Сердце (джен)

За окном подступали позднеосенние сумерки, скрадывающие уже голые деревья.

— Мелисса, прогуляем последнюю лекцию?

Девушка покосилась на севшего на подоконник однокурсника:

— Вообще-то, последняя лекция профессора…

— Как говорят, Бофона нет в универе, — он легкомысленно пожал плечами.

— Говорят, что Луна вертится, — язвительно отозвалась Мелисса, на что парень хмыкнул:

— Скажи сразу, что я тебе не нравлюсь, потому и отказываешься.

Она ощутила легкое раздражение, но молча забрала сумку с подоконника и зашагала по коридору в сторону лекционных аудиторий.

Объяснять очевидное она не будет.

— Ну и будешь сидеть одна, как дура, — донеслось в спину, но девушка даже не обернулась.

Не собирается она прогуливать лекции преподавателя, который один из немногих серьезно относился к ее желанию стать гербологом. Вторым таким человеком был ее отец, который, правда, с трудом выдерживал натиск родителей ее покойной матери, ее мачехи и всех остальных, считавших, что девушке из интеллигентной семьи не пристало копаться в земле. Вторая бабушка лишь хмыкнула, сказав, что она была бы рада, пойди Мелисса в медицинскую сферу, но… мешать не будет.

Судя по количеству человек с потока, слухи разнеслись быстро. В большой аудитории сидело не более полутора десятка сокурсников девушки.

Она представила, что будет, если Бофон все же придет на свою лекцию, злорадно усмехнулась про себя и села за привычную для себя парту в четвертом ряду. Отсюда можно было в особый темный вечер видеть далекое сияние на юге. Такое невероятно красивое, если не думать о той страшной энергии, которая порождает его…

Тихий шумок разговоров за спиной стих, и Мелисса оглянулась на дверь, в которую входила пожилая секретарша кафедры.

Похоже, слухи не врали.

Женщина недовольно покачала головой, оглядывая собравшихся, затем проговорила:

— Профессор Бофон отсутствует по семейным причинам, поэтому лекцию проведет его ассистент.

Мелисса с интересом оглядела вошедшего высокого молодого мужчину, который с неменьшим интересом посмотрел на студентов.

— Добрый вечер, — он улыбнулся, когда секретарь вышла, и девушка невольно отметила, насколько доброжелательно вышла его улыбка. — Как уже сказала мадам Торже, я ассистент профессора Бомона. Зовут меня Невилл Лонгботтом.

Имя явно не континентальное. С северных островов? Девушка еще раз внимательно окинула мужчину взглядом. Одет просто, темно-коричневая рубашка, черные брюки, такой же черный пиджак… Ни галстука, ни бабочки.

— Вы герболог?

— Не похож? — Лонгботтом улыбнулся на вопрос старосты второй группы.

— Честно? Не очень, скорее, на штурмовика.

— Вы мне льстите, — похоже, он любил улыбаться — вон, прямо доволен. — Настоящие штурмовики, они… — мужчина развел руки метра на полтора, — вот такие в плечах, выше меня на две головы… — по аудитории пролетели смешки, и он тоже хмыкнул. — Так что, герболог. Самый обычный.

— А что вы будете рассказывать?

— А на чем остановились на прошлой лекции?

— Круглоцветные в условиях низких температур, — Мелисса вступила в необычно-непринужденный разговор. Лонгботтом глянул на нее:

— Ну и отлично. Поговорим вообще об экстремальных условиях для круглоцветных. Согласны?

Она отметила, что невольно готова улыбнуться в ответ. От мужчины словно веяло покоем и уютом. Да и вел он себя так, будто пришел просто поболтать в компанию к друзьям, а не читать лекцию перед студентами.

Тем временем, Лонгботтом с помощью пульта опустил большой экран и оглянулся на студентов:

— Пересядьте все на четвертый-пятый ряд. Так вам будет лучше видно.

Мелисса заинтересованно следила за тем, как он достал из внутреннего кармана пиджака защитные очки, надел их и немного подвигал на переносице, словно…

— Ого! Мэтр, это у вас визуализатор?

— Визуальный ретранслятор мыслеобразов, — кивнул мужчина, развернулся к экрану. Свет в аудитории погас, и на экране появилось изображение ручьевого лилейника. — Всем видно?

— Да! — в откликах студентов слышалось оживление, и Мелисса полностью разделяла его. О таком она только слышала, но не встречала ни разу.

— Отлично, — Лонгботтом остановился позади пятого ряда и неторопливо заговорил. — Итак, семейство круглоцветных включает в себя, как вы знаете…

Изображения менялись плавно и зачастую отличались от тех, что были в учебниках. Да и некоторые особенности, детали, о которых рассказывал Лонгботтом, тоже не встречались в официальных изданиях.

Одними низкими температурами лекция не ограничилась, Лонгботтом затронул разреженную сухую атмосферу, влажность, высокое давление, показывая для каждого примера выведенные растения.

Полтора часа лекции пролетели так быстро, что студенты растерянно заоглядывались, когда включился свет, а мужчина снял очки.

— На сегодня все, — он спустился к преподавательскому столу. — Вопросы есть?

— Мэтр, — один из парней поднял руку, — вы и следующую лекцию будете вести?

Лонгботтом чуть кивнул:

— Да, профессора Бофона не будет примерно две недели.

Две недели? Мелисса выпрямилась и тоже подняла руку:

— Мэтр, у меня с профессором готовилась научная статья на конференцию, которая состоится через месяц. Что мне делать теперь, если его не будет?

— Э… — мужчина прищурился, — не могли бы вы сказать свое имя?

— Соммер, Мелисса Соммер.

— Я уточню у профессора, — кивнул он. — На сегодня лекция окончена. До свидания.

Идя домой, девушка невольно думала, что Лонгботтом непростой герболог. То, о чем он рассказывал, имело явно практическую основу, уж она разбирается в этом. Спасибо отцу.

Может, Лонгботтом полевой герболог, как и Франсуа Соммер? Тогда тем более будут интересны его лекции…

 

— Ну, пожалела, что вчера не согласилась погулять со мной?

Мелисса немного высокомерно усмехнулась:

— Ни капли.

— Что, Бофон был? — невольно насторожился парень. Старый профессор был известен непредсказуемым поведением в отношении прогульщиков. В один день он мог добродушно посмеяться над теми, кто не пришел, а в другой — запомнить так, что не было почти ни единого шанса сдать экзамен с первого раза. Да и со второго.

— Нет, вместо него был его ассистент.

— Пффф…

— Ты многое потерял, — проходящий мимо староста второй группы подмигнул Мелиссе в качестве приветствия. — Он читал лекцию с помощью визуализатора!

— Чего?!

На удивленный возглас начали подтягиваться остальные студенты.

— Визуализатор, — со значением повторил староста. — Причем, какой-то последней модели, потому что по просьбе Лонгботтом останавливал картинку мыслеобраза и ждал, пока мы зарисуем.

— Ничего себе!

— Да и рассказывал так интересно, правда, Мелисса?

Девушка кивнула под общими взглядами:

— Скорее всего, он полевой герболог, который занимается практической селекцией. Очень много нюансов, которые даже не описаны в учебнике.

— Думаю, ты права. Так что, ребята, многое пропустили, — староста кивнул. — Но следующую лекцию тоже он будет читать.

 

Глядя, как занимают последние свободные места в аудитории, Мелисса мысленно фыркнула.

Явно же пришли посмотреть на Лонгботтома и его технику, а не послушать то, что он будет рассказывать. Вон, даже Эйвелин и Ханна явились. И ведь гербология им побоку, они сами признавались, что поступили сюда из-за большого количества парней.

Вошедший Лонгботтом невозмутимо оглядел полную аудиторию и хмыкнул:

— Да, техника творит чудеса.

Девушка про себя хихикнула — а он, оказывается, умеет тонко шутить!.

— Что ж… — он остановился у стола. — Мадмуазель Мелисса Соммер?

— Я, — она поднялась со своего места.

— Останьтесь после лекции, я передам вам материалы по статье, которые собрал профессор Бофон.

— Хорошо, — Мелисса села, удовлетворенно улыбаясь про себя маленькому триумфу — взгляды однокурсниц она ощущала даже спиной. На лекции надо ходить, знаете ли. Тогда и такие лекторы знать по именам будут.

— Итак, — Лонгботтом достал очки и начал подниматься к самому верхнему ряду аудитории, — на прошлой лекции мы изучили часть экстремальных условий, в которых могут расти круглоцветные. Закончим мы сегодня… — он остановился, погасил свет, опустил экран и надел очки, — влиянием гравиэмы.

В аудитории наступила полная тишина, затем кто-то все же рискнул нарушить ее:

— Мэтр… гравиэма?

— Да, — голос мужчины звучал спокойно. — Вы все знаете, что это такое. Гравитация электромагнитная — особая модуляция двух полей, которая является агрессивной средой. Формулы я приводить вам не буду, вы не студенты Штурмовой Академии, ограничимся тем, что необходимо знать гербологам. Даже если они не полевые.

На экране появилось изображение бледно-серой пустыни.

— Как известно, гравиэма является неотъемлемой частью физического мира, но в очень малых дозах. Превышение максимально допустимой дозы приводит к разрушению органических соединений и влечет за собой гибель организма…

Кадры сменялись друг за другом — пустынные равнины, развалины какого-то города…

— Мэтр, это юг?

— Да, это окрестности южного гравиэмического ядра. Жизни там нет.

— А была?

Интересно, кто это спрашивает? Мелисса осознала, что с удовольствием бы обошлась без таких подробностей. Как и многие, она побаивалась такой опасной темы, как гравиэма и Война за нее, которая закончилась всего пятнадцать лет назад и унесшая тысячи жизней, не говоря уже о том, что юг огромного континента оказался зараженным.

— Была, — голос Лонгботтома в темноте по-прежнему звучал невозмутимо. — Вы же проходили историю войны за гравиэму? На юге находилось второе, самое мощное ядро, узел, в котором соединялись силовые линии. Там же был штаб-бункер последователей Риддла, из которого выполнялось управление всеми силовыми маяками континента. Когда код управления был взломан и маяки отключены, полный коллапс гравиэмы был предотвращен штурмовиками, но обратить ее в фазу схлопывания не получилось. Произошло растекание силового поля, и вся жизнь в радиусе трехсот семидесяти лиг оказалась уничтоженной. То, что вы видите сейчас, и есть южное ядро гравиэмы. Концентрация ее такова, что органические соединения будут разрушены в течение полсекунды даже на внешней линии зоны поражения.

По аудитории прошелся потрясенный шепоток. Мелисса невольно передернула плечами, словно от холода.

И рассказывает так беспечно… Хотя, ему чего беспокоиться? Не штурмовик же…

— Мэтр, а первое ядро было на севере, верно? Там жизнь есть?

— Есть, — ей послышалось, или в голосе мужчины проскользнуло удовлетворение? На экране, тем временем, на несколько секунд возникла картинка высокого старинного замка под лиловым куполом. — Северное ядро имело меньшую напряженность гравиэмического поля. Поэтому коллапс был не только обратим, его смогли предотвратить.

— Штурмовики?

— Штурмовики, — через едва заметную паузу подтвердил Лонгботтом. — Слушайте, вам вообще историю не преподают?

Легкое недоуменное ворчание и изображение учебника истории на экране разбили напряженную тишину аудитории. Послышался смех.

— Преподают, но в общих рамках…

— Но вы рассказываете интереснее…

— Мы отклонились от темы, — спокойно перебил шум мужчина. — Влияние гравиэмы на круглоцветные.

Мелиссе внезапно подумалось, что его сбить с цели мало что сможет. У них были преподаватели, которым однокурсники настолько успешно «заговаривали зубы» на отвлеченные темы, что срывались целые лекции.

С Лонгботтомом подобный фокус явно не прошел бы, да и вряд у кого-то возникнет мысль сорвать его лекцию. Тишина была такой, что голос мужчины даже отражался от стен.

Впрочем, девушка понимала причину такого внимания. Тему гравиэмы старались обойти стороной не только в быту, но и на лекциях по истории. Ну была Война на севере и юге, ну погибли, выжили, зачислены в Герои и создана Штурмовая Академия — но нас это не касается. В отдельных случаях рассказывали жуткие истории о том, что происходило на захваченных территориях. Принудительные мутации, нечеловеческие эксперименты, тысячи смертей…

А тут обычный полевой герболог, замещающий основного лектора, спокойно отвечает и рассказывает. Может, она действительно угадала, когда подумала, что он с севера? Мог ли он застать Войну на севере?

А участвовать?..

 

После лекции она дождалась, когда все покинут аудиторию и Лонгботтом закроет дверь.

— Мадмуазель, — он улыбнулся ей. — Идемте. У вас интересная тема статьи.

— Вы читали, мэтр?

— Да, каюсь, заглянул в материалы. Вы ведете расчеты по концентрации кровяных подкормок?

— Для многих сталецветных кровь считается идеальным компонентом для удобрений, — кивнула Мелисса, невольно ощущая себя маленькой по сравнению с Лонгботтомом, оказавшимся выше нее на добрую голову. В аудитории разница в возрасте не была так заметна. — Мы с профессором исследуем разные типы крови в разных вариациях.

— Пока, как я понимаю, теоретические выкладки?

Она снова кивнула, сворачивая за ним к теплицам:

— С четвертого курса я планировала заняться уже практическими исследованиями, чтобы к диплому иметь достаточно материала.

— Вы очень серьезно относитесь к будущей профессии, — уважительно проговорил мужчина. — И ваша тема может очень помочь в медицине.

— Как? — невольно заинтересовалась Мелисса.

— Возможно, вы не знаете, но сталецветные участвуют в исследованиях по биопротезированию.

— Мэтр, но биопротезирование пока лишь… — она пожала плечами, подбирая слово, — мечта.

— Я бы не был так уверен, — Лонгботтом улыбнулся краешком рта и пропустил ее в кабинет Бофона.

— Нет, я слышала, что ведутся разработки, но когда будет практический результат…

— Двадцать лет назад мало кто мог себе представить, что лекцию можно вести с помощью ретранслятора, — он усмехнулся. — Держите.

— Спасибо, — девушка взяла увесистую папку. — Ну, до прошлой недели я тоже считала это очень невероятным. Особенно в нашем университете.

— Это здесь так. В Штурмовой Академии практически все лекции проводятся с их помощью.

— Откуда вы знаете? — она чуть удивилась. Неужели он все же выпускник..?

— Я полгода там читал лекции. Очень удобная вещь, — Лонгботтом достал очки из кармана и повертел их в пальцах. — Правда, надо правильно концентрироваться, иначе чуть отвлечешься, а на экране список покупок.

Девушка прыснула:

— Это конфуз.

— Именно, — он снова улыбнулся. — Так что, возможно, и в вашем университете тоже скоро начнут использовать такое удобное устройство.

— Надеюсь, — было что-то в его улыбке такое, что не позволяло не улыбнуться в ответ. — Спасибо.

Уже на пороге Мелисса решилась.

— Мэтр, я могу к вам обращаться за консультацией по статье, пока профессора Бофона нет?

— Конечно, мадмуазель, — Лонгботтом кивнул. — В любое свободное время.

 

Слух о том, что гербологию в отсутствие Бофона ведет бывший преподаватель Штурмовой Академии, обеспечил стопроцентную посещаемость всего потока. Лонгботтом не боялся пользоваться последними техническими новинками: показав трехмерную симуляцию процессов воздействия на растения, раздал старостам копии лекций на кристаллических носителях. На такой отец Мелиссы дома зачитывал свои статьи, и девушка не преминула воспользоваться считывателем, чтобы записать подробнейшую лекцию и в который раз вслушаться в голос Лонгботтома.

Спокойный, с мягким баритоном, иногда с чуть насмешливыми интонациями, иногда с очень серьезными. Тогда она подчеркивала сказанное таким тоном двумя красными линиями, как очень важное. А иногда просто слушала, даже не вслушиваясь.

Как музыку.

 

— Вы заканчивали Штурмовую Академию?

— Вы мне льстите, — хмыкнул Лонгботтом. Они разговаривали в лаборантской после всех занятий — Мелисса принесла последние расчеты, и мужчина проверял их. — Нет, моя альма-матер Хогвартская школа.

Она невольно приоткрыла рот:

— Значит, вы действительно с северных островов?

— Почему действительно?

— Ваше имя не континентальное, — честно ответила девушка. — И немножко слышен акцент.

Мужчина задумчиво улыбнулся:

— Это да. Хоть и живу уже на континенте больше десяти лет, а он все остается…

Значит, Хогвартс. Школа, ставшая известная практически каждому после Войны за гравиэму. Именно там, рядом с этой школой находился северное ядро.

— И не страшно вам было? — его недоуменный взгляд заставил Мелиссу пояснить. — Ну, там же столько гравиэмы…

— Я прирожденный иммунт, — помолчав, проговорил он. — То есть тот, кто имеет некоторый иммунитет к гравиэме и способности чувствовать ее, управлять… — девушка затаила дыхание, с расширенными глазами глядя на него. — Страшно?

— Н-нет, что вы! — спохватилась она и замотала головой. — Просто… мне говорили, что прирожденные иммунты настолько… редки…

— Согласно континентальной статистике, — кивнул Лонгботтом. — На северных островах их больше.

— А… я тоже прирожденный иммунт, это определили при рождении, — решилась признаться Мелисса. — Правда, у нас дома не говорят об этом.

— Почему?

— Ну, понимаете… — она опустила взгляд в тетрадь. — Когда вся эта Война началась, прирожденных иммунтов призывали вступать в штурмовики… а у нас вся семья иммунты, но… отец отказался, так как был в это время в полевой экспедиции на востоке. Дедушка же был врачом, и его просто не отпустили. Но на нас начали косо смотреть…

— Это у вас здесь на континенте так призывали? — легкое недоверчивое удивление в мужском голосе заставило девушку поднять голову. Лонгботтом действительно выглядел недоверчивым. — Первый раз о таком слышу.

— А разве такого у вас там не было?

— Нет. В штурмовики шли все, у кого были знания о гравиэме и способности противостоять ей. Много было приобретенных иммунтов… — он помолчал. — Если бы они остались в стороне или отказались, то рисковали бы жизнью. Риддл от своих сторонников требовал именно прирожденной способности и очень не любил приобретенных, считая, что они не имеют право работать с гравиэмой.

— Вы все же были штурмовиком? — осмелилась спросить девушка.

— Нет, на момент окончания войны мне было семнадцать, — мужчина покачал головой. — И не было страшно учиться в Хогвартсе — ядро рядом с ним издавна изучалось мастерами и иммунтами, контролировалось. Вообще, — он облокотился на стол, — у мастеров была идея — полностью выяснить свойства ядра и на его основе создать механизм подавления южного ядра, сделать его таким же безопасным, как и северное. Риддл, между прочим, входил в этот совет, как очень талантливый и способный мастер. Говорят, его хотели даже сделать грандмастером.

— Но разве он не был чудовищем?

— Гравиэма сильно изменила его внешность, — Лонгботтом задумчиво кивнул, и девушка внезапно поняла, что он видел этого самого Риддла. — Но чудовищем он не был.

— Вы… были знакомы?

— Ну, знакомством я бы это не назвал, — он впервые за все время знакомства нервно усмехнулся и выпрямился. — Но да, я его видел…

Разговор внезапно прервался истошным громким сигналом, от которого Мелисса подпрыгнула на стуле. Мужчина, посуровев лицом, вскочил на ноги:

— Покиньте кафедру.

— Что?..

— Немедленно покиньте кафедру, — он стремительно метнулся к двери, распахнул ее и вслушался в истошный сигнал.

— Что случилось, мэтр? — Мелисса медленно встала — в груди сдавило от волнения.

— Что-то в экспериментальной теплице, — Лонгботтом в два шага оказался у встроенного шкафа, сдвинул панель и выхватил оттуда темный комбинезон. — Немедленно покиньте кафедру. Если встретите кого-нибудь на пути, приказывайте эвакуироваться. Немедленно, Соммер!

Грозный окрик заставил вздрогнуть повторно и кинуться выполнять сказанное.

По дороге она заглядывала в теплицы и классы, проверяя, чтобы никого не было, морщилась от непрекращающегося истошного вопля и отстраненно поражалась тому, как внешне уютный и добродушный преподаватель мгновенно превратился в… в… воина. Штурмовика, каким показывают его в фильмах.

Штурмовик? Но он сам говорил, что на момент окончания войны ему было всего семнадцать.

А много ли подростков встречаются лицом к лицу с Риддлом? Много ли мужчин в возрасте тридцати двух лет могут похвастаться такими знаниями о полевых условиях?

Она остановилась на пороге кафедры, часто дыша, и обернулась.

О чем молчит Лонгботтом?

С чем сражается там, в одиночку? Ведь она проверила все помещения — больше никого, кроме него, не осталось на кафедре.

Никого, кроме него и нее.

Решение было принято за один удар сердца.

Захлопнув тяжелую дверь кафедры и закрыв ее изнутри, Мелисса бросилась назад.

Добежать до лаборантской не составило труда, больше времени она потратила, натягивая на себя самый меньший из найденных комбинезонов, оказавшийся необычно тяжелым.

Надвинув капюшон на голову и накинув визор, она двинулась на источник сигнализации.

Экспериментальная лаборатория обнаружилась за отключенным силовым контуром. Девушка задалась вопросом, откуда он тут. Да и о нахождении здесь еще одной теплицы она не слышала за все два с половиной года нахождения на кафедре.

Осторожно вступив в полутемное помещение, она прислушалась и так же аккуратно зашагала к видневшийся вдалеке двери, единственным вторым выходом отсюда.

За порогом оказались натуральные джунгли, но присмотревшись, Мелисса отшатнулась к двери.

Жалокоры! Да еще и приморский подвид, самый опасный и ядовитый!

Однако, спустя несколько минут она заметила, что хищные побеги не стремятся развернуться к ней. А ведь по учебнику они охотятся на людей…

— Мэтр? — рискнула она подать голос.

Лонгботтом вынырнул из зарослей и серьезно оглядел ее:

— Кажется, я приказывал вам покинуть кафедру.

— Я ее покинула, — Мелисса послушно кивнула, растерянно глядя на его непокрытую голову. А как же жалокоры? — Проверила, что никого нет, вышла и вернулась. Вы же не запрещали мне возвращаться.

На мгновение на его лице промелькнуло странное выражение, затем он немного осуждающе покачал головой:

— Это был слишком легкомысленный поступок, мадмуазель.

— А ходить среди приморских жалокоров с непокрытой головой не легкомысленно? — в груди родилось недовольство — она волновалась за него, прибежала помогать, а он нотации читает!

— У этих жалокоров отсутствует инстинкт бить в голову, — Лонгботтом оглянулся на заросли.

— А такое можно сделать?! — изумленно выдохнула девушка.

— Можно, как видите, — он прошел между двумя рядами жалокоров, которые даже не дернулись. — Я занимаюсь их селекцией. Кстати, очень мудро было с вашей стороны надеть комбинезон. Он пропитан специальным раствором, который не дает жалокорам расценивать нас, как добычу.

Ого! Она с уважением глянула на себя. Новое открытие…

— Значит, я могу пойти за вами?

— Не стоит, — мужчина оглянулся через плечо. — Иногда жалокоры мутируют во время полового созревания и становятся слишком агрессивны.

— А, значит, это и произошло? — догадалась Мелисса. — Иначе, зачем такой переполох…

— Верно, поэтому стойте на ме…

Она заметила лишь тень, метнувшуюся с потолка, но Лонгботтом мгновением раньше вскинул левую руку.

Девушка расширившимися глазами следила за тем, как вокруг его руки обматывается черный хищный побег. Вскрик вырвался позже, когда до сознания дошло — тот самый агрессивный жалокол нашел свою добычу.

— Спокойно! — обернувшись, мужчина вскинул правую руку в успокаивающем жесте. — Я держу его, все нормально…

— Какое нормально!? — взвизгнула Мелисса и заозиралась. — Он вам сейчас руку выест! И комбинезон не спасет! Где керосин?!

— За дверью…

Дальше она не слышала, влетая в темное помещение.

Керосин был единственным способом обездвижить и парализовать жалоколов. Осталось найти, найти, найти…

— Где этот свет!? — отчаянно выкрикнула она и зажмурилась, когда лампы послушно вспыхнули. — Керосин… керосин…

Жестяная банка стояла в углу. С трудом открутив крышку, Мелисса сунула нос внутрь, ощутила знакомую вонь и бросилась назад в теплицу.

— Мэтр, я… — она застыла на месте, глядя на сидевшего на корточках Лонгботтома. Он поднял голову и кивнул:

— Спасибо, поставьте пока здесь.

— А… — ее глаза не отрывались от разорванного в клочки левого рукава комбинезона. Жалокола не было уже, как и ожидаемого зрелища съеденной до кости руки. Рука была цела, правда, отсвечивала странно-жемчужным цветом. — М…мэтр?..

Лонгботтом, проследив за взглядом девушки, со странно-виноватым видом пожал плечами:

— Бионическая. Так что, все нормально.

Бионическая? То есть, искусственно вживленная?..

Внезапно вспомнилась усмешка мужчины — я бы не был так уверен.

Биопротезирование.

Он выпрямился, отряхнул ошметки ткани и вздохнул:

— Придется заказывать новый комбинезон.

— Кто вы, мэтр?

Лонгботтом лишь покачал головой:

— Думаю, сегодня вам лучше отправиться домой.

 

— Дорогая, о чем ты таком думаешь, что даже не слушаешь меня?

Девушка сморгнула и глянула на бабушку, которая надменно смотрела на нее:

— Прости, я задумалась.

— О ком?

— Почему сразу о ком? — Мелисса опустила голову, пряча взгляд.

— Потому что, — в голосе бабушки слышалась ирония. — Тебе двадцать. Девушки в двадцать могут так задумываться только о ком-то. Это либо злейшая подруга, либо мужчина. Я надеюсь на второе.

Что-что, а проницательности у бывшего врача-психиатра не отнимешь.

— Твои надежды оправдались, — вынужденно призналась девушка, все так же рассматривая чашку из-под чая.

— И кто он?

Хотела бы она тоже знать.

— Невилл Лонгботтом, ассистент профессора Бофона.

— Лонгботтом… знакомая фамилия.

Мелисса удивленно глянула на бабушку:

— Знакомая? Откуда?

— Пока не помню, — та пожала плечами, делая глоток. — Как он выглядит?

— Выше меня на голову, крепкий такой…

— Глаза каре-зеленые?

Девушка замерла, припоминая.

— Д-да...

Пожилая женщина задумчиво покивала:

— Причем, ближе к зелени. И акцент, характерный такой.

Мелисса уже просто смотрела на нее, ожидая окончания. По всему выходило, что бабушка знает его. Вот пусть и объяснит.

Однако молчание затягивалось. Наконец, пустая чашка опустилась на блюдце.

— И что, ты в него влюбилась?

Неожиданное смущение окатило девушку с головой.

— И что тебя в нем смущает? Он ведь младше меня, младше даже твоего отца. Тридцать два же?

— Угу. Герболог.

— Хуже — штурмовой герболог с опытом работы в зоне гравиэмы, — спокойно заметила бабушка. — Самый молодой, между прочим.

— То есть, ты его знаешь, — полуутвердительно проговорила Мелисса, получила скупой кивок и выдохнула. — Откуда?

— Что тебя в нем смущает?

Она ощутила здоровое раздражение от привычки бабушки бесцеремонно уходить от ответа. Но по опыту знала, что проще ответить, чем требовать.

— Я просто не знаю, кто он, — собравшись с мыслями, призналась девушка. — Все, что я о нем знаю, никак не укладывается в мое представление. Он прирожденный иммунт, у него бионическая рука…

— Левая.

Она вздрогнула, но лишь крепче сжала губы. Ничего вообще не будет говорить, раз так.

Женщина вздохнула и тихо заговорила:

— Все, что я скажу, останется здесь и между нами. Как ты знаешь, твой дедушка был врачом-хирургом. Это официальная версия, Мелисса. В реальности он состоял в особой команде по исследованию и созданию биопротезов. Война началась не пятнадцать лет назад, а тридцать пять. Просто сначала все это было неочевидно, потом долго не могли понять, как Риддл и его последователи умудряются управлять гравиэмой… Но пока штурмовики и мастера искали способ остановить это, врачи искали способ спасать тех, кто попал под удар Риддла, — она помолчала, задумчиво рассматривая внучку, которая слушала ее, не дыша. — Было сразу несколько направлений, как я уже сказала, твой дедушка изучал биопротезирование, замену тех органов, которые были безвозвратно поражены или уничтожены воздействием гравиэмы. К сожалению, последователи Риддла узнали об этом исследовании, и началась охота за учеными. Из-за этого работа замедлилась, в какой-то момент вообще возникла опасность, что прервется, но лабораторию успели перевезти на континент. К концу войны получилось создать первый бионический орган, который принимался человеческим телом. Как только Риддл пал, в распоряжении команды оказалось много информации и, — женщина вздохнула, — тех, кто согласился участвовать в экспериментах, чтобы иметь возможность жить. Правда, всплеск быстро сменился падением, потому что используемые в первых бионических протезах органические составы были взяты из запасов Риддла, и никто не знал, как они были созданы. Запасы подошли к концу, — она помолчала. — Работа, конечно, не остановилась, но последний успешно вживленный бионический протез был установлен тринадцать с половиной лет назад. После этого остались только теоретические выкладки. Налей свежего чая.

Девушка подхватилась со стула.

Услышанное заставляло растерянно смаргивать, пока руки послушно заваривали чай и разливали его по чашкам.

Дедушка занимался такими важными исследованиями?! Да еще подвергался опасности?..

— Спасибо, — бабушка улыбнулась, беря чашку. — Что, удивлена?

— Очень, — Мелисса села в свое кресло и выдохнула. — Ты все знала?

— Конечно, — женщина кивнула. — Я создавала планы психологической реабилитации тех, кто получал бионические органы. Твой Лонгботтом был одним из первых моих пациентов. И оказался на удивление крепким психически. Очень быстро привык к своей руке, освоил ее, даже помогал мне немного, — она немного печально улыбнулась. — Хоть и прошлась война по нему крепко, но был уверен, что все будет хорошо.

— Крепко прошлась?

— Его родителей последователи Риддла подвергли мощному воздействию гравиэмы из-за отказа сотрудничать. Ну и плюс они были штурмовиками.

— Они… умерли?

Женщина на мгновение ожесточилась лицом:

— Нет. Но лучше бы умерли, чем оказаться в том состоянии, в котором они сейчас. Полностью уничтоженный мозг, необратимые повреждения внутренних органов, — она помолчала. — Лонгботтом уже дал свое согласие на полную пересадку органов для них, когда биопротезирование будет возобновлено. Это страшный эксперимент, но он сказал, что ничем иным он им помочь не может.

Комок подкатил к горлу Мелиссы.

Как он умудряется оставаться таким добродушным и спокойным после пережитого?! Как не потерял веру?

— А… а почему им не ставили биопротезы, когда была первая возможность? — она с трудом справилась с голосом. Бабушка лишь дернула краем рта:

— Потому что были более первостепенные цели.

— Более?

— Те, кто сражались, как и Лонгботтом, на острие войны. Кого-то, к сожалению, спасти не удалось, кто-то, как и он, живет с бионическими органами, — она откинулась в кресле. — Девушка, помню, была среди них. Единственная в команде, отключавшей силовые маяки. Кажется, она помогла взломать код управления. Ей вживляли легкие — она сожгла их, когда после всего кинулась вытаскивать любимого человека из ядра… Выплевывала куски легких, трахеи и хрипела — он жив, жив? А у него было сильнейшее поражение левого плеча с захватом шеи и груди.

— Вы… выжил? — шепотом выдохнула Мелисса.

— Выжил. Получил бионическое плечо, мышцы, — женщина улыбнулась. — Даже поженились потом, два киборга, представляешь? Был парень, который умудрился в одиночку отключить несколько маяков. Очень сильный иммунт. Ему глаза пересаживали, все волновался, мол, глаза по цвету, как у матери, должны остаться, зеленые.

— Зеленые?

— Да. Сделали. Радовался, как ребенок, мол, теперь очки носить не надо, — она неожиданно прикусила губу. — Они ведь все были подростками… Четыре Героя из шести — подростки. Моложе тебя. А сколько погибло их… Тогдашний глава штурмовиков чуть с ума не сошел, после опознаваний приходил ко мне и трясся. Плачь, дорогая, не стесняйся.

Девушка начала медленно вытирать текущие по щекам слезы:

— Ты…

— Страшно рассказываю? Да, страшно. Еще страшнее было видеть, как эти дети общались… или когда приходили к старшим раненным, ухаживали за ними. Лонгботтом все букеты таскал своей пожилой учительнице, улыбался, мол, все будет хорошо, — женщина смотрела сквозь внучку. — Сложнее было реабилитировать взрослых, чем их. Того, кому вживляли плечо, вообще чуть удержали — он терялся в реальности. Он был двойным агентом, двадцать с лишним лет балансировал на грани, тоже помогал со взламыванием кода. А война окончилась — и потерял смысл. Таких вообще много было. И почти все взрослые… — она выдохнула и сделала глоток из чашки. — Вытянули. Почти всех.

— И… что они теперь?

— Живут. Вон, Лонгботтом, как видишь, повзрослел, занялся любимым делом. Остальные тоже живут и молчат, кто они и за что получили звание героев.

— Но почему молчат? Разве… разве такого надо стыдиться?!

— А кто сказал, что они стыдятся? — Мелисса прикусила губу, хмурясь, и женщина улыбнулась. — Они просто живут. Им не слава нужна, хотя есть и такие.

— А кто теперь занимается исследованиями по биопротезированию, ведь дедушка умер…

— Дорогая, не считаешь же ты, что он был одним ученым в команде? — насмешливо хмыкнула она. — Сейчас вообще подключились со всех направлений. Тот, кто был двойным агентом, по образованию химик, причем, очень талантливый. Он вместе с женой занимается проблемой воспроизведения органического состава для биопротезов.

— А как его зовут? — невольно заинтересовалась девушка. Вдруг она слышала уже о нем? Или о ней?

— Черный ворон башни, — женщина сделала глоток. — Это был его позывной. Никакие имена не оглашались в рамках секретности проекта. Лонгботтом сам назвал мне свое имя перед выпиской. Сказал, что не боится. Его позывным был Призрак Гриффиндора, — она сделала еще глоток. — Полевой игрок, Шаровая молния, Призрак Гриффиндора, Три с половиной зануды. Шестому, который был грандмастером в Хогвартсе, дали посмертно героя, его позывного я не знаю.

Призрак Гриффиндора.

Мелисса посмаковала два слова и едва слышно вздохнула.

Нет, Невилл Лонгботтом определенно лучше.

 

В лаборантской никого не было, и девушка присела на привычное место.

Она не заходила сюда с момента случившегося в теплице, не знала, как и что говорить, но после того, что она узнала от бабушки… было стыдно не прийти. Судя по реакции Лонгботтома, он действительно не хотел, чтобы знали о руке. И она скажет, что никто не узнает. И вообще… ей нравится он. Такой спокойный, уверенный и вместе с тем уютный.

Стоп, а вдруг он уже того, женат? И по вечерам идет домой, где ждет его какая-то женщина…

Сердце невольно стукнуло в груди от раздражения при мысли о другой женщине рядом с Лонгботтомом.

Что тогда делать?

Но одно она знала точно — не будет относиться так, как относятся другие, к самой идее полукиборгов. Глупо бояться или сторониться тех, кто не по своей воле обзавелся биотпротезами. Они не перестали от этого быть людьми. И наглядный пример этому — сам Лонгботтом.

Вспомнились его слова о различном отношении к иммунтам и гравиэме на северных островах и континенте. Почему же люди здесь так не хотят иметь дело с этим? Стыдятся, что войну фактически выиграли северяне, защитив их своими жизнями?

За размышлениями Мелисса не заметила, как сложила руки на столе, опустила на них голову и прикрыла глаза. Она почти не спала последние ночи, вспоминая слова бабушки, и сейчас тишина и мысли, что скоро сможет поговорить с Лонгботтомом, медленно убаюкивали ее…

Слова доносились словно через плотное одеяло. Или через стену.

— Соблазняешь студенток, Невилл?

— Кто бы говорил. Держи свой пакет и потише, пусть спит дальше.

— Я студентов не соблазняла, между прочим.

— Зато соблазнила преподавателя.

— Вот скажу Северусу, что ты так говоришь…

— Буду рад его видеть. Так и передай.

— Ужас, что с тобой делает возраст.

Мелисса не шевелилась, даже не открывала глаза, чтобы не выдать себя.

Кто она? Судя по шутливому пикированию, знакомая. Хорошая знакомая. Кто такой Северус? Общий знакомый?

— А насчет соблазнения я серьезно. Вот ты улыбаешься, а потом бац, и заставят жениться.

— Не заставят. Разве что сам решу.

— Ну, хоть в чем-то с тобой соглашусь — тебя не заставят. Все, спасибо за травки, побежала. И не забудь, в субботу у Рона и Лаванды.

— Если никто не сбежит из моей теплицы.

— Вот так же и Северус говорит — если ничего не взорвется в лаборатории… Слушай, может, ты к нам в субботу в лабораторию наведаешься, а?

— Иди уже, Гермиона, — Лонгботтом зашипел так, что по спине девушки прошелся холодок. И злость слышна была, и насмешка, и обещание припомнить.

Выждав несколько минут, Мелисса рискнула приподнять голову и замерла, встретившись взглядом с задумчивым взглядом мужчины, который сидел напротив, подперев щеку рукой.

— Давно не спите, мадмуазель?

— Пару минут, — она вздохнула и выпрямилась.

— Я думал, вы больше не придете.

Прямота, с которой проговорил Лонгботтом, заставила смутиться:

— Я… я просто разбиралась в себе.

— Разобрались? Зачем тогда пришли? Материалы я отдам профессору Бофону, он на днях возвращается.

Отчужденность, которой повеяло от него, вызвала раздражение и обиду.

Что за покровительствующий тон?! За что?..

Слова так и остались невысказанными, когда догадка опалила ее душу.

Он уверен, что она боится его, начнет сторониться, станет избегать из-за протеза. Значит, не раз сталкивался с таким отношением к себе и знает, что думают о таких, как он, на континенте.

— Пришла, чтобы сказать, что я горжусь вами.

Глаза Лонгботтома чуть расширились, и Мелисса впервые без смущения вгляделась в них.

Да, ближе к зелени. Но такой, природной, уютной, словно смотришь на лес, где листья едва прикрывают темную кору стволов.

— Не понял.

— Я знаю про вас, — она взглядом указала на его левую руку. — Мой дедушка был…

— Гениальным трансплантологом и ученым.

— Да, — девушка кивнула. — Вам не надо думать, что я буду бояться или сторониться вас из-за руки. Наоборот, мне стало еще интереснее. Она теплая?

Вместо ответа мужчина просто протянул ей руку.

Теплая. Ладонь местами мягкая, местами твердая, намозоленная.

Мелисса подняла взгляд:

— Удивительно, правда?

— Правда, — он чуть сжал ее пальцы, очень аккуратно и бережно. — И очень удобно.

— Не сомневаюсь, — она улыбнулась, не спеша убирать свою руку. — Я очень рада, что… что мои дедушка и бабушка так помогли вам.

— Да, они сыграли немалую роль в моей жизни, — его улыбка вышла задумчивой. — Как ваша бабушка сейчас?

— Отлично, правда, уже не практикует. Может, хотите навестить ее? Она была бы рада.

— Да, с удовольствием, — Лонгботтом глянул на ее руку в своей и кивнул. — У меня полностью свободная суббота.

 

— О мой бог! — пожилая женщина ахнула, когда вышла в гостиную. — Как вы вымахали!

— Я не специально, — Лонгботтом поднялся и тепло улыбнулся. — Рад видеть вас, мадам Соммер.

— Мне больше нравилось, как вы обращались ко мне «мэм», — она подала ему руку и быстро подмигнула внучке, когда мужчина поцеловал ее. — Нет, вы действительно очень изменились. Очень!

— Зато над вами время не властно, мэм.

Ого, как он умеет, невольно восхитилась Мелисса, расставляя чашки на столе. На душе было легко и волнительно от присутствия Лонгботтома в ее домашней обстановке. Да и одет он был более неофициально — джинсы и тонкая водолазка, которая давала отличное представление о подтянутой мужской фигуре. Это тоже периодически добавляло жара на девичьи щеки…

Разговор вышел непринужденным, Мелисса про себя хихикала, глядя, как довольно улыбается бабушка, когда Лонгботтом легко делал ей комплименты. Да и сама она не раз ловила себя на том, что тоже улыбается, весело и беззаботно.

Тихая трель из кармана джинс заставила мужчину извиниться и достать маленькое устройство коммуникатора.

— Простите… — он нацепил его на ухо и чуть сдвинул брови. — О, привет… Нет, не пошел. У меня более важная встреча. Помнишь доктора Соммер? Вот, я у нее в гостях. Так что передай мои искренние извинения… А, вы тоже не пошли? Неужели что-то взорвалось в лаборатории?

Мелиссе стоило огромного труда сдержать вежливое выражение на лице. Поспешно уткнувшись в чашку, она бросила быстрый взгляд на Лонгботтома и до боли прикусила губу, чтобы не рассмеяться — в его взгляде читалось веселое понимание.

— Да, передам обязательно, — он глянул на пожилую женщину, тоже прислушивающуюся к разговору. — Вам огромный пламенный привет от Трех с половиной зануд. Если хотите, можете поговорить с нею, — мужчина коснулся коммуникатора, получил согласный кивок и передал устройство.

— Да? Ой, спасибо, дорогая моя! Как вы? …. Я тут при виде Лонгботтома просто ахнула — он так изменился! Вы наверное тоже похорошели… Не сомневаюсь…

— Мне кажется, это надолго, — тихо проговорил Лонгботтом. Девушка согласно кивнула и так же тихо ответила:

— Хотите, можно пройти в оранжерею, чтобы ей не мешать?

— Давайте.

Уже там, среди декоративных саженцев в кадках он хмыкнул:

— Вы ведь слышали мой разговор с Гермионой?

Мелисса смущенно кивнула:

— Простите, я не собиралась подслушивать…

— Все нормально, — мужчина улыбнулся. — Положение о секретности действует еще пятнадцать лет, но не думаю, что вы можете нанести вред мне или ей.

— Вы часто видитесь?

— Мы все стараемся держаться вместе, — он кивнул, неторопливо идя рядом с ней. — Из нашего выпуска осталось немного, поэтому...

— А она действительно вышла замуж за своего преподавателя?

— За нашего преподавателя, — поправил Лонгботтом с коротким смешком. — У них разница в двадцать лет почти.

— И ее это не смутило? — невольно восхитилась Мелисса.

— Ее нет. Его смущало. Но если Гермиона идет к цели, то цели лучше расслабиться и смириться, — он рассмеялся вслед за ней.

— А почему Три с половиной зануды?

— Потому что так ее в сердцах назвал один наш друг. Мол, ее занудства хватит на трех человек, еще и на четвертого останется немного. Когда все началось, она выбрала себе такой позывной.

— А кто такой Гриффиндор?

Мужчина покосился на нее:

— Один из основателей Хогвартса. При поступлении каждый школьник выбирает, с кем из четырех основателей он будет носить значок. Эдакий клуб. А Призраком назвали, потому что на меня мало обращали внимание. Тихий, незаметный, неуклюжий…

— Вы? — ахнула она. — Да что за поклеп?

— Я таким и был, — он улыбнулся. — Пока Риддл не вышел из тени второй раз. Но сложившееся мнение отлично поработало потом. Я по-прежнему считался неуклюжим, тихим. Как призрак.

— Вам… не было страшно? — помолчав, Мелисса глянула на него. — Я… вот честно, я пытаюсь представить себя на вашем месте, и просто жутко становится.

— Не представляйте, — Лонгботтом покачал головой, останавливаясь. — Страшно было. Очень страшно. Но вместо нас… некому было бы сделать то, что мы сделали. У нас был свой лидер, у нас были свои штурмовики, — он пожал плечами. — У нас была своя война.

— Но теперь… она закончена?

— Эта да. Но есть другие. Гермиона с мужем воюют, чтобы вот такие послушные руки, — мужчина покрутил своей левой кистью, — были не только у меня. Полевой игрок воюет, ища уцелевших последователей Риддла. Да, такие есть, поэтому я и упомянул о положение секретности. Шаровая молния воюет, участвуя в исследованиях гравиэмы северного ядра.

— А вы? — Мелисса во все глаза смотрела на него.

— А я исследую жалокоров. У них есть интересная особенность — под воздействием дозы гравиэмы, на полпроцента превышающей предельно допустимую, они не погибают, а поглощают ее и становятся мирными. Если получится вывести нужный вид с более высоким процентом, то такими мирными жалокорами можно засадить южную зону гравиэмы. Со временем они будут поглощать лишнюю концентрацию и, возможно, лет через пятьдесят, туда смогут вернуться люди, — он улыбнулся ей. — Вы тоже можете внести огромный вклад в эту войну.

— Какой?! — взволнованная девушка подалась к нему.

— Помните, я говорил про вашу тему со сталецветными? Что ее результаты можно использовать в медицине? Так вот, некоторые редкие виды сталецветных уже используются в исследованиях биопротезирования. Их добавляют в экспериментальные составы, которыми обрабатываются бионические суставы. Если ваша тема получит развитие и будет успешна, то список растений, пригодных для этого, расширится.

Она изумленно смотрела на него.

То есть…

— Что?

— Дедушка. Я нашла в его книге на полях запись — консардия сталецветная плюс кровь один к одному равно биоплазма, — пояснила Мелисса, и глаза Лонгботтома тоже округлились. — Мне стало интересно, я начала читать про сталецветные и… выбрала такую тему.

— Вы можете показать эту книгу?

— Конечно, она в библиотеке!

 

— Он был гением, — пролистав книгу, Лонгботтом выдохнул. — Столько уже теоретических выкладок теорий, о которых мы лишь догадывались. Я могу взять книгу на время? Гермионе бы это очень помогло.

— Берите, — донеслось от двери, и оглянувшись, они увидели бабушку Мелиссы. — Если это поможет, берите хоть всю библиотеку.

— Достаточно пока этого тома, — он улыбнулся ей. — Спасибо, мэм, мадмуазель…

— Мелисса, — девушка решительно перебила его. — Просто Мелисса. И учтите, теперь вы обязаны стать моим научным руководителем. Я сдам статью на конференцию и после хочу продолжать тему своего исследования именно с вами и не через год, а уже с завтрашнего дня.

В каре-зеленых глазах что-то мелькнуло, а затем мужчина протянул ей правую руку:

— Я буду рад работать с вами, Мелисса.

Уже на крыльце, провожая гостя, пожилая женщина что-то проговорила на незнакомом Мелиссе языке. Лонгботтом внимательно посмотрел на нее, а затем кивнул:

— Я знаю, мэм. Потому что я тоже. Ваш муж был гением, и я не позволю обесцениться его трудам.

От серьезности голоса у Мелиссы побежали мурашки по коже. Когда Лонгботтом исчез за воротами, она глянула на бабушку:

— Что ты ему сказала? Что это за язык?

— Язык северных островов, — та чуть задумчиво улыбнулась. — Идем, пора отдыхать. По крайней мере, мне, ты можешь и помечтать.

— Бабушка, ну что за привычка не отвечать на вопросы?! — возмутилась девушка, ощущая жуткое смущение.

Помечтать? О том, как мягко выговаривает ее имя он? Так аккуратно, словно касается настоящих листиков мелиссы… А еще можно помечтать о том, что улыбка, серьезность, внимательный взгляд — все не просто так, не потому, что они просто хорошие люди, а потому что они — это они…

 

Весть, что Бофон возвращается к лекциям, студенты встретили разочарованным гулом. Лишь Мелисса не расстраивалась. После занятий ее ждал пропуск в экспериментальную лабораторию. Выдавая его утром, перед занятиями, Лонгботтом сказал, что договорился о создании для нее отдельной теплицы.

Разговор с отцом состоялся через пару месяцев, когда Франсуа Соммер озаботился чересчур поздними возвращениями дочери домой.

— Папа, у меня исследования в университетской теплице. Поэтому я занята до самого вечера. И мне тем более удобно жить у бабушки, потому что от нее ближе в университет.

Пожилая женщина лишь улыбнулась на взгляд сына.

— Надо все же поговорить с профессором Бофоном, — он недовольно нахмурился. — Я понимаю его научный интерес и желание иметь под рукой бесплатную умную ассистентку…

— Я провожу исследования не под руководством Бофона, — невозмутимо ответила Мелисса, и ее отец подавился удивлением:

— А кто у тебя руководитель?!

— Лонгботтом, — она глянула на отца. — Невилл Лонгботтом.

— Кто такой?

— Герболог, — внутри начало тлеть раздражение от такого бесцеремонного допроса.

— Первый раз слышу о нем, — отрезал Франсуа, но тут его мать издала короткий смешок:

— Перестань скандалить. Лонгботтом штурмовой герболог, так что логично, что ты не слышал о нем. Мелисса, как он тебе?

Интерес в голосе бабушки отчетливо дал понять, что она одобряет и выбор внучки и ее планы. Ну что ж, с такой соратницей можно быть уверенной во всем.

— Отлично, — девушка невинно улыбнулась. — Вчера первый раз поцеловались.

— А?! — мужчина замер, а бабушка так высоко вскинула брови, что они оказались скрыты под челкой.

Да, поцеловались.

Она припомнила, как они обсуждали степень роста консардии, оба уткнулись в график на столе, а потом… потом было ее смущение, его взгляд, от которого ослабли коленки, а потом… потом он просто придвинулся и поцеловал ее. И на какое-то время стало неважным все вокруг.

— Молодец.

— Кто?! — очнувшись, взорвался Франсуа. — Мама, о чем ты говоришь?!

— Оба молодцы, — женщина надменно посмотрела на сына. — Мелисса, он отличная партия, к тому же ценит то, что имеет. А теперь иди, нам с твоим отцом предстоит разговор.

Девушка послала ей воздушный поцелуй и поспешила к себе, счастливо улыбаясь.

Она тоже уже умеет ценить то, что имеет. Вернее, кого.

 

— Мама, ты понимаешь, что если этот… этот Лонгботтом узнает, что у Мелиссы бионическое сердце, то…

— Перестань, — она холодно одернула его. — Во-первых, это твоя дочь, поэтому пора перестать бояться говорить об этом и шарахаться от нее. Ты знаешь, что я не одобряла этой тайны вокруг ее сердца и болезни. И если бы твой отец не рискнул на этот эксперимент, не вживил Мелиссе протез, то ее бы сейчас не было в живых. И цени, будь добр, именно это, а не то, что подумают люди! — в наступившей паузе Франсуа вынужденно отвел взгляд, ощущая стыд. — Ну а во-вторых, Лонгботтом и так это знает. Как и то, что благодаря именно этому эксперименту, он и остальные герои Войны живы.

Мужчина растерянно смотрел, как мать поднимается из кресла и величаво направляется к двери.

— И кстати, — женщина остановилась на пороге и глянула на сына, — у него точно такое же сердце, как и у нее. Как и увлечения, и цели, и мировоззрение. Ни его, ни ее не остановят твои вопли или косые взгляды недалеких, которые боятся высунуться из своей норки. Так что, — она довольно усмехнулась, — просто смирись с тем, что твоя дочь скоро станет мадам Лонгботтом. Мне, во всяком случае, эта перспектива очень нравится.