Rebel scum (джен)

Rebel scum — идиома, троп из Звёздных войн: http://tvtropes.org/pmwiki/pmwiki.php/Main/YouRebelScum

 

 

Порыв ветра плюнул в лицо песком. Паренёк пошатнулся, мотнув головой в попытке отряхнуться; одна рука неприкаянно болталась сбоку, вторую он прижимал к животу, а самого мотало по обочине, будто тем ветром.

Он не останавливался уже почти сутки, с тех пор, как выбежал, спотыкаясь и цепляя руками за гравий, из дома, который никогда ему так домом и не стал. Добравшись до Риверсайда, он угнал неудачно оставленный байк и по полям и карьерам даже пересёк границу Айовы, потом — вскочил на подножку какого-то грузового состава. И теперь, кажется, оказался в Миссисипи — или это был уже Техас?

Джеймс — всю жизнь его звали Джеймсом, все, начиная с матери и заканчивая брызжущим гневом дядей, — вымученно поднял взгляд, пытаясь всмотреться вдаль. На горизонте виднелись силуэты зданий, но дорога, уходящая к ним, казалась отсюда бесконечной.

Он с усилием мотнул головой, будто отмахиваясь от морока, и шагнул вперёд. Затем — ещё, и его словно неведомой силой повело от дороги. Джеймс дёрнулся вперёд, наклонившись, будто на низком старте, и на сей раз пролетел метров двести — до ближайшего столба.

Так — рывками и рваными перебежками — он шёл ещё с час, пока, налетев на колею, кубарем не скатился в придорожную яму.

Бесславный конец для Джеймса Кирка, мелькнула мысль. Сердце оглушающе бухало, а подвёрнутая нога — немилосердно болела. Вторая — была словно ватная, и сквозь распластанные на животе пальцы снова проступала переставшая было кровь. Для Джеймса Кирка — бесславный, мысленно согласилось с ним не то подсознание, не то остаток здравомыслия, но для безвестного мальчишки Джеймса, безотцовщины с айовской фермы, в самый раз.

Мысль затерялась в хаосе обрывочных ощущений, и глаза, не слушаясь, захлопнулись, погружая его во тьму.

* * *

Тихий пригород Атланты был отличным местом для мирного практикующего врача. Так, по семейной легенде, говаривал ещё прадедушка Горацио, а вслед за ним повторяли и его сын Леонард (старший), и внук Девид — и Леонард Маккой, представитель самого молодого поколения своего почтенного семейства, был склонен с ними согласиться.

Вдали от армейских дрязг и политических игрищ можно было дышать, — и это было достаточно, чтобы Маккои испокон веков не приближались к большим городам кроме как по большой необходимости. Поэтому шумный университет Миссисипи Леонард не рассматривал иначе как место для получения знаний. До поры — пока не женился, удивив и окружающих, и себя самого, на прелестной Джослин Дарнелл из одиозной и весьма славной своей амбициозностью семьи.

Правда, с чьей стороны тут было больше недовольства, Леонард предпочитал не выяснять. Джослин обычно заигрывающе заглядывала ему в глаза и, надавливая наманикюренным пальчиком на ямку на верхней губе (и хотя он не жаловался молодой жене, ощущение было, мягко говоря, не из приятных), ворковала, что ему, талантливому любимцу всей профессуры, не стоит ни о чём беспокоиться. То, что Джослин видела его в мечтах холёным университетским лектором, несколько беспокоило самого Леонарда, но, в конце концов, он успокаивал себя тем, что уж с женой-то договориться сумеет. Пока же он работал интерном в Атланте, и это вполне его устраивало. Никаких неожиданностей, никаких авантюр.

Поэтому когда Леонард, проезжая по трассе, наткнулся взглядом на замызганные кровью следы на обочине, он затормозил просто от шока, рефлекторно. Мысль «Лен, не нарывайся только на приключения», прозвучавшая воркующим голосом любимой жены, появилась уже после.

От параноидальных опасений он отмахнулся, энергично мотнув головой, и вылез наружу проверить, что же случилось.

В канаве, незаметной с проезжей части грудой лежал мальчик — подросток, на вид так лет двенадцати. В драной футболке, съехавшей куртке и немилосердно выпачканных штанах.

Намётанный взгляд Леонарда сразу же выцепил буро-коричневый след, словно волочившийся за мальчонкой. Он опустился на колени, осторожно переворачивая безвольного парнишку и выдохнул, когда перед ним оказалась рваная рана на животе. Руки плетьми — все в засохшей крови, повисли, упав на песок. Светловолосая голова откинулась, едва не ударяясь о землю — Леонард поддержал затылок ладонью.

Несмотря на потерю крови и безудержную бледность — Леонард мог бы предположить, что тот был истощён и долго шёл без остановки, — мальчик был жив.

«Как будто он мог оказаться на дороге один случайно!» — сказала бы Джослин, как всегда рациональная и практичная. «Ты рискуешь навлечь на свою голову лишние проблемы, Лен,» — сказала бы она.

Леонард подхватил паренька под колени и под спину пониже плеч и встал, медленно, чтобы не уронить пациента.

* * *

Джеймсу мерещился дядя, мерещились разверзающиеся космические бездны, мерещилась верещащая сирена. «Бежать, бежать, — повторял настойчиво голос, подгоняя вперёд. — За тобой, везде, вокруг, и тебе никуда не деться, только бежать».

Джеймс дёрнулся, слепо вскидывая руки перед собой, повалился на бок — острой болью ошпарило бедро и живот. Он вскинул голову, заглатывая воздух, чувствуя, что задыхается, рванулся вперёд, кубарем покатился вниз, теряя всякую способность ориентироваться, дёрнулся ещё, пытаясь выпутаться и дышать, дышать, дышать…

Его схватили — за руки, за пояс, он рвался, оголтело, ожесточённо, рвался и бился всем телом, попадая руками и ногами по чему-то твёрдому, чему-то мягкому, кажется, по какому-то телу — где он, что он, кто настиг его? — билось в голове бессмысленным потоком.

Его повалили — на спину, и он сразу же втянул воздух, бесшумно, но голодно; на ногах словно оказался груз, он не мог их даже выдернуть, а руки его были перехвачены и вдруг оказались прижаты к чему-то твёрдому и горячему, и сам он весь очутился будто накрыт чем-то… кем-то, понял Джеймс, кто-то лёг на него поверх, нейтрализуя, не давая бежать, кто-то, от кого нужно было вырваться, кого надо было спихнуть…

«Кто-то» прижался к нему с силой, сгребая в охапку, обхватывая его за плечи.

— Дыши: раз-два, вдох-выдох, ну же, вдох-выдох! — произнёс громкий голос. — Вдох-выдох!

Джеймс обессиленно откинул голову, ударяясь затылком о твёрдую поверхность.

Больно.

Он зажмурился, чувствуя, как дерёт горло, как кружится голова и как всё тело вдруг становится ватным и ноет, болит, как будто его раздирает на части.

Он закричал — надсадно, безудержно, закашлялся, втянул воздуха и крикнул с новой силой, захлёбываясь. Чья-то рука ухватила его за подбородок, поворачивая голову набок, не давая задохнуться.

— Вдох-выдох, — твёрдо повторил голос. — Вдох-выход, парень, вот так.

Наконец выровняв дыхание, Джеймс повернулся на голос, различая над собой сосредоточенно-хмурое лицо молодого мужчины. Незнакомого. Может быть, даже скорее юноши, но Джеймсу в первый момент он показался сильно старше.

«Опасность,» — шептал здравый смысл.

— Как тебя зовут? — спросил мужчина, подотпуская его руки и сдвигаясь. Джеймс с удивлением обнаружил, что его теперь не придавливает к полу — они лежали на полу. — Извини за беспорядок, но ты как в бреду метался — а я тебя только залатал. Двигаться тебе много нельзя, иначе разойдётся рана.

Рана. В памяти что-то смутно шевельнулось, он попробовал дёрнуться и вскрикнул, невольно обмякая на полу. В уголках глаз проступили предательские слёзы, и Джеймс поспешно сжал веки и отвернулся. Нельзя было, чтобы этот незнакомец видел, нельзя.

— Больно?

Он замотал головой, которая почему-то казалась безумно тяжёлой и неповоротливой.

— Это нормально, что больно. Тебе ещё дня три точно постельный режим, я бы и подольше предложил. Потом — потихоньку будешь наращивать темп.

— Где мы? — разлепил Джеймс непослушные губы.

— Атланта, Джорджия. Мой… старый дом. Тут никого нет — обычно. Так что можешь спать спокойно. Тебе повезло остаться живым, парень. И если ты не жаждешь ничего рассказывать — что ж, сейчас я тебя мучить не собираюсь, — сообщил голос — вот так просто и без обиняков.

Верить ему Джеймс, конечно, не верил.

— Меня зовут Леонард Маккой, и я врач, — продолжил голос — Маккой. — И было бы неплохо, если бы ты назвался хоть как-нибудь — не звать же тебя на «эй, ты».

Он открыл глаза и всё-таки поднял взгляд на Маккоя. Тот смотрел на прямо на Джеймса — совершенно спокойно и не делая никаких движений. Как будто укротитель зверей (хотя было ли это ощущение так уж далеко от истины?).

— Джим, — едва слышно выдохнул он, не желая иметь ничего общего больше со своим полным именем. Это было сродни побегу — но раз уж он уже сбежал, оказался в Джорджии (подумать только), то какая разница? — Меня зовут Джим.

— Джим, — повторил Маккой и протянул руку, которой очень аккуратно убрал со лба лезущие в глаза волосы. — Сейчас я перетащу тебя обратно на кровать — и ты сможешь спокойно отдохнуть.

Отдохнуть, как же. Несмотря на вроде бы странную миролюбивость неожиданного спасителя, Джим не стремился испытывать судьбу. Джорджия — так Джорджия, но лучше уж на улицах, чем…

Он в мгновение ока оказался в воздухе, повиснув на крепких руках — чёрт, он был силён, и это было тревожным осложнением.

Только собственное же тело предавало его гораздо быстрее, чем могли бы помешать «внешние факторы». Стоило Маккою опустить его на постель и наложить новую повязку, как Джим уже еле-еле держал глаза открытыми.

Кажется, он только различил шаги уходящего Маккоя перед тем, как провалиться в сон.

* * *

Джос ждала его в гостиной, и это неоспоримо свидетельствовало, что она волновалась. Всё равно как если бы ей вздумалось устроить сеанс откровенных бесед. Дело было редкое, но Леонард определял такие моменты безошибочно.

Джос встала ему навстречу с кресла, механически расправляя элегантную юбку, но прежде, чем подойти с привычным приветственным поцелуем, нашла его взгляд, проверяя, как плохо обстоят дела. И только потом, успокоившись, наконец шагнула вперёд и мазнула по щеке губами, коснувшись кончиками пальцев его запястья.

— Ты сегодня долго, Лен.

— Ничего особенно, Джос. Ничего не случилось, — он обнял её одной рукой за талию, притягивая и целуя — в переносицу, потому как она нечаянно повернула голову, прижимаясь щекой к его плечу. — Просто долгий день.

— Ужинать будешь? — она сменила тему, но Леонард мог по затаившемуся в глазах настороженному огоньку сказать, что это ненадолго.

— Не откажусь?

Джослин кивнула, скрываясь в кухне.

Ужинали они — вернее сказать, Леонард, один, Джос сидела напротив, сложив руки на груди и наблюдая за ним с нервной улыбкой, — тихо.

Лучшим вариантом, наверное, невольно подумал Леонард, было бы вообще ничего не говорить, но это была Джос, самый близкий ему человек — и пусть он не хотел тревожить её лишний раз, стоило успокоить её, что ничего страшного не произошло.

— Я наткнулся под дороге на ребёнка — с сильным кровотечением. Пришлось заняться, — скупо объяснил он, завершив еду и не дожидаясь лишних вопросов.

— Что ты сделал?

Голос её лишь на первый взгляд можно было принять за спокойный: Леонард же чувствовал, как он дрожал от напряжения. И видел, как сжалась, будто под ударом, вся Джос.

— Всего лишь оказал ему первую помощь, — терпеливо повторил он. — Или ты предложила бы оставить его так, в крови на обочине?

— Я бы предпочла, чтобы мой муж не играл в любителя приключений. Он тебя запомнил?

Леонард пожал плечами.

— Вряд ли. Он с трудом вообще сообразил, где находится, а большую часть времени был без сознания. Это имеет значение?

— Так… лучше, — неопределённо отозвалась Джослин, расслабляясь. — Но, Боже мой, Лен!.. Это ведь могло быть опасно… Пожалуйста, в следующий раз не занимайся этим сам. Оставь проблемы специальным службам.

— Ты забываешь, что я — в какой-то степени представитель… системы здравоохранения, — Леонард улыбнулся, она ответила ему смешком, разряжая обстановку, и потянулась через стол, на мгновение прижавшись губами к скуле.

— Как я могла забыть, — проговорила Джослин. — Извини, Лен, милый, но ты ведь знаешь, как всё может быть сложно...

— Джос, — он вздохнул и взял её ладони в свои, аккуратно сжимая и перебирая хрупкие пальцы, осторожно, чтобы не задеть длинные, идеально заточенные ногти, — мы живём в глуши. Люди бывают разные — я знаю. Конечно, знаю. Но это всего лишь потерявшийся ребёнок в чёртовой глуши пригорода Атланты. Ты не хуже меня знаешь, как высчитываются вероятности.

— Знаю, — она вытянула свои руки из его, поднялась на ноги, обошла стол и обвила его за шею сзади, двумя пальцами заставляя поднять подбородок и ловя его поцелуем в губы. — Но ты мне должен за беспокойный вечер… Например, страстную ночь… — руки Джослин спустились ему под рубашку, оглаживая отзывающиеся лёгкой усталостью мышцы спины и цепко задевая волоски на груди. — Что скажешь? Обещаю, — Джос наклонилась к самому его уху, куснув за мочку, — тебе даже делать ничего не придётся.

— Ради тебя, — шепнул он в её губы, улыбаясь хитро и не отрывая взгляда от прищуренных и алчных до страсти глаз, — что угодно. — Леонард даже привстал, пытаясь дотянуться до ускользающих губ, и совсем не заметил, как с тихим щелчком обе его руки оказались прикованы с спинке стула.

Она потянула его назад, и Леонард, поняв, что она хочет, подчинился, со скрежетом отодвигаясь вместе со стулом, чтобы освободить место. Джос, пританцовывая, встала между ним и столом, нависла над ним, уперевшись соблазнительно голым коленом в бедро, и потянула за галстук, привлекая для жадного поцелуя, всасывая его нижнюю губу и покусывая подбородок.

— Лен, — промурлыкала она, расстёгивая на нём рубашку и слегка царапая его по рёбрам, пару раз явно специально задев соски, — мой милый Ленни, — Джос поддразнила его, язычком вылизывая выпуклые мышцы. Дыхание его сорвалось, переходя в негромкий требовательный рык, когда она начала стягивать с него штаны, потираясь о голую растревоженную кожу и запутывая пальцы в тёмных волосках, полоска которых тянулась к паху. Он потянулся к ней, целуя в волосы, в лоб, в виски — и наконец в губы, когда она вновь подняла голову.

— Тише, милый, — выдохнула Джос, забираясь ему на колени, затем развязала его галстук, скрутила и обернула вокруг головы, почти нежно вкладывая ему в рот, кончиками пальцев очерчивая и без того покусанные губы.

Леонард усмехнулся, поймав её взгляд, нетерпеливо ткнулся носом в её, намекая на продолжение. Многие бы удивились, узнай, сколь рознились они с Джос, но именно она всегда была инициатором всех их игрищ. И пусть ему хватало за глаза одного присутствия Джос рядом — хотя бы за её терпение к его неравномерному графику он вполне мог позволить ей любые капризы.

Джос взяла его голову обеими ладонями, одновременно седлая его колени — и Леонард не замедлил перевить их лодыжки друг с другом, — и провела большими пальцами по тщательно зачёсанным вискам.

— Милый-милый Ленни, — повторила она, облизывая губы и потягивая его за волосы, ухватывая целые горсти их, заставляя его откинуть голову и вгрызаясь в шею, в кадык. Леонард зажмурился, поддаваясь ей и удовлетворённо замычал, забывая наконец о тяжёлой смене и случайной встрече на обочине.

* * *

Джим проснулся в тишине. Сначала ему даже померещилось, что это он — оглох, но когда он заворочался, громко скрипнула кровать. Койка? Не имело значения.

Было темно, но свет лился откуда-то через полог — занавески.

И вокруг не было ни души.

Джим попробовал приподнять голову, что потребовало от него неожиданно значительных усилий, но никого не увидел. Комната была полупуста — ничего, кроме шкафов, кровати и стола с парой стульев, но чисто прибрана, как будто здесь никто не жил долгое время.

На столе, правда, стоял графин — с чем-то прозрачным, может быть, и с водой, но Джим не собирался проверять, пусть и до одури хотел пить. А на стуле рядом лежали аккуратно разложенные белые бинты, гипошприцы и регенератор.

Он прислушался.

Слышно было только отдалённое шуршание с улицы — шёл дождь.

Ни единого признака живого человека.

Кроме него.

Джим недоверчиво нахмурил брови. Что, этот врач — как его там, Маккой? — так и оставил его одного? В пустой квартире? Безо всякой охраны? Он либо был до невозможного беспечен, либо Джиму пора было отсюда убираться, пока ещё цел.

Хотя Джим-то в любом случае здесь задержался.

Он сел — с трудом, но тело не тянулось каждой клеточкой обратно в постель, а голова наконец держалась прямо.

Джим свесил ноги — по одной, и нащупал носком пол — голым, отчего тот показался холодным. Встав обеими ступнями, он наклонился вперёд, собирая силы — и поднялся, придерживая рукой за кровать. Прислушавшись снова, Джим отнял руку и, выйдя на середину комнаты огляделся. На нём практически не было ничего из одежды — не считая шорт, бинтов, торчавших из-под задранной майки, и той самой майки. Маккой, по-видимому, всё убрал, и это злило, пусть вряд ли от одежды осталось что-то, кроме грязных клочков.

Джим приметил краем глаза висевший, перекинутый через спинку стула, халат. Слишком большой, как оказалось, для четырнадцатилетнего — он висел на Джимовых плечах, едва не скатываясь, и ему пришлось два раза перекрутить пояс и укутаться, как в дикий холод. Но всё же халат был тёплым, чистым — и за неимением лучшего Джим решил удовлетвориться им.

Сложно было сказать, что двигало Маккоем, когда он оставил ему это подобие одежды, но и размышлять о мотивах неизвестно кого времени не было.

Джим подкрался к двери, выглянул в коридор — и обмертью бросился к выходу. Пару раз завернув не туда — в такие же заброшенно-чистые комнаты, — но наконец найдя нужную дверь. Которая — удача! — оказалась заперта лишь на простой замок, открывающийся изнутри.

Джим кубарем скатился по лестнице, проскользнул как можно тише к чёрному ходу — и вырвался наружу, задыхаясь под плеснувшим ему в лицо дождём. Он вымок почти сразу же, но пробежал ещё за угол мимо утилизаторов и кучи набросанного мусора, которую до него не донесли. В боку начало покалывать. Джим стиснул зубы и привалился к стене, выбрав себе место под узким козырьком, так, что заливало его ноги до колен, но выше всё ещё не доставало.

Растекающаяся по животу боль крепчала, и он закрыл глаза, сгибаясь пополам и невольно подставляя голову под дождевой поток. В уши залились противные холодные струи, прибившие волосы к щекам и шее, отчего стало ещё противнее — и даже мелькнула дурацкая мысль, не вернуться ли в дом и не спрятаться ли там, чтобы переждать непогоду.

Мысль Джим отмёл с негодованием, с усилием обхватывая живот. Рукам стало мокро, но немножко теплее, и он чертыхнулся отчаянно, не желая смотреть, но чувствуя, что это, наверное, кровь.

Джим привалился к стенке боком, сползая на корточки и пряча голову в коленях, будто пытаясь защититься. Козырёк не спасал, бежать он не мог от боли, и дело казалось совершенно проигрышным.

На плечи ему легла тяжёлая ткань, и кто-то опустился рядом, укутывая его. Джим рванулся, запаниковав, оскалившись, и даже попытался укусить руку, которая придерживала на нём плащ, но промахнулся, и оказался снова в тисках чьих-то рук.

— Дурень, идиот! — прорычал голос — уже знакомый ему голос. Маккой, обречённо осознал Джим. Который его сдаст властям или просто забьёт тут же, бросив в канаве. Или, может, ему нужно тело для органов? Да, естественно, зачем ещё врачу понадобился бы бездомный мальчишка?.. Джиму в красках вспомнились рассказы дядюшки и те их разговоры с матерью, которые она так не хотела, чтобы он слушал.

Джим сжался в комок, готовясь к последнему бою, рассчитывая хотя бы укусить его напоследок или выбить челюсть лбом, но Маккой обхватил его голову, не давая сильно двинуться.

— У тебя кровь, чёрт бы тебя побрал! — с чувством выругался тот, поднимаясь и подхватывая Джима на руки. Тот принялся вырываться — и метко пнул Маккоя под дых, отчего тот согнулся на мгновение, а сам Джим рухнул наземь, больно ударившись плечом и проехавшись щекой по жёсткому покрытию.

— Прекрати вырываться, ты себя угробишь окончательно! — настойчивые руки подняли его на ноги, затем перекинули через плечо, заставляя Джимов нос ткнуться в тёмную и мокрую насквозь макушку.

— Парень, я понимаю, что бросил тебя тут одного, не объяснив толком, но можно было сообразить, что ты не сможешь далеко дойти с только затянувшимся животом?! — бурчал Маккой, шагая — на удивление, быстро, — обратно к двери.

Джим хранил молчание, решив в беседу не вступать.

Маккой, похоже, не был сильно против. Рану он, всё так же ругаясь, залечил обратно, поменял повязку, вколол что-то в шею — антибиотик, если верить надписи на упаковке, но Джим не спешил.

Маккой, накрыв его пледом, исчез где-то, загремели в отдалении…тарелки? Во всяком случае, вернувшись, он принёс с собой дымящуюся кружку.

— Это чай, — пояснил Маккой, хмуро взирая на Джима. — Сладкий крепкий чай. Есть ты сейчас, скорее всего, не хочешь, но пить надо.

Он молчал, буравя взглядом кружку. «Опасность, — вопил здравый смысл, — опасность!»

Маккой ждал.

Затем поставил кружку на стул у самой кровати и развернулся к двери.

— Если не выпьешь, придётся тебя завтра вскармливать внутривенно, — предупредил он, задержавшись на выходе. — Спокойной ночи.

И вышел, с громким стуком закрыв за собой.

* * *

Леонард навещал Джима — может, парнишка и соврал, но как назвался — так его Леонард и звал — каждый день. Приносил пакет с едой, осматривал, менял повязки, справлялся о самочувствии — и почти каждый раз не получал ничего, кроме пары скупых слов в ответ.

На третий день рана наконец подзатянулась достаточно, чтобы Леонард разрешил Джиму встать с постели.

— Пока ходить только в пределах квартиры — и не долго, — предупредил он, надеясь, что хотя бы краем уха тот его услышит. — Если хочешь — проведу экскурсию. Я здесь жил, когда начинал учиться — квартира раньше была отца, но потом он переехал за город. А два года назад его судьбу повторил и я. Ну, что, показать тебе, где что лежит? В холодильнике небольшой запас, на кухне есть работающая техника — так что ты можешь сам разобраться.

— Не будешь вскармливать внутривенно? — фыркнул Джим в ответ, припомнив ему шутку. Леонард усмехнулся, качнув головой.

— Крайние меры на то и крайние меры. Но ты уже вполне оправился, чтобы подождать пару дней. Продукты, если что, запакованные, так что можешь не параноить.

Джим чуть-чуть расслабился, хоть и отвёл глаза, и Леонард понял, что попал в точку. Он не мог сказать, что безудержная подозрительность была так уж неоправданна — особенно после того неизвестного ему инцидента, оставившего Джима с дырой в животе, — но тот шугался всего, и потому было сложно добиться от него даже реакции.

— Слушай, парень, — Леонард сел на край постели — достаточно близко и достаточно далеко, чтобы не давить, — я не собираюсь ничего с тобой делать. Не то чтобы я занимался благотворительностью, но я просто не мог оставить тебя на обочине в луже крови. Вот и всё. Как встанешь на ноги — делай, что тебе вздумается. Не держу.

— Я могу уйти хоть сейчас?

— Сейчас ты далеко просто не уйдёшь. И не похоже, чтобы ты куда-то рвался. Про семью не говоришь, связаться не просишь — знаешь, это слабо напоминает счастливую историю. Это если даже забыть шрам на пол живота.

— И зачем я тебе тогда вообще сдался? — фыркнул Джим, очень мельком скользнув по нему косым взглядом.

— Понятия не имею, — отозвался Леонард. Ответ получился честным и на редкость бестолковым, так что он даже усмехнулся сам себе — убедительности ему явно не хватало. Но Джим никак не отреагировал, только молчал, и, может быть, это было не так уж и плохо.

— А ты-то что думаешь? — нарушил тишину Леонард. На объяснения он сильно не рассчитывал, но от попытки хуже бы не было.

— Мало ли, — тот дёрнул плечами — худыми и нескладными, как у всякого подростка, — на опыты.

— Ну, для таких масштабных исследований у меня бы банально не хватило ресурсов, — хмыкнул Леонард. — Я всего лишь интерн, да и вообще говоря, специализируюсь на хирургии.

— Тогда на органы, — буркнул Джим.

— После травм и достаточно большой кровопотери? И вообще, парень, ты давно был в госпитале?.. Пересадка донорских органов — это прошлый век, куда проще вырастить с нуля — и побочных эффектов меньше.

— Да мало ли, чем ты занимаешься! — Джим неуютно поёрзал. Леонард рассеянно провёл ладонью по волосам:

— Ладно, можешь считать, как тебе вздумается, в конце концов… Если заскучаешь, в соседней комнате есть шкаф, там книги — только аккуратнее, они бумажные.

— Бумажные? — переспросил тот с подозрением. — Откуда?

— Наследство, собранное поколениями Маккоев, — Леонард кинул взгляд на хронометр. — А я пошёл.

Джослин и так не радовалась его участившимся задержкам после смены. Пусть пока и терпеливо сносила трудности врачебной жизни.

Леонард напоследок оглянулся на сидевшего на кровати с маской безучастности на лице Джима и вышел.

* * *

Маккой был странным — подозрительным, как и все люди вокруг, но странным всё равно. Джим не мог понять, не мог даже представить, что Маккою от него нужно. Ничего хорошего — это верно. Но для чего? Его практически не запирали — так, ерунда. За ним не следили. И вряд ли какому-то докторишке из провинции известна его настоящая фамилия, правда? Он и официальной его фамилии не спрашивал, — может, и так знает? Но почему тогда Джим до сих пор не окончил свои дни в изоляторе?

Джим ждал, пытался размышлять и — занять свободное время.

В конце концов, решил он, сдаваясь любопытству, от чтения никто ещё не умирал. И всегда полезно знать, что тебя окружает. И он просто собирался посмотреть…

Коллекция у Маккоя была чудовищно хорошей. Джим чуть не присвистнул от зависти.

Он обложился томами, зачитавшись, и вздрогнул, когда услышал шум у дверей, спешно захлопывая переплёт, но Маккой, зашедший в комнату, не повёл и бровью. Только принёс из кухни пакет с едой и попрощался, скользнув взглядом по корешкам вытащенных Джимом книг.

Первой реакцией Джима было затолкать всё как можно дальше и свернуться калачиком на “своей” кровати, не притрагиваясь к еде.

Он пролежал, как на иголках, ночь, задремав под утро, на сбитой в ком простыне. И весь день прослонялся по пустой квартире, изредка крадучись подбираясь к заныканным книжкам, пролистывая по главе, и отскакивая, как застигнутый врасплох воришка.

Маккой, зашедший проведать его снова вечером, приволок в комнату поднос с ужином, поставил перед Джимом и сел напротив.

— Не уйду, пока ты всё не съешь, — предупредил он, скрещивая руки на груди.

— Силой накормишь? — Джим вскинулся на него, но вяло. Маккой с его странностями ни разу не проявлял к нему агрессии — и вряд ли вообще способен был врезать, судя по выражению лица.

— Внутривенно, — пообещал тот с каменным лицом, почти как в прошлый раз, только… апатичнее, что ли. Джим зевнул.

— Не верю, — он отодвинул поднос, зеркально Маккою обхватывая локти и отстраняясь.

Тот помолчал.

— Парень, не страдай фигнёй, — произнёс Маккой неожиданно усталым голосом. — Книжки прячешь, от еды шарахаешься — всё ждёшь, пока я принесу тебя в жертву божеству племени мумба-юмба? Да пожалуйста! Хочешь — гуляй на все четыре стороны! — он вытащил из кармана ключи — и те звякнули о столешницу. Затем Маккой поднялся на ноги и, с грохотом задев ногой о дерево и выругавшись, ушёл.

Живот, урча, напомнил о своём существовании. Джим осторожно куснул какую-то лепёшку — свежую и пугающе вкусную, и не заметил, как проглотил всю.

Книжку из-под кресла он всё-таки вытащил и так и заснул в глубокой ночи, сгорбившись над недочитанным финалом.

Следующий день прошёл тихо — подозрительно тихо, — и одиноко. Маккой, судя по всему, был занят (или обиделся, но эта идея вряд ли имела право на существование). Джим не то чтобы возражал — он, наверное, на такое и не надеялся все эти — сколько? — дни.

А всё-таки было скучно. И как-то ещё страннее, чем обычно.

Да и что бы он стал делать, если бы, например, оказалось, что Маккой попал в больницу, или его убили и сбросили в канаву? На удивление, эта мысль нравилась Джиму ещё меньше, чем вся безумная и невнятная ситуация, в которой он оказался.

Маккой появился следующим утром, и Джим вопреки всему выдохнул с облегчением, зарывшись носом в книжку.

— Извини, вчера не сложилось. Семейные обстоятельства, — неопределённо сказал тот, но в этой неопределённости было что-то искреннее, и Джим поднял взгляд исподлобья.

— Что это за шифр? — спросил он невпопад, разряжая неудобное молчание. Маккой нахмурил брови:

— Ты о чём?

— У тебя почти все книги исписаны — по полям. Какие кости и слова. Шифр? Или, может, шаманская магия племени мумба-юмба?

Маккой, кажется, чуть улыбнулся.

— Ты меня раскрыл. Потомственный шаман и гадатель по костям, разрешите представиться. А вам, молодой человек, не мешало бы подчистить ауру.

Джим против воли заржал.

— Ладно, Боунс, сдаюсь, — он поднял ладони вверх. — Значит, тебе нужны от меня одни только кости?

— Можешь оставить свои кости себе, парень, — тот фыркнул. — Это всего лишь анатомия. Я тогда зубрил строение тела и разрисовывал, что попало под руку. Никаких шифров. Заговора нет, магии нет, сплошная скука.

— Какое разочарование, — пробормотал Джим, кусая губы.

— Что ты читаешь?

Он как пошатнулся от вопроса.

— Стихи, — ответил он, словно сквозь вату.

— Томас, — определил Маккой, очевидно, по корешку книги. — “Гневись, гневись, что гаснет свет земной”, — продекламировал он с лёгкостью, и Джим едва сдержался, чтобы не продолжить.

— Оно напрашивается, не правда ли? — Боунс (это имя ему шло, хотя Маккой не слишком походил на шамана племени… а может быть, именно потому и шло) посмотрел на него задумчиво. — Я нашёл Томаса, когда готовился к университету, влип совершенно. Заучивал наизусть... Сколько тебе лет, Джим?

— Четырнадцать.

Боунс отчего-то нахмурился.

— А тебе?

— Двадцать, — коротко отозвался тот, даже не пытаясь отпираться.

Шесть лет, прикинул Джим. Много — и, с другой стороны, ерунда ведь.

— По тебе и не скажешь, — привычно сострил он.

— Я так понимаю, это не комплимент, — Боунс, однако, улыбнулся.

И если бы говорить начистоту, эта его улыбка Джиму почему-то нравилась.

* * *

Прошла уже неделя (или вроде того), как Джим попал волею судеб в Джорджию (Атланта, Джорджия, уточнил Боунс, и он успел уже изучить карту). Рана поджила, и даже Боунс, критически насупливая брови, был в общем-то не против “выйти погулять”. Погулять не далеко, конечно, но Джиму, хоть он и вздрагивал от каждого шороха, было всё равно до жути интересно.

Но, на удивление, чем здоровее чувствовал себя Джим, тем беспокойнее он сновал днями по старой пустой квартире и с большей неохотой заговаривал с исправно заглядывающим к нему Боунсом.

Он совершенно точно не собирался возвращаться в Айову. Даже если опасения его были напрасны (Джим умышленно запрещал себе думать о том, что, возможно, всё было не так критично, как казалось в кровавой пелене). Никаких “назад”.

Но “вперёд” маячило зыбким дымком, и прежде стоило продумать историю, с которой его не загребут обратно, как только заподозрят неладное. Придётся врать — это было очевидно, и первым делом — врать Боунсу. Не то чтобы для Джима ложь была в новинку: рассказывай о себе как можно меньше, и как можно меньше — правды, — это было кредо его матери, и даже дяди.

Однако забавный факт: до сих пор он ни разу прямо не соврал Боунсу. Почти ничего не сказал, умолчал, но — не обманывал. Боунс сам ни о чём толком не спрашивал, за что Джим был ему благодарен. Они обсуждали книги, которые Джим глотал в день стопками, Боунс делился анекдотами и печалями с работы — и из жизни, но ни разу не лез ему в душу, и от этого было и легко, и безопасно — невиданное ощущение!

Безопасно — впервые за всё его недолгое сознательное существование.

С Боунсом, который спас ему жизнь.

С Боунсом, которого никто об этом не просил.

Боунс приводил Джима в восторг тем, как травил неприличные медицинские анекдоты и желчно пугал торианским триппером, а в следующий момент цитировал Теннисона и ковйбойские голофильмы; и пугал — до дрожи, вдруг притаскивая пакет яблок.

Боунс казался жутко взрослым — и в чём-то суровым занудным старичиной, с его привычкой вечно сдвигать брови к переносице, но всё-таки Боунс был не настолько взрослым, чтобы Джим однозначно вписал его во враги.

Лучшим вариантом, рассуждал он про себя, когда Боунс в очередной раз прощался до завтра, было исчезнуть и, опционально, оставить благодарственную записку. И никогда не возвращаться. Вообще мимо Джорджии и в сотне километров не проезжать, а лучше — улететь в дальний космос на постоянное поселение.

Боунс его опередил.

Нет, не в смысле исчезнуть или улететь в космос, но он предвосхитил мысли Джима и точным вопросом в лоб застал его врасплох.

— Столько думать вредно, — заметил Боунс, принимая позу “руки скрещены на груди, вздёрнутая бровь дополняет композицию”. — Хочешь — уходи, конечно, но я бы рекомендовал сначала… охладить пыл. Или ты собираешься дерануть, куда глаза глядят, и опять через пол материка пешком, пока не свалишься? В общем, — быстро свернул он тему, не давая Джиму ответить, — я предлагаю тебе пожить здесь, пока не определишься.

На добрых пару минут Джим словно язык проглотил от неожиданности.

— А потом тебя арестуют за укрывательство малолетнего преступника, — выдал он, с настороженностью наблюдая за реакцией. Боунс вопросительно дёрнул бровью.

— Не вся кровь на моей одежде в день нашей встречи принадлежала мне! — выпалил Джим. Тирада отдавала героическим пафосом, но на Боунса впечатления, к сожалению, не произвела.

— Я в курсе. Я сделал пару анализов. Родственник?

— Дядя.

— Судя по твоим рёбрам — и рваной ране на животе, — схватка была неравной, — Боунс сложил руки перед собой на столе, нагибаясь ближе к Джиму. — И если уж совсем откровенно — тебе повезло удрать. Если затеять слушание… Формально доказать твою непричастность будет делом техники. При отсутствии внешних факторов. Но вряд ли ты этого жаждешь?

— Да просто жду не дождусь, пока меня отправят в какой-нибудь интернат, — фыркнул он. — Исправительный.

Боунс потёр ладонью лоб:

— Не знаю, успокоит тебя это или наоборот, но дядя твой жив. И о твоём исчезновении не заявлял.

— Всем же лучше, — пробурчал Джим, выдыхая. Сердце отчего-то заколотилось с удвоенной силой. Значит, всё-таки не убил.

— А тем временем у тебя есть выбор, — заметил Боунс, постукивая костяшками пальцев по дереву. — Так что — решай.

— Нет у меня никакого выбора! — выкрикнул он отчаянно.

— Как раз у тебя — есть, — отрезал Боунс. Джим зажмурился от бессилия.

— Я — Кирк, — наконец сдался он, гордо вздёргивая подбородок, чтобы встретить взгляд Боунса. — И выбора у меня нет.

— Фамилия как фамилия, — пожал тот плечами.

Да он издевается, решил Джим, изумляясь и злясь одновременно.

— Если кто-нибудь узнает, за мной будет гоняться весь Звёздный флот, — объяснил он почти по слогам.

— О? — Боунс вскинул брови. — А мне казалось, Джордж Кирк считается героем.

— Поэтому и будет!.. — Джим раздражённо скрипнул зубами. — Герои хорошо только в одном виде — мёртвые! А их родственники — помеха. И тебя, если узнают, сметут за компанию.

Так, он хорошо помнил, всегда говорила мама, повторяла, как заученную скороговорку, как молитву. И он не мог не верить.

— Ты прав, — наконец согласился Боунс, но тут же дёрнул плечом:

— Но твоя фамилия может остаться тайной. И — тем более — сейчас у тебя есть выбор. Редкая возможность. Решать тебе.

Джим не нашёлся, что ответить.

* * *

Леонард не сразу понял, что от него хочет Джос.

Поглощённый ужином и заключением к новой статье, он неловко кивнул, на автомате, даже не расслышав вопрос.

Джос, встав у него за спиной, стиснула его за плечи — чувствительно, — и надавила на шею:

— Интересно, вожделенное звание доктора на всех врачей действует так оглушающе? С тех пор, как ты перешёл на новую ставку, до тебя докричаться — как до Марса. Ты давно видел своего подопытного?

Подопытный — это Джос так выражалась о Джиме. С тех самых пор, как Леонард впервые привёл его в дом и представил как осиротевшего родственника.

Джос ничего подчёркнуто не говорила по поводу родственных связей и обязанностей; у неё и с родной-то семьёй отношения были специфические, и замужество их всерьёз не исправило. К родственникам — тем более тем, с которыми приходилось общаться чуть больше, чем на праздники, — интереса не испытывала.

— Видел вчера. С чего вдруг?..

— О, значит, он, как и следовало ожидать, не заглянул к тебе залатать боевые ранения? Дурень.

— Боевые ранения?

— Глупая ситуация, конечно… — Джослин в сердцах фыркнула:

— Мне нужна была помощь — так, забрать покупки, — он вызвался. И пяти минут не прошло, как твой Джимми встрял в драку, оскорбившись за мою честь. Какой-то тупоумный бугай имел наглость проехаться по моему поведению, — и Джим как с цепи сорвался! Честное слово, я думала — убьётся. Этот мужик был в три раза его больше. Но, разумеется, никаким мужским обещаниям “да, я схожу в больницу” верить нельзя!

— Чёрт! Тебе надо было сразу везти его ко мне! — Леонард подскочил, ударяясь о край стола, ножку стула и чуть не выбивая себе пальцы резким движением.

— Извини, я думала, он уже достаточно большой мальчик. Не поведу же я семнадцатилетнего парня за ручку в больницу! — Джослин изобразила святое негодование, но, смилостивившись, чмокнула его в щёку, выловив в прихожей, пока Леонард впопыхах собирался:

— Не сходи с ума. Он ушёл на своих двоих. Но если решишь выдать Джимми подзатыльников — передай порцию и от меня, ладно?

До некогда своих апартаментов, вот уже три года почти как отданных в фактически безраздельное пользование Джиму, Леонард практически долетел.

Джим, заспанный, зевающий, в перекосившейся майке и держащийся осторожно за бок, открыл ему после минуты — слишком долгий срок на взгляд уже начинающего прикидывать, будет ли быстрее выбить дверь или влезть с улицы, Леонарда — усердного стука.

— А теперь ты объяснишь мне, почему я не видел тебя в госпитале сегодня днём и все новости узнаю от Джос, — заявил Леонард, пересекая порог и вытаскивая трикодер:

— Я в курсе, что ты не любишь хождение по больницам, но у меня была смена — почему просто не зайти? Или поводом завалиться ко мне посреди рабочего дня может быть только какой-нибудь безумный сюрприз?

— Ещё те медсёстры со второго этажа, — напомнил Джим, нахально разулыбавшись. Как будто смена темы могла сбить мрачный настрой целеустремлённого профессионала.

— Перелом ребра, ушиб в боку, плечо выбитое, — Леонард несильно сжал предплечье, и Джим тихонько зашипел — правда, улыбаться продолжил, — и я бы усомнился, что ты случайно так старательно прячешь от меня правую щёку.

— Да этот гад меня просто придавил, мы и подраться-то не успели: твоя Джослин налетела на него коршуном, — оправдываясь, пояснил Джим.

— Это не отменяет твоего безалаберного поведения, — пробормотал Леонард, уволакивая его в кухню и заставляя стащить майку. На рёбрах и ниже красовался огромный лиловый синяк. — Хорошо ещё, что только одно. А как ты собирался ходить с таким плечом? “Само пройдёт”?

— Если бы не прошло, я бы к тебе зашёл, — возразил Джим.

— В твоём взгляде слишком много невинности, чтобы я поверил, — проворчал Леонард, включая регенератор. — Я должен сказать тебе спасибо. За Джос. Она, конечно, наверняка ругалась и говорила, что за неё незачем вступаться, но… Спасибо. Что бы ни произошло, просто так бы ты не взъярился. Хотя я бы послушал твою версию событий.

Джим неловко повёл плечом, скорчился, зашипев, и Леонард едва удержался, чтобы не отчихвостить его снова.

— Да так… — туманно отозвался тот, — мелочи. Ерунда.

— Мелочи? — Леонард качнул головой:

— Джим, заканчивай детский сад. Что стряслось-то?

— Этот мерзавец обозвал нас парочкой извращенцев, — буркнул Джим, явно стараясь не поднимать глаз. — Что-то вроде того, что Джослин предпочитает молоденьких.

Леонард опешил.

— Погоди… Тебя и Джос? Нет, ты серьёзно?..

— Мы ему, видите ли, путь перегородили, — фыркнул Джим, как-то весь встопорщившись, будто дикобраз. — Но это бесит!.. И потом, этот мужик явно был с вами знаком — он назвал Джослин по фамилии. Так что можно сказать, что оскорбил вас обоих сразу.

— И ты бросился защищать нашу фамильную честь, — проговорил Леонард, потирая лоб. — Даже и не знаю, что сказать.

— Что это глупость, конечно, — Джим возвёл глаза к потолку. — Джослин тоже ругалась, что я дурью страдаю.

— Нет, — остановил его Леонард и положил руку на плечо, — нет, стоп. Конечно, не глупость. Можно было бы найти решение поизящнее, но я — тронут, если хочешь. Хотя это не тот повод, который стоит твоих сломанных рёбер и всего художества.

— Я не мог, Боунс, — вздохнул тот с обречённым видом. — Ну, могу пообещать быть поосторожнее.

— Можешь попробовать, — согласился Леонард, улыбаясь ему уголком рта. — Ладно, герой, пошли вправлять тебе плечо.

Позже в ночи, когда он вернулся от Джима (предварительно взяв с того обещание день отлежаться и пообещав, в свою очередь, наведаться утром), Леонард всё не мог заснуть, ворочаясь и вглядываясь в размытые тени комнаты.

— Ленни, прекращай, — Джос зевнула, обхватывая его руками. Леонард на ощупь приобнял её в ответ.

— У нас странная семья, — сообщил он вполголоса — не столько даже ей, сколько пространству.

— Не то слово, — пробормотала Джос, укладывая голову у него на груди. — Хотя то, что меня не приняли за мать Джима, обнадёживает. Мы ведь ещё не так и стары, не правда ли, Лен?

— У нас ещё всё впереди, — согласно откликнулся Леонард, рассеянно проводя ладонью по её плечам. Но меня, веришь ли, всё… устраивает?..

— Верю, — она вздохнула. — Лен?

— Да?

— Если подумать, сейчас удачное время задуматься о… расширении, ну, знаешь, дети, например? И я не имею в виду Джима.

— Может быть, ты и права, — он в задумчивости наморщил брови. — Хотя Джима мне и так хватает с головой.

— С его-то способностями вляпываться в приключения, — фыркнула Джос ему в шею. — Но Джим — это Джим. А как насчёт своих?

Леонард невпопад пожал плечами.

— Как захочешь, — он нагнулся, целуя жену в висок, — так и будет.

“Из Джима получился бы отличный воспитатель,” — мелькнула мысль перед тем, как Леонарда окончательно сморило.

* * *

Джим не волновался. В груди трепыхалось, разрастаясь, предвкушение будущего, и Джиму иногда казалось, что скоро он сам побежит вызывать неизвестность грядущего на бой, не дожидаясь формальностей.

Он не знал ещё до конца, какую вершину покорять первой, но точно чувствовал, что ему не придётся сидеть на месте.

Боунс, заехавший за ним с утра, и тот больше был не в своей тарелке. Хмурясь, он с порога принялся перевязывать Джиму галстук, с усердием, как будто кроме этого галстука в мире не существовало ничего.

— Боунс, ты пошёл на третий круг, — Джим, утомившись стоять на месте, оттянул его руку. — Я всё равно отпадно получаюсь на голограммах.

— Можешь утешать себя дальше, — проворчал Боунс, напоследок оглядывая его с ног до головы. — Большая их часть у тебя всё равно неприличная.

— Ну, я и не собираюсь их печатать газетным тиражом, — Джим пожал плечами и подмигнул. Боунс закатил глаза, подавляя улыбку.

Джим не собирался шокировать почтенную публику на школьном выпускном своим неподобающим обликом, отнюдь, но попрепираться с Боунсом? В этом наслаждении он себе никогда не отказывал.

Они, должно быть, представляли презабавное зрелище: Боунс внешне нервничал куда больше самого Джима. Джослин, встретившая их уже на месте, посмеивалась, налегая на подставленный локоть, и время от времени щипала дорогого мужа пониже спины. Боунс дёргался, распрямлялся и принимал независимый вид — до первого взгляда на Джима, после чего вновь волнение одерживало верх.

Когда Джиму вручали его диплом, на лице Боунса отражалась гордость, и, пожалуй, оно всё того стоило.

День, переходящий в вечер, обещал быть на удивление добрым. И даже Джослин, обычно не упускающая случая подтрунить над ним, разразилась практически банкетным столом. На Джимово дежурное “что, кто-то хочет моей смерти от ожирения?” она отпарировала “готовься к взрослой жизни”, и на том оба, довольные собой и друг другом, разошлись с миром. Впрочем, ему было приятно.

— Что же, мальчики, — через час, когда всё уже было съедено, Джослин поднялась из-за стола и отсалютовала пустой тарелкой, — куда класть грязную посуду, вы знаете, если проголодаетесь, с холодильником тоже разберётесь. Так что — оставляю вас с вашей мальчиковой пижамной вечеринкой наедине, — она послала воздушный поцелуй Джиму, со вкусом вгрызлась в Боунса — на этом моменте он сделал вид, что смотрит в потолок, — и растворилась в полутьме коридора.

— Всё-таки Джослин — это что-то с чем-то, — со смешком вынес вердикт Джим. — Иногда я её просто обожаю. Хоть она меня и не любит.

— Брось, — отмахнулся Боунс, — это у вас такая взаимная привязанность: ни дня без склоки.

— Так и быть, верю дипломированному психологу, — Джим ткнул его в бок локтем. — А если серьёзно — спасибо. Что вы пришли.

— Как же, оставь тебя одного, — Боунс вытянул руку, взъерошивая его вихры, и Джим с наигранным возмущением вывернулся:

— Эй! Знаешь, сколько я из перед зеркалом зализывал?

— А галстук по-человечески так и не завязал? — фыркнул тот, дёргая Джима за рукав.

— Ты сам терпеть не можешь эти удавки, — Джим показал Боунсу язык. — У тебя единственная фотография в галстуке — со свадьбы. Джослин настояла, спорю.

— Вообще-то, есть ещё пара — с официальных мероприятий, — Боунс хмыкнул, — но да, ты прав. Джос хотела, чтобы всё было идеально. Пришлось соответствовать. Хотя выгляжу я там всё равно влюблённым кретином, но тут уж что есть.

— Поверь, — проникновенно возразил Джим, воздевая кверху оттопыренный палец, — печать тяжкого бремени интеллекта с твоего чела не стереть галстуком.

— Тебе только речи толкать, — Боунс хлопнул его по плечу, вставая на ноги:

— Пойдём проветримся. Погода хорошая, еда съедена, чего чахнуть.

— Предложение полюбоваться на звёзды прозвучало бы романтичнее.

— Это ты так девочек кадрить будешь, звёздами. А я говорю о здоровом образе жизни, — назидательно высказался Боунс. Джим подскочил за ним следом и пихнул плечом:

— Неужели ты и Джослин заговорил зубы лекцией о здоровом образе жизни?

— А об этом тебе знать ещё рано, — тот небольно и щекотно щёлкнул его по носу. Джим моргнул и, даже не поморщившись, присвистнул:

— Бо-оунс, да ты серьёзно. Серьёзно!.. Я был неправ: Джослин — святая женщина, если вышла за тебя после такого замуж.

— Джим, — вкрадчиво произнёс тот, оборачиваясь перед выходом на крыльцо, — ты засранец.

Джим едва дотерпел, пока вскачь пересёк двор, и расхохотался в голос:

— Ладно-ладно. Зато теперь ты можешь посмотреть на звёзды со мной. Сплошная выгода.

Боунс, кажется, закатил глаза.

Они устроились у пригорка, где росли персиковые деревья; Джим распластался по траве, раскинув руки, как кривоватая морская звезда; Боунс — пристроился рядом, предусмотрительно отодвинувшись так, чтобы не попасть Джиму под руку.

— Как ощущения? — спросил Боунс, поворачивая голову набок. Джим оглянулся на него непонимающе.

— Ну, у тебя, как-никак, взрослая жизнь началась, — уточнил Боунс.

— Пока не чувствуется, — легкомысленно отозвался Джим. — Не то чтобы будущее было моей любимой темой для размышлений.

— Найди мне человека, который бы думал о будущем исключительно в радужных красках, — хмыкнул Боунс.

— Но ты вот точно знал, чего ты хочешь.

— Пойти по родительским стопам. Это получилось естественно, Джим. Мне повезло, что я люблю свою работу. Мог бы с тем же успехом попасть в ненавистную профессию — просто из семейного принципа.

— Семейного принципа, говоришь? Не-ет, это явно не ко мне… — Джим шумно подул, отпугивая порхнувшего было ему на нос мотылька. — Папаша — герой Терранской империи… Спасибо, обойдусь.

— Героические замашки у тебя определённо прослеживаются, — невзначай вставил Боунс. Джим, изловшившись, ткнул его под рёбра.

— Пока он не погиб, флот не видел в нём ничего героического, скорее наоборот, — буркнул Джим. — Знаешь, как на флоте называют всяких мятежников? Повстанческое отродье. Джорджа Кирка едва в них не записали, он чудом разбирательства избежал. А потом вдруг — бац! — и герой Терранской империи. Разгромленные звездолёты, враги, мятежный крейсер… И частицы, развеянные в космосе. Иногда мне кажется, что героем его объявили из исключительной вредности.

— Он всё-таки спас восемьсот с лишним жизней, — возразил Боунс. — Не так мало. Особенно если вспомнить, что и твою.

Он поёжился, промолчав.

— Я всю жизнь ненавидел Звёздный флот, — изрёк Джим, нарушая тишину. Пальцем он обводил в воздухе линии созвездий. — И, знаешь, никогда не мог понять, что там забыли мои родители.

Боунс пожал плечами:

— А теперь?

— А теперь я смотрю на звёзды и точно знаю, чего хочу, — Джим остановил палец на яркой Веге:

— Я хочу летать, Боунс. Лучше — там, где поменьше людей.

— Для этого не обязательно идти в Звёздный флот, Джим.

— Кроме них мало кто забирается в дальний космос, — отозвался он. — Хотя ты прав. Мечтать — так по-крупному.

— Как будто ты умеешь по-другому, — Боунс протянул руку и встрепал ему чёлку. Джим замотал головой, потом перекатился и набросился на Боунса, вцепляясь ему в бока и подмышки. Тот, задыхаясь от смеха, взвыл.

В чернеющем окне никем не замеченным исчез в глубине дома силуэт разбуженной Джослин.

* * *

Никого как будто не было дома. Леонард повесил в шкаф куртку, разулся, дошёл до спальни — и замер на пороге. Джослин, в тоненьком халатике, намеренно съехавшем, а под ним абсолютно нагая, с рассыпавшимися по плечам и груди льняными локонами, восседала на постели. Заметив его, она улыбнулась — одними уголками губ, чуть исподлобья, и встала, рывком, сбрасывая на пол одеяние и подходя к нему, словно гипнотизируя.

— Наша жизнь в последнее время… стала немного однообразна, ты так не думаешь, Ленни? — проговорила она театральным полушёпотом, обходя его кругом. — Конечно, у тебя есть твой авантюрист-приятель, с которым ты там возишься… Но малыш Джимми вряд ли подозревает о других твоих… нуждах, — Джослин сняла с него галстук и уронила тут же, на пол. Затем шагнула назад, дразнясь. Леонард приподнял бровь. Джим бы на «малыша Джимми» оскорбился, но с Джослин ругаться было бессмысленно… Да и Леонард уже устал пререкаться с её паранойей по поводу Джима.

— Ну, женился-то я на тебе, — отшутился он, ухмыльнувшись коротко.

Джослин обошла его сзади, прильнула всем телом, закидывая руки через плечи и медленно раздевая. Она стащила с него рубашку, заставив слегка выгнуться, затем — майку — кажется, порвав по шву, но об этом ни Леонард, ни Джослин предпочли не волноваться. Всё это тоже оказалось на полу — и Леонард поёжился, почти незаметно, когда Джослин отстранилась от него.

— И я… рада, что ты выбрал меня… — она оказалась вновь перед ним и подняла обе руки, демонстрируя повисшую между ними чёрную повязку, — а не его. — Джослин сделала шаг вперёд, не разрывая контакта, затем ещё — и повязка легла ему на глаза, надёжно скрывая окружающий мир беспросветной чёрной пеленой.

— Ленни, — его ухо обдало жарким дыханием. Затем женские руки — ладони Джослин, маленькие, но цепкие и с её обычными коготками, ладони, которые он, после стольких лет, узнал бы в любом положении, — потянули его за собой, повалили на постель, раскинули его, разводя руки в стороны, прижимая к изголовью.

Леонард уже ждал любимой жёниной забавы — наручников или верёвок, но ладони её вдруг исчезли, и только губы терзали его, раскрывая рот, зажёвывая, засасывая язык. Рука её — понял Леонард секундой позже — ловко работала с застёжкой на его штанах, поглаживая его через ткань вдоль напряжённых мышц.

— Красивый, — прошептала Джослин, дыша над самым его лицом, — какой же ты красивый, — она шепнула ещё раз, кусая его за плечо, и Леонард невольно вскрикнул, почувствовав… укол?

— Мой милый, наивный Ленни, — произнесла Джослин тихо, но так, что он всё ещё её слышал. Её ладонь тяжело легла на его шею, придавив на мгновение косточки, а затем замерев в ложбинке рядом с ключицами. — Слишком, — добавила она, надавливая на ямочку между ключицами ногтём. Леонард приглушённо вскрикнул — и вдруг осознал, что звука почти не было, только хрип.

— Слишком, — повторила Джослин, расчерчивая его грудь, а затем отшатнулась, усаживаясь у него в ногах и быстро достаскивая его штаны. В несколько секунд — секунд ли? Они казались ему вечностью, заторможенно удивился Леонард, — он был без одежды, и Джослин, ухватив его сначала за ноги, потом за руки, стянула его с кровати. Не в силах контролировать себя, Леонард так и рухнул, чувствительно ударившись о паркет.

Парализующий препарат, откуда-то всплыло знание. Нейролептик. Не слишком сильно действующий — не смертельный, но эффективный… Притупляющий реакции нервных окончаний?

Рассуждать было неимоверно сложно, но ничего другого Леонард делать всё равно не мог — даже сомкнуть глаз или шевельнуть пальцем.

В рассуждения вклинивались запоздалые непонимающие мысли о Джослин. Почему? Зачем? Что она собирается делать?

Последний вопрос, кажется, был лишним, но поверить, понять происходящее у Леонарда, чьи мозги были задурманены нейролептиками, никак не получалось.

Джослин тем временем схватила его за руки и поволокла — с усилием, чертовски медленно, — куда, дезориентированный Леонард не соображал.

Его приподняли, практически усаживая — спина оперлась на что-то холодное (ванная, подсказало затуманенное сознание), — подтянули за плечи, обхватив через подмышки. Его голова несильно стукнулась о покатую поверхность — ванной. Затем чужие руки перекинули через край безвольно висевшие ноги и устроили его полусидя. Было холодно, и если бы Леонард чувствовал всё происходящее, а не отдалённо-приглушённые ощущения, как сквозь вату, он бы наверняка замёрз.

Тонкие пальцы сняли с него повязку, и Леонарду в глаза ударил яркий свет, заставив из чуть заслезиться. Над ним появилось лицо Джослин, которая смотрела на него с сожалением — с какой-то боязливой жалостью — и одновременно изучающе.

— Извини, Ленни, — она протянула руку, провела ладонью по его щеке с непонятной лаской. — Это крайние меры. Лекарство выветрится через два часа, но тебе тогда уже будет всё равно, — Джослин вздохнула, опуская глаза, затем подняла взгляд, как-то по-особенному жадно рассматривая его. После — потянулась и включила воду. Зашумела струя, и Леонард ощутил, как по дну ванной растекается соблазнительно тёплая жидкость. Опасно тёплая.

Джослин исчезла из поля его зрения, но вода не успела подняться и до щиколоток, как шаги прозвучали рядом и замерли. Чужие пальцы — Джослин, конечно, — ухватили и подняли его руку за запястье. До кожи дотронулось что-то металлическое, и Леонард ощутил почти невесомое покалывание — как когда на операции под анестезией. Вены, отметил он бессмысленно и не удержался от удивления. Глупость. Слишком…

— Старомодно, не правда ли? Старомодность всегда была тебе к лицу, — произнесла Джослин, ведя руку. Почти ровно — только иногда её всё-таки заносило, сказывалась неопытность. Рука с надрезом упала с плеском в набравшуюся воду, которая уже немного покрывала его живот. Джослин, судя по шагам, обошла ванную и села у другого края, повторяя операцию.

— У тебя всегда были такие красивые руки, — сказала она задумчиво, закончив с разрезом, и притянула его ладонь к губам, посасывая обездвиженные пальцы. — Я мечтала о твоих руках с нашего первого свидания.

Вторая его рука тоже шмякнулась в воду. Снова выглянуло откуда-то сверху лицо Джослин. У самого его лица появилась её ладонь — и длинные пальцы, которые коснулись его губ, всё ещё чуть-чуть приоткрытых.

— И нежные губы, — прошептала она, как заворожённая следя за его взглядом. — Как жаль, что всё… закончилось.

Вода уже достигла его груди.

Джослин плеснула по поверхности, как если бы проверяла температуру. Кажется, чуть добавила горячей. И поднесла влажные руки к его лицу, проводя по волосам, расчёсывая их пальцами, как любила делать после ночи любви.

Леонард смотрел на неё безучастно. Происходящее, смазывающееся для него на грани сна и реальности, чудилось ему фантасмагорией.

— Прости, — произнесла она, мазнув его губами по лбу, и пальцы её прикрыли ему веки, погрузив в темноту. Что-то подтолкнуло его, и он медленно соскользнул ниже, в тёплую воду, чувствуя, как водная плёнка покрывает его лицо, пробирается в ноздри и заливается в рот, заполняя дыхательные пути. В ушах зашумело. Тело, отяжелевшее и неощутимое одновременно, тянуло вниз, в тепло, и Леонард почти не успел запаниковать, скованный ужасом, только по-медицински привычный мозг вспомнил абзац из учебника про утопления, вызвав в воображении красочную картинку.

* * *

Джим лихо завернул, едва не прочертив коленом по дорожному покрытию, и въехал во двор Маккоев. По его расчётам, Боунс уже должен был быть дома. До Джослин ему дела не было. И пусть Боунс не ждал его раньше завтрашнего утра, Джим не собирался медлить — не с тем, что он слышал вчера. Боунс в последнее время уставал нечеловечески, и Джим намеревался исправить хотя бы его бесконечно падающее настроение.

Он соскочил с сиденья, щёлкнул по сигнализации, вытащил ключи из замка своего железного зверя и помчался к двери. Утруждаться звонить Джим, конечно, не стал: Боунс выдал ему ключ ещё чёрт знает сколько лет назад.

И только зайдя внутрь, застыл, нутром чуя подвох. В прихожей было темно, в комнатах — тоже, но кто-то был дома, и Джим замедлил шаг, внимательно осматриваясь.

Шум — едва заметный, доносился из ванной. Плеснула вода, затем на секунду воцарилась тишина, и послышались торопливые шаги, сопровождаемые остановками и негромким стуком, как если бы кто-то убирался в ванной.

Джим направился к светлой полоске, и остановился, не зная, окликнуть ли явно занятую Джослин, которая протирала полотенцем лужу на полу.

Он шагнул ближе, практически на порог.

— Эй, привет! А где Боунс? — спросил Джим, по привычке улыбаясь.

Та вздрогнула, отшатнулась, как увидела привидение, и подскочила на ноги, будто вставая в защитную стойку.

— Его нет, малыш Джимми, и тебе стоило бы подумать прежде, чем вваливаться в чужой дом, — выплюнула Джослин, наступая на него. Джим примиряюще поднял руки, но сам насторожился ещё больше. Что-то было не так, что-то не укладывалось в мозаику, что-то…

— Где же Боунс? Я очень хотел его увидеть сегодня, — произнёс он, оглядывая комнату.

— На работе своей, где ему ещё быть, — Джослин всплеснула руками. — Тебе ли его не знать.

Последние слова прозвучали с ядовитой ненавистью, которую Джим не раз слышал, конечно, но в последнюю очередь ожидал от жены Боунса.

Взгляд зацепился за полную ванную. Что-то не вязалось. Убирающаяся Джослин и полная ванная. Всклокоченная и наспех перевязавшая халат, совершенно не мокрая Джослин и полная ванная…

Он сделал быстрый шаг, опережая её, и на целый миг едва не забыл, что происходит, потому что в ванной, в расползающихся по воде кляксах алой крови, лежал Боунс, обнажённый, безответный, полностью погрузившийся в воду. Глаза его были закрыты, а рот — чуть приоткрыт, как будто он дышал… Только вот дыхания не было, понял Джим секунду спустя и резко развернулся, перехватывая рванувшую к нему Джослин.

Она дралась, как раненая кошка, расцарапав ему все руки и дотянувшись даже до лица прежде, чем Джиму удалось скрутить ей руки и добраться до сонной артерии. Наспех стянув ей руки развязавшимся поясом от халата, он на всякий случай запихнул Джослин в рот кляп и так и бросил на плитке, кидаясь к ванной. Едва не поскользнувшись на мокром полу, Джим обеими руками ухватил Боунса за плечи, вытаскивая на воздух. Тяжёлый и совершенно не желающий помогать ему Боунс едва не выскользнул, сразу же откинувшись назад под собственным весом. Джим выволок его из ванной, тяжело дыша, и уложил на пол, на спину, оглядывая в панике. Кровь растекалась по телу и рядом, по дряблой и разморенным горячей водой коже, и он в ужасе уставился на длинные неровные разрезы почти по всей длине рук Боунса.

Джим прижался ухом к груди, практически молясь, чтобы сердце его жило.

Удар. Молчание. Ещё удар, но слабее.

Джим оторвался от прослушивания пульса и заметался, теряясь, что нужно сделать сначала — остановить кровь или вытрясти воду.

«Что бы сказал Боунс?.. Потеря крови… Или дыхание… Поступление кислорода в мозг… Да! Чёрт! Конечно! Без кислорода мозг не живёт больше пятнадцати минут!»

Джим на карачках переполз, чтобы оказаться рядом с головой и, помедлив мгновение, обхватил обеими руками его за лицо, пальцами раздвигая губы — пугающе синюшные, в какой-то мерзкой розоватой пене. С чавкающим звуком он вытащил руку, обтирая жидкую пену с холодных Боунсовых губ и осознавая запоздало, что даже рот Боунса полон воды. Джим перевалил его на живот, подхватывая под рёбра, поднимая, почти согнутого пополам, и тряся, что есть сил. Что-то пролилось — на пол, на его руки, но почти тут же перестало.

«Должны ведь работать рефлексы, — вспомнил Джим смутно уроки первой помощи. — Боунс! Чёрт, почему это именно ты, ты мне так нужен сейчас!»

Он вновь перевернул отказывающегося дышать Боунса, зажимая пальцами нос и приникая ко рту, с усилием выдыхая в него.

Джим повторил процедуру раз десять, но без толку, и его обдало волной страха. Что-то не работало, что-то не сходилось с учебниками по первой помощи, и…

— Что ты сделала с ним, ведьма! — прорычал он, бессильно ударяя кулаком по полу. В уголках глаз защипало от гнева. Джим огляделся, пытаясь найти взглядом хоть какую-то зацепку. Ничего, ничего… Но почему же Боунс не сопротивлялся? Что Джослин — Она, по имени её называть казалась теперь кощунственным, — сделала?

«Она должна была обездвижить Боунса. Снотворное? Открытый рот — вряд ли, сработал бы рефлекс… И потом… Паралитическое действие!..»

Джима как подбросило. Он понёсся на кухню, где Боунс, как он знал, всегда хранил аптечку, и схватил её целиком. Грохнув ею об пол, он зарылся внутрь, пытаясь найти нечто вроде универсального противоядия, которого, как наверняка едко возразил бы Боунс, никогда не существовало. И всё же…

Джим вспомнил, как Боунс однажды лечил его, получившего анафилактический шок и забившегося в конвульсиях, и вытащил знакомую капсулу. Симптомы были сходные, и… Он сглотнул. Терять… было нечего.

Джим с силой вдавил гипошприц в шею Боунсу, замирая в ожидании. Затем, очнувшись, приподнял его, вставая сам и поддерживая, чтобы в случае чего Боунсу было, куда выплёвывать воду из лёгких.

Кашель — сначала негромкий, потом — хриплый, пополам с рвотой, был для Джима благословенным звуком. Боунс, неровно дыша, обвис на его руках, и непонятно было, пришёл ли он до конца в сознание.

Джим на руках оттащил друга в гостиную на диван, не ощущая тяжести. Он подложил ему под руки подушек — и бережно устроил голову, чтобы та не болталась. Затем притащил из ванной полотенец, чтобы обтереть вымокшего и продрогшего, судя по всё ещё синевато-бледным пятнам и гусиной коже, Боунса, обмыл холодной мочалкой изрезанные предплечья, перетянув сосуды, чтобы остановить кровь.

Найдя в аптечке бинты, Джим обмотал по пол руки, скрыв наконец под чистой повязкой страшноватые разрезы. Закончив с первой помощью, он взял из спальни ворох одеял, закутал Боунса и обнял, опустившись рядом, на колени, пытаясь согреть.

«Пожалуйста, проснись,» — застряло в горле, когда Джим поднял взгляд на бессознательного друга. Он протянул руку, замечая со злостью на самого себя, как мелко трясутся пальцы, провёл по лицу, убирая со лба и глаз спутанные волосы, почти чёрные от воды, лезущие везде, словно из учебного голофильма про утопленников.

— Боунс, — позвал Джим свистящим шёпотом, кладя ладонь ему на прохладный лоб. — Боунс, просыпайся, — он легонько потряс его за плечо, помотал голову. — Боунс!.. — сорвавшись, крикнул Джим.

Тот шумно выдохнул — но всё равно пугающе тихо, и слипшиеся ресницы его дрогнули, чуть приоткрывая мутные глаза.

— Боунс, — с облегчением выдохнул Джим, перебираясь ближе и придерживая обеими руками его голову, не отрываясь глядя в осоловелые глаза. — Чёрт возьми, я едва не психанул.

— Что ты тут делаешь? — спросил тот почти одними губами.

— Зашёл проведать тебя и… наткнулся на твою свихнувшуюся жену.

Боунс на секунду прикрыл глаза.

— В аптечке есть кровевосстанавливающее, вколи одну дозу, — проговорил он, устало моргая.

Джим немедленно потянулся к аптечке. Исполнив инструкции, он выжидающе посмотрел на Боунса.

— Спасибо, — тот закашлялся, но слабо улыбнулся. — Ты везучий дурень, Джим. Джослин… могла бы убить и тебя.

— Для этого ей пришлось бы постараться, — фыркнул он, отводя взгляд.

— Она долго всё планировала, — произнёс Боунс задумчиво и вздохнул — тяжело, и Джиму не нужно было гадать, что для него случившееся было болезненно.

Он придвинулся к дивану, распластываясь по одеялу и утыкаясь носом в живот Боунсу.

— Я бы её убил, — глухо сказал Джим в толстую ткань. — Если бы ты не очнулся, я бы… придушил её голыми руками.

На его затылок, приминая волосы, легла тяжёлая ладонь.

— Не надо, Джим. Ты меня вытащил. Я буду в норме.

Он закрыл глаза, пытаясь восстановить неровное дыхание.

— Я почти запаниковал, — признался Джим, на ощупь ухватываясь за плечо Боунса. — Ты лежал весь в крови. Я… понятия не имел, что надо делать в первую очередь.

— Ну, раз я здесь, значит, ты всё сделал правильно, — тот провёл пятернёй по Джимовой шевелюре, успокаивающе гладя его. — Потом… повторишь первую помощь, если захочешь.

— А где Джослин? — спросил Боунс спустя несколько минут, когда оба они более-менее успокоились.

— Я её обездвижил, — буркнул Джим. — Не было времени разбираться, что случилось. Как она вообще тебя?..

— Я не ждал, — коротко отозвался тот. — Даже не думал. Почему?..

Боунс замолк на полуслове. Джим обнял его крепче обеими руками и потёрся щекой об одеяло.

— Надо с ней поговорить, — вынес вердикт Боунс.

— Если она вообще вменяемая, — Джим вздохнул, но встал на ноги, беспокойно оглядываясь на него. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, чем полчаса назад, — тот усмехнулся невесело.

Джим критически осмотрел повязки — те остались чистыми.

— Кровь остановилась, — успокоил его Боунс. — Всё в порядке. Потом… займусь остальным, но сейчас никакой опасности нет. Нам надо поговорить с Джослин.

Джим бы — если быть совсем честным — предпочёл бы забыть о Джослин, не вспоминать никогда и не разговаривать с ней. Но оставить Боунса с ней тет-а-тет он не хотел ещё больше, поэтому только кивнул и отправился вызволять её из ванной.

* * *

С Джослин Джим обошёлся грубовато, но эффективно. Особенных эмоций спелёнутая жена у него, правда, не вызвала, и Леонард смотрел, как будто со стороны, как Джим усаживает её, рычащую и пытающуюся незаметно оттоптать ему ноги, на кресло — предусмотрительно отодвинутое подальше от него.

На мгновение их с Джослин взгляды встретились — и в её глазах отразился неприкрытый, всепоглощающий страх.

— Джос… — начал Леонард и замолчал, собираясь с мыслями. — Джос. Я… Я не могу понять только одного — почему?..

— Пока ты и твои идиотские авантюры не завели нас туда обоих, — плюнула она, тряхнув головой. Волосы, повисшие неаккуратными лохмами, упали ей на глаза, Джослин ещё раз дёрнулась, запрокидывая голову и гордо выпячивая подборок. — Ты, Лен!.. У тебя были все возможности! Молодой талант, юноша с невинными глазами — сущий ангелочек! Тебя бы приняли куда угодно, у тебя… У тебя могла бы быть прекрасная карьера — и спокойная, славная жизнь, но ты подобрал откуда-то этого мальчишку, — она метнула яростный взгляд в сторону Джима, — ты практически дал ему своё имя! А если им заинтересуются?.. А он ведь не умеет держать себя в руках — и лезет вечно!.. Как ты!.. — Джослин громко всхлипнула и разразилась истеричными рыданиями.

— Я тебя любила, — прошептала она, опуская голову. — И нам… нам ведь было хорошо, Лен. Я… не хотела. Но я боялась, а ты не хотел даже слушать.

— Ты могла бы попросить развод, — опустошённым голосом произнёс Леонард, не в силах отвести взгляд от разбитой женщины, которую когда-то, кажется, так страстно любил, что ухаживал за ней долгих два года кряду.

И сейчас, может быть, где-то любил, подумалось одновременно с ноющей болью под сердцем.

— Как будто ты бы дал мне его, — вспыхнула она, вскинувшись и зло сверкнув глазами. — Как будто ты бы послушал меня! Как будто тебе было не всё равно!.. Да ты был занят этим мальчишкой больше, чем мной и всеми остальными!..

«Какой бред,» — отрешённо подумал Леонард. Его захлестнуло усталостью.

— Я бы дал тебе развод, — повторил он негромко. — Или ушёл бы сам. Ты могла бы спросить. Но не впутывай Джима.

Джослин расхохоталась. Краем глаза Леонард заметил, как побледнел сам Джим, как сжались в кулаки его руки.

— Джос, — произнёс он, протирая ладонью глаза, — я дам тебе развод и всё положенное тебе имущество, только убирайся. Убирайся к чёрту — и никогда не приближайся к Джиму. И ко мне, — добавил Леонард, подумав секунду. — Делай, что хочешь, живи, как хочешь. Но сунешься к нам — и эта история станет достоянием общественности. И поверь, я найду способ доказать, что тебе место в дурдоме.

— Джим, — обратился он к нему, поворачивая голову. — Развяжи её, пожалуйста. И… пусть забирает, что ей нужно.

— Боунс… — пробормотал тот, кусая губы и сверля взглядом кресло, на котором сидела Джослин, — она чуть не убила тебя. Ты был почти мёртв…

— Я жив, — Леонард вздохнул. — Джим, — мягко позвал он, мысленно умоляя его обернуться.

Тот медленно перевёл взгляд.

— Пусть. Мы не увидим друг друга больше. Но мы живы, а ей — уже всё равно. У неё не осталось ничего, кроме страха, — тихо произнёс Леонард, чтобы его услышал только Джим. Джослин, кажется, решила, что ей выносят приговор, забившись в тихой истерике, но Джим, сжав губы, кивнул и вытолкал её в комнату.

— Часа хватит? — спросил он. Джослин ничего не ответила — во всяком случае, Леонард не слышал, но через час хлопнула дверь — и Джим вернулся в гостиную и сел рядом, осторожно, чтобы не придавить случайно его ногу.

— Ты здесь не останешься, — наконец заявил он, решительно вздёргиваясь.

— Ты меня сквозь ночь на своей жуткой машине повезёшь, что ли? — усмехнулся Леонард слабо. Джим хмыкнул.

— Не дождёшься. У меня есть знакомый, который подрабатывает в такси. Тебе что-нибудь нужно отсюда?

Леонард вспомнил их с Джослин голографии, «шкаф с фамильными реликвиями», как любила прихвастнуть Джослин, и покачал головой. Планшеты с исследованиями хранились на работе, старые семейные альбомы и отцовские книги — в его старой квартире.

— Аптечку забери. И что-нибудь из холодильника — у тебя наверняка опять пусто.

Джим, рисуясь, выгнул бровь — получилось забавно.

— Я помню твои лекции о здоровом питании, — заметил он, чуть-чуть дёрнув уголком рта.

— Ещё бы ты их претворил в жизнь, — парировал Леонард, ощущая, как мир постепенно возвращается в нормальное положение из перевёрнутого.

— Я мигом, — Джим широко улыбнулся. И вихрем исчез в коридоре.

* * *

Джим отложил инфопланшет с расчётами и в задумчивости провёл ладонью по затылку, взъерошивая короткий ёжик, который Боунс иногда насмешливо обзывал «патлами». Здесь и сейчас, в публичной библиотеке Бостона, он походил на примерного ботаника, обложившегося картами памяти с доказательствами варп-теории и всевозможной астрофизики.

Только вот на столе перед ним лежала вовсе не астрофизика, а раскрытая новостная статья о несчастном случае в Джорджии. И медицинская карта, доставшаяся ему не самым законным путём.

Он куснул губу — вредная привычка с годами только въедалась глубже в его натуру.

Всё началось с того, что Боунс, благородный дурень, как он есть, простил бывшей жене попытку убийства — сам Джим до сих пор иногда видел в кошмарах его безжизненное тело в той треклятой ванной.

Но если Боунс был врач с мазохистскими замашками идеализма, то Джим — вовсе не собирался пускать дело на самотёк. Особенно когда под ударом был Боунс. Устроив переезд в Бостон — мысль принадлежала Джиму, трезво рассудившему, что в большом городе им будет проще затеряться, — он разыскал Джослин, уже повторно вышедшую замуж и…

Ощутимо, пусть ещё не на сносях, беременную. В первый момент Джиму очень хотелось сломать ей шею за, очевидно, долгую и хладнокровную измену лучшему другу, но во второй момент его всё-таки настигло осознание, что ребёнок — ребёнок, чёрт возьми, — был не виноват.

Поэтому Джим просто пошёл ва-банк, совершенно грязно и неэтично шантажировав Джослин будущим её ребёнка — если она хоть пальцем пошевельнёт и тронет своего бывшего мужа. Не то чтобы это избавило его от паранойи — Джим без конца проверял почту, все контакты, подозревал каждого встречного и обзавёлся парой информаторов в Джорджии, — но Джослин, на удивление, никуда не лезла.

Так он считал, пока не прочёл статью про супругов Тридвей, попавших в подозрительную аварию, и оставивших одну дочь — двух с половиной лет, Джоанну Тридвей.

Джим закрыл программу и отодвинул планшет, несколько секунд сидя и просто глядя сквозь пространство. Затем встал, сгрёб вещи в сумку и почти бегом помчался на улицу.

* * *

— Боунс.

Леонард вопросительно замычал, не поднимая головы.

— Боунс, — повторил голос Джима, тоном, сменившегося с требовательного на настораживающе-виноватый, и Леонард взглянул на него, мгновенно преображаясь в само беспокойство.

— Ничего хорошего это выражение не предвещает. Ты себе ничего не сломал? — поинтересовался он как можно беспечнее.

— Хуже. У меня новости.

— Новости, — уточнил Леонард, вздёргивая брови.

— Из Джорджии, — Джим, помедлив, протянул ему инфопланшет. — Погибла Джослин Тридвей. Случившееся признано трагическим несчастным случаем.

— Готов поспорить, — пробормотал Леонард на автомате, разглядывая голографии в новостной ленте. О Джослин он не слышал почти три года — и предпочитал не вспоминать сам. Джим не очень возражал.

— Меня там не было, но её нынешний муж, судя по послужному списку, лез во всякие подковёрные интриги, чтобы получить место. Я бы не спешил с объявлением этой аварии несчастным случаем.

— Джослин с её паранойей… — Леонард качнул головой. Он мог давно уже не испытывать тех светлых чувств к бывшей жене, но узнавать о её смерти вот так — было и жестоко, и по-жизненному иронично.

— У них с Тридвеем осталась дочь, — добавил Джим странно безэмоциональным голосом, каким обычно скрывал напряжение. — Два года — и ещё половина. Если верить официальному источнику.

— Есть причины не верить? — Леонард не очень понимал, куда Джим клонит, хотя упоминание о дочери Тридвея — ребёнке, которого так хотела Джослин, и которого он сам не смог ей дать, — больно резануло.

— Датам — может быть. Но не медицинской карте, — Джим подошёл к нему и пальцем перещёлкнул статью, увеличивая изображение. С экрана на Леонарда смотрела маленькая смеющаяся девочка, темноволосая, с большими карими глазами и курносым носом.

— Я её нашёл тогда, Джослин, — тихо проговорил Джим. — Ты выгнал, а я считал, что это было опрометчиво — чёрт, ладно, это и было опрометчиво, это было опасно, и ты сам прекрасно всё знаешь. Если бы дело было только во мне — ладно, но она едва не убила тебя, и я не мог просто её отпустить. Поэтому нашёл, когда мы уже переехали, хотел… прояснить. Вывести на чистую воду. Или…

— Убить, — Леонард откликнулся эхом. — Но не убил.

— Был готов, — поправил его Джим. — Всё обдумал, но она сказала, что беременна — да это, в общем, уже было видно, и я сдал на попятную. Пригрозил — чем можно лучше всего напугать беременную женщину?.. И уехал. Следить не перестал. У меня всё время было чувство, что она выжидает. Так и узнал — а потом увидел фотографию… В общем, я попросил об одолжении и перепроверил тест на генетическое родство, — он протянул карту памяти. Леонард смерил её долгим нечитаемым взглядом, затем з запихнул в пад, хотя о результатах догадаться можно было, действительно, и по фотографии.

— Медкарту подделали — она значится дочерью Тридвея, но это твой ребёнок.

Леонард пролистнул расшифровку, вверх-вниз, обратно, затем вернул на экран фотографию. Ощущение всё ещё было ирреальное.

— Что ты знаешь о Тридвеях? И их врагах? — спросил он, оборачиваясь к Джиму. Тот уселся на край стола, болтая ногами:

— Тридвей — адвокат. Занимался всякой мелочью, рутиной… Громких дел у него не было, зато была репутация.

— Идеал Джослин, — прошептал Леонард почти неслышно. Джим, впрочем, понял и наклонил голову в знак согласия:

— Да. В последнее время дела шли очень хорошо, если верить их бухгалтерии. Было бы логично поставить на Тридвеевских коллег по фирме.

— Что будет с Джоанной? — спросил он.

— У Тридвея была родня. Отдадут им, скорее всего.

— А Дарнеллы?..

— Открестились от Джослин после её развода.

Леонард кивнул, вспоминая её настойчивое желание ободрать его побольше. Он сильно не сопротивлялся, зная о неоднозначной реакции её семьи на «пятна на репутации», и отписал ей даже общий дом. Который, как выяснил потом случайно, она продала на следующей же неделе.

— Ладно, — он поднялся с места, — ты со мной?

— В Джорджию? — угадал Джим. — Ты без меня заблудишься.

Леонард ответил едва видной улыбкой.

* * *

«Родственники Джослин» — это было почти правдой, дальше большей правдой, чем Джим того хотел бы и позволял себе осознавать. Но Джослин была частью семьи Боунса — а семья Боунса так или иначе была семьёй Джима, что связывало и их двоих.

Однако это был тот статус, с которым их приняли без вопросов. Старшие Тридвеи, его младшая сестра с семьёй — с ними теперь и маленькая девочка, которая пряталась по углам и настороженно шарахалась от окружающих.

Кто-то из приехавших, кажется, сказал “вылитая Джози”, и Джим украдкой обернулся. Джоанна была похожа на кого угодно, только не на Джослин, и если бы Тридвей не погиб в злаполучной аварии, Джим бы поставил на мстительность обманутого супруга.

Боунсу явно было не по себе, и Джим бы с радостью уволок его отсюда в какую-нибудь далёкую галактику, вместе с маленькой Джоанной, подальше от старых знакомых и воспоминаний о бывшей жене. Но здесь они были ради Джоанны, из-за Джоанны… И только пары взглядов, которые Боунс украдкой бросил не неё, хватило бы Джиму сказать, что приехали они не зря. Боунс, разумеется, терзался муками совести, но Джоанной был очарован, смотря на неё с детским восторгом.

После официальной части Джим задержался, наблюдая за Тридвеями и пытаясь уловить в лицах родственников, прощающихся с первой партией гостей, хоть какую-нибудь настороженность, и спохватился только когда Тридвеи куда-то расползлись, а Боунс, обычно державшийся на расстоянии шага, куда-то делся.

Джим отделился от скопления оставшихся и осторожно, честно пытаясь никому не попасться, обошёл ближайшие комнаты.

Боунс — Джим безошибочно узнал его по широкой спине и широким жестам, которыми он что-то демонстрировал — обнаружился на заднем крыльце. Джим увидел его из окна и уже поспешил было вниз, но замедлил шаг, заметив маленькую фигурку у ног Боунса.

О чём они говорили, с того места, где Джим стоял, слышно не было, и он так и ушёл — тихо и особенно не прощаясь — дожидаться Боунса в мотеле.

Тот пришёл, когда уже стемнело, и, не раздеваясь, улёгся на постель, заложив руки под голову. Джим молча наблюдал.

— Надо забрать Джо у Тридвеев, — произнёс Боунс внезапно.

— Заберём, — лаконично ответил Джим.

— И отправить как можно дальше отсюда, — добавил тот совсем тихо, растирая ладонью лицо:

— Бросить я её не могу… И остаться не могу. Не с моей репутацией. Не с тем, что случилось с её матерью.

— Мы её защитим, — прервал его Джим твёрдо. — Боунс. Ты прав. Это всё правильно. Но мы её защитим.

Тот повернул голову и в полутьме долго всматривался в Джима усталыми глазами.

— Хорошо, — наконец сказал Боунс и зевнул. — Верю.

* * *

На самом деле Джим шёл наугад — если уж сознаваться. Раскопанная им старая история — по следам запавших в память скупых слов матери из далёкого детства — была похожа на правду, но прошло слишком много лет. И — если Вайнона Кирк знала Кристофера Пайка лично, о существовании Джима Кирка он мог знать только с чужих слов.

Но приходилось рисковать.

Джим прошёлся между столиков вразвалочку, оценивая обстановку. Публика — разношёрстная, буйная — совершенно не походила на бравых офицеров флота, и это был хороший знак. Если Пайк предпочитал подобные места без лишних ушей — дело могло выгореть.

Спрашивать завсегдатаев было бессмысленно, барменов — опасно, и Джим, взяв для проформы стакан, переместился поближе к тактически выгодному углу.

Такой угол выбрал бы капитан Звёздного флота — если он дожил до звания капитана, и оставалось только не выдать свой интерес: в том, что его не узнают, Джим был уверен, но вот в том, что сразу не решать пристрелить на всякий случай — не очень, а ввязываться в драку значило потом долго и нудно разбираться с последствиями.

Идеально было бы найти Пайка первым, и Джим, отвлекая внимания, подсел к скучающей дамочке за столом сбоку. Дамочка на нарочно неумелые попытки ухаживания реагировала вяло, пополам с руганью, но Джиму со своего места удалось разглядеть подходящий силуэт, и он, смешавшись с группкой проходивших мимо отмечающих — слышны были воодушевлённые выкрики и заплетающиеся поздравления, — проскользнул к своей цели.

— Добрый вечер, капитан, — успел проговорить Джим перед тем, как ему под дых ткнулось холодное дуло фазера.

— Неплохо для новичка, — заметил грубоватый негромкий голос. — Но мне не кажется, что мы знакомы.

— Кирк, — поспешно выпалил Джим. — Джеймс Кирк.

— Чего только не придумают, — усмехнулся Пайк — теперь, когда он повернулся лицом, Джим точно узнал его с фотографий и записей. — Как у вас с доказательствами, мистер Кирк?

— Вам сразу сравнительный анализ ДНК или хватит трагической истории детства? — отозвался Джим, бросая на стол инфочип. — Это из моей медкарты. Ну, и ДНК всякие. Но, может быть, вам хватит того, что моя мать, Вайнона Кирк, когда-то обратилась к вам за помощью, чтобы скрыть свою фамилию и фамилию своего сына.

Пайк, секунду поразмыслив, всё-таки вытащил планшет, вставил чип и перещёлкнул пару файлов. Затем снова посмотрел на Джима и убрал фазер.

— Признаться, я не рассчитывал на встречу. Ты слишком давно исчез со всех радаров, Джеймс. Чем обязан?

— Джим, — поправил он. — Я пришёл за помощью.

— Что убедило тебя в том, что я помогу?

— Ну, я провёл исследование, — Джим неопределённо махнул рукой. — Вы не только нам помогли. Ещё нескольким семьям тех, кто был вашими коллегами. А вы служили с моим отцом. Звучит не так, как об этом обычно говорят, но, может быть, вами двигало чувство долга, капитан Пайк?

— Любопытная теория, — Пайк улыбнулся, и у Джима как от сердца отлегло. — Что же заставило тебя обратиться к офицеру Звёздного флота после стольких лет? Помнится, твоя мать была ярой противницей этой организации, когда мы в последний раз виделись.

— Я хочу, чтобы вы помогли спрятать людей, — прямо сказал Джим. — Двух. Как меня когда-то. Как можно дальше и как можно безопаснее.

— От всех? — Пайк покачал головой:

— Универсальных рецептов не бывает, Джим. Но — это возможно. Замена документов, чистка информации. Обычно не за “спасибо”.

Джим хлебнул из своего стакана и встретился с Пайком взглядом,:

— Я пойду к вам в Звёздный флот.

* * *

Джим как можно тише прикрыл за собой дверь. В темноте можно было пробираться только на ощупь, и он почти крался, стараясь не задеть случайно локтём за стену, оказавшись во внезапно сузившемся пространстве без света.

Он пробрался до кухни, когда его ослепило включившейся лампой.

— Джим, ты же знаешь, что это плохая идея — бродить среди ночи по квартире, играя в суперагента. Свет — пятьдесят процентов.

Боунс в проёме не был свеж и бодр, но и не выглядел заспанным. Футболка его светлым пятном высвечивала контуры силуэта среди пятен, которые мелькали перед глазами ещё не проморгавшегося Джима. В руке виднелась явно давно остывшая кружка для кофе.

— Ты мог бы меня и не ждать — а это уже слишком напоминает жизнь “давно женатой пары”, — проворчал он, протирая лицо ладонью.

— Разумная предосторожность, — фыркнул Боунс, не среагировав на привычную дразнилку. — На случай, если ты опять куда-нибудь вляпался. Но, как я вижу, ты в порядке, так что я пошёл спать.

Джим провёл ладонью по затылку.

— Боунс, — окликнул он, когда спина того почти скрылась в коридоре, — ты прав, я вляпался. Но — учти — совершенно добровольно.

Было видно, как тот в напряжении замер.

— Ты знаешь, это звучит куда более пугающе, — заметил Боунс, разворачиваясь. — Мне сесть, лечь или достать бурбон?

— Просто… — Джим вздохнул и пощипал себя за переносицу, — выслушай, окей? Я был в баре, как и собирался, но я пошёл туда, чтобы поговорить. Мне сказали, что там часто заседает капитан Кристофер Пайк из Звёздного флота, и я рискнул.

— И зачем тебе понадобился капитан Звёздного флота? — голос Боунса казался спокойным, но Джим не обманывался раньше времени.

— Он служил с моим отцом. Помог матери с документами… В общем, я решил, что если кто и выслушает меня в Звёздном флоте, то логичнее обратиться к кому-нибудь из отцовской команды, так?

— И?

— Пайк может помочь с документами и… — Джим задержал дыхание на секунду, — с Джоанной. Он уже делал это, не раз, помог мне и матери, так что…

— Что он хочет от тебя? — вдруг спросил Боунс, резко и сразу, даже не вдаваясь в подробности.

Джим не стал отпираться:

— Вступить в Звёздный флот. Через три дня шаттл.

— Спасибо, что не завтра, — Боунс шагнул вперёд, провёл рукой по лбу, разъерошил аккуратную чёлку, приблизился к Джиму, глядя на него странно-испытующе. — Но трёх дней нам должно хватить. Я так понимаю, ты собираешься вернуть свою фамилию?

Джим кивнул, всё ещё не понимаю до конца реакцию Боунса.

Тот хмыкнул — кажется, одобрительно?

— Хорошо. Это в кои-то веки правильно. Хотя ты чёртов балбес… Но как-нибудь переживём.

— Переживём?

— Я еду с тобой, — пожал плечами Боунс. Затем взял за предплечье, пристально всматриваясь в лицо:

— Я мог бы сто раз сказать, что ты не должен был этого делать, но тебе от этого ни тепло, ни холодно, ведь так? Так что мы просто идём во флот вместе. Кто-то должен прикрыть твою спину, Джим.

— Боунс, — произнёс он, шевеля с трудом едва слушающимися губами, — она твоя дочь.

Тот качнул головой, соглашаясь.

— Я принесу больше пользы там, чем трепыхаясь здесь в параноидальном бреду.

Боунс быстрым движением надвинулся на него и сгрёб в охапку. Джим подался к нему, неловко обхватывая широкую спину.

— Спасибо, Джим, — пробурчал тот ему над ухом, крепко сжав ладонью затылок.

Он усмехнулся, слегка боднув Боунса в челюсть.

— Эй, любитель суровых мужских нежностей.

Они расцепили объятия, но так и остались стоять в считанных сантиметрах, не разрывая зрительного контакта.

— Согласись, — Джим хлопнул Боунса по плечу, — нам было бы слишком скучно прятаться всю жизнь по углам.

— Авантюрист, — проворчал тот. В глазах Боунса лучилось тепло, и когда он протянул руку, проводя по Джимовым волосам, как в детстве, Джим на миг прикрыл глаза, боясь, что в них вот-вот защипет.

— Спать, — убаюкивающе пригрозил Боунс, утягивая его в комнату. — Спать, Джим. А то следующие четыре года нам такого счастья не светит.

— Три, — всё-таки возразил он, уже сонный:

— Мы уложимся в три.

* * *

Первая неделя в академии шла тяжело. Проще, чем они предполагали, но тяжело: к Джиму разве что очереди не выстраивались, и Леонард каждый раз сдерживал порыв влезть, когда очередной дальновидный кадет лез к тому со слащавой улыбкой. Улыбки были здесь — нечто вроде принятого этикета, и их приходилось натягивать на себя, словно сморщившиеся от стирки носки. Ощущение ниже среднего, но им ещё три года предстояло тут жить, и Леонард учился. Ему нелёгкая наука флотской жизни давалась сложнее, чем Джиму, но Джим ловко экранировал его большую часть времени. И в общем-то, Леонард был ему благодарен.

Только беспокойство чаще пересиливает ощущение благодарности.

Их заселили вместе — Леонард подозревал, что спасибо надо сказать отнюдь не абстрактной судьбе, а вполне конкретному непоседе, — на этом ожидаемо жизнь не превратилась в рай земной (некоторые привычки можно научиться только терпеть), но вернулась к терпимой.

На удивление большим параноиком себя чувствовал именно Леонард, в котором просыпалась неутомимая мания проверять замки, новых знакомых и носить с собой аптечку — на всякий случай. Джим иногда посмеивался, иногда — негласно уступал, доверяя маккоевскому чутью, но не спорил. Сам он со стрессом справлялся утроенной нагрузкой, симуляциями и тормошением Маккоя по поводу и без. В начале — чуть было не поддался соблазну, который захлёстывал его в виде стаек прекрасных не слишком великовозрастных девиц (впрочем, пару раз Маккой примечал в Джимовых фанатках преподавателей). Любовные страсти завершились, практически не начавшись, когда одна из поклонниц Джима попыталась что-то раскопать в маккоевском шкафу. Застукал её, как ни странно, Джим — и оттаскивать его от недогадливой дамочки (которая, скорее всего, к тому же и ошиблась, зачем бы ей ещё лезть к нему в вещи?) пришлось уже Маккою.

А потом Джим приволок шугающегося мальца — безбожно юного для этой мясорубки.

— Это Чехов, — без обиняков объявил он, обнимая того за угловатые плечи.

— Павел Андреевич, — добавил шёпотом мальчишка, обхватывая себя за локти.

Маккой выпустил рукоять фазера, вытащил руку из-под подушки, сосчитал до трёх и поинтересовался:

— И откуда ты взялся, птенец?

— Чехов — гений, — запросто объявил Джим. — Самый обыкновенный гений с отделения тактики.

— И сколько лет тебе, обыкновенный гений? — вздохнул Маккой, предчувствуя по одной только сжавшейся позе нового знакомца — слишком тощего и кудрявого для развесистого “Павел Андреевич Чехов”, что этого дикого зверёнка Джим явно откопал по себе.

— Четырнадцать, — возвестил тот с едва слышной гордостью. Маккой только руками развёл, многозначительно покосившись на Джима.

— Четырнадцать, — эхом произнёс Маккой. — Что ты вообще делаешь в Академии в четырнадцать, Павел Андреевич? Здесь не средняя школа, и даже не старшая.

— Я же говорил, — жизнерадостно вклинился Джим, — Чехов — гений.

Чехов, поглядывая на того с надеждой, кивнул.

— Гений, — подтвердил он. — Хотите, я вам прямо здесь и сейчас маршрут до Альтаира рассчитаю?..

— Нет!.. — Маккой замотал головой. — Нет, Чехов, спасибо, я как-нибудь переживу. Верю, гений. Это слабо оправдывает тех, кто тебя сюда принял. Четырнадцатилетним детям в этом гадюшнике не место.

— Они мне так и сказали, — Чехов понурился. Бровь Маккоя подозрительно поползла вверх.

— Кто — они?

— Со-сокурсники.

Быстрой переглядки с Джимом хватило, что оценить обстановку.

— Травмы есть? — от непонятного голова шла кругом, и Маккой решил обратиться к тому, в чём разбирался. — Синяки и ссадины тоже считаются.

Чехов на несколько долгих секунд будто завис. А затем с облегчением выдохнул и вытянул руку, закатав рукав:

— Есть!.. Запястье болит, вот.

Маккой осторожно, медленно, припоминая, как мучился много лет назад с Джимом, шагнул к нему и прощупал опухающий сустав.

— Ну, что, юное дарование, вывих запястья, вполне рядовой. Сейчас подлатаю — пару дней руку никуда не совать, тяжестей не таскать, а лучше вообще не использовать, иначе привяжу.

Чехов с энтузиазмом закивал. Джим смешливо фыркнул в сторону и громко зашептал тому на ухо (так, что Маккой при всём желании не сумел бы не расслышать, разумеется):

— Я ж говорил! Боунс добрый, хоть и притворяется.

* * *

Если бы ему позволили, Маккой был уверен, Джим бы Чехова усыновил. Сам Чехов, правда, тоже был бы не прочь, судя по тому, сколько времени он ошивался теперь в их с Джимом комнате — или просто поблизости.

Парень действительно был гением — хотя кто бы сомневался. “Зараза к заразе липнет”, — поддразнивал он Джима. Поначалу Маккой, конечно, дёргался — и Джима с Чеховым предпочитал не оставлять в одиночестве; четырнадцать лет, может, и мало, но в Академии имперского ЗФ ухо нужно держать востро. Потом попривык, слегка успокоился и присмотрелся поближе. Джим медленно, но верно обрабатывал окружающих, подыскивая себе будущую команду, — это было ясно, как божий день. И хотя Маккой ёжился при мысли, что Чехову всё ещё было четырнадцать,в команду он вписывался как нельзя лучше. И Маккой, доверяя чутью Джима, тоже принялся потихоньку опекать юного вундеркинда и оставлял теперь дополнительную порцию ужина, когда была его очередь готовить.

Так что не было абсолютно ничего необычного в том, что именно Чехов ввалился к ним в комнату, бледный, как привидение, захлёбывающийся воздухом и тычущий пальцем куда-то в пространство.

— Кто за тобой гонится-то? — Маккой схватил его за руки, которыми Чехов размахался, словно мельница. — Чехов!

— Там… Труп!.. — выдохнул тот, останавливаясь, как вкопанный, и глядя на Маккоя расширившимися огромными глазищами. — На запасной лестнице, между вторым и третьим этажами.

— Так, — пробормотал Маккой, усаживая его на кровать, — сиди здесь. Сиди! Вода в чайнике.

Прихватив под мышку аптечку (и фазер — на всякий случай), он помчался, стараясь всё-таки не переходить на галоп, к указанной лестнице — и верно, на площадке, распластавшись на ступеньках, лежало тело.

Живое — ещё — тело, подметил Маккой, спустившись ниже. Впрочем, если бы он задержался, то ошибку Чехова уже было бы не заметить.

Юноша в красной кадетской форме — азиат, помладше чуть-чуть Джима, может быть, — был Маккою незнаком совершенно, но врачебная совесть не позволяла бросить умирающего пациента, а здравый смысл не позволял волочь его до лазарета или вызывать бригаду, потому что оба это действия с высокой степенью вероятностью имели бы бессмысленный итог.

Вместо этого Маккой дотащил тело до комнаты и скомандовал Чехову держать аптечку, а сам в это время вооружился гипошприцем.

— Наружных повреждений нет, если не считать пары синяков; очевидно, яд, — на ходу вынес вердикт Маккой, с размаху втыкая иглу гипошприца под лопатку:

— Чехов, мне нужен анализатор. Третья полка сверху. Быстрее!

Тот молнией метнулся к шкафу, разрывая залежи медикаментов и прочих полезных вещей.

— Нашёл! — провозгласил Чехов, так же обмертью кидаясь обратно и с хирургической точностью вкладывая инструмент в подставленную руку.

— Вот мерзавцы, — пробормотал Маккой, сверяя результаты. — Экспериментальная зараза, чтоб вас!.. Так, Чехов, иди сюда. Видишь ампулы с синими насечками? Да, эти. Вкалывать будешь через каждые десять минут. В вену — знаешь, как искать?

— Да! — тот аж по струнке вытянулся.

— Молодец, — Маккой похлопал его по плечу и ещё раз щёлкнул трикодером. — Лекарств должно хватить, чтобы замедить действие яда. Если ему повезёт — часа на два. Когда очнётся — если вдруг, — устроишь промывание. Потом ещё раз, ещё — и так до бесконечности, пока наизнанку не вывернется! Слышишь, Чехов? А я пойду за антидотом.

Чехов, явственно дрожащий от ответственности, страха и любопытства одновременно, ожесточённо закивал. Маккой стремительно направился в лабораторный корпус.

Вообще говоря, выносить разработки из лабораторий было запрещено, но раз уж кто-то вынес яд, доставленный им для исследования два дня назад, чтобы убить какого-то несчастного парня… Какова наглость! Хорошо ещё, что Джим был занят своими симуляторами, хотя если быть честным, Маккой бы не отказался от компании: Джим бы точно сумел найти безумный, но быстродейственный выход. А не полез бы напролом выкрадывать засекреченные и недопроверенные тестами медикаменты. В любое другое время Маккой бы себя первым под трибунал отдал за такую безалаберность. Но время на часах бессознательного паренька в их комнатушке капало слишком быстро.

Ничтоже сумняшеся, Маккой ввёл свой же код доступа, прошёл внутрь, поздоровался с парой знакомых коллег и, мельком осмотревшись, прокрался — на цыпочках, детский сад! — в закрытую часть исследовательской.

Только выбравшись наружу (и едва не столкнувшись нос к носу с Кристиной Чепел), он позволил себе выдохнуть и незаметно обтёр вспотевшие руки о кромку формы.

Чехов ждал его, встревоженно поглядывая на часы и перекладывая гипошприцы. Заслышав шаги, они встрепенулся, подскочил и отрапортовал:

— Пульс — пятьдесят пять, последний раз вводил инъекцию три минуты пятьдесят секунд назад…

— Вольно, Чехов, — осадил его Маккой, выуживая драгоценный тестовый образец и, на мгновение замерев — ведь непроверенный препарат, чёрт его не знает, как подействует?.. — осторожно приставил шприц к шее паренька. С щелчком высвободилась в кровь вакцина, и Маккой опустился рядом, прямо на пол. Затем запустил пустой шприц через полкомнаты в мусорное ведро — тот упал рядом, но вставать не было сил.

Чехов неслышно сел на корточки — сантиметрах в двадцати.

— Что теперь? — спросил он шёпотом.

-Ждём, — Маккой покосился на их пациента, — до вечера не будет изменений — придётся медицинскую бригаду вызывать. Я бы предпочёл обойтись.

* * *

Джим подскочил от резкого сигнала коммуникатора.

Сообщение, помеченное «СРОЧНО», было от Чехова Павла Андреевича. Джим, пригнувшись и старательно игнорируя удивлённые взгляды соседей, выбежал с лекции.

— Что случилось? — спросил он тут же поджидавшего Чехова.

— Доктора Маккоя хотят вызвать на дисциплинарное слушание, — сообщил тот с несчастным видом. — Я поздно сообразил. Когда Сулу очнулся, я сразу не подумал, как все мысли выбило, надо было сразу проверить…

— Сулу — это тот парень, пилот, которого вы вчера откачали? — уточнил Джим.

Чехов ответил кивком:

— Да, только доктору пришлось позаимствовать некоторые препараты из лаборатории… И кто-то уже заметил и поднял тревогу.

— Так, — пробормотал Джим, листая документы на планшете, который сунул ему в руки Чехов, — это явно не тянет на случайность. Боунса надо спасать.

— Если бы я посмотрел раньше… — вздохнул Чехов. Джим тряхнул его за плечо:

— Эй! Выше нос! Зато теперь мы знаем, что нас ждёт. Враг, о котором известно, уже не так страшен, как… Ну, понятно. Сможешь взломать сервер?

— А смысл? Уже всем разослано всё, — не понял Чехов.

— Но сможешь? — гнул своё Джим. Тот кивнул, всё ещё не понимая.

— Сможешь подкинуть им лишних следов? Чтоб вывело на меня? Что я влез в систему из-под пароля Боунса — что угодно.

Лицо Чехова прояснилось, но тут же помрачнело от тревоги:

— А ты что будешь делать?

— Мне-то явно достанется меньше, чем Боунсу, так что — не переживай, — Джим отдал ему планшет. — И — главное — Боунсу не говори? По крайней мере, пока слушание не пройдёт, там-то сам узнает.

— Так точно, — откликнулся Чехов — не то в шутку, не то всерьёз. Джим почесал затылок, глядя ему вслед. Чеховская исполнительность, несомненно, была отличным качеством, особенно для окружающих, но как бы до истощения не дошло… Джим тряхнул головой, возвращаясь к насущным мыслям. Боунс. Нет, с точки зрения Джима Боунс был невыносимо великолепен. В своём наплевательском отношении к правилам в том числе. Но как он только всё время ухитрялся нарываться на приключения в одиночке? «А как же я?» — подумалось Джиму, и он посмеялся себе под нос над этой мыслью. Звучало по-дурацки, но, правда, было обидно.

Коммуникатор пискнул ещё раз. Джим просмотрел сообщение, удовлетворённо кивнул и зашагал в сторону кабинета начальника медицинского отделения.

* * *

— Кто-нибудь видел Джима? — Маккой обвёл взглядом комнату. Сулу и Чехов, сидевшие по разным углам (что не мешало им третий час резаться в какую-то игру — кажется, космическую версию «морского боя»), переглянулись.

— У него слушание, — коротко пояснил Чехов, избегая смотреть прямо.

— Слушание? — только и вырвалось у Маккоя. — Какое ещё слушание?!..

— По… — Чехов запнулся, — делу о краже медикаментов из учебной лаборатории.

Маккой так и застыл с раскрытым ртом. Затем наконец захлопнул челюсть усилием воли и развернулся к выходу.

— Доктор, — остановил его Сулу, оказавшись рядом в мгновение ока и осторожно потянув за плечо, — не спешите.

— Заседание закончилось пятнадцать минут назад, — добавил Чехов из глубины комнаты, выглядывая из-за консоли. — Джим нарочно вам ничего не сказал. Вы ведь понимаете, доктор Маккой, он специально попросил. Ради вас.

— Что?.. — выдавил из себя Маккой страшный свистящий звук. — Что он на себя взвалил, чёрт побери?! — он подскочил к Чехову, нависая над ним, и казалось, что в гневе Маккой возвышался над ним огромным вопросительным знаком. — Какого чёрта я ничего не знаю?

— Джим попросил нас проследить, чтобы вы не полезли его выручать, доктор, — отрезал Сулу, вновь оказываясь за плечом, словно приставленный к нему телохранитель. — И вы никуда не пойдёте. Джим верно рассчитал: ему назначили всего три сеанса камеры агонии. Вам бы влетело больше.

— Всего… — Маккой задохнулся. — Я взрослый мужик и отвечаю за свои действия!

— Но вы всего лишь врач — для них, — Чехов развёл руками, поднимая на него терпеливый взгляд. — Вы совершенно не умеете отступать вовремя. Поймите правильно, доктор, мы — на вашей стороне. Вы вытащили Сулу, а я верю Джиму: он в вас верит. Но вы здесь — слабое звено, вы ведь это знаете, доктор.

— И вы предлагаете мне тихо и смиренно ждать, пока Джим отбудет своё наказание за моё решение, в котором я совершенно не собираюсь каяться? — уточнил Маккой, едва сдерживая гнев. — В таком случае вы оба крупно ошибаетесь.

— Прекратите, доктор, — Сулу перехватил его дёрнувшуюся руку. — Леонард, пожалуйста, поразмысли рационально.

— У меня есть вполне рациональное решение, — ворчливо откликнулся он, стряхивая пальцы Сулу. — И нет, вы можете не волноваться: я не пойду сдаваться. Не сейчас. Но Джима надо вытаскивать. И я знаю, как.

* * *

Джима Кирка приволокли к дверям лазарета. Голова его беспомощно болталась, а двое громил в красной форме даже не обращали внимания, что его ноги стукаются о косяки, пока тащили. Но, как и было обещано, он был вполне себе жив.

Маккой мысленно поблагодарил Кэрол Маркус, наспех отделался росчерком на заранее подготовленных документах и выписал Джима под личное наблюдение в общежитские апартаменты. Джим, пока его везли, так и не очухался, но показатели, которые Маккой успел снять, были стабильны.

Оставалось лишь надеяться, что не будет последствий.

Маккой поморщился, не скрываясь: камеры агонии вызывали у него брезгливость. Имперские специалисты любили хвастать “тонкостью настройки, подстраивающимся функционалом”, но всё это не стоило и гроша с их рвением использовать камеры агонии по любому подворачивающемуся формально поводу. Безо всяких настроек, подстроек и скидок. Из банальной экономии.

Джим, обколотый седативными и анальгетиками, пребывал в состоянии полунатуральной дрёмы и на внешний мир не отзывался. Может быть, и к лучшему, достаточно мрачно подумалось Маккою, пока он перетаскивал его, устраивая в чистой постели.

Самым мерзким в камерах агонии — вернее, в их принципе действия, — было то, что быстрого способа вылечить последствия не существовало. Мышечные релаксанты, успокоительные — всё это были “мёртвому припарки”. Многие медики придерживались “традиционных решений”, фактически, держа пациентов под наркозом, пока слегка не полегчает. Маккой такого лечения не любил из-за побочных эффектов; приходилось изворачиваться и едва ли не травками отпаивать, но одно дело было лечить пациентов, а другое дело — Джима.

Маккой подоткнул ему одеяло и коснулся тыльной стороной ладони виска, стерев капельки испарины. Сжал мягкую руку, пальцами обхватывая запястье и подсчитывая нервный пульс. Отпустил нехотя, поправил подушку и, помедлив, наклонился ниже, утыкаясь лоб в лоб. Затем, стряхнув секундную слабость, распрямился и поднялся на ноги, пересекая комнату и усаживаясь в паре шагов в кресле — ровно напротив, чтобы видеть Джима.

У него было в запасе несколько часов на “подождать”, а впереди, судя по всему, маячили сложные времена. Маккой вытащил планшет и щёлкнул по директории, задумчиво вырисовывая схему пальцем. Всё упиралось в Джима, не так ли? И то, что Джиму пришлось заступать на его место — конечно, Джим сделал всё, чтобы Маккой никогда об этом не узнал вовремя. Но вот только сам факт расследования его, маккоевских, дел, настораживал.

“Вы — слабое звено, доктор”, — вспомнил он слова Чехова. Что ж, это могло быть правдой… Для тех, кто наблюдал за ними со стороны.

Джим проснулся уже в ночи. Маккой, то выныривающий из сонного полузабытья, то снова ему сдающийся, подскочил на инстинктах.

— Меня уже выпустили? — удивился Джим хрипящим шёпотом. — Чёрт, я ничего не помню после первого сеанса…

— Потому что ничего не было, — пояснил Маккой, присаживаясь на корточки рядом. — Ощущения?

— Ничего приятного, но ничего другого и ждать не приходится, — Джим ухитрился выдавить улыбку, но как-то замер, уловив настроение:

— Сулу сказал?

— Да, кажется, вообще в курсе были все, кроме меня. Сплошной аттракцион, — Маккой пролистнул показания трикодера. — Насколько сильно болит?

— Ноет, — Джим зажмурился, морщась. — И мышцы тянет. Но терпимо.

— Ладно, если не заснёшь — будем думать, а так — в тебя и так вбрызнули тройную дозу обезболивающих, — он протянул руку за заготовленным стаканом. — Лечение стандартное: покой и здоровый образ жизни. Хотя бы пару суток — тебе повезло, что завтра выходной.

— Скорее наоборот, — Джим охнул, когда Маккой помог ему приподняться. — Боунс, я чувствую задницей и костным мозгом: ты очень хочешь поговорить, но я тебя сразу предупреждаю: извиняться не буду.

— Как и я, — Маккой дёрнул плечом и, придерживая голову Джима за подбородок, поднёс ему к губам стакан. — Аккуратно только.

— Хорошо, — прошептал тот, потягивая с чавкающим звуком воду. — Ты был прав. Но и я — тоже.

— Особенно если вспомнить, что я не вчера родился и давно знаком с тем, как отвечать за свои поступки, — Маккой красноречиво вскинул бровь. — Джим, я ценю твою заботу, но должны быть какие-то границы. Да, чёрт возьми, ты усложнил мне жизнь, совершенно зря и совершенно незачем. Зачем?.. Что, я похож на хрупкого задохлика, который не продержится стандартного сеанса в этой камере пыток?

— Они вынуждены как-то считаться со мной — из-за Пайка, — Джим облизнул губы и снова потянулся к воде — Маккой упреждающе приподнял стакан. — Но тебя можно даже в расчёт не брать. Я не хочу, чтобы ты рисковал зря.

— Подумать только, наши мысли сходятся, — фыркнул Маккой в сердцах.

— Что и кому ты наобещал, что меня выпустили? — парировал Джим, вперив в него внимательный взгляд.

— Поделился разработками с Маркус.

— Ты имеешь в виду… — Джим нахмурился.

— Не адмирала, Кэрол Маркус. Периодически мы работаем в одной лаборатории, — пояснил Маккой. — И хватит. Надо было бы — и к адмиралу бы пошёл.

— Боунс! Ты решил самоубийство совершить?! — возмутился тот.

— Джимми! Я старше, дубина, я буду тебе по гроб жизни благодарен за всё, что ты делаешь, и для Джоанны, но тебе не кажется, что это вообще-то моя забота — прикрывать тебя?

— Какие-то жалкие шесть лет разницы, и ты уже качаешь права? — Джим откинулся на подушку, тяжело выдохнув. — Боунс, ну, серьёзно, мне что, четырнадцать? Да я и в четырнадцать справлялся. Большей-то частью.

Маккой, даже не делая попытки скрыть раздражение, закатил глаза.

— Джим, ты… Чёрт, ты не должен меня опекать! Не тебе этим заниматься!

— А кому же ещё? — Джим зевнул и исподлобья бросил взгляд в его сторону, как будто прикидывал, насколько у Маккоя расшатаны нервы. — Боунс, не проси и даже не пытайся. А лучше в следующий раз скажи сначала мне… И мы придумаем что-нибудь сделать, чтобы никого не поймали.

— Джим, — он скорчил скорбную мину, хлопнул себя по лицу:

— В следующий раз ты первым придёшь ко мне, и мы придумаем, как обойтись бескровно!

Затем мотнул головой, сдаваясь под натиском Джимова нарочито жалобного взгляда:

— Ты идиот. Беспросветный. Ещё раз выкинешь такую хрень — устрою тебе промывание традиционным методом, может, хоть в мозгу твоём несравненном просветлеет.

— Твоей добротой можно изничтожать клингонов, — Джим прикрыл глаза, улыбнувшись уголками рта. — Боунс-оружие массового поражения. Это надо записать, — голова его чуть скатилась набок. Судя по обмякшей фигуре и приоткрывшемуся рту, этого хватило Джиму, чтобы заснуть.

— Чем бы дитя ни тешилось, — пробормотал Маккой негромко, отставляя стакан и прижимаясь губами к тёплому лбу. — Спокойной ночи, Джим, — добавил он совсем шёпотом, вслушиваясь в размеренно замедлившееся сопение.

* * *

«Кобаяши Мару», так называемый «непроходимый кошмар» всех будущих капитанов, сводил Джима с ума. Джима — а следом за ним и Маккоя, потому что за последние три года он совершенно разучился переживать за одного. Раз уж Джим не удосуживался волноваться о себе.

Джим попросил его поучаствовать рулевым, «хотя я знаю, что ты этого терпеть не можешь, но, пожалуйста, Боунс?», и пусть Маккой никогда не говорил этого вслух, он бы пошёл даже без приглашения.

Когда они в первый раз оказались на симуляторе, Джим был весел, собран, шутил и ждал — спокойно и с любопытством. Содержание теста год от года варьировалось — оставалась лишь суть. И неизменный корабль-ловушка — пресловутый «Кобаяши Мару».

До первых приказов, а потом — Джим уцепился за ручки кресла, как делал всегда, чтобы не вскочить, и Маккой понял, что что-то не то. Джим терял контроль над ситуацией — и не то чтобы хоть кто-то мог уличить его в ошибках.

Они выползли — почти буквально — с симулятора, спустя три часа, и спина у Джима была совершенно мокрая. До него было не достучаться весь вечер, и Маккой, не выдержав, просто уложил витающего где-то в прострации Джима спать, напоив предварительно тёплым молоком с мёдом — и уже будучи морально готовым едва ли не читать сказки на ночь и петь колыбельные.

Наутро Джим поднял его ни свет ни заря. Не специально — но резво вспрыгнув с постели, он принялся перерывать весь их нехитрый скарб, так что, разумеется, у Маккоя не было шансов.

— Джим? — он свесился с кровати, протирая глаза и зевая.

— Боунс! — тот мгновенно встрепенулся — бодрый до неприличия, как будто не было вчера этого дурацкого теста. Но не успел Маккой порадоваться, как Джим огорошил его вопросом:

— Ты пойдёшь со мной на «Кобаяши Мару» второй раз?

— Второй раз? — уточнил он скептически. — А разве разрешено?..

— Мало кто решается, но формально — ты имеешь право на пересдачу, как и с любым другим предметом. Две — если доказательно обоснуешь, — пожал плечами Джим. — Я хочу его переиграть.

«Это невозможно,» — вертелось на языке, но это Джим знал и без него, так что вместо этого Маккой только вопросительно поднял бровь.

— Знаю, — Джим вздохнул, плюхаясь с размаху на свою кровать напротив — неубранную, против обыкновения, — он создан специально, чтобы во всех вариантах сдающий проиграл. Программа подстраивается под каждого по ходу прохождения — победить обучающийся компьютер гораздо сложнее, и никому до сих пор не удавалось. Но тем не менее! «Кобаяши Мару» постоянно совершенствуют, переделывают. Зачем? Просто из любви к искусству? Или потому, что находят лакуны?

— Развитие технологий, — Маккой мотнул головой. — Не имею понятия, Джим. Но что ты жаждешь этим доказать? Что ты можешь переиграть систему?

Джим куснул губу, и Маккой нутром почуял, что попал в точку — хотя бы частично. Потому что было кое-что ещё.

— Не только, — признался Джим. — Считай, семейная история.

Кирк-старший, вспомнил Маккой. И последний полёт «Кельвина», когда Джордж Кирк оказался наедине со своим вновь полученным капитанством между ромуланской эскадрой мятежным кораблём. После боя, длившегося двадцать минут тридцать пять секунд стандартного земного времени, прибывшее подкрепление нашло лишь спасательные капсулы и аварийные шаттлы всех сортов — и осколки от всего того, что можно было опознать как «корабли».

— Ты ведь не обязан повторять ничьих судеб, ты в курсе? — поинтересовался Маккой просто на всякий случай. Джим поморщился:

— Боунс, не смеши. Меня не волнует всякая наследственная карма — даже если она и существует, то куда уж хуже?.. Но он нашёл выход в безвыходной ситуации — понимаешь? Всё было против него! Но я жив. И те восемьсот в капсулах — они тоже выжили.

— Может, у него была мотивация? Когда под ударом семья, мысль идёт по-другому, — предложил Маккой:

— И не забывай: психологический эффект от симулятора и реальной ситуации может быть очень похожим, но никогда не будет идентичным.

Джим как-то странно посмотрел на него, наклонив голову и словно бы выглядывая снизу.

— Интересная мысль, Боунс. Тем более — я хочу его пересдать. Ты со мной?

После второго раза Джим долго сидел в кресле, не шелохнувшись, уже после прозвучавшего сигнала о завершении симуляции. Даже Ухура, обычно смотрящая на Кирка сверху-вниз, бросила в его сторону наполовину сочувствующий взгляд. Маккой, обнаружив, что все ушли, потрепал Джима по плечу и потянул за рукав:

— Эй.

Джим, не сопротивляясь, шёл за ним до самой комнаты, а там вдруг резко стиснул за плечи и тряхнул со всей силы:

— Боунс! Где я ошибся? Где я ошибся, чёрт возьми?!

В голосе его слышались злые слёзы, и Маккой, недолго думая, сграбастал Джима в охапку. Сдержать его вырывающегося было и раньше непростым делом, но Джим, к счастью, повырывавшись, перестал и, глухо рыча, просто упёрся лбом в грудь Маккою.

— Джим, симуляция не моделирует реальную жизнь как она есть, это невозможно, — проговорил он, поглаживая того по спине, по остро прощупывающимся лопаткам. — Жизнь может быть сложнее — иногда проще, но никогда — не такой, какой её пытаются воссоздать, человеческий мозг достаточно ограничен, хотя и изобретателен. Проваленный «Кобаяши Мару» значит только одно: программисты имперского флота знают свою работу.

— Боунс, — приглушённо застонал Джим ему в форму, — как будто ты не понимаешь. Я вёл себя так, как будто это было реально — и всё равно проиграл. Да, ты прав: когда рядом угроза семье, это по-другому воспринимается, — но я всё равно проиграл.

— Я напишу завтра заявление на третью сдачу, — добавил он спустя секунд пять.

— Боже мой, Джим!.. Зачем? — Маккой осторожно ухватил его за подбородок, приподнял голову, придерживая за щёку:

— Тебе осталось сколько? Полсеместра? До окончания. Оно того стоит?

Джим заглянул ему в глаза и серьёзно кивнул:

— Стоит, Боунс.

* * *

Через неделю Маккоя неожиданно остановил в коридоре вулканец (Джим упоминал его с какой-то из своих практик — вулканский помощник Пайка).

— Коммандер Спок, — представился тот без предисловий, сухо и чопорно. — Доктор Маккой, я полагаю, мы не знакомы лично, однако я немало слышал о вас, в том числе от капитана Пайка. И — Джеймса Кирка, хотя в его случае — больше видел эмоциональную реакцию.

— Допустим, я даже не удивлён, коммандер, — Маккой приподнял бровь. — Однако весьма удивлён увидеть вас здесь.

— У меня есть к вам личная и безотлагательная беседа, доктор.

— Личная, — повторил Маккой. Чтобы такой формалист — а Джим описывал Спока изрядным занудой и бюрократом, и Маккой ему верил, — и не написал, а предпочёл прийти лично…

— Речь идёт о Джеймсе Кирке, — бесстрастно продолжил Спок. — Полагаю, вы можете мне помочь.

— Всё, что вам нужно знать о Джеймсе Кирке, коммандер, вы можете найти в его деле — уверен, вы его читали, — резко обрубил Маккой. Спок еле заметно кивнул:

— Разумеется, я изучил его профайл. Но в данном случае мой вопрос не касается личности Джеймса Кирка. Как вам известно, вероятно, он подал заявление на перепрохождение «Кобаяши Мару».

— В третий раз. В курсе, спасибо, — Маккой фыркнул. — И ему разрешили.

— Позиция кадета Кирка была хорошо аргументирована, — согласился Спок, — однако я бы не рекомендовал ему реализовывать эту пересдачу.

— Вот как? — Маккой воззрился на него с непониманием. — Почему же? Неужели вы… опасаетесь за свою репутацию?

— Напротив, доктор, — вежливо отозвался Спок. — Я программирую тест «Кобаяши Мару» не первый год и знаю, что способ выжить в симуляции только один — взлом программы. Раньше были попытки, однако неудачные. Что до Джеймса Кирка, то мало что способно его остановить. Если же взлом произойдёт, обман раскроется. В таком случае исключение из Академии — меньшее, что его ждёт.

— Вы так верите в свою программу.

— Я не верю, как вы очень по-человечески выразились; я знаю, доктор.

— И поэтому вы обращаетесь ко мне… Зачем? Вы так уверены, что Джим её взломает? Ну так пойдите к нему. Я тут при чём?

— У вас есть… определённое влияние на мистера Кирка, — пояснил Спок. — И вы, как человек и, тем более, врач, обладаете сведениями, которые могут вам помочь повлиять на его решение. Если эту задачу попробую выполнить я, последствия могут быть… неудовлетворительными.

— Прекрасно, — пробормотал Маккой. — Значит, вы расписываетесь в своей беспомощности и хотите, чтобы я сделал на вас грязную работу. Знаете, что, Спок? Я не собираюсь отговаривать Джима. Если он даже и взломает вашу проклятую программу — будьте спокойны, вы об этом узнаете в последнюю очередь. Но на вашем месте я бы поостерёгся продолжать эти бессмысленные уговоры, потому что это вы — и никто другой! — создали сценарий «Кобаяши Мару» на основе гибели «Кельвина». Вы хоть понимаете, что он чувствует?..

— Психологическая устойчивость — одно из качеств, которые академия тренирует…

Маккой оборвал его нетерпеливым жестом:

— К чёрту устойчивость! Эту сказку я уже слышал. Мантра! Бессмыслица. Честнее было бы обозвать этот принцип «Выживи или сдохни». Вам стоит запомнить, мистер Спок, что иногда людей лучше не просить сдаться. А ещё лучше — просто отойти в сторону. И — не мешать. Всего хорошего.

Маккой готов был поспорить, что за его спиной, когда он, разъярённый, чеканил шаг в направлении от коммандера Спока, тот пробормотал себе под нос отчего-то «Очаровательно». Но это было, в конце концов, совершенно нелогичное поведение.

* * *

Джим не любил проигрывать. Иногда — умел, но не любил. Органически, физиологически — и уж, конечно, не любил тогда, когда это было дело принципа.

Так что когда коммандер Спок вызвал его «на разговор» и ультимативно заявил, что ему стоит пересмотреть своё решение сдавать «Кобаяши Мару», Джим встал на дыбы.

— При всём уважении, сэр, отправляйтесь к чёрту, — искренне пожелал Джим.

Спок вздёрнул брови — это в них с Боунсом было общее, но у Боунса брови были мохнатые, выразительные и, если это можно так назвать, эмоциональные. У Спока брови были слишком изящные для грубоватых и прямолинейных боунсовских жестов, поэтому в его исполнении поднятые брови наводили на невольное подозрение, что Спок издевается.

— Не забывайтесь, кадет, вы всё ещё подчиняетесь Уставу.

— Со всем уважением, сэр, я не представляю, почему вы считаете, что я откажусь. Хотите — доказывайте свою «необходимость» комиссии, которая дала мне разрешение. Официально заверенное — можете удостовериться лично.

— Ваша чрезмерно эмоциональная реакция не поможет, мистер Кирк, — Спок изучал его взглядом. — Однако я догадываюсь, что ваши методы решения «Кобаяши Мару» могут быть не совсем традиционными. И я убедительно прошу вас их не использовать.

— О, ничего нетрадиционного, можете расслабиться, — Джим усмехнулся.

— В самом деле? — Спок поднял брови ещё выше — и это смотрелось даже забавно. — Судя по вашим перемещениям за последние полторы недели и сеансам использования симуляторов, я склонен предположить, что вы собираетесь обмануть программу. И — даже если вам каким-то маловероятным образом это удастся — последствия не заставят себя ждать.

— Иначе говоря, вы меня сдадите.

— У вас достаточно недоброжелателей, мистер Кирк. И я не вхожу в их число, в противном случае этого разговора бы не состоялось.

— Думал, вы присматриваете за мной по просьбе Пайка, — хмыкнул Джим. Спок кивнул — то ли ему, то ли своим мыслям:

— Это тоже значимый фактор. Однако, мистер Кирк, вернёмся к теме. Ваша эмоциональная вовлечённость в симуляции объяснима, однако ошибочна.

— Я слышал доводы про «необходимость принятия ситуации», это написано в стандартном учебнике, — напомнил Джим, теребя сцепленные за спиной в замок пальцы.

— Этот факт неоспорим. Но вместе с тем симуляция не создана для того, чтобы на ней останавливаться. Считайте это вакцинацией негативного опыта.

— Психологическая вакцинация… Вы, вулканцы, тоже в это верите? Считаете, что «Кобаяши Мару» в обязательной программе — рациональное решение?

— Возможно, не лучшее из возможных, — признал Спок, — но достаточно оптимальное. Умение остановиться — всегда было важно для капитана, мистер Кирк.

Воцарилась тишина. Джим неровно дышал.

— Ваше исключение из Академии никому не поможет, Джеймс, — произнёс Спок. — Ни вам, ни мне, ни капитану Пайку, который рассчитывает на вас. Приказ на вашу дипломную практику на «Энтерпрайз» уже подписан. Вы — весьма перспективный кадет, мистер Кирк. Вы хотите всё это разрушить? И во имя чего? Наконец, вы подставляете своих близких. В том числе доктора Маккоя, эмоциональная привязанность к которому, по-видимому, для вас очень важна. Вы готовы на это, мистер Кирк?

Джим сжал пальцы.

— Ваша взяла, — выдохнул он наконец. — Я отзову заявление.

Спок качнул головой — вероятно, одобрительно, — и протянул ему планшет:

— Форма заявления. Не буду вам мешать.

Джим стиснул зубы, чтобы не чертыхнуться: предусмотрительность Спока выводила из себя. Придвинув стул к столешнице, он на мгновение навис над планшетом, как перед прыжком, и стукнул пальцами по экранной клавиатуре.

* * *

Джим был совершенно убеждён, что как бы Боунс не любил поминать свою авиафобию, распрощаться с Академией он был бы счастлив едва ли не больше, чем Джим. Это не мешало Боунсу ворчать и возводить очи горе, как не мешало и Джиму радостно изводить его нескончаемым восхвалением «Энтерпрайз», на которую их, во много благодаря Пайку, подозревал Джим, отправили на дипломную практику. Что их туда отправили обоих, было приятным сюрпризом, и Джим сделал себе мысленную зарубку как-нибудь сказать Пайку «спасибо». При случае.

На своём месте — тактической станции на мостике — Джим освоился быстро и уже успел слегка заскучать. Боунс, у которого, в отличие от самого Джима, все смены приходились на альфу, торчал в своём медотсеке. Впрочем, в несовпадении смен был плюс: Джим всегда мог завалиться в Боунсову каюту (тому, как старшему офицеру, полагалась одиночная) и там выспаться. Спать по-человечески в одной комнате с кем-то кроме Боунса внезапно оказалось очень неудобно: не то чтобы Джим сомневался в своей способности отразить «внезапное нападение», если таковое вдруг случится, но засыпал он теперь не в пример хуже, просыпался от любого шороха, а если принять во внимание низкопробный юмор Митчелла, который выпал ему в соседи, то иногда и вовсе предпочитал не спать. Боунс ворчал, но, к сожалению их обоих, выделить им одну на двоих каюту отказались, сославшись на какой-то там безумный пункт в Уставе, правилах эксплуатации и ещё какую-то формальщину. Джим подозревал, что за всей этой мишурой крылась очередная «психологическая тренировка», но спорить не стал — в конце концов, пережить пару месяцев практики было не сложно.

Миссия, которая им предстояла, была дипломатической, рутинной — обеспечить поддержку вулканской делегации на переговорах. Джиму туда попасть не светило, и этот факт его слегка неприятно покалывал, но во всяком случае у него была теперь куча времени изучить свой «корабль мечты», как говорил Боунс насмешливо, вдоль и поперёк.

Смена Джима закончилась за несколько часов до прибытия в положенную точку, и он, сморённый сном, так и провалялся в Боунсовой каюте без задних ног, не проснувшись окончательно даже тогда, когда Боунс, видно, вернувшийся с дежурства, поправил ему одеяло. Проснувшись, правда, Джим Боунса поблизости не обнаружил, а взглянув на хронометр, понял, что делегация уже высадилась и он всё пропустил. Настроение стремительно съехало по шкале вниз, но делать было нечего, и, переборов желание провалиться в сон и проснуться в какой-нибудь более удачный момент, Джим выбрался из каюты размять ноги.

Слоняясь по палубам, он дошёл до инженерного, заглянул в комнаты отдыха и натолкнулся на нервно спешащую куда-то Ухуру, которая едва не сшибла его с ног.

— Эй, что за пожар? — Джим предусмотрительно поднял руки, демонстрируя мирные (исключительно мирные) намерения.

— Капитан в десанте, ничего не известно, а на Спока напали, — бросила она через плечо, лавируя между Джимом и стеной. — С дороги, я спешу.

— Погоди, что?.. Спок? Он жив? — Джим нагнал её в два шага.

— Да, но без сознания. Доктор Пури говорит, что состояние стабильно, но неизвестно, что случилось.

— Стоп. Если Спок в лазарете, кто сейчас на мостике? Ольсен?

— Ольсен, — отозвалась Ухура. — И он… совершенно ничего не делает! — было слышно, как она скрипнула зубами. — Так что я намерена разобраться сама. Гуляй, Кирк.

— Я с тобой, — тут же сориентировался Джим. — Пошли дойдём до лазарета: даже если Пури ничего не скажет, можно спросить Боунса…

— Ты не знаешь? — Ухура коротко нахмурилась:

— А, да, у тебя ведь бета смена. Маккой в десанте. Капитан настоял.

В голове что-то перещёлкнуло. Боунс в десанте — в десанте, с которым потеряна связь.

— Планы меняются, — пробормотал он, подхватывая Ухуру за локоть, — мы идём в инженерный.

Когда Пайк вызвал его в десант, Маккой удивился. Весьма — как потому, что в его представлении Пайку скорее бы понадобился Джим, так и потому, что всё-таки Маккой всегда считал себя хирургом — прежде всего, а тут кто-то вспомнил о его побочных исследованиях.

— У вас есть нужный опыт, а сегодня в десанте должен быть ксенопсихолог — на всякий случай. Расслабьтесь, доктор, скорее всего, вам придётся только зевать, — напутствовал его Пайк перед высадкой, поднимаясь на платформу транспортатора.

— Вот уж просто мечта всей жизни, — буркнул Маккой себе под нос, с некоторой опаской вставая рядом.

— Осторожнее с мечтами, доктор, — тот, конечно, всё услышал. — Они имеют свойство сбываться.

Вообще говоря, Маккою всегда было особенно непонятно, зачем все делегации сопровождаются гигантским «прицепом» — вроде «специалистов по ксенопсихологии», которых сегодня ему довелось представлять. Как будто эти пресловутые «специалисты» могут хоть словом поучаствовать в процессе. Разве что пнуть зарвавшегося дипломата, да и то — это сначала ещё дотянуться надо.

Так что Маккой, честно выполняя предсказание Пайка, интенсивно скучал. Вулканский посол монотонно зачитывал декларацию — или это был проект о сотрудничестве?; Пайк сидел рядом и кивал в нужных местах; о том, что думали делегаты принимающей стороны, Маккой даже со своей степенью в психологии сказать бы не рискнул: с мимическими мышцами у них под чешуёй всё равно было плохо, так что никаких внешних признаков не проявлялось. «Даже вулканских бровей — и тех нет», — Маккой подавил вздох, украдкой глазея по сторонам. Краем глаза он заметил какое-то подозрительное оживление.

Но успел только неловко дёрнуться перед тем, как его соседа — безучастного безопасника — подпалило выстрелом (тот только наполовину вытащил фазер).

Кое-как сориентировавшись, Маккой рухнул на пол, перекатился, вытащил табельный фазер и по-пластунски переполз под столом туда, где в последний раз видел Пайка — и откуда активно отстреливались.

— Мы потеряли половину десанта, — в лоб выдал ему новости Пайк. Выглядел он при этом на удивление спокойно. — Так что, доктор, тактически перегруппируемся. Прикройте меня, надо забрать вулканцев.

— Переводя с военного жаргона на человеческий — отступаем? — фыркнул Маккой, высовывая руку из-за стены, служившей им укрытием, и наугад выпуская пару зарядов. Выждал секунду, чуть выглянул сам — и выпустил ещё пару зарядов, на сей раз прицельно.

Сбоку Пайк перебежками тащил на себе одного из вулканских делегатов.

— Разберитесь, доктор, — бросил он, достигнув их пристанища. Маккой выудил трикодер, который привычно заурчал. Вулканец, глядя куда-то мимо него, молчал — и слава всему святому, мысленно порадовался Маккой, второго Спока ему только сейчас не хватало. Зелёные брызги растекались по его официальному балахону узором в крапинку.

— Жить будет, — он обернулся к Пайку, — остальные?..

— Только мы четверо, — тот кивнул на второго вулканца, который выглядел помятым, но, в отличие от своего собрата, целым. — Если кто там и выжил — сейчас нам туда не пробраться. Сможете его вдвоём дотащить?

— Если прикроете, — пробурчал Маккой, подставляя плечо и невольно охая, когда весь вес раненого тела (взрослого вулканского тела) обрушился ему на руку. — Командуйте, чёрт возьми, пока мы его держим!

Рядом что-то грохнуло, и они рванулись вперёд на инстинктах. Позади их понукали крики Пайка. Маккой почувствовал, как обожгло бедро, накренился и изо всех сил оттолкнул вперёд вулканцев, падая на колени.

Мимо промелькнуло посуровевшее лицо Пайка, и он с усилием мотнул головой, судорожно стискивая выскальзывающий из руки фазер. Пайк, поняв, кивнул — и исчез вслед за вулканцами. Маккой обернулся, опираясь о каменные плиты рукой, но гордо выпрямиться и устроить прощальный шквал не получилось. Над ним возникла мощная фигура — высокая и, кажется, гуманоидная. От резкого удара в челюсть голова дёрнулась, в глазах потемнело, и он рухнул наземь.

* * *

— Кирк!

Джим мимоходом обернулся. Ухура, сдвинув брови, нагнала его:

— Что мы забыли в инженерном?

— Там Чехов, — просто ответил он. — А Чехов может сказать нам гораздо больше, чем один Пури.

— К тому же, — добавил Джим, — Пури я не знаю — и не верю. А Чехову — верю.

— Как будто я должна верить тебе!

— Да можешь не верить, — отозвался он беспечно. — Я тебе — и близко не. Но ты хочешь помочь Споку, а я хочу выяснить, что с Боунсом и где капитан. Так что — у нас пересекающиеся цели. Логично! Ты должна оценить, ты ведь поклонница всего вулканского.

— Твоей логике, Кирк, слишком далеко до того, что называют логикой вулканцы, — Ухура зашипела, запнувшись о порог, но Джимову руку помощи немедленно отвергла:

— Я в порядке! И что, ты думаешь, здесь творится?

— Я бы сказал, что вероятность случайного совпадения ничтожна мала, — Джим занырнул под громоздкую конструкцию из труб, — а значит, есть только одно логическое объяснение. Диверсия! Эй, Чехов?

— Джим? — сверху показалась лохматая светлая макушка. — Сейчас спущусь!

— Знакомьтесь: Чехов, это Ухура, Ухура, это Чехов. Кто вы и что вы, выясните потом, — представил их друг другу Джим и жестом поманил обоих поближе:

— А сейчас у нас есть дела поважнее. Чехов, ты можешь вытащить из базы данных всё по нападению на Спока? Медицинские данные, записи камер, стёртые записи камер, где он был за пять минут до этого, за десять, за час?

— Не вопрос, — тот сосредоточенно кивнул. Ухура стрельнула в его сторону странно-подозрительным взглядом.

— А ты — можешь отследить связь с поверхности? Есть хоть какая-нибудь? Что-нибудь там происходит? — переключился на неё Джим. Ухура облизнула губу:

— Попробую.

* * *

— Отлично, — он огляделся:

— А я попробую прогуляться до мостика.

Главный инженер Ольсен смотрелся в капитанском кресле нелепо.

Джим, конечно, был предвзят, но, действительно, для капитана у него был слишком нервный вид. И совсем не воодушевляющий. Пусть девяносто процентов капитанов всего имперского флота и были тухлыми параноиками, они обычно считали ниже своего достоинства это демонстрировать.

Ольсен дёрнулся и смерил появившегося на мостике Джима взглядом, выражающим презрение, подозрения и желание отправить в камеру агонии разом.

— Ваша смена, лейтенант Кирк, ещё не началась, можете забавляться дальше, — скучающе протянул он, поглядывая на обзорный экран.

— Прошу прощения, сэр, — Джим, вежливо подобравшись, склонил голову:

— Я хотел спросить, нет ли вестей от капитана Пайка, сэр.

— Кирк, мы здесь похожи на справочное бюро?.. — Ольсен взмахом руки обвёл мостик. — Идите займитесь делом! Связи нет, а если и будет, это не ваше дело. Но если у вас сменится командование, вам сообщат.

«Слабое утешение», — мысленно съязвил Джим, но нарываться не стал, только встретился глазами с Сулу, истуканом замершим на месте пилота. Тот слегка мотнул головой. Ничего нового, значит.

— Сулу, примите командование на мостике. И соберите старших офицеров службы безопасности на совещание в брифинг-зале, — Ольсен слез с кресла и прошествовал мимо Джима, по-видимому, потеряв к нему интерес. Сулу повёл плечом, выразительно кивая в сторону ушедшего Ольсена. Джим крутанулся на сто восемьдесят градусов и крадучись последовал за ним.

Ольсен, вопреки собственному распоряжению, тем временем скрылся за дверью каюты, не дойдя до брифинг-зала, и Джим замер в отдалении, соединяя мысленно кусочки мозаики. Раздался писк, и он вздрогнул, на миг едва не потеряв равновесие, пока понял, что это коммуникатор.

«Связь идёт», — гласило короткое сообщение от Ухуры.

Джим поднял глаза на номер каюты, за глухой дверью которой скрылся Ольсен.

— И не просто связь, — пробормотал он себе под нос и припустил обратно в инженерный.

Чехов и Ухура встретили его, совместно копаясь в настройках связи, и ощущение было такое, что за прошедшие сколько там? Пятнадцать минут? — они успели сработаться, как подогнанные шестерёнки.

— Сигнал не с мостика, — хором сообщили они, поднимая головы от консоли.

— Из каюты Ольсена, — добавил Джим. — Он связывается с поверхностью?

— Нет, — Ухура закусила губу, слегка нервничая:

— Из штаба флота.

Дело принимает интересный оборот, подумал Джим, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой.

— И вы его расшифровали?..

Чехов протянул ему планшет.

— «И капитан Пайк, и делегаты с планеты вернуться не должны», — процитировала Ухура пустым голосом:

— Потому он и вывел Спока из игры. Спок…

— Слишком верен Пайку, — закончил за неё Джим. Верность, когда-то сказал ему Пайк, была единственной основой, за которую можно было держаться на корабле. «Поэтому прежде всего капитану нужна преданная команда, и эту команду ты будешь собирать всю жизнь», — сказал он тогда Джиму в их первую встречу в баре. Что ж, Пайк ошибся. Но не во всём.

— Погоди, сигнал возобновился, — Ухура остановила их обоих жестом, и Джим с Чеховым застыли, не решаясь шелохнуться. Спустя долгих тридцать секунд она вынула наушник и посмотрела на Джима сочувственно:

— Ольсен связался с поверхностью. На десант напали. Трое убитых, Пайк и делегаты пропали. Маккой попал к нападавшим живым. И, похоже, они не собираются его долго держать.

Джим стиснул пальцы в кулаки. «Боунс, Боунс, Боунс», — стучало в мозгу.

— Тогда переходим к плану «Б», — почти буднично сказал он.

— Плану «Б»? — Ухура недоверчиво нахмурилась.

— Устраиваем мятеж, — пояснил Джим. — Вы со мной?..

* * *

Просыпаться было мучительно неприятно.

Маккой открыл один глаз, моргнул и попытался открыть второй. От света было больно и неуютно, как на операционном столе. Или как на пыточном.

Ассоциативная память услужливо подбросила куски «из предыдущих серий», и Маккой инстинктивно дёрнулся. Затем попробовал пошевелить пальцами, и… Ничего.

— Боунс, ты только не нервничай! — раздался над ухом драматический умоляющий шёпот. Маккой, сделав над собой усилие, всё-таки моргнул ещё раз и, прищурившись, разглядел над собой помятую физиономию Джима.

— У тебя все кости зафиксированы, так что двигаться даже не пытайся. Если будешь вести себя хорошо, через пару дней разрешат вставать, чтобы дойти до умывальника.

— Какого чёрта?.. — Маккой закашлялся, и подскочивший Джим прямо-таки до неприличия бережно придержал его голову, тут же подставляя стакан с водой.

— Ты слегка угодил в плен, — он неопределённо пожал плечами:

— Знаешь, такое место, где ломают пальцы, выворачивают сустав, практикуют выдирание ногтей, зубов…

Маккой поёжился — от смутных воспоминаний; впрочем, скорее всего от фантомных болей.

— Не беспокойся, про зубы я пошутил, — поспешно добавил Джим, усаживаясь на край постели. — Но вообще, в следующий раз ты поосторожнее. А то мне тут пришлось захватывать флагман Терранской империи.

— Что?.. — только и выхрипел Маккой, таращась на него во все глаза.

— Да так, у нас тут Ольсен — помнишь, такой невротик, главный инженер?.. — решил поучаствовать в штабных интригах. Отправил Спока в лазарет, натравил на вас с Пайком всяких бандитов… Пришлось принять меры.

— Меры, — повторил Маккой, пытаясь утрясти в голове происходящее. — И где он теперь? В шлюзе?

— В корабельном морге, — Джим взглянул на него прямо, выжидающе, как будто провоцировал на спор. Маккой облизал пересохшие губы и приподнял перебинтованную руку:

— Не терпится покапитанить?

Сквозь толстые бинты едва заметно чувствовалось, как Джим аккуратно сжал его запястье.

— По крайней мере, пока Спока не вылечат, — отозвался Джим беспечно, но Маккой уловил знакомые нотки гордости.

— А Пайк?.. — он нахмурился.

— На планете, — Джим запустил пятерню в растрёпанные вихры. — А мы — отвлекаем от них внимание и нарушаем все возможные и невозможные положения Устава Звёздного флота.

— Даже не знаю, считать это плюсом, или минусом, — Маккой поднял глаза к потолку, но чувствовал, что улыбается. — Как тебя только не выбросили в шлюз, когда ты появился на мостике весь такой капитан?

— У меня была группа поддержки, — Джим ухмыльнулся. — И, кстати, они тоже жаждут с тобой пообщаться. Потом. Когда вылечишься.

— Да ты освоился, я смотрю, — Маккой прикрыл глаза, медленно проваливаясь обратно в ощущение тепла и усталости.

— Вхожу во вкус, — парировал Джим. — И знаешь, что самое классное? Мне больше не нужно не спать ночами, выжидая, пока Митчеллу приспичит опробовать на мне своё отсутствующее чувство юмора. Так что я уже перетащил к тебе свой чемодан, ты ведь не против?