3. Исонадэ (джен)

Господин Сё Соун, Шестой брат из Восьми Господ, понимает, что день начался из рук вон плохо. Сперва пришло известие о том, что умер Пак Духён, который был приставлен следить за Миядзаки Дзюном. Об этом сообщил один из гадателей, которые каждое утро привычно гадали на удачу и неудачу, и приглядывали за судьбами братьев и слуг. Гадание насчёт Пака вышло особенно чёрным, стали уточнять, выпал чёрный жребий. Поскольку ничем опасным он не был занят… то есть не должен был заниматься, не велели, послали его десятника, проверить. Дома Пак не обнаружился. Соседи по гостинице, вернее сказать — притону, где он обитал, вроде бы слышали о том, что Дзюн ушёл в море на парной лодке, кумибунэ, связанной из двух парусных сабани.

Господин Сё отмечает про себя, что не слышал о том, что Дзюн завёл себе такую лодку, не донесли, и делает первую зарубку. Раз.

На выходе из гавани их никто не видел, но это как раз понятно. Дзюн — из Морских Хаято, такой в море укроется от кого угодно. Прикинется туманом или волной, и лодку скроет. Потому господин Сё запирает двери комнаты и поднимает из тайника сундук, в котором хранится самое важное. В том числе — свиток, на котором подписанная кровью клятва Дзюна, его контракт. Это нить, и за неё можно потянуть. Это леска, и можно ощутить того, кто бьётся на крючке на другой стороне. Но леска молчит, никто не бьётся. И свиток холоден, не теплее всякой вещи вокруг, разве что принимает тепло держащих рук. А должен быть тёплым, как человеческая плоть. Два.

Тем временем прибегают сказать, что Дзюн пару дней назад проговорился, будто хочет пойти в море за исонадэ. Что лодку взял у контрабандиста с Окинавы вчера, перекупил прямо у причала за живые деньги, и оставил на Осиме, где купил. Что Пака он выволок из постели рано утром и утащил с собой.

Господин Сё приказывает подать крепкого вина. Потом, ругнувшись, отсылает вино и сам заваривает себе чай. Чай помогает успокоиться. Тем временем отыскали того парня с Окинавы, что продал лодку. Да, у него осталось что-то от лодки, и даже лучше, чем что-то: его морской амулет сплетён из той же верёвки, что пошла на связывание двух сабани между собой. Дальше — взять лодку побыстрее. На носу другой ловчий, не из Хаято, парень с Цусимы, но тоже толковый, и чуткий, и злой, словно акула; с ним трое бойцов. На море занялся шторм, но успели, нашли кумибунэ, приволокли в гавань, скрывая от всех — одна лодка разбита, в другой — труп. Вроде бы Дзюна. Пака не нашли, да особо и не искали. От него осталось только немного крови, кусок чёрствой лепёшки со следами его слюны, лежал под лавкой, и палочка. Обломок другой палочки — в руке Дзюна. Три.

Господин Сё понимает, что не хочет разбираться в произошедшем один, и вызывает к себе Третьего. Господин Фидзя… то есть, простите, господин Хига, конечно же, Хига, является почти незамедлительно. Провинция Миядзаки — его территория, а Миядзаки Дзюн — его добыча, хотя и не для себя брал, а для Первого, Старшего брата. Но взятое упускать нельзя. Это не только выгода, но и престиж, и честь, и удача. Кто упускает своё, как приберёт чужое?

С собою господин Хига приводит неприметного человека, одетого в кимоно и хампи⁽¹⁾ цвета индиго. Человек неприметен настолько, что об него едва не спотыкаются слуги, а чай ему подают только после того, как об этом напоминает господин Хига. Человек в индиго не выглядит задетым. Можно сказать, он вообще очень тщательно не выглядит.

— Да пригласи хотя бы его родителей, — говорит Хига. — Им всё равно сообщать придётся. А так хоть узнаем, он это или не он.

В час Овна посланник из Хатибара-гуми очень вежливо стучится в ворота усадьбы семьи Миядзаки. На самом деле это уже никакая не усадьба, просто большой дом в Кунитоми. Господин Миядзаки Масахиро продал старый участок земли и купил три поменьше, чтобы его младшие братья с семьями чувствовали себя свободнее. Но его дом по-прежнему считается главным домом клана, а значит — усадьбой.

Хозяин дома работает в саду, подрезает какой-то куст. Когда слуга приводит посланца, встаёт и ополаскивает руки из лейки. Посланец же наоборот опускается на одно колено и говорит, глядя в землю:

— Шестой и Третий братья из семьи Хатибара послали сообщить, что с вашим уважаемым сыном, возможно, произошло несчастье. Они просят вас придти и освидетельствовать тело. Как можно скорее, если позволительно так сказать.

Господин Миядзаки Масахиро смотрит на посланца сверху вниз, потом бесстрастно роняет:

— Благодарю за весть. Ты можешь удалиться. Мы с женою будем через час.

Посланец не трогается с места.

— В связи с несчастьем, которое, возможно, постигло наши семьи, — почтительно отвечает он, — вы не сможете сами войти. Мне поручено вас сопроводить.

— Хорошо. Жди, — он идёт к дому, поднимается на внешнюю галерею и скрывается во внутренних покоях. Жена уже ждёт его — сообщили о посланце.

— Паук прислал сказать, — сообщает Масахиро, — что наш старший сын, возможно, мёртв. Что ты об этом думаешь?

Госпожа Миядзаки Мацуко выслушивает его спокойно, даже отстранённо.

— Мне не кажется, что это правда, — отвечает она. — Я бы узнала. Мы бы узнали.

— Я тоже так думаю, — говорит её муж. — Однако нам всё-таки стоит пойти к ним и всё увидеть своими глазами.

— Да, — отвечает она.

Господин Миядзаки отправляет несколько коротких писем: своим братьям, другим старейшинам из Хаято, и, на всякий случай, инспектору Кано в город. Он извещает, когда и к кому приглашён. Потом призывает второго и третьего сыновей, и велит им забрать из школы младшую сестру и затворить дом. Кто имеет право — войдёт, а остальным не нужно. Масадзиро и Тадаюки молча кивают и тут же уходят.

Посланник ждёт в саду, всё в той же позе. Господа Миядзаки облачились в белые кимоно, но хаори на них тёмные. Вроде бы траур, а вроде бы и нет.

— Мы готовы, — говорит господин Миядзаки.

Посланец встаёт и почтительно протягивает к ним раскрытый веер. Портал переносит их в гористую местность к северу от Нагасаки, Кинкайдомати. Это место выглядит для неодарённых как скопище облезлых сараев, крытых железом, до которых никак не доходят руки у властей. Волшебники же видят большую усадьбу в китайском стиле, с тремя воротами, обращёнными на юг, со множеством внутренних дворов и двориков… Вернее, многие волшебники предпочли бы её не видеть. Не все из тех, кто видят, этому рады. Но решать обычно не им.

Ворота распахиваются беззвучно. Гостей ждут. Их проводят чередой переходов в один из внутренних дворов, где на столе под белым полотном лежит продолговатый предмет. Тело.

Господа Сё и Хига ожидают их, сидя в креслах из тёмного дерева. Господин Сё вспомнил по случаю, что он на самом деле Чан, или Цзян, если вы предпочитаете северные диалекты. Потому он оделся в ханьфу⁽²⁾ своих цветов. Господин Сё, Лиловый Паук, любит своё прозвище и гордится им. Потому на светло-лиловом шёлке с паутинным узором вышиты более тёмными нитями многочисленные пауки. Располневшие бёдра и живот делают господина Сё похожим на тыкву-горлянку, но вряд ли кто-то скажет ему об этом.

Господин Хига никакого прозвища не носит. Нету среди живых никого, кто называл бы его прозвищем, куда-то все подевались. Третий брат даже сидя выше Шестого, выше даже, чем вставший напротив господин Миядзаки. Он одет небрежно, как простолюдин из неодарённых. Какие-то мягкие штаны, футболка, вышитая окинавская безрукавка. Высокий узел волос пронзён палочкой для еды. Он не знает, что выглядит не совсем уместно. Ему не говорят.

Господа из Хатибара-гуми неторопливо встают, кланяются. Шестой — тщательно, Третий — одними плечами. Человек в индиго как бы случайно проявляется за спиной господина Хига. Почтительно округлив плечи, он проводит господ Миядзаки к столу, откидывает полотно. Хига пристально следит за ними, Сё щурится перед собой.

Не поворачиваясь, господин Сё заговаривает:

— Мы от всего сердца надеемся, что потревожили вас напрасно. Прошу вас сообщить, узнаёте ли вы это тело.

Госпожа Миядзаки прерывисто вздыхает. Господин Миядзаки достаёт палочку и склоняется над телом. Сперва касается шеи под правым ухом, затем обнажает телу левую сторону груди и касается там. В обоих местах проявляются и тотчас же исчезают небольшие татуировки. Потом он осматривает пальцы, запястья покойного, кладёт руку ему на лоб. Говорит, повернувшись к Шестому и Третьему:

— Да, я признаю, что это тело моего сына, Миядзаки Тадамаса, который служил вам. Как он умер?

Госпожа Миядзаки, пошатнувшись, вцепляется в его рукав.

Господин Хига обращается к ней:

— Госпожа, благоволите сказать нам, какую еду вы дали с собой своему сыну этим утром?

Та отвечает через силу, и видно, что вопрос кажется ей предельно неуместным:

— То, что он любит… любил. Несколько инари-дзуси⁽³⁾ с зелёными бобами, немного солёных овощей. Ещё он взял какие-то сладости. Кажется, вяленое манго.

Человек в индиго едва заметно кивает.

Господин Сё придаёт своему лицу скорбное выражение. Даже седые усы и борода умудряются выглядеть печальными.

— Молодой господин Миядзаки Тадамаса вышел сегодня в море со своим помощником на двойной окинавской лодке. Мы не знаем в точности, что произошло, однако нынче днём он был обнаружен мёртвым поблизости от Осимы. Одна лодка была разбита, другая сильно повреждена. Его помощник исчез. Нам стало известно, что молодой господин Миядзаки намеревался охотиться на исонадэ. Я могу поклясться, что мы не поручали ему этого и не требовали такой услуги. То, что он предпринял, он сделал по своим причинам, которые нам до конца не известны.

Миядзаки Масахиро слушает его молча, лишь при упоминании исонадэ его брови слегка дрогнули. Хига и человек в индиго неотрывно следят за ним.

— Мы понимаем, что ваша утрата невосполнима, однако хотели бы уместным образом выразить наше глубокое сожаление о произошедшем, — повинуясь жесту господина Сё, откуда-то со стороны подали поднос со шкатулкой. Господин Сё открывает крышку. Внутри лежат золотые слитки.

— Мы понимаем ничтожность этого подношения в сравнении с вашей утратой, однако почтительно просим принять. Глубоко соболезнуем вашему горю. Ваш сын достойно исполнял свои обязанности, — по мановению руки господина Сё служитель подносит шкатулку чете Миядзаки.

Миядзаки Масахиро бесстрастно смотрит на золото.

— Нам ничего не нужно, — говорит он.

Господин Сё огорчённо цокает языком и прибавляет на лице скорби, а господин Хига равнодушно вещает:

— Нам бы не хотелось, чтобы между нашими семьями оставалось какое-то недопонимание. Я настоятельно советую вам принять наши искренние извинения.

Господин Миядзаки с минуту молчит. Потом взмахом веера уменьшает шкатулку и прячет в рукав.

— Мы принимаем ваши извинения. Когда мы можем забрать тело сына?

Госпожа Миядзаки тихонько плачет.

Господин Сё оглаживает бороду.

— Наличествует некоторое затруднение. По обычаю семьи Хатибара, мы никому не выдаём тела наших погибших братьев и служителей. Исключения не допускаются. Мы сами организуем подобающие похороны. Обычно устраивается огненное погребение, однако вы можете высказать ваши пожелания. Если согласны на огонь, прах после сожжения будет передан вам.

— Когда может пройти церемония? — спокойно осведомляется господин Миядзаки. Кажется, он смирился уже со всем.

— Завтра на рассвете, если вам это удобно. Согласно гаданию, час благоприятный. Вы можете привести с собою других членов семьи или друзей молодого господина. Только нижайше прошу вас направить нам с вечера список, чтобы мы выбрали подходящее место, где никто не будет стеснён.

— Хорошо. Теперь мы хотели бы вас покинуть.

— Вы можете перенестись с одного из внешних дворов, вам будет открыто. Вас проводят.

* * *

Чета Миядзаки во дворе своего дома. Господин Миядзаки делает шаг, и видно, как он старится на глазах, сгибается под тяжестью ужасных новостей. В чужом доме он держал лицо, в своём — уже не может. Он медленно ковыляет в главный зал, трясущимися руками открывает один из ящиков тансу⁽⁴⁾ и достаёт чистую поминальную табличку. Из другого отделения — тушечницу, кисть, палочку туши. Садится в кабинетную нишу и медленно, словно через силу, растирает тушь в наколдованной капле воды. Потом, собравшись, лёгкой кистью надписывает имя. Взяв табличку двумя руками, идёт к домашнему алтарю. Устанавливает. Дважды кланяется. Средний сын тенью проследовал за ним в зал и теперь следит с тревогой. Молча. Когда на алтарь встаёт табличка, средний сын кивает и бежит по галерее вокруг дома, устанавливая по углам курильницы. Младший сын смотрит на него, на мать, бессильно сидящую на ступени в прихожей. Что-то для себя решает.

В прихожей на стене висит план дома. Младший сын наколдовывает кусок ткани и тщательно завешивает картину.

Из глубины дома выходит отец.

— Тацуко? — спрашивает он.

— Дома, в своей комнате, — отзывается младший. — Позвать?

— Подожди.

К ним присоединяется средний, кивает.

Чета Миядзаки медленно превращается из убитых горем стариков в недоумевающих людей среднего возраста.

— Это ведь ложный траур, да? — спрашивает средний сын.

— Почему? — бесстрастно осведомляется отец.

— Ты не дописал черту.

Миядзаки Масахиро улыбается уголком рта.

— Расходы настоящие. Очень не вовремя. И ты теперь наследник, Масадзиро.

— Да уж понятно, кто же ещё, — ворчит тот.

— Могу я, если ты откажешься! — живо откликается Тадаюки.

— Школу сперва закончи, мелкий, — отвечает брат.

Тадаюки недовольно фыркает.

— А эти вонючки из Хати сказали, что случилось с братом?

— Юки, нехорошо так говорить, — одёргивает его мать.

— Мама, но они в самом деле воняют! — убеждённо говорит мальчик. — И одежда Дзюна, когда он долго был среди них, начинала пахнуть так же! Фу!

— Это просто запах чужой кухни. И другого образа жизни, — поясняет госпожа Миядзаки.

— Они утверждают, что его в море убил исонадэ, — говорит господин Миядзаки. — И это создаёт нам проблему.

Тадаюки смешно таращит глаза.

— Это кем же надо быть, чтобы тебя убил исонадэ?!

— Кем-то не из нашей семьи, это точно, — говорит его брат. — Мама, наш старший братик случайно не приёмный? Ай! — Мать легонько щёлкнула его веером по лбу.

— Не болтай глупостей.

— Нет, ну а что! — не унимается Масадзиро. — Вы же с отцом могли усыновить бедного сиротку и никому не рассказать, а потом сами забыли об этом?

— Ха! Уж я-то не забуду, как он появился, — говорит госпожа Миядзаки. — Я рожала его шесть часов! Этот мальчишка с самого начала был упрямым.

— Жаль-жаль. Мне нравилась эта версия. Она многое объясняла.

— Я надеюсь, вы все понимаете, — строго говорит господин Миядзаки, — что Тадамаса по-прежнему в опасности. Мы не знаем, где он и что с ним. И пока даже не сможем предпринять поиски. Господа из Хатибара будут пристально следить за нами. Поэтому траур придётся соблюдать всерьёз. Думаю, что трёх месяцев хватит.

— Три месяца никаких развлечений! — сердито говорит Масадзиро. — Ну спасибо, Дзюн! А в начале июля местный чемпионат по квиддичу, между прочим.

— В начале июля ты ещё имеешь шансы на него попасть, — говорит мать. — Если прилично закончишь учебный год. Учителя жаловались на тебя.

— А какую проблему нам создаёт то, что Хатибара считают, будто брата убил исонадэ? — спрашивает Масадзиро, чтобы уйти от опасной темы.

— Сам подумай. Они полагают, что мы можем объявить, будто бы наследника нашей семьи убила ручная рыба. Никто из местных нам не поверит. Им никто ничего объяснять не станет, разумеется, они чужаки. Но мы не можем огласить их версию событий.

— Мы ничего не станем объяснять, — говорит госпожа Миядзаки. — Просто сообщим, что наш сын, бывший на службе у Хатибара, погиб в море. Кто заставит нас рассказывать подробности? С инспектором Кано пусть объясняется господин Хиги. А у нас траур и дни очищения.

Господин Миядзаки с минуту молча смотрит на неё, потом кивает. Решение принято.

* * *

Невзрачный человек в индиго отрывает взгляд от водяного зеркала и с сожалением качает головой.

— Прошу прощения, данна⁽⁵⁾, ничего не разглядеть. Они закрыли дом чарами.

Господин Хига смотрит на него с раздражением.

— Тебе не надоело изображать прислугу, Четвёртый брат? При нас-то можешь не притворяться.

— Нет, — отвечает тот с лучезарной улыбкой, — не надоело. Быть незаметным очень удобно. Например, можно подобраться поближе к тому, что интересует.

— Ты подобрался, — сварливо говорит Хига. — И что ты разглядел?

— Они довольно искренне изобразили скорбь. Но ещё больше были удивлены. Так что произошедшее было неожиданностью и для них тоже. Метки, которые Миядзаки нашёл на теле, скорее всего подлинные. Они похожи на те, что используют другие на Кюсю. И Хаято, и Кумасо. Ещё мы знаем, что человек, чьё тело лежит у нас, съел еду, которую брал с собой Дзюн. И у нас осталось около десяти часов, чтобы выяснить что-то ещё.

— Почему это? Мы можем подменить труп. Спалим кого-то ещё, кто там проверит.

— Ты в самом деле не понял, — улыбается Четвёртый. — Миядзаки не просто взглянул на метки. Он их проявил. Теперь он узнает, если на костре окажется не это тело.

— Ну и что ты хочешь успеть найти?

— Видишь ли, я сам знаю три способа подделать труп. В двух из них подделка примет прежний вид через несколько часов. Если приложить определённые усилия. Вряд ли нам повезёт, но проверить надо.

— Нам в первую голову надо решить, кто доложит Старшему брату. И что, — вмешивается Шестой. — Он будет огорчён. Кажется, у него были на Дзюна серьёзные виды.

— Да какие там виды, — фыркает Третий. — Пополнять коллекцию тварей? Мы потратили Кровавого Каллиграфа, чтобы подделать контракт, и рисковали заесться с половиной столичных Старых семей, а что получили? Мальчишка был талантливый ловчий, но наших затрат и близко не отбил. Если он действительно сбежал, а не погиб, я заставлю его пожалеть, что...

— Сперва найди, — насмешливо говорит Четвёртый. — И к Старшему брату пойдёшь ты. Он звал. Я с этим и прибыл. Просто к слову пока не приходилось.

1) Распашная куртка со сравнительно узкими рукавами, происходит от китайской одежды, какую носили слуги.

Вернуться к тексту

2) Или, в южных диалектах, ханфок. Традиционный китайский костюм. Здесь имеется в виду та его разновидность, где основным элементом является длинный запашной халат с узкими манжетами, непременно с поясом и поясными украшениями.

Вернуться к тексту

3) Мешочек из жареного тофу с начинками

Вернуться к тексту

4) Традиционный японский сундук, может иметь крышку, дверцы или ящики; несколько тансу могли составляться вместе в комод, шкаф или лесенку.

Вернуться к тексту

5) Вежливое обращение слуги к господину, «барин».

Вернуться к тексту