Тень шанса (джен)

Строфа 0

Начать с того, что Гриндевальд был мёртв.

Конечно, почти все обитатели магического мира были уверены, что он по-прежнему отбывает свой бесконечный срок в Нурменгарде, но Дамблдор-то был не обычным обывателем, а членом МКМ и потому знал — ещё в 47-ом до Гриндевальда дотянулись крайне недовольные слишком мягким, по их мнению, приговором волхвы Беловодья. Через магические преграды замка-тюрьмы спецотряд наркомата чародейства и волшебства прошёл как носорог сквозь бумажную ширму. Охранники, не успев взяться за палочки, заснули прямо на постах, так что никто не помешал русским добраться до восьмикомнатной камеры бывшего Тёмного Лорда и разобраться с ним по-своему. В кулуарах МКМ шептались, что кто-то из этих варваров даже не постеснялся снять с Гриндевальда кожу, а заодно прихватить с собой любимый эсэсовский мундир Лорда. Страшно даже подумать, для какого мрачного обряда всё это могло быть использовано...

Так вот, Гриндевальд уже сорок лет был мертвее египетской мумии. Впрочем, даже будь Геллерт живее всех живых, разве смог бы он проникнуть в кабинет директора Хогвартса, самую защищённую часть самого безопасного места магической Британии? Тем не менее, подняв глаза от бумаг на столе, Альбус Дамблдор в кресле перед собой увидел не кого иного, как Геллерта Гриндевальда. Зрелище было удручающим: унылое сморщенное лицо, вяло свисающие руки, сгорбленный, сломленный... человек? Нет, призрак. Впрочем, кожа — или её видимость — была на месте.

Рефлексы старого волшебника никуда не делись. Бросить беспалочковое Протего, выхватить палочку, отправить невербальное Инкарцеро — увы, магические путы без задержки прошли сквозь тело призрака и схлопнулись, дав ощутимый откат в правую руку. Геллерт попытался улыбнуться.

— Это ничего не даст, Альбус. Да и ни к чему оно, я пришёл не вредить тебе, а помочь.

— Помочь?! Мне? Директору лучшей магической школы, председателю Уизенгамота, величайшему светлому волшебнику, твоему победителю, наконец?

На этот раз улыбнуться у Геллерта получилось.

— Альбус, ты хотя бы мне-то не ври, а?

— А откуда мне знать, что это вообще ты, а не подробная, тщательно наведённая галлюцинация?

Лицо призрака расплылось и перекосилось, как картинка в неисправном телевизоре, затем вновь собралось в ещё более помрачневшем виде, и он начал говорить.

— Довольно! — через минуту оборвал его ставший столь же мрачным директор. Да уж, о его сексуальных привычках никто из живых помнить не мог. Обливейт мастера легилименции — это вам не лимонную дольку пососать.

— Так что, Альбус, про бескорыстие, заботу о людях и в особенности про победу надо мной ты другим рассказывай. Я тебя слишком давно и близко знаю.

— Геллерт... и как ты... там? Плохо?

— Нет, Альбус, не плохо. Там просто какой-то... — Гриндевальд передёрнулся. — Уж прости, но подцензурными словами этого не объяснишь, а если скажу как есть, то и ещё хуже стать может. Объявят тебе: "Сквернословие есть отражение скверномыслия", и того — в следующий круг. Впрочем, ты же понимаешь, что тебе там будет ничем не лучше?

— Но почему? Я ведь всегда стремился к общему благу!

— Как и я, только в своём собственном понимании. И ради этого, как и я, шёл по головам. Причём меня остановили, а ты всё продолжаешь идти.

Директор задумался, поглядывая то на консоль системы защиты (Геллерт на ней упорно не отображался), то на самого Гриндевальда (как он заметил только теперь, не сидящего в кресле, а висящего над ним).

— Так зачем тогда ты здесь, Геллерт?

— Мне дали даже не шанс — тень шанса. Ты помнишь, какой сегодня день?

— В смысле? Ну, 24 декабря 1987 года, и что?

— Сегодня Рождественский сочельник. В этот день даже таким, как мы, могут помочь. Когда-то маги⁽¹⁾ принесли дары Рождённому в этот день, ныне уже Он посылает магам Свои дары. А тем, кого мы презрительно называем маглами, ещё большие. Ты тоже получишь помощь в эту ночь, а если сможешь правильно откликнуться на неё... — после этих слов призрак Гриндевальда закружился на месте белесым водоворотом и втянулся под пол.

Дамблдор ещё не один час сидел на месте, пытаясь разложить по полочкам происшедшее, но затем всё же поднялся и отправился в директорскую спальню. Там он лёг в кровать и тут же заснул как убитый.

Строфа 1

Проснувшись, Дамблдор удивился царившей в комнате темноте. За окнами башни также не было видно ни зги. Вызвав Темпус, он увидел, что время было без четверти полночь. А ведь ложился он уже в третьем часу, так что же — проспал почти целые сутки?!

Поднявшись с постели, директор направился ко входу в кабинет, но замер на полпути. Из-под двери пробивался неяркий свет, а ведь все магические светильники сами отключались при отсутствии людей. Кто-то снова проник в его цитадель.

Набросив на себя все возможные щиты, Дамблдор осторожно приоткрыл дверь. В своём кресле он увидел "очень странное существо, похожее на ребенка, но еще более на старичка, видимого словно в какую-то сверхъестественную подзорную трубу, которая отдаляла его на такое расстояние, что он уменьшился до размеров ребенка. Его длинные рассыпавшиеся по плечам волосы были белы, как волосы старца, однако на лице не видно было ни морщинки и на щеках играл нежный румянец. Руки у него были очень длинные и мускулистые, а кисти рук производили впечатление недюжинной силы. Ноги — обнаженные так же, как и руки, — поражали изяществом формы. Облачено это существо было в белоснежную тунику, подпоясанную дивно сверкающим кушаком, и держало в руке зеленую ветку остролиста, а подол его одеяния, в странном несоответствии с этой святочной эмблемой зимы, был украшен живыми цветами.

— Кто вы или что вы такое? — спросил Дамблдор.

— Я — Святочный Дух Прошлых Лет.

— Каких прошлых? Очень давних? — осведомился Дамблдор, приглядываясь к этому карлику.

— Нет, на твоей памяти."

— Скажи, что ты собирался делать сегодня, Альбус? — в свою очередь поинтересовался Дух. Директор задумался.

— В первую очередь — проверка списка остающихся школьников. Затем финансы, нужно выяснить, сколько мы можем потратить на закупки продуктов, после...

— Ну да, а ведь раньше ты помнил, как следует проводить Рождество. Посмотри сюда, — Дух взмахнул своей веткой, и в воздухе перед Дамблдором раскрылось окно.

* * *

За столом сидела вся семья — отец, мать, сам Альбус с братом и сестрой, тётка Гонория. Стол целиком уставлен блюдами: традиционный гусь, салаты, пудинг с воткнутой в него веткой остролиста, кувшины с грогом и сливочным пивом... Тихое звучание молитвы. Читала мать, как полукровка она бережно сохраняла традиции мира обычных людей. Отец, чистокровный волшебник, ограничивался внешним антуражем. Но жену свою он любил и её обычаям не препятствовал. Ариане по виду было лет пять — да, это последнее Рождество перед бедой. Альбус вспомнил, что потом они пошли в церковь, затем долго гуляли по деревне, церемонно приветствуя и поздравляя всех встречных — и магов, и магглов. Merry Christmas, весёлое Рождество...

* * *

Картина сменяется. Хогвартс, рождественский обед. Год... очевидно, начало 1890-х, поскольку место директора занимает Финеас Блэк. За столами десятка два учеников, несколько преподавателей, завхоз. Как же звали его? А, Мун, Глэдвин Мун, не забыл ещё! Он-то и обращается сейчас к Финеасу:

— Господин директор, мне бы на сегодня помощники нужны, овощи в кладовки перегрузить.

— Что?! — вскидывается Блэк. — Мистер Мун, вы с ума сошли? Сегодня праздник, так будьте любезны и школьников в покое оставить, и сами все дела отложить. И, кстати, вы на сегодняшний вечер музыкантов пригласили? Нет? А почему!?

"Да... А ведь мы его терпеть не могли, иначе как слизнем не называли", — подумал Дамблдор. — "Почему не обращали внимание на такие вот моменты?"

* * *

И снова Хогвартс, но уже почти современный. Во всяком случае, видит он Большой Зал с директорского кресла, то есть и возглавляет школу уже А.П.В.Б.Д., директор, кавалер, председатель... или ещё нет? Неважно. Но поручения он уже раздаёт без сомнений.

— Филч, до конца дня мне нужны данные по запасам продуктов.

МакГонагалл робко возражает:

— Директор, но ведь праздник и...

— Минерва, девочка моя, продукты сами себя не закупят. А как мне выделить средства, если я не знаю, сколько чего нужно покупать? Кстати, ты сама подготовила мне сводную таблицу успеваемости по факультетам? Нет? А почему?

* * *

Опять смена декораций, на этот раз Хогвартс несколько более ранний. Директору резко захотелось прервать это воспоминание — слишком хорошо он помнил этот кабинет профессора трансфигурации начала сороковых, своё рабочее место. Стук в дверь, в кабинет входит третьекурсник-слизеринец. Да, Том Реддл...

— Профессор, руководство школы настаивает, чтобы на рождественские каникулы я вернулся в Приют Вула. Не могли бы вы посодействовать, чтобы я остался здесь? Скажем, для помощи в подготовке пособий... ну, или хотя бы для пересдачи недостаточно отработанных тем?

— Томас, мальчик мой, руководству школы виднее. Тебе действительно следует больше общаться с детьми из магловского мира. Ты же прекрасно освоил все задачи семестра по трансфигурации, разве плохо будет навестить Лондон, встретиться со старыми друзьями?

Ученик, не сказав более ни слова, выходит из кабинета. Кто бы знал, что через четыре дня будет очередная немецкая бомбардировка Лондона, разрушившая в том числе и приют? Том полдня просидит под развалинами, удерживая над собой щитом обломки перекрытия. Вернувшись в школу, почти прекратит любое общение с одноклассниками — похоже, именно тогда он сделает вывод о враждебности к нему не только магловского, но и магического мира. Если бы знать... Впрочем, кого он обманывает? Даже зная обо всём, Альбус тогда не рискнул бы пойти наперекор Диппету. А теперь? Как бы он поступил теперь?

Дамблдор осмотрелся: кабинет был пуст, Дух исчез. С трещащей от оживших воспоминаний головой он поднялся по лестнице в спальню и вновь бросился в постель. Сон пришёл немедленно.

Строфа 2

Когда, проснувшись, Дамблдор вызвал Темпус, тот опять показывал почти что полночь. Ещё одни сутки выпали из жизни. Директор вновь спустился в свой кабинет, уже не ставя перед этим щитов. На этот раз его кресло было свободно. "На полу огромной грудой, напоминающей трон, были сложены жареные индейки, гуси, куры, дичь, свиные окорока, большие куски говядины, молочные поросята, гирлянды сосисок, жареные пирожки, плумпудинги, бочонки с устрицами, горячие каштаны, румяные яблоки, сочные апельсины, ароматные груши, громадные пироги с ливером и дымящиеся чаши с пуншем, душистые пары которого стлались в воздухе, словно туман. И на этом возвышении непринужденно и величаво восседал такой веселый и сияющий Великан, что сердце радовалось при одном на него взгляде. В руке у него был факел, несколько похожий по форме на рог изобилия, и он поднял его высоко над головой, чтобы хорошенько осветить Дамблдора, когда тот просунул голову в дверь.

— Я Дух Нынешних Святок, — сказал Призрак. — Взгляни на меня!

Дамблдор почтительно повиновался. Дух был одет в простой темно-зеленый балахон, или мантию, отороченную белым мехом. Одеяние это свободно и небрежно спадало с его плеч, и широкая грудь великана была обнажена, словно он хотел показать, что не нуждается ни в каких искусственных покровах и защите. Ступни, видневшиеся из-под пышных складок мантии, были босы, и на голове у Призрака тоже не было никакого убора, кроме венчика из остролиста, на которых сверкали кое-где льдинки."

* * *

— Итак, посмотрим же, как сегодня празднуют Рождество! — воскликнул Дух, взмахивая своей мантией, и они очутились в Большом Зале Хогвартса.

Дамблдор решил, что вполне может собой гордиться. Столы ломятся от еды, профессора принарядились, за ученическими столами — строгий порядок, все по своим факультетам, пусть школьников и совсем немного. В этот момент его ухватили за ворот мантии и встряхнули, словно щенка.

— И это, по-твоему, праздник?! — взревел Дух. — Ладно, что мало кто вспоминает Имя родившегося в этот день — сейчас о Нём забыли почти везде. Но почему и в этот день у вас тут нет мира? Почему за зелёными столами презирают тех, кто сидит за красными, а те мечтают стереть зелёных в порошок? За синими столами равнодушны ко всем вообще, даже к своим соседям, а жёлтые замкнулись в себе, готовясь к отпору. Забыл, что было сказано? "Лучше блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык, и при нем ненависть." Для чего ты здесь, директор? Показать тебе?

* * *

Подхватив Дамблдора, Дух начал аппарировать казалось бы без всякой системы. Вот площадь с огромной елью в середине, вся забитая народом: улыбки, смех, радостные приветствия. Вот небольшая гостиная, за столом трое — отец, мать и девочка лет семи с копной кудрявых волос негромко поют рождественский гимн. Вот другая гостиная, тут семья куда больше и все рыжие — не слишком богато, блюда сытные, но не очень-то праздничные, однако это именно семья, где каждый стоит за всех. Вот какой-то зал с гудящими магловскими механизмами, затем помещение на корабле (судя по небольшой качке), вот — как это у них называется, самолёт? Везде люди, которым приходится работать в праздник, но они не сильно удручены этим и лишь обмениваются дружескими подколками.

— А на космическую станцию я тебя взять не смогу, — говорит Дух. — Там праздновать будут только через две недели.

"О чём это он", — удивляется про себя Дамблдор.

* * *

От следующей картины повеяло холодом, причём холодом не физическим, а иным, вымораживающим не тело, но душу. Азкабан... Двое надзирателей в комнате охраны:

— Вот что, Джон, сегодня вечером включаем амулет и загоняем дементоров на нижние этажи, подальше от узников.

— Само собой, Сэм. И знаешь что? Давай оставим их там и на следующие три дня.

— Понимающий ты человек, Джон. С Рождеством!

— С Рождеством, Сэм.

— Мерзкое место... — говорит Дамблдору Дух. — Но и здесь есть те, кто не забыл смысла праздника.

* * *

Картина вновь меняется, и Дух суровеет на глазах.

— А ты — забыл. И вот это уже чересчур даже для тебя!

Дамблдор видит крошечную комнату с покатым потолком. Освещения нет, слабый свет пробивается из щелей возле двери. В полутьме еле виден топчан у стены с сидящим на нём ребёнком. Мальчик, очень худой, одежда висит на нём мешком.

Дверь с треском распахивается. На пороге — мальчишка лет восьми, раскормленный донельзя.

— Сидишь? Ну и правильно! Уродам Рождество праздновать не положено, так папа сказал!

Дверь захлопывается, слышен скрежет задвижки. В глазах у сидящего мальчика — пустота.

И Дамблдор вновь оказывается у себя в спальне. Один.

Строфа 3

И на этот раз директор проснулся без малого в полночь. Встав, он вновь угрюмо потащился в кабинет, ожидая лишь новых неприятностей.

— Если Геллерт называл это тенью шанса, то не хотел бы я узнать, что он понимает под целым шансом, — раздумывал он про себя. — И от тени-то тошно до невозможности.

Войдя наконец в кабинет, Дамблдор увидел "величественный Призрак, закутанный с ног до головы в плащ с капюшоном и, подобно облаку или туману, плывший над землей к нему навстречу.

Черное, похожее на саван одеяние Призрака скрывало его голову, лицо, фигуру — видна была только одна простертая вперед рука. Не будь этой руки, Призрак слился бы с ночью и стал бы неразличим среди окружавшего его мрака.

— Дух Будущих Святок, не ты ли почтил меня своим посещением? — спросил, наконец, Дамблдор."

Вместо ответа Дух лишь слегка склонил голову. Затем под капюшоном вспыхнули два огня, и перед глазами директора пронёсся новый ряд картин.

* * *

Кабинет декана Гриффиндора. МакГонагалл на повышенных тонах беседует с юношей-учеником.

— Я не намерена прислушиваться к вашему нежеланию идти на Рождественский бал. Вы чемпион и это ваша обязанность!

— В правилах турнира нет такого требования, — холодно возражает ученик.

— Это традиция! Вы что же, хотите подвести свой факультет и весь Хогвартс?!

Ученик поднимает на МакГонагалл равнодушные глаза и негромко, очень спокойно отвечает:

— Я ненавижу Хогвартс.

* * *

Молодой человек — похоже, тот же, что говорил с Минервой, только ставший десятью годами старше — смотрит на газетный лист. В газете — фото. Фотография его, Дамблдора, только в чёрной траурной рамке. Молодой человек плюёт на фотографию, ожесточённо сминает газету и отбрасывает её в сторону.

* * *

Это, судя по всему, министерство. За столом человек в полосатом костюме с малиновым галстуком.

Обращаясь к подчинённому, он размеренным тоном указывает:

— Нет, Кингсли. Министерство никак не будет реагировать на его смерть. Он действительно смог нейтрализовать Того-кого-нельзя-называть, вот только стоило это слишком дорого. Причём нам, не ему. Хотя и своих целей он не достиг, поскольку его собственные почитатели после всего этого не пожелали больше иметь с ним дела. Так почему Министерство должно отнестись лучше к этому человеку?

* * *

Кудрявая девочка — та, что праздновала с родителями Рождество, также уже повзрослевшая — сидит в той же гостиной и методично рвёт газету на мельчайшие полоски. Родители тоже здесь. Только теперь в виде фотографий с чёрными ленточками в нижнем углу.

* * *

Азкабан. Ту же газету читают надзиратели.

— Знаешь, Сэм, а я жалею, что он умер.

— Жалеешь?!

— Ну да. Я ведь для него самую лучшую камеру приберегал — сырую, холодную, поближе к дементорам... Туда даже крысы не заглядывают.

— Да, Джон. Тогда действительно жалко. Не дождались.

* * *

Комната, где недавно встречала Рождество рыжая семья. Только теперь семья эта заметно поуменьшилась в числе.

— Пойти на похороны? — кричит на мужа мать семейства. — Что он обещал нам? Места в министерстве, деньги, хорошие партии для детей? Где это всё!? За что заплатили своими жизнями наши дети? Ну что же, я пойду. Да, пойду, чтобы сплясать на его могиле!

Строфа-эпилог

Когда директор Дамблдор проснулся в очередной раз, то совершенно неожиданно обнаружил за окном наступившее утро. Ещё более неожиданным оказалось то, что это утро — рождественское. Три ночи общения с Духами каким-то образом выпали из общего течения времени, и всем событиям нынешнего Рождества ещё только предстояло произойти. Или не произойти.

За завтраком в Большом Зале Дамблдор не замечал, что за еду ему подавали. Механически пережёвывал пищу и мучительно ломал голову — как же ему поступить. Замысел, предусматривавший "предпродажную подготовку" Поттера и его последующий размен на Тома, исполнялся без отклонений уже шесть лет. Он ещё имел шансы на реализацию, хотя показанный в видении живой Поттер после Хогвартса — нет, такого в любых вариантах плана в принципе не могло быть. Скорректировать, впрочем, было можно. Вот только не хотелось, ох как не хотелось после всего оказаться в глазах людей не спасителем магической Британии, а бесчестным мерзавцем, заслуживающим только радостной пляски на его похоронах. Да и после смерти, даже если Геллерт и преувеличивал, ждёт его нечто совсем не радостное. С другой стороны, а что ещё делать? Новый план на коленке за полчаса не составишь, да для него ещё и исходные данные найти нужно. Но сложилось всё так, что решение принимать надо было незамедлительно.

Немного поколебавшись, директор решительно, словно бросаясь в незнакомый портал, произнёс:

— Минерва, пожалуйста, загляни сегодня в Литтл-Уингинг.

Та недоумевающе на него посмотрела.

— На Тисовую 4, к приёмной семье Гарри Поттера, — неохотно пояснил Дамблдор.

— Но они же требовали, чтобы никто из волшебников не вмешивался в их жизнь?

— Понаблюдай со стороны, под невидимостью, только внимательнее. Мне... пришли не очень хорошие известия, не знаю лишь, насколько верные.

— Хорошо, Альбус, понаблюдаю, — кивнула МакГонагалл.

— И захвати с собой Поппи. Опасаюсь, без неё обойтись не получится.

Затем, повернувшись в другую сторону, Дамблдор продолжил:

— Северус, а к тебе у меня есть серьёзный разговор относительно сегодняшнего празднества...

* * *

Где-то, где не было больше ничего видимого, шевельнулась тень, у которой оставались только имя и упрямое желание быть. Вглядевшись в пространство вероятностей, единственно ей доступное, тень обнаружила небольшое изменение. Шанс, ещё вчера бывший лишь призрачным, начал обретать слабую реальность. Если дозволенное ей вмешательство принесёт успех и получится искупить хоть что-то из некогда совершённого, тогда... Тень вдруг ощутила давно и прочно забытое ею чувство — надежду.

1) Те, кого в русском переводе традиционно именуют волхвами, в греческом тексте названы μάγοι.

Вернуться к тексту