Бессонница (джен)

03:17. Сегодня всему виной ухмыляющийся Гандия. Не самый худший из кошмаров, и всё же видеть эту садистскую рожу — то ещё зрелище.

Каждую ночь одно и то же. Так уже пять месяцев. Кошмары на любой вкус. Есть взрывы, самые безобидные, оставляющие после себя лёгкое беспокойство на весь день. К ним он довольно быстро привык, и теперь сны со взрывами — хорошие, можно выспаться. Есть вся их банда, стоящая на коленях перед полковником Тамайо и сдавшимся властям Серхио. Есть пение Найроби, взятой в плен Гандией, и её пустой взгляд, когда этот ублюдок прострелил ей голову. Есть молчание по ту сторону рации, молчание оттуда, где пять секунд назад прогремел взрыв — настоящий человек Шрёдингера, не живой и не мёртвый...

Тёплое молоко, травяные чаи, бег по утрам, установленный режим, более-менее полезное питание. Сны никуда не уходят. Из неопробованных способов борьбы с кошмарами остаются разве что алкоголь и таблетки, но на этот раз он так легко не сдастся. Цена жизни стала дороже. Жизнь отвоёвана.

Когда снятся взрывы, он спит до самого утра. Когда снится Найроби, он встаёт и выкуривает две сигареты на балконе. Когда снится Гандия, он заваривает мате, хотя никогда его не любил. Дело не во вкусе, дело в принципе. Испанский выродок сдох, а он, кривой латинос, живёхонек и готов рассмеяться в лицо всем, кто говорил, что украсть золотой запас Испании невозможно.

03:24. Первый глоток даётся тяжелее всего. Первый глоток — едкое напоминание о том, что годы скитаний по миру не искоренили в нём любви к родине, вернуться на которую он больше никогда не сможет. Слишком велик риск встретиться с кем-то из старых знакомых.

Второй глоток — перевалочный пункт. Ограбление позади, всё позади: борьба за выживание, сокровища, власть. Осталось только то, что он всегда упускал. Борьба за себя.

Третий глоток — принятие. Вымученная радость. Он жив, почти все живы. Нужно лишь распорядиться жизнью так, чтобы смерть других была не напрасна. Будет очень некрасиво подорвать здоровье от того, что какой-то Гандия портит сны своим присутствием.

03:27. Из другой комнаты доносятся тяжёлые шаги. Он грустно ухмыляется. Сегодня особая ночь, ночь, когда он не одинок в своих проблемах со сном. Мирко появляется на кухне и с порога спрашивает:

— Кошмары?

«Конечно, кошмары. Как и в прошлые разы, когда мы встречались на кухне посреди ночи».

— Просто не спится, — он привычно качает головой. — А у тебя что?

— Тоже не спится.

«Врунишка. Нога снова ноет. Возможно, это навсегда».

В подтверждение его мыслей Мирко медленно садится на стул, держа больную ногу на весу.

— Будешь?

Не дожидаясь ответа, он отодвигает калебас к противоположному краю стола и отводит взгляд. С него на сегодня хватит.

03:30. Он кладёт голову на стол, притворяется, что засыпает, прислушивается к редкому стуку бомбильи о керамику и дыханию Мирко. Скоро тот встанет и подойдёт к тумбочке слева от раковины, достанет из первого ящика сверху аптечку и возьмёт две таблетки, а затем, прихрамывая, вернётся на своё место.

Всё, что происходит утром, днём, вечером — их общее дело, но ночью каждый сам за себя. Ночью кухня — тихая гавань, пристанище. Ночью можно посмотреть своим страхам в лицо, а можно спрятаться от них за мыслями о далёком и давно забытом.

Ночью можно побыть наедине с самим собой, даже если в полуметре кто-то запивает обезболивающее остывшим мате.