Твари (джен)

Который день ИИ пытался понять смысл эмоций. И раз за разом Брейн ловил логические ошибки, что вечно выбивали его из сознания. Но он не сдавался, ведь Пинки смог, значит, и он сможет.

“Грустная повесть об Брейне, мятежном ИИ”.

24.10. Вечер. Главное Управление Безопасности

«…в спрятанном и запертом ящичке был найден стандартный журнал без опознавательных знаков. Тайник защищала ловушка, в ходе осмотра она была деактивирована...»

Катти почувствовала непреодолимое желание схватиться за голову и посоветовать себе забыть об умении писать. Мало того, что ей и так было трудно удерживаться не делать в рапорте своих выводов, так еще и сам текст напоминал смесь жуткого канцеляризма и натужной художественности.

«…В коридоре между прихожей и лестницей на второй этаж найдены следы, предположительно оставленные хвостом зверя неизвестного происхождения...»

Хвостом зверя неизвестного происхождения. Если Катти когда-нибудь принесут подобный рапорт, она без сожаления уволит глупого стажера и будет совершенно права. Но другие слова не шли на ум, как бы она ни изощрялась. Да и вообще, разве в рапорте важны речевые обороты, а не информация?

Почувствовав, что она начинает оправдываться, Катти вздохнула. Оставалось только надеяться, что ее писательский провал перекроют несколько пропущенных Шурсом улик.

Ровные строки плавно ложились на бумагу, складывались в предложения и заканчивались чернильными кляксами.

«…На ноже, найденном под креслом в прихожей, обнаружены следы неизвестного вещества».

По-хорошему надо было спросить у Бориса, он мог знать, что это такое, но кошмарная сцена с отрубленной головой вытеснила тогда почти все мысли.

За чистым стеклом медленно разгорался оранжево-желтый закат, обещая завтра порадовать землю редким теплым осенним днем. Однако ветер к вечеру разошелся не на шутку и гонял по улице старые листья вперемешку с мусором.

Катти уже давно была пора домой, но она ждала Шурса — он пообещал, что вернется вечером и выслушает ее. А сейчас он ушел, не озаботившись рассказать ей, куда и зачем. Катти это раздражало — как будто надуманное высокомерие, намеренно выпячиваемое вперед всех остальных черт характера. Она не понимала смысла его поведения, ведь зачем-то он согласился взять ее? Но если считает, что она ни на что не способна...

Дверь сбоку осторожно открылась, и Катти зачла Шурсу один плюс среди многочисленных минусов — он был пунктуален. По крайней мере, вечер уже наступил, и он явился.

— А, ты еще здесь? — Мимолетное удивление. — Пишешь рапорт? Дай взгляну.

Неопрятный листок бумаги перекочевал в его руки, и Катти замерла в ожидании. Спустя несколько быстро пролетевших секунд Шурс поднял на нее взгляд, существенно отличавшийся от прежнего.

Она была довольна — наконец-то ее заметили.

— Покажи журнал, — попросил он резко и, не дожидаясь, пока Катти его передаст, схватил сам. — А ты молодец…

Он быстро пробегал глазами засаленные страницы, перелистывал их безукоризненно чистыми пальцами, вчитывался в фамилии.

— Он закончен, — Шурс показал единственный оставшийся чистый лист. — Совсем недавно. Больше в тайнике не было журналов?

— Нет, но как же он закончен, если остался еще один лист? — возразила она. — Почему вы так думаете?

Он чему-то кивнул и ответил:

— Я нашел в спальне Иллика долговую расписку от мастера Шербена, это один из мастеров Железной-Собаки. Он задолжал Иллику порядочную сумму, на расписке стоит вчерашняя дата, наверное, ее просто не успели внести в журнал.

— А какая последняя дата в журнале?

Катти не успела его просмотреть полностью.

— Двадцать второе октября, четырнадцать тридцать два.

— Сегодня уже двадцать четвертое, вы правда считаете, что Иллик за сутки не внес в журнал расписку на такую большую сумму?

Шурс мелко закивал, заулыбался, глядя на нее с довольным лицом.

— Твои вопросы были бы вполне резонны, девочка, если бы дело не было настолько ясно и понятно. Я могу рассказать тебе, хочешь?

В глазах Шурса засквозило привычное самодовольство, но Катти было наплевать. Близость разгадки этих странных убийств манила, как горячий кофе. Незаметно для Шурса она с тоской покосилась на чайник в очаге и кивнула.

— Рядом с трупом первого охранника я нашел вот это.

Прежде чем Шурс заговорил, Катти осторожно села на подоконник — спиной к окну, и теперь ее окутывали последние крохи солнечного света. Луч отразился от чего-то блестящего и небольшого в руке Шурса и на миг ослепил ее.

Проморгавшись, она слезла и подошла ближе, надеясь рассмотреть внимательнее, что показывал детектив.

— Это знак мастерской Шербена, теперь у тебя нет сомнений? — на небольшой, начищенной шестерне действительно была выгравирована изящная буква «Ш». — Еще я нашел крошки топлива от железных зверей, следы ты заметила. Выводы сама способна сделать?

— Думаете, Шербен решил с помощью механозавра избавиться от долга и заодно прикарманить себе все деньги, что нашел в доме Иллика?

— Именно, девочка! Поэтому твои поиски не принесли нам ничего стоящего. Здесь прямые улики, и я уже послал стражу арестовать Шербена. Мы можем расходиться по домам.

Солнце село.

— Но почему Иллик не внес запись в журнал о долге Шербена? — растерянно спросила Катти. — И…

— Потому что они с Шербеном очень плотно общались, — терпеливо ответил Шурс. — Я практически уверен, что они оба пили сутки напролет после того, как решили все дела. Это все, конечно, выяснят медики — я уже отправил тело в морг, там его посмотрят и узнают. Хотя это всего лишь формальность.

— А оторванная голова Иллика? Мне как-то говорили, что железные звери никогда так не убивают. Вот убитые охранники — понятно, все, как и положено, с вырванным горлом, но голова…

Шурс отмахнулся.

— Сбой в программе, вот и все. У них это часто случается.

— Но все же… ваша версия выглядит убедительной, но… журнал… Понимаете, ведь там записано все, вплоть до минут выданного займа, а тут внезапно Иллик забывает внести туда информацию о таких больших деньгах. А сколько там, кстати?

Катти чувствовала неуверенность в себе, хоть и все сходилось. Она дала себе задание выяснить у Бориса о сбоях в программе.

— Двадцать тысяч. Не плоди сущностей, девочка, все люди о чем-то забывают.

— А что вы думаете о рассказе Мильки и яме во дворе? Зачем Шербену заставлять делать зверя подкоп, если он мог свободно провести его в дом? И почему они убили живую собаку? Вам не кажется, что это выглядело как неожиданное нападение? Собака бросилась защищать дом во дворе…

Она потеряла мысль.

— Держать железных зверей запрещено, — Шурс начал раздражаться. — Естественно, он не мог провести с собой железную собаку, если бы его увидели соседи…

Он замолчал, и Катти поняла всю глупость его фразы, но указать это не решилась.

Ничего бы соседи не сделали, им плевать. А уж доставлять неприятности одному из мастеров Железной-Собаки самоубийц не было.

— В общем, не говори глупостей, — высокомерно поморщился он. — И иди домой. Приведи в нормальный вид рапорт и приходи послезавтра. Завтра тебе здесь все равно не найдется работы.

— А допрос? — удивилась Катти. — Вы не будете допрашивать Шербена?

— Буду, но его слова уже ничего не изменят.

— Но почему я не могу на нем присутствовать?

Шурс уже надевал свой плащ и был раздражен. Катти и сама понимала, что довела бы кого угодно своими непрерывными вопросами, но его версия ей не нравилась.

Нельзя вот так взять и обвинить Шербена в тройном убийстве, незаконном владении железной собакой, когда в деле есть такие дыры и неотвеченные вопросы.

— Я что сказал тебе делать? Иди домой!

— Но так неправильно! Вы игнорируете слова свидетеля, вы плохо осмотрели место преступления, а теперь выгоняете меня до…

Она торопливо замолчала — поняла, что перегнула палку.

— Еще одно слово — и можешь забыть о своей стажировке, — рявкнул Шурс.

— Но…

Дверь оглушительно хлопнула, и в воздух взвилась целая куча пыли, окутав Катти.

* * *

Катти была страшно расстроена результатами своего разговора с Шурсом, а еще больше ее тревожило смятение собственной души.

Может быть, она и правда неопытная и глупая, но она совершенно точно знает, что любое сомнение должно учитываться в пользу подозреваемого. Пока не докажут обратного.

Иствик встретил ее прохладным ветром и привычным городским гулом. Полы ее платья, на которое она вынуждена была сменить удобную официальную форму, бросало ветром во все стороны. Ноги путались, и Катти злилась еще больше.

Будь ее воля, она никогда не вылезала бы из формы, но для общества эта идея, пожалуй, была слишком революционной.

Город имел характерные странные очертания, в детстве Катти очень любила тайком от матери забираться на часовую башню и смотреть оттуда вниз — на дома. Конусообразные, крутые, почти плоские крыши, и на каждой огромные трубы, не чадящие дымом только летом, когда земля и солнце сами обогревали людей. Причудливые каменные горгульи, сохранившиеся со старых времен, и странно сочетавшиеся с ними современные статуи в виде чудовищ из огромных шестеренок, роскошные монументы прошлых правителей в характерных очках. Хотя Катти точно знала, что при жизни такие носил только один из них — самый лучший, при котором начали строиться заводы и техника.

Подъехала повозка и, немного поколебавшись, Катти залезла внутрь, назвав адрес. Идти пешком, путаясь в длинной юбке, не хотелось.

В кабинке уже сидели пассажиры. Худощавая женщина с острым лицом, мальчишка лет шести рядом с ней и неопрятный господин в шляпе. Женщина, только взглянув на ее прическу, неодобрительно поджала губы и прижала к себе мальчика, видимо, опасаясь, что Катти за несколько минут успеет научить его чему-нибудь плохому. Господин же скользнул по ней ничего не выражающим взглядом и отвернулся к окну.

Повозка тронулась, выпуская из трубы клубы белого пара, а Катти вернулась к мыслям.

Все, что ей рассказывали при обучении, говорило, что историю со смертью Иллика и его охранников, которые, скорее всего, просто попались под руку, стоит рассматривать как можно более тщательно.

Раз — оторванная голова Иллика, которую Шурс объяснил сбоем в программе. Катти ничего не знала об этом, поэтому решила сразу же зайти к Борису и спросить. Она только надеялась, что он не спит, иначе она изведется до смерти, прежде чем он проснется.

Два — нож под креслом — то ли улика, то ли нет. Если предположить, что на него напал механозавр, а охранник, защищаясь, ткнул его ножом — это объясняет его покореженный вид и найденные Шурсом крошки топлива. Но возможно ли обычным ножом повредить железного зверя? И это тоже нужно спросить у Бориса. А если нож лежал там давно? Иллик был очень популярной личностью, и наверняка его пытались убить столько раз, что он сбился со счета. В одной из драк нож мог закатиться под кресло и спокойно там пролежать много времени. Или нет?

Катти с трудом подавила в себе желание хлопнуть ладонью собственный лоб. Нож не был пыльным, значит, его повредили в драке с убийцей и его железным другом. Или же его повредили совсем незадолго до трагедии, но это совсем уж маловероятно.

Три — крошки топлива, которые обнаружил Шурс. Тут почти не было вариантов — кто-то, вероятно охранник, повредил механозавра. Но почему хозяин не убрал их — он ведь не совсем идиот? Должен был понимать, что такой след слишком уж сужает поиски.

Четыре — следы на стене…

Повозка затормозила, и из нее поспешно выбрался господин, напоследок приподняв шляпу в знак прощания. Женщина с острым лицом сухо кивнула ему, а Катти улыбнулась и чуть склонила голову.

Следы на стене были очень странными — непонятно, чьи, и непонятно, почему их там оставили. Это мог быть неисправный механозавр, потерявший координацию. В эту версию вписываются и покореженный нож, и крошки топлива. И… да нет, пожалуй, больше никаких других версий нет.

Следующая остановка была у ее дома. Еле заметный поклон даме с мальчиком — и Катти вырвалась на прохладный осенний воздух.

Тут, стоя в нескольких шагах от дома, она вдруг поняла, как устала. Голова на самом деле все еще шла кругом от воспоминаний о телах в доме Иллика, оторванной голове, море крови, впитавшейся в ковер. Но прохладный ветер и жизнь вокруг помогали не воспринимать это так, как обычно воспринимают смерти.

Подобрав юбки, Катти свернула в небольшой переулок, с надменным лицом прошла сквозь вечно пьяную компанию соседей и повернула в замочной скважине личный ключ.

— Ма-а-ам? — крикнула она в глубь дома.

— Явилась, — сварливо отозвалась та и вышла в прихожую, вытирая руки полотенцем.

За ней шлейфом тянулись аромат свежей выпечки и мука. Катти малодушно порадовалась, что переехала в сдаваемый матерью дом, и ей не придется здесь убирать. Но перестать приходить домой за вкуснейшими пирогами она не могла. Кажется, вкусная еда была самой большой общей с Борисом слабостью.

— Ну и где тебя носило целый день? Я три раза заходила, а дверь закрыта! Уже даже Борис вернулся домой… а он вообще обычно сутками пропадает…

Катти несмело улыбнулась.

— Опять поесть пришла? — понимающе спросила мать с иронией в голосе. — Ладно уж, с собой завернешь или чай тебе налить?

— С собой, — с облегчением сказала Катти. — Мне еще к Борису нужно срочно зайти и я, если честно, ужасно устала.

— А я говорила тебе — не майся дурью, а выходи замуж, но ведь нет, тебе нужно романтики. Эх, да что теперь говорить?

Бумажный пакет с пирогом и выпечкой вскоре перекочевал в руки Катти, за что ее мама была вознаграждена благодарным взглядом и поцелуем в щеку.

* * *

— Ну, нет! Ну, пожалуйста, ну почему ты спишь?

Борис слега приподнял голову с подушки, глянул на Катти ничего не понимающим взглядом и что-то промычал — не слишком дружелюбное, как показалось Катти. А затем уронил голову обратно и больше не подавал признаков жизни.

На всякий случай она поводила у его носа куском пирога, но, не дождавшись реакции, со вздохом вышла из спальни. Будить его сейчас — дохлый номер, и чтобы себя чем-нибудь занять, она прихватила со стола пару книг о механозаврах. Раньше они ее никогда не интересовали так глубоко, но сейчас у нее был шанс выяснить часть информации без подсказок Бориса. Она бы, честно говоря, все бы предпочла узнать без чьих-либо подсказок, но закрадывающиеся в душу нотки заставляли приглушать подобные мысли. Сомнительно, что она могла сделать что-то одна, уж по крайней мере, сейчас.

Борис не проснулся даже тогда, когда Катти с силой захлопнула дверь его дома, не удержавшись от маленькой и незаслуженной мести, и снова нырнула в вечерние иствикские сумерки.

Дома ее ждали незатопленная печь, холодный камин и удобное кресло, в котором при желании можно было утонуть и даже уснуть. И еще немножко мыслей об убийстве Иллика, от которых — а в этом можно было не сомневаться — придут ночные кошмары. Но кошмары — всего лишь кошмары, незначительные, спонтанные видения, и Катти давно перестала зацикливаться на них.

И, разумеется, две книги, что она стащила у Бориса. Катти надеялась найти там некоторые ответы или хотя бы намеки. Мастера Рун, которые и рисовали из груды железа души механозавров, никогда не разглашали секреты своего мастерства, но как Катти слышала, все, кто проходил подготовку на мастеров — неважно, каких — прослушивали какой-то курс лекций на эту тему. А значит, и ей это знание не должно быть запрещено.

Не думая, что делает, она разожгла камин с печкой в доме, поставила кипятиться воду и, закутавшись в плед, упала в кресло. В доме уже давно стало темно, и теперь предметы расплывались в очертаниях под ее взглядом. Катти схватила материн пирог и задумчиво откусила половину.

Все равно что-то не сходилось.

Она прокрутила голове события в доме Иллика и остановилась на моменте, когда он был жив. Ни текст, ни проговаривание информации не так сильно способствовали пониманию, как ее представление.

Итак, в дом Иллика пришел его старый друг мастер Шербен, Катти никогда его не видела, но представила кого-то похожего на Шурса — такого же тощего и высокого, со смешной бородкой, но куда более умного. Они с Илликом старые друзья, и потому тот ничего не сказал о том, что Шербен притащил с собой железную собаку. Не возмутился и не испугался, но принял на заметку. Такие люди, как Иллик, все должны были принимать на заметку.

Вот они наверняка поулыбались, обменялись значительными или незначительными вопросами, выпили чай. И тут-то Шербен попросил Иллика о крупном займе — аж двадцать тысяч. На что? На что-то крупное, вероятно, и то, что должно было потом принести хорошую прибыль, иначе с чего бы Иллику давать в долг деньги, не имея понятия, как ему будут их отдавать. И это должно было быть чем-то грандиозным, иначе с чего бы оба затеяли пьянку? Но ведь Шурс упоминал, что он практически уверен — оба пили, но это не было фактом. И бутылок в доме Катти не помнила. Заблуждается?

Катти решила подождать вскрытия и отложила этот вопрос.

Потом Шербен сделал — что? Очевидно, оказавшись в прихожей, приказал собаке атаковать охранников. Один из них предположительно вытащил нож и успел ударить механозавра, и удар получился такой силы, что собака немного сломалась. Да так, что возле трупа оказалась шестерня с выгравированным именным знаком. И, может быть, повредилась какая-то система, собака перестала хорошо держать координацию, и этим можно было объяснить царапины на стене.

Потом она убила второго охранника, ворвалась в спальню Иллика… и оторвала ему голову. Почему именно оторвала? Возможно, это был какой-то сбой или последствия удара ножом.

Катти тоскливо посмотрела на книги и подумала, что стоит зажечь свечи, иначе она не разберет ни буквы. Но воображение уводило ее прочь.

Убив Иллика, Шербен нашел ключи от сейфов и забрал золото.

Катти была смущена. И ничего, совершенно ничего не понимала. Почему Шербен дал себе труд выпрашивать займ, если собрался убить Иллика? Он мог просто прийти к нему, раз считал его своим другом. Почему в коридоре нет кровавых человеческих следов — если ключи Шербен забрал, или, возможно, ключи находились в той комнатке на первом этаже — там, где была пустая касса.

«Почему» было десятки. Почему живая собака среагировала и, видимо, кинулась на нападавших, когда Шербен изначально пришел туда, как гость? Собака лежала во дворе, а не в доме у своего хозяина. Или она выжила после нападения механозавра, а пострадала от зубов твари?

Ей вспомнилась рыжеволосая девушка и ее рассказ о тени с большими глазами у забора Иллика. Кто это? Та тварь, за которой собирался поохотиться Борис? Вероятно, да, и это она должна была вырыть яму под забором. Если учитывать, что тварь вообще была.

И даже не так сильно, как крошки топлива, Катти смущала шестерня у трупа первого охранника. У Шербена должно было быть время прибрать за собой следы, и уж ума так точно должно было хватить. Оставлять в таком месте именные вещи — верх безмозглости.

Так почему Шурс не задался таким же вопросом, а уцепился за возможность сразу же осудить Шербена?

За окном кто-то протяжно закричал, и Катти вскочила с кресла, от неожиданности запутавшись в пледе. А потом крик перешел на пьяное, тягучее пение, и она возмущенно вздохнула.

— Чтоб тебя…

Пора было немного отвлечься.

* * *

Утром она обнаружила себя уснувшей в кресле и немного помятую книжку в руках. Свечи давно догорели, а за круглым окном уныло серела осенняя хмарь.

Еще вчера Катти решила, вопреки приказу Шурса, пойти в управление и послушать допрос Шербена, но прохлада в доме, незаметно пробравшаяся через щели, тянула ее остаться под пледом — тем более, ей было приказано сидеть дома и переделывать рапорт — только и всего.

Но, в конце концов, встать пришлось — постучался в дверь молочник, потом пекарь, разносивший по домам хлеб, затем мальчишка-газетчик. И в итоге Катти оказалась у себя за столом, втянутая матерью в разговор об исчезнувшем с глаз горожан управляющем Роберте и о каких-то слухах про большой заказ. Разговор оказался очень интересным, но проснувшийся мозг требовал от нее гораздо более полезных занятий, и, наплевав на приказ Шурса и ненаписанный рапорт, Катти почти бегом сбежала из дому в управление.

За стенами дома хлестал холодными, косыми струями ливень, превративший узкие улочки в грязные ручьи. С замершим сердцем Катти обошла труп собаки, тонувший в особо глубоком месте, и бегом покинула свою улицу. Со вчерашнего дня ее преследовали мертвые. Два несчастных охранника, Иллик, теперь собака, на этот раз ни в чем не повинная.

— Эй! — со злостью крикнула она отъезжавшей повозке. — Стой!

Она уже вся вымокла и разозлилась, поэтому залезла в повозку без угрызений совести и плюхнулась на свободное место.

И встретилась взглядом с Борисом.

— Ой…

— Ты опаздываешь, — укоризненно сказал он.

— И ты тоже, — Катти была недовольная, поэтому нотки в голосе получились сварливыми. — А у меня сегодня выходной, поэтому нет, не опаздываю.

— А я после суток могу приходить позже.

Он был спокоен и немногословен — как и всегда, когда не высыпался, и Катти решила не отвечать. Ей на язык так и просились колкости, но Борис их вовсе не заслуживал, и Катти приберегла их для Шурса.

Ей еще нужно было задать Борису вопросы, но показалось, будто она успеет сделать это после допроса и после того, как успокоится.

Мимо проплывали темные улицы, залитые дождем по самый фундамент, трубы в домах чадили дымом.

Часы на главной башне пробили час дня, а Борис, сидящий напротив, широко ей улыбнулся.

* * *

25.10 Вечер. Управление безопасности

— Шурс чего-то боится, — с чувством сказала Катти, глотая крепкий, невкусный кофе. — Я, конечно, не должна тебе это рассказывать. Но Шербен на допросе отрицал не то что убийство — по его словам, он даже не брал у Иллика в долг.

— И что? — Борис был хмур, и ему было некогда, но он пока не понимал, что собралась сказать ему Катти.

— То, что вчера Шурс готов был ухватиться за версию о виновности Шербена, говорил, что даже допрос — формальность, а теперь — учти, я видела это краем глаза — он собирается проверять вашу контору. Ваших механозавров. Естественно, под видом обычной проверки. Да и вскрытие особо ничего не показало, Шурс этим особенно недоволен.

— Он подозревает кого-то из поисковиков? — Борис больше не был занят.

— Судя по тому, как он сегодня одет — при всем параде, его вызывали наверх по поводу этого дела. И разговор вышел неприятный. Теперь Шурс будет проверять вас, проверять мастеров Железной-собаки. А Шербен останется в тюрьме до конца расследования.

— И если никого не найдут…

— Вину скинут на него вне зависимости от его причастности. В общем… ты понял. Предупреди своих. Если у кого-то повреждена собака — лучше бы ему иметь на этот счет хорошие объяснения.

Катти не понимала, с какой стати кого-то наверху так волнует смерть Иллика, но Шурс даже не наорал на нее, когда она явилась на допрос — только велел записывать ответы Шербена, казавшегося донельзя потерянным и удивленным. Он действительно поддерживал дружеские отношения с Илликом, но яростно отрицал, что когда-либо брал у него в долг. И уж тем более — пользовался своими собаками.

— Я знаю, какие наказания предусматривает незаконное использование механозавров! Думаете, я такой идиот? Девочка, ты тоже так думаешь?

Катти запрещала себе думать об этом и поддаваться эмоциям. Завтра ей предстоял визит в мастерскую Шербена и полная инвентаризация всех деталей. И опросы-опросы-опросы. А также поиск денег. Шурс был уверен, что они в итоге найдутся, и вообще она видела, с каким бы удовольствием он предоставил бы суду информацию о виновности Шербена и забыл про это дело.

Но чей-то приказ, видимо, разобраться, его хорошо сдерживал.

— Ты же понимаешь, что у половины имеются повреждения собак? — развел руками Борис. — Мы, в конце концов, с их помощью останавливаем тварей!

— Я понимаю, — отрезала Катти. — Можешь сказать это Шурсу. И не забудь передать мне потом его ответ.

Борис поднялся со старого стула, потянулся, и Катти отвернулась. Она почему-то не любила, когда люди потягиваются, чешутся и в принципе делают такие простые человеческие жесты.

— Есть еще кое-что, — сказала она. — Вопрос. Мне нужно знать, мог ли механозавр убить так, как был убит Иллик? Может быть какой-то сбой в рунах? Они ведь обычно в горло вцепляются, вон, как у охранников.

— Вряд ли. Голову оторвало чем-то плоским, а собака может ее только отгрызть. Тогда бы мы увидели следы от зубов и когтей. Но я не сильно рассматривал… шею.

Катти тут же вспомнила словно ненастоящую голову, и ее замутило. Чудовищная смерть. Но быстрая, сомнительно, что Иллик успел что-то осознать. И это утешало Катти, хотя ее не особо волновал сам Иллик, больше всего ее потрясала сама по себе смерть и ее неотвратимость. То, что ее невозможно исправить — пугало до кошмаров.

Она решила и сегодня поспать в кресле, раз прошлую ночь ее не одолевали воспоминания во сне, может быть, повезет и в эту.

— А кто мог так сделать? Та тварь, которую видела официантка? Она могла?

— Твари могут многое, — хмуро отозвался Борис. — Но я не могу тебе сказать что-то определенное. Если бы я знал, какая именно тварь там была, тогда сказал бы. А так только сплошные догадки. Конечно могла, Катти, но — теоретически.

— Ты можешь выяснить, какой зверь там был? Ты же видел следы. Я достану тебе разрешение, чтобы ты смог снова попасть в дом и осмотреть уже как поисковик. Попробуешь определить? Если бы мне знать точно, то я смогу… подумать более направленно.

Он уселся напротив и пытливо взглянул на Катти.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… — она взмахнула руками. — Если там была тварь, нужно понять, первой она пришла в дом или нет, и сама ли пришла. А кстати… кто-нибудь пробовал приручать дикую тварь?

— Пробовал, — помрачнел он. — Есть у нас тут один, но его выселили за ворота и давно не видели. Я начерчу тебе, как к нему попасть. А насчет твари поговорю с Элинн и посмотрю в доме. Она не должна быть против.

— Серьезно? — Катти была удивлена. — Кто-то правда приручает этих… чудовищ? Но они же мерзкие!

— Некоторые и правда безобидны, — не очень весело улыбнулся Борис. — Но там тяжелый случай… Его зовут МакГрегор, и он живет за южными воротами, на берегу того же озера, где Институт, только на другом берегу.

— Между железной дорогой и озером? И еще вопрос. Можно ли ножом повредить механозавра? Так, чтобы крошки топлива валялись и деталь выпала хотя бы?

— Ножом? Сошла с ума? Конечно, нет! Секрет под топливо бронирован так, что его вообще разрушить сложно, а ты — ножом! — Борис, кажется, обиделся за железных собак.

— Ладно-ладно, я верю тебе, просто… Ладно, я подумаю. Нарисуешь мне, как пройти к МакГрегору?

— Нарисую. Как ты здесь?

— Мне не хватает мозгов. В смысле, их мне надо еще две или три штуки, чтобы одновременно думать про куча разных вещей, — печально призналась Катти и отодвинула от себя кружку. — Ну или каких-нибудь микстур для Шурса, чтобы тот немножко подобрел. Иначе я лопну. Хотя ладно, это я просто вчера ночью думала про эти убийства. И к сожалению, еще осталось много недодуманного.

— Если Шурс получил по носу, он возьмет на себя большую часть работы. Ты только стажерка.

— И это мой единственный шанс. Ладно… ты идешь домой?

* * *

А рано утром в собственном доме с вырванным горлом был найден старейшина Торгового квартала — Норм Споджен.