Измени себя, не изменяя себе (гет)

Наконец, «Неприкасаемые» разошлись по факультетам, предварительно проверив по карте Мародеров безопасность пути, и Золотое Трио осталось в Выручай-Комнате без посторонних. Гермиона, ликвидируя последствия некоторых неудачных заклинаний, обнаружила непорядок в их небольшом аптечном шкафу и рьяно принялась за инвентаризацию. Друзьям не оставалось ничего другого, как из солидарности составить ей компанию.

— Почему ты мне ничего не рассказал? — обиженно заявил Рон, едва они устроились на ковре и расставили фигуры, дабы скоротать время за партией в шахматы.

— «Я не буду впустую тратить последние теплые дни, прозябая в библиотеке», — усмехнувшись, процитировал Гарри. — Ничего не напоминает?

— Ну, я же не имел в виду...

— Слушай, мы не в обиде, ладно? И я, и Гермиона знаем, как ты ненавидишь исследования.

— Вы могли бы рассказать, — начал заводиться Рон, но Гарри его уже не слушал. Его сознание заполнилось образами, посланными по узам Гермионой, и он предусмотрительно задержал дыхание, наблюдая общим зрением, как она, стоя за спиной Уизли, сдувает на того с ладони сонную пыльцу. — Я всегда все послед... — не договорив, Рон громко всхрапнул и, завалившись на бок, отрубился.

Все еще не дыша, Гарри легким взмахом руки невербально очистил воздух и щелкнул пальцами, вызывая своего эльфа.

— Добби, отнеси его в кровать, — и добавил строже, — и будь аккуратней, чем в прошлый раз, а то он опять нам плешь проест: «Откуда у меня эта шишка», — перед исчезновением домовика Гарри успел заметить, что тот выглядел явно разочарованным.

Поднявшись на ноги, Гарри отряхнул брюки и подошел к возникшему письменному столу. Не тому мастодонту, заваленному справочниками и учебниками, за которым он сегодня симулировал незнание латыни и испытывал Падму на прочность своей тупостью, а вполне современной конструкции, сделавшей честь любому презентабельному офису. Правда, выглядевшей несколько сиротливо без привычного компьютера. Перегнувшись через столешницу, Поттер закопался в нагромождении бумаг и папок.

— Если ты ищешь статьи, — не отвлекаясь от ревизии аптечки и даже не оборачиваясь в его сторону, обронила Гермиона, — то они в синей папке.

— Нашел. Спасибо, — он уселся прямо на стол и, открыв папку, шумно выдохнул, изумленно перебирая множество листков. — Откуда?.. Разве большинство представителей этой братии не выдворили из Больничного крыла?

— Да, их выставили до начала твоего представления, вот только чары против подслушивания навести никто не додумался, — хмыкнула девушка. — Разумеется, с Ритой им не сравниться, но попадаются и несколько довольно удачных моментов. Я выделила их маркером. В основном, там истории очевидцев, многим спасенным не понравилось, как директор трепал тебя по шерстке, словно послушную собачонку, и они постарались обелить тебя. Получилось все более чем очевидно, но высказать прямо свои опасения и догадки никому из писак пороху не хватило. Только осторожные предположения, двусмысленные фразы, минимум аналитики, прогнозов или критики существующего режима, министра и, не дай Мерлин, великого Д и ужасного В. Магическая журналистика — отстойник для трусов. Никакого понятия о пятой власти, свободе печати, гласности и плюрализме мнений, — неприязненно закончила девушка.

— А как на их фоне смотрится наша мисс Скитер? — не отрываясь от чтения, поинтересовался Гарри.

— О, Рита, разумеется, стесняться не стала, разразилась эксклюзивом в каждом выпуске «Ежедневного Пророка» этой недели и выпустила пару специальных номеров. Ее стараниями весь магический мир стоит на ушах; сам знаешь, как она умеет высосать из пальца сенсацию на пустом месте, а с тем материалом, который ты так щедро вывалил на неподготовленную публику, Рита развернулась на славу. Признаю, никогда не думала, что она умеет так грамотно давить на нужные кнопки.

— Ее статьи тоже в папке? — от Гермионы повеяло легкой обидой, скорее, даже едва различимый намек на ее зарождение, и он поспешил добавить: — Мадам Помфри, мотивируя необходимым покоем, запретила мне чтение прессы, и теперь мне интересно, что из написанного могло настолько пагубно повлиять на мое душевное спокойствие.

— Она ссылается на отдых и при этом в курсе твоих отлучек? — пусть Гермиона все еще стояла к нему спиной, он буквально чувствовал, как удивленно изгибается ее бровь.

— Не исключаю, что для Поппи это было своеобразной местью, — сказал Гарри, заставив девушку фыркнуть. — Но на этот раз мне пришлось поставить ее в известность. Я снова под колпаком, и без ее помощи мне было не обойтись.

— Вовремя «забытые» открытыми двери? — иронично поинтересовалась Грейнджер, делая заметку об очередном зелье, запасы которого нуждались в пополнении.

— В том числе, — согласился он и вдруг усмехнулся. — Считается, что я сегодня впервые за эту пару недель покинул лазарет, сбегая от бдительного ока врача.

— И как тебе ощущения от действий, негласно санкционированных директором? — рядом с аптечным шкафом появилась широкая дверь, открывая взгляду настоящую кладовую зелий «Неприкасаемых», содержавшую уникальную коллекцию различных зелий, ядов, противоядий и составов по считавшимся давно утерянными рецептам вместо жалкой аптечки-проформы с зельями школьной программы, ревизию которого девушка только что завершила.

— Знаешь, было довольно весело, — сказал Гарри, не повышая голоса, поскольку акустика комнаты изменилась, позволяя им продолжать свой неспешный разговор, — громко красться мимо «Петунии» только затем, чтобы узнать, что эта идиотка наконец соизволила ослабить бдительность и дрыхнет под деревом.

— Что ты сделал, чтобы она засвидетельствовала твой уход?

— Споткнулся и ухватился за раму. Удостоился звания извращенца и обвинения в попытке залезть ей под юбку, — он усмехнулся, услышав, как Гермиона расхохоталась.

— Ты разговаривал со стариком? — успокоившись, спросила она.

— Нет, — Поттер покачал головой. — Думаю, он, как и в прошлом году, намерен избегать встреч со мной. Во всяком случае, пока не удостоверится, что после летнего отсутствия я остался благонадежным. Это предоставляет нам относительную свободу действий.

— И как он убеждается в твоей лояльности? — она глянула на него через плечо. — Легилименцией?

— После того раза, первого сентября, когда я показал ему, что способен определить вторжение, старик больше не пытается применять ее столь же явно, как раньше. Но я постоянно чувствую, как он старается осторожно меня просканировать во время трапез, — Гарри усмехнулся. — Я подкинул ему несколько картинок и недавно узнал, что он отправил по следу Грюма.

— Какая ирония, — хмыкнула девушка, — отправить на охоту за тобой твоего же человека. Кстати, Грюм смог узнать что-нибудь полезное от Пожирателей, которых мы взяли в Хогсмиде?

— Ничего действительно важного, — расстроенно заметил Гарри, — они оказались мелкой шушерой, получившей проверочное задание. Одна польза, что теперь у Тома на четверых бойцов меньше, и мы смогли опробовать новое место содержания. Посидят там до конца войны, глядишь, ума наберутся, ну, и капитальных глупостей не наделают.

— Когда ты его видел?

— Аластор навестил меня в лазарете несколько дней назад, совместил посещение с еженедельной планеркой, — хмыкнул он. — А что, тебе что-то нужно?

— Хотела узнать, каков вердикт пластиков.

— Он еще не ходил. Ждет, пока я смогу его сопроводить, — отстраненно сказал Гарри, вчитываясь в какой-то абзац. — Как дитё малое, честное слово! Отговаривается тем, что я приношу удачу, раз уж даже нога у него теперь не хуже настоящей, а мне кажется, что он слегка опасается атрибутов маггловской медицины. И, пожалуйста, передай родителям мою благодарность за список лучших специалистов области.

— Пустяки, ты и сам мог это сделать, — отмахнулась она.

— Я бы пошел к первому попавшемуся, а Джейн навела справки в медицинской среде. Одно дело — раздутая рекламой и молвой репутация, и совсем другое — слухи в среде своих. Абсолютно другой уровень информации — они же все друг о друге знают. Значит, ты довольна проплаченными статьями? — внезапно вернулся он к первоначальной теме.

— В общем и целом — да. Скитер выдала изложение ваших прошлых столкновений не просто пережеванным, но и не нуждающимся в переваривании, и этим оправдала лейтмотив всей серии очерков: «Зачем нам нужен Дамблдор, если Поттер всегда и со всем справляется в одиночку». Пресса для наших целей была идеальной, и мы получили множество сторонников, возможно, даже из пожирательской среды. Чистокровные возмущены сокрытием истинного происхождения Темного Лорда, представители светлой стороны недоумевают, почему факт, способный серьезно пошатнуть позиции врага и лишить того многих сподвижников, не обнародовали раньше.

— Она не доставила тебе больших проблем?

— Без напоминаний не обошлось, но нашу сделку она предсказуемо оценила выше моей редактуры, — ухмыльнулась девушка. — Я не стала вносить кардинальных изменений, в конце концов, не зря же Скитер — самая известная журналистка Британии.

— Скандальная, — уточнил парень, перебирая вырезки.

— Одно другому не мешает, — пожала она плечами.

— Проистекает, — буркнул Гарри. Гермиона вопросительно изогнула бровь, и он, не поднимая головы, пустился в объяснения: — Это наглядный пример причинно-следственной связи. Людям нравится читать грязь.

— Не думала, что ты поклонник этого сериала.

— Забыла, с кем я живу? Моя тетка — его фанатка, — ухмыльнулся Поттер.

— Кстати, ты был прав. Я не сразу поняла, почему ты решил поведать ей некоторые факты своего прошлого, но мне действительно пришлось дать некоторые объяснения по поводу твоего детства, чтобы Рита... прониклась, — подыскала она подходящее слово, пока Гарри досадливо морщился. — Правда, после она попыталась скатиться в статье на непозволительную жалость, но я задавила ее порыв в зародыше. Ты не сможешь позиционировать себя сильной личностью, если Рита начнет рыдать над всеми несправедливостями этого мира по отношению к тебе-«бедняжке».

Гарри не ответил, и Гермиона тоже замолчала, ощущая его напряжение, спиной чувствуя, что он добрался до передовиц «Ежедневного Пророка», захороненных под ворохом малоинформативных заметок.

«ВОЙНА ДЕТСКИМИ РУКАМИ!» — гласил заголовок первой газеты, которую развернул Поттер, и больше ни единого слова на всю передовицу. Только снимки. Магглы называют фотографии мгновениями застывшей вечности, для магов — это пара минут немого серо-коричневого кино. Гарри всегда недоумевал, почему колдографии не могут быть цветными и напоминают качеством немного размытые фотографии начала века вроде тех, что тетя Петуния бережно хранила на каминной полке. Сейчас он убедился, что потеря четкости и цвета отнюдь не лишает их драматизма.

Он сам, скупой властной жестикуляцией отдающий распоряжения, деля на команды своих друзей, пристально следящий за аврорами и жителями, присоединявшимися к ним, и сотни глаз неотрывно с надеждой наблюдающие за ним;

— Лиза Турпин, составляющая новую группу учеников для отправки по тайному ходу, и Эрни МакМиллан, выбирающий из толпы двух женщин с совсем маленькими детьми на руках для сопровождения;

— Ханна, опускающаяся на колени рядом с очередным пострадавшим, нервным жестом откидывающая волосы назад, не замечая, что еще больше пачкает лицо чужой кровью;

— Сосредоточенные лица троих рэйвенкловцев, державших «Сферу Безопасности», их волшебные палочки, подрагивающие из-за напряжения;

— Сьюзен и деревенский целитель, вопящие друг на друга, пока она не прерывает мужчину властным движением руки и не подзывает к себе Джастина Финч-Флетчли, у которого наложена повязка на обожженное предплечье. Девушка, что-то говорит ему, абстрагируясь от ярости, излучаемой мужчиной, и, дождавшись согласного кивка, позволяет хаффлпаффцу поднять левитационными чарами носилки с раненым и скрыться в здании магазинчика сладостей;

— Невилл, выносящий ребенка из горящего дома, одной рукой прижимающий его к себе, другой — удерживающий щит над их головами, он выскакивает из дома, и Гермиона отменяет удерживающее заклинание, позволяя зданию обрушиться на инфери и полностью завалить одну из улиц;

— И еще много знакомых лиц, перепачканных сажей, грязью и кровью.

Отрешенное спокойствие на лицах близняшек и Чжоу, расчищавших свой путь Секо, что-то хищное в глазах Джинни, застывшее в небывалой серьезности лицо Эдди, гриффиндорские охотницы, доставившие под купол группу жителей и возвращающиеся за новыми.

И на заднем плане каждого снимка взрослые маги, множество людей, помогающих, прислушивающихся, исполняющих распоряжения этих детей, и все как один смотрящие на них с благоговейным восхищением в глазах.

А в центре снова он, стоящий под дождем, прячущий за своей спиной мальчишку; и столько действия вокруг, что невозможно охватить все разом, вынуждая рассматривать отдельные фрагменты. Скептики, придерживавшиеся бытующего мнения, согласно которому дементора невозможно уничтожить, получили наглядное доказательство обратного: колдография детально запечатлела, как сияющий шарик Патронуса, молнией снующий вокруг Поттера, исчезает в груди стража Азкабана, подкрадывавшегося к юноше со спины, и через несколько секунд тот оседает бесформенной кучей, покрытый вязкой слизью. Огненная птица, камнем падающая с неба, мощными когтями разрывающая плоть инфери, пока он не вспыхнет факелом, и уносящаяся ввысь на поиск новой цели. В какой-то момент удается разглядеть раскрытую перед укусом пасть боггартовой змеи и яд, стекающий по клыкам. Волшебная палочка, вертящаяся в его пальцах, как стрелка свихнувшегося компаса, посылающая лучи во всех направлениях, и нескончаемый поток заклинаний, слетающий с неподвижных уст.

На Гермиону полыхнуло непередаваемым коктейлем эмоций. В прошлом году многое изменилось. События, которым они стали свидетелями, подтолкнули студентов на грань, заставили многое осознать и увидеть в новом свете, сплотиться вокруг того, кто был для них символом новой веры. Кандидатура была настолько естественной, что никто и не думал возражать. Три факультета единогласно приняли право лидерства за Гарри Поттером не в силу и без оглядки на звездный статус, а исключительно благодаря его личным качествам. Каждая собака в магическом мире знала о возложенном на его хрупкие плечи невероятном грузе, который способен вытянуть только он, Мальчик-Который-Выжил, и только жившие в замке, бывшие невольными свидетелями постоянных приключений Золотого Мальчика, видели, как Гарри изо дня в день, стиснув зубы, без жалоб и возражений тянул его на себе. Студенты всегда ощущали в Гарри какой-то стержень, придававший ему уверенность в своих силах. Они все знали, что Поттер превыше всего ценил справедливость и хорошее отношение к людям. Они были уверены, что Гарри Поттер, подобно Атланту, способен выдержать целый мир на своих плечах. Студенты Хогвартса не оставили ему выбора, они, не спросив согласия, поставили его перед фактом, и Гарри, как всегда, с честью принял новую роль, и только Гермиона, благодаря их связи, ощущала долю некоторой неуверенности.

Смерть Сириуса стала завершающей точкой, она словно закалила его: Гарри больше не колебался, он, казалось, лишился последних сомнений и четко определил план, которого стремился избежать. Гермиона почувствовала эту решимость всеми фибрами души, когда впервые за все время учебы сила Избранного, пульсируя, затопила замок — от башен до подземелий, став осязаемой для каждого мага в округе. С того дня в Гарри поселилась решимость и жесткость, которой никто не видел в нем раньше, он стал еще сильнее, еще отчаяннее. Оглядываясь назад, Гермиона была уверена, что Гарри тогда частично заблокировал их узы, иначе, прощаясь с ним на вокзале Кинг-Кросс, глядя, как заволакивает зеленые глаза вселенская грусть и вина... она бы сразу почувствовала тревогу, и дальнейшие события не стали бы для нее таким неприятным сюрпризом.

На шестой год обучения Гарри вернулся в Хогвартс совсем другим и внешне, и внутренне. Он, наконец, позволил магическому миру не полностью, но в достаточной мере увидеть то, что чувствовали в нем некоторые взрослые и несовершеннолетние маги, объединившиеся в прошлом году под его знаменами. Центральная, самая крупная колдография на передовице «Ежедневного Пророка» стала откровением для магов. Никогда в жизни им не приходилось наблюдать ничего более страшного и захватывающего, чем эта пара минут, навеки запечатлевшая поединок юноши и хаоса смерти. Больше не было оборванца, ребенка, Золотого Мальчика, пешки Дамблдора — был уверенный в себе мужчина, состоявшийся маг, Власть и Сила, Лидер, которому, невозможно было противостоять. Раньше Гермиона часто думала о том, как Гарри умудряется не понимать, почему люди ему подчиняются; как он может не замечать, какое действие оказывает на других, что он кого угодно способен увлечь за собой, не осознавая этого. Гермиона рассеянно подумала, что, наверное, он не понимает и того, как сильно к нему тянет, когда он такой пылающий, опасный... Хотя Гарри в любом виде и состоянии невозможно не любить. Странно то, что самому Гарри понадобилось увидеть колдографию, чтобы осознать собственную силу. Во всяком случае, ощущение создавалось именно такое.

— Колин, как всегда, на высоте, — тем не менее, ровным голосом, не выдавая обуревавших его чувств, сказал Гарри.

— Рита жаждет заполучить его в качестве личного фотографа.

— Мечты сбываются.

— Он еще не согласился.

— Почему? — удивился Гарри, поднимая глаза от газеты и упираясь взглядом в затылок девушки. — Он же всегда об этом мечтал, хотя я по-прежнему считаю, что, несмотря на его безусловное призвание папарацци и чутье на сенсации, бесконечное щелканье колдокамерой в угоду журналистике приведет к тому, что однажды кто-то настучит ему по кумполу. И потом, Мия, это ведь, правда, бездарная трата его таланта. Пусть Дин продолжает ханжески утверждать, что фотографию нельзя назвать искусством, но подобранный ракурс, освещение, внимание, казалось бы, к случайно попавшим в кадр мелким деталям — все это делает фотографии Колина работами настоящего художника. С другой стороны, полагаю, даже в качестве внештатника «Пророка» Колин сможет отлично подзаработать, — закончив с очередной полкой, Грейнджер отметила что-то в блокноте и обернувшись, посмотрела на него с ласковой, чуть насмешливой улыбкой. — Проклятье, я опять, не желая того, оказал на кого-то влияние? Это я виноват, да?

— Отчасти. Небезосновательно предполагая в тебе основную фигуру сенсаций нашего времени, Колин желал сперва заручиться твоим согласием.

— Передай, чтобы не тянул, я согласен на прежних условиях: никакой обнаженки.

— Может, стоит пересмотреть эту договоренность? — поддразнила она. — Ты же только что сам его хвалил, и я полностью согласна с тем, что у него великолепный вкус, прекрасное чувство перспективы и композиции. Уверена, у него бы получилась очень высокохудожественная эротика. Может, передумаешь и порадуешь поклонников?

— Ты что-то перепутала, по мнению масс, мое достоинство красуется у меня на лбу, а не ниже пояса, — в тон ей отозвался Гарри, снова утыкаясь в газеты.

«ПРОТИВОСТОЯНИЕ ПОЛУКРОВОК: легенды и истины реальной жизни двух главных лиц новой войны!» — пространство титульного листа под заголовком было разделено поровну, и в глаза сразу же бросались две колдографии: слева — маленькое, темное, захламленное помещение с поломанной лежанкой и колченогой тумбочкой; справа — маггловские полисмены на развалинах некогда величественного, массивного здания. Что удивительно, под шапкой располагалось вставка от редакции, первая на памяти Гарри, которую Гермиона отметила восклицательными знаками.

«Уважаемые читатели! Готовя к печати продолжение статьи «ДИАЛОГИ ИЗ-ЗА ГРАНИ», первая часть которой была опубликована в прошлом номере нашей газеты, редакция оказалась затоплена шквалом сов с бурей откликов, в основном, негативного содержания в адрес нашего национального героя. Ваша покорная слуга с величайшим изумлением разбирала многочисленные письма и вопиллеры, проклинавшие и обвинявшие мистера Поттера в трусости, стремлении избежать выполнения своего долга перед магическим сообществом, желании вернуться в безопасность дома своего детства и забыть о волшебном мире раз и навсегда...»

Гарри ошарашено моргнул, бегло просмотрел оставшуюся в папке прессу. «РАСКРЫТА ТАЙНА ЛИЧНОСТИ АНОНИМНОГО ДАРИТЕЛЯ ОТДЕЛЕНИЯ ДЛЯ НЕИМУЩИХ В СВЯТОГО МУНГО!», «СТИХИЙНЫЕ ВЫБРОСЫ У ДЕТЕЙ: ПОЗОР ИЛИ СПАСЕНИЕ?!», «МАГИ И МАГГЛЫ — РАЗЛИЧИЯ В ВОСПИТАНИИ». Не найдя нужного, бросил Гермионе образ названия статьи в окружении вопросительных знаков.

— Что это такое?

— Я ее не сохранила, — отозвалась девушка. — В ней не было ничего особенно важного — только драматичное описание твой кончины и того, как резонировал твой «полный эмоций и жизни голос, слетая с неподвижных мертвых уст и эхом разбивавшийся о холодную тишину всеобщего отчаяния», интервью с неким спецом, который пытался объяснить этот феномен настолько заумным языком, что после пяти предложений я запуталась окончательно. Кажется, он пытался ссылаться на описанный в старинных свитках ритуал, вернее, явление, известное, как переход грани — что-то про то, что если человеку неоднократно удается выживать, перенося смертельные муки, его сознание переходит на иной уровень существования без привязки к физическому телу. По мне — полная бессмыслица, но эксперт искренне верит и доказывает остальным сей феномен именно тобой. Не знаю, зачем, но Рита решила ему подыграть и назвала статьи, повествующие об этом временном промежутке «Диалоги из-за грани», хотя все остальные озаглавлены исключительно цитатами из тебя любимого. Да, и, конечно, там была дословно приведена твоя часть беседы «со все еще неизвестным нам мальчиком по имени Джаред». Разговор с «Томом» мы собирались выдать в максимально подкорректированном варианте, но вскоре вынуждено отказались от идеи и использовали поле с большей пользой. Если надо, я могу найти оригинал.

— Нет, все в порядке, — ответил Гарри, снова погружаясь в чтение.

«Признаюсь я была поражена подобным отношением к словам нашего героя, полностью вырванным из контекста и извращенным до невозможности, а потом задумалась: а что конкретно известно о детстве Гарри Поттера магам? Разумеется, все мы знаем эту волшебную историю — трудно не знать, если она внесена во все издания новейшей истории. Мы вырастили целое поколение на рассказах о Мальчике-Который-Выжил, победил зло, был отправлен в самое безопасное место на планете, чтобы расти достойным наследником своего рода и учиться всему необходимому для окончательной победы над вселенским злом в лице Сами-Знаете-Кого. Поправьте меня, если я что-то пропустила. На первый взгляд — все очень логично и правильно, но тут я вспомнила о таких желанных магическим миром заметках, время от времени появлявшихся в «Ежедневном Пророке» с рассказом очевидцев, которым посчастливилось встретить юного Поттера, лично выразить благодарность за спасение нашего мира и даже пожать руку. Конечно же, здесь возможно некоторое преувеличение фактов, поэтому в дальнейшем я решила провести полное изучение ситуации и опираться при составлении мнения только на реальность. В архиве нашей газеты я нашла все статьи на данную тему, а также оригиналы рассказов счастливчиков. Итак факты:

Искренне ваша Рита Скитер».

Гарри не хотелось читать о себе. К тому же ничего нового все равно не узнает, и он достаточно доверял Гермионе, чтобы быть уверенным в написанном. Вместо этого он поверхностно просмотрел часть, посвященную Волдеморту, желая убедиться, что Рита не постаралась свести все к анализу схожести условий взросления между ними.

— А где авроры? — не выдавая обуревавших эмоций, спросил он, пробегая глазами по строчкам.

— Прибыли много позже. Оказалось, что место проживания маленького Томми не было зафиксировано ни в одном из отделов Министерства, ни в документах Хогвартса. Грюм вообще собирался отправить людей к тебе на подмогу, ругался с Дамблдором, пока ты пребывал в «коме», но адрес приюта Аврорат смог узнать только после выхода этой статьи, — и опережая уже сформировавшийся у Гарри вопрос. — Датчики магической активности зашкалило еще при атаке на Хогсмид, и определить точку нового выброса не представлялось возможным.

— Как я понимаю, после сильных колебаний магической энергии датчики приходят в непригодность регулярно, и Волдеморту об этом прекрасно известно, — Гарри потер лоб кончиками пальцев.

— Это самое логичное объяснение его приверженности тактики двух ударов, — согласилась Гермиона. — Не может быть случайным совпадением, что Пожиратели обязательно нападают дважды в день, и вторая атака — всегда более кровавое и масштабное действо.

— Черт знает что, — проворчал парень. Закончив чтение о становлении Тома Риддла, Поттер одобрительно свистнул и снова посмотрел на подругу. — Награду за голову Скитер уже объявили?

— Всего двенадцать тысяч, — подтвердила Гермиона с верхней ступеньки стремянки. — Рита искренне разочарована, но благоразумна: без пререканий приняла портключ и даже не ныла, что жилье ей подобрали в маггловском районе Канн. Только уточнила: приложил ли ты руку к созданию охранных барьеров, и, учитывая, что комплекс заклятий мы рассчитывали вместе, я ответила честно, — передернула она плечом. — В остальном — все, как договаривались: аварийный портключ в другое убежище и канал связи на непредвиденный случай.

— Великолепно, — отметил Гарри, разворачивая другую газету, и ошеломленно замер. — Мия... — начал он, но девушка его прервала, подняв руку и с сосредоточенной торопливостью внося последние замечания в список зелий. Гарри покорно замолчал, снова просматривая статью.

— Я вся внимание, — наконец, разворачиваясь к нему и опускаясь в возникшее под ногами кресло, сказала она. Гарри все еще сидел на столе, но теперь в окружении кучи бумажек.

— Что это за хрень? — донельзя изумленный юноша повернул к ней газету, увенчанную кричащим заголовком: «ТЕОРИЯ ПОТТЕРА ПРИВЛЕКЛА ВНИМАНИЕ УЧЕНЫХ ВСЕГО МИРА!»

— Что тебя удивляет, если ты не хуже меня знаешь, что исследования природы магии фактически под негласным запретом, — пожала она плечами и тут распознала, что за чувство доносит до нее связь — искреннее, всепоглощающее недоумение. — Ты хочешь сказать, что сам не помнишь, что нёс? — прищурилась Гермиона.

— У меня были дела поважнее, — слегка огрызнулся он.

— Нет, постой, Ари. Ты точно не следил за языком? — настаивала она.

— Сначала — да, — со вздохом признал Гарри, — и позднее тоже, но в какой-то момент немного отвлекся.

— На что!? — вскочив, возмутилась Грейнджер.

— А ты как думаешь? — лукаво улыбнулся он, многозначительным взглядом роняя ее обратно в кресло. — Я искал то, ради чего все затевалось.

— Хоркруксы, — пораженно прошептала она.

— Пришлось здорово постараться и сосредоточиться, чтобы Волди не обнаружил, где я копаюсь, — и нахмурился, увидев, что девушка продолжает молча таращиться на него. — Ты в шоке?

— Нет, просто удивлена, что ты, оказывается, способен выдать нечто столь революционное даже при отвлеченном сознании, — с долей юмора сказала она.

— И что же я натворил?

— На тебя снизошло озарение о природе магии, капитально на нем заклинило и здорово понесло, — беспечно выдала девушка. — Тебе удалось в очередной раз доказать всем, что правила существуют не для тебя, вето на исследование в сравнении с твоим авторитетом — несущественно, и уже на следующий день твой бред об Источнике, сквибах, вырождении и замещении магов на магглорожденных стал поводом для проведения международной конференции о природе магии. То есть действительно международной — к участию допустили даже американскую делегацию, членов которой в академических кругах принято считать выскочками и космополитами. Так вот, оказалось, что в штатах предубеждения против магглорожденных канули в лету с отменой рабства и принятием билля о равноправии. Американское магическое сообщество давно негласно придерживается принципа: «Ты такой, какой ты есть, и никто не намерен тебя переделывать», — об отсутствии чего ты с такой самозабвенной горечью вещал с больничной койки. Их делегат предоставил документальные подтверждения того, что проблемы немагических потомков у них не существует вовсе, полностью рассеял миф о нашей вине, а когда ему посмели возразить мудрецы, предложил проверить родословную наших сквибов. Разумеется, чистокровные моментально встали на дыбы, отрицая саму возможность подобного позора в их роду, и тут на сцену вышли сами сквибы. Гордыня аристократии, заставившая их издавать это многотонное и многотомное собрание семейных родословных и всеми правдами и неправдами стремиться попасть в этот перечень, засоряющий пять стеллажей в хогвартской библиотеке, стала их проклятием. Не проходит и дня, чтобы в прессе не появилась новая история сквиба, которого до чертиков достало быть без вины виноватым, и самое смешное, что ему достаточно просто назвать фамилию, под которой он родился. Остальное сделают недоброжелатели, которых заносчивые чистокровки заводили как нечего делать, — Гермиона перевела дух и закончила скривившись. — Рон ежедневно штудирует газеты, надеясь обнаружить фамилию Малфоя.

— Не слабо.

— Особенно учитывая, что ты этого не планировал, — хмыкнула девушка, потягиваясь. — Твоя очередь.

Прежде чем заговорить, Гарри методично вручную собрал разбросанные вырезки. Гермиона его не торопила.

— Он ненормальный, Миа.

— Тоже мне новость, — с ехидством сказала она, не желая сосредотачиваться на исходящих от него печали и грусти.

— Да нет же, я имею в виду в академическом смысле, как в одной из книг по психологии твоего отца.

Разумеется, она сразу поняла, что он имеет в виду старые учебные пособия ее отца по психологии, оставшиеся со времен учебы в медицинском, когда тот еще окончательно не определился с выбором специализации, которые Гарри повадился таскать с дальней полки в кабинете, а потом часами спорить с Дэвидом о прочитанном. Она до сих пор помнила моменты их самой выдающейся дискуссии о психологии жертвы, обрывки которой доносились до кухни, где они с мамой готовили ужин. После ухода Гарри отец остаток вечера был задумчив и непривычно молчалив. Причина его настроения прояснилась лишь когда он зашел к ней перед сном с поцелуем и пожеланием спокойной ночи. Давняя традиция, хотя уже давно ему не нужно было читать ей сказки на ночь.

— Гермиона, — спросил он выверенным тоном, симулирующим безразличие, замявшись в дверном проеме, — как Гарри живется у родственников?

— Что ты имеешь в виду? — она подавила дрожь, продолжая свободными, мерными движениями расчесывать волосы, сидя на пуфике перед туалетным столиком, и подняла глаза, ловя его взгляд в отражении.

— Я хочу знать правду, дочка, — он подошел ближе, но Гермиона так и не повернулась к нему, продолжая смотреть на отца в зеркало. — Трудно было бы не заметить, что Гарри явно не из самой благополучной семьи, но я всегда считал, что только в денежном вопросе. Как я ни старался, а я смотрел очень тщательно, я не смог углядеть в нем признаки ребенка, подвергающегося жестокому обращению. Но сегодня, — отец неловко повел плечами, — в разгаре нашего диспута Гарри наградил меня таким взглядом, под которым я почувствовал себя глупым мальчишкой, не понимающим очевидных для старца вещей. Поэтому я спрашиваю еще раз: с Гарри обращаются дома должным образом?

Возможно, не появись к тому времени в жизни ее лучшего друга Люпин с Блэком, Гермиона поведала бы ему всю правду, невзирая на нарушение клятвы и отлично понимая, что Гарри — человек того сорта, чье доверие заслужить очень сложно и понимая, что он просто вычеркивает из жизни предавших его людей. Правда, она никогда не считала себя настолько значимой, чтобы ее предательство могло уязвить гордость такого человека, как Гарри. Но ведь никогда нельзя знать наверняка, верно? Поэтому для нее было исключительным облегчением ответить с чистой совестью:

— Тебе не о чем беспокоиться, папа. Все хорошо, — Гермиона вовремя успела проглотить готовое сорваться с языка «уже» и как бы между делом поинтересовалась, что за книгу они обсуждали.

Ее никогда особо не интересовало подобное чтиво, но эту книгу она прочла и осторожно выспросила у отца подробности о том, как Гарри рассматривает психологию жертвы. Отец охотно передал ей подробное описание их беседы, и она поняла Гарри намного более полно, чем когда-либо прежде. Разумеется, минуя старания Гарри оградить от нее этот пласт воспоминаний при создании связи, Гермиона, тем не менее, смогла частично прочувствовать на собственной шкуре нелёгкое детство героя, узнала все мизерное счастье и всю боль, что были в его жизни. В течение первых одиннадцати лет Гарри называли исключительно крысёнышем и неустанно доказывали, что он пустое место и абсолютное ничтожество. Гермиона всегда подозревала, что подобное «воспитание» не могло пройти бесследно ни для кого, но только по прочтении старого учебника для нее открылось со всей очевидностью все то, что он тщательно скрывал. Даже объяснение их маленького безумия при первом поцелуе, возникшего, когда она случайно прикусила ему губу, а он уставился на нее сияющими изменяющимися глазами. Боль сопровождала Гарри всю его жизнь. Он умел различать ее оттенки: от тяжелой и невыносимой до сладкой и влекущей, проявляющейся яркой вспышкой и постепенно отступающей тянущим чувством облегчения. Он давно привык к боли и научился даже в ней находить что-то восхитительное, хотя Гермиона не была уверена, что он сам отдает себе в этом отчет.

— Естественно, я не дипломированный психолог и вряд ли могу ставить диагнозы, но, судя по тому, что я читал, состояние Тома легко диагностируется шизофренией. Не знаю, как я сам там не свихнулся в этом калейдоскопе личностей.

— Сколько? — серьезно спросила девушка.

— Я видел четверых: маленького ребенка, усталого старика, что-то среднее между мыслителем и ученым и маньяка-одиночку. Последний превалирует над всеми остальными. И я думаю, там есть еще несколько.

— Название болезни происходит от слов «schizo» — расщепляю и «phren» — ум, разум, мысль. Расщепление души. Думаешь, связано?

— Количество хоркруксов и личностей или причина возникновения болезни?

— Хоркруксы. Гарри, если ты сможешь установить количество личностей в сознании Волдеморта, мы будем точно знать, сколько артефактов должны искать, — воскликнула Гермиона.

— Я и так уже знаю, что их семь, — устало сказал Гарри. — Дневник Тома Риддла, кольцо Марволо Мракса, медальон Салазара Слизерина, чаша Хельги Хаффлпафф, диадема Ровены Рейвенкло, Нагайна и кинжал Годрика Гриффиндора. Кстати, с диадемой нам придется помучиться. Представляешь, Мия, он потерял ее в маггловском мире. Оставил в тайнике, а когда проверил его по воскрешении, там было пусто.

— Уверен?

— Пока я торчал в его голове, Том так старательно прятал от меня что-то, связанное с ребенком, что даже не заметил, как я осторожненько исследовал все остальное, — отмахнулся парень.

— А знаешь, — взяв себя в руки, продолжила она своим обычным голосом, — этого следовало ожидать: восьмерка — символ бесконечности, а Волдеморт идет по жизни в стремлении к бессмертию.

— Я все думаю, что если его психическая нестабильность объясняется именно этими игрушками? — устремив взгляд в пространство, сказал Поттер отстраненным голосом. — Если продолжить аналогию, то согласно учебнику множественное расщепление личности — довольно редкая аномалия. В этом случае у пациента под контролем остается только небольшая часть сознания, к тому же не самая доминантная, что неизбежно ведет к потере ориентиров в себе и социуме. Он не способен планировать, в его хаотических действиях нет никакого смысла, и это — еще один довод в пользу схожести влияния хоркруксов и шизофрении, — Гарри перевел на нее взгляд, и было в его глазах что-то, от чего девушке захотелось поежиться. — Если это правда, то Том — глубоко больной человек, который просто не может отвечать за свои действия, а не величайший гений зла в истории магического мира.

— Что ты хочешь сделать? — осторожно подтолкнула надолго замолчавшего юношу Гермиона, по опыту зная, как легко спугнуть моменты подобного интуитивного озарения.

— Попробовать обратить процесс, — отозвался он. — Мы можем постараться найти способ не уничтожить, а высвободить осколки души из предметов и собрать их вместе. Вернет ли это Тома к изначальному состоянию? — спросил он, и тут же сам дал ответ. — С уверенностью гарантировать восстановление личности и выздоровление нельзя, но если получится немного смягчить состояние — уже хорошо, ведь люди с более легкой формой шизофрении вполне способны нормально жить и плодотворно работать. Если он перестанет бросаться Непростительными направо и налево, устраивать бессмысленные акции устрашения и резню, обуздает свою кровожадную беспощадность — это уже большой успех, — Гарри моргнул, и наваждение спало. — Но что если Том уже настолько загрязнил свою ауру, что процесс даже при удачном завершении будет необратимым?

— Не узнаем, пока не попробуем, — задумчиво сказала Грейнджер, мысленно перебирая в уме список книг, которые имеет смысл пересмотреть в поисках нужной информации. — Все, что зависит от нас — это проведение исследования и попытка вернуть ему разум хотя бы частично.

Они замолчали, мысленно составляя и пробегая план предполагаемых действий, а потом молчали просто потому, что им было уютно в тишине вдвоем. Им обоим была чужда необходимость переживать и нервничать, наполняя паузы в беседах сумбурными звуками нелепых слов и суетливых движений, бессмысленными разговорами, глупыми шутками и смехом. Молчать друг с другом было спокойно: тишина дарила умиротворение и отдохновение душе, осознание, что рядом есть тот, с кем её можно разделить, не стремясь заполнить. Она означала комфорт. Вот и сейчас, когда всё уже было сказано, намечено и спланировано, Гарри и Гермиона позволили себе раствориться в безмятежном безмолвии с осознанием того, что все правильно, все исполнено и завершено.

Гарри искоса наблюдал за девушкой, свернувшейся в кресле и прикрывшей веки, давая отдых уставшим глазам. Весь день его настораживало в ней неопределенное нечто. Верный своему принципу, он не стал проверять ее по связывающим узам и поэтому сильнее волновался, но сейчас, в их тишине, привычно звучавшей треском дров в камине, она, наконец, расслабилась. Поттер усмехнулся, подумав, что никогда в здравом уме не отнес бы себя к числу людей тишины, рядом с которыми так приятно молчать и которые способны в полной мере оценить всю прелесть безмолвия. В отличие от Гермионы, он всегда был человеком действия, не знавшим ни покоя, ни умиротворения, ни уюта. Это от нее исходило ощущение домашнего комфорта и тепла, ее темой был тихий скрип карандаша, шорох бумаги и сосредоточенное сопение, она пахла горячим шоколадом и теплым печеньем. Семейство Грейнджеров любило тишину и знало в ней толк.

Он все еще смотрел на нее, когда услышал, что дыхание девушки изменилось. Попросив у комнаты часы, Гарри взглянул на цифры и сам душераздирающе зевнул. Нестерпимо захотелось подойти и разбудить ее, прикоснувшись к плечу, мягкой лаской скользнуть ладонью по точеной шейке и зарыться пальцами в шелк волос. Свернувшись в кресле, Гермиона казалась такой измученной и несчастной, что хотелось обнять ее, заставить улыбнуться и забыть обо всем плохом. Гарри часто так и поступал, его руки всегда были готовы коснуться ее, предложить утешение, в котором она нуждалась. Даже зная, как она ненавидит демонстрировать свою слабость, что предпочитает бороться с нанесенными обидами и слезами в одиночестве, Гарри продолжал уходить вслед за ней из гостиной Гриффиндора в их Тайную Комнату. Он приходил к ней всегда, даже когда она не хотела этого, даже когда, давясь слезами, просила оставить ее в покое. Он просто молча смотрел на неё, зная, что она хочет, чтобы он остался, и слова застревали у нее в горле, поскольку она тоже это знала. Гарри было свойственно теряться при виде чьих-то слёз не в силах ни сказать что-либо, ни просто развернуться и уйти. С Мией он научился. Он просто обнимал её, такую маленькую и хрупкую, утыкался лицом в её волосы, прижимал к себе, пока она дрожала, прижимаясь к нему всем телом, и всхлипывала. А однажды, когда она безутешно рыдала, пряча лицо у него на груди, узнав о предстоящей отцу пункции для определения качества опухоли, когда ему никак не удавалось успокоить истощенное отчаянным плачем тело, оказалось вполне естественным, осторожно поймать пальцами её острый подбородок и нежно поцеловать. Второй раз в жизни.

Это было неправильно. Чистый эгоизм. Гермиона была ему сестрой, причем, по большей части — старшей, и не только в то время, когда, играя роль, заставляла его делать домашние задания, ворчала, стараясь побудить к достижению успехов в учебе и соблюдению правил, и прилагала все усилия, помогая ему, как могла. Но иногда она оказывалась и младшей сестрёнкой, без колебания обращалась к Гарри со своими проблемами и переживаниями. Гермиона привнесла в его жизнь некое подобие нормальной семьи, или, по крайней мере, понимание таковой. Её родители были хорошими людьми, охотно принимавшими его в своем доме, как бы часты и назойливы ни были его визиты. Они любили свою дочь, заботились о ней, уважали, верили ей и в неё. Если когда-нибудь у него в жизни появится хоть что-то похожее — свой дом и собственная семья — он выстроит ее именно на основе поведенческой модели Грейнджеров. Иногда он мечтал, что это будет Гермиона, и тут же обрывал сам себя. Он и Гермиона — придет же такая дурь в голову?! Но и отказаться от этих мыслей полностью и бесповоротно тоже не мог. Размышлять об этом было как-то неправильно и немного стыдно. Гермиона — его друг, единственная девушка, которую он мог назвать сестрой, и ничто в мире не изменит этого. Любые другие отношения с ней казались фактическим инцестом. Гермиона была самой важной частью его жизни. Он не имел права рисковать всем и предать это из-за игры глупых гормонов. Достаточно того, что это вытворяет Рон.

Стоило Поттеру слезть со стола, как девушка, встрепенувшись, проснулась, выпрямилась и моргнула, скидывая остатки сонливости. Гарри встал и направился к ней, размышляя, что взгляд ее прояснившихся глаз ему очень не нравится.

— Пойдем в башню, Мия, — мягко сказал он, протягивая ей руку. — Ты выглядишь усталой. Тебе надо отоспаться.

Девушка продолжала смотреть на него испытующе и немного подозрительно. Рука парня осталась висеть в воздухе, и Гарри отчаянно старался напустить на себя максимально невинный вид, уже понимая, что настораживало его в ней в течение всего дня. Выражение ее глаз изменилось, и Гарри сдержал мученический стон. Гермиона определилась и отступать была не намерена, ее решимость расцвела и полыхнула огненным цветком. Мерлин свидетель, как бы ему хотелось не избежать, но отложить этот разговор! И одновременно он понимал, что задолжал ей хотя бы эту правду. Отступив назад, Гарри снова опустился на столешницу, поощряя и в то же время надеясь, что она не станет продолжать.

— Не так сразу, — принимая его согласие, сказала Гермиона. — Я хочу знать, что происходит, Ари.

— О чем ты, солнце? — он постарался заставить ее конкретизировать возникший в ней интерес, не желая без необходимости распространяться обо всех своих тайнах.

— Сначала ты несколько дней маешься головной болью, потому что наш новый идиот решил под шумок отсканировать твою ауру во время первого урока ЗоТС, — принимая условия, сказала Гермиона. — А теперь едва не обратился в сквиба от вполне безобидного для тебя усилия. Не спорь, — опережая отрицание, выставила она ладонь, — свойственные тебе в экстремальных ситуациях магические всплески куда масштабней и разрушительнее, однако ни один из них не был способен довести тебя до такой степени истощения. Я не шучу, Ари, и не позволю тебе отвертеться шуточками или отговорками. Я хочу знать, что происходит. И я хочу знать это сейчас.

— Тебе это не понравится, — вздохнул он.

— Кто бы сомневался, — язвительно отозвалась она и вперила в него решительный взгляд, яснее ясного свидетельствовавший, что на этот раз ему не обойтись без объяснений.

Еще раз глубоко вздохнув, Гарри легким взмахом руки развеял маскирующие чары. Гермиона с недоумением увидела проявившиеся на запястьях тонкие полоски браслетов.

— Если это шутка, то мне не с... — она не договорила, поскольку в этот момент Гарри приподнял край футболки и высунул язык, демонстрируя еще два своих новых украшения.

Девушка, задохнувшись от шока, неверяще уставилась на него:

— Какого черта ты нацепил на себя ограничитель?!

— Мне пришлось заменить старый, — сказал Поттер, тяжело перевел дух, уронил голову на руки, абстрагируясь от чувств Гермионы, затопивших его по связи.

— Стар... Не может быть! Все твои всплески... Ты уверен? — спросила она и тут же опровергла сомнение, стоило ему отнять ладони от лица и посмотреть на нее, выразительно изогнув бровь. — Проклятье, что за глупости я несу! Конечно, ты уверен.

Грейнджер сжала губы и отвернулась, не сумев скрыть выражения боли, опустила голову, обхватила ее, зарывшись пальцами в волосы именно так, как совсем недавно мечтал сделать он сам. Гарри стало неловко: думать о таком, воспроизводить в памяти тактильные ощущения ее шелковистых локонов в то время, как Гермиона нервно вышагивает перед ним туда-сюда на три шага и сжимает голову так, что она грозится лопнуть, словно перезрелый арбуз. И это — не упоминая внутреннего состояния, в котором он и сам едва не тонул.

— Кто? — замерев на месте, ошарашенно спросила девушка сиплым от потрясения голосом, но прозвучавшая в слабом тоне разгоравшаяся ярость никак не вязалась с ее убитым видом.

— Ты же умная девочка, Мия, — с максимальным спокойствием сказал Гарри, стараясь передать ей это чувство по узам. — Так зачем задаешь глупые вопросы?

— Давно? — снова односложно спросила она, словно бы через силу выдавливая из спёртой гортани единственное слово, возобновляя свои метания из стороны в сторону.

Гарри не умел ей лгать и никогда не хотел обрести подобное умение. Он слишком уважал ее, чтобы оскорбить ложью, и всегда был честен. Даже зная, какую боль способна причинить Гермионе правда.

— Судя по тому, как ограничитель пришлось буквально выдирать из моей ауры, и упомянутые тобой свойственные мне ранее всплески магической активности, — сухо сказал Гарри, — с младенчества.

Из Гермионы словно выпустили весь воздух. Тоскливая горечь, доносимая узами, сменилась такой мукой, отчаянием и нежеланием жить, что у Гарри слезы на глаза навернулись. Глаза девушки, полные безысходности, глянули прямо ему в душу, и Гарри, ничего не соображая от охватившей его необходимости заставить ее перестать так чувствовать, поймал ее руку и, ощутив некоторое не то колебание, не то нежелание, с силой дернул и притянул почти вплотную к себе. Теперь Гермиона была так близко, что он мог чувствовать тепло ее тела. Он вынудил ее облокотиться на стол рядом с ним, обнял за талию и, вздохнув, уютно уложил свою лохматую голову ей на плечо. Связующая магия заработала, уравновешивая состояние девушки за счет парня, но ему было все равно; главное, чтобы ее душа перестала истекать кровью.

— Ненавижу, когда ты так делаешь, — возмутилась Грейнджер спустя несколько минут, но не отстранилась, лишь закрыла лицо руками и тяжело прислонилась к нему.

— Знаю, — признал он и потерся о нее подбородком, как кошка, метящая территорию. — Но и чувствовать, как ты выцветаешь изнури не могу, — теплые ладони сдвинулись, пальцы принялись очерчивать небольшие окружности на ее теле, и все внимание Грейнджер тут же переключилось на него. Ее рука непроизвольно взметнулась к его темным волосам, погрузилась, помассировала кожу, непреднамеренно в точности повторяя действия пальцев Гарри на ее талии и бедре. Гермиона наслаждалась и тем и другим: редкой откровенной чувственностью ласки Гарри и шелковистостью его колючих волос. Ей всегда ужасно нравились его волосы, их необузданность и своенравие, она сходила по ним с ума, впрочем, как и по самому Гарри. Гермиону привлекала его дикость, неотступность и нежность, которая, казалось, пронизывала всю его сущность.

Мгновение рая — и Гермиона бессильно уронила руку. Мир, привнесенный в ее душу Поттером, смог умерить все негативные чувства, кроме беспокойства о самом нужном человеке на свете.

— Ты всегда помогаешь мне, а сам всегда и со всем справляешься в одиночку, — печально сказала она. — Меня никогда нет рядом, когда я тебе нужна.

— Ты занимаешься незаслуженным самобичеванием или напрашиваешься на комплимент? — улыбнулся Гарри и с облегчением заметил, как губы Гермионы помимо воли тоже дрогнули в намеке на ответную улыбку.

— Как это случилось? — тихо спросила она, надеясь получить ответ и боясь дождаться желаемого.

— Случайность, — вздохнул он и слегка изменил положение на ее плече, чтобы получить возможность видеть ее лицо в профиль — такое красивое, и печальное, и измученное. Прости его бог, но еще более прекрасное от того, что печальное. — Разумеется, я ничего не знал, а потому и предвидеть подобных последствий не мог.

Гарри вздрогнул, вспомнив, как шею пронзила невыносимая боль, и, поймав свое отражение в зеркальных стенах ритуального зала, увидел раскаленный обруч на ней. В сравнении с последующими событиями блекли все шрамовые кошмары и стократное Круцио от Лорда. Он переживал Ад — только для того, чтобы едва проклятый ограничивающий силу ошейник упал к его ногам, освобожденная рассвирепевшая магия разрослась, развернулась, расцвела буйным багрово-красным цветом и устремилась наружу ослепительным солнцем. Ему показалось, словно он мгновенно вспыхнул внутри. Гарри едва успел сжать кулаки, чудовищным усилием воли пытаясь направить горячий, как вулканическая лава, поток в привычное русло, а в отражениях зеркального зала уже полыхала сверхновая...

Гермиона в его руках напряглась и невольно отшатнулась, и Гарри вздрогнул, как от пощёчины, понимая, что разделил навеянное разговором воспоминание с ней.

— Извини, — пробормотал он.

Грейнджер возмущенно мотнула головой и шагнула ближе, встав перед ним настолько близко, что касалась его сомкнутых коленей. Гарри увидел тёплые золотистые крапинки в таких знакомых увлажнившихся глазах; слезы прилили то ли из-за новорожденного солнца, чьи лучи через воспоминание едва не выжгли обоим магам глаза, то ли от видения лучшего друга, который, выгнувшись, рухнул на колени и, задыхаясь, выл от боли в обожженном горле.

— И ты был совсем один... — прошептала Гермиона, мягко лаская его щеку.

— Не совсем, — уклончиво сказал Гарри, борясь с желанием зарыться в ее ладонь и прикоснуться поцелуем к тонкому запястью. — Практически сразу меня с головой накрыла волна холода и появились Защитники, — заговорил он, стараясь абстрагироваться от навязчивого желания. — Они впитали всю магию всплеска и даже погасили остатки пожара, занявшегося в доме. И знаешь, оказалось, что двойственность лика у Зверя на самом деле от того, что при достаточной силе заклинания их действительно двое: волк и Гримм. Даже не представляю, как они смогли достигнуть компромисса и являться на обычный призыв, объединившись, не устраивая каждый раз смертельный бой за это право, что было бы вполне оправдано, учитывая, что оба по натуре своей — весьма агрессивные существа. Они и соколица — хищники, потому и заступники разрушительной стихии, не в пример Патронусам. Хотя, признаю, Сохатый был действительно красив, — Гарри прикрыл глаза, и Гермиона получила образ: величавый олень в ореоле оранжевого сияния, круп — однородное жидкое пламя, а рога полыхают языками, как это обычно бывает у Зверя со шкурой. — Труднее всего оказалось потом — не дать магическому потоку сломить волю и не сомкнуть кольцо, но объявился Фоукс, и я заполучил новую анимагическую форму. В теле феникса без угрозы быть распыленным у меня появилась возможность спокойно обдумать положение

— И ничего умнее нового ограничителя тебе в голову не пришло, — печально сказала Гермиона. — Все странности твоего поведения из-за этого?

— Этот то ли более сильный, то ли качественнее. Хотя я думаю, что, учитывая, как часто моей магии приходилось в детстве бороться за мою жизнь, не исключено, что ей со временем просто удалось подточить действие артефакта. Отсюда и стихийные выбросы в условиях экстремальных опасностей. Знаю, может, это и глупо, но мне пришлось действовать быстро, и в тот момент ничего, кроме очевидных плюсов, мне в голову просто не пришло. Я понемногу снижаю уровень блокировки, чтобы тело смогло полностью адаптироваться к новым возможностям, как бонус — я могу полностью скрыть магическую ауру.

— Покажи мне, чем это было спровоцировано, — попросила девушка.

— Мия, — поморщился он, отворачиваясь, — ты только-только заканчиваешь осваиваться с новыми знаниями. Я не хочу сейчас грузить тебя событийной частью. Меньше всего в этой жизни я хочу причинить тебе боль. Ты же помнишь, чем чревато переживание моих негативных эмоций.

Гермиона помнила. При всем желании ей не забыть дня, когда Гарри признал, что не хочет ее. Она наклонилась немного и посмотрела на его профиль, отмечая про себя сильные, мужественные черты лица. Она не видела в них гнева или злобы — только усталость, смирение, своего рода заявление об отставке, и решила не упорствовать.

— Не показывай, просто скажи, почему ты очутился в зале для ритуалов, — подавив дрожь воспоминаний, тихо заявила Гермиона.

— Я заключил сделку, — признал Гарри со вздохом.

— Но Ари... ты же... — задохнулась девушка, не зная, как высказать свои сомнения и не обидеть его при этом. — В контракте можно предусмотреть такое количество уловок. Ты консультировался с юристом? Ты уверен, что...

— Успокойся, не было никакого контракта, — руки легли ей на талию, удерживая от возобновления метаний. — Только две стороны, у каждой их которых было то, что необходимо другой. Простой обмен. Все, что я накачал в твою прелестную головку при передаче, все знания — результат этого соглашения.

— Что ты должен? — девушка в его руках заметно напряглась.

— Своего первенца, — ляпнул он и тут же понял, какую глупость сморозил, когда вместо того, чтобы рассмеяться, Гермиона едва не лишилась сознания. — Прости, тупая шутка, — девушка прожигала его взглядом, и он поспешил успокоить ее, не желая выслушивать нотаций. — На самом деле я ничего не должен. При ритуале вскрылись новые обстоятельства, аннулировавшие мои обязательства.

Еще мгновение она испепеляла юношу медленно нежнеющим взглядом и вдруг придвинулась к нему еще ближе. Колени Гарри оказались зажаты между ними, не сомневаясь, Гермиона надавила всем телом, заставляя их раздвинуться, и прильнула вплотную, настолько близко, что чуть ли не впивалась в крепкие мускулы его груди, а лицом уткнулась в изгиб его шеи. Удобство самого Гарри, охваченного опасной смесью ужаса, стыда, наслаждения и возбуждения, в этот момент волновало ее меньше всего. Минуту или десять Гермиона безвольно и бездумно прижималась к нему, позволяя магическим узам ликвидировать дисбаланс аур и восстановить гармонию, нарушенную тяжелым разговором.

— Почему все дерьмо этого мира должно свалиться именно на твою голову? — потерянно прошептала она и почувствовала, как задрожала его грудь, ей послышался его тихий смех, как всегда, когда он собирался выдать очередную глупую шутку. Струя воздуха ударила его в плечо — она выдохнула:

— Заткнись, ладно? Просто заткнись.

И он замолчал, лишь успокаивающе поглаживая ее по голове, словно маленького ребёнка, пока она тихо роняла слезы ему на плечо, и думал, что никогда не привыкнет к тому, что кто-то так сильно о нем переживает.

Гермиона ощутила, как по щеке скользнул легкий поцелуй. Такой незамысловатый жест, но внезапно стало нечем дышать. Девушка слегка отклонилась, вглядываясь в до боли знакомое лицо Поттера. Она знала о нем все, все в нем ей нравилось и было любимо: такие небрежные, но в то же время изящные манеры; бронзовая кожа, так и напрашивавшаяся на поцелуи и пробу вкуса; непослушные волосы, в которые хотелось зарыться пальцами; яркие зелёные глаза, иногда темневшие от каких-то мрачных мыслей. Ее завораживала постоянно исходившая от Гарри сила, ее восхищала страсть, с которой он жил. Но сейчас всем ее вниманием завладели его губы. Возможно, кто-то посчитал бы их слегка тонковатыми, но, по мнению Гермионы, от этого его рот лишь выглядел более мужским — твердым и сексуальным. Все, чего она сейчас отчаянно желала — поцеловать этот рот, провести рукой по широким плечам, груди и спуститься по мускулистому животу к... впрочем, последнее далеко за пределами дозволенного в их отношениях. Что однако не мешает ей получить все возможное.

Гермиона наклонилась к нему, ее губы едва коснулись его губ, и вернулась обратно. Предложение, возможность и немой вызов: «Останови меня!», который бросали ее глаза. Сделав глубокий вдох, Гарри ответил на ее взгляд и почти сказал, что в этом нет необходимости и он уже восстановился от истощения магического ядра, но замер, поняв, что это — не о нем. Она нуждалась в заверении, и он был рад ей в этом помочь. Гарри кивнул, и Гермиона притянула его голову к себе. К его удивлению, она подарила ему глубокий поцелуй. Он не смог остановить себя, целуя ее в ответ и слегка поддерживая за спину.

Пусть все — иллюзия и ложь, пусть Гермиона думает, что это не всерьез, ему довольно и того, что, пользуясь такой возможностью, он может ее целовать. Всё будет великолепно, пока она не знает, насколько в действительности ему это нравится.