Чёрный ворон (джен)

За высокими горами, за тёмными лесами почти у самого синего моря в маленьком домике с палисадником жил да был беглый Первый маршал. И ничегошеньки-то у него не было.

Прислуживал ему бывший домоправитель по имени Хуан. Он никогда не улыбался и был мрачен, как чёрная туча, которая так и высматривает, куда бы ударить молнией. Готовила маршалу кухарка по имени Кончита. Кончита, наоборот, была добрая, толстая и так и смотрела, кого бы ещё накормить. Был ещё у маршала конь по имени Моро, такой страшный и привередливый, что ни к нему никто не решался подойти, ни сам он никого к себе не подпускал. И был у маршала сын по имени Рамиро, синеглазый мальчик десяти лет. Жил он неприметно, словно василёк в траве затерялся — и посмотришь, да не заметишь.

Только на самом деле и слуга маршалу не принадлежал, и кухарка пришла из другого дома не по своей воле, и коня ему оставили на время, и сын был приёмный.

— Ничего у меня нет, Хуан, — сказал однажды бывший маршал, когда они сидели на пороге дома. Мрачный Хуан чистил шпагу своего хозяина, а маршал терзался муками совести. У него это получалось профессионально, и ему даже советовали сдать экзамены на звание совести всея Талига, но он почему-то отказывался.

— Эх вы, дор Роберто, — сказал Хуан, который ко всему относился философски. — Прошу прощения, умный человек, а счастья своего не видите. Никто никого не убивает, за нами никто не гоняется, и в государстве нашем пока что всё хорошо. Король у нас хороший, не то что прежний, букву закона соблюдает. И мы всем довольны должны быть.

Так он любил рассуждать и говорить мог ещё долго. Уж он-то знал разницу между законом и беззаконием.

Тут вернулась из города Кончита с корзинкой еды и тут же стала рассказывать все новости, какие услышала на базаре.

— У нас в окрестностях оборотень завёлся! — воскликнула она ещё от калитки. — Страшенный, вот такой!

— Какой ещё оборотень? — нахмурился бывший маршал. Он, хоть и был бывшим, да чувство долга у него ещё осталось, и он любил порассуждать о том, как хорошо защищать вдов и сирот, так же, как Хуан любил поговорить о законах.

— Самый настоящий, — сказала Кончита, переводя дух. — Крылья — во! Зубы — во! Когти — во!

— Трепи больше, — лениво сказал Хуан. — Это всё бабья болтовня, не стоит и слушать!

Кончита обиделась.

— Вот посмотрю я на тебя, когда с оборотнем встретишься, — ядовито сказала она и ушла готовить ужин.

Бывший маршал и его слуга переглянулись, а потом маршал подозвал к себе приёмного сына, который как раз пускал кораблики из щепочек в луже на заднем дворе.

— Ты слышал, Рамиро? — строго спросил он. — У нас в окрестностях завёлся оборотень, это сказала Кончита, а уж ей-то можно верить. Не вздумай гулять в лесу один, ты меня понял?

— Понял, батюшка, — ответил Рамиро, который был мальчиком послушным. — Но как же я пойду в гости к бабушке Арлетте и отнесу ей цветы и пирожки?

— Очень просто, — ответил бывший маршал. — Мы дадим тебе большой пистолет, и если ты встретишь оборотня, ты его убьёшь.

Рамиро обрадовался. Он никогда ещё не стрелял из пистолета и очень хотел это сделать. А уж если он застрелит самого настоящего оборотня, то он прославится, и его величество Валентин Первый непременно наградит его орденом.

Долго ли коротко ли, но разговоры об оборотне поутихли. Кумушки в городе больше не судачили, как оборотня видели сидящим на башне ратуши при свете белой луны, и постепенно про него забыли.

Вот только маленький Рамиро не забыл. Он, конечно, во всём слушался взрослых, но уж очень ему хотелось поохотиться на оборотня.

И вот однажды утром Кончита испекла пирожков и сложила их в корзинку, а маршал нарвал букет красивых цветов и завернул их в газету семилетней давности.

— Ступай к бабушке, никуда не сворачивай, — велел он. — Отнесёшь корзинку и сразу назад.

— Но как же попить чаю и поразгадывать шарады? — удивился Рамиро.

— Ну хорошо, — разрешил маршал. — Но не больше пяти шарад, а то знаю я нашу бабушку! До самой ночи от неё не выберешься. Ну, ступай.

И вот маленький Рамиро взял корзинку и цветы и отправился по дорожке, а добрая Кончита махала ему вслед.

Никто уже не помнил про оборотня. Кроме самого Рамиро.

Как только длинная тропинка, вдоль которой росли самые разные и прекрасные цветы и травы, свернула в лес, Рамиро остановился, сел на пенёк и запустил руку в корзинку.

— Ага! — сказал он. — А вот и мой пистолет!

В самом деле, под пирожками лежал благоразумно припрятанный пистолет. Он был заряжен и, конечно, мог убить оборотня одним выстрелом.

Вооружившись, Рамиро вытряхнул цветы из газетного листа и прочитал его с начала до конца. На одном развороте говорилось о том, что прямо из дворца пропал регент Рокэ Алва. Некая неназванная, но безутешная дама утверждала, что сама видела, как его похитило страшное чудовище с птичьими крыльями. На втором развороте рассказывалось, что экстерриор, также безутешный, собирает отряды для поиска пропавшего регента.

Рамиро приуныл. Хоть регент пропал очень давно, и его так и не нашли, всё равно прочитанное произошло как будто прямо сейчас, и регента было очень жалко.

А может, его похитил тот самый оборотень, что затаился сейчас в лесу? Рамиро внимательно перечитал то место, где печатали показания безутешной дамы, и решил, что вполне может быть.

Придя к такому выводу, Рамиро вытащил пистолет и громко сказал:

— Где ты, проклятый оборотень? Выходи, я тебя убью!

Но никто не вышел, только прошуршало что-то в кустах на опушке леса. Никак не хотел оборотень, чтобы его убил Рамиро.

Пришлось тому идти дальше. Шёл до полудня, так далеко жила бабушка Арлетта. Проходил Рамиро мимо огромных дубов, на вершинах которых сидели чинные вороны, перепрыгивал ручьи, где плескались серебристые рыбки. Рвал он горькие травинки и свистел в них сколько хватало воздуха. Корзинка оттягивала ему локоть, половину цветов он растерял, а так и не пригодившийся пистолет болтался у него на поясе и больно бил по бедру.

Наконец Рамиро явился перед подслеповатые очи своей бабушки.

— Здравствуйте, бабушка Арлетта, — сказал он и поклонился.

— Здравствуй, Рамиро, — ответила та и отложила свою рукопись, которую редактировала, когда внук пришёл.

— А что это у тебя, бабушка?

— А это учебник по составлению и разгадыванию шарад, — ответила бабушка Арлетта, которая была очень мудрой женщиной и знала, что шарады полезны для умственного развития. — Сейчас я вскипячу чайник, мы попьём чай, а потом будем разгадывать шарады. А зачем тебе пистолет, Рамиро?

— Ой, — сказал Рамиро, который совсем забыл, что бабушка не должна видеть пистолет. — Это от оборотня.

— Оборотня? — удивилась бабушка. Рамиро рассказал ей, что в лесу завёлся оборотень, у которого когти — во! И крылья — тоже во!

— Так Кончита сказала, а уж она-то не может соврать, — добавил он, думая, что Кончита хоть краем глаза видела оборотня. Сам он об этом её не расспрашивал, потому что не хотел пугать.

Рамиро и бабушка Арлетта, как и было задумано, попили чаю, разгадали три шарады и решили, что ему пора домой.

— Приходи ещё, — сказала добрая бабушка. — И скажи спасибо Ро за прекрасный букет.

Рамиро хотел признаться, что взамен потерянных цветов надрал в лесу ромашек, но не стал её огорчать и скорее помчался домой. Корзинка его была пустой и лёгкой, букет остался стоять в вазе алатского хрусталя, и даже к пистолету можно было привыкнуть.

Тропинка вела всё дальше в лес, знакомая и приветливая. Над ней летали бабочки и светило солнце, и Рамиро бежал по ней, чтобы скорее попасть домой. Он хотел ещё сходить к морю, которое было в другой стороне, и найти на берегу ракушек, в которых бы громко шумели волны.

Но этому его желанию не суждено было сбыться. Вдруг солнце погасло, подул холодный ветер. От страха Рамиро выронил корзинку и только собрался спрятаться, как огромные когтистые лапы подхватили его и понесли высоко над лесом.

— Ой-ой-ой! Ай-ай-ай! Ааааа! На помощь! — закричал Рамиро, как только сообразил, что это не солнце погасло, а огромные крылья заслонили его, не холодный ветер подул с севера, а был то взмах крыльев. И сейчас висел он в лапах страшного оборотня, которого не мог застрелить из пистолета, потому что тогда они оба упали бы на острые верхушки деревьев и разбились бы.

Вот уже кончается лес и видно опушку. Может, заметит кто-нибудь Рамиро в когтях оборотня?

— АААА!!! — закричал он ещё громче. Стало видно крышу родного дома, но никого нет во дворе, никто не поднимет голову, чтобы увидеть его. Хуан наверняка пошёл на охоту, Кончита — на рынке судачит с кумушками о нынешнем урожае, о короле и о том, выйдет ли замуж рябая швея. А батюшка уж точно сидит у окошка и пишет длинные грустные мемуары, а потом, задумавшись, долго смотрит на чей-то портрет в медальоне…

Вот и утащил бедного Рамиро оборотень. Расстилается справа широкое море, кипучее, солёное. Заходит над ним яркое солнце, светит Рамиро в правый глаз. Расстилаются слева песчаные да скалистые берега, растут на них кусты да деревья. Изредка попадается внизу хижина бедного рыбака, но только не поймать летающее чудище сетью для рыбы.

Приуныл Рамиро. Съест его оборотень, как пить дать. Никогда безутешный батюшка не узнает, где лежат его обклёванные косточки. Крепился Рамиро, крепился, да не выдержал и заплакал.

И вдруг раздался над его головой человеческий голос:

— Что вы, юноша, расклеились? Или моё общество вам неприятно?

Обомлел Рамиро, потом понял, что оборотень на то и оборотень, чтобы по-человечьи уметь разговаривать.

— Ах ты, мерзкая тварь! — сказал Рамиро, вытерев слёзы. — Как ты посмел меня похитить?

Ничего не сказал ему оборотень, только вздохнул тяжело. Мерно били по бокам от Рамиро чёрные крылья.

— Учти, — пригрозил Рамиро, — меня будут искать. И батюшка, и бабушка…

— Никто тебя не найдёт, — сказал ему оборотень. — Разве ты не знаешь, что живу я в одинокой башне и питаюсь маленькими детьми? Никто не доберётся в мою башню, потому что она бродит по степям, и нельзя угадать, когда она появится в следующий раз.

— Я не маленький! — обиделся Рамиро. — Мне целых десять лет!

Оборотень снова промолчал, зато впереди вдруг показалась в чистом поле высокая черная башня без окон и дверей. Быстро приближалась она, и Рамиро стало тоскливо.

— А это ты украл господина регента семь лет назад? — спросил он, чтобы перед смертью узнать ответ на вопрос, который его так мучил.

— Не скажу, — проворчал оборотень, едва не выронив его, и Рамиро решил, что это вправду был он. Бедный регент, его склевало чудище и самого Рамиро сейчас тоже склюёт.

Они приземлились на крышу башни, и Рамиро поскорее отпрыгнул, чтобы увидеть, каков из себя страшный оборотень. Стоял тот на двух ногах, как человек, и на них у него и были острые когти. Вместо рук росли у него крылья, а вместо человеческой головы была птичья, с клювом.

— Ну, молодой человек, — сказал ворон-оборотень и повернул голову набок, чтобы лучше видеть своего пленника, — добро пожаловать в моё гнёздышко!

И он засмеялся, словно закаркал, а потом грозно щёлкнул клювом возле самого носа Рамиро. Тот отпрянул, а ворон тем временем взмахом крыла подцепил пистолет и выбросил его за перила площадки.

Рамиро едва не расплакался: теперь чудище съест его, и поделом: сразу надо было стрелять, а не таращиться!

Ворон совсем по-человечьи пошёл вниз по винтовой лестнице, и Рамиро ничего не оставалось, кроме как пойти за ним. Если он его и съест, так пусть хоть покормит напоследок!

Сзади у оборотня был большой хвост, который мёл перьями ступеньки, и Рамиро мстительно наступил на него, не удержался. Ничего не сказал ворон, даже не повернул страшной головы, да вот только осталось на ступени большое чёрное перо. Подобрал его Рамиро и сунул за пазуху неизвестно зачем.

Пришли они в комнату, где был сервирован стол.

— Корми меня! — велел Рамиро, который от страха совсем путался и вёл себя не так, как было надо, а так, как хотелось.

Ворон уселся во главе стола, зажал крылом бутылку вина, клювом выдернул пробку и стал лить вино себе прямо в глотку.

— Хорошо! — сказал он, напившись, и прищурился. — Ну, юноша, рассказывайте, кто вы такой, откуда произошли, кто ваши батюшка и матушка и кому письмо писать с покаянием!

— Каким ещё покаянием? — опешил Рамиро.

— Как с каким? — издевался оборотень. — Так, мол, и так, съел вашего сыночка, а перед этим над очагом хорошо прокоптил, вкусный оказался мальчик, уж извините.

— Как ты меня прокоптишь, если у тебя вместо рук крылья? — взвился Рамиро. — Как ты письмо напишешь? Да и вороны копчёного не едят, только падаль!

— А ты мне не указывай! — разозлился ворон. — Захочу — прокопчу, захочу — сырым съем, захочу — с башни скину, денёк внизу полежишь, потом тобой полакомлюсь. Не твоё это дело, как я тебя съем и как я письмо писать буду!

Заплакал Рамиро и вытер слёзы скатертью. Ничего ворон ему на это не сказал.

— Слушай, чудовище! — проговорил Рамиро сквозь слёзы. — Кто моя матушка, я не знаю, а батюшка мой — беглый маршал, зовут его Робер Эпинэ. Я с ним живу в маленьком домике с палисадником почти у самого синего моря. Есть у меня слуга Хуан и кухарка Кончита. А самому мне имя Рамиро, так и знай! И знай ещё, что бабушка моя — сама Арлетта, она любую шараду разгадает и узнает, как твою башню на чистую воду вывести и тебя убить, вот так-то!

Онемел злобный ворон. Открыл клюв, как будто съесть Рамиро хотел, да передумал. Бутылку уронил, из неё вино на пол течёт, а он и не замечает.

Потом прокашлялся и спросил:

— Что, правда?

— Я тебе перед смертью врать не стану! — разозлился Рамиро. — Ишь какой, сам врёшь и других в том же подозреваешь! А вот нет, всё чистая правда!

— Ну, — сказал ворон и крылом по столу стукнул, — раз правда, то ешь, дорогой гость, пей, да спать ложись, а утро вечера мудренее.

Сказал и из комнаты вышел, да и то сказать, не вышел, а вылетел.

Остался Рамиро один и тут же, не будь дурак, на еду накинулся. Чего только у ворона не было: и паштеты, и колбасы, и рагу овощное. И зачем ему детей малых есть? Не иначе, от кровожадности да оттого, что сердце каменное, отчего же ещё?

Ел Рамиро и думал, как весточку батюшке передать, и выходило, что никак не передашь. Были бы крылья, выскочил бы на крышу, взмахнул бы ими, да поминай как звали. А у него ни волшебства, ни крыльев, и никто не поможет. Кто же в здравом уме к башне подойдёт? Вот и выходило, что откормит ворон Рамиро, а потом зажарит и съест. И никто ему не помешает.

Делать нечего, наелся Рамиро и стал искать, где бы ему прилечь. Вышел вон и вдруг слышит: будто звон какой-то. Прокрался по лестнице ещё ниже, заглянул в другую дверь, а там расселся ворон, держит в крыльях гитару и играть пытается. Да крылья не пальцы, ничего у ворона не получается. Опустил ворон клюв, нахохлился и Рамиро так и не заметил.

Побрёл тот по башне, нашёл себе постель мягкую и там и уснул.

На следующее утро проснулся Рамиро, а ворона нет нигде, только на столе сервирован завтрак. Не иначе, вправду откармливать решил. Съел Рамиро всё до крошки. Чем скорее он растолстеет, тем скорее ворон его съест, и не придётся мучиться. Был Рамиро храбрым, смерти не боялся и хотел её приблизить, раз нет иного выхода.

Так и повелось. Просыпается Рамиро рано поутру, а ворона нет, только еда сама собой на столе появляется. Делать больше нечего, приходится целый день по башне ходить да пробовать на гитаре играть. Раз у ворона не получается, у Рамиро выйдет, а мучитель пусть завидует!

Поднимался Рамиро и на самый верх. Вниз посмотреть страшно, там внизу степь расстилается и бродят по ней нехорошие волны. То ветер гуляет, колышет травы, да только не спасёт Рамиро свободный ветер, не поднимет, чтобы унести прочь. Блестит в степи широкая река, да только далеко она, не добраться до неё, не уплыть на челноке прочь от вороньего гнезда. Иногда в грозу пылают в небе молнии, но не спалить им каменную башню, не освободить Рамиро. И земля-то под башней не расступится, и камни не треснут. Нет в башне ни входа, ни выхода, только колдовство повсюду. Задумываться стал невольно Рамиро: может, и оборотень когда-то человеком был?

Всё караулил его Рамиро, чтобы спросить, да не получалось. Ловко прятался от него ворон. Утром Рамиро просыпается, а ворона уже нет. Ночью караулит, да не заметит, как уснёт. Только слышно ночью гитарный звон, да бутылок стук. Пьёт ворон, как бездонная бочка. А отчего пьёт, непонятно. Неужели горе запивает?

Решил однажды Рамиро подкараулить его на башне. До самой ночи ждал, уже и белая луна встала над степью, а ворона всё нет и нет. Припомнил Рамиро, что говорил ему батюшка, будто когда Рамиро был ещё маленький, была луна не белая, а зелёная, и ходили под ней разные нехорошие твари, заманивали живых людей прямо в лапы смерти, а ещё хуже — делались люди безумными. Только господин регент справился с зелёной луной, да вот унёс его оборотень. Уж не от времён ли зелёной луны он остался?

Долго думал над этим Рамиро и заснул прямо на башне.

Проснулся в постели, смотрит — сидит рядом чёрный ворон. Клюв почищен, когти наточены, а на груди, что густыми перьями покрыта, цепь блестит серебряная с синими камнями, такими красивыми, что Рамиро даже глаз отвести не смог.

Но что ему делать? Ведь ясно же, что приготовился уже ворон его съесть, вот и принарядился, как на праздник.

Сел Рамиро и сказал:

— Что же, подлый оборотень, надоел я тебе? Жирным стал да беленьким? Отъелся на мясе да овощах? Так клюй меня да не подавись, пока я разрешаю! Да не забудь батюшке моему отписать всё о том, как я кончину принял, да косточки мои в узелочке отнести!

Рассердился ворон, вскочил, клювом защёлкал, закаркал что-то непонятное. Схватил Рамиро за шиворот да поволок вниз, все ступеньки им пересчитал. Расплакался Рамиро: коленку больно ушиб, да ещё и есть его собираются.

Приволок его ворон в тёмный подвал, открыл дверь большую-пребольшую с письменами непонятными и дальше потащил. Долго они шли по коридору.

Смекнул Рамиро, что это коридор потайной и что ушли они уже далеко от башни. Вот бы сбежать от ворона! Да как сбежишь, если коридор один? Поймает ворон и глаза выклюет в наказание, вот и весь побег.

Устал Рамиро, а ворон всё идёт и идёт, хвостом пол метёт да по камням когтями задевает. И на пальцы-то у него перстней понанизано, Рамиро сразу и не заметил, а как заметил, так возмутился. А потом испугался. В перстнях тело его драть несподручно, может, в подарок его кому-то ворон приготовил и на праздник в самом деле идёт?

— Идите, идите, юноша, — каркает ворон. Хрипло каркает, и глаза у него блестят, как будто плачет. Да только крокодиловы это слёзы, ничуточки ему Рамиро не жалко.

Долго ли они шли, коротко ли, о том нам неведомо. Да вот только пришли они в подземный чертог, такой прекрасный, что ни в сказке сказать, ни пером описать. В чертоге том мозаика выложена на полу, окна высокие, светлые, даром что под землёй он выстроен и холодно в нём, как в склепе. Рамиро в склепах бывал, его батюшка водил другую его бабушку проведать, с его стороны. Не хотел Рамиро, чтобы его косточки батюшка в склепе положил, хотел, чтобы на берегу его похоронили, там, где тепло, светло, чайки кричат и волны шуршат. Так ласково шуршат, что не захочешь, а заснёшь. И не страшно на таком берегу мёртвым сном спать. А батюшка к нему приходить будет…

Стало Рамиро так печально, что он опять чуть не расплакался. Но нет, он просить пощады не будет и плакать тоже!

Поднял Рамиро голову, чтобы слёзы назад затекли, и так и обомлел. Идёт по чертогу женщина, да такая красивая, что дух захватывает. Волосы у неё чёрные, длинные, и, как и вороний хвост, пол мозаичный метут, а на голове венок из белых лилий. Платье на ней простое, тоже белое, до пола, а сама босая, и ножки такие изящные, что ни одни туфельки на них, наверное, сшить не удалось, потому и ходит бедняжка босиком.

Вдруг увидел Рамиро, что ворон кланяется даме, как королеве, и сам на всякий случай поклонился. Это же ей его привели в подарок, так, может, красавица его есть не станет? Губы у неё маленькие, розовые, как таким ртом человеческую плоть рвать? Осмелел немного Рамиро.

— Пришёл, значит, — сказала женщина и свысока на них посмотрела. — Надо же, сделал всё, как я сказала.

А ворон клювом в пол уткнулся и каркнул:

— Пр-равда!

Это он, наверное, от волнения.

Женщина к нему подошла, по голове погладила.

— Встань, — сказала. — Если всё сделаешь, падёт колдовство, раз таково было моё обещание.

И Рамиро тоже погладила.

— Славный мальчик, — сказала она. — Хочешь со мной остаться насовсем? Будешь мои волосы носить, чтобы по полу не волочились, всюду будешь меня сопровождать, и назначу я тебя главным пажом.

Подумал Рамиро. Вспомнил батюшку, вспомнил берег моря и нестрашный светлый лес.

— Не хочу, госпожа, — ответил он и поклонился, тоже на всякий случай. — А вот если бы вы наверх вышли и там жить-поживать остались? Что вам в этом подземелье сидеть? Скучно здесь, и нет никого, только камни. А наверху много всего красивого.

Рассмеялась женщина.

— Нет, — сказала она. — Здесь мой дом, и я его не покину. Что мне до твоих лесов и моря? Они живые, а здесь всё мёртвое. Никогда здесь ничего не меняется, а на земле через год ничего не узнать. Нет, не хочу я там жить.

Промолчал Рамиро, подумал, что странная она и, наверное, сумасшедшая. А ворон его с ней оставит?

— Ну пойдём, — сказала женщина.

Недолго они шли в этот раз. Привела она их в соседний зал, а там стоял камень с письменами.

— Вот, — сказала она. — Ложись-ка ты, Рамиро, на этот камень.

Рамиро послушался. Потолок в зале тоже мозаичный, изображал он мужчину и женщину. Женщина та же самая, что рядом стоит, а мужчину Рамиро никогда не встречал. Был тот в лиловом и держал в руках кифару. Неужели — вдова, а это её умерший муж?

— Не умерший, а ушедший, — поправила женщина, и Рамиро испугался: да она же мысли читает!

А женщина дальше говорила, уже не ему, а ворону:

— Бери, милый Рокэ, этот нож, вонзи ему в грудь, да поглубже, чтобы сердечко его сразу остановилось. Тогда рассыплется всё колдовство, станешь ты снова человеком и будешь жить-поживать счастливо.

— Что?! — закричал ворон. Повернул Рамиро голову: плачет ворон, и слёзы по щекам катятся, что перьями покрыты.

— Чтобы я сына своего единственного убил ради того, чтобы в мир людей вернуться?

Перепугался Рамиро не на шутку. Вот в чём было дело! Это же колдунья, она его и заколдовала, да только почему ворон его своим сыном называет?

Попытался Рамиро встать, а камень не пускает, вцепился в него и держит как репей, только во сто крат хуже.

— Бей! — зашипела женщина. — Что это за жертва, если их уже тысячи было? Ты хотел стать как все? Вот и стань! Таково моё слово: убьёшь сына — станешь обыкновенным человеком, а не убьёшь — пеняй на себя!

Подумал Рамиро, пока ворон плакал, прижимая нож к груди крылом.

Батюшка его похоронил давно. А тут хоть колдовство закончится, станет заколдованный опять человеком.

— Убей меня, бедный ворон, — сказал Рамиро. — Мне меня не жалко, а ты снова по земле ногами пройдёшься, руками бутылку откроешь, да на гитаре поиграешь. Есть у тебя семья или нет? Превратишься в человека, узнает тебя жена, узнают детки родные.

И тут он разревелся и не смог дальше говорить.

Встал над ним ворон, дрожит нож, зажатый между крыл. Острый это нож, знает хозяйка подземелий, чем убивать легче.

— Бей, — прошептал Рамиро и глаза закрыл. Раздался над ним свист — это лезвие рассекло воздух. Сейчас вонзится в его сердце.

Полилась кровь на его лицо. Захрипел ворон, булькнул и повалился на него. Убил самого себя.

Засмеялась женщина, но невесело.

— Глупый, — сказала она. — Так и не отучился геройствовать. Да только не приму я его душу, пока не вкусил он ещё настоящего счастья. Ведь и у меня есть чувство справедливости, хоть и я сестра самой смерти, что жалости не знает.

Выслушал это Рамиро, попытался из-под ворона выбраться. Тяжёлый он, мёртвый ворон, мешает дышать, придавил грудь. Посмотрел Рамиро, а на камне уже не ворон лежит, а человек.

Волосы у него черны, как смоль, кожа белая, руки тонкие, а на груди цепь серебряная с синими камнями. И торчит в груди острый нож.

Подошла женщина, вытащила нож и выбросила в сторону. Открыл человек глаза, а они у него синие, как у Рамиро. Облился Рамиро холодным потом: кто же ему его батюшка, которого любит он всем сердцем?

— Здравствуй, Рамиро, — сказал человек голосом хриплым, как после сна. — Уж не думал я, что руками тебя обниму, а не когтями схвачу.

— А ты кто? — спросил Рамиро.

— Я твой отец, — сказал тот. — Взял я с Робера слово, что приютит он моего коня и моего сына. Чувствовал я, что с Изломом беды не кончатся. И вот превратился я в ворона. Не ел я маленьких детей, а только тебя пугал. Украл я тебя, потому что больно ты на меня похож. И вот, не ошибся…

Опустил он голову.

— Прости меня, — сказал. — Едва я тебя не убил. Всё готов был отдать за то, чтобы снова человеком стать.

— Но не убил же, — тихо сказал Рамиро. — А как тебя зовут?

— Зовут меня Рокэ Алва, и был я регентом Талига.

Широко открыл Рамиро глаза: он сын самого регента!

— Царствует теперь Валентин Первый, — сказал он осторожно. Вдруг отцу не понравится, что трон занят?

— И пусть царствует, — отмахнулся тот. — А мы пойдём с тобой домой.

Поблагодарили они сестру смерти за горький урок и пошли домой.

Шли они долго — и день и ночь, ведь не было у них теперь быстрых крыльев. Ели они яблоки, которые срывали в садах, а запивали ключевой водой. Много рассказывал Рамиро о себе его настоящий отец, а тот слушал, и путь их ещё не кончился, а он уже успел отца полюбить.

Другую половину пути преодолели они по морю на потрёпанном корабле.

— Мы вернулись из кругосветного плавания! — весело сообщил им капитан, который до глаз зарос курчавой чёрной бородой.

— Мы плавали так долго, что я забыл родной язык, — пожаловался его помощник.

Уже осень настала, когда добрались Рамиро с отцом до маленького домика с палисадником неподалёку от синего моря. Сидел на крыльце Хуан в трауре и чистил шпагу своего господина. Увидел Рамиро и Рокэ Алву, вскочил, глаза протёр, а потом Алве в ноги повалился. Только и повторяет:

— Соберано, соберано! — а больше ничего от него добиться нельзя. Поднял его Алва и прижал к самому сердцу. Ведь не каменное оно у него было, а живое, человеческое.

Выскочила из кухни Кончита и так и села, слова сказать не могла, только плакала и слёзы передником утирала.

И шагнул из дверей приёмный отец Рамиро. Поклонился ему отец настоящий и сказал:

— Приютили вы моего коня и сына приютили. Приютите теперь и меня!

Обнял его тот и заплакал, а потом повёл в дом.

И жили они все долго и счастливо, а Рамиро и Рокэ часто потом навещали бабушку Арлетту и разгадывали её шарады.

А перо Рамиро оставил — на память о колдовстве, которое было побеждено.