Вчерашний вызываю сон... (гет)

Вновь одиночество. Небольшая комната, обставленная со вкусом, как и все в доме, но преобладают более темные тона, в прошлой спальне было больше света. Дверь отворяется лишь с краткими визитами Марты, когда она приносит еду. Задавать вопросы бесполезно, она не может ничего объяснить, потому что он не хочет, чтобы я знала. Это ранит, женщина видит это в моих глазах, в конце концов сдается.

— Я скажу ему, но результата не жди, — глядя на нетронутый утренний поднос, говорит Марта.

— Чувствую приближающуюся бурю, она коснется меня… нас. Я должна знать, — не зная того, пророчески произнесла я.

На следующий день после этого разговора он разрешил мне прийти. Его кабинет. Неимоверное количество бумаг, какие-то чертежи, расписки, печати и штампы и прочее. На столе, на полу, на диване — везде. Голд, хмурый и неприветливый, расположился в своем рабочем кресле около стола и грустно рассматривал мою приближающуюся фигуру. Попутно я пыталась не то чтобы прочитать бумаги, но хотя бы понять, какого они рода и к чему относятся. Когда я подошла совсем близко, мужчина попытался выжать из себя улыбку, но вышла лишь кривая пародия. Он нервничал, еле заметно, но все же я уловила это в с силой сплетенных пальцах. Я присела на краешек стола напротив него и спокойно ждала его действий или слов. Он подвинулся ближе и бережно взял мои руки в свои.

— Пожалуйста, расскажи мне, наконец, в чем дело, — попросила я, глядя на усталое лицо.

Вместо ответа он опустил голову на мои колени, перемещая свои руки на мои бедра. Я гладила его темные с проседью волосы и понимала, что ему нелегко, но ждала вразумительного ответа. Через несколько минут Голд обхватил меня сильнее и поднял голову.

— Ты уйдешь… — в его голосе звучала горечь и усмешка.

— Позволь мне решать самой, — размеренно сказала я, чувствуя, как его ладони соскальзывают вниз по мягкой ткани моего платья.

— А ты уверена, что готова к такой правде, дорогуша? — говоря, он откинулся обратно в кресло, тяжелый взгляд, на лбу залегли глубокие складки.

— К любой, — его глаза сузились, но я не остановилась. — Я готова знать, что нам угрожает.

— Интересно, да ты бываешь наблюдательной, — нехотя признал Голд и, повышая тон голоса, добавил: — Угроза не просто спокойной жизни, а самой жизни, милая. Это ты понимаешь?!

— Понимаю, — не дрогнущим голосом ответила я. — Я слушаю.

Голд сделал долгий выдох, потер пальцами брови и заговорил, смотря немигающим взором мне прямо в глаза.

— Мое прошлое темное, очень темное. Я был связан с мафией, это правда. Примерно двенадцать лет назад я вышел из большой игры, переехал сюда, занялся более мелкими делами, больше юридического или адвокатского промысла. Меня не хотели отпускать, я был ценной фигурой криминального мира всей страны. Живым я выбрался с одним условием: при любой просьбе оказывать услуги старым друзьям и не якшаться с конкурентами. — Говоря, он внимательно следил за моим лицом.

— Что произошло сейчас? — я продолжала допытываться до сути вопроса.

— Ты, — односложно ответил Голд.

Пауза. Встает и опирается ладонями на столешницу по бокам от моих бедер. Продолжая пристально наблюдать, поднимает правую руку и медленно подносит ее к моему подбородку. Я думала, он притянет меня к себе, но ошиблась. Напротив, он мягко заставил мою голову запрокинуться, и мне пришлось упереться руками за спиной, чтобы удержать равновесие. Его пальцы легко спускались вниз по шее, по ключицам, без труда развязали тонкий шарф, прикрывающий казавшийся мне неприлично глубокий вырез, и продолжили движение вниз вначале по оголенной коже, затем по ткани и вдруг скользнули под левую грудь, где и замерли. Мое сердце отыгрывало бешеный ритм незнакомой мне мелодии, гулко стучало в ребра, разгоняя огонь по всему телу. Сочтя это достаточным, он переместил руку с ребер мне на лопатки, прижимая к себе, а другой придерживал затылок, чтобы я не отводила глаза.

— Из-за тебя я решил вовсе отойти от дел. По крайней мере, точно от тех, в которых были бы замешаны более грязные методы, чем мой изворотливый ум. Но первый же отказ повлек осложнения. Я и раньше догадывался, что меня готовятся убрать, но в тот раз смог избежать, даже несмотря на потерю крайне важных сведений.

На мгновение он отнял руку от моей спины и с размаху ударил кулаком в столешницу, напоминая мне о неприятных событиях, произошедших именно на этом столе. Но вернул руку на место так быстро, что я успела разве что сдавленно ойкнуть от звука удара.

— Один из моих старых приятелей, — он скривился, выговаривая последнее слово, — давно имеет на меня зуб, и не он один, к слову признаться. И сейчас у него на руках большие козыри. По большей части сфабрикованные, но на кой черт там, наверху, будут разбираться?! Я нужен, пока полезен, а выход на пенсию у них не предусмотрен. «Отдохнешь в гробу», слыхала выражение?! Не слишком грубо для столь юных ушек?..

— А знаешь, что для него самое значимое? — Голд наклонился ближе, буравя взглядом, и продолжил: — Мне есть, кого терять, есть, за кого бояться…

— Я убивал, предавал, грабил, обманывал, подставлял, один дьявол знает сколько раз. Я выживал, как мог, мальчишка, брошенный на растерзание безразличному миру, в семнадцать я оказался на улице, — из его уст сыпались слова, приправленные желчью и горечью. — Легкие деньги, азарт, успех и вкус запретной жизни породили в моей душе настоящее чудовище. Я входил в кураж и не мог остановиться. Столько соблазнов перед молодым дерзким мужчиной. Десятки доступных шикарных женских тел, десятки сортов элитного алкоголя и табака. — Он прервался, сглатывая подступающий к горлу ком.

— Но ты остановился… — я не спрашивала, а читала это глубоко в его темных глазах.

— Да, когда узнал, что моя младшая сестра из приюта попала прямиком в бордель. Сволочи, они попросту продали ее в рабство... Я лично застрелил этого урода, так называемого директора приюта. А когда попытался освободить ее, нас повязали, так я и познакомился с «крышей», но благодаря смекалке смог зацепиться и начал работать на новом уровне.

— Марта? — тихим дрожащим голосом спросила я и увидела ответ в его глазах.

— Больше десяти лет я работал на мафию. Пока… Пока моя жена меня не предала. — Его голос затих.

— Ты был женат?! — изумилась я.

— Был. Мила сбежала с молодым прохвостом и моими деньгами, — нехотя признался мужчина. — Я был слишком суров и вечно занят делами, а он пообещал ей любовь и свободу.

— Но ты оставил ее в живых? — я спрашивала с надеждой в голосе, в ответ он грустно усмехнулся.

— Недолго она радовалась жизни, через несколько месяцев на них произошла облава. И я не жалею. — Голд вдруг стал еще серьезнее и сменил тему. — У Марты не было другого выбора, она прошла со мной и огонь, и воду, это ее закалило, теперь она и сама о себе сможет позаботиться. Но ты как хрупкий цветок. Я не хочу для тебя такой жизни… — его интонации смягчились, словно он пытался подсластить горькую правду.

— Но ведь ты рассчитывал полностью выйти из игры? Значит, у тебя есть план. Ты выкрутишься, и мы начнем новую жизнь, и… — он прервал мою скорую речь покачиванием головы.

— Не все так просто. Даже без осложнений, что сейчас возникли, нельзя было гарантировать успех. А сейчас... — Голд сердито выдохнул. — Сейчас они уже знают о тебе. Это все усложняет во сто крат.

— Спасибо за откровенность. И да, мой ответ остается прежним. — Говоря, я обхватила его руками и прижалась как можно сильнее.

Мужчина застонал, то ли обреченно, то ли расстроенно, то ли болезненно, я так и не разобрала. Он просто крепко обнимал меня, слегка раскачиваясь, словно баюкая на руках ребенка. А затем наклонился и принялся покрывать мое лицо жгучими поцелуями. От неожиданности я его оттолкнула. Голд отпрянул, как будто я его ударила, и сказал:

— К чему были эти слова, ты ведь не сможешь полюбить убийцу, — он говорил упавшим голосом. — Ты слишком, — он запнулся, подбирая слово, — слишком правильная, а это неправильно. Я и сам понимаю, и рад бы просить, умолять тебя отказаться, но не хочу. — Его голос превратился в шепот. — Потерять тебя — это самое нежеланное для меня на свете…

— Я уже полюбила, так что поздно метаться. Может быть, всей правды я не знала, но молва в городе красноречива до чужих грехов. — Говоря, я слезла со стола и опустилась на ноги. — Ты чиркнул спичкой в моем сердце еще в первые минуты знакомства. А на твое предложение я дала ответ практически сразу. Вот тут-то и было первое испытание, в первый же вечер, Люси принялась меня отговаривать, рассказывать слухи.

— Но ты пришла ко мне… — задумчиво произнес Голд, держа руки за спиной, таким образом давая мне свободу. — И приходила раз за разом. Я искал подтверждения той искре, но ты долго себя не выдавала.

— Тогда ты начал подкидывать дровишки, — я говорила с улыбкой на устах, вспоминая его первые случайные мимолетные касания, а затем дерзкие поцелуи и мою полную растерянность.

— Чтобы виноградный сок превратился в вино, нужны особые условия, — он сам посмеялся над своими словами и, не выдержав, вновь заключил меня в объятья. — И ты забродила в моих руках, ох забродила, шалунья! Пьяня меня самого, заставляя терять голову от одного только запаха молодого вина. — Проводя большим пальцем по моим губам, добавил: — Определенно сладкого десертного.

— Голд, — я постаралась говорить как можно мягче, — как тебя зовут?

— Тебе не нужно это знать, — он отпустил меня и говорил строгим голосом. — Прости, я понимаю, это странно, но, пожалуйста, не спрашивай. Иди к себе, у меня еще много работы. Я и так постоянно думаю о тебе.

— А как же десерт?! — удивилась я и потянулась к нему.

Он мягко усмехнулся и слегка приложился к моим губам, потом развернул меня и подтолкнул к выходу. На пороге я обернулась, Голд стоял у окна, о чем-то сосредоточенно размышляя. Его лицо утратило всю мягкость, на нем читалась звериная решимость. Свет кровавого заката играл бликами, делая его лицо еще свирепее. Это было предзнаменованием. Я тихонечко прикрыла дверь и пошла к себе в комнату, вытирая нахлынувшие слезы.

* * *

— Нет, это окончательное решение, — не терпящим возражений голосом сообщила Марта.

— Как такое можно решать, даже не посоветовавшись со мной! — не скрывая своего раздражения, затараторила я, вскакивая с места и направляясь к двери.

— А ну стоять! — цыкнула на меня женщина и, видя, что я остановилась, добавила: — Не веди себя совсем как капризное дитя! Думаешь, ему легко это далось? — Она продолжила, немного смягчая голос: — Пожалуйста, сядь и послушай.

Я развернулась и хотела было сказать что-то дерзкое, но тут же передумала под неожиданно печальным взглядом Марты. Присев на кровать, как могла, попыталась сделать непроницаемое лицо, но мое волнение и боль скрыть не удалось. Она только что сообщила мне, что я должна уехать домой на неопределенный срок, скорее всего долгий, забыть все, что здесь было, что я вообще когда-то переступала этот порог, вернуться к старой жизни. А была ли жизнь?..

— Так надо. Дай ему время во всем разобраться. Находясь здесь, ты в большей опасности, — говоря, Марта с неодобрение смотрела на мое недовольное лицо. — Если он тебе дорог, ты должна делать все, что он просит, не задавая лишних вопросов. К тому же, ты сама постоянно жалуешься, что пропускаешь занятия, вот и нагонишь.

— Мне нужно с ним увидеться… — с отчаянным видом попросила я.

— Я позволю, если ты пообещаешь не противиться, — она сосредоточенно следила за моими эмоциями. — Не будешь плакать и делать глупости. Договорились?

— Да…

Мы встретились вечером в одной из гостиных, в кабинет он никого не пускал. Голд выглядел очень усталым и хмурым. Не находилось слов, но мы сейчас нуждались друг в друге, поэтому мы молча сидели на диване в тесных объятьях. Я положила голову ему на плечо, а он изредка касался губами моих волос. В этом было нечто печальное, безысходное… Сознание твердило, что расставание — вынужденная мера и, когда все закончится, все будет хорошо. Но в глубине души меня что-то крайне тревожило, я не могла понять, что именно, я потеряла покой. Он слишком молчалив и слишком задумчив, мне не нравилось это прощание. Солнце уже село, когда я нарушила тишину.

— Это наша последняя ночь? — спросила я, поднимая голову и пытаясь разглядеть выражение его глаз.

— Надеюсь, что нет, — с грустной усмешкой в голосе. — Но, да, завтра ты должна уехать.

— Марта останется с тобой? — я пыталась вытащить хоть какую-то информацию.

— Пока да, потом посмотрим. Все очень сложно, — он говорил спокойный голосом, словно тысячу раз репетировал речь.

— Сколько, по-твоему, это все займет времени? — допытывалась я.

— Я ни в чем не уверен. Даже в успехе моего плана, — его голос стал тверже. — Именно поэтому я тебя отсылаю, не хочу подвергать опасности.

— Это наша последняя ночь, — повторила я, но медленно и утвердительно, одновременно с этими словами я приблизилась к его лицу.

— Нет, — он коснулся пальцами моего подбородка, сдерживая мое движение вперед, мы поняли друг друга. — Я обещаю, что она не последняя. — И, скользнув большим пальцем по моим губам, добавил: — С этим мы разберемся в более спокойное время. И когда ты передумала?

— Жизнь коротка, не ты ли мне это сказал? — хмурюсь в ответ.

— У тебя она будет явно длиннее моей, и я надеюсь счастливее, — все с той же грустью в голосе.

— Ты даже не поцелуешь меня на прощанье? — удивилась я, переводя тему на более скромные вещи.

— В следующий раз, — уклончиво отозвался он.

— Чем плох этот? — тихим голосом уточнила я, облизывая губы.

— Вот именно этим, — тень улыбки скользнула по его лицу. — Я же тебя знаю, — пауза, — и знаю себя рядом с тобой…

— Ты обещаешь, что мы еще увидимся? — скрывая досаду, спросила я.

— Обещаю, — ответил Голд, на секунду припадая губами к моему лбу.

Ночь была холодной, а утро пасмурным. Мой дом стал неприветливым, а настроение скверным. Моя жизнь вернулась к серым будням.