Попаданки на завтрак не остаются (джен)

Бросив последний взгляд на Морию, я посмотрела на друзей. М-да, видок у нас сейчас тот еще: черные от пыли и копоти лица с белыми потеками от слез да горящие глаза — ни дать, ни взять — шахтеры после смены. Я поднялась с камня, на котором сидела, и тихо охнула от боли, внезапно пронзившей правый бок. Приложив к нему руку, я почувствовала что-то липкое. Полная дурных предчувствий, осторожно отняла руку от бока — так и есть, это кровь! Стараясь не привлекать внимания своих спутников, я ощупала себя, пытаясь понять, с чем связано ранение. Никаких стрел нигде не торчало, да и сама рана на ощупь оказалась не более чем царапиной. Видать, зацепило, когда бежали к мосту. Горящий зал снова возник перед глазами, заставляя судорожно вздохнуть, — сейчас Гэндальф летел туда, в глубочайшую горную впадину, сгорая в пламени древнего демона…

— Нам пора уходить, — Арагорн помог подняться Пиппину, окидывая всех тяжелым взглядом, — сейчас полдень, до заката орки не высунутся. Стоит уйти как можно дальше от ворот.

Мы посмотрели вперед, на узкую горную долину, что раскинулась перед нами. С юга, куда позволял проникнуть взор, тянулись горные хребты. Три вершины выделялись на фоне неба: Келебдил, Фануидол и Карадрас. Ущелье пересекала шумная горная река, искрясь водопадами. Яркое солнце освещало ее; в небе, невидимый нам, летал орел — его пронзительный крик доносился до нас, падая с высоты.

— Мы должны были спуститься там, вдоль реки, — вздохнул Арагорн. — Я предупреждал тебя, Гэндальф, — чуть слышно произнес он, обращаясь к Мории. — И оказался прав. Но от этого мне не легче...

На востоке горы внезапно обрывались, дальше смутно синели неведомые земли. Неподалеку, метрах в пятистах, лежало озеро в форме наконечника копья. Ровную и гладкую поверхность не нарушала рябь. Но если озеро у входа в Морию выглядело мутным, а вода в нем казалась отравленной, то от этого веяло величием и покоем, если можно так сказать про водоем.

— Там дремлет наш легендарный Келед Зарам, — печально произнес Гимли. — «Да возрадуется твое сердце, когда ты увидишь его…» Сколько дорог я теперь пройду, прежде чем оно снова возрадуется?

— Я, возможно, не сильно тебя утешу, — я тихо подошла к гному, — но я уверена, наступит то время, когда ты больше не будешь испытывать этой боли... — я положила руку ему на плечо, осторожно сжав.

— Ты же знаешь, что Гэндальф жив, — прошептала Женечка, когда мы начали спускаться вниз, — к чему делать вид, что тебе так же тяжело, как и им? Давай расскажем все, как есть!

— Я тебе расскажу! — я зло посмотрела на девушку. — Даже то, что мы идем с Братством, может все изменить, что случится, расскажи ты им все?

— Ой, да все нормально будет, — отмахнулась Женечка, — Боромир выживет, Халдир выживет и… и…

— А дальше что?! — я с интересом посмотрела на нее. — Что будет дальше? Если все Братство пойдет с Фродо, они не спасут Теодена, Рохан, а значит, и Гондор. А если Фродо пойдет с Братством, вообще неизвестно, что будет. И, кстати, Халдир вообще умирать пока не собирается, зря ты его хоронить решила. Хотя если ты появишься, все может быть…

Я поспешила вперед, пытаясь не обращать внимания на тянущую боль в боку. Мы вышли на остатки широкой мощеной дороги, радуясь возможности хоть немного пройтись по ровной земле. По бокам от нее сохранились остатки зданий, все это очень походило на тот тракт, по которому мы шли к Мории. Вот только руны здесь были другие, гномьи. Гимли и Фродо ушли посмотреть озеро, мы же пока присели, пользуясь любой минутой, чтобы передохнуть.

— Евгениель, что с твоим глазом? — Леголас осторожно обошел Женечку, разглядывая ее лицо. Боромир заинтересованно подошел поближе и даже чуть присел. Я присмотрелась повнимательнее и, не удержавшись, прыснула со смеху, хватаясь за больной бок.

— У тебя ус отклеился! — проговорила я наконец сквозь смех. Двое мужчин недоуменно уставились на меня как на полоумную. Видно, пока мы были в Мории, шикарные нарощенные ресницы типа «норка» отклеились наконец от одного глаза. Интересно, конечно, как они умудрились продержаться все это время, подозреваю, что Женечка как-то их подклеивала в Ривенделле. Теперь один глаз хвастался почти полным отсутствием ресниц, а на втором уже угрожающе трепыхались уголки былого великолепия. Я как можно бодрее поднялась и, осторожно взявшись за кончик, потянула его, снимая. Женечка всхлипнула, закрывая глаз рукой. Я помотала в воздухе опахалом, показывая его удивленным воинам.

— Что это? — на лице Боромира отразилась небывалая гамма брезгливости.

— Этим юные, да и не юные тоже, девы моего мира украшают себя, дабы нравиться мужчинам! — я положила ресницы ему на ладонь. Боромир поспешил выкинуть остатки ресниц подальше, вытирая руку о штаны.

— Интересно, к чему им это? — гондорец окинул Женечку подозрительным взглядом, затем посмотрел на меня. — А что еще делают девы, чтобы нравиться мужчинам?

— О, мой друг, много чего! — я наклонилась к уху Боромира и прошептала: — Но тебе об этом знать необязательно. Это наши женские секреты.

Если честно, я давно подозревала, что Женечка носит пуш-ап, — мне слабо верилось, что у шестнадцатилетней очень худенькой, если не сказать тощей, девушки может быть грудь минимум третьего с половиной размера. Обратив внимание на то, как вспыхнула девушка, я поняла, что была права. Теперь уже и Леголас с интересом посмотрел на нее, словно пытаясь угадать, в чем еще может быть подвох. Да, сегодня я была очень злой, поэтому, возможно, переборщила с жестокими шутками, вон стоит теперь чудо в перьях и слезы глотает. Ну ничего, быстрее поймет, как выглядеть хорошо, не обманывая окружающих.

Мы снова бежали вперед, на ходу глотая остатки воды и размазывая ее по лицу. После душных подземелий воздух был слишком чистым и холодным. Я чувствовала, как меня бьет озноб и кружится голова. Не хотелось задерживать всех из-за одной себя любимой, благо Арагорн заметил, что Фродо тоже очень устал, и велел останавливаться на привал. Мы давно уже шли вдоль ручья, постепенно разлившегося рекой. Арагорн сказал, что это Серебрень, она впадает в Андуин, пролегая через Лориэн. Берега облепили низкорослые пихты и заросли ягод, галечный пляж полого входил в прозрачную воду.

Пробормотав что-то о крайней необходимости помыться, я побрела вдоль берега, стараясь далеко не отходить. Чистая рубаха и штаны аккуратно расположились рядом со сброшенным в кучу грязным тряпьем, три недели служившим мне одеждой. Вода показалась ледяной, толпа мурашек моментально пробежала от кончиков пальцев до корней волос, перехватывая дыхание. Но, понимая необходимость купания, я глубоко вздохнула и нырнула, моментально выныривая и хватая ртом воздух. Схватив пригоршню песка со дна, я принялась яростно себя скрести, оттирая грязь, пыль и пот, растирая тело до красноты. Окунув голову, потерла ее песком, понимая, что сильно тут делу не поможешь и без теплой воды хорошо не отмоешь. Однако результат все же был — волосы начали поскрипывать, избавляясь от львиной доли грязи. Все купание заняло не больше пяти минут. Щелкая зубами, я втиснулась в штаны и накинула на себя рубаху, наконец получив возможность рассмотреть свою рану. Скосив глаза на бок, я почувствовала, как меня замутило: царапина оказалась глубиной почти в два сантиметра, пропоров слой кожи и подкожного жира (никогда не думала, что скажу это, но спасибо тебе, жир!). Кровь уже перестала идти, порез слабо поблескивал от сукровицы. Надо было чем-то его перевязать, ведь пока мы доберемся до эльфов, все может стать гораздо хуже. Позади послышались шаги, и я спешно опустила ткань, поворачиваясь к шедшему. Это оказалась Женечка. Она с ненавистью смотрела на меня, явно собираясь высказать все, что обо мне думает.

— Как ты могла так поступить со мной?! — девушка пересекла поляну, останавливаясь передо мной. — Унизить меня перед Боромиром и Леголасом?! Сначала я была зла, но потом поняла — ты просто мне завидуешь! — Женечка уперла руки в боки и уставилась на меня, прожигая во мне взглядом дыру.

— Завидую? — я удивленно посмотрела на Женечку, опускаясь, чтобы поднять грязные вещи. Я понимала, что этого разговора не избежать, но при чем тут обвинения в зависти?!

— Конечно, завидуешь, моей красоте и молодости, тому, что Леголас любит меня, а не тебя! — девушка торжествующе уставилась на меня. — Ты старая дура, никому не нужная! — еще немного, и девушка была готова перейти на визг.

— Старая?! — я возмущенно посмотрела на Женечку. Нет, всякая наглость должна иметь свои пределы! Да я даже комментировать это не собираюсь! Голова немного закружилась, когда я резко поднялась. Развернувшись, я пошла к месту стоянки, понимая, что без помощи Арагорна мне все же не обойтись.

— Беги-беги! Тупая старуха! — голос Женечки разнесся по воде, долетая до лагеря.

— Это она кого там старухой назвала? — Боромир поднял взгляд от меча, который точил. — Тебя, что ли?

Я пожала плечами, подходя к Арагорну. Он только закончил врачевать Фродо и поднял на меня глаза. Я присела, молча приподнимая край рубахи.

— Что же ты сразу не сказала? — следопыт укоризненно покачал головой, осторожно дотрагиваясь до краев раны.

— А это что-нибудь бы изменило? — я зажмурилась, чувствуя, как защипало края от прикосновения теплой ткани.

— Рана, конечно, не глубокая, но все же не стоит скрывать такие вещи, — мужчина промакивал кожу, стирая кровь и сукровицу. Он осторожно стянул края, накладывая зеленую жижу из листьев на порез. — А если бы мы были далеко от любой помощи, ты бы тоже молча шла с нами, пока не свалилась бы от воспаления? А нам бы потом пришлось тебя на себе тащить!

Я стыдливо опустила голову, признавая правоту дунадана. Решила, что не стоит тревожить, а оказалось, думала только о себе.

— Прости, Арагорн, — я подняла глаза, встречаясь с понимающим взглядом. — Я действительно думала, что так будет лучше, но, выходит, ошибалась.

— Я понимаю твое желание не быть обузой, — воин осторожно положил ладонь на мои пальцы, теребящие край ткани на коленях. — Но я так же хочу, чтобы ты помнила, что не одна, а рядом друзья, готовые помочь и поддержать. — Он так посмотрел на меня, что я сразу поняла — следопыт знает про мои слезливые истерики по дому, в которые я иногда впадала, когда думала, что никто не видит.

— Спасибо, — я с трудом проглотила стоящий ком в горле. Арагорн наложил повязку, и я благодарно кивнула ему, присаживаясь на поваленный ствол дерева. Я всегда немного робела перед этим мужчиной, признавая его опыт и силу. Он казался таким мудрым и усталым, что даже шутить на любые темы с ним не очень получалось. Вот Боромир — другое дело.

— Так сколько же тебе лет? — гондорец с любопытством подсел поближе, протягивая миску с похлебкой. Я поспешно сунула ложку в рот, радуясь тому, что наконец появилась горячая еда. Это был второй или третий раз за весь поход, когда мы разводили костер, чтобы нормально поесть, так что очередь проявлять свои кулинарные таланты до меня пока не дошла. Сегодня готовил Гимли, точнее, разогревал остатки сухого мяса со сморщенной картошкой, завалявшейся в мешке у Сэма. Если бы не Лориэн под боком, вскоре пришлось бы выходить на охоту.

— Шришать два, — я все-таки обожглась и теперь осторожно дула на ложку. Боромир присвистнул, глядя на меня внимательнее.

— Многовато для незамужней девы, — он осмотрел меня. — Будь ты попышнее, — воин слегка ущипнул меня за бедро, — я бы на тебе, может, и женился.

— Не женился бы, — я улыбнулась, — родом для тебя не вышла.

— Может, и не женился бы, — легко согласился воин, — но на сеновале бы не раз повалялись, это точно! — он обаятельно улыбнулся и подмигнул. — А сколько же тогда Евгениеэль?

— Шестнадцать, — из ниоткуда возник Леголас, присаживаясь с другой стороны от меня. — Слишком мало для того, чтобы так вести себя со старшими. — Эльф поджал губы, неодобрительно глядя на только что появившуюся девушку. Она демонстративно отошла на другой конец поляны, присаживаясь рядом с Фродо.

— В самый раз, чтобы жениться! — жизнерадостно заключил Боромир. — Вот только она совсем для меня тощая!

— Я с тобой согласен полностью, — подключился Гимли, — в девушке все должно быть прекрасно — и грудь, и бедра… — гном показал на себе, как именно все должно выглядеть на его идеале.

— Ха-ха-ха, мастер гном знает толк в женской красоте! — захохотал Боромир, хлопая себя по коленям.

— Я, если честно, тоже пышненьких люблю, — смущенно проговорил Сэм.

— И мы! — хором ответили Мерри и Пиппин. Арагорн промолчал, вспоминая свою любимую, а Фродо просто тихо дремал, завернувшись в плащ.

Солнце клонилось к закату, когда впереди возникла серая стена. Издалека было не разобрать, что это, но Арагорн и Леголас заметно ободрились.

— Это Лотлориэн! — глаза эльфа заискрились. — В песнях моего народа много говорится о неувядающих лесах! Как бы возрадовалось мое сердце, приди мы сюда весной!

— Мое возрадуется и зимой, — ответил Арагорн, ускоряясь. Вскоре огромные деревья уже закрывали небосвод от нас; в звездном свете серые стволы таинственно мерцали. Серебрень нырнула следом, приглашая идти за собой.

— Эльфы живут дальше, в глубине, — следопыт указал на лес, — но сегодня мы больше не пойдем, заночуем здесь. Надеюсь, чары благословенного народа уберегут нас от напасти.

Мы прошли еще немного, навстречу сбегала еще одна речка, звонкая и игривая, полная неглубоких водоворотов. Золотые листья кружились в ней, похожие на редких рыбок.

— Это Нимродель, — с небывалой нежностью в голосе проговорил Леголас. — В Сумеречье поют песни о ней. Давайте перейдем реку вброд, возможно, она поможет нам на время забыть свою скорбь и смыть усталость.

Мы с готовностью разулись, входя в холодную воду. Странно, но она не казалась ледяной, мягко обволакивая, нежно плескаясь вокруг ступней. Я осторожно шла по гладким камням, чувствуя, как уходит малейшая боль и становится легче дышать. На другом берегу мы расположились на привал, и Леголас пел нам чудесную песню. Казалось, что лес вокруг затих и прислушивается к нам, подпевая.

— Это прекрасная песня и печальная, ибо рассказывает о том, как Зло пробудилось в горах и многие эльфы из народа Нимродели ушли за море. Но она заблудилась в горах и не успела попасть на корабль, где ждал ее возлюбленный Амрот. Говорят, по весне звучит голос Нимродели и тогда можно услышать, как ей отвечает Амрот, — Леголас вздохнул, обводя взглядом берега реки. — Она жила здесь, на берегу реки, на дереве, как это принято у лориэнских эльфов, их даже называют Галадрим, Древесный Народ. Думаю, там, дальше, мы обязательно встретим дома-на-деревьях. Древесный Народ не зарывается под землю, как гномы, и ранее не строил укреплений, пока не пришла Тень.

— И я прекрасно их понимаю, — проворчал Гимли, выразительно глядя на дорогу, по которой мы пришли. — Это намного безопаснее, чем спать на земле.

— Я согласен с тобой, друг, — Арагорн поднялся, — нам стоит уйти с дороги подальше. Хотя раньше орки не осмеливались появляться на границах Золотого Леса, но кто знает, как изменился мир вокруг.

Отряд углубился в лес, деревья стали попадаться большие, некоторые в несколько обхватов. В темноте меллирн мало чем отличались от обычных деревьев. Думаю, завтра, при солнечном свете, все будет казаться другим, но сейчас я видела перед собой обычный ночной лес. Ветки густо переплетались над головой. Леголас решил проверить, сможем ли мы забраться на одно из деревьев, и без разгона подпрыгнул наверх, зацепившись за ветку и раскачиваясь, чтобы прыгнуть дальше.

— Даро! — Леголас от неожиданности выпустил ветку и мягко приземлился на ноги. Сверху раздался смех и голоса на непонятном языке. На синдарин он почти не походил, но Леголас легко ответил им, поворачиваясь к нам.

— Это лориэнские эльфы, и они давно уже наблюдают за нами, — он с улыбкой посмотрел на Сэма, — и они сказали, что ты так пыхтишь, что в тебя легко попасть даже в полной темноте.

Сэм в испуге зажал рукой рот, глядя наверх.

— Мы с Фродо поднимемся наверх, они предупреждены о нашем прибытии, — с этими словами Леголас легко вскарабкался по слабо мерцавшей лестнице, спущенной сверху. Следом полез неотвязный Сэм, мы же пока сели под деревом, тихо обсуждая произошедшее.

Спустя полчаса Леголас вернулся и повел нас к другому дереву, рассказывая, что сегодня мы заночуем здесь, а завтра стража отведет нас в город. Мы забрались наверх, осматриваясь. Под ногами был крепкий деревянный настил, но ни перил, ни стен вокруг не было. Укладываясь в центр, мы постарались прижаться друг к другу поближе и поочередно провалились в сон, боясь к утру оказаться на земле.