Homme like you (гет)

На берег Гвинейского залива сумерки не опускаются, скорее, падают. Казалось бы, еще минуту назад ярко светило солнце и по песку тянулись резкие длинные тени пальм, но стоило последнему лучу скрыться за горизонтом, как все окутала стремительно густеющая сизая пелена. Не пройдет и получаса — Золотой Берег погрузится в кромешный мрак.

Так же неумолимо и быстро ночь наступила в судьбе Беллатрикс: ровно в ту минуту, когда Повелитель прогнал ее от себя и велел никогда не показываться ему на глаза. И разве, лишившись возможности быть с ним рядом, могла она выходить на те же улицы, видеть знакомые лица и ловить на себе жадные любопытствующие взгляды? Нет, лучше уж оказаться вдали от всех. В первую очередь поэтому она здесь — на загаженном пляже, окаймляющем пригород Аккры⁽¹⁾, — наслаждается запахами тухлой рыбы, дыма и канализационных стоков.

Внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить в чье-нибудь дерьмо, она поднимается по пологому берегу и углубляется в узкую грязную улочку, петляющую меж перекошенных убогих домишек. Все они ржаво-серого цвета, как дорожная пыль. Уныло. А с наступлением темноты город и вовсе начинает казаться вымершим.

Иногда Белла останавливается, чтобы оглядеться и прислушаться. Пару дней назад, после разговора с заказчиком, возникло ощущение, что за ней следят. Но сейчас вроде бы ничего подозрительного. Только вывешенное кое-где на веревках тряпье слегка раскачивается от дуновений вечернего бриза, и подмигивают изредка из нутра нищенских хижин лучины. Штор здесь на окна не вешают. И стекло на них нечасто увидишь. Неудивительно, что магический гнус, если уж заводится, то резвится вволю, а понятия не имеющий ни о каком Статуте люд за избавление от такой напасти готов отдать колдуну что угодно. И кого угодно.

Зелья на основе человеческой крови и органов у местных чернокнижников в большом ходу. Но Беллу такое не интересует: смахивает скорее на шарлатанство, чем на серьезную магию. Она вместо любого местного варева приготовит аналог без человечины, причем лучшего качества. Лорд многому научил свою преданнейшую соратницу. А он — мастер высочайшего класса. И какие бы сплетни ни распускали о нем враги, к варварским людоедским зельям питал одно лишь отвращение.

Говорили, что Повелитель использует своих людей как слуг и ничего не дает взамен — какая вопиющая наглая ложь! Он всем воздавал по заслугам. И ей, Белле, посчастливилось получить от него больше всех. Он щедро делился с ней знаниями, опытом. Вложил в нее так много, что хватит до конца жизни. И даже теперь, обвиненная им в измене и отвергнутая, она будто чувствует его незримое присутствие, будто Господин и Наставник все еще заботится о ней, оберегает.

Белла медленно выдыхает скопившуюся под сердцем боль. Год назад от таких мыслей пришлось бы смаргивать слезы и до крови кусать губу. Но теперь уже легче: то ли боль притупилась, то ли она к ней привыкла. Возможно, со временем она так и научится жить... без него. В конце концов, для нее самое главное — знать, что он тоже где-то живет. И насколько можно судить по новостям в британской магической прессе, дела у него идут неплохо. А она ведь только того и добивалась: чтобы не сбылись кошмарные сны. В них Повелитель падал замертво, сраженный своим же проклятием, потому что Старшая палочка предавала: разворачивалась и направляла зеленую молнию ему в грудь, в сердце... Белла просыпалась в холодном поту, в слезах и долго потом не могла уснуть, слушала его дыхание. Иногда в такие моменты появлялась тянущая боль внизу живота, но Белла не придавала значения. Все казалось неважным на фоне страшных видений. Однажды, нечаянно разбудив его своими метаниями, она решилась все рассказать. Он выслушал и нахмурился:

— Сейчас я спишу это на твою беременность, Беллатрикс, но впредь не желаю слышать подобных глупостей.

В ту ночь он ушел, а она не спала до утра. Рыдала из-за его разочарования и своего бессилия.

В последующие дни стало только хуже. Кошмары изматывали, зелья не помогали. Болела голова, тянуло живот, ныла поясница. Вскоре, в одну из холодных, бесприютных ночей случился выкидыш. Она потеряла ребенка. Его ребенка. Боялась, что не простит, однако он не только не упрекнул, но даже позволил выплакаться на его груди. Успокоившись и согревшись, она заснула, но во сне снова увидела его смерть. И по утру пришло решение.

Хр-руп — всего лишь сухая ветка попала под ногу, но Белла вздрагивает: с таким же хрустом ломалась Старшая палочка.

Это случилось вечером, по возвращению из румынской глуши. Там она встречалась с ведьмой-пророчицей, про которую говорили, что ни разу за всю жизнь не ошиблась.

— Его убьет то, на что он возлагает самые большие надежды, — держа Беллу за руку и таращась жуткими бельмами, прорицательница подтвердила худшие опасения.

Белла аппарировала домой, выждала момент, когда лорд, раздеваясь ко сну, положил палочку на прикроватную тумбу. Взяла ее. И сломала.

Никогда не забыть ей, как неверие, разочарование и ярость сменяли друг друг на его лице. Лице, не похожем ни на чье другое. Белла никогда не понимала, как некоторые могут считать его уродливым. Для нее он всегда был и будет воплощением совершенства. Он схватил ее за волосы жесткими и холодными, как сталь, пальцами и, запрокинув ей голову, пристально страшно посмотрел в глаза. Она безропотно приняла бы смерть от его руки: какую угодно. Но получила лишь Круциатус, который и забылся-то почти сразу. Не то что боль от срываемой с кожи Метки.

— Убирайся! — это мгновение болит в памяти до сих пор. Пульсирует в груди сгустком черной тяжелой жижи, имя которой — тоска. И фантомная Метка в дремотных грезах нет-нет да загорится огнем: будто бы он зовет. Но увы. Едва развеиваются остатки сна, исчезает и жжение. Зато кошмары с той поры ей больше не снились. И ее Господин не умер.

А сама Белла может, и очень скоро, если не прогонит нахлынувшие невовремя воспоминания и не сосредоточится на деле. Она уже практически на месте. Вокруг все та же грязь, но дома стали добротнее, ровнее и выше. Район считается зажиточным. Здесь адзе⁽²⁾ появлялся в прошлую ночь.

Она поправляет амулет на запястье и крутит головой по сторонам, выбирая место, где подождать. Приличных вариантов все равно не находится, и Белла просто отступает с середины улицы под какой-то навес, сливается с ночью. Вскоре амулет теплеет — тварь приближается.

Ореховая палочка, изогнутая, как коготь хищной птицы, плавно выскальзывает из рукава и ложится в руку. Но применять волшебство до схватки нельзя: адзе заметит.

Влажный тяжелый воздух, кажется, липнет к коже и не освежает, все такой же душный, как днем. Охотница затаивает дыхание и всматривается в темноту. Серпику ущербной Луны, обложенному лохматыми облаками, не под силу развеять мрак. Оно и к лучшему. Белла всегда уверенно чувствовала себя во мгле, и фонарь светляка-вампира так будет лучше видно.

По-кошачьи мягко, беззвучно она крадется вдоль улицы, придерживая рукой длинный подол платья. Периодически меняя внешность, излюбленному стилю в одежде она решила не изменять. Пусть хоть что-то остается из прошлой жизни... В узком проеме между домами мелькает желтый огонек. И Белла устремляется туда. Она всегда была стройной, а за последние три года и вовсе набегала отличную форму. Было б кому оценить.

Из-за угла дома она выглядывает осторожно, чтобы себя не выдать, и едва удерживается от ругательств вслух: светляка нигде нет. Текучим слитным движением выскальзывает из простенка и осторожно идет вперед. Летает адзе небыстро, значит, все еще рядом. И горячий амулет говорит о том же. Внезапно он накаляется. Сжавшись пружиной, Белла резко разворачивается, и как раз вовремя. Полмгновения ей хватает, чтобы отскочить в сторону и увернуться от блеснувших призрачным лунным светом когтей, которые в противном случае располосовали бы горло.

Тварь приняла человекоподобный облик, теперь она будет стараться ранить в жизненно важные органы, чтобы затем разорвать зубами и выжрать внутренности. Считается, что светлячкам-вампирам в антропоформе особенно по вкусу печень, сердце и легкие, тогда как, будучи насекомыми, они пьют лишь кровь, что не всегда ведет к смерти жертвы. Всего лишь вызывает эпидемии опасных болезней. Но этот все равно подохнет голодным. Добыча отыграла у охотницы преимущество внезапного нападения, но уже и потратила. Теперь все решат скорость, сила и мастерство. Адзе скорее всего сильнее и мастерски сливается с темнотой. Но у Беллы в арсенале есть преследующий Люмос, и она может атаковать с дистанции.

Люмос зависает над головой вампира, и того теперь отлично видно. Частокол скрещенных иглообразных зубов, длинные — ниже колен — руки и когтистые пальцы. Какая прелесть! Опасность приятно будоражит кровь, и Белла позволяет себе самодовольно ухмыльнуться. Тварь же глухо рычит и пытается избавиться от подсветки, естественно, безуспешно.

В вампира летят молнии Сектумсемпры, Петрификуса, Ступефая, Бомбарды. Авада, к сожалению, тут бесполезна, Непростительные на тварей не действуют. Эффект обычных проклятий тоже существенно снижен, но по крайней мере присутствует. Их задача замедлить, сбить с ног, ослабить. Для добивания же сгодится кое-что неожиданное из собственных разработок охотницы. Твари должно понравиться.

Устав от непрерывных ударов, вампир низко припадает к земле и совершает молниеносный бросок. Луч последнего Петрификуса проходит мимо, лишь подсветив красным редкую жесткую шерсть на мускулистых голенях. Но хуже всего то, что Люмос не успевает за объектом слежки. Адзе превращается в размытую тень на темном фоне, от которой приходится отпрыгивать почти вслепую, с риском напороться на какую-нибудь ржавую железяку или подвернуть ногу, угодив в канализационный сток. Такие здесь тянутся узкими бороздами от каждого дома, чтобы посреди улицы влиться в одну общую канаву.

Страхуя себя подстилкой из слабеньких чар автолевитации — увы, в полной мере это искусство ей так и не покорилось, — Белла приземляется на широко расставленные ноги, пружинисто приседает и опирается на грунт левой рукой, чтобы в следующую секунду по наитию опрокинуться на спину и выбросить вверх правую, покрепче сжав волшебную палочку.

— Агуаменти! — На исчерна-серые тучи над головой наползает тьма, в нее и ударяет упругая струйка. — Аргентум Культрум⁽³⁾! — Обратившаяся серебряным клинком вода с треском рассекает смрадную тугую плоть. — Амальгамус! — проворачивая кинжал, выдыхает Белла и вскоре чувствует холодные тяжелые капли, побежавшие от кисти к локтю. Проклятье! Это не кровь, а серебряная амальгама. Наколдованный нож совсем неглубоко вошел в тело адзе, и тот теперь с хриплым воем удирает к зияющим провалам окон в стене ближайшего дома. Проникшее в кровь серебро, конечно, растворит сосуды и мягкие ткани близ раны, но убить не сможет.

Скрипнув зубами, Белла вскакивает на ноги, намереваясь настичь и добить уродца, но тут боковым зрением замечает снующий в воздухе огонек. Второй вампир?! Хреново.

Первого, подранка, приходится отложить на потом. Второй — невредимый и полный сил — гораздо опаснее, а охотница уже устала. Кровожадный светлячок облетает ее широким кругом, без труда уворачиваясь от парочки прицельных режущих. Ничего, та, которая когда-то стояла по правую руку от Темного лорда, только немного отдышится и сумеет удивить наглого гнуса.

Адзе продолжает кружить, иногда резко меняя направление и тем самым заставляя ведьму постоянно вертеться из стороны в сторону. Она старается достать его проклятиями, но в беспорядочно снующее насекомое размером с ладонь с пятнадцати-двадцати футов попасть не так-то просто. Тварь предпринимает попытки к сближению, совершая стремительные броски, но Белла либо уклоняется, либо отбивается. Наконец она достает летуна Ступефаем, второй раз — Петрификусом и рубит вдогонку Семпрой.

Останки гнуса мокро шлепаются на пыльную землю. Однако вытекающая из них светящаяся жидкость стремится собраться воедино, заодно стягивая и рассеченные половинки. Вот почему адзе практически невозможно уничтожить, пока он в анимаформе. Присев над ним на корточки, четверть минуты Белла отводит на удовлетворение собственного любопытства: разглядывает уродливую голову насекомого, у которого изо рта торчат отнюдь не миниатюрные зубки, после чего командует:

— Конвертере⁽⁴⁾! — и пригвождает слабо шевелящего лапками светляка синим лучом. Того капитально раздувает, корежит, и вскоре у ее ног уже лежит монстр ростом поболее шести футов. Он истекает кровью и глухо стонет: половинки не успели до конца срастись.

Тварь повержена и больше не вызывает ненависти. Ударом серебряного клинка в разверстую грудную клетку Белла ускоряет агонию дикого африканского кровососа. Менее чем через минуту с ним все будет кончено, пора подумать и о его собрате, притаившемся где-то неподалеку. Интересно, успел ли он залечить свою рану?

Белла тянется к сигнальному амулету — может быть, монстр предпочел сбежать? — и не находит браслет на прежнем месте. Обронила в пылу схватки. Она устало оглядывается. Глаза привыкли к темноте, да и от месяца, вынырнувшего из-за туч, свет тускленько, но струится... Однако Акцио все же быстрее. Ведьма вскидывает палочку, но слова заклинания замирают на губах из-за нахлынувшего ощущения смертельной опасности, способность предчувствовать которую выработалась еще в первую Магическую.

Амулет падает перед ней на землю, и тут же, раньше, чем она успевает поднять голову, на то же место грузно спрыгивает второй адзе, на лету выбивая из ведьминых рук оружие. Нависает долговязой тушей и не дает отскочить, хватает за горло когтистой лапой.

"Мордред! Этого не может быть, нет!" — Белла трепыхается, пытаясь оттолкнуть адзе беспалочковыми проклятиями, но без толку. Как глупо, бездарно... Она не может сдохнуть, став кормом для тупой насекомоподобной твари!

А тварь тем временем рассекает ей щеку когтем и облизывается, втягивая обратно повисшую гадкой нитью слюну.

"Да чтоб тебя!"

Белла вцепляется обеими руками в шершавые пальцы вампира и, сконцентрировавшись на ощущении магических потоков, направляет их через свои ладони:

— Редукто, — хрипло выкрикивает она, и адзе, вздрогнув, на миг ослабляет хватку. Этого хватает, чтобы повиснуть на его руке и ударить обеими ногами в живот. Так Белле удается высвободиться, но она оступается, путается в подоле и падает. Возможно, есть смысл все-таки обновить гардероб. Если он ей еще понадобится.

— Проклятье! — Рыча и дико озираясь, она пытается найти палочку. Та обнаруживается поблизости, но вампир опережает, без всякого уважения ногой отшвыривает благородный ореховый коготь с сердцевиной из драконьей жилы. Ну хоть наступить ума не хватило. И все же от отчаяния и досады хочется выть. В голове ни одной умной мысли. Да и неумной тоже. Неужели она все-таки умрет в этой грязи, рядом с канализационной канавой, от когтей жалкого светляка?!

Отталкиваясь пятками и локтями в не особо изящном стремлении уползти, Белла готова призвать на помощь Мордреда и Моргану. Кажется, встречался ей такой ритуал... Или там было про Боуддику?.. На хрен без разницы! Все равно не помнит. Думай, Белла, думай! Вспомни уроки с лордом, в них точно что-то было и на такой случай. Должно было быть...

Вдруг за спиной адзе возникает высокая фигура в черном, а мгновением позже шею кровососа пронзает что-то похожее на гарпун, дернув за который, незнакомец попросту сносит уродливую голову с плеч.

Белла же первым делом кидается к палочке. Кто знает, какие у спасителя планы насчет спасенной? И только вновь ощутив в руке теплую гладкую рукоять, а вместе с ней уверенность, она распрямляется в полный рост и оборачивается, чтобы сказать "спасибо". Однако видит лишь исчезающий в проулке край черной мантии. Первый порыв — броситься за незнакомцем — она душит в зародыше. У нее есть неоконченное дело.

Влив для верности в обезглавленное тело проклятого адзе около унции жидкого серебра, она находит в грязи амулет и тщательно ощупывает. Совершенно холодный — живых кровососущих светлячков поблизости больше нет. Можно чуть-чуть выдохнуть, но бдительности больше не терять. Амулет она закрепляет на левом запястье и только после этого наклоняется, чтобы достать из-за высокого голенища удобного всесезонного сапога свернутый в трубочку листок пергамента. Капля вампирской крови заставляет буквы на нем засветиться золотом. И золото ей непременно заплатят, к тому же в двойном размере.

Заказчик, какой-то чинуша из местной городской мэрии, ждать себя долго не заставляет. Но, сверкая белками выпуклых глаз и большеротой улыбкой, долго пытается не понимать, почему плата выросла вдвое, зато то и дело принимается лить Белле в уши елей за спасение жителей Аккры. Некоторые из них, к слову, уже повысовывались из дверей и окон, чтобы поглазеть на ведьму. Белле плевать на этих убогих трусов, подавляющее большинство из которых к тому же магглы. Но ей нужно золото, чтобы не пришлось хотя бы в ближайшее время посещать Гринготтс — мысль о возвращении в Англию все еще невыносима. А еще ей просто необходимо время от времени окунаться в пучину погони, опасности, битвы. Это помогает вспомнить, что удовольствием может быть просто жить. Сегодняшних приключений хватит, наверное, на месяц. И провести это время она намерена по другую сторону черного материка, в гораздо более приятном месте.

1) столица Ганы

Вернуться к тексту

2) Адзе — вампир из легенд Ганы и Того. Он может явиться в облике светлячка. Ели его поймать, то он примет человеческий облик и попытается впиться зубами в горло. Но только в этом состоянии его можно победить. А если останется насекомым, то станет пить кровь человека, пока он спит, и заразит страшной болезнью.

Вернуться к тексту

3) Argentum Cultrum — лат. серебряный нож

Вернуться к тексту

4) Convertere — лат. превратись

Вернуться к тексту

Океан спокоен. Его бирюзовые воды лениво набегают на песчаный берег и с тихим шелестом откатываются обратно. По небу густо разбросаны крупные кучевые облака, солнце то и дело скрывается за ними, не слепит и не обжигает. Поэтому Белла не раскрывает зонтик и вытягивается на шезлонге, подставляя едва прикрытое черным купальником тело теплым лучам и соленому бризу.

Хорошо. Сейшелы не зря называют туристическим раем... наверное. Рай не рай, но нежиться в ласковых волнах и расслабляться, потягивая через соломинку слабоалкогольный коктейль, Белла научилась именно здесь. То ли предрасполагают безмятежные виды бухты, с трех сторон окаймленной невысокими горами; их склоны утопают в зелени, изумрудной в ясную погоду и сизоватой — в пасмурную... То ли Белла просто устала страдать.

Он не простил ее в первый год, когда она с упорством маньячки врывалась в эпицентр всех крупных схваток, о каких только могла узнать, и с исступлением самоубийцы старалась быть в них замеченной, а потом, наплевав на гордость, обтирала кованые ворота, с собачьей тоской вглядывалась в окна, за которыми он праздновал очередную победу: с ближним кругом, но без нее.

Он не заскучал по ней, когда, отчаявшись, она наконец подчинилась и убралась из Англии, чтобы метаться по миру в поисках смерти. Три года прошло. Уже и остатки подполья капитулировали и признали новую власть в стране. Если не позвал до сих пор, значит не позовет никогда. Проклятье!...

Вот зачем она пустилась в воспоминания!

Белла резко садится и, выбросив из бокала соломинку, залпом допивает его содержимое. В сердцах она выплевывает листочки мяты и еще какой-то травы.

"Пойти искупаться, что ли?.."

Или прогуляться до ближайшей кафешки и взять что-нибудь покрепче?

С досадой она обводит глазами поблекший рай, и взгляд цепляется за поджарую фигуру нового отдыхающего. Этот длинноволосый блондинчик появился тут дня два назад и все время за ней наблюдает. Правда, за ней тут многие наблюдают, некоторые даже пытаются ухаживать, но этот отличается. Во-первых, он явно волшебник и явно под обороткой. Во-вторых, всегда держится поодаль и позади... Пожалуй, она прогуляется до кафешки и тоже понаблюдает.

Она скрывает глаза солнцезащитными очками — вообще они раздражают, но сейчас весьма к месту — и, небрежно обвязав вокруг бедер парео, с независимым видом идет к навесу из пальмовых листьев.

— Апельсиновый фреш, — бросает она суетливому бармену и выкладывает на стойку маггловскую купюру. Забрав заказ, присаживается за маленький круглый столик. Со стороны должно казаться, что она смотрит на море, хотя на самом деле изучает блондина. Тот сопровождал ее взглядом всю дорогу, но, стоило обернуться, отвернулся и теперь тоже изображает беззаботного отдыхающего.

Теряясь в предположениях, Белла уже начинает злиться, как вдруг на плечо блондина садится большая муха. Он ее смахивает, а потом прямо в полете сгребает ладонью и прихлопывает об тыльную сторону кисти другой руки. Ах вот оно что!

От облегчения и приятного ощущения триумфа Белла даже тихонько смеется, после чего встает. Сколько раз она видела этот жест, сидя в засаде, когда антимоскитные чары могли их выдать.

— Ну и как это понимать? — зачерпнув ногой и бросив на живот проколовшегося конспиратора немного песка, она с победным видом разглядывает его физиономию. Симпатичную нашел мордашку.

— Простите? — округлив глаза, он приподнимается на локтях.

Запрокинув голову она смеется. Ей на самом деле отчего-то легко и весело.

— Роди, кончай, — присаживаясь рядом прямо на песок, она снимает очки и смотрит на лазурные пятна неба в разрывах белоснежной облачной ваты. — Я тебя в любой шкурке узнаю.

— И чем же я себя выдал? — с улыбкой признавшего поражение он тоже садится. На загорелых плечах остается песок.

— Да какая разница! Куда интереснее, что ты здесь делаешь?

— Отдыхаю.

— В самом деле? — она картинно вскидывает брови. — А почему под обороткой?

— Боялся, тебе не понравится, что я здесь.

— Ну так нашел бы другой пляж, другой остров, если боялся, — с ехидцей замечает она. — Тут поблизости есть, из чего выбрать.

— Захотелось полюбоваться тобой... подольше, — он смотрит тепло и грустно. Такое она тоже много раз видела.

— А нашел меня ты, значит, совершенно случайно?

— Совершенно. — Ох уж эти честные глаза.

— Ладно, сделаю вид, что поверила. А в Британии что тебе не сиделось?

Он беззаботно пожимает плечами:

— Скучно, заняться нечем, — опираясь на руки, он чуть-чуть отклоняется и, задрав голову, смотрит на небо. Через обросшую светлой щетиной кожу остро выпирает кадык, а Белла ловит себя на том, что хотела бы сейчас увидеть его в истинном облике. Кажется, она ему рада, но это еще не точно.

— Что, Поттера уже поймали?

Роди качает головой:

— Как сквозь землю провалился. Скорее всего, если жив, то вообще не в Британии. Но охотников за его головой и без меня хватает.

— А его шайку?

— Грязнокровка и рыжий дружок тоже пропали. Ну и... еще несколько... в общей сложности около дюжины. Остальные либо ликвидированы, либо сложили оружие и ходят паиньками.

"А про рыжую подружку Поттера мы, значит, молчим", — как же он порой бесил ее вот этим своим "пониманием". Лучше бы иной раз по морде дал, честное слово. А про то, что младшенькая Уизли теперь с Повелителем, Белла и так знает: попадались ей несколько желтых газетенок, в одной еще какая-то мутная история с дневником была. В общем, фигня, да и вообще по хер! Если лорд все равно не с ней, то какая, на хрен, разница, с кем и почему. Главное, чтобы эта перекати-поле яда ему исподтишка не подсыпала. Но лорд никогда не страдал ни глупостью, ни беспечностью, ни лишней доверчивостью. Да и из ее, Беллы, перфоманса с палочкой выводы наверняка сделал, так что...

— Белла...

— М-м?

— Не прогоняй меня, ладно? Я не буду тебе мешать, навязываться... Просто буду где-то тут, и все...

— Ну, валяй, будь, — усмехается она с непривычной теплотой на сердце. — Надоешь, я сама другой пляж найду.

— Договорились.

— Хм... — она ложится на спину и прикрывает глаза, а через минуту широко их распахивает. Роди, не таясь, ею любуется. Как ни странно, она не против, но сейчас ее интересует другое: — Так это ты милашке адзику на прошлой неделе башку снес?

— Ну-у...

— Понятно, — с коротким смешком заключает она и притягивает невербальным Акцио забытую возле шезлонга широкополую шляпу, подхватывает ее и кладет на лицо. Хорошо получилось: будто ветром перенесло.

* * *

На следующее утро Роди-блондин освобождает съемное бунгало, чтобы к полудню явиться к владельцу уже шатеном и заселиться вновь. Белла смеется, слушая про эти его ухищрения, видит свое отражение в глазах медового цвета и с удивлением осознает, что скучала.

Они гуляют по пляжу, купаются, загорают, вместе ходят в кафе. Они много болтают: рассказывают, чем жили, делятся планами (хотя какие у нее, к черту, планы?), вспоминают прошлое. И виртуозно обходят болезненную для обоих тему. Тот-чье-имя-нельзя-называть... могла ли она подумать. Но ей легко и почти не больно, разве только изредка и совсем чуть-чуть.

Дни летят, и все больше ей нравится думать о том, что с Роди они не чужие люди. Муж как-никак.

Ей нравится смотреть на морщинки, собирающиеся вокруг его глаз, когда он смеется. Нравится улыбка, кудряшки волос на груди и кубики пресса на подтянутом животе. Впервые в жизни посещает мысль о том, что ее муж не только надежный и честный друг, не только искусный волшебник и смелый воин, но еще и красивый мужчина. А еще он внимателен и заботлив.

Чем дальше, тем сильнее ей хочется до него дотронуться, но нравится этого не делать. Пока.

* * *

Последние лучи солнца подсвечивают облака снизу, и потемневшее небо кажется залитым лавой.

— Какой сегодня закат, — раздается поблизости шумный вздох Роди. А бриз играет его рубашкой, расстегнутой до середины груди.

Белла собирается кивнуть, но в этот момент тишину, наполненную приглушенными обрывками голосов, шепотом моря и вскриками лесных птиц, пронзает звук гитарной струны. Примерно в полумиле от них на пляже раскладывается залетная музыкальная группа. Сквозь еще прозрачный фиолетовый полог сумерек видны барабаны и что-то плоское на высоких ножках. Вокруг инструментов бодренько расхаживают музыканты и уже собралось в ожидании несколько отдыхающих.

— Подойдем побли... — качнув головой в ту сторону, начинает Белла, но недоговаривает из-за волос, которые, разлетевшись по ветру, лезут в лицо и рот. Заразы...

— Давай, — улыбается Роди, помогая справиться с расшалившейся гривой.

Пока они неспешно идут вдоль берега, немного проваливаясь пятками в прогретый за день песок, музыканты успевают разместиться, установить слабенькие прожекторы и направить их на вокалистов: темнокожих парня и девушку, заговорщицки поглядывающих друг на друга.

Первые аккорды мелодии рассыпаются по ветру, будто невесомые пальцы пробегают по телу изнеженной разомлевшей мглы. Негромкий женский голос с расслабленной хрипотцой вливается в симфонию оттенков цветов и звуков так, словно знакомится с ними, пробует на ощупь ритм.

— Да!.. — одобряя, подхватывает мужчина. — Меня зовут...

Белле неинтересно, как зовут этого паренька из дуэта, она знает имя того, кто ей нужен. И он, конечно же, чувствует ее взгляд, смотрит в глаза с сомнением и надеждой.

— Давай сделаем это, гангстер!⁽¹⁾ — звучит из уст харизматичной молодой певицы и бежит по венам.

Песня попадает в настроение поразительно точно. И смуглая кожа вокалистов тоже своеобразный знак. Темные ангелы провидения — иные к Белле Блэк и не могли быть посланы. А уж к Беллатрикс Лестрейндж, с ее послужным списком, тем более.

Она приглушенно смеется, отчасти над забавностью мелькнувших мыслей, но больше от жаркой мелодии, которая горячими песчинками трогает кожу. Покачиваясь на ее волнах, Белла безотрывно глядит на мужа снизу, из-под ресниц. Однако, когда он протягивает руку, чтобы обнять за талию, лукаво прикусывает губу: "Не так быстро, Роди," — и отступает на пару шагов к центру круга: туда, где уже мельтешит несколько любителей танцев, но еще довольно свободно.

Белла запускает руки под волосы и, склоняя голову набок, отбрасывает их за спину. Теперь он видит ее шею, и она с наслаждением проводит по ней пальцами, ощущая собственный учащенный пульс, гладит себя по ключицам и плечам. Роди следит завороженно, не отрывая потемневшего взгляда. Его чувства далеко не новость. Новость в том, что она рада их разделить. Однако в предвкушении есть особое удовольствие, и, когда Роди подходит ближе, Белла вновь уворачивается с хрипловатым хохотком. Она танцует. Вульгарно, дерзко, без оглядки на этикет и чье-либо мнение: вьется лианой, крутит бедрами в такт, позволяет рукам делать все, что им хочется, и отбивает ногами ритм.

В голосах певцов становится больше огня, в крови темной ведьмы — тоже. Из-под босых ступней взметаются в воздух горсти песка. Белла подхватывает край широкой юбки и затыкает за пояс. Там виднеется полоска кожи, еще недавно так манившая Роди. Но теперь его взгляд прикипает к обнаженной ноге, и искусительница роняет руку к колену, плавно скользит вверх, рисует кончиками пальцев извилистые линии, а пылающий внутри жар обращается искрами магии и оставляет на коже длинные медленно гаснущие следы.

— Подари мне свое сердце, малыш... Свое тело...⁽²⁾

Сбоку слышится чей-то восхищенный возглас. Наглое озорство заметили. Ну и плевать. Когда внутри оживает пламя, что могут значить условности и чьи-то взгляды? Эта ночь принадлежит супругам Лестрейндж. Но так уж и быть, простецы-обыватели могут пока насладиться зрелищем, пусть оно и не для них.

Пространства вокруг становится больше. Толпа расступается, но не собирается расходиться. Зевак вроде бы даже больше, однако все они так — декорации. Пьяные глаза напротив — вот что имеет значение. Он тоже танцует. Движения его хоть и скупы, но выразительны. И от этого жар сильнее.

Белла позволяет мужу приблизиться и прикоснуться. Теперь мерцающие сполохи тянутся вслед за его ладонями: огонь внутри и снаружи. В горячей сладкой истоме тело поет и ноет. Развернувшись спиной, Белла кладет голову Роди на грудь и обнимает за шею, а он с нежностью проводит тыльной стороной пальцев по внутренней поверхности ее рук, от локтей к подмышкам и ниже по ребрам, обнимает за талию. Она будто бы обмякает, сползая немного вниз, но одновременно гибко уходит в сторону и отталкивает. Без палочки, прямо с пылающих пальцев слетает Инсендио.

Между ними — стена огня. Ночь, восторженно и изумленно ахнув, затаивает дыхание. Только музыканты не подводят, продолжают играть и петь.

"Не подведи и ты, Родольфус", — она смотрит на него сквозь завесу пламени и ждет. Недолго. Он раздвигает огонь плечом. Ночь одобряет его решительность сдавленным визгописком. А Роди, ни на секунду не разрывая взгляда глаза в глаза, вытаскивает из пламенного занавеса лоскут и трансформирует его в пылающую розу. Белла смеется, повисая на его руках.

— Плохой мальчишка, ты знаешь, что ты нравишься мне...⁽³⁾

Мелодия прощается затихающим повтором припева. Вокалисты выдыхают финальное:

— Хэ-э-эй!..

Звук последнего аккорда дрожит в наполненной страстью фиолетовой мгле. И говорливый негр — по-видимому, руководитель группы — тут совершенно лишний:

— Ребята, ваше шоу — про-о-осто улет! Вы же иллюзионисты, да?! Как насчет совместных гастролей? Назовите цену...

— У тебя денег, малыш, не хватит, — не глядя на него, бросает Белла, любуясь мужем, а тот неспешно вытаскивает палочку из закатанного рукава.

— Но все-таки!..

— Обливиэйт. Конфундус. Расходитесь, ребята...

Дальше им уж точно зрители ни к чему.

1) C’mon, let’s do this, gangsta

Здесь и далее курсивом выделены в переводе на русский слова песни

K-Maro и Nancy Martinez — Une Femme Like U

Вернуться к тексту

2) Donne-moi ton cœur, baby

Ton corps, baby.

Вернуться к тексту

3) Bad boy, tu sais que tu me plais...

Вернуться к тексту

Ей нравится называть его "своим гангстером".

О, он был великолепен в ту ночь. И в последующие. Да и дни с ним, в общем-то, ничем не хуже, как ни странно...

Впрочем, ничего странного. Многое изменилось с того времени, когда Родольфус казался ей серым и скучным. Более всего — сама Белла, а Роди — преимущественно в ее глазах. Она начала его видеть.

И сейчас видит. Покусывая свежесорванную сосновую хвоинку, Белла издали наблюдает, как Роди ругается с погонщиком. Доказывая, что сопровождающий никому из них не нужен, — справятся с драконами как-нибудь сами, — он активно жестикулирует в несвойственной для себя манере. Все-таки заклинание универсального перевода отлично справляется с пониманием чужой речи, а не с артикуляцией. И, чем спотыкаться на каждом слове, проще лишний раз рукой махнуть. Но он своего добьется. Белла улыбается: теперь она знает, что он это умеет.

Вот, судя по всему, уже. Погонщик сокрушенно качает головой, а Роди, смеясь, похлопывает его по плечу. Оба идут к домику администрации, вероятно, чтобы подписать какие-нибудь бумаги. Поставщики экстремальных услуг страхуются от неприятностей — обычное дело.

Небольшой сруб ютится в окружении раскидистых сосен, а над ними высится горный склон. Горы здесь, вообще-то, со всех сторон. Драконье хозяйство притаилось в труднодоступном ущелье. Магглам сюда почти невозможно попасть. Зато туристов-волшебников больше, чем можно было представить, и вампирские вотчины с другой стороны хребта никого не пугают. Оно и понятно. Вампиры здесь уже давно не те — цивилизованные, законопослушные, не то что дикие адзе.

Белла хмыкает, вспоминая. Удачно тогда Роди заметил ее на островах и отследил. Не окажись он рядом в роковую минуту, и та вполне могла стать для нее последней. Носили же ее дракклы. Нет, конечно, риск и азарт охоты привлекают ее и сейчас, потому заказы на отлов особо опасных тварей они с Роди иногда берут, но работать вдвоем гораздо проще и безопаснее, чем в одиночку. А былой потребности непременно играть в салки со смертью у нее уже нет. Зато появилась тяга к уюту и желание обрести дом. Новый.

Собственно, поэтому они здесь, на пути в Англию. Зачем лезть на рожон, берясь за большее, чем нужно для поддержания тонуса, количество заказов и копить деньги, если хранилище в Гринготтсе полно золота?.. Правда, говоря откровенно, никакой необходимости делать остановку в Румынии не было, просто Белле захотелось полетать на драконах, а Роди не смог отказать.

Она вдыхает густой пахнущий хвоей и прелью воздух и поднимает взгляд кверху. На зеленом склоне яркими пятнами пламенеют редкие лиственные деревья и кустарники. Зябко поежившись, Белла обновляет согревающие чары. Приближение Самайна чувствуется, но до чего же хорошо. Стихия гор в некотором смысле даже более величественна и прекрасна, чем океан.

От пейзажа отвлекает звон бубна. Из палатки неподалеку высыпается цыганский табор, и, направляясь к толпе туристов, цыганка начинает петь. Раньше, услышав такое пение, Белла бы только плевалась, но сейчас многое воспринимается иначе. И монеты на поясе девушки позвякивают задорно, и голос звонкий. Разбирать слова Белла даже не собирается, но мотив цепляет. Она слушает и слегка пританцовывает. Не сразу замечает, как подходит Роди, а когда обнаруживает его рядом с собой, небрежно спрашивает:

— Порядок?

— Да. — А судя по голосу и тени на лице — далеко не так.

— Какие-то проблемы?

— Нет, все нормально, — дергает он плечами, но отводит глаза. — Пойдем или хочешь дослушать?

— Хочу дослушать, — с расстановкой, прикидывая, что на него нашло, говорит она и по возможности скрытно кастует заклинание перевода. Как-то напряженно спросил он об этой песне...

Из-за расстояния чары срабатывают с небольшой задержкой. Цыганка поет о потерянной любви, но надеется на скорую встречу и примирение с возлюбленным, которого величает богом. Вот оно, оказывается, в чем дело. Грудь сдавливает застарелой болью. Но это уже не та боль. Будто бы не своя, чужая. И отпадает засохшей коркой. С минуту Белла прислушивается к себе, а потом резко поворачивается к мужу и, положив руки ему на плечи, пристально глядит в глаза.

— Роди, он!.. был для меня богом. Я восхищалась им. Высшей радостью для меня было падать к его ногам, высшей честью — служить ему, высшей наградой — быть рядом. Он — великий волшебник. — Она берет лицо мужа в ладони и разворачивает к себе, чтобы снова перехватить измученный взгляд. Причинять ему боль нет желания, но ее кредо — честность. — Я восхищаюсь им и сейчас. Но... — делает резкий выдох и еле слышный вдох, — я была больна им, Роди. А тобой исцелилась и, знаешь, — теперь она искренне улыбается, — мне нравится быть здоровой.

Роди некоторое время смотрит так, будто бы очень медленно осознает смысл ее слов, потом неуверенно улыбается и прижимает к себе.

— Только, пожалуйста, — хмыкает она ему в грудь, — не становись занудой. — И вскидывает голову: — Мне нужен мой гангстер.

Она опасается, что Роди начнет говорить какую-нибудь досадную чушь и испортит ей все впечатления, но он усмехается:

— Предлагаешь угнать драконов?

И Белла облегченно смеется:

— Да ладно, так уж и быть, побудем сегодня степенными и законопослушными.

А по дороге к вольерам она украдкой гладит свой еще совершенно плоский живот. Роди пока не знает, но, вероятно, степенными и законопослушными им придется побыть не только сегодня.