Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Утром Элиза проснулась в незнакомом месте — в просторной комнате на огромной кровати, такой огромной, что, казалось, у нее нет ни края, ни конца. Комната тоже казалась больше и намного светлее, чем та, в которой они жили с матерью и Дилси; в ней не было так жарко и душно, и было больше вещей: так, например, в дальнем углу виднелся довольно большой стол и рядом с ним — большое красивое кресло; на стене висело изображение какой-то молодой женщины — приглядевшись, Элиза поняла, что это не ее мать — а около едва видневшегося камина лежал более новый и теплый даже на вид коврик.
Элизе, впрочем, в этой комнате и на этой кровати отвели не так уж и много места: почти вплотную обложили большими подушками и укутали теплым одеялом из какой-то блестящей ткани — получилось что-то вроде небольшого кокона. Какое-то время Элиза по привычке лежала тихо-тихо, а потом осмелилась пошевелиться и выползти из кокона наружу.
И тут же заметила задумчиво разглядывавшего ее Хозяина.
— Проснулась? — спросил он. — Да не бойся ты, не ударю. Но что же делать с тобой, а?
Элиза вжалась обратно — вопрос звучал так, будто ее всерьез собирались вышвырнуть прочь. Хозяин чуть нахмурился, вытянулся рядом и стал разглядывать ее еще задумчивее; при свете дня он не выглядел страшным, просто хмурым, немного усталым и совсем не старым.
— Ишь, глазенки-то смышленые, — сказал он наконец. — Не знаю, понимаешь ты меня или нет, но что там, сейчас скажу, потом повторю. Слушай меня, девочка: я тебе отец. Ты мне дочь. Ясно?
Элиза поморгала. Хозяин... отец тяжело вздохнул.
— Ты мне дочь, — повторил он. — И жить будешь теперь здесь, со мной и твоим братом. Туда больше не вернешься.
— Ма? — тихонько спросила Элиза.
Отец сжал губы так, что они превратились в тонкую белую полоску.
— Нет у тебя матери. Забудь о ней, поняла?
Элиза опустила голову. Ночью мама упала и не поднялась; наверное, с ней что-то случилось, и теперь Элиза останется с отцом и каким-то братом, потому что больше у неё никого нет.
— Ты чего надулась? — отец протянул было к ней руку, но Элиза быстро, как могла, заползла обратно в кокон из подушек и одеял. — Дракклы меня задери, ты что... ты меня боишься, что ли?
Элиза спряталась в подушки и одеяло так далеко, что ей было тяжело дышать, но ни за что не вылезла бы на свет и воздух. Отца она действительно боялась: пусть ей самой он пока не сделал ничего плохого, он делал больно матери и Дилси — тем единственным существам, которых она знала, которые ее любили. Матери у нее теперь нет, Дилси тоже не будет, а все из-за него.
Кровать рядом с ней сильно прогнулась — кажется, отец сел рядом.
— С-сука ноттовская, — как будто прошипел он. — Ну ничего, узнаешь, как от меня моих же детей прятать... — и добавил, куда мягче, — эй, похоже, мы не так начали. Я тебя напугал, наверное, но... я уже давно не видел таких маленьких детей, как ты. Давай-ка попробуем еще раз?
Как ни странно, но Элизу успокоили его слова и голос: он явно злился — и сильно — на мать, но ей самой он не хотел причинить вреда, даже наоборот. Медленно, очень осторожно она высунулась наружу; отец снова посмотрел на неё, кашлянул и, вытянув из разворошенного кокона, неловко — как ночью — подхватил на руки:
— Вот и славно. Вот и умница. Пойдём, позавтракаем. Голодная, поди?
На Элизе не было ничего, кроме старенькой рубашки, перешитой матерью из каких-то вещей, и она тут же начала дрожать: в комнате было куда прохладнее, чем ей показалось сначала; отец, заметив это, тут же укутал ее в одеяльце. За дверью комнаты оказался огромный дом: потолки терялись в полумраке где-то высоко над головой, узкие длинные окна были будто вырублены в серых каменных стенах; то тут, то там попадались странные железные фигуры и какие-то картины в тяжёлых рамах. Один коридор был сплошь увешан портретами рыжеволосых людей, смутно похожих на отца; отец и Элиза уже были в самом его конце, когда женщина с одной из крайних картин повернула голову и хрипло произнесла:
— Благослови, пресвятая дева, несчастное дитя и мать ее...
— Закрой рот, — прошипел отец как недавно в комнате, и чуть крепче прижал к себе Элизу. — Не слушай ее, дочка.
Кто бы ни была женщина на картине, молчать она явно не собиралась.
— Ты-ы, — прохрипела она так, будто ей сковало горло. — Ублюдок, бесовское отродье, позор моей плоти и крови! Позабывший истинный свет и ударившийся в самую богомерзкую ворожбу! Зачавший первенца насилием над той, чьего мизинца ты не стоишь, и распутничающий с поганой шлюхой, позабывшей мужа, семью и честь! Скорее бы дьявол прибрал тебя, негодяй, и освободил и страдалицу, и сына, и эту малютку, что ты оторвал от материнской груди!
Отец рывком развернулся к картине; на одной руке он держал Элизу, другой сжимал палку — не кнут, а ту, другую.
— Я сказал — заткнись, старая карга!
Из палочки вылетела струя света; женщина исчезла, оставив только черное полотно. Остальные люди на портретах в коридоре молчали; Элиза заплакала — женщина и ее слова напугали ее едва ли не больше вчерашнего.
— Ну, ну, ну, — отец неумело покачал ее на руках. — Было бы, из-за чего реветь. Это всего лишь твоя бабка, старая сумасшедшая бабка. Хорошо, что она сдохла, туда ей и дорога.
Откуда-то тянуло холодом; Элиза поежилась, всхлипнула в последний раз — слезы неприятно застывали на лице — и прижалась к отцу.
— Вот и все, вот и прошло, — отец вытер ей щеки краем одеяльца и пошел дальше. — А мамашу я спалю к драккловой матери — уверен, им найдется, о чем поговорить.
Он принёс её в большой зал с огромным камином и длинным деревянным столом; за столом, на стуле с резной спинкой сидел мальчик с длинными рыжими волосами и вяло копался в тарелке с чем-то сероватым. Когда отец подошёл ближе, мальчик поднял голову и уставился на Элизу так, будто впервые увидел:
— Это кто?
— Твоя сестра, Элиза, — ответил отец, усаживаясь за стол и сажая Элизу на колени.
— А они разве не передохли все?
Отец протянул руку и ударил мальчика по затылку — так, что тот чуть не ударился о стол. Элиза тихо пискнула, но мальчик просто потер голову и снова принялся возить ложкой по тарелке.
— Выбирай выражения, — сказал отец. — И изволь есть по-человечески.
— Ел бы, если бы еда была человеческой, — огрызнулся мальчик. — Старую-то повариху ты заавадил, новую не купил, а Малли стряпает так, что в рот не взять.
— Съезжу в Эдинбург на днях да куплю, — отец поднес к Элизе ложку с тем самым, сероватым; она осторожно проглотила — сероватое оказалось овсянкой: пресной и, кажется, чуть подгорелой. — Не ной. Сам бы уже готовить выучился, если хочешь деликатесов.
— Я нормально жрать хочу, — мальчик подпер щеку кулаком. — Делать с ней что будем?
Элиза не сразу поняла, что речь о ней, а не о поварихе или еде.
— А что делать? — отец скормил Элизе еще одну ложку каши. — Растить. Кормить. Учить. Что с тобой, то и с ней.
— Ей одежда нужна, — пожал плечами мальчик. — И кто-то, кто бы за нею смотрел.
— В твоей старой одежке походит, какая ей в этом возрасте разница, — отмахнулся отец. — А присматривать... вот ты и присмотришь.
— Я?!
— А что? До Хогвартса полно времени, а там разберемся, — отец попробовал кашу и тут же ее выплюнул. — Тьфу, и впрямь мерзость, как вы только это едите. Пойду вчерашнее рагу разогрею.
Он ссадил Элизу прямо на край столешницы и вышел прочь; мальчик еще пару мгновений рассматривал ее, а потом поднялся и подошел ближе.
— На Элизу ты не тянешь, — сказал он. — На Элли разве что.
Элиза заулыбалась: так называли ее мать и Дилси. Может, этот мальчик сумеет ее полюбить так же, как любили они?
— Ого, тебе нравится! — удивился мальчик. — Ну ладно, давай тогда знакомиться. Я Родольфус, твой брат. Но отец, мистер Антонин и мистер Реддл зовут меня просто Руди.
Он протянул руку, но, подумав, загнул все пальцы, кроме одного. Элиза схватила его за палец; Руди попытался вырваться, но после нескольких неудачных попыток засмеялся. Элиза засмеялась в ответ — игра ей понравилась.
— Ты вроде ничего, — мальчик — брат — Руди — сел на место отца. — Только я не хочу кормить тебя с ложки, ты уже большая. Смотри, берешь ее вот так и зачерпываешь...
Когда вернулся отец, в каше были и они с Руди, и стол, и два ближайших кресла, но Элиза смеялась, сколько хватало сил: ложкой она научилась орудовать довольно уверенно.
А еще — что веселило ее куда больше — она была не одна с отцом, который все еще ее пугал. Теперь она знала, какой у нее брат.
Jenafer Онлайн
|
|
Бешеный Воробей
здоров физически Не лишняя такая ремарка, хех. В каком возрасте заговорил, тоже несколько намекает, на самом деле. |
Jenafer Онлайн
|
|
К "Главе 2": сейчас бы сидеть, смотреть в стену и соображать, что Маргарет называет не просто мерзкой, а "самой богомерзкой" ворожбой, а еще думать, какие у нее были отношения с невесткой.
1 |
Бешеный Воробейавтор
|
|
Jenafer
Маргарет называет не просто мерзкой, а "самой богомерзкой" ворожбой, Я ни разу не спойлерю, но кое-кто пути к бессмертию уже активно ищет. А у лучшего кореша аврорат и далеко, и не суется...какие у нее были отношения с невесткой При жизни не то чтобы теплые, а вот после смерти Маргрете перед невесткой безумно стыдно. Она не ожидала, что сынок пойдет в такой разнос. |
Jenafer Онлайн
|
|
Бешеный Воробей
Ммм, атмосфера "всё, что случилось в Хайленде, останется в Хайленде... вместе с теми, с кем случилось". |
Бешеный Воробейавтор
|
|
Jenafer Онлайн
|
|
Да-а, такая аристократия, что можно было бы аристократичнее, да некуда... * косится сочувственно * А у Лестрейнджей по объективным внешним причинам так плохо дела идут или личность пока-старшего отпечаток на дела семьи наложила?
P.S. Джек милаха, так и не скажешь, кем вырастет. |
Бешеный Воробейавтор
|
|
Jenafer, да на самом деле не плохо, могли бы жить не хуже тех же Блэков, если бы пока-старший нормально занялся детьми.
Джеку, увы, не так долго осталось быть милахой. 1 |
Jenafer Онлайн
|
|
Антонин Долохов > все взрослые в жизни Элли. Очень непривычно видеть Антонина таким... таким. И знать спойлеры насчет сына - очень и очень грустно.
А Рэндальфу не помешал бы серьезный разговор кое с кем (возможно, с использованием его же кнута и без всяких пряников, о которых он подумал). 1 |
Бешеный Воробейавтор
|
|
Jenafer, серьезный разговор с битьем всякого фарфорового о безмозглую рыжую башку (тм) будет обязательно, но не очень скоро, увы.
А Антонин по авторскому фанону детей любит и возиться с ними ему абсолютно не в напряг (в отличие от друзей с "штоэто, оно живое?" и "что, опять, в приюте и Хогвартсе за глаза хватило"). 1 |
Jenafer Онлайн
|
|
Бешеный Воробей
"что, опять, в приюте и Хогвартсе за глаза хватило" Вопрос, для чего начинающему Темному Лорду потребовалось преодолевать "шо, опять?!" и преподавать в Хогвартсе, становится особенно интересным.* ставит напоминалку купить пачку попкорна, чтобы была под рукой на нужной главе * |
Бешеный Воробейавтор
|
|
Jenafer, так это, хотел будущих сторонников растить сразу в Хогвартсе и сразу под себя. Но с помощью, кхм, еще-не-главы-еще-не-разведки очень быстро понял непродуктивность такого подхода.
1 |
Katya Kallen2001 Онлайн
|
|
Радует доверчивый и нежный образ маленькой Элизы.
Радует своенравный, но заботливый, Руди. Тем не менее, описаны не английские аристократы, а русская крестьянская семья. Если ссора, то с избиениями, если врач, то бабка - повитуха, если разговоры, то на уровне "мелкая", "жрать" и "сдохнуть". Как в старых советских фильмах: если капиталист - то пузатый тип с сигарой. Если "немецкий офицер" - то истошно кричит на ломаном руском "Это не есть гут!" Вспоминается рассказ Чехова "Мужики". Для крестьян это было бы естественно и гармонично. Но аристократы с детства учатся контролировать каждое свое слово и каждый шаг. Это книксены и ровная осанка, это обращения "сэр" и "миссис", осознание своего места в мире. Кроме того, речь идет об Англии, известной строгим воспитанием (например, висели плакаты, что сбережешь розгу - погубишь ребенка). Ребенок - неполноценный взрослый, и его задача поскорее повзрослеть. Пока что проблема произведения - отсутствие полутонов. Хочется увидеть аристократов - аристократами, а Англию - Англией |
Бешеный Воробейавтор
|
|
Но аристократы с детства учатся контролировать каждое свое слово и каждый шаг. Это книксены и ровная осанка, это обращения "сэр" и "миссис", осознание своего места в мире. Кроме того, речь идет об Англии, известной строгим воспитанием (например, висели плакаты, что сбережешь розгу - погубишь ребенка). Ребенок - неполноценный взрослый, и его задача поскорее повзрослеть. Да, все верно... если речь идет об условном Лондоне и людях, которые растут в своем социальном кругу. Но тут имеем север Шотландии и отсутствие социального круга в принципе, спасибо старшему Лестрейнджу.Пока что проблема произведения - отсутствие полутонов. Их не будет еще довольно долго, Элиза сильно не в том возрасте, чтобы их воспринимать. |
Глава мозговыносительная, конечно... И интересно, что Рэндальф, кажется, пытается удержать Вильгельмину, хотя ненавидит её.
1 |
Бешеный Воробейавтор
|
|
Zayanphel, скажем так, он не хочет облегчать ей жизнь.
1 |
Jenafer Онлайн
|
|
У чистокровных семей МагБритании того поколения квота, что ли - на каждую семью ровно по одному нормальному человеку, способному защитить себя и остальных от "на кой дракл родня такая"?..
Вильгельмина все больше вырисовывается не просто как жертва и "портрет матери", а как человек - и от этого ее все более жаль. Вспоминая пост: возможно, ей стоило соглашаться на приглашение Рэндальфа и бежать. Куда? Да куда угодно. Рэндальф... э-хе-хе, начинаю понимать, чем он мог зацепить Вальбургу. Нормальные Нотты пока не появлялись, но примазавшиеся к Ноттам рядом с представителем семейства, построившего свое положение на крови, темной магии, пиратстве и контрабанде, выглядят, как... прости-Мерлин. И здесь он не просто домашний тиран, а... не знаю даже как назвать, но со знаком качества. Отец Рудольфа, которого мы знаем, вот. А Элли боевая мелкая валькирия, еще и с интуицией - и это ведь еще не то чтобы сознательный возраст. 1 |
Бешеный Воробейавтор
|
|
Jenafer, квота, не иначе.
(Со стороны раззвиздяев раздался писк "а как же мы?", но быстро стих.) Вильгельмине очень, ну просто катастрофически не повезло в детстве и юности, а потом она просто побоялась рискнуть. И да, ей стоило согласиться, потому что тогда к делу подключилась бы и Вальбурга, и Альфард, и кто только не. примазавшиеся к Ноттам рядом с представителем семейства, построившего свое положение на крови, темной магии, пиратстве и контрабанде, выглядят, как... прости-Мерлин. Они не просто выглядят, они и есть х-хе. Причем настолько, что продолжают прогибаться даже в ответ на почти не скрываемое презрение. Отец Рудольфа, которого мы знаем, вот. Нудк. Рудольф таким стал во многом благодаря папеньке. Элли боевая мелкая валькирия, еще и с интуицией - и это ведь еще не то чтобы сознательный возраст. А нечего обижать тех, кого она любит, воть!)1 |
Jenafer Онлайн
|
|
А мистер Реддл, значит, активно подливает масла в огонь - и, судя по всему, отлично понимает, для чего он это делает * косится с неодобрением *
И Элли тоже налили в голову... всякого. Кажется, под конец главы нормальным в доме Лестрейндж остался только Антонин - и то отбыл, а не остался. (На моменте с отрыванием головы я чуть не зашмыгала носом, реально) А самое неприятное, что в том, что налили детям в уши, есть... доля правды? И (осторожно, сейчас меня может понести) это как будто та установка, которой будут руководствоваться выросшие Рудольф и Элли - если ты любишь своих близких, ты будешь ради них сильным и всегда, любой ценой защитишь. В общем, "начни утро со стекла", ага, да 🖤 2 |
Бешеный Воробейавтор
|
|
Jenafer
И (осторожно, сейчас меня может понести) это как будто та установка, которой будут руководствоваться выросшие Рудольф и Элли - если ты любишь своих близких, ты будешь ради них сильным и всегда, любой ценой защитишь. Скажем так, в уши им наливали не только и не столько это, но именно это у них отложится в головах, да. *в сторону* Особенно у Элли - если ты мать, то за своего ребёнка должна рвать на лоскуты всех, кто захочет его обидеть, а не опустишь руки. (На моменте с отрыванием головы я чуть не зашмыгала носом, реально) Антонина в принципе коробит такое отношение к жене и матери общих детей, и вдвойне - что это происходит как раз при детях. И, поскольку дети ему не совсем чужие, он опасается, что они примут это за норму. (Спойлер: нет, не примут.) 1 |
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |