Хроноворот Салазара, или О роли детали в истории (джен)

Пятикурсник Слизерина Том Риддл, ставший в этом году префектом, стоял у зеркала в туалетной комнате для девочек — разумеется, пустой и закрытой чарами! — и внимательно осматривал краны. Прошлогодние бдения в библиотеке дали свои плоды — и он был точно уверен, что вход в Тайную комнату должен быть именно здесь. Туалет был похож на все остальные — ничего особенного, кабинки по периметру, в центре — умывальник… разве что зеркало было более старым и тусклым, чем в остальных, да девчонки непонятно почему предпочитали убегать плакать именно сюда. Возможно, сказывалось… да нет — не видел он для этого ни одной рациональной причины! Но из-за этого их пристрастия Том осматривал его последним — пришлось пожертвовать присутствием на квиддичном матче, но зато он теперь был уверен, что ни одна рыдающая идиотка не начнёт рваться сюда в самый неподходящий момент

— Да где же ты! — прошипел он на парселтанге, на который иногда переходил в минуты волнения. — Сезам, откройся! — вспомнил он от переживаний и досады маггловскую сказку, услышанную как-то в начальной школе. И вдруг стена под раковиной медленно поползла вниз.

Том посмотрел на открывшийся проход, из которого несло какой-то застарелой гнилью, представил, как он будет спускаться — и, брезгливо поморщившись, снял школьную мантию. Вещи следовало беречь — а поношенная мантия, которую он мог купить на скупую дотацию от Попечительского совета, от частого применения Очищающих чар могла не дотянуть до конца учебного года. Он трансфигурировал носовой платок в сшитую из плотной ткани темную мантию с капюшоном, оделся, подумав, сотворил из завалявшегося в кармане брюк клочка пергамента перчатки — и скользнул вниз по наклонному желобу, поросшему слизью и плесенью.

Оказавшись внизу, Том, морщась от отвращения, первым делом огляделся, а затем, не заметив ничего угрожающего, тщательнейшим образом очистил сперва лицо и руки, а затем и свою одежду. Хорошо, что у него крепкий желудок — другого бы могло и стошнить от подобного путешествия, но он чувствовал себя превосходно.

Он огляделся. Стены здесь были очень высокими и совершенно сухими, но где-то совсем рядом тихо плескалась и журчала вода — Том вспомнил, что находится сейчас под водой и на мгновенье представил себе, что будет, если вот именно сейчас старая кладка не выдержит и озеро хлынет сюда… И вдруг услышал шуршание. Очень характерное — но слишком уж громкое... а потом почувствовал запах. Тот самый запах, который он ни за что не спутал бы ни с чем в целом мире.

— Здравствуй, — возбуждённо, но очень вежливо прошипел Том. Змеи — существа очень обидчивые, и с ними надо соблюдать все правила этикета, это он усвоил давно. Забавно, подумал он — этикет со змеями, этикет со змеиным факультетом… а правила практически одни и те же.

— Здравствуй, Говорящий, — раздался голос, и Том вздрогнул — голос был очень... внушительным. Какого же размера его обладатель? Он давно научился определять по голосу змеи ее размеры, но тут просто был в затруднении. Не сотня же футов? Быть такого не может...

Однако, как оказалось, вполне могло. Как раз около сотни футов и было в той твари, что встретила его в подземелье.

Впрочем, это оказалась не просто змея. Далеко не просто змея…

— Василиск, — благоговейно выдохнул Том, увидев специфический гребень на показавшейся в одном из стенных проемов голове. — Василиск Салазара... я надеялся, я верил...

— Говори, — прошелестел тот, медленно обвивая его ноги своим хвостом, так что Тому стало слегка не по себе. Однако Том и виду не подал — со змеями нельзя показывать свой страх. Впрочем, равно как и с людьми. Съедят.

— Ты был фамильяром Салазара Слизерина? — задал Том свой первый вопрос.

Звук, раздавшийся в ответ, больше всего напоминал трущиеся друг о друга камни.

— Фамилиары — это кошки и совы, — прошипел, наконец, василиск. — Что ты ищешь, Говорящий?

— Я ищу наследие Салазара, — произнес Том. Он был немного разочарован: ему представлялось, что легендарный василиск, сведения о котором Том собирал по крупицам, так же, как о месте входа в легендарную Тайную комнату, должен быть именно фамильяром. Он в будущем планировал сделать своим фамильяром змею — королевскую кобру как минимум. Хотя была у Тома тайная мечта, что салазарова василиска удастся как-то подчинить себе — но теперь она, конечно, рассыпалась в прах. Ну что же... будем действовать по-другому.

— Наследие для наследников, — предупреждающе прошипел василиск — а потом Том ощутил на своём затылке его дыхание. — Не смотри, — прошелестел он.

— Я — наследник Салазара! — твердо ответил Том, послушно прикрывая глаза. Пренебрегать открытым предупреждением могут только глупцы — а Том глупцом никогда не был. — Я владею парселтангом с рождения — это ли не доказательство нашего родства? — спросил он с гордостью.

Тот самый странный звук, напоминающий трение камней друг о друга, раздался снова — и затылок Тома вновь обдало теплом.

— Парселтанг можно выучить, и дар этот не уникален, — василиск тихо фыркнул, а потом Том ощутил на своём затылке его язык, неожиданно тёплый и влажный. — Зачем тебе это наследие? — прозвучал в подземелье тихий шёпот гигантской рептилии.

— Зачем? — Том слегка усмехнулся. — Чтобы не пропало даром. У магглов есть рассказ о человеке, закопавшем свой талант в землю. Даже глупые магглы понимают, что ничего не должно лежать мертвым грузом — тем более знания. А я жажду знаний, я хочу быть великим, хочу жить вечно — и чтобы все склонялись предо мной! — не сдержавшись, пылко проговорил он.

Его набравший силу голос гулко разносился по подземелью, а тень за его спиной вдруг выросла вдвое. Пламя факелов, зажженных предусмотрительным Томом, металось, словно пытаясь превратиться в Адское пламя.

— Не боишься? — с отчетливой насмешкой спросил василиск. — Оно бывает разным — наследие...

— Не боюсь, — Том покачал головой. Что ему бояться наследия, каким бы оно ни было, если существуют вещи куда страшнее — например, смерть. Смерть, которая шла за ним по пятам с самого его рождения, когда его жалкая мать-маггла умерла, оставив его в сиротском приюте. Или когда умирали жалкие обитатели этого приюта — и никого не волновали их смерти, или когда небо обрушилось на землю сотнями немецких бомб, от которых не было спасения... — Я не боюсь, — твердо повторил он.

— Следуй тогда за мной, — прошелестел василиск, и сжимающие ноги Тома кольца разжались.

Они прошли длинным коридором, стены которого были отполированы то ли временем, то ли телом рептилии, потом свернули налево, прошли ещё один коридор, и ещё... Время от времени Том видел за стенными проемами груды камней — камни помельче попадались и под ногами, вместе с маленькими скелетиками, в которых он опознал крыс. Наконец, василиск замер у какой-то едва различимой двери и, указав на неё хвостом, прошипел:

— Там.

— Что там? — спокойно поинтересовался Том. Если василиск думает, что он сейчас сломя голову кинется в эту дверь, то он сильно ошибается. Том усмехнулся, подумав, что на будущее нужно будет ходить в такие места не одному — а со спутником, которому и достанется великая честь быть первооткрывателем. А вот Том — о, Том подождет.

— С-с-смотри, — прошипел василиск, явно не желая отвечать на его вопрос. — Боишься?

— Опасаюсь, — максимально честно ответил Том. Врать змеям не стоило — они как-то чувствовали ложь, но и говорить всю правду ему не хотелось.

— Тогда не ходи, — насмешливо прошипел тот, сворачиваясь клубком и кладя голову с предусмотрительно прикрытыми глазами на свои кольца. — И наследие останется там, ждать достойного претендента.

Том, более не колеблясь, направил на дверь палочку и повелительно прошипел:

— Откройся!

По еле видимому контуру двери прошло столь же чуть различимое мерцание — и больше ничего не произошло. Дверь по-прежнему была заперта.

— Иди, — прошипел василиск и толкнул дверь своим мощным хвостом.

И та... растворилась. Просто исчезла, словно её и не было, открыв почти квадратный и довольно низкий проход в темноту.

Том осторожно прощупал помещение поисковым заклинанием. Не хотелось бы вляпаться во что-нибудь смертельно опасное. Так и есть — ловушка, основанная на кровной защите. Любого, в ком нет крови Слизерина, вышвырнет назад, переломав все кости. И Том, побледнев от волнения, сделал шаг вперед, одновременно бросая перед собой носовой платок, предусмотрительно пропитанный им заранее собственной кровью, и выставив вперед левую руку.

Рука прошла беспрепятственно, и он вновь услышал у себя за спиной тот шелест трущихся друг о друга камней, который, как он только сейчас понял, скорее всего, был смехом. Смехом древней, принадлежавшей ещё Слизерину рептилии.

Том облегченно вздохнул. Так и есть — он наследник Слизерина! Всё произошло так, как и должно было быть. Он — потомок Основателя Хогвартса, потомок древнего чистокровного рода, а вовсе не безвестный грязнокровка, как называли его на первом курсе. Называли на первом курсе, шипели в спину на втором, провожали опасливыми взглядами на третьем и опасливо-уважительными — на четвертом. Он — достоин! Он — чистокровный маг, и даже грязная кровь матери-магглы уже не имеет никакого значения перед древностью и величием крови отцовской.

— Над чем ты смеешься? — спросил он василиска.

— Над тобой, — прошелестел василиск. — Глупый, глупый Говорящий! — он щёлкнул хвостом, и Том снова услышал его шелестящий смех.

— Глупый? — искренне изумился Том. В глупости его еще не упрекали. В жестокости, в гордыне, в нежелании знать свое место, или, как когда-то Дамблдор — в воровстве... Он презрительно скривился.

— Глупый, — повторил свои слова змей. — Маленький глупый мальчишка... иди, — его хвост метнулся в сторону, и через секунду Том почувствовал сильный удар в спину. — Бери то, что считаешь своим.

Том зажег огонек на кончике палочки и пошел вперед. «Бери то, что считаешь своим?» Если он — наследник Слизерина, то все здесь принадлежит ему, и даже четверть этой школы — его! Он хотел озвучить это древней рептилии, но передумал. Людям надо говорить то, что они хотят услышать, если хочешь чего-то от них добиться — так чем змеи в этом смысле отличаются от людей?

Том шел по каменному полу, странно чистому — за тысячу лет должен был скопиться толстый слой пыли! — и рассматривал тянущиеся вдоль стен шкафы с книгами, футлярами со свитками папирусов и пергаментов и даже с глиняными табличками. А затем его взгляд упал на находящийся в центре комнаты каменный стол, уставленный странного вида приборами.

Василиск двигался следом — то ли из любопытства и скуки, то ли исполняя свои обязанности. Впрочем, он не мешал — а когда Том дошёл до стола, вдруг сказал:

— Выбирай.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил его Том, жадно разглядывая стоящие на столе вещи. Не хотелось бы по незнанию взять что-то, оказавшееся впоследствии безделушкой вроде почесывателя спины — один из однокурсников рассказывал про странноватые изобретения своего родича. Почесыватель спины, наматыватель спагетти, счетчик зевков...

— Знаю, — отозвался василиск, обвиваясь теперь вокруг стола. — Спрашивай. Трижды, — добавил он с неприятной усмешкой.

Том медленно обошел вокруг стола, внимательно разглядывая приборы. Чего там только не было! И ни один прибор Том даже близко опознать не мог. Его внимание привлек странного вида цилиндр, парящий в воздухе между двух латунных стержней, маленький, едва ли с ладонь. Причем цилиндр в воздухе не держало ничего — но он не падал.

— Для чего это нужно? — спросил он, в последний момент удержавшись от вопроса: что это? Ну, скажут тебе, что это Мерлин-знает-что — и что ты потом с этим ценным знанием будешь делать?

— Для путешествий, — последовал откровенно насмешливый ответ.

Ничего себе ответ.

Том начал злиться. Он смотрел на странный прибор, фиксируя необычную разметку на стержнях — на левом был знак бесконечности и минус, на правом — та же бесконечность и плюс. Можно было бы попытать счастья с другими вещами Основателя, но Тома словно притягивала эта. Впрочем, вынужден был он признать, как вопрос сформулировал — такой ответ и получил. Всё честно... Это же Слизерин, а не Хаффлпафф, с досадой подумал Том. Хельга Хаффлпафф наверняка бы снабдила на его месте каждую вещь подробной инструкцией в расчёте на идиота. А вот Слизерин своих наследников явно уважал… Том впервые в жизни подумал, что, возможно, не возражал бы, если бы его в данном случае уважали чуть меньше.

— Для каких путешествий? — наконец, спросил он. Не дай Мерлин, окажется, что для ментальных, что это какой-то аналог алхимического прибора для изготовления дурманящих веществ — и он впустую потратит и второй вопрос!

— Для долгих, — откровенно насмехаясь, ответил василиск. И язвительно добавил: — Ты не узнаёшь этот знак?

— Узнаю, — сердито прошипел Том, откровенно взбешенный ответом. — И куда же можно путешествовать под знаком минус бесконечности? — спросил он очень язвительно

— В прошлое, — прошептал василиск. — В далекое или близкое прошлое…

Он уже не смеялся — а, приподнявшись, пристально посмотрел на Тома. Хорошо хоть, что практически сзади, а не в глаза...

— Хроноворот, — медленно сказал Том. — Но ведь хроновороты выглядят совершенно по-другому!

— Тебе важен вид или действие? — прошипел василиск. — Глупый мальчишка, — добавил он раздражённо.

— Что нам важнее — быть или казаться? — усмехнулся Том, лаская жадным взглядом хроноворот. Его собственный — ибо отказаться от такого он уже не смог бы никогда! Хроноворот, с помощью которого можно узнать тайны прошлого, настоящего, будущего... Власть над временем — что может быть слаще? Только власть над миром. Или... Том мечтательно зажмурился. Или власть над жизнью и смертью!

— Я выбираю его! — решительно сказал он. И по какому-то наитию добавил: — И он тоже выбрал меня.

Но василиск только вновь рассмеялся.

— А теперь уходи, — велел он. — Ты забрал своё. Остальное оставь другим.

— Ты не будешь против, если я приду тебя навестить? — улыбнулся Том самой искренней своей улыбкой, отработанной на дамах-благотворительницах в приюте и преподавателях в маггловской школе и Хогвартсе. — Мне было бы это очень приятно.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил василиск, и в его голосе зазвучали грозные нотки. Недаром всё-таки говорят, что змеи чувствуют неискренность и притворство...

— Я хочу больше узнать о Салазаре, — на этот раз совершенно искренне ответил Том. Как же он забыл, что змеи умнее людей — тех его маска всегда обманывала. Ну... почти всегда. — Ты же был рядом с ним, ты его помнишь — а я... я не помню и не знаю никого своей крови. Я сирота.

Его голос дрогнул — совершенно непритворно.

— Солжёшь ещё раз — я посмотрю тебе прямо в глаза, — сообщил ему василиск. — Приходи, — разрешил он. — И принеси что-нибудь вкусное.

— Василиски питаются камнями, — задумчиво произнес Том. — Если это правда — тогда какие камни тебе по вкусу? Скажи — и я постараюсь достать. Если это, конечно, не драгоценности — сам понимаешь, что мне их взять просто негде.

— Любые, не такие, как эти, — василиск с усилием хлестнул хвостом по стене. — Надоело.

Том подхватил с пола крошечный кусочек камня, отколовшийся от удара, повертел его в руках, внимательно рассматривая, и положил в карман мантии.

— Постараюсь найти максимально непохожие, — твердо пообещал он. Про себя Том решил, что будет со старым змеем максимально честном и открытым — раз уж иначе нельзя. «Примерно как с Лестрейнджем, — подумал он и презрительно усмехнулся. — Ну что же, для разнообразия можно и побыть таким же». Дать полную волю одной из граней своей личности — и стать тем, кем бы он мог быть, не умри его жалкая мать и забери его семья отца. Да, именно таким бы Том и вырос — честным, порядочным, надежным, как скала... Вот только в приютах честные и порядочные не выживают. Выживают другие — а он очень хотел жить…

— Иди, — приказал василиск. — Время уже на исходе — дверь скоро закроется. И пользуйся даром с умом.

— До встречи, Хранитель, — уважительно попрощался Том и вышел за дверь, которая сразу же бесследно пропала. Василиска тоже нигде не было видно — и Том, пожав плечами, отправился назад — в слизеринские подземелья, унося с собой не только хроноворот своего предка — Салазар Слизерина, одного из основателей, но и чувство гордости, изрядно окрашенное злорадством. У него получилось, он нашел свое наследие, он встал выше всех обитателей старого замка, кичившихся своей чистой кровью.

«Ну, теперь вы все у меня вот где! — подумал Том, с наслаждением сжимая кулак. — Я займу то место, которое принадлежит мне по праву! И вы все будете валяться у меня в ногах!»

Том разобрался с работой хроноворота довольно быстро — недаром он был умнее всех учеников Хогвартса, как говорили его... приближенные. И, как считал он сам, говорили абсолютно заслуженно. Все-таки его предок был гением — его хроноворот не нужно было вращать, как идиотские маггловские часы, рискуя ошибиться и попасть не туда — или не тогда. Нет, хроноворт Салазара был уникальным — настолько же, насколько уникальным был и его творец. Том самодовольно усмехнулся. Кровь — великая сила! И он, потомок гения, просто не может быть таким же ничтожеством, как все эти Гойлы, Крэббы, Флинты, МакМилланы...

Все просто — левый стержень — прошлое, правый — будущее, и деления: на первой шкале — год, на второй — месяц, на третьей — число, на четвертой — время суток. Достаточно капли крови на тот стержень, с которым будешь работать (прекрасная идея — в чужих руках хроноворот не сработает!), прикосновения палочкой и голосовой команды, дублирующей ее работу. Дивная вещь! Жаль только, что в качестве портала он не работал — и выбрасывал мага на том же месте, где тот стоял в момент перемещения во времени. Поэтому Том, поразмыслив, выбрал для экспериментов участок дороги, ведущий в Хогсмид — в Хогвартсе неизвестный никому ученик привлечет ненужное внимание, до Лондона еще надо добраться — а вот Хогсмид для его замысла подходил идеально. Можно услышать свежие сплетни в каком-нибудь трактирчике, купить номер «Пророка», при желании воспользоваться каминной сетью или попытаться укрыться в лесу — ну, это уже при самом плохом раскладе…

Поначалу Том хотел навестить прошлое, но потом передумал — зачем? Ведь прошлое уже случилось. А вот будущее... Лет через сорок, максимум через пятьдесят Том планировал стать Министром Магии. Вот это он и решил поверить — и насладиться своим триумфом.

Он прикоснулся палочкой к правому стержню и без колебаний произнес:

— Год: 1993. Месяц: Июнь. Число: двадцать четвертое. Время: Полдень.

И отправился вперед — к собственному величию и процветанию.

Хогсмид совершенно не изменился. Даже ставни и двери домов, которые Том видел из своего укрытия, были выкрашены в те же цвета — и если бы не сменившееся время года, он мог бы подумать, что хроноворот попросту не сработал. Но вокруг было лето — и это означало, что у него всё получилось.

Он дошел до небольшого каменного дома, где раньше был трактирчик «Пьяный гиппогриф», увидел, что на вывеске написано «Три метлы», а вечно толпящиеся любители пропустить кружечку эля или огневиски нашли для своих сборищ иное место, и недовольно поморщился. Зря принес оборотку — но, с другой стороны, студент в приличном кафе (а кафе явно было приличным, глаз у Тома был наметанным) мог появиться и в собственном обличье. Том толкнул дверь и вошел, вежливо улыбнувшись хозяйке — пышной блондинке средних лет.

— Добрый день, мадам! Не найдется чашечки кофе и свежего номера «Пророка»?

— Конечно, милый, — пропела та, и через пару минут перед Томом стояла чашечка кофе и лежала свёрнутая вдоль пополам газета.

— Благодарю вас, — Том улыбнулся еще раз, с огромным сожалением доставая из кармана серебряный сикль. С деньгами у него всегда было плохо. И возможность как-то подзаработать — легальную возможность! — было очень трудно найти. А с нелегальной он пока связываться не хотел — боялся за свою репутацию. К должности префекта Том относился очень трепетно и не хотел ее лишиться из-за мелкого криминала.

Блондинка положила перед ним сдачу и отошла к другим посетителям — и Том, наконец, развернул газету... и онемел от заголовка, идущего через всю первую страницу: «Двенадцать лет под мирным небом».

Какие двенадцать лет? Гриндевальда уже в его время, в 1943 году, успешно теснили по всем фронтам, его маггловского союзника тоже, и Том никак не ожидал, что это противостояние затянется еще на сорок лет! Нет, такого просто не может быть! Том начал просматривать огромную статью, мельком глянув на колдографию, на которой кривили лица заросшие, истощенные волшебники в азкабанских робах.

«… Мы должны быть благодарны Министерству, возглавляемому достойнейшим сыном Магической Британии Корнелиусом Фаджем (Том вспомнил пухленького хаффлпафского первокурсника, которого видел на распределении, и презрительно усмехнулся), за избавление от ужасов войны и кровавого террора Того-кого-нельзя-называть! Его клейменые псы, такие как Лестрейнджи, Блэк или Долохов, пожизненно сидящие в Азкабане, больше не будут наводить страх на мирных волшебников. Пожиратели смерти надежно изолированы, а их страшный сюзерен повержен в прах! Ликуй, Британия!»

— Бред какой-то, — не выдержал Том.

Нет, что Лестрейнджи — правда, уже ему незнакомые — и кто-то из Блэков загремели в Азкабан, его вовсе не удивляло, но... Он продолжил читать — но единственное, что ещё смог извлечь из бесконечно пафосного текста, было имя оного «сюзерена», вернее, его отсутствие, потому что именовал его автор, некий Р. Аморен, исключительно как «Тот-кого-нельзя-называть».

И ни одного упоминания о нем, Томе — или о его организации. «Вальпургиевы рыцари», по мнению Тома, должны были занять пустующую в магическом мире нишу политической партии — и полнейшее отсутствие упоминаний о чем-то подобном Тома изрядно насторожило. Он пролистал «Пророк» — сначала торопливо, потом медленно и вдумчиво, рассматривая каждую колдографию, читая каждую статью... Статьи о стандартизации стенок котлов, о запрете ковров-самолетов, о тяжкой болезни какого-то Локхарта, попавшего в Мунго, и письма его страдающих поклонниц, призывы «крепить единство нации» и «не допускать повторения ужасов террора»... рекламные объявления, расписание квиддичных матчей, прогноз погоды... Ничего. Конечно, один номер «Пророка» ни о чём ещё не говорил, Том это понимал, но ему всё равно было очень досадно. Надо было... надо было кого-нибудь расспросить.

Его внимание привлек немолодой, солидный господин, устроившийся за соседним столиком и с видимым удовольствием поглощавший шоколадные кексы, запивая их ароматным кофе. Вид это маг имел вполне респектабельный и абсолютно законопослушный, а быстрый взгляд, которым тот окинул всех присутствующих, задержавшись на Томе, явно выдавал завзятого сплетника, обожающего обсудить все известные ему новости — от колебания курса галеона к фунту до нового ухажера соседской дочки. И Том решил его расспросить о ситуации в Британии — не зря же он научился варить Веритасерум?

Разговорить незнакомца оказалось несложно — и вот уже тот, продолжая разглагольствовать о ценах на драконье мясо, безобразно взлетевших в этом году, продолжал пить свой кофе, щедро и незаметно сдобренный Веритасерумом.

Том дождался, кода взгляд его собеседника затуманится, и задал первый контрольный вопрос:

— Какое сегодня число?

— Двадцать четвертое, — последовал четкий ответ. Год и месяц его собеседник не назвал — ну, так Том о них и не спрашивал.

— Что ты знаешь о том, кого нельзя называть? — убедившись в том, что Веритасерум сработал, сразу приступил к делу Том.

— Ничего не знаю, — так же четко ответил маг. Да, формулировку вопроса явно надо было изменить. Но это чуть позже. А пока...

— Ты что-нибудь слышал о Томе Марволо Риддле?

— Ничего, — волшебник отвечал так же четко и лаконично.

— Ты слышал о «Вальпургиевых рыцарях»? — Том пристально следил за своим практически добровольным собеседником. Надо не пропустить момент, когда действие зелья начнет слабеть — он все-таки пока ученик Хогвартса, а не мастер-зельевар.

— Да, слышал.

Гора с плеч… Том облегченно вздохнул. Но уже ответ на следующий вопрос заставил его занервничать.

— Что ты о них слышал?

— Что они стали называть себя «Пожирателями смерти».

А вот этого Том не ожидал. Никак не ожидал.

Том задумался. В принципе, он мог понять, откуда взялось такое название... Но тогда получается, что в «Пророке» речь шла о нем? Это он — Тот-кого-нельзя-называть? Это он «развеян в прах, повержен, уничтожен, и само имя его предано забвению»?

Имя! Надо узнать имя сюзерена этих «Пожирателей смерти»!

Том задумался. Надо было правильно сформулировать вопрос...

— Как еще называли того, кого нельзя называть?

— Темный Лорд, — охотно ответил маг.

— А еще? — не сдавался Том. — Назови мне все варианты! — приказал он.

— Повелитель, Милорд, Его Лордство, его Темнейшество, наследник Слизерина, — послушно выложил маг и поспешно добавил: — Урод красноглазый.

— И что, его так при рождении назвали? — не выдержал Том.— Отвечай!

— Не назвали, — согласился маг.

— А как его назвали при рождении? — оказывается, допрашивать не так просто, как он думал.

— Не знаю, — пожал плечами маг.

— А кто знает? — Том очень пожалел, что они находятся в людном месте. Страшно хотелось приложить этого кретина чем-нибудь... мерзопакостным.

— Ближний Круг, — последовал ответ, от которого Тому снова стало не по себе. Он иногда так называл своих... приближенных.

— Хорошо, — обманчиво спокойно сказал Том. — И каким именем называли Темного Лорда члены его Ближнего Круга? До того, как его стали называть... Тот-Который? Как называл его Ближний Круг?

— Лорд... Лорд Волдеморт!

Маг неожиданно побелел и начал хватать воздух ртом — как рыба, выброшенная на землю. И точно так же, как эта рыба, больше не издал ни звука — а потом и вовсе закатил глаза и обмяк. Том торопливо выскочил за дверь — еще не хватало попасть в будущем в Аврорат, если не в Азкабан. К своему... незадачливому Ближнему кругу.

«Лорд Волдеморт». Анаграмма его имени. Мерлин...

Том быстро шел к Хогвартсу, пытаясь осмыслить все, что узнал из газеты и из допроса этого идиота. Итак — он вовсе не Министр Магии. Он — неизвестно куда пропавший двенадцать лет назад Темный Лорд. Его «Вальпургиевы рыцари» стали «Пожирателями смерти» — что за идиотское название? Кто его только выдумал? — и теперь сидят в Азкабане. Нет. Это не может быть правдой. Надо... Надо все проверить. Идти в 1981 год? Разве только под оборотным, и то опасно — могут и убить «по законам военного времени». А может, еще раз отправиться в будущее? Лет... на пять вперед, правильно! И все тщательно перепроверить — пробраться в библиотеку Хогвартса, взять подшивку «Пророка», а не один несчастный номер... Том достал хроноворот и приготовился к новому визиту — в конец мая 1998 года.

* * *

Когда за поворотом лесной дороги открылся вид на Хогвартс, Том ошеломленно остановился. Мерлин... Что случилось с его школой? Вернее, с его домом? Единственным домом, какой у него был? Хогвартс не пострадал даже в страшном августе тысяча девятьсот сорокового года, когда на Британию обрушился дождь смерти — тысячи немецких бомб. Немецкие самолеты просто не видели Хогвартс, на него не упала ни одна бомба! Мерлин... Что же здесь произошло?

Хогвартс чудовищно был похож на Лондон. Маггловский Лондон, который Том ненавидел. Маггловский Лондон после обстрела — разрушенные стены, зияющие провалами окон, давящее ощущение боли, ужаса, смерти... Величественный старый замок напоминал смертельно раненного человека — который еще дышит, но жизнь вытекает из него с каждым судорожным хрипом, с каждой каплей крови... Тому стало жутко. Кто мог сотворить такое? У кого хватило сил и желания сотворить все это с лучшей школой Британии?

Надо было у кого-то узнать, что здесь случилось... Подул ветер, донеся до него запах гари и пыли. Что-то с шелестом облепило вдруг его левую ногу — он наклонился и увидел испачканный и смятый номер «Пророка».

Том поднял газету и на первой же странице увидел жуткую образину — безносую, красноглазую, больше всего похожую на помесь человека и рептилии... И надпись: «Волдеморт убит при штурме Хогвартса! Монстр уничтожен!» Том похолодел. Он убит? Он — вот это существо, которое штурмовало Хогвартс? Нет, Том допускал, что на пути к бессмертию и власти можно пожертвовать многим — и внешностью, и Хогвартсом, и теми, кто считал себя его друзьями и соратниками... Но, получается, что все жертвы были напрасны? И он не достиг ни бессмертия, ни власти? Тогда для чего все это было?

Том перевернул страницу. «Мальчик-который-выжил во второй раз!» гласил заголовок, под которым была колдография какого-то паренька в очках.

Он торопливо просмотрел газетный номер — колдографии развалин Хогвартса, убитых великанов, оборотней, акромантулов, волшебников... Тощий, лохматый мальчишка в нелепых очках — победитель Волдеморта? Да как это недоразумение вообще смогло с ним справиться? Том запомнил имя — Гарри Поттер. Так, от Поттеров пока надо будет держаться подальше — а потом для страховки уничтожить всех. Ужаснейшая темная магия... ну да, конечно... сумасшедший садист и его бешеные псы, место которым в Азкабане — господа победители, вы всё же идиоты. Бешеных псов надо убивать, это знают даже магглы, а не сажать их в Азкабан. Впрочем, так вам и надо. Значит, хоркруксы бесполезны... ну что же. Тогда он найдет другую дорогу к бессмертию и власти! Будущее его предало — значит, надо навестить прошлое. И Том достал из кармана мантии футляр с хроноворотом Салазара.

После ужасного посещения будущего (он никак не мог поверить, что это его будущее — в конце концов, во многих философских трактатах говорилось о том, что будущее вариативно!) Том решил наведаться в прошлое. Прошлое уже было — и там никаких неожиданностей его ожидать не могло. И настало время узнать тайну его появления на свет: как мог наследник чистокровных магов, потомок Салазара Слизерина оказаться в маггловском приюте? Почему его никто не искал, почему семья отца оставила его ничтожной матери-маггле, которая предала Тома, умерев сразу после его рождения?

Он прикоснулся палочкой к левому стержню и без колебаний произнес:

— Год: 1926. Месяц: декабрь. Число: тридцать первое. Время суток: Рассвет.

Сегодня он отправится в прошлое — и узнает, наконец, от своей жалкой матери, кто же был его отцом! Для чего он тогда так старательно изучал легилименцию?

...Мокрый снег... или это был дождь? — бил ей в лицо, а ветер, продувая старое поношенное пальто, пробирал до костей. Меропа, время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть, медленно шла по улице, оглядываясь по сторонам. Где-то здесь был приют... она точно знала, что был. Она должна его отыскать! Роды вот-вот начнутся — и она вряд ли переживёт их: во всяком случае, она очень на это надеялась. Она так устала — от своей никчемной и не нужной никому жизни, от вечных презрительных взглядов, от собственной лжи... С чего она вообще взяла, что её можно любить? Маленькую, тощую, страшную, косоглазую? Но она не могла больше его обманывать, своего Тома — попросту не могла. Она так надеялась, что за то время, что они прожили вместе, он всё-таки сумел её полюбить — но увы...

…Том не знал, когда эта маггла пришла к приюту, и поэтому ждал возле него с рассвета, наложив на себя давно освоенные согревающие чары и рассматривая знакомую с детства улицу. Мерлин, как же он ненавидит магглов! Мерзкие, тупые, наглые — как тараканы, которые периодически появлялись в их приюте. Или клопы, которые только и могут, что пить кровь волшебников. Паразиты, место которых только на помойке. Отбросы, дрянь, гнусность...

Он ждал уже более двух часов — и вот, наконец, увидел с трудом ковыляющую женщину в нелепой маггловской одежде, обтягивающей огромный живот.

…Меропа вдруг оступилась и, вздрогнув от накатившей на неё боли, застонала и остановилась, пережидая схватку. Да где же?! Он же был где-то тут, этот приют... Они там... там позаботятся о её ребёнке... непременно позаботятся... и отдадут ему — Тому. И он заберёт — не откажется же он от своего дитя! И вырастит... а она, наконец, сможет умереть.

Том нетерпеливо пошел навстречу, видя, что женщина остановилась и согнулась почти пополам. Сейчас он заглянет ей в голову, узнает имя отца — а потом... так и быть, доведет магглу до дверей приюта, иначе у него может и не быть шанса родиться. Она же, того и гляди, умрет на месте!

Том подошел и, кривясь от отвращения, потряс эту… женщину за плечо.

Когда подошедший к ней юноша грубо схватил её за плечо, Меропа перепугалась и инстинктивно сделала то единственное, что могла сделать, стремясь защитить не столько себя, сколько своё рождающееся дитя — отпрянула и сунула руку в карман, туда, где должна была быть её палочка.

Позабыв о том, что, отказавшись от колдовства, она спрятала её в их с Томом доме.

— Посмотри на меня! — потребовал Том, с брезгливым недоумением глядя на это... существо. И это — его мать? Мерлин! Он раньше думал, что мать была хотя бы красивой — ну, что еще может привлечь чистокровного мага в маггловской девке? Но это... уродливое, грязное, омерзительное создание — нет, оно просто не может быть его матерью!

Девка посмотрела на него — Мерлин, да она еще и косая! — и вдруг пролепетала:

— Том? Ты все же пришел за мной? Ты простил, что я ведьма?

Она улыбнулась и потянулась к прекрасному лицу, смотрящему на неё... дождь слепил её и не давал как следует разглядеть выражение. Но он ведь пришёл! Ведь пришёл... значит...

Ведьма? Его мать — ведьма? Том не верил собственным ушам. А кто тогда его отец? Почему он должен был простить то, что она ведьма? Он... Что? Маггл? Его отец — маггл? Нет, нет, этого просто не может быть!

Глаза девки закатились, и она потеряла сознание, обвиснув на руках еле успевшего её подхватить Тома. «Мерлин! — взвыл Том про себя. — Она же сейчас помрет — а я? А как же я? Я же не смогу родиться, магглы не справятся... Её... её надо в Мунго, срочно! Но как?» Он дотащил девку до скамейки и с трудом уложил бесчувственное тело, от волнения и злости даже забыв про левитацию.

Впрочем, паника быстро прошла — и Том, оглядевшись по сторонам и убедившись в том, что улица по-прежнему совершенно пуста, сосредоточился и аппарировал в тот переулок, что вёл в Диагон-элле. В конце концов, вряд ли Лондон так сильно с тех пор изменился...

И оказался прав.

Дальше всё было просто: в «Дырявом котле» он попросил разрешения воспользоваться камином, сказав незнакомому бармену, что его мать беременна, и её срочно нужно доставить в Мунго, и через минуту был вместе с ней уже там.

— Добрый день, мэм! — с озабоченной и немного растерянной улыбкой обратился Том к сидящей в приемной, куда он левитировал бессознательную Меропу, привет-ведьме. — Вы мне не поможете? Мою... родственницу кто-то проклял, и я не знаю, что теперь делать!

— Да, разумеется, — та поднялась навстречу и, увидев лежащую без сознания женщину на сносях, тут же кого-то подозвала — и отлаженная работа закипела.

А через несколько часов уже начавшиеся роды закончились — и Меропа родила мальчика.

— Мистер? — обратилась к нервничающему Тому (если сейчас Он-маленький умрет не родившись, то что станет с ним самим?) привет-ведьма. — Ваша родственница родила мальчика. Чудный малыш, здоровенький, крепкий!

Том облегченно вздохнул. Слава Мерлину! Он жив — и будет жить дальше.

— Она умерла? — спросил Том, стараясь сделать голос прилично-скорбным.

— Вовсе нет! — радостно проговорила она, похлопывая его по руке. — Вас зовут Том? Том Риддл?

— Том Марволо Риддл, — удивленно ответил он, прекрасно зная, что своего имени никому здесь не называл. — То есть как — нет? Она что, жива?

— Конечно, жива! — радостно кивнула колдоведьма. — И она очень ждёт вас, мистер Риддл... она спрашивала, здесь ли вы. Пойдёмте, — она потянула его за собой.

Изумленный Том пошел за ней следом, ничего не понимая. Ну, допустим, эта… женщина не умерла, поскольку Мунго — это Мунго, а не косорукие магглы из приюта Вула. Но откуда она может знать, как его зовут?

— Том, — прошептала Меропа, увидев рядом со своей кроватью его. Она всегда видела плоховато — косоглазие мешало, да и острота зрения у неё была не слишком большой — но лицо это узнала бы из миллиона. — Ты пришёл... Ты простил меня, Том, да? Я родила тебе сына, — она заулыбалась, прижимая его руку к своей щеке. — Сына... Мальчика...

— Откуда? — начал было Том, но оборвал начатую фразу. Он вспомнил, как в приюте говорили, что мать дала ему имя в честь отца. Значит, его отца зовут Том Риддл. Он маггл — и Том похож на него настолько, что эта женщина их перепутала. Слава Мерлину, конечно, что он пошел в отца, а не в мать... быть уродом он не хотел.

Том улыбнулся особой улыбкой — для тех, от кого ему было что-нибудь нужно, и сказал:

— Я пришел. И за что я должен тебя простить?

— За то, что я ведьма, — заговорила она торопливо. — За то, что приворожила тебя... но я больше не хочу давать тебе Амортенцию, Том! Я просто хочу жить с тобой... с тобою и нашим сыном... ты простишь меня? Да?

— Амортенцию? — задумчиво протянул Том. — Да, это многое объясняет... А если ты ведьма, то почему не пошла в Мунго, а собралась умирать на ступенях маггловского приюта? — его голос задрожал от злости.

— Что ты говоришь? — испуганно зашептала она и заозиралась. — Тише, тише... нельзя в Мунго, что ты! Отец меня вмиг найдёт... и вернёт, — она задрожала. — А мальчика просто убьёт... он никогда не простит мне рождение полукровки... нет-нет, Том, в Мунго нельзя!

— Отец? — с интересом спросил Том. — Отец... Марволо, верно? А почему ты думаешь, что он убьет твоего сына?

— Потому что он полукровка! — прошептала она, умоляще глядя на Тома. — Молчи, пожалуйста... тише! Ты не понимаешь! Он ни за что не захочет внука от обычного маггла... он не знает тебя, — добавила она виновато и быстро. — Он просто уничтожит его... нашего мальчика... понимаешь?

— Понимаю, — улыбнулся одними губами Том. — Я обязательно постараюсь защитить мальчика от этого опасного человека. Напомни мне, пожалуйста, как его фамилия — и где он живет.

— Не надо тебе ничего знать о нём, что ты! — совсем испугалась она. — Ты не понимаешь! Том, мой отец — он... он волшебник. Как я. И он... он убьёт тебя раньше, чем ты поймёшь, что происходит, — она снова прижала его руку к своей щеке. — Нельзя вам встречаться! Нельзя...

— Хорошо, — Том осторожно отнял руку, подумав, что надо будет не забыть использовать очищающие чары, — я не собираюсь с ним встречаться. Все, что я хочу — знать, кого мне надо опасаться — и где мне не стоит появляться, только и всего!

— Ты же знаешь, где я жила, — сказала она, неуверенно улыбаясь. — Ты помнишь же дом, рядом с которым мы встретились? Я там живу... жила. Жила прежде! Не ходи туда, — горячо попросила она. — Никогда!

— Я не помню, — сокрушенно сказал Том. И, вспомнив идиотские рассказы слизеринских девиц о прочитанных ими любовных историях, вдохновенно сказал: — Я потерял память — и даже не знаю, как тебя зовут! Но я тебя сразу узнал, как только увидел!

Мерлин, подумал он. Надо быть полной дурой, чтобы в это поверить — но, похоже, эта... женщина дура и есть.

— Ты обещаешь мне не ходить туда никогда? — лихорадочно спросила она, ища его взгляд — и назвала, наконец, адрес. — Том, обещаешь? И, — добавила она, облизнув губы, — ты не бросишь меня... нас? Не уйдёшь?

— Как я могу вас бросить? — Том проникновенно улыбнулся. Ничего обещать он не собирался — маггле бы он сказал что угодно, но слово, данное ведьме, пусть даже такой, придется выполнять — а этого Том делать не собирался. Адрес... он никогда не слышал о таком месте. Надо будет побывать там и посмотреть на этого... отца его матери.

— Посмотри на него! — умоляюще проговорила она и потянулась к лежащему в кроватке рядом с ней новорожденному. — Посмотри на него, Том! Я его видела — он так похож на тебя! Посмотри же...

Том посмотрел на самого себя. Ощущения были... странные. Но главное — Том не знал, что ему теперь делать. Он сам родился — это, безусловно, хорошо — да что там, это прекрасно! Его мать жива — хорошо это или плохо? Посмотрим. И обязательно надо найти деда — и своего отца. Маггла. Который явно жил где-то неподалеку — и который бросил его — и его мать — на произвол судьбы. И обрек его на жизнь в сиротском приюте. Том почувствовал нарастающую ярость. О да, он обязательно должен найти этого Тома Риддла!

— Том! — позвала его нетерпеливо Меропа. — Как ты хочешь его назвать? Своего сына?

— А как бы ты хотела его назвать? — усмехнулся Том, презрительно глядя на нее. Вот кому он обязан своим маггловским именем…

— Том, — заулыбалась она. — Я бы назвала его Том. Как тебя.

— Ну что же, значит, Том, — невесело улыбнулся Том Марволо Риддл. — Поправляйся, а мне пора, — и он поднялся с места.

— Но ты же вернёшься? — спросила она испуганно. — И мы вернёмся домой? Втроём? Да же, Том?

— Я вернусь, — пообещал он. Он действительно собирался вернуться — поскольку еще не решил, что с ней делать дальше. С ней — и с самим собой. — Я обязательно вернусь за вами.

Вернулся в Хогвартс… в свой Хогвартс Том к вечеру — в полном смятении чувств. Его мать-маггла оказалась ведьмой, его чистокровный отец оказался магглом, зато подтвердились подозрения Тома о родстве с одной из древних чистокровных семей из «Священных двадцати восьми». Надо же, Гонты. Прямые потомки Слизерина. Гонты, о которых в Магической Британии почти позабыли, считая, что род пресекся. Интересно, почему это произошло? Том твердо решил посмотреть на своих новоявленных родственников — сначала издали, помня неподдельный ужас этой... женщины. Как хоть ее зовут? Том совсем забыл спросить, впрочем, ее имя никакой роли не играло. А вот его дед — Марволо Гонт, который, по словам этой... матери, мог убить внука-полукровку, был куда интереснее. И папочка-маггл... Том заскрипел зубами. С папочкой тоже следовало встретиться, обязательно! Вернувшись в свое время — спасибо хроновороту Салазара, Том, к великому своему облегчению, никого не встретил, пробираясь в свою спальню. Ему повезло — соседи спали крепким сном довольных жизнью людей. А наутро...

…Ральф Лестрейндж за завтраком спросил Тома:

— Мама согласна отпустить тебя к нам на рождественские каникулы?

Том потерял дар речи.

— Ага, вот прямо сейчас она просто так его и отпустит, — хмыкнул Мальсибер. — Я тебе говорил: надо было их вдвоём приглашать. К нам-то придёте в Новый год? — спросил он. — А то пока отец приглашение отправит — ты же знаешь его манеру тянуть до последнего — я весь изведусь.

Том, кажется, впервые в жизни не понимал, что происходит. Даже если допустить, что приюта в его жизни не было — чему он был только рад, разумеется — то приглашать их в гости вдвоем? С этой... косоглазой уродиной, да еще и дурой? Мерлин, да ведь такая мать — позор немногим меньший, чем отец-маггл. И Лестрейнджи приглашают их обоих? Или... может, здесь его кто-то усыновил кто-то из родственников матери? Вряд ли дед, тот скорее убил бы внука-полукровку, но кто-то не столь помешанный на чистоте крови?

— Эй! — хлопнул его по плечу Мальсибер. — Ты с нами?

— Нет, — смеясь, сказал Лестрейндж. — Он со змеями.

— Да ну тебя к дракклам, — пробурчал тот, передёргивая плечами — и спросил Тома с подозрением: — Ты точно никого к нам опять не принёс? Я предупреждаю: увижу ещё раз змею в спальне — отрежу башку мгновенно!

— Давно пора, — суховато усмехнулся Нотт. — Я как вспомню ту болотную гадюку, которая решила погреться у меня на подушке...

— Родную душу почуяла, — высокомерно хмыкнул Эйвери. — Вот и пришла погреться.

Все рассмеялись, а Мальсибер с отвратительной настырностью снова спросил:

— Так придёте вы к нам на Новый год? Или кто-нибудь уже перебил приглашение?

— Мне надо обсудить это с матушкой, — дипломатично ответил Том, — и нам пора на Зелья — Слагхорн обещал контрольную работу.

— Обещал — даст, — кивнул Лестрейндж, а Мальсибер добавил:

— Сегодня с тобой в паре я! — и, вскочив, показал не слишком приличный жест недовольно насупившемуся Лестрейнджу. — А маму спроси — я тогда отца потороплю, чтобы он прислал приглашение.

— Я тоже потороплю, — сощурился Лестрейндж. — Ты тут не один желаешь заполучить их обоих на праздники.

Во время урока Том продолжал искоса наблюдать за однокурсниками. Так вот, значит, как выглядят побочные эффекты от его вмешательства в прошлое! Его мать осталась жива, он не попал в приют — и что? Его однокурсники никогда раньше не вели себя с ним так... свободно, по-дружески! Их отношения раньше были несколько иными, и уж точно ни старшие Лестрейнджи, ни родители Мальсибера никогда и ни за что не стали бы приглашать его в гости.

— Эй, — нетерпеливо проговорил Мальсибер, дёргая его за рукав. — Я, конечно, не специалист, но оно точно должно быть такого цвета? — он указал на котёл, в котором медленно булькало зеленеющее прямо на глазах зелье.

Мерлин! Том посмотрел на котел, который прямо на глазах превращал его обычное «Превосходно» по Зельям в «Выше ожидаемого». Ничего себе он задумался... Нет, все-таки насколько раньше ему было проще — не требовалось сводить в уме многоходовые комбинации прямо на уроках, система сдержек и противовесов, установленная им еще с первого курса, работала идеально, и Тому было достаточно только регулярно ее контролировать — а что сейчас? Задумался о странно изменившихся обстоятельствах — и пожалуйста, чуть не запорол зелье, так что даже не самый лучший, мягко говоря, зельевар Мальсибер забеспокоился. Том торопливо убавил огонь и наложил охлаждающие чары на поверхность котла, помешивая зелье против часовой стрелки — он давно заметил, что так можно слегка нейтрализовать воздействие слишком высокой температуры. Угрожающая зелень неохотно начала уступать место нужному голубоватому оттенку. Том облегченно вздохнул. Дракклова ведьма! Драккловы родственнички! Драккловы однокурсники, ломающие давно установившуюся картину мира!

— Ты чего такой злой? — поинтересовался Мальсибер. — Я аж боюсь с тобой сидеть рядом... с Аббот, что ли, опять поссорился?

— Я поссорился с Аббот? — медленно повторил Том. Этого еще не хватало! Девицы начали поглядывать на него еще с прошлого года — но он предусмотрительно не выделял из них ни одну. А уж связаться с хаффлпаффкой Аббот, которая смотрела на него с робким восторгом... зачем? Что она могла ему дать, кроме щенячьего обожания? Жениться на ней ему бы никто не позволил — да Том и не рвался.

— Вот и я тебя спрашиваю, поссорился или нет, — кивнул Мальсибер. — Ты обычно такой злой бываешь только после ваших ссор. Что, она тебя опять в шахматы обыграла? — тихо рассмеялся он — и тут же покосился на зелье.

— И как, по-твоему, мы часто ссоримся? — Том вдруг злорадно усмехнулся. А ведь в новой реальности он теперь оказался наравне не только с Аббот, но и с остальными потомками «священных двадцати восьми» — с Яксли, Краучами, Эйвери... Он покосился на как обычно высокомерную физиономию Эйвери. Вот уж кто не меняется ни в одной из вероятностей!

— Ну, — задумался Мальсибер, тоже, видимо, в любой реальности избегающий резких формулировок. — Поскольку ссоритесь вы, насколько я понимаю, либо из-за шахмат, либо из-за квиддича, это, в общем, не очень часто, — ответил он довольно загадочно — и, снова покосившись на зелье, опять спросил: — А оно точно должно быть таким, — он задумался, — спокойным?

— Мордред! — не выдержал Том, оценив масштаб катастрофы. Зелье, оставленное без внимания, перешло в категорию «Удовлетворительно» — и вот-вот могло быть оценено «Слабо». Дернуло же Мальсибера пристать со своими расспросами! Том торопливо швырнул в зелье одну иглу дикобраза и пару раз помешал по часовой стрелке.

— Молодые люди, у вас всё в порядке? — поинтересовался подошедший к ним Слагхорн. — Я смотрю, Том, ты решил научить своего друга варить зелья самостоятельно? — поинтересовался он с добродушной улыбкой. — Для первого раза результат неплохой — и всё же, — он покачал головой и укоризненно на него посмотрел.

— Да, профессор, вы совершенно правы, — почтительно улыбнулся Том. — Но друзьям надо помогать, не так ли? — он подумал, что зельевар из Мальсибера — как дамский угодник из зануды Крауча или мыслители из Крэбба с Гойлом. Интересно, передаются ли эти черты по наследству? И сын Мальсибера, того и гляди, даже в критической ситуации про безоар не вспомнит — а уж что из себя будут представлять будущие Крэббы и Гойлы… хорошо, если пару слов скажут без мычания.

— В свободное от уроков время, мой дорогой, в свободное время, — пропел Слагхорн, неторопливо двигаясь дальше по классу.

Как только он отошёл, Мальсибер сказал:

— Заметь — в этот раз я точно не виноват! Так что там у тебя с Аббот?

— Не сейчас, — прошипел уязвленный Том. — Я пытаюсь спасти это дракклово зелье.

— Молчу, — мирно кивнул Мальсибер, глядя в котёл безо всякого интереса.

Лестрейндж с Эйвери же, похоже, своё как раз завершили и, заскучав, с интересом смотрели в их сторону и о чём-то шептались.

Том посмотрел по сторонам. Все уже закончили работу — даже гриффиндорцы, традиционно не слишком успешные в зельях, и теперь смотрели, как он — лучший ученик Хогвартса! — пытается превратить этот кошмар во что-то приличное. Кретин МакЛагген уже начал хихикать, толкая в бок своего приятеля Септимуса Уизли. Гойл и Крэбб неподалеку от них тупо смотрели на бурую жижу в своем котле, Вальбурга Блэк гневным шепотом что-то доказывала своей кузине Лукреции, франт и сноб Абраксас Малфой со скучающим видом вертел в пальцах павлинье перо…

— И-и-и... время! — провозгласил Слагхорн. — Прошу вас сдать результаты.

— Ну, извини, — виновато проговорил Мальсибер. — Но я ведь и правда ни при чем! Это всё Аббот!

— Ну-с, приступим! — провозгласил Слагхорн, когда все образцы зелий оказались на его столе. — Сначала Слизерин. Лестрейндж, Эйвери — «Превосходно». Нотт, Малфой — «Превосходно». Пьюси, Паркинсон — «Выше ожидаемого». Флинт, Монтэгю — «Слабо». Блэк Вальбурга, Джагсон — «Превосходно». Блэк Лукреция, Розье — «Выше ожидаемого». Крэбб, Гойл — «Тролль», господа — как обычно! Пиритс, Уилкинс — «Выше ожидаемого». Мальсибер, Гонт — «Выше ожидаемого». Теперь Гриффиндор…

— Ну, видишь — а ты волновался! — радостно прошептал Мальсибер. — Выше ожидаемого! Всё отлично!

— Гонт? — медленно произнес Том, не веря своим ушам.

— Ну ладно, — Мальсибер сник. — Извини. Но выше ожидаемого — это не так уж и страшно... ну, будет за тобой одно не «Превосходно» — подумаешь... нет, я понимаю, что Гонты получают только высшие баллы — как Лестрейнджи и Эйвери, — продолжал болтать он, — но, с другой стороны, должно же быть в жизни хоть какое-нибудь разнообразие, верно?

Том молча кивнул в ответ и подумал, что разнообразия в этой его новой реальности уже достаточно много — но в целом, она нравится ему гораздо больше прежней. Поэтому нужно сделать все, чтобы ее закрепить — быть Гонтом в Магической Британии намного лучше, чем носить маггловскую фамилию Риддл и жить в приюте. А значит — надо снова вернуться в прошлое и позаботиться о том, чтобы эта... его мать была здорова и благополучна. Надо... надо забрать ее из Мунго и где-нибудь поселить. И где ему, спрашивается, взять на это деньги?

Утром первого января 1927 года Том снова был в Мунго. Перед этим он прошёлся по маггловским улицам и вытянул бумажник из кармана одного солидного маггла (если вы думаете, что живя в приюте, вы не научитесь таким элементарным вещам — то вы сильно ошибаетесь! Том предпочел бы Конфундус, но решил не рисковать напрасно — не хватало из-за жалких маггловских денег привлечь внимание Аврората) и часть фунтов обменял на галеоны в Гринготтсе. Пожалуй, надо будет сравнить цены в двух мирах — у магглов жить вышло бы явно дешевле, но и волшебные деньги в запасе не помешают.

Том поднялся в палату к себе маленькому и своей... матери. Кстати, надо бы узнать, как ее зовут. Гонт — понятно, а имя? С этого вопроса он и начал.

— Как тебя зовут? — спросил он, войдя в палату и поздоровавшись.

— Том? — спросила она неуверенно, подслеповато сощурясь.

— Том, — усмехнулся он, презрительно глядя на нее. Сейчас, в палате, чистая и переодетая в больничную одежду, она уже не казалась бродяжкой — но некрасива была до изумления. — Том Марволо Риддл. Собирайся, вам с ребенком надо уходить — не оставят же тебя жить в Мунго.

— Ты... Ты не Том, — проговорила она, медленно качая головой и подтягивая одеяло к груди, словно бы защищаясь. — Ты очень похож на него — но ты не Том... у тебя чужой голос...

— Еще бы я не был похож, — скривился Том, — на собственного папашу. Я, правда, сего джентльмена ни разу в жизни не видел, но как раз собираюсь исправить это досадное упущение. Давай, собирайся, — прошипел он на парселтанге, бросая ей на грудь трансфигуриванные из обрывков пергамента простынку и одеяло для ребенка.

Меропа вздрогнула и так побелела, что, казалось, она вот-вот упадёт в обморок. Младенец проснулся вдруг и заплакал — громко и требовательно, и она, потянувшись к нему, взяла его на руки и прижала к себе, одновременно отодвигаясь от Тома.

— Вы... Я не понимаю, — прошептала она, делая правой рукой ищущее движение, словно пыталась отыскать что-то, что непременно должно было быть под рукой.

Палочка.

Она искала свою палочку — которой при ней не было в тот момент, когда они встретились с Томом.

— Да Мерлин! — не выдержал Том. — Что ты не понимаешь? Я твой сын — вот этот, который у тебя на руках. И я вчера не дал тебе умереть, чтобы он не вырос, как я, в сиротском приюте, когда ты предала его! Предала меня! Бросила своего сына у омерзительных магглов, а сама просто решила сдохнуть! Вставай, мне вас еще где-то устроить надо, — закончил он зло.

— Ты... сын? — непонимающе проговорила она, переводя взгляд с плачущего у неё на руках ребёнка на стоящего рядом Тома. — Но ты... как же... ты же вот, — она опять посмотрела на малыша и её губы дрогнули — и Том вдруг заметил, что она совсем юная, едва ли не ровесница ему... ну, может, старше года на два-на три. Совсем девчонка, худая, бледная и до смерти, кажется, перепуганная и измученная.

— Я пришел из будущего, — сердито ответил Том. Мерлин, легче Крэббу с Гойлом втолковать, что такое принципы трансфигурации. — Я нашел хроноворот, наследие Салазара — и пришел сюда в день своего появления на свет. Удачно, надо сказать, пришел — не успей я вовремя, ни тебя, ни его... то есть меня, уже не было бы в живых. Пойдем, — вздохнул он, — я позабочусь о вас обоих. О нас позабочусь... больше, как я уже успел убедиться, делать это некому.

— Ты... ты и правда Том? — спросила она и недоверчиво, и с надеждой. — Ты же... ты так похож на него... — её губы задрожали, а на глаза набежали слёзы.

— Мордредов хрен! — простонал Том, сам удивившись этой совершенно ему несвойственной формулировке. — Магией клянусь, что меня зовут Том Марволо Риддл, я родился тридцать первого декабря двадцать шестого года в приюте Вула! Люмос! — он зажег на кончике своей палочки огонек и посмотрел на Меропу.

— Том, — прошептала она, робко протянув к нему руку. — Ты вырос в приюте... но почему же... я была уверена, что они тебя заберут... Риддлы... прости меня, — она заплакала.

— Прощу, — сказал с трудом удерживающийся от применения Конфундуса Том, — когда мы уберемся отсюда. Ты знаешь, что пребывание в чужом времени очень опасно? А я из-за споров с тобой очень рискую, — он тяжело и очень печально вздохнул.

— Я... я не хотела, чтобы так получилось, — торопливо проговорила она, кладя, наконец, орущего младенца на кровать и суетливо начиная заворачивать его в пелёнку. Младенцу это не нравилось, он продолжал кричать и дёргать красными от напряжения ручками и ножками, и у неё никак не получалось его завернуть.

— Тише, — прошипел Том самому себе на парселтанге. И, повернувшись к матери, требовательно спросил: — Где ты жила, до того, как он... я родился?

— С Томом... Мы сняли дом в городе, — сказала она, виновато взглянув на Тома. — Я люблю его... понимаешь? — робко спросила она, впервые попытавшись посмотреть ему в глаза. — Но я ему не нужна... я... я зачаровала его — амортенцией... но я не могла больше так с ним...

— Где именно в городе? — с интересом спросил Том. Вопрос о любви, амортенции и прочей бессмыслице он решил не обсуждать. Нужен тебе этот маггл Том Риддл — так используй его в свое удовольствие, причем тут любит-не любит. Все-таки эта... его мать редкостная дура. Хорошо, что он и в этом, не только во внешности явно пошел в неизвестного папочку-маггла. Пока еще неизвестного — но Том собирался с этой неизвестностью покончить. Скоро, очень скоро. В конце концов, развлекшийся с его матерью маггл должен заплатить за то, что посмел её вышвырнуть. Её и не рожденного еще Тома.

— В Лондоне... Вернее, в пригороде... в поместье Том не хотел. У них поместье неподалёку... неподалёку от нас, — заговорила она торопливо. — Он часто ездил мимо нашего дома, Том. Например, на охоту... и когда он на мне женился, мы жили в их доме, а потом... а потом я не смогла, просто не смогла больше врать ему, — она снова заплакала и, закончив пеленать немного притихшего, но всё равно недовольно хнычущего младенца, совсем не стесняясь Тома, начала, наконец, одеваться.

— И ты шла до Лондона пешком из этого пригорода? — изумился Том. — Рискуя жизнью своего ребенка? — Мерлин, да она еще большая дура, чем думал Том прежде.

— Не сразу, нет, — покачала она головой — и попыталась объяснить торопливо, запинаясь и путаясь в словах: — Я... Мы с Томом… с твоим отцом вместе в пригороде жили, в съемном доме, а потом, когда Том… когда я... Я потом... я в гостинице жила несколько дней... или недель... Том, прости, я не помню, — она виновато коснулась его руки.

— Твои вещи остались в гостинице? — деловито поинтересовался Том. — Адрес помнишь? Впрочем, даже если не помнишь... — он пожал плечами. Придется лезть к ней в голову, если не вспомнит. А затем, вспомнив зацепившую его фразу, уточнил: — После свадьбы? То есть вы с ним были женаты?

— Были, конечно, — она, кажется, удивилась. — Только я не уверена, что это считается, — сказала она очень тихо. — Брак, заключённый под амортенцией...

— А вот это уже детали, — широко и очень злорадно улыбнулся Том. Кажется, все складывалось неплохо, весьма неплохо. Для магглов он — законный сын этого Риддла, надо только найти доказательства — бумаги, записи о заключении брака в церковных книгах или в мэрии…. Он вспомнил сплетни воспитателей в приюте, обсуждавших дуреху, родившую без венчания и пытавшуюся заставить своего сожителя признать ребенка. А вот для магов он — Гонт. Настоящий, кто там раскопает правду об отце маггле? И от кого его, Тома Гонта, родили и при каких обстоятельствах, никого не касается. Захотела чистокровная ведьма родить ребенка — и родила. Кому какое дело?

— Том, — сказала Меропа очень встревожено. — Что ты хочешь сделать? Не обижай его, Том! — вдруг взмолилась она, будто ощутив в нём что-то тёмное и опасное. — Том, пожалуйста, я прошу тебя...

— Ну что ты, — ослепительно улыбнулся Том, — я вовсе не собираюсь никого обижать. Я, можно сказать, принесу благую весть, — он вспомнил проповеди в церкви, на которые их гоняли каждые выходные, и еще раз повторил: — Исключительно благую весть!

Он быстро осмотрел свою спутницу, скривился при виде ее одежды, торопливо трансфигурировал уродливое маггловское пальто в приличную зимнюю мантию и распахнул дверь: — Прошу вас, мадам!

— Ты обещаешь мне? — тревожно спросила она, недоверчиво оглядывая свою новую одежду и беря на руки младенца. — Обещаешь? Куда мы пойдём? Что ты хочешь сделать? — засыпала она его вопросами.

— Ну конечно, — Том легко улыбнулся, не добавив ничего про обещание. Люди — что магглы, что маги — так легковерны, просто грех не воспользоваться. — А пойдем мы за твоей волшебной палочкой, другими вещами — и надо найти вам новое жилье. У тебя, между прочим, ребенок, — наставительно сказал он Меропе, — который должен жить в тепле, сытости и заботе. У меня никогда ничего подобного не было — так пусть будет хоть у него, — он заставил свой голос дрогнуть и отвернулся в сторону, пряча глаза. Пусть дуреха думает, что он скрывает слезы.

... — Что ты еще натворил, Том? — брюзгливо поинтересовался за завтраком Томас Риддл-Старший. — Помимо того, что разорвал помолвку в прошлом году? Что это за миссис М. Риддл, интересы которой представляет некий мистер Т. Джонс? — спросил он и продемонстрировал наследнику полученное утренней почтой письмо.

Риддл-младший похолодел.

Отцу, который только недавно вернулся из колоний, он сказал, что была лишь помолвка, благо, свадьба была почти тайной. Он собирался оформить развод — да вот не успел... а эта дрянь, эта... ведьма! теперь... Господи, неужели она решила чего-то потребовать? Дура! Ладно... ничего — он просто откажется от собственного отцовства и обвинит её в измене. И разведётся. И всё. Очень просто... что он, свидетелей не найдёт?

— Ну, — ответил он осторожно. — Сказать по правде, это была... не совсем помолвка.

— Что значит — не совсем помолвка? — мистер Риддл отложил в сторону прочитанное письмо и тяжело посмотрел на сына.

— Ну, — Томас представил, что будет, если он расскажет отцу, что его... невестка, что уж теперь — ведьма. — Я как раз занимаюсь разводом, — буркнул он.

— То есть ты все-таки женат? Не помолвлен, а именно женат? — старший Риддл поморщился. — Сударыня, — обратился он к супруге, — поздравляю вас. Наш единственный сын — идиот.

— Яблоко от яблони, — немедленно ответила та, никогда не отличавшаяся ни мягкостью характера, ни сдержанностью языка. — Ты ему всё позволял — и посмотри, что из этого вышло!

— Вышло просто замечательно, — парировал ее супруг, — особенно если учесть, что во время моего отсутствия — и при полном вашем попустительстве, наш наследник умудрился жениться. Интересно, на ком? — перевел он взгляд на сына. — Кого ты осчастливил нашей фамилией? Судя по твоим увлечениям — певичку, актриску, или, может быть, продавщицу — если не служанку?

«Ведьму, — снова подумал Томас-младший. — Вот сказать бы сейчас, ведьма, мол...»

Но он не сказал такого, конечно — просто пожал плечами:

— Соседку. Из Гонтов.

И замолчал, прекрасно представляя себе, что сейчас начнётся.

— Из кого? — не понял отец. — Каких еще... из чокнутых Гонтов? — ахнул он. — Да-а, — протянул Риддл-старший, — Похоже, я тебя недооценил. Пожалуй, любая горничная была бы просто прекрасным выбором.

— Она забеременела, — буркнул Томас-младший, прекрасно понимая, что это ни в коем случае не аргумент. Но что он должен был сказать? Что она ведьма?!

— Что? — медленно и тяжело сказал отец. — Она забеременела? И ты, вместо того чтобы вышвырнуть её, или, в крайнем случае, дать ей денег и найти врача — додумался жениться? Ты вообще понимаешь, что ты натворил? Тебе знакомо слово «майорат», безмозглый кретин?

— Майорат? — побледнев, переспросил Томас.

Как-то он совершенно об этом забыл... но, в конце концов, может быть, там будет девочка? Или просто можно не признавать ребёнка... обвинить жену в измене — и не признать... хотя лучше бы девочка, конечно...

— Я надеюсь, беременность не закончилась рождением сына? — глянул на него отец.

— Не знаю, — неохотно признался Томас. — Я её выставил из дома ещё до родов! Я вообще не уверен, что это мой ребёнок! — добавил он зло. — И намерен с ней развестись!

— То есть — ты сначала женился, потому что эта... девка забеременела, а потом выставил ее, беременную, из дома? — уточнил отец. — Неудивительно, что этот мистер Джонс в письме намекнул, что твоя история может просто украсить местную прессу. Уверяю тебя, что она будет темой для разговоров наших дражайших соседей на пару десятилетий. Какой позор...

— Она ведьма, — не сдержался, наконец, Томас. — Ты не понимаешь, отец! Она просто опоила меня и...

— Совсем прелестно, — отец посмотрел на него как на кучку грязи посреди безупречно чистой гостиной. — Нищая девка из ненормальной семейки на болотах, да еще и ведьма. Дальше уже просто некуда. А потом будут говорить, что Риддлы летают на шабаш и поклоняются Сатане.

— Не произноси этих слов при мне, — поджала губы миссис Риддл, кичившаяся своей набожностью.

— Ты не понимаешь! — вспылил Томас-младший, и его красивое лицо исказилось от гнева. — Она действительно ведьма! Самая настоящая!

— И летает на метле, — презрительно сказал отец. — И пляшет голой — в полнолуние. Интересно, в кого ты такой идиот?

— Не знаю я ничего про метлу — не видел, — совсем разозлился Томас-младший. — Но любовное зелье она мне подлила — иначе бы я разве женился... да вообще посмотрел бы на неё, как ты думаешь?! — почти что прокричал он.

— А, это теперь так называется, — презрительно протянул отец. — Неумение держать штаны застегнутыми, конечно, вызвано именно любовным зельем. Служанки в Оксфорде тоже поголовно были ведьмами. И все подливали тебе зелье, да-да. И еще была дочка одного из арендаторов — кому тогда пришлось заминать скандал?

— Это другое! — воскликнул в отчаянии Томас. — Они были... да ты бы видел её — с такой можно только...

— Томас! — возмущённо воскликнула его мать, и он прикусил язык. Действительно, обсуждать подобные вещи при женщинах недопустимо — но, с другой стороны, он ведь говорит чистую правду!

— Это правда, — безнадёжно проговорил Томас-младший.

— Ну что же, — подвел итог отец, — подождем этого мистера Джонса и выслушаем, чего от нас хочет твоя дражайшая супруга. Будем надеяться, что удастся заплатить ей небольшие отступные, если у нее родилась дочь. А вот если родился сын...

— Да я не признаю его просто — и всё! — вновь заговорил Томас-младший.

— Идиот, — снова повторил отец. — Она твоя законная жена. И её ребенок — твой.

— Пусть докажет! — усмехнулся Риддл-младший очень нехорошо. — А если даже и да — так заберу ребёнка и дело с концом. Она его даже и не увидит никогда больше.

— Посмотрим по обстоятельствам, — ответил отец.

…Мистер Джонс прибыл в поместье Риддлов на следующий день. Был он высоким, желчным, с тихим голосом, хозяина дома рассматривал с каким-то исследовательским интересом, а при виде любимого сеттера мистера Риддла, устроившегося у ног хозяина, его глаза на мгновение торжествующе вспыхнули.

— Мистер Джонс, — вежливо, но при этом довольно сухо поприветствовал его Риддл-старший. — Чему обязан?

— О, я хочу показать вам парочку любопытных документов, — слегка усмехнулся мистер Джонс. — Это, разумеется, всего лишь копии — а что касается их подлинников, то они увидят свет... или не увидят. Все будет зависеть только от вас. Вот, полюбуйтесь: свидетельство о браке, — начал он выкладывать бумаги на стол. — Свидетельство о рождении — чудный мальчик, Том Риддл-младший. Весь в отца. Выписка о праве собственности на землю — Гонты владеют своей землей со времен Вильгельма Завоевателя. Старая семья, очень старая... Слегка эксцентричная — но это их право. Показания хозяйки гостиницы, где жила миссис Риддл. Добрая женщина, узнав, что ее постоялицу, бедную сиротку, выгнал из дома муж — беременную, без денег, без вещей, пришла в ужас... Показания водителя автобуса, который из жалости довез бедняжку до Лондона. Черновик статьи «Ужасный век, ужасные сердца». Планируется целый цикл — вы почитайте, почитайте!

Мистер Риддл-старший глубоко и шумно вздохнул. Что ж поделать... видно, не такой уж глупой оказалась эта «несчастная сиротка». Хотя... стоп — почему она, собственно, вдруг сиротка?

— К чему вы всё это? — спросил он, наконец, отодвигая от себя бумаги. — Мой сын имеет все основания сомневаться в своём отцовстве. Что и послужило, должен отметить, причиной изгнания вашей клиентки из этого дома.

— Ну, так если ваш сын имеет такие основания — то пусть представит доказательства, — по-звериному оскалился мистер Джонс. — Я так понимаю, что по-хорошему договариваться вы не хотите. Ну что же, будем договариваться по-плохому. — Он зашипел — и в ответ послышалось шипение от дверей и окон. — Позвольте вам представить моих добрых знакомых. Болотные гадюки — чудные создания. Живут рядом с вашим домом, по соседству... и по-соседски зашли в гости. Сидеть! — прошипел он на попытавшегося встать мистера Риддла, и тот почувствовал, что не может пошевелиться. — Кто из присутствующих послужит поучительным примером? Начнем, пожалуй, с собачки...

Сеттер, зарычав, встал в охотничью стойку и попытался было схватить метнувшуюся к нему гадюку, но не успел и вдруг пронзительно заскулил, когда её зубы впились ему в лапу.

— В следующий раз на месте собачки будет ваш сын, — проинформировал мистер Джонс, с удовольствием гладя по голове подползшую к нему гадюку. — Спасибо, милая, — и он снова зашипел что-то, отчего все гадюки, за исключением этой и еще двух, замерших у дверей, бесшумно исчезли.

Мистер Риддл сейчас больше всего на свете хотел бы просто перекреститься, но так и не мог шевельнуть даже кончиком пальца. Так же, как не мог ничего и сказать...

— Так что вы мне ответите, мистер Риддл? — мистер Джонс оторвался от зрелища скулящей собаки, быстро, как-то по-змеиному, облизал губы и повернулся к хозяину дома. — Стоит ли жизнь вашего единственного сына денежной помощи для его законной жены и ребенка? Заметьте, я вовсе не настаиваю, чтобы вы приняли их в своем доме.

— В-вы... к-кт-то в-вы т-так-кой? — обнаружив, что может, наконец, говорить, запинаясь, выдохнул мистер Ридл.

Вот сейчас слова сына о том, что его жена — ведьма уже не казались ему пустыми.

— Я? — усмехнулся мистер Джонс. — Я близкий родственник жены вашего сына, скажем так. И я все сделаю для того, чтобы она и её ребенок были живы и здоровы. И вам очень повезло, — он опять по-змеиному облизнулся, — что я пришел к вам сейчас, а не шестнадцать лет спустя.

Сказать то, что он думал, мистер Риддл попросту не рискнул. Вместо этого он коротко... очень коротко спросил:

— Чего именно вы хотите?

Сын! У этой ведьмы родился сын! А это значит, что его внук — может быть, тоже... как это называется-то? Женщина — ведьма, а мужчина... колдун? Он вдруг вспомнил, что очень давно не был в церкви — и вот вам, пожалуйста... наказание. Нет, надо... надо пожертвовать... много. И освятить тут всё. И вообще... Но как же быть теперь, раз они женаты?!

— Денежной суммы, достаточной, чтобы Меропа Гонт, ныне миссис Риддл, могла спокойно воспитывать своего сына, — любезно проинформировал его мистер Джонс и, достав из кармана плаща серебряную фляжку, сделал оттуда щедрый глоток.

— Я предложу сделку, — решительно проговорил мистер Риддл. В конце концов, колдун перед ним или кто ещё, а он обязан позаботиться о будущем своей семьи в целом и идиота-сынка в частности. — Я заплачу вашей доверительнице достаточно, чтобы она ни в чём не нуждалась — но она согласится тихо расторгнуть брак и дать сыну свою фамилию. Иначе, — он нахмурился, — мы просто вынуждены будем забрать у неё ребёнка.

— Ну что же, — задумчиво произнес мистер Джонс, — меня это вполне устраивает. Но упаси вас Мерлин попытаться как-то навредить её ребенку! Умирать вы будете долго...

— Поверьте, — шумно выдохнул Риддл-старший, услышав это мерзкое «Мерлин», — нам не нужен этот ребёнок. Достаточно будет её признания в том, что мой сын ему не отец.

— А вот этого, господа, вы не дождетесь, — вызверился на него мистер Джонс.

— Но как вы себе это представляете?! — возмутился Риддл-старший. — Вы же адвокат — как, по-вашему, мы можем оставить в покое нашего внука и сына? Это же невозможно! Мальчик не может разом и быть признан как наш внук — и не носить нашу фамилию! И не жить здесь в первом случае он тоже не может! Вы же знаете наши законы, вы знаете наше общество — как вы себе представляете это, а?!

— Мне плевать и на ваши законы, и на ваше общество, и на вас самих, — мистер Джонс поднялся с места и сунул руку в карман. — Итак, договориться не получилось, — равнодушно констатировал он. — Тогда Меропа Гонт станет богатой вдовой — а вы все прямо сейчас умрете.

— Да погодите же! — торопливо проговорил Риддл-старший. — Подумайте о ребёнке! Ему жить здесь, — он быстро перевёл дух. — Как он будет объяснять окружающим свой статус?

— Вот как раз он здесь жить не будет, — мистер Джонс вынул руку из кармана, поднял с пола змею и намотал себе на шею. — И свой статус он будет объяснять в другом месте и совсем другим людям.

Мистер Риддл быстро и истово перекрестился, однако же это не помогло: ни его жутковатый посетитель, ни змеи не обратили на этот жест никакого внимания.

— То есть, — спросил Риддл, — она уедет? Но зачем же тогда, — быстро заговорил он, — ей привязывать сына к нашей семье? Могут возникнуть проблемы... не проще ли ей, к примеру, сказаться вдовой? — предложил он. — Я мог бы помочь с этим... указать в роли отца мальчика какого-нибудь недавно почившего приличного человека...

— Так можно вполне реально сделать её вдовой, — пожал плечами мистер Джонс. — Я тоже мог бы... помочь с этим. Её проблемы — это её проблемы, и вас они никак не касаются. Если все пойдет нормально — ваш сын тихо разведется, женится снова — и никто никогда не узнает о том, что он был женат. Но делать вам такой подарок — объявлять сына Меропы незаконнорожденным — ни за что. Считайте это воздаянием за грехи.

Нет, это было каким-то безумием... ладно. Пожалуй, он сейчас согласится — а потом подумает, что со всем этим делать. В конце концов, жизнь длинная…

— Хорошо, — сказал старший Риддл. — Раз вы предпочитаете диктовать условия, а не договариваться — пускай будет по-вашему.

— Я сам предпочел бы вас убить, — любезно улыбнулся ему мистер Джонс, — и договариваюсь я с вами только потому, что миссис Риддл просила «Не обижать Тома!» — протянул он издевательским тоном.

— Как скажете, — сухо ответил Риддл-старший.

Если б не чёртов майорат! Надо будет... в конце концов, возможно, теперь придётся что-то делать с их земельным статусом. Если это, конечно, возможно... а всё потому, что его безмозглый сынок попался на глаза чёртовой ведьме!

Ну, ничего. Ничего... У него ещё есть время — он с ней разберётся. И с ней — и с этим... ребёнком.

Слова же о том, что его невестка ещё и просила «не обижать их», Риддла-старшего оскорбили — но показывать это он, конечно, не стал.

— Вот и прекрасно, — кивнул головой мистер Джонс. Глаза его сузились, он наклонился к Риддлу-старшему и прошипел: — И на будущее — ваш сын умрет на следующий день после смерти Меропы или ее сына, если с ними вдруг что-то случится. Считайте это моим свадебным подарком.

Он ушёл прежде, чем мистер Риддл успел сказать что-либо ему вслед — и вместе с ним исчезли и все его змеи.

— Да вызовите, наконец, слуг! — поджав губы, сказала вошедшая в комнату почти сразу после ушедшего Джонса миссис Риддл. — Пусть приберут в комнате после этого... циркача со змеями. И отвезите кто-нибудь Дика к ветеринару — не мне же этим заниматься.

— Да уж не тебе, — очень зло бросил своей жене донельзя взбешённый мистер Риддл — и заорал: — Джек! Немедленно отвези Дика к ветеринару — и если я узнаю, что его пришлось усыпить из-за твоей недостаточной расторопности, я тебя вышвырну с такими рекомендациями, что ты работу не найдёшь даже на фабрике! Иди скажи Нику, чтобы тебя отвёз, — он развернулся на каблуках и прокричал: — Том! Немедленно спустись к нам! Хелен, позовите моего сына! — приказал он горничной.

— Ну, как все прошло? — спросил Томас, войдя в комнату. И с надеждой спросил: — Вы прогнали этого дешевого шантажиста?

— А для тебя у меня будет особенное задание, — нехорошо усмехнулся Риддл-старший. — Ты сетовал, что тебе нечем заняться? Ну, так я придумал тебе занятие — подозреваю, что на долгие годы. Раз ты умудрился жениться и заделать сына этой... женщине, — он не стал употреблять слово «ведьма», потому что не собирался признавать перед сыном своё поражение, — изволь теперь найти способ изменить статус нашей земли с майората на самый обычный. Потому что с нею-то ты разведёшься — но ребёнок родился в браке и потому остаётся наследником. Старшим наследником, — подчеркнул он, — если до тебя ещё не дошло.

— Так я же его не признаю — и пусть попробует что-то доказать, — Томас пожал плечами. — Кто ей поверит?

— Признаешь, — кривовато усмехнулся отец. — И нечего обсуждать больше. Признаешь — и разведёшься. И отправишься решать означенную проблему с майоратом. Тебе ясно? — гаркнул он так, словно находился перед строем, остро пожалев о том, что в своё время легкомысленно пренебрегал телесными наказаниями своего единственного наследника.

— Ясно, — удивленно сказал Томас. — Отец, мне деньги понадобятся...

— Ах, да, — пренеприятно заулыбался Риддл-старший. — Деньги. А деньги, мой дорогой сын, ты теперь будешь добывать самостоятельно. Сиречь зарабатывать. Ты ведь, если мне память не изменяет, имеешь диплом юриста? — он нехорошо сощурился. — Вот и используй его. Что же касается твоих изысканий по майорату — на них я тебе денег дам. Но! — он поднял вверх вытянутый указательный палец. — Ты мне отчитаешься за каждый пенни. Тебе ясно?

— Ясно, — кисло сказал Томас, понявший наконец, что его прежняя беззаботная жизнь закончилась — и все из-за проклятой ведьмы!

— Отлично! — его отец хлопнул в ладоши. — Иди тогда, собирайся! Отправишься в Лондон утром.

Старому дому, наполовину скрытому разросшимися деревьями, больше подходило наименование «халупа». Или «хибара». Был он неимоверно запущен, окна щерились осколками выбитых стекол, стены, сложенные из серого камня, позеленели от лишайников, в крыше зияли пробоины... И в то же время вокруг была установлена довольно умелая и крайне мерзопакостная защита — основанная на магии крови. На неожиданно крепкой входной двери была вкривь и вкось прибита змеиная шкура. Защиту Том прошел с легкостью и остановился на пороге перед закрытой дверью, брезгливо разглядывая родовое гнездо Гонтов.

— Даже маггловский приют выглядел приличнее, — проворчал он, глядя на змеиную шкуру. Вот это дражайшим родственничкам зачем?

В доме что-то грохнуло, и грубый мужской голос разразился ругательствами. Ему ответил второй — и через секунду между ними завязалась настолько грязная перебранка, которой, пожалуй, постеснялись бы даже пьяные гоблины.

Том, прежде чем войти, запустил в дом поисковое заклинание — и с удивлением обнаружил, что там находится всего один человек. «Он что, по каминной сети с кем-то ругается? — сам себя спросил Том. — Или...?»

Он распахнул дверь Алохоморой и вошел. Хозяин, высокий костистый старик, заросший черными волосами напополам с сединой, резко развернулся к нему и зашипел:

— За смертью пришел, маггловская тварь? — и вдруг, другим голосом, старик зашипел: — Отец! Это же тот маггл, с которым сбежала предательница крови! Заавадим его!

Дожидаться Авады Том не стал и, обезоружив родственничка, приложил его Инкарцеро.

— Ошибка вышла, — на парселтанге прошипел он. — Я пришел не за смертью — а со Смертью!

— Ты кто такой? — абсолютно не испугавшись и грязно его обругав, спросил старик, пытаясь выбраться из веревок.

— Кто я такой? — усмехнулся Том. — Том. Марволо. Риддл, — отчеканил он каждое слово.

— Ах ты...

Даже в приюте Том не слышал таких отвратительных выражений — старик явно не был лишен фантазии, правда, довольно узконаправленной, но зато удивительно извращенной.

— И это — чистокровный маг, считающий себя потомком Слизерина! — презрительно протянул Том. — Вырождение во всей красе.

— Я тебе сейчас покажу «вырождение»! — пообещал старик — и зашипел, призывая на парселтанге местных змей.

— Покажи, — охотно согласился Том, разворачивая появившихся змей назад. — А то вдруг я чего-то не заметил? — издевательски прошипел он, окидывая взглядом обстановку жилища и его хозяина. — Родовое гнездо Гонтов... воистину мерзость запустения. Марволо Гонт — да бродяги из Лютного выглядят, да и ведут себя достойней. Ах да, еще отсутствующий здесь Морфин Гонт, ныне гостящий в Азкабане, — добавил он с холодной издевкой. — Надо полагать, по сравнению с родным домом камера для него — просто шикарные апартаменты. Никого не забыл? — он насмешливо уставился на покрасневшего от ярости Марволо Гонта.

— Ублюдок! — прошипел, плюнув в него, старик. — Не знаю, кто ты такой, и почему у тебя лицо этого смазливого маггла, но я это узнаю! — угрожающе пообещал он.

Том взял трофейную палочку и с наслаждением наложил на мерзкого урода Круцио.

— Понравилось? — нежно улыбнулся он. — Ай-яй-яй. Не знаешь, кто я такой? А ты подумай — может, в твоей безмозглой башке что-то сложится? И кстати — я не ублюдок. Мои родители состоят в законном браке — чего я не могу сказать о твоих.

Старик взвыл, забившись в веревках, а когда Том снял заклинание, словно не в силах говорить по-английски, прошипел на парселтанге:

— Ты не смеешь со мной так! Не смеешь! Я — потомок самого Слизерина!

— Не смею? Я — не смею? — Том расхохотался. — Да Слизерин лично бы такого потомка заавадил, чтобы не позориться! — прошипел он в ответ. — Ничтожество, позорящее само слово «маг»! А эта дурочка еще тебя боялась, — он покачал головой. — И я надеялся увидеть сильного волшебника, а не опустившееся убожище!

— Так ты не маггл! — старик вновь попытался сбросить с себя веревки. — Ты посмел зачаровать мою дочь! Я тебя уничтожу, Риддл! Поганый грязнокровка! — он снова плюнул.

— Дошло, что я не маггл, — Том издевательски похлопал в ладоши. — Года не прошло. А больше ничего не дошло? Почему змеи меня послушались, почему я прошел кровную защиту, почему меня послушалась твоя палочка?

— Ты ублю-удок! — протянул старик — и вдруг мерзко, тоненько захихикал. — Может, даже и мой... Вот новость так новость! Ты решил прийти к папочке? — он снова задергался, пытаясь выбраться из веревок.

— Папочку я уже повидал, — Том усмехнулся. — Ничтожество, как и ты — другое, правда. Инкарцеро Максима! — добавил он, видя, что веревки ослабели. — Я вот думаю: оставить тебя так — и подыхай от голода и жажды, или сжечь тебя Адским пламенем, вместе с этой лачугой? Ее ведь проще отстроить, чем ремонтировать.

— Сожги! — расхохотался старик. — Сожги — и тебя отыщут авроры и посадят по соседству! Туда, куда они уже забрали одного моего сына! Ублюдки! — он разразился руганью.

— Вот только это меня и останавливает, — Том по-хозяйски осмотрел трофейную палочку. — Иметь запасную палочку очень удобно, — проинформировал он вновь обретённого родственничка. — Пожалуй, я оставлю ее себе — а вот твоему ублюдку придется поскучать в Азкабане еще пару лет. В одиночестве. А когда выйдет — отправится на свидание с тобой. И со Слизерином, разумеется — хотя мне кажется, что Слизерину эта встреча будет не по душе. А тебя я оставлю здесь, Марволо. Не хочу пачкать руки убийством кровного родича — это чревато проклятьем. Так что я даже прикажу змейкам тебя освободить — и живи без палочки, как жалкий маггл. Сдохнешь и сам, причем скоро.

— Отдай! — истошно заорал старик. — Не смей трогать! Отдай!

— Неужели? — Том рассмеялся. — Вот так прямо и отдай?

Он с презрением смотрел на опутанного веревками старика. А ведь его нельзя оставлять в живых, подумал он вдруг — он опасен для маленького Тома. Опаснее Риддлов — тех он запугал достаточно, да и в магический мир им хода нет. Из всех его родственников-магов относительно нормальной была только мать — если не считать ужасающей пугливости и невежества. Надо будет приглядывать за тем, как она будет воспитывать сына — не хотелось бы вырасти в ее жалкое подобие.

Том поглядел на покрасневшее от ярости лицо старого Гонта и вкрадчиво сказал:

— А после вашей скорой смерти и после смерти Морфина я стану Гонтом. Я — полукровка, которых вы так презираете. Нравится?

— Убью-у-у! — взвыл старик, снова бешено задёргавшись. Веревки вдруг затрещали, а потом лопнули — и Марволо, сыпля проклятьями, но теперь уже самыми настоящими, начал подниматься.

— Ступефай! — мгновенно отреагировал Том.

Старик отлетел к стене и захрипел, продолжая теперь просто яростно смотреть на него налившимися кровью глазами.

В шкафу вдруг раздался странный звук, больше всего похожий на хриплый скулёж — старик зыркнул на дверь, в которой давным-давно уже не было ручки, и звук прекратился.

— Так-так-так, — протянул Том, — и кто там у нас? Алохомора! — открыл он дверь шкафа, одновременно ставя щит — вдруг у этого идиота там кто-то опасный?

В шкафу обнаружился крупный, гораздо больше, например, волка, пёс. Лохматый, со свалявшейся тёмной шерстью и очевидными следами побоев, он был привязан за шею к задней стенке шкафа куском верёвки. Когда дверь открылась, он вновь заскулил, и в его глазах Том увидел страх и боль.

— Это, надо полагать, еще один твой ублюдок? — издевательски осведомился Том. — Не удивлюсь. Особенно, если учесть твои методы воспитания.

Том подошел к собаке и внимательно посмотрел на нее. — Пойдешь со мной? — спросил он.

Том подумал, что если привести пса в порядок, то о лучшей защите для Меропы и маленького Тома можно и не мечтать. Не может же он сам поселиться в прошлом и приглядывать за ними! Раз в месяц навестить — не более того.

Пес заскулил и прижал свои висящие косматые уши, но никакой агрессии не выказал — лишь в страхе глянул на замершего у стены Марволо Гонта.

А пока Том осматривал пса, оставленный без пригляда Марволо, сбросив-таки наложенный проклятым ублюдком Ступефай, вскочил на ноги — и наступил на подползшую к нему змею, которая мгновенно укусила своего бывшего хозяина. Одного укуса для Марволо Гонта явно было бы не достаточно — но, похоже, сердце старика просто не выдержало всего произошедшего.

Том, глядя на хрипевшего, умирающего мага, философски сказал:

— Считай это воздаяньем за ее родню, прибитую тобой к двери!

Пёс заскулил, а потом залаял — низко и громко, и в этом лае вовсе не слышалось ни тоски, ни печали.

— Хотел бы я сказать — собаке собачья смерть, но не хочу обижать собак, — пробормотал Том. Он трансфигурировал тело в камень — камнем был при жизни, камнем будет после! — и решил, что ближайшее болото вполне сгодится для могилы. — Теперь надо привести тут все в порядок, — сказал он псу, отвязывая веревку. — Боюсь, что на Меропу здесь надежда плохая — придется осваивать бытовые чары самому. Не селить же ребенка в этом сарае!

Когда верёвка спала с его шеи, пес заскулил и припал к земле, словно ожидая наказания и испуганно глядя на Тома. А потом вдруг глухо зарычал — и через секунду в углу раздался шорох и мелькнул змеиный хвост.

— Ты что, змеелов? — удивился Том. — На здешних змей охотиться не стоит, — сообщил он псу. — Они мои друзья. Угостить тебя бутербродами? — он достал из кармана маленький сверток и увеличил его. Как знал, прихватывая утром за завтраком в Хогвартсе, что нормально поесть с этим «визитом» к родственникам не удастся.

Пес посмотрел на него. Было видно, что голод в нем борется с недоверием — и стремительно побеждает. Пес осторожно потянулся к еде, обнюхал ее, а потом, снова глядя за Тома, заскулил, явно не приученный брать такое из чьих-то рук.

Том положил бутерброд с ветчиной на пол, трансфигурировав из какой-то косточки (похоже, птичьей — Марволо кур у магглов воровал, что ли?) миску и наполнив ее водой из палочки.

— Ешь! — предложил он, откусывая от второго, тоже с ветчиной, бутерброда.

Бутерброд просто исчез в песьей пасти — а потом зверь буквально накинулся на воду и выхлебал миску меньше, чем за минуту. Вылизав ее, он вопросительно посмотрел на Тома, и на сей раз в его глазах настороженность была смешана с благодарностью.

— Еще хочешь? — Том наполнил миску новой порцией воды и с помощью Энгоргио увеличил последний оставшийся бутерброд. Такой огромной псине и этого будет мало, но все же...

— Интересно, зачем он тебя сюда притащил? — задумчиво спросил он, на этот раз скармливая псу угощение с рук.

Второй бутерброд исчез так же быстро, как первый, а вот воду на сей раз пес выпил не всю, оставив почти половину — а, закончив, неуверенно вильнул опущенным длинным хвостом и лег рядом с миской. Теперь, когда он лежал, стало видно, что он еще очень молод, возможно, даже и вовсе щенок — слишком длинными и широкими были лапы по сравнению с тощим телом и слишком белыми и здоровыми — зубы, по сравнению со всем остальным.

Шерсть его совершенно свалялась и была кое-где покрыта запёкшейся кровью, а на шее верёвка натёрла длинную борозду, тоже окровавленную и уже подсыхающую.

— Ну и куда тебя такого тащить к Меропе и ребенку? — спросил Том. — Никогда не мыл собак, — вздохнул он, — а вот мелкоту в приюте приходилось. Думаю, принцип тот же, — он снял мантию, уменьшил ее, из очередных костей трансфигурировал большую лохань, прорезиненный фартук, металлический гребень и ножницы — выстригать колтуны. — Веди себя смирно! — скомандовал он псу, наполняя лохань водой.

Тот оказался на диво послушным: стойко перенося купание, он лишь иногда начинал тихонько скулить, когда пальцы Тома попадали в раны — по счастью, поверхностные.

Когда с мытьем было покончено, Том принялся за наведение порядка. И если грязь, пыль и мусор он убрал быстро, то даже с помощью Репаро разбитые стекла в окнах восстановить не удалось — слишком много осколков пропало. Что уж говорить о протекающей крыше и проломленных досках пола. Нет, сам Том с этим справиться точно не мог. Придется кого-то нанимать — а это опять деньги. На магов их точно не хватит — значит, надо будет искать маггловских рабочих. Мерлин...

Пес, тем временем, вдруг начал рыть что-то в углу кухни — и, легко проломив прогнившие доски, заворчал, явно пытаясь извлечь что-то из образовавшейся дыры.

Наконец, ему удалось подцепить зубами какую-то тряпку, и он потянул её на себя с глухим и каким-то упрямым рычанием.

— Что там? — заинтересовался Том. Пес вытянул из дыры сверток, перевязанный змеиными шкурками и, принеся его Тому, опустил к его ногам, предано виляя хвостом. «Хвали меня, добрый хозяин!»

Под старой тряпкой обнаружилась ещё одна, чуть почище — и уже в ней Том увидел сперва пару старых... нет, кажется, очень старых книг, а потом и еще один свёрток, совсем крохотный.

Том осторожно развернул сверток — и увидел очень старое золотое кольцо с черным камнем. Это же... это может быть только родовое кольцо Гонтов!

— Ты умница, — дрогнувшим голосом сказал он псу. — Хороший, хороший пес!

Пес замахал хвостом посильнее и ткнулся носом в его локоть.

Том погладил его по голове и почесал за ухом. — Хороший пес! — повторил он. — Как же тебя назвать?

— Помер, значит, старый Марволо? — спросил Тома мастер плотницкой бригады, с которым Том под видом мистера Джонса договаривался о ремонте дома.

Мистер Джонс сухо сказал:

— Все мы смертны. Теперь в доме будет жить его дочь.

— Дочь — это хорошо, — кивнул мастер, внимательно осматривая пол. — Но жить женщине одной в такой глуши... ну, не знаю, — он покачал головой. — Тут всё менять надо, — деловито сообщил он мистеру Джонсу. — Полы, обшивку стен... всё. Сами-то стены каменные — что им сделается — но вот вся деревянная часть сгнила к дьяволу.

— Согласен, — кивнул мистер Джонс, брезгливо осматривая дом. После смерти старика он убрал весь скопившийся мусор. Похоже, сходивший с ума Марволо просто крушил все без разбора — в комнатах были раскрошенные в щепу столы, стулья, кровати… Сам хозяин спал на полу в ворохе грязного вонючего тряпья — Тома замутило, когда он добрался до хозяйской спальни. Единственным, чего не тронул обезумевший старик, была старинная детская люлька и такой же старинный, неожиданно изящный секретер, найденные Томом на чердаке. Причем в одном из тщательно запертых ящичков секретера Том обнаружил две старые волшебные палочки — одну практически сломанную пополам и к работе непригодную, и вполне исправную вторую. Мерлин, а ведь надо еще мебель искать, хотя бы кровать, стол и пару стульев. — Меняйте, только постарайтесь не затягивать. Моя доверительница с семьей хотела бы поскорее переехать.

— С семьёй, говорите? — протянул мастер. — А детки-то есть? Если есть маленькие — тут надо и лестницу переделать, а то такие перила, — он скривился презрительно. — Да и окна бы я вам советовал поменять — и вообще, — решился он, наконец. — Тут проще всего только внешние стены оставить да камин — очень он хороший. А остальное бы просто сделать заново — а дерево это пустить на дрова. Да участок бы огородить не мешало — лес в двух шагах, не ровен час, малыши убегут да заблудятся.

— Переделывайте, — решительно сказал мистер Джонс. — Там есть маленький ребенок, так что и лестницу надо будет менять, и окна, и участок огораживать.

Он подумал, что парой дней, как самонадеянно рассчитывал раньше, тут никак не обойтись.

— Так вы говорили, вам за пару дней надо, — сказал мастер, словно прочитавший его мысли. — А тут на месяц работы. Ну, может, недели на три — если ещё человека нанять. Да и задаток побольше надо.

Мистер Джонс поджал губы. Денег, вытрясенных со старшего Риддла, могло не хватить, а продавать найденные в тайнике книги ужасно не хотелось.

— И на какую сумму вы желаете увеличить задаток? — недовольно спросил он.

— Посчитать надо, — обстоятельно сказал мастер. Лишнее брать он не любил — но и упускать своё тоже не собирался. — Я вам завтра скажу, — пообещал он. — Навскидку — раза в три надо.

Том поморщился. И что теперь делать? Огреть этого маггла Конфундусом? Не хотелось бы привлекать к этому месту ненужного внимания… а хотя…

— Но давайте я посчитаю до завтра, — продолжал мастер. — А завтра скажу.

— Хорошо, — мистер Джонс отчего-то явно повеселел. — Посчитайте завтра — и моя доверительница, я уверен, согласится увеличить задаток.

Он решил, что дорогие родственнички по маггловской линии тоже должны внести свой вклад — в конце концов, здесь будет жить их наследник. Да и Конфундус будет более уместен на Риддлах, а не на этом маггле, который просто делает свою работу.

Однако никакого Конфундуса ему даже и не понадобилось: поскольку войти Том на сей раз решил без спроса, он удивительно удачно застал Риддла-старшего за пересчитыванием денег — оставалось лишь слегка оглушить его, а затем слегка подправить память. И пусть гадает потом, куда он умудрился перепрятать сумму, пересчитав которую, Том повеселел ещё больше.

Нет, все-таки его идея найти подходящего маггловского адвоката, приложить того Конфундусом, а затем подробно расспросить о всех тонкостях «Дела Меропы Риддл» оказалась очень удачной. И успешные консультации, и материал для оборотки — ну кто бы стал договариваться с подростком неполных шестнадцати лет?

* * *

С ремонтом удалось уложиться за три недели — и Том, в очередной раз заглянувший к себе маленькому и Меропе, с облегчением помог им собраться и, вызвав «Дневной рыцарь» — аппарировать с таким маленьким ребенком не стоило, доставил свою... семью домой.

Меропа, увидев, куда он привел их, перепугалась настолько, что наотрез отказалась даже входить в дом.

— Он убьет тебя, — твердила она Тому, прижимая к себе ребенка. — Ты просто не понимаешь.

— Он уже никого не убьет, — презрительно хмыкнул Том. — Заходи, не бойся. Или ты думаешь, что я потащил бы вас туда, где опасно?

— Почему не убьет? — настороженно спросила Меропа. — У меня даже палочки нет... но даже была бы, я бы все равно не смогла ничего ему сделать.

— Умер он, — равнодушно пожал плечами Том. — А вот про палочку ты вовремя вспомнила. Палочку тебе надо, причем срочно, и такая палочка у меня есть — вот только подойдет ли она тебе? И нужны еще учебники за первый курс, раз уж тебя в Хогвартс не отправили.

— Умер? — спросила она растерянно, уловив в его словах только одно, самое для нее важное. — А... Но... Но Морфин же вернется...

— Вернется, через два года, — Том посмотрел на нее. — И сразу же отправится в далекое путешествие.

— В какое путешествие? Куда? — спросила она встревожено. — Том, ты не знаешь его... Он... Он грубый и очень сильный...

— Ну, так я и не собираюсь с ним драться или ругаться, — пообещал Том. Ему хватило общения с Марволо — если бы не случайность с укусом змеи, все могло бы закончиться очень плохо. Больше таких ошибок Том повторять не собирался, планируя подкараулить дорогого дядюшку после выхода из тюрьмы, ударить в спину и, стерев ему память, отправить куда подальше — к магглам.

— Но как же тогда?.. — она неуверенно коснулась его руки — и вдруг разглядела, наконец, дом. Замерев в изумлении, она даже потерла глаза, а потом спросила: — Том... Что случилось с домом?

— Ремонт с ним случился, — довольно ухмыльнулся Том. — Давно напрашивающийся. Акела, узнаешь дом? — повернулся он к настороженно озирающемуся псу.

Тот зарычал, не обнаруживая никакой радости от возвращения в это место, а Меропа спросила удивленно:

— Ремонт? Но Том... Откуда у тебя деньги? Ты стал богатым? Там, в будущем?

— Ага, стал, — ответил Том. Рассказывать ей про договор с Риддлами он не собирался — с дурочки Меропы станется отказаться от денег, потому что это неправильно. А уж про воровство и подавно — та искренне считала, что брать чужое нехорошо.

Как она только получилась такая...

— Значит, ты попал в хороший приют? — сделала она неожиданный вывод. — Тебя там не обижали и всему научили? А вдруг я так не смогу? — проговорила она встревожено.

— Я присмотрю, чтобы Том всему научился, — улыбнулся он одними губами. Да, в приюте его научили... всему. Как выжить, как идти по головам — или по трупам, как ценить свою жизнь и во всех видеть врагов. Или помехи. Или инструменты для достижения цели. Да, его приют был прекрасной школой жизни! Но для маленького себя он такой школы не хотел. Даже странно...

— Ты будешь жить с нами? — обрадовалась она.

— Я буду заходить в гости, — дипломатично ответил Том. — Я ведь еще учусь в Хогвартсе — ты же не хочешь, чтобы я остался без образования?

— Ты еще учишься? — изумилась она. — Я думала, ты старше меня... Ты кажешься таким взрослым...

Младенец у нее на руках проснулся и заплакал, и Акела тут же подошел к ним и ткнулся в него носом.

— Учусь, — вздохнул Том. — А взрослым становишься быстро, если хочешь жить. Я хотел. Заходи в дом, ребенка кормить пора.

Она послушно вошла — и замерла на пороге, изумленно оглядываясь.

— Том, — она обернулась. — Это точно наш дом?

— Это наш дом, — твердо ответил Том. — Дом Гонтов, дом потомков Салазара Слизерина.

— Толку-то от этого Слизерина, — пробормотала Меропа, кладя ребенка на стол.

Том похвалил сам себя за предусмотрительность, когда договорился с мастером об изготовлении стола и нескольких стульев. А вот кровать для Меропы он просто украл в одном из пустующих по осени маггловских домов. Все-таки трансфигурация — очень нужное умение. Уменьшил кровать, сунул в карман — а дома спокойно вернул ей нормальный размер.

— Будь мы попроще, отец, может, хоть в школу нас отпустил... — тоскливо сказала Меропа.

— Так дело не в Слизерине, — резко ответил Том, — а в твоем отце. На редкость мерзкий был старик, да еще и ненормальный вдобавок.

— Так он таким и был потому, что мы — потомки, — сердито и обиженно сказала она, садясь на стул и принимаясь, наконец, кормить недовольного младенца. — Говорил, мол, не к лицу нам работать и учиться в школе вместе со всеми. Считал, у нас должны быть там особенные условия, и даже, вроде, их требовал, когда Морфин письмо получил. Директор над ним только посмеялся — и мы никуда не поехали.

— Глупо, — пожал плечами Том. — Особых условий надо требовать, когда за тобой стоит сила — а что стояло за ним, кроме Салазара в предках? Даже окрестные магглы его называли чокнутым Марволо и не слишком боялись.

— Зря, — покачала она головой. — Он их убивал. Приказывал змеям — и убивал. А они даже не понимали...

— Ну и какой смысл убивать, если они даже не понимали? — Том удивленно покачал головой. — Нерационально. И потом, — он очень неприятно усмехнулся, — какая ирония судьбы! Приказывал змеям убивать магглов — и сам умер от укуса змеи. Нелепо жил, нелепо умер — и драккл с ним, — подвел он итог.

— Отец умер от укуса змеи? — Меропа так удивилась, что едва не уронила ребёнка, впрочем, тут же его подхватив. — Но... как же? Знаешь, — она посмотрела на Тома. — Я не понимаю тебя, — призналась она. — Ты совсем, — она задумалась, — другой. Не похожий ни на кого... Иногда я тебя даже боюсь, — призналась она и, посмотрев на присосавшегося к её груди младенца, спросила так, будто бы Том точно должен был знать ответ: — Он тоже таким вырастет же? Как ты, сильным и странным?

— Он вырастет сильным, — убежденно ответил Том. — Сила — это единственное, что важно в этой жизни. Сила, власть... над тварями, над людьми, над смертью... Только это и важно — и он обязательно будет сильным. И ему даже не понадобится для этого убивать — зачем? Нет, я найду другой путь! — сказал он и мечтательно закрыл глаза, представляя мир, покорно лежащий у его ног.

Теперь, устроив, по крайней мере на ближайшие пару лет, свою жизнь в прошлом, Том мог, наконец, вернуться обратно — ровно в тот миг, когда он покинул свою реальность. И выспаться — потому что всё то время, что он провёл здесь, возможности у него на это попросту не было.

Разбудил Тома Лестрейндж — с очень, надо сказать, странным выражением лица:

— Гонт, вставай! — он тряс его за плечо. — Поднимайся сейчас же, ну!

— Что случилось? — Том вскочил с постели и набросил мантию. Первой его мыслью было, что Хогвартс лишился своей защиты и теперь на него сыплются маггловские бомбы. Но потом он понял, что дело в чем-то другом.

— Матч проспишь! — недовольно сказал Лестрейндж, на котором сейчас была квиддичная форма. — Одевайся давай, — он бросил ему на постель такую же, — и бегом на поле! А то я, как твой капитан, башку тебе отверну, — пообещал он даже не так чтобы в шутку.

Квиддич? Он играет в квиддич?!

— Лестрейндж, — осторожно сказал Том, — ты уверен, что это хорошая идея? Это ведь ты фанат квиддича, а не я.

Дурацкую игру Том не любил — и не понимал, почему остальные сходят по ней с ума. Рисковать здоровьем, а то и жизнью — для чего? Нет, рисковать можно, когда на кону что-то очень ценное — но в идиотской игре?

— Ты в себе? — изумлённо спросил тот. — Давай одевайся — или ты нам сегодня без второго охотника играть предлагаешь? Или велишь тебе срочно замену искать? Нас за полчаса рейвены сделают — давай, не дури! — он шумно выдохнул и нетерпеливо посмотрел на часы. — Слушай, я понимаю — вчера вышло не очень, — добавил он, скривив губы. — Но я извинился же. Давай оставим разборки и обиды хотя бы до вечера, а?

Так... В прошлый раз вмешательство Тома в прошлое привело к тому, что он стал Гонтом, а его мать не стыдно представить знакомым — надо, кстати, отнести ей учебники по зельям не только за первый курс Хогвартса, но и за все остальные — раз уж, нигде не учась, на коленке сварила Амортенцию для того... маггла, то к Зельям у нее явно талант. Хоть будет чем заняться, а то еще додумается опять влюбиться в кого-то неподходящего... Мерлин. А теперь, значит, он стал играть в квиддич. М-да. Не очень радует.

Том неохотно переоделся и пошел на поле вслед за нетерпеливо несущимся вперед, словно бладжер, Лестрейнджем.

Проблема была в том, что в квиддич он никогда не играл — вернее, поправил себя Том, не играл в прежней... как бы это назвать правильно — реальности? В прошлом? Так или иначе, делать это ему предстояло впервые — хорошо хоть он всегда ходил на все матчи и теорию знал хорошо: квиддич был важной частью школьной жизни, и негоже ему было не изображать из себя хотя бы болельщика.

— Так, — быстро заговорил Лестрейндж, собрав их в кружок рядом с выходом на поле. — План такой...

Том внимательно выслушал капитана и вместе со всеми поднялся в воздух. Летал он хорошо — хотя терпеть этого не мог. Но уж если Том что-то делал, то просто обязан был стать лучшим! Так было и с полетами — но Том мечтал когда-нибудь научиться летать без метлы, черным вихрем, сметающим со своего пути все преграды.

Однако же сейчас ему было не до вихрей: игру нужно было выиграть. И это оказалось, к его неприятному удивлению, совсем не так просто, как представлялось ему прежде со стороны — а когда первый же брошенный им в одно из колец противника мяч был с лёгкостью отбит вратарём, Том вдруг ощутил настоящую злость. Он не может промахиваться! Это же очень просто — взять и... Однако и второй мяч оказался в руках вратаря, а не в кольце, а его напарник, которым, к его удивлению, оказался мало знакомый ему... прежде мало знакомый ему Паркинсон, возмущённо прокричал ему что-то обидное — и Том разозлился по-настоящему. И, поймав мяч, швырнул его на сей раз с такой силой, что тот, попав, наконец, в кольцо, вылетел далеко за пределы поля... а сам Том ощутил вдруг нечто очень странное и незнакомое. Если бы он знал это чувство, он бы смог опознать в нём азарт, однако же, ничего подобного прежде ему испытывать не доводилось, он воспринял его просто как возбуждение и сильнейшее желание немедленно такой бросок повторить.

Матч между тем продолжался — и Дэвис, капитан рейвенкловцев, с такой силой запустил бладжер в Лестрейнджа, что тот не удержался на метле и полетел вниз. И вот тогда Том вдруг испугался — по-настоящему, как тогда, в августе сорокового, когда Лондон бомбили — а их приют не успели эвакуировать. Но тогда все было понятно — он боялся за свою жизнь. Но бояться за чужую? Том продолжал удивляться — а сам рванул наперерез падающему Ральфу, чтобы не дать ему разбиться.

Лестрейнджа он поймал почти у самой земли и, опустив его, окровавленного и бесчувственного, на поле, взмыл вверх и, сдерживая опять непривычно захлёстывающую его ярость, думал о срочном изменении стратегии. Они потеряли одного из загонщиков — не самая серьёзная потеря, особенно если им повезёт и их ловец увидит снитч раньше. Или если получится вывести из строя ловца противника... вроде бы правила это разрешают?

И Том, выбрав подходящий момент, швырнул квоффл не в кольцо, а в удачно оказавшегося совсем рядом ловца Рейвенкло, с удовольствием отметив, как ломаются прутья, и метла с ловцом летит вниз — не камнем, как Лестрейндж, а по причудливой траектории, так что серьезных травм ловец (Том никак не мог вспомнить его фамилию) точно не получит. А тем временем Малфой поймал снитч — и слизеринская трибуна разразилась ликующими воплями.

Впрочем, ликовали они недолго, ибо судья немедленно инициировал разбирательство по поводу этого броска Тома: он был охотником, а не загонщиком, и формально швырять квоффл в игроков был не должен. Однако же правила правилами, а доказать злонамеренность его действия у судьи, конечно, не получилось — мало ли, куда он кидал, благо пострадавший ловец удачно находился между самим Томом и кольцами.

Наконец, победу признали, и команда вместе со всем факультетом радостно отправилась праздновать — но Тому почему-то было совсем невесело: ощущению торжества, которое он испытывал, гордясь тем, что и в непривычной ситуации сумел всё сделать лучше всех, мешала совсем неуместная и непонятно откуда сейчас взявшаяся тревога о состоянии Лестрейнджа.

И Том, приняв приличествующий случаю обеспокоенный вид, поднялся из-за праздничного стола и пошел в Больничное крыло — навестить своего... кого? одноклассника? Приятеля? Друга? Да нет, ерунда — Том даже усмехнулся. Друзья... глупейшее слово, но почему-то так ценимое людьми — даже на Слизерине. Дружба — очень удобная вещь, когда нужно что-то получить от других людей. Дружить с Лестрейнджем было полезно — равно как с Ноттом или Мальсибером. Но беспокоиться за него? Бред. Такое чувство, что бладжером отбили мозги не Лестрейнджу, а самому Тому.

Однако в палату к Лестрейнджу его... не пустили. Мадам Сметвик, суровая школьная колдоведьма, строго сказала, что мистер Лестрейндж пострадал достаточно сильно: удар пришёлся в висок и пробил кость, и хотя он пока что жив, никаких посетителей, кроме, разумеется, его родителей, которые вот-вот будут, она допустить не может.

Том слушал её — и не понимал, что с ним происходит.

— Может, я просто побуду рядом? — попросил Том. — Я просто буду сидеть на стуле, не разговаривая, не прикасаясь к нему... прошу вас, мадам Сметвик! Он... он мой самый близкий друг... — и Том с ужасом и изумлением услышал в собственном голосе... слезы? Да он никогда в жизни не плакал — сколько себя помнил!

— И думать забудьте, мистер Гонт! — отрезала та. — Ступайте к себе — я слышала, ваша команда выиграла, — сказала она, неприязненно поджав губы — нелестные высказывания мадам Сметвик о квиддиче были известны на всю школу. — Если мистер Лестрейндж выживет, вы с ним встретитесь, когда это станет возможным. Идите, идите отсюда, — сказала она, буквально выталкивая его за дверь.

— Том, — услышал он негромкий девичий голос и, обернувшись, увидел невысокую светловолосую девушку с галстуком Хаффлпаффа, очень сочувственно на него глядящую. Она подошла к нему и взяла за руку. — Том, мне так жаль... очень жаль, правда, — она стиснула пальцы, и в её голубых глазах блеснули самые настоящие слёзы. — Я надеюсь, что Ральф поправится...

— Спасибо, — он благодарно улыбнулся в ответ и понял, что не знает, как ее зовут! Аббот, Хаффлпафф... а имя? Вертится что-то на языке... Ханна, Хельга, Хлоя...?

— Том, — она обняла его за плечи, и он почувствовал незнакомый и в то же время странным образом хорошо ему известный очень приятный лёгкий запах свежих и тёплых духов. — — Хочешь, я её отвлеку, а ты туда проскользнёшь? — предложила она. — Ты меня заколдуешь как-нибудь — и пока она будет со мной тут возиться, ты его навестишь быстро...

— Ну что ты, — сказал Том, — я не хочу причинять тебе вред. Даже вот таким образом. Надо найти какой-то другой способ... Хотя подожди, — он достал из кармана мантии черновик какого-то эссе и трансфигурировал его в скамейку. — Я пока посижу здесь.

«Хаффлпафф, — с легким презрением подумал Том, — это диагноз. Попади Меропа в Хогвартс — точно попала бы к барсукам. Додумалась тоже!»

— Да ну какой вред, — отмахнулась она, садясь рядом с ним и продолжая держать его за руку. — Мадам Сметвик меня же всё равно расколдует...

В этот момент в коридоре в сопровождении мужчины и женщины появился директор Диппет. Спутников его Том не знал... вернее, он был совершенно уверен, что никогда их не видел — и всё же их лица казались ему странно знакомыми.

— Мистер и миссис Лестрейндж, — сказала Аббот, вставая вслед за Томом и выпуская, наконец, его руку.

— Том, Алиса, — кивнул им мужчина, протягивая Тому руку. — Можешь пойти с нами, — сказал он Тому.

Том пожал руку отцу Ральфа и склонил голову перед его матерью. Алиса, надо же... Не Ханна и не Хельга.

— Благодарю вас, сэр, — вежливо сказал он. — Я очень хотел увидеть Ральфа. Я... я так за него беспокоюсь.

— Понимаю, — кивнул Лестрейндж — и они все вместе вошли в больничное крыло.

Кровать Лестрейнджа-младшего была отгорожена не только ширмами, но и чарами. Тот лежал без сознания, куда больше напоминая сейчас мёртвого, чем живого. Бинтов на голове не было — не маггл же, зачем это — как, впрочем, и крови. Раны не было видно — то ли её залечили, то ли повреждение было внутренним, а кровь лилась из разбитого носа — но от этого он только ещё больше казался похожим на труп. Тому доводилось видеть мертвецов — воспитанники в приюте умирали не так уж редко, и хоронили их обычно на своём кладбище собственными же силами — и сравнивать ему было с чем.

Мадам Сметвик, тем временем, говорила родителям Ральфа, что с минуты на минуту ждёт целителей из Мунго, потому что тревожить раненого сейчас слишком опасно, и что повреждения довольно серьёзны: насколько она может понять, осколки кости должны были повредить мозг, и пока сложно сказать, чем для их сына всё это закончится.

— Из-за какой-то дурацкой игры, — прошептал Том, кусая губы. — Я же говорил тебе...

— Я тоже ему говорила! — воскликнула миссис Лестрейндж, до боли стискивая плечо Тома. — Я всегда говорила, что это совершенно бессмысленный и не нужный никому риск — но ты, — обвиняюще бросила она в лицо мужу, — всегда его в этом поддерживал! Это ты говорил, что все Лестрейнджи всегда были капитанами школьных команд — и что, что теперь?! — она вновь сжала плечо Тома.

Лестрейндж-старший молчал — только желваки на его худом лице ходили ходуном, да сжимались в кулаки руки.

А затем появились целители, и их всех опять настойчиво попросили выйти.

Аббот дожидалась их у дверей — но теперь уже не одна. Рядом с нею стояла другая девочка, темноволосая, очень хорошенькая, и тоже заплаканная.

— Том, спасибо тебе, — девочка подняла на него красные от слёз глаза. — Ты же его успел у самой земли подхватить... а если бы он еще и разбился.... — она бросилась к Тому и зарыдала, уткнувшись лицом в его мантию. Вот её фамилии Том совершенно не помнил, знал только, что та учится курсом младше. А тот Ральф Лестрейндж, которого он знал, встречался с Синтией Паркинсон.

— Ты пытался его спасти, — растроганно проговорила миссис Лестрейндж, и рыдающая у Тома на плече девочка, вздрогнув, подняла голову и посмотрела на гостей.

— Здравствуйте, — робко прошептала она Лестрейнджам.

— Хэрриет, — кивнула ей миссис Лестрейндж, а её муж только недовольно поджал губы.

— Он же поправится, правда? — дрожащим от слёз голосом спросила девочка, обращаясь к родителям Ральфа.

— Это пока неизвестно, — покачала головой миссис Лестрейндж, а её супруг, бросив на Хэрриет, на которой, как, наконец, разглядел Том, был сине-серебряный галстук Рейвенкло, тяжёлый взгляд, наколдовал, тем временем, еще одну скамью.

— Ральфа спасут, — твердо сказал Том, — обязательно. В Мунго очень хорошие целители. Меня они спасли — и маму тоже. Так что все будет хорошо. Иначе просто не может быть.

— Надеюсь, — суховато проговорил мистер Лестрейндж, подводя жену к созданной им скамье и садясь рядом с ней. И снова бросая недовольный взгляд на темноволосую девушку, которую сейчас обнимала за плечи Алиса Аббот. — Мисс МакМиллан, — не выдержал он, наконец. — Мы бы хотели остаться в семейном кругу, если можно.

— Но я, — прошептала было она, однако Аббот потянула её за собой, шепча:

— Мы на лестнице подождём... пойдём, не спорь с ним, не надо... — она бросила сочувственный и поддерживающий взгляд на Тома и увела слабо сопротивляющуюся Хэрриет за собой.

— Том, останься, — попросила миссис Лестрейндж, и на сей раз её муж кивнул. — Расскажи нам, что там случилось, — нервно попросила она.

Том рассказал, что произошло на матче, под конец не выдержав:

— Должны же быть хоть какие-то способы обезопасить игроков! Шлемы, страховочные сетки, заклинания... Да хоть те же целители должны дежурить, мало ли что может случиться!

— Я тоже всегда говорю об этом! — поддержала его миссис Лестрейндж. — Ты мог бы хотя бы поговорить с Малфоем на эту тему! Он — член попечительского совета и...

— Хватит уже! — не выдержал Лестрейндж. — Никогда никаких страховок на квиддиче не было и не будет! Мы что — магглы или малые дети? Что случилось — то случилось, — отрезал он, нервно стискивая руки.

Том вспомнил вдруг, что у них есть ещё старшая дочь — однако никаких подробностей про неё у него в памяти не всплыло. Так же, как и деталей об отношениях Ральфа с родителями... никогда он ими не интересовался — а как бы они сейчас пригодились! Но его память упрямо молчала.

Они просидели тут несколько часов — а ближе к ночи дверь, наконец, открылась и по улыбке на тонких губах выглянувшей оттуда мадам Сметвик вердикт целителей был понятен без слов.

— Вашему сыну очень повезло, — сказала она. — Целители утверждают, что через несколько часов он очнётся, а через пару недель совершенно поправится.

— Слава Мерлину, — выдохнул Том с облегчением, — и вдруг почувствовал, что его глаза наполнились слезами. Какой кошмар! Разреветься как девчонка, как слабак — да что с ним происходит, проклял его кто, что ли? Надо будет провериться на наличие проклятий. Обязательно. Завтра же.

Следующие визиты с периодичностью раз в месяц для прошлого и раз в неделю для настоящего слились для Тома в один большой круговорот: навестить Литл-Хемптон, посмотреть на маленького Тома — тот был на редкость спокойным ребенком, по сравнению с мерзкими орущими детенышами магглов в приюте, проверить, как Меропа осваивает программу Хогвартса (превосходно по Зельям, неплохо по чарам и слабо по всем остальным предметам), поговорить со змеями, которых он попросил присматривать за семьей (а заодно и за Риддлами, которым не доверял), поиграть с Акелой, обновить магглоотталкивающие чары, попрактиковаться в бытовых чарах...

Меропа гордо демонстрировала ему собственноручно разбитый огородик с лекарственными травами, как магическими, так и маггловскими, повторяя, что при ее маме, бабушке Тома, у них был точно такой же… А на вопрос Тома о том, из какой семьи была бабушка, смутилась и пролепетала, что бабушка тоже была из Гонтов: Марволо считал другие семьи недостойными потомков Салазара и женился на своей кузине… «Хорошо хоть не на родной сестре, — мрачно подумал Том. — Вырождение во всей красе!»

Акела следил за порядком, постоянно обходя дом и участок земли по периметру, маленький Том рос… Все было в порядке.

Выматывался от визитов в прошлое Том страшно, но отменить их не мог: что способна со своей — и его! — жизнью сотворить без его постоянного контроля Меропа, не хотелось и представлять.

— Слушай, — сказал как-то вечером ему уже вполне поправившийся Лестрейндж, изнывавший от скуки после категорического запрета на игру в квиддич, наложенного на него, как знал Том, его матерью. К вящей досаде Ральфа, отец на сей раз почему-то не стал проявлять настойчивость и спорить с женой, больше того, пригрозил вообще отобрать у него метлу, если он ещё хоть раз выйдет на поле. В результате у Лестрейнджа-младшего образовалось огромное количество свободного времени и чудовищное — энергии, которую он явно не знал, куда приложить: учился он и так на сплошное «Превосходно», так что занимать себя учёбой у него не выходило, да и не слишком-то это было ему, судя по всему, интересно. — У тебя такой вид, будто ты по ночам не спишь, а, не знаю, подземный ход до Запретного леса копаешь.

— Это нерационально, — лениво ответил Том, читающий очередной фолиант по высшей трасфигурации — обращаться за консультациями к Дамблдору он не хотел, а допустить, чтобы староста Грифиндора опережала его хоть в чем-то, не мог ни под каким видом. — Есть уже парочка готовых ходов — зачем же копать новый?

Он немного забеспокоился — выдавать свою тайну не хотелось. Даже не то, что не хотелось — это было смертельно опасно.

— А что тогда творится с тобой? — Лестрейндж, к сожалению, был и наблюдателен, и настойчив. — Я не собираюсь лишаться друга исключительно потому, что тот решил... вот Мордред тебя знает, что ты решил. Но вообще, — он замялся, как делал всегда, когда хотел попросить о чём-то, что непременно хотел получить, — я хотел спросить. Твоя мама же варит на заказ, да?

— Что? — удивился Том. Мерлин, опять очередной выверт реальности — два дня назад он гонял Меропу по программе третьего курса и довел до слез своими вопросами и придирками, так что даже маленький Том заревел из солидарности, а Акела начал лаять и кругами бегать вокруг них обоих. Том тогда страшно разозлился и ушел, хлопнув на прощание дверью. Вот, значит как. Всё удалось. Ну, хоть что-то хорошее… — Да, конечно, — он улыбнулся как можно беззаботнее. — Что ты хотел заказать?

— Одно... зелье, — Лестрейндж странно заулыбался. — Оно, правда... я бы сказал, его вот так просто не купишь и не закажешь в аптеке. Я хорошо заплачу! — пообещал он. — Говорят, что оно, — он помедлил, явно нагнетая напряжение, — очень и очень небезопасно, особенно если во время варки была допущена хотя бы небольшая ошибка.

— Так ошибки даже при варке зелья от фурункулов допускать не стоит, — Том ехидно усмехнулся. — Слагхорн как-то сказал, что это единственное зелье, которое его ученики не смогли запороть, но я всегда верил в силу человеческой дурости! Готов поспорить, что первым, кто до такого все же додумается, будет с факультета Годрика. Так что там за зелье? Феликс, Живая смерть, оборотка — или, может быть, Амортенция?

— Амортенция?! — оскорбился до глубины души Лестрейндж. — Мне?! — он потрясённо посмотрел на Тома, однако ссориться с ним не стал и просто расхохотался. — Ну, ты порой скажешь... Нет. Я хочу Феликс Фелицикс, — его глаза сверкнули. — Угадал.

Его ноздри возбуждённо затрепетали, и он быстро облизнул губы.

— Зачем? — удивился Том. — Какую удачу тебе еще нужно? Здоров, богат, при живых родителях, чистокровный из священных двадцати восьми, отличник, внешностью Мерлин не обидел, — перечислил он, для пущей наглядности загибая пальцы, — чего тебе еще не хватает?

— Я хочу вернуться в команду! — воскликнул Лестрейндж. — Мать против — Мерлин с ней, но отец! Отец тоже на её стороне! Я собираюсь поговорить с ним на этих каникулах — и хочу быть уверен, что сумею его убедить! Я же сдохну тут со скуки! Том, ну ты-то должен меня понимать! — он вскочил и заходил по спальне быстрыми широкими шагами. — Они будто забыли, что вышло из Литы — вот тряслись они над нею, и что? И я не девчонка, в конце-то концов! Мордред, — он с размаху ударил кулаком в стену. — Мало ли, что случилось — всякое же бывает! Том, ну помоги мне, — он подсел к нему и требовательно поглядел Тому прямо в глаза. — Я должен вернуться!

— То есть, — удивленно сказал Том, с сожалением откладывая недочитанную книгу, — того, что случилось, тебе было не достаточно? Ты в живых остался чудом — и хочешь снова подставляться под бладжеры? Тебе шляпа Гриффиндор не предлагала? По-моему, только грифферы и могут такое вытворять!

— И ты туда же?! — взвился Лестрейндж. — Чудом-не чудом, а такое бывает! Давай теперь вспомнил всех, кто когда-либо падал с движущихся лестниц, с мётел и просто спотыкался на ровном месте и запрём всех в комнаты с мягкими стенами! Здорово тебе рассуждать: сам-то ты в квиддич играешь — словно в тебя тоже бладжер прилететь никогда не может! Но к себе ты почему-то эту логику не применяешь — а мне просто не повезло! Что ж ты сам тогда не уйдёшь из команды, если вдруг начал так разумненько рассуждать?! — спросил он очень язвительно.

— А ты знаешь, — медленно сказал Том, почти не удивившись своей удаче, — ты совершенно прав. Просто я должен был сделать это раньше — вместе с тобой. Да, я тоже уйду из команды. И упасть с метлы во время матча — не одно и тоже, что споткнуться на ровном месте. Тебе, может, воспоминание показать? — предложил он Лестрейнджу. — Как ты лежал в Больничном крыле — а твои родители стояли рядом и молили Мерлина, чтобы ты выжил! Или как рыдала твоя подружка... не хочешь полюбоваться?

— Уйдёшь из команды? — недоверчиво переспросил Лестрейндж, растерявший от изумления весь свой пыл. — Ты серьёзно?

— Вполне, — кивнул Том, наслаждаясь произведенным на Лестрейнджа и всех окружающих, с интересом прислушивавшихся к их разговору, эффектом. — Я не хочу бессмысленно рисковать собственной жизнью. Риск должен быть тщательно просчитан — и допустим только для чего-то очень важного. А швырять мячи в корзину и уворачиваться от бладжеров — как-то... мелко, — аккуратно подобрал он подходящее слово.

— Ну, — как-то даже растерянно проговорил Лестрейндж. — Тогда мне, конечно, будет не так обидно... но что тогда делать всё это время? — спросил он с досадой. — Нет, ты серьёзно ради меня это сделаешь? — тут же вернулся он к так поразившему его решению Тома.

— Сделаю, — Том светло улыбнулся. Все складывалось как нельзя лучше. — Прямо сейчас скажу Малфою — пусть ищет нового охотника.

— Спасибо, — неожиданно тихо и очень проникновенно проговорил Лестрейндж, протягивая ему руку. — Мне... знаешь, мне было дико обидно, что я вылетел — а ты там играешь.

Том пожал его руку и сказал:

— Ну, мы же друзья? Прости — я должен был сделать это сразу же после того злополучного матча.

— Друзья, — твёрдо сказал Лестрейндж.

Известие об уходе из команды Тома Гонта буквально взорвало Слизерин. Малфой, ставший капитаном после ухода Лестрейнджа, возмущался и говорил, что никак не ожидал от Тома подобного «совершенно гриффиндорского поведения — да я даже помыслить не мог, что ты устроишь вдруг перед матчем с ними что-то такое!», Эйвери же выразился в том смысле, что всегда подозревал у Гонта переизбыток интеллекта, а Малфой теперь просто бесится потому, что завидует, а вот Мальсибер полушутливо признался:

— Ребята, я вам просто завидую. Что-то я сомневаюсь, что для меня кто-нибудь сделал бы то же самое.

Том мягко улыбнулся Мальсиберу и сказал:

— А разве ты сам не сделал бы то же самое? Ведь дружба — это то, что делает нас сильнее. Один за всех — и все за одного! — бессовестно присвоил он фразу из маггловской книги, над которой в свое время неплохо посмеялся — не вслух, естественно. Все за одного — это прекрасно, если этот один ты сам, а вот один за всех — это уже крайний идиотизм.

— Ну, — Мальсибер задумался. — Честно сказать, не знаю. То мне кажется, что, может, и сделал — а то, что нет... хотя я не фанат квиддича, — свёл он всё к шутке. — И девиз такой интересный... мне нравится, — решительно сказал он и повторил: — Один за всех — и все за одного! Это очень по-слизерински, — он улыбнулся.

— Совершенно верно, — подхватил Нотт. — Хороший девиз — где один в чем-то преуспеет, туда и остальные подтянутся. И где всем хорошо, туда и каждый пойдет.

— Ты прав, — поддержал его Том, дружелюбно улыбнувшись. Он обвел взглядом своих однокурсников, внимательно его слушавших, и удовлетворенно прикрыл глаза: все шло так, как было нужно Тому.

— Вот и шли бы тогда все в нашу команду, а то нас скоро даже хаффлы обыграют, — недовольно проворчал Малфой. — Но да, согласен — девиз удачный. И символ легко придумать, — добавил он очень задумчиво.

И этим символом стала свернувшаяся в знак бесконечности змея, символ факультета. Серебристо-зеленая

ядовитая змея, которая удерживала в зубах волшебную палочку.

Том появился у дома Гонтов с утра — и к нему тотчас же со всех сторон с шипением поползли встревоженные змеи:

— Говорящий! Другой Говорящий! Ходит по болоту!

— Маленький? — Том похолодел. Маленькому Тому недавно исполнилось два года — и он уже вовсю осваивал окружающий мир. Меропа и Акела ходили за ним по пятам, Том зачаровал окна и двери, чтобы мелкий поганец не выбрался наружу — но против себя самого, похоже, его чары почти не действовали. А чары Меропы Томми снимал, не задумываясь — настолько был сильнее матери. И если он забрался в болото...

— Не маленький. Другой. Злой, страшный. Убивает нас, хочет убить других говорящих,— обеспокоенно шипели змеи.

Ну, здравствуй, дядюшка Морфин. Кто же тебя на день раньше из Азкабана отпустил — или Том неправильно посчитал даты?

В доме вдруг что-то с грохотом рухнуло, и вслед за этим раздался пронзительный и отчаянный женский крик, почти сразу же оборвавшийся, и вокруг повисла жутковатая тишина.

Том, наложив на себя недавно изученные чары невидимости, бросился в дом, сжимая в руке палочку. «Мерлин! — взмолился он. — Только бы этот урод не убил ее!»

Определение оказалось пугающе верным: Морфин действительно был уродлив — настолько, что его сестра, которую он сейчас держал левой рукой за горло, казалась рядом с ним если не красавицей, то, по крайней мере, вполне привлекательной женщиной. Акела, то ли оглушенный, то ли мёртвый, лежал неподалеку от них на полу, а маленького Тома нигде не было видно.

— Ступефай! — выкрикнул Том, но эта... тварь, швырнув под луч заклятия Меропу, с легкостью змеи отклонилась в сторону. Морфин вообще, похоже, был не слишком болтлив, и ответил невербальной версией режущего.

Каким-то чудом Том отпрянул в сторону — и его зацепило только краем, но левый рукав мантии мгновенно промок от крови. Том попытался обезоружить врага — но такая мысль, похожа, пришла им в голову одновременно — и палочка Тома жалобно хрустнула в грязных пальцах Морфина, а поцарапанную, неприятную на ощупь палочку Морфина Гонта с лютой ненавистью сломал Том.

— Маггловская тварь! — не выдержал наконец Морфин. И зашипел на парселтанге: — Убить его!

Из кармана его грязной мантии выбралась большая змея и поползла к Тому.

— Остановись! — прошипел Том.

Змея замерла в недоумении, переводя взгляд с одного Говорящего на другого.

— Мама! — раздалось от двери, и на пороге появился чумазый двухлетний мальчишка, на плече которого висела вниз головой небольшая змейка, коих в округе водилось множество и которые были столь же малы, сколь и ядовиты. — Мама! — прокричал он испуганно, подбегая к лежащей на полу Меропе.

— Выродок полукровный! — зашипел Морфин и со скрюченными руками бросился к мальчику.

— Не трогай мою маму! — закричал ничуть не испугавшийся его мальчишка и угрожающе выбросил вперед сжатые в кулачки руки.

По комнате вдруг будто прошла невидимая волна и, ударив в Морфина и Тома, отшвырнула их к стене с такой силой, что деревянная обшивка осыпалась мелкими щепками.

— Том, — прошептала очнувшаяся Меропа, — сыночек, беги... бегите! — она перевела взгляд на старшего Тома, упавшего почти рядом с ней. — Том!

— Ах ты, урод, — злобно прошипел Морфин, тряся головой и начиная медленно подниматься. — Убью выблядка!

— Не смей трогать моих детей! — крикнула вдруг Меропа, наводя на него свою палочку.

— Маггловская шлюха, — процедил Морфин, переведя горящий ненавистью взгляд маленьких косых глаз на Меропу. — Отец еще тогда предлагал тебя убить, да я пожалел... а сейчас я убью твоего маггла и его выродка у тебя на глазах… и заставлю жрать из них жаркое...

Все происходящее оглушенный Том видел и слышал словно через пелену тумана или толщу воды: в тот момент он очнулся до конца — и успел услышать и эту реплику своего... дядюшки, да, а затем и хорошо ему известное бытовое заклятье, которому он сам научил свою мать, позволяющее быстро разделать на части курицу.

— Не смей. Трогать. Моих. Детей, — повторила Меропа, прижимая к себе Тома-маленького.

Эффект был сногсшибательным: заклинание рассекло все суставы Морфина, и он рухнул на пол, как тряпичная кукла, и забился в агонии. Кровь лилась на пол ручьями и брызгала во все стороны, и Меропа, загородив собою от брызг громко орущего малыша, подошла к Тому и наклонилась над ним.

— Мама, — впервые в жизни произнес Том, постепенно обретая, наконец, способность шевелиться. — Ты... как?

— Все хорошо, — прошептала она белыми совершенно губами, в уголке которых запеклась кровь. — Малыш Томми не хотел причинить тебе зла, — сказала она, неуверенно касаясь его плеча. — Он просто не понял, что случилось... И он пока совсем не умеет собой управлять... Как ты?

— Я... — Том попытался встать на ноги. Удалось ему это только со второй попытки. — Я... нормально. Как глупо все вышло... я же думал, его только завтра выпустят... хотел перехватить — и вот...

Морфин все хрипел и бился на полу, истекая кровью, и Меропа, посмотрев на него, побледнела еще сильнее и, покачнувшись, прижала ко рту руку, будто бы борясь с тошнотой, и прошептала:

— Что я наделала... Том, что же теперь будет...

Ничто в ней больше не напоминало ту женщину, что только что бесстрашно кинулась на Морфина — она опять казалась юной перепуганной девочкой, растерянной и слабой.

Очнувшийся Акела со злобным хриплым рычанием подполз к Морфину — и сомкнул страшные клыки на его шее.

— Ты все правильно сделала, — пробормотал Том. — Я без палочки с ним бы не справился — и он бы убил нас всех... Сейчас... надо его трансфигурировать и утопить в болоте... туда ему и дорога.

— Но я, — пролепетала растерянно смотрящая на него Маропа, — я же... убила его...

Маленький Том разревелся при этих словах еще громче и протянул к ней руки, требуя, чтобы она взяла его, но Меропа словно его не видела. Она сжала рукав старшего Тома и прошептала:

— Меня же теперь посадят в тюрьму... как отца и Морфина тогда, посадят в Азкабан... Что тогда с тобой... с ним будет? Но я не могла по-другому, — добавила она торопливо, будто оправдываясь, — я не могла позволить ему убить вас... тебя...

— Ты защищалась, — ответил Том, — а добил его Акела, — пёс, оторвавшийся от поверженного врага, согласно рыкнул. — Дай мне свою палочку, — попросил Том, — я тело трансфигурирую. А то Томми боится.

— Да, возьми... Возьми, — она буквально всунула ему в руку свою палочку и добавила торопливо: — Хочешь — оставь себе... Твоя же сломалась...

И подхватила, наконец, ревущего маленького Тома на руки и крепко прижала к себе — и старшему Тому показалось, словно она не его пытается успокоить, а сама ищет в этом объятье хоть какой-то поддержки.

Том быстро превратил тело Морфина в камешек, сунул его в карман мантии и начал методично отчищать пол, стены, мебель от попавшей на них крови. Затем он прошелся очищающими чарами по недовольно заворчавшему Акеле, по собственной одежде и обуви, по одежде Меропы и маленького Тома — и, подозвав по-прежнему спокойно лежащую змею, принесенную Морфином, спросил:

— Откуда ты? Здесь таких змей я не видел.

— Из ящ-щ-щика, — равнодушно прошипела она.

— Понятно, — вздохнул Том. Где был тот ящик, он спрашивать не стал. — Оставайся здесь, если хочешь, — предложил он, — здесь есть вкусные мыши. Но не трогай людей и собаку.

Он вышел из дома и быстро пошел в сторону близкого болота — избавиться от камня хотелось поскорее... а ещё его вдруг начало трясти от пережитого ужаса, и он не хотел своими слезами еще больше перепугать Меропу и Томми.

Болото с момента его последнего визита сюда ничуть не изменилось: всё так же обманчиво зеленела трава, всё так же кое-где поблёскивала на солнце вода, всё так же орали лягушки и казалось, что нет в этом мире более мирного места.

Том с омерзением швырнул камень в болото, брезгливо вытер руки пучком траву, в последний момент отдёрнув руки от осоки — еще порезаться ему не хватало, и так до сих пор мутит от запаха крови... И без сил опустился на поросший мхом валун. Его только что чуть не убил этот урод — Том только сейчас понял, как ему в прошлый раз повезло с полусумасшедшим Марволо — его спас он сам-маленький, и он же маленький его чуть не убил, а Меропа — жалкая, слабая, пугливая — в итоге смогла покончить с Морфином и спасти их всех... И как ему теперь со всем этим разобраться? А ведь еще надо поторопиться домой, успокоить Меропу и Томми — тот всегда был спокойным ребенком, и такую истерику Том видел впервые... Он сидел, не замечая, как по его лицу катятся слезы, и все пытался понять, что же происходит с его жизнью.

А вокруг стоял тихий осенний день, и лягушки по-прежнему продолжали орать, и птицы чирикали в ветках. Где-то деловито стучал дятел, добывая свой то ли обед, то ли ужин, в траве кто-то шуршал — змеи? Ежи? Кто тут ещё водился?

Что-то коснулось его лодыжки, и через секунду на его ботинок выползла одна из местных гадюк и начала устраиваться поудобнее, явно намереваясь погреться.

Том погладил гадюку по голове и спросил — не то у неё, не то у себя, не то у всего окружающего мира:

— И что мне теперь делать?

Гадюка, которая решила, что вопрос обращен к ней, ответила:

— Что хочешь, Говорящий... Ты можешь делать все, что хочешь...

Дятел вдруг замолчал — а потом, видимо, достав очередного жучка, застучал дальше. Поднялся ветер — погода, как это часто бывает осенью, в очередной раз менялась: собирался дождь. Тяжёлые тёмные тучи закрыли солнце, и с болота потянуло холодом и сыростью. Гадюка, воспользовавшись возможностью, юркнула к Тому в рукав и, обвившись вокруг его руки, замерла.

Том вернулся к дому, заглянул в окно, увидел, что Меропа, обняв сына, баюкает его колыбельной на парселтанге, а Акела растянулся у её ног (пес, учуяв Тома, приветливо вильнул хвостом) и понял, что говорить с ними просто не сможет — а постыдно разревётся, не лучше Томми. Но если двухлетнему Тому это простительно, то самому себе Том простить такой слабости не мог — как не мог простить ее всем вольным или невольным свидетелем. Тогда он, достав из кармана мантии футляр с хроноворотом, вернулся в свое время. Говорить ему ни с кем не хотелось, и он, пройдя в подземелья, быстро ушел в спальню, лег на кровать, задвинув полог и зачаровав его всеми известными заклинаниями, чтобы никто не открыл и ничего не услышал, упал лицом в подушку.

Слишком много произошло сегодня всего. Дважды он чуть не умер — и дважды его спасали те, как он был убеждён, ни при каких обстоятельствах спасти никого не смогли бы. Но если подобное от себя-маленького он мог хотя бы представить: в конце концов, это же был он, и это его магические способности проявились так рано и сильно — этим можно было хотя бы гордиться... то Меропа?

Меропа, никчемная, жалкая, которую он втайне презирал за слабость и неуверенность — вдруг смогла выстоять там, где он, сильный волшебник, не ей чета, валялся в отключке. И палочка! Его палочка, его красавица из тиса с пером феникса, сломалась, как простая деревяшка! И что он мог без палочки — ни-че-го! Ведь он же мог взять с собой запасную палочку, палочку Марволо Гонта — и не взял! Он, который считал себя самым умным, самым предусмотрительным, чуть не погиб от рук этого урода!

Он не понимал! Впервые в жизни не понимал и даже не очень верил в то, что видел собственными глазами. Не могла эта девчонка, которая и на дуэлях-то не дралась никогда в жизни, кого он сам, наконец, научил большинству заклинаний... да вот этому самому же, которым она воспользовалась, и научил! — не могла она сделать то, что сделала! Она, которой поначалу надо было регулярно напоминать о том, что ребёнка следует не только кормить, но и купать и менять пусть даже и зачарованные пелёнки... Она потом научилась, конечно, и даже неплохо справлялась — но она так медленно на всё реагировала! Её медлительность чудовищно раздражала Тома — ну как можно столько времени тратить на то, чтобы накрыть, к примеру, на стол, или банально одеть ребёнка! А тут...

И откуда в ней взялось это «Не смей»? И что вообще это было такое?

Гадюка, о которой он совершенно забыл, выползла из рукава его мантии, свернулась рядом на подушке и успокаивающе зашипела:

— Спи, Говорящий. Всё хорошо...

Утром Тома привычно разбудил звук колокольчика, поднимавшего всех обитателей комнаты к завтраку. Проснулся он, как всегда, сразу — и сразу же встал: валяться в кровати он попросту никогда не умел, в приюте эта привычка никак не могла развиться. Совершенно позабыв о спящей где-то на нём гадюке, он начал надевать халат — все старшие ученики позволяли себе по-взрослому выходить умываться в халатах — и, вероятно, разбудил и потревожил змею, недовольно зашипевшую при этом со сна.

— Гонт, мать твою! — раздался сонный, но всё равно очень злой голос Мальсибера, ещё даже не вставшего — вот уж кто любил поваляться подольше. — Я предупреждал же, что если ты ещё раз притащишь сюда змею — я башку ей отрежу! Убери эту дрянь отсюда сейчас же! — занавески его полога раздвинулись, продемонстрировав Тому очень злого и забавно напуганного Мальсибера, уже держащего в руках палочку.

Том мгновенно выхватил палочку Меропы, которую вчера унес с собой, и предупредил:

— Только попробуй к ней прикоснуться — пожалеш-ш-шь!

Его голос в конце фразы практически перешел на змеиное шипение.

— Ты что? — Мальсибер побледнел и уж точно совершенно проснулся, глядя, впрочем, на него скорей удивлённо, нежели испуганно. — Ты же знаешь, почему я не выношу их, — сказал он обиженно и укоризненно, опуская свою палочку. — Я тоже понимаю — дар, всё вот это... но ты тоже меня пойми, — он поморщился и попросил: — Ну, убери ты её, Мерлина ради.

Это было... странно. Мальсибер явно боялся — и Том, что бы ни говорил тот, понятия не имел, почему — и преспокойно демонстрировал ему свою слабость. С чего вдруг?

Том опустил палочку, дипломатично улыбнувшись — как всегда, когда не знал каких-то обстоятельств, и сказал:

— Хорошо, я ее спрячу — а потом выпущу в Запретном лесу. И предупрежу, чтобы она никого не кусала — даже случайно.

Он намотал гадюку на руку и прошипел:

— Сиди здесь и не вздумай уползти.

— Погоди, — Мальсибер вдруг удивлённо вскинул брови и озадаченно уставился на его палочку. — У тебя новая палочка? Почему вдруг?

Том недовольно посмотрел на него. Прежде подобных вопросов ему задавать не рисковали.

— Старая... сломалась, — неохотно ответил он.

— Сломалась? — изумлённо переспросил Мальсибер. — Вчера же всё было нормально... когда ты успел? — он придвинулся к краю кровати и, нервно поглядев на мирно обвившую руку Тома гадюку, нервно облизнул губы и попросил: — Убери её, а?

Это начинало напоминать фарс: Том хорошо знал своё... окружение, и никогда особенно не замечал за Мальсибером подобного страха. А тот именно что боялся — по-настоящему: явно бледнел, глядя на обыкновенную змейку, и пот вон крохотными капельками выступал на висках и над верхней губой... что опять случилось в этой реальности?

— Подожди, — Том снял гадюку и трансфигурировал ее в бронзовую змейку, которую сунул в карман. — Так спокойнее? — мрачно поинтересовался он. — И я не хочу обсуждать, как сломалась моя палочка.

— Спасибо, — посветлел Мальсибер лицом и, заулыбавшись, встал, наконец, с кровати. — Не хочешь — не надо, — сказал он миролюбиво, тоже заворачиваясь в халат — и тут же добавил, явно не удержавшись: — Я надеюсь, у вас до драки вчера не дошло?

— До драки — нет, — любезно проинформировал его Том. Да, убийство дракой точно не назовешь. Он машинально потер левую руку — режущее дорогого дядюшки было каким-то очень пакостным, так что кровь удалось остановить не сразу, а шрам убрать так и не удалось.

— Это хорошо, — серьёзно сказал Мальсибер. — Я говорил тебе — не связывался бы ты с ним лучше. Ну его к Мордреду. Идём? — спросил он, подходя к двери.

«Интересно, с кем это я не должен был связываться? — с насмешкой над собой и над ситуацией подумал Том. — После дорогого дядюшки Морфина остальное уже не слишком страшно».

— Идем, — кивнул он.

На входе в душевую они почти что столкнулись с Эйвери, который смерил Тома холодным и неприязненным взглядом и, сощурившись, прошёл мимо, демонстративно задев плечом — правда, не его, а Мальсибера. Тот не ответил, нахмурившись в ответ, но сделав вид, что ничего не случилось.

— По-моему, кто-то нарывается, — негромко сказал Том. Эйвери, которого он помнил, был высокомерным, презирающим всех снобом, но действовать предпочитал не такими методами — а с помощью ледяного тона и издевательски вежливых оскорблений. Опять изменившаяся реальность, решил Том.

— Оставь, — дёрнул его за рукав Мальсибер.

— Ты что-то сказал? — холодно поинтересовался Эйвери, останавливаясь и медленно оборачиваясь к нему. — Извини — не расслышал?

— Проблемы со слухом? — очень вежливо спросил Том. — Рано.

— Том! — Мальсибер вновь потянул его за рукав.

— Даже идеальный слух бессилен при проблемах с дикцией, — сообщил ему Эйвери, уже держа в руке палочку. Впрочем, пока что он просто держал её, не обнаруживая никаких враждебных намерений — но уже сам этот факт был дикостью. Он что, собирается подраться с ним? С Томом?! Что же такое произошло в этой новой его реальности — и почему, Мерлина ради, то, что случилось с Морфином, так странно на неё повлияло?

— О, ты абсолютно прав, — улыбнулся Том. — Кому, как не тебе знать о таких проблемах, верно?

Палочку он вынул из рукава, где прятал, сразу же — не хватало повторения вчерашней истории.

Мальсибер незаметно куда-то исчез, но Тома это сейчас волновало мало.

— Увы — с такими соседями приходится привыкать, — вздохнул Эйвери. — Хотя обычно ты больше стараешься — и тебя, как правило, почти можно понять.

— Эйвери-Эйвери, — Том покачал головой, — у тебя, похоже, проблемы не только со слухом, но и с памятью, да и с координацией тоже. Тебе бы в Мунго — пока не стало слишком поздно.

— Так ты, оказывается, знаешь про Мунго? — удивлённо спросил его Эйвери. — А я был уверен, что в вашей глуши о таком и не слышали... думал, вы с матушкой болотной водицей и лягушками лечитесь...

— Рот закрой, — раздался откуда-то сзади голос Лестрейнджа, и Том спиной ощутил, как тот подошёл и встал рядом. — Я предупредил.

— А вот и твои ручные змейки, — скривился Эйвери, но палочку всё же убрал. — Что, без охраны ты теперь не ходишь?

— А ты не завидуй, — хмыкнул Лестрейндж.

— Это вредно сказывается на цвете лица, — добавил Мальсибер.

Эйвери обвёл их коротким взглядом, покачал головой, вздохнул — и, развернувшись, ушёл с гордо выпрямленной спиной.

— А я говорил — надо было с ним сразу разобраться, — с досадой сказал Лестрейндж. — Он же теперь не уймётся.

— Ты прав, — задумчиво сказал Том. — Разобраться надо — и кардинально. Что-то он осмелел.

— Конечно, надо, — поддержал его Лестрейндж, довольно сощурившись. — Я давно говорю — надо его осадить, а ты всё отмахиваешься и плечами пожимаешь. Таких сразу надо на место ставить.

— Уймись, — поморщился Нотт. — Эйвери так просто не поставить на место — мы все видели, чем это может закончиться.

Мальсибер побелел, но упрямо сжал губы и сказал:

— Второй раз он никого из нас так не поймает.

— А пока, — усмехнулся Том, — будет ему от меня лично небольшой сюрприз.

Он давно хотел опробовать эту задумку, основанную на сплаве чар и ментальной магии, и сейчас у него появился и повод, и подопытный.

За завтраком, когда Эйвери поднес к губам кубок с тыквенным соком, Том на мгновение поймал его взгляд — и удовлетворенно улыбнулся. Теперь, что бы Эйвери ни пил, все будет отдавать затхлым запахом болотной воды.

«Не стоило тебе разевать рот про мою мать, — с ненавистью подумал он, — глядя на Эйвери. — Ой как не стоило!»

Эйвери сделал глоток — и, поморщившись, отставил кубок. Удивлённо поморщился, вновь поднёс его к носу, понюхал, снова отставил и взял новый. Однако стоило ему оттуда глотнуть, как его брови недоумённо дрогнули, губы скривились, и он, достав палочку, коснулся ей кубка, явно проверяя его содержимое.

Мальсибер захихикал почти беззвучно и, наложив заглушающие чары, шёпотом спросил Тома:

— Что ты сделал?

— Угостил нашего дорогого сокурсника, — усмехнулся Том. — Теперь, как только он скажет какую-то гадость — будет пить болотную воду.

Мальсибер рассмеялся беззвучно и, повеселевший, куда активнее принялся за еду, шепнув Тому не слишком ему понятное:

— Спасибо!

Что тут вообще происходит?

Наконец Тому надоели все местные странности — и он решил выяснить, что здесь происходит. Дождавшись окончания уроков, он потащил Мальсибера в библиотеку — и там, поймав его взгляд, прошептал:

— Легилименс!

Увиденное ему не слишком понравилось...

...Эйвери, подходящий к одевающемуся после душа Мальсиберу — они вдвоём в раздевалке, тот стоит в одних брюках и неторопливо надевает рубашку... Быстрое точное движение — и Эйвери, оттянув пояс его брюк, кидает туда небольшую змею, тут же накладывая на пока ещё, скорее, удивлённого, нежели испуганного Мальсибера Ступефай. А после стоит и долго и с холодным исследовательским интересом смотрит, как тот, постепенно белея от ужаса, пытается скинуть с себя заклятье — и, наконец, снимает его и уходит, предварительно забрав палочку у Мальсибера...

...Мальсибер быстр идёт, почти что бежит по коридору — видимо, едва выйдя из того же самого душа, потому что рубашка на нем все та же и надета она кое-как — что для этого щёголя событие просто невероятное — а его волосы не высушены и не уложены, как это обычно бывает, и, влажные, в беспорядке падают на лоб и виски... Эйвери появляется словно бы ниоткуда — и толкает вдруг его в приоткрытую дверь одного из пустых сейчас классов. Мальсибер, потеряв равновесие, буквально влетает туда — дверь захлопывается, он яростно пытается её открыть... и вдруг сзади раздаётся очень характерное и отлично известное Тому шипение, которое он, правда, почему-то никак не может понять. Мальсибер оборачивается — и видит выползающую из одной из парт большую змею. Действительно большую змею — и странную, Том никогда в жизни не видел такой: огромная, совершенно чёрная, с яркими жёлтыми глазами, она скользит по полу, высовывая длинный раздвоенный язык и показывая свои острые слегка загнутые назад клыки. Мальсибер кричит и шарахается назад — он в ужасе, лицо белое до синевы, губы дрожат, из глаз текут слёзы... он хватается за пустые сейчас ножны от палочки — а потом просто бежит прочь, а змея ползёт за ним всё быстрей и быстрее... Добежав до места учителя, он хватает стул и швыряет им в рептилию, и даже попадает, но тот не приносит ей никакого вреда, и гонка по классу продолжается... и в какой-то момент змея догоняет до смерти уже перепуганного Мальсибера и, сделав бросок, впивается своими клыками в его ключицу — он кричит, так громко и отчаянно, как Тому ни разу ещё не довелось слышать — а потом картинка мутнеет и исчезает, как бывает, когда воспоминание прерывается...

...и Тома вдруг выкидывает обратно в реальность.

— Зачем?! — с недоумением, обидой и болью спросил его Мальсибер, почти что такой же бледный, как в той сцене, что Том только что видел. — Тебе тоже весело? — спросил он дрогнувшими губами.

— Мне должно быть весело? — Том удивленно посмотрел на него. — Прости, но я должен был знать все в точности — а это был самый быстрый и надежный способ, — сказал он, доставая палочку. — Обливиэйт! У тебя просто закружилась голова.

«Так, — подумал он. — Похоже, здешний я оказался слабее — и Эйвери окончательно охамел. Надо устроить ему веселую жизнь — чтобы не тянул лапы к Моим людям!»

— Том! — Мальсибер неожиданно схватил его за руку. — Что ты хотел увидеть? И я тебе уже говорил — я умею защищаться от подобных вещей, — сказал он, хмурясь. — С Легилименцией ты меня просто поймал неожиданно. Я же уже рассказывал тебе всё! И даже показывал, — добавил он, облизнув губы. — Когда просил на днях никогда больше не приносить в нашу спальню змей. Зачем тебе всё это снова понадобилось? А если вдруг даже и нужно — просто попросить меня показать еще раз ты не мог?

— Я сожалею, — коротко ответил Том и, помолчав, неохотно добавил: — Я не знаю, как это объяснить — но я не помнил этой мерзкой истории. Совсем.

— Он мог стереть тебе память, — ни капли не удивился Мальсибер. — Он мастер... это только со мной все эти фокусы не срабатывают, — он слегка улыбнулся. — Но со мной он и не пытается... зато вот поймал меня, как мальчишку, — сказал он зло. — Боггартом. Как я не умер там от ужаса — до сих пор не знаю... то-то я ещё с утра удивился, что ты опять змею притащил.

— Знаешь, — усмехнулся Том, — подобное хорошо лечится подобным. Наш дорогой Эйвери решил поиграть в страшного и опасного Темного мага? В эти игры лучше играть не по одному. «Один за всех — и все за одного» — помнишь?

— Помню, — заулыбался Мальсибер. — И знаешь, — сказал он очень решительно, — вот ты мне сейчас мой позор напомнил — это никуда не годится, на самом деле. Чтобы слизеринец — и змей боялся? Поможешь мне к ним привыкнуть? — попросил он. — Ты же умеешь говорить с ними. Ну, пару раз упаду в обморок — но из твоих рук это, наверное, получится. Поможешь? А с Эйвери мы поиграем, — добавил он хищно. — Он, по-моему, уже всем, кроме тебя, успел насолить — Ральфа вот точно достал, он говорил мне.

— Поиграем, — предвкушающе улыбнулся Том. — Обязательно поиграем!

Вечером они вчетвером собрались в пустом классе: Том, Лестрейндж, Мальсибер и Нотт. Том внутренне усмехнулся вдруг и подумал, что их четверо — так же, как и в той дурацкой маггловской книжке, из которой он позаимствовал их не менее дурацкий девиз. Жаль, Эйвери всё же, скорее, светлый шатен, чем блондин — а как было бы символично...

— Не вижу проблемы, — сказал Лестрейндж. — Что мы, вчетвером с ним не справимся? Отделаем его так, что неделю из больничного крыла не выйдет — в другой раз подумает, кому и что говорить. Совсем обалдел, — добавил он возмущённо.

— Действительно, — с неожиданно горькой насмешкой сказал Мальсибер. — Ладно я. Но хамить Гонту?!

— Ну, зачем же сразу отделывать? — очень нехорошо усмехнулся Том. — Наш дорогой однокурсник Эйвери решил опуститься до маггловских методов — а мы с ним будем действовать методами магическими. Пусть на своей шкуре испытает, что такое оказаться во власти собственного кошмара — кошмара, из которого никогда не выбраться, потому что он у тебя в голове. Кошмара, повторяющегося раз за разом — и так по кругу.

— Ты о чём? — озадаченно и очень заинтересованно спросил Лестрейндж, а, как всегда, крайне немногословный Нотт просто посмотрел на Тома с любопытством. Мальсибер же хищно заулыбался и подхватил:

— О да. Кошмаром за кошмар — Том, это же гениально! — он стиснул его предплечье. — А что за кошмар, ты придумал?

— Маггловская война, — коротко ответил Том. — Пришлось как-то попасть под обстрел. Хорошо, палочка при мне была...

— Как это? — изумлённо уставился на него Лестрейндж. — Где ты так умудрился?

— В Лондоне? — предположил Нотт. — Не просто же так «Пророк» настойчиво не советует выходить сейчас в маггловский город...

— В Лондоне, — ответил помрачневший Том. Теперь надо объяснять, как он умудрился попасть под маггловские бомбежки. А впрочем… а какого драккла он будет что-то объяснять? — Правильно «Пророк» советует. Жаль, что поздно.

— Ну, когда Гонту «Пророк» был указом, — очень вовремя пошутил Мальсибер. — Послушай, — он посмотрел на Тома заинтересованно и просяще. — Я тоже хочу поучаствовать! Дай мне ему отомстить!

— Ты в своем праве, — кивнул Том. — Давайте так: я накладываю воспоминание, а ты его закольцуешь — чтобы выбраться не мог. Нотт, Лестрейндж — вы на подстраховке.

— О да, — глаза Мальсибера очень недобро сверкнули. — Я закольцую. Он у меня ни одной ночи спокойно спать больше не будет... сначала ночи, — он торжествующе улыбнулся. — А потом уже и не только...

— Вы его так совсем с ума не сведёте? — насмешливо усмехнулся Лестрейндж. — А то если его родители в Мунго потащат — могут быть проблемы.

— А пусть докажут, — пожал плечами Мальсибер. — Что это мы. Это же маггловский кошмар — никому в голову не придёт, что это мог сделать кто-нибудь чистокровный!

— Заодно, может, и полукровок приструнят, — довольно кивнул Лестрейндж, взглянув на Тома с явным восхищением. — Вот ты умеешь одним ударом несколько камней выбить!

— Полукровок, — задумчиво протянул Том. А ведь здесь никто и не подозревает о том, что он тоже полукровка. Как... удобно. — Да, ты прав, — он торжествующе улыбнулся. — Все должны знать свое место — и Эйвери, который решил, что он тут самый страшный, и полукровки, которые тащат в наш мир маггловские привычки. Каждому — своё!

— О! — Лестрейндж радостно потёр руки. — Так ты всё же согласен, что от полукровок больше вреда, чем пользы? А то «обновление крови», «обновление крови»... да кому она нужна, такая вот кровь?!

— Ну, началось, — вздохнул Нотт. — Что, они тебя тоже заразили всё-таки этим? — спросил он у Тома.

— И да, и нет, — Том серьёзно посмотрел на своих... единомышленников? Да, наверное... и сказал: — Я согласен, что кровь обновлять нужно — иногда, если не остается другого выхода. Но полукровки должны быть воспитаны магами, а не магглами. Магглы способны всё только испоганить, — его голос задрожал от ненависти. — Зверьё, грязное зверьё, притворяющееся людьми! — яростно проговорил он — и наткнулся на тишину и изумлённые... нет, даже, пожалуй что, ошарашенные взгляды.

— Гонт, — осторожно проговорил Мальсибер. — У тебя что-то случилось?

— Ты поэтому такой замотанный в последнее время? — тут же подхватил Лестрейндж с видимым облегчением. — Из-за того случая в Лондоне?

Нотт же просто смотрел на него столь же удивлённо, сколь и внимательно — так, словно пытался понять и решить какую-то непростую и важную для него задачу.

— Да, — Том опустил голову. Опять он сорвался — Мерлин, в последнее время самоконтроль ему напрочь отказывает. Надо спасать положение. — Я могу показать, что видел, — предложил он, — но сразу предупреждаю — это страшно. После этого я и понял, что Статут — благо, а магглы... да пусть хоть сожрут друг друга!

— Покажи! — разумеется, тут же воскликнули все трое.

— Я первый! — быстрее всех сориентировался Лестрейндж. — Раз Омут Памяти нам сейчас взять неоткуда — придётся легилименцией. Давайте по очереди.

И Том закрыл глаза, вспоминая тот страшный день...

...Этой ночью Лондон был предан огню…

С наступлением темноты начались резкие, ожесточенные выстрелы пушек противовоздушной обороны — и вой сирен предупреждал о приближающейся воздушной атаке. Вскоре над головой послышался тяжелый рокот немецких самолетов, кружащих над городом со своим смертоносным грузом. В комнате, через занавешенные черными шторами окна, были слышны разрывы и треск тяжелых бомб, раскалывающих дома на части. Взрывы звучали недалеко — может, на соседней улице, может — в соседних дворах…

...Целый горизонт был залит городскими пожарами, десятками пожаров, возможно, даже сотнями. В их ужасающей свирепости было что-то завораживающее, повсюду был слышен треск пламени и крики пожарных. Прямо на глазах малые пожары разрастались в большие — и постепенно затихали. Волны самолётов шли с периодом в пару минут. Моторы не рычали, но, казалось, мололи воздух, зло пульсировали, как осы в слепой ярости. Орудия не трещали непрестанным грохотом, как в самые первые дни. Они прерывались — иногда на секунды, иногда на минуту и дольше. Ближние орудия звучали резко, а дальние мягче и глуше — и выстрелами был заполнен весь Лондон. Зажигательные бомбы падали целыми пачками в темные пространства: за несколько секунд взорвались две дюжины. Они ярко вспыхивали и превращались в иглы ослепительно белого яростного огня. Люди тушили их песком, и эти огненные иглы исчезали одна за другой. Но, несмотря на все усилия, в это же время другие бомбы продолжали гореть, и скоро из-под белой иглы вспыхивало жёлтое пламя. Пламя жадно облизывало новую жертву — и огонь охватывал очередное здание.

Самый большой пожар бушевал прямо перед ними. Воздух хлестали языки пламени в десятки метров длиной, розово-белый дым большим облаком клубился вверху, и сквозь это облако постепенно вырисовывался огромный купол стоящего неподалеку старого собора. Улицы были освещены светом от пожара, а небо над огнём было красное и гневное, и облака розового дыма смыкались в громадный саван под черным потолком небес…

…— Что это такое? — пробормотал Лестрейндж, выныривая из сознания Тома и глядя на него с ужасом. — Это... магглы разве... но как?

— Покажи! — требовательно вмешался Мальсибер.

Воспоминание Тома (тщательно откорректированное, чтобы не видны были воспитатели и дети из приюта) посмотрели все трое — и с почти одинаковой реакцией. При этом Том старался не останавливать внимание на изломанных телах убитых людей, на криках раненых, на отчаянном плаче девчонки над телом мертвой матери, на сошедшей с ума женщине, баюкавшей своего убитого младенца. Он тогда старался поскорее забыть об увиденом в ту страшную ночь августа сорокового. Ночь, когда приютских не успели ни эвакуировать, ни довести до метро, куда спускались лондонцы, чтобы переждать обстрел. Но, видимо, что-то из этих спрятанных воспоминаний его одноклассники всё-таки увидели — особенно Мальсибер.

В отличие от Лестрейнджа, разразившегося такой бранью, какую вряд ли можно было бы услышать даже от гоблина, и высказавшегося в том смысле, что лучше всего всех магглов было бы попросту уничтожить — но если это невозможно, следует любыми способами защитить хотя бы свой мир от выходцев оттуда, и поэтому магглорождённых сюда вообще допускать нельзя, и Нотта, тоже потрясённого, но на сей раз полностью согласившегося с высказанной Ральфом идеей, Мальсибер не сказал ничего — а просто отошёл в сторону и тихо сел, глядя в стену и не принимая больше никакого участия в их разговоре.

— Магглы и сами прекрасно справляются с собственным уничтожением, — ответил Лестрейнджу Том, — а проблему магглорожденных так не решить. Ну что, пригодится это в качестве кошмара для нашего драгоценного Эйвери?

— Нет, — резко сказал вдруг Мальсибер. — Вы хотите подать ему идею создать что-то подобное — и через десять лет обрушить на наш мир этот ужас? — слегка прерывающимся голосом спросил он. — Просто потому, что он взбесил нас? Я хочу ему отомстить — но не такой же ценой! Мы все знаем, — продолжил он торопливо и горячо, — что он талантлив, жесток и склонен к неприятным экспериментам — и что, мы сами подсунем ему такой образец для подражания?

— А ведь ты прав, — Том невесело усмехнулся. — Я не хочу однажды проснуться в мире, где Эйвери додумался до чего-то подобного. Значит, придумаем ему другой кошмар, — решил он. — Чего наш однокурсник боится больше всего?

— Собственной ничтожности... и неуверенности, — подумав, сказал Нотт. — Он же лучше всех. И все это знают.

— Тогда он боится не быть лучше всех, — возразил ему немного успокоившийся Мальсибер. — То есть, — добавил он медленно, — он боится быть самым обычным. Середнячком.

— А ещё слабым, — подхватил Лестрейндж. — И что? — он вопросительно воззрился на Тома.

— А ещё сентиментальности! — Мальсибер вдруг рассмеялся. — Вы представляете, если он начнёт плакать над растираемыми флоббер-червями?

— Тогда, — задумался Том, — покажем ему другую реальность. Где он — не сильный маг из древней семьи, богатой и уважаемой, а кто-то вроде Крэбба. Или Гойла. Ни ума, ни фантазии, ни магической силы...

— Другую реальность? — глаза Нотта сверкнули. — Ты представляешь, как сделать это?

— Мне надо подумать, — обтекаемо сказал Том.

— И где он плачет над несчастными червяками! — добавил Мальсибер. — Я настаиваю над поливаемыми слезами ингредиентами!

— Маска, — Том прищелкнул пальцами. — Слепок личности. Что-то вроде наведенных воспоминаний. То есть он будет думать, что у него никогда ничего не получится, или что червячки — милые, или что всё вокруг тлен и безысходность... не знаю, какой вариант лучше.

— Не надо тлена! — запротестовал Лестрейндж. — Он тогда с башни спрыгнет — и всё веселье закончится! Пусть лучше думает, что у него ничего не получится, а червячки — милые! Тем более, Мальсибер настаивает — а у него есть право решать.

— И правда, давай червячков, — кивнул тот. — Это и веселее, и не так... демонстративно.

— Есть тут в Хогвартсе один любитель всякой живности, — ухмыльнулся Том. — Видели здоровяка-полувеликана у грифферов?

— Хагрид? — тут же спросил Нотт, который, кажется, знал имена вообще всех учеников Хогвартса.

— Хагрид, — кивнул Том. — Он над любой встреченной живностью готов ворковать и причитать — и чем живность страшнее, тем лучше.

— А последнее Эйвери вполне подходит, — засмеялся Мальсибер. — Слушайте — да они же подружатся!

— Замечательно, — Том расплылся в улыбке. — Так и вижу, как они вдвоем воркуют над какой-нибудь обалдевшей от такого отношения мантикорой. Надо пообщаться с этим Хагридом поближе — вот тут моя змейка и пригодится.

— Он, вообще, гриффиндорец, — напомнил Лестрейндж. — С чего ему общаться со старостой Слизерина?

— Ральф, друг мой, — усмехнулся Том, глядя на него с мягкой укоризной, — что за условности? Мы должны быть выше факультетской розни!

— Вот это ты Хагриду и скажи, — заржал Лестрейндж. — Вот именно с такой интонацией. Может, он тебя с профессором трансфигурации перепутает.

— Ты, главное, их старосте не попадись на глаза, — добавил Мальсибер. — А то Минни МакГонагалл если и не додумается — то всё равно помешает. Из принципа. Одно слово — упрямая, как шотландка.

— Так она же и так шотландка, — удивлённо сказал Лестрейндж.

Наутро Том повстречал Хагрида у теплиц, где тот проходил отработку и, поравнявшись с полувеликаном, озабоченно сказал:

— Осторожно! Не наступи на Маршу!

— Эт кто? — спросил тот, настороженно глянув на Тома.

— Это моя питомица, — дружелюбно улыбнулся Том. — Не бойся, она не укусит. Просто я отпустил ее немного размяться — а тут ты.

— Питомица? — Хагрид заозирался. — Что за питомица? — он вновь посмотрел на Тома очень настороженно. — У тебя, вроде, сова? Я видел!

— Сова, — Том печально вздохнул. — А Марша... Она просто забралась ко мне погреться, когда я был дома — а потом я про нее совсем забыл — и она со мной прибыла в Хогвартс. Ну и мои соседи ее увидели и возмутились. Вот я ее и выгуливаю потихоньку, чтобы никто не видел. А то змей все боятся — и зря, между прочим! Змеи никогда не нападут первыми — и они намного честнее людей. О, прости, вот и она, — Том свистом подозвал змею и протянул руку — и болотная гадюка по имени Марша тотчас же обвилась вокруг.

— Я слыхал, ты парселтанг знаешь, — нахмурился Хагрид, впрочем, с нежным интересом глядя на змейку. — Говорят, нехорошо это. Что только тёмные волшебники на нём говорить и могут, — он перевёл настороженный взгляд со змейки на Тома.

— О Мерлин, — вздохнул Том. — В Индии половина магов его знает — вот уж где сплошные тёмные волшебники, видимо. Ужас. А если бы я китайский язык знал, или французский? Был бы китайцем или французом? Или гобледук — был бы гоблином? Куда уж хуже.

— Так гобледук выучить можно, — уже не так уверенно сказал Харгид. — А парселтанг — врождённое. Его ж нельзя выучить, — добавил он убеждённо, хотя было заметно, что слова Тома об Индии произвели на него впечатление. — И чего это сразу хуже, — пробурчал он. — Гоблином быть совсем и не плохо.

— Неплохо, — согласился Том. — Я все собираюсь выучить. Магия тоже врожденная — ты готов всех магов считать страшными и злыми? Магглы именно так о нас и думают. Любое умение можно использовать во зло — а можно и во благо. Я вот со змеями дружу, и они мне помогают.

— Чем это они помогают? — нахмурился Хагрид, вновь глядя на змейку, с любопытством пробующую воздух вокруг своим темным раздвоенным языком. — Говорят, что только темные маги рождаются с таким даром.

— Да, — Том покивал головой, внутренне посмеиваясь, — именно только темные маги и рождаются. Бедная Индия! Родился ребенок — и в пеленках уже только и думает, как бы всех убивать, мучить, мир захватить... Говорить можно всё что угодно— вот только что из этого будет правдой? Пойдем, Марша. Мы с тобой страшные тёмные существа — пора мир захватывать.

— Скучно, — прошипела гадюка, — лучше погреться на солнышке.

— Вот Марша говорит, что ей скучно мир захватывать, — любезно проинформировал своего собеседника Том. — Полностью с ней согласен.

Во взгляде, брошенном на них Хагридом, уже не было прежней уверенности.

— Ты погоди, — сказал он. — Я не хотел тебя обижать.

— Да я привык, — Том пожал плечами. — Мне за Маршу обидно — она никому ничего плохого не сделала, а все вокруг только и орут — мерзкая тварь, башку ей отрубить! Нет, звери для меня все же понятнее людей — охотятся, только когда голодные, убивают, когда защищаются... Ни одна змея не убьет просто со скуки, а уж тем более не будет предавать. Или мучить.

Хагрид вздохнул. Ему было явно неловко, и Том видел, что он ищет, но никак не может подобрать слова, чтобы извиниться.

— Так зверь — он вообще предавать не может, — нашелся он наконец. — Это человечье же, — он помолчал и добавил сочувственно: — А тебя, значит, все не любят?

— Ну, почему все? — удивился Том. — Мама вот любит, Марша... надо её будет фамильяром сделать. Хорошо, когда с тобой рядом есть кто-то, кому ты небезразличен. Любой ты — богатый или бедный, красавец или самый обычный, «страшный темный маг» или великий светлый волшебник — неважно. — Том вспомнил, как слушал эти же слова в церкви во время проповеди, кривясь от их показного лицемерного пафоса, и подумал, что лишних знаний точно не бывает. Вон как полувеликана пробрало! — Плохо человеку, когда он один, — тихо, почти неслышно добавил он.

Марша сочувственно зашипела.

Хлорид столь же сочувственно засопел, а потом спросил, явно на что-то решившись:

— А можно её погладить?

Однако думал он не только об этом — Том это чувствовал, но понять пока что, в чем дело, не мог.

— Только осторожно, — предупредил Том, — и не по голове.

Он наклонился к змее и прошипел:

— Потерпи, он тебя погладит.

— Хорош-ш-шо, — согласилась змея. — Потерплю.

Хагрид осторожно коснулся тёмной чешуйчатой спинки. Змейка повернула к нему свою маленькую плоскую голову и изучающе то высовывала, то вновь прятала свой раздвоенный язычок — и Том в какой-то момент с неудовольствием понял, что ту не так уж и раздражают прикосновения полувеликана.

— Спокойная, — зачарованно сказал тот. — Я со змеями, знаешь, не очень... не понимают они меня, — он вздохнул и добавил: — С разумными тварями проще...

— С кентаврами, что ли? — Том покачал головой. — Не думаю.

— Да нет, — мотнул головой Хагрид. — Ну... не совсем разумными, — сказал он, мучительно о чём-то думая. — А вот которые частично... как, — он снова задумался.

— Частично разумными? — Том улыбнулся. — Как книззлы? Некоторые из них, как говорят, имеют интеллект пятилетнего ребенка.

— Книззлы, во, — кивнул Хагрид, хотя Тому показалось, что думал он совсем не о них. — Краппы ещё. Но они скучные, — добавил он грустно.

— Ну, это вряд ли, — Том с интересом посмотрел на собеседника. — Почему же скучные?

— Ну... обычные, — пожал он плечами. — Мне нравятся, знаешь, — он замялся, — как змеи. Или... гиппогрифы, например.

— Да, гиппогрифы — это серьёзно, — Том мечтательно улыбнулся. — Жаль, что мы их только мельком изучали. Как бы хорошо было покататься! А змеи... Хочешь, я могу показать тебе, как здороваться на парселтанге. Вот и поверим, поймет тебя Марша или нет? Меня она понимает и без него.

— Это ж врождённое! — изумился Хагрид. — Парселтанг. Я разве смогу?

— Боишься, что станешь Тёмным магом, если поздороваешься с Маршей? — Том вскинул брови. — Тогда ты прав, не стоит этого делать.

— Да я... я же нет! Не про то! — возмутился Хагрид так искренне, что будь на месте Тома кто-то ещё, он мог бы даже смутиться. — Я к тому, что врождённое это... нельзя же на парселтанге научиться! Или можно? — спросил он с искренним любопытством.

— Можно попробовать, — Том с исследовательским интересом посмотрел на Хагрида.

— Том Марволо Гонт! — раздался негодующий девичий голос за его спиной. — Что тебе нужно от Хагрида?

«Мальсибер точно может быть провидцем, — подумал Том. — Те же и староста Гриффиндора».

Высокая худощавая девушка с длинными тёмными волосами быстрым шагом подошла к ним, держа в руках палочку.

— Мисс МакГонагалл, — вежливо склонил голову Том. — Как обычно, на страже справедливости.

— Я задала вопрос, Гонт, — разумеется, не купилась на его вежливость МакГонагалл. Гриффиндорцы... — Что тебе надо от Хагрида?

— Мы просто разговариваем о разных животных, — глядя на нее абсолютно честными и искренними глазами, ответил Том. — И немного о людях. Буквально только что обсуждали парселтанг — только ли врожденное это умение, или есть возможность его выучить?

— Выучить можно всё, — резковато сказала она, неприязненно на него глядя. — Но врождённая способность говорить на нём — не самый лучший признак. Хотя ты так, разумеется, не считаешь.

— Вот это оно и есть, — Том повернулся к Хагриду и сокрушенно покачал головой. — Врожденная способность говорить со змеями — это пожизненное клеймо. Как статус крови — для некоторых магов. Или магические способности — для магглов. Прости, было интересно поговорить с тобой — но я не хочу, чтобы из-за общения со мной на тебя косо смотрели твои собственные товарищи.

— Это совершенно разные вещи! — возмутилась МакГонагалл, на которую Хагрид теперь смотрел осуждающе. — И не тебе говорить о статусе крови — уж кто-кто, а вся ваша компания ведь считает, что даже полукровкам в школе не место, не говоря уж о магглорождённых! Разве не так? — спросила она, сощурившись.

— Мисс МакГонагалл, — Том осуждающе посмотрел на нее. — Я искренне убежден, что любой маг должен жить среди магов и учиться владеть своим даром. И мои товарищи считают так же.

О том, что он и его товарищи считают магами только чистокровных, Том деликатно умолчал.

— Неужто? — фыркнула она с не очень понятным ему презрением. — И давно вы так резко переменили своё мнение? Я хорошо помню ваши разговоры о том, где место магглорождённых и где — полукровок. И оставь Хагрида в покое, — она нахмурилась. — Не знаю, что тебе от него нужно, но ни секунды не верю в то, что тебе не с кем побеседовать о зверюшках.

— Не поймите меня превратно, мисс МакГонагалл, — Том говорил очень серьезно и вежливо, в душе потешаясь над всей этой ситуацией, — но люди иногда меняются. Вы считаете, что если человек убедится в ошибочности своих прежних представлений о мире и людях, то он должен продолжать их отстаивать? Печально. И мне ничего не нужно от мистера Хагрида — мы просто говорили. И он единственный, кто не шарахается в ужасе от моей питомицы — а это очень важно и для меня, и для неё. Оставлю вас торжествовать победу, богиня мудрости — поле боя за вами. Мистер Хагрид — всего доброго. Желаю вам найти интересного фамильяра, но постарайтесь учитывать требования ваших товарищей по факультету. Кого-то вроде Марши вам не простят.

Уходя, Том достал небольшое зеркальце и с удовлетворением наблюдал в него, как Хагрид говорит что-то пылкое и, судя по всему, не слишком приятное своей старосте, а она пытается то ли убедить его в чём-то, то ли оправдаться.

Во дворе его ждали товарищи — и Лестрейндж, возбуждённо улыбаясь, спросил:

— Она помешала вам?

Увидевший обвивавшую запястье Тома змейку Мальсибер, побледнев, сделал шаг назад, явно разрываясь между своим недавно обретённым страхом и любопытством, и выглядя из-за этого забавно растерянным и несчастным, а Нотт просто с интересом воззрился на Тома.

— Можно сказать, что нет, — Том слегка улыбнулся. — Все, что мне было интересно, я узнал, все, что меня заинтересует позже — узнаю. Думаю, мне заодно удалось внести раскол в сплоченные ряды факультета Годрика. И кстати — отныне мы считаем, что каждая капля волшебной крови священна. Я имею в виду именно волшебников, разумеется, а не магглов с палочками.

— В смысле? — озадаченно переспросил Лестрейндж. — А что, мы раньше как-то иначе считали?

— Убери же змею, пожалуйста! — не выдержал, наконец, Мальсибер, так и не подошедший к ним ближе, чем на пару шагов. — Можешь посмеяться, если тебе хочется, но если я подойду ближе, я заору, — предупредил он, нервно облизывая губы.

— Грифферы убеждены, что да, — ответил Лестрейнджу Том. — Что мы всем факультетом прямо сейчас пойдем убивать магглорожденных и полукровок, — он трансфигурировал змею и спросил Мальсибера: — Так лучше? Хотя ты же хотел избавиться от своей фобии.

— И что? — удивлённо спросил Лестрейндж. — Кому интересно, в чём они там уверены? Хотя вот по поводу магглорождённых я бы... — он усмехнулся, а Мальсибер, подходя к ним, кивнул Тому с благодарностью:

— Да, спасибо. И да ещё раз, я хотел — но не здесь же у всех на глазах! Как-нибудь будет у тебя время — сходим в какой-нибудь свободный класс и вот там, — он вздохнул и передёрнул плечами.

— А почему тебя вдруг заинтересовало мнение грифферов? — спросил Нотт.

— Грифферы — это же идеальный слепок со всего магического мира, — наставительно произнес Том. — На них любые идеи можно обкатывать — и смотреть на реакцию. Потрясающий сплав предубеждений, наивности и уверенности в своей правоте и непогрешимости. Хорошо, — кивнул он Мальсиберу, — обязательно потренируемся. Фобия — это слабость, а слабостей у нас быть не должно. Во всяком случае, известных другим слабостей.

— И что? — непонимающе спросил Нотт. — Сама по себе идея, по-моему, отличная, но что ты хочешь сейчас на них, как ты выразился, обкатать?

— Он хочет посмотреть, сколько времени у него уйдёт на то, чтобы подружиться с Минни и Хагридом, — засмеялся Мальсибер. — И уверить их в том, что мы не отличаем полукровок от священных двадцати восьми. Давай этим вечером? — предложил он, обращаясь к Тому. — Ты не представляешь, как мне надоело видеть кошмары, — он скрипнул зубами.

— Подружиться с Минни? Уволь, — усмехнулся Том. — Это предприятие из заведомо не выполнимых. Хагрид куда проще — да и у нас нашлись общие интересы, — он погладил бронзовый браслет. — Вечером займемся твоими кошмарами, — обратился он к Мальсиберу, — а пока возвращаемся в подземелья. Скоро отбой, а я не хочу снимать баллы со своих.

— Н-да, — протянул Лестрейндж по дороге. — Подружиться с Минни — это, пожалуй, никому из нас не под силу. Она же совершенно непрошибаема — да и страшна почти что как... — он махнул рукой и рассмеялся.

— Она тебя отшила? — изумился Мальсибер.

Лестрейндж глянул на него подчёркнуто оскорблённо:

— Я ещё ума не лишился — лезть к ней под юбку. Она полукровка же!

— Полукровки разные бывают, — наставительно сказал Том. — Что же до внешности... полюбуйся на Флинтов. Чистокровнее некуда, но в родословной тролли точно побывали.

— В смысле «разные»? — Лестрейндж даже остановился. — Или ты про Хагрида? — тут же нашёлся он — и рассмеялся, а следом за ним и Нотт с Мальсибером. — Н-да, Хагрид — это нечто особое... я представить себе не могу мужика, который... да как это просто физически возможно, с великаншей?!

— Я тут подумал, — начал Том, когда четверка заговорщиков собралась для обсуждения плана грядущей мести, — что кардинально менять характер объекта не стоит. Во-первых, это привлечет излишнее внимание. Друзей у нашего дорогого Эйвери нет, за полной их ненадобностью, но слишком резкие перемены в поведении привлекут внимание преподавателей. Декан тоже заинтересуется, он только с виду добродушный сибарит — а на самом деле хватка у него есть, и проблемы с семейкой Эйвери ему не нужны. А во-вторых, — он смущенно опустил глаза, — я думаю, что не смогу провести настолько полную коррекцию сознания. Мордред с ним, Эйвери — но подставлять наши семьи под кровную месть его родичей, если кто-то докопается до истины...

— И что ты предлагаешь? — Нотт поджал губы. — Оставить все как есть?

— Зачем же? — Том посмотрел на него с мягким укором. — Я предлагаю изменить только одну-две характерные черты. Вопрос в том, какие именно?

— Что-то, не слишком заметное со стороны, — сразу сказал Мальсибер. — И что-то, что ему самому будет очень неприятно и странно... но что он не сразу сочтет проклятьем, иначе неинтересно. Я думаю, можно внушить ему сентиментальную привязанность ко всем зверькам постепенно — начать с легкой симпатии, потом дойти до сочувствия и прийти, наконец, к невозможности даже мясо есть, — он неприятно заулыбался. — Ну и флоббер-черви, конечно же. Я думаю, что смогу закольцевать это чувство не просто, чтобы оно каждый раз возникало, а с, так сказать, усилением.

— Так и сделаем, — ухмыльнулся Том. — Я хотел еще любовь к экспериментам убрать — но Хагрид для этого не годится, увы. Полувеликан, похоже, решил приручить что-то «нескучное» — по его же словам. Надеюсь только, что это не гигантский кальмар. Тоже... экспериментатор, в своем роде.

— Убирать любовь к экспериментам нельзя — вот это как раз сразу заметят, — возразил Нотт. — А про Хагрида интересно...

— А давай их сведем? — азартно предложил Лестрейндж.

— Мерлин, спаси Британию, — мрачно ответил ему Том. — Эти два экспериментатора на пару такое изобретут — квинтолапы клубкопухами покажутся.

Все рассмеялись.

— Зато, может, их из школы выгонят, — мечтательно проговорил Лестрейндж. — Обоих... Хотя цена великовата, конечно...

— Великовата, — кивнул Том, отчего-то вспомнивший, как выглядел тот Хогвартс, из далекого будущего. — Каким мерзавцем бы ни был Эйвери, оно того не стоит.

— Так будем же мы ответственны перед будущим! — торжественно и пафосно провозгласил Мальсибер, и все опять рассмеялись.

— А теперь — к делу, — скомандовал Том. — Где будем проводить операцию? И как доставим туда наш объект?

— Зачем доставлять? — удивился Нотт. — В спальне сегодня ночью все и сделаем. Когда он заснет.

— Флинта надо подпоить чем-нибудь, — добавил Лестрейндж, — чтоб не проснулся не вовремя.

— Мне бы самому проснуться вовремя, — пошутил Мальсибер.

— Ты сегодня и не уснешь, — пообещал ему Том. — Будем вечером тебе сеанс змеетерапиии устраивать.

— Ну, пусть хоть такая польза от неё будет, — оптимистично согласился Мальсибер.

— Что за змеетерапия? — мгновенно среагировал Лестрейндж. — Ты думаешь, — удивленно спросил он Тома, — ему прошлого кошмара мало?

— Ему придется либо научиться справляться со своим страхом, — Том задумчиво погладил браслет-змейку, — либо всю жизнь от него бегать. Он выбрал первое — с чем я полностью согласен.

— И правильно, — одобрительно кивнул Лестрейндж, хлопнув Мальсибера по плечу. — Сегодня будет непросто — но зато потом...

— Даже не думай, — оборвал его тот. — Тебя там не будет. Никого не будет, кроме нас с Гонтом.

— Да я просто, — начал было очень недовольный таким поворотом Лестрейндж, но Мальсибер повторил:

— Даже не думай.

* * *

В заброшенном классе Том запер двери — а потом, глядя на побледневшего до синевы Мальсибера, произнес: «Финита», и бронзовый браслет, положенный им на парту, снова стал болотной гадюкой.

— Это Марша, — сказал Том. И, гладя змею по блестящей спинке, прошипел: — Марша, это свой. Не пугай его.

— Как скажешь, Говорящий, — в ответ прошипела змея.

Мальсибер попятился и, уперевшись спиной в дверь, сглотнул. Он сам попросил об этом и искренне намеревался победить так свой страх — но сейчас, когда он видел эту тварь совсем близко, он уже совсем не был уверен в том, что принял правильное решение.

— Пожалуйста, не шипи так! — взмолился он, прижимая трясущиеся сейчас руки к груди, где бешено билось сердце. — Или переводи мне хотя бы... Мерлин, — пробормотал он, стирая с верхней губы холодный пот.

— Хорошо, — согласился Том. — Сам я шипеть не буду, Марша, как недавно выяснилось, неплохо меня понимает и без парселтанга. Я сказал ей, что ты свой, и попросил не пугать тебя. Она согласилась.

— Ясно, — Мальсибер нервно провёл ладонью по волосам и заправил их за ухо. Потом почесал глаз, запустил пальцы в волосы — и потянул воротник. — Слушай, — сказал он, наконец, — возьми её в руки, пожалуйста. У меня ощущение, что она сейчас на меня прыгнет.

— Ты уверен, что стоит продолжать? — спросил его Том. — Мы можем отложить сеанс, если все настолько плохо.

— Нет уж, — Мальсибер упрямо сжал губы. — Я хочу разобраться с этим сейчас. Даже если упаду в обморок. Дай только отдышусь... поговорить, говоришь? — спросил он, действительно немного приходя в себя. — А о чём говорят со змеями?

— Можешь попробовать поговорить о погоде, — предложил Том. — Или о вкусных птичках. Не думаю, что вам стоит обсуждать главу из учебника по трансфигурации.

— Это скучно, — улыбнулся белыми губами Мальсибер. — Надо тогда уж о чём-то... змеином. Мерлин... слушай, — он оторвался, наконец, от стены и, дойдя до ближайшей парты, сел. — Можешь подойти поближе? Немного. И попросить её немного высунуться — совсем чуть-чуть. А то я её не вижу — и так и лучше, и хуже. И я убью Эйвери, — закончил он тем же тоном.

Том сел за соседнюю парту и слегка отодвинул край рукава. Марша недовольно зашипела — она собиралась поспать.

— Леди не расположена к светским беседам, — перевел Том. — Леди устала и мечтает об отдыхе. А убивать Эйвери, — наставительно добавил он, — надо так, чтобы не попасть после этого в Азкабан.

— Извини, — почти машинально извинился Мальсибер. — Но сегодня надо хотя бы начать. Пожалуйста! — он вдруг сообразил, что говорит всё это гадюке, и нервно хихикнул. — Про Азкабан я согласен — вот ещё! Эйвери обойдётся. Так что убийство пока откладывается — но мы с тобой устроим ему весёлую жизнь. Скотина! — воскликнул он в ярости.

— Не обижай животных, — укоризненно произнес Том. — Любая скотина лучше Эйвери.

Мальсибер вдруг рассмеялся и смеялся долго — до слёз.

— Это точно, — наконец, сказал он, вытирая глаза. — Извини, — уже осознанно обратился он к змее. — Ладно. С Эйвери после — а сейчас, — он глубоко-глубоко вздохнул, — подойди ещё ближе. Мерлин, если я это сделаю, я... надо что-то придумать, — сказал он. — Какой-нибудь приз.

Том подошел поближе — и, немного подумав, сел рядом.

— Не хочешь ее погладить? — предложил он. — Хагрид вчера рискнул.

Мальсибер вжался в скамью, на которой сидел, и враз севшим голосом пробормотал:

— Я не Хагрид... Мерлин! — вскрикнул он, когда змея высунула свой раздвоенный тёмный язык, изучая воздух вокруг. — Скажи ей, чтоб так не делала! — нервно проговорил он, серея и дёргая воротник с такой силой, что верхняя пуговица его рубашки оторвалась и отлетела куда-то в сторону.

— Марша, тебе лучше поспать, — предложил Том змее. Там нырнула в рукав, прошипев напоследок:

— От него пахнет добычей... добыча всегда боится...

— Что она там шипит? — нервно спросил Мальсибер, глотая ртом воздух. Его лицо было серым, и казалось, что он вот-вот упадёт в обморок, но он старательно держался — в том числе и в прямом смысле, сжимая край парты с такой силой, что, кажется, проминал пальцами старое дерево.

— Она сказала, — что ты пахнешь страхом, — ответил Том. Про добычу он решил пока не говорить — нервный припадок он однажды видел, и повторять подобное зрелище Тому не хотелось.

— Ещё бы! — и не подумал обижаться Мальсибер. — Я сейчас, наверное, пахну хуже кролика перед удавом, — пошутил он, стараясь дышать если не глубоко, то хотя бы ровно. — И мне это мерзко. Полей мне водой, пожалуйста, — попросил он. — Умыться хочу — но сам сейчас колдовать не рискну. А то Мерлин знает, что у меня вместо Акваменти получится.

Том аккуратно, тонкой струйкой полил водой из палочки на протянутые к нему руки и сказал:

— Это хорошо, что ты пытаешься справиться со страхом. Или ты сумеешь его победить — или твой страх подомнет тебя и раздавит. Страхи делают нас слабыми, а слабым быть нельзя — сожрут, — убежденно сказал он. — Сожрут если не в прямом смысле, так в переносном. Вот, Эйвери уже попробовал.

— Плохой пример, — покачал головой Мальсибер, вытирая лицо и руки платком. — Эйвери вовсе не слаб. Он неосторожен и он один — но он сильный. Как говорит мой отец, даже если твоему сопернику десять, не стоит его недооценивать, — он сунул мокрый платок в карман и, глубоко вздохнул, попросил: — Можешь взять ее в руки? Вот прямо держать в пальцах, так, чтобы я видел? И попросить, чтобы она не высовывается язык, а то я, кажется, умру раньше, чем выиграю эту партию.

Том подумал, что Мальсибер, к сожалению, часто слышит только то, что хочет услышать — впрочем, как большинство людей. Он-то имел в виду, что Эйвери прицепился к Мальсиберу, решив, что тот слабее его — но поняли его не так. Что же, эту черту Мальсибера надо будет учитывать в будущем — а пока надо работать с тем, что есть.

Он отцепил змею от руки (та недовольно зашипела) и взял гибкое змеиное тело в руки.

— Не высовывай язык, — попросил он Маршу. — Ненадолго, — добавил он и, обращаясь к Мальсиберу, предупредил: — Только недолго — ей это неприятно.

— Вот тут я с ней полностью солидарен, — пошутил Мальсибер, снова бледнея и начиная поверхностно и часто дышать — но, упрямо сжав губы, очень медленно потянулся к змейке. Когда кончики его пальцев коснулись ее, он судорожно вздохнул — и замер, зажмурившись. Какое-то время он сидел так, кажется, вообще не дыша, а потом очень медленно и долго вдохнул и, приоткрыв глаза, произнес хриплым и срывающимся голосом:

— Она теплая...

— Ну да, — удивился Том, — теплая. А ты что думал?

— Не знаю, — попытался тот усмехнуться. — Я не могу сейчас думать. Дай мне руку, — попросил он, протягивая ему свободную с заметно дрожащими влажными сейчас пальцами.

Том протянул руку — без змеи — и Мальсибер вцепился в нее с такой силой, что кости Тома хрустнули, и ему стало по-настоящему больно. Рука Мальсибера была ледяной и казалось, что он плохо сейчас понимает, что делает.

— Так лучше, — сказал он. — Это странно. Что теплая, — сказал он отрывисто.

— Она живая, потому и теплая, — сказал Том и страдальчески поморщился, — а вот я, похоже, сейчас перестану быть таким — если ты и дальше будешь сжимать мою руку с такой силой.

— Извини, — Мальсибер резко ослабил хватку, но руку Тома не отпустил. — Лягушки тоже живые. И слизни. Не аргумент, — он говорил сейчас непривычно отрывисто и не отводил взгляда от змейки. Его касающиеся ее пальцы чуть дрогнули, и он слегка сдвинул их, касаясь теперь Марши не только кончиками, но всеми подушечками. — Она ядовитая?

— Ядовитая, — кивнул Том. — Не настолько, как ее азиатские сородичи вроде гюрзы, но кот или мелкая собака встречу с ней могут и не пережить. А вот человек вряд ли умрет — разве что встретит несколько гадюк сразу, — он неприятно усмехнулся, вспомнив, как беседовал с Риддлами. — Хотя большинство считают, что от укуса змеи можно умереть на месте.

— Считают, — согласился Мальсибер. Его дыхание постепенно выравнивать, и хотя он был все еще бледен до синевы, в его глазах уже не было прежнего ужаса. — Что будет, если она меня укусит? — спросил он, делая пальцами слабое движение, как если бы он пытался провести ими по змейке. — Знал бы ты, как мне сейчас страшно, — признался он вдруг.

— Тебе будет больно, — пожал плечами Том, — но ты не умрешь. И, если тебе вдруг придет в голову провести такой эксперимент, сразу предупреждаю — Марша этого делать не будет.

— Я очень похож сейчас на психа, да? — спросил Мальсибер. — Но это видимость. На самом деле я лучше... Мерлин, — он вздрогнул всем телом и сказал: — Сам не верю, что говорю это, но может она подвигаться? Немного! — добавил он торопливо.

Том опустил змею на пол и попросил:

— Марша, доползи до дверей. И можешь высунуть язык.

— Хорошо, — с благодарностью прошипела змея и неторопливо поползла к дверям класса. — Там кто-то есть, — предупредила она. — Ждет вас.

— Я не это имел в виду, — вздохнув с облегчением, сказал Мальсибер, — но пауза — это хорошо, — он вытер мокрый от пота лоб.

— Марша предупреждает, что за дверью нас ждут, — сказал ему Том и, подозвав змею, снова трансфигурировал ее в браслет, одновременно беря на изготовку палочку.

Мальсибер тоже выхватил свою палочку и, хищно заулыбавшись, поднялся.

— Открывайте немедленно! Работает Аврорат! — раздался незнакомый голос, вслед за бесцеремонным стуком в дверь.

— Чего? — ошарашенно шепотом переспросил Мальсибер, недоуменно глядя на Тома. — Откуда тут Аврорат? Откроем?

«Неужели узнали про Гонтов? — ошеломленно подумал Том. — Но ведь уже сколько лет прошло... да нет, этого просто не может быть…»

— Открываем, — побледнев, сказал он.

Мальсибер первым распахнул дверь — и увидел хохочущего Лестрейнджа и выразительно постучавшего себе по виску Нотта, который развёл руки и сказал:

— А я ему говорил, что это идиотизм.

— Да видели бы вы свои лица! — хохоча, сказал Лестрейндж.

— Я с тобой полностью согласен, Теодор, — вежливо сказал Том и, обращаясь к Лестрейнджу, так же вежливо продолжил: — Поздравляю, мистер Лестрейндж. Шалость удалась. Только почему же всего лишь аврорат? Можно было в шутку крикнуть Авада Кедавра или Круцио. Уверяю тебя, это было бы еще веселее. Чувство юмора ты, надо полагать, одолжил у Эйвери?

— Сравнил тоже, — оскорблённо ответил Лестрейндж, прекращая смеяться. — Вы сами виноваты — почему вы ушли вдвоём и нас не пустили? Мы бы тебя поддержали, — с укором сказал он Мальсиберу.

— Я как-нибудь обойдусь без зрителей в таком деле, — ехидно ответил тот. — А давай мы с Томом пойдём с тобой на твоё следующие свидание? И поддержим тебя, — добавил он очень насмешливо.

— И будем давать дельные советы, — согласился Том. — Вдруг ты неправильно обнимаешь свою даму? А мы поможем, подскажем, подадим личный пример...

— Да ладно вам, — отмахнулся Лестрейндж, которого, похоже, очень сложно было смутить. — Получилось у вас?

— Вообще-то, это не твоё дело, — возразил Мальсибер, — но раз уж ты спросил, то вы помешали. И должен предупредить, что если ты ещё раз пошутишь подобным образом, я разозлюсь и отвечу тебе каким-нибудь похожим идиотизмом, ты, конечно, не стерпишь и тоже ответишь, я тоже, а в конце концов мы рассоримся насмерть. Ты этого добиваешься?

— Ральф, — так же спокойно продолжил Том, — ты действительно не понимаешь, что только что играл со смертью? Оставим пока вопрос о такте и твоем несвоевременном вмешательстве. Хорошо, что нам с Флавием нечего бояться — а если бы было? И мы бы решили прорываться с боем? Ты полагаешь, что по вам бы ударили безобидным Ступефаем?

— Потому что если за тобой в школу является аврорат — значит, твоё дело не просто плохо, а, я бы сказал, катастрофично, — добавил Мальсибер. — Ты уверен, что ни у меня, ни у Тома нет никаких причин по-настоящему их опасаться?

— Ну, — отступил Лестрейндж, — об этом я действительно не подумал... да, тогда вышло бы глупо.

— Тогда ты был бы мёртв — и это было бы не глупо, а скверно, — сердито возразил Мальсибер. — Для всех скверно. Я бы тоже, знаешь ли, не обрадовался, обнаружив мёртвым вместо аврора тебя.

— И я в который раз подозреваю, что Шляпа на распределении настоятельно предлагала мистеру Лестрейнджу Гриффиндор, — сухо заметил Том.

— Очень смешно, — буркнул Лестрейндж. — Ладно, ладно — мы просто хотели посмеяться и нам...

— Тебе, — возразил Нотт.

— ...ладно — мне было досадно, что вы тут укрылись вдвоём. Получилось у вас?

— Отчасти, — вдруг признался Мальсибер. — И мы бы хотели продолжить, пока ещё не очень поздно. Без вас.

— В следующий раз, — Том устало потер виски. Идиотская шуточка сказалась на нем сильнее, чем он мог представить, и он мучительно не хотел демонстрировать остальным собственную слабость. — Марша очень устала — да и для тебя это было тяжело. Так что делаем перерыв до завтра — а сегодня ночью разбираемся с проблемой Эйвери. Спасибо Ральфу — есть возможность перенести нужные эмоции на врага.

— Ты его случайно с ума совсем не сведи, — пошутил Нотт. — А то на таких эмоциях...

— Не сведём, — пообещал заметно повеселевший после слов Тома Мальсибер. — Мы только немножко добавим ему чуткости и отзывчивости, — он рассмеялся. — Сделаем, так сказать, более человечным. А пока мы ждём, когда все улягутся — а не раздобыть ли нам какой-то еды? Потому что лично я голоден как-то подозрительно сильно.

— Думаю, эту твою проблему решить гораздо проще, — Том вспомнил тайный ход в кухню, о котором ему рассказали (не по своей воле, конечно — Том тогда учился легилеменции) хаффлпаффские старшекурсники. — Я знаю, где можно раздобыть еду после ужина.

— Давайте тогда сначала решим эту проблему, — предложил Мальсибер, к которому вернулась его обычная жизнерадостность, — а потом порадуем Эйвери обретением более широкой эмоциональной палитры.

Проход в кухню оказался на месте, и стоило только Тому пощекотать грушу на картине, как он не замедлил открыться.

— Что угодно молодым господам? — проскрипел старый домовик, встретивший их на пороге кухни.

— Молодые господа очень хотят ещё раз поужинать, — весело сказал Мальсибер. — Они засиделись за работой и ужасно проголодались — а дела ещё не закончены. Могут ли добрые эльфы их накормить?

— Следуйте за мной, — поклонился домовик и повел их к длинному столу, стоящему у стены. Затем он щелкнул пальцами — и на столе появился большой кувшин с тыквенным соком, четыре кубка, блюдо с пастушьим пирогом, блюдо с рыбными пирожками, небольшая корзинка с яблоками и четыре тарелки овсянки, горячей, исходящей паром.

— А это зачем? — удивился Лестрейндж.

— Овсянка полезна для здоровья молодых господ, — очень почтительно ответил домовик.

— Овсянку едят натощак, — спас его Нотт. — Она очень полезна — но на завтрак, на пустой желудок. А вечером нужен белок... пастуший пирог и пирожки с рыбой вполне подойдут, — он первым уселся за стол.

— Тогда будем считать, что я натощак, — решительно заявил Мальсибер, беря себе кусок пастушьего пирога и придвигая тарелку с овсянкой. — Зато она горячая! — сказал он товарищам.

Том последовал его примеру — попав в Хогвартс, он долго удивлялся, как можно не любить овсянку, тем более горячую и вкусную. По сравнению с той, что доставалась им в приюте — холодной, прогорклой, похожей на помои, овсянка в Хогвартсе была королевским блюдом. Он взял одно яблоко и положил его в карман, подумав, что приютская привычка прятать еду при первой возможности никуда не делась.

— А что едят змеи? — шепнул вдруг ему Мальсибер, приканчивая свою овсянку и грустно оглядываясь в поисках какого-нибудь горячего питья.

— Змеи едят все, — усмехнулся Том. — Они хищники, и могут есть лягушек, насекомых, птиц, мышей... Не откажутся от рыбы, могут даже съесть животное намного больше себя — например, кролика. Съедят — и несколько дней, а то и недель могут не есть вообще. Марша недавно хорошо поохотилась, так что она сыта.

— Я хочу её покормить, — сказал он со странной улыбкой. — Пускай не сейчас — но проголодается же она когда-то. Позволишь?

— Что вы там шепчетесь? — тут же вмешался Лестрейндж.

— Обсуждаем рацион змей и способы их кормления, — порадовал его Том.

— Тьфу, — скривился тот и отстал, заговорив с Ноттом об очередном задании по трансфигурации.

— Мерлин, — сказал вдруг Мальсибер. — Я со всем этим совершенно забыл! Твоя мама же будет на конгрессе в Австралии?

— На конгрессе? — задумчиво произнес Том, недоумевая, что могло занести туда Меропу. — Мы пока не обсуждали этот вопрос, — обтекаемо ответил он, подумав, что надо будет летом убедить Меропу сдать СОВы.

— Ну да, на конгрессе зельеваров, — кивнул Мальсибер. — Ты же сам рассказывал, когда получил от нее последнее письмо.

— Мы хотели бы горячего чая, — обратился Том к глядящему на них домовику, чтобы выиграть немного времени. Он не помнил никакого письма. Опять выверт реальности, люби ее гиппогрифы. — Горячего и сладкого чая, — добавил он, вспомнив о той бурде, что называлась «чаем» в его детстве и подавалась только по праздникам.

— Да! — с радостью поддержал его Мальсибер и добавил: — Пожалуйста! — и вновь обратился к Тому: — Так будет же?

— Я не могу так сразу ответить на этот вопрос, — сказал Том, — но я спрошу ее. Обязательно. А что ты хотел?

— Я хотел попросить её привезти кое-что, — возбуждённо заулыбался Мальсибер. — Здесь это стоит безумных денег — а там куда как дешевле... оно маленькое, лёгкое и законное — и я заплачу вперёд. Она обещала, что мне поможет!

— Только не говори мне, что тебе понадобилось яйцо дириколя, — вздохнул Том. — Я спрошу ее, будет ли она на конгрессе. И сможет ли она выполнить твою просьбу. Господа, нам пора, — обратился он к Нотту и Лестрейнджу. — Мы должны вовремя быть в своей спальне — нельзя нарушать правила!

— Нет, конечно, — улыбнулся ему Мальсибер. — Мне нужно всего лишь несколько хороших опалов. Я же сказал — всё законно. Но мне жалко платить полторы сотни за то, что там стоит от силы восемьдесят, — он сунул в карман несколько пирожков с рыбой и пару яблок и тоже поднялся. — Пора отправляться в спальню — и готовиться ко сну, — он подмигнул товарищам и первым направился к выходу.

Флинту заранее подсунули бутылку сливочного пива, в которую Том влил собственноручно сваренное сонное зелье, так что разбудить его не смогла бы даже штурмующая Хогвартс драконья эскадрилья. Когда они вошли в спальню, Эйвери как раз готовился отойти ко сну, внимательно разглядывая в зеркало собственную физиономию.

— Красавец, — мрачно буркнул Мальсибер, садясь на края своей кровати и начиная раздеваться. Быстро скинув одежду, он лёг и, задёрнув шторы, сказал уже из-за них: — Доброй ночи.

— Ночи-то доброй, — проворчал Лестрейндж, тоже быстро раздеваясь. — Утро бы ещё таким было с этими зельями.

Эйвери окинул Мальсибера презрительным взглядом, скривился, но говорить ничего не стал, видя численное превосходство противника. Он аккуратно снял бархатный халат, расправив отвороты и обшлага, отлевитировал его в шкаф, запер его фамильным заклинанием и лег, задернув полог. Том дождался, когда ляжет Нотт, а следилка покажет, что Эйвери заснул, и негромко скомандовал:

— Вперед!

Они окружили кровать Эйвери и бесшумно подняли занавеси. Мальсибер достал свою палочку и почти ласково прошептал Тому:

— Начинай. Надо же, чтобы было, что закольцовывать.

Его лицо в слабом свете маленького Люмоса на конце палочки Лестрейнджа казалось сейчас счастливым и вдохновенным.

Том положил пальцы на виски Эйвери и скользнул в его сознание. Легонько шарить по мозгам окружающих он начал в прошлом году, но вот без зрительного контакта, да еще со спящими работал впервые.

— Спи, — тихо сказал он вскинувшемуся было однокурснику. — Спи и смотри сладкие сны...

Больше всего сознание Эйвери напомнило ему часть маггловского Лондона — серые улицы, серые стены домов, серое небо над ними — и абсолютная пустота. Ни пения птиц, ни шума толпы, ни шелеста деревьев — только ровные серые ряды домов с пустыми окнами, серый камень мостовой и темные провалы подворотен, в которых клубилась какая-то жуть.

А вот сознание Хагрида, в которое он беззастенчиво забрался во время их короткого разговора, было совсем другим. Там шумел Запретный лес, по тропинкам то и дело шныряли лесные зверушки, где-то мелькнул силуэт кентавра, в небе кружили... да, гиппогрифы, а в самой вышине парил небывалый, несуществующий золотой дракон.

И было сознание полувеликана ярким и красочным — даже чересчур, по мнению Тома, ярким. Он попытался наложить одно на другое — но в сером мире Эйвери все краски почти мгновенно выцветали, а звуки превращались в глухой шум.

Эйвери заворочался, и та самая жуть двинулась вдруг на Тома, и он услышал тихий и мерный звук, в котором угадывался очень знакомый, но никак не опознаваемый им ритм.

А потом в одном из окон мелькнуло — и тут же исчезло лицо.

Когда краски в очередной раз выцвели, а дракон и деревья растаяли в сером сумраке, то самое лицо вновь возникло в одном из окон — но на сей раз оно в нём задержалось подольше, и Том сумел опознать самого Эйвери, только взрослого и очень бледного. Подул ветер — и лицо, колыхнувшись, словно лёгкая занавеска, исчезло, словно его и не было.

— Вот скотина, — мрачно сказал Том. — Ты мне еще работать будешь мешать...

Он ясно понял, что пока Эйвери-из-сна находится здесь, все его усилия будут бесполезны. А отступать и признавать свое поражение Том очень не любил.

Лицо тут же возникло вновь — теперь уже ближе, и на сей раз Том ощутил на себе его очень внимательный взгляд, от которого ему стало и холодно, и жарко одновременно.

— Сэр, будьте так любезны спуститься вниз, — преувеличенно вежливо сказал Том.

И услышал в ответ смех — тихий и шелестящий, будто старые листы пергамента.

Поднялся ветер — сухой и пахнущий пылью, и откуда-то сверху, оттуда, где должно было быть небо, посыпался пепел. Сперва очень мелкие, его хлопья становились всё больше, постепенно превращаясь в тлеющие клочки бумаги, прожигающие мостовую насквозь.

И вдруг Том ощутил присутствие ещё одного человека.

Мальсибер.

Впрочем, самого его он не видел — только руки, в одной из которых был веер, а в другой — небольшой фонарик, светящийся мягким и тёплым светом.

Том, вспомнив про маггловских пожарных, виденных в детстве, а особенно — во время войны, представил пожарную машину с брандспойтом — и та появилась перед ним, ужасающе реальная и словно пропахшая дымом лондонских пожаров. Из брандспойта вырвалась тугая струя воды — и ударила в горящее серое небо.

— Не надо силой, — услышал он шёпот Мальсибера. — Ты сведёшь его так с ума. Убери.

Фонарик в руке Мальсибера-во-сне колыхнулся, и из него на мостовую посыпалась вдруг золотистая пыль — и там, куда она попадала, сквозь камни начинала пробиваться тоненькая светло-зелёная трава.

— Убери, — вновь услышал Том его настойчивый шёпот.

Том неохотно опустил руку с палочкой — и пожарная машина исчезла.

Фонарик в руке Мальсибера продолжал тихо качаться, но теперь Том увидел того целиком — Флавий тихо шёл вдоль улицы, рассыпая свою золотистую пыль и отмахиваясь веером от сыпавшегося с неба пепла, кусочки которого постепенно становились всё меньше и меньше, а затем и вовсе исчезли.

Ветер стих, однако в переулках продолжала клубиться та тёмная жуть, от одного взгляда на которую хотелось отсюда сбежать.

Из окна послышался негодующий вой — и к ним выпрыгнула странное существо — Химера с головой человека, телом крокодила и ядовитым хвостом мантикоры со скорпионьим жалом.

Мальсибер остановился и, выпустив фонарик, который поплыл по воздуху, продолжая рассыпать вокруг себя свою золотую пыльцу, медленно повернулся к чудовищу — и вдруг попятился и махнул на нее веером.

Мощная волна ветра прокатилась по улице, оттолкнув тварь назад — и Мальсибер вновь бросил что-то перед собой.

Семена.

Те упали в траву и вмиг проросли, на глазах превращаясь в красивые и очень мощные деревья.

Только вот мантикоры — горные существа, и обитать в лесу не умеют... или в этом и состоял его план?

Выяснять, в чем состояли планы захватчиков, тварь не стала — и стремительным броском попыталась атаковать Мальсибера, который сумел отклониться от страшного жала всего на пару дюймов. Том закричал: «Ступефай!», но дракклова химера проскользнула под лучом заклинания.

Мальсибер кинулся вперёд и, подпрыгнув, уцепился за ветку ближайшего дерева и с лёгкостью забрался наверх — и тварь, внезапно потеряв свою жертву, развернулась и бросилась, на сей раз на Тома.

— Уходи! — крикнул ему Мальсибер. — Уходи из него, быстро!

Палочка Марволо Гонта, которая почему-то оказалась в руках Тома, вдруг заискрила, как неисправный маггловский выключатель, обожгла его руку и с громким стуком упала вниз. Тварь торжествующе взвыла, разворачиваясь к нему — и тут за спиной возникли два силуэта — сотканный из алого пламени Лестрейндж и словно вырубленный из гранита Нотт.

Последний его и закрыл — просто заступив вперёд и сунув руку в пасть твари. Раздался омерзительный скрип, и та отпрянула, тут же попавшись под руки Лестрейнджу, крепко обхватившего её за шею. Пламя с его рук легко перекинулось на неё, и она, заскулив, попыталась освободиться, однако же у неё ничего не вышло: тот держал крепко.

Намертво.

Спрыгнувший с дерева Мальсибер уже был рядом с ними — и, держа в руках волшебную палочку, коснулся ей твари и прошептал что-то, что Том не сумел разобрать. Та, продолжая гореть, задёргалась — и внезапно её контуры начали меняться.

— Гаси! — крикнул Мальсибер Тому, так и не отводя от неё своей палочки. Лестрейндж убрал руки, отпуская её — а она продолжала гореть и превращаться в... Том глазам своим не поверил — единорога. — Скорее!

Том отбросил бесполезную, предавшую его палочку, вскинул руки — и между ними возник водяной вал, который он и обрушил на горящего зверя.

— Тихо, тихо, — шептал тем временем Мальсибер перепуганному таким потопом единорогу. — Всё хорошо. Всё закончилось... вот так, — он успокаивающе похлопал его по шее. — Теперь это твой мир — здесь живёшь ты. И он будет таким, как ты хочешь... возьми, — он приманил свой так и паривший рядом с ним фонарик и осторожно вложил кольцо на его навершии в зубы единорогу. — Я надеюсь, со временем сюда придут и другие — а пока вот, — он разжал левую руку и выпустил маленькую яркую птичку. — Всё, что есть.

Единорог тихо фыркнул и, развернувшись, двинулся прочь — а Мальсибер настойчиво повторил:

— Уходим. Скорее.

Том последним усилием воли выдернул всех четверых из чужого сознания, снял руки с висков Эйвери — и его поглотила черно-багровая боль.

— Том! — услышал он чей-то отчаянный голос. — Том, очнись!

Том открыл глаза. Болело все тело, а не только спина, как обычно после порки. Он что, все же попал под обстрел?

— Что случилось? — спросил он.

Какой-то незнакомый парень в странной, не приютской одежде радостно закричал:

— Слава Мерлину! Ты в порядке?

— Нет, — честно ответил Том. — Кто ты? Новенький? Я тебя не знаю.

— Том? — испуганно спросил второй парень, неестественно бледный, черноволосый и черноглазый, сидевший рядом с ним на кровати и тоже одетый во что-то довольно странное, напоминающее судейскую мантию. — Том, ты что? Ты не узнаёшь нас?

— Нет, — Том постарался вежливо улыбнуться — не стоит ссориться с незнакомцами, от которых не знаешь, чего ожидать. — Простите, меня, похоже, контузило. Был обстрел?

— Надо в больничное крыло, — мрачно сказал ещё один паренёк, худощавый и очень серьёзный.

— Да погоди, — отмахнулся первый, широкоплечий и очень в себе уверенный. — Я боюсь, нас за такие эксперименты могут и исключить... и хорошо, если палочки не сломают.

— Том, — сказал черноволосый, очень ласково ему улыбаясь. — Ты не помнишь нас? Посмотри, пожалуйста, повнимательней.

Том честно посмотрел, не понимая, что происходит. Какие еще эксперименты? Что с ним случилось?

— Это же не больница? — полуутвердительно сказал он.

— Нет, — успокаивающе проговорил черноволосый, а широкоплечий добавил:

— И нам очень бы не хотелось, чтобы это была она.

— Но если ты не придёшь в себя, — добавил худой, — мы, конечно, отведём тебя к Сметвик.

— Том, — мягко проговорил черноволосый, явно южного типа парень, — что ты помнишь последним?

— Последним... — Том задумался. Он прекрасно понимал, что что-то здесь очень нечисто. И говорить всё, что он помнит и что не помнит, явно не стоило. Про обстрел он уже сказал — вот этой версии и будем придерживаться. — Помню, что услышал грохот и решил, что попал под обстрел, — сказал он. — А потом — боль. И все.

— Какой обстрел? — так же ласково спросил черноволосый, который, похоже, почему-то полагал себя вправе его расспрашивать — а остальные двое это право за ним признавали. — И что было до обстрела? — уточнил он.

— Немецкий, — Том попытался подняться — но голова взорвалась чудовищной болью, и он упал на подушки — странно большие, мягкие, кипенно-белые... И вообще кровать была абсолютно непривычной, он таких и не видел никогда. Что это за место такое? Явно не приют Вула…

— Тише, — успокаивающе проговорил черноволосый и, поглядев на двух других, покачал головой. — Я понимаю, что мы рискуем, — сказал он им, — но, в общем-то, если что, хуже всего будет мне: вы почти ничего не сделали. Давайте его в больничное крыло — и будь что будет. Я не знаю, что можно тут сейчас сделать.

— Мне кажется, Сметвик нужно позвать сюда, — возразил худой. — Он ведь даже подняться не может.

— Не надо, — тихо сказал Том. — Никого звать не надо. — Он представил, как отреагируют на предложение вызвать врача в приюте — да и какой врач захочет тратить на него время? Он ведь даже не ранен. — Я просто полежу немного — и всё пройдет. Всегда проходило.

— Да мы никогда в жизни же такого не делали! — возразил черноволосый. — Я сам посмотрел бы — но я боюсь навредить ещё больше.

— Да мы тебя тоже едва откачали! — вмешался худой. — Надо Сметвик позвать, — сказал он решительно. — Заодно пусть и тебя осмотрит — а то...

— Вот меня точно осматривать не надо, — резко возразил черноволосый.

— Что у вас тут стряслось? — раздался ещё один голос, и Том увидел, как трое его собеседников побледнели и вздрогнули — а затем увидел ещё одного парня с аристократичным бледным лицом. — Гонт, ты во что опять вляпался? — спросил он, подходя ближе.

— Кто вляпался? — настороженно спросил Том. Этот парень ему не понравился с первого взгляда.

— Мы сами тут разберёмся, — сказал широкоплечий, подходя и загораживая Тома собой. — Шёл бы ты спать.

— Да брось, — недовольно возразил тот. — Свары сварами, но мы все же однокурсники. Я помогу, если что-то серьёзное.

— Спасибо, не нужно, — очень вежливо проговорил черноволосый, беря в руку длинную, едва ли не в фут, деревянную палочку.

— Да что вы разорались-то среди ночи, — послышался еще один голос, сонный и очень недовольный. — Спать ложитесь, господа наследники чистокровных семей, а то я вас Силенцио приложу. Ей-Мерлин, лучше бы я к Гойлу с Крэббом и Пиритсом переселился!

— Да спи ты уже! — раздражённо бросил широкоплечий. — На шторы наложи заглушающие — и доброй ночи.

— Том, — негромко проговорил, тем временем, черноволосый, — всё опасно и плохо, ты понимаешь? Понимаешь, что тебе надо к Сметвик?

— Кто этот Сметвик? — настороженно спросил Том. Он не помнил никого с таким именем.

— Наша целительница, — нахмурился черноволосый — и, пока широкоплечий, четвёртый и пятый переругивались, наклонился к Тому и тихо сказал: — Том, я всё понимаю — но лучше даже из школы вылететь, чем вот так... ты совсем ничего же не помнишь, да?

— Почему вылететь? — не понял Том. — Из какой школы?

— Из Хогвартса, — черноволосый смотрел на него очень тревожно и грустно. — Ты не помнишь?

— Не помню, — ответил Том, пытаясь понять, где он находится и что за чертовщина вокруг него происходит.

— Ясно. Ладно, — тот сжал его руку и встал. — Ты лежи. Я за Сметвик, — сказал он — и вдруг, побелев еще сильнее, хотя Тому прежде казалось, что это невозможно, пошатнулся и упал бы, если бы широкоплечий парень его не поймал.

— Да что у вас тут такое? — спросил тот, что подошёл четвёртым, но широкоплечий парень, устраивая без чувств повисшего у него на руках черноволосого юношу на соседней кровати — странной, с настоящим пологом... похоже, старинной — только пробурчал что-то, и худой, отмахнувшись, сказал:

— Я за Сметвик, — и вышел из комнаты.

— Во что вы вляпались, а? — спросил, тем временем, тот самый так не понравившийся Тому парень, подходя к нему. — Я действительно мог бы помочь... или, по крайней мере, попробовать.

Тому очень хотелось сказать ему то, что обычно говорили таким вот... пробовальщикам, но он чувствовал, что этого делать нельзя, а чутье его еще ни разу не подводило. Поэтому он ограничился тем, что сухо сказал:

— Спасибо, Эйвери, но — не стоит.

И сам удивился — откуда ему на язык скользнуло это имя?

— Стой! — крикнул вдруг широкоплечий, кидаясь за только что вышедшим худым парнем и возвращая его обратно. — Уйди, а! — сказал он тому, кого Том, судя по всему, правильно назвал Эйвери — и тот, пожав плечами, отступил. — Ты помнишь его? — быстро спросил он, наклоняясь к Тому. — Эйвери помнишь?

— Имя помню, — Том прижал пальцы к вискам. — Всё... путается.

— Давайте тогда хотя бы утра подождём! — предложил широкоплечий. — Может, всё ещё обойдётся...

— А может, станет уже поздно, — возразил худой. — Они оба чуть живы! Легилименция — это не шутка! — добавил он недовольно.

— Легилеменция? — спросил Том. В голове опять крутилось какое-то слово... нет, имя. И он позвал:

— Флавиус?

— Флавий, — поправил его худой, а широкоплечий тут же подсел к лежащему на соседней кровати черноволосому парню и, похлопав его по щекам, тоже вытащил длинную деревянную палочку, навёл её на лежащего и... полил его оттуда водой, продолжая звать его по имени. Странно, но зрелище льющейся из палочки воды Тома совершенно не удивило — словно он уже видел такое. Причем много раз.

Лежащий на кровати бледный до синевы черноволосый парень застонал и, зашевелившись, с видимым трудом открыл глаза и прошептал что-то.

— Ты... как? — негромко спросил его Том.

— А ты? — очень тихо спросил тот и попытался сесть — широкоплечий его подхватил и, поддерживая, помог ему.

— Он тебя вспомнил, — сказал тем временем худой. — Во всяком случае, имя.

— Ух ты, — бледно улыбнулся черноволосый... Флавий. — Лестно...

— Марша, — вдруг вспомнил ещё одно имя Том. — Где она? И кто она? Не могу вспомнить, — он закрыл глаза, пытаясь привести в порядок ту мешанину из мыслей, имен, образов, что сейчас была в его голове.

— Змея, — сказал черноволосый. — Марша — это змея, — он огляделся, а потом, улыбнувшись, сказал: — У тебя на руке. Конечно. Здесь-то ничего не случалось... помоги мне, — попросил он широкоплечего и с его помощью перебрался к Тому и, сел на край его кровати, накрыл его левую руку своей. — Тут она. Том, — он улыбнулся. — Давай, вспоминай ещё что-нибудь. Иначе мы все будем в огромной беде.

— В беде, — задумчиво повторил Том. — Это плохо. Сейчас… я постараюсь… Марша — змея, ты — Флавий. Он — Эйвери. Я — Том Риддл.

— А я? — спросил широкоплечий, продолжая поддерживать Флавия. — И он? — указал он на худого.

— Вспомни, пожалуйста, — попросил Флавий, снова стискивая руку Тома. — Мы с тобой... кажется, такую жуткую глупость сделали, — сказал он тихо.

Том постарался сосредоточиться. Имена этих двоих плавали где-то рядом, но уворачивались, когда Том пытался их поймать — как отражение Луны в луже.

— Ты — Ральф, — наконец сказал он широкоплечему. — Странный?

— Лестрейндж, — кивнул тот. — Ральф, да. Ну, видишь? — сказал он Флавию. — Он вспоминает!

— Погоди, — вдруг медленно проговорил черноволосый... Флавий. — Как ты себя назвал? Кто это — Риддл?

— А как я себя назвал? — удивился Том. — Том Марволо Риддл? Или… — другое имя само вспыхнуло в памяти — ярким, начищенным серебром на зеленом фоне. — Том Марволо Гонт!

Ральф Лестейндж шумно выдохнул:

— Ну вот! Ты — Том Марволо Гонт! При чём тут какой-то Риддл вообще? Кто это?

— Это, пожалуй, даже интереснее, чем кто же я, — пошутил худой, садясь рядом с Флавием.

— Ты — Теодор Нотт, — облегченно вздохнул Том, повернувшись к худому. — А я Том Марволо Гонт.

Всё наконец-то встало на свои места.

— А мою-то фамилию ты помнишь? — весело спросил Флавий. — А то лестно, конечно, что ты меня вспомнил первым — но теперь уже как-то досадно, что только по имени.

— Первым он вспомнил Эйвери, — давясь от хохота, возразил Ральф.

Флавий и Нотт рассмеялись.

— В этом есть логика, — сказал Флавий, весело глядя на Тома. — Ну? Ты меня вспомнил? Если да — давай вспоминать дальше. Где мы сейчас, помнишь?

— Хогвартс, — быстро сказал Том. — Слизерин. Спальня пятого курса.

— Нет, ну вы на него посмотрите! — воскликнул Флавий. — А ну, называй мою фамилию! Сейчас же!

— А то он тебя заколдует: превратит в овсянку и съест, — пошутил Лестрейндж.

— В овсянку сложно, — покачал головой Флавий. — Проще в яблоко.

— Твоя фамилия… Малфой? — насмешливо спросил Флавия Том.

— Нет, вы слышали?! — взвился Флавий. — Так — делайте, что хотите, но теперь я уверен, что надо звать Сметвик, — он попытался встать, но опять побелел и буквально рухнул на руки Лестрейнджу.

— На вашем месте, мистер Лестрейндж, я бы все-таки пригласил целителя, — раздался холодный голос Эйвери. — Меня не слишком привлекает перспектива проснуться утром в компании пары трупов — или буйнопомешанных пациентов Мунго.

— Рот закрой! — взвился вдруг Лестрейндж и, осторожно уложив Флавия рядом с Томом, полетел к кровати, откуда прозвучал этот голос, и, распахнув шторки, заорал: — Это все из-за тебя!

— Из-за меня? — изумился Эйвери. — Лестрейндж, ты фамилию решил оправдать? Так не старайся, вся Британия и без того в курсе.

— Лестрейндж, оставь ты его в покое, — окликнул того Нотт. — А ты, Эйвери, не лез бы к нам, в самом деле. Тебе какое дело вообще? Спал — так и спи. Или желаешь пойти доложить кому? Декану? Директору? Так ступай — никто же не держит.

Флавий, лежавший рядом с Томом, тем временем, очнулся и, открыв глаза, с некоторым трудом сфокусировал взгляд и спросил его шёпотом:

— Чего они скандалят опять?

— Эйвери любезно предложил вызвать целителя, — сказал Том. — А Ральф отказался.

— Куда ж они лезут... — вздохнул Флавий и так же шёпотом спросил снова: — Шутки шутками, а ты фамилию мою помнишь? Гонт, просто мы, — он замялся. — Ты помнишь, что с нами случилось?

— Помню, помню, — проворчал Том, которого неудержимо клонило в сон. — И фамилию помню, и жуть эту, и единорога... И я же палочку там оставил! — вдруг вспомнил он.

— Ты не мог там оставить настоящую палочку, — возразил Мальсибер. — Хотя что-то это значит, наверное... и я, честно, не знаю, что теперь будет. Хотя на первый взгляд Эйвери, вроде, в порядке... слушай, останови их, а? — попросил он. — Тебя они, пожалуй, послушают... не дай Мерлин, они сейчас с ним до драки доругаются.

— Ральф! — позвал Том, и когда тот обеспокоенно повернулся, мгновенно перестав обмениваться с Эйвери оскорблениями, Том слабым голосом сказал:

— Давайте все успокоимся и постараемся уснуть. Нам с Мальсибером сейчас это просто необходимо.

— Давайте, конечно, — Лестрейндж бросил предостерегающий взгляд на Эйвери, который, по счастью, говорить ничего не стал, и подошёл к ним. — Завтра первой парой стоят чары — можно их пропустить, наверное, — предложил он.

— Да всё можно пропустить, — ответил Мальсибер. — Один раз не принципиально... поможешь мне до кровати добраться? — попросил он. — Ты буди, если что, — шепнул он Тому. — Обязательно буди — потому что я правда не знаю, что теперь с нами будет.

— Хорошо, кивнул Том. — Разбужу.

И наконец-то закрыл глаза. Но будить никого не стал: слишком уж странные сны ему снились. Он видел, как они с Меропой — нет, мамой! — читают «Сказки барда Биддля», а мама показывает ему буквы — и как он учится читать в маггловской школе, как Меропа... мама нашивает ему на новенькую мантию бирки перед первым курсом — и как он покупает поношенную мантию у старьевщика, как мама варит ему Бодроперцовое — и как он, сжавшись в комок, дрожит зимой от холода в приютской спальне... И Том уже не знал, что из этого было с ним самим, а что — с его второй ипостасью. И где он вообще, здешний Том Марволо Гонт?

Урок зелий после их ночной эскапады пятикурсникам запомнился надолго. Эйвери, который оказался в паре с Малфоем, при изготовлении простейшего Усыпляющего зелья вдруг отшвырнул нож в сторону — стоявшая рядом Вальбурга Блэк, поставив за мгновение до того, как тот должен был вонзиться в ее левую руку, Протего, осчастливила его кратким нелицеприятным высказыванием и заклятием чесотки — и уставился на лежащих перед ним флоббер-червей дикими глазами.

— Мистер Эйвери, что происходит? — тотчас же отреагировал Слагхорн.

— Всё отлично, профессор, — отозвался Эйвери. Его голос был привычно холодным, но руки подрагивали, и он словно бы прикрывал ладонью флоббер-червей.

Мальсибер, толкнув Тома в бок, хихикнул и прошептал:

— С ума сойти... я даже не ожидал! Ты погляди на его рожу!

Том посмотрел — да, обычно невозмутимая высокомерная физиономия Эйвери была слегка... перекошенной? Нет, скорее потрясенной.

— Эйвери, — манерно растягивая слова, напомнил напарнику Малфой, — ты не забыл, что нам надо нарезать флоббер-червей?

— Простите, профессор, мне что-то нехорошо, — вдруг сказал Эйвери, резко вставая и... сгребая червей в свой карман. — Думаю, мне нужно в больничное крыло. Вы позволите?

— Что такое, мистер Эйвери? — встревожился Слагхорн.

— Думаю, я просто переработал вчера, — быстро ответил Эйвери, сглатывая в тот миг, когда его взгляд упал на методично режущую червей Вальбургу.

— Ступайте, конечно, — кивнул Слагхорн. — Мистер Гонт, проводите мистера Эйвери.

— Я сам прекрасно доберусь, не стоит, профессор, — быстро возразил Эйвери.

— Иди! — подтолкнул Тома Мальсибер. — Ну же!

— Нет, нет, мистер Эйвери, — решительно сказал Том. — Как префект, я настаиваю на том, чтобы проводить вас. Ваше состояние меня весьма беспокоит — к примеру, вы положили ингредиенты не на доску, а в собственный карман.

Вальбурга Блэк сморщила нос, ее кузина смешливо фыркнула, а Крэбб озадаченно сказал:

— А за каким дракклом он их в карман-то сунул? Они ж невкусные...

— Слизерам и флоббер-черви вкусные, — заржал МакЛагген.

— О! — отозвался Лестрейндж. — Слышу голос знатока! — он кивнул МакЛаггену с деланным уважением. — Грифферы всегда говорят только о том, в чём твёрдо уверены.

— Я дойду один! — прошипел не хуже змеи Эйвери, однако Слагхорн, встревожено на него глядя, спросил:

— Что у вас в кармане, мистер Эйвери?

— Ничего! — отрывисто сказал он, вынимая влажную от слизи руку и демонстрируя её профессору. — Идём! — почти рявкнул он Тому и, развернувшись и не обращая внимания на изумлённого Слагхорна, почти что бегом бросился прочь из кабинета.

— Знаешь, Эйвери, — сочувственно сказал Том, нагнав того на половине пути к Больничному крылу, — я тебя даже в чем-то понимаю. Но некоторые вещи делать просто необходимо. Брезгливому в зельях ничего не светит. Давить флоббер-червей, потрошить рогатых жаб, мелко шинковать лукотрусов... И ты знаешь, что шкурку с бумсланга для качественной оборотки надо снимать обязательно заживо?

— Знаешь, Гонт, — Эйвери остановился так резко, что Том едва не налетел на него, — давать непрошеные советы невежливо. Хотя, впрочем, откуда бы тебе об этом знать, — добавил он, презрительно скривив губы на бледном с нездоровой прозеленью сейчас лице. — Чему-чему, а этикету тебя не учили.

— Не учили, — согласился с ним Том. — Этикет лучше всего усваивается на личном примере, учить ему в большинстве случаев бесполезно. И ты тому лучшее подтверждение, — очень укоризненно сказал он, копируя интонацию своего самого нелюбимого учителя. А ведь как действует-то, а! — Швырнул ножом в девушку, даже не извинившись. Украл ингредиенты — какой позор! — продолжал он с той же издевательски мягкой укоризной перечислять прегрешения Эйвери. — Не попрощался с профессором, не поблагодарил его за беспокойство... Твой учитель этикета явно не соответствовал своей должности.

— Зато твой учитель нравоучительности был явно на высоте, — фыркнул Эйвери. — Я не удивлён, что вы так быстро спелись с этой гриффирской выскочкой — но с неё что взять, с шотландки и полукровки... а кстати, — он широко и очень гадко улыбнулся. — Об этом обычно не спрашивают — но кем был твой папочка, а, Гонт? А то вдруг он, под стать нашей гриффирской красотке, тоже маггл?

— Эйвери-Эйвери, — презрительно усмехнулся Том, — в приличных семьях за такие вопросы принято бить по физиониомии, а у Гонтов — просто убивать, — он достал из кармана змею и погладил ее. — Сейчас я попрошу ее укусить тебя — и ты сдохнешь прямо здесь, а я с наслаждением на это полюбуюсь. А потом вызову помощь — тебе же стало плохо, это все видели, но до Больничного крыла мы не дошли. Причем яд этой красавицы не определит ни один колдомедик, а укус я залечу мгновенно. Еще один такой намек — и ты просто сдохнешь. Тебе все понятно — или есть ещё вопросы?

— Гонт-Гонт, — передразнил Тома Эйвери. — Не тому ты рассказываешь про яды, — он покачал головой. — Не существует змеиных ядов, которые нельзя определить — уж точно не моему отцу, Гонт. И отправишься ты на северные моря — пожизненно... так что не стоит так глупо пугать меня. Тебе понятно — или ещё есть вопросы?

— Северные моря, — задумчиво протянул Том, — Что же, при самом плохом раскладе оттуда вполне можно вернуться. А вот ты — ты не вернешься никогда. С того света не возвращаются. Эйвери, ты решил оскорбить мою мать и спрятаться за спину папочки? Ты настолько ничтожен, что сам не в состоянии отвечать за свои поступки? Ещё раз посмеешь разинуть рот про мою мать — сдохнешь, — равнодушно предупредил Том. — И мне плевать, что будет потом — главное, что у тебя никакого потом уже не будет.

— Ты так в этом уверен, Гонт? — усмехнулся Эйвери. — Ступай в класс — Слагхорн, небось, уже заждался тебя. Я сам как-нибудь доберусь до больничного.

— Я всегда выполняю свои обещания, — улыбнулся Том одними губами, глядя на Эйвери, — и я обещал тебя проводить. И не только. Так что я уверен — а ты иди вперёд.

— Ну, что ты, — возразил Эйвери. — Вперёд ступай ты. Ты же префект — тебе и быть всегда впереди. А я уж как-нибудь следом...

— Боишься, что ударю в спину? Правильно, бойся, — ласково сказал Том.

— Боюсь, что ты сделаешь прямо сейчас, — поправил его Эйвери не менее ласково. — Так что ступай вперед.

— Нет, зачем же сейчас? — очень удивился Том. — Ты ведь уже предупрежден, так зачем давать тебе лишний шанс? И потом — разве я похож на того, кто убивает без пользы?

— Весьма, — насмешливо проговорил Эйвери. — Да и поди пойми, что ты для себя сочтёшь пользой.

— Молодые люди — почему вы не на занятиях? — послышался удивленный голос директора. Армандо Диппет подошел к ним неслышно, так что его приближение не заметил даже Том с его острым слухом и чутьем на опасность. Вот и не верь после этого в особую магию директоров Хогвартса! — Мистер Эйвери, мистер Гонт, в чем дело?

— Мистеру Эйвери стало нехорошо на зельях, — почтительно ответил Том, — и профессор Слагхорн попросил меня проводить его до Больничного крыла. Но мистер Эйвери настаивает, что дальше он сможет дойти один — а я возражаю, так как не хочу подводить профессора.

— Я прекрасно доберусь сам, — подтвердил Эйвери. — Я просто перезанимался вчера.

— Ну, так ступайте, — с легким раздражением сказал ему Диппет. — А вы, мистер Гонт, идите на урок.

— Как скажете, господин директор, — склонил голову Том, — но я предпочел бы выполнить данное профессору обещание. Тем более мы почти пришли — а состояние мистера Эйвери мне очень не нравится.

— Ступайте в класс! — с нажимом проговорил директор. — Я сам провожу мистера Эйвери — надеюсь, вас это устроит? — спросил он ехидно.

Эйвери, стоящий за его спиной, усмехнулся.

— Безусловно, — ответил Том. — Благодарю вас, господин директор, — он окинул Эйвери насмешливым и обещающим взглядом и пошел назад. Мерлин, что на него нашло? Том Риддл никогда не позволил бы вывести себя из равновесия и не стал бы угрожать — зачем? Угрожают слабые, сильные нападают сразу и без предупреждения. А Том Гонт… высмеял бы Эйвери, пожалуй. За нездоровый интерес к чужим делам. Он же… Мордред бы вас всех побрал, что с ним творится? Не только Эйвери после вчерашней ночи сам выставил себя идиотом.

— Ну?! — накинулся на него Мальсибер. — Что было?

— Поговорили, — невесело усмехнулся Том, — о жизни и смерти.

— В смысле? — Мальсибер, чьё зелье было уже всё равно безнадёжно испорчено, махнул рукой на котёл и во все глаза смотрел на Тома. — Чьей? Флоббер-червей?

— И их в том числе, — Том посмотрел на зелье и с интересом спросил: — Что ты туда добавил для такого эффекта?

— А? — рассеянно спросил Мальсибер. — Да я перепутал листья чего-то там с чем-то там... эти с вот этими, — показал он. — Пахнет приятно, кстати... ну расскажи толком!

— Я молю Мерлина, чтобы тебе не пришло в голову когда-нибудь самому заварить травяной чай, — вздохнул Том. — Страшной убойной силы получится вещь.

— Ага, и надо будет ее по флаконам разлить и продавать всем желающим быстро и с гарантией избавиться от врагов, — заржал стоящий рядом Флинт.

— А зачем мне заваривать чай самому? — изумился Мальсибер. — Есть же эльфы! Но тебе могу сделать, — тотчас же предложил он Флинту.

— Сначала в Гильдию вступи, — посоветовал ему Том, — а уже потом вари на заказ сильнодействующие яды.

Слагхорн собрал работы, разочарованно скривился при виде сваренного Мальсибером зелья и сказал:

— Боюсь, мистер Мальсибер, что без помощи мистера Гонта ваше зелье может быть оценено только на «Отвратительно». И вы почти приблизились к уровню мистера Крэбба и мистера Гойла. «Тролль», господа! Я сочту себя великим гением от педагогики, если вы хотя бы раз сумеете получить иную оценку. Но ниже «Тролля» оценок быть не может, а даже до «Отвратительно» ни одно ваше творение не дотягивает.

Он взмахом палочки уничтожил содержимое всех котлов, вызвав разочарованный вздох у Флинта, покосившегося на мальсиберовский шедевр. Вернее, пустой котел из-под шедевра.

— Ого, — почти восхищённо проговорил Мальсибер. — Надо же... а я был уверен в «Тролле»... и поэтому, — добавил он торжествующе, демонстрируя Флинту небольшой флакон, — я немного зелья отлил. На память. Но ты всё равно не бросай меня больше тут одного, — повернулся он к Тому, — а то вдруг оно взорвётся, как в прошлом году, помнишь?

— Для «Тролля», я тебя уверяю, нужен врожденный талант, — сказал Том. — Как у Крэбба с Гойлом. А у тебя всего лишь выдающаяся способность испортить любое зелье. Нет, надо будет все-таки попробовать вариант с чаем, — мечтательно сказал он. — И угостить им нашего дорогого Эйвери, когда он вернется из Больничного крыла.

«И надо будет разобраться, что ещё не так с нашей страшной местью, — тревожно подумал он. — Что-то мне не по себе».

В дом Гонтов Тому удавалось выбираться только в выходные дни, когда все старшекурсники отправлялись в Хогсмид. На повороте дороги Том достал хроноворот, установил на нем 1929 год и отправился в прошлое. Камин в доме Гонтов только недавно был подключен к каминной сети, что сожрало почти все их сбережения, и Том снова пошел к общественному камину на станции, мечтая поскорее очутиться дома. Дома… впервые в жизни он подумал: «Дома», а не «В доме Гонтов».

Дома, хвала Мерлину все было спокойно: Меропа, высунув язык от усердия, писала заданное Томом эссе по чарам, а Томми, сидя рядом с ней, деловито грыз перо, явно выдранное у какого-то невезучего голубя.

— Том! — обрадовалась Меропа, отодвигая эссе и вставая ему навстречу. — Ты бледный, — сказала она, и он с удивлением увидел на ней... очки. — С тобой всё хорошо?

— Со мной все в порядке, — он досадливо отмахнулся, — а вот что с тобой? Что у тебя с глазами — зелье неудачно варила? Обожглась?

— Нет, — она смутилась и отступила назад. — Я просто... пожалуйста, не сердись! — попросила она, торопливо снимая очки. — Они маггловские, — она покраснела. — Я просто... в них, оказывается, всё видно, — тихо договорила она, пряча их в карман своей кофты. — Но я не буду носить, если ты против! — добавила она тотчас же решительно — и очень расстроено.

— Почему я должен быть против? — удивился Том. — Носи, если тебе удобно. Надо бы в Мунго сходить — может, там тоже что-то можно подобрать, но это потом. Летом тебе надо будет сдавать СОВы в Министерстве, — сказал он Меропе.

— Спасибо! — обрадовалась она, сразу же вынув очки из кармана своей вязаной кофты... которую Том совершенно не помнил, и снова надев их. — СОВы? Но Том... я не готова! — совершенно по-детски растерялась она. — Я не сдам ничего, кроме зелий и чар, наверное...

— Что значит — не сдашь? — удивился Том. — Я твои эссе проверял — все в порядке. Ты бы знала, что некоторые мои однокурсники пишут — и ничего, сдают как-то.

Он вспомнил Крэбба с Гойлом — на их фоне Меропа была если не гением, то весьма способной ученицей.

— Но это просто эссе! — запротестовала она. — А ту же трансфигурацию показывать надо — а я, — она вздохнула и указала на перо, которое продолжал с удовольствием грызть маленький Томми. — Я могу только живое в живое или неживое в неживое, — вздохнула она. — А между ними — никак... Том, милый, дай мне, — попросила она, но малыш тут же засунул перо за спину и, спрыгнув со стула, отбежал в сторону, хохоча и мотая головой.

Том вздохнул — и подвесил себя-маленького в воздухе, а потом медленно отлевитировал к Меропе и попутно вытянул из маленьких цепких пальчиков несчастное перо.

— Живое в неживое — это просто — сказал он. — Я же тебе сколько раз показывал. И кстати, — он достал её палочку, которую прятал в рукаве, — забирай.

— Спасибо, — улыбнулась она. — А ты? Ты купил себе новую? — она подхватила Тома-маленького, но тот снова попытался схватить перо, а когда она положила его на стол, немедленно сполз с рук и кинулся за ним. Она опять взяла перо в руки — и комнату огласил возмущённый и требовательный рёв. — Это была улитка, — устало вздохнула она. — Я попробовала сделать расчёску — а вышло вот что, — она снова вздохнула. — Я знаю, ты показывал мне — но у меня без тебя ничего не выходит... не сердись, пожалуйста, — попросила она так тихо, что он еле услышал эти слова сквозь громкий плач Томми-младшего, теперь крутящегося вокруг его ног и пытавшегося дотянуться до пера.

Том достал из кармана сорванную по дороге ветку боярышника — и превратил ее в сказочной красоты павлинье перо, которое протянул мелкому разбойнику. Тот с восторгом вцепился в новую игрушку, мгновенно перестав реветь. Том вспомнил себя в его возрасте — нет, он был совсем другим. И уж точно никогда не плакал.

— Будем пробовать еще раз, — спокойно сказал он. — И еще — до тех пор, пока не получится.

— Поешь сначала? — предложила она. — У нас сегодня тушёная курица с овощами... Томми очень её любит, — она удивительно нежно улыбнулась маленькому сыну, с наслаждением пытающемуся сейчас засунуть прекрасное перо себе в рот целиком. — А ещё, — не выдержала она, — можно, я тебе покажу?

— Что покажешь? — удивился Том. — И вот еще, я забыл совсем, — он достал из кармана сверток, увеличил его и положил на стол. — Это я вам с Томми пирожных из Хогвартса принес, — немного смущенно сказал он. Томми тут же притянул сверток к себе — без всякой палочки.

— Моё! — категорично заявил он.

— Это после обеда! — неожиданно строго и твёрдо сказала Меропа, тут же убирая свёрток на шкаф. Томми снова захныкал, а она подошла к Тому и сказала ласково и растроганно: — Спасибо. Том, это... так приятно и неожиданно. А покажу… пойдём? — позвала она — и подвела его к тому небольшому углу, который был отведён в той большой комнате, что разом служила и кухней, и столовой, и гостиной, под крохотную лабораторию. — Вот, — очень гордо сказала она, откидывая ткань с маленького стеклянного змеевика и протягивая ему колбу с прозрачным золотистым зельем. — Я сама сделала. Вчера закончила.

— Феликс? — изумленно просмотрел на неё Том. Он такое варил на четвертом курсе — и был единственным сумевшим это сделать, а вообще-то по программе это зелье не изучали даже на продвинутых зельях старших курсов. И чтобы самоучка такое сварила — да еще на третьем году обучения... Да, у его матери определенно талант к зельям.

— Да, — она гордо улыбнулась и вложила колбу ему в руки. — Рецепт был в одном из справочников — а ингредиенты ты все в прошлый раз принёс, и я решила попробовать... Только я не знаю, как его проверить... пробовать опасно — оно может быть ядовитым, если сварено неправильно. Я наливала немного этой улитке, — кивнула она на перо, которое Том до сих пор держал в руках, — сначала с ней ничего не случилось... но мне не кажется, что оно с ней сработало, — сказала она, и Том с изумлением понял, что впервые в жизни слышит, как она шутит.

— Интересно, — протянул Том, — весьма интересно... надо будет протестировать на ком-то посложнее улитки. Спасибо, — он улыбнулся и положил флакончик с зельем, перелитым из колбы, в карман мантии, трансфигурировав валяющийся на столе обрывок бумаги в удобный футлярчик.

— Ты мне расскажешь? — настойчиво спросила она, касаясь его предплечья.

— Расскажу, — пообещал Том. — Надо же будет записать результаты эксперимента. А сейчас пообедаем — и займемся трансфигурацией.

— Пирожные! — требовательно напомнил Томми.

— Пирожные, — кивнул Том, снимая браслет и возвращая змее привычный облик. — Марша, можешь погулять и поохотиться.

— Пирожные!— повторил Томми, бегом кидаясь к шкафу и требовательно протягивая вверх руки. — Дай! — потребовал он, топнув ножкой.

— После обеда, — возразила Меропа, но он сердито нахмурился и опять топнул ногой, сказав:

— Я хочу сейчас! Дай мне!

Том с интересом наблюдал, что будет дальше. Сам он просто сменил бы тактику — а вот что сделает Томми?

— После обеда, — повторила Меропа — и Томми, сморщившись, заорал, да так настырно и громко, что у Тома едва не заложило уши.

— Да-ай мне-е-е! — кричал он, рыдая. — Сейча-а-ас!!!

— После еды, — неожиданно твердо возразила ему Меропа, но Томми продолжал кричать и рыдать — в потом вдруг подбежал к ней и, с размаху ее ударив, прокричал очень зло:

— Ты злая! Я тебя не люблю!!!

Ее лицо дрогнуло, как от боли, но она повторила:

— Потом, Томми.

— Я тебя ненавижу! — крикнул он, еще раз со всей силы ударяя по ней кулаками. — Ты злая! Ты дура! — он опять ударил ее — а она стояла и так ничего и не делала...

— Так, — не выдержал Том и снова вздернул мелкого поганца в воздух. — И чего ты добился? — ласково и нежно спросил он самого себя. Очень хотелось выпороть младшего — но это же был он сам, и Том решил действовать по-другому. — Пирожных тебе не дали, и скорее всего уже не дадут — за такие выходки. Маму ты обидел, а злым дураком выставил себя. И что? Что ты получил, Томми?

— Ты тоже дурак! — Томми попытался вырваться, но сейчас Том был настороже и пошевелиться мелкому не давал. Том шепнул заклинание — и изо рта младшего вылетела череда мыльных пузырей, а Томми возмущенно стал отплевываться — вкус мыла во рту еще никого не радовал.

— Давно собирался это сделать, — удовлетворенно сказал Том. — Совсем обнаглел.

— Научи меня, — вдруг попросила Меропа. — Я едва с ним справляюсь, призналась она. — Он сильный, и бьет очень больно, чуть что не по нему... я все время свожу синяки. Том, я понимаю, что это ты, — добавила она грустно, — но все равно боюсь иногда, что он вот таким вырастет, злым и яростным... как Морфин и отец, — прошептала она едва слышно.

— Помогу, — усмехнулся Том, глядя на самого себя в раннем детстве. — Я начинаю думать, что некоторые воспитательные методы миссис Коул были вполне действенны. Хочешь бить других? Ну, так испытай это на себе — как только ты захочешь ударить маму — ударишь сам себя. Я это планировал на одном из соседей применить, — пояснил он Меропе, — но теперь придется познакомить с этим милым заклинанием Томми.

— Я тебя не люблю! — теперь Томми обращался уже к Тому.

— Не люби, — равнодушно согласился тот. — Я это как-то переживу.

— Ты злой! — заявил Томми — и вдруг с силой, очень болезненно, стукнул его по руке.

— Томми! — ахнула Меропа, тут же его подхватив и попытавшись оттащить от Тома. Тот развернулся и ударил было ее — и немедленно заревел и схватился за свою руку:

— Больно-о-о!!!

— Больно, конечно, — покивал Том. — Маме тоже было больно — но тебя это не волновало, правда? А вот теперь будет волновать. Больно маме — больно тебе. А будет мама радоваться — и ты будешь радоваться с ней вместе.

Том хотел добавить, что другим — не только ему или маме — тоже бывает больно, но передумал. Какое им с Томми дело до других?

— Мама-а! — продолжал рыдать Томми, теперь обнимая Меропу за шею. — Он меня уда-арил! Прогони-и его-о!

— Ты сам ударил себя, — возразила она очень нежно и очень сочувственно, баюкая его на руках, и Том ощутил... что? Зависть? Сожаление? Ревность? Он и сам толком не понимал. Его никто и никогда не жалел, не обнимал, не утешал, если он плакал — плакать было нельзя, за это наказывали... или нет? Он вспомнил, что мама утешала его, маленького, обнимала, пела ему колыбельные про маленькую змейку и облачко... Том уже полностью запутался и в своих мыслях, и в своей памяти.

Наконец, Томми успокоился, и теперь просто всхлипывая время от времени и очень мрачно смотрел на Тома.

— Уйди, — насупившись, сказал он ему.

— Не сердись, — мягко проговорила Меропа. — Он не привык просто. Конечно, это неправильно, что он все время видит только меня, Акелу и змей... Он совсем не умеет ни с кем больше общаться.

— Да, об этом я совсем не подумал, — задумчиво произнес Том. — Надо вам с ним как-то выбираться в люди.

— Куда? — спросила она опасливо. — К магглам с ним страшно: он совсем не контролирует себя пока что... А других волшебников я не знаю.

— Вот для этого и нужно сдать экзамены, — наставительно произнес Том. — Получишь аттестат, займешься зельями, обзаведешься подходящими знакомствами... А то придет Томми в Хогвартс и будет там изгоем, — пугнул он Меропу. И, опустив глаза, выдавил, словно через силу: — Знаешь, как мне было плохо на первом курсе...

— Бедный, — она ласково коснулась его предплечья, и Томми тут же воспользовался моментом и, сильно и очень больно стукнув его, потребовал:

— Уйди!

— Томми! — неожиданно резко возмутилась Меропа. — Нельзя так делать! Нельзя его бить!

— Он злой! — сморщился мальчик. — Я его не хочу!

— И что? — насмешливо спросил Том. — Ты тоже злой.

— Я не злой! — возмутился ребенок. — Уходи! — он опять изо всех сил ударил Тома. — Это наш дом! Уходи!

— Хватит, Томми! — рассердилась Меропа. — Нельзя так говорить Тому!

— Она моя! — заявил вдруг малыш, обхватывая ее руку. — Уйди!

— Твоя, — согласился Том. — Но и моя тоже. И дом тоже мой — и наш. И ты, и Акела — все наши.

— Нет! — прокричал ему прямо в лицо Томми — и вдруг быстрым и ловким движением вцепился в него, стараясь, кажется, выцарапать Тому глаза. — Они мои! Уходи!!!

Том быстро обездвижил поганца и наложил на него Силенцио.

— Ты наказан, — резко сказал он. — Будешь сидеть взаперти в своей комнате — один.

— Не буду! — прокричал мальчик, с отвратительной легкостью сбрасывая заклятье. — Мама, не-е-ет!!! — буквально взвыл он, когда Том с Меропой отнесли его туда и закрыли. — Выпусти меня! — и Томми яростно заколотил в дверь.

Меропа, чуть не плача, жалобно прошептала:

— Я никогда не наказывала его... Он так кричит... Том, ему плохо — может быть, давай отпустим его?

— Он через несколько лет со злости и от дурной силы кого-нибудь заклинанием до смерти приложит — и что дальше? — спросил Том. — Будет третий Гонт в Азкабане?

— Что ты! — испугалась она — и вдруг ахнула: — Он тебя поцарапал! Пойдем, нужно залечить, — она коснулась кончиками пальцев его левого виска совсем рядом с глазом. — Том, мне так жаль...

— Ничего, — усмехнулся Том, — переживу. И пойдем уже займемся трансфигурацией — экзамены сами собой не сдадутся.

— Нужно залечить, — возразила она, и ему снова почудились в её голосе знакомые нотки. — Пойдем, я тебе скажу — у меня заживляющее зелье есть. Хорошее, — добавила она убедительно. — Я сама сделала, — уточнила она зачем-то.

— Хорошо, залечим, — неохотно согласился Том. — А потом — учиться, учиться и снова учиться!

Они спустились вниз, и Меропа, достав из комода маленькую стеклянную баночку, открыла ее и, сунув туда палец, осторожно смазала его царапины полупрозрачной, пахнущей почему-то мятой, плесенью и болотными травами мазью.

Запах этот был ему незнаком, да и вообще он не помнил в учебниках ничего подобного.

— Что это? — с интересом спросил Том.

— Моё зелье, — очень гордо сказала она. — Томми любит мяту, но не любит мазаться зельями, вот я и придумала для него заживляющее с мятой... оно хорошее, вот увидишь! Хочешь, возьми с собой, — предложила она, — я нам ещё сделаю...

Придумала?! Томми не любит — и она взяла и придумала?!

— Возьму, — пробормотал Том, лихорадочно размышляя, как действовать дальше. Новое зелье... надо оформить патент, но кто его выдаст Меропе? Зельевары могут просто присвоить чужое открытие — ибо кто они и кто такая Меропа Гонт?

— Что-то не так? — встревоженно спросила она. — Я на себе проверяла, — начала она тут же оправдываться, — и на Акеле, и на змеях, прежде чем Томми смазывать...

— Все в порядке, — утешил ее Том. — Знаешь, тебе надо быть зельеваром, — серьезно сказал он. — У тебя талант, да ещё и передающийся по наследству, вдобавок — это уважаемая профессия, дающая неплохой доход.

— Мне? Зельеваром? — испугалась она. — Что ты, Том? Ну, какой из меня зельевар — я половину рецептов упрощаю, они для меня слишком сложные, — она покраснела. — Прости, я не говорила тебе — но все, вроде бы, получалось, а зачем класть три ингредиента, если можно заменить их одним, просто обработав его? Не все, конечно, не все, — добавила она торопливо, — но некоторые же вполне можно... это же для себя, а настоящие зельевары за такое меня засмеют — а я половину рецептов даже выучить не могу...

— Конечно, засмеют, — фыркнул Том. — Если ты так же, как сейчас, оправдываться начнешь, — а потом твой же рецепт и присвоят. Знаю я людей, все они такие. Что магглы, что маги. Пусть кто-то засмеётся — а ты страшно удивись и скажи, что из многих компонентов любой тупой зубрила сварит, а вот вы попробуйте упростить — да еще с нужным эффектом. Что, не можете? Печально.

— Но, — пролепетала она растерянно, — я думала, так нельзя... Отец всегда говорил, что когда не можешь по книжке — грош тебе цена... Накидать в котел травок всякий дурак может...

— А что, твой отец был зельеваром? — ехидно поинтересовался Том. — В Гильдии состоял? Новые зелья создавал, преподавал, писал учебники?

— Нет, что ты! — она засмеялась. — Он и читал-то трудом... просто считал, что так правильно. А ты думаешь, это ничего, что я сама в рецептах что-то меняю?

— Это и отличает настоящего зельевара от ремесленника, — усмехнулся Том. — По книжке любой дурак сварит — даже Крэбб с Гойлом, если стоять у них над душой и не давать им путать компоненты. Проверял, знаю. А вот создать собственный рецепт — действенный рецепт — это и есть настоящее искусство.

— Но это же просто, — недоуменно сказала она. — Я по книжкам ошибаюсь часто, самой же легче...

— Это тебе самой легче, — вздохнул Том. — Даже мне проще по книжкам. Так что — сдаешь летом экзамены, и идем с тобой искать работу зельевара. А то без меня ты можешь и не справиться.

Вернувшийся вечером в Хогвартс Том вымотался настолько, что даже не стал отвечать на вопросы Лестрейнджа и тонкие намеки Мальсибера про напрасно его караулившую Аббот, а сразу лег спать.

Снилось ему странное — как, впрочем, часто бывало в последнее время. То он видел, как яростно, молча, буквально насмерть дерётся в приюте с тамошними детьми, то — как тоже дерётся, но как-то совсем иначе, не всерьёз, что ли, хотя и тоже до крови с маленьким Лестрейнджем, а потом Меропа... мама... мажет их обоих вкусно пахнущей и совсем не щиплющей мазью, застывающей потом тоненькой плёнкой, которую так здорово отдирать...

Проснулся он от того, что его настойчиво трясли за плечо:

— Я тебе не дам сегодня прогулять зелья! — разобрал он сквозь сон возмущённый голос Мальсибера. — Сегодня полугодовая контрольная — отец мне жизни не даст, если я получу меньше, чем «Выше ожидаемого»! А я без тебя не напишу даже на «Удовлетворительно»... вставай же!

— Встаю, — проворчал Том, — встаю... Ты и мёртвого поднимешь.

— Я некромантией не занимаюсь! — засмеялся тот. — Вставай! — Том вдруг почувствовал запах кофе. — Ты завтрак проспал — я принёс. Но сейчас ты встанешь и пойдёшь со мной на контрольную. И будешь подсказывать — в конце концов, легилименты мы или кто?

— Мы ученики Хогвартса, — наставительно произнес Том, с удовольствием вдыхая запах кофе, — пахнет... почти как дома, хотя мама варит лучше.

И сам удивился сорвавшимся с его губ словам.

— Ну-у, — протянул Мальсибер, — сравнил! Всё, что варит твоя мама — божественно, от кофе до зелий! А тут просто эльфы. Но уж что есть. Держи, — он поставил на кровать поднос, на котором стояла чашка с кофе, стакан с тыквенным соком, две тарелки — с яичницей с сосисками и овсянкой, а также блюдо, на котором лежал кусок пирога с патокой. — У тебя полчаса, — предупредил Мальсибер. — И да, я забочусь о тебе сегодня нежно и трепетно.

— Для нежной и трепетной заботы не хватает эклеров, — усмехнулся Том, — спасибо, Флавий. А пока возьми конспекты по зельям и повтори последний раздел. У тебя тоже полчаса.

— А смысл? — пожал тот плечами, однако конспекты все-таки взял. — И где я тебе возьму в Хогвартсе эклеры? — пробурчал он, открывая тетрадь и с отвращением кривя рот.

— Читай-читай, — напутствовал его Том, принимаясь за доставленный завтрак. — И будет тебе счастье. В виде «Выше ожидаемого» по зельям.

— «Выше ожидаемого» по зельям у Мальсибера? — раздался насмешливый голос Эйвери. — Скорее оборотня примут в Хогвартс.

— Да что ж тебе всё неймется? — вздохнул Мальсибер, с удовольствием тут же воспользовавшись возможностью отвлечься от учебы. — Тебе-то какое дело вообще, а? Ну вот ты мне скажи, — он отложил тетрадку и встал. — Тебе совсем нечем, что ли, заняться? Ты даже не староста — что же тебя так волнует моя успеваемость? Своих дел совсем нет?

— Господа, вопросы успеваемости обсудите позже, равно как образовательную политику Министерства, положение оборотней в Магической Британии и прискорбный избыток свободного времени у студентов, — оборвал начавшуюся перепалку Том. — Это я вам как староста говорю. А сейчас поторопимся на занятия.

Перед входом в кабинет Том столкнулся с МакГонагалл.

— О, Том, — сказала она. — Ты сможешь поработать сегодня после уроков? А то у нас маловато времени осталось, а работы еще непочатый край... я набросала там кое-что и провела пару экспериментов — а у тебя что-нибудь вышло сделать?

— Что, прости? — оторопел Том. Со старостой Гриффиндора он сталкивался исключительно по поводу конфликтов между факультетами и вот недавно — из-за Хагрида. И с каких это пор она стала называть его по имени?

— У нас осталось чуть больше месяца, чтобы доделать проект, — нетерпеливо сказала она, — а впереди каникулы — хотя... А ты сможешь на каникулах поработать? У тебя или у меня дома — без разницы. Тогда мы бы нормально успели...

— Проект, несомненно, доделать нужно, — осторожно сказал Том, — но давай это обсудим чуть позже? — и, когда они вошли в класс, шепотом спросил Мальсибера: — О чем она говорила? Я не помню никакого проекта.

— Как не помнишь? — изумился он. — Вы же с ней полгода уже над чем-то работаете и статью совместную пишете — ты замучил нас уже своими экспериментами! У тебя вечно времени нет из-за этого... ты, вообще, в порядке? — спросил он встревожено. — Ты вчера еле живой пришел...

— Видимо, нет, — ответил Том. — Совсем забыл об этом проекте. А какие эксперименты я проводил, не скажешь? Возможно, это поможет мне вспомнить, — он печально вздохнул. Бред какой-то. То Мальсибер требует от него помощи, как будто Том всегда его выручал — допустим, так оно и было, — то МакГонагалл вместе с ним пишет проект…

— Расскажу, конечно, — встревожено и озадаченно проговорил Мальсибер. — Том, ты точно в порядке? Мерлин с ней, с контрольной, если тебе тяжело сейчас писать за двоих, — вздохнул он. — В целом, это какая-то хитрая трансфигурация... но ты же записывал все — в синей тетради, помнишь?

— Спасибо, — Том облегченно вздохнул, собираясь сразу после занятий отыскать эту дракклову тетрадь, — ты мне очень помог. Но Мерлин Мерлином, а контрольную за нас он точно не напишет, так что — за работу!

— Так ты помочь сможешь? — спросил Мальсибер, садясь сразу за ним. — Или тебя лучше не трогать? — добавил он грустно.

— Помогу, — проворчал Том. — Но ты тоже хорош — представь, что тебе жизненно важно что-то сварить — а возможности ни купить, ни заказать, ни попросить кого-то просто нет. И что ты тогда делать будешь?

— Мистер Гонт высказывает крайне дельные мысли, — Слагхорн подобрался совершенно незаметно, — и я с ним совершенно согласен, мистер Мальсибер. Итак, господа, приступим к проверке ваших знаний! Убираем учебники, конспекты, пергаменты и перья — все необходимое для проверки теоретической части я выдам лично.

— К тебе, конечно, приду, — удивленно отозвался Мальсибер. — И как это «нет возможности»? А куда это ты денешься?

— Мистер Мальсибер! — осуждающе проговорил Слагхорн. — Мне бы не хотелось так сразу вас удалять.

— Простите, профессор, — мирно попросил тот. — Я замолкаю.

Контрольная прошла... нервно, оказавшись явно сложнее, нежели представлял себе не только Мальсибер, но даже сам Том, который едва успел сделать два варианта вместо одного, да и то не был уверен, что работа товарища дотянет до «Выше ожидаемого», и когда тот, едва они вышли из кабинета, начал его горячо благодарить, неожиданно ощутил странное, смешанное чувство — и досаду на балбеса Мальсибера, не представляющего, что с ним может случиться что-то даже не страшное, но хотя бы неприятное, и возмущение тем, что пришлось делать чужую работу — а Том это просто ненавидел, и радость, что помог… другу? Том совсем запутался. А тут еще МакГонагалл с этим проектом… Гриффиндорская староста часто опережала его на Трансфигурации, и Тому это было неприятно. Как он вообще решил делать с ней совместный проект? Абсурд какой-то…

А МакГонагалл его, тем временем, поджидала.

— Сможешь быть сегодня в шесть в нашем классе? — деловито спросила она. — Я пока писала сейчас работу, кажется, поняла, как решить нашу главную проблему, — она улыбнулась победно и очень довольно. — И, кстати, я хотела тебя попросить поговорить с Гойлом: я все понимаю, но если он еще раз полезет Прюитт под юбку, я с ним сделаю что-нибудь нехорошее, — она усмехнулась, но вовсе не зло, а так, словно бы говорила с хорошим товарищем.

— Гойла надо сразу бить по рукам, — вздохнул Том. — Хотел бы сказать — по дурной голове, но там одна кость, так что бить по ней бесполезно. Что твоя Прюитт, сама этого сделать не может? — Про себя он подумал, что пристрастие Гойла к рыжим девицам, похоже, абсолютно неизменная вещь во всех реальностях. Равно как и гойловские методы ухаживания. И незаметно кинул на МакГонагалл следилку, чтобы не спрашивать, где этот «наш класс». — Я приду, но, возможно, чуть задержусь. Дождись меня, пожалуйста, хорошо?

— Конечно, — ответила она и, кивнув, ушла — а Мальсибер, посмеявшись, вдруг позволил себе нечто совсем несусветное: явно привычным ему жестом похлопал Тома по плечу и сказал радостно:

— Ну что, нашего младшего друга ждет сегодня суровое внушение от старосты? А его же предупреждали!

— Я ему лучше чесотку на эти самые руки нашлю, — проворчал обомлевший от подобной фамильярности Том. — Какой смысл с ним разговаривать?

— Чесотка — это правильно, — кивнул Мальсибер. — Может, хоть руки мыть научится, — засмеялся он. — У нас сейчас История Магии — и я весь в твоем распоряжении, готов подробно изложить тебе тоже… историю — твоих последних экспериментов над нами.

Всю историю магии Том, мысленно благословлявший профессора Биннса и очередного Грышнака Косорылого с его претензиями к магам, слушал рассказы Мальсибера о его экспериментах и старался не удивляться. Высшая Трансфигурация такого уровня в прошлой реальности им освоена не была.

— ...и вот тут, к счастью, ты понял, что время уже — половина третьего ночи и надо всё же поспать, — завершил свой рассказ Мальсибер. — И я даже подумать боюсь, что ты сделаешь в следующий раз — мне аж снилось потом, что у меня до сих пор жабры, и в них запутались какие-то водоросли. Брр, — он передёрнул плечами.

— Жабры, — задумчиво повторил Том. — Интересно было бы попробовать. В мае вода в Большом озере должна достаточно прогреться. А трансфигурировать ноги в змеиный хвост я не пробовал? — с интересом спросил он. — Или руки в крылья?

Про себя он подумал, что надо будет сразу после обеда сходить за этой синей тетрадью и тщательно ее изучить. Постоянно меняющаяся реальность изрядно его возмутила — он очень не любил ситуации, которые не мог контролировать. И Том подумал, что стоит вести дневник, в котором надо записывать, что с ним происходит. До сих пор ему везло, и даже если он чем-то выдавал себя, то это удавалось замаскировать усталостью, болезнью, переключением внимания своих однокурсников... Но до бесконечности везти не может! Нет, дневник нужен срочно. С невидимыми другим записями. Выглядящий, как простая неприметная тетрадь в черной обложке...

— Мои — нет! — категорично ответил Мальсибер — и рассмеялся беззвучно. — Ноги в хвост ты Ральфу трансфигурировал. А вот руки в крылья — да-а, — мечтательно протянул он. — И это было очень здорово, мне понравилось. Хотя хвост у Тео был тоже очень забавный, — он покосился на так всё и бубнящего что-то за своей кафедрой Бинса и спросил: — А ты когда Аббот глаза назад перекрасишь? Она вчера тебя караулила-караулила — такая несчастная... и ты знаешь — всё-таки ей так совсем не идёт.

— Я ей перекрасил глаза? Зачем? — не понял Том.

Вот только этого ему еще не хватало — глаза девицам перекрашивать. Для чего?

— Ты меня спрашиваешь об этом? — изумился Мальсибер. — Откуда я знаю? Но она была грустной и такой хорошенькой, что, — он вздохнул и хитро на него посмотрел. — Вот правда — не будь бы она твоей девушкой... шучу я, шучу, — добавил он тут же.

— Лучше бы я что-то полезное сделал, — негромко сказал Том. — К примеру, зрение бы попробовал исправить, — вспомнил он очки Меропы... нет, мамы. — Но это очень сложно, — задумчиво сказал он. — Проще какой-то артефакт приспособить. Волшебный глаз или что-то подобное.

— Кому ты собрался исправлять зрение? — насторожился Мальсибер. — У меня есть некоторые сомнения в том, что МакГонагалл тебе это позволит... или... или вы над этим работаете? — просиял он. — Это ваш секрет? Да? Я не скажу никому, ты же знаешь! И что за волшебный глаз? — спросил он заинтересованно? Никогда о таком не слышал.

— Секрет, — Том посмотрел на него. — А волшебный глаз — так, представилось что-то.

— Следилки лучше делать невидимыми, — проговорил Мальсибер задумчиво, к счастью, вполне адекватно реагируя на это «секрет». — А глаз... если зрение плохое — куда же его вставлять? Вместо одного из своих? — он озадаченно почесал макушку.

— Глаз можно вставлять, если его вообще нет, — ответил Том. — А вот невидимые следилки — это замечательная идея. Можно слышать все, что нужно — и не попасться.

— Я тут как раз думал об этом, — осторожно проговорил Мальсибер. — Про такие. И есть у меня одна мысль... тебе интересно? — спросил он не очень уверенно.

— Мне интересно, — поощрительно улыбнулся Том, думая, что надо все же поскорее добраться до тетради и вернуть глазам Аббот прежний цвет — вспомнить бы еще какой. И как-то деликатно свести все общение с ней к минимуму — влюбленные девицы бывают чересчур наблюдательными.

— Тогда, может, я тебе как-нибудь после уроков расскажу? — предложил Мальсибер. — А то этот сейчас закончится — а на чарах не поболтаешь... да и всё равно там тебя у меня отберёт Аббот, — он засмеялся.

— Знаешь, — сказал Том, смущенно посмотрев на него, — Лучше ты с ней посиди на чарах. Я не уверен, что смогу сейчас правильно расколдовать ее, а мне бы не хотелось ошибиться. Все-таки желтые глаза девушке не подходят. Вот ты ее и успокой, и отвлеки — а я пока разберусь с тем, что получилось. И я рад буду услышать твои мысли после уроков.

Нет, ему положительно необходим такой дневник — подсказчик, советник, собеседник... Который единственный из всех тебя не предаст — по глупости, по злобе, из выгоды... Том тяжело вздохнул.

— Х-м-м, — озадаченно протянул Мальсибер, нахмурившись. — Смущение у тебя вышло, должен сказать, так себе... скажи-ка мне прямо: она тебе надоела? Ты хочешь отделаться от неё всерьёз, или вы с ней просто поссорились? Я так и так посижу, если она против не будет — но мне бы хотелось знать всё как есть. Не хватает нам потом с тобой поругаться из-за девицы.

— Я всерьёз не хочу поддерживать с ней отношения, — честно ответил Том, — и ругаться из-за девицы — любой, не только Аббот — вообще не входит в мои планы.

— Уверен? — глаза Мальсибера блеснули. — Она мне нравится, что правда — то правда, так что если ты потом передумаешь, может возникнуть проблема — и в любом случае будет как-то нехорошо, — возбуждённо проговорил он. — Я тоже меньше всего хочу ругаться с тобой из-за девицы, — добавил он быстро.

— Нравится — забирай, — равнодушно пожал плечами Том.

Аббот его интересовала куда меньше, чем следующий урок по чарам.

— Нравится, — честно признал буквально просиявший Мальсибер. — Спасибо! — он сжал свои руки в благодарственном жесте — и урок, наконец-то, закончился.

Аббот ждала их у дверей кабинета.

— Том! — она почти подбежала к нему. — Это уже не смешно! — гневно сказала она, и её жёлтые, как у кошки, глаза ярко сверкнули. — Немедленно верни всё обратно!

— Обязательно, — искренне ответил Том. — Но не сейчас же? Трансфигурация — сложная наука, и проводить наспех любое преобразование очень опасно. Я кое-что пересчитаю, и завтра — Флавий свидетель — верну твоим глазам их родной серый цвет.

— Серый? — обомлела Аббот, и в её глазах показались слезы.

— Он шутит, — вступился получивший карт-бланш Мальсибер. — И, по-моему, совсем не смешно, — сказал он, нахмурившись. — Том, в самом деле, — укоризненно проговорил он, — зачем ты заставляешь Алису плакать? Я бы на её месте тоже обиделся, если бы мои похожие на ясное весеннее небо глаза обозвали серыми.

— Прости, шутка вышла неудачной, — Том опустил глаза. Не угадал с цветом, досадно. — Хочешь, я их сделаю синими, — предложил он. — Будет не весеннее небо, а летнее?

— Не хочу! — сказала она сердито и очень обиженно. — Если тебе не нравятся мои глаза — так и скажи! — она сложила на груди руки. — И верни, пожалуйста, всё как было.

— Он вернет, — пообещал Мальсибер. — Если ты, конечно, прямо сейчас его не убьёшь.

— Мне не нравятся подобные шутки! — сказала Аббот, рассерженно переводя взгляд с одного из них на другого.

— Хорошо, — сухо произнес Том, — как скажете, мисс Аббот. Больше не будет никаких шуток. Простите за неуместную вольность, завтра ваши глаза вернут свой природный цвет, — и он вошел в класс, усевшись рядом с Лестрейнджем.

— Ну, вот зачем он так? — расплакалась Аббот, растерянно глядя на Мальсибера. — Что с ним такое? Как он вообще это делает? Это же он подшутил надо мной — а теперь я же ещё и виновата!

— Он ведёт себя порой как придурок, — кивнул Мальсибер сочувственно. — Ты знаешь, порой мне кажется, что он просто не видит вокруг никого, кроме себя самого. И он точно не любит, когда кому-то не нравится то, что он делает.

— Зачем тогда шутит так? — всхлипнула она очень несчастно и раздражённо. — Он не понимает, как это неприятно?

— Ему всё равно, — мягко сказал Мальсибер. — Я же давно тебе говорю: ему не очень интересно, что там и с кем вокруг происходит. Он неплохой человек — но, — он задумался, — слишком зациклен на себе. И тут либо подстраиваться под него вечно — либо держаться на некотором расстоянии.

— Ты, можно подумать, подстраиваешься, — фыркнула она.

— Так я же не его девушка, — крайне удивился Мальсибер. — Мы друзья — это же совершенно другое. Как раз присутствует некое расстояние.

— Я не собираюсь подстраиваться, — снова начала сердиться она. — Хотя он мне очень нравится, — вдруг добавила она тихо, и её глаза снова наполнились слезами.

— Не все в нашем возрасте готовы к отношениям и любви, — философски заметил Мальсибер. — Урок сейчас начнётся... можно, я сяду с тобой? — попросил он и бессовестно соврал: — Я учебник забыл. Думал сесть с Томом — но видишь? — он указал на того, беседующего о чём-то с Лестрейнджем.

— Садись, — кивнула она, доставая платок и вытирая слёзы с лица.

После обеда Том, как и собирался, спустился в подземелья за синей тетрадью со своими записями по совместному проекту с МакГонагалл, радуясь, что во всех реальностях он был человеком аккуратным и не обремененным дурной привычкой швырять вещи неизвестно куда. Тетрадь — синяя, как и сказал Мальсибер — лежала среди пергаментов и книг, а рядом с ней, от чего Том очень удивился, лежала другая. Та самая, в черном переплете, из маггловского магазина. Тетрадь, которую он решил сделать своим тайным дневником, своим якорем в постоянно меняющемся мире.

Впрочем, времени у него сейчас было мало — и он, отложив пока черную тетрадь в сторону, раскрыл синюю и погрузился в чтение.

Ничего из написанного он, конечно, не помнил — но это было как раз вполне ожидаемо и понятно. Куда хуже было то, что он не всё понимал, и чтобы разобраться, ему не однажды пришлось листать справочник, по счастью, обнаружившийся тут же, и ещё несколько книг по трансфигурации, которых он тоже прежде ни разу не видел. Времени, оставшегося до встречи, ему катастрофически не хватило, но общую суть он, как ему показалось, уловил — и всё же, быстро шагая по коридорам, Том очень нервничал. Особенно досадно ему было то, что сам проект его захватил — ах, если бы у него было время хотя бы до полуночи!

— Я уже думала, что ты не придёшь, — сказала ему МакГонагалл. — Ничего не случилось?

— Прости, я зачитался, — честно ответил Том. — У меня тоже возникли некоторые идеи — и я сначала полез в справочники, а потом и в другие книги.

— Понимаю, — кивнула она на удивление спокойно. — Давай тогда сперва я, — МакГонагалл подошла к доске и начала писать на ней формулы, сопровождая их развёрнутыми комментариями. — И если я права, — закончила она, наконец, — то мы сможем таким образом стабилизировать состояние на практически бесконечное количество времени. И кстати, — спохватилась она. — Кто-то из ваших повесил на меня следящее заклинание — я не стала поднимать шум и просто его убрала, но, Том, — она нахмурилась, — это недопустимо. Пожалуйста, разберись с этим, хорошо? — попросила она почти что по-дружески.

— Я разберусь, — кивнул Том, — и такое больше не повторится, обещаю. — Он подошел к доске и дописал еще одну формулу. — Посмотри, — предложил он. — Так проще, мне кажется. И что ты думаешь о переходе к стадии эксперимента?

— А ты прав, — кивнула она. — Проще... надо только проверить... а вот как раз давай и перейдём к стадии эксперимента, — она слегка улыбнулась и кивнула. — Начинай.

МакГонагалл оказалась отличным... кем? Коллегой? Напарницей? — она понимала его с полуслова и относилась спокойно к промахам — зато очень радовалась удачам. Возможно, излишне эмоционально — но, с другой стороны, несколько секунд Том был готов потерпеть чужие всплески эмоций.

— Я хотел бы обсудить с тобой еще одну вещь, — сказал он, когда все вопросы на сегодня были исчерпаны. — Возможность частичной трансфигурации живого организма в живой же, но с измененными свойствами. Причем неотменимой трансфигурации. К примеру, исправление дефектного органа на орган нормально функционирующий.

— Интересная тема, — подумав секунду, кивнула она. — Но я тебе вот так сразу и не отвечу... пожалуй, я возьму тайм-аут до завтра. Известно, что некоторые нарушения колдомедики исправить не могут — к примеру, врождённые пороки зрения исправляются лишь на время, и зачастую после этого оно становится только хуже. Но тема очень интересная, — повторила МакГонагалл, задумчиво закусив самый кончик пера. — И начинать здесь вообще надо с неотменимой трансфигурации, — сказала она уверенно. — Добиться её... теоретически всё возможно, но я не встречала упоминаний об этом... однако, думаю, я знаю, где нужно искать.

Том ожидал совершенно закономерного вопроса о том, не заинтересовался ли он медициной — но она, как ни странно, смолчала.

— Тайм-аут — прекрасная идея, — согласился Том. — Что до неотменимой трансфигурации — вполне вероятно, что о возможных удачных либо неудачных опытах просто не стали писать, — задумчиво сказал он. Сам он так бы и сделал.

— В этом есть смысл, — кивнула она. — И всё-таки подобные вещи редко исчезают совсем... ты знаешь, — она вдруг очень странно на него посмотрела, — я думаю, нам снова нужно наведаться ночью в Запретную секцию в библиотеке.

«Снова»? Том уже почти не удивился.

— Староста Гриффиндора подбивает старосту Слизерина нарушить правила школы, — покачал головой Том. — Куда катится этот мир!

Сам он правила нарушать, конечно же, мог, и нарушал — но не в такой же компании?

— Причём уже не впервые, — она улыбнулась. — Нет, если ты опасаешься почему-либо, — пожала она плечами, — или у тебя дела, то я схожу и одна, но обычно вдвоём у нас выходит быстрее. В общем, я иду сегодня... скажем, в час ночи — ты присоединишься? — спросила она так буднично, словно речь шла о походе к леснику за капустой.

— Прости, сегодня я точно не смогу составить тебе компанию, — сказал Том. — Как насчет завтрашней ночи?

Сегодня он собирался просто выспаться. Все-таки прыжки в прошлое с интервалом в неделю безумно его выматывали, но оставить маму и Томми одних без присмотра он не мог. Ему постоянно казалось, что если он не появится в прошлом хотя бы раз, произойдет что-то страшное. Умом он понимал, что поступает глупо, что страшно рискует — но ничего поделать с собственным страхом не мог.

— Хорошо, давай завтра, — уступила она. — В конце концов, с проектом мы с тобой принципиально продвинулись — а с неотменяемой трансфигурацией мы никуда не спешим. Тогда завтрашней ночью в час, — кивнула она — и спросила: — Вид у тебя измотанный... тебе, может, помочь чем-нибудь?

— Удлинишь сутки на пару часов? — невесело улыбнулся Том. — В любом случае, спасибо за помощь. Встретимся завтра. Идем, провожу тебя до гриффиндорской башни, — сказал он и сам оторопел от этих слов. Словно это сказал... не он. А здешний, неизвестный ему Том Гонт — чистокровный маг, выросший не в маггловском приюте, а в родном доме с любящей матерью. «Вот так и сходят с ума, — подумал Том и зло пообещал кому-то: — И не надейтесь!»

— Давай, — кивнула она, легко в несколько взмахов палочки прибирая класс и уничтожая все следы их пребывания здесь. — Удлинить сутки я, разумеется, не могу, — сказала МакГонагалл, собирая все записи со стола в папку, — но могу прикрыть тебя на ближайшем собрании старост, к примеру, — она внимательно оглядела класс и, удовлетворённо кивнув, пошла к двери. — А ещё, — добавила она, лукаво на него глянув, — могу дать списать пару эссе по трансфигурации, чтобы тебе не возиться. Профессор Дамблдор — прекрасный специалист, но темы иногда он выдумывает, — она покачала головой.

— Минерва МакГонагалл, — сказал изумленный Том, — это точно ты? Не кто-то под обороткой? Чтобы ты высказала критическое замечение в адрес Дамблдора и предложила списать эссе? Нет, мир точно сошел с ума, а Мерлин вот-вот проснется в своей пещере.

Он открыл дверь, пропуская её вперед, и машинально запер класс фамильным заклинанием на парселтанге.

— Друзьям надо помогать, — ответила она наставительно. — Я же знаю, что ты и сам всё это напишешь — может, даже лучше меня! Так что это просто способ добавить лишние пару часов к суткам, — она рассмеялась и, уменьшив толстую папку, сунула её в карман. — Знаешь, что мне всегда было интересно? — спросила она, когда они двинулись по пустому тёмному коридору к гриффиндорской башне. — С тех пор, как я узнала тебя?

— Даже боюсь предположить, — усмехнулся Том. — Явно не мои сердечные тайны.

— Увы, — кивнула она. — Этот аспект твоей личности в сферу моего внимания действительно не попал. Мне всегда было интересно, можно ли выучить парселтанг. Говорят, что эта способность врождённая — но ведь формально это не значит, что ему нельзя научиться, верно? — она повернула голову и внимательно на него посмотрела.

— Научиться можно всему, — пожал плечами Том. — Это вопрос времени и желания. Вот только можно ли научиться играть на скрипке, не имея музыкального слуха — наверное, можно. Но слушать такую игру можно будет только под Империо.

— Слух у меня есть, — проговорила она задумчиво. — Скажи, — она остановилась и открыто и спокойно посмотрела ему в лицо. — А ты мог бы меня научить? Вернее, — поправилась она, — попытаться?

— И ты не считаешь тех, кто говорит на парселтанге, страшными темными магами? — удивился Том.

— Том Гонт, — вздохнула она, взглянув на него как на бестолкового первоклашку. — Спроси ещё, не считаю ли я признаком тёмной магии умение превратить человека в лягушку. Ну как же — ведь можно же превратить и вот так оставить! Это просто умение, навык — как оно может быть тёмным, светлым или ещё каким-нибудь? Мне казалось, что ты давно перестал считать меня дурой, — слегка улыбнулась она. — Так попробуешь меня научить? Я понимаю, конечно, что нет никаких гарантий, что у меня получится, но ведь не попробуешь — не узнаешь, верно?

— Ну что же, давай попробуем, — согласился он. — Вот и ваша территория, мисс МакГонагалл. Всего доброго — и спасибо за предложенную помощь.

— Договорились, — кивнула она. — Я принесу завтра эссе — у меня уже всё готово. Доброй ночи, мистер Гонт, — она коснулась картины и, шепнув ей пароль, скрылась за ней.

Том задумчиво посмотрел на закрытую портретом дверь в Гриффиндорскую гостиную и пошел к слизеринским подземельям. Эту Минерву МакГонагалл он совершенно не узнавал: куда подевалась правильная до зубовного скрежета любительница строгих правил, узколобая фанатичка, ненавидящая все, что считала признаком темной магии — будь то парселтанг, принадлежность к факультету Салазара или родство с кем-то из «священных двадцати восьми»? Минерва МакГонагалл, которую он знал, никогда не захотела бы выучить змеиный язык, прикрыть его на собрании или — о ужас! — дать списать эссе по трансфигурации. А уж любой отзыв о Дамблдоре, кроме благоговейно-восторженного, из её уст точно бы не прозвучал.

«Мир меняется, — мрачно подумал Том, — и мы все меняемся вместе с ним. Не хочу! — он остановился и изо всех сил ударил кулаком по каменной стене. — Не хочу исчезать! Не хочу превращаться вот в такого... добренького. Не хочу!»

И тут он услышал так хорошо знакомый ему звук — звук трущихся друг о друга камней, идущий откуда-то из стены.

«А ведь я так и не зашел к василиску, как обещал! — подумал Том. — И камни...»

В Лондоне он подобрал несколько разных камушков, планируя их увеличить, и сунул в карман своей старой мантии — но где та мантия? Он посмотрел на себя — мантия была очень скромной, ученической, но пошитой из хорошей ткани и новой. А на обшлагах... Том присмотрелся. Заботливая женская рука вышила его инициалы — Т.М.Г. и несколько рун, сулящих удачу, здоровье и оберегающих от врагов.

Звук повторился — ближе. А потом Том услышал и голос:

— Ты зол, Говорящий!

— Я зол? — усмехнулся Том. — Моя жизнь тает, как кусочек сахара в горячем чае, а я должен благодарить Мерлина?

— Я жду тебя там, внизу, — прошелестел василиск, и Том услышал лёгкий шорох внутри стены, удаляющийся от него вниз.

Том машинально сунул руку в карман — спуск в Тайную комнату его впечатлил, и пачкать одежду он не хотел так же, как и в прошлый раз, — и с каким-то мрачным удовлетворением обнаружил там завязнные в узелок из носового платка камушки с лондонской улицы и из поместья Риддлов.

Теперь можно было идти.

На сей раз он трансфигурировал себе из платка нечто вроде ещё одной мантии и, спустившись и с отвращением очистив, прежде всего, лицо и волосы, на которые всё же попала та дрянь, которой за столетия оброс спуск и которую он в прошлый раз собрал явно не всю, затем снял её и, вернув ей вид платка, сунул обратно.

Василиск его ждал. Том увидел толстые чешуйчатые кольца его огромного тела и услышал голос:

— Так почему твоя жизнь тает, Говорящий?

Том увеличил принесенные камни Энгоргио и протянул василиску:

— В прошлый раз я обещал принести непохожие на здешние камни — так вот, обещание я сдержал. Даже если давал его не тебе.

— А кому же ещё? — кажется, удивился василиск. Его огромная голова скользнула мимо Тома, а длинный язык с лёгкостью слизнул камни. — Да-а-а, — очень довольно прошипел он через какое-то время. — Теперь я готов поговорить с тобой... Ответь мне — почему же твоя жизнь тает, Говорящий?

— Хоть что-то, — пробормотал Том себе под нос. — Похоже, неизменными остаетесь только ты и Хогвартс. Все вокруг словно играют дурную маггловскую пьесу с маскарадом и переодеваниями, когда под маской леди скрывается... ну, скажем, садовник. Я иногда не узнаю своих однокурсников, — сказал он василиску. — Я не всегда узнаю свои вещи. Мерлин, да я уже собственные воспоминания не узнаю! Что из них принадлежит мне, а что здешнему чистенькому и благополучному мальчику Тому Гонту, который не подыхал от голода и холода в маггловском приюте, не попадал под обстрел, не торговался со старьевщиком за каждый кнат при покупке ношеных мантий?

Ответом ему был всё тот же каменный шелест.

— Ты же изменил своё прошлое? — спросил василиск, отсмеявшись. — Все вы всегда делаете одно и то же... а потом удивляетесь результату. Расскажи мне, что ты изменил, — то ли попросил, то ли предложил он. — Ты сделал себя богатым? Отдал младенцем в другую семью?

— В другую семью? — Том с изумлением на него посмотрел. — Чужие дети никому не нужны, ни в маггловском мире, ни в магическом. Я не дал умереть своей матери — и теперь Том Марволо Риддл — нет, Гонт! — растет не в приюте, а дома. Растет, надо сказать, весьма избалованным поганцем.

— И чего же ты ждал, когда делал это? — спросил василиск, и Том явственно расслышал в его голосе насмешку. — Какой ты хотел получить результат? Ты изменил своё прошлое — а значит, изменил и себя. Мы то, что с нами случилось, — сказал он, обвивая его ноги кончиком своего хвоста. — Меняешь события — меняешь себя.

— Это просто слова, — ответил Том. — «Меняя события, мы меняем себя», «Относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе», «Не умножай количества зла...» — он буквально задыхался от этих чужих лицемерных фраз, ненавидимых с детства. — Все это лишь пустые слова, которыми умные и сильные обманывают глупых и слабых. Я просто не хотел умирать — тогда, вместе с матерью, ещё не родившись на свет. Вот и все.

— Ты не хочешь слушать, — произнёс василиск, отпуская его и убирая свой хвост. — Тебе не нужен ответ. Тогда мне не о чем говорить с тобой, — он начал медленно скользить мимо него, отползая куда-то в сторону, однако затем остановился и прошипел: — Почему ты стал таким, каким стал, Говорящий?

— Каким? — вяло удивился Том. Всплеск ярости прошел, и он почувствовал страшную, опустошающую усталость.

— Откуда мне знать? — отозвался василиск. — Тем, кто меняется — и кем ты хочешь остаться. Тем, кто выбирал себе среди всего наследства хроноворот. Тем, кто пришёл сюда впервые за столько лет. Тем, кто изменил своё прошлое — а значит, и себя самого.

— Я просто не хочу потерять самого себя, — ответил Том. — Все равно как — в безумии, смерти или вот... в забвении. Только и всего.

— Что есть «ты»? — спросил василиск. — Ты есть ты — с тобой всего лишь случились другие вещи. Что есть ты, Говорящий? — василиск вновь обвил его ноги кончиком своего хвоста. — Скажи мне, кто ты, — прошипел он вдруг у самого его затылка, обдав его неожиданно горячим дыханием.

— Я — Том Марволо Риддл, — ответил Том. — Я — Лорд Волдеморт, и я же — Том Марволо Гонт.

— Это просто имя, — прошелестел василиск. — Много имён. Ты то, что случилось с тобой. Хочешь остаться прежним — верни всё назад, — Том почувствовал, как горячий язык коснулся его затылка. — Вернись в прошлое — и верни всё, как было. И тогда твоя старая жизнь вернётся. А нынешней больше не будет, — и он опять рассмеялся. — Выбери сам своё настоящее, Том.

— А будущее? — быстро спросил Том. — Я был в будущем — и я такого будущего не хочу!

— Будущее ты ещё не сделал, — возразил василиск. — Хроноворот у тебя, — добавил он тихо и соблазнительно. — Пробуй...

* * *

Том достал футляр с хроноворотом, стоя у своего любимого поворота дороги на Хогсмид, и, наконец решившись, прикоснулся палочкой к левому стержню.

— Год, — внезапно осипшим голосом произнес он, — 1926. Число: тридцать первое декабря. Время суток: Рассвет.

И снова попал в день своего появления на свет.

…— Я только проверю, чтобы она дошла до приюта, — сказал себе Том, глядя на то, как Меропа, шатаясь и периодически сгибаясь чуть не пополам, из последних сил идет по улице. — Я не буду вмешиваться. Пусть все идет своим чередом.

...Мокрый снег... или это был дождь? — бил ей в лицо, а ветер, продувая старое поношенное пальто, пробирал до костей. Меропа, время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть, медленно шла по улице, оглядываясь по сторонам. Где-то здесь был приют... она точно знала, что был. Она должна его отыскать! Роды вот-вот начнутся — и она вряд ли переживёт их: во всяком случае, она очень на это надеялась. Она так устала — от своей никчемной и не нужной никому жизни, от вечных презрительных взглядов, от собственной лжи... С чего она вообще взяла, что её можно любить? Маленькую, тощую, страшную, косоглазую? Но она не могла больше его обманывать, своего Тома — попросту не могла. Она так надеялась, что за то время, что они прожили вместе, он всё-таки сумел её полюбить — но увы... Она вдруг оступилась и, вздрогнув от накатившей на неё боли, застонала и остановилась, пережидая схватку. Да где же?! Он же был где-то тут, этот приют... Они там... там позаботятся о её ребёнке... непременно позаботятся... и отдадут ему — Тому. И он заберёт — не откажется же он от своего дитя! И вырастит... а она, наконец, сможет умереть.

Она не дошла до приюта несколько шагов — и упала на мостовую, последним усилием в своей несчастной жизни тщетно пытаясь защитить так и не родившегося сына. И не видела, как неподвижно стоящий у дверей приюта подросток в темной зимней мантии вдруг начинает выцветать, с ужасом глядя на свои словно тающие в воздухе руки — пока не пропадает совсем.

Тома Марволо Риддла, как и Тома Марволо Гонта, больше не было ни в одной реальности.

… — Я только проверю, чтобы она дошла до приюта, — сказал себе Том, глядя на то, как Меропа, шатаясь и периодически сгибаясь чуть не пополам, из последних сил идет по улице. — Я не буду вмешиваться. Пусть все идет своим чередом.

...Мокрый снег... или это был дождь? — бил ей в лицо, а ветер, продувая старое поношенное пальто, пробирал до костей. Меропа, время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть, медленно шла по улице, оглядываясь по сторонам. Где-то здесь был приют... она точно знала, что был. Она должна его отыскать! Роды вот-вот начнутся — и она вряд ли переживёт их: во всяком случае, она очень на это надеялась. Она так устала — от своей никчемной и не нужной никому жизни, от вечных презрительных взглядов, от собственной лжи... С чего она вообще взяла, что её можно любить? Маленькую, тощую, страшную, косоглазую? Но она не могла больше его обманывать, своего Тома — попросту не могла. Она так надеялась, что за то время, что они прожили вместе, он всё-таки сумел её полюбить — но увы... Она вдруг оступилась и, вздрогнув от накатившей на неё боли, застонала и остановилась, пережидая схватку. Да где же?! Он же был где-то тут, этот приют... Они там... там позаботятся о её ребёнке... непременно позаботятся... и отдадут ему — Тому. И он заберёт — не откажется же он от своего дитя! И вырастит... а она, наконец, сможет умереть.

Она не дошла до приюта несколько шагов — и упала на мостовую, последним усилием в своей несчастной жизни тщетно пытаясь защитить так и не родившегося сына. И не видела, как неподвижно стоящий у дверей приюта подросток в темной зимней мантии вдруг начинает выцветать, с ужасом глядя на свои словно тающие руки — пока не пропадает совсем.

… Том проснулся с криком ужаса и безумно колотящимся сердцем. То, что ему приснилось — его смерть, небытие, исчезновение из всех слоев реальности, было, хвала Мерлину, просто чудовищным кошмаром.

— Риддл? Риддл, что с тобой? — раздался негромкий опасливый голос Мальсибера.

— Молчи, кретин, — тихим шепотом ответил Флинт. — Не лезь — видишь, даже его приспешники молчат? И ты не вмешивайся.

— Пусть лезет, — брезгливо бросил Эйвери. — Так ему и надо. Может, нарвется наконец.

— Заткнулись все, — повелительно прошипел Лестрейндж. — Не разбудите, а то вам же хуже будет.

— Да пожалуйста, — фыркнул негромко и очень недовольно Мальсибер. — Очень надо.

Риддл?! Риддл... значит.. значит, он вернулся в свой собственный мир, привычный и знакомый. Мир, в котором он, словно кукловод, дергает за ниточки своих однокурсников — а те пляшут, как послушные марионетки. И никто не рискует подойти к нему, спящему — Том давно отучил всех от таких вольностей. Никому не придет в голову его будить и тащить на идиотский квиддич, угощать завтраком или спрашивать, что с ним — и не нужна ли ему помощь, где не надо будет мотаться к матери, Томми и Акеле в дом Гонтов... теперь он проснулся в мире, который сам только что выбрал.

— Я не хочу! — отчаянно прошептал Том. — Я не хочу... Так! Пожалуйста...

Он не знал, кого он просит — Мерлина, маггловского бога, в которого никогда не верил, судьбу — но просил вернуть все назад.

— Мерлин, — раздражённо пробормотал за своими занавесками Мальсибер, заворочавшись.

А больше никто и ничего не сказал — хотя, судя по неестественной тишине, все проснулись.

Том закрыл глаза, не дождавшись ни ответа, ни знака, ни помощи — как обычно. Он привык рассчитывать только на себя и ни к кому не поворачиваться спиной. Он знал, что все вокруг — враги, и надо превращать одних из них в послушные орудия, других — в безгласное стадо, а третьих, с которыми ничего из этого не получится, просто убивать.

Он уснул, сжимая в руках найденную под подушкой палочку из тиса с пером феникса — палочку, которую в другой, погубленной им самим реальности сломал Морфин Гонт.

* * *

... Он стоял у сиротского приюта и смотрел, как Меропа, шатаясь и периодически сгибаясь чуть не пополам, из последних сил идет по улице.

Она не дошла до приюта несколько шагов — и упала на мостовую, последним усилием в своей несчастной жизни тщетно пытаясь защитить своего так и не родившегося сына. Ветер бросил ей в лицо горсть то ли дождя, то ли снега, и она заплакала и застонала, и её юное, некрасивое и уже так хорошо знакомое Тому лицо стало совсем детским, а из прикушенной нижней губы потекла кровь.

И Том, бросившись вперед, закрыл их обоих дезиллюминационными чарами, поднял свою маму и отправился с ней в Мунго.

А потом сидел в коридоре рядом с палатой — и ждал, нервно глядя на свои руки и до тошноты боясь увидеть, как те снова начнут таять, и последнем, что он увидит, будут его собственные колени, просвечивающие сквозь них. Или он даже колен не увидит — они же тоже станут прозрачными и...

— Мистер? — услышал он. — Ваша родственница родила мальчика. Чудный малыш, здоровенький, крепкий!

— Она жива? — быстро спросил Том. — С ней все в порядке?

— Жива, — как-то нерадостно ответила медиковедьма. — Но никто не возьмётся сейчас прогнозировать, что будет с ней дальше... не похоже, чтобы она держалась за жизнь. И она очень слаба... Но с ребёнком всё хорошо, — добавила она. — Если хотите, можете увидеть его.

— Я могу ее увидеть? — попросил Том. — Я... я должен сказать... должен попросить ее... Мерлин! Я не могу допустить, чтобы она умерла!

— Сейчас это будет не лучшей идеей, — покачала головой медиковедьма. — Она вряд ли даже услышит и уж тем более поймёт вас. И точно не сможет выполнить вашу просьбу.

— Пожалуйста! — умоляюще попросил Том. — Я только скажу ей, что вернулся, и все! Это очень важно!

Он уже жалел, что не до конца выспросил Мальсибера о его фирменном Империо — а к собственному у него пока доверия не было — получалось через раз. Обойтись Конфундусом? Он нашарил в кармане палочку...

— Вернулись? — переспросила медиковедьма — и понимающе и очень осуждающе нахмурилась. — Ну, хорошо, — сказала она неохотно. — Я проведу вас — но предупреждаю: буквально на пару минут. И если ей станет хуже, или вы попытаетесь как-то навредить ей, — она покачала головой и сделала ему знак идти следом.

Меропа казалась спящей — очень, до синевы, бледная, с серыми кругами вокруг глаз и искусанными в кровь губами, она дышала слишком часто и слишком поверхностно, и казалось, что вдыхаемого воздуха ей попросту не хватает. Стоящие рядом с ней целители — двое, мужчина и женщина средних лет, оба в этих дурацких лимонного цвета фирменных мантиях — синхронно обернулись и посмотрели на вошедшего в палату Тома.

Он быстро подошел к матери и взял её почти невесомую, худую руку в свою.

— Меропа! — позвал он. — Это я, Том. Ты слышишь? Я пришел за тобой. Я нашел тебя. Я... я люблю тебя, не смей умирать, слышишь?

Ресницы Меропы дрогнули, но сил открыть глаза ей не хватило — однако она смогла прошептать едва слышно:

— Том?

Целители осуждающе на него посмотрели и переглянулись с медиковедьмой, но Тому сейчас не было до них дела.

— Да, — кивнул он. — Это я. Я пришел за тобой.

— Том, — повторила она так тихо, что он скорее угадал, нежели услышал ее. — Прости...

— Прощу, если не умрешь! — выпалил он. — Ты меня тоже прости — я не должен был поступать... так.

Веки Меропы вновь дрогнули, и на сей раз она сумела открыть глаза.

— Том, — прошептала она опять — и почти улыбнулась. Впрочем, сил на настоящую улыбку у нее не хватило, и та отразилась, по большей части в ее глазах. — Том...

Её рука дрогнула, словно она хотела до него дотянуться, но большего сделать она не смогла, и просто продолжала смотреть на него влюблённо и счастливо.

— Я пришел за тобой, — в третий раз повторил он. — Теперь все будет хорошо.

Том вдруг почувствовал, что кто-то коснулся его локтя и подталкивает его куда-то вперёд, а потом услышал мужской шёпот:

— Возьмите её за руку.

Целитель. Они же никуда не ушли — так и стояли тут, и смотрели.

Он послушно снова взял мать за руку, из всех сил пытаясь перелить ей свою силу, магическую энергию, жизнь...

Её рука была очень холодной, просто ледяной, и влажной — и он вдруг понял, что помнит её руки только тёплыми, порой даже горячими, и почти всегда такими же мягкими, как и сейчас...

— Достаточно, — услышал он, и целитель, мужчина средних лет с гладко выбритым лицом и очень внимательным и умным взглядом коснулся его плеча. — Нам нужно работать дальше — сейчас вы нам помешаете. Мы позовём вас, когда это будет можно... хотя лучше бы вам сегодня пойти домой.

— Или, — подхватила целительница с яркими, словно специально подкрашенными синим глазами, — вы можете пока побыть с ребёнком. Мне кажется, вашей подруге лучше — но опасность пока остаётся.

Том повернулся к выходу из палаты и спросил: — А где он? Томми? Я думал, они будут вместе…

— Я провожу, — сказала медиковедьма. — Мать сейчас слишком слаба — в подобных случаях мы не оставляем младенцев рядом. Да и нехорошо будет, если он увидит её смерть, — она покачала головой и открыла дверь соседней палаты. — Сюда.

Комната была совсем крохотной — там помещалась только детская люлька, маленький столик и стул. Малыш лежал в люльке — спеленутый и, кажется, крепко спящий.

— Осторожней, пожалуйста, — предупредила медиковедьма.

— Спасибо, — ответил Том. — Мне уже доводилось... я знаю, как обращаться с младенцами. Он подошел к люльке и посмотрел на маленькое недовольное личико самого себя. Томми. Тома Марволо... Риддла ли, Гонта — какая разница, как его будут звать потом, в будущем? Главное, что он жив, и это будущее непременно наступит. И теперь осталось лишь молить Мерлина, чтобы выжила Меропа.

— Можете посидеть с ним, — сказала медиковедьма, любезно трансфигурируя стул в кресло — и вышла.

А Том остался...

Сколько прошло времени, он не знал — но в какой-то момент дверь открылась, и в проёме возник тот самый целитель.

— Мистер Риддл? — спросил он.

— Да? — резко вскинулся Том. — Что случилось... она жива? Как она?

— Жива, — кивнул целитель. — Можете увидеть её — ненадолго. Думаю, ваша подруга выживет — хотя, должен сказать, что это почти что чудо. Прошу вас, не расстраивайте ее сейчас — даже если есть, чем.

Том встал из кресла, которое тотчас же превратилось обратно в стул, и вышел из палаты, бросив взгляд на себя маленького. Меропа выглядела чуть лучше, чем вчера — лицо было бледным, но пугающий серовато-синий оттенок кожи и губ исчез.

При его приближении она открыла глаза:

— Ты... мне не снишься?

— Нет, — тихо сказал Том. — Я здесь. Я с тобой.

— Том, — прошептала она. — Прости... Прости меня, — она беззвучно заплакала.

— Все хорошо, — ответил он. — Тебе не за что просить прощения. Выздоравливай — ты очень нужна мне. И малышу Томми. Как же мы без тебя…

— Ты останешься... с нами? — с трудом выговорила она. — Ты... меня простил?

— Я никогда вас не оставлю, — пообещал он. — Никогда, пока я жив, — и его рука, которой он удерживал почти бесплотную руку матери, вдруг осветилась мягким золотистым светом, а ему самому стало сначала очень тепло, а затем и вовсе жарко.

Проснулся Том от звуков шумной ругани.

— А я тебе говорю, еще раз так пошутишь — зубы вышибу, — орал на кого-то Флинт. — Шутить он тут будет, хрен Мордредов! Я тебе в следующий раз не то, что ледяную воду в душевой пущу, я тебя в статую вморожу, идиота!

— Какие мы нежные! — издевательски расхохотался в ответ Лестрейндж. — Водичкой его полили! Замерзла наша деточка!

— Лестрейндж в своем репертуаре, — процедил Эйвери. — Низкопробные шуточки и плебейское чувство юмора. Впрочем, последнее не удивительно.

Том слушал их перепалку и пытался понять, в какой реальности он проснулся на этот раз. В мире Тома Риддла или Тома Гонта? А то и вовсе какой-то третьей вероятности?

— Тебе не понять, — ничуть не смутился Лестрйндж. — Не дано. Нет у тебя чувства юмора. Такая беда, — добавил он сочувственно-издевательски.

— А что это наш мистер префект еще изволит почивать? — язвительно спросил Эйвери. — Или школьные правила не для него?

— А ты пойди и разбуди, — предложил Нотт.

— Ага, давай-давай! — поддакнул Лестрейндж.

— Ну, что же ты? — спросил буквально через секунду Мальсибер. — Иди, буди господина префекта!

— Много чести будет, — надменно изрек Эйвери. — Это вы у него на побегушках, а не я.

— Ты как тот неуловимый волшебник, которого ни разу не арестовывал аврорат, потому что не ловил, — сказал ему Лестрейндж. — Кому ты нужен, Эйвери? С твоими-то коммуникационными навыками?

Том слушал их и мысленно возмущался — ни один не назвал его не по имени, ни по фамилии. И как он определит, в какую реальность угодил? Том терпеть не мог такие двусмысленные ситуации, а еще он не любил терять над любой ситуацией контроль.

— А ты вообще о каких школьных правилах говоришь? — спросил Нотт. — Правила не обязывают непременно посещать завтрак — а до уроков еще больше часа. Префект вполне имеет право поспать подольше.

— А у него бессонница, — вмешался Мальсибер. — Вот он и завидует.

— Чего это у него бессонница? — изумился Флинт. — Храпел всю ночь, так что я заглушающие ставил!

— А у него не простая бессонница, а экзистенциальная, — насмешливо сказал Лестрейндж.

— Чего? — оторопел Флинт. — Какая еще... Мерлин, я и не выговорю. Она хоть не заразная?

— Экзистенциальная, — повторил Лестрейндж. — Ну, ты посмотри на него... Мерлин! — заорал он. — Эйвери, ты сдурел?!!

Тут Том наконец не выдержал и, отбросив полог своей кровати, ядовито поинтересовался, надевая халат:

— Что тут у вас происходит, господа? Что это за брачные пляски гиппогрифов с утра пораньше?

— Обсуждаем, будить ли вас, господин префект, — язвительно сказал Эйвери.

— Так уже разбудили, — порадовал его Том. — Молодцы, хвалю. Но в следующий раз будьте любезны будить меня исключительно по правилам этикета. То есть не бить в барабаны, а вежливо сказать: «Вставайте, господин префект! Вас ждут великие дела!»

— Опять великие?! — горестно взвыл Мальсибер.

— Может, тебе и завтрак в кровать подавать? — язвительно поинтересовался Эйвери.

— Спасибо, Эйвери, — благосклонно кивнул ему Том, — это было бы чудесно. И, повернувшись к Мальсиберу, добавил: — О да, великие, мистер Мальсибер. Великие и ужасные.

— Завтрак так завтрак, — кивнул Эйвери — и, трансфигурировав свой носовой платок в бутерброд, отлевитировал его Тому на тумбочку.

— Эйвери, ты настолько плохо знаешь законы Гампа? — удивился Том. — Как же это прискорбно... Я смотрю, не только Крэбб и Гойл демонстрируют удручающее невежество в трансфигурации.

— Чо? — очень похоже изобразил обоих местных «гениев» Мальсибер.

— Я полагал, тебя интересует сам факт подачи, а не результат, — пожал плечами Эйвери. — Я-то легилименцией не владею — откуда мне знать...

Все это становилось едва выносимо: ни один из его однокурсников так и не обратился к нему ни по имени, ни по фамилии, и все они как нарочно вели себя так, как могли вести себя и с Гонтом, и с Риддлом! Том начал злиться по-настоящему.

Оставалась надежда на уроки и профессоров, которые наверняка обратятся к нему по фамилии. Однако же его и здесь поджидало разочарованы: первым уроком стояла трансфигурация, преподающий которую профессор Дамблдор имел отвратительную и чудовищно сейчас неуместную привычку назвать всех студентов исключительно по имени. Вот и теперь...

— Это хороший ответ, Том, — кивнул Дамблдор. — Однако мне хотелось бы обратить ваше внимание на...

Мерлин!!!

Том и без того, мягко говоря, недолюбливал профессора трансфигурации, считая его лицемерным мерзавцем, а уж сегодняшнее пробуждение и вовсе не способствовало «голубиной кротости и христианскому милосердию», которое в Тома безуспешно пытались вбить в приюте. Том с трудом сдержался от язвительного замечания о том, что хороший ответ прозвучал из уст зубрилы Розье, а его ответ был превосходным, и опустил глаза. «Глаза в пол!» — первое, что требовалось в приюте, чтобы не нарваться на порку. В магическом мире это тоже неплохо работало.

— Вы совершенно правы, профессор, — очень вежливо ответил он.

Мерлин! Был бы он на зельях — все было бы куда проще.

Но зелья сегодня были только после обеда — а следующая пара в его расписании была пустой. Мерлин и Мордред!

Лестрейндж, выходя из класса, столкнулся в дверях с Эйвери — и они... застряли: ни один не желал отступать и пропускать другого вперёд, а вдвоём в дверной проём они никак не помещались. Мальсибер, подошедший к выходу почти одновременно с Томом, очень задумчиво на них посмотрел и спросил, посмеиваясь:

— Мы, я так понимаю, застряли?

— Застряли, — кивнул Том. — Наши заклятые друзья никак не могут поделить территорию.

— А ты помогать не станешь? — понимающе спросил Мальсибер, садясь на одну из парт. Кроме них, в классе уже никого не было, и поторопить напоминающих сейчас двух баранов Лестрейнджа и Эйвери было некому.

— Помогать надо, если просят, — усмехнулся Том. — Они просили? Хоть кто-то из них?

— А если я попрошу? — спросил Мальсмбер, лукаво улыбнувшись. — Или это не в счёт?

— Попроси, — хмыкнул Том. — Вежливо. С полным перечислением имен, титулов, званий...

— Э-э-э, — озадаченно протянул Мальсибер, сделав демонстративно растерянное лицо. — О, мой господин! — воскликнул вдруг он, соскальзывая с парты и падая на колени и, вытянув руки к Тому, касаясь лбом пола. — Молю тебя! Открой нам выход из этой мрачной комнаты!

Эйвери с Лестрейнджем, оторопев, прекратили толкаться — и Том, легким толчком отправив за дверь сначала одного, потом другого, благосклонно кивнул Мальсиберу:

— Неплохо, мой мальчик. Совсем неплохо. Просите — и дано вам будет, стучите — и отворят вам. Выход открыт.

— Вот! — наставительно проговорил Мальсибер, вставая и отряхиваясь. — Главное — вовремя поразить окружающих. И можешь делать с ними, что хочешь. Вы бы тут до обеда, если б не я, стояли, — сказал он Лестрейнджу и Эйвери. Последний, слегка хмыкнув, развернулся и быстро пошёл прочь по коридору, а Лестрейндж сказал:

— Нет, ради такого зрелища я, пожалуй, в следующий раз специально его подловлю... ну что — кто и куда пойдет в перерыв?

— Я в библиотеку, — ответил Том. В конце концов, распишется в формуляре, на котором стоит его фамилия.

Но судьба сегодня явно смеялась над ним: двери библиотеки оказались заперты и снабжены табличкой, в которой сообщалось, что та закрыта до сегодняшнего вечера по личному приказу директора.

И Том, пожав плечами, пошел в подземельея Слизерина. Делать дневник-выручайку — ну, сколько же можно играть в угадайку, как сегодня! «Не дай Мерлин, придется бирки с фамилией на мантии нашивать, как первокурснику, — подумал он. — И учебники сегодня же подпишу».

Он замер на пороге спальни, услышав тихий протяжный стон. Все постели, кроме одной, были застелены, а шторы пологов убраны — и лишь кровать Мальсибера закрывала плотная, зелёная с серебром ткань. Стон повторился, на сей раз закончившись вскриком, и в комнате вновь стало тихо.

— Мальсибер? — позвал Том. — Что с тобой?

Тот не ответил. Полог тоже не двигался — и казалось, что человек внутри то ли спит, то ли попросту затаился... то ли вовсе исчез вдруг куда-то.

Том подошел к постели и отбросил полог. Вдруг этот кретин отравился — и забыл про безоар.

Мальсибер спал — и видел, по всей вероятности, кошмар: его лицо было влажным от пота и на нем застыло выражение растерянности и страха. Он опять застонал, тихо и жалобно, и дёрнулся, словно шарахнувшись от чего-то — однако же так и не проснулся.

Том вздохнул — и потряс его за плечо.

— Проснись! Это только сон!

Тот вскрикнул, дёрнулся — и, открыв глаза, с секунду смотрел на Тома с ужасом и недоверием. А потом вдруг с силой схватил его за руку, выдохнул, облизнул губы, провёл ладонью по своему лицу и, снова взглянув на Тома, хрипло спросил:

— Тебе тоже снится эта жуть?

— Не знаю, эта или другая, — но снится, — мрачно ответил Том, — какая именно?

— Та, из переулков в голове Эйвери, — Мальсибер отпустил его руку и, сев, потёр лицо ладонями. — И химера... я каждую ночь вижу, как она прячется где-то там, на окраинах, и выслеживает единорога... а что снится тебе?

— Смерть, — неожиданно для самого себя ответил Том. — Мне снится моя смерть.

— Мерлин, — Мальсибер нахмурился, и взгляд его стал сосредоточенным и неожиданно понимающим и сочувственным. — Я просто прежде никогда кошмаров не видел, — сказал он очень серьёзно. — Но смерть — это... это жутко.

— Жутко, — согласился Том. И неохотно добавил, — смотреть, как ты словно превращаешься в дым, летящий по ветру. Мне недавно такое снилось, до сих пор опомниться не могу.

— А скажи, — после небольшой паузы спросил Мальсибер, — тебе это стало сниться после той истории с Эйвери, или и раньше бывало?

— Вот именно это стало сниться после, — задумчиво сказал Том. — Но смерть — разная смерть, — снилась мне часто.

— Именно твоя? — уточнил Мальсибер. — Я вот что думаю... мне кажется, мы сделали с Эйвери что-то не то. Оно подействовало, конечно, — он скривился, — но как-то... не совсем так, как мы думали. Нет, Эйвери, конечно, застрял над этими слизняками на тех зельях, — он даже не улыбнулся, — но... понимаешь... я... — он замялся и бросил на Тома неожиданно неуверенный взгляд.

— До последнего времени мне снилась именно моя, — невесело сказал Том. — А вот в последний раз... Не хочу об этом говорить. А про Эйвери... ты предлагаешь повторить тот опыт, чтобы что-то исправить? — он внимательно взглянул на Мальсибера. — Учти, я не хочу.

— Я боюсь просто сойти так с ума, — сказал тот почти шёпотом. — Том, я почти что не сплю последние ночи. Стоит заснуть — я вижу себя там, вижу эту жуть в переулках и вижу, как химера охотится на меня... и порою успешно, — он передёрнулся. — Я тебя понимаю, — кивнул он нерадостно, — я бы тоже туда больше сам не полез. Но, видно, придётся... знать бы ещё, как всё это исправить и что мы сделали не так. Но я не понимаю. Может быть, потому, — он грустно усмехнулся, — что для того, чтобы додуматься, надо хотя бы выспаться, а чтобы выспаться, надо понять...

— Для того и существует Зелье Сна-без-сновидений, — резко сказал Том. — Почему ты ничего не сказал? Выспался бы нормально — возможно, и выход бы нашелся. Я сегодня же его сварю — к счастью, основа у меня уже есть. А потом будем разбираться — вместе.

— Спасибо, — Мальсибер очень искренне улыбнулся и сжал его предплечье. — Да я всё думал, что, может, сам справлюсь... а потом уже прошло много времени, и было глупо как-то. А может, я просто соображать уже хуже стал. Понять бы, что было не так, — повторил он. — Почему я всё время это вижу? И почему именно я?

— А что это вообще было? — спросил его Том. — Ну, тот единорог, которого мы там оставили. Я бы вообще там все по-другому сделал — и ту химеру просто посадил бы на цепь.

— А вот надо было, наверное, — кивнул Мальсибер. — Или вообще убить её... как только? Но её же нет теперь... Мерлин, я не знаю. Я, — он вздохнул и потёр виски, — я её просто изменил. Была химера — стала единорогом, добро, чистота, сила, всё такое... воплощение любви и света, — он улыбнулся устало. — Там вообще больше нет химеры... и я не понимаю, при чём тут я! — почти выкрикнул он. — Я же ничего оттуда не забирал — ну откуда взялась эта связь?!

— Ты не забирал, — медленно сказал Том, — ты оставил. Часть своей магии, часть самого себя — вот тебе это и снится. А я, — он негромко засмеялся, — я оставил там палочку Марволо Гонта... вот почему мне не снится ничего. Кошмары, если они есть, видит в аду старый мерзавец, — сказал он с холодной яростью в голосе.

— Я... Мерлин, — прошептал Мальсибер. — Фонарь! Фонарь и птица — я же их сотворил и принёс туда! И оставил... а он же... помнишь этот фонарик?

— Помню, — вздохнул Том. — Я тоже хорош — мог бы раньше сообразить, — сказал он уязвленно. Чувствовать себя дураком Том очень не любил. — Как бы мне ни хотелось без этого обойтись, но повторного визита в голову нашего дражайшего друга все же не избежать.

— Мы так в детстве играли, помнишь? — спросил Мальсибер, оживляясь. — Волшебный фонарик с золотой волшебной пыльцой... я потом этот образ перенял и всегда когда себя или чувствовал плохо, или... в общем, привык представлять, когда, например, царапины залечивал, что держу его, и вот эта пыльца... и... Мерлин, я идиот, — сказал он удивительно радостно. — Надо было мне давно тебе рассказать — ты ведь сразу же догадался!

— Волшебный фонарик. В детстве, — усмехнулся Том. В его детстве не было никаких волшебных фонариков — зато, сидя в темном карцере, он научился зажигать маленький огонек на кончике пальца. — Ну, конечно.

— Ты забыл? — почти верно угадал Мальсибер. — Когда мы с тобой, Тео и Ральфом ночевали у нас в саду, папа нам давал зачарованный фонарик, и пыльцой, что из него сыпалась, можно было рисовать в темноте — и мы там чего только ни делали... помнишь, как ты намазал ей змеек, и мы потом носились за ними по саду?

— Змеек... — задумчиво повторил Том. Перед его глазами вдруг ярко вспыхнула картинка: вечерний сад, сгущающиеся сумерки — и юркие золотистые змейки, которых так весело было ловить, не обращая внимания на причитания домовушки... как ее звали? — А ваша домовая эльфийка выкручивала себе уши и просила молодых господ идти ложиться спать, — тихо сказал он.

— Линни, да, — кивнул, заулыбавшись, Мальсибер. — Она меня вырастила — и меня, и папу... и всегда очень переживала, когда я отказывался вечером вовремя ложиться в кровать. Но она славная — ты помнишь, как она носила нам в сад молоко, печенье и сэндвичи? Причитая, что молодым господам уже давно пора спать? А вы с Ральфом говорили, что мамы вам разрешают ложиться спать, когда вам захочется — а потом заставили их ей же это и подтвердить?

Том сумрачно подумал, что в очередной раз его собственная память сыграла с ним злую шутку — он одновременно видел и память приютского сироты Тома Риддла, и память чистокровного мага Тома Гонта. Вернее, часть их памяти. Мерлин, да когда же это кончится?

Он вдруг понял, что слишком отвлекся на свои мысли и пропустил какую-то часть слов Мальсибера — который теперь перешёл к совершенно другим воспоминаниям:

— ...все вы с Ральфом виноваты, — говорил он, зевая и тряся головой. — Это же вы с ним выставили из вашей спальни Малфоя и обменяли его на меня — потому что, мол, вам и одной высокомерной рожи Эйвери хватит, две будут явным перебором! А ведь как красиво все рассчитал Диппет: была бы у вас идеальная спальня из представителей древнейших и благороднейших двадцати восьми! А вы ему всю картину разрушили, затащив сюда меня-почти-что-безродного! На вашем-то фоне, — он засмеялся. — Я шучу, — добавил он весело. — Не хотел бы я жить с Крэббом и Гойлом. Не говоря уже об остальных. Пфе.

— Вот я бы с радостью обменял на Эйвери обоих наших гениев Крэбба с Гойлом, — мечтательно сказал Том. — Только Эйвери не согласится, пожалуй.

— А надо его мотивировать... слушай, — глаза Мальсибера вдруг сверкнули. — Даже проще... надо сделать так, чтобы он сам этого захотел! Можно даже на того же Малфоя его обменять — для сохранения баланса количества высокомерных физиономий в отдельно взятой спальне. Всё равно он тут половину времени проводит. Как только? Только сначала, — добавил он быстро, — надо всё поправить у него в голове. А потом уже менять их.

— И будем мы после того обмена великими знатоками павлиноводства, — хмыкнул Том. — А уж как Эйвери обрадуется соседству Крэбба с Гойлом! И они ему порадуются не меньше.

— Не самая плохая наука, — возразил Мальсибер. — Но от Малфоя есть польза: он рассказывает интересно. А на выражение лица можно и не смотреть. И вот хотя бы для пущей радости Крэбба и Гойла, — он хмыкнул, — надо, надо Эйвери убедить! Как только... но об этом мы с тобой подумаем после — а ещё лучше привлечём к этому Тео с Ральфом, вчетвером точно будет быстрее. А пока давай думать, что делать с Эйвери и нашими снами. И, — он сделал вид, что смущен, — ты сказал, что можешь сварить зелье сна без сновидений... хотя бы на пару ночей! Долго его не пьют, я знаю — но две ночи это недолго же!

— Сварю, я сказал же, — ответил Том. — И сделай одолжение — в следующий раз сразу говори о своих проблемах, хорошо? Чтобы не доводить ситуацию до критической. А то у меня ощущение, что тебя Крэбб с Гойлом покусали. Пей зелье, отсыпайся нормально — а через три ночи, если все будет в порядке, мы повторим нашу вылазку и постараемся все исправить. Хотя бы мусор за собой уберем, — язвительно добавил он.

Зелье Том доварил уже к вечеру — благо, маленькая дополнительная зельеварня для особо увлеченных зельями студентов с позволения Слагхорна была в полном его распоряжении уже с прошлого года. Налив часть полученного во флакончик, он предусмотрительно наложил чары стазиса на остаток и пошел в спальню, где незаметно передал флакончик Мальсиберу.

А на следующее утро тот, выспавшийся и похожий, наконец-то, на себя прежнего, подошёл к нему по дороге из душевой и шепнул:

— Я впервые в жизни даже не понял, что спал. Странное ощущение: вроде бы только закрыл глаза — а уже проснулся. Спасибо тебе.

— Сегодня оно тебе понадобится? — уточнил Том. — Два дня подряд, конечно, привыкания не вызовут, но все же...

— Да! — решительно сказал Мальсибер. — Я ещё раз высплюсь — а следующей ночью мы всё поправим. И, надеюсь, что больше мне не придётся его пить. Согласен?

— Хорошо. Но только на эту ночь! — жёстко подчеркнул Том. — И еще — у тебя есть идеи насчет того, как нужно там что-то исправлять? Потому что я не уверен, что это вообще стоит делать. Заберем свои вещи — и хватит.

— Ну не возвращать же всё, как было, — согласился Мальсибер. — Зачем тогда вообще было это устраивать? Мне кажется, ты прав, и всё дело в том, что мы с тобой кое-что там оставили — вопрос в том, как это найти. Есть у меня сомнения, что они лежат там же, где мы их оставили... и где вообще это «там», — очень разумно... и нелогично радостно сказал Мальсибер. — Я попросил папу прислать мне пару книг — я тебе покажу... я думаю, на этот раз всё должно получиться.

Глаза Тома торжествующе вспыхнули: он давно мечтал добраться до книг из библиотеки Мальсибера, о которой тот пару раз упоминал. А ведь не зря старые клуши в начальной школе твердили, что сделанное тобой добро окупается сторицей. До сего времени Том ни разу этого не наблюдал — но, видимо, все когда-то происходит в первый раз.

— Замечательно, — очень тепло улыбнулся он. — Посмотрим вместе — и тогда, думаю, все получится.

— Давай в окно? — азартно предложил Мальсибер. — По крайней мере, начнём. Они на латыни и там, по-моему, всё просто... по крайней мере, на словах, — он засмеялся.

— Давай, — согласился Том. Суждению Мальсибера о простоте он не слишком доверял — что просто для одного, может быть сложным для другого.

Мальсибер улыбнулся в ответ — и в этот момент они добрались, наконец, до входа в гостиную. И Том, проходя в открытый портретом проход, сообразил вдруг, насколько странной была его последняя мысль. С каких пор он так рассуждал? Что может быть простым для Мальсибера — и не являться таковым для него? Он недоумевал — и, в то же время, словно бы второй своей частью осознавал, что прав, и точно знал, что есть вещи, идеально соответствующие этим параметрам... Мерлин!

Во время завтрака Том осторожно, чтобы не привлечь внимания, проследил за болтающей с подружками Аббот. Мерлин, Хаффлпафф есть Хаффлпафф: никто не ходит по одному, все в толпе — в дружном коллективе! Глаза Аббот (Алисы, напомнил себе Том) были голубого цвета, и он облегченно вздохнул — та реальность, где он развлекался бессмысленными шуточками, похоже, ушла в прошлое. Делать ему было нечего, только девицам глаза перекрашивать! Хотя если использовать этот опыт в других целях...

Аббот вдруг поймала его взгляд — и обиженно и демонстративно отвернулась, а затем вытащила из портфеля тетрадь, написала там что-то, выдернула листок, сложила его бумажным самолётиком и отправила его ловким и точным движением прямо на стол к Мальсиберу. Тот развернул его и, заулыбавшись мечтательно, тут же написал ответ и отправил его обратно.

«Слава Мерлину, — облегченно вздохнул Том, — одной проблемой меньше». И, повернувшись к Мальсиберу, поторопил его — впереди была нежно любимая Трансфигурация с самым нелюбимым преподавателем. Такой вот парадокс.

Мечтательный взгляд Мальсибера сфокусировался на Томе не сразу — а когда это, наконец-то, произошло, тот рассеянно переспросил:

— Извини, ты говорил что-то?

Выглядел Мальсибер сейчас, по мнению Тома, на редкость глупо — но не говорить же ему было об этом? Зачем?

— Нам пора на Трансфигурацию, — терпеливо напомнил ему Том. Мерлин, упаси меня от такой дурости — влюбляться!!! — К величайшему лицемеру нашего времени.

— Да ладно тебе, — легкомысленно отмахнулся Мальсибер. — Зато он не пристаёт без нужды... ну пойдём, — он поднялся.

Почти все уже были в классе — и староста Гриффиндора, собрав своих рядом, что-то увлечённо им говорила. Стоило появиться в классе Тому, она повернулась к нему и, кивнув, громко сказала:

— У нас предложение, господа слизеринцы. Не устроить ли нам небольшой турнир?

— Что вы имеете в виду, мисс МакГонагалл? — уточнил Том. — Давайте сразу уточним понятия.

— Турнир по трансфигурации между нами, — сказала она. — Вы и мы — и посмотрим, кто быстрее решит сегодняшние задачи. Кто выиграет — тот получит поле для квиддича для тренировок на все выходные перед грядущим матчем.

— Я за! — быстро сказал Малфой. — Том?

— Турнир между старостами? — быстро уточнил Том. Тогда он их сделает — с трудом, но сделает. А вот между факультетами... Разве что Гойла с Крэббом заранее в Больничное крыло уложить.

— А почему это между старостами? — влез в разговор Септимус Уизли. — По парам можно, как на Зельях. Один наш — один ваш.

— Потому что, — вздохнула Минерва, — нас меньше. А значит, у них кто-то останется не у дел.

— Прекрасно, — улыбнулся Том. — Крэбб и Гойл будут болельщиками.

— Мы здоровые! — тотчас же возмутился Крэбб. Гойл, который был немного сообразительнее, пихнул его в бок и кивнул:

— Будем, ага. Болельщиками. Отвечаю.

— Ну, хорошо, — пожала плечами МакГонагалл. — Давайте, если угодно, по парам... староста против старосты, для начала, — сказала она с азартом, — а остальные... может, по жребию?

— По жребию не интересно, — возразил Лестрейндж. — Попадём, например, в одну пару я и Уизли — и смысл соревноваться?

— Или Малфой с МакЛаггеном, — скривился Эйвери. — Или Блэк — любая, дамы, любая! — и Прюитт.

— А я не против Блэк, — усмехнулась тёмно-рыжая Прюитт. — Можно даже сразу обеих. И тебя тоже в придачу, — добавила она, поигрывая своей палочкой.

— Это чтобы тебе не так обидно проиграть было? — сощурилась Вальбурга. — Тебе самая пара — Гойл. Во всех смыслах.

— И нравишься ты ему, — поддержала её кузина, захихикав.

— Давайте не будем превращать хорошую идею в банальную перепалку? — осадила их всех МакГонагалл, вопросительно глянув на Тома. — Я предложила бы составить пары по среднему баллу.

— Это весьма разумно, — согласился Том. — Средний балл возьмем общий за все годы — или только за пятый курс?

— За все годы! — отозвался Флинт. — Так интереснее.

— И Гонт с МакГонагалл будут его высчитывать сами, — добавил Эйвери с ехидной усмешкой. — До конца года.

— О да, — усмехнулась МакГонагалл. — Это действительно слишком сложная задача, чтобы доверить её кому-то ещё, ты вот точно не справишься. Я посчитала, — она увеличила лежащий на ближайшем к ней столе пергамент и подвесила его футах в пяти над полом так. — Надеюсь, всем видно? — спросила она, насмешливо глядя на Эйвери. — Проверьте — все ли согласны? Гонт, ты что скажешь?

Том внимательно прочитал список и посмотрел на МакГонагалл:

— Я согласен почти со всем — но вот Джагсона ставить в пару с МакЛаггеном не советую. Эти господа и без турнира умудряются цепляться друг к другу так, что я уже устал снимать баллы с собственного факультета.

— Согласна, — кивнула она. — Тогда поменяем местами МакЛагена с... а вот как раз с Уизли, — предложила МакГонагалл. — А то и правда они нам тут натрансфигурируют...

— Кто ж виноват, что некоторые столь же упрямо, сколь и необоснованно полагают себя центром нашей вселенной? — усмехнулся Джагсон. — И обижаются, когда им демонстрируют, что реальность с их представлениями не совпадает?

— Это ты, что ли, демонстрируешь? — мгновенно вспыхнул МакЛагген, вставая.

— Силенцио, — быстро ответил Том им обоим. — Господа, свои разногласия решайте в дуэльном зале. Все поняли — или вас еще и Петрификусом угостить?

Джагсон надулся, а МакЛагген попытался было возмутиться, но не стал, сдавшись под мрачным и суровым взглядом своей старосты — которая, впрочем, сняла с них обоих Силенцио, едва в класс вошёл Дамблдор, с откровенным любопытством оглядевший рассевшихся столь необычным способом учеников — однако вполне ожидаемо никак это не прокомментировавший.

И турнир начался — слизеринцы и гриффиндорцы, оказавшись в парах, набросились на задачи по трансфигурации как голодные книззлы на голубей. Даже сидевшие на последней парте Гойл с Крэббом, заразившиеся общей атмосферой, умудрились превратить чернильницу в гуся. Гусь, странно зеленого цвета, неторопливо подошел к Прюитт — и нагло ущипнул ту за мягкое место.

— Том! — пряча улыбку, возмутилась МакГонагалл, отвлекаясь от тщательной окраски перьев прыгающих по парте воробьёв. — Ты же обещал, что поговоришь с ним!

Прюитт, тем временем, злорадно превратила гуся в поросёнка, причём покрытого зелёными и красными перьями, и отправила его обратно.

Поросенок, вернувшись к своему незадачливому создателю, уставился на него и негодующе захрюкал.

— Чо? — удивился Гойл. — Я не понял.

— Перья, говорит, убери, — пояснил ему Крэбб, с трудом избавляя поросенка от этого украшения. — Вот теперь хорошо, прям красавец!

— Я поговорил, — Том улыбнулся немного злорадно. — Заметь, Гойл и пальцем до Прюитт не дотронулся.

— Не смешно, — вдохнула она. — Впрочем, если ты сегодня не в настроении — я потом сама отработку ему назначу, — мирно предложила она, превращая один из выданных Дамблдором предметов — на сей раз это был колокольчик — в красивого зеленоголового селезня.

— Назначай, — пожал плечами Том. «Блажен, кто верует», — вспомнились ему многократно слышанные в детстве слова, и он невольно повторил их вслух.

— У тебя всё в порядке? — она прервалась и очень удивлённо на него посмотрела. — Том, что стряслось?

— Время, господа! — объявил профессор Дамблдор. — Итак, подведем итоги: Гонт, МакГонагалл — «Превосходно». Я не сомневался в вас, Минерва, — и он тепло улыбнулся вспыхнувшей от удовольствия МакГонагалл.

— А в Гонте вы сомневались, сэр? — с усмешкой спросил Эйвери.

— Разумеется, нет, мистер Эйвери, разумеется, нет, — благодушно проговорил Дамблдор. — А вот от вас я ожидал большего, — добавил он с заметным разочарованием, — хотя это, разумеется, всё равно «Превосходно»...

— Эйвери у нас известен тем, что не оправдывает ожиданий, — заметил Малфой, — увы.

Результаты оказались спорными: два факультета не уступили друг другу ни балла, и тут МакЛагген посмотрел на последнюю парту, за которой Крэбб и Гойл мирно играли в карты, а оставленный в прежнем состоянии зеленый поросенок, так и не ставший чернильницей, с упоением жевал полу крэббовой мантии.

— А Крэббу с Гойлом — «Тролль!» — злорадно сказал он. — Посмотрите, профессор — им не дается обратное преобразование!

Поросенок гневно взвизгнул.

— Благодарю вас за наблюдательность, мистер МакЛагген, — кивнул Дамблдор. — Я рад, что вы так переживаете за товарищей — и уверен, что вы с удовольствием поможете им освоить этот материал. Будем считать это вашим проектом, — сказал он хоть и дружелюбно, но безапелляционно. — Я полагаю, двух недель будет вполне достаточно — и надеюсь, что результаты будут достаточно хороши, чтобы я мог начислить вам, скажем, десять баллов. Урок закончен, дамы и господа — все свободны.

— А ты как хотел, — безжалостно проговорила МакГонагалл потерявшему дар речи от возмущения МакЛаггену. — Я тебе сто раз говорила: злорадство не доведёт до добра.

— Скотина ты, — мрачно заявил МакЛаггену Крэбб, тоскливо глядя на зеленую чернильницу, возвращенную Дамблдором в обычное состояние. — Угробил Пигги. А он такой славный был…

— Скотина, — согласился Гойл. — Эта... долбодятел, во.

— Можно подумать, я этому рад, — прошипел не хуже змеи МакЛагген. — Ну, я вас научу, — он потёр руки. — Сутками будете у меня учить трансфигурацию!

Остальные занятия прошли не так весело: Зелья с Гриффиндором, Гербология с Хаффлпаффом (Мальсибер устремился к Аббот и был полностью потерян для общества) и после обеда — окно в занятиях, которое Том ждал с нетерпением.

Мальсибер выудил из сумки несколько старых книг.

— Копии, — шепнул он. — Оригиналы из фамильной библиотеки никак не вынести.

И Том с головой погрузился в чтение. Он читал на окне, на истории магии, на ужине, после ужина…

Выдернул его оттуда в обычный мир всё тот же Мальсибер, подсевший к нему на кровать и дёрнувший за рукав:

— Том! И это меня упрекают в выпадении из реальности!

— Что? — оторвался от чтения Том. Очень неохотно оторвался.

— Полночь скоро, — сказал Мальсибер. — Ты обещал зелье на сегодня... а книжки, я смотрю, тебе понравились?

— Зелье... сейчас, — Том торопливо вышел из спальни и через несколько минут вернулся с новой порцией зелья. — Пей, — сказал он, — и ложись спать, а я еще почитаю.

— Жаль, я не Ральф, и у меня нет сестры, — сказал Мальсибер, одним глотком опустошая флакон. — Ты бы на ней женился — и получил бы полный доступ в нашу библиотеку.

— Да, — с явным сожалением признал Том, — очень жаль.

Он был бы рад жениться на ком угодно, лишь бы получить доступ к этим книгам. По его мнению, это единственное, что вообще могло бы оправдать такой несусветный идиотизм, как женитьба.

— С другой стороны — а вот была бы она как Лита, — Мальсибер картинно передернул плечами. — Зачем тебе такая жена? Ну, доброй ночи, — сказал он и, зевнув, отправился спать, оставив Тома наедине с книгами.

Том проводил его озадаченным взглядом. Ну, Лита так Лита. Какая разница, на ком жениться, чтобы получить доступ к редким изданиям? И тотчас выбросил и Мальсибера, и никогда не виденную Литу из головы. Его ждали книги.

Весь следующий день Том не расставался с последней из книг Мальсибера, читая на переменах, на истории магии, после уроков, чисто механически отвечая на все заданные вопросы и даже наслав чесотку на Гойла, который опять полез было к Прюитт. И к вечеру, наконец, тяжеленный том «Ментальной магии» был дочитан.

— Понравилось? — понимающе спросил Мальсибер, исчезнувший и из гостиной, и из спальни, и из библиотеки на весь вечер и вернувшийся чрезвычайно довольным. — А я тебе давно говорю: подружись с моим папой! Он проникнется к тебе — и пустит в библиотеку. У Лестрейнджей она тоже роскошная — но книг по менталистике куда больше у нас. А ты всё отмахиваешься и отмахиваешься. Ну что — нашёл что-то полезное?

— Нашел, — Том мрачно посмотрел на него. — И очень жалею, что не прочитал их раньше, до всей этой безумной авантюры. Прочитал бы — поддержал идею Лестрейнджа о мордобое. Ты понимаешь, что мы все выжили и остались в здравом уме не иначе как милостью Мерлина? Хотя насчет здравого ума я уже не уверен.

— Не-ет, — скорее заинтересованно, чем испуганно сказал Мальсибер, садясь рядом с ним на кровать. — Почему? — спросил он с любопытством — и Том с изумлением понял, что тот, по всей видимости, сам этих книг не читал.

— Ты идиот, — печально констатировал Том. И, открыв книгу, заложенную серебристой ленточкой на одной из страниц, показал на выделенный красным отрывок: «Поелику же сей раздел легилеменции подобен хождению по углям горящим и мага неопытного до костей сожжет, важно приступать к занятиям оным не ранее вступления в возраст совершенный, под присмотром мастера доброго, дабы не впасть в пучину безумия». — Видел? Нам год как минимум соваться туда было нельзя!

— Ну, так поздно уже, — легкомысленно и в то же время очень разумно возразил Мальсибер. — Сунулись же. Делать-то что? Ты нашёл? Нет, я понимаю, что можно пойти сдаваться родителям — но очень не хочется, — он поморщился. — А жить так дальше тоже нельзя, — он пролистал несколько страниц и вернул книгу Тому. — С другой стороны, мы же не «все». Мы уже достаточно опытны... по крайней мере, если сравнивать нас со средними магами нашего возраста.

— Да, по сравнению с Гойлом или Крэббом мы просто гении, — согласно кивнул Том. — Вот смотри, — он открыл еще один фолиант. — Здесь описана методика излечения душевных расстройств и психических отклонений путем наложения личины. Как видишь, ничто не ново под луной. Так что идти нам все же придется, чтобы исправить свои ошибки.

Мальсибер склонился над книгой — и, посерьёзнев, какое-то время читал очень внимательно, а затем, отложив её, проговорил задумчиво:

— Надо бы Ральфа с Тео позвать. Пусть страхуют, как в прошлый раз. Мерлин знает, где теперь эту птицу с фонарём искать... не говоря уже о твоей палочке.

— Позовем, — согласился Том. — Без них вообще шансов нет. Мы как-то умудрились создать там Круг стихий — Огонь, Вода, Земля и Воздух. Иначе никто бы из нас не выбрался. А насчет палочки — есть у меня одна идея, — он загадочно усмехнулся. — Если получится — то и птицу твою найдем, и фонарик.

— Ну, вот видишь — а ты говоришь, я идиот, — жизнерадостно проговорил Мальсибер. — А мы такую вещь сделали. О! — он обернулся к вошедшему в спальню Нотту. — Тео, иди к нам! — позвал он. — У нас тут... совещание. Стратегическое.

— Жаль, — отозвался тот, впрочем, подходя к ним. — Там в одном из пустых классов сейчас очень весело — я думал позвать вас.

— А что там такое? — с любопытством спросил Мальсибер.

— МакЛагген же, — засмеялся Нотт. — С Крэббом и Гойлом. Там все наши собрались — и через прозрачную стену любуются.

— Нашли на что любоваться, — поморщился Том. — Один кретин и два тролля. Которые занимаются трансфигурацией — ибо чем они еще там могут заниматься?

— Ты не представляешь, до чего это забавно, — возразил Нотт. — Ну да ладно... что тут у вас?

— А Ральф тоже там? — спросил Мальсибер — и, получив в ответ кивок, попросил: — Ты не мог бы позвать и его? У нас к вам есть одно дело. Очень важное дело.

— Это будет непросто, — ответил тот. — Но я попробую.

У него получилось, конечно — хотя, сказать по правде, Лестрейндж явился в крайне раздражённом настроении и спросил с порога:

— Я надеюсь, причина действительно веская? Давно я не видел такого цирка — и если сейчас выяснится...

— Веская, — оборвал его Мальсибер. — Садитесь. Оба. И послушайте…

— ...так что, — подытожил Том его рассказ, — та наша затея сейчас постепенно сводит с ума Мальсибера. Следующим, думаю, буду я или Эйвери, а затем очередь может дойти и до вас. Хотя насчет полного безумия у вас я не уверен, но вот психические расстройства будут точно.

— Велика разница, просто расстройства или безумие, — отозвался Лестрейндж. — Н-да... это было глупо. А я говорил же: давайте просто набьем ему морду так, чтоб на всю жизнь запомнил. Нет — господам менталистам понадобилось продемонстрировать свои таланты, — сказал он с досадой. — Но у тебя же есть план? — спросил... а, вернее, просто с уверенностью сказал он.

— Кроме как в Мунго сдаваться, — добавил Нотт.

— Есть, — коротко ответил Том. — И мне понадобится ваша помощь, чтобы его осуществить.

— Командуй, — кивнул Лестрейрдж.

И они начали обсуждение.

* * *

— Прежде чем мы начнем, — Том достал из сундука маленький флакончик, в котором переливалась солнечная, яркая жидкость. — Здесь ровно четыре порции — всем по одной.

— Откуда? — изумился Лестрейндж. — Это то, что я думаю? Феликс?

— Феликс, — кивнул Том. — Мама варила.

— Значит, у нас всё получится, — сказал Мальсибер, первым делая глоток, и Лестрейндж последовал его примеру.

— Жаль, что их только четыре, — проговорил Нотт, тоже глотая золотистое зелье удачи.

— Больше нельзя, — с явным сожалением сказал Том, допивая последний глоток.

— Я имел в виду, интересно было бы и Эйвери им напоить, — пояснил Нотт. — Ему-то это нужно не меньше, чем нам.

— Ему нужно совсем другое, — покачал головой Том. — Вот только, боюсь, такого зелья никто и никогда не варил. А это... это только для нас четверых. Как... как побратимство в старину!

— Всегда хотел старшего брата, — обрадованно сказал Мальсибер. — А уж тем более нескольких!

— Вообще-то, мы ровесники, — усмехнулся Нотт. — Но идея мне тоже нравится.

— Определённо, — кивнул и Лестрейндж, — братья лучше, чем друзья. И в сто раз лучше сестры, — он забавно передёрнул плечами. — А зелье для Эйвери ты потом сваришь, — шутливо добавил он. — Когда мы все вырастем, и ты станешь гением. Ну что — вперёд? — спросил он, потерев руки.

— Вперед, — ответил Том. — И да поможет нам Мерлин!

* * *

В этот раз увиденная ими картина отличалась от прежней — вместо безликого серого города был тот же город, но странным образом перемешанный с чем-то, чему более всего подходило название Лихолесье — если бы они, конечно же, знали такое слово.

Сидевший на ступеньках поросшего высокой зеленой травой здания заяц громко застрекотал — неестественно, странно, по-птичьи — и ускакал куда-то в заросли, откуда тотчас донесся такой же стрекот.

— Мерлин, — пробормотал Мальсибер, — это что за жуть тут такая?

— Бойцовый заяц, — буркнул Том. И неохотно добавил: — Тебе он не опасен.

— А кто мне опасен? — настороженно спросил Мальсибер, глядя на большую, размером со среднюю собаку, белку, сидящую на нижней ветви одного из странных, с голыми ярко-красными стволами деревьев, и насмешливо скалившую свои длинные и явно острые зубы. — Почему они все тут такие... странные? — спросил он, сжимая в руке палочку.

— Потому что мозги такие, — буркнул Лестрейндж. — Мерлин, — пробормотал он, указывая куда-то в сторону, где в окне одного из заросших травой домой виднелась... пожалуй, что птица — вот только вместо головы у неё был голый человеческий череп.

— Вот я даже не знаю, что было хуже — прежняя химера или этот зоопарк, — произнес Том. — Надо выйти на площадь — мне нужно свободное место.

— Она хотя бы была одна, — разумно заметил Нотт, которому вообще был свойственен крайне трезвый взгляд на мир.

— Какая площадь? — спросил, тем временем, Лестрейндж. — Тут сплошные заросли и... Мордред! — он вскрикнул и стряхнул с руки какое-то существо, похожее на мышь с длинными и членистыми, как у насекомого, лапами. — Они ещё и кусаются! — предупредил он. — Хорошо хоть одежду не прокусили...

— Я не возьмусь утверждать, — негромко сказал Мальсибер, — но рискну предположить, что если нас кто-то укусит до крови, это кончится очень плохо. А площадь, я думаю, там, — указал он куда-то в сторону высоких и раскидистых деревьев, чьи ветви плотно переплелись между собой и были похожи на причудливую кроваво-красную, покрытую ярко-зелёными листьями паутину.

— А ведь это всё у него в голове, — пробормотал Лестрейндж. — Никогда не думал, что скажу это — но мне его по-настоящему жалко... и впервые хочется чем-то помочь. Это же жуть такая — жить так.

Том молча пожал плечами. Что творится в голове Эйвери, интересовало его сугубо утилитарно — то есть как это нейтрализовать и остаться невредимыми. Он первым добрался до того, что прежде было площадью, а теперь превратилось в красно-зеленый лес, и достал из кармана старую сломанную волшебную палочку из секретера, найденного в доме Гонтов.

— Укажи мне свою подругу, — попросил он палочку. — Или позови ее, — и описал палочкой широкую дугу.

— Тихо, — вдруг почти одними губами проговорил Лестрейндж. — Том, обернись — очень медленно.

Тот повернулся, стараясь двигаться как можно более плавно — и увидел футах в двадцати от них... нечто. Существо было очень похоже на Эйвери — во всяком случае, оно имело его лицо. А вот тело его больше напоминало гибрид птицы, паука и медведя — и было крупнее человеческого раза в два.

— Ничего себе, — изумленно прошептал Том. — Это с чего же его так перекорежило?

— Не смешно, — прошептал Мальсибер, а существо, издав тихий угрожающий звук, похожий на рычание, но куда более высокий, сделало шаг в сторону непременный гостей.

— Том? — тихо окликнул его Лестрейндж. — Что с ним делать, если не убивать?

— Убивать нельзя, — неожиданно спокойно возразил Нотт.

— А что можно? — деловито переспросил Лестрейндж.

— Ступефай! — сказал Том, но существо отклонилось от луча заклинания и злобно ощерилось.

— Я не уверен, что его надо злить, — осторожно проговорил Мальсибер. — Реального я бы не стал... Но что с ним делать, я не знаю...

— Тогда попробуем договориться, — ответил Том, и, обращаясь к существу, сказал: — Мы пришли помочь. Исправить все.

Существо оскалилось и опять издали тот же странный, похожий на высокое рычание, звук.

— Мы все сделаем так, как раньше, — пообещал Лестрейндж, глядя на него нервно и настороженно.

— Я не уверен, что оно хочет именно этого, — задумчиво проговорил Нотт.

— Мы постараемся все исправить, — пообещал существу Том. — Убрать то, что сделали по недомыслию. А дальше — решать тебе. Захочешь вернуть все, как было — сделаешь. Захочешь что-то изменить — сам изменишь. Все будет зависеть только от тебя.

Существо опять заворчало — на сей раз ниже и с другой интонацией.

— Ты его понимаешь? — нервно шепнул Мальсибер.

— Кажется, да, — ответил Том. Эйвери, которого они знали, обожал все контролировать — и это существо должно просто беситься из-за того, что часть его собственного мира перестала ему подчиняться.

— И чего он хочет? — настороженно спросил Мальсибер.

— Сожрать нас, — буркнул Лестрейндж.

Существо заворчало.

— Нет, — задумчиво ответил Том. — Он хочет, чтобы мы поскорее убрались отсюда.

— Я с радостью, — искренне сказал Мальсибер. — Том, мы идем за твоей палочкой? — спросил он. — Нам нужна она, чтобы все исправить! — громко сказал он существу.

То опять заворчало — и вдруг исчезло, скрывшись в зарослях.

— Идем, — ответил Том — и повернул туда, куда по-прежнему указывал кончик сломанной палочки Гонтов.

Палочку Марволо Том нашел, когда уже отчаялся это сделать. Та торчала в дупле дерева, чем-то похожего на вяз, но с узкими серебристыми листьями, и вытащить ее удалось с большим трудом. Под палочкой обнаружился фонарик Мальсибера.

— Теперь осталось отыскать эту несчастную птицу, — вздохнул Том. — Я надеялся, что она будет где-то рядом.

— С фонариком найдём, — уверенно сказал Мальсибер, нежно прижимая тот к груди. Золотистой пыльцы в нём совсем не осталось, но он всё же продолжал слабо светиться — и в руках Мальсибера этот свет стал намного сильнее.

Птица нашла их сама — прилетела на слабый свет фонарика и радостно закружилась над головой Мальсибера.

— Пора выбираться отсюда, — озабоченно сказал Том. — Оно идет рядом с нами и очень недовольно.

— Иди ко мне, — Мальсибер посадил птицу на руку, а потом сунул за пазуху. — Всё. Больше я тебя нигде не оставлю...

— Я его слышу, — негромко сказал Нотт. — Надо убираться — но сначала надо исправить то, что мы сделали. Вон, глядите, — кивнул он куда-то в сторону.

Единорог стоял совсем близко и очень внимательно на них смотрел. Однако едва они шагнули к нему, как то самое существо с лицом Эйвери вынырнуло из зарослей и угрожающе заступило им путь.

— И что теперь делать? — растерянно спросил Мальсибер.

— Ты не хочешь, чтобы мы его забрали? — спросил Том злобно скалящееся существо, прикидывая, каким заклятьем его приложить, если оно решит броситься.

Существо зарычало и, оскалившись, угрожающе шагнуло к ним, загородив собою единорога.

— И что теперь со мной будет? — нервно спросил Мальсибер. — Это же я его... её... превратил! Том!

— Я бы не лез, — сказал Лестрейндж.

— Том? — нервно от него отмахнувшись, переспросил Мальсибер.

— Ты пойдешь с нами? — спросил Том уже единорога. — Если мы тебя здесь оставим, твой создатель может пострадать.

Единорог склонил голову, прислушиваясь, а потом медленно пошел к Мальсиберу, протянувшему к нему руку, и остановился, внимательно глядя на него. Существо по-прежнему злобно ворчало, но пока не вмешивалось. Единорог обнюхал руку Мальсибера — и вдруг заплакал, уронив несколько светящихся, перламутровых слезинок в его ладонь, а потом развернулся и, не оглядываясь, скрылся в чаще.

Существо, грозно рявкнув для острастки на незваных гостей, последовало за ним.

Мальсибер остался стоять, накрыв второй ладонью ту, в которую упали эти перламутровые слезинки. Он тоже плакал, и взгляд его был пугающе отрешённым.

— Давай скорей, — сказал Лестрейндж Тому, крепко беря Мальсибера под руку. — Я не уверен, что хочу ещё раз видеть эту пакость.

Они быстро пошли прочь, выбираясь из этого странного мира с его не менее странными обитателями.

— Я надеюсь, оно не тронет единорога, — тихо сказал Нотт.

— Не тронет, — ответил Том.— По-моему, оно к нему... привыкло. А то всё одно да одно...

— А с ним что будет? — спросил ведущий Мальсибера под руку Лестрейндж. — Раз мы ничего с единорогом не сделали?

— С кем будет? — уточнил Том. — С Мальсибером все будет хорошо.

— Я надеюсь, — без особого доверия сказал Лестрейндж. — Иначе на кой мы вообще сюда влезли... да чтоб тебя! — он отмахнулся от чего-то, что с шуршанием упало в ближайшие кусты.

— Ты аккуратнее, — сказал Нотт. — Не думаю, что стоит тут кого-нибудь убивать.

— Вот только эти кто-то все-время пытаются попробовать меня на зуб, — проворчал Лестрейндж.

— Неудивительно, — ответил Том. — Им не нравятся чужаки. Никому бы не понравились. Поспешим — я уже вижу выход.

— Однако кусают они, почему-то, только меня, — мрачно заметил Лестрейндж, впрочем, прибавив ходу.

— Ты видишь выход? — с некоторым удивлением повторил Нотт. — А вот я — нет...

Выход Том видел прекрасно — и очень удивился, что остальные его не замечают. А может, это был выход только для него одного? Он подошел к двери дома Гонтов — той самой, с прибитой к ней змеиной шкурой, распахнул ее — и протянул руку Лестрейнджу.

— Держитесь за меня. Я вас выведу.

— Куда выведешь? — удивлённо спросил Лестрейндж. — Там стена же.

— Глаза закрой, — посоветовал Нотт, крепко беря Тома за вторую руку и зажмуриваясь.

Лестрейндж недоверчиво хмыкнул, но глаза послушно закрыл — а Мальсиберу, кажется, было вообще всё равно.

Выбрались назад они без особых проблем — и обнаружили себя в спальне, стоящими вокруг постели спящего Эйвери. В дальнем углу громко храпел Флинт, и Том, поморщившись, поставил заглушающие чары.

— Получилось, — тихо сказал он.— У нас все получилось!

Его захлестнула вдруг мощная горячая волна — хотелось... он сам не знал, чего именно: закричать, подпрыгнуть, даже... обняться с товарищами?! Кто-то хлопнул его по спине, и Лестрейндж — конечно же, это был он, у кого ещё есть эта идиотская манера, понял... или вспомнил вдруг Том — сказал:

— В следующий раз предлагаю просто качественно набить ему морду.

— Набьем, — кивнул Том. — Непременно.

Время экзаменов в Министерстве подошло незаметно. Первым было зельеварение — и Том порадовался, что там Меропа точно ничего не напутает. Маленького Тома пришлось брать с собой — одного оставлять его дома Меропа боялась, и теперь Том, слегка изменивший черты лица с помощью трансфигурации, чтобы походить на Меропу, и недовольный маминой отлучкой Томми ждали окончания экзамена.

Ближе к его окончанию и к началу перерыва в холл вошла женщина лет тридцати с лишним, которая вела за руку худенького мальчика примерно возраста Томми. Наколдовав удобный стул, она села и устроила малыша у себя на коленях — но того явно больше заинтересовал Томми, и мальчик, покрутившись, слез на пол и, подойдя к нему, сказал решительно:

— Привет. Я Тео.

— Я Томми, — ответил тот и немедленно вытащил из кармана мантии змею. — А у меня змейка! — похвастался он.

И прежде, чем Том успел сделать что-либо, мальчик, назвавшийся Тео, широко распахнул глаза и, потянувшись к змее, с любопытством тронул её вытянутыми пальцами.

— А у меня лягушка, — сказал он, доставая из кармана шоколадную лягушку. — И ещё шарик, — он вынул небольшой, меньше полудюйма в диаметре, стеклянный шарик, в глубине которого клубилось голубое облачко.

— Она не ядовитая? — на удивление спокойно и дружелюбно спросила у Тома женщина.

— Ну что вы, мэм, — улыбнулся Том, вспомнив, как полчаса уламывал мелкого поганца взять с собой не гадюку, а ужика. Причем на ужика Томми согласился, только после того, как Том пообещал вечером трансфигурировать его в рунеспура. — Это просто уж. Он не ядовитый.

— Тео любит разных животных, — сказала она, по-прежнему не выказывая ни малейшего беспокойства. — А змей он, мне кажется, и вовсе не видел... простите — я не представилась. Элинор Нотт, — представилась она, — а это мой сын Тео.

Тео, тем временем, продолжал с любопытством разглядывать змею — а потом спросил Томми:

— А что ты с ним делаешь?

— Том Джонс-Гонт, — с улыбкой представился Том, — А это — мой племянник Томми. Томми у нас тоже любит животных, а со змейками он просто неразлучен.

Тем временем Томми, удивленно посмотрев на Тео, сказал:

— Я с ними играю! В прятки, в догонялки, в Змеиного царя... С ними и ещё с Акелой.

— Так вот почему я вас совершенно не знаю! — понимающе кивнула женщина. — Ваша семья живёт так уединённо... и я тем более рада знакомству. Мой муж — приглашённый эксперт в комиссии, заменяет сегодня приболевшего товарища... а вы ждёте кого-то?

— Покажи! — с любопытством попросил Тео. — А кто это — Акела?

— Там моя кузина, — ответил Том, — мама Томми. Мы оба были на домашнем обучении — и вот, наконец, она сдает СОВы.

— Акела — это наш пес, — заявил Томми. — Ирландский волкодав! Я на нем катаюсь!

— О, я надеюсь, она сдаст всё удачно, — вроде бы искренне проговорила миссис Нотт. — Мой муж, правда, весьма придирчив в профессиональных вопросах — но, с другой стороны, объективен.

— Я тоже хочу! — решительно сказал Тео. — Ты мне покажешь? Если мама позволит, — добавил он — и, обернувшись к матери, спросил: — Мама! А можно мне в гости к Томми?

Том внимательно смотрел на Тео — уже в детстве очень серьезного, упорного и настойчивого, с которым мелкий поганец сошелся как-то легко и непринужденно — и вспоминал. Вспоминал, что у него никогда не было друзей — в приюте странного, не похожего на других Тома боялись и ненавидели. И одновременно вспоминал, как познакомился с Тео, потом с Ральфом и Флавиусом — у него в гостях... Двойной набор воспоминаний иногда просто сводил его с ума.

— Я думаю, об этом следует спросить мистера Гонта — и, конечно же, миссис Гонт, — ответила Тео его мать. — Решать им — но лично я не против.

— Мама меня отпустит, — сообщил и Томми, и Тому Тео. — А вы разрешите? — вежливо спросил он у последнего.

— Я не против, — вежливо улыбнулся Том. — Дело за моей кузиной. Если она разрешит...

— Мама разрешит! — категорично заявил Томми. — Она мне всегда все разрешает! — и с вызовом уставился на Тома.

«Вот поганец, — подумал Том. — Опять характер показывает».

— Всегда-всегда? — с любопытством спросила миссис Нотт, а Тео посмотрел на него с завистью.

Томми хитро уставился на нее и сказал:

— Всегда, когда это важно.

— А сейчас это важно? — спросила она, тоже ему улыбнувшись — а потом достала из сумочки два персика и вопросительно посмотрела на Тома.

Том благодарно улыбнулся, кивнул — и строго спросил у Томми, уже схватившего протянутое угощение:

— Что нужно сказать?

— Спасибо! — ответил тот. — И тут же добавил: — А еще есть?

— Есть, — засмеялась она. — Но это для мистера Гонта, — она протянула второй персик сыну и достала ещё два, — и твоей маме, — она отдала оба плода Тому и, вынув из сумки ещё один, закончила: — И мне.

Томми с недовольным видом зыркнул на персики, но потом расплылся в улыбке — он знал, что мама всегда отдаст ему все, что он захочет. Не то, что некоторые!

Некоторые, то есть Том, делиться с ним не спешили — чем обычно страшно возмущали Томми. Однако спорить с ним мальчик не рисковал — проще было потом упросить маму отдать ему её часть, к примеру, пирожных.

В этот момент дверь открылась, и из-за неё вышла Меропа. Она улыбалась — но улыбка её из радостной стала встревоженной и удивлённой, едва она увидела стоящего рядом с сыном Тео, а потом и его мать, приветливо ей улыбнувшуюся.

— Надеюсь, всё прошло хорошо? — спросила она, вставая и подходя к Меропе. — Мы с сыном пока познакомились с вашим кузеном и сыном, — она протянула ей руку. — Я — Элинор Нотт.

— Здравствуйте, — Меропа смешалась, но руку пожала. — Я... я — Меропа. Меропа Гонт.

— Очень приятно, — миссис Нотт тепло ей улыбнулась. — Всё в порядке?

— Да... думаю, да, — ответила та, вопросительно глянув на Тома.

— Когда будут известны результаты? — спросил ее Том.

— Они пришлют их в конце месяца, — ответила Меропа. — Но мне кажется, я сдала...

— Мама! — вступил Томми, которого мало интересовали результаты каких-то экзаменов. — А можно, Тео придёт к нам в гости?

Вместо ответа Меропа вновь вопросительно посмотрела на Тома.

Том согласно опустил ресницы. В конце концов, теперь в их дом не стыдно приглашать гостей, а ему-маленькому полезно пообщаться с другими детьми. Нормальными чистокровными магами, а не маггловским отребьем.

— Можно, — с явным облегчением сказала Меропа, и Томми тут же потребовал:

— Сейчас!

— Прямо сейчас мы не можем, — возразила ему миссис Нотт, и Томми тут же недовольно надулся. — Мы пришли к папе и хотим вместе с ним пообедать... может быть, завтра? Если вам это удобно.

— Конечно, — кивнула Меропа. — Приходите на чай? — предложила она. — В пять часов? Вам удобно?

— С радостью, — улыбнулась ей миссис Нотт.

— Но я хочу сейчас! — нахмурившись, проговорил Томми.

— В свою комнату? — очень ласково напомнил ему Том. — И без змеек?

Томми насупился, но замолчал, мусоля во рту косточку от персика, и Меропа, подойдя к нему, нежно взяла было его за руку, но он засопел и обиженно вырвал её.

— До завтра, — вежливо попрощались с новыми знакомыми Меропа и Том. Миссис Нотт, положив руку сыну на плечо, тоже с ними попрощалась, и Меропа повела Томми по коридору, оглядываясь время от времени на Тома, а когда они свернули за угол, она немного нервно его спросила: — Ты придёшь завтра? Или не сможешь?

— Приду, — сказал Том. — А то этот молодой человек что-нибудь обязательно устроит. Незабываемое.

* * *

Том осмотрел вылизанную до блеска гостиную и вздохнул. Да, по сравнению с тем, что творилось при Марволо, дом выглядел вполне прилично, но скромность — если не сказать бедность — обстановки просто бросалась в глаза. А Нотты, как он знал, явно не бедствовали. «Будут еще кривиться, что Гонты нищеброды! — подумал он с внезапно накатившей злобой. — Зря я это позволил. Общались бы в Министерстве или вон на улице».

— Что-то не так? — тревожно спросила Меропа. На ней была её лучшая мантия — та же самая, в которой она ходила сдавать экзамены — и которая, хотя и выглядела достаточно скромно, очень шла ей, даже придавая её бледному личику некое подобие румянца. Меропа держала в руках только что испечённый кекс — тот пах на удивление вкусно, лимоном и сдобой, да и выглядел очень пристойно. Томми — тоже одетый почти нарядно, в новые серые штанишки и голубую рубашку — буквально не отрывал от этого кекса взгляд.

— Все так, — сумрачно сказал Том. — Достойная бедность во всей своей красе.

— Но это вовсе не бедность, — покачала она головой несколько удивлённо. — Бедности ты не видел... мы жили бедно когда-то. А это, — она с удовольствием обвела комнату взглядом, — очень достойно. Том, не сердись! — попросила она, ставя кекс на стол и поправляя цветы в небольшой круглой вазе, буквально полчаса назад трансфигурированной Томом. — Я не думаю, что миссис Нотт считает нас богачами... и она же просто приведёт поиграть сына.

— Ты права, — нехотя сказал Том. — Хорошо, пусть поиграют. А то он так и не научится с людьми общаться — и вырастет избалованным поганцем.

— Да! — видимо, не очень понимая, о чём идёт речь, радостно сказал Томми — и полез на табурет, чтобы дотянуться до кекса.

И в этот момент камин полыхнул зелёным, и оттуда вышла миссис Нотт, держа на руках Тео.

— Добрый день, миссис и мистер Гонт, — заулыбалась она, спуская сына на пол, а затем доставая из сумочки и увеличивая квадратную коробку. — Вы позволите угостить вас? Коричные кексы — Тео их очень любит, и мы с ним подумали, вдруг и вам тоже понравится? — она пожала руку Меропы и отдала ей коробку.

— Привет! — сказал, тем временем, Тео, подходя к Томми.

— Привет, — сказал Томми. — А у нас кекс! Лимонный! А еще у нас есть Акела, — пес, лежащий у входной двери, весело гавкнул и вопросительно посмотрел на хозяев. Акела хотел поиграть — и кекса. Причем неизвестно, чего больше. Но псом он был воспитанным, угощение не выпрашивал, а только смотрел на Тома и Меропу умильными глазами.

— Ух ты! — ахнул Тео, даже приседая от эмоций и неожиданности. — Его можно гладить? — воспитанно спросил он, явно с трудом удерживаясь от того, чтобы сразу же кинуться к собаке. — Мама! — обернулся он к ней на секунду, — он больше, чем собаки у Ральфа!

— Больше, — с улыбкой согласилась миссис Нотт и пояснила: — Ральф Лестрейндж — младший сын Лестрейнджей... вы знакомы? Они ровесники и дружат с рождения — и у них замечательные собаки. Но, должна признать, не такие, как ваш. Как его зовут?

— Нет, — покачала головой Меропа. — Я никого... я их не знаю, — поправилась она быстро. — А его зовут Акела.

— Гладить его можно, — сказалТом, обращаясь к Тео, — только не надо трогать его за уши. И лучше его погладить после чаепития, а потом вместе с ним поиграть.

Ну что же, решил он, кажется, что все идет как надо. Меропа, конечно, смущается, но держится неплохо. А Томми — ну, вообще Томми ничем не смутишь.

— Я Тео, — заявил тот, садясь рядом с Акелой на корточки и очень грамотно протягивая ему руку, позволяя её обнюхать — похоже, его научили, как нужно знакомиться с животными. — Я не буду трогать тебя за уши.

— На нём можно кататься! — радостно заявил Томми. — Я покажу... после чая, — добавил он быстро и, поглядев на маму, спросил: — А когда мы будем пить чай?

— Прошу вас, — кивнула Меропа. — Пожалуйста, садитесь.

Во время чаепития Томми попытался подгрести к себе поближе все коричные кексы и большую часть лимонного, но под суровым взглядом Тома надулся и оставил большое блюдо с кексами в покое. Ему очень хотелось высказаться — но проведенная заранее воспитательная работа, сочетавшая метод кнута (вот будешь тогда сидеть один в своей комнате, пока мы чай с кексом пьем!) и пряника (а ты знаешь, что бывают воздушные змеи? Будешь вести себя хорошо — увидишь) заставляла маленького Тома «быть хорошим мальчиком». Судя по его озадаченной мордашке, Томми никак не мог решить, что лучше — быть хорошим или плохим.

Тео же явно больше интересовался Акелой, нежели кексами, и умудрился незаметно скормить ему под столом большую часть своих — и выглядел при этом настолько довольным, что его мать, явно это заметившая, не стала ничего ему говорить.

— Мы попили чай, — нетерпеливо сказал матери Томми, едва дожевав свой последний кусок и даже не потрудившись убедиться, закончил ли тоже его маленький гость. — Можно, мы пойдём играть с Акелой? — спросил он, скорее, у Тома.

— Не отходите от дома, — предупредил Том, незаметно бросая на Томми следящие чары. — Акела, присмотри за ними, — попросил он и, выйдя со всей развеселой компанией (двое детей и собака) во двор, позвал греющуюся на солнце Маршу: — Не позволяй им лезть за забор.

— Хорошо, хозяин, — ответила та.

— Вы с ней говорили! — воскликнул Тео, резко останавливаясь и оборачиваясь на Тома. — А что вы сказали? А можно её потрогать?

— Я попросил ее присмотреть за вами, — ответил Том, — но трогать ее лучше не надо. Она тебя пока не знает — возможно, как-нибудь потом, в следующий раз.

Тем временем Томми забрался на спину Акеле и гордо произнес:

— Вперед, мой верный конь!

— Я тоже хочу! — Тео даже подпрыгнул, но, к удивлению Тома, приготовившегося остановить его, ни толкать, ни хватать Томми, к примеру, за ноги, как сделал бы, наверно, он сам, не стал. Акела, тем временем, двинулся вперёд — и Тео, подойдя совсем близко, спросил: — Ну, сейчас-то можно потрогать? — и нетерпеливо протянул руку.

— Сейчас можно, — сказал Том, — только вдвоем на него не забирайтесь, ему будет тяжело.

Тео осторожно погрузил свою маленькую руку в густую и жёсткую шерсть Акелы и счастливо заулыбался.

— А-ке-ла, — медленно и очень чётко произнёс он. — А ты дашь мне покататься? — спросил он у Томми.

Томми задумался. Что-то отдавать другим он терпеть не мог — но одному играть было скучно...

— Воздушный змей, — прошипел Том на парселтанге, и Томми смирился с неизбежным.

— Садись, — сказал он, сползая с собачьей спины. Акела лег, чтобы маленькому хозяину было удобнее. — Только не хватай его за уши, вот, за шерсть держись, — тотчас же начал командовать Томми. Том Гонт. Младший.

Тео послушно схватился за шерсть на шее и легко и довольно ловко залез — а когда Акела поднялся, засмеялся от восторга и радостно захлопал в ладоши, а потом погладил Акелу по шее и голове.

— Ты пустил меня на своего коня — а я покажу свой домик на дереве, хочешь? — спросил он, сияя и продолжая гладить медленно идущего Акелу. — У нас дома? Высоко-высоко!

— Хочу домик! — радостно согласился Томми. — Пойдем!

— Можно, я ещё покатаюсь? — попросил Теодор. — И мамы пока разговаривают, — добавил он очень разумно. — Тебя отпустят к нам в гости?

— Да! — без малейших сомнений решительно кивнул Томми, даже не обернувшись на Тома.

— Том. Марволо. Гонт, — медленно сказал Том, — это решать не тебе.

— Почему? — изумлённо спросил Томми, всё-таки оборачиваясь и глядя на него с таким удивлением, словно бы тот вдруг отрастил у себя рога и розовые крылья.

— Потому, что сначала надо спросить маму, — спокойно сказал ему Том. — И твою маму, и маму Тео. Он сам, кстати, в прошлый раз так и поступил.

— Зачем? — удивлённо... но, на сей раз, уже с деланным удивление спросил Томми, упрямо поджимая губы. — Мама всегда мне всё разрешает! — добавил он с вызовом.

А Том вдруг с удивлением понял, что он врёт. Или, вернее, не врёт, а просто очень сильно хочет сам в это верить.

— Зачем? — так же спокойно спросил Том.— Затем, что так ведут себя все воспитанные люди. И с теми, кто ведет себя по-другому, никто не захочет общаться. И вряд ли мама разрешит тебе вести себя в чужом доме так, что ей потом будет за тебя стыдно.

Томми задумался — так глубоко, что даже позволил Акеле с Тео на спине отойти на несколько шагов.

— Почему ей будет стыдно? — спросил он, наконец, нахмурившись.

— Потому что если ты будешь плохо себя вести, то скажут, что она не умеет тебя воспитывать. И что она — плохая мать, — объяснил ему Том.

— Мама хорошая! — возмущённо и яростно проговорил Томми, очень сердито глянув на Тома. — Она всё умеет! Всё на свете! Моя мама — лучше всех! — почти выкрикнул он.

— Да, мама хорошая, — согласился с ним Том. — Так зачем ее обижать?

— Маму нельзя обижать! — мгновенно согласился с ним Томми. — Нельзя! — почти сурово повторил он, не по-детски пристально глядя на Тома.

Акела, тем временем, вернулся и, чувствуя настроение своего маленького хозяина, ткнулся носом в его шею.

— Вот мы и не будем, — ответил ему Том. — И ты спросишь разрешения пойти в гости у нее — и у мамы Тео. Так будет правильно.

— Ладно, — недовольно буркнул Томми, обхватывая Акелу за шею и зарываясь лицом в его шерсть.

И вдруг Том вспомнил.

Вспомнил это ощущение огромного и мощного зверя и его жёсткой колючей шерсти, в которой можно было спрятаться от всего мира и перетерпеть то, что казалось нечестным и несправедливым, точно зная, что это большое и сильное существо всегда, что бы ни случилось, будет с тобой.

И вспомнил, что сейчас, в его настоящем, Акела уже давно мёртв. Большие псы живут мало... Он умер незадолго до того, как Том уехал в школу — летом, в один из жарких и тихих дней... и Том точно помнил, где они с мамой закопали его.

И помнил, как они это делали...

Он посмотрел на то место, где рос посаженный Меропой куст боярышника, в тени которого Акела любил дремать и под которым через восемь лет его и похоронят, и закрыл глаза. Прошлое и настоящее переплетались, как нити в основе странного ковра, на котором сейчас соткалась его бывшая и будущая жизнь.

Дети, тем временем, уже носились по лужайке друг за другом и вдвоём — за радостно бегающим за палкой, что Томми кидал ему, Акелой, громко крича от возбуждения, но Том их не слышал. Он словно заново сейчас узнал это место — и точно знал... помнил, как рос здесь, как играл тут с... с друзьями? Как однажды они искали здесь какой-нибудь старый клад Гонтов и перерыли половину двора, а Меропа... мама заставила их потом зарыть всё обратно... Меропа? Заставила? Это было так странно — и, в то же время, так естественно: он вдруг вспомнил, что его мама хотя и всегда очень любила его, но всегда казалась ему довольно... не строгой нет — но он всегда, всю свою жизнь, сколько помнил себя, больше всего на свете боялся её расстроить, потому что это было хуже, чем расстроиться самому.

И помнил, почему это был так... Два разных детства смешались у него в памяти, и он уже не мог расплести эти воспоминания.

— Кто-нибудь хочет ещё чаю? — услышал он голос Меропы — и увидел, что она стоит у распахнутого окна и с улыбкой смотрит на раскрасневшихся от бега детей.

Пятый курс для Тома со всеми этими временными скачками и сменами реальностей прошел почти незаметно, в результате даже СОВы он сдал, как шутил Мальсибер, «не приходя в сознание». На одни «Превосходно», разумеется. И впервые в жизни Том отправлялся на каникулы домой — а не в ненавистный приют. Но прежде случилось еще кое-что — на следующий день после сдачи экзаменов к нему подошел страшно смущенный Хагрид.

— Я это, — начал он, глядя куда-то немного в сторону от ботинок Тома. — Ну, ты говорил как-то... про парселтанг. Помнишь? — спросил он, посмотрев, наконец, на Тома — и тот краем глаза увидел нетерпеливо выглядывающую из-за угла Мак-Гонагалл, мгновенно скрывшуюся за ним, едва он только начал поворачивать голову в ту сторону.

— Помню, — кивнул Том. И с интересом спросил: — Ты решил попробовать научиться говорить на парселтанге?

— Ну, — Хагрид снова смутился. — Раз ты говоришь, что так можно... ты думаешь, у меня не получится?

— Пока не попробуешь, не узнаешь, — пожал плечами Том. — Мне самому интересно, что из этого может получиться. Как насчет того, чтобы завтра позаниматься у Большого озера? Марша погуляет, ты потренируешься. А то больше никто не рискнул, — усмехнулся он.

— Давай, — заулыбался Хагрид. — Только лето же... ты летом не захочешь же, — добавил он грустно.

— Позанимаемся до отъезда, — улыбнулся Том. — А летом... я не знаю, что буду делать летом. Еще не думал. Если у тебя будет получаться — посмотрим, может и выйдет выкроить время.

— У меня получится! — горячо заверил его Хагрид. — Я, — он вдруг снова смутился и нахмурился. — Я у тётки живу... дальней. Она... ей без разницы, что я и где. Так что я когда хочешь могу! — добавил он горячо.

— У тетки... — задумчиво произнес Том. — Понятно.

Он внимательно посмотрел на Хагрида. Кое-как надставленные подол и рукава слишком короткой мантии — явно самим Хагридом надставленные, а не этой его теткой. На такие вещи Том быстро научился обращать внимание — ему тоже не на кого было рассчитывать с починкой одежды. Но он умел делать все очень аккуратно, в отличие от полувеликана.

— Ну что же, — решил он, — если твоя тетка не против, мы могли бы позаниматься летом. Только вот где?

— Где хочешь! — сказал было радостно Хагрид — и тут же сник. — Только тётка... ну... она гостей не очень-то любит... но камином она мне пользоваться разрешает, — добавил он быстро. — Я могу... ну... куда-нибудь. К тебе же нельзя, наверное...

— Ко мне? — Том задумался. — Мне надо будет посоветоваться с мамой, — сказал он. — Если она не будет против, то можно будет и ко мне.

— Ты можешь мне написать, — сказал Хагрид. — Я доберусь, куда надо... даже если там нет камина — откуда-нибудь дойду, — уверенно пообещал он.

— Хорошо, — так и сделаем, — согласно кивнул Том. — Сейчас уже поздно — а завтра после завтрака жду тебя у большого озера.

Едва он ушёл, как МакГонагалл всё же вышла из-за угла и, подойдя к Тому, сказала:

— У меня есть для тебя сюрприз. Но сперва скажи: он и правда решился?

— Правда, — усмехнулся Том. — Он единственный человек, который не боится мою змейку, или не мечтает отрубить ей голову. Я слышал, что парселтанг можно выучить — вот и проверим, насколько этот слух правдив.

— Я тоже её не боюсь, — укоризненно сказала она. — И уж тем более не хочу никому рубить головы. И меня ты обещал научить парселтангу даже раньше! — сказала она с шутливым возмущением.

— Обещал? — Том уже не мог точно вспомнить, в какой из реальностей это было, но не уточнять же! — Раз обещал, то обещание надо выполнять. Тебя устроит совместное занятие с твоим же однокашником?

— Вполне, — она вдруг улыбнулась и протянула ему какой-то журнал, в котором торчала ярко-красная закладка. — Нас напечатали, — сияя, проговорила она. — Журнал выйдет завтра, но профессор Дамблдор получил экземпляр прямо из типографии и отдал мне.

Она вся словно светилась и сейчас совсем не напоминала ту суровую старосту, которую побаивались даже семикурсники.

— Поздравляю, мисс МакГонагалл, — негромко сказал Том. — Это большой успех.

— Том, ты не понял! — она раскрыла журнал и показала ему статью — и Том увидел справа над длинным названием, которое сперва даже не прочитал, два имени: «Том М. Гонт; Минерва МакГонагалл».

Именно в таком порядке...

— Почему мое имя стоит впереди? — резко спросил он. — Большая часть работы была проделана тобой.

— По алфавиту же! — засмеялась она. — Совместные статьи всегда подписывают по алфавиту — за редким исключением. «Г» стоит перед «М». И я не согласна — мы вместе работали, и ты — ничуть не меньше. Ты не рад? — спросила она удивлённо.

— Вот как, — Том досадливо поджал губы. Раньше он не слишком обращал внимание на порядок фамилий в статьях, считая, что на первом месте идет фамилия того, кто внес в работу больший вклад, и возмутился, что получил подачку. Подачки Том ненавидел — так же, как ненавидел выглядеть некомпетентным в чем бы то ни было. — Надо будет никогда не писать ничего в соавторстве с Эйвери, — попытался он свести разговор к шутке. — И тип он неприятный, и фамилия у него всегда будет стоять на первом месте.

МакГонагалл рассмеялась и вложила журнал ему в руки.

— Этот ваш Эйвери — самый странный тип, кого я встречала, — сказала она. — Я бы не стала ничего писать с ним, даже если бы его фамилия была какой-нибудь Зайт. А вот с тобой я бы с радостью продолжила наше исследование — если ты не потерял к нему интерес, конечно, — добавила она явно в шутку, — и не решил переквалифицироваться в первого в мире учителя парселтанга.

— Боюсь, что для преподавания у меня недостаточно терпения, — усмехнулся Том. — Когда мне приходилось объяснять что-то Крэббу с Гойлом, только Мерлин удерживал меня от Непростительных. А исследование можно будет продолжить, особенно в том, что касается неотменяемой трансфигурации. А то превращу я как-нибудь наших гениев в дубовые комоды — а любой первокурсник скажет «Финита», и здравстуйте, мистер Крэбб и мистер Гойл.

— Я собираюсь работать летом — надеюсь, ты присоединишься? — спросила МакГонагалл. — У меня, у тебя — всё равно... хотя твоя мама обещала научить меня печь те кексы с мятой и розмарином, — она улыбнулась ещё раз и, обернувшись на позвавший её голос, вздохнула и добавила торопливо: — Всё, я бегу — увидимся. Патил! — крикнула она уже вовсе не так довольно, направляясь к высокому смуглому юноше.

— Похоже, лето у меня пройдет под знаком Гриффиндора, — проворчал Том, подбирая несколько камней. Подумав, он трансфигурировал один в мрамор, другой — в обломок базальта, а третий в габбро. — Вот и практическая польза от совместной статьи, — усмехнулся он. — Деликатес для василиска.

И он пошел в замок, чтобы попрощаться перед отъездом домой с василиском Салазара.

Василиск встретил его тихим шуршанием. Что рассмешило рептилию, Том не догадывался — но звук этот узнал.

* * *

— Добрый вечер, Хранитель! — поздоровался Том и увеличил принесенные с собой камешки до размера небольших валунов, предварительно опустив их на пол. — Угощайтесь, — вежливо предложил он.

— Ты их изменил, — обнюхав своим длинным тёмным языком камни, разочарованно проговорил тот, однако угощение всё же принял. — Зачем ты пришёл, Говорящий? — спросил он.

— Попрощаться, — ответил Том. Значит, трансфигурированные камни василиску не подойдут, раз он их определил сразу. Интересно... — В следующий раз я принесу другие, — пообещал он. — Как ты относишься к известняку и базальту?

— Я ко всему отношусь хорошо, кроме здешних камней, — прошипел василиск. — Ты сказал — попрощаться? Ты слишком молод, чтобы закончить школу, Говорящий.

— Мне еще два года учиться, — кивнул Том. — Но через пару дней я уеду на каникулы. Домой.

— Каким он стал? — с явным любопытством спросил василиск. — Твой дом?

— Стал, — невесело усмехнулся Том. — Скорее был создан — поскольку дома у меня никогда не было. И был он создан таким, чтобы там можно было жить, не боясь вмешательства магглов или визита любопытных соседей. «Мой дом — моя крепость».

— Осторожнее, Говорящий, — прошептал вдруг василиск, обвивая его ноги хвостом — как делал, если Том верно понял, когда хотел обратить на себя внимание. — Ты понял, как это происходит?

— Что происходит? — не понял Том.

— Изменения, — хвост василиска сжал его ноги сильнее.

— Изменения? — Том вздохнул. — Когда я вмешался в прошлое первый раз, то не позволил умереть своей матери. А наутро проснулся не сиротой Томом Риддлом, неясного статуса крови, а чистокровным потомком Слизерина Томом Марволо Гонтом. Потом я снова вмешивался, и снова что-то менялось и в мире вокруг меня, и во мне самом. Пока я не решил вернуть все, как было до моего первого вмешательства, — он замолчал и отвернулся в сторону. Дальше рассказывать очень не хотелось.

— И что же произошло? — сочувствие и деликатность вообще не свойственны змеям, и ожидать их от василиска было бы странно.

— Ничего, — тусклым голосом ответил Том. — Произошло Ничего. Или Ничто — и меня не стало. Нигде. Никакого меня — прежнего или нынешнего, Тома Риддла или Тома Гонта... И всего мира тоже не стало. Совсем.

— Но ты здесь, Говорящий, — василиск обернул вокруг ног Тома ещё одно кольцо своего хвоста, и Том почувствовал, как его затылка почти уже привычно касается язык древней рептилии. — Как же так?

— Оказалось, что это все мне приснилось, — криво усмехнулся Том. — А потом я проснулся — Томом Риддлом. Здесь, в своей спальне. И все было по-прежнему... Мерлин! Мои... товарищи? Нет, не то... они боялись даже спросить, что случилось. Даже Лестрейндж, который, кажется, ничего не боится. Вообще. Просто молча ждали, затаившись, как кролики перед удавом.

— И что было потом? — Том вдруг почувствовал, как василиск коснулся подбородком его плеча, и ощутил на щеке дыхание древнего ящера.

— Я стал просить... не знаю, кого, никогда никого и ни о чем не просил — ни бога, ни Мерлина, чтобы я... чтобы мне позволили все исправить. А потом заснул — и снова попал в тот миг, когда Меропа... мама упала, не дойдя несколько шагов до проклятого приюта. И тогда я бросился к ней, пытаясь спасти не только себя, как в самый первый раз, но и ее тоже...

— Сны, — прошептал василиск. — Пока это просто сны... Не снов стоит опасаться, Говорящий. Не снов...

Он вдруг отпустил его и отполз в сторону, словно приглашая его идти за собой.

— Что там? — напряженно спросил Том.

— Предупреждение, — отозвался василиск — и скользнул куда-то в сторону, в один из многочисленных боковых коридоров.

Том последовал за ним. Предупреждениями, да еще от Хранителя салазарова наследства, пренебрегать не стоило.

Миновав пару коридоров, они остановились рядом с чем-то вроде то ли крохотной комнатки, то ли большой ниши, в которой на полу лежал... человеческий скелет.

— Смотри внимательно, — прошептал василиск.

— Кто это? — спросил Том. Скелет лежал так, словно перед смертью человек пытался бежать от чего-то — но неведомый ужас настиг его на месте.

— Посмотри очень внимательно, — повторил василиск, подталкивая его к скелету кончиком своего хвоста. — Очень внимательно, Говорящий.

— Отчего он умер? — спросил Том. — Я не вижу никаких повреждений. Все кости целы. Да и поза... умер он, похоже, мгновенно.

— О да, — василиск... рассмеялся. — Мгновенно... и глупо. Посмотри на его руки, — прошептал он.

Том посмотрел. Кисти рук скелета словно были обожжены — так что желтовато-белые кости казались темно-серыми.

— Угадай, что с ним такое случилось, — шепнул василиск.

— Протянул руки к тому, на что не имел права, — тотчас же ответил Том. — И был наказан за кражу.

— Ты умён, — прошипел василиск. — Он тоже был наследником... очень давно, — он вновь приблизился к Тому сзади — так, что дыхание рептилии слегка колыхало волосы юноши. — И тоже выбрал хроноворот. Многие его выбирают... это ведь так соблазнительно — исправить что-нибудь в своём прошлом. А потом исправить ещё раз... и ещё раз. И ещё, — василиск рассмеялся, и на сей раз издаваемый им каменный шорох больше напоминал звук обвала в горах: Том слышал такой как-то, когда их приют вывозили на море. — А ведь так однажды можно и перестать быть наследником...

— То есть он доисправлял свое прошлое до того, что родился не наследником Салазара? И хроноворот его убил? — медленно произнес Том. — Как это... похоже на Салазара. Отбраковывать недостойных.

— Ты прав, Говорящий, — прошептал василиск, громко щёлкнув хвостом. Звук разлетелся по подземелью, отдаваясь многочисленым эхом от его стен. — Ты прав... Его вещи могут брать только наследники, — василиск приблизился к нему снова, и Том вдруг подумал, что тот может сейчас взять и заглянуть ему прямо в глаза. И всё закончится... — Остановись вовремя, — прошептал василиск.

— Я постараюсь, — кивнул Том. Он знал, что визиты в прошлое надо прекратить, пока в один прекрасный день хроноворот не станет в его руках бесполезной игрушкой — или, того хуже, не сожжет ему руки до костей, как... этому. Вот только дождется результатов СОВ Меропы... мамы, и сходит с ней вместе договариваться в гильдию об ученичестве и в аптеки о продаже зелий. — Я обещаю.

— Будь осторожен, Говорящий, — прошипел василиск. — Будь очень осторожен!

* * *

— Ты собираешься учить Хагрида парселтангу?! — услышал Том донельзя возмущённый шёпот и, обернувшись, увидел выходящего из-за угла Мальсибера. — Я пережил бы ещё Мэгги — поздравляю, кстати, со статьёй — но Хагрид! Это возмутительно! — его тёмные глаза откровенно смеялись, но обиженное и недовольное выражение на лице он пока что удерживал.

— Мегги? — удивился Том. — Какое интересное сокращение имени Минерва. И что тебя не устраивает в кандидатуре Хагрида? Для чистоты эксперимента, кстати, надо бы еще кого-то найти. А то полувеликан, полукровка... а чистокровных магов нет ни одного! И спасибо за поздравление, кстати.

— Я чистокровный! — с намеренно напыщенной гордостью заявил Мальсибер. — Для чистоты можешь взять меня! Потому что мне дико обидно, что ты будешь учить непонятно кого — а про меня даже и не подумал! Я тоже хочу шипеть на всех и пугать их змеями! — пошутил он. — А если серьёзно — мне кажется, тогда я перестану их бояться, — сказал он уже нормально. — Раз они уже будут разумными и понятными. Не боюсь же я Хагрида.

— Почему непонятно кого? — удивленно спросил Мальсибера Том. — Как раз понятно. Но, если ты захочешь присоединиться — буду только рад. Боюсь, гриффиндорцев в таком количестве я не переживу — так что спасай честь факультета. Вот выучитесь, будете потом на всех шипеть... и я надеюсь, что парселтанг для тебя будет понятнее зелий.

— Мне всё будет понятнее зелий! — решительно заявил Мальсибер. — А непонятно кого — потому что Хагрид непонятно кто. И я до сих пор не понимаю, зачем он тебе понадобился — для эксперимента?

— Я же объяснял, — Том на мгновение прикрыл глаза. — Во-первых, для эксперимента. Во-вторых, на великанов почти не действуют заклятья, и мне интересно, насколько это верно для Хагрида. И в-третьих — Хагрид может быть полезен в будущем.

— Хагрид полезен? — изумился Мальсибер. — Чем?! Нет, я не против — я просто не понимаю... им разве что в дуэлях хорошо прикрываться, — он рассмеялся.

— Вариант, — согласился с ним Том. — Бесполезных людей вообще трудно найти. Даже от Крэбба с Гойлом есть польза.

— Какая? — продолжал веселиться Мальсибер, пребывающий по случаю окончания учебного года в прекрасном настроении, которым, кажется, умудрился заразить даже Эйвери, бывшего сегодня несколько живее обычного. — Какая от них может быть польза?

— Они представительные, — поведал ему Том. — Любой, кому их представят, будет впечатлен. Главное, чтобы они рот не открыли, а то все впечатление пойдет фестралу под хвост.

Мальсибер, засмеявшись, взял Тома под локоть.

— А какой толк от Ральфа? — спросил он с любопытством.

— Какой толк от огня в камине? — усмехнулся Том. — От земли, на которой стоит Хогвартс? От воздуха, которым мы дышим? Какой толк от нас — четверых?

— Это смотря кому, — мгновенно сбил неожиданный пафос Мальсибер. — Зависит от точки зрения. Огонь, земля, воздух... философия — это хорошо, но в данном случае мы говорим о тебе — вот тебе от Ральфа какой толк?

— Он надежный, — помедлив, ответил Том, жалея, что отделаться философской сентенцией от настырного Мальсибера не удалось. — И чем-то действительно похож на огонь.

— Похож, — неожиданно согласился тот. — С ним тепло и порой даже жарко — а ещё, если его взбесить, будет настоящий пожар, — заулыбался Мальсибер. — А какой толк от Нотта? — явно не собирался он отставать.

— А Нотт основательный и серьёзный, — хмыкнул Том. — Как твердь земная.

— А тебе что за толк? — не отставал Мальсибер. — Хотя он тоже надёжный, конечно, — тут же ответил он на собственный вопрос. — Ну а я? На что похож я и какой тебе толк от меня?

— А ты, друг мой, воздух, — сказал Том. — Его вроде и не видно — а куда же без него.

— А ты, значит, вода? — очень довольно кивнул Мальсибер. — Без которой тоже никуда — и которая дарит жизнь? А вообще так нечестно, — рассмеялся он вдруг. — Я не против Рейвенкло, да и тебе, конечно, кем ещё быть, кроме как Слизерином — а Ральфу так и надо, пусть будет гриффером! Но бедный Тео! За что его в барсуки?

— Почему сразу в барсуки? — удивился Том. — Я бы не стал так прямолинейно связывать факультеты со стихиями. Но в Хаффлпаффе он бы смотрелся очень органично.

— Ну, видишь? — не обратил никакого внимания на его возражение Мальсибер. — Бедный Тео! Хотя я согласен — в Хаффле он бы был на своём месте... и все маленькие барсучки ходили за ним стайкой! — он засмеялся. — Так что прямолинейно или нет — а именно так всё и получается. А потом ты научишь меня парселтангу — и из меня получится отличный дракон!

— И будешь ты лежать на груде золота в подземелье и дышать огнем на грабителей? — хмыкнул Том. — Хотя это скорее к Ральфу. А ты... будешь парить в небесах, как воздушный змей!

Они посмотрели друг на друга — и рассмеялись.

— Ральф вовсе не жадный! — Отсмеявшись, запротестовал Мальсибер. — Но да — лично я буду воздушным змеем... причём живым! — они дошли, наконец, до входа в гостиную, рядом с которым неожиданно обнаружилась Аббот, заулыбавшаяся было при виде Мальсибера — но тут же нахмурившаяся, едва только увидев Тома. — Исчезни, а? — шёпотом попросил его Флавий, просяще взглянув на него. — Ты обещал же нам не мешать!

— С радостью, — буркнул возмущенный таким неуважением Том. — Мисс Аббот, — наклонил он голову в строго официальном приветствии. — Не буду вам мешать, — и вошел в гостиную, оставляя влюбленную парочку за спиной.

«Как же все-таки глупеют люди от этих влюбленностей! — мрачно подумал он. — Со мной такого точно не случится — и хвала Мерлину!»

— Гонт, — ядовито произнес Эйвери, — что это за сборище убогих ты собрал возле Большого озера? — На его надменной физиономии появилась тень какой-то ехидной улыбки. — Решил поучить уму-разуму грифферских полукровок? Запачкаться не боишься?

Стоявшего рядом с Томом Мальсибера он словно не замечал.

— Тебе-то какое дело? — удивлённо спросил Лестрейндж, которого самого чрезвычайно интересовал тот же вопрос — но кого-кого, а Эйвери это уж точно никаким боком не касалось.

— А он тоже учиться хочет, — хмыкнул Мальсибер. — Ему завидно.

— Меня безмерно возмущает тот факт, что один из «Священных двадцати восьми» не просто опускается до разговора с полукровками, но еще и учит их!— оскорбленно заявил Эйвери, подчеркнуто не замечая Мальсибера. — И по нему будут судить о всех нас!

— Какая трагедия! — покачал головой Нотт — а Мальсибер вдруг почему-то посерьёзнел и теперь просто стоял, внимательно и пристально разглядывая Эйвери. — В твою чистокровную голову не приходило, что один из двадцати восьми может делать всё, что ему заблагорассудится — и его не унизит даже то, что других смешает с грязью на всю жизнь? — спросил он насмешливо.

— Эйвери, я только одно не понимаю, — устало вздохнул Том. — Тебе-то какое дело? Ты мне в воспитатели не нанимался. Я делаю то, что хочу, без твоего одобрения или неодобрения.

— Мне неприятно, — с ледяной вежливостью пояснил тот. — Видеть чистокровного однокурсника, занимающегося подобным не понять, с кем.

— А я тебя, значит, в качестве их соученика не смущают? — явно не сдержавшись, хмыкнул Мальсибер.

— Ты хотя бы чистокровный, — впервые за весь разговор повернулся к нему Эйвери, всячески избегая прямого — глаза в глаза — взгляда.

— Ты уж определись, — посоветовал ему Том. — Либо чистокровный может делать то, что хочет, либо нет. В любом случае — то, что неприятно тебе, остается только твоей проблемой. Я же всегда и всё буду делать исключительно по собственной воле. Гонтам не указ никто.

— Я не указываю, — пожал плечами Эйвери. — Мне просто противно и странно. Однако если тебе охота мараться об это отребье — твоя воля, — он снова пожал плечами.

— В экспериментах не бывает понятия «противно» и «странно», — заметил Том. — Важны только результат и эффективность. Кстати, надо бы расширить контингент испытуемых, — задумчиво сказал он. — У нас есть полувеликан, полукровка, чистокровный маг... пожалуй, надо протестировать грязнокровок. Или, как их теперь принято называть, магглорожденных. Интересно, каков будет разброс результатов?

— Ты еще магглов предложи, — возмутился Лестрейндж.

— Настолько далеко моя любовь к экспериментам не заходит, — брезгливо скривился Том.

— Ах, так это эксперимент, — хмыкнул Эйвери — и бросил быстрый, едва заметный взгляд на Мальсибера. Тот уже открыл было рот, чтобы ответить на очередную колкость, однако Эйвери просто вскинул брови и сказал: — Я предпочитаю более перспективые направления, — и, развернулись, ушел собираться.

— А я за магглорожленного, — сказал Мальсибер, которого, вообще-то, никто не спрашивал. — Только где взять такого?

— Что, на весь Хог ни одного грязнокровки не отыскать? — отмахнулся Лестрейндж. — Найдем да притащим Мобиликорпусом.

— Ты еще под Империо предложи, — покачал головой Нотт. — Додумался тоже.

— Зачем же Империо или Мобиликорпус? — улыбнулся Том. — Можно просто поговорить. И я даже знаю, с кем.

— А ведь это очень интересно, — негромко проговорил выпавший в несвойственную ему задумчивость Малтсибер.

— И с кем же? — спросил тем временем Тома Лестрейндж.

— С Плаксой Миртл, — насмешливо сказал Том.

Лестрейндж заржал в голос, и даже Нотт рассмеялся, Мальсибер же словно не слышал этих слов, продолжая очень задумчиво смотреть в никуда.

— Это твоя лучшая идея за этот год! — воскликнул Лестрейндж. — Мерлин, но я тоже хочу это видеть! — добавил он очень азартно. — Слушай, а можно к вам присоединиться, раз так? — попросил он. — А в статистике меня можно и не учитывать...

— Нет, ну я тогда тоже хочу! — улыбнулся Нотт. — Том, а правда — это же здорово будет, если у всех нас получится.

— Значит, будем заниматься все вместе, — кивнул Том. — Один за всех — и все за одного!

* * *

Миртл Элизабет Уоррен, прозванная Плаксой Миртл, облюбовала для своих рыданий и страданий тот самый туалет, в котором Том обнаружил вход в Тайную комнату. И явлению в своей «скорбной юдоли» Тома в компании с Минервой МакГонагалл явно не обрадовалась.

— Я ничего не нарушаю! — плаксивым тоном заявила она, оторвавшись от рыданий. — И это женский туалет! — она возмущенно уставилась на Тома.

Вообще-то, она побаивалась старост — особенно этого слизеринца с таким красивым и таким заносчивым лицом. Однако же его появление в женском — ЖЕНСКОМ! — туалете её возмутило настолько, что она временно позабыла о своём страхе.

— Мисс Уоррен, — очень вежливо сказал Том, — мы весьма обеспокоены вашим состоянием — и только поэтому рискнули сюда войти. Что с вами случилось? Вы постоянно уединяетесь здесь, и выходите в столь прискорбном виде, что мы с мисс МакГонагалл, как старосты, не можем оставить это без внимания.

— Я тут рыдаю, — обиженно сказала та, сердито и отчаянно на них глянув. — Я же знаменитая на весь Хогвартс плакса Миртл! — сказала она с вызовом. — Вы пришли посмеяться, да?

— Не глупи, — поморщилась МакГонагалл. — Никто не собирается над тобою смеяться. Напротив, мы пришли к тебе с предложением.

— Ага-а, — протянула Миртл, сложив на груди руки. — Боюсь себе это предложение даже представить!

— Мы предлагаем вам позаниматься вместе с нами одним проектом, — обаятельно улыбнулся Том. — Пока не закончились экзамены и мы все не разъехались по домам, здесь совершенно нечем заняться.

— Каким ещё проектом? — недоверчиво спросила она, хмурясь и поправляя свои сползающие с носа круглые очки. — Чего это вы вдруг пришли именно ко мне?

— Проект по изучению одного очень редкого языка, — спокойно сказал Том. — А к вам мы обратились, потому что хотим учесть все группы волшебников. Пока у нас представлены только два факультета — Слизерин и Гриффиндор, а вы, мисс Уоррен, если согласитесь, будете представлять Рейвенкло.

— Вы хотите, чтобы я представляла Рейвенкло? — взволнованно спросила Миртл, даже перестав всхлипывать. — Именно я? А почему? Это шутка такая? Вам смешно, да? — её голос задрожал.

— Разве я когда-нибудь над тобой смеялась? — укоризненно спросила МакГонагалл.

— Ну что вы, мисс Уоррен, — с мягким укором, позаимствованным у профессора Трансфигурации, сказал Том. Почему-то эта интонация очень действовала на всех учеников — кроме Тома, разумеется. И Том ее беззастенчиво присвоил. — Нам это и в голову не приходило.

— Всем приходило, а вам нет? — выпалила Миртл.

— Кому этом всем? — удивился Том. Он прекрасно знал, кому, но не демонстрировать же это знание? Сама все прекрасно выложит. МакГонагалл ринется на защиту обиженных, а у него будет прекрасный повод проехаться по мерзавцу Девису, старосте Рейвенкло, за халатность, пренебрежение обязанностями и организованную под его носом травлю магглорожденной ученицы!

— Всем! — всхлипнула Миртл. — Особенно Оливии Хорнби! — тут же нажаловалась она. — Конечно, ей никто и слова не скажет: она же встречается с самим Девисом! Вот все и повторяют за ней, и вообще, — она жалобно всхлипнула.

— Что-то я не замечала подобного единодушия за рейвенкловцами, — с неожиданным скепсисом покачала головой МакГонагалл. — Хочешь, мы поговорим с Девисом, — предложила она, вопросительно глянув на Тома, — чтобы он тебя защитил?

— Вот ещё! — фыркнула Миртл. — Будет он!

— Я обязательно с ним поговорю, — сказал Том. — Вместе с мисс МакГонагалл. Но чтобы не быть голословными — что все-таки с вами происходит? Я часто вижу, что вы расстроены.

— Да они все надо мною смеются! — воскликнула она, радуясь неожиданному вниманию и торопясь поделиться своим горем. — Так с самого начала пошло! Я же магглорождённая — вот вы не представляете, как мне было тут сложно! Вам-то всё это привычно — а я... мне... и никто, никто не хотел мне помочь! — воскликнула она, снова заплакав. — Им всем просто было смешно!

— Ты разве единственная магглорождённая на своём курсе? — спросила её МакГонагалл.

— Не единственная, — очень недовольно ответила Миртл, возмущённо на неё посмотрев. — Но ты не сравнивай — мальчикам всегда легче! — заговорила она возмущённо. — А девочкам — знаешь, как это, когда ты не знаешь, того, что знают все остальные!

— Я однажды сделал замечание мисс Хорнби, — «припомнил» Том, обращаясь к Минерве, — когда она смеялась над очками мисс Уоррен. Но тогда я думал, что это просто девчоночьи дразнилки. У нас на Слизерине нет ничего подобного — ну, так и магглорожденные у нас редкость.

— У вас их там вообще нет! — обиженно выкрикнула Миртл. — У вас только чистокровные учатся — это все знают!

— Глупости какие! — возмутилась МакГонагалл. — Ты откуда такое взяла?

— Так все говорят! — воскликнула Миртл.

— За два года до нашего поступления Слизерин окончил магглорожденный Нобби Лич, — усмехнулся Том, — который сейчас работает в министерстве. Так что «Все говорят» — это не аргумент.

— Всё равно! — упрямо сказала она. — Сейчас-то там нет таких! И вообще он мальчик. Мальчикам проще!

— Уоррен, — не выдержала МакГонагалл. — Мы поняли: тебя на Рейвенкло все обижают. Ты хочешь работать с нами?

— Хочу, — поджав губы, кивнула обиженная такой бесчувственностью Миртл. Но не отказываться же! Ее никто никогда не приглашал даже посплетничать вволю — а тут сразу два префекта со своим проектом! Да та же Хорнби удавится от зависти!

— Тогда приходи сегодня после обеда к озеру, — кажется, едва ли не с облегчением сказала МакГонагалл. — В три часа. И не говори никому.

— Я приду! — энергично кивнула так — и не преминула добавить: — А говорить мне некому — кому мне рассказывать?

— Вот и договорились, — кивнула МакГонагалл — а когда они с Томом вышли, спросила: — Ты уверен в её кандидатуре? Почему она? Я прекрасно понимаю, почему все твои друзья захотели к нам присоединиться — но Миртл?

— Какое объяснение тебя устроит? — ответил Том. — Мне нужен был кто-то из магглорожденных. С другого факультета. Который бы согласился изучать парселтанг, не боясь стать «жутким темным волшебником». Миртл подошла идеально. И еще — девочки жаловались, что приходится искать другой туалет, так как тут все время рыдает плакса Миртл. Пусть подыщет себе какое-нибудь другое занятие, пока не утонула тут в слезах. Хогвартсу лишний призрак точно не нужен.

«И пусть подыщет другое место, — мрачно подумал Том. — К василиску не спустишься без опаски наткнуться на эту дуру».

— Ну, если она и вправду прекратит тут рыдать — девчонки тебя будут на руках носить, — улыбнулась она. — Потому что сюда действительно не войти — и неприятно, и просто небезопасно, — она слегка покачала головой. — Смотри — влюбится она в тебя, как в благородного спасителя. Не боишься?

— Мало мне одной... — тихо буркнул Том себе под нос, и уже громко сказал: — Пусть влюбляется. Может, хоть что-то захочет изменить в своей жизни — а не только рыдать по туалетам.

— Одной больше — другой меньше, — кивнула МакГонагалл — и вдруг сказал серьёзно, поглядев на него: — Знаешь, Том, это не моё дело, конечно, но ты меня впечатлил. Я не думала, что ты откажешься от Аббот ради друга. Ты же даже влюблён никогда в неё не был, верно? — спросила она взволнованно.

— Мы были просто друзьями с мисс Аббот, — вежливо ответил Том. — И, надеюсь, друзьями и останемся.

— Надеюсь, — мягко улыбнувшись, ответила МакГонагалл — и заговорила, слава Мерлину, о своей любимой трансфигурации.

* * *

На следующий день объявили долгожданный отъезд — и толпа школьников радостно отправилась домой. Том загнал в вагоны младшие курсы, пообещав лично превратить в розовых бородатых жаб всех, кто вздумает бродить по поезду или устраивать драки, зашел в купе старост, где с удовольствием потыкал Девиса носом в ситуацию с магглорожденной Миртл в частности и отношением факультета Ровены к магглорожденным вообще, договорился со своей напарницей Вальбургой Блэк о времени патрулирования поезда — и пошел в купе, занятое его... друзьями. Ехать предстояло несколько часов, а терять время попусту Том очень не любил.

«Заставлю всех практиковаться в парселтанге, — мрачно подумал он. — Особенно Ральфа — даже у плаксы Миртл получилось лучше!»

Однако в купе его ждал сюрприз в виде сидящей на коленях у Мальсибера Аббот — которая при виде его, наконец, улыбнулась, а не сурово свела свои идеально изогнутые тёмные брови, и протянула ему руку со словами:

— Мир?

— Мир, — улыбнулся Том, радуясь, что ситуация разрешилась самым удачным образом. Да и подопытного хаффлпаффца искать не придется — вон, сам пришел. То есть пришла.

— А правда, что вы будете парселтангу учиться? — с любопытством спросила Аббот. — Мне Флавий сказал, — она обернулась и нежно улыбнулась Мальсиберу, ласково пожав его лежащую у неё на колене руку. — Мы тоже хотим! — сказала она, глянув куда-то в сторону — и Том увидел тоже сидящую на коленях устроившегося у окна Лестренйджа Харриет.

— Правда, — улыбнулся Том. — И мы будем рады приветствовать вас в нашем проекте, уважаемые леди.

Он насмешливо посмотрел на Лестрейнджа с Мальсибером и с энтузиазмом добавил:

— И начнем мы прямо сейчас!

— Так здесь же не все! — запротестовал Лестрейндж, который явно рассчитывал провести время в пути иначе. — Ни МакГонагалл, ни этого переростка... это несправедливо по отношению к ним!

— Жизнь вообще несправедлива, — поддержал Тома Нотт. — Алиса и Хэрриет пропустили первое занятие — им нужно нагнать.

— Нужно-нужно! — поддержала его Аббот.

— Желание дамы — закон, — Том посмотрел на приунывших товарищей с явным злорадством. — И если вы так настаиваите, я могу пригласить сюда остальных.

— Нет! — мгновенно запротестовал Лестрейндж. — Пусть нагоняют!

— Мы тут попросту не поместимся, — разумно поддержал его Нотт. — В любом случае, я полагаю, одно занятие погоды не сделает — у нас впереди всё лето.

— И потом, — заметил Мальсибер, — ни о каких равных условиях речи не было.

— Как скажете, — кивнул Том, рассчитывавший именно на такую реакцию. — Итак, начнем. Сначала поучимся правильно дышать — парселтанг предполагает произношение на вдохе, а не на выдохе...

... через пару часов на Тома с явным желанием его немедленной мучительной смерти смотрели все присутствующие — так что появление ищущей коллегу Вальбурги Блэк было воспринято всеми как настоящий праздник.

Тома буквально выпихнули к ней в коридор — и когда дверь купе за ним со стуком закрылась, он подумал, что они всё-таки слишком много себе позволяют... и как же это забавно — наблюдать такую несдержанность. Надо будет как-нибудь объяснить им, что пора уже учиться держать свои эмоции при себе — или хотя бы учиться как-то их контролировать.

— Гонт, — с интересом спросила его Вальбурга, — чем ты им так досадил? Поделись секретом, будь добр. Мне пригодится для отпугивания любящих родственников.

— Он хуже Прингла! — тут же кричит из-за двери подслушивающий Мальсибер. — Он заставил нас заниматься! В поезде, ты можешь представить?!

— Настоящий Тёмный Маг! — со знанием дела покивала Вальбурга. — Наш человек. Идёмте, милорд — нас ждет укрощение строптивых и вразумление неразумных!

Остаток дороги проходит в бесконечном патрулировании коридоров, собрании в купе старост и коротком обеде, во время которого они с Ноттом, глядя на две влюблённые парочки, время от времени переглядываются и начинают глумливо посмеиваться.

— Впервые жалею, что я не староста, — тихо признаётся ему Нотт. — Чувствую себя здесь чужим, словно гиппогриф посреди Чёрного озера.

— Интересно, садятся ли гиппогрифы на воду? — задумчиво сказал Том. — Некоторые птицы способны так делать...

— Не думаю, — возразил Нотт. — Для этого на лапах должны быть перепонки — и тело у гиппогрифа, я полагаю, слишком тяжёлое. Но проверить было бы интересно...

— Иногда мне хочется их обоих чем-нибудь стукнуть, — со смехом пожаловался умудрившийся их услышать Мальсибер.

Том посмотрел на товарищей — счастливых, веселых, беззаботных — и подумал, что ему хочется выйти из этого купе и из этого поезда. Куда угодно — лишь бы не оказаться на вокзале, где его будет встречать Меропа... мама. Он ни разу не видел её в этом времени, повзрослевшую, ставшую уважаемым и очень востребованным зельеваром — и очень боялся этой встречи. Насколько проще было мотаться в прошлое — к той Меропе он уже привык, а новую просто не знал.

— Не поможет, — смеясь, ответил товарищу Лестрейндж — и, взмахнув палочкой, сотворил повисшую в воздухе занавеску, отделившую сидевших у двери напротив друг друга Тома с Ноттом от остального купе.

Нотт вскоре взял какую-то книгу на... Том не поручился бы, но, кажется, на венгерском, и, положив на колени блокнот, принялся делать выписки.

Том же просто закрыл глаза. Очень хотелось отдохнуть хоть немного — а в идеале до самого прибытия поезда.

...И проснулся он от того, что Лестрейндж тряс его за плечо:

— Подъём, господин префект! Мы приехали!

— Куда приехали? Час же ещё остался? — не понял Том, но увидел за окном вокзальную суету Кинг-Кросса.

— Ты всё проспал, — возразил Лестрейндж, левитируя с верхней полки сперва чемодан Хэрриет, а затем уже свой. — Идём — я видел в окно, нас уже, как всегда, ждут.

— У твоей мамы очень красивое платье, — сказала Аббот. — Ты же всё объяснишь ей, да? — спросила она, заглядывая ему в глаза. — Она замечательная, и я совсем не хочу, чтобы она на меня сердилась...

— Конечно, — улыбнулся Том, плохо понимая, о чем она вообще говорит. Сердце отчего-то забилось сильно и громко, как после быстрого бега.

— Спасибо! — ответила Аббот радостно, а Мальсибер, снимая с полок их чемоданы, любезно спустил и принадлежащий Тому.

— Ну, ты идёшь? — спросил он, слегка подталкивая его в спину.

И в этот момент Том увидел за окном на платформе Меропу. На ней было очень простое тёмно-синее платье с белым кружевным воротничком и манжетами. В руках она держала такую же синюю сумочку — и вглядывалась в окна подошедшего поезда, продолжая, в то же время, разговаривать с незнакомой Тому женщиной. Или не такой уж и незнакомой... Кажется, это была...

— Мама! — Мальсибер тоже увидел кого-то в окно и, рывком его открыв, замахал рукой и громко позвал: — Мам, мы тут!

— Флавий! — воскликнула та самая женщина, которая говорила с Меропой. — Мальчики! — добавила она и тоже помахала им. — Ну выходите же, скорее! Мы ждём!

— Да иди ты уже! — поторопил, тем временем, Тома Лестрейндж, буквально силой вытаскивая его в коридор. — Ты можешь хоть на пять минут отвлечься от свои гениальнейших размышлений?

Том медленно — нога за ногу! — вышел из вагона и склонил голову перед Меропой: — Мама...

— Томми! — она обняла его, притянула к себе и крепко-крепко прижала. — С возвращением, — сказала она, и он почувствовал на своей щеке её губы.

От неё пахло травами, солнцем, немного — совсем немного! — змеями и какими-то летними цветами, что (Том с удивлением понял, что откуда-то знает это) растут на болотах. Том вдруг понял, что узнал этот запах — и всегда знал его.

С самого детства.

— Мама, — сказал он тихо, почти беззвучно, — мама... как же я скучал…

Шестикурсник Слизерина Том Марволо Гонт спустился в Тайную комнату, неся с собой полную сумку камней — все прибывавшие летом в гости получили строгий наказ приносить с собой разные камешки, так что у Тома скопилась целая коллекция минералов: мрамор и змеевик, известняк и ракушечник, яшма и флюорит, габбро и асбест... на все вкусы.

— Говорящий! — услышал он шепот, и его ноги обвил так хорошо ему знакомый длинный чешуйчатый хвост. — Что тебя привело?

— Я принес угощение, — Том кивнул на сумку, набитую камнями. — И хочу вернуть тебе хроноворот Салазара — пусть остается здесь.

— Ты хочешь вернуть наследство? — изумлённо прошипел василиск — и в следующую секунду его язык коснулся затылка Тома. — Почему?

— Мне оно больше не нужно, — твердо сказал Том, — и я боюсь, что не удержусь от соблазна прогуляться в будущее. Или поменять еще что-то в прошлом.

— Ты доволен тем, что у тебя есть? — прошептал василиск — и вдруг коснулся самым кончиком своего хвоста его ладони.

— Да, — коротко ответил Том и вынул из кармана мантии футляр с хроноворотом.

— Иди за мной, — прошипел василиск — и двинулся уже хорошо знакомой Тому дорогой.

Остановившись напротив того места в стене, где в прошлый раз была дверь, василиск щёлкнул хвостом и замер в ожидании.

Том, усмехнувшись, прошипел: «Откройся!», добавив ещё «Пожалуйста» — и появившаяся дверь распахнулась сама. Ритуал с платком и кровью Том повторил — паранойя у потомков Салазара не уступала паранойе предка. Войдя, он прошел к столу и бережно опустил на него футляр с хроноворотом.

— Покойся с миром, — почти беззвучно сказал он. — Вернее, снова жди своего часа.

— Подойди, — услышал он шёпот и, обернувшись, с удивлением увидел в глубине ещё одну дверь — там, где, Том мог бы поклясться, той только что не было.

Том подошел к этой новой двери и, помедлив, открыл ее.

За ней обнаружилась небольшая комната, посреди которой стоял... саркофаг?

— Немногие были тут, — прошептал василиск. — Немногим хватало сил вернуться.

— Вернуться — или вернуть? — спросил Том. — Думаю, были те, кто возвращались — за новым наследством.

— Были и такие, — отчётливо усмехнулся василиск. — Гораздо больше, чем тех, кто решал вернуть всё на место. Знаешь, что это? — спросил он, обвивая кольцом саркофаг.

— Вряд ли могила Салазара, — пожал плечами Том. — Я склонен верить, что он все же ушел из Хогвартса.

— Ушёл, — повторил василиск — и Том услышал так хорошо уже знакомый ему каменный шелест. — Но после вернулся. Они все вернулись... потом. Все.

— Все Основатели? — Том осторожно провел пальцем по каменной крышке. — Быть похороненным в месте, которое стало делом твоей жизни... символично.

— Все четверо, — повторил василиск. — Они все тут. Все четверо.

Он вытянул хвост — и указал на пол, и Том разглядел на нём какие-то буквы. Латынь... средневековая латынь, да.

Их было четыре — коротких и совсем простых надписи. Имя и год... почему-то всего один, а не два, как принято писать на могилах.

— Почему только одна дата? — не удержавшись, спросил Том.

— Какая разница, когда они родились? — ответил вопросом на вопрос василиск. — Те, кто принёс сюда их тела, уже не знали об этом...

— Верно, — негромко сказал Том. — Для смерти нет разницы, когда началась оборванная ею жизнь.

— А для жизни нет оборвавшей её смерти, — возразил василиск. — Без смерти нет жизни... ты боишься смерти, Говорящий? — он метнулся к нему и прежде, чем Том успел что-нибудь сделать, обвил его ноги хвостом и коснулся языком затылка.

— Все живое боится смерти, — резко ответил Том. — Беспощадной и неминуемой, подстерегающей тебя везде и всегда.

— Смерть — это просто конец, — возразил василиск. — А конец — это всегда начало... когда ты жив — её нет, а когда она есть — уже нет тебя, и бояться попросту некому... и ведь ты видел, насколько она условна? — спросил василиск.

— Условна? — Том покачал головой. — Та смерть, которую я видел много раз, была вполне реальна. И бояться вполне было кому. Только глупец не боится смерти.

— Только глупец боится то, что непременно однажды случится, — возразил василиск. — А ты совсем не глупец, — он вновь коснулся языком его затылка. — Все умирают — и все рождаются... нельзя родиться, не умерев, Говорящий. Хочешь, я тебе расскажу, чего действительно стоит бояться?

— Расскажи, — кивнул Том. — Хотя я и так знаю — бояться надо беспомощности. Это, пожалуй, страшнее смерти.

— Бояться следует глупости, — прошептал василиск. — Глупости — и самоуверенности. Всё остальное можно исправить, — василиск вновь лизнул затылок Тома. — Скажи мне — что не может умереть, Говорящий?

— То, что мертво, умереть не может, — медленно ответил Том. — То, что мертво... Мерлин! Я думал о хоркруксах — якорях, не дающих умереть. То есть — если бы я их все же создал, тогда... — он рванул ворот мантии: воздуха не хватало.

— Хоркруксы? — василиск снова рассмеялся. — Это вовсе не якоря, Говорящий... это вовсе не якоря...

— А что же тогда? — спросил Том. — Мне казалось, что пожертвовать куском души выгоднее, чем потерять жизнь. А душа — такая ненадежная субстанция. Нас в приюте водили слушать проповеди о душе, о грехах, о Страшном суде... и меня всегда восхищало, как ловко с помощью нескольких пустых слов можно управлять этим стадом баранов. Душа... да кто её видел — и кто мог её измерить?

— Что будет, если отрезать половину сердца? — вкрадчиво спросил василиск. — Не всё можно разделить на куски, Говорящий...

— Ничего хорошего, — мрачно ответил Том. — Но ведь жили же создатели хоркруксов? Следовательно, расколотая душа для мага не фатальна.

— Люди не живут без души, — возразил ему василиск. — То, что живет без нее — больше не люди. Кто из них стал великим, Говорящий? Скажи?

— Никто, — тихо ответил Том. — Никто не стал.

— То, что живо, должно умирать, — прошептал василиск. — То, что не может умереть — уже мёртво. Это закон, Говорящий. Хочешь стать мёртвым? Думающим, ходящим и говорящим мертвецом?

— Я думал об Омуте памяти, — вдруг признался Том. — Можно было бы сливать туда воспоминания, образы, звуки... И подкрепить все это слепком памяти из дневника, чтобы создать резервное хранилище... запасную личность, тело для которой можно было бы вырастить искусственно, — его голос окреп и торжествующе зазвенел.— И просто менять изношенное тело на новое — как мы меняем одежду или обувь! И тогда не будет смерти!

— Ты можешь делать, что хочешь, — с отчётливым разочарованием прошипел василиск. — Но помни, что я сказал: ни один из них не стал великим. Почему ты боишься смерти? — вдруг спросил он, кажется, с искренним любопытством.

— Потому, что это небытие, — убежденно сказал Том. — А я не хочу не быть.

— Почему? — спросил василиск.

— Как почему? — оторопел Том. — Да потому, что тогда ничего не будет — ни меня, ни мира вокруг.

— Мир никуда не денется, говорящий, — возразил василиск. — Скажи — для чего тебе быть? Зачем тебе вечность? Я живу тысячу лет — и знаю, зачем. Зачем хочешь жить ты?

— Я просто хочу жить, — Том озадаченно посмотрел на василиска. — Хочу узнавать что-то новое, читать книги и делать расчеты, летать в небе без идиотской метлы и слушать ветер, чувствовать вкус зелий или той же овсянки, общаться с теми, кто мне интересен. Я хочу жить — а не гнить в могиле.

— Тогда тебе нужен философский камень, а не хоркрукс или тело гомункулуса, — ответил ему василиск, и Том вновь ощутил его язык на своём затылке. — Остальное заберёт все твои желания — и ты не захочешь больше ни читать, ни летать, ни общаться. Не останется ничего, кроме твоего страха — и ты вечность проведёшь с ним. Хочешь такую вечность, Говорящий?

Том вспомнил змеелицего урода с колдографии в «Пророке», увиденной в будущем. Мёртвого змеелицего урода. Нет, такой вариант его не устраивал, тем более что бессмертия он, как оказалось, не сулил. Да и вечность наедине со своим страхом Тома не прельщала: вечность гомункулуса, потерявшего всех, к кому он был привязан, и не сумевшего — Том отчего-то отчетливо это понял — создать новых привязанностей.

— Философский камень, — сказал он задумчиво. — Легенда Фламмеля, в которую почти не верит магический мир... Да, это могло бы быть интересным.

— Фламмель тоже был здесь когда-то, — с ностальгией прошептал василиск. — Давно... В первый раз это было так давно... Очень, очень давно, Говорящий.

— Фламмель тоже потомок Салазара? — мгновенно насторожился Том.

— Здесь лежат четверо, — с насмешкой прошипел василиск. — И всем их потомкам есть дорога сюда — и путь у каждого свой.

— Вот как, — недобро усмехнулся очень не любивший конкурентов Том. — Потомков Ровенны не осталось, потомки Хельги... Смитов в магическом мире не меньше, чем их однофамильцев в маггловском. А вот потомки Годрика... ладно, не к спеху. У каждого из нас свой путь, Хранитель. И я свой только что выбрал. Благодарю тебя за помощь, — он почтительно склонил голову.

— Ты можешь приходить сюда, когда захочешь, — зачем-то сказал ему василиск. — Но только живым.

— То есть если я буду мертвым, но сохраню способность говорить, мыслить, передвигаться, мне лучше не приходить? — уточнил Том.

— Ты просто не сможешь прийти, — ответил ему василиск. — Не найдешь путь. Но в поисках встретишь меня — и, — Том услышал знакомый шелест, — в Хогвартсе будет на одну статую больше.

— При всем моем уважении к Хогвартсу, — слегка улыбнулся Том, — я не планирую украшать его собственной статуей. Пусть лучше за меня это сделают благодарные сограждане.

— Это тоже бессмертие, Говорящий, — усмехнулся василиск.

— Пожалуй, такой вариант бессмертия устраивает меня больше, — Том кивнул головой. — Благодарю за приглашение, Хранитель.

— А теперь, — нетерпеливо прошипел василиск, — отдай мне то, что принес!

Том вспомнил про сумку с камнями, которая так и осталась лежать на полу Тайной комнаты, и смущенно улыбнулся. — Сейчас, — сказал он, торопливо возвращаясь за угощением. — Тебе сразу увеличить все камни? Моя трансфигурация теперь держится несколько месяцев. А в будущем, я надеюсь, станет бессрочной и неотменимой.

— Сразу, — взволнованно прошипел василиск.

Том стал доставать камешки — большие и маленькие, невзрачно серые и окрашенные в разные цвета — и один за другим увеличивал их до размера небольших валунов.

— Это известняк и ракушечник, — сказал он, показав на два ближайших к василиску. — Ральф Лестрейндж принес. Это от Малфоя — мрамор белый, розовый, черный... Абраксас Малфой не мог не выделиться. Это флюорит от Хагрида — полувеликан без ума от всего яркого и блестящего. А вот это, — показал он на травянисто-зеленый, переливающийся всеми оттенками летнего луга камень, — подарок от одного студента из Дурмштранга. Он приезжал к нам этим летом и тотчас свел знакомство с Лестрейнджем. Этот парень назвал камень малахитом.

Василиск с интересом посмотрел на разложенное перед ним угощение.

— Вот это, — Том кивнул на несколько глыб мрамора, белых с черными прожилками, — принес Флавий Мальсибер. А еще гранит, пирит и оникс. Базальт и габбро — от Теодора Нотта. А где взяла обсидиан Минерва МакГонагалл, — усмехнулся он, — я так и не узнал.

— Благодарю, Говорящий! — прошептал василиск, и его язык, теплый и влажный, коснулся вдруг щеки Тома. Он торопливо попрощался, жадно обнюхивая свое неожиданное богатство.

* * *

— Да что тут творится? — обеспокоенно спросил за завтраком Армандо Диппет. — Коллеги, вам не кажется, что с Хорвартсом что-то не так? Я половину ночи не мог заснуть — замок трясло, как в лихорадке, да еще это странное шуршание... На выходки Пивза непохоже, на землятресение — тоже: Основатели обезопасили свое детище от такой напасти, домовики при попытках их расспросить бьются лбами о пол и стены и только подвывают... Что это за мордредовы выходки?

— Боюсь, что это крайне дурная шутка старшекурсников Слизерина, — печально вздохнул Дамблдор. — Шум доносился именно оттуда.

— Вечно у вас во всем виноват Слизерин! — укоризненно проговорил Слагхорн, щедро намазывая джем на свою булочку. — Я тоже не спал всю ночь из-за шума — и ответственно заявляю, что мои студенты совершенно не виноваты! Шумели внизу, в подземельях. Может быть, у нас расплодились крысы?

— Мантикору бы на них напустить, — мечтательно сказал профессор Кеттлберн. — Или нунду. Всех крыс бы сожрали.

— Вы, коллега, еще дементоров для ловли крыс пригласить предложите, — поморщился Слагхорн. — Точно все перемерли бы — а кто не успел, те сбежали.

— Дементоры сбежали бы от крыс? — удивился Кеттлберн. — Этого просто не может быть. Хотя слышал я о гигантской двухвостой крысе, живущей в маггловском метро...

Квинтус Вектор, преподаватель арифмантики, поджал губы — когда Кеттлберн начинал говорить о редких животных, он никого и ничего не замечал.

— А вот если бы скрестить эту крысу, скажем, с джарви, — Кеттлберн предвкушающе потер руки. — Господин директор, я прошу разрешения собрать кружок старшекурсников для изучения этого феномена. Гораций, вы не откажетесь побыть нашим проводником по подземельям?

— О, Мерлин, — картинно вздохнул Слагхорн. — Разумеется, нет — кто-то же должен побеспокоиться о безопасности!

— А что, подземелья небезопасны? — забеспокоилась молоденькая преподаватель гербологии Помона Спраут. — Там же дети!

— Нет в подземельях никаких детей, Помона! — возмущенно воскликнул Слагхорн. — Там просто крысы — и все!

— Наш факультет, как и ваш, в подземельях, — так же возмущенно сказала Спраут. — И если крыс развелось столько, что это они устроили вчерашнее безобразие, то они могут напасть на детей! И первокурсники вполне могут пострадать — остальные-то от крыс отобьются!

...— А правда, что это было? — спросил Тома Лестрейндж, беззастенчиво бросивший подслушку на преподавательский стол. — Вон как преподаватели заспорили! И я тоже ночью спать не мог от этих «плясок старого замка».

— Кто-то освоил подземелья, и теперь развлекается там, не стесняясь, — засмеялся Малфой. — И даже заглушающие не ставит.

— Ставлю на гриффиндорцев, — презрительно процедил Эйвери. — Этот их недоумок, пригретый Гонтом, вполне мог завести себе ручную мантикору и поселить в подземелье.

— Его зовут Хагрид, — спокойно сказал Мальсибер. — И даже если в подземелье живет мантикора, нам что с того?

— Тоже верно, — кивнул Нотт. — Живет себе и живет — никого не трогает.

— Идиоты, — покачала головой Вальбурга Блэк. — Мантикора никогда не будет жить в подземелье. Вы бы еще летифолда вспомнили.

— На себя посмотри, — сощурился Лестрейндж. — Умная нашлась.

— Умнее некоторых! — тотчас же вскинулась Вальбурга.

Том быстро поднялся из-за стола:

— Господа, нам с мисс Блэк пора выполнять свои обязанности — первокурсники сами не освоятся. Прошу вас, мисс Блэк, — и он подал девушке руку. Та фыркнула, но помощь приняла.

— Не знаю насчет мантикоры, — сказала она Тому, когда они отошли от стола, — но какую-то тварь твой гриффиндорский знакомец точно завел.

— Почему ты так решила? — с интересом спросил Том. Пляски устроившего себе гулянку василиска очень его обеспокоили — а тут еще Хагрид с его загадочной зверушкой.

— Я видела, как он прячет еду в карманы — каждый раз, — с некоторым злорадством пояснила Вальбурга. — Раньше он никогда так не делал — а ещё я пару раз заставала его в коридорах с таким видом, будто его застукали на свидании. Но Хагрид и свидание, — она презрительно фыркнула.

— Может, он просто не наедается? — пожал плечами Том. — Все-таки полувеликану еды нужно гораздо больше. — Он подумал, что надо будет непременно выяснить, кого там Хагрид все же завел.

— Ну да — все пять лет наедался — а теперь неожиданно перестал, — насмешливо возразила Вальбурга. — Ты ещё скажи, может, он девушку завёл. Да мне всё равно, кто у него там — пока оно не встретится мне в коридоре. Так что ты бы выяснил, что и как — а то ещё одна такая же ночь, и я — имей в виду — пойду со своими подозрениями к Слагхорну.

— Три года, — спокойно поправил ее Том. — Он учится на четвертом курсе. Но ты права — я обязательно выясню, что происходит.

Он искренне пожалел ту неведомую зверушку Хагрида, если она когда-нибудь попадется в коридоре Вальбурге Блэк.

— Да какая разница, на каком курсе он учится? — искренне изумилась Вальбурга — и, заметив неподалёку двух растерянно оглядывающихся первокурсников в красно-жёлтых галстуках, спросила язвительно: — Что застыли посреди коридора?

— Какой у вас сейчас урок? — спросил Том злополучных первокурсников, имевших несчастье в первый же день познакомиться с одной из Блэков.

— Зелья, — пробормотал один. — Кажется...

— Или Чары, — растерянно добавил другой.

— Болваны, — прошипела Вальбурга.

— Первокурсники, — Том пожал плечами. — Наши не лучше. Идемте за мной, — сказал он гриффиндорцам, — я отведу вас к вашей старосте.

— А наших первокурсников я должна провожать в одиночку? — ядовито осведомилась Вальбурга.— Пока ты тут играешь в благородного спасителя грифферов?

— Я нагоню вас через пару минут, — сказал Том. — Вперед, птенцы Годрика!

— Вот вы где! — из-за поворота вышла сердитая Минерва и уставилась на потеряшек. — Быстро на Трансфигурацию!

— Чары или Зелья, — пропела Вальбурга. — Блестяще. Гриффиндор — это все же диагноз. Идем, Гонт, не трать на них время.

— Забирайте своих обалдуев, мисс МакГонагал, — вздохнул Том, — а я пойду провожать своих.

Уходя, он услышал, как один из первокурсников удивленно спросил:

— А чего она такая злая?

— Да потому что я не обязана возиться с сопливыми грифферами! — возмущённо сказала Вальбурга — словно бы они могли её слышать. — А ты прямо на глазах превращаешься почти что в святого — метишь в будущем году в общешкольные старосты? — спросила она язвительно.

— Святой Томас Гонт, — усмехнулся Том, — а что — неплохо. Меня вполне устраивает, — и увидев собственных подопечных, послушно ожидающих своих старост, сказал: — Вперед, будущая краса и гордость факультета! Вас ждет Гербология.

— Из тебя святой — как из меня гриффиндорка, — усмехнулась Вальбурга — и недовольно поторопила первоклашек: — Ну, что замерли? Бегом на Гербологию! Нам тоже надо учиться — не всё же вас конвоировать! Бестолочи, — буркнула она им вслед.

Том приложил легким жалящим заклятьем самого последнего, который, казалось, засыпал на ходу, и с удовлетворением отметил, насколько засоня взбодрился.

— Предлагаю вам, мисс Блэк, идти на историю магии. Я сам провожу их к теплицам.

— И прогуляешь Биннса, — усмехнулась Вальбурга.

— Вы очень проницательны, — заговорщически улыбнулся Том. И пошел к Тайной комнате — проверить, как там устроивший пирушку из камней василиск.

...Василиска он обнаружил... спящем и свернувшимся вокруг заметно поредевшей груды принесённых Томом вчера камней.

Добудиться его Том не сумел и, поставив все известные ему заглушающие чары, чтобы повторный загул василиска не перебудил весь замок, отправился на Историю магии, твердо решив на обеде найти Хагрида и выяснить, кого он там завел. Только визита в подземелья обеспокоенных преподавателей ему и не хватало!

Хагрида Том перехватил у выхода из Большого зала, когда тот торопливо запихивал в карманы своей безразмерной мантии блюдо с пирожками.

— Извини, — очень смутился тот. — Я эта... спешу.

— Куда спешишь? — дружелюбно поинтересовался Том. — До начала занятий почти час.

— Я... я так, — ещё больше смутился тот. — Просто. По делу, в общем.

— Ну, если по делу, — понимающе улыбнулся Том, но тут же обеспокоенно нахмурился. — Я хотел тебя предупредить, чтобы ты не спускался в подземелье. Там завелось что-то опасное — и я слышал, как наши профессора договаривались о проверке. У нас один умник предположил, что в замке завелась мантикора.

— К-какой проверке? — побледнев, нахмурился Хагрид. — Зачем проверка? Нету там никакой мантикоры! — сказал он почти что испуганно. — Чего они вдруг?

— Ты же слышал, что творилось этой ночью, — Том вздохнул.— Мантикоры там, разумеется, нет, но что-то опасное есть наверняка. Мы своих новичков теперь одних вообще никуда не отпускаем — только с кем-то из старших.

— Это правильно, — озабоченно ответил Хагрид. — А что было-то? — спросил он расстроено. — Мы все спали... — он переступил с ноги на ногу и стёр выступившие над верхней губой капельки пота.

— Весь замок трясло, — просветил его Том, — и все слышали какое-то странное шуршание. Наш декан говорит, что это крысы, Кеттлберн — что это может быть нунду, или двухвостая крыса... или еще что-то.

— Нет там никаких крыс! — запротестовал Хагрид. — И нунду, и мантикоры — там просто... никого, в общем, нет, — оборвал он сам себя, краснея.

— Вот и хорошо, — сказал Том. — Раз там никого нет — значит, профессора никого и не найдут. Но ты все же будь осторожнее. Маршу я уже решил никуда не выпускать — мало ли что.

— Некого им там искать, — быстро проговорил Хагрид. — Там же одни камни да вода кое-где, чего они еще выдумали, — расстроенно пробормотал он.

— Они беспокоятся о нашей безопасности, — наставительно сказал Том. — Старшекурсники могут за себя постоять, случись что — а как быть первокурсникам? Только сегодня ваши новички заблудились в коридорах у самых подземелий. Хорошо, что их вовремя нашли. А если однажды не найдут? И наши немногим лучше, да и другие тоже — старосты в сентябре с ног сбиваются, разыскивая потеряшек по всему замку.

— Да ничего там с ними не будет! — запротестовал Хагрид. — Туда ж просто так не войти! Это ж надо... — он осекся и прикусил губу.

— Надо что? — мгновенно насторожился Том. Научил парселтангу на свою голову. — Хагрид, — очень обеспокоенно сказал он, — ты что-то скрываешь. Если ты не доверяешь мне — тогда я приглашу мисс МакГонагалл. Пойми, ситуация очень серьёзная.

— Ты никому не скажешь? — подумав, решился на что-то Хагрид.

— Не скажу что? — уточнил Том, успевший прочитать в сознании Хагрида все, что его интересовало, и теперь не знающий, что делать. Акромантул в подземельях... Мерлин, даже мантикора или нунду были бы лучше! Сдать Хагрида преподавателям, чтобы отвлечь их внимание от василиска? Опасно, могут начать обшаривать все подземелья и рано или поздно наткнутся на Тайную комнату... Оставить все как есть? Опасно вдвойне — это только Хагрид считает, что его питомец добрый и славный, Том же на этот счет нисколько не заблуждался...

— Ну, — Хагрид нервно облизал губы. — В общем, это... Я там... У меня там питомец, — выговорил он наконец. — Но он тихий и безобидный! — добавил он тут же.

— Книззл? — удивленно спросил Том. Тихий и безобидный акромантул. Надо же.

— Э-э, — протянул Хагрид. — Ну... Не совсем, — все же признался он. — Он... Паук, в общем.

— Маленький, надеюсь? — вздохнул Том. — Некоторые боятся даже крошечных паучков, так что я понимаю твои опасения.

— Ну... такой, — неопределённо протянул Хагрид, разводя руки сперва примерно на фут, а потом разводя до трёх. — Он дитёныш ещё. Не очень большой.

— Мерлин, — простонал Том. — Дитёныш. В три фута. А когда вырастет, будет — сколько? Хагрид, ты сошел с ума!

— Но он ручной совсем! — горячо возразил Хагрид. — Он маму потерял — я его из вот такусенького вырастил! — Хагрид свёл большой и указательный палец почти вместе. — Он послушный и не трогает никого! И вообще не выходит... а они же его, — он шмыгнул носом. — Они же с ним сделают что-нибудь, — сказал он в отчаянии. — Они ценные же, акромантулы...

— Хагрид, — устало сказал Том, — ты понимаешь, что ему не место в школе?

— Но он ещё маленький! — горячо возразил Хагрид. — Он сам просто не выживет! Ты пойми — он дитёныш же, глупый ещё! И потом, — Хагрид слегка улыбнулся очень застенчиво и смущённо, — он такой замечательный. С ним интересно...

Том смотрел на него — и не знал, что делать. Том Риддл без раздумий бы выдал этого юного натуралиста вместе с его акромантулом — еще и кубок за заслуги перед Хогвартсом бы наверняка получил. Том Гонт выдавать бы никого не стал — а предложил бы спрятать акромантула получше, для эксперимента. Что делать Тому-нынешнему? Идти к преподавателям за помощью? Том им не доверял. Выдать акромантула и его владельца? А смысл? Да и... не хочется, в общем. Спрятать? Где? В Запретном лесу?

— Не говори никому, а? — попросил, тем временем, Хагрид. — Он у меня летом в ящике жил — но ему уже тесно там... я ему кусок подземелий отгородил — но он не мог так шуметь! Он тихий совсем — это не он, точно нет!

— Кто тихий? — раздался за их спиной удивленный голос. — О ком вы тут так бурно спорите?

— Мисс МакГонагалл, — Том покачал головой с деланным изумлением. — Вы подошли бесшумнее кошки.

— Вы так шумите, что не услышали бы и тролля, — возразила она. — Хагрид, так о ком вы спорили?

— Ни о ком, — быстро ответил он. — Мы просто. Вообще. Про питомцев, — он покраснел и отвёл глаза.

— Про каких питомцев? — удивлённо спросила она — и посмотрела на Тома. — Том?

— Я рассказывал Хагриду про Маршу, — улыбнулся Том. — И мы обсуждали, кого бы он мог завести.

— Да! — горячо поддержал его Хагрид.

— Никаких змей! — категорично сказала ему МакГонагалл. — По крайней мере, в школе. Я не шучу.

— Хорошо, — охотно кивнул Хагрид. — Я понимаю. Никаких. Да.

— Я говорил ему то же самое, — сказал Том. — Марша большую часть времени проводит со мной — и то для нее тяжело находиться так далеко от родного болота. Живое существо не может хорошо себя чувствовать в каменном замке, ему нужен лес. Или болото — иными словами, природа.

— Малышам не место в лесу, — буркнул Хагрид.

— В магазине на Диагон-элле можно купить вполне взрослое и уже приученное к подобному образу жизни животное, — возразила МакГонагалл. — И я совершенно согласна с Томом — большинство животных должны жить в лесу, а не в доме.

— Малышам не место, — согласился с Хагридом Том. — А вот более взрослое существо будет там чувствовать себя лучше, чем в каменном мешке. Без свежего воздуха, без привычной среды обитания, да еще с неподходящим рационом — так и погибнуть можно.

— Чего это неподходящим? — пробормотал себе под нос Хагрид. — Я это... пойду, — сказал он МакГонагалл и, очень расстроенно поглядев на Тома, кивнул ему и ушёл.

— Представить боюсь, кого может завести Хагрид, — покачала головой ему вслед МакГонагалл.

— Лучше не представляй, — честно ответил Том. — Но это точно будет не змея.

— Ты что-то знаешь? — она внимательно на него посмотрела.

— Пока ничего, — ответил Том. — Хагрид только начал говорить, когда ты подошла. Но в том, что его питомец будет весьма экзотичным, я уверен абсолютно.

Он все же решил не выдавать Хагрида. Но его милого паучка из Хогвартса надо убирать — где там можно без проблем пристроить акромантула?

— Мерлин, — с досадой вздохнула МакГонагалл. — Даже представлять страшно! Ладно, — добавила она очень решительно, — будем решать проблемы по мере их поступления. А сейчас я в библиотеку.

— Я к тебе присоединюсь, — кивнул Том. — Хочу почитать книгу мистера Скамандера, чтобы быть во всеоружии.

* * *

— Помнишь, мы в конце прошлого курса говорили, что хорошо бы поменяться соседями? — спросил на уроке истории Магии Мальсибер.

— Помню, — ответил Том.

— Я всё лето думал-думал... и ты знаешь — мне кажется, сейчас как раз время. Старшие курсы, всё меняется... даже Слагхорн не очень удивится. Обменять бы Эйвери на Малфоя — не спальня бы вышла, а сказка!

— Точно! — обрадовался обычно флегматичный Нотт. — Надо это сделать — только Эйвери может не согласиться. Хотя у Малфоя соседи спокойные — и, кстати, как раз из двадцати восьми почти все, — он усмехнулся, — зато там Крэбб с Гойлом.

— А мы их тоже спросим, — предложил Мальсибер, — остальным-то наверняка всё равно. И, повернувшись к сидящим взади и мирно жующим прихваченные с обеда пирожки «Гениям», спросил:

— Господа, вы соседом по спальне довольны?

— Чо? — удивился Крэбб.

— Не хотите поменять Малфоя на Эйвери? — предложил Мальсибер.

— Чо? — повторил Крэбб. — На хрена нам Эйвери?

— Во-во, — поддержал его Гойл. — Вот на хрена? Только к Малфою привыкли с его пнем... этим... пеньуродом.

— С пеньуродом и жабой, — согласно кивнул Крэбб.

— Так Эйвери лучше! — убеждённо возразил Нотт. — Во-первых, он просто молча всех презирает — и никаких нотаций никому не читает. Во-вторых, он почти не бывает в спальне — только спит там. А Малфой так ведь и будет вас поучать! До самого выпуска. Не надоело?

— Чего ж вы тогда от такого хорошего отказываетесь? — подозрительно покосился на него Гойл. — Не, мы не согласные! А у Пиритсов вообще с Эйвери родовая вражда. Нам оно надо — их разнимать?

— Не надо, — помотал головой Крэбб. — Нафиг не надо.

— Так и прекрасно же! — возразил Нотт. — Они друг на друга замкнутся — и до вас ни тому, ни другому вообще никакого дела не будет! Хоть поживёте нормально. А мы не то что отказываемся — мы хотим Флинта чуть-чуть приструнить. А то он одного только Малфоя и слушает — вас-то он не трогает, а нас достал уже просто со своим квиддичем и здоровым режимом дня! А Малфой его на место сразу поставит. Эйвери-то и дела нет...

— Эта, — почесал затылок Гойл. — Не, не годится. Давайте нам тогда Флинта, а Малфоя себе берите. С пеньуродом.

— Во-во. И будет этот... Конфундус, — кивнул Крэбб.

— Вроде не Конфундус? — усомнился Гойл. — Конкретус?

— Да Мордред с ними обоими, — махнул лапищей Крэбб. — Короче, давайте Флинта — мы и про квиддич послушаем, все лучше, чем про жабу.

— И про пеньурода, — добавил Гойл, явно этим загадочным пеньуродом недовольный.

— А Эйвери себе оставьте, нафига он нам?

— Не получится, — вздохнул Нотт. — Флинт никуда не уйдёт. Да и нельзя... тут такое дело, — он понизил голос и огляделся. — Нельзя Эйвери с Малфоем в одной комнате жить. Никак нельзя.

— Чо? — изумился Крэбб. — Чо нельзя-то?

— И чего Флинт не пойдет? — спросил Гойл. — Он сам как-то говорил, что пошел бы...

— Дело не во Флинте, — терпеливо возразил Нотт, гася в себе желание приложить их обоих Конфундусом. Нет, определённо есть что-то в теории о том, что слишком чистая кровь — тоже плохо! — Я не могу рассказать вам всего, — вздохнул он. — Это тайна. И тайна чужая, не моя. Но просто поверьте мне на слово: Эйвери не может жить в одной комнате с Малфоем. Вы сами его спросите!

— Ладно, — озадаченно кивнул Крэбб. — Щаз спросим, — и заорал на весь кабинет истории магии так, что чуть не оглушил профессора Бинса: — Малфой, а чо ты с Эйвери жить не можешь?

Такой тишины кабинет Истории Магии не знал, кажется, никогда за всю свою тысячелетнюю историю.

— Мистер Крэбб! — возмущённое восклицание призрака буквально оглушило учеников. — Вы... вы наказаны! Я поговорю с вашим деканом, и он назначит вам наказание... телесное наказание, прошу заметить!

— Кто ж знал, что он такой феерический идиот, — пробормотал, будто оправдываясь, Нотт, оборачиваясь к беззвучно хохочущему Лестрейнджу и еле сдерживающему смех Тому.

Малфой же, изумлённо глядя на Крэбба, перевёл затем взгляд на сидящего за соседней партой Эйвери, и негромко сказал:

— Ну, это же просто катастрофа какая-то. Нет — я сдаюсь. Научить этих баранов чему бы то ни было просто нельзя. Невозможно. Пари держу, что никакому человеческому существу это попросту не под силу.

Крэбб с Гойлом переглянулись.

— Неужто уйдет? — написал на клочке пергамента Гойл.

— Ага. А ты не верил, — тихонько ответил Крэбб. — Щаз бы еще от Эйвери отбрехаться...

— Мистер Крэбб! — возмущённо проговорил Бинс. — Выйдите вон из класса! Немедленно!

— А чо я-то? — привычно спросил Крэбб. — Я ничо.

— Ну вот — я же говорил, — с какой-то отрешённостью проговорил Малфой. — Бесполезно.

— А я знаю, кто смог бы, — влез вдруг сидевший рядом с Малфоем Мальсибер. — Методом кнута и страха.

— Слизерин давно мёртв, — возразил ему Малфой. — Я же сказал: из людей. Живых, разумеется.

— А Эйвери бы сумел, — уверенно проговорил Мальсибер.

— Эйвери? — насмешливо переспросил Малфой, смерив того презрительным взглядом. — Если уж я не смог — куда ему даже браться? Да он и не станет — не совсем же он идиот, так позориться.

— Я, в отличие от некоторых, никогда не занимаюсь безнадежными случаями, — презрительно процедил Эйвери, — и не лезу в сомнительные прожекты. А еще — не опускаюсь до компании тех, в чьей родословной меньше десяти поколения чистокровных магов.

— Во слизеры дают! — присвистнул МакЛагген. — Прямо маггловский цирк с конями.

— Господа, — Том обвел однокурсников ледяным взором, под которым все умолкли и даже Гойл перестал жевать, — вспомним о том, что идет урок. А все обсуждения продолжим в свободное время — и без зрителей.

До ужина ничего интересного больше не происходило, но прямо перед ним на пути в Большой зал Том вновь встретил Хагрида, который, беззастенчиво схватив за рукав, оттащил его в сторону и возбужденно сказал:

— Я все так и думаю, что же делать теперь! Думаешь, ему плохо там? И вдруг его там найдут?

— И плохо, и найдут, — серьезно сказал Том. — Пирожки — это не замена полноценной пище, а профессора после отбоя собираются проверить подземелья. Миртл подслушала и мне рассказала.

— Но это нельзя же! — страдальчески проговорил Хагрид. — Помоги мне! — буквально взмолился он, с силой стискивая его плечо.

— С одной рукой я тебе точно не помогу! — чуть не взвыл Том. — Ты вообще что-нибудь знаешь об акромантулах?

— Извини, — виновато отдёрнул руку Хагрид. — Я много знаю! — заговорил он охотно — и с увлечением начал рассказывать Тому об этих тварях, и тот, внимательно его слушая, с удивлением понял, что не знает и половины того, что слышит.

— Хагрид, — Том только вздохнул. — Акромантулы живут в тропиках. Климат Шотландии для них вреден! А уж насколько они вредны для Шотландии... Да профессора его сразу заавадят, как только увидят!

— Так потому я и прячу! — воскликнул тот. — Нельзя его убивать! — горячо проговорил он. — Его надо просто спрятать... и потом... я не знаю — домой бы его, — неохотно закончил он. — Он умный и добрый — ни разу не напал на меня! Всё понимает...

— Домой, — Том задумчиво прищурил глаза. — Домой — это хорошо... кстати, а как он к тебе попал вообще?

— Я, — он смешался. — Я его... купил, в общем, — невнятно проговорил Хагрид.

— Акромантулы оптом и в розницу? — Том округлил глаза в притворном изумлении. — А яйцо дракона тебе случайно не предлагали? Его надо сегодня же, до отбоя увести в Запретный лес, — твердо сказал он. — А потом решать, куда пристроить на зиму.

— Предлагали, — смущённо проговорил Хагрид. — Но куда его тут... В Запретном лесу ему холодно, — печально проговорил он. — Ему надо какое-нибудь убежище тогда обустроить... и что он есть будет? Я ж его кормлю — он и охотиться ещё не умеет... наверное...

— Будет ему там убежище, — пообещал Том — и пошел готовить эвакуацию акромантула из Хогвартса.

Однако спокойно поработать ему не дали.

— Ты чего такой озадаченный? — спросил Лестрейндж, бесшумно подходя сзади и садясь рядом на стул. — Учиться же только начали!

— Будешь тут озабоченным, — проворчал Том, размышляя, куда поселить мордредова акромантула.

— Да что стряслось-то? — Лестрейндж быстро наклонился и заглянул под книгу, разглядывая обложку. — «Волшебные существа высших классов опасности»? — удивлённо прочитал он. — Это нас всех такой ужас на Уходе теперь ждёт? Мерлин, зачем я взял его...

— Это не на Уходе, — успокоил его Том. — Это у меня факультатив образовался. Внезапно.

— Какой факультатив? — укоризненно проговорил Лестрейндж. — Куда тебе ещё? И так в твоем расписании ни одного окна нет — ты словно решил получить титул самого занятого старшекурсника! Что за факультатив-то? — тут же спросил он с любопытством

— По Фантастическим тварям и местам их обитания, — порадовал его Том.

— И где они теперь обитают? — тотчас же влез в разговор Мальсибер.

— Ты решил проходить факультатив у Скамандера? — заинтересовался уже и Нотт. — Он разве берёт учеников? Он будет в Хогвартсе?

— Не слышал об этом, — с сожалением вздохнул Том. — А факультатив сам пришел. Нежданно.

— Как это? — удивлённо спросил Лестрейндж, а Мальсибер просто взял — и закрыл книгу прямо в руках у Тома и потребовал:

— Рассказывай уже толком!

— Хагрид решил завести себе питомца, — начал Том. — Акромантула.

— Ух ты! — восхитился Лестрейндж. — А решил или уже завёл? Я хочу посмотреть! — решительно заявил он.

— Вообще, акромантулов не держат в неволе, — сказал задумчиво Нотт. — Это может быть очень интересный опыт...

— Завел, — мрачно ответил Лестрейнджу Том. — Маленького. Футов трех, если не больше. И устроил ему логово здесь, в подземельях.

— Серьёзно? — в голосе Лестрейнджа было подозрительно много восхищения. — Мерлин — я хочу посмотреть! Ты видел уже?

— А вот я не уверен, что хочу, — благоразумно сказал Мальсибер. — А этот питомец не выберется случайно в коридор?

— А я бы посмотрел, — сказал Нотт. — Пойдёмте сегодня? — предложил он.

— Я тоже не видел — но подозреваю, что сегодня как раз и повидаюсь, — ответил Том. — Надо его из замка переселить в Запретный лес, пока на него не наткнулся кто-нибудь.

— Ты должен взять нас! — потребовал Лестрейндж. — Том, ты просто обязан — иначе мы тебя выследим и будет хуже.

— Я не... — начал было Мальсибер, но Лестрейндж его перебил:

— И ты тоже пойдёшь! Это же один раз в жизни можно увидеть такое!

— Пойдем, — вздохнул смирившийся с судьбой Том. — Флавий, можешь не ходить, если не хочешь. Будешь прикрывать наше отсутствие.

— Конечно же, он пойдёт! — безапелляционно заявил Лестрейндж. — Потом сто раз пожалеешь — а поздно будет, — сказал он Мальсиберу, и тот, поняв, что Лестрейндж не отстанет, неохотно кивнул.

— Собственно, я бы сказал, что уже более чем вечер, — разумно заметил Нотт. — Не пора ли нам прогуляться?

И четверо приключенцев отправились в подземелья — эвакуировать акромантула.

* * *

Хагрида Том выловил на половине дороги к подземельям.

— Вы... вы что тут все? — занервничал тот, оглядывая весело на него глядящих слизеринцев.

— Мы пришли познакомиться с твоим другом, — радостно сказал Лестрейндж.

— Одним нам не справиться, — объяснил Том. — Надо же ему убежище построить, ты сам сказал.

— И вы все поможете? — растерянно и растроганно спросил Хагрид.

— Конечно, поможем! — кивнул Лестрейндж. — Но сначала покажи его нам — надо же представить размер!

— И лучше поторопиться до отбоя, — напомнил Том.

— Зачем? — удивлённо спросил Лестрейндж. — Ты же староста.

— Я-то староста, — кивнул Том. — А вы кто? Это я могу еще час после отбоя бродить по замку, чего не скажешь о вас.

— А мы — твоя свита, — рассмеялся Лестрейндж. — Все же знают.

— Если нас кто тут и поймает — то Слагхорн или Кровавый барон, — сказал Мальсибер. — И есть у меня обоснованные сомнения в том, что кто-нибудь из них нас как-нибудь строго накажет.

— Дамблодор с Диппетом, — напомнил ему Том, — которые сегодня собрались на пару с Кеттлберном ловить двухвостую мантикору. Или гигантскую крысу.

— Разве мантикоры бывают двухвостыми? — удивился Нотт.

— Давайте поторопимся, что ли, — разумно предложил Лестрейндж. — С Кеттлберном еще договориться можно — но Дамблдор с Диппетом это не шутки. Пошли.

...Маленький паучок оказался действительно маленьким — чуть больше четырех футов высотой.

— Мерлин, — выдохнул Мальсибер.

— Не, это Арагог, — поправил Хагрид.

— Кажется, я передумал бояться змей, — нервно облизнув губы, сказал Мальсибер. — Они такие... понятные...

— Арагог — это ты его так назвал? — спросил с любопытством Лестрейндж, с восторгом разглядывавший акромантула. — Потрясающе... никогда такого не видел! — восхитился он искренне.

— Эта, — Хагрид подошел к Арагогу и осторожно погладил его по поросшей черными волосами спинке. — Это друзья, они помогут найти новое место, а то тут опасно стало.

— Опасно, — проскрипел паук. — Очень.

— Он разговаривает?! — с восторгом воскликнул Лестрейндж, а Мальсибер снова пробормотал:

— Мерлин, — и отошел подальше.

— Какой интересный феномен, — произнес Нотт. — До сих пор существовали две противоречащие друг другу теории о разумности акромантулов — но наличие речи, причём, я замечу, осознанной речи, однозначно доказывает наличие у них мышления.

— Вот с этим я бы поспорил, — сказал под нос себе Мальсибер.

— Арагог, — сказал Том, — тебе лучше перебраться в Запретный лес. Мы поможем тебе найти убежище — там есть пещеры, где ты мог бы поселиться. Или ты предпочтешь жить в чаще леса?

— В чаще! — ответил вместо него Мальсибер. — Я прямо чувствую, что он предпочитает жить в чаще! Подальше отсюда — здесь же опасно, ты сам сказал, — добавил он, обратившись к самому акромантулу.

— Так в чаще кентавры же, — испугался за питомца, обдумывающего ответ, Хагрид. — А в пещеры они не полезут.

— Чаща большая! — категорично возразил Мальсибер. — В ней всем места хватит!

— Пещеры тоже почти в чаще леса, — успокаивающе сказал ему Нотт. — Я думаю, пещеры лучше — там и удобнее прятаться, и температура куда постояннее.

— Пещеры, — определился Арагог. — Хорошо.

— Пещеры так пещеры, — нервно кивнул Мальсибер, стараясь держаться за спинами Нотта и Лестрейнджа. — Идёмте уже отсюда... ты знаешь хоть, где эти пещеры находятся? — спросил он у Тома.

— Знаю, — ответил Том, который узнал про них, прочитав одну из старинных книг по истории строительства Ховартса. — Идемте за мной — здесь есть подземный ход, ведущий прямо к опушке леса.

— Нам ты про него ни слова не говорил, — буркнул Лестрейндж, когда они двигались друг за другом по этому ходу. — Вообще-то это не по-товарищески.

— Я прочитал про него в конце прошлого года, — неохотно ответил Том. Оправдываться он терпеть не мог. — И просто не нашел подходящего случая.

— Ты ещё объяснительную с него стребуй, — пошутил Мальсибер, разряжая возникшее напряжение. — И назначь отработку. Как он, мерзавец, посмел не делиться персональным секретом?

— Мне, может, обидно, — засмеялся Лестрейндж.

...— Мы не заблудимся? — обеспокоенно спросил Нотт, когда они углубились в лес. Звериная тропа, выбранная Томом, доверия ему не внушала.

— Нет, — коротко ответил Том. Заблудиться он просто не мог — Хогвартс был для него как магнит для железа. Кровь Салазара, кровь потомка Основателя замка.

— Ни разу не был тут ночью, — признался Мальсибер, который неожиданно очень приободрился, едва они вышли на воздух. — Красиво здесь...

— Ты бы лучше под ноги смотрел, — одёрнул его Лестрейндж.

— Думаешь, там где-то дьявольские силки? — легкомысленно отмахнулся тот.

— Лучше бы ты остался в замке, — Том покачал головой. — Дьявольских силков тут нет, но древесных корней хватает.

— Меня не пугает расквашенный нос, — рассмеялся Мальсибер. — А здесь и вправду красиво — и когда я ещё рискну явиться в Запретный лес ночью.

— А сломанная нога тебя тоже не пугает? — сердито сказал Том. — Осторожнее! — Деревья расступились — и перед ними оказалось невысокое нагорье. — Надо немного взять южнее, — присмотревшись, сказал Том. — Там и будут пещеры.

— Ногу срастить недолго, — пренебрежительно фыркнул Мальсибер, — а не получится — так вы меня отлевитируете. Как здесь здорово! — произнес он с восторгом. — Запомнить бы ещё дорогу сюда...

— Он безнадежен, — шепнул Тому Нотт.

— Согласен, — Том внимательно осматривал местность. — Пришли! — скомандовал он. — Вот они, пещеры. И ручеек рядом — очень удобно.

— Я просто стараюсь запомнить, куда не надо ходить! — с весёлым возмущением воскликнул Мальсибер. — Для расширения кругозора и жизненного опыта мне вполне достаточно одной встречи с акромантулом! Хотя он, конечно же, милый, — добавил он, поглядев на расстроенного Хагрида.

— Милый? — удивился Арагог. — Новое слово. Что значит милый?

— Милый — это приятный и симпатичный, — пояснил ему Мальсибер, на что Лестрейндж тихо фыркнул, а Нотт беззвучно засмеялся.

— Сравнительным языкознанием можете заняться позже, — скомандовал Том. — Арагог, тебя устраивает место? Лучшего нам пока не найти. Тео, Ральф — ставим защиту от кентавров и крупных хищников.

— А я? — возмущённо спросил Мальсибер. — А я, пожалуй, поставлю обратную защиту, — предложил он тут же. — От случайных путников человечьего вида. То есть ты, — повернулся он к Хагриду, — сможешь пройти, потому что точно знаешь, куда идёшь и зачем — но случайный человек сюда просто не забредёт.

— И маскировку брось, — одобрительно кивнул Том. — Чтобы это место не светилось, как рождественская елка.

— Маскировку — это надо всем вместе, — покачал головой Мальсибер. — Чтобы не кусками, а разом — куполом... а лучше сеткой. Я сделаю — а вы в конце мне поможете, — предложил он.

Установка чар заняла куда больше времени, чем они все поначалу предполагали — и закончили работу они уже ближе к полуночи.

— Ну вот, — Том удовлетворенно огляделся, — все в порядке. Арагог, вот твой новый дом — а там, может быть, получится переправить тебя в джунгли.

Хагрид, прощавшийся с любимцем, шумно вздохнул.

— Я это... приходить буду. Часто.

— Приходи, — ответил паук. И, помедлив, добавил: — и вы тоже приходите. Иногда.

— Спасибо! — радостно сказал Лестрейндж. — Что тебе приносить в подарок?

— Спасибо, — поддержал его Нотт.

— Благодарю, — очень вежливо ответил Мальсибер.

— Подарок? — Арагог задумался. — Свежее мясо я добуду сам. Яйца?

— Яйца, — кивнул Лестрейндж. — Договорились.

— Вообще-то, говорить спасибо надо прежде всего ему, — сказал Мальсибер, указывая на Тома. — Это он нашёл это место — и вообще всё это затеял.

— Спасибо — смешное слово, — сказал Арагог, — но я тебя запомню.

— Нам пора, — сказал Нотт. — Уже ночь — нам бы выспаться. Зато сейчас нас уже вряд ли поймают.

— Что меня просто безмерно радует, — согласился с ним Том. И они поспешили в замок, где Том, не спавший прошлую ночь сначала из-за разговора с василиском, а потом из-за василисковых песен и плясок, надеялся наконец-то выспаться.

Утром Том Марволо Гонт, префект Слизерина, а в будущем году — самый вероятный из всех кандидатов в префекты школы, проснулся с криком.

Болотная гадюка Марша, его фамильяр, обычно спящая с ним рядом, обеспокоенно шипела, заглядывая Тому в глаза.

— Где ты был, хозяин? Я никак не могла до тебя дозваться. Тебе еще не время уходить в страну Доброй Охоты!

— Где я был... — Том передернул плечами, как от сильного озноба. — Я и сам не могу понять, где я был. Подожди, — он осторожно отодвинул змею и рывком раздвинул полог. Спальня Слизерина. Шесть кроватей. Спальня «Наследников двадцати восьми семей», как называли ее однокурсники, на что Эйвери обычно кисло отвечал, что Мальсибер к «Двадцати восьми священным» никак не относится... Мальсибер, Лестрейдж, Нотт — его друзья, Флинт — неплохой приятель, Эйвери... Ну, Эйвери есть Эйвери. Бывает и хуже. Все привычно, все знакомо... Или нет? Он торопливо откинул крышку сундука. Аккуратно сложенные мантии — мама с детства приучала его не швырять одежду как попало, рубашки, носки, Связанный мамой теплый свитер — она все переживала, что в подземельях холодно, ровные стопки пергамента, несколько стопок бумаги, тетради... Синяя, в которой он вел записи в прошлом году, работая над проектом по траннсфигурации, и… совершенно ему незнакомая черная. Абсолютно пустая, хотя Том готов был поклясться, что делал в ней записи каждый день. И трижды произнесенное Апарекио не выявило никаких скрытых записей. Мерлин…

Он, повинуясь какому-то странному чувству, схватил перо и написал:

«Сегодня пятое сентября 1943 года». Надпись мгновенно впиталась в страницу, не оставив никакого следа, и Том решил закрыть тетрадь — но тут на листе стали появляться строчки, написанные его собственной рукой.

«Ну, здравствуй, Том Марволо Гонт. Вот ты и появился».

— Ты орал, — услышал Том сонный голос Мальсибера и, обернувшись на него, увидел его заспанную физиономию, выглядывающую из-за задёрнутых шторок полога. — Ты решил изобразить сегодня будильник, или тебе что-то приснилось?

— Приснилось, — тихо ответил Том, торопливо пряча под подушку мордредову тетрадь и перо. — Я такого кошмара даже представить себе не мог. Будто я — это не я. То есть другой я.

— Как это другой ты? — Мальсибер мгновенно проснулся и даже паясничать перестал — откинул шторки, встал, натянул халат и пересел на кровать к Тому. — Расскажи мне, — попросил он. — Ты до сих пор бледный и мокрый, — он протянул ему вынутый из кармана слегка мятый, но идеально чистый платок.

— Я не говорил раньше, — вздохнул Том, — но выжили мы с мамой... чудом. Маме плохо стало перед тем, как я родился — а она оказалась в маггловском Лондоне, одна, без палочки... И до Мунго добраться не смогла. Так вот, ее тогда один волшебник поднял, когда она упала — и успел в Мунго доставить. Там я и родился, и мама выжила... А теперь мне снилось, что никакого волшебника не было, мама умерла в родах, магглы ей помочь не смогли, а я... я выжил, и меня отправили в маггловский приют. И звали меня — Том Риддл.

— Жуть какая, — серьёзно и тихо сказал Мальсибер. — А что такое «приют»? Магглы собирают куда-то таких младенцев без родителей — и что с ними делают? Не могут же дети всё время жить там одни? А имя красивое, — добавил он, улыбнувшись. — Тебе бы даже пошло... ты сам — одна большая загадка.

— Приют... — Том вздрогнул. — Жуткое место, я его ненавидел. Там постоянно было холодно. И всегда хотелось есть. Кормили... так, чтобы только не умереть, и старшие всегда отбирали еду у младших. И наказывали — за все. Не так посмотрел, не так ответил, попался на глаза в плохую минуту. Порка или карцер — без еды и воды. На день. Иногда на два. И работа, работа, работа — мыть полы, чистить котлы на кухне, убирать территорию, весной, летом и осенью — работать на фермах, нас туда сдавали в аренду. А потом за мной пришел Дамблдор, — его голос зазвенел от ненависти. — Меня в очередной раз заперли в карцере за непочтение, пообещав сдать в сумасшедший дом. И тут этот... со словами об особенной школе. Я и решил, что он из Бедлама за мной явился.

Мальсибер вдруг обнял его за плечи и крепко сжал руку.

— Похоже на насланный кем-то кошмар, — сказал он серьёзно. — Я не возьмусь смотреть сам, но могу написать отцу — и вы встретитесь с ним где-нибудь вечером. Он посмотрит. А мы прикроем тебя, — он помолчал, так и не отпуская его, а потом спросил: — А что такое Бедлам? И хотел бы я знать, почему тебе приснился именно Дамблдор... просто потому, что ты его так не любишь, или есть ещё какая-нибудь причина.

— Бедлам — это сумасшедший дом у магглов, — ответил Том. И обреченно спросил: — Вот только откуда мне об этом знать? А я знаю. И еще много чего... Подожди пока писать отцу — я хочу попробовать разобраться сам. А Дамблдор... знаешь, ну кто еще мог присниться в кошмаре? Только этот лицемер. Знаешь, там, в карцере, шкаф был. Запертый. Воспитатели всякую всячину запирали, которую добрые британцы дарили бедным сироткам — мячи, куклы... как будто у нас было время и возможность играть! А потом нам эти вещи выдавали — на время проверок. Так вот, Дамбдор решил, что это — моя комната, а в шкафу я прячу чужие вещи. Ворованные. Отдельная комната в приюте, надо же! — Том горько рассмеялся. — И он поджёг шкаф, чтобы отучить меня от воровства. А я смотрел на горящий шкаф и думал, что теперь меня за сгоревшие вещи выпорют до полусмерти...

— Эй, — Мальсибер развернул его к себе и посмотрел Тому в глаза. — Это просто сон. Жуткий — и ты прав, с ним надо как следует разобраться, если могу помочь — я всё сделаю. И всё-таки это сон. Я не знаю, откуда ты знаешь такие вещи, как вот этот сумасшедший дом — и не знаю, что это такое... дом, который сводит с ума? У магглов же не может, наверное, быть самостоятельно безумного дома? — но я точно знаю, что ты — это ты, Том Гонт, которого я знаю с самого детства. И тебя, и маму твою, и вообще — так что давай разбираться вместе, если захочешь, но сперва успокойся, — он улыбнулся ему. — И раз уж ты проснулся так рано и меня разбудил ни свет, ни заря — можно пойти прогуляться. Как раз успокоишься, — предложил он. — Ну, или я дальше спать пойду, — добавил он, немного подумав — и рассмеялся.

— Ты ложись, пожалуй, — вздохнул Том, — а я пока почитаю. Не хочу сейчас никого видеть, — признался он. — А во время прогулки не дай Мерлин на кого-то наткнуться.

Он решил почитать загадочную тетрадь, которую захлопнул после появившейся там фразы. Зря захлопнул — возможно, именно там и таятся ответы на все его вопросы?

— Зови, если что, — кивнул Мальсибер — и, вернувшись к себе, снова задёрнул шторы и, повозившись немного, затих, вероятно, уснув.

В комнате вновь установилась та особая тишина, что бывает в общих спальнях, когда все их обитатели действительно спят — нарушаемая дыханием, храпом, вздохами и всеми теми звуками, которые издают во сне здоровые люди.

Том задернул полог, достал тетрадь, положив ее на колени, раскрыл и вывел новую строчку:

— Кто ты?

— А ты не догадался? — ответ появился еще до того, как Том поставил знак вопроса.

— Догадался, — неохотно написал Том.

— И кто же я? — Тому померещилась насмешка в каллиграфическом идеальном почерке.

— Том Марволо Риддл, — ответил Том.

— Верно.

— Весь? — Мерлин, он что, загнал себя в тетрадь, как в ловушку? Неужели можно быть таким идиотом?

— Ты идиот? — ответил... Риддл, так будет точнее. — Здесь часть моей памяти, не больше. Не люблю, знаешь ли, чувствовать себя брошенным в воду щенком.

— Знакомо. Что это был за сон?

— Какой? — написал Риддл.

— Приют.

— Мое прошлое. Прошлое, которое я изменил — и появился ты.

Том вдруг вспомнил что-то такое — какое-то больше похожее на ещё один сон... или, может быть, чужую, прочитанную или подслушанную где-то мысль о том, что надо записывать всё происходящее в дневник, чтобы не запутаться... в чём?

— И когда ты изменил прошлое... — начал было писать Том — и тотчас же получил ответ.

— Появился Том Марволо Гонт. Чистокровный наследник Салазара, один из двадцати восьми, выросший с любящей его матерью. Вот только приютский сирота Том Риддл тоже никуда не пропал. И мы с тобой оказались в одном теле. Так что привет, я твоя шизофрения! И мы всё же попали в Бедлам! — Том словно услышал его смех, горький и издевательский одновременно.

— И.. что было дальше? — осторожно спросил Том.

— А дальше я решил, что хватит с меня приюта — и стал создавать себе — и тебе — нормальное детство. С домом, мамой, друзьями... И у меня все получилось — только после каждого прыжка в прошлое менялась и реальность вокруг меня.

— Это был ты? — торопливо написал Том. Как-то сразу в голову пришло. — Тот маг, который спас маму и меня в день моего рождения?

— Я. И я же чуть не убил нас всех, когда испугался происходящих со мной перемен.

— Зачем? — не понял Том.

— Что зачем? — переспросил Риддл.

— Зачем менять то, что ты сам хотел получить?

— Потому, что я испугался, — идеально ровные строчки резко поехали вниз, а буквы стали плясать, как пьяные. — Испугался потерять себя самого. И вернулся в день своего рождения — чтобы вернуть все на свои места.

— Вернул?

— Вернул. Мама не дошла до приюта — и я не родился на свет. Знаешь — это было жутко. Страшнее смерти под обстрелом — помнишь?

— Но как же тогда...

— Я проснулся — это был лишь кошмар. Я был жив, я снова был Томом Риддлом, который держал в кулаке весь факультет — так, что даже услышав мой крик, никто не рискнул подойти. И тогда я взмолился всем богам, магам, высшим силам — чтобы и это пробуждение тоже было лишь кошмарным сном. И кто-то меня все же услышал. После этого я и стал вести записи в этой тетради — чтобы не наделать ошибок в будущем.

— Ты опять уходил в прошлое? Зачем, если это так опасно? И как ты туда попал… Погоди, ты нашел хроноворот? Где? — недоуменно спросил Том. Нет, Риддл все-таки ненормальный.

— Нашел — но об этом позже. А уходил я потом ещё пару раз, — ответил Риддл. — Последний раз — присмотреть за тем, чтобы мама сдала экзамены и нашла работу. А потом... я отдал хроноворот обратно.

— Кому?

— Василиску Салазара Слизерина, — написал Риддл с откровенной насмешкой.

— Мерлин...

— Подсказать, как найти василиска? — в строчках явно просматривалось веселое ехидство.

— Да! — мгновенно написал Том. И трижды подчеркнул слово.

— Ты явно переобщался с Лестрейнджем и Мальсибером, — констатировал Риддл.

— Ты с ними не дружил? — удивился Том.

— У меня не было друзей. Были только те, кого я использовал.

Тому стало очень неуютно.

— Постой! — вдруг вспомнил Том еще одну вещь. — Кузен Томас Джонс-Гонт, сын тетушки Майи... это же был ты, верно? Я помню, он уехал в Бразилию, когда мне было года три — и пропал... мама тогда плакала, когда думала, что я не вижу.

— Да, это тоже был я, — на листке появилась клякса. — Плакала... Я объяснил ей, что больше не приду — и вернул хроноворот василиску. Чтобы избежать соблазна. А сам спешно наложил чары на дневник — было у меня подозрение, что две наши личности сольются окончательно, когда хроноворот вернется на свое законное место. Так оно и вышло. Я надеюсь, ты никому не проболтался о дневнике?

— О дневнике — нет.

— А о чем? — с подозрением спросил Риддл.

— Мне кошмар приснился. О приюте.

— Кому ты рассказал? Лестрейнджу? — обеспокоенно спросил Риддл.

— Мальсиберу. Он предложил рассказать своему отцу...

— Не вздумай! — фраза была подчеркнута несколько раз.

— Почему не вздумай-то? — изумился Том. — Мистер Мальсибер прекрасный менталист и хороший человек…

— Хороший человек из Отдела Тайн. Хочешь побывать подопытным кроликом? Или маму такой сделать? — издевательски поинтересовался Риддл.

— Не хочу, — быстро написал Том.

— Вот и не рассказывай ничего. Кошмар приснился. Мало ли. А потом сходи к василиску, отнеси ему камней — только немного, а то опять в загул уйдет. И принимайся за работу над Философским камнем, — деловито распорядился Риддл.

— Над камнем? Его же Фламель создал, зачем мне это делать?

— Чтобы стать если не бессмертным, то продлить свою жизнь очень и очень надолго.

— Но ведь Философский камень гарантированно продляет жизнь только своему создателю, — недоуменно ответил Том. — То есть я буду жив — а все, кто мне дорог, умрут? Зачем мне такое бессмертие?

— Идиот, — устало написал Риддл. — Зачем вообще тебе другие?

— Я не хочу сидеть, как сыч, на своем бессмертии! — Том даже порвал страницу, слишком сильно нажав на перо. — Мне это не нужно!

— Не думал, что настолько фатально поглупею, — зло ответил Риддл. — Ты понимаешь, что такое — не быть?

— Понимаю, — написал Том. — Я ведь помню твой приют. Но еще страшнее, чем не быть — это быть совсем одному. Так что я лучше поищу возможность сварить зелье, продляющее жизнь. Или лечащее от всех болезней.

— Панацеи не существует, неуч! — возмущенно написал Риддл.

— Значит, надо ее создать! — убежденно ответил Том.

— Создавай, — Том словно услышал усталый вздох. — Мерлин с тобой. Только не проговорись никому про дневник. Я тоже не жажду попасть в цепкие руки исследователей из Отдела тайн.

— Договорились, — твердо пообещал Том.

Том закрыл тетрадь и долго сидел, глядя на неё невидящими глазами и пытаясь как-то всё это осознать. Он раздобыл Хроноворот. Познакомился с василиском. Прыгал в прошлое, меняя реальности... Это он еще мог понять. Но вот желание быть бессмертным... Жить вечно, когда умрут все, кого он любил — и кто любил его... Хоронить маму, друзей, жену и детей, если они появятся, а потом внуков, правнуков... вот он, настоящий кошмар! Быть всегда одному, как... как прокаженный у магглов, всплыло в него в голове странное, ему самому не понятное до конца сравнение. Немыслимо. Неужели другому ему не приходило в голову, что это куда страшнее смерти? Зачем Тому такое бессмертие, больше похожее на какое-то чудовищное проклятье?

Он потёр ладонями лицо и, спрятав тетрадь в сундук, неслышно обошёл комнату, раздвигая занавеси пологов и глядя на своих спящих товарищей. Нет... определённо нет — он никому не пожелает подобного будущего. Да и что такого уж страшного в смерти? Всё живое когда-нибудь умирает, чтобы уступить место новому — это естественный и нормальный закон. Какая же чушь его когда-то занимала... так странно.

Прославить своё имя так, чтобы его помнили и через тысячу лет — вот достойная цель. Жить так, как захочется ему самому, иметь всё — семью, славу, друзей — это цель. А бессмертие... кому оно нужно? Так всю жизнь и пробегать от смерти — и ничего больше не сделать и не узнать? Каким он когда-то был... странным. Ну, уж нет — подобные глупости Тома не интересовали.

А вот если и вправду сделать продлевающее жизнь и молодость зелье... И ещё исцеляющее... И ещё...

Том лёг на кровать и, продолжая строить планы на будущее, не заметил, как погрузился в сон — и последней его мыслью была: «Надо будет всё-таки отыскать василиска. Если у него был хроноворот — могли же остаться легендарные записки Салазара о Зельях?»