — методы-слоны, держащие плоский научный диск на своих спинах.

Поэтому на следующий вечер я обратилась за помощью к первому слону и наблюдала.

Беллами как обычно заехал — в последнее время это происходило аномально часто, но ни я, ни Октавия не возражали: вряд ли у меня было право голоса, а подруга только рада любимому братцу. Казалось, ещё немного, и он переедет насовсем; к моему большому сожалению, просторная трёхкомнатная квартира Октавии легко позволяла подобный манёвр. Одна комната всегда пустовала — или Беллами редко ночевал там, как, например, после нашей с ним попойки.

— А ты что тут делаешь? Ещё не съехала? — и это за ним ещё не закрылась дверь.

И вам здравствуйте, мистер Блейк.

— Не будь такой какой, Белл, — звонкий голос Октавии раздался из кухни.

— Почему бы нам не брать квартплату с твоей соседки? — обратился уже к ней Беллами.

Бизнесмен хренов. Даже не хотелось встревать в перепалку — настроение немного не располагало.

— Потому что она — моя подруга, — отрезала младшая Блейк.

— А моя нет, — не унимался Беллами.

Последняя фраза эхом раздалась в моём сознании. Не подруга; кто же тогда? Знакомая? Развлечение? Никто? Пожалуй, я даже не хотела знать ответа на этот вопрос: уверена, что он меня не обрадует. С другой стороны, ответить на подобный вопрос самой себе в свете последних неутешительных умозаключений я бы не смогла. Так что вернулась к ноутбуку, игнорируя наклёвывающуюся обиду и надеясь, что беда минует мою комнату.

И всё равно я могла различить лёгкое волнение, когда Беллами опустился на кровать рядом со мной. Сердце стучало — быстро, и к щекам прилила кровь. Вообще в комнате стало как-то жарко.

— Чем занимаешься, принцесса? — надо же, бросил Октавию, чтоб меня помучить. Потрясающе.

— Анатомию учу.

— Может, лучше на практике? — он так внимательно смотрел на меня, что воздух в комнате вдруг стал совсем жарким, а желание вдруг поцеловать его — невыносимым.

И как я могла раньше не замечать этого? Почему такой дурацкий намёк вызывает у меня такую совсем по-дурацки неподобающую реакцию? О Боже… Я была готова обратиться даже к нему, только истолковать бы сейчас то, что никак не поддавалось никакой из логик. Ничему вообще из того, что я раньше испытывала.

— Это пока что только в морге, — я пыталась быстро сообразить ответ, не связанный с направлением предыдущей мысли.

Ох зря.

— Не знал, что у тебя настолько специфичные вкусы, — заржал Беллами и вырвал у меня из рук ноутбук: — Это точно учебник или сборник обрядов воскрешения мёртвых?

— Отличий, как по мне, мало, — в свою фразу я наконец-то вложила истинное настроение, — тут очень много латыни и столько же зависти к умершим, которым не нужно сдавать это на экзамене через три недели.

— Понятно, — продолжал ржать Блейк, — тебе нужно расслабиться.

— Нет, — резко ответила я, боясь снова почувствовать то же, что и раньше.

— Пошли фильм смотреть.

Кажется, он не расслышал, поэтому я повторила:

— Нет.

— Ладно. Ну хоть чай будешь?

— Нет, — в третий раз говорить это было совсем легко.

— А я буду. Иди завари, — с хозяйским видом Беллами захлопнул мой ноутбук и наблюдал за изменением моего выражения лица.

Ну хоть сейчас сердце забилось чаще не от желания его близости, а от совсем противоположного:

— Совсем обнаглел?

— Бесплатно живёшь в моей квартире — отрабатывай.

— Да завтра же съеду!

— И так легко отделаешься? Ну не-е-ет, — протянул он, подвигаясь поближе. И почему вдруг внутри что-то скрутилось в узел?

— Да отстань ты от меня уже, Беллами! — я даже повысила голос. Отчаяние захлёстывало меня от результатов наблюдений — и когда всё успело стать так плохо?

— Ты уверена? — он улыбнулся и подвинулся ещё ближе. — Почему-то мне кажется, что ты этого не хочешь.

А потом моё наблюдение стало экспериментом, когда я первой поцеловала его. Чисто потому что я — дура, но тут уже ничего не поделаешь. В моей власти было только прервать поцелуй, поняв, что Октавия как всегда оказалась права. Всё очень плохо. И руки Беллами вокруг моей талии, не давшие мне исправить свою ошибку — это даже ещё хуже.

Именно в тот момент я поклялась самой себе, что больше никогда не поддамся этой слабости.

И до какой же степени сильно недооценила, насколько трудно будет её исполнить.

Потому что сходила с ума.

Сессия приближалась — вот была моя отмазка, чтобы не контактировать с внешним миром. Перепалки с Блейком, вносившие в мой быт столь интересное разнообразие, канули в небытие под его удивлённо-сосредоточенный взгляд, будто он что-то задумал. Если и задумал, то не спешил ничего предпринимать — и я тоже.

Спокойствие мне даже не снилось. Напряжённые отношения с Уэллсом ещё сильнее давили мне на психику — он был единственным спасительным островком в этом мире, который давно уже захватили Блейки. С каждой новой попыткой примирения я понимала, что островок — всего лишь мираж, а знойная и жаркая пустыня вынужденного одиночества меня вскоре совсем доконает. Беллами перестал делать попытки приблизиться ко мне, и я даже не знала, злиться мне или радоваться — но в душе всё равно поселилась невыносимая тоска. Как будто забрали любимое лакомство. Как будто хочешь чего-то — и сам не знаешь, чем заполнить эту дурацкую пустоту. Находиться рядом — невыносимо, игнорировать — немного проще, не пялиться — невозможно, а уж изворачиваться от попыток вновь вернуться к этапу экспериментов… Не смогу повторить, даже если захочу. С эмоциональным напряжением помогали справиться только слёзы — отчаянные, в подушку и тихо, а с ними — неизменный стыд за свою собственную слабость.

Это привело меня к единственному спасительному решению — съехать. Готовность обидеть Октавию, то есть смертельно нагрешить, совершенно меня не пугала — значит, предел достигнут. Мило здороваться и смотреть на его довольную морду, посещающую нас уже не настолько часто… По старой привычке я ждала Беллами каждый вечер, но когда он не появлялся день, а потом второй, а потом и вовсе третий, что-то во мне сломалось. До чего же вдруг невыносима мысль, что ему с кем-то так же просто коротать вечера, как и со мной. А я, глупая, вдруг возомнила себе чёрт знает что, быстренько привыкла к хорошему — и теперь продолжаю реветь, хотя никогда в жизни не лила слёзы по столь бесполезному поводу, как Беллами Блейк. Самый лучший вариант — вообще не знать, когда Беллами приходит, а когда — нет. Вся квартира была наполнена через край эмоциями, воспоминаниями и ассоциациями, которые ни за что не позволяли выкинуть всю эту дрянь из головы и перестать испытывать это чувство собственничества, новое, бесполезное, на которое я не имела никакого права.

И именно в тот вечер, когда я смогла сообщить об этом подруге, причина всех моих проблем объявилась на пороге. Разумеется, Октавия не готова была смириться с таким развитием событий, а потому и пожаловалась брату на моё «очень странное решение». Она выбрала как раз нужного человека для разговора, которого я избежать не смогла.

Беллами тихо вошёл в мою комнату — и сколько же я вспомнила, увидев его. И настолько же сильно укрепилась в решении избавиться раз и навсегда.

— Кларк, что происходит? — его голос звучал встревоженно.

— Ничего. Просто решила, что самой мне было комфортнее. Не хочу стеснять твою сестру.

— Случилось что-то серьёзное? — он не отрывал от моего лица взгляда своих карих глаз, от которых так щемило сердце. — Мои шутки про твой переезд — только шутки.

— Но в них была и доля правды, — возразила я.

— Только из-за них ты решила съехать?

Он подходил ко мне всё ближе, а сердце стучало всё быстрее.

Нет, эту битву я не проиграю.

С достоинством встретив его взгляд, я лишь произнесла:

— Просто скучаю по прежнему уединению, — и не соврала, только причина была не в квартире, а в моих дурацких гормонах, которые всё испортили.

— Тогда поцелуй меня, — Беллами был всё так же серьёзен, взяв в ладони моё лицо, а я чуть не завыла от желания подчиниться.

— Нет! Не хочу! — вырвавшись, отскочила в другой конец комнаты с чётким намерением держать оборону.

— Почему ты вдруг резко так ко мне переменилась? Мне казалось, тебя всё устраивает…

Устраивало. Пока я вдруг не поняла, что из-за этого дурацкого… флирта?.. все ориентиры сбились, а полюса перевернулись. Я не собиралась дожидаться уничтожения остатков своей прежней личности. Чувства, возникшие к Блейку, уже пугали меня достаточно, чтобы бежать сломя голову.

— Ты, кажется, забыл, что моей целью был Финн. Я поняла, что у меня ничего не выйдет, и решила освободить тебя от тяготящих обязательств.

Казалось, он слегка опешил, а я замерла.

— Ты до сих пор его не забыла? Тогда можешь поцеловать меня, представляя кого тебе угодно, — в глазах Беллами появился хитрый блеск.

Как же мне надоело играть. Сначала казалось, что главный игрок — это я, но с Блейком ты всегда либо ведомый, либо вне игры. И зачем ему это? Хочет снова меня достать? Вывести на эмоции? Снова развлекается, изводя меня до крайности?

— Чего ты хочешь?

— Тебя, — ответил он просто, будто о погоде.

Почему-то его ответ меня не удивил. Я его знала, несмотря на то, что мы никогда не заходили дальше невинных поцелуев. Беллами никогда не настаивал и не намекал. И неужели хоть в каком-то из миров я могла подумать, что им движет нечто большее?

— Уходи, — смотреть ему в глаза стало ещё невыносимее — хотя казалось, что хуже уже некуда.

— Кларк, — его ладони оказались на моих плечах, а дыхание чувствовалось так близко, — я ответил тебе честно. Скажи, чего хочешь ты?

— Скажем так, наши желания не совпадают, — и откуда в моём голосе даже этот призрачный намёк на уверенность?

Беллами долго и внимательно смотрел на меня. Я почти физически чувствовала, как его взгляд сканирует каждую клеточку моего тела. Дрожала — если не физически, то морально, дожидаясь его реакции.

— Как пожелаешь, — и он быстро скрылся за дверью, а я осталась смотреть ему в след.

Легче не стало совсем. Только сложнее.

Блейк выразил свою заинтересованность во мне. Пусть в реальной перспективе меня она не устраивала, но это не мешало моим чувствам ликовать от мысли, что я ему нравлюсь. Каждый раз, когда мне казалось, что хуже уже некуда, Беллами доказывал мне обратное. И я ненавидела себя за это.

Мы больше не разговаривали, кроме редких «привет-пока», когда он навещал Октавию. Мне хотелось содрать с себя кожу от желания прикоснуться, почувствовать запах — я сходила с ума плавно и постепенно, не в состоянии сосредоточиться на конспектах на протяжении всего его визита. Я плакала от отчаяния, что вдруг это никогда не пройдёт — никогда больше я не стану нормальной, а мир мой постоянно станет вращаться вокруг Беллами Блейка.

Только сессия спасала меня в оплоте безумия, отнимая кучу времени, не давая потратить их на мысли о том, что абсолютно неправильно. Я решила, что сдам экзамены, перееду, забуду Беллами и вернусь к своим планам относительно Финна. Мне нужно было что-то стабильное. Спокойное и мягкое, тёплое и уютное, от чего всегда можно отстраниться и отдалиться, а не полный взрыв мозга каждый раз, когда Блейк оказывался рядом. Не это безумное желание наркомана оказаться рядом и получить новую дозу.

Я учила, спала, учила, подыскивала квартиру в перерывах, сдавала, получала оценки и вновь возвращалась к первому шагу цикла. Благодаря хорошей успеваемости и посещаемости в течение семестра с трудом мне дался только один экзамен; на остальных хорошая подготовка оказалась очевидна преподавателям. Мне ставили высший балл, и хотя бы на несколько часов я радовалась маленькой победе. Пять экзаменов и две недели пролетели, а я была не уверена, что они вообще были — только исписанный оценками экзаменационный лист лежал на стопке книжек.

И когда я встала следующим утром свежая и отдохнувшая с чётким намерением и дальше менять свою жизнь, случилось это.