На всякий случай (гет)

Китнисс

Пейзажи на бешеной скорости проносятся за окнами вагона-ресторана, когда я выбираю себе еду на завтрак. В жизни бы не подумала, что не стану накладывать полную тарелку так щедро мне предложенных угощений, но сейчас моего аппетита хватит разве что на полкусочка тоста. Цинна, Порция и визажисты уже ушли готовить все к новому дню, а Эффи задержала Хэймитча и нас с Питом здесь, в столовой, чтобы еще раз подробно пробежаться по сегодняшнему расписанию.

Я не особо вслушиваюсь в ее болтовню о Дистрикте, который мы нынче посетим: что мы там скажем, где будем есть, во что будем одеты и в какое точно время все это должно случиться. Вместо этого я ловлю себя на том, что разглядываю Пита, сидящего напротив. Кажется, что он слушает Эффи внимательно, уместно кивает и улыбается ей в нужные моменты в ответ на ее безудержную болтовню. Но я знаю его достаточно, чтобы понять, что мыслями он сейчас далеко. Интересно, о чем он думает? Все эти дни меня мучают сразу два чувства вины: за поцелуи с Питом перед камерами и еще более сильное — за то, что без камер я пользуюсь защитой его сильных и надежных рук, чтоб не поддаваться ночным кошмарам. Граница между тем, что реально, и что нет, так сильно искажена, что невозможно определить, в какой стороне от нее мы находимся.

Мои мысли прерываются, когда его большая ладонь накрывает мою, и коротко, но ощутимо ее сжимает.

— Китнисс? — шепчет Пит, приподняв брови. Только сейчас я понимаю, что все за столом умолкли и смотрят на меня выжидательно. Пит кивает мне на Эффи, на лице которой застыло строгое выражение, а руки решительно уперты в бока.

— Ой! Прости, Эффи. Что ты сказала?

Та лишь раздраженно закатывает глаза.

— Я сказала, что тебе пора идти готовиться, Китнисс. Твоя команда, должно быть, уже тебя заждалась.

— Правильно, готовится. Ладно, — Пит выпускает мою руку, и я поднимаюсь с места и иду вслед за ней прочь из помещения, но успеваю заметить как она многозначительно посмотрела на Хэймитча, когда мы выходили из вагона-ресторана.

Она сопровождает меня через два вагона, что ей вообще-то не свойственно.

— Эффи, я в порядке. Я и сама могу дойти до подготовительной команды, — говорю я.

— На самом деле, Китнисс, мне надо поговорить с тобой минутку с глазу на глаз, — отвечает она, берет меня за руку и тянет в гостиную.

Подозревая, что она сейчас начнет лекцию о моей неспособности в последнее время сконцентрироваться хоть сколь-нибудь долго, я скрещиваю руки на груди. Но она обманывает мои ожидания. На своих нелепых высоких каблуках Эффи ковыляет к дивану и пристраивается там на самом краешке. Потом она похлопывает по сидению рядом с собой, давая понять, что и мне не лишне будет присесть.

Я неохотно плюхаюсь на диван и жду, когда она начнет.

— Китнисс, я хочу с тобой поговорить приватно, как женщина с женщиной. Думаю, этот разговор назревал уже давно.

Мой желудок ухает в пропасть. Бог мой, не собирается же она…

— Я знаю, что вы с Питом… активны.

Именно что собирается.

— Я понимаю, что вы оба очень сильно влюблены, но я должна тебе сказать, что это просто неприлично для столь юной, неженатой пары спать вместе в одной постели.

Я уставилась на нее, не в силах выдавить из себя ни слова, полностью огорошенная этими необоснованными (и ложными) обвинениями. Не обращая внимания на мои бесшумно, как у рыбы, шевелящиеся губы, Эффи летит дальше на всех парах.

— Ты же понимаешь, конечно, какой скандал разразится, пронюхай кто-нибудь за пределами этого поезда что там между вами происходит? Да вы же не вполне еще взрослые! Подумайте о ваших семьях… Я знаю, как твоя мать смотрит на твои отношения с Питом, Китнисс, и я совершенно уверена, что она бы со мной полностью согласилась.

— Эффи! — восклицаю я, отчаянно желая ее остановить, — Я… Это не то… что между Питом и мной. Мы не были. В общем, мы этого не делали.

Свет в купе кажется мне слишком резким, воздух стал тяжелым и тягучим, и лицо у меня определённо полыхает от смущения, но я стойко выдерживаю испепеляющий взгляд Эффи и сама смотрю на нее с вызовом.

В конце концов, она поглаживает мою руку и ее накрашенные губки растягиваются в сочувственной улыбке.

— Китнисс, дорогая, — говорит она заговорщицки, — Я еще помню, что значит быть молодой и влюбленной. Желание выразить любовь через интимные отношения совершенно естественно, и я понимаю, что, что бы я ни сказала, это вас не остановит… Однако я прошу вас вести себя более сдержанно.

Я отчаянно киваю, понимая, что бесполезно говорить ей, что мы с Питом спим в одной постели лишь потому, что оба страдаем от ужасных кошмаров — это ни к чему не приведет. Попытка объясниться только затянет этот ужасающе унизительный разговор.

— Сдержанной… Я могу быть сдержанной, — соглашаюсь я поспешно.

Эффи довольно кивает, кудряшки на макушке ее оранжевого парика так и подпрыгивают, а потом оглядывается, будто опасается лишних ушей в этой ярко освещенной гостиной. Удостоверившись, что поблизости — никого, она роется в своей маленькой сумочке и достает оттуда идеально наманикюренными пальчиками крошечное нечто.

— Что это такое? — спрашиваю я, когда она кладет мне его на ладонь.

— Это, — говорит Эффи, вставая с дивана, и наполняя водой стакан из бара в углу комнаты, — это противозачаточная пилюля. Она поможет тебе не забеременеть.

Я опять теряю дар речи от удивления. Моя же сопровождающая приносит мне стакан воды и дает мне его во вторую руку.

— Она действует целых две недели. А потом, как только доберемся до Капитолия, мы посмотрим, как получить рецепт на постоянной основе, — она замолкает, глядя на меня с симпатией, и явно неверно истолковав мое молчание,— Ты ведь не хочешь пока заводить детей, Китнисс? По крайней мере, пока вы не женаты, а до этого, я уверена, еще далеко. Поверь мне, сейчас лучше подумать о безопасности, а обо всех взрослых вещах заботиться после.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть в ответ — видимо, убийства детей и занятия сексом в ее мире не расценивают как «взрослое» времяпрепровождение. Но я замечаю, как по-доброму она на меня смотрит, и прикусываю язык, слегка кивнув в знак согласия. Эффи снова гладит меня по руке, и потом устремляется к двери.

— Выпей сейчас пилюлю и быстренько иди готовиться. Мы уже выбились из графика, а ведь у нас впереди важный-преважный день! — бросает она через плечо.

Когда за ней закрывается дверь, я и не думаю шевелиться, а только не отрываясь смотрю на крошечную белую пилюлю в одной руке, и на стакан с водой в другой. И думаю о последствиях.

Я должна спустить ее в канализацию, мне она в любом случае не нужна. Все, что связано с Питом и так очень запутанно, и я, конечно, совсем не готова к "интимным отношениям", как это называет Эффи. Но потом мои мысли плавно дрейфуют к Питу — к его длинным ресницам, сильным рукам и теплому телу, к его отважным поступкам и непоколебимой любви ко мне, и я думаю… может быть. Возможно, когда-нибудь.

В мгновение ока, чтобы не передумать, я проглатываю таблетку и запиваю ее водой.

На всякий случай.

Пит

Я начинаю серьезно беспокоиться за Китнисс. Она всю неделю едва притрагивается к еде, и сейчас она снова начинает походить на ту изголодавшуюся маленькую девочку, что сидела, скукожившись, под нашей яблоней так много лет назад. Даже толстый слой мастерски наложенного макияжа не может скрыть мертвенно взгляда ее глаз и запавших щек, по крайней мере, не от меня, может, потому, что я так хорошо уже знаю ее лицо.

Эта поездка вымотала нас обоих, и я бы ничего так не желал, как просто ее прекратить. Остановить беспощадный поток замечаний Эффи на тему манер и предстоящих встреч. Прекратить эту показуху, которую мы с ней должны устраивать каждый день. Прямо сейчас остановить этот поезд и выйти.

Краешком сознания я улавливаю, как Эффи начинает раскладывать по полочкам наше расписание еще на один день в еще одном Дистрикте. Китнисс безучастно пялится в окно, явно не улавливая ни слова. Думаю, я должен слушать нашу сопровождающую за нас обоих.

— …и потом, когда вы предстанете перед всеми с вашими нагрудными знаками, у вас будет время переодеться перед ужином в 7:00 с мэром и его супругой. У них двое детей, Магнус и Брайар; не забудьте эти имена, ладно, это будет очень невежливо, ведь правда? — Эффи прерывается, чтобы взглянуть на нас, и я ей киваю и улыбаюсь. Вполне этим удовлетворенная, она продолжает, — Мы пребываем примерно через полтора часа, так что, Китнисс, тебе бы уже пора идти к своей подготовительной команде, потому что у них столько работы с этими твоими мешками под глазами! Китнисс! Китнисс?

Китнисс до сих пор смотрит в пространство, полностью игнорируя слова Эффи, так что я хватаю ее за руку под столом и сжимаю, шепча параллельно ее имя прямо ей в ухо. Это, кажется, вырывает ее из задумчивости и она смотрит вопросительно. Я киваю в сторону Эффи, которая явно сильно раздражена тем, что Китнисс к ней не прислушивается.

Вскоре, когда дамы покидают столовую, я не могу оторвать взгляда от спины удаляющейся Китнисс, пока за ней не закрывается раздвижная дверь. Не желая оставаться наедине с Хэймитчем, который выглядит угрюмым как никогда, я поднимаюсь с места.

— Постой-ка! — хрипло бросает он мне через стол.

Я меряю его любопытным взглядом.

— Что?

Он протягивает мне прозрачную бутылку с темной, янтарного цвета жидкостью — самым лучшим виски, какой делают в Капитолии.

— Хочешь глотнуть? Поверь мне, это тебе не повредит.

— Хэймитч, сейчас 9:30 утра.

Мой наставник просто пожимает плечами и щедро наливает себе из бутылки в кофейную чашку.

— Ладно. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал. А теперь садись.

Я подчиняюсь и покорно жду, пока он начнет говорить, но он этого не делает. Заместо того он, порывшись у себя в кармане, через стол из красного дерева бросает мне что-то блестящее. Когда я опускаю глаза, я замечаю маленький пакетик из фольги, прямо возле моей тарелки с завтраком. И внезапно чувствую, как мои щеки розовеют и начинают гореть.

— Знаешь, что это такое, малыш? — спрашивает Хэймитч.

Конечно, я знаю. Каждый мальчишка в нашем Дистрикте, не важно — торговец он или из Шлака — знает что внутри такого пакетика.

— Да, — говорю я вызывающе.

— Знаешь как этим пользоваться?

— Да! Конечно, я знаю как им… Почему ты вообще мне это даешь? — спрашиваю я растерянно.

Вместо ответа Хэймитч делает глоток из своей кофейной кружки и затем фиксирует на мне свой водянистый взгляд. После нескольких секунд напряженной тишины, он говорит:

— Эффи сказала, что ты ночуешь у девчонки в комнате.

У меня отваливается челюсть, а щеки еще больше багровеют от смущения. Я и не думал, что кто-нибудь заметит.

— Ну… да, но…

— Да ничего, — Хеймитч продолжает сидеть, подливая себе из бутылки, — Слушай, я обещал Эффи, что я это сделаю, так что не усложняй мне и без того нелегкую задачу. Хоть вы и спите с этой девчонкой вместе, будь я проклят, если она от этого залетит. И мне не нужны ваши миниатюрные копии, мельтешащие у меня под ногами. Я и вас-то самих с трудом переношу.

О, мой бог. Ну, Хэймитч, прав хотя бы в том, что сейчас бы я и впрямь не отказался от того напитка.

— Но, Хэймитч, ведь это все не по-настоящему. И тебе это известно! Все это, все наши «отношения» — это ложь. Я слышал той ночью, как Китнисс кричала во сне, и пришел к ней в комнату. Я хотел разбудить ее от кошмаров обо всех этих ужасах на арене, о переродках и бог его знает, о чем еще! И когда, в конце концов, она успокоилась и заснула… я просто не смог ее оставить, — я стону, и прячу лицо в лежащих на столе ладонях.

— Каждую ночь всю неделю? — спрашивает Хэймитч, скептически подняв брови.

— Я... Я... — я заикаюсь, растеряв на этот раз все слова.

Мой наставник подается вперед, чтобы мои глаза оказались на уровне его взгляда, удивительно твердого для того, кто с начала нашего разговора приговорил полбутылки виски.

— Слушай, малыш. Я скажу это только один раз, так что слушай внимательно. Эта девочка… — и он указывает в направлении двери, в которую недавно вышла Китнисс, — смотрит на тебя так, как будто солнце сияет прямо из твоей задницы. Как будто кроме тебя никого нет в комнате. Как будто ты оазис посреди чертовой пустыни, и может быть, если ты прекратишь упиваться жалостью к себе, ты и сам сможешь это заметить…

— Но, — перебиваю я его, но он предупреждающе поднимает руку, заставляя меня умолкнуть.

— Я знаю, знаю, «все это было ради Игр»,— насмехается он, выливая в рот остатки янтарной жидкости, — Но, поверь мне, это не было только ради Игр. Солнышко понятия не имеет, чего она хочет, но это определенно не ее чертов «кузен» дома. Прими это от меня, — говорит он, наклоняется со своего стула и достает уже целую коробку презервативов, — однажды она и сама это поймет, и когда это случится… просто предохраняйтесь, — он бросает коробку мне и я ее ловлю, переживая сразу шок и унижение от неожиданного поворота нашего разговора.

Я спешу покинуть комнату, пока он еще наливает алкоголь себе в чашку, и когда я закрываю дверь купе, мне отчетливо слышно его бормотание: «проклятые дети».

Пересекаю холл так быстро, как только могу, чтобы не привлекать к себе внимания, держа коробку с презервативами в ладони, чтобы ее не было видно. Когда я оказываюсь в своей комнате, я запираю за собой дверь и бросаюсь на кровать. Мой мозг продолжает прокручивать его слова: «она смотрит на тебя так, как будто солнце сияет прямо из твоей задницы». Хэймитч, хоть и весьма красноречив, но может ошибаться. Не знаю, кого любит Китнисс, но уж определенно не меня. Она цепляется за меня в темноте, потому что только я ее здесь понимаю. А когда мы вернемся домой, кто знает, чьи руки она будет искать для утешения? Она не гонит меня лишь потому, что я ее единственный вариант.

Но потом… Я вспоминаю, как она льнет ко мне по утрам, когда думает, что я все еще сплю. Какое у нее теплое и мягкое тело, когда оно прижато к моему. Как ее волосы щекочут мои щеки, а ее дыхание нежно овевает мое лицо, когда она спит. Я все еще люблю ее, не важно, как часто я пытаюсь убедить себя в обратном. Я знаю, этого уже не изменить. Возможно… возможно, однажды она тоже это испытает. Я бросаю на коробку последний пытливый взгляд и потом прячу ее в глубине ящика своего прикроватного столика.

На всякий случай.