Томми Аткинс (джен)

С идеей Том явился к Прюэтту в субботу, когда тот по обыкновению занимался на службе разными мелкими делами. И сходу спросил:

— Сэр, что вы знаете о кадетских корпусах?

— Всё, что требуется на моей должности, — ответил Прюэтт. — А в чём, собственно, дело, капитан?

— Да вот я тут подумал… Русские ещё во время войны стали кадетские корпуса восстанавливать — они у них называются суворовскими училищами в честь одного из их полководцев — специально для сирот. Только оттуда не обязательно в армию идут… А сирот и у нас хватает — зато с кадрами проблема наметилась. Призыв-то отменили…

— Ну, желающих пока предостаточно, но кое в чём вы правы, капитан — проблема будет, хоть и далеко не сразу. И готовиться к ней уже надо… И вы предлагаете создать кадетские корпуса? Вряд ли эту идею одобрят — выйдет затратно, а мы из-за русских и без того рискуем вылететь из рамок бюджета.

— Нет, сэр, у меня идея попроще — для начала взять шефство над каким-нибудь приютом. Мы их снабжаем, а они работают по нашей учебной программе — так, чтобы на выходе какая-нибудь хотя бы гражданская профессия была. Заодно и пропагандистскую пользу кое-какую получим…

— Любопытная идея, и может сработать. Полагаю, вы уже выбрали… подопытных?

— Приют Вула в Лондоне, сэр. Я им, всё-таки, кое-чем обязан, но если дело не выгорит — их не жалко.

— Вот и хорошо. Завтра займётесь приютом, а потом… Впрочем, читайте, — Прюэтт протянул распечатанный конверт.

Том извлёк письмо, развернул — и задумчиво хмыкнул. Писал некто Арнольд, епископ оборотней… и сообщал, что у него есть информация, касающаяся «падших братьев, отринувших общину», однако он не хотел бы доверять её бумаге и потому просит о личной встрече. Далее шёл лондонский адрес и приписка: «Жду вас или вашего посланника в любое время».

— Предлагаете мне проведать этого типа? — спросил Том, положив письмо. — Ну, Дамблдора я предупредил, уроков у меня сегодня нет, так что это не проблема. Будут какие-нибудь особые распоряжения, сэр?

— Никаких, — Прюэтт покачал головой. — Я не представляю, что он хочет рассказать, так что разбирайтесь на месте.

— Так точно, сэр! Да, разрешите Филча взять водителем?

— Если он свободен — пожалуйста, — Прюэтт убрал письмо в конверт, запер в сейф и принялся за какой-то отчёт.

Филч был свободен. И предложение поработать водителем принял с восторгом, так что минут пять спустя «Виллис» возник из воздуха в глухом тупичке на окраине Лондона, вырулил на трассу и слился с потоком машин, а ещё минут десять спустя затормозил перед воротами сиротского приюта Вула.

Здесь ничего не изменилось — всё та же беспросветная серость, ржавые железные прутья забора, ворота, над которыми упорно виделась надпись «Работа освобождает»… Собственно, чего ещё ждать от государственного приюта, на который государство не обращает внимание, свалив все дела на бывших владельцев?

Гудок у «Виллиса» был громким. Сторож, сидевший в своём закутке в холле, не мог его не услышать… И услышал. Выскочил на крыльцо, ошалело уставился на машину и замер.

— Добрый день, — сказал Том, подойдя к воротам. — Миссис Коул на месте?

— А… Д-да… А кто её спрашивает? — сторож пришёл в себя.

— Капитан Риддл. У меня есть предложение, которое её наверняка заинтересует…

Сторож скрылся за дверью, но через несколько минут вернулся, открыл ворота и сообщил:

— Миссис Коул ждёт.

— Провожать не нужно, я знаю дорогу, — Том кивнул сторожу.

Шагая по знакомым коридорам, Том не чувствовал ничего. Когда-то он яростно ненавидел этот приют, мечтал уничтожить его и всех его обитателей… Но то было давно. Офицеру и джентльмену на службе Его Величества не пристало быть столь мелочным и лелеять старые обиды — тем более, что если его план сработает, от прежнего приюта Вула разве только название и останется, да и то вряд ли…

А вот и нужный кабинет. И его хозяйка — почти не изменившаяся, даже удивительно… Хотя не так и много времени прошло с их последней встречи — это для него в эти годы уместилась целая жизнь.

— Добрый день, капитан, — миссис Коул поднялась из-за стола и кивнула. — Джек сказал, что у вас есть предложение… Или вы просто снова решили поиздеваться?

— Я, возможно, был не лучшим воспитанником, но не до такой же степени, — хмыкнул Том. — Нет, никаких шуток, всё совершенно серьёзно… Я предлагаю вам передать приют под управление армии. Мы берём на себя снабжение и финансирование, вы же работаете по установленной нами программе — ничего сложного, просто школьная программа с усиленной физкультурой и некоторыми предметами начальной военной подготовки. Достаточно многое из того, чему предполагается учить, пригодится и в гражданской жизни — хотя бы вождение…

— Но зачем всё это девочкам?

— Женские вспомогательные службы в войну себя прекрасно показали, — заметил Том, — а русские и вовсе имели несколько женских авиационных полков… Я уж не говорю о женщинах в пехоте, особенно о снайперах. Но навыки, которые они получат, будут полезны и мирной жизни… Конечно, детали ещё потребуется уточнить и согласовать, но сейчас нас интересует ваше принципиальное согласие, миссис Коул.

— Возможность отказа вы не рассматриваете?

— Почему же. Вполне рассматриваем, — пожал плечами Том. — Правда, я не вижу никакой выгоды для вас, но…

— Выгоды действительно нет, — кивнула миссис Коул. — И моё принципиальное согласие у вас есть — скажу честно, после войны наши дела покатились под гору, так что я приняла бы помощь и дьявола, потому что так больше нельзя.

— Что ж, в таком случае мне остаётся только передать вам это, — Том положил на стол чек на десять тысяч фунтов. — Полагаю, вам пригодится эта сумма… А через несколько дней вы получите наш вариант программы — думаю, у вас найдётся немало замечаний, но именно это нам и нужно.

— С удовольствием помогу, — миссис Коул неспешно убрала чек под пресс-папье. — И сердечно благодарю вас... Особенно — лично вас, Том.

— Право же, не стоит, — отмахнулся Том. — Для армии это пустяки, а вам необходимы деньги прямо сейчас… Что ж, вынужден откланяться, но с нетерпением жду новой встречи.

Останов машину у неприметного дома, Том решительно поднялся на крыльцо и постучал.

Дверь открылась почти сразу, и появившийся на пороге пожилой оборотень сказал:

— Проходите, сэр.

— Епископ Арнольд, я полагаю? — Том протянул руку. — Том Риддл, представляю Королевский Корпус Безопасности.

— Я ждал вас, — епископ кивнул, — прошу, садитесь — разговор нам почти наверняка предстоит долгий. И позвольте сперва спросить — у пленных были при себе железные вещи?

— Нет.

— М-да, это печально… Боюсь, я знаю, чего добивались эти нечестивцы, отрёкшиеся от Господа — и возможно, они не единственные, кто попытается это сделать. Вам доводилось слышать о призыве Дикой Охоты?..

— Разве это возможно?

— К сожалению, да, — покачал головой Арнольд. — Ещё один вопрос, с вашего позволения: не было ли у отступников копья?

— Нет, копий там не было. Там вообще не было холодного оружия.

— Боюсь, всё ещё хуже, чем я думал, — епископ тяжело вздохнул. — Видите ли, сэр, для этого ритуала нужен ключевой элемент — Копьё Горькой Милости, также известное как Копьё Судьбы.

Том застыл. Копьё Судьбы?.. Ещё чего не хватало!

— Копьё Судьбы?.. — переспросил он. — То самое?

— То самое, — подтвердил епископ. — Или, в лучшем случае, нечто, что они почитают таковым. Я хотел бы на это надеяться…

— Но готовиться надо к худшему, — закончил Том. — Хотя Копьё Судьбы, насколько мне известно, возвращено в Вену… Но подлинник ли сейчас там, и было ли это оно изначально?

— Вот этого я вам сказать не могу, — развёл руками епископ. — Есть несколько копий, которые считаются Копьём судьбы, и венское — лишь самое известное из них. Возможно, одно из них является подлинным, возможно — ни одно из них, но именно это копьё необходимо для призыва Дикой Охоты. Именно поэтому я опасаюсь, что они всё же нашли настоящее…

— Кстати говоря, а что оно из себя представляет и почему называется Копьём Горькой Милости? — спросил Том.

— Что оно из себя представляет, мне неизвестно, — признал епископ, — но это вообще известно очень немногим… А я могу лишь сказать, что это копьё — могущественный артефакт, способный убить любое создание, сколь бы могущественным оно ни было, но может и вернуть к жизни. Говорят, оно может пронзить саму реальность. Говорят, именно им Михаил поразил Люцифера, низвергнув его с неба… Копьём Горькой Милости называем его только мы — по легенде, Лонгин Сотник поразил им Спасителя со словами: «Будь ты бог или человек, но не заслужил этой муки, и хоть бессилен я избавить тебя от гибели, горькую милость дарую тебе, избавив от страданий». Боюсь только, что всё это самообман… Видите ли, капитан, до того, как святой Ульфила открыл нашим предкам истину, оборотни служили Дикой Охоте и её вождю, которого мы называем Альрабег. Говорят, он выглядит, как высокий, могучего сложения человек в маске из оленьего черепа и оленьей шкурой на плечах, и Копьё Судьбы — это его копьё…

Том напрягся — оленьи черепа ему в последнее время стойко не нравились — и спросил:

— Вы слышали о так называемых тотемах? Эти находки не были засекречены, но о них как-то стараются не говорить, и я понимаю, почему…

— До меня доходили слухи, но я не слишком пристально слежу за мирскими делами. И если верить этим слухам, это нечто-по-настоящему древнее и страшное…

— Совершенно верно, — ответил Том, и подробно описал тотемы и их пещеры, не забыв упомянуть и про орла Девятого легиона. Епископ внимательно выслушал его, потёр лоб мрачно вздохнул.

— Да, это очень похоже на знак Альрабега. Хотел бы я не видеть его никогда… Но пришлось однажды, и я, с вашего позволения, промолчу об этом. Мерзость и безумие… Да, если это знаки Альрабега — они, возможно, могут указать, где находится Копьё, н я не представляю, как это сделать. Впрочем, думаю, вы сами это поймёте, когда придёт час…

— Будем надеяться, — ответил Том. — Что ж, епископ, благодарю вас и советую написать по этому адресу, — он положил на стол визитку. — Этих людей нельзя назвать вашими единоверцами в строгом смысле слова, но всё же они близки вам и, я полагаю, вы окажетесь полезными друг для друга.

Услышанное следовало тщательно обдумать и обсудить с Лавгудом — если кто и мог сказать что-то дельное, то только он. Потому что вся эта история звучала чистым безумием — а значит, идиоты, готовые всё это устроить, найдутся неизбежно. И почти наверняка — не единожды. И если на этот раз их удалось остановить, то что будет в следующий — никто не знает… Да и на этот раз им, скорее, просто повезло. Не попытайся аврорат разобраться в связях Фенрира — так никто и не вышел бы на эту шайку, и как знать, чего бы они добились… И очень хорошо, что так не добились. Что может натворить Дикая Охота, Том представлял — и не имел ни малейшего желания с ней сталкиваться. Ни с её следами, ни, тем более, с ней самой… А возможно, придётся. И опять же, только Лавгуд мог помочь… нет, не победить — уцелеть. Дикую Охоту не победить — она была, есть и пребудет вовеки, и законы смертных для неё — меньше, чем шелест опавшей листвы под ногами. Дикую Охоту не остановить — как не остановить стихию… Но ведь люди научились обуздывать стихии. А значит, смогут остановить и Дикую Охоту — И, опять же, только Лавгуд знает, возможно ли это…

Лавгуд копался в огороде, старательно собирая снег и засыпая им грядку.

— Что-то случилось? — спросил он, опустив палочку и позволив очередной порции снега рассыпаться.

— Возможно, — кивнул Том. — Возможно, что ещё нет… Но это долгий разговор, да к тому же довольно странный.

— Что ж, тогда нам стоит побеседовать в гостиной, — Лавгуд взмахнул рукой, — и не беспокойтесь о странности — мы с вами больше не увидим ничего, что было бы для нас странным… Ну, разумеется, если только кто-нибудь не сделает содомию обязательной.

— Умеете вы говорить гадости, Амадеус, — вздохнул Том. — Впрочем, по сравнению с тем, что я услышал…

Устроившись в кресле, Том подробно пересказал беседу с арианским епископом, добавил свои соображения, и теперь ждал ответа.

— Копьё Горькой Милости… — протянул Лавгуд. — Давненько я о нём не слышал… И предпочёл бы вообще не слышать. Но увы — оно снова здесь. Оно вернулось в мир и пронесётся сквозь него, словно комета, оставляя за собой сияющий след… Но если кто-то попытается остановить его, последствия буду столь же чудовищны, сколь и падение кометы. Возможно, я смогу узнать что-то ещё, но даже этого мне достаточно, чтобы сказать — нас ждёт эпоха перемен. И одна просьба, Том — если вы услышите что-нибудь про армию ночи, пусть даже только сами эти слова — сразу дайте мне знать. Возможно, это окажется лишь ложным следом, но всё же…

— Хорошо, — кивнул Том. — Правда, хотелось бы знать, что это…

— Одно из проявлений Дикой Охоты. Подробности, уж простите, раскрывать не могу — семейная тайна, — ответил Лавгуд. — Да и не играет это в нашем случае особой роли…

— Ладно, — кивнул Том, — семейные тайны действительно не стоит трогать… И я, разумеется, сообщу всё, что узнаю — консультации нам явно будут необходимы.

От Лавгуда Том отправился к командиру, которому повторил свой рассказ, прибавив к нему выводы Лагуда. Командиру это не понравилось…

— Вот только этого нам и не хватало, — мрачно сказал он. — Похоже, дело намечается такое, что даже невыразимцы не рискнут соваться… А нам это всё придётся разгребать.

— А кому ещё, сэр? — заметил Том. — Мы же всё-таки Специальная Воздушная Служба…

— Вот именно, — кивнул Прюэтт. — Слагхорн в курсе?

— Ещё нет, я собирался к нему от вас.

— Держите его в курсе — лично мне не хотелось бы, чтобы эта история дошла до Короны каким-то другим путём… Ну и я надеюсь, он что-нибудь знает обо всём этом.

— Вот это вряд ли — Гораций, конечно, матёрый чернокнижник, но до Лавгуда ему далеко… Хотя всё может быть. Что ж, сэр, я, пожалуй, пойду, если у вас нет вопросов…

— Свободны, капитан.

Слагхорн, задумчиво потягивающий бренди, выслушал рассказ Тома, задал несколько вопросов, а потом сказал:

— Я, разумеется, доложу об этом, но сильно на меня не рассчитывайте — ничего такого, чего не знал бы Амадеус, я не знаю. Разве что… Совершенно точно могу сказать, что Нюрнбергское копьё — не то, что мы ищем. Я видел его несколько раз, ещё до войны, и могу поклясться, что магии в нём нет. Правда, похожее копьё было у Гриндевальда — но он его где-то спрятал, так что… Нет, вряд ли это было оно — иначе бы Гриндевальда так и не остановили бы.

— А вот в этом я сомневаюсь, — заметил Том. — не говоря уж о том, что у русских наверняка было что-то сопоставимое… Я уверен, что способ остановить Дикую Охоту есть.

— Для любого безумца отмерен предел — сделать всё, что успел, но не всё, что хотел… — Слагхорн поёжился. — Способ есть, Том, и он очень прост — посмотреть Охотнику в глаза и выдержать его взгляд. Вот только…

— Если всматриваться в Бездну, Бездна всмотрится в тебя?

— Да. Знаете, Том, однажды я не смог… Не осмелился. Я был юным и отчаянным — хотя по мне теперь этого и не скажешь — но я всё же не посмел. Слишком сильно изменится тот, кто это сделает — настолько, что перестанет быть собой… Мы ведь все носим маски, Том, не правда ли? Все и всегда… А там их придётся отбросить — все до единой. Я — не смог…

Том не ответил. Для него всё это не значило ровно ничего — десант не знает, что такое «невозможно». Есть задание — и его выполняют, даже если все при этом сдохнут — это ничего не значит. Вот сдохнуть, не выполнив задания нельзя, это да…

Он сам не знал этого и вряд ли смог бы осознать — но Слагхорн ошибался. Томас Риддл, Томми Аткинс, не носил масок. Он в них не нуждался. Тот, прежний Риддл — да, всё время прятался за очередной личиной… А нынешнему что прятать? Бутылку от начальства?..

А Слагхорн, глядя в спину бывшему ученику, понимал: этот человек сможет посмотреть в глаза чудовищ. Он, Гораций Слагхорн, могущественный волшебник, уступавший только Гриндевальду и Дамблдору — слабее этого парня… Потому что в своё время испугался — а этот парень в страхе не нуждается. Он же чёртов Томми Аткинс…