Лошадка масти в яблоко (джен)

Однажды Молли проснулась от того, что плачет. Это было спустя пять лет после Великой Битвы в годовщину смерти Фреда. Молли не сразу поняла, где она находится. Сердце просто разрывалось, а подушка была вся мокрая от слёз.

Молли приснилась широкая река, и воды у неё были не сине-спокойные, а тёмные, мрачные. Необычайная горечь и грусть навалились с такой силой, что хотелось просто кричать. Молли ходила по берегу этой реки, и ей очень хотелось перебраться на другой берег, а она никак не могла войти в воду. И тут появилась Синтия. Она легко пошла прямо по поверхности воды, но сделав несколько шагов, обернулась. В глазах матери читалась нежная теплота и грусть:

— Молли, дочка, ты хочешь перейти на ту сторону? — голос Синтии отдавался подлунным эхом.

— Да! Я знаю, что на той стороне Фред!

— Ты очень хочешь его увидеть?

— Очень! Я так соскучилась.

Синтия печально покачала головой:

— Нет, моя хорошая, тебе сюда нельзя, твоё время ещё не пришло, ты останешься. А Фреду я передам привет.

Синтия повернулась и заструилась по глади реки, оставляя лишь небольшие круги.

Молли отчаянно хотела пойти с матерью, но неведомая сила не давала ей этого сделать. Слёзы ручьями стекали по щекам, и Молли проснулась. Плакало сердце. Голос матери звучал в ушах, словно Синтия только что вышла из комнаты.

Молли тихонько выбралась из-под руки Артура и пошла на кухню. Немного придя в себя и приготовив завтрак (ложиться больше не хотелось, хотя и была ещё несусветная рань), Молли направилась в комнату Фреда и Джорджа.

Молли бывала здесь очень редко лишь для того, чтобы вытереть пыль. Она так и не научилась жить с этой болью, оградив её сотнями запоров на задворках сознания и не позволяя вырываться наружу.

Она достала с полки над кроватью альбом с фотографиями. На переплёте были вытиснены две буквы: F и D. Такие альбомы были у каждого из детей — Молли с Артуром решили, что когда дети вырастут, эти снимки будут напоминать им о Норе, об их детстве, о родителях.

Джордж так и не забрал свой альбом, который делил с братом. Молли вытерла рукавом пыль с обложки и села на кровать.

Вот Фред и Джордж ещё совсем маленькие, тут им нет и года. Они сидят в одинаковых детских стульчиках, в одинаковых рубашонках и пытаются отобрать друг у друга ложку. На лбу каждого нарисована первая буква имени. В тот день Молли привычно готовила обед, а Артур, отчаявшись перестать путать близнецов, обмакнул палец в соус Камберленд, поджидающий мясо, и нарисовал близнецам на лбах клеймо.

Вот оба сорванца оседлали игрушечные мётлы и носятся на заднем дворе, разгоняя кур. Тут им чуть больше трёх лет. Если приглядеться, в углу фото видна макушка Рона. Уж Молли знает, что в этот момент он ревёт, растирая слёзы пополам с грязью кулачками по лицу — ему тоже хочется полетать.

А на этом снимке близнецы только что поступили в Хогвартс. Оба гордо замотали шеи гриффиндорскими шарфами и заливисто хохочут, обнявшись. Этот снимок прислала Минерва, когда Фред с Джорджем попали на её факультет. Молли помнит, что в записке с фото были добрые слова сарказма: «Ну кто бы сомневался, что славному Гриффиндору так свезёт, да ещё и дважды!»

Молли совсем не заметила, что за окном уже рассвело. Лёгкая тоска печалью играла на её губах, когда она с головой уйдя в воспоминания, перебирали эти нет, не снимки, но частички своей жизни.

Последним в этом альбоме лежало фото, которое Молли разглядела с особым умилением. Это был редкий кадр, когда Фред (а Молли точно знала, что это он) был сфотографирован один. Здесь ему было четыре года, он сидел в совершеннейшем восторге верхом на лошадке-карусели. Молли сразу вспомнила, как в то погожее утро Артур отправился в Оттери-Сэнт-Кэчпоул по делам, нужно было уладить вопросы с налогом и имуществом. Молли осталась дома с маленькими Роном и Джинни. Билл и Чарли тоже остались в Норе, впрочем, как и Перси, а несносных озорников, фонтанирующих разрушениями и хаосом, Артур взял с собой, чтобы жене было полегче. В деревне, как рассказал потом Артур, он на удивление быстро закончил свои дела и решил прокатить мальчишек на карусели. В Оттери-Сэнт-Кэчпоул не было своего парка развлечений, но в эти дни детишек городка радовали заезжие гастролёры с немудрёными каруселями. Местная детвора, лишённая стандартного набора детского кругозора больших городов, с неподдельным восторгом атаковала электромобильчики, карусели и даже комнату страха. Артур прокатил мальчишек на детском аттракционе-паровозике, и неизвестно, кто был более счастлив — дети или их отец, пришедший в экстаз от такого чуда магловской мысли и техники.

Фред стал канючить прокатиться ещё в отличие от позеленевшего Джорджа, которого замутило. Артур посадил Джорджа на лавочку, а Фреду купил билет на карусель, где по кругу бегали механические лошадки, зебры и ослики яркой весёлой расцветки. Фред выбрал лошадку масти в яблоко и в предвкушении обхватил ручонками импровизированную гриву. Тут как раз и подоспел шустрый фотограф, делающий желающим мгновенное фото. Артур выкупил негатив снимка хохочущего Фреда, и после обработки в специальном растворе на память осталась вот эта колдография. В ней было столько жизни, детского счастья и восторга, что Молли опять заплакала.

Маленький Фред приветливо махал матери из прошлого, не зная, что через много лет от него останутся только вот эти фотографии и бережные воспоминания.

Проводив Артура на работу, Молли решила сходить в Оттери-Сэнт-Кэчпоул. Ей нужно было разобраться с корреспонденцией на почте, заглянуть в магазин канцтоваров и сделать ещё кое-какие покупки по хозяйству. Она по-прежнему являлась активным членом движения «Дети на грани», и такие походы были для неё делом привычным за последние годы. По пути Молли заглянула на кладбище к Фреду. Сон и утренний просмотр фотографий разбередили душу. Она постояла немного у могилки, с улыбкой грусти уйдя в себя.

В деревне Молли первым делом зашла к мистеру Смиту на почту, затем заглянула в лавку «1000 мелочей. Всё для дома», прикупив необходимое, и напоследок направилась в магазин канцтоваров.

Молоденькая продавщица приветливо улыбнулась постоянной покупательнице. Молли нравилась эта девушка. Мэри-Джейн, так её звали, выложила на прилавок перед Молли разноцветные карандаши и ручки и завела обычный светский разговор. В магазинчике никого не было, Молли уже управилась с делами и никуда не спешила, и поэтому она получала от беседы большое удовольствие. Мэри-Джейн всегда была очень внимательна, доброжелательна, да плюс ко всем её достоинствам ещё и весьма эрудированной и начитанной. Молли знала девушку года три или чуть больше, знала, что у неё есть, кажется, сын, что она не замужем и что она заканчивает обучение в колледже заочно.

Девушка, смущённо улыбаясь, вдруг поделилась:

— Миссис Уизли! А я ведь скоро уезжаю!

— Куда, милая?

— В штаты. Я выхожу замуж.

— Какая потрясающая новость! Очень рада за тебя! А почему уезжаешь? Как жаль, я так к тебе привязалась, кто же мне будет так терпеливо выбирать ручки и тетрадки?

Мэри-Джейн рассмеялась:

— Ой, миссис Уизли, вы меня захвалили! Хозяева берут нового продавца, уверяю, вы с ней быстро найдёте общий язык. А в штаты уезжаем, потому что мой жених получил контракт в юридической фирме Лос-Анджелеса, ему и квартиру предоставили. Всё так неожиданно. Но я рада, хотя буду скучать по Англии.

— Прости, Мэри-Джейн, за бестактный вопрос. Э, у тебя ведь есть сын? А твой муж — он не отец ребёнка? Как он относится к малышу? Я ведь даже не знаю, сколько ему лет! Ох! Я тактична, как Хагрид, прости!

— Ну что вы! Ничего страшного! А кто такой этот Хагрид?

— Да так, никто! Не обращай внимания!

— А знаете что, миссис Узили? Давайте с вами пойдём посидим в кафе «У Розы», я угощаю. Вы редко бываете, наверное, в следующий раз, когда будете делать покупки, я уже буду далеко отсюда.

Молли с лёгкостью согласилась. Мэри-Джейн закрыла магазин, и вскоре обе собеседницы сидели в кафе под открытым небом. Летний сезон только начался, посетители с видимым удовольствием обедали на свежем воздухе, радуясь первому ласковому солнышку.

Мэри-Джейн заказала по фруктовому салату и два капучино с пирожными. Девушка разговорилась и поделилась с Молли своими душевными переживаниями.

— Знаете, мисси Уизли, мне очень легко разговаривать с вами. Я так давно не позволяла себе всего этого вспоминать. Майкл, мой жених, он славный, я благодарна ему за всё, что он делает для нас с Оливером. Оливер — это мой сын, ему в январе исполнилось четыре года, он у меня чудный! Только Майкл не отец Оливера…

Мэри-Джейн замолчала. Эмоции просто захлестнули её, и она не знала, как объяснить этой по сути незнакомой женщине всё сразу. Ей не было неловко, она полностью доверяла Молли, у которой были глаза человека, который не может обмануть, посмеяться или просто пройти равнодушно мимо.

— Милая, если тебе тяжело, не рассказывай! Он оказался негодяем, да? Бросил тебя? Ну, отец твоего сына?

Молли была уверена, что Мэри-Джейн стала типичной жертвой ловушки ловеласа, который наигрался с простодушной девушкой и бросил её, когда узнал о беременности.

Мэри-Джейн печально покачала головой:

— Нет, нет, миссис Уизли. Он очень хороший!

Девушка замолчала, а Молли тактично не прерывала этого молчания, зная, что Мэри-Джейн делится самым сокровенным, и ей нелегко подбирать слова.

— Мы познакомились в Лондоне. Не подумайте, что я ветреная, миссис Уизли, но это была любовь с первого взгляда, по крайней мере, с моей стороны. У меня нет мамы, она рано умерла, и я с десяти лет жила с тётей отца, который даже не потрудился узнать, кто у него родился, когда бросил маму беременной мной. Но так получилось, что тётя Сьюзен была моей единственной родственницей. Своих детей у неё не было, она была очень строгой, но справедливой. Она пришла и забрала меня из приюта после смерти мамы. Не знаю, как она вообще узнала про нас с мамой, но обладая связями в департаменте округа быстро провернула вся мешанину с бумагами. Я благодарна ей. Какими бы богатыми и современными не были бы приюты, ребёнок должен жить в семье.

Молли вспомнила про свои многочисленные визиты в приюты, связанные с патронажем в фонде, и печально вздохнула, внимательно слушая собеседницу.

— Тётя Сьюзен считала самым важным долгом воспитать меня порядочной и целомудренной. Я рассказываю вам про всё это, вы уж простите меня — что-то так прорвало, чтобы вы поняли, что к восемнадцати годам я относилась к себе очень строго, не позволяла вольностей, а уж минутные романы — это и вовсе не про меня. Да и некогда было. Я с головой ушла в изучение естественных наук, профилирующих в нашем лицее.

В год окончания школы, на зимних каникулах, я бродила по Лондону и любовалась рождественскими витринами. Знаете, такое чувство, что я маленькая девочка из сказки — все эти огоньки, ёлки, подарки, улыбки прохожих. Мне нравилось просто ходить по улицам, окунувшись в праздничную суматоху. Тётя Сьюзен серьёзно заболела, и с ней приходилось очень сложно, но я не жалуюсь, вы не подумайте! Ой, миссис Уизли, я вам тут рассказываю про себя, отвлекаю, вам, наверное, уже пора?

Молли протянула руку и лёгонько сжала ладонь Мэри-Джейн:

— Что ты, дорогая! Я никуда не спешу, рассказывай!

— Ну вот. Один раз я глазела на витрины с игрушками, а когда обернулась, врезалась в парня. В руках у него были коробки с пиццами, и от нашего столкновения всё упало прямо на тротуар. Мне стало неловко. Я хотела извиниться и готова была уже услышать в свой адрес нелестные комментарии в своей рассеянности, но тут я встретилась с ним взглядом, и всё! Вы не поверите, но меня как будто током прошибло. Вся моя серьёзность вмиг улетучилась. Наверное, у меня был очень бестолковый вид, потому что парень вдруг улыбнулся, поднял испорченную пиццу и выбросил её в урну. Когда он улыбнулся, я вообще перестала что-либо соображать. Знаете, будь передо мной хоть дьявол в тот момент в ангельском обличии, я бы пошла за ним на край света. А мой новый знакомый произнёс:

— Чёрт с этой пиццей! А давайте пойдём лучше выпьем кофе!

И я пошла. Я не помню, что я говорила о себе, не очень понимала, что происходит вокруг, я понимала одно — я пропала! Всё моё воспитание, все мои принципы испарились. Мы договорились встретиться здесь же на другой день и разошлись каждый в свою сторону. Весь день я ходила сама не своя. Такое чувство, как будто внутри зажёгся свет, вы меня понимаете? Всё казалось другим, весь мир предстал по-новому. Господи, я влюбилась в него до самого донышка своей неискушённой души, и мне было страшно, что это неправильно, что так нельзя. Мы встречались примерно раз, два в неделю, я без утайки выложила ему всё про себя, а он про себя рассказывал мало. Иногда он был печальный, я видела, что его что-то тревожит, но задумываться об этом я не могла по той причине, что я вообще в то время не думала. Это был просто сон, потрясающий и невозможный, чтобы быть правдой. Наши редкие встречи подпитывали меня той удивительной солнечностью, которая сидит внутри и заставляет серый мир выглядеть ярко. Потом, в марте, умерла тётя Сьюзен, и мы долго не виделись. Похороны и смерть тёти выбили меня из колеи, я осталась совсем одна. Где-то через месяц после этого я по привычке зашла в наше кафе. Все наши встречи и прогулки казались сейчас далёкими и выдуманными. Мне было так плохо, я сидела, помню, комкала салфетку и пыталась справиться со слезами. Вдруг сбоку появился огромный букет, а затем его голос прошептал мне в ухо:

— Я уже думал, ты исчезла навсегда.

Нет, я себя обманывала — ничего не прошло. Стоило мне посмотреть в его глаза, как я попросту в них утонула. В этот вечер мы пошли ко мне. Можете меня осудить, но я ни о чём не жалею. Я любила его и люблю, наверное, до сих пор. Майкл, мой жених, он хороший, но такие чувства испытываешь один раз в жизни. Утром после той ночи мой любимый был очень серьёзен. Он сказал, что вечером должен сказать мне что-то важное про себя, про нас. Но больше я его не увидела. Он не пришёл ни в тот вечер, ни на другой день. Я не знаю, что случилось. Возможно, вы скажете, что я просто дурочка, парень получил, что хотел и исчез. Но я в это не верю. У него были такие глаза… Они не могли мне соврать. Но он не пришёл. Я ходила в наше кафе сначала каждый день, потом всё реже, но не потому, что забыла его, а просто мне было больно. Каждый раз после того, как он опять не приходил, мне всё труднее было собирать себя в кучу. А потом я поняла, что беременна. Злая ирония судьбы или промысел? Я знаю, что с первого раза практически невозможно ну, забеременеть, вы меня понимаете. Но со мной это случилось. Одна ночь любви, первая и последняя. Никого до него у меня не было. Чтобы оплатить учёбу, а я поступила после лицея учиться дальше, нужны были деньги. Я продала квартиру тёти, так как и рождение ребёнка требовало больших затрат, а помочь мне было некому. Купила квартиру в провинциальном Оттери-Сэнт-Кэчпоул, а разницы в сделке мне как раз хватило, чтобы привести все свои дела в порядок.

Вы спросите, не было ли у меня мысли не рожать этого ребёнка? Ни секундочки! Как только я узнала, что беременна, я поняла, как же сильно люблю моего малыша, тем более он плод моей большой, пусть и несостоявшейся любви. В январе родился Оливер. Мне повезло, я смогла быстро найти работу в магазинчике мистера Райдана, нашла няню, которая брала почасовую оплату, совсем символическую. Учусь я заочно, вот как раз заканчиваю. Так мы и живем. А в прошлом году я познакомилась с Майклом. Он приходил к мистеру Райдану по финансовым вопросам. Майкл надёжный, добрый, и он очень любит Оливера, так что я приняла решение выйти за него замуж, когда он сделал мне предложение уже в третий раз. А отца Оливера я буду помнить до конца своих дней. Мне даже имя его произносить вслух больно, такой сразу внутри трепет. Наверное, он испугался наших отношений, не поверил в них. Я не виню его, а Оливер очень похож на него, вот посмотрите.

Молли повернула к себе протянутый снимок…

Все звуки окружающего мира пропали, как будто кто-то внезапно поместил всё пространство в вакуум. В голове забухали кувалды. Молли чувствовала, что сейчас просто лишится сознания.

Мальчик лет четырёх… Сидит верхом на лошадке-карусели масти в яблоко и приветливо машет. Рыжий мальчик со знакомыми глазами, улыбкой. Невозможно!

Свой голос Молли слышала как издалека:

— Как звали отца Оливера?

— Фред…

— Он не испугался ваших отношений… Он не струсил, он погиб… Фред — мой сын…

Звенящая тишина... Кусочки мозаики, разбросанные на небесах, закрутились ураганом и сложились в одну картину. Мэри-Джейн смотрела во все глаза на Молли, а Молли на неё, и ни одна не могла произнести ни слова. Так не бывает...

У обеих женщин началась истерика. Ни Молли, ни Мэри-Джейн никак не могли понять, что происходит. Чувства захлестнули лавиной и просто не могли поместиться внутри. Официантка с некоторым участием подошла к странной парочке. Две женщины, молодая и средних лет, рыдали навзрыд с безумными взглядами. Мэри-Джейн кое-как справилась с собой и уверила, что с ними всё в порядке, не нужно вызывать врача и не стоит беспокоиться. Молли трясущимися руками достала из сумочки фотографию Фреда, которую утром положила с собой. Два мальчика, совершенно одинаковых, улыбались с фото каждый своей матери, а теперь им обеим сразу. Только фото Оливера было цветным, неподвижным, а фото Фреда чёрно-белым и живым. Фред заливисто смеялся, обнимая лошадку. Когда первые эмоции немного схлынули, каждой хотелось задать сотню вопросов. Мэри-Джейн, несмотря на переполнившие эмоции, не могла не отметить, что фото миссис Уизли странное. Что за технологии такие? Вроде и не видео, как такое возможно, что фотография дышит? А Молли вдруг пронзила страшная мысль, что не пойди она сегодня в магазин канцтоваров, она бы никогда так и не узнала, что всё это время рядом с ними жил их внук, сын Фреда.

Первой что-то связное смогла произнести Мэри-Джейн:

— Господи, это невозможно! Таких совпадений просто не бывает! Миссис Уизли, что же это? Неужели это Фред? Я, наверное, схожу с ума!

— Мэри-Джейн, а где сейчас Оливер?

— Он в детском саду.

— А я могу его увидеть?

— Конечно. Ох, в голове не укладывается! Но как? Как такое возможно? Фред не говорил, что он родом с этих мест, я думала, что он живёт в Лондоне. Жил… Погиб… Что случилось, миссис Уизли? Авария?

По щекам девушки текли слёзы. Её серые глаза расширились, и казалось, пытаются вобрать в себя всё до крошечки. Столько лет она не позволяла себе возвращаться в прошлое, смирившись, что это был всего лишь волшебный сон.

— Всё не так просто, Мэри-Джейн. Я не могу тебе всего объяснить, вернее, просто не нахожу слов. Всё очень сложно, и боюсь, тебе нелегко будет во всё поверить. Но ты должна знать. Мерлин всемогущий, Артур с ума сойдёт, когда узнает.

— Артур?

— Артур — это мой муж, отец Фреда.

— Фред рассказывал, что у него большая семья, но всегда уходил от прямых вопросов. Я думала, что со временем всё узнаю про него, но не успела. Он говорил, что у него потрясающая мама и невозможно добрый отец.

— Мэри-Джейн, давай-ка пойдём отсюда, на нас все косятся, чего доброго вызовут бригаду из Мунго.

— Да, конечно! Вы говорите загадками, миссис Уизли.

Молли попыталась встать, но ноги предательски дрожали, и она опустилась обратно.

— Всё нормально, дорогая, не волнуйся, сейчас я соберусь.

Мэри-Джейн расплатилась с официанткой, и они с Молли пошли в детский сад за Оливером. По дороге почти не разговаривали, потому что, во-первых, их слишком захлестнули эмоции, чтобы связно выражать свои чувства, во-вторых, Молли столько нужно было объяснить Мэри-Джейн, что такой разговор не мог проходить просто наспех, на ходу. Все помыслы её сосредоточились сейчас на одном — увидеть внука. Одному всевышнему известно, как она разваливалась на части в то роковое лето, после Великой Битвы. Оплаканный родными Фред не умер. Он жил не только в их сердцах, но и в своём сыне, о существовании которого никто и не догадывался.

Подошли к типовому зданию, частному детскому саду. Молли поняла, что силы её покинули окончательно. Чтобы не упасть, она схватила за руку Мэри-Джейн. Девушка заботливо приобняла Молли и предложила:

— Миссис Уизли! Вы посидите пока здесь, а я заберу Оливера, я быстро.

Молли послушно села на лавочку в скверике, разбитом на территории садика. Ноги так дрожали, а руки так тряслись, что она, пожалуй, при всём желании не могла сейчас больше сделать ни шагу. Всё потом… Все объяснения, выяснения, удивления и радость. Всё потом… Сейчас она увидит его, сынишку Фреда. Лицо было мокрое от слёз, она вспомнила свой сон. Синтия сдержала слово и передала Фреду её привет и тоску — иначе чем объяснить, что эта невозможная встреча всё же состоится.

Вот хлопнула дверь. По тропинке шла Мэри-Джейн, ведя за руку рыжего мальчишку, смешно подпрыгивающего и что-то безостановочно рассказывающего матери. Когда они остановились рядом с Молли, Мэри-Джейн присела на корточки и, глядя в глаза малышу, сказала:

— Оливер! Я хочу тебя кое с кем познакомить. Это твоя бабушка.

Мальчик удивлённо таращился на Молли, словно на чудо, а потом радостно произнёс:

— Мамочка, смотри, бабуля такая же рыжая, как и я!

Молли больше не могла сдерживаться:

— Иди ко мне, родной!

Малыш доверчиво шагнул к своей вдруг обнаружившейся бабушке, и Молли наконец-то заключила его в объятия. Она спрятала лицо в мягкие шелковистые волосы, такие родные, такие знакомые. Удивительно, сколько может выдержать человеческое сердце. У Молли оно сейчас разбухло во всю грудную клетку, хотелось просто вот так сидеть, прижимать к себе тёплый комочек и больше ни о чём не думать.

Мэри-Джейн стояла в двух шагах, и её чувства по силе были сродни переживаниям Молли. Кажется, сердце сейчас просто выскочит.

Потом Оливер играл на детской площадке, а Молли с жадностью слушала рассказ Мэри-Джейн про сынишку. Какой он, что любит, чем увлекается и чем он живёт. Особо ёкнуло, когда Мэри-Джейн с некоторым удивлением призналась, что иногда Оливер неосознанно творит такие вещи, которым мать не находит разумного объяснения.

— Знаете, миссис Уизли, я вам признаюсь, меня это очень тревожит, но Оливер не совсем обычный. Вы не подумайте, он не отстаёт в развитии и всё такое. Я не знаю как вам объяснить. Понимаете, иногда вокруг него происходят странные вещи. Я стала замечать это где-то в прошлом году. Один раз, прошлой осенью, он нашёл на окне мёртвую бабочку и очень расстроился. Я пыталась объяснить ему, что бабочка просто уснула, но он плакал и не хотел меня слушать. А потом он положил её на свою ладошку и долго смотрел на неё. В какой-то момент бабочка, вы не поверите, ожила! Я не знаю, как это объяснить, возможно, у Оливера была тёплая ладошка, и она ожила, но это невозможно — бабочка была вся высохшая, я видела, что она именно мёртвая!

В другой раз мы ходили в наш супермаркет, и ко мне привязался пьяный мужчина. Он вёл себя нагло, стал выкрикивать обидные слова, я хотела побыстрее уйти оттуда. А Оливер остановился, странно посмотрел на обидчика, и тот вдруг побледнел, стал извиняться. Я сильно была расстроена и сразу не придала этому значения, но дома я всё прокрутила в голове и поняла, что это именно Оливер произвёл в нём перемены. И таких случаев много. Вчера вот он, например, когда я попросила принести его свою тарелку, смотрел мультики и не хотел вставать. Я стала ругаться, ему всего-то надо было слегка потянуться к столу, чтобы взять тарелку и передать мне. Я видела своими глазами, что тарелка, как бы это сказать, перелетела к нему в руки сама. Может, это я не совсем нормальная? Я никому не рассказывала про эти случаи, не хочу, чтобы к Оливеру относились как к странному. Будут смеяться — вы же знаете, как дети иногда бывают жестоки.

А Молли сидела и понимала масштабы всего происходящего. Оливер родился волшебником! Есть два мира, маглов и магов, и если маги знают про существование вторых и живут с ними по соседству, то простые маглы как раз не догадываются о существовании волшебников. Так было решено много веков назад для ограждения мира магов от невежества. Есть Статут о секретности, нарушение которого строго наказывается законом. Но Мэри-Джейн — другой случай. Как же ей объяснить, что теперь она отныне накрепко связано с этим другим миром? Что Оливер — волшебник, как и его отец, и судя по тому, что у него уже в таком раннем возрасте начали проявляться способности, волшебник неплохой?

Молли сидела и думала обо всём этом, а Мэри-Джейн теперь рассказывала про проделки сына. Выяснилось, что у мальчика отменное чувство юмора, он любит шутки, розыгрыши и вечно устраивает дома хаос. Молли лишь печально усмехнулась — ну ещё бы! Кто бы сомневался! Постепенно Молли приняла решение — она должна познакомить Мэри-Джейн со всеми членами семьи, должна рассказать, кем был Фред на самом деле, а там будь что будет. Сегодня к вечеру все должны собраться в Норе, ведь как раз этот день — День памяти Фреда.

Молли предложила Мэри-Джейн погостить у неё хотя бы пару дней:

— Поверь, Мэри-Джейн — так надо. Мне многое тебе нужно рассказать, ты умная девушка. Я думаю, ты всё воспримешь правильно.

Мэри-Джейн уже поняла, что вокруг Фреда есть тайна, и терпеливо ждала. Она столько лет тосковала, вспоминала их встречи и теперь, когда судьба вдруг так неожиданно раскинула свои карты, она решила всё выяснить до конца. Почему Фред так и не пришёл, что случилось тогда, да и познакомиться с семьёй Фреда ей очень хотелось. Она знала, что миссис Уизли живет в двух милях от Оттери-Сэнт-Кэчпоул, но в какой стороне — не знала. Молли всегда уходила от вопросов о своей семье и месте проживания, а Мэри-Джейн, будучи человеком тактичным, не лезла. Ей достаточно было их общения и без подробностей личной жизни миссис Уизли. Эта женщина ей очень нравилась, и в глубине души Мэри-Джейн себе признавалась, что когда она с ней разговаривает, то как будто общается с матерью, которую рано потеряла и по которой тосковала.

— А знаете, у меня завтра выходной, я, пожалуй, приму ваше предложение. Только нужно позвонить Майклу, а то он будет беспокоиться. Миссис Уизли, у вас телефон есть, а то мой разрядился, как специально.

Молли виновато покраснела. Ох, Мэри-Джейн будет в шоке, когда узнает, что Уизли отродясь не пользовались ни телефонами, ни телевизорами, и по этим вопросам у них компетентен более-менее только чудаковатый Артур.

— Странно, у Фреда тоже не было телефона, я думала, он просто не хочет давать мне свой номер, — озадаченно проговорила Мэри-Джейн на отрицательный ответ Молли.

Уже через двадцать минут Молли, Мэри-Джейн и Оливер вышли на окраину городка и направились в Нору.

— Миссис Уизли, но я по этой дороге сто раз каталась на велосипеде! Тут нет никакого поместья на расстоянии миль пяти, наверное.

— Ох, просто поверь, дорогая, мы на верном пути. Наше поместье называется Нора, и оно именно на этой дороге.

Когда подошли к тропинке, ведущей к Норе, Молли остановилась. Тут начинались маглоотталкивающие чары, и ни одному маглу не могло прийти в голову, что здесь не просто унылый пейзаж однообразных пустошей, а уютное милое поместье, в котором проживают волшебники. Минуту Мэри-Джейн просто непонимающе смотрела вдаль, где косогоры, сменяя один другой, скрывались за горизонтом, а потом вдруг она увидела. Буквально в двух шагах, в буйноцветущем саду яблонь и вишни, скрывался дом, по архитектуре своей до того нелепый, что приходилось удивляться, как он вообще стоит и не падает. Ассиметричное нагромождение этажей и конструкций выглядело тем не менее до того привлекательным и милым, что просто захватило дух. Мэри-Джейн остановилась, как вкопанная, и только через пару секунд осознала, что у неё открыт рот от удивления.

— Ну что — добро пожаловать в Нору! — Молли взяла Мэри-Джейн за руку и мягко потянула в сторону дома.

Оливер же не испытывал ни малейшего удивления, а лишь радостно понёсся вперёд по тропинке.

Мэри-Джейн озиралась всю дорогу. И когда они шли по тропинке, и когда вошли в кухню.

— Миссис Уизли, я не понимаю, что это за место? Какой странный дом!

— Сядь, дорогая, я нам что-нибудь приготовлю.

Оливер уже занялся растерзанием метлы, стоящей около заднего двора, он получал явное удовольствие от происходящего. А Молли машинально достала волшебную палочку и левитировала на плиту кастрюлю с овощным рагу.

— Ущипните меня! — всё что могла выдавить из себя ошарашенная Мэри-Джейн.

Молли опомнилась, но пролитого зелья не соберёшь. Она успокаивающе похлопала по руке девушку.

— Не волнуйся дорогая, ничего страшного. Понимаешь, Мэри-Джейн, в это трудно поверить, но мы — волшебники.

Вот теперь настал черёд Молли рассказывать. Она терпеливо объясняла Мэри-Джейн про сообщество волшебников, про свою семью, почему маглам, то есть обычным людям, не известно про их существование. Непонятно, верила ей или нет Мэри-Джейн, вид у неё был, прямо скажем, не совсем адекватный, да и попробуйте представить, что на вас вдруг сваливается такая информация! От всего происходящего у неё разболелась голова, она не успевала за потоком открывающихся перед ней деталей. Одно Мэри-Джейн поняла точно — что объяснение странному поведению Оливера скрыто как раз в этих деталях. А Оливер от стольких впечатлений и пешей прогулки задремал прямо на крылечке. Молли взяла внучка на руки и отнесла в свою спальню. Мэри-Джейн поднялась за ней.

— Миссис Уизли, можно я немного полежу? Я даже не могу сказать вам, что я чувствую. Всё это так странно, неожиданно, мне нужно просто прийти в себя. И так голова разболелась.

— Конечно, моя хорошая! На-ка, выпей вот это, — в руках Молли появился бокал с отваром из успокаивающих и снимающих тревогу трав.

Девушка послушно выпила, и уже через несколько минут Молли прикрыла дверь в спальню, где спокойным сном без сновидений спали переволновавшаяся Мэри-Джейн и Оливер, сражённый усталостью.

А у самой Молли словно выросли крылья. Она не чувствовала ни грамма усталости, наоборот, всю её переполнял удивительный подъём. Она с лёгкостью приготовила ужин, переделала все необходимые дела. Было такое чувство, что наверху в спальне лежит самое сокровенное сокровище, и хотелось оберегать сон внука и его мамы.

День катился своим чередом. В положенное время дверь кухни отворилась, и шумной компанией ввалились Артур, Рон с Гермионой, Джинни с Гарри, Джордж, Билл с Флер, Мари-Виктуар и маленькой Доминик и Перси. Как Молли любила, когда Нору переполняли шумные голоса и бестолковые столкновения членов семьи на лестницах.

Гермиона с Джинни взяли на себя все приготовления, и вскоре вся семья уселась за стол. Молли не знала, с чего начать разговор. Она решила, что всё решится само, и не стоит торопить события. Чтобы немного отвлечься, она обратилась к Джорджу:

— А ты почему один? А где Верити?

Верити работала продавцом в магазине Джорджа, и недавно они стали жить вместе. Как таковой свадьбы ещё не было, Джордж объявил матери с отцом, что они поженились, но, как бы это сказать, гражданским браком. Молли не очень одобряла подходы современной молодёжи к таким вопросом, но в глубине души соглашалась с Джорджем, что спешить не стоит.

Джорджу этот вопрос не понравился, потому что он отрезал:

— Ма, давай не будем про это, тем более сегодня. У нас всё кончено. Думаю, Верити уже далеко от Лондона, да и от меня тоже, чему я рад.

Выяснилось, что Верити давно уже встречалась с другим парнем и попросту нагло обворовывала Джорджа в магазине. Получалось, что она его использовала в своих целях. Молли, конечно, огорчилась, но Джорджа больше беспокоил вопрос, что его обманывали, а отсутствие Верити даже радовало. Всё же хорошо, что они не поспешили со свадьбой.

— Не переживай, сынок! Твоё счастье ещё бродит где-то рядом.

Рон же с Гермионой и Джинни с Гарри хотя ещё официально не узаконили своих отношений, смотрелись настоящими семейными парами. Вот уж тут Молли была на сто процентов уверена, что эти парочки нашли друг друга по-настоящему. Она настолько привыкла к Гермионе и Гарри, что уже много лет воспринимала их членами своей семьи, а свадьба в их случае выглядела лишь формальностью. Кстати, обе пары вот-вот должны были объявить о своей помолвке. Давно пора!

Вспоминали Фреда и поднимали за него бокалы. Молли улучила момент, когда за столом было тихо:

— У меня для вас есть новость. Я должна всех кое с кем познакомить.

На лицах недоумение и заинтригованный интерес.

— Ма, ты завела домовика? — Рон всегда отличался дальновидностью предположений.

— Потерпите минутку, я сейчас!

Молли встала из-за стола и направилась в свою спальню, оставив всё семейство продолжать гадать, что за сюрприз приготовила им мать.

Тихонько толкнув дверь, Молли заглянула в спальню. От скрипа створки Оливер пошевелился и сел на кровати, сонно озираясь по сторонам. Встретившись взглядом с Молли, он пожаловался:

— Бабуля, я писать хочу! И кушать!

Молли затопило волной теплоты. Мерлин, спасибо тебе за такое чудо! Она сводила внука в туалет, умыла, и пока они шумели, проснулась Мэри-Джейн.

— Как ты, дорогая?

— Мне получше, спасибо, миссис Уизли. Ваше средство срубило меня сразу, едва я коснулась подушки. Но теперь чувствую себя отдохнувшей и посвежевшей. Подумать только! Кто бы мне вчера сказал про все эти вещи, я бы покрутила пальцем у виска. Но знаете, миссис Уизли, почему-то я вам верю, и что самое странное, мне уже совсем не хочется ехать в штаты, всё кажется таким далёким и ненастоящем что ли. А вот как раз ваш мир, такой, ну, необычный, более реальным.

— Пойдём спустимся вниз. Мои уже все в сборе.

— Ой, миссис Уизли, я так волнуюсь! Что они скажут? А у Фреда много братьев и сестёр?

— Сестра одна, а братьев да, много. Сейчас сама со всеми познакомишься, только Чарли нет, но он редко приезжает, он работает с драконами в Румынии и…

— С драконами? Ой, простите, нет, всё же не просто вот так сразу — раз! И поверить во всё это. Какая-то частичка во мне здраво подсказывает, что это розыгрыш, но я понимаю, что кажется, реальность.

Мэри-Джейн причесалась, привела себя немного в порядок, и они втроём спустились в кухню. Молли крепко держала за руку Оливера, боясь, что если она его отпустит, то чудесный сон прервётся, слишком уж всё было волнительно.

В кухне веселье шло полным ходом. Артур рассказывал про свой очередной рейд, и остальные потешалась над его чудачествами. Дети были гораздо адекватнее в мире маглов, Рон и Джинни давно научились пользоваться магловскими изобретениями, а потому удивления Артура всегда вызывали добрый смех.

Когда на лестнице послышались шаги, веселье разом смолкло. Взгляды всех были прикованы к Молли и её спутникам. Мэри-Джейн же растерялась и конкретно никого не могла разглядеть, слишком уж их тут было много, и почти все удивительно рыжие.

Молли взяла инициативу на себя.

— Позвольте вас познакомить. Это Мэри-Джейн, моя знакомая, и её сын Оливер.

Повисла тишина. После минутного таращения на Оливера и Мэри-Джейн голос подал Артур:

— Мерлин драный! Это же… это же…

— Мы всё вам объясним. Оливер — сын Фреда, — Молли попыталась внести ясность.

Она повернулась, чтобы представить Мэри-Джейн всех своих сородичей по именам и только успела увидеть взгляд девушки, направленный на Джорджа. Глаза Мэри-Джейн расширились, в них плескалась смесь невозможности, боли и крайней степени помешательства. В следующую секунду Мэри-Джейн рухнула, как подкошенная, осев к основанию лестницы.

Она сошла с ума. Сознание не хотело возвращаться обратно. Нет, он умер, его мама сказала, что он погиб, сражаясь с их Тёмным Волшебником, погиб как герой. Невозможно! Как же не хочется выныривать из этой сладкой минуты — его лицо, родное, так близко… Лучше умереть, чем ещё раз испытать все муки. Я не хочу! Я не хочу обратно, мамочка, забери меня…

Но сознание возвращалось. Чьи-то руки заботливо держали её голову на своих коленях, чьё-то дыхание тёплым ветерком обдувало её, проверяя, дышит ли она. Мэри-Джейн с большой неохотой открыла глаза и наткнулась на его взгляд.

— Ты Эм Джей?

Господи, она сходит с ума! Хотя, нет, это не Фред! Голос другой и черты лица чуть мягче, но как похож! И откуда он знает это имя? Так её называл Фред.

— Я Джордж! Мы с Фредом близнецы, и он рассказывал про тебя. Только я не знал, что у вас есть сын.

Такую бурную деятельность и активность могли развить только истинные Уизли. Оливера усадили с Мари-Виктуар за стол, Молли засыпали вопросами, поскольку Мэри-Джейн пока не могла ничего связно сказать. Ахи, вздохи, слёзы — уж Уизли и радовались и грустили на всю катушку. Они ничего не делали наполовину. С шумом, с эмоциями, но по-настоящему, на все сто! И только так.

Удивительная встреча Молли с Мэри-Джейн, не менее удивительная история самой молодой матери — всё это вызвало такую бурю чувств, что Гермиона рыдала на плече Рона, который поглаживал её с большой нежностью, а Джинни, упрямо загоняя слёзы обратно, стискивала руку Гарри под столом с такой силой, что у того побелели костяшки пальцев. Артур был сам не свой. Он трясущимися руками посадил Оливера себе на колени и всё никак не мог поверить в происходящее. Перси, который в какой-то мере больше всех переживал смерть брата, чувствовал свою вину, даже не пытался скрыть своих мужских слёз. Всё казалось просто невероятным. И именно сегодня, в день памяти Фреда. Когда все немного пришли в себя, посыпались жадные вопросы со всех сторон. Мэри-Джейн смогла познакомиться с остальными членами семьи Уизли. Билл — красивый, несмотря на страшные шрамы, которые, удивительно, делали его ещё более мужественным и его потрясающе великолепная жена. Перси, немного замкнутый и чопорный. Рон, слегка несобранный и с обезоруживающей улыбкой и его будущая жена Гермиона, застёгнутая на все пуговицы и большая умница, что чувствовалось сразу. Джинни, единственная сестра своих братьев, с упрямым подбородком и очень похожая искорками в глазах на Молли и её жених Гарри, которого все здесь похоже давно считали за своего. И Артур, который просто упивался своим статусом дедушки и уже унёсся играть со старшими внуками в свои ребяческие игры.

Мэри-Джейн вдруг охватило удивительное чувство, что она дома и никуда не нужно идти. Так вдруг стало спокойно и умиротворённо на душе. А рядом сидел Джордж, который сводил Мэри-Джейн с ума. Он так был похож на Фреда, что сознание готово было отключиться снова, лишь бы не допустить ещё одной попытки поверить в чудо. Джордж рассказал притихшим домочадцем, что в тот год, когда Волан-де-Морт выступал в открытую, и шла та страшная война, а Гарри и остальные скрывались, Фред зимой пошёл за пиццей, вышел на минутку и пропал до самого вечера. Джордж уже начал волноваться, ведь времена стояли суровые. А Фред вернулся, как ни в чём не бывало, и на крики Джорджа с блуждающей улыбкой на лице невменяемо ответил, что познакомился с потрясающей девушкой.

— Нашёл время! Я тут с ума схожу, думал, ты наткнулся на егерей!

— Джорджик, братец, не кипятись. Ты бы видел, какие у неё глаза!

Фред, по слова Джорджа, продолжал встречаться с Эм Джей, так он её называл, но Джордж не знал, что их отношения зашли так далеко. Со смертью Фреда оборвалась их связь. Джордж знал, что девушка магла. Он думал, Эм Джей забудет Фреда и найдёт себе кого-нибудь из своего круга. Но обернулось всё иначе. Эта самая Эм Джей сидит сейчас в кухне Норы и смотрит на всех Уизли так, как будто только что увидела мир по-новому. Он понимал брата. У Мэри-Джейн были удивительные глаза. В тот момент, когда она на него посмотрела там, на лестнице, перед тем как потерять сознание, Джорджа как будто что-то пронзило. Он и сам не знал, как это называется, но одно знал наверняка — что эта девушка уже дорога ему. А Оливер… Когда Джордж увидел точную копию своего брата, он понял, как плачет душа от грусти и счастья одновременно.

Оливер же совершенно не чувствовал себя неловко. Он с такой непосредственностью осваивал пространство Норы, что казалось, он здесь живёт с самого рождения. Когда пили чай, Оливер забрался на колени к Джорджу и, доверительно глядя ему в глаза, вдруг спросил:

— Ты мой папа, да?

Что-то дрогнуло в лице Джорджа. Он взял малыша на руки и поднялся с ним в спальню, которую столько лет делил с братом. Спустились они довольно быстро с альбомом в кожаном переплёте с вытесненными буквами F и D. Усевшись в кресло и посадив Оливера на колени, Джордж стал показывать снимки мальчику. Рядом, на подлокотнике, присела Мэри-Джейн.

В это время дверь кухни отворилась, и на пороге появились Минерва МакГонагалл и Хагрид, который по причине своего непозволительно большого роста тут же застрял в проёме. Далее реплики посыпались перекрёстно, напоминая немного театр абсурда.

Молли: — О! Как же мы вам рады! Заходите!

Оливер: — Мама! Смотри! Великан!

Артур: — Хагрид, давай я тебя подтолкну!

Мэри-Джейн: — Это и есть тот тактичный Хагрид?

Минерва: — Отымей меня горгулья! Кто это?

Молли: — Ну, ну, дорогая, полегче в выражениях, тут дети!

В общем, вечер удался. Минерва с Хагридом не могли не прийти в такой день. По всей стране в этот вечер пускали салюты и устраивали шумные пирушки по случаю годовщины Великой Победы. Но для семейства Уизли этот праздник всегда будет с ноткой горечи. Победа, которая далась дорогой ценой — ценой жизни близких людей.

На другое утро Мэри-Джейн оставила Оливера на попечение Молли к её большой радости и ушла подбивать свои дела перед отъездом в Оттери-Сэнт-Кэчпоул. Молли не представляла, как выдержит её сердце разлуку с внуком, которого она только что обрела.

Все остальные домочадцы покинули гостеприимную Нору. Молли понимала, что у детей свои заботы и хлопоты, но привычная тоска охватывала её каждый раз, когда дом пустел. Как она не любила эти минуты расставания!

Только Джордж решил побыть в Норе пару дней, сказавшись на то, что ему хочется просто отдохнуть и во всём разобраться. Пока Молли занималась обедом и делами, она видела в окошко, что Оливер не отходит от своего дяди ни на шаг. Джордж немного покатал мальчика на метле, чем вызвал у него такую бурю восторга, что его радостный визг слышен был, наверное, на пять миль вокруг. После полудня вернулась Мэри-Джейн и сообщила Молли, что она приняла решение не ехать в штаты.

— Знаете, миссис Уизли, у меня такое чувство, что я нашла свою семью. Я просто не могу теперь уехать. Я всё объяснила Майклу, ну, не всё, детали я опустила. Он огорчился, но у нас сразу всё шло со скрипом, я же говорила вам, что это уже третья его попытка назвать меня своей женой. Не буду себя обманывать. И не хочу обманывать Майкла. Он хороший человек, он достоин того, чтобы его любили. Через три дня он уезжает. А я подумаю, что делать дальше. С магазина я рассчиталась, завтра к работе приступает новый продавец, так что надо подыскивать теперь и работу. Может вернусь в Лондон. Но я хочу быть поближе к вам, понимаете?

Молли с благодарностью смотрела на Мэри-Джейн. Она не смела настаивать, но такой расклад ей пришёлся по душе. Значит, Оливер будет рядом!

Оливер с Джорджем в это время ввалились в кухню оба одинаково чумазые. Молли только головой покачала.

Со стороны могло показаться, что Мэри-Джейн найдёт своё счастье с Джорджем, ведь он был копия своего погибшего брата. Но память о Фреде так глубоко сидела в них обоих, что их отношения сразу же определились, едва начавшись. Да, Мэри-Джейн с трепетом смотрела на Джорджа, но это был не её Фред.

Как-то вечером, когда Мэри-Джейн прожила в Норе уже две недели по горячему настоянию Молли («Ну что ты, дорогая! Ты нас совсем не стесняешь! Вот определишься с работой, тогда и подумаем о твоём переезде. А пока оставайся, сколько угодно! Я только рада!»), она, уложив Оливера, сидела с книгой в кресле в спальне Джинни, куда её с Оливером определила Молли. В дверь постучали, и после предложения войти на пороге показался Джордж. Он всё это время находился в Норе, повеселел, ожил и стряхнул с себя груз своих неприятностей. И колоссальное удовольствие получал от общения с Оливером, впрочем, их удовольствие было обоюдным — мальчик души не чаял в своём дяде.

— Не спишь?

— Нет, проходи!

Джордж потоптался немного, потом решительно прошёл и сел в кресло напротив.

— Эм Джей, мне нужно с тобой поговорить.

— Да, Джордж, я слушаю тебя внимательно.

— Знаешь, мне нелегко подбирать слова. В общем, я не хочу, чтобы ты исчезла из нашей жизни, из моей. Я хочу тебе предложить работать в нашем с Фредом магазине. У нас там есть и квартира, в которой вы с Оливером сможете жить. Я давно уже перебрался в другую, а эта пустует. Но я хочу сразу внести ясность. Ты дорога мне. Я совсем недавно с тобой познакомился, но у меня такое чувство, что знаю тебя очень давно. Но я отношусь к тебе, как бы это сказать, как к сестре. Ты для меня ниточка, связующая с Фредом.

— Всё нормально, Джордж. Спасибо за откровенность! Ты знаешь, ты как будто мысли мои читаешь. У меня никогда фактически не было семьи, а теперь я обрела её и тоже не хочу расставаться с вами, с Молли. Она замечательная, прав был Фред. Я, наверное, глупость скажу, но когда я на тебя смотрю, я вижу его, но понимаю, что ты — это не он. Вы, кстати, разные. Ты знаешь, я вместе вас не видела, но мне кажется, что он в вашей паре был лидером, не обижайся только.

— Да нет, что ты! — Джордж улыбнулся. — Как же тонко ты нас изучила. А ведь ты права. Для всех мы были парочкой обормотов, вечно сеющих суматоху, но Фред и правда всегда был чуть впереди. Я знаю это. Может поэтому я так потерялся без него. Спасибо, Эм Джей, что поняла меня.

Джордж не выдержал и в порыве чувств обнял Мэри-Джейн, и в этих объятиях каждый из них нашёл утешение. Они держались друг за друга, как утопающий за соломинку. Они нужны друг другу, чтобы вместе жить дальше без Фреда. Мэри-Джейн плакала на плече у Джорджа, а он прижимал её к себе и нежно поглаживал по волосам.

Мэри-Джейн справилась со слезами и с благодарностью посмотрела на Джорджа:

— Спасибо тебе ещё раз. А на счёт предложения работать в магазине — ты думаешь, у меня получится? Я ведь магла, как вы называете таких, как я.

— Эм Джей, тебе по-любому некуда деться от мира волшебников. Твой сын — волшебник, и в положенное время сова их Хога принесёт ему заветное письмо. Хогвартс — лучшая школа чародейства, не лишай его такого шанса.

— Ох, не знаю, всё так неожиданно и стремительно случилось. Я до сих пор иногда ловлю себя на мысли, что это сон, розыгрыш, уж слишком всё невероятно. Но в обычном мире, я хотела сказать мире маглов, мне теперь тесно. Я, наверное, приму твоё предложение, ты мне поможешь?

Джордж заговорщицки подмигнул:

— Подожди, вот отпадёт челюсть у Малфоев, что в магазине чистокровных волшебников продавец — магла!

Мэри-Джейн каждый день приходилось узнавать что-то новое для себя. Сколько же секретов и таинств хранил этот мир, ранее недоступный её пониманию и восприятию! Она приняла приглашение Джорджа и перебралась в Косой переулок, разом перечеркнув всю свою прошлую жизнь. Будучи девушкой умной, она быстро вникала во все премудрости и тонкости «Всевозможных Волшебных Вредилок». На семейном совете в Норе было решено Оливера пока оставить на лето у Молли, к истинному удовольствию бабушки. Самой Мэри-Джейн нелегко далось такое решение, но она вынуждена была согласиться, что в Норе ему сейчас будет легче и спокойней. А каждые выходные она проводила в поместье Уизли, где к радости Молли вновь звучал детский смех.

С Джорджем у Мэри-Джейн сложились весьма тёплые отношения. Со временем они настолько сдружились, что поверяли друг другу даже личные переживания. Но между ними ничего не было, да и не могло быть. Между ними всегда стоял Фред, и по негласному соглашению их отношения сразу стали сестринско-братскими. Молли заметила, что Джордж ожил. Мэри-Джейн не могла, конечно, заменить Джорджу брата, но вдохнула в него желание жить дальше, отогнав дементоров в душе. Впрочем, тоже самое можно было сказать и о Мэри-Джейн — Джордж, в свою очередь, заменил ей брата, о котором она всегда так мечтала.

В середине лета в Нору неожиданно прибыл Чарли. Молли его совсем не ждала, а потому страшно обрадовалась и бестолково засуетилась. Чарли получил серьёзные ожоги при транспортировке драконов из Румынии в Грецию. Местное отделение банка Гринготтс закупило несколько экземпляров Украинского железнобрюха для охраны помещений с сейфами. Чарли в составе бригады драконоводов занимался транспортировкой. Одна дракониха неожиданно вышла из транса, хотя по всем показателям не должна была очнуться раньше окончания экспедиции. Драконоводам пришлось весьма непросто. Дракониха разволновалась и никого не хотела к себе подпускать. Ценой неимоверных усилий и слаженных действий всё удалось взять под контроль, но некоторые получили серьёзные травмы. Чарли пострадал сильнее других и теперь после лечения получил реабилитационный отпуск для восстановления здоровья. Лучшим отдыхом для Чарли была работа, но его категорически не допускали к драконам с такими травмами и он решил, раз уж так всё сложилось, провести пару месяцев в Норе.

Чарли тут же познакомился с шустрым любознательным Оливером, о котором, конечно же, уже был наслышан от матери.

Часто Молли находила эту парочку за чтением любимых, зачитанных до дыр книг Чарли о драконах. У Оливера округлялись глаза, когда дядя рассказывал ему о повадках этих прекрасных созданий, об их особенностях и внешнем виде. Молли лишь качала головой:

— Смотри, Чарли, забьёшь Оливеру весь мозг своими драконами! Хватит нам в семье одного любителя!

Чарли лишь добродушно смеялся. К своим тридцати трём годам он так и не женился, полностью отдав себя лишь одной страсти — драконам. Чарли был немногословным, трудолюбивым и надёжным. Молли знала, что товарищи по работе очень ценят и уважают сына. Он был совладельцем фермы по разведению драконов, делами управлял грамотно и чётко, но никогда не гнушался самой чёрной работы. В Норе Чарли просто не мог сидеть без дела. За первые дни он подправил, отремонтировал в доме всё то, до чего годами не доходили руки Артура. На чердаке, к вящему недовольству упыря, Чарли разобрал весь скопившийся там хлам: результаты проделок близнецов, неподлежащую восстановлению утварь и просто всё то, что копилось годами. Упырь стенал, лязгал по трубам и подвывал на все лады. Оливер всюду следовал за Чарли по пятам и пытался ему помочь. Он приходил в неописуемый восторг, когда дядя мастерски управлялся палочкой, заставляя одни предметы перелетать по воздуху, другие исчезать, а третьи чиниться. Ничего удивительного, что малыш бегал по двору с веточкой и выкрикивал: «Вингалдиум левиоса!»

Именно на чердаке и обнаружила их Мэри-Джейн в пятницу вечером жарким июльским днём. Она ужасно соскучилась по сынишке и очень удивилась, что он не встречает её у калитки как обычно. Мэри-Джейн добиралась до Норы всегда на Ночном Рыцаре, так как трансгрессировать она, понятное дело, не умела, а перемещаться через камин побаивалась. Первая поездка на волшебном автобусе оставила неизгладимое впечатление. Выпав вместе с Джорджем у Оттери-Сэнт-Кэчпоул (Джордж в первый раз сопровождал девушку), Мэри-Джейн, кое как справившись с рвотными потугами, смогла лишь вымолвить:

— Спасибо! В следующий раз я лучше пойду пешком!

Оливер всегда поджидал мать у калитки сада Норы, скорее лез к ней в сумки за вкусненьким, одновременно вываливая кучу радостных впечатлений, открытий и сенсаций, свалившихся на юного четырёхлетнего исследователя.

— Мамочка! А у бабули живут настоящие гномы! Я их видел! Мамочка, а Белоснежка у них есть?

— Мамуля! А у дедушки Артура в сарайке есть настоящий телевизор! Только он не показывает мультики, дедушка сказал, что нет, ну, чего-то нет — тричества.

— Мамочка! А бабушка испекла такие вкусные пирожки! Я ей помогал!

— А дядя Рон обещал покатать меня на настоящей гоночной метле! Представляешь?!

Мэри-Джейн слушала щебетанье сына, и ей становилось так умиротворенно и спокойно, что хотелось плакать.

Но в один из июльских выходных Оливер не выбежал встречать Мэри-Джейн. Она, конечно, очень огорчилась, но подумала, что сынишка просто заигрался где-нибудь в глубинах двора. Поприветствовав Молли, как всегда перемещающуюся между плитой и столом, Мэри-Джейн сразу спросила, где Оливер.

Молли тепло улыбнулась:

— Да где-нибудь с Чарли, наверное! Ходит за ним по пятам, вот уж парочка! Да-да, Чарли приехал, разве Джордж тебе не сказал? — пояснила Молли в ответ на недоумённое выражение лица Мэри-Джейн.

Мэри-Джейн по совету Молли направилась сразу на чердак. Там, в нагромождении всевозможных коробок, чемоданов, баулов и прочего хлама, в глубине чердака под свисающей паутиной она и нашла Оливера и Чарли. Чарли самозабвенно рассказывал племяннику очередную байку о Венгерской Хвостороге, и Оливер слушал с тем восторгом и благодарностью, на которые способна чистая и юная душа.

Мэри-Джейн потопталась на месте в нерешительности, боясь нарушить столь увлекательную беседу. Секундное замешательство с её стороны закончилось оглушительным грохотом — Мэри-Джейн неловко столкнула ближайшую баррикаду.

Чарли удивлённо прервал рассказ, а Оливер, увидев мать, радостно подскочил с перевёрнутой кастрюли, на которой сидел.

Так Мэри-Джейн познакомилась ещё с одним Уизли. Чарли сразу понравился ей. С ним было очень легко общаться, он был хорошим слушателем. Чуть застенчивый и немногословный, он мог часами возиться с Оливером. У Чарли было доброе сердце, впрочем, все Уизли отличались этим качеством. Мэри-Джейн давно уже с благодарностью влилась в эту удивительную семью, которую так неожиданно ей преподнесла судьба.

На выходные иногда наезжали и остальные Уизли, и Нора тогда походила на хаотичный муравейник. Как Молли управлялась со всем этим хозяйством и как ей удавалось, допустим, выдавать всем утром чистые одинаковые носки, для Мэри-Джейн оставалось загадкой.

Рон и Джинни появлялись набегами, Перси и того реже, так что больше всего времени Мэри-Джейн проводила с Джорджем в магазине и с Чарли на выходных в Норе. С Чарли, пожалуй, уже к третьим выходным у неё сложились такие тёплые отношения, что вся первая неловкость общения давно исчезла. Они говорили много о работе Чарли, о жизни волшебников, об успехах Мэри-Джейн в лавке Джорджа и её интересах.

Лето катилось своим чередом по холмам и пустошам живописной Англии. Отпуск Чарли подходил к концу. Он полностью поправился и с нетерпением ждал возвращения в Румынию. В тоже время эти недели были редкой возможностью повидаться с родными, побыть в милом доме, и Чарли испытывал тоску от скорого расставания.

В один из последних выходных, в конце августа, Мэри-Джейн разговорилась с Чарли о его личной жизни. Глядя, как Чарли возится с Оливером, Мэри-Джейн не выдержала и всё же спросила:

— Чарли, а почему ты не женишься? Ты был бы таким замечательным отцом!

Что-то дрогнуло в лице Чарли, и Мэри-Джейн почувствовала себя неловко.

— Ох, Чарли, прости… тебе неприятно. Как говорит твоя мама, я тактична, как Хагрид.

— Всё нормально, Мэри-Джейн.

Чарли немного помолчал, уйдя в свои мысли. Оливер унёсся в гараж к Артуру, а Мэри-Джейн сидела рядышком с Чарли с чашечкой кофе в руке на заднем крылечке. Душный пыльный день сменился вечерней прохладой, в сумерках чувствовалась приятная свежесть и умиротворение. Было так хорошо и спокойно просто вот так сидеть рядом с другом. Такие вечера располагают к задушевным беседам, о воспоминании о которых на утро становится слегка неловко. Но Чарли устал всё носить в себе. Он почему-то полностью доверял Мэри-Джейн, а может просто захотелось наконец-то сказать вслух то, о чём никто не знал, что тяжёлым грузом лежало на сердце.

— Знаешь, Мэри-Джейн, может я и пожалею о том, что тебе скажу. Не хочется увидеть в твоих глазах отчуждение и презрение. Но я хочу, чтобы ты знала. Странно, но именно с тобой я могу об этом поговорить. Ни с мамой, ни с братьями. Мне тяжело всё объяснить, но я попробую. А там уж будь что будет, всё равно уже так устал всё носить в себе.

Ты спрашиваешь, почему я не женился? Мама, кажется, уже давно оставила свои надежды увидеть меня в качестве отца большого семейства. Дело в том, что я, как бы сказать, не вполне нормальной ориентации, как сейчас говорят. Нет, женщины у меня были, и даже с одной девушкой я довольно длительно встречался, но всё это не то. Ох, Мерлин, как же трудно всё это объяснять.

Моим совладельцем на ферме уже давно является Брайан, я познакомился с ним сто лет назад, ещё в первые годы работы в Румынии. Он чуть старше меня, а впрочем, не в этом дело. Сначала у нас сложились просто дружеские отношения. Я тосковал по Англии, он тоже родом отсюда, и мы находили много общих тем для разговоров. Брайан стал мне настоящим другом, опорой, я тянулся к нему, зная, что он всегда поддержит в любую минуту. Знаешь, некоторое родство душ, я бы сказал. Я встречался тогда с Элизабет, у нас даже всё было вполне серьёзно, она работала в столовой, обслуживающей ферму. Брайан тоже ухаживал за одной дамочкой из офиса управления. Сразу я не понял, что что-то со мной не так, а когда понял, то просто ужаснулся и впал в ужасную депрессию. Я отгонял свои мысли, настраивал себя на то, что это всё просто разыгравшаяся фантазия и ничего более. Мне было так приятно всегда общаться с Брайаном, мы столько вместе пережили, что вполне нормально, что я так тянулся к нему — уговаривал я себя. Но всё было гораздо сложнее. Я чувствовал, что в его присутствии я испытываю эйфорию, начинали бродить смутные необрисованные желания. Ни с Элизабет, ни с кем другим такого не было. Я долго копался в себе, пытаясь понять природу своих волнений. Однажды, когда мы с Брайаном пропустили уже не по одной бутылочке пива после работы, он наклонился ко мне, чтобы что-то доверительно прошептать на ухо. У меня возникло такое жгучее желание его поцеловать, что я ужаснулся. Это бред какой-то! Я испугался, что если Брайан сейчас увидит, что со мной творится, то нашей дружбе конец. Я пытался избегать его, возненавидеть даже, чтобы поменьше думать о нём, но ничего не мог с собой поделать. Это стало навязчивой идеей. Мне казалось, что я всё контролирую, я не позволял себе никаких намёков, упаси Мерлин! Я пытался независимо существовать, не зависеть от него, но при любой возможности тут же забывал о своих запретах к самому себе. Мы по-прежнему проводили много времени вместе, Брайан поверял мне все свои секреты и тайны, делился всеми сомнениями, и я тоже, кроме одного.

По характеру он сильнее меня. Иногда мы ругаемся, потому что Брайан порой вспыльчив и забывает включить тормоза, а я почти всегда ему уступаю. Потом ему становится стыдно, но он никогда в этом не признаётся. Я очень тонко его чувствую. Ближе человека у меня нет. Я поймал себя на мысли, что думаю о нём и днём, и ночью, и знала бы ты, какие мучительные сны мне снились. Постепенно я смирился со своей дуростью и просто ждал, когда всё пройдёт. Я надеялся, что всё в моём мозгу встанет на место, и я буду относиться к Брайану, как просто к отличному другу, не более. Но не получалось. Временами это накрывало меня так сильно, что хотелось выть. И я не мог, понятное дело, никому признаться в своих чувствах. С ребятами в смене мы постоянно обсуждали чьи-то походы с девушками, постепенно многие переженились и вели размеренный образ жизни семейных людей. Только не я. Я не чувствовал тяги связать свою жизнь с женщиной, какой бы то не было, хотя страстно желал этого, чтобы влюбиться по-настоящему, чтобы было всё как у всех. Я ощущал себя неполноценным и ущербным. Но потом привык жить со своей исключительностью, так скажем.

Знаешь, то, что я испытываю к Брайану не значит, что я кидаюсь на всех мужчин подряд. Почему-то у нас в обществе принято изображать таких как я некоторыми моральными уродами, обязательно с вихляющей походкой и сладким голосом. Горько всё это. Я нормальный человек. Если девушке нравится парень, это же не значит, что она на улице кидается на всех представителей мужского пола, верно? Я люблю Брайана, именно его. За его взрывной характер, за необузданную порой энергию, за доброе сердце, которое он тщательно скрывает под маской напускной грубости. За острый язык. Всё так перемешалось в моей голове. Я полюбил его душу, но так получилось, что полюбил и его всего. Женщины уже не вызывали во мне желания, а его спина, руки приводили в такой трепет, что я зажмуривался, стоя под ледяными струями душа, пытаясь смыть напряжение.

Чарли рассказывал всё это Мэри-Джейн, а она сидела, притихшая, и ловила каждое слово. Чего-чего, а чувства брезгливости она не испытывала вовсе. Как причудливо иногда потешается над нами судьба и природа! Перед ней сидел человек, израненный и измученный, но совершенно чистый. Чарли же испытывал мрачное удовлетворение от того, что всё это говорит вслух. Будь что будет. Он не виноват, он устал уже скрывать от всех свои чувства, боясь прочитать в глазах всё то, что и должно вроде всплыть во взгляде при подобных новостях. На Мэри-Джейн он не смотрел, уткнув взгляд в переплетение своих больших, мужских кистей рук, испещрённых шрамами.

— Так продолжалось довольно долго. Мне с переменным успехом удавалось то победить свою тайную страсть, то она одолевала меня так сильно, что я впадал в депрессию и старался не попадаться на глаза Брайану. Иногда я ненавидел его. Я прятался от него в своей съёмной квартире, не желал видеть, а сам прислушивался, не раздадутся ли его шаги на лестнице.

Однажды, это было в Рождественскую ночь, мы отмечали праздник на ферме. Домой я уехать не смог, у нас должен был вылупиться Норвежский Горбатый, и мы с Брайаном оба оказались на дежурстве. Вечером нам все сочувственно пожелали счастливого Рождества и разбрелись отмечать праздник со своими семьями. Да ещё приболела Лесси, это дракониха, поэтому яйцо с малышом пришлось держать в особых условиях и следить, так как мамаша металась по клетке и передавила бы попросту всю кладку. Но всё прошло нормально. Нам даже не понадобился колдоветеринар, мы управились сами. Определив малыша в ясли и оказав Лесси всю необходимую помощь, мы с Брайном облегчённо закрыли загон и отправились в домик на территории, где обычно проводили ночи дежурные. Мы оба изрядно пропотели и попахивали драконьим навозом, поэтому решили сперва принять душ. Шутливо споря, кто пойдёт первым, мы стали наперегонки раздеваться. Душ у нас хоть и с удобствами, отменный, но один, поэтому, побросав грязную одежду мы ломанулись в кабинку, хохоча и толкая друг друга. Я опередил Брайана — даром, что ли, я столько лет играл в квиддич, и с победным кличем включил воду. Стоя под струями тёплой воды, с наслаждением смывая всю усталость и пот, я вдруг почувствовал, как Брайан (а кто же это мог ещё быть?) дотронулся до моей спины. Прикосновение стрельнуло, как заклятием, я думал, что Брайан ушёл, признав своё поражение. Я повернулся и встретился с ним взглядом. Ох, Мэри-Джейн, не твоим бы нежным ушам слушать всё это. Я увидел в его взгляде такое сильное желание, что просто не поверил. Голос совсем пропал.

— Брайан, ты…

— Только если ты хочешь…

К чёрту всё! Мы набросились друг на друга. Мы целовались так страстно, что, наверное, вода нагрелась от наших тел. Это было так удивительно, так волшебно. То, что я годами гнал от себя, чему не позволял до конца оформиться в своём сознании, на что ставил спасительное табу, всё рухнуло в один момент. Я не буду тебе, конечно, рассказывать, что мы вытворяли, и как это было, но когда я уснул с Брайаном в обнимку уже под утро, я был счастлив. Как никогда в жизни. Я чувствовал удивительную гармонию и правильность своего состояния, несмотря на всю абсурдность происходящего. Нам повезло, что день был праздничный, и на утро не явилась на смену вся бригада по причине выходного. Вот уж был бы номер! Мы спали как младенцы, проспав даже утреннюю кормёжку своих подопечных. Проснулись от рёва Лександра, Валлийского зелёного, который отличался отменным аппетитом и начинал беспокоиться уже при десятиминутной задержке еды. Мы подскочили, наспех оделись и понеслись выполнять свои непосредственные обязанности. Приходилось работать за всю бригаду, поэтому освободились мы только около полудня. Мы не говорили о вчерашнем, да и говорить-то было некогда, столько забот свалилось. Проверив Леcси и малыша напоследок мы наконец-то смогли позволить себе чашку кофе, хотя была уже пора обедать. Вечером нас должны были сменить следующая пара дежурных, и мы, заполнив журналы наблюдений и дежурств, с облегчением устроились на кухоньке.

Я боялся посмотреть в глаза Брайану, боялся увидеть в них презрение и, что ужаснее всего — отчуждение. Меня холодным потом прошибало от мысли, что мы всё испортили, что нашей дружбе конец. Брайан подал мне бокал с капучино и задержал свою руку на моей:

— Чарли… Посмотри на меня!

Я с болью взглянул в его родные глаза, как гипнотизированный, ожидая своего приговора.

— Я ни о чём не жалею, Чарли. Я хочу, чтобы ты знал, то, что случилось — не минутное помешательство. Что случилось, то случилось, пролитого зелья не соберёшь. Зачем нам пытаться прятать всё в себе? Почему мы должны сделать вид, что ничего не было? Я знаю, ты думаешь, что это неправильно и так не должно быть. Чарли, а кто знает, как правильно? Правильнее иметь девочек по вызову? Праведнее любить свою жену и гулять от неё налево? Справедливее спать с мужем и мечтать о другом? Где она — правда, Чарли? Я же вижу, что это уже давно… я больше не хочу сдерживаться… Я люблю тебя.

Господи, я слушал его слова, и земля уходила из-под ног. Казалось, я слышу самое невозможное признание, самые смелые мечты сбывались, но почему же было так больно и горько? Может, всё же иногда не нужно, чтобы наши мечты сбывались? У нас нет никакого будущего. Для общества мы всегда будем изгоями, и самая горечь от того, что я вынужден скрывать свои чувства, которые гораздо сильнее, чище, чем у кого-то из, так скажем, нормальных.

Мы живём с Брайаном уже много лет. За эти годы мы не надоели друг другу, а наоборот стали настолько близки, что понимаем каждый другого с полуслова, и даже с полумолчания. Никто не знает про наши отношения. Хотя, может, и догадываются, да мне плевать. Я устал уже жить в вечном дискомфорте. Я боюсь огорчить маму, боюсь увидеть презрение на лицах Рона и других, но больше всего я боюсь, что кто-нибудь обидит моего Брайана. Это больше, чем любовь. Так не бывает. Боги посмеялись над нами, это такая мука, Мэри-Джейн. И я рад, что рассказал тебе всё. Знаешь, даже как-то полегче теперь…

Чарли оторвал взгляд от созерцания переплетения своих пальцев и перевёл его на Мэри-Джейн. Глаза Чарли, огромные сейчас и почти чёрные от пережитого, включали в себя столько боли и столько широты души одновременно, что у неё перехватило в горле.

— Господи, Чарли… Ты не виноват. В жизни всякое бывает, уж поверь мне! Я хочу, чтобы ты не чувствовал себя изгоем, ты не более ненормальный, чем другие. Ты удивительный человек! И я рада, что познакомилась с тобой. А за признания твои спасибо. Это дорогого стоит, я признательна тебе за твою откровенность. И знаешь, я совсем не презираю тебя и Брайана.

— Спасибо, Мэри-Джейн. Ты не представляешь, как мне важно было это услышать.

Через неделю Чарли отбыл в Румынию. Молли напекла ему в дорогу пирожков и всё вытирала глаза платочком, когда он утром собирал свой походный рюкзак.

— Ну что ты, ма! Я, может, к Рождеству и появлюсь, ну чего ты? Не плачь.

На прощание Чарли крепко обнял Молли, подкинул Оливера высоко в воздух, к его восторгу пообещав в следующий раз привезти ему фигурки драконов, и поцеловал Мэри-Джейн в щёчку.

— Спасибо тебе, Мэри-Джейн. Спасибо за всё…

— Удачи, Чарли! И поосторожнее там с Хвосторогами!

Уже через минуту на перепутье тропинок осталась лишь пыль от взвихрений трансгрессирующего Чарли, отбывшего в Румынию на встречу своей любимой работе и своей нелёгкой, выбранной им судьбе.

Время не стоит на месте. Оглядываясь назад, Мэри-Джейн с удивлением вспоминала свою спокойную предсказуемую жизнь ещё год назад.

Мир волшебников оказался полон сюрпризов, тайн. Он казался кипящим неуёмной энергией чуда. Мэри-Джейн быстро освоилась на новой должности, почти не впадала в ступор от выпадания из камина кого-нибудь из членов семьи Уизли и с ловкостью запоминала свойства всех магических безделушек, продаваемых в магазине Джорджа.

Ассортимент впечатлял широтой спектра употребления. От безобидных милых карликовых пушистиков, около которых всегда толпились восторженные девчонки, до таинственных исчезательных плащей и шляп, стойкий спрос на которые имелся у сурового вида покупателей.

Доход магазина был стабильным, интерес к «Вредилкам» не угасал, но Джордж постоянно искал что-то новенькое. После знакомства с Мэри-Джейн он заметно повеселел, не шатался унылой тенью между прилавками, как было долгое время. Их тандем, основанный на уважении и полном доверии, благодатно влиял и на дела магазина. Мэри-Джейн отлично управлялась с бухгалтерией, ликвидировав все прорехи нечистой на руку Верити. Джордж по вечерам частенько оставался теперь в Косом переулке, и после закрытия магазина хозяин и продавец с большим удовольствием пили чай вместе, ужинали, а, впрочем, главным в этих посиделках были ненадоедающие разговоры. Мэри-Джейн живо интересовалась жизнью волшебников, а Джорджу был интересен мир маглов, которые, надо отдать им должное, здорово преуспели, в отсутствии магии напридумывав кучу всяких штуковин. Вспоминали они и Фреда, но он в их разговорах был живым.

Как будто просто уехал в дальние страны. Он всегда был рядом.

Как-то августовским утром Джордж, забежав в магазин, сообщил Мэри-Джейн, что собирается отправиться в лавку Горбин и Бэркес, чтобы приобрести кое-какие товары. Мэри-Джейн ещё плохо ориентировалась в переплетении историй семей волшебников и их влиянии на умы окружающих, но знала, что лавка мистера Горбина, потомка первого Горбина, основавшего в далёком одна тысяча восемьсот шестьдесят третьем году своё дело совместно с компаньоном, носила зловещую репутацию. Она специализировалась на предметах тёмной магии, что являлось полной противоположностью приоритетов «ВВВ». Однако Джордж пояснил, что и в тёмной магии много выдающегося, и если использовать эти заклинания с умом, на благо, то там есть, что взять на вооружение. В магазине близнецов имелся неприметный скромный отдел, как раз в котором и продавались упомянутые плащи и шляпы, специализирующийся на серьёзных вещах. Вот для разработки новых товаров Джорджу и понадобилось посетить лавку Горбина. Мэри-Джейн с некоторой тревогой пожелала Джорджу удачи и занялась привычными делами.

День пролетел в привычной суете. К вечеру девушка испытывала приятную усталость. Покупательский поток никак не желал сокращаться, так что ко времени закрытия ноги просто гудели. Джордж не заглянул вечером, но Мэри-Джейн решила, что он закрутился с делами.

Лёгкая тревога охватила её к вечеру второго дня. Джордж так и не появился. Он, конечно, иногда пропадал на пару дней, а зачастую и дольше, но обычно Мэри-Джейн была в курсе его деловых командировок. Закрыв магазин, она не удержалась и решила навестить Джорджа на его квартире, которая находилась за пределами Косого переулка. Оказавшись в магловском районе, Мэри-Джейн невольно поймала себя на мысли, что этот мир представляется теперь ей в новом свете. Надо же, кто бы ей сказал, что привычные вещи могут выглядеть по-другому. Она знала адрес Джорджа и легко добралась до нужного дома. На звонок в домофон никто не отвечал, и ей пришлось поджидать, пока кто-то из жильцов не появится на пороге. Проскочив в дверь, она поспешно поднялась на нужный этаж. Тревога усилилась. Может, Джорджа нет дома? А может, он как раз сейчас пришёл в Косой переулок и недоумевает, куда подевалась Эм Джей? Дверь была не заперта, Мэри-Джейн поняла это, когда нетерпеливо забарабанила в апартаменты Джорджа и створка от настойчивых ударов приоткрылась. Стало немного страшно. Мэри-Джейн, прислушиваясь к звукам из квартиры, осторожно зашла внутрь и шёпотом позвала Джорджа по имени. Так, с бьющимся сердцем и ругая себя, что она последняя трусиха, Мэри-Джейн добралась по коридору до единственной комнаты. Кухня была чуть дальше, так что первым делом пришлось заглянуть сюда. Джордж лежал на диване, почему-то в ботинках. Первой мыслью было невероятное облегчение. Хвала небесам, с ним всё в порядке, просто уснул. Мэри-Джейн стало неловко. Она в нерешительности топталась на пороге, не зная, как ей теперь незаметно ретироваться. Но в спокойной позе Джорджа было нечто странное. Девушка приблизилась поближе, представляя в каком глупом положении она окажется, если хозяин квартиры сейчас откроет глаза. Решив, что уж лучше себя обнаружить, Мэри-Джейн позвала Джорджа ещё раз, на этот раз громко. Джордж не отзывался. Мэри-Джейн инстинктивно дотронулась до руки спящего, в глубине души свято моля, чтобы рука оказалась тёплой, а её страхи всего лишь страхами. Рука была тёплой. Но, как бы это сказать, недостаточно тёплой для обычного состояния живого человека. Джордж спал, Мэри-Джейн видела, как мерно вздымается его грудь, но не просыпался. В голове пронеслась дурацкая мысль: «Может, он пьяный?» Но нет, запаха алкоголя не чувствовалось, нос сразу бы уловил специфическое амбре. Мэри-Джейн решительно потрепала Джорджа по плечу, теперь уже твёрдо намереваясь не уходить отсюда, пока тот не скажет лично, что всё с ним в порядке, что Мэри-Джейн не дала ему выспаться. Да пусть ругается — главное, чтобы проснулся. Джордж не просыпался. Он не реагировал на ставшие настойчивыми призывы девушки открыть глаза, не пошевелился, когда Мэри-Джейн в отчаянии сбегала на кухню и плеснула в лицо ему целый стакан воды. Так, главное без паники. Возможно, Джордж принял снотворное, ну, мало ли, так вымотался вчера, что не мог заснуть, вот и прибегнул к проверенному средству.

Через час тщетных попыток разбудить Джорджа Уизли Мэри-Джейн поняла, что ей нужна помощь. Нужно кого-то позвать. Конечно, нормальный человек сразу бы вызвал бригаду скорой помощи, но Мэри-Джейн достаточно успела узнать волшебников, чтобы даже в панике понимать, что обращаться надо никак не к маглам. Нужно сообщить родным, конечно же. Только как? Трансгрессировать она не умела, ни одно из доступных средств перемещений волшебников ей было неподвластно, разве что Ночной рыцарь, но, чтобы его вызвать, нужна, как минимум, волшебная палочка, а в действительности ещё и волшебник с этой самой палочкой. Обычно автобус ей вызывал Джордж, когда она на выходных наведывалась в Нору.

Мозг Мэри-Джейн стремительно пытался отыскать нужное решение, стараясь отогнать панику, липким страхом парализовавшую работу этого самого мозга. Господи, и почему она не умеет летать на метле!

Метла — ну конечно! Рон — брат Джорджа, профессионально занимающийся спортом на мётлах. Только бы он не был на сборах. Его адрес Мэри-Джейн тоже знала — как-то недавно она ужинала с Роном и Гермионой в их квартире. Притворив дверь и зачем-то сказав спящему Джорджу, что она вернётся быстро, Мэри-Джейн выбежала на улицу и вызвала такси. Никогда ей ещё не казалось, что этот способ передвижения такой изнурительный. Она в нетерпении замирала каждый раз у светофоров, которые, как нарочно, дружно встречали запретным глазом, и приходилось долгие мгновения ждать заветного зелёного света. Рон был дома. Мэри-Джейн казалось, что всё теперь сразу наладится, всё будет хорошо. Рон на удивление быстро ухватил из её сбивчивых объяснений суть, попросил ошарашенную Гермиону добраться с Мэри-Джейн до квартиры Джорджа на такси вместе, а сам воспользовался камином.

Почти все оборудованные по последнему слову техники магловские квартиры, в которых проживали волшебники, были оснащены каминами. Маглы не подозревали о таком вандализме. Они наивно полагали, что шкаф-купе вдоль стены на самом деле шкаф. Каминная сеть имела свою специфику и структуру. Некоторые точки сети летучего пороха были доступны только узкому кругу доверенных лиц, что было и понятно. Кому понравится, когда к вам в квартиру вваливается непрошеный гость, поленившийся добраться до квартиры через дверь. Такие семейные камины обычно объединяли близких людей. Посторонний просто не мог проникнуть через нужную решётку, когда перемещался по каналу летучего пороха. Оповещатель, некое подобие сигнализации, срабатывал за несколько минут до появления визитёра, и хозяин квартиры был в курсе, что к нему кто-то перемещается. Камин Джорджа был подключён к квартире Рона, Перси, Гарри и ещё паре точек.

Когда Гермиона с Мэри-Джейн добрались наконец до дома Джорджа, прошло достаточно времени, чтобы ожидать, что внутри что-то изменилось. Как же Эм Джей хотелось, чтобы она зря всех взбаламутила, чтобы Джордж встретил её сейчас с улыбкой на пороге и попенял за напрасную панику. Она так на это настроилась, что когда, войдя в квартиру Джорджа, не обнаружила его на пороге, как хотелось, буквально осела на тумбочку у входа, где обычно хаотично валялись ключи, крем для обуви и прочая мелочь. Ноги не держали. В комнате слышались приглушённые голоса, но девушки сразу поняли, что паника Мэри-Джейн не была, увы, напрасной.

Рон успел вызвать бригаду колдомедиков из больницы святого Бонама Мунго — главной лечебницы британских магов, да и не только британских. Тут же у дивана, на котором продолжал величественно возлежать Джордж, виднелись фигуры Перси, Гарри и Джинни. Родителям пока Рон ничего не сообщил, решив не беспокоить Молли раньше времени. Врачи, или как правильно они назывались — колдомедики, осмотрели Джорджа и развели руками. Нужна экстренная госпитализация, положение серьёзное. На вопрос Рона, в какое отделение доставят Джорджа, Мэри-Джейн услышала короткий ответ пожилого целителя в лимонном халате: «В отделение недугов от заклятий». Для особых случаев разрешалась портация нетранспортабельных пациентов. Мэри-Джейн с потрясением смотрела, как всё тот же пожилой целитель, видимо являющийся главным, достал из чемоданчика старую зубную щётку с растрепанными во все стороны щетинками, провёл палочкой, и щётка с лёгким гудением озарилась матовым голубоватым светом. Целители переложили Джорджа на появившиеся прямо из воздуха носилки, сцепились руками друг с другом, как в детской игре про каравай, между собой прихватив и носилки. Затем один дотронулся до щётки, гудение которой стало угрожающим, и вся необычная церемония исчезла, унося в круговерть матового свечения колдомедиков и их пациента.

Всех охватила растерянность. Никто толком не понимал, что произошло с Джорджем, давно ли он вот так спит и, вообще, когда проснётся. Мэри-Джейн поведала, что Джордж накануне намеревался посетить лавку Горбина, и увидела, как помрачнели лица оставшихся в квартире Уизли, Гермионы и Гарри. Уж они-то прекрасно знали, какие предметы могут продаваться в этой зловещей лавке.

Праздно сидеть, понятное дело, никто не мог. Но целители сказали, что раньше девяти утра вход к Джорджу будет закрыт до выяснения причин, повергших его в такой странный сон.

Долго ещё сидели на кухне, гадая, что теперь будет. Гарри и Рон рассказали Мэри-Джейн про ожерелье, чуть не убившее одну из учениц Хогвартса, про руку славы и ещё много всяких вещей. Мэри-Джейн слушала и не до конца верила, что так бывает. Заклинания? Тёмная магия? Предметы, дотронувшись до которых, ты обречён на муки? Голова шла кругом. Мир волшебников приоткрывал перед ней всё новые завесы, но конца и краю этих таинств, наверное, нет.

Разошлись уже далеко за полночь, договорившись на утро встретиться в Мунго. Перси вызвался проводить Эм Джей до метро. Иногда ей казалось теперь совершенно несправедливым, что она не может, как все волшебники, пользоваться палочкой, исчезать в одном месте, чтобы появиться в другом. Окунувшись с головой в мир магии, она ощущала себя его частичкой. А в такие моменты, когда судьба насмешливо напоминала, что она простая магла, ей было ужасно обидно.

Утром, после томительного ожидания в кабинете, куда всех отвела дежурная целительница, их пригласили в отделение недугов от заклятий, но провели не в палату к Джорджу, а опять в кабинет, на этот раз в комнату главного колдомедика по отделению. Билл, вызванный совой, тоже был здесь.

Представившись, мистер Эртон настоятельно рекомендовал вызвать для разговора родителей больного, то есть Молли и Артура. Мэри-Джейн не представляла, как Молли отнесётся к такому внезапному вызову. Если бы ей вдруг сообщили, что её Оливер лежит, подверженный неведомому заклятию, она бы просто сошла с ума. Гермиона вызвала патронуса выдру, который унёсся к Норе с тревожным сообщением.

Потянулись минуты ожидания. Никто почти не разговаривал. Только Рон с Перси ушли, вызванные целителем-стажёром. Братья вернулись за пять минут до появления четы Уизли, и только к полудню состоялся разговор с колдомедиками. Оливер, как и в прошлое лето, находился в Норе и сейчас был с Чарли, который буквально несколько дней назад прибыл в небольшой отпуск.

Джошуа Эртону не нужно было призывать своих собеседников к тишине. Все превратились в слух, пытаясь осознать, насколько серьёзно то, что произошло с Джорджем. Мэри-Джейн краем глаза с удивлённым восхищением наблюдала за Молли. В глазах её были слёзы, но рот упрямо поджат. Эта сильная женщина не позволила себе дать волю чувствам, когда на неё так неожиданно свалилось страшное сообщение о возможном тяжёлом положении сына. Но затем Мэри-Джейн, как и все сидящие в комнате, полностью сосредоточилась на информации, которую сообщал им целитель.

Оказалось, Рон с Перси, по просьбе колдомедиков, наведались в квартиру к Джорджу, чтобы тщательно осмотреть пространство возле дивана. Не хватало зацепки, ниточки, связывающей гипотезу с реальностью. И эта ниточка была найдена.

При осмотре на пальце Джорджа обнаружили небольшую ранку, след от укола, который можно получить при случайном неосторожном прикосновении с острым предметом. Мистер Эртон пояснил, что они столкнулись с действием тёмной магии, и их самые худшие опасения подтвердились. Рон нашёл около дивана в квартире Джорджа клатч, содержимое которого по предупреждению ребята трогать не стали. В отделении недугов были свои способы обнаружения опасности предметов, подверженных тому или иному заклятию, и после отсеивания простых, не несущих зловещее предназначение, в поле их исследовательской деятельности осталась простая колода карт. Гарри вспомнил, что видел эту колоду в витрине лавки Горбина, когда по случайности попал в Лютный переулок вместо Косого. Сами карты были обычными, не считая того, что они были самотасующимися и жульническими. Зачем они понадобились Джорджу, трудно было сказать. Может, хотел изучить секрет этого самого жульничества. Но карты были скреплены старинной булавкой, о которую, судя по всему, и поранил палец Джордж.

Джошуа Эртон пригласил в кабинет лысоватого старичка. Это был владелец аптеки мистер Малпеппер. Он обвёл взглядом притихших собравшихся и поведал удивительную историю, связанную со злосчастной булавкой.

— Скажите, вы читали в детстве сказки?

Все неубедительно покивали головами, удивляясь такому началу.

— А какие сказки вы знаете?

— Ну, мама всегда читала нам сказки Бидля, — ответил за всех Рон, когда стало понятно, что молчание затянулось.

— Да, конечно. Это самые известные сказки, которые читают волшебники своим юным отпрыскам. А магловские сказки? Что вы о них знаете?

Некоторые присутствующие, такие как Гарри, Гермиона и, конечно же, Мэри-Джейн, прекрасно знали, что Золушка — это вовсе не болезнь, а имя скромной девушки. Но детям Уизли таких сказок в детстве не читали.

— Что вы знаете об истории Спящей красавицы?

Рон недоумённо поднял брови. Мистер Малпеппер, увидев в глазах Мэри-Джейн понимание, обратился непосредственно к ней.

— Расскажите нам, юная леди, вкратце эту легенду.

Мэри-Джейн, волнуясь, послушно принялась излагать.

— Многие сказки встречаются в разных вариантах у тех или иных авторов или народов. Насколько я помню, история про Спящую красавицу встречается и у Шарля Перро, французского сказочника. Так вот. У молодых царицы и царя родилась прекрасная дочь, долгожданная. На праздник по случаю её рождения были приглашены все феи королевства. Но одну злую колдунью не позвали. И когда феи начали одаривать прекрасную принцессу своими чудесными презентами, злая колдунья вышла вперёд и предсказала, что юная принцесса умрёт, уколов палец веретеном. Но одна добрая фея ещё не успела преподнести свой подарок, поэтому она смягчила злой приговор старой карги. Девушка действительно уколола палец веретеном и уснула, проспав целых сто лет, пока её не поцеловал принц, проезжающий мимо заброшенного замка. Мистер Малпеппер, но я не совсем понимаю. Какое отношение имеет эта сказка к Джорджу?

— Самое прямое! Известно ли вам, что многие магловские сказки есть ни что иное, как реальные истории, имеющие в своей канве самую что ни на есть действительность? Месье Перро, судя по всему, общался с магами или, по крайней мере, имел в роду бабушку-колдунью. Все его истории, ну практически все, имеют в своей основе исторические факты.

— Но это же невозможно! Как можно верить в добрых фей, злых колдуний и прочее?

— Моя юная леди. Вокруг вас сидят вполне настоящие колдуньи и маги, если вы не заметили. Мне сказали, что одна из присутствующих магла. Я так понимаю, это как раз вы?

Мэри-Джейн густо покраснела. Но всё не укладывалось в сознании. Хотя факт оставался фактом — волшебники существуют, она сама живёт в их мире уже не первый месяц.

— Так вот, — как ни в чём не бывало продолжил мистер Малпеппер, — истории Шарля Перро дают много пищи для размышления. В сказке про Золушку мы сталкиваемся с самой элементарной трансфигурацией, когда фея-крёстная превращает тыкву в карету, а крысу в кучера. В истории про мальчика с пальчик явно фигурируют великан и неудачное заклинание уменьшения, наложенного на ребёнка в раннем детстве. А прототипом известного персонажа кота в сапогах является анимаг Вильгельм Гарфилд, который долгое время жил в семье простого магла в образе кота. И таких моментов множество. Простодушные маглы передавали эти истории, как сказки, из поколения в поколение, не подозревая, что мир волшебников существует на самом деле. В упомянутой истории про Спящую красавицу есть прямое тому доказательство. Тёмная магия, заклинание вечного сна, помещённое в веретено, печально связано с нашим случаем. Булавка, позеленевшая от времени, была пропитана особым ядом, который способен создать только поистине тёмный маг. В моей аптеке множество ингредиентов для зелий, но я при всём старании не способен создать подобное. Это особая магия, связанная с целым ритуалом, специальными заклинаниями, которые зачастую канули в века вместе с их создателями. По-видимому, колода карт пролежала в лавке Горбин и Бэркес с самого времени открытия. Всем известно, что лавка эта специализируется на артефактах с тёмной историей. Как, при каких обстоятельствах попала туда эта вещь, теперь ответить невозможно. Мистер Джордж Уизли уколол палец, подвергнув себя необратимому процессу заклятия вечно сна. Вопрос в том, можно ли его снять или это, увы, не в нашей компетенции.

— И как же снять это заклятие?

— В истории про Спящую красавицу принцесса получила избавление после поцелуя принца. Но, скорее всего, речь идёт о материи более тонкой и глубокой одновременно. Как известно, пределы магии неисчерпаемы и до конца не изучены. Есть особые флюиды, называйте их как хотите, некой родственной, духовной магии. Она встречается не часто на самом деле. Магическое ядро субстанции волшебника имеет свой, только в единичном экземпляре представленный стержень. Если такое магическое ядро встречается с подобным, то происходит уникальная вещь, невидимая невооружённому глазу. Обычно такие нити существуют между родственными душами, иногда членами семьи, но не факт, что среди братьев и сестёр обязательно найдётся пара такой связи. Родные могут быть очень дружны, но их ядра не будут совпадать. И напротив, когда происходит такая встреча, то волшебники связаны незримым магнитом. Это очень сложный предмет для изучения. Влюблённые, не связанные родственными связями по крови, иногда сливаются в крепкую магическую связь, прервать которую они практически не в состоянии. Если пара таких волшебников по каким-то причинам решит расстаться, то ломка будет колоссальная. Это как твоё второе я, которое вырвать невозможно.

— Мистер Малпеппер, ваша теория фактически пытается дать объяснение такому феномену, как любовь. Но её природу невозможно постичь.

— Ошибаетесь. Магия безгранична, и влияние её на наши поступки, состояние нашей души — безмерно. Есть у Джорджа возлюбленная? Или член семьи, с которым у него особенно близкие отношения?

— Фред, — сдавленным голосом прошептала Молли.

— Простите?

Все нервно посмотрели на Молли, которая не выдержала и разрыдалась. После того, как её удалось более-менее привести в чувство, мистер Малпеппер подытожил:

— Не стоит отчаиваться. Пока, на данном этапе, мы постараемся поддержать жизнь Джорджа. Есть особый бальзам, живительный эликсир, рецепт которого передавался в нашем роду из поколения в поколение. Поэтому Джошуа и обратился ко мне, когда понял, с чем столкнулись целители недугов. Бальзам будут наносить на ранку, но, увы, вынужден вас предостеречь, что если мы не найдём способа найти противоядие, так скажем, то, в общем и целом, увы… — Малпеппер развёл в стороны руки.

Весь ужас происходящего навалился на плечи близких. В палату к Джорджу пустили, но зрелище спокойно лежащего, но возможно необратимо спящего Джорджа, было тягостным.

Около изголовья кровати стоял молодой стажёр, записывая показания на кусочек пергамента. Не стоит и сомневаться, что все присутствующие горячо желали помочь Джорджу. После того, как его ранку обработали приготовленным бальзамом, Джошуа Эртон предложил близким приступить к эксперименту. Если магическое ядро Джорджа откликнется на близкое, родственное, то есть шанс, что энергия здорового волшебника перекачает в Джорджа живительные силы и ему удастся проснуться.

Мэри-Джейн сидела у самого входа, робко стараясь не мешать происходящему. Она благодарна была целителям, что её просто напросто не выставили за дверь, ведь случаев, когда обычные маглы допускались в палаты к волшебникам, в практике больницы не встречалось. Обычно таким маглам стирали память после оказания помощи.

Как не была опечалена Мэри-Джейн всем происходящим, у неё захватило дух от увиденного действа. Это было что-то невероятное. Около кровати поместили аппаратуру, улавливающую и усиливающую магические волны, как объяснил мистер Эртон. В стеклянной колбе, размером в рост человека плавало нечто до жути напоминающее спирали мозга. Как эта штуковина действовала, Мэри-Джейн понятия не имела, но когда Молли Уизли первой взялась за руку сына, мозги завихрились, постепенно превращаясь в однородный круговорот. Колба осветилась бледно-лиловым цветом, словно внутри включили лампочки. Затем завихрения прекратились, и внутри проступил контур двойника Молли. Фантом упирал руки в бока и, судя по выражению лица, явно сердился на кого-то. Затем картинка сменилась. Молли, всё с тем же полотенцем на плече, обнимала по очереди Джорджа и Фреда. На вид им было тут лет шестнадцать.

Потрясение от увиденного было таким сильным, что минуту никто не мог произнести ни слова, когда лиловое свечение потухло, а вместо картинок внутри колбы опять лениво заплавали мозги. На глазах Молли, да и не только её одной, стояли слёзы. Джордж не подавал новых признаков жизни.

— У вас очень сильная связь с сыном, миссис Уизли, — констатировал мистер Малпеппер, который присутствовал при всём происходящем. — И это, конечно же, вполне нормальное явление. Но на успешность совпадения вашего магического ядра с ядром сына я, увы, рассчитывал мало. Дети, рождённые плоть от плоти нашей не есть наше слепое подражание. Они рождаются со своими чертами характера, подчас не очень нравившимися нам, родителям. Мы любим своих детей такими, какие они есть, и не может быть иначе. Шаловливых, проказников, молчунов, зануд. Они — наши дети. Но магическая составляющая предопределена другими параметрами.

Из всех этих пространных изъяснений Мэри-Джейн мало что уловила, однако поняла, что надежда, поселившаяся в сердцах близких, чуточку омрачилась.

Молли же срывающимся голосом поведала, что в миг, когда она дотронулась до руки Джорджа, на неё нашло странное ощущение. Это было похоже на транс. Она как будто видела картинки из прошлого, некоторые размытыми, некоторые более чётко. Самым ярким было воспоминание, когда Артур с мальчиками отправился на ЧМ по квиддичу. Как она страшно рассердилась на близнецов за гиперязычки, а потом чуть не лишилась чувств, когда сыновья чудесным образом не пострадали во время заварушки с чёрной меткой.

Мистер Малпеппер покивал головой:

— Это побочный эффект обратно-поступательного движения двух магических ядер. Ваши мысли в момент соприкосновения с душевной организацией сына вызвали этот транс. Чем сильнее связь, тем ярче образы. Связь есть не только между магическими ядрами волшебных палочек. Взаимодействие магической силы гораздо сильнее и мощнее. К сожалению, предмет этот мало изучен, поскольку мы имеем дело с вещами поистине совершенными, а потому плохо разрешающими себя изучать.

Размышления старого аптекаря были витиеватыми, полными отклонений в ту или иную историческую эпоху. Мэри-Джейн не понимала и половины всего, но речь мистера Малпеппера завораживала.

После сеанса с Молли колдомедики провели подобную терапию сначала с Артуром, а затем и с остальными Уизли.

Матовое свечение взвихрений внутри колбы колебалось от ярко-фиолетового, когда Джорджа держал за руку отец, до практически тусклого индиго с Перси. Рон вызвал в сосуде светлое бирюзовое свечение. Но ни одно прикосновение не возымело нужного эффекта. Магическая сущность близких была связана с ядром Джорджа, но не хватало силы притяжения вызволить его из небытия. Все испытуемые после сеанса признавались, что чувствуют лёгкое головокружение. Джошуа Эртон объяснил это тем, что в момент сеанса происходит мощная отдача своей силы, вымывание, поэтому на восстановление нужно время. Всем предложили принимать настойку руты три раза в день по пятнадцать капель, так как известно, что при приливах крови в голове и других недугах настойка руты душистой — лучшее средство.

Мэри-Джейн всё бы отдала, чтобы вернуть Джорджа к жизни. Она смотрела на семью Уизли и отчаянно старалась не заплакать. За этот год она стала по настоящему членом семьи, и сейчас общее горе вызывало боль в душе до щемоты. Она мало знала Фреда и гораздо больше провела времени с его семьёй, которая стала ей близкой и дорогой. Что будет, если Джорджа не станет? Даже страшно подумать. Какое злое стечение обстоятельств.

Сначала, когда целители предложили связаться со спящим, но пока ещё живым магическим ядром Джорджа, всех охватило волнительное состояние надежды. Но постепенно, когда шансов оставалось всё меньше, в настроение стало прокрадываться отчаяние. То и дело кто-нибудь украдкой смахивал слезу. Вот он лежит живой. А время неотвратимо отсчитывает свои суровые минуты.

Мистер Малпеппер поведал без обиняков, что действие сонного заклятия необратимо. Сколько осталось Джорджу — пока не ясно. Всё зависело от его организма. Но дело, увы, совсем плохо. Нужно готовиться к худшему. Не хотелось в это верить. Молли не отходила от сына, держась за его руку. Просто так. Потому что не хотела отпускать его. Смотреть на всё это было невыносимо.

Через три дня Джошуа Эртон официально объявил, что показатели Джорджа ухудшились. Пульс был еле заметен, а оттенок лица становился всё более бледным. Поблекли даже рыжие веснушки. Колдомедик предложил родным на всякий случай попрощаться с Джорджем Уизли.

Приходили знакомые, друзья. Не всех пускали в палату. Люди просто хотели выразить своё участие. Джорджа любили.

Чарли тоже приходил несколько раз, но не смог помочь Джорджу.

На пятый день настроение в палате было удручающим. Артур ушёл с утра на работу, рядом с Джорджем сидела Молли, которая никак не желала вернуться в Нору. И Мэри-Джейн. Дела в магазине сейчас отошли на второй план. Целители по-прежнему поддерживали в Джордже тоненькую ниточку жизни, но вопрос о тщетности этих попыток уже почти не обсуждался. Мэри-Джейн подсела к Джорджу и взяла его за руку. Она не могла поделиться с ним магической энергией, поскольку была лишена её, но что-то всё равно почувствовала. Как будто Джордж разговаривал с ней. Смотрел своим спокойным взглядом и подбадривал не унывать.

Едва отойдя от лёгкого транса, Мэри-Джейн услышала, что дверь скрипнула. Это пришли Чарли с Оливером. Мальчика не с кем было оставить, а сидеть в Норе Чарли просто не мог, поэтому взял его с собой. Мэри-Джейн заключила сынишку в объятия. Как же она соскучилась. Оливер немного добавил света в мрачную палату. Он спешил пересказать матери все новости, не замечая, что она плачет. Он перебрался к бабушке на колени, потом опять к матери, совершенно счастливый. Со своей детской непосредственностью Оливер вдруг спросил:

— Бабуля, а почему дядя Джордж спит? Уже давно пора вставать, я встал сегодня сам! — малыш гордо выпятил грудь.

— Ты мой хороший. Дядя Джордж устал, он поспит ещё немного.

— А когда он проснётся? Он обещал меня сводить в кафе-мороженое старины Фортескью, так он сказал.

— О боже. Я свожу тебя, обязательно, — Молли крепко обняла внучка.

Чарли подсел к Мэри-Джейн и взял её за руку. Всем было так паршиво, но только вместе можно найти силы пережить этот ужас.

Оливер соскочил с коленок Молли и сел рядом с Джорджем. Бровки его удивлённо поползли вверх:

— Мамочка, дядя Джордж такой бледный, он, наверное, голодный, ты всегда говоришь мне, что надо покушать, когда я такой.

С этими словами мальчик машинально схватил Джорджа за руку.

Прибор магической взаимосвязи не был ещё отключён. Никто не успел ничего сказать или что-то сделать. Реакция при соприкосновении двух магических сил неизбежно началась. Оливер был маленьким мальчиком, полукровкой. Но он был волшебником, а значит, магические датчики сразу же начали свою работу.

Мозги, до этого мирно плавающие внутри колбы, начали свой круговорот. Оливер уже не мог отдёрнуть руку. Молли, Мэри-Джейн, Чарли и заглянувший мистер Малпеппер в ступоре наблюдали, как жидкость внутри колбы засветилась ярчайшим светом. Внутри уже был не слабый огонёк связи, но мощная силища соединения двух магических ядер. Родственных ядер. Вокруг заструился голубовато-прозрачный свет, настолько яркий и пронзительный, что стало больно глазам. Затем, как и в случае с Молли, внутри начали проступать образы. У Мэри-Джейн поползли мурашки, когда она чётко увидела внутри маленького мальчика на карусели. Лошадка масти в яблоко. Сначала это был Оливер. Потом Мэри-Джейн уже и сама не понимала, что она видит. Мальчик, приветливо машущий из сердцевины колбы, был, несомненно, Фредом. У Оливера никогда не было таких смешных шортиков и полинялой футболки. Затем все присутствующие увидели, как фантом маленького Фреда растаял, а на его месте появился другой мальчик. Такой же, но бледный и зеленоватый, с завистью смотрящий куда-то поверх одному его видимого пейзажа. Это был Джордж. Которого замутило от катания на каруселях.

Всё случилось так стремительно, и было настолько поражающим воображение, что мистер Малпеппер так и застыл с бутылочкой руты в одной руке, которую доставал из портфеля, Мэри-Джейн зажала рот ладонью с широко расширенными глазами. Как будто на всех наложили общее заклинание неподвижности.

Сияние стало ослабевать. Джордж пошевелился и застонал.

Мерлин, что тут началось! Но когда первый шок прошёл, все увидели, что Оливер лежит без сознания.

Мистер Малпеппер, видимо, понял что-то, что остальные ещё не успели ухватить. Он выбежал из палаты, через мгновение залетев обратно с целой толпой колдомедиков во главе с Джошуа Эртоном. Целители проводили экстренные манипуляции. Одни сразу же занялись Джорджем, другие, сотворив из воздуха дополнительную кровать, уложили на неё бездыханного Оливера и сгрудились около него.

Джошуа Эртон выглядел тревожно. Никто не ожидал такой развязки. Магическое ядро Оливера полностью совпало с энергией Джорджа. Оливер был сыном Фреда. Он смог вытащить Джорджа буквально с того света, сам не подозревая об этом. Но силы его были на пределе возможности. Он был маленьким мальчиком. Джордж уже через несколько минут выглядел вполне сносно, но радость от его возвращения сменилась тревогой за Оливера. Целители увезли мальчика в реанимационное отделение — есть и такое в больнице святого Мунго.

Теперь время опять насмехалось. Мощный выброс магической силы, вдохнувший жизнь в Джорджа, фактически истощил Оливера. Жизнь его висела на волоске. Джордж на второй день уже смог самостоятельно передвигаться, дела его быстро шли на поправку. Он чуть не подрался с дежурным целителем, требуя отпустить его в палату к Оливеру. Увидев решительность во взгляде, смешанную с отчаянием, молодой стажёр сдался.

Джордж вместе с родными теперь дежурил у кроватки Оливера. Он выглядел торжественным в своей неподвижности. На робкое предложение Джорджа попробовать обратный эффект магического взаимообмена силой, Джошуа Эртон объяснил, что это делу не поможет.

— Понимаете, Джордж, ваши силы сейчас очень слабы. Я не гарантирую, что после этого сеанса вы сможете поправиться в полной мере. Но одно скажу точно — Оливеру вы помочь не сможете. Не казните себя.

Мэри-Джейн казалось, что она видит нелепый сон, липкий и ужасный, когда хочется проснуться, делаешь попытки скинуть с себя оковы ужаса, но ничего не выходит.

Волшебная медицина не стоит на месте. Были перепробованы разные зелья, бальзамы, новомодная терапия, и родные верили, что всё будет хорошо.

На третьи сутки близким Оливера объявили, что если мальчик переживёт ночь, он будет жить. Настал критический момент.

Вечером почти все родные потерянно сталкивались в коридорах больницы. Чем они могут помочь Оливеру, находясь здесь? Но уйти просто не было душевных сил. Они будут рядом. До конца.

У Оливера начался жар. Он метался, что-то бессвязно мычал. Лоб был покрыт испариной, и Молли постоянно вытирала его губкой. Мэри-Джейн держала сына за руку, боясь отпустить от себя. Оливер — все, что у неё есть. Господи, не забирай его у меня, пожалуйста.

Джордж тенью сидел в углу комнаты. Мэри-Джейн, конечно, не считала его виноватым в том, что её сынишка сейчас лежит при смерти. У них состоялся разговор, и Мэри-Джейн искренне радовалась, что Джордж поправился. Но ему от этого не было легче.

Вдруг Оливер перестал метаться. Он затих, покрывшись мертвенной бледностью. По тревоге прибежали целители. Джордж, не в силах сдержать свои чувства, подбежал к кровати, схватил мальчика за другую руку и закричал:

— Нет, Оливер! Нет! Не уходи!

Оливер мгновение лежал неподвижно, и все уже боялись признать, что худшее произошло. Но внезапно он дёрнулся и, не открывая глаз, голосом Фреда произнёс:

— Осади, безухий.

Затем открыл глаза, обвёл невидящим взглядом окружающих и уснул. Обычным детским сном, чтобы утром проснуться и потребовать хлопьев с молоком, чтобы напомнить дяде Джорджу, что он обещал его сводить в кафе-мороженое, чтобы через три дня вместе со всеми своими дядюшками и тётушками пойти в парк аттракционов, удивляясь всеобщему вниманию (у меня ведь не день рождения) и чтобы прокатиться с дядей Джорджем на карусели. На лошадке масти в яблоко. Держась за импровизированную гриву и заливисто хохоча, радуясь, что взрослому дяденьке сделали исключение и разрешили прокатиться вместе с ним.