Bon Voyage! (гет)

Рабочий день подошёл к завершению. Гермиона уставшая, но безмерно довольная собой, вышла из своего отдела в сопровождении Майка Фоссета — магглорождённого волшебника, чьи интересы отстаивала перед Визенгамотом не один месяц. Дело, которое с первого взгляда могло показаться проигрышным, в конце концов, сладилось, и всё вышло довольно-таки удачно.

Уже находясь возле лифта, Майк надавил на кнопку вызова и в период ожидания порывисто прижал Гермиону к себе и так же внезапно отстранился.

— Простите, мисс Грейнджер, — он принялся торопливо оправдывать свои действия, пытаясь замять образовавшуюся неловкость, — но я так вам благодарен, так благодарен, — и точно в доказательство своей признательности мужчина, вынув палочку из внутреннего кармана пиджака, сотворил из воздуха такой символичный в этот момент благоухающий букет лилий.

Она приняла его подарок, при этом искренне улыбнувшись в ответ, но её улыбка тут же сникла под прохладным взглядом Рональда Уизли, стоявшего в дверях штаб-квартиры мракоборцев.

Решётки с превеликим лязгом отворились.

Фоссет, который тоже заприметил неприветливо настроенного Уизли, поспешил сказать, указывая рукой на лифт:

— Я, пожалуй, пойду, — мужчина вошёл в кабину и смело надавил на кнопку Атриума, отчётливо понимая, что Гермиона не собирается покидать данный коридор. — Спасибо вам. Спасибо за всё...

— Да-да, мистер Фоссет. Не за что, — отстранённо выдала Грейнджер, глядя непосредственно на Рона. Она чётко понимала, что сейчас будет и что Уизли мог себе напридумывать, наблюдая за её общением с клиентом.

Гермиона ещё не забыла инцидент, произошедший менее месяца назад. Тогда её импульсивный и ревнивый Рональд на глазах у всего отдела Обеспечения Магического Правопорядка заехал кулаком в нос слишком обходительному, по его мнению, младшему секретарю, только поступившему на службу в Министерство.

Было запредельно стыдно перед всем коллективом, в особенности, перед бедолагой Далтоном Герни. Рона тогда пожурили и отстранили на неделю от работы, что собственно было равносильно отпуску для Уизли, а вот Гермиона лишилась очень даже необходимого сотрудника, который выказал желание немедленно покинуть занимаемое им место труда.

— Можно узнать: это что сейчас было?!— возмущённо воскликнул Рон, быстрым шагом пересекая коридор.

— Ничего особенного. Всего-лишь жест благодарности за помощь, не более того, — устало ответила она, как только парень поравнялся с ней. И повторно надавила на кнопку вызова.

— Ну конечно, что такого?! Ну, полапал твою женщину какой-то там мужик, да с кем не бывает?! — голос Уизли повысился ещё на несколько децибел.

— Он не лапал, а приобнял. Чувствуешь разницу?— категорично парировала Грейнджер.

— Нет, не чувствую! — возразил он. — Постоянные улыбочки с постовым в Атриуме. Ужимочки с как его там... Ах, да! Герни. И вот сейчас этот хмырь, который уже не первый месяц ошивается возле тебя днём и ночью.

— Да не ори ты так, Рон! — сквозь зубы выговорила Гермиона, бросив мимолётный взгляд вглубь коридора, куда на крик Уизли сбежался не один любопытный министерский работник.

Скривив лицо в болезненной гримасе, она поспешно отвернулась от пытливых взоров и, стараясь сохранить последние крохи своего терпения и спокойствия, добавила: — Это уже смешно!

— Согласен! Ты действительно смешна...

— Что?! Это я-то смешна?— задыхаясь от возмущения, выпалила молодая женщина, уже переступив порог только что подъехавшего лифта и глядя на своего жениха, который даже не двинулся с места, по-прежнему стоя в коридоре второго уровня. — Да я работаю, как проклятая, почти без выходных, не говоря уже об отпуске, которого у меня не было без малого три года! И всё это ради того, чтобы оплатить кредит за дом — наш дом, Уизли. А что делаешь ты?! Ты, целыми днями ковыряясь в носу, сидишь на заднице в своём кабинете и обсуждаешь квиддич, а заскучав, придумываешь истории со мной в главной роли.

— Ну конечно. Грейнджер, как всегда в чужом глазу соринку видит, а в своём бревна не замечает... — Уизли криво ухмыльнулся и направился в обратном направлении, кинув на ходу: — Сегодня буду в Норе... Да и на завтра не стоит меня ждать.

Громкий хлопок двери, ведущей в его отдел и звенящая пустота, дарующая Гермионе вместо покоя гнетущее чувство, словно с этого момента её, пусть и сумасшедший, но всё же стабильный мирок с Рональдом рухнул.

Отогнав от себя столь нелепые ощущения и решив, что, несмотря на это, она всё-таки на примирение первая ни за что не пойдет (Сколько можно! Сам придёт!), девушка с силой надавила на кнопку Отдела Тайн.

Расстроенная Гермиона спустилась в Отдел и направилась по безликому коридору прямиком в направлении чёрной двери, расположенной в самом дальнем конце.

— Гермиона?! — воскликнула Анжелина Джонсон — которая уже давно носит фамилию Уизли — широко улыбаясь.

Грейнджер натянуто улыбнулась и, пока не присела на высокий стул за лабораторным столом, не проронила ни слова.

— Есть что выпить?— неожиданно, даже для самой себя, заявила она.

Анжелина отставила в сторону колбу с ядовито-зелёной жидкостью, на дне которой бултыхалось что-то прениприятно-чёрное и слизкое, сняла с себя защитные очки и мягким озабоченным голосом спросила:

— Гермиона, что-то случилось?

— Я устала от его ревности, — начала Грейнджер прекрасно зная, что собеседница и без имен поймёт, о ком идёт речь. — Как хорошо было, когда он работал с Джорджем в магазине Уизли...

— Гермиона, дело не в том, где Рональд работает сейчас и чем занимался ранее... Дело в тебе.

— Во мне?!— ищетинилась она в ответ.

— Ну да, — откликнулась Анжелина и, спокойно пожав плечами, отлучилась до соседнего кабинета, а, когда спустя пару минут вернулась, в руках у той уже была порция спирта, плескавшаяся в простом стеклянном стакане. — Так вот, — она протянула склянку Гермионе и продолжила: — ты же сейчас работаешь с кем?..

— С клиентами... — протянула Грейнджер, пытаясь понять, к чему подруга клонит.

— Ну, это да. Вот только твоими клиентами являются по большей части мужчины и, надо сказать, состоятельные мужчины, — на этом она лукаво улыбнулась. — И твои волшебные существа, с которыми ты носилась ещё с Хогвартса, рядом не стояли с ними. Тут — либо ты меняешь работу, либо терпишь бесконечную ревность Рональда.

— Да не собираюсь я из-за его паранойи терять работу, — звучно фыркнула Гермиона.

— И то верно! Ну, ничего: совместный отдых сближает. Всё наладится... — добродушно начала Анжелина, но, заметив, как Гермиона бросила на неё полный удивления взгляд, добавила: — Рон же отпуск у Кингсли выбил. Я думала: вы вместе отдыхать собираетесь. Мне так Джордж сказал...

— Значит в отпуск, — и на выдохе залпом выпила содержимое стакана. Горло моментально обожгло, а в теле образовалась некая тяжесть. Гермиона, не евшая с самого завтрака, тут же захмелела. — Как же я его порой ненавижу...

Ещё с час они обсуждали Рона и его неожиданный отпуск. Анжелина посоветовала подруге прекратить напиваться (к этому времени Грейнджер пригубила уже третий стакан) и отправиться в Нору, пока та ещё может разговаривать без переводчика. На что Гермиона в очередной раз фыркнула и, гордо вскинув голову, поднялась с места, при этом заметно шатаясь.

— На посошок! — воскликнула она и, резво схватив со стола стакан, в котором на её памяти ещё должен был оставаться алкоголь, под громкий выкрик Аджелины: «Гермиона! Нет. Это же не тот стакан!» и последующий удар, Грейнджер выпила всё его содержимое и тут же потеряла всякий контакт с реальностью, проваливаясь в темноту беспамятства.

* * *

Было чувство, что тебя укачивают, и от этого ощущения было не по себе: тошнило неимоверно. Гермиона слишком, как потом ей показалось, резко открыла глаза, в которые тут же ударил яркий утренний свет, причиняя отчего-то ноющую головную боль и заставляя зажмуриться. Она, тяжело вздохнув, перевернулась на бок, пытаясь вновь заснуть, но сон никак не желал наступать. То ли из-за неимоверной сухости во рту, то ли из-за непонятного озноба во всём теле.

— О, Мерлин! Я, похоже, отравилась, — жалобно простонала Грейнджер, присаживаясь на кровати и кутаясь в простынь, чтобы посетить ванную комнату. Но тут же схватилась за желудок и опустила голову к коленям, стараясь уменьшить чувство тошноты.

Как только стало лучше, Гермиона поднялась с постели, и в немом шоке уставилась на незнакомый дорогостоящий интерьер пред собой. Она определённо была не у себя дома и, если судить по внешнему виду комнаты, девушка находилась в доме довольно состоятельного человека.

По спине прошёлся холодок: вспомнился разговор с Анжелиной, где были не раз упомянуты толстосумы, с которыми Грейнджер приходилось иметь дело в силу своей профессии.

Путаясь в простыни и стараясь не думать, что сейчас полуголая разгуливает в поисках своих вещей по чужой спальне, Гермиона пыталась припомнить, как здесь очутилась и почему. Но всё, что она могла вспомнить, это посещение Отдела тайн и то, не все происходившие события... затем пустота. Следом за этим пришло чёткое осознание своей беспомощности и отчего-то стыда, ощущение, что накануне сделал что-то неподобающее, неправильное и в этом определённо не стоило сомневаться, глядя на её внешний вид.

Подняв с пола платье, она откинула в сторону простынь и, молясь, чтобы в комнату никто не вошёл, быстренько натянула его на себя. Ощущая себя более уверено одетой, Гермиона отправилась прямиком к необычному на вид окну (чуднее на её памяти были только окна в доме Лавгуд). Но странности видимо не желали заканчиваться: за тем самым окном виднелась мраморная гладь. Грейнджер ошарашено глядела в окно на бескрайние просторы моря.

Вдохнув полной грудью, стараясь тем самым сохранить выдержанность, она собралась с силами и... ничего. Аппарировать у неё не вышло. Ещё попытка — и тот же результат.

Поднияв туфли, брошенные возле напольного зеркала в серебреной раме, она бросила мимолётный взгляд на своё отражение и...

На всю каюту раздался крик голубоглазой блондинки, которая с расширенными от страха глазами взирала на себя в зеркальную поверхность.

Дверь распахнулась, и в помещении, точно влетел, заявился он — Драко Малфой с озабоченным выражением на лице: — Что случилось, Лиззи?!

— Лиззи?! — в удивлении вопросила Гермиона, на секунду даже позабыв о том, где и в чьём обществе находится. Её миловидное лицо скривилось от неприязни. Тому было много причин: начиная от слащаво-приторного имени и заканчивая не менее противным Малфоем, который обращался к ней. И плевать, что в данную минуту он — немного небрежен во внешности — выглядел, как всегда, привлекательно.

Слегка помотав головой, точно пытаясь отогнать от себя ненужные мысли, Гермиона продолжила:

— Малфой, какого чёрта здесь происходит?! — воскликнула Грейнджер, сильно раздраженная откровенным взглядом бывшего сокурсника, который принялся рассматривать её, точно стоит она перед ним не в платье, а без него. От этого становилось очень неуютно.

Блондин оторвался от созерцания её тела и, игриво улыбнувшись, двинулся в сторону девушки.

Она, как завороженная, наблюдала за его движениями. Бывший слизеринец приблизился почти вплотную, отчего она даже ощущала его тёплое дыхание на своём лице. От этой неожиданной близости Гермиона аж потеряла дар речи. А Драко тем временем всё продолжал: улыбаясь соблазнительной улыбкой и не сводя своего взгляда с Грейнджер, взял её руку и, поднеся к губам, оставил на её внутренней стороне обжигающий поцелуй.

— Малфой?— наигранно обидевшись, поинтересовался блондин, оторвавшись от её ладони. — И куда же делся Дракон? Ещё только вчера эти уста... — его указательный палец коснулся губ Грейнджер, вызвав в её теле непрошеную дрожь, — так страстно нашёптывали мне это...

И тут Драко неожиданно поцеловал её.

Поцелуй оказался порывистым и мимолетным, но этого вполне хватило, чтобы осознать, что она делает и с кем. Этого хватило, чтобы отойти от транса, в который, непонятно как, вовлёк её Малфой своими действиями и речами.

Звонкая пощечина, точно защитная реакция, и столь знакомый ей взгляд слизеринца в ответ. Такой взор растерянности Драко Гермионе уже приходилось наблюдать, когда однажды на третьем курсе она заехала ему кулаком по лицу.

— Хороший удар, — холодно констатировал он, прикасаясь к месту удара, где на бледной коже щеки проявился розоватый отпечаток её ладони.

— Никогда не смей этого делать, — сквозь зубы произнесла Гермиона и, чтобы избежать взгляда, в котором уже проступила столь понятная ей малфоевская неприязнь, поспешила скрыться за дверью, из которой ещё недавно появился Малфой.

Ей сейчас было необходимо уйти из комнаты и покинуть общество слизеринца. И пусть только он мог пояснить Грейнджер, что происходит вокруг, да и, собственно, где она находится.

Гермиона резко остановилась, поняв, что заключила себя в ловушку. Она стояла посреди ванной комнаты.

Идти обратно, значит, столкнуться с ним снова, а этого ей сейчас хотелось меньше всего.

Никогда раньше бывшая гриффиндорка не чувствовала себя в присутствии Малфоя такой беззащитной, как сейчас. Ей было страшно. Страшно от того, что ничего не помнит. От того, что могло произойти у неё с ним, а главное — она боялась, что Рональд может обо всём этом узнать.

Гермиона быстро прикрыла за собой дверь, чтобы никто не посмел нарушить её уединение, и подошла к зеркалу над раковиной.

На нее, как и полчаса назад, глядела испуганными глазами симпатичная блондинка лет двадцати.

Начиная по новой ощущать в себе нарастающую панику, Грейнджер крутанула пару раз ручку крана и тут же склонилась, чтобы умыть лицо прохладной водой.

Через минуту, когда стало немного легче, она опустилась на мягкий бежевый коврик, так гармонично сочетающийся с пастельным интерьером самого помещения. Облокотившись спиной о край ванны и прижав колени к груди, девушка прикрыла глаза, пытаясь хоть что-то вспомнить.

— Мерлин мой! Ещё этого мне не хватало! — над самым её ухом прозвучал голос Анжелины, нотки которого выдавали истерику. Затем последовали удар по щеке и обжигающая боль. — Гермиона, да очнись же ты!

Грейнджер простонала в ответ и, лишь затем, распахнула глаза. Перед ней всё расплывалось то ли от удара об каменный пол, то ли потому, что приняла больше положенного.

Анжелина помогла подруге принять сидячее положение и только потом поинтересовалась: — Как ты?

— Всё нормально, — хрипло отозвалась Гермиона и попыталась встать, но Уизли не дала ей этого сделать. Вместо этого она поднялась сама и, тихо произнеся заклинание левитации, отправила подругу на кушетку.

— Сиди здесь и никуда не выходи, — чуть ли не приказным тоном начала она, но была перебита:

— Да, что ты со мной так возишься? Подумаешь, выпила больше обычного и ничего, что я рухнула, — сквозь смешок добавила Гермиона. — Бывало и хуже, знаешь ли... Но это, я не о том, что хуже напивалась, — заплетающемся языком проговаривала она, — а о том, что упасть для меня не особая проблема... — она тяжеко вздохнула. — Что-то я не то говорю...

— Вот-вот, и я о том же, — отозвалась Анжелина. — Но это меньшая из твоих бед, дорогая...

— В смысле? — вопросила та, возводя на подругу затуманенный взгляд. — Так, — она поднялась, стараясь крепко держаться за край стола, стоящего возле кушетки, — я, пожалуй, пойду. Завтра на работу, а я себя, если честно, чувствую немного не адекватно.

— Тебе нельзя появляться на работе, и вообще, я сейчас отправлюсь к Кингсли. Тебе необходим отпуск!

Гермиона на секунду замерла, а затем, широко распахнув свои глаза, воскликнула: — Точно! А чем я, собственно, хуже Рональда? Ему можно, а мне нельзя что ли? Всё, решено! Еду отдыхать... Я это, в конце концов, заслужила! — произнесла она с вызовом и подошла к зеркалу. — Тебе не кажется, что я как-то изменилась? — обернувшись, поинтересовалась Гермиона у Анжелины, которая, в полном шоке взирая на неё, отозвалась: — Всё ещё хуже, чем я предполагала...

— Ты думаешь, раньше было лучше?

— Гермиона, нам надо поговорить, и дай Мерлин, если произошедшее не повлияло на твои умственные способности.

— Ты это о чём, Уизли?— снова возмутилась Грейнджер, подперев бока руками...

И тут опять темнота. Память никак не желала раскрывать свою тайну: как и почему она оказалась здесь в таком обличии.

Гермиона устало потерла виски и... вспомнила. Вспомнила момент своего появления в этом непонятном месте.

Лайнер, огромным гигантом возвышавшийся над водой, корпус которого был ослепительно белым, отражал от себя солнечный свет. Этажи кают возвышались, словно лестница к небу, а на самом верху была большая, блестящая труба.

Она откровенно любовалась его красотой и величием.

— Красиво, правда?— спросил её Малфой, приобнимая за талию, на что та лишь лукаво глянула в его сторону, но руки не убрала.

— Произведение искусства!

Он что-то ещё хотел добавить. Гермиона это видела, но как раз в этот момент, сзади, девушку кто-то так неосмотрительно толкнул, очевидно, торопясь взобраться на борт корабля.

Гермиона, охнув, тут же опустилась на корточки, пытаясь собрать содержимое своей дамской сумочки, которую выронила при толчке. А Драко оглянулся и посмотрел на нарушителя их спокойствия. Выражение его лица тут же изменилось. Оно стало холодным и непроницаемым, словно в нем не живёт ни одна человеческая эмоция.

— Смотри куда прёшь, Уизли! — отчеканил Малфой, всё так же спокойно, но при этом холод сочился при каждом слове, произнесённым им.

Грейнджер на секунду приподняла глаза вверх, чтобы посмотреть на этого Уизли и... перед ней стоял Рональд.

— Простите, — смущённо сказал рыжий.

Тут что-то мгновенно изменилось: словно что-то ожило в её душе, требуя выхода наружу.

Хотелось бросить всё и всех и прижать к себе своего рыжего мужчину и не отпускать. Она даже улыбнулась ему, что не ускользнуло от Драко Малфоя. Глядя на неё и видя её реакцию на Рона, он нахмурился.

— Не стой столбом, Уизли. Иди, куда шёл, и не задерживай достопочтенных гостей. Тебе с твоим третьим классом вообще положено идти позади, — в грубой форме отозвался Драко.

Гермиона хотела осадить Малфоя и высказать все, что думает о нем, как тут, что-то весело щебеча, подбежала светловолосая девушка, и, любовно прижимаясь к Уизли, сказала нараспев:

— Бон-Бон, милый, ну так что, мы идём или как?

— Лаванда?! — в голосе, да и в мыслях, не было горечи и обиды, простое удивление.

Все чувства, нахлынувшие на неё ещё минуту назад, тут же испарились, уступая место безразличию по отношению к окружающему её безликому народцу.

— А мы знакомы? — нахмурив лобик и часто моргая, произнесла блондинка, косо поглядывая на стоящего справа Малфоя.

— Нет-нет, не думаю... Я обозналась, — и лучезарно улыбнувшись, Гермиона отвернулась от пары, обратив всё внимание на сумочку подле своих ног.

— Лиззи, не утруждай себя. Я помогу, — и Малфой склоняется над разбросанными вещами Грейнджер. Собирает их впопыхах, стараясь успеть на борт.

— Ну что ты так долго, Дракоша?— спустя пять минут, нетерпеливо окликает она его, глядя на то, как Малфой пристально и даже с неким любопытством разглядывал белоснежный платочек с вышивкой.

Он поднял взгляд на Гермиону и, чуть щурясь от яркого дневного света, ухмыльнулся довольно игривой улыбкой. Затем сунул предмет интереса обратно в сумку и протянул её девушке. Та покорно приняла ее и улыбнулась, глядя в серые глаза своего спутника и предвкушая незабываемый отпуск.

«Счастливого пути, Грейнджер!» — воскликнула она про себя, вступая на трап.

В голове в один миг образовался ещё больший хаос, чем тот, что появился после пробуждения. Она непонятно где, непонятно кто и непонятно с кем. Нет, Малфоя-то она прекрасно знала, но в данном случае лучше бы не знала — было бы не так больно и противно.

Гермиона, утёрла ладонью так и непроступившие слёзы.

Хотелось рвать и метать, достать этого рыжего недоумка и четвертовать, как сделала бы любая другая женщина, узнав об изменах своего мужчины. Но не Грейнджер. Тут ни тебе слез, ни ярких взрывных эмоций. Ничего. Сердце едва кольнуло, да и только.

Может быть, она какая-то ненормальная, раз её это не трогает.

«А может, попросту не любишь уже?» — прошептал внутренний голос.

Только в мыслях Гермиона позволяла себе размышлять об этом. Только себе она могла искренне признаться, правда тихо и так, чтобы едва было слышно даже самой, что уже просто устала любить Рональда Уизли.

Его подчас глупые поступки, взрывной характер, отсутствие манер и вечные изматывающие придирки и, что греха таить, постоянные, порой откровенные, взгляды, а то и фривольное общение с дамами отдела права, привели их отношение к такой кульминации.

Только сейчас до Грейнджер дошло, что Рон всякий раз обвиняя её в неверности и отчитывая за слишком дружелюбное общения с коллегами и друзьями, попросту видел свои неблаговерные поступки, которые на него, несомненно, давили. Он не желал быть обманутым и преданным, как она.

— Лицемер! — с долей разочарования и смирения с данным фактом произнесла Грейнджер, тяжело поднимаясь с пола. — Мерлин, что я делаю?! — простонала она, вновь обратив свой взор на отражение в зеркале. — Идиотка! Думать о каких-то глупостях, когда тут такое!

Нареветься по поводу Рона, его измен, предательств и прочей несправедливости она ещё успеет. На данный же момент было просто жизненно необходимо выяснить, что произошло, где она и как ей убраться оттуда, где даже аппарировать невозможно.

То, что она ни в кого не вселялась, если так можно сказать, — было абсолютно точным. Она отчётливо помнила, что изменилась лишь внешне после того непонятного напитка в Отделе Тайн Министерства Магии, словно после Оборотного зелья. Но, если бы это оказалось так, Гермиона была бы уже давным-давно сама собой, а не красовалась в теле глупой на вид блондинки. Никогда не мечтала — и на тебе!

Сейчас главное — смотреть на вещи трезво и искать выход. Об этом Грейнджер не уставала себе напоминать каждую секунду, дабы не паниковать. И уж тем более, когда решилась приоткрыть дверь ванной комнаты и выйти в спальню, где, возможно, всё ещё находился Малфой. О нём она старалась не думать, но, увы, никак не получалось.

В спальне никого не оказалось. Стояла полнейшая тишина.

Гермиона огляделась по сторонам, глазами ища то, без чего чувствует себя точно обнажённой и беззащитной. Волшебная палочка придавала Грейнджер некую уверенность, тем более, если имелось в виду такое общество, как Малфой.

И дело даже не в надуманных страстях, просто так значительно спокойнее и... практичнее.

Осмотрев комнату и, так и не найдя своей сумочки, девушка расстроено присела на край кровати, снова опустив голову к коленям. Вновь вернулась тошнота. Да вот только не от выпитого накануне — нервное, не иначе.

Дверь спальни беззвучно отворилась, впуская невысокую полноватую женщину лет сорока, с чёрными вьющимися волосами.

— Мисс, позволите? — вопросила та, глядя на недоумённо смотрящую на неё Гермиону.

— Простите?

— Мистер Малфой приказал поменять постельное белье в спальне... — отчеканила прислуга.

— Мистер Малфой. Ах, да-да, постельное белье ... — пробурчала Грейнджер, отчего-то краснея и по новой опуская голову на колени.

Плохо и тошно вдвойне. Она никогда не имела бурной фантазии, а тут одна яркая картинка за другой стали врываться в её сознание и, что самое ужасное, с каждой новой они были всё извращеннее.

Гермиона резко распахнула глаза, которые в приступе недомогания прикрыла и начала глотать воздух ртом, задыхаясь. Мерлин! Она только что представляла себе секс с Малфоем! Противно, но далеко не от того, что он мог с ней сделать или она с ним, а оттого, что ей это где-то даже понравилось.

— Мисс, вам нездоровится?— обеспокоенно поинтересовалась женщина, подходя ближе и касаясь её плеча.

— Тошнит... — честно призналась она.

— Бывает. Первый раз всегда такой, — возвестила дама. — Может, стоит отдохнуть, отлежаться день другой. Должно помочь. Завтра, поверьте, будет легче.

— Мне очень надо повидать капитана этого судна. Где я...

— Не думаю, что он вам поможет. Думается мне, что колдомедик уместнее будет.

— Поверьте, он, как никто другой, способен сейчас помочь мне.

— Ну, раз так, то он в это время, — женщина взглянула на настенные часы. Полпятого, — как раз скоро будет чаёвничать в ресторане на верхней палубе.

Гермиона подошла к напольному зеркалу в надежде улучшить свой внешний вид. Она, посмотрев и так и эдак, пришла к выводу, что, несмотря на бурную ночь или что там у нее было, выглядела она вполне нормально... для блондинки. Смазливо, приторно красиво, но нормально.

— Мисс, ваша сумочка, — протягивает прислуга, и Гермиона незамедлительно принимает, благодарно улыбаясь в ответ, вздыхая с облегчением.

«Хоть что-то хорошее», — думает она, вынимая из сумки свою палочку.

— Спасибо...

Яркое дневное солнце. Куча волшебников и волшебниц с нижних палуб щеголяют в купальных костюмах разнообразной расцветки.

Гермиона уже позабыв о том, куда и зачем направляется, таращилась на неведомое доселе зрелище. Нет, не было ничего странного и удивительного видеть людей в купальниках, но одно дело магглы. А тут так много магов и даже тех, кто работает с ней или встречался неоднократно — все «раздеты». Сейчас она ощущала себя точно подглядывающей за ними в окно. Как бы глупо ни было, но непривычно, и всё тут.

Она отошла от парапета и направилась на самую верхнюю палубу.

Барная стойка и молодой смуглый красавец, услужливо разливающий коктейли дамочкам «за...».

— Простите, — начала Гермиона обращаясь к парню. Тот, при виде свежей крови, обнажил ровный ряд своих белоснежных зубов и, тряся шейкером, кокетливо вопросил:

— Английскую розу, крошка?

Грейнджер отрицательно покачала головой и продолжила: — Я ищу капитана. Где я его могу увидеть?

Но тот так и не усел ничего ей сказать — ответ пришёл от рядом сидящей молодой светловолосой женщины, коей оказалась никто иная, как Лаванда — её секретарша и, по совместительству, любовница Рона.

— Он будет только через полчаса, — произнесла та, заинтересованно разглядывая Гермиону, точно ни разу не видела. Хотя да. Не видела.

— Благодарю, — она присела рядом. — Воды, пожалуйста, — красавец разочарованно пожал плечами, но открыл бутыль с водой и налил в стакан.

— Нас пригласили за капитанский столик сегодня. Так что, как видите, не одни вы — элита на этом корабле, — самодовольно возвестила Браун, по-прежнему глядя на неё.

— Я рада за вас, — парировала Гермиона.

Вообще желания отвечать не было, как, собственно, и сидеть рядом с ней. Нет, причиной была не ревность, отнюдь. Лаванда ещё со школы питала к Уизли симпатию, возможно, даже любовь. К тому же Гермиона прекрасно знала, что Лав-Лав до сих пор винит в их разрыве её. Так нет ничего поразительного в том, что блондинка решилась и взяла «своё», как бы она выразилась. И не важно, каким способом.

Дело в другом: Лаванда полгода проработала под её начальством и всё это время плела интриги. Она бы даже не удивилась, если бы кто-то сказал, что именно Лаванда накручивает Ронни по поводу её отношений с персоналом и клиентами. А самое противное в этом то, что именно Рон предложил и уговорил-таки Гермиону взять безработную Браун в свою кантору.

— Как ты его подцепила, признавайся, — продолжала та, задорно пихнув Гермиону плечом в плечо и заговорщически улыбаясь.

— Кого?

— Ой, да ладно тебе, ты же понимаешь, что я о нашем Дракоше.

Это её «нашем» прозвучало препротивно, точно Малфой один на всех, не иначе. Но Гермиона стойко воздержалась от колкости, спокойно ответив и отчасти правду:

— Сама до сих пор понять не могу, как это у меня получилось.

— Ему нравятся блондинки. Я это знаю.

— ?

— Были времена. Поверь мне, секс с ним это — нечто. Да ты и сама прекрасно знаешь, — подмигнула блондинка.

От хвастовства Браун начало воротить.

— Правда, — продолжила она, — он их, к сожалению, тут же бросает, наигравшись. Увы, даже Я, — мило улыбнулась, светясь чувством собственного восхищения, — не избежала такой участи. Но, у меня есть мой Ронни...

Есть у неё Рон, ага. Тот отдохнет, развлечётся и, как всегда, вернётся в тихую гавань под названием — Гермиона Грейнджер. Там всё стабильно и так привычно. Ха-ха.

— Эта дура Грейнджер наивно полагала, что сможет удержать его возле себя, — скорее сама с собой болтала Браун. Гермиона напряглась, вся обратившись в слух. — Она так до сих пор и не поняла, что ему нужно. Ведь Рональду требуется особый уход — и ты для него уже королева!

Мерлин, как же она не хотела слышать все, что говорит ей Лаванда и меньше всего хотелось слышать о Рональде.

— Да ну? — явно язвительно возразила та. Собеседница немного осеклась, но разговор о своих отношениях радовал её, потому та, не обращая внимания, продолжила:

— Ну да. Четыре года понимания, ласки, восхваления... Он ведь... такой... такой... — видно Браун не могла подобрать походящего слова. Её точно распирало изнутри. — И он мне сделал предложение! Представляешь!?.. — восторженно воскликнула Браун, выпячивая перед Гермионой левую руку с обручальным кольцом на безымянном пальце.

Именно то кольцо, которое она присмотрела для себя. Она даже однажды притащила домой журнал и показала, какое именно хочет, но так, словно намёк — невзначай. И эта рыжая свинья мало того, что изменяет, так ещё и раздаривает мечты, её мечты!

Злость и неконтролируемая ярость начинали подниматься в ней с новой силой. Всегда спокойная и уравновешенная Гермиона Грейнджер тихо закипала, слушая восторженные трели Лаванды о том, что, где, как и когда сделал для нее Ронни.

Осушив стакан с водой, Гермиона громко хлопнула им по барной стойке, забыв про тошноту и головную боль, резко развернулась к Браун и, со всей силы, на которую только была способна, влепила той кулаком по лицу прямо на глазах у всей элиты магической Британии.

В баре мгновенно воцарилась тишина, только грохот и жалобный писк слетевшей со стула Браун и хлопнувшие двери, в которых появились трое абсолютно разных, но одинаково шокированных увиденным парней, нарушили ее.

— А у нее, и правда, отличный удар! — нарушая воцарившуюся гробовую тишину, прозвучал веселый, знакомый Гермионе голос, перешедший в неприлично громкий смех.

— Лиззи?! — полный непонимания происходящего голос Драко Малфоя вывел Грейнджер из ступора.

Гермиона обернулась и... сказать, что увиденная ею картина поразила ее, означает не сказать ровным счетом ничего. Там, возле входных дверей стояли Рональд, Малфой и Блейз Забини с незабываемыми выражениями на лицах. Уизли краснел и зеленел одновременно, открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Лицо Малфоя выказывало полное непонимание и даже шок, из-за чего его нижняя челюсть стремительно опускалась, поддаваясь законам гравитации, а Забини в свою очередь хохотал, чуть ли не согнувшись пополам.

— Ты мне только скажи, Малфой, у твоей девушки что, хобби такое? — отсмеявшись, продолжил Забини. — Ну, тогда мне стало предельно ясно, как именно она тебя сразила, — и, хлопнув того по спине, снова залился смехом, глядя на перекошенное лицо Грейнджер-Лиззи.

— Ты что, совсем больная? — наконец-то пришла в себя Лав-Лав и вскочила на ноги. — Ты ударила меня! Ударила меня по лицу! Прямо по лицу!

— Да! Прямо по лицу! Прямо в нос! — кивая, как китайский болванчик, вторила писклявым голосом ей Гермиона. — Прямо кулаком! Прямо в баре!

— Ты... Да ты... — задыхаясь от возмущения, Браун не могла даже подобрать слов.

— А что я? — удивленно подняла брови Гермиона. — Я всего лишь продолжаю выстроенную тобой последовательную логическую цепочку.

После окончания фразы Грейнджер все присутствующие в зале, которые сидели не шевелясь и практически не дыша, пришли в себя и разразились громким смехом, хотя смех, по крайней мере у большинства, был нервным, а сама виновница произошедших событий мысленно костерила себя на чем свет стоит, желая отправиться к драклам, Моргане и Мордреду одновременно.

Вдруг отмерший Уизли мгновенно подлетел к Браун и, устранив взмахом палочки нанесенные ей повреждения, развернулся к Гермионе, все также тихо-мирно сидевшей на стуле, чтобы высказать ей все, что о ней думает, когда его нагло перебили.

— Ну и что это было? — холодности в тихом голосе Малфоя, вдруг возникшего позади Гермионы, могли бы позавидовать льды Антарктики. — Ты сегодня что, с катушек съехала? Или у тебя просто в такой форме выражается морская болезнь?

— Я считаю...

— А тебя вообще не спрашивали, Уизлетта, — ровно произнес Малфой, с отвращением глядя на пару, стоявшую напротив. — Это моя... спутница, и я сам с ней разберусь.

— Драко, не кипятись так, — положил ему руку на плечо подошедший, все еще улыбающийся Забини, — смею напомнить, что раньше дерущихся девушек ты всегда поощрял... к тому же такой удар, — спокойным и тихим голосом, чтобы расслышать его слова могли только четверо, продолжал Забини, усмехаясь, — достоен Грейнджер, которая нокаутировала тебя когда-то, кстати о Грейнджер... — Блейз хитро прищурился и улыбнулся Рональду, — вы путешествуете втроем?

— Что? — пискнула вместо Уизли Браун.

— Я говорю, Грейнджер, по последним моим сведениям, является его девушкой, — все так же добродушно улыбаясь, начал объяснять слизеринец, указывая ладонью на обнимавшего Лаванду красного, как рак, парня. — Но здесь, — усмехнулся он, обведя взглядом помещение, — только вы двое. Вот мне и интересно, вы ее в каюте оставили или, и вовсе, за бортом? — вскинул он брови.

— А вот это уже не твое дело, Забини, — прошипел Рон.

— Да, ты прав, это не мое дело, — кивнул он, соглашаясь, — также как и не наше дело, почему эти двое, — указал он на Гермиону и Лаванду, — не поладили. Так за чем же дело стало? Давайте мирно разрешим создавшийся конфликт, за чашкой чая, к примеру? — лучезарно улыбнулся он и, приглашающим жестом, указал на сервированный для чаепития стол.

Лаванда и Рон переглянулись, но с места не сдвинулись.

— Извинись, — сквозь зубы прошипел Малфой, наклонившись к уху Гермионы так, что его теплое дыхание защекотало шею. — Извинись перед ней, — жестко повторил он, видя, что на его первые слова не последовало никакой реакции.

— Извини, — тихо произнесла Гермиона, потупив взгляд.

— Громче, — больно сжал ее плечо блондин.

— Прости меня, я не знаю, что на меня нашло, — не смея перечить, уже громче повторила Гермиона, посмотрев на Лаванду, которая с оскорбленным видом терлась о широкую спину Рональда.

— Я не при...

— Вот и замечательно! — перебивая Браун, громко воскликнул Забини и хлопнул в ладоши. — Извинения принесены и приняты, а значит, конфликт исчерпан, — торжественно заявил он и в течение еще минуты вещал о том, как ему неловко за этот инцидент, и что он, как капитан данного лайнера, извиняется за предоставленные неудобства.

Все это время, прожигаемая тремя злобными взглядами Гермиона, желала только одного: оказаться как можно дальше отсюда, в каюте, в море, а еще лучше, где-нибудь на Марсе.

— Что ж, — радостно развернулся к ним Блейз, — прошу к столу.

Драко, железной хваткой обняв за плечи Грейнджер, стянул ее со стула и направился к указанному бывшим сокурсником место. Лаванда и Рон, еще раз переглянувшись, последовали его примеру.

— Мы с тобой потом поговорим, — прошипел блондин на ухо девушке и, отодвинув для нее стул и проследив за тем, как она устроилась, уселся рядом.

— Итак, — начал Блейз, дождавшись, пока все займут свои места, — несмотря на то, что мы все уже давно знакомы, исключение составляет только эта очаровательная девушка, — кивнул он на Гермиону, — давайте все же представимся, чтобы в будущем не возникло недопониманий. Я — Блейз Забини, капитан этого судна, — кивнул он всем и снова улыбнулся.

«Интересно, ему челюсть еще не сводит?» — проснулся ехидный внутренний голос Гермионы, которая в немом удивлении уставилась на Забини. До нее только сейчас дошел смысл всего того, что он наговорил, обращаясь к уже немногочисленным посетителям бара.

Значит, капитан, которого она так искала, с которым так хотела поговорить это... еще один слизеринец? Мерлин и Моргана! За что ей это? Нет, не так. За что ей ЭТО?! Ну, почему из всех возможных мест, куда она могла отправиться, из всех возможных компаний, в которых она могла оказаться, начиная с Южного Полюса и пингвинов, заканчивая папуасами Новой Гвинеи, почему, за что ей досталось такое сомнительное счастье — сидеть за одним столом вместе с четырьмя своими бывшими однокурсниками, половина которых слизеринцы, а вторая половина — прекрасная пара влюбленных Лав-Лав и Бон-Бон?

Если кому-то кажется, что Круциатус — это пытка, значит, этот кто-то не был на ее месте. Жутко захотелось послать все к матушке вурдалака и покинуть это злачное место, возможно даже выпрыгнув за борт, или же, не вставая, приложиться пару раз о стол, в чем Лаванда ей, точно, с радостью помогла бы.

— Элизабет Ливьен, — кивнула всем в нужном месте Гермиона и выдавила из себя улыбку. Хорошо, что по пути сюда она успела посмотреть на документы, которые обнаружила в сумочке.

— Не скалься так, а то можно подумать, будто у тебя сейчас вставная челюсть выпадет, — тихо проговорил Малфой, склонившись к ней.

— Не нравится — не смотри, — огрызнулась девушка и склонилась к чашке, наполненной горячим ароматным напитком.

— Блейз, а не просветишь ли ты нас, — Малфой кивнул на последний оставшийся свободным стул, — кто к нам должен присоединиться?

— Это, мой друг, пока секрет, — хитро прищурился парень, — уверен, вы все будете удивлены, но об этом позже. А сейчас... может, у кого-то есть вопросы или предложения?

— У меня есть вопрос, — прочирикала Браун, накручивая белокурый локон на тонкий пальчик, — как ты умудрился создать нечто подобное? — обвела она взглядом помещение. — Ведь, насколько я помню, ты не особенно интересовался путешествиями.

— Хм, люди взрослеют, люди меняются, — с явным намеком, но все с той же широкой улыбкой произнес Блейз. — Этот лайнер, как и несколько других, я приобрел в плачевном состоянии у разорившегося маггла по просьбе одного человека, — на этом месте голос слизеринца заметно смягчился, и Гермиона, наконец, оторвавшись от разглядывания сервиза, стала внимательно слушать, что говорит капитан. — За пару дней мы устранили все повреждения. Хоть в деньгах и не было особой нужды, я решил открыть свое дело, потому что это все-таки были деньги моей семьи, а не мои собственные. Так вот и получилось, что я стал капитаном этого судна, которое, кстати, приносит весьма приличный доход.

— Но почему ты выбрал рейсы именно в Грецию? — заинтересованно протянула Лаванда.

— Потому что я люблю те места, — пожал плечами Блейз. — Другое судно, к примеру, ходит в Италию, а третье, вообще, осуществляет круизы по скандинавским странам, так что я вполне могу себе позволить посмотреть мир. Я не хочу ограничивать себя, я и так большую часть жизни провел подобным образом.

На последние его слова Рон громко хмыкнул, чем заставил Гермиону внимательно посмотреть на него.

— А может быть вы, Рональд, тоже поделитесь с нами, каким общественно-полезным делом заняты ВЫ? — с лучезарной улыбкой произнесла она, чем заставила всех сидевших за столом обратить на нее свое внимание.

— Я работаю в Аврорате, — чуть ли не выпятив грудь, заявил Рон. — А это...

— А это в послевоенное время такая сложная работа, — протянула Гермиона, сочувственно кивая, — наверное, вы настолько заняты своими рейдами, что даже не успеваете почитать какой-нибудь журнальчик по квиддичу или полистать схемки для вязания. Вы знаете, да, — снова кивнула она, — я согласна с вами, от такой работы порой нужно отдохнуть.

Драко, в этот момент делавший глоток уже порядком остывшего чая, поперхнулся и закашлялся, хотя сидевшей рядом Гермионе было отчетливо слышно, как тот смеется. Рон, снова покрасневший, сидел, вперившись злобным взглядом в мило улыбающуюся ему девушку.

— А вот я работаю в Отделе Обеспечения Магического Правопорядка, под началом у Грейнджер, — решила перевести тему Лаванда.

— А кто такая эта Грейнджер, кто-нибудь скажет мне? — деланно рассердилась Гермиона. — Уж не та ли Грейнджер, которая якобы Героиня Войны? — от этого слащавого голоса захотелось застрелиться, однако сейчас девушка впервые была рада, что не является собой.

— Она не якобы Героиня, она и есть Героиня Войны, — впервые за долгое время подал голос Малфой.

— К тому же она весьма сильная колдунья и не обделена умом, — продолжил Блейз.

— Такое чувство, будто вы двое ее недолюбливали, — констатировала факт Гермиона, внимательно смотря на Малфоя, которому, судя по всему, было безразлично, КАК смотрит на него его спутница, чего нельзя было сказать о Блейзе.

— Она училась с нами на одном курсе, но на другом факультете, а так как на нашем было принято постоянно осаживать магглорожденных, то отношения у нас, и правда, были не лучшие, — сухо сообщил Драко, делая еще один глоток остывающего чая, даже не обернувшись к Гермионе.

— Но все изменилось, когда она и двое ее друзей, одного из которых ты, кстати, сейчас можешь лицезреть напротив, — кивнул Блейз, — спасли нам жизни.

— Хотя могли этого и не делать, — хмыкнул Рон и посмотрел на Малфоя. — Тем более, что ты остался тем же самым скользким гадом, каким и был, а значит, свои силы мы тогда потратили впустую.

— Послушай-ка меня внимательно, Уизлетта, — Драко хлопнул ладонью по столу с такой силой, что зазвенели приборы, — я не собираюсь выслушивать различного рода намеки на мое прошлое, тем более от тебя. Я прекрасно знаю, что Поттеру, потому что именно он спас мне жизнь, должен Грейнджер, потому что именно она, на пару со все тем же Поттером, отстаивала перед Визенгамотом мою невиновность и вытаскивала мою семью из полного дерьма, но тебе я ничего не должен, а уж тем более не должен делать вид, что мне приятно находиться с тобой и твоей ручной потасканной болонкой за одним столом, — с ледяной маской на лице проговаривал он. — Вероятно, тебе приятны лабызания этой безмозглой куклы, в постели она хороша, я согласен, — кивнул он и противно усмехнулся, — пробовал. Однако на большее она не годится, потому-то мне и жаль Грейнджер: она выбрала тебя, — на последнем слове он все же скривился от отвращения, — а ты выбрал ее, — кивнул он на Браун. — Что? Не выдержал, что в ваших отношениях роль мужчины выполняет Грейнджер или она просто задавила тебя своим интеллектом, и ты решил найти того, кто последним явно не обременен?

— Послушай, Малфи...

— Если бы только она видела тебя сейчас, она бы, уверен, как и я, захотела бы проблеваться от отвращения, — продолжал Малфой, повысив голос, — однако, даже несмотря на все ее ум и сообразительность, она вряд ли не примет тебя обратно, потому что, если дело касается личной жизни, наша заучка-Грейнджер непомерно тупеет, раз уж предпочла именно тебя, а не даже Крама. И, знаешь что, мне вот интересно, все же почему, вместо умной, талантливой и перспективной ведьмы, ТЫ выбрал, — Малфой замялся, разводя руками в стороны, словно не мог подобрать слов, — то, что выбрал? — наконец, закончил он свою отповедь, положив руки на стол.

— Здравствуйте, ребята, — мягкий женский голос, прозвучавший словно гром среди ясного неба, в очередной раз не позволил Рону произнести гневную тираду в адрес Малфоя. — Вижу, вы, наконец-то, поладили, — мягкая улыбка, копна платиновых волнистых волос, отстраненный взгляд... Гермиона неверяще уставилась на девушку, которая стояла прямо рядом с ней.

— Драко, — Забини резко поднялся и быстро подошел к прервавшей разговор гостье, — остальные, — кивнул он и, обняв ее за талию, торжественно произнес: — позвольте представить вам мою девушку и мою невесту — Полумна Лавгуд!

Для Гермионы это стало последней каплей, переполнившей ведро ее терпения: сначала Лаванда, потом Забини, затем Малфой, отстаивающий ее честь, а теперь это. Она просто не выдержала, и ее прорвало. Неконтролируемый истерический хохот раздался на все помещение, в который раз привлекая внимание посетителей.

Гермиона смеялась и не могла остановиться. Ее звонкий смех, временами резко тонирующий от похрюкивания до повизгивания, разносился по всему помещению бара, заставляя несчастных посетителей сего заведения покидать его, едва переступив порог, а немногочисленный персонал в недоумении оборачиваться на хохочущую особу.

Гермиона понимала, что все это выглядит со стороны так, будто она только вчера выписалась из психиатрического отделения Св.Мунго, но у нее уже не было сил себя сдерживать. Вместе с этим громким хохотом она отпускала все те эмоции, которые скопились за этот переполненный событиями день. Они наваливались на нее одна за другой, цепляясь друг к другу, как снежный ком, каждый раз повергая в шок. Она не могла понять, как вообще могло произойти ТАКОЕ с ней, с Гермионой Джейн Грейнджер, Героиней Войны, с самой умной выпускницей Хогвартса за последнее столетие. Как она умудрилась оказаться там, где меньше всего ожидала, да еще и в подобной компании, которую в обычных обстоятельствах обходила бы стороной за три квартала, если не за десять? Каким образом она сумела вляпаться в эту историю? Как сменила внешность? Как могла позволить себе пойти на авантюру и отправиться в круиз с Малфоем? Как она докатилась до того, что запрыгнула в койку к Хорьку, которого терпеть не может? Как это произошло? КАК?

Грейнджер потихоньку отпускало. Она понимала, что сейчас не время и не место для выражения бурных эмоций, ей необходимо было узнать ответы на все эти вопросы, причем сделать это нужно как можно быстрее, иначе она просто сойдет с ума, и ее все же пропишут в белую комнату с мягкими стенами, но сохранять спокойствие ей было уже невмоготу. Вся эта разыгравшаяся комедия абсурда, в которой она оказалась невольным участником, оказывала на нее сильное впечатление, превращая из здравомыслящей и эмоционально-стабильной ведьмы в дерганную истеричку с претензией на звание «Мисс укротительница хорьков», что било по самому больному месту Гермионы — по самолюбию. Она всегда гордилась тем, что может сохранять спокойствие в любой ситуации и давать ей трезвую оценку, но сейчас это умение оставило Грейнджер, делая уязвимой настолько, что теперь любой желающий, не говоря уже о Малфое, мог бы нанести ей весьма болезненный удар, не прилагая к этому особенных усилий.

Казалось, минула вечность с тех пор, как началась ее истерика, но, на самом деле, всего пара минут, и теперь на нее взирали пятеро совершенно чуждых Лиззи, но очень знакомых Гермионе людей, по крайней мере, двое из которых были готовы ее испепелить.

— Простите, — все еще смеясь, а оттого заикаясь, проговорила Гермиона, обращаясь к Блейзу, — простите, пожалуйста, но у них, — она указала тонким пальчиком на нахмурившихся Рона и Лаванду, — были такие лица, будто вы сообщили не о своей помолвке, а о том, что Гарри Поттер — женщина.

Гермиона снова зашлась в приступе смеха, когда ее воображение живенько подрисовало сию деталь образу друга.

Рон снова покраснел, Лаванда издала сдавленный смешок, а сбоку... а сбоку изо всех сил стараясь не заржать в голос, сидел Драко Малфой, плечи которого сотрясались от беззвучного смеха, несмотря на остававшееся совершенно беспристрастным лицо аристократической бледности.

Блейз шутку не оценил, только вопросительно приподняв бровь, посмотрел на Малфоя, а потом перевел взгляд на улыбающуюся Полумну.

— Очень интересное сравнение, — с широкой улыбкой произнесла она. — Уверена, подобное заявление удивило бы весь волшебный мир.

— Причем удивило бы гораздо сильнее, нежели сообщение о нашей помолвке, — усмехнулся Блейз.

— О, я уверен, что «удивило бы», это еще мягко сказано, — рассмеялся Малфой.

— Ничего подобного, Элизабет, — зло прищурился Рональд, — я просто никогда не думал, что слизеринцы могут...

— Полумна, Блейз, я вас поздравляю с помолвкой, — неожиданно, даже для себя самой, вскочила на ноги Гермиона, не давая Уизли озвучить свою мысль. Поддавшись внезапному порыву, девушка заключила в объятия сразу обоих. — Простите, что отреагировали не сразу, — отстраняясь, виновато улыбнулась она, а потом, вспомнив, что вроде бы не знакома с этими людьми, добавила: — вы ведь расскажете, как все произошло? С чего все начиналось?

— Разумеется, расскажут, — с невозмутимой миной на лице оторвался от стула Малфой и, последовав примеру Грейнджер, поздравил Забини и Лавгуд с помолвкой.

Рон и Лаванда тоже озвучили поздравления, но обнимать бывших сокурсников не стали, как и подниматься со своих мест.

— Блейз, я надеюсь, ты уже приготовил хотя бы шампанское, чтобы отпраздновать это, или чая, в стиле всех поколений Уизли, по-твоему, достаточно? — вопросительно приподнял бровь Малфой, привлекая к себе Гермиону.

— Кто о чем, а Малфой о спиртном, — ухмыльнулся Блейз. — Не волнуйся, Дракоша, все будет, но не здесь, — он вопросительно посмотрел на Луну, и, дождавшись ее утвердительного кивка, указал на выход из бара. — Прошу вас следовать за нами, — улыбнулся он и, развернувшись, направился в указанном направлении.

Остальные поспешили последовать за ним, но уже около выхода Малфой резко остановился, пропуская вперед Рона и Лаванду. Усмешка, на тот момент все еще озарявшая лицо Малфоя, моментально поблекла, и он, повернувшись к Гермионе, пристально посмотрел на нее. Под этим колючим взглядом серых глаз Грейнджер вдруг захотелось разразиться громкой тирадой, включающей в себя всевозможные эпитеты, которыми только можно наградить Малфоя, и еще раз хорошенько наподдать ему по наглой роже, но уже чем-нибудь тяжелым. Это желание, по всей видимости, отразилось на ее лице, потому что, хмыкнув, Драко крепко ухватил ее за локоть и поволок в сторону уже скрывшихся из виду пар.

Гермиона не сомневалась, что подобное развитие событий не предвещает ей ничего хорошего: Малфой — трус, но не дурак, и раскусит ее в два счета, если она не перестанет вести себя как припадочная идиотка.

Пусть Грейнджер не видела Драко с того самого слушания в Министерстве, когда рассматривалось дело всей семьи Малфой, но достаточно хорошо помнила, что представляет из себя Принц Слизерина, и каким мстительным он может быть. Девушка хоть и понимала, что ее вины во всем произошедшем нет, но была уверена, что Малфоя данный факт вряд ли будет волновать и, несмотря на его пламенную речь о долге перед Героями, он наверняка размажет ее по стенке тонким слоем... в лучшем случае.

Однако Малфой — это еще полбеды, ее реальная проблема сейчас — это ее память, ну, и внешность вдогонку. Что ей делать со всем этим, она не представляла, потому что, если они в каком-то там круизе, который вряд ли продлится меньше десяти дней, связаться с Анжелиной не представлялось возможным. Обращаться за помощью к Рону или, Мерлин упаси, Лаванде — все равно, что собственной рукой подписать смертный приговор своей гордости. Малфой и Забини, по естественным причинам, так же отпадали, но оставалась еще и Луна.

Гермиона не знала, как подруга отнесется к подобному заявлению, да и поверит ли ей Лавгуд вообще, хотя, если она верила в мозгошмыгов, то почему не сможет поверить в то, что Гермиона, нахрюкавшись какой-то дряни, стала совершенно другим человеком, причем буквально?

Чем больше Гермиона об этом думала, тем больше понимала, что сейчас Полумна — единственная ее надежда на то, чтобы вспомнить хоть что-нибудь, ну, или хотя бы дожить до конца круиза, если Малфой или Рон узнают, кто такая Лиззи на самом деле. Сомневаться в том, что это очень скоро произойдет, не приходилось, а значит, нужно заранее задумываться, как выходить из положения. Если Рональд узнает правду, то урезонить его Гермиона сможет, а вот насчет Малфоя питать иллюзий не стоило. Он с радостью поможет ей оказаться за бортом, если, конечно, не заавадит на месте. Поэтому теперь оставалась самая малость: всего лишь улучить момент, чтобы поговорить с Луной наедине и убедить ее помочь.

Погрузившись в такие занимательные мысли, Гермиона упустила момент, когда Малфой усадил ее за стол. Очнувшись от размышлений, она огляделась и обнаружила, что сидит за большим круглым столом в шикарном зале, разительно отличавшимся роскошью убранства от помещения бара. Огромная зала, заставленная вместительными круглыми столиками, сцена с роялем, большие окна, от пола до потолка, открывающие великолепный вид на морскую гладь, хрустальные люстры, — все это не могло не поражать.

Они заняли место у одного из окон, и Гермиона засмотрелась на синее пространство моря, озаряющееся золотистым светом уже садящегося солнца, на бескрайние небесные просторы, окрасившиеся в оранжево-красные тона. Она восхищенно любовалась открывшимся видом, пока в голову не закралась мысль, что все уже догадались, кто она такая и что с ней произошло, а сам этот вид — всего лишь завуалированная издевка со стороны слизеринцев. Эта мысль, наконец, отрезвила Гермиону и заставила ее взять себя в руки. Она никогда не была слабой, а сдавать позиции сейчас, значит, проиграть войну, а то, что все происходящее, если смотреть со стороны, больше напоминает именно боевые действия в тылу врага, она не сомневалась.

Гермиона поспешила повернуться к окружающим ее личностям, и немало удивилась, обнаружив, что сидит между Лавандой и Луной.

«Мысль о таком распределении могла прийти в голову только садисту,» — подумала Грейнджер и тут же наткнулась на Малфоевскую усмешку. Сомневаться в том, что это именно гаденыш, занимавший место напротив, посадил ее прямо рядом с девицей, которой она еще недавно съездила по морде лица, не приходилось, поэтому она поспешила ослепительно улыбнуться, вложив в эту улыбку обещание самых разнообразных пыток и мучений, в сравнении с которыми Круциатус покажется усовершенствованными чарами смеха. Рожа Малфоя просветлела, и он ответил Гермионе еще более широкой улыбкой, видимо, принимая ее условия и обещая не оставаться в долгу.

Забини, сидевший рядом с Луной, держал ее за руку и, усмехаясь, наблюдал за лучистыми улыбками Драко и Лиззи. Вспомнив школьные годы, он сразу сообразил, что к чему, но прерывать сие действо не хотелось, наоборот, смотреть на Малфоя, который так расцвел, было одно сплошное удовольствие, разумеется, с чисто эстетической стороны. Луна тоже не вмешивалась, периодически чему-то кивая и кидая хитрые взгляды на Блейза, который отвечал ей такими же хитрыми улыбочками. Рон и Лаванда ничего не заметили, первый по крайней мере предпочел сделать вид, что это так, но молчание за столом затягивалось, а разряжать обстановку никто не спешил.

Вскоре подошли официанты, которые отвлекли парочку блондинов от разглядывания друг друга и, поставив перед молодыми людьми бокалы, стали разливать холодное шампанское. Играть в гляделки стало неинтересно, поэтому Малфой склонился к Блейзу и начал ему тихо что-то говорить.

Гермиона сделала глубокий вдох и, улучив секунду, когда слизеринцы склонились друг к другу, схватила свой уже наполненный бокал и, чтобы набраться храбрости для предстоящей беседы с Луной, в два глотка выпила все его содержимое, почувствовав, как приятная прохлада быстро распространяется по телу. Поставив пустой бокал на место, Гермиона посмотрела на официанта, который в тот момент наполнял бокал Лаванды, и пододвинула ему свой. Официант выдавил из себя улыбку и наполнил бокал Гермионы, который снова тут же опустел под удивленный взгляд Браун. Когда бокал бокал Грейнджер наполнился в третий раз, Блейз стал подниматься на ноги, чтобы произнести тост, однако Малфой жестом усадил его на место и сам занял место оратора.

Официанты, выполнив свою задачу, поспешили удалиться, оставив на специальном маленьком столике на колесиках три бутылки шампанского в большом ведре со льдом, и Малфой начал свою пламенную речь.

— Сегодня мы узнали, что мой друг Блейз, — начал он, подняв бокал, — и Полумна, — он кивнул девушке, — собираются в скором времени стать мужем и женой. Я был удивлен...

— Точнее в полном шоке, — сама не зная зачем, встряла Гермиона, за что получила еще одну сияющую улыбку, обещающую ей жестокую расправу, но сейчас ей было уже все равно, потому что выпитое на голодный желудок шампанское уже начало потихоньку притуплять ее хваленый ум вместе с инстинктом самосохранения.

— Мое удивление было сильным...

— То-то твоя челюсть чуть ли не поцеловалась с полом, — не обращая внимания на обещание скорой и мучительной смерти, хмыкнула она, заставив сидящих за столом начать переглядываться, пряча улыбки.

— Вызвано, оно было тем, что в последний раз, когда я видел Блейза, он не был намерен связывать себя с кем-либо узами брака... — продолжал Малфой, повысив голос.

— Дракоша, вероятно ты не знал, но быть холостяком уже не модно, — слащавым голоском пропела Грейнджер, — даже, если тебе уготовано первое место в разделе «сто самых завидных женихов Великобритании» журнала Ведьмополитен. Правда, первое место ты занял, только после того, как женился Гарри... Поттер, — попытка создать задумчивый вид на последней фразе, дарил Грейнджер надежду на то, что заминку перед фамилией друга никто не услышал, а проснувшееся в ней желание испоганить Малфою его импровизированную речь стало возрастать в геометрической прогрессии с немыслимой скоростью.

— А Лавгуд, вернее уже будущую миссис Забини, я в последний раз наблюдал, — стоически продолжал Драко, теперь уже развернувшись к паре, — готовящейся стать миссис Лонгботтом...

— Давно же ты ее наблюдал, — снова хмыкнула Гермиона, накручивая свой блондинистый локон на тонкий пальчик, а уже посмеивающиеся Рон и Лаванда стали поглядывать на убийственно спокойного Малфоя, произносящего тост улыбающимся Забини и Лавгуд.

— И хотя то, что выбор Забини пал именно на Полумну, меня сильно удивляет, потому что...

— Впервые кто-то выбрал блондинку, и ею оказался не ты...

— Я никогда...

— Будучи в трезвом уме и здравой памяти...

— Не мог представить их вместе. Признаюсь честно, Уизли, запиши для истории, потому что повторения не будет, — Малфой повернулся к Рону, — что, если бы здесь что-то зависело от меня, я бы постарался убедить Блейза не принимать столь важного решения... — продолжал он повышать голос.

— Потому что ты решил подтвердить давешние слухи о том, что ты в Забини влюблен... — быстро добавляла Гермиона, сохраняя абсолютное спокойствие.

— Не обдумав все, как следует...

— Прямо как ты, связавшись с Браун... — на этой фразе Рон удивленно посмотрел на Лаванду, которая мило покраснела.

— Но, тем не менее, я рад, что мой друг смог найти человека...

— Даже девушку, за что обидно вдвойне...

— С которым он может быть счастлив...

— И ты тоже можешь быть счастлив, потому что Джинни Уизли уже занята...

— За Блейза и Полумну, будущих мистера и миссис Забини, хотя я все же надеюсь, что Лавгуд захочет сохранить девичью фамилию...

— Чтобы при разводе ей не досталось даже части совместно нажитого имущества...

— Потому что мне понадобится время, чтобы привыкнуть к мысли, что мой друг больше не холост...

— И у тебя больше нет шансов...

— За Блейза и Полумну, — рявкнул Малфой и, кивнув паре, осушил бокал, после чего с громким стуком поставил его на стол.

— За Блейза и Полумну, — сладко вторила ему Гермиона, поднимаясь на ноги, — во имя Малфоя, не чокаясь, — кивнула она паре и тоже опустошила бокал.

Четверо сидящих за столом не выдержали, и громкий смех разнесся по просторной пустой зале. Рон хохотал согнувшись пополам и постукивая своей огромной ручищей по столу, от чего звенели бокалы, Лаванду сотрясало от смеха, в результате чего она слишком сильно откинулась назад и прямо на стуле полетела вниз, не успев ухватиться за стол, Забини ржал в голос, а Полумна уткнулась в ладони, пряча выступившие от смеха слезы. Не смеялись только двое, буравя друг друга взглядами, и от всей души желали человеку напротив провалиться сквозь землю именно в том месте, где стоит.

Гермиона с торжествующим видом взирала на Малфоя. Она чувствовала себя прекрасно, легкость окутала все тело, словно она только что сбросила тяжелые железные оковы и оказалась, наконец, свободной. Действие шампанского в купе с желанием совершить что-нибудь безрассудное и хоть на мгновение перестать быть Гермионой Грейнджер, словно подарили ей крылья, а с ними и возможность летать. Да, может, это и не ее день, вернее будет сказать, год, но он, определенно, становился все лучше и лучше. Лаванда свое получила, Малфой опозорен, пусть и с ней на пару, но кто знает о том, что блондинистая Лиззи — это Гермиона Грейнджер? Никто! А значит, только Малфой в ответе за поведение сопровождающей его особы. Единственное, что могло сделать этот день еще лучше — это откровенный разговор с Полумной, которая ее обязательно поймет и поможет снова стать собой, но это можно было и отложить на пару часов лишь для того, чтобы понаблюдать на пыхтящего от злости, словно паровоз, Драко Малфоя.

Откуда взялись все эти мысли, Гермиона не знала, но сейчас, когда ее буквально накрыло состояние эйфории, она и не хотела этого знать, позволив себе на минуту забыть обо всех неприятностях, которые следовали за ней по пятам.

Малфой же с каменным лицом рассматривал сияющую от восторга девушку напротив, изо всех сил пытаясь сохранить крохи самообладания. Он не мог поверить, что это происходит с ним наяву, но эта безмозглая шавка, и вправду, только что его опозорила, да еще и перед лучшим другом. Забини, это Забини, он никому и ничего не скажет, и позже будет старательно делать вид, что ничего особенного не случилось, однако это не меняло того факта, что он только что сел в лужу, да еще и перед гриффиндорцами, хорошо хоть не буквально.

Он решил повнимательнее присмотреться к блондинистому существу напротив. Голубые глаза, прямые светлые волосы, румянец на щеках. Ничего необычного, но все же... все же было в ней что-то до боли знакомое, в ее жестах, мимике, даже в слащавом голосе проскальзывали знакомые интонации, которые никак не хотели облачиться в один конкретный образ.

То, что эта Элизабет не обычная безмозглая швабра, стало понятно, как только она сегодня вообще открыла рот, вот только, что именно могло ее побудить развеять образ ветреной особы, которого она придерживалась все пять дней их близкого знакомства, парень не знал, но он непременно это выяснит, иначе он — не Драко Люциус Малфой.

Тем временем Рон, увидев, что его хохочущая благоверная слетела вниз вместе со стулом, вскочил на ноги, опрокинув стул, на котором сидел, и поспешил Браун на помощь. Однако неудачно зацепившись за длинную скатерть, он запутался в ней и рухнул на пол, прямо на свою бывшую-помощницу-его-настоящей-любовницу-невесту, стащив со стола эту самую скатерть вместе со всем, что на ней было, чем вызвал сдавленный писк Лав-Лав и новый приступ хохота у Забини, причем обоих. Однако Гермиона и Малфой, казалось, даже не обратили никакого внимания на развернувшуюся рядом картину, продолжая сверлить друг друга взглядами.

Рон, наконец, скатился с Лаванды и поднялся на ноги, а следом помог принять вертикальное положение и девушке. Растрепанные, мокрые от вылившегося из бокалов не выпитого шампанского, они взирали на смеющихся Забини и Полумну с некоторой долей злости, но увидев Малфоя и Лиззи, их злость сменилась озадаченностью.

Рон, нахмурившись, поглядел на Лаванду и снова, как и несколько часов назад, достал палочку и устранил нанесенный ущерб, при этом приведя в порядок и себя.

— Кхм-кхм, — подал голос смеющийся Забини, отвлекая Малфоя и Грейнджер от любования друг другом, — у вас получился отличный тост, ребята. Только, если мы вас пригласим на свадьбу, не вздумайте повторить его.

— Почему же, Блейз? — задорно произнесла Полумна. — Мне кажется, что они должны вместе написать нам поздравительную речь.

— Тогда вашу свадьбу, и правда, будут помнить очень долго, — хмыкнул Рон, снова, занимая свое место.

— Как и нашу, только по другим причинам, — хохотнула Браун, чем повергла в шок, по крайней мере, троих присутствующих.

— То есть? — нахмурилась Полумна, посмотрев на гриффиндорку.

Лаванда таинственно улыбнулась и замолчала на пару минут для пущего эффекта, после чего, обведя присутствующих победоносным взглядом, заверещала:

— Рон недавно сделал мне предложение, мы женимся через месяц! — и в доказательство продемонстрировала левую руку, где на безымянном пальчике поблескивало ажурное колечко.

«Н-да, Гермиона, лучше бы ты сидела!» — мелькнула мысль, прежде чем Грейнджер в шоке села мимо собственного стула.

Воцарившаяся после слов Лаванды гробовая тишина стала давить на плечи тяжким грузом, однако никто из присутствующих даже не пытался ее нарушить. Все замерли, в неверии уставившись на колечко, поблескивающее в свете заходящего солнца на тонком пальчике Лаванды. Никто не проронил ни звука, прекрасно понимая, что на данный момент слова просто-напросто излишни.

Шокированные Драко, Блейз и Луна тупо переводили взгляды с руки Лаванды на покрасневшего Рональда и обратно, чтобы только проверить, а не шутка ли это. Казалось, что вот, прямо сейчас Рон подпрыгнет на месте и с криком «это был розыгрыш» засмеется над ними, а Лаванда поддержит его словами «ну, что, съели?!», однако чем дольше продолжалось молчание, тем яснее становилось, что это не очередной дурацкий трюк от семейства Уизли, а жестокая реальность, которая всех присутствующих, кроме сладкой парочки Бон-Бона и Лав-Лав, огрела по голове, словно обухом.

Никто даже не обратил внимания на то, что Гермиона, в форме морской звезды, растянулась на полу, хотя это ей было только на руку. Никто не увидит ее слез, никто не будет смотреть на нее с сожалением. Сейчас для девушки все отошло на второй план: ее немыслимое превращение, путешествие в компании Малфоя, женитьба Забини и Луны — все это в единый миг перестало играть для нее такую важную роль. Единственное, что для нее сейчас стало важным, так это обида, чувство, будто ее предали, нанесли удар в спину, с каждой секундой распространявшееся по телу абсолютной беспомощностью.

Она понимала, что была далека от идеала. Да, Рону всегда приходилось выражать чувства за них обоих, да, она редко говорила о любви, предпочитая обличать свои чувства в поступки, а не в слова, которые со временем прекращали иметь особое значение и попросту стирались из памяти за ненадобностью. Гермиона не могла и предположить, что у чувств Рона, оказывается, есть срок годности.

Пусть она сейчас не ощущала себя так, как, по идее, должна чувствовать себя обманутая женщина. Никакой злобы или жгучей ревности, застилающей глаза, просто обида, бившая по, и без того, уязвленному самолюбию, и что-то еще, что-то сродни облегчению, чему Гермиона сейчас не могла, да и не хотела давать определения.

Обида. Нет, не за то, что ее так вероломно предали и обманули, а за то, что такой привычный, теплый мирок рухнул. С самого окончания войны, они с Роном были неразлучны, все делали вместе и, буквально, через несколько недель после начала отношений стали жить вместе.

Как же долго она ждала, что он сделает ей предложение, ну, или хотя бы проявит какую-нибудь инициативу — подумает о совместном будущем, о детях, о том, о чем они всегда мечтали, или мечтала только она?

Гермиона даже не помнила, когда именно Рон стал вести себя с ней так холодно и ревниво, не упуская ни одной возможности, чтобы превратить спокойный день в цирковое представление. Его настроение, ставшее постоянно скакать от положительного к отрицательному, прямо как у женщины во время беременности, раздражало ее так сильно, что она с головой погрузилась в работу, стараясь задерживаться подольше, лишь бы избежать осточертевших ей за пару месяцев скандалов. Вот только она ошиблась, и очевидно, не в последний раз.

И без того сложная ситуация, только ухудшилась: практически каждый разговор с Роном неизменно заканчивался скандалом. И хотя чаще всего потом он просил прощения, за которым следовало бурное примирение, надолго его не хватало. Ссоры вспыхивали практически на ровной почве, как тогда в министерстве, после чего она и отправилась к Анжелине, чтобы напиться и хотя бы ненадолго впасть в забытье, сбежать от осточертевшей рутины.

Гермиона уже поняла, что Рон, ревнуя ее даже к фонарному столбу и срывая на ней злость, на самом деле злился на себя за постоянные измены, вот только оправдывало ли это его в ее глазах? Ответ — нет. Она никогда не допускала и мысли, что человек, которому она доверяла, нанесет ей такой удар, она даже представить себе не могла, что он так вероломно разрушит все, к чему она привыкла, причем, проделает все это за ее спиной, побоявшись посмотреть ей в глаза.

«Интересно, как он себе представлял разговор со мной? — подумала Гермиона. — Да, и представлял ли он себе вообще хоть что-нибудь, помимо того, как залезет в трусы к Браун? Он вообще хоть о чем-нибудь думал? Он думал обо мне?»

Горячие слезы подступили к глазам, вот только ни одна из них так и скатилась по виску и не затерялась в блестящих светлых волосах. Они, едва проступая, мгновенно высыхали, не даря никакого освобождения. Рыдать не хотелось, биться в истерике — тоже, хотелось просто тихо поплакать о том, что, теперь-то уж точно, ничего не будет как прежде, вот только не получалось. Слез на это не было. Их и так за всю ее жизнь было пролито слишком много, а тратить их на такой пустяк... Но разве это пустяк? Разве разрушенная спокойная жизнь, о которой она мечтала, за которую боролась, пустяк? Разве любовь, которую Рональд просто взял и растоптал, пустяк? Видимо, да, раз она не испытывает даже элементарного сожаления о несостоявшемся совместном будущем. Может, чувства, которые она принимала за любовь, были всего лишь гипертрофированным желанием примкнуть к тихой гавани?

«М-да, примкнула, ничего не скажешь,» — противно усмехнулся внутренний голос.

Спорить с этим не хотелось, да и разговор с самой собой на виду у пяти человек, которые сейчас представляли наглядную иллюстрацию к пособию «Офигеть, где и когда», явно не признак нормального психического состояния, хотя... кто говорит о нормальности, если ты прыгнула в койку к своему бывшему врагу и не помнишь этого?

Последняя мысль отрезвила Гермиону, и она, сделав глубокий вдох, стала медленно подниматься с пола. Ухватившись за стол и приняв-таки, наконец, вертикальное положение, она удивленно уставилась на пять фигур взирающих друг на друга.

Ей показалось, что прошло не меньше получаса, пока она рассуждала на тему «в шоке или не в шоке, люблю или не люблю», вот только, даже, если это и правда, никто так и не пошевелился с тех пор, как она, буквально, ушла под стол.

Забини с выпученными глазами, Луна с открытым ртом и Малфой, цвет лица которого медленно варьировал от нежно зеленого до трупной синевы, все также сидели, не шелохнувшись, и, кажется, даже не замечая, смен позиций Гермионы.

— Н-да, — через несколько минут уже надоевшей Грейнджер тишины наконец-то протянул постепенно отмирающий Забини. — Хорошая шутка.

— Это не шутка! — тут же воскликнули Лав-Лав и Бон-Бон, чем привели в чувство всех остальных.

— Мы, правда, скоро женимся, — продолжал уже один Уизли.

— А как же Гермиона, Рон? — нахмурилась Луна.

— Да, какая Гермиона, Лавгуд? — не дал Рону и рта открыть Малфой. — Разве ты не видишь? Пред тобой сейчас идеальная картина под названием «Тупой и еще тупее плюс один за бортом», как раз подходит к теме нашего путешествия.

— Ты забываешься, Хорек, — процедил Рон, поднимаясь со своего места.

— Да неужели? — хмыкнул Малфой. — Знаешь, Уизел, я-то думал, что тебя, несмотря на твою безграничную тупость флоббер-червя, отсутствие манер, потому что, когда находишься с тобой за одним столом кажется, что ты пришел жрать в свинарник, откровенно дерьмовый характер и кошмарную внешность, все же можно уважать за верность и надежность, вот только данная ситуация показывает, что уважать тебя все же не за что. Как ты был третьим лишним в дуэте Поттера и Грейнджер, таким и ты и остался — претендующим на то, что тебе не принадлежит.

— Хорек...

— Что заладил Хорек, да Хорек? — откровенно развеселился Малфой. — Что, другим словам Грейнджер тебя не обучила? Или они все были настолько заумными, что в обществе этого белобрысого бегемота с тонкой талией, — он кивнул на Лаванаду, — ты их все и позабыл?

— Драко, не надо, — попытался урезонить Малфоя Забини, видя, как Рон сжимает большие руки в кулаки.

— Я тебе сейчас врежу, — прошипел рыжий.

— О-па, — чуть ли не подпрыгнул Малфой от радости, — Уизлетта, да ты растешь в моих глазах! Раньше ты свои ручищи сразу распускал, а теперь предупреждаешь, — протянул он и засмеялся, хотя ничего смешного в сложившейся ситуации и не было. — Это прогресс!

— У тебя, по-моему, с башкой не все в порядке, — усмехнулся Рон, — видимо, еще после Волдеморта осталось.

Гермиона удивленно подняла брови, а Драко резко перестал смеяться и истинно малфоевским презрительным взглядом окинул Уизли.

— А я смотрю, что Орден Мерлина Первой Степени отлично повлиял на тебя, О святость всея Гриффиндора, хотя нет, подожди, это скорее подходит Поттеру. О, я знаю все на свете... — протянул Малфой, но тут же помотал головой, — нет, это про Грейнджер, — недобро ухмыльнулся он, — О жопа всея Золотого Трио... а вот это точно про тебя!

Под громкий писк Лаванды Рон с громким рыком бросился на Малфоя, но, так и не успев преодолеть разделяющее их мизерное расстояние, отлетел на соседний стол, который, не выдержав приземления такой тяжелой туши, мгновенно сложился пополам, проседая до самого пола. Рон охнул и попытался подняться, но ему этого не удалось.

Браун тут же подскочила к своему жениху, чтобы помочь, а Луна удержала за локоть шагнувшего было к Малфою Забини и только покачала головой, показывая тем самым, что им лучше не вмешиваться.

— Дерешься как истинный маггл, папочка, наверное, гордится тобой, — с отвращением прокомментировал Малфой, а потом мгновенно переменившись в лице практически ласково, прямо как акула улыбается своей жертве, улыбнулся Рону. — Никогда не затевай драку со слизеринцем, Уизел, особенно, если этот слизеринец — я.

И еще раз окинув своего врага уничижительным взглядом, развернулся к Забини.

— Это было потрясающе, Блейз, — усмехнулся он, похлопав того по плечу, — это чаепитие превзошло все мои ожидания, — и кивнув Луне, быстрым шагом преодолел расстояние до замершей Грейнджер и, схватив ее за локоть, потянул за собой на выход.

Куда они направлялись, Гермиона не знала, хотя на данный момент ей было откровенно все равно. Пребывая в твердой уверенности, что уже ничто не может сделать этот день еще хуже, она покорно следовала за Малфоем, ну не выбросит же он ее за борт, в самом деле! Или...?

Только она собралась начать вырываться изо всех сил, Малфой сам отпустил ее руку и молча остановился, вглядываясь куда-то за горизонт. Что он там хотел увидеть не ясно, но грустно усмехнувшись, он подошел к перилам и оперся на них, широко расставив руки.

Гермиона нахмурилась и, не зная зачем, последовала его примеру, облокотившись на полированную деревянную поверхность.

Солнце уже не слепило, и на него можно было смотреть не щурясь. Невероятно красивый вид раскинувшихся морских просторов, озаренных красными отблесками садящегося солнца, дарили свободу и успокоение, заставляя забыться. Плеск воды, рассекаемой лайнером, будто уносил с собой все печали, оставляя после себя безмятежность, смывая все плохие эмоции, как набегающая на берег волна.

Гермиона всегда любила море и мечтала отправиться в круиз, но у нее даже и в мыслях не было, что ее мечта осуществится именно так. Она никогда не представляла себя в компании Малфоя, уж тем более в роли сопровождающей его особы, но сейчас эта мысль уже не доводила ее до былой истерики, как и мысль о том, что она — сейчас вовсе не она, а блондинка Лиззи, так похожая на Хорька.

Девушка улыбнулась своим мыслям и покачала головой. Если бы ей еще пару лет назад кто-нибудь сказал, что она будет чуть ли не смеяться над тем, что совершенно случайно налакалась непонятной дряни, приняла облик другого человека и забыла несколько дней своей жизни, она бы этого шутника сама бы отправила в травматологическое отделение Св. Мунго, после чего попросила бы специалистов проверить его душевное здоровье, но сейчас... сейчас ей было хорошо.

Прохладный морской воздух остужал разгоряченную кожу, даря ощущение полета, намного более захватывающее, нежели последствия выпитого на голодный желудок шампанского, от которого, к ее удивлению, не осталось и следа, как впрочем, и от мучившей ее морской болезни, что, разумеется, не могло не радовать.

Гермиона повернула голову и пригляделась к своему спутнику. Малфой постарел — это первое, что бросилось в глаза. Именно постарел, а не вырос или просто изменился за то долгое время, что они не виделись. Усталый взгляд, сгорбленная спина, едва заметные, но уже проступившие морщины — все это выдавало то, что ему пришлось пережить, как и им всем.

Гермиона не любила говорить о войне и ее последствиях, зато Рон любил. Это была его еще одна излюбленная тема для разговоров, кроме квиддича, и когда он заводил свою шарманку, Гермиона просто отключалась. Нет, она не вставала и не уходила, она просто переставала слушать, только кивая и поддакивая в нужных местах. Она не понимала любви своего парня к этой болезненной для всех остальных теме, ведь его семье тоже досталось, как и многим другим, о чем она и высказалась однажды, надеясь, что это заставит Рона задуматься. Тогда он, к ее удивлению, и заявил, что именно поэтому и разговаривает о войне — ему так проще пережить все это. Ему...

Гермиона усмехнулась и отвернулась от Малфоя, вернувшись к созерцанию заката.

«Может, Рон был прав, ничего мне не говоря?» — подумала она. — «Может в этот раз он просто оказался умнее меня и понял, что наши чувства были основаны на почве посттравматического синдрома, когда каждый искал поддержку в ком-то или чем-то?»

«Ты самой-то себе веришь?» — противно усмехнулся внутренний голос.

Гермиона улыбнулась в ответ на эти слова и сделала глубокий вдох. Палуба, как ни странно была пуста, по крайней мере, на той стороне, где стояли они. Вероятно, волшебники решили, что им не помешает что-нибудь перекусить. Разумеется, ведь сегодня такой насыщенный представлениями день. Гермиона почему-то была уверена, что выходка Малфоя в зале ресторана тоже в скором времени станет достоянием общественности, во многом благодаря Лаванде. Грейнджер уже представила себе заголовки газет, где было подробно расписано, какая они замечательная пара — «мисс сильный кулак» и «мистер длинная палочка». Гермиона засмеялась, забыв о том, что не одна.

— Я настолько смешон? — спросил Малфой, даже не поворачивая головы.

— Вовсе нет, — тут же отвлекаясь от своих мыслей, покачала головой Гермиона, продолжая смеяться, — просто я представила заголовки газет, когда все сегодняшние приключения станут достоянием масс. Я имею в виду мой хук справа и твой, кажется, Левикорпус?

Малфой тоже усмехнулся и, развернувшись к собеседнице, стал внимательно ее разглядывать. Смех Гермионы стих, но она продолжала улыбаться, глядя прямо в глаза своего школьного врага.

Это было, по меньшей мере, странно, находиться здесь и пристально разглядывать человека, от которого раньше бы сбежала куда подальше. Вернее, сбежала бы она от его холодности, самовлюбленности, надменности и эгоцентричности, но сейчас, стоя здесь, она с интересом разглядывала Малфоя, отмечая, что лучи садящегося солнца делали его более... человечным? В нем не проглядывалось той надменности и презрения, которую она лицезрела все шесть лет в Хогвартсе. Не было и той усталости, которую она видела только что. Сейчас перед ней стоял обыкновенный парень, лет двадцати пяти. Короткие платиновые волосы, серые глаза, широкие плечи, узкие бедра — все в лучших традициях «мечты домохозяйки».

— Я настолько страшненькая? — усмехнулась Гермиона, пряча за своей усмешкой неловкость от долгого внимательного взгляда.

— Нет, — покачал он головой, — ты очень даже симпатичная, — усмехнулся он, — вот только я никогда не делал комплименты девушке, которая съездила мне по лицу. Это...

— Необычно? Странно? — подсказала Гермиона и улыбнулась в ответ.

— Да, — кивнул Малфой. — Так что произошло? — уже серьезно спросил он.

— Ты имеешь в виду, мою пощечину, затрещину, доставшуюся Лаванде Браун, мой смех или мое падение? — увидев, что на последнем Малфой вопросительно поднял брови, Гермиона поспешила добавить: — последнего ты не слышал, — и для убедительности покачала головой, чем вызвала еще одну усмешку блондина.

— Все сразу, наверное, — пожал он плечами и снова облокотился на перила, продолжая на нее смотреть.

— Не знаю, — просто пожала плечами Гермиона, внимательно следя за его действиями, — просто захотелось сбросить напряжение.

Малфой удивленно смотрел на нее пару минут, а затем... рассмеялся. Громко, искренне, так, как она уже давно не смеялась. На его глазах уже выступали слезы, щеки тронул румянец, а он продолжал хохотать, с каждым разом набирая громкость. Гермионе было так легко, что она не удержалась и засмеялась вместе с ним.

Почему-то ей не было страшно или жутко находиться рядом с ним, наоборот, это было странно приятно, но слишком необычно, чтобы чувствовать себя комфортно. Однако уже то, что Малфой не смотрел на нее с призрением и жгучей неприязнью, было неплохо.

— Знаешь, — отсмеявшись, сказал он, — я знал только одну девушку, которая так сбрасывает напряжение.

— Правда?

— Правда, — кивнул он, улыбнувшись, когда услышал неподдельный интерес в голосе собеседницы. — Ты ее не знаешь, но я учился вместе с ней. Однажды она залепила мне такую затрещину, что твоя, в сравнении с ее... хм, слабовата, — снова рассмеялся он, увидев ее удивление.

— Если хочешь, на тебе потренируюсь, — оскалившись, произнесла Гермиона, чем вызвала новый приступ смеха у Драко.

— Нет, спасибо, воздержусь, — все еще смеясь, покачал он головой.

«Не верится, что с ним так легко разговаривать,» — подумала Гермиона, даже не осознав, что сказала это вслух.

— Поверь, еще несколько лет назад, так не было, — вмиг став хмурым, ответил Малфой.

— Прости, я...

— Забудь, — буркнул он и отвернулся от Гермионы. Ее хорошее настроение улетучилось, как только подул прохладный ветер, а уже почти полностью севшее за горизонт солнце никак не грело. Девушка поежилась, а Малфой уловив это движение, взмахом палочки накинул на ее плечи легкую шаль.

— Спасибо, — Драко ничего не ответил, только кивнул и снова погрузился в свои мысли.

Гермиона временами жалела, что не обладала способностью Дамблдора читать людей, и это был один из таких моментов. Ей вдруг так сильно захотелось узнать, о чем думает Малфой, что именно его гложет, что удержаться от вопроса Гермиона не смогла.

— Не твое дело, — был дан ответ, и снова часть их палубы погрузилась в тишину.

— Прости, — снова произнесла Гермиона, даже не успев подумать, перед кем она извиняется.

Малфой снова молча кивнул.

— И за пощечину тоже, — тихо добавила она, отворачиваясь от замолчавшего собеседника.

— А может, попробуем? — через несколько минут нарушила молчание девушка.

— Что попробуем? — недоуменно посмотрел на нее Малфой.

— Познакомиться заново, — усмехнулась Гермиона и посмотрела на Хорька. — Хотя бы на время путешествия, мы же потом, все равно, вряд ли увидимся, — быстро добавила она.

— Это глупо, — пожал плечами Малфой, не выражая никакого интереса к предложению Гермионы.

— Может и так, — повторила она его жест, — а может, у нас обоих появится шанс выплеснуть свои переживания на того, кого мы больше никогда не увидим, — задумчиво продолжила она, — а если и увидим, то не подадим виду, что знакомы.

Гермиона сделала глубокий вдох и закрыла глаза, подставляя лицо потокам прохладного воздуха. Тишина ее больше не тяготила, зато тяготил вопрос: какого черта она только что предложила Малфою?

Погрузившись в размышления над этим вопросом, она не заметила пристального взгляда своего собеседника.

Драко внимательно смотрел на девушку рядом — она сумела его заинтересовать. Те несколько дней их близкого знакомства сопровождались, по большей части, только разговорами на отстраненные темы, которые, уж точно, не способствовали выплескиванию наболевшего. Отчего-то захотелось принять ее предложение, возможно, даже открыть пару тайн, а потом облегченно вздохнуть, произнести пару раз Обливейт и забыть об этом, двигаясь дальше по жизни и больше не вспоминая. Эта идея показалась ему настолько заманчивой, что согласился Драко почти сразу, сопротивляясь только для вида и поддержания репутации Малфоев, хотя, какая, к чертовой матери, репутация? Уж чего у него больше нет в магическом мире, того нет. Отец ему в этом здорово помог.

— Драко Малфой, — протянул ладонь для пожатия он, и в который раз усмехнулся увидев удивление на лице девушки.

Гермиона медлила.

«Что плохого может случиться, если я просто притворюсь другим человеком? — подумала она. — Что плохого в том, чтобы дать себе передышку? Это же не смертельно, в конце-то концов... только, если для гордости Малфоя...»

— Элизабет Ливьен, — широко улыбнувшись, пожала его руку Гермиона. — С чего начнем знакомство?

— Ты предложила, ты и думай, Лиззи, — рассмеялся Малфой, увидев, как ее передернуло от такого обращения.

— Тогда наверное с того, — протянула девушка и сделала вид что глубоко задумалась, — ЧТО ТЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ НАЗОВЕШЬ МЕНЯ ЛИЗЗИ! — вспыхнула она, вызывая у Малфоя новый приступ хохота.

— Хорошо именно с этого и начнем, Лиззи, — выдавил он из себя и снова засмеялся.

— Ты неисправим, — покачала головой Гермиона и присоединилась к хохоучущему Малфою.

«Да, отдых обещает быть незабываемым! — подумала она. — Удачи тебе, Гермиона!»

Если бы Гермионе раньше кто-нибудь сказал, что она будет получать удовольствие, проводя время в компании Драко Малфоя, то этот счастливчик был бы награжден парочкой проклятий и отправлен в Св. Мунго для выявления и лечения психических отклонений, но... сейчас Гермиона сидела в небольшом открытом кафе на берегу моря, потягивая зеленый чай и любуясь открывшимся видом, и ждала, пока Малфой о чем-то договорится с барменом.

Несколько дней назад их круизный лайнер, гордо носивший весьма поэтичное название «Argento luce», причалил к берегу острова Эвбея в районе Кими-Аливери, откуда Драко, только сойдя с трапа, аппарировал вместе с Гермионой в Халкиду, располагавшуюся западнее.

Хорек неплохо ориентировался в этих местах, из чего Гермиона сделала для себя вывод, что он либо уже успел здесь побывать, либо просто тщательно изучил брошюрки, которые увесистой пачкой валялись на столе в каюте. Девушку это не огорчало, просто потому что это значило, что у нее появился шанс посетить самые красивые места с Малфоем в роли персонального гида, а также настроиться на душещипательную беседу, ну, или хотя бы на обычный разговор, чем Драко в последнее время ее точно не радовал, предпочитая беседе созерцание.

Как ни странно, к компании слизеринца она привыкла быстро и уже не ощущала той нервозности и напряжения, которые царили между ними в самом начале. Малфой, при личном общении, оказался довольно-таки приятным представителем противоположного пола, хотя его, порой, откровенно сальные шуточки частенько вгоняли Гермиону в краску. Но непринужденная обстановка помогала реагировать на его замечания менее остро, чем при обычных обстоятельствах, когда она уже давным-давно сгорела бы со стыда, обсуждая того или иного представителя министерской элиты. За время подобных «разговоров», когда Драко в очередной раз в красках описывал того или иного служащего, Гермиона почерпнула для себя довольно-таки много личной информации о путешествующих вместе с ними волшебниках. Пожалуй, даже чересчур.

С тех пор, когда они согласились познакомиться заново, прошло уже больше недели, но поговорить по душам им так и не удалось. То было слишком хорошее настроение и не хотелось его портить горестными воспоминаниями, то была не подходящая атмосфера, а то и вовсе в голову закрадывалась мысль «А зачем ей, собственно, это вообще надо? Зачем портить отдых, на который она вырвалась впервые за последние три года?», где последнее и являлось самым весомым аргументом. Вот почему, после пары неудачных попыток, Гермиона и прекратила свои попытки разговорить Хорька.

В тот вечер, как она его назвала позже «Вечер мира», она вернулась в их с Малфоем каюту в одиночестве, что ее даже обрадовало, и, плюхнувшись на кровать прямо в одежде, долго размышляла над той передрягой, в которую угодила, постаравшись отгородиться от эмоций и рассмотреть сложившуюся ситуацию с рациональной стороны, разложив все по полочкам.

Первое, она хлебнула какой-то дряни, являющейся одной из вариаций Оборотного зелья. Как именно этот прототип менял человека, а также о сроках его действия Гермиона могла только догадываться, но зато ей стала абсолютно понятна реакция Анжелины, тогда в Отделе.

Второе, Рональд скоро женится. После событий всего дня в целом, когда одна новость затмевала другую с пугающей скоростью, Гермиона решила, что тему Уизли-Браун можно будет отложить на потом или же вообще больше к ней не возвращаться, но, подумав, что лучше распределить приоритеты сейчас, Грейнджер перешла к рассмотрению и этого вопроса.

То, что Рональд не останется в ее доме, или она в его, — это было очевидно. То, что он выбрал для себя другую гавань и что этой самой гаванью является Браун, — также очевидно, ну, а то, что Гермиона не собирается жить счастливой шведской семьей — очевиднее некуда. Оставался вопрос: кто поднимет эту тему? Она или Рон? Может, вообще Лаванда?

Хотя, если при этом разговоре будет присутствовать еще и Браун, то Гермиона вряд ли сумеет себя сдержать, чтобы не врезать той еще разок... или два, а может, и все три.

Думать о подобном повороте не хотелось, все-таки все взрослые уже, но обида на Рона за обман... вряд ли они после этого сумеют остаться друзьями. Для дружбы, в понятии Гермионы, должно быть доверие, а Уизли она доверять уже не могла. Нет, если вдруг что-то будет угрожать ее жизни, она доверит ее Рону, но вот свои мысли и чувства — нет. Своими поступками он растоптал все то, что было между ними, если уж не любовь, то уважение и взаимопонимание — однозначно. Проделать такое за спиной, ничего даже не сказав, ни словом, ни делом не намекнув... хотя, может, она просто не считала это намеками? Те постоянные ссоры, рождавшиеся буквально из ничего? Но откуда она могла знать, что это завуалированная просьба Рона поговорить о том, как он кувыркается в постели с ее помощницей?!

Так и не придя к какому-либо определенному выводу, Грейджер решила, что будет ориентироваться по ситуации, но вряд ли в ближайшем будущем она переступит порог Норы с целью нанесения визита, как выразился Малфой, жопе вся Трио.

И если с первыми двумя пунктами она, худо-бедно, разобралась то, что же делать с Малфоем, Гермиона не знала. Одно дело — учиться с ним в школе, где четко обозначены все границы, когда ты знаешь, чего от него можно ожидать, другое дело — путешествовать вместе с ним, жить в одной каюте, спать в одной постели и — О Мерлиновы подштанники! — пытаться заделать с ним маленьких Малфиков! То, что это уже случалось, не было никаких сомнений, не просто же так она проснулась голая!

И вот тут рациональная ее часть, наконец, с победным кличем ринулась вперед, остановилась, обернувшись, помахала ручкой и в мгновение ока удалилась, оставляя гриффиндорку в надежных руках моментально охватившей ее панике.

Вопрос, что делать вдруг встал особенно остро, также как и желание выпрыгнуть за борт и остаться жить где-нибудь на дне моря, а лучше вообще на просторах Марианской впадины, чтобы туда уж точно не долез Малфой со своей Авадой. У нее не было сомнений, что, если правда откроется, пока она будет рядом с Хорьком, единственное, что ее ожидает это смерть, а уж будет она медленной и мучительной или же быстрой и безболезненной, решать будет ее блондинистый палач.

Но почему ее больше волновало то, что с ней сделает Малфой, когда узнает всю правду, а не она сама? Не ее уязвленная женская гордость, не ее самолюбие, а Малфой и его реакция? Должно быть, она сошла с ума или это один из побочных эффектов этого треклятого зелья! Верно, ведь иначе она бы подумала, что слизеринский Хорек начинает ей нравиться, а это — верный признак того, что с головой у нее явно не в порядке, а так как подобного не могло случиться на ровном месте, остается винить только одно — проклятое зелье, ну, и Анжелину, поставившую его прямо под руку Гермионы. Нет, ну надо было так вляпаться?!

Дальнейшие ее размышления были прерваны вошедшем Малфоем, который, совершенно не заботясь о том, что кровать уже занята, плюхнулся на нее со всего маху, вернее плюхнулся он на Грейнджер, которая, в тот миг притворявшаяся спящей, успела только крякнуть.

То, что Малфой кого-то придавил своей, как оказалось, тяжелой тушей, он даже не заметил, просто потому что тут же вырубился. Растянувшись на Гермионе в неудобной позе, при этом буквально вдавливая девушку в кровать, он закрывал ей доступ к кислороду — лицом она уткнулась ему в шею, а он сам абсолютно спокойно засопел ей в ухо, периодически при этом похрюкивая.

Когда Грейнджер, наконец, спихнула с себя отяжелевшее, а главное, не сопротивлявшееся тело, то возблагодарила Мерлина за то, что Малфой отрубился, иначе ему бы пришлось выслушать о себе много нового. Очень много нового. Но, когда до нее донесся сильный запах то ли виски, то ли еще чего-то сильно под градусом, все встало на свои места: и Малфой, абсолютно спокойно прикинувшийся мебелью, и то, где он так долго был, и даже то, почему к ней не полез. Последнее, правда, ее не слишком волновало, а только так, чуть-чуть, совсем чуть-чуть... и плевать, что там бормотало ее внутреннее «Я».

Заснуть с пьяным Малфоем на одной кровати оказалось не просто: как только она поворачивалась, Малфой, словно на веревочке, поворачивался вместе с ней, при этом то кладя ей руку на грудь и утыкаясь при этом лбом в спину, то прижимая ее к себе и лапая за филейные места, то утыкаясь лицом в эту же самую многострадальную грудь, которую он считал подушкой, куда можно пустить слюнку-другую.

В конце концов, озверевшая Грейнджер с помощью палочки скинула мерзавца с кровати, а сама с удовольствием распласталась в форме морской звезды по всей поверхности, но стоило ей только закрыть глаза, как до ушей, откуда-то снизу, донесся громкий хрюк, затем еще и еще. Тогда Гермиона, решив заткнуть Малфоя, кинула в него подушкой, однако Хорек не только не заткнулся, но и с комфортом устроился на подушке, продолжая пускать слюни и самозабвенно храпеть.

Такого Гермиона уже снести не могла и, быстренько наложив Силенцио на Драко, попыталась заснуть. Через два часа бесплодных попыток, она все-таки призвала из своей сумочки небольшой фиал с зельем Сна Без Сновидений, который всегда носила с собой на всякий случай, мгновенно его осушила и через некоторое время уже забылась блаженным сном.

Когда она проснулась утром, чувство расслабленности и комфорта ее не покинули, а наоборот, окутали с новой силой, когда кто-то крепко прижал ее к себе. Устроившись поудобнее на теплой широкой груди, девушка хотела продолжить спать, но чья-то бесстыжая рука поползла вверх по ее ноге, покоящейся на бедрах обладателя этой самой теплой груди. От этого действа девушка только плотнее зажмурилась и еще крепче прижалась к своему... Тут-то ее глаза широко распахнулись. Подняв голову, Грейнджер увидела Малфоя во всей красе: растрепанные волосы, румяные щеки, словно он только что побывал на морозе, открытый рот и вытекающая из его уголка тонкой струйкой слюнка. Судя по всему Малфой от души давал храпака, но Грейнджер, еще не до конца осознав, что вообще происходит и почему она в постели с Малфоем (разве не был весь вчерашний день ее ночным кошмаром?) не своим голосом заверещала на всю каюту.

Драко подскочил на кровати и мгновенно распахнул глаза, услышав надрывный вопль Грейнджер, словно кто-то подарил ей манто из шкурки Живоглота. Спросить, что случилось и почему девушка, сидящая в его постели так надрывается, Малфой не смог, просто потому, что голос у него, почему-то, отсутствовал. Тогда он сделал первое, что пришло ему в голову — взял Гермиону за плечи и пару раз встряхнул.

Она на секунду заткнулась и встретилась с расфокусированным малфоевским взглядом, потом посмотрела на его руки и, заголосив, что есть мочи, дернулась из его хватки. Тот, в свою очередь, разжал ладони, чтобы заткнуть уши, хоть как-то защитив их от высокой тональности голоса этой ненормальной, и в результате, Грейнджер ласточкой слетела с кровати на холодный жесткий пол.

Наконец, взяв себя в руки, она подскочила на ноги и, снова залепив Малфою пощечину, с торжествующим видом скрылась в ванной.

Тогда еще не до конца проснувшийся Малфой проснулся окончательно и влетел в так некстати незапертую ванную и начал высказывать этой... девушке, все, что о ней думает.

Гермиона же наблюдала, как Малфой краснеет и надрывается, открывая и закрывая рот, но не издает ни единого звука, и тогда ей стало настолько смешно, что она не удержалась и расхохоталась в голос.

Драко, не поняв причину веселья, побагровел от ярости и, оперевшись одной ногой о бортик ванной, привлек к себе девушку, сгибая пополам.

Гермиона, осознав, что ее сейчас ожидает кое-что не слишком приятное, попыталась вырваться, но в итоге только запуталась в юбке собственно сарафана, и они оба рухнули на пол.

Чем бы все это закончилось, если бы в каюту не влетел Забини с перекошенным лицом, не известно, но тогда, застав умильную сцену в ванной, Блейз отбросил к черту все свое спокойствие и, взмахом наложив заглушающие чары, проявил не дюжие тенорские способности, давая этой замечательной паре весьма занятную характеристику, после чего поднял их на ноги и под прицелом палочки, даже не давая привести себя в порядок, повел их завтракать в свою каюту.

После такого подъема, казалось, все нормализуется и больше уже не будет никаких сюрпризов, но на обратном пути, уже без сопровождения Забини, Малфой и Грейнджер столкнулись с Уизли и Браун.

Уже расколдованный Драко в лучших снейповских традициях рявкнул на обоих и потащил Гермиону за собой, но до своей каюты они так и не дошли — Гермиона вспомнила, что оставила у Блейза свою палочку, в результате чего, Малфой, злее черта, влетел в капитанскую каюту, где спокойно попивала чай Луна, облившаяся этим самым чаем, когда дверь неожиданно распахнулась, чуть ли не слетев с петель.

Окончанием такого веселого утра стало три успокоительных зелья, насильно влитых Полумной в Малфоя, и более тесное знакомство с парнем и сопровождающей его девушкой, которых по взмаху палочки переодели в шорты и купальник соответственно и увлекли в зону отдыха под солнышко.

Как ни странно Полумна ничего не спрашивала про недовольного Малфоя, она вообще ничего не спрашивала, без устали рассказывая о Блейзе, этом корабле и о тех красотах, которые они скоро увидят.

Гермиона даже слова вставить не могла, настолько была шокирована такой непривычной словоохотливостью своей подруги, но вскоре пришла в себя и увлеченно слушала удивительно мягкий голос.

Из беседы с Луной Гермиона узнала то, чего не удосужилась узнать сразу же, например, сроки их путешествия. Как оказалось, их волшебный круиз должен был длиться три недели. В общей сложности он был расписан так: десять дней — пять дней туда, пять дней обратно — в плаванье, плюс в сумме четыре дня на различные остановки и в итоге оставалась только лишь неделя на осмотр всех красот и достопримечательностей солнечной Греции.

Для волшебников неделя — вполне достаточный срок для посещения главных памятников архитектуры, однако, Гермиона не хотела летать по Греции галопом, поэтому несказанно удивилась, когда Полумна упомянула, что Малфой — лучший рассказчик, сравнимый только с лучшими экскурсоводами, каких она только знала, на что сам Драко скривился так, будто закусил кактусом.

Также Лавгуд, на вопрос Гермионы, почему она не может аппарировать, удивленно ответила, что за пару дней до отплытия, по лайнеру проводилась экскурсия, где персонал также извещал будущих пассажиров о том, что на него наложены антиаппарационные чары и различные ограничители магии, поэтому самое большее, что можно выжать из себя, колдуя непосредственно на корабле, — это средненький по силе Ступефай.

Гермиона только кивнула, сказав, что была слишком увлечена Малфоем, что оказалось правдой, ведь они, как выяснилось, «познакомились» именно на этой экскурсии, на что сам Хорек самодовольно ухмыльнулся, заработав подзатыльник.

Дальше же их путешествие проходило, слава Мерлину, без эксцессов, а самого Драко, казалось, заменили клоном, потому что, как только приходила очередь остановки, он тут же слетал с трапа, буквально закинув Лиззи себе плечо, и отправлялся в свои любимые, а самое главное — тихие места, где для Малфоев всегда держали столик.

Несмотря на то, что их остановки обычно длились не больше нескольких часов, Гермиона успела осмотреть необычайной красоты виноградники Франции, заскочить ненадолго в Лиссабон, побывать в Барселоне, позагорать в Монако, поесть блинчиков в Перудже и даже поплавать в Тирренском море.

Малфой, и правда, оказался замечательным рассказчиком, а уж гидом по Европе и вовсе отменным, особенно для Гермионы, никогда не выезжавшей никуда за пределы Великобритании.

Воспоминания к ней больше не возвращались, какие бы усилия она не прилагала. От ее потуг пролить свет на всю историю с самого начала только начинала болеть голова, а позже возвращалась и тошнота, в результате чего, Гермиона решила отложить путешествие по уголкам памяти, по крайней мере, до конца круиза. К тому же ей было не до этого.

Она несколько раз попыталась поговорить с Луной, но всегда, как по закону подлости, кто-нибудь оказывался рядом: то Лаванда с Роном, то Малфой, то Забини, а то и все вместе, поэтому серьезный разговор с подругой тоже пришлось отложить.

И сейчас, сидя в небольшом кафе под открытым небом и потягивая зеленый чай, Гермиона все пыталась сообразить, как ей поговорить с Лавгуд наедине, но главное — что ей вообще сказать и как при этом не попастся на глаза Малфою, который ее попросту сживет со свету, а новоявленная чета Уизли, которая идет заключать брак в Министерство сразу же после окончания круиза, ему с радостью поможет.

Главное, чтобы действие зелья не кончилось раньше, чем они причалят к берегам родной Англии, там будет уже все равно.

Гермионе, как ни странно, понравилось носить эту маску, коей являлась Элизабет Ливьен. Она уже отвыкла от того, что в нее никто не тычет пальцем, никто не фотографирует и не докучает постоянными вопросами о личной жизни или перешептываниями за спиной. Сейчас Грейнджер была, как никогда счастлива, наконец, вырваться из этого удушающего водоворота популярности и побыть свободной. Пусть это чувство пробудет с ней не так долго, но зато она хотя бы вспомнит, какого это, не быть лучшей подругой Героя Магического Мира, Кавалером Ордена Мерлина Первой Степени, Самой Умной Ведьмой Столетия и так далее и тому подобное. Сейчас она была собой, простой, обыкновенной девушкой, которую никто не знал, которая никогда не присутствовала при Битве за Хогвартс, которая не бегала по лесам от егерей, которая никогда не встречалась с Волдемортом и Пожирателями Смерти.

Кстати, о Пожирателях. Драко за все время их совместного путешествия, пусть и прошло только лишь две недели, без малого, ни разу не напомнил ей о том, кто он и кто его отец. Воспоминания о Хорьке в школе совершенно произвольно блекли, подпадая под впечатления о новом, другом Малфое. Грейнджер даже не надо было притворяться, что они не знакомы, она, и правда, не знала любимого ученика Снейпа таким. Да, Хорек все еще был эгоцентричным, самовлюбленным, упрямым, надменным Драко Малфоем, с презрением относящимся ко многим, кого он встречал на корабле, но этот человек разительно отличался от того, каким Гермиона его запомнила. Даже воспоминания о том Драко Малфое, который предстал перед Визенгамотом, не имели практически ничего общего с теперешним Хорьком. Это было странно, даже больше, чем просто странно, но удивительно приятно.

— О чем задумалась? — от неожиданно раздавшегося шепота прямо в ухо Гермиона подскочила на стуле, чуть не опрокинув на себя чашку с чаем.

— Малфой, — сквозь зубы прошипела она, на что Драко только рассмеялся, плюхаясь напротив.

— Ну, что, ты готова, наконец, посетить один из самых лучших пляжей? — спросил он, широко улыбаясь с видом а ля «я сама святость, само очарование».

— Да, готова, но если ты еще...

— Еще хоть раз сделаешь нечто подобное, Малфой, — передразнил ее тот, — я тебе врежу. Я тебя услышал еще в первый раз, когда ты вопила на палубе, мне просто интересно надолго у тебя еще терпения хватит? — увидев, как побагровела Гермиона после его слов, он только громче рассмеялся, но вдруг с его лица в один момент слетела вся веселость. Он, резко поднявшись, схватил Грейнджер за руку и, кинув на стол несколько бумажных банкнот, молча поволок ее за собой на пристань, возле которой мерно вздымались на волнах несколько привязанных лодок.

Ничего не понимая, Гермиона оглядывалась вокруг, пытаясь найти источник беспокойства Малфоя, но все, что она видела, это полупустая набережная и различные магазинчики и кафе под открытым небом.

Подойдя к самому краю пристани, Малфой обернулся и, коварно улыбнувшись, мгновенно подхватил Гермиону на руки. Не ожидавшая такого поворота Грейнджер успела только вскрикнуть от неожиданности, а потом, наконец, поняла, что означала эта его дьявольская усмешка.

Под собственный громкий крик «ах, ты, сволочь!» Гермиона рыбкой нырнула в пролив. А когда вынырнула, то обнаружила, как заливающийся громким смехом Малфой держится за живот, сгибаясь пополам.

— Ах, так! — только и успела оскалиться Гермиона, как неожиданно пошла ко дну.

Барахтаясь в воде, словно эпилептик, Грейнджер стремительно отдалялась от поверхности, словно ее что-то утягивало вниз. Сопротивляясь изо всех, она пыталась вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха, но не успевала.

Вода проникала в нос, в рот, Гермиона начала задыхаться, а Малфой мгновенно перестал смеяться, поняв, что что-то не так.

Еще несколько мгновений понаблюдав за трепыхающейся в воде девушкой, очевидно тонущей, Драко совершенно не аристократично выругался и сиганул в воду, чтобы спасти утопающую, которая к этому моменту уже перестала барахтаться и мерно шла ко дну.

Мысленно матерясь на все лады, Малфой за несколько секунд преодолел разделяющее их расстояние и, обхватив не шевелящуюся Гермиону за талию, стал поднимать ее на поверхность.

Высунувшись из воды, Драко попытался привести ее в чувства, но она не откликалась. Начисто забыв о палочке в заднем кармане брюк, он совершенно по магловски похлопывал по щекам девушку, которая все никак не приходила в себя.

Малфой не на шутку испугался и хотел уже плыть к берегу, как тут его драгоценная ноша зашевелилась и, издав победный клич, быстро обхватила голову парня и стала его топить.

— На-ка выкуси, блондинка в походе, — ласково приговаривала Грейнджер, погружая Малфоя под воду.

Тот, вконец офонарев, первое время даже не сопротивлялся, но, придя в себя, резко оттолкнул от себя сумасшедшую диваху и выплыл.

— Ты спятила?

— То же самое могу спросить и у тебя, сладенький, — мерзко подхихикивая, проговорила Гермиона. — Какого черта ты меня в воду кинул?!

— Весьма содержательный ответ! — даже не дав раскрыть Малфою рта, взвилась Гермиона. — Придурок! Нет, послали же небеса тебя на мою... голову, Малфой, голову! И нечего так ухмыляться!

— Да, я и не ухмыляюсь, я мило улыбаюсь, — проворковал Драко и соблазнительно, как ему показалось, улыбнулся.

Ох, как ей не понравился его тон, но было поздно. Набрав побольше воздуха, Малфой нырнул и, резко дернув Грейнджер за лодыжку, потащил вниз.

Девушка затрепыхалась, от неожиданности выпустив весь воздух, а Малфой стал утягивать ее все ниже и ниже. Отпустив, ее ногу, он быстро развернулся и, обхватив ее за талию, привлек к себе и накрыл ее губы своими.

Ошарашенная Гермиона застыла, а Малфой, тем временем, углубил поцелуй. Грейнджер привели в чувства только появившиеся вокруг ее лица пузырьки — Драко делился с ней воздухом. Это открытие было равносильно тому, как если бы ее прямо сейчас приложили Ступефаем, и пришедшая в себя Грейнджер снова впала в шоковое состояние. Она во все глаза уставилась в лицо целующего ее парня, а он, нахально подмигнув ей, аппарировал.

Они очутились на скалистом, залитом светом садящегося солнца, а самое главное, пустынном берегу моря.

Гермиона, чертыхаясь, отплевывалась от воды, одновременно с этим прокручивая в голове всевозможные вариации дальнейшего развития событий, начиная с того, что Малфой понял, что Лиззи — это на самом деле Грейнджер, и решил ее убить там, где ее никто и никогда не найдет, заканчивая тем, что он захотел искупаться нагишом. Все эти мысли пронеслись за долю секунды, однако, более-менее, придя в себя, Гермиона с кряхтеньем поднялась на ноги и хотела было накинуться на Малфоя, но все слова застряли в горле, когда она увидела, где они оказались.

Вид открывался потрясающий, а от высоты, на которой они находились, захватывало дух.

— Красиво, правда? — подал голос Малфой, умиротворенно взирая на открывшуюся панораму.

— Да, красиво, — тихо прошептала Гермиона, после чего резко развернусь и во весь голос заявила: — Ты спятил? Тут же могли оказаться магглы! Ты что, забыл про Статут о Секретности? А если бы нас увидели?!

Малфой даже не отреагировал на это ее заявление, продолжая все также смотреть вдаль на мерно скрывающееся за горизонтом солнце.

— Малфой, ты меня слы...

— Да, слышал я тебя, слышал, — отмахнулся он, как от назойливой мухи, а потом взмахом палочки высушил свою одежду, место вокруг и, трансфигурировав из камня плед, уселся на него, совершенно не обращая внимания на свою спутницу, которая, не понимая резких перемен настроения Драко, все так же стояла и наблюдала за его манипуляциями.

— Знаешь, я никогда раньше не придавал значения закатам, я вообще раньше мало чему придавал значение, — тихо проговорил он, и только потому, что Гермиона аккуратно присела рядом, услышала его. После этих слов, она снова внимательно оглядела Драко. Красивый аристократичный профиль, идеальная осанка, даже в таком расслабленном положении, и отрешенное, абсолютно не свойственное тому Малфою, которого она знала, выражение лица.

— Знаешь, никогда не любил плакаться в жилетку, — немного помолчав, продолжил он. — Я всегда считал себя достаточно сильным и независимым человеком, которому досталась честь принадлежать к великому роду Малфоев. Я презирал тех, кто был слабее меня, кто не разделял моих взглядов или был ниже по происхождению, одним словом, я искренне презирал почти всех, кто меня окружает. Паркинсон, которая таскалась за мной, как побитая собачонка, в надежде когда-нибудь стать леди Малфой, Крэбба с Гойлом — за далеко не блистательные умственные способности, Мальсибера и прочих моих «друзей» — за то, что хотели оказаться в моем окружении, а потому чуть ли не вылизывали мне ботинки. Я презирал их, хоть они и были чистокровными. Пусть мне не ровня, но они были так же, как и я воспитаны и рождены в высшем обществе... что уж говорить про Поттера, — Малфой умехнулся, но в этой усмешке не было ничего от прежнего озорства или веселья. Драко словно мгновенно постарел на десяток лет, вспоминая прошлое, а Гермиона старалась даже не дышать с мазохистским желанием узнать о жизни людей по другую сторону баррикад. Она не знала, но уже начала предполагать, к чему может завести данный разговор и искренне надеялась, что этого не произойдет.

Она знала о судьбе многих Пожирателей и их детей, об их жизни до и после войны, однако она никогда не слышала ничего из того, что сейчас ей решил рассказать Малфой. Это было неожиданно, странно и, если откровенно, жутко, но, судя по всему, именно так и никак иначе должно было быть, ведь, хотя новый Драко был человеком, не похожим ни на кого из тех, кого она знала, он все же оставался Малфоем, с которым она провела шесть лет под крышей Хогвартса. Если бы она встретила его, будучи настоящей Элизабет Ливьен, которая не знала бы ни о его семье, ни об их причастности к войне, она бы ни за что не догадалась, что за веселостью, безрассудством и пристрастию к алкоголю скрывается история таких масштабов.

— Про Поттера? — тихо спросила Гермиона, боясь разрушить создавшийся момент, и боялась не напрасно: Малфой резко к ней развернулся, и увиденное заставило Грейнджер незаметно дотянуться за палочкой и сжать ее похолодевшими пальцами. Малфой был в ярости.

— Да, про Поттера, — резко ответил Драко и еще ближе придвинулся к лицу Грейнджер. — Я стал презирать Поттера, когда он не пожал мне руку в Хогвартсе перед поступлением, предпочтя мне, чистокровному Драко Малфою, общество грязнокровки и предателя крови. Я стал ненавидеть его, когда он каждый раз успевал выхватить у меня перед носом снитч, когда он был выбран для участия в Турнире Трех Волшебников, когда из-за него меня превратил в хорька на глазах у всей школы, когда его дружок опозорил меня, накормив Блевальными батончиками, когда он распорол мне грудь темным заклятием, но сильнее всего я возненавидел его тогда, в начале шестого курса. По-настоящему возненавидел! — Малфой запустил руку в мокрые волосы Гермионы и приблизил ее лицо к своему. — Возненавидел... но не за отца, не за проваленную миссию, в результате чего тот оказался в Азкабане, а за то, что благодаря Поттеру Темный Лорд вернулся... — его голос стал еще более зловещим, и все внутри Гермионы похолодело от ужаса, но она не шевелилась, а продолжала слушать, судорожно сжимая палочку в руках.

— Он вернулся, поселился в моем доме и отдал мне приказ. Я должен был убить Дамблдора, сильнейшего волшебника во всем королевстве на тот момент, и я был горд. Я чуть не лопнул от гордости, когда Темный Лорд поставил Метку на мое предплечье, я был горд, что стал Пожирателем, но в тот момент, когда я узнал, что должен сделать... Я.Будто.Умер, — четко произнеся последние слова, он опрокинул Гермиону на покрывало и навалился сверху, прижав ее к жесткой каменной поверхности.

— Я словно смотрел на все со стороны, и в тот момент, когда я стоял на Астрономической башне, я должен был убить его, должен, но смог только обезоружить, — лицо Драко пылало праведным гневом, а сильное, поджарое тело, имевшее немалый вес, заставляло Гермиону глотать воздух и бороться с невесть откуда взявшимся возбуждением.

Сердце билось так, будто было готово выскочить наружу, кровь шумела в ушах, а низ живота предательски сводило, однако Малфою было плевать на неудобства девушки, на которой он лежал. Он вглядывался в ее лицо и продолжал выплескивать то, что копилось много лет, и его не волновали последствия, только не сейчас.

— Знаешь, тот год без Поттера в Хогвартсе был адом не только для Гриффиндорцев, а для всех, — голос Драко врывался в сознание, заставляя Гермиону, словно от холода, трястись от осознания того, что может в действительности сделать с ней бывший Пожиратель. — Думаешь, нам было в радость отрабатывать Непростительные на провинившися? Думаешь, это большое удовольствие, применять Круциатус, зная, что если ты этого не сделаешь, окажешься на месте провинившегося?

Палочка, все также судорожно сжимаемая в руках, нагрелась, Гермиона уже была готова произнести слова заклятия, но они так и не сорвались с ее губ.

— Драко, ты меня пугаешь, — голос подвел ее, и вместо громкого крика, из ее горла вырвался шепот.

— Я знаю, — усмехнулся Малфой и приподнялся на руках, до конца, однако, не отстраняясь. — Но иначе ты сбежишь от меня, и я не смогу больше приблизиться к тебе, пока ты сама этого не захочешь, а для тебя — это роскошь, которую я не могу позволить. Ты хотела знать, почему я стал таким? — продолжал он с грустной улыбкой, отражавшейся только на губах, в глазах же вновь появилось то самое, уже знакомое со школьных лет презрение. А еще был гнев.

— Когда Поттер победил, все были так рады... Все, кто сражался на его стороне, а вот мы оказались в опале. Да, благодаря Трио большинство выбралось из большой кучи дерьма, вот только никто из вас не обратил внимания на то, во что мы превратились, пока доблестные гриффиндорцы нас спасали. Мы перестали быть людьми, стали просто безэмоциональными оболочками, которые существовали по заданному режиму. Так жила почти вся моя семья, так жил я... Но потом, я увидел Блейза. Он пришел ко мне и сделал все, что мог, чтобы я изменился, и я изменился, Элизабет, — широко улыбнулся Малфой, — я стал тем, кого теперь сам с трудом узнаю в зеркале. Но знаешь, мне плевать на мнение общества. Мне впервые плевать на все, что обо мне скажут, потому что я — Малфой, и любая моя странность, будь то жизнь в затворничестве или на всю катушку — просто моя очаровательная особенность. Ведь я — Малфой, а Малфои никогда не сидят в дерьме. И я сумел выбраться. Теперь я такой. Веселый, беззаботный, любящий бывать на вечеринках, вот только я все еще Малфой, и слишком многие об этом забыли. Я не дурак, был им когда-то, Лиззи, но не теперь, — шелковым голосом продолжал он. — А еще я никогда не любил фальшь и ложь. Я любил и люблю, когда мне льстят, но терпеть не могу, когда меня держат за идиота.

Сердце Гермионы ухнуло в пятки, ей стало так холодно, словно рядом пролетел дементор.

— Малфой...

Серые глаза Драко внимательно вглядывались в ее голубые, словно ища что-то и не находя. Он прижал ее руки к покрывалу так, что она не могла пошевелиться, но, одновременно с этим, могла освободиться в любой момент.

— Ты очень ее напоминаешь, не похожа, но так напоминаешь... — скользя внимательным взглядом по лицу Гермионы, произнес Драко. — Так пытаешься выглядеть безмозглой, озабоченной поисками дружка-спонсора, как Браун, пытаясь соответствовать своей внешности и общепринятому мнению, но также сильно пытаешься сохранить индивидуальность, ведь стереотипы — это не для тебя... даже под личиной такого длительного Оборотного ты все такая же, верно, Грейнджер?

Гермиона широко распахнутыми глазами уставилась на Малфоя, грозно нависавшего над ней. Несмотря на всю пикантность ситуации и довольно-таки близкое расположение тел, ей было уже не до интима, потому что Драко сделал, казалось, невозможное — он понял, кто скрывается под маской Элизабет. Понял и не убил. Пока. Это ведь хороший знак, да?

Вопросы «как?» и «почему?» с бешеной скоростью пронеслись в голове, но Гермиона не издала ни звука. Все, что она смогла, это нечленораздельно пискнуть, стушевавшись под ледяным взглядом серых глаз Драко Малфоя.

Сам же Малфой будто бы выпал из реальности, просто выискивая на ее лице знакомые черты, и хмурился, не находя их. Он был сосредоточен, зол и опасен, но Гермиона не могла пошевелиться, все тело будто бы налилось свинцом, а язык присох к небу. Ей было трудно даже открыть рот, не то, что разразиться оправдательной или оскорбительной речью, а Малфой продолжал наблюдать за ней, словно за экзотическим животным в зоопарке.

Не находя в себе сил отвернуться, Гермиона начала также пристально рассматривать Драко и, к ее удивлению, на лице восковой маской застыла не ярость, которую она ожидала увидеть и видела на самом деле чуть ранее, а... разочарование? Неужели Малфоя разочаровало его открытие?

«Ну, разумеется, — снова подало голос внутреннее «я», — Хорек ведь всегда мечтал переспать с грудастой-Грейнджер. Это ведь такая честь! К тому же в оригинале не фонтан, а с навернувшей колбочку с Оборотным зельем — в самый раз. Ну, а отправиться с ней в круиз и разоблачить, обеспечив тем самым радость себе и причинив счастье ей, — так это вообще верх его стремлений».

Гермиона про себя хмыкнула, но взгляда от Малфоя не отвела.

— Я только не могу понять, — наконец, прервал он затянувшуюся паузу, — зачем, Грейнджер? Какого Мордреда тебе это понадобилось? — голос ровный, спокойный, лишенный эмоций, переполняющих взгляд. — Неужто, тебе со своим Уизелом так скучно стало? Или ты, таким образом, ему за измены отомстить захотела? Тогда почему выбрала меня? Неужели тебя настолько сильно задела его интрижка? Или, — он склонился к ее уху, — ты всегда мечтала стонать именно подо мной?

Гермиона задохнулась от возмущения. Злость волнами начала распространяться по телу, даря, наконец, свободу движениям и придавая сил.

— Да как ты смеешь?!

— Как я смею? — повысил голос Малфой и крепче сжал ее руки. — Ты пытаешься водить меня за нос больше двух недель! Притворяешься той, кем не являешься, прыгаешь ко мне в кровать, потом еще и пощечинами за это награждаешь, ведь в результате я еще и виноват! Да неужели? — с нескрываемой иронией продолжал он. — Ну и как тебе? Понравилось? Ну, конечно же, — не позволяя ей и рта раскрыть, продолжал он, — понравилось. Как может не понравиться подобная шутка над опостылевшим Хорьком! — Малфой усмехнулся. — Знаешь, Грейнджер, я ожидал бы этого от Уизела, от Паркинсон, нынешней миссис Поттер, в конце концов, но только не от тебя. Возможно, я, правда, был слишком хорошего мнения о поганой гриффиндорской грязнокровке, которая просто решила поразвлечься, чтобы позлить своего драгоценного Уизлика. Ну, что? Надеюсь, стоило оно того!

Буквально выплюнув эти слова, Малфой скатился с Гермионы и, резко поднявшись, аппарировал в неизвестном направлении, оставляя девушку одну в незнакомом месте, наедине со своими мыслями, но что страшнее — чувствами.

Вместо облегчения или радости, что отделалась просто оскорблениями, а не получила какое-нибудь зловредное проклятие, Гермиона почувствовала себя... опустошенной? Резкие, обидные слова Малфоя ввели ее в состояние ступора и только после того, как он аппарировал, все эмоции словно растворились одна в другой.

Она и помыслить не могла, что простое желание отдохнуть от назойливого внимания со стороны и попытка наладить отношения с давним уже не врагом, но и не другом, может обернуться именно так. Она не преследовала целей, которые описал Малфой, нет, ни в коем случае, ей просто захотелось... свободы?

После победы на Волдемортом прошло много времени, но только в этом круизе, спустя столько лет, Гермиона, наконец, поняла, чего она хочет. Чего она хотела бы, будь у нее такая возможность. Долго отказывая себе во многом, она просто захотела почувствовать, хоть ненадолго, какого это — просто жить.

Теперь же, после слов Драко, она словно ощутила себя ничтожным растением, из которого день за днем утекает жизненная сила и способность радовать чужой глаз. Ей захотелось просто раствориться, ни о чем не думать и ничего не чувствовать, на нее словно накатила апатия.

Гермиона лежала в той же позе, в которой оставил ее Малфой, абсолютно не следя ни за временем, ни за происходящим вокруг. Ей стало безразлично все, накатившая волной усталость вдруг накрыла ее своими теплыми объятиями, помогая забыться и, тем самым, защититься ото всех тревог.

Прошло довольно много времени, когда Гермиона начала понимать, что произошло на этом самом скалистом берегу моря, однако страха больше не осталось, будто бы смыло его одной из волн и унесло так далеко, где ей это чувство больше не встретится. Она не боялась Малфоя. Больше не боялась разоблачения, к чему? Зачем бояться того, что уже и так произошло? В одно мгновение пришло осознание того, что вся ее жизнь пошла под откос. С того самого момента, когда она решила помириться с Роном после первой ссоры, когда решила обеспечить себе незабываемый отпуск, а может, все это случилось гораздо раньше?

Когда ее жизнь перестала быть такой, о какой она мечтала? Почему то хрупкое счастье, которое окутывало ее в удобном для нее мирке, в одночасье перестало существовать? Может, это, действительно, ее ошибка? Что ж... может быть, но сейчас уже ничего не поделаешь. Она сама, собственными руками, разрушила все то, о чем мечтала. А может, и разрушать-то было нечего?

Монолог Малфоя, обращенный к ней, вспышками проявлялся в мыслях. Отдельные слова резали сознание, сотней кинжалов впиваясь и не отпуская. Смысл его слов, его голос, интонации, с которыми он произносил каждое слово на этом берегу, стали приобретать новый смысл.

Гермиона с удивлением почувствовала влагу на висках. Она даже не заметила, как одна за другой слезы начали выбегать из глаз, теряясь в густых белесых волосах. С тяжким вдохом, она села и попыталась осмотреться вокруг, однако это оказалось непосильной задачей — глаза застилала пелена, а по щекам, резко сменив направление, стали скатываться соленые дорожки.

Рыдать в голос не хотелось, слезы продолжали бежать по щекам, а Гермиона просто вытирала их ладонями, пытаясь остановить. Но все ощущения вдруг вернулись. Все воспоминания о произошедших событиях во время круиза: и как Рон с Лавандой объявили о своей скорой свадьбе, и как она посмотрела на себя в зеркало и даже не узнала, и как она сама оказалась, по собственной глупости, вовлечена во все это цирковое представление.

Слезы горечи вскоре закончились, на смену пробилась сначала усмешка, а потом над песчаным пляжем разнесся громкий истерический смех. Гермиона смеялась, утирая мокрые щеки, и не могла остановиться: все события, наконец, преобразились в одну цельную картинку, от нелепости которой хотелось и смеяться, и рыдать. Но самое забавное заключалось в том, что слезы, которых не было даже тогда, когда Гермиона узнала о том, что Рон ей изменяет, о том, что предал все ее мечты, о том, что женится на другой, появились на глазах только после слов Малфоя о предательстве с ее стороны. Но какое предательство, Мерлин и Моргана его подери? Он же слизеринец! Пусть школьные годы позади, но принадлежность к факультету — это образ жизни, это сама суть каждого волшебника Англии и со вступлением во взрослый мир это никуда не уходит. Именно поэтому Малфой на минуту предстал в ее глазах еще большим гадом, чем был на самом деле, но эта минута прошла, и гриффиндорское чувство вины вернулось.

Грейнджер понимала всю правоту его слов. Слов Драко-Волдеморта-ему-в-трусы-Малфоя! Признаться самой себе в том, что слизеринкий Хорек оказался прав, было нетрудно, гораздо труднее оказалось принять.

Каким-то непостижимым образом он разглядел ее под личиной Оборотного зелья, он узнал ее, несмотря на все старания. Как? Каким образом? Может, она старалась недостаточно? Но, пожалуй, самый главный сейчас вопрос — кто еще знает об этом?

Истерика Гермионы не проходила. Даже мысли, от которых внутри все холодело, не помогали перекрыть поток смеха и слез, будто только сейчас решивших вырваться наружу, пока никто не видит. Голова уже кружилась от рыданий, дышать было сложно, но униматься Гермиона и не думала, словно решила одним махом дать волю всем своим чувствам, казалось, похороненным уже давным-давно под толстым слоем лжи и каждодневной привычки оправдывать все свои поступки благими намерениями.

Гермиона нашарила рукой покрывало и с чувством в него высморкалась.

— Я знал, что у тебя проблемы с манерами, но чтобы настолько, — раздался откуда-то сбоку знакомый голос, растягивающий слова.

— Чего тебе, М-м-малфой? — всхлипывая, произнесла Гермиона, стараясь вложить в слова и интонации как можно больше раздражения, но получилось настолько жалко, что захотелось разрыдаться пуще прежнего.

— Да вот, пришел посмотреть на тебя, Г-г-г-грейнджер, — передразнил он. — Увидеть, так сказать, победителя, — усмехнулся Драко, но ближе подходить не стал. — Ты даже не представляешь, как приятно лицезреть тебя у своих ног...

— Да неужели! — Гермиона резко вскочила на ноги и обернулась. На красном лице миловидной блондинки читалась ярость. — Ты — засранец! — Малфой даже не успел понять, когда Грейнджер преодолела разделяющее их расстояние и вцепилась в его рубашку, встряхивая за грудки. — Ты грязная, мерзкая, отвратительная, белобрысая скотина! — улыбку Малфоя захотелось стереть с лица кулаком, но вместо этого удар ладони обрушился на его плечо. — Ты испоганил мне отпуск! Ты мне жизнь испортил! В Хогвартсе, после и даже сейчас! Это из-за тебя у меня все не так, из-за тебя, противный слизеринский Хорек! — каждое предложение сопровождалось ударами по груди и плечам Малфоя. — Ты мерзкий, упыристый козел, который... — Драко надоело слушать возлияния Грейнджер, и он сделал самое простое, что только мог. Сжав брыкающуюся и напирающую на него своей грудью блондинку в стальных объятиях, которые грозились сломать девушке ребра, он поцеловал ее.

Гермиона снова в шоке замерла, как и тогда, когда он делился с ней воздухом под водой. Малфой, не углубляя поцелуя, продолжал прижиматься к ее губам, а потом также резко отстранился.

— Заткнись, — беззлобно произнес он.

— Да ты..! — Гермиона задохнулась от возмущения. — Сволочь! — и в следующую минуту уже прижалась к плечу Малфоя и разрыдалась, горько и надрывно. Со стороны могло создаться впечатление, что у нее кто-то умер и вот-вот состоятся похороны, но Малфой даже не думал ее жалеть. Единственное, что он сделал, так это разжал руки и опустил их вдоль туловища, позволяя Грейнджер приникнуть еще теснее, буквально вжаться в него, словно в поисках то ли защиты, то ли утешения, а может, всего сразу.

Он с тяжким вздохом возвел взгляд к небу и закатил глаза, а Грейнджер продолжала с остервенением размазывать сопли и слюни по его рубашке. От всего идиотизма ситуации парня пробил смешок. А потом еще один и еще один, а вскоре они с Грейнджер уже составляли весьма комичный дуэт — они стояли рядом, словно олицетворение противоположностей, одна из которых рыдала на плече у хохочущего партнера.

Гермиона продолжала самозабвенно заливаться слезами, а Драко хохотать, из чего наблюдающие за парочкой сделали вывод, что, по крайней мере, пока, убивать никто никого не собирается, а значит, они могут спокойно удалиться восвояси, но, переглянувшись, они все же решили задержаться еще ненадолго.

Блейз стоял на берегу моря, наблюдая, как волны одна за другой набегают на берег и также отступают, тихо шурша. Изредка он кидал взгляды на сходящую с ума от переизбытка эмоций парочку, а потом снова отворачивался к представшему пейзажу.

Блейз не любил закаты, как и многие, пережившие Битву за Хогвартс. Он перестал считать красоту заходящего солнца такой манящей. Теперь для него закат ассоциировался только с наступлением ночи, а сама ночь стала всего лишь тем временем суток, когда его кошмары оживали. Каждый раз, стоило только закрыть глаза, он видел все: разрушенные башни замка, стадион в огне, тела погибших в большом зале, вспышки заклятий, сталкивающихся друг с другом, и перекошенные злобой лица Пожирателей, застававших предателей-слизеринцев, не успевших покинуть когда-то надежные и безопасные стены замка.

Борясь с кошмарами и принимая Зелье сна без сновидений, Блейз в скором времени вообще перестал спать по ночам, предпочитая отсыпаться днем, когда светит солнце, отгоняя ужас воспоминаний, а ночью старался забываться в умелых объятиях своих многочисленных пассий, порой весьма высокооплачиваемых.

Он прожил бы еще долго в таком режиме, не обращая внимания на свои бесконечные траты и реакцию матери, которая, поначалу пыталась бороться с его пристрастиями, но, поняв, что им движет, предпочла в дальнейшем не вмешиваться, со стороны наблюдая и опекая любимого сына. Кто бы тогда знал, что один единственный поход в Министерство мимо Отдела Тайн способен все изменить?

Блейз усмехнулся, вспоминая, как столкнулся с Полумной в одном из коридоров, когда она направлялась в Атриум.

— Тебе тоже кажется, что это весьма интересная ситуация? — спросила Луна, обняв Блейза со спины и прижавшись головой к его плечу.

— Думаешь, они не поубивают друг друга, если мы уйдем? — усмехнулся Забини, понимая, что, а вернее — кого, имеет в виду возлюбленная.

— Надеюсь, нет, — мягко ответила она и запечатлела легкий поцелуй на шее своего жениха, — хотя у меня нет в этом полной уверенности.

Услышав ответ девушки, Блейз в удивлении обернулся и посмотрел в ее глаза, и, увидев привычно мечтательное выражение лица, тихо засмеялся, словно стоящая на том конце пляжа пара была в состоянии обратить на него свое внимание.

Да, в этом была вся она — Полумна заставляла его смеяться. Даже тогда, когда, казалось бы, нет в ситуации ничего смешного или светлого, она всегда находила положительные стороны, каждый раз все сильнее и сильнее его удивляя, а уж ее реакция на некоторые события и вовсе выбивала у него почву из-под ног, заставляя задуматься не над слабоумием девушки, как многие полагали, а наоборот, над особенным, свойственным только ей взглядом на мир. Эти взгляды порой так сильно расходились с его собственными, что он сам удивлялся — а как они вообще сумели находиться рядом дольше необходимого времени, но буквально тут же вспоминал, что именно слова Полумны, начиная с той самой встречи, помогали ему смотреть на проблему с различных сторон. И пусть, будучи слизеринцем, Блейз привык не реагировать однобоко на какую-либо ситуацию, пытаясь просчитать дальнейшее развитие событий, Полумна снова и снова открывала ему глаза на то, чего он сам ни за что бы не разглядел, и за одно только это он бесконечно сильно любил эту девушку.

— Может, все-таки стоит сообщить Джонсон, что у нее проблемы с памятью... как ты вообще поняла, что это Грейнджер? — покачал головой Блейз.

— Уизли, — тихо поправила его Луна.

— Что?

— Анжелина Уизли, она жена Джорджа, — пояснила Лавгуд. — А поняла, что Гермиона... не знаю, — пожала плечами девушка, — просто было такое ощущение. К тому же я помню, как оставляла в Отделе свой вариант Оборотного. Его просто нужно было протестировать.

— Вот и протестировали, — усмехнулся Блейз. — И как эффект?

— Ты знаешь, мне нравится, — серьезно ответила Луна. — Хотя стоило бы разобрать ошибки в формуле, может, слюна гнома не так уж и необходима для поддержания длительно эффекта?

— Не знаю, — пожал плечами Блейз, еще крепче прижимая к себе невесту, — может быть. Из нас же двоих училась в Райвенкло ты, — он поцеловал ее в макушку. — Думаешь, все будет в порядке? — он снова перевел взгляд на парочку.

— Уверена, — кивнула она, даже не посмотрев в их сторону, и еще крепче сжала в объятиях жениха, прикрывая глаза.

— Интересно, что будет, если обо всем узнает Уизли? — усмехнулся Забини, уже рисуя себе красочные картины, в которых фигурирует разъяренный Рон и Драко с палочкой наперевес, а Грейнджер замахивается на Браун, но следующая фраза Луны заставила его резко вернуться в реальность.

— Думаю, нам следует ему в этом помочь, — задумчиво проговорила она, на что Блейз удивленно поднял брови. — Что? — также удивилась Луна, посмотрев на него. — Ты, правда, думаешь, что нам и дальше следует держаться в стороне?

— Ну, лично я, предпочел бы, чтобы мы придержались именно этого сценария, — медленно проговорил он, с подозрением глядя на девушку.

— Это было бы лучше, — не стала отрицать она, — но Гермиона — моя подруга, а друзья не бросают друзей в беде.

— Ты уверена, что это беда? — скептично изогнул бровь ее собеседник, кивнув на все еще истерящих Драко и Гермиону.

— Не это, — мягко покачала головой Луна и снова прижалась к груди Блейза. — Рон поступил подло. Он и Лаванда.

— И ты предлагаешь проучить Уизли? — все также удивленно смотрел на нее Забини.

— Я предлагаю тебе, — Луна резко подняла голову и посмотрела в глаза парня абсолютно осмысленным взглядом, — проявить все свои прекрасные слизеринские качества, с помощью которых мы заставим Рона понять, каково это — находиться на вторых, вернее третьих, ролях.

— С каких пор ты проявляешь склонности к гриффиндорскому авантюризму?

— С тех пор как встречаюсь со слизеринцем, — улыбнулась Луна. — Я просто не люблю, когда обижают моих друзей, — выдохнув, она отвела взгляд от Блейза и посмотрела на начинающих приходить в себя Малфоя и Грейнджер. — К тому же, с каких это пор, Блейз Забини, ты выступаешь против интриг?

— Я дал тебе слово тогда, помнишь? — Блейз поцеловал ее в макушку.

— Как же не помнить, — хмыкнула Луна. — Ты тогда наш с папой дом чуть по кирпичику не разнес выбросом стихийной магии.

Блейз только усмехнулся в ответ.

— Раз ты так хочешь, я согласен проучить Уизли, — склонившись прямо к ее ушку, прошептал он. — Но пообещай, что мы вмешиваемся в личную жизнь Драко в последний раз.

— Ты мне это обещал еще четыре раза тому назад, — хитро улыбнулась Лавгуд. — К тому же, для начала, надо просто понаблюдать.

— Ну, тогда понаблюдаем, — согласно кивнул он. — А насчет вмешательства... Я не виноват, что Драко постоянно нужна помощь, хотя он сам по доброй воле этого и не признает. Между прочим, я всегда готов прийти ему на помощь, а это...

— Периодически его спаивая?

— Я только советую и протягиваю стакан, — примирительно поднял руки Блейз. — Огневиски Малфой подливает себе сам.

Луна и Блейз тихонько засмеялись, словно боясь быть обнаруженными, но до них ни Мафлою, ни Грейнджер не было никакого дела. Снова окинув взглядом стоящих друг напротив друга Драко и Гермиону, будущая чета Забини аппарировала обратно к кораблю.

— Итак, Грейнджер, — усевшись прямиком на песок, а перед этим брезгливо взглянув на раннее использованное покрывало в целях, для него не предназначенных, проговорил Малфой, — когда ты теперь успокоилась и прекратила размазывать по мне свои сопли, — он использовал невербальное очищающее заклятье, передернув плечом, — будь любезна пояснить, какого хрена с тобой произошло!

— А больше ничего не сделать? — огрызнулась Гермиона, вытирая многострадальным покрывалом мокрое лицо. — И вопфе какое тфое дело? — зарывшись лицом в ткань, она снова громко высморкалась.

Малфоя закатил глаза.

— Грейнджер, это омерзительно, — проинформировал он.

— Не нравится — не смотри, — отмахнулась она и взмахом палочки избавилась от испорченного куска ткани.

— Не нравится — не смотри, — снова передразнил Малфой. — Я тут рядом сижу, если ты не заметила, и все слышу.

— Ну, так уши закрой, — аккуратно села она рядом с Малфоем так, чтобы между ними оставалось достаточное расстояние для того, чтобы в случае непредвиденного можно было либо использовать палочку, либо аппарировать.

— Так, каким образом, Грейнджер?

— Что? — невинно похлопав глазами, она посмотрела на Малфоя, который на ее маневры даже не думал злиться.

— Приемчик из дешевенькой бульварной книжонки, который громко называют романом, а на самом деле подобным захватывающим чтивом даже подтираться страшно, — протянул он. — Ты стала Элизабет Ливьен, как? — Драко снова вернул себе серьезный внешний вид.

— Как ты догадался, что это я? — не собираясь отвечать на его вопрос, пошла в наступление Грейнджер.

— А как ты додумалась подкатить ко мне? Неужели не подумала, что у человека, жившего с тобой под одной крышей семь лет, не хватит мозгов тебя раскусить? — усмешка в ответ.

— Малфой, ты... — в очередной раз повысила голос Гермиона, понимая, что начинает закипать.

— Я с самого рождения Малфой, и горжусь этим, — вздернув нос, продекламировал он. — Так и будешь на меня пялиться? Я понимаю, что не отразим...

— Иди к черту! — в сердцах отмахнулась Гермиона и резко поднялась на ноги.

— Дорогая, я только что оттуда и возвращаться не собираюсь, — пропел Малфой, снова выуживая палочку из кармана и резким движением рассекая воздух, направил в нее красный луч заклятия.

— Какого лысого дементора ты творишь? — прошипела Грейнджер еле-еле успев отскочить в сторону.

— Что именно, крошка? Может, английскую розу? — ухмыльнулся Драко, с особенными интонациями выделяя последнюю фразу.

Только-только успокоившаяся Гермиона снова начала закипать: над ней уже давно так не измывались, видимо, иммунитет на нападки Малфоя после школьных лет изрядно ослаб. Она не понимала, почему не придушила его еще на пляже, когда он всей тушей навалился на нее, почему позволила таскать себя, как багаж, по всей Греции, но больше всего ее интересовало, почему в первый же день круиза, обнаружив Малфоя в одной комнате с собой, она не трансфигурировала этого мерзкого аристократишку с комплексом властелина мира в предмет интерьера до конца поездки?

— Малфой, ты можешь просто ответить на вопрос? — прикрикнула Гермиона, в перерывах между прыжками в сторону от летящих в нее разноцветных лучей. Она прекрасно понимала, что еще чуть-чуть, и Хорек доиграется — долго сдерживаемый гнев уже поднимался с глубин сознания и начал срастаться с потоками магии, которые опутывали своими нитями все ее существо.

— Разумеется, могу, — кивнул ухмыляющийся Малфой, посылая очередное заклятие, — но, чтобы было просто, меня нужно вежливо попросить. Хотя, постой-ка, о чем это я? Какие манеры? Ты же грязнокровка. Решившая, к тому же, поиграть в спонсора и содержанку. Не думал, Грейнджер, что тебя так легко снять, хотя, если бы знал, то прибег бы к твоим услугам еще в Хог...

Договорить Гермиона ему не дала — запустила в него Ступефаем. Быстрая реакция спасла Малфоя, но дальше — больше. Каждое заклятие, срывавшееся с палочки Гермионы, было подчинено одной единственной цели: сделать так, чтобы Драко Малфой никогда больше не смел открыть свой рот в ее присутствии.

Заклятия схлестывались вспышками, громкий треск не заглушал даже шум волн, разбивающихся о рифы. Обычно Гермиона всегда думала, анализировала, помнила, по крайней мере, о Статуте, но сейчас Малфой действовал на нее, словно красная тряпка на быка, и она просто решила отдаться эмоциям. Раз он так хочет — пускай получает!

Она выплескивала на Малфоя все, начиная со своего негодования по поводу интрижки Рональда, заканчивая своим преображением в прототип маггловской куклы Барби.

Гермиона остановилась только тогда, когда сил произносить заклятия вслух уже не осталось, а желание появилось только одно: упасть и больше не вставать.

Сердце гулко стучало, кровь шумела в висках, все тело налилось тяжестью, а весь этот день, начинавшийся так хорошо и беззаботно, начал напоминать один сплошной кошмар, избавиться от которого не представлялось возможным.

— Ну, что, полегчало? — раздался действующий на нервы голос совсем рядом, и Гермиона резко повернулась.

— Чего тебе, Малфой? — слабо огрызнулась она, больше не прибегая к попыткам напасть на своего бывшего однокурсника. Перед глазами все еще стоял образ того, как ловко Малфой отражал ее атаки и прессовал ее в ответ. Почему в школе такого не было?

— Неужели даже спасибо не скажешь, — Хорек, казалось, сейчас лопнет от негодования.

— Спасибо? — сказать, что Гермиону шокировала его претензия, означает ничего не сказать.

— Ну да, — кивнул он с таким видом, будто объяснял прописные истины душевно-больному, — Грейнджер, спасибо, да, представь себе, есть такое слово! Оно выражает благодарность. Бла-го-дар-ность, — по слогам и с расстановкой произнес он. — За помощь в снятии стресса, за спасение жизни, вымещение гнева, поливание соплями, убийство кота, сохранение органов, покупку цветов, пылеходов, телесронов...

— Пылесосов и телефонов, — автоматически поправила Гермиона, хмурясь.

— Наплевать, — елейным голоском пропел он, — в общем, как благодарить будешь?

— Малфой, ты совсем офанарел? — поняв, куда он клонит, снова вспыхнула Гермиона. — Ты что несешь? Ты на солнце перегрелся или я тебя все-таки заклятием каким задела? У тебя вообще с головой не бо-бо, а то, может, к целителю обратиться? Жаль, конечно, что Мунго так далеко, но не волнуйся, могу отправить тебя на проверку к психотерапевту порталом. Какого Мерлина ты вообще ко мне привязался?

— Грейнджер-Грейджер, — сокрушенно покачал головой Малфой и улыбнулся уголками губ. — Ты все-таки отупела в обществе неотесанных мужланов, вроде Уизела. Мне даже жаль тебя, а ведь у тебя были такие перспективы...

— Малфой, прекращай ломать комедию или я тебе сейчас что-нибудь да сломаю! Мерлин, — Гермиона запрокинула голову и, вскинув руки, обратилась к небесам, — ну за что мне это? Ну почему из всех людей на планете именно мне досталось счастье находится рядом с Хорьком? Ну за что?

— Мерлин здесь, Грейнджер, — тихо подступив к Гермионе, из-за ее плеча замогильным голосом произнес Драко, — в наказание тебе вынесен Малфой...

— О, ты достал! — простонала Гермиона и закрыла лицо ладонями.

— Грейнджер, не стони так, а то вдруг подумают, что я тут тебя... — Малфой критично оглядел выпрямившуюся девушку напротив, — мда... ну, убить это будет громко сказано, а вот сделать коврик в комнате для общественных нужд...

— Малфой!

— Грейнджер, я, конечно, люблю себя, но иногда, вот как сейчас, мне начинает надоедать, что мою фамилию произносят каждую минуту.

— Чего тебе надо? — нахмурилась Гермиона, отведя руки от лица.

— Надо же! Вот это я понимаю, волшебство, — в притворном счастье всплеснул руками Драко. — У Грейнджер все-таки осталась капля мозгов!

— Малфой...

— Для начала, — резко прервал ее слизеринец, и Гермиона в который раз удивилась разительной перемене, произошедшей с ним. Вместо смешливого простачка напротив снова стоял тот самый Драко Малфой, которого она знала с первого курса, а холод и презрение в серых глазах только сильнее подчеркивали жесткость аристократических черт лица. — Я хочу знать, каким образом, Грейнджер, ты оказалась вместе со мной на корабле, и только посмей сказать нечто вроде: «я понятия не имею» или «ты же сам меня пригласил».

Гермиона внутренне боролась с желанием снова врезать Малфою и стушеваться под его ледяным взглядом. Ответа на его вопрос у нее было, да и отвечать, в принципе, не хотелось, причем не столько от осознания собственной никчемности, сколько из простого истинно-гриффиндорского упрямства.

— Мне бы тоже хотелось это знать, Малфой, хотя, — Гермиона посмотрела на него, как ей показалось, уничижающим взглядом, — если подумать, то ты и вправду сам меня пригласил, но здесь, я уверена, сработало обыкновенное физическое влечение, хотя от одной мысли о том, что мы с тобой спали, меня мучают сомнения касательно твоего душевного здоровья, — и гордо вскинув подбородок, она развернулась и пошла вдоль берега, оставляя парня наедине, однако в следующий момент от летящего в нее обездвиживающего заклятия ее спас только вовремя выставленный щит.

— Я, кажется, не разрешал тебе уходить, — Малфой спокойным шагом приблизился к ней. — И я все еще не услышал ответа на свой вопрос, Грейнджер.

Казалось бы ситуация серьезнее некуда, но фокусы психики — вещь потрясающая, и вместо того, чтобы продолжать с угрюмым видом взирать на подошедшего злого Малфоя, Гермиона снова разразилась громким смехом, заглушаемым бушующим ветром и шелестом волн.

Она думала, что вот сейчас успокоится, но стоило ей только взглянуть на Драко, как ее скручивал приступ хохота, гораздо сильнее предыдущего.

— Малфой, ты не поверишь, но ты действительно услышал ответ на свой вопрос, — все еще посмеиваясь со слезами на глазах произнесла Гермиона.

— Не понял, — вопросительно приподнял бровь Малфой, призывая ее продолжать.

И Грейнджер, потихоньку успокоившаяся, с тяжким вздохом плюхнулась на песок. Немного посидев и поняв, что садиться рядом он не собирается, она дернула Малфоя за штанину.

Рассказать ему все — возможно, не самая лучшая идея, но раз уж Хорек догадался, кто она такая, так, может, заодно поможет ей стать самой собой или хотя бы вернуть память. Единственное, что ее интересовало, так это стоит ли заключать сделку с дьяволом, а то, что именно таковой и обернется ее затея, она была уверена, вот только другого выхода в сложившейся ситуации она уже не видела. В конце концов, Малфой — не самый худший вариант, потому что разговор с Луной уже не прельщал так же, как раньше. И потому единственным человеком, способным ей помочь, кроме Анжелины, к которой Гермиона отправится только в крайнем случае, оказался никто иной, как Драко Малфой.

* * *

Когда Гермиона закончила свое повествование, опустив моменты, вроде отношений Рона с Лавандой за ее спиной, она внимательно посмотрела на Малфоя, который старательно маскировал смех под кашель, но, в конечном итоге, решив дальше не мучиться, расхохотался в голос, как недавно сама Гермиона.

— Ой, не могу, Грейнджер, — сквозь смех сипел потомок благородного древнего рода, согнувшись пополам, — Трио, мать вашу! — смех Малфоя с каждой фразой становился все громче. Гермиона уже была готова дать ему смачную оплеуху, когда Драко все же соизволил перестать ржать, как сивый мерин.

— А вы с Поттером стоите друг друга, — со смешком протянул он. — Вам следует написать пособие: «Как вляпаться в ситуацию тупее не придумаешь. Для чайников», — еще раз усмехнувшись, он с интересом посмотрел на блондинку, сидевшую рядом. — Ну, и что дальше ты собираешься делать?

— Не знаю, — честно признала Гермиона, теребя палочку в руках. — Думала, для начала поговорить с Луной, она вроде бы знает о подобных экспериментах.

— Ну, Лавгуд, конечно, умная, с этим не поспоришь, и тоже работает в Отделе, — нахмурился Малфой, — но у тебя был вариант гораздо проще.

— И какой же? — с иронией посмотрела на него Гермиона.

— Спросить про это зелье саму Анжелину или Джорджа Уизли, — пожал он плечами.

Гермиона во все глаза уставилась на парня, не веря собственным ушам.

— Я...

— Ну, разумеется, не пыталась, — самодовольно хмыкнул Малфой, и вдруг с невероятно озабоченным лицом стал ощупывать ее лоб и щеки.

— Малфой, ты что делаешь? — отпихнула Гермиона его руки от своего лица.

— Проверяю, как скверно тебе сейчас должно быть, — ухмыльнулся он, кладя руки на свои колени. — Да, Грейнджер, непросто в мире без мозгов живется. Слушай, тебе не приходило в голову изолировать Уизела от общества? Если уж у тебя после общения с ним клетки головного мозга отмирают, то, что уж говорить о нас, простых смертных?

— Малфой, ты редкостный....

— Дружелюбный, надежный, неотразимый, потрясающе обаятельный, умный, красивый...

— От скромности ты точно не скопытишься, — с угрюмым видом прервала его тираду Гермиона. — Ты правда думаешь, что Джордж знает что-то о подобных экспериментах? Все-таки этот проект принадлежит Отделу Тайн.

— А Анжелина Джонсон — его жена, которая теперь все же Уизли, хотя я ни за что не стану звать ее по этой фамилии — именно она, если ты правильно помнишь, в чем я сомневаюсь, но все же положусь на твою блондинистую голову, работает над данным проектом! Какова вероятность того, что Джонсон не обсуждает со своим благоверным рабочие моменты? Ведь, как ни крути, а у близнецов всегда мозги работали на уровне, даже у Уизлетты, которая теперь Поттер, они имеются. Это на младшем Уизеле природа отдохнула, так сказать, отыгравшись за всех детей разом, при этом еще изрядно посмеявшись.

— Думаешь, стоит обратиться к Джорджу? — мысленно Гермиона уже была далеко и пыталась представить себе, какова будет его реакция, когда он обо всем узнает.

Драко удивленно моргнул — неужели это Грейнджер только что пропустила мимо ушей оскорбление в адрес великого семейства? — но ничего не сказал, лишь кинвул.

— На мой взгляд это логично, было, по крайней мере, — и тут же ухмыльнулся, — хотя, по-твоему, я так понимаю, нет. Ведь ты у нас теперь с головой не особенно дружишь — блондинка, надо же отдать должное.

— Малфой, заткнись, — злобно прошипела Грейнджер и затрясла головой.

— Что, Грейнджер, вши мешают?

— Не больше, чем тебе, — огрызнулась она и тут же вернулась к серьезным раздумьям. — Нет, Джордж отпадает. Если узнает он, скоро узнают и Гарри с Джинни, и... Рон.

— Кстати, о последнем, — воодушевленно начал Малфой. — Ты знала о том, что пытаешься разрушить молодую семью?

— Что? — с непониманием уставилась на него Гермиона, пытаясь сообразить, о чем идет речь.

— Я про Браун.

— Это не твое дело, — резко ответила она и отвернулась, всем своим видом показывая, что продолжать данную тему не намерена.

Малфой рассудив, что было бы очень неплохо позлить собеседницу, начал ее разглядывать, пытаясь придумать, что бы такого сказать об Уизеле, что ее разозлит.

— И что же теперь? — продолжил он, как ни в чем не бывало. — Организуете тройничок? Ты только представь: будете счастливо жить в одном доме, стирать носки или трусы, ну, там поделите, вашего мужчинки, если, конечно, у него не один комплект на все случаи жизни, а ведь так и разорвать не долго... Ты будешь готовить, да не отравись Уизел, а если что — мир его праху, и аве, супчик Грейнджер, сильнее Напитка Живой Смерти! Браун будет убирать, у нее буфера как раз располагают к уборке территорий, а уж по ночам...

Гермиона стоически молчала, продолжая думать, о том, как выкрутиться из ситуации, как ее вдруг снова озарило и она, резко повернувшись к Малфою, схватила его за плечи и несколько раз встряхнула, прервав тем самым его разглагольствования о том, что Рон будет счастлив, видеть, как право быть сверху будут выбивать друг из друга две дамы его сердца.

— Грейнджер...

— Как ты узнал, что я — это я? — с тяжким вздохом снова спросила она.

— Я не узнал, я почувствовал своим внутренним органом! — воскликнул Малфой и увернулся от поднятой руки Грейнджер. — Ну, что ж, я тебе расскажу. Итак, — Малфой выдержал драматическую паузу, — дело обстояло вечером, когда я внезапно понял, что единороги не какуют бабочками, а сеньор Ксавьеро неравнодушен к сеньорите Паблио. Эта история положила начало...

— Малфой, ты издеваешься?

— Ты только сейчас заметила?

— Малфой, как ты понял...

— Боишься, что и Уизел догадался? — прозорливо усмехнулся он. — Не волнуйся об этом, у твоего парня, ой, не то, возлюбленного, нет, снова не то...

— Малфой!

— Ему просто мозгов не хватит, чтобы понять то, что понял я.

— Как ты понял?

— Я гениален по природе своей, — хмыкнул Малфой, и помолчав еще немного все же смилостивился над Гермионой, — я начал подозревать, когда ты узнала Браун, тогда, у трапа, потом — когда вмазала ей, плюс твои истерики, жесты, мимика, да еще и меня ты осыпала оплеухами, словно щедрыми дарами, — загибал он пальцы. — У меня по приезде в Грецию почти не осталось сомнений: или ты восставший из почивших Альбус Дамблдор, не питающий ко мне и доли той страсти, какую питал к знаменитым лимонным, и надо сказать отвратным на вкус, долькам, либо ты выряженный Поттер, либо ты — это ты. Так что, послушав твои визги насчет Статута, я предпочел рискнуть и поставить на последнее, — с ухмылкой закончил Драко. — Представь, как неловко было бы, если бы на твоем месте, действительно оказался Поттер...

Гермиона против воли улыбнулась.

— Несмотря на все его способности выживания при попадании Авады, такого ужаса он бы точно не пережил, — тряхнула головой Грейнджер, но вскоре улыбка сползла с ее губ, а голову заняли совсем не радужные думы.

— Я имел в виду себя, Грейнджер, — с поднятой бровью поправил он и, помолчав, озвучил самый трудный для нее вопрос: — А зачем тебе это?

— Что именно? — нахмурилась Гермиона, отвлекаясь.

— Превращаться обратно, — пожал плечами Малфой. — Многие бы убили за такую возможность, причем буквально. Нет, кончено, это нелепая ситуация, Грейнджер, причем гораздо более, чем просто нелепая. К тому же оскорбительная для меня, потому что ты нихрена не помнишь, — пояснил он, увидев, непонимающий взгляд, — однако... у тебя есть шанс пожить без всей этой восторженной шумихи вокруг своей высоко-значимой персоны. Неужели такой шанс, выпадающий в наше время довольно редко, не стоит использовать?

Гермиона уставилась на него во все глаза: уж чего-чего, а от Малфоя она таких слов точно не ожидала.

— Ты это серьезно сейчас?

— Нет, я так пошутил, — тонюсеньким голоском пропел Малфой, — ну, разумеется, серьезно! — рявкнул он. — Мерлин, Грейнджер, прекращай вести себя как идиотка. Честно, твои умственные способности мне нравились в первозданном виде, а не оскверненными тем безмозглым, психически-неуравновешенным гамадрилом, которое изволили величать Героем Войны.

— Малфой!

— Клянусь, Грейнджер, так часто, как ты, мою фамилию с подобными восклицаниями еще никто не произносил! Даже в постели. Даже за плату, — протянул он в своей идиотской манере. — Тебе еще не надоело?

— Надоело, но как иначе тебя обзывать? — вопросительно подняла брови Гермиона. — Драко? Дракоша? Или, может быть... — она сделала вид, что задумалась, — Дракон, — произнесла она, словно просмаковала каждую букву, отчего Малфоя скривило, словно он обнаружил в носке кактус.

— Нет уж, — фыркнул он, — называй по фамилии. Только, ради Дамблдора, прекрати ее пищать таким противным голосом.

— Другого у меня нет, и вряд ли появится в ближайшем будущем.

Малфой хмыкнул, но промолчал, что Грейнджер почитала за добрый знак. Хотя... какой к чертовой бабушке добрый знак, если все в ее жизни идет наперекосяк? Если единственный человек, с кем она может поговорить на личные темы, это Малфой. Драко Малфой!

«Хорошо хоть не Люциус!» — противно зазвучал внутренний голос, так давно ее не беспокоивший.

Гермиона решила пропустить колкость собственного сознания и вернулась к имеющимся баранам, точнее к одному из них.

Итак, Малфой знает. Какова вероятность того, что он ее не выдаст Рону с потрохами при первой же удачной возможности насолить ему? Верно, нулевая, а значит, теперь придется думать, прежде чем что-то делать, а точнее делать какую-либо глупость.

Как она вообще могла так неосмотрительно себя вести в компании слизеринца, который теперь, не было сомнений, следил и анализировал каждый ее жест, взгляд и слово. Кто еще мог догадаться, кто на самом деле скрывается под личиной Элизабет Ливьен?

Гермиона усмехнулась своим мыслям: если раньше она желала, чтобы хоть кто-то ей помог стать собой, то сейчас она была абсолютно не уверена, что хотела бы становиться собой, по крайней мере, до конца путешествия. Что случится, если это произойдет? Что еще может выплыть наружу, помимо интрижки с Малфоем и присвоения чужой личности, за что, кстати, есть вероятность попадания в Азкабан? Как можно пологаться на Малфоя? Он же слизеринец! И Малфой!

«Последний аргумент — самый значительный,» — вновь ехидно влезло внутреннее «я».

— Ладно, Грейнджер, — подал голос Малфой, когда солнце практически полностью скрылось за горизонтом. — Постояли-посидели-попрыгали и хватит, надо возвращаться. Все вопросы будем решать завтра.

— Будем? — Гермиона вопросительно посмотрела на него.

— Ну, разумеется, — усмехнулся он. — Неужели ты, правда, думала, что, подтвердив свои догадки, я так легко отступлюсь?

— Была такая надежда, — обреченность в голосе Малфоя только позабавила.

— Надежда умирает последней, — с видом философа заявил он, — да, но в этом случае ты умрешь вместе с ней, — Драко хлопнул в ладоши. — Ты станешь моим подопытным кроликом — я уже давно не тренировал легиллименцию. К тому же и зубы подходящие, тебе даже претворяться не надо...

— Нет, нет и нет, Малфой! Ни за что! — подскочила с места Гермиона. — Если ты думаешь, что я позволю тебе капаться в моих воспоминаниях, то ты глубоко заблуждаешься!

— Лучшего варианта у тебя все равно нет, так что смирись, Грейнджер, — мстительно улыбнувшись ей в лучших традициях Снейпа, он схватил ее за руку и аппарировал к лайнеру.

_____________________________________________________________________________

автор-таки отредактировал предудыщие главы и, наконец, подполз к финальной главе

большое спасибо за последнее я хотела бы сказать Олесе, ols, День Варенья у тебя был уже давно, но все же вот такая вот запоздалая поздравляшка лучше, чем ее отсутствие)))

спасибо Катюше, ты знаешь, за что, и Хелиге, без которых продолжения к фику, скорее всего, просто не было бы)