Пламенный венец (гет)

Грозовые облака собрались над Штормовым Пределом, готовясь пролиться дождем, разразиться громом и извергнуться огненной молнией, что на мгновение озарит тяжелое чернильное небо яркой вспышкой. Волны Залива Разбитых Кораблей бились о белые скалы мыса Дюррана, ветер завывал в оконных щелях так, будто бы грозил неведомым проклятьем или же, наоборот, молил о помощи. Неужто, старые боги моря и ветра вновь вознамерились снести замок, превратив его в развалины? Подумав об этом, мейстер Крессен поворчал про себя и покачал головой. Ему, ученому человеку, не следовало задумываться о таких глупостях, но подобные мысли, бывало, посещали его, когда на Штормовой Предел обрушивались особо сильные бури.

Сегодня в Великом Чертоге пировали, впрочем, в последнее время в этом не было ничего необычного. Вернувшись с охоты с телегами, заваленными дичью, лорд Баратеон закатывал празднество, угощая всех изысканными яствами и добрым вином. Роберт сидел по левую руку от Крессена, разделял их лишь кастелян замка сир Кортни, и громко над чем-то смеялся. Его смех разносился по всему чертогу, словно грохочущий за окном гром, но синие глаза оставались пустыми и безучастными. В отличие от славного Дюррана, Роберт так и не получил свою Элленею, подумал мейстер Крессен, вспоминая Лианну Старк. Он видел ее всего лишь однажды, когда королевская чета посещала Штормовой Предел несколько лет назад. Не нужно было обладать проницательностью, чтобы заметить, с какой яростной страстью глядел лорд Роберт на королеву Лианну и с какой лютой ненавистью на ее мужа. Король отвечал ему тем же, испепеляя его взором темных индиговых глаз. Если бы Рейегар Таргариен мог изрыгать драконий огонь, он сжег бы Штормового Лорда на месте. Тот визит запомнился Крессену своей бесконечной неловкостью и отчужденностью, продлился он недолго, а когда король и королева уехали, в Штормовой Предел стали закупать еще больше вина и хмельной медовухи.

Рядом с Робертом сидела леди Кейтилин. Она почти ничего не ела и кротко молчала. Крессен знал, что уже скоро она отправится укладывать детей, а потом ляжет и сама. Леди Кейтилин всегда шла спать рано, а ее супруг засиживался на пирах до утра, предпочитая проводить весь последующий день в постели. Одиннадцатилетний Ренли, уже достаточно взрослый, чтобы сидеть за одним столом со старшими, пытался о чем-то с ней болтать, но она, видно, плохо слушала его. Крессен предположил, что думы ее снова полны делами замка. Пока Роберт предавался всякого рода развлечениям, а иногда и вовсе пропадал где-то целыми днями, за требующим немалого внимания хозяйством Штормового Предела следили сир Кортни Пенроз и леди Кейтилин.

— Глупости, — шумел Роберт. — Что хорошего сделал драконий король за те семь лет, что он протирает штаны о железное седалище трона?

Гости покорно подхихикивали щедрому хозяину, но Крессен не сомневался, что кто-то из них возьмет да черканет записочку в Королевскую Гавань, лорду Варису. Открыто с Робертом никто никогда не соглашался: дорога была своя голова на плечах, а о словах Штормового Лорда в свой адрес Рейегар Таргариен наверняка знал, но проявлял благоразумие. Или милость. Милость к поверженному врагу, которому ничего другого не остается, как сквернословить. Указывать Роберту на его опрометчивость не имело никакого смысла, любые самые разумные доказательства утонули бы в ненависти и выпитом вине.

Леди Лиза — младшая и все еще незамужняя сестра леди Кейтилин, восседавшая следом за Ренли, поджала губы. Крессен слышал, что лорд Талли послал ее сюда, чтобы она служила компаньонкой старшей сестре, а может и для того, чтобы подыскивала себе мужа, ибо в Речных Землях достойных претендентов на ее руку так и не нашлось. В Штормовом Пределе она скучала, мечтая попасть в Королевскую Гавань, но туда ее тоже никто не приглашал.

— Ваш брат, лорд Роберт, исправно служит королю. Я слыхал, лорд Аррен хорошо о нем отзывался, — высказался кто-то.

— Станнис… — блестящие от жира губы лорда Баратеона искривились, и он с силой бухнул на стол серебряный кубок, брызги вина полетели на сира Кортни и леди Кейтилин. — Пусть господа члены Малого Совета слушают скрип его зубов, — Роберт снова громко расхохотался. О Джоне Аррене он ничего не сказал. Ни для кого не было секретом, что лорд Десница разочаровался в своем бывшем воспитаннике, хотя и продолжал любить его.

Как и ожидал Крессен, леди Кейтилин поднялась, подошла к детскому столу и, забрав черноволосого четырехлетнего Роннала и рыжую двухлетку Кассанну, удалилась. Муж даже не заметил ее ухода, продолжая смеяться и сквернословить. Дети цеплялись за юбку матери и выглядели взволнованными. В добром настроении, с разумом не разбавленным вином, Роберт мог быть со своими отпрысками добр и даже ласков. Он обожал выводить Роннала на тренировочный двор, устраивая с ним шуточные бои, в которых мальчик всегда побеждал. Кассанну же он, бывало, сажал себе на плечи и катал по коридорам, отчего она хохотала и радостно повизгивала. Однако подобные моменты случались нечасто, а Роберт, когда напивался и становился шумным и грубым, лишь пугал своих детей, особенно впечатлительную Кассанну.

Ренли не пошел с леди Кейтилин и остался за столом, он уже давно не был ребенком, но все время стремился еще раз это подчеркнуть. Перегнувшись через леди Лизу, с младшим Баратеоном беседовал Норрен — молодой мейстер, присланный Цитаделью в помощь уже старому Крессену.

Поначалу Крессен был рад. Зрение уже и вправду стало подводить его, а ум его был не столь скор и не столь ясен, как раньше. Однако Норрен, постоянно выспрашивая его, сам ничего особенного не рассказывал, а затем Крессен обнаружил, что ворон, выученный летать в Цитадель частенько отсутствует на своем месте. Вскоре он застал Норрена за отправкой письма, а потом и за его получением. На свернутом в свиток добротном пергаменте Крессен углядел две печати вместо одной. Одна из них, вероятно, имела оттиск Цитадели — состоящую из двадцати одного кольца мейстерскую цепь, вторая же осталась для него загадкой. Молодой человек ничего на это не сказал, лишь пытливо глянул на Крессена, старик и сам тоже решил промолчать.

Тем не менее, столь частое общение нового мейстера с Цитаделью обеспокоило его, и он поделился своими опасениями с леди Кейтилин.

— И что же вы думаете, это значит? — спросила она, опустившись в просторное кресло в своей горнице.

— Не могу сказать, миледи, — Крессен поджал губы, не в силах назвать точную причину своего беспокойства. — Я мог бы предположить, что он еще молод и часто спрашивает совета у своих наставников, но для этого у него есть я.

— Вот что, попробуйте расспросить его, если его поведение так вас смущает, — леди Кейтилин обняла себя руками, — возможно, он сам предложит простое и разумное объяснение.

— Пожалуй, вы правы, миледи, — Крессен поднялся, не желая и далее беспокоить ее, — я так и поступлю.

Закрывая за собой дверь, он услышал тяжкий сдавленный вздох и пожалел, что вообще заявился к леди Кейтилин со своими глупостями, когда у нее и без него было достаточно собственных тревог.

В следующие дни он обдумывал совет миледи, и в какой-то момент решил, что все подозрительное поведение Норрена пригрезилась ему, однако вскоре Крессен стал замечать, что молодой человек просто перестал посвящать его в некоторые дела замка, отчего беспокойство Крессена поднялось с новой силой и тревожной волной забилось в его мыслях. Однажды он видел, как Норрен выходил из горницы Роберта, что удивило его еще больше, ведь лорд Баратеон давно ничем не интересовался кроме охоты, пиров и, как говаривали, трактирных девок. Крессен попробовал и сам побеседовать с Робертом о некоторых вопросах, с которыми ни сир Кортни, ни леди Кейтилин не могли бы ему помочь, однако Штормовой Лорд лишь отмахнулся от него, словно от назойливой мухи.

— И что же, Норрен, — спросил мейстер Крессен, решившись все же последовать совету миледи, — видно, у вас остались в Цитадели друзья.

— Хм, а почему вы так решили? — удивился молодой человек, бросая на Крессена быстрый и цепкий взгляд. Глаза у него были бледно-голубые, напоминавшие море в пасмурный день.

— Вы частенько пишете туда, — прямо ответил Крессен, совершенно не умевший увиливать.

— Ах, это, — Норрен наскоро улыбнулся и махнул рукой, — вы сами понимаете, за долгим постижением мудреных наук легко сдружиться. Тогда рождается настоящая крепкая дружба, которой я буду предан до конца дней.

Крессен задумался. Он едва ли мог вспомнить хоть кого-нибудь, с кем вместе школярничал. Всех их разметало по разным концам Семи Королевств, и мейстер быстро позабыл тех, с кем заодно осваивал разные премудрости, да бегал в трактир «Перо и кружка». Своими друзьями Крессен мог бы назвать лорда Стеффона, Станниса и сира Кортни, только не ведал, сказали бы они то же самое и о нем.

— Пожалуй, — кивнул Крессен, — может, нам подумать об обучении еще одного ворона?

— Благодарю, не стоит, — Норрен нахмурился и умолк, оставив старика в замешательстве.

Сейчас, нашептывая о чем-то Ренли, юноша выглядел гораздо благодушнее. Гладкая молодая кожа, приятные черты лица, располагающие к себе. Разглядывая молодого мейстера, Крессен вдруг подумал о Роберте, о том, как статен и красив тот был еще несколько лет назад. В старшем Баратеоне до сих пор оставались следы былой привлекательности, он еще был достаточно силен, чтобы взять в руки свой боевой молот и отправиться на войну, однако на лице его уже появился нездоровый румянец, глаза часто опухали, мощная стать грозила превратиться в неприятную обрюзглость.

Встал из-за стола и сир Кортни, ибо ему назавтра надлежало, как и всегда, рано подниматься, и Крессен остался в одиночестве. Вокруг него все еще шумел пир, но говорить ему было больше не с кем. Норрен и Ренли тоже прошли мимо, покидая чертог. Молодой мейстер вежливо пожелал доброй ночи, наклонившись к старику поближе, а Ренли крепко обнял его, он всегда был ласковым, бедный мальчик.

Крессен допил оставшееся в кубке вино, поднялся и бросил взгляд в сторону Роберта, однако тот даже не замечал его, продолжая хохотать и весело хлопать себя по колену. Куда же пропал тот смелый, щедрый мальчик, которого Крессен когда-то знал? Неужто и правда утонул в бездонных глазах Лианны Старк или же в бочке с вином?

Мейстер вышел в одну из боковых дверей, оставив за спиной надоедливый шум и наслаждаясь тишиной засыпающего замка. Держа в руках небольшой фонарь, он, медленно шаркая, поплелся в свою каморку, с трудом преодолевая каменные ступени. Очаг там был уже затоплен. Несмотря на самый конец весны, последние дни погода стояла холодная и сырая.

Крессен облачился в длинную ночную сорочку, забрался под одеяло и задул единственную горевшую у кровати свечу. Огонь в очаге весело потрескивал, продолжая освещать комнату мягким красно-желтым светом и играя причудливыми длинными тенями. Воздух в каморке был теплый, но Крессену чудилось, что пальцы на ногах и руках холодеют. Он плотнее закутался в одеяло и прикрыл глаза. Сон не шел, а теплее не становилось. Наоборот, холод будто бы и дальше расползался по телу, добежал от ладоней к плечам, а от ступней к паху. В голове зашумело, мейстер будто бы превратился в речку, которую пытается сковать первый тонкий лед. Он шевелил руками и ногами, но они все оставались такими же холодными.

— Сжалься Кузнец над своим слугой, — пробормотал Крессен холодеющими губами, — Старица, укажи мне путь, Матерь позаботься о том, кто был когда-то сыном.

Страх наполнил его, вместе с наступающим холодом старик чувствовал дыхание смерти. Вот-вот, и она коснется его губ смертельным поцелуем. Неужели вот так она наступает, внезапно, без предупреждения? Он был уже стар, но надеялся, что протянет еще с десяток лет. Сама ли смерть нашла его или ее направила чья-то рука? Если то и был яд, то Крессен никогда о таком не слышал. Холод уже добрался почти до самой груди. Пришла ли в замок беда? Крессен подумал о Роннале, Кассанне, Ренли и леди Кейтилин, о сире Кортни и даже о Роберте.

— Сохраните их боги, — успел он произнести, прежде чем его отчаянно колотившееся сердце вздрогнуло в последний раз и замерло.

Сад Красного Замка бушевал зеленью листвы и яркими красками летних цветов, пришедших на смену приглушенной весенней нежности. Небо полнилось лазурью, отражаясь в спокойном ласковом море, по бескрайней синеве бежали редкие барашки белых облаков. Лето, едва успев начаться, уже вступило в свои права, изгнав весну прочь. Рейегар смотрел на все это буйство жизни сквозь окно своей горницы и будто бы не видел его.

С четверть часа назад мейстер Бенедикт сообщил ему, что его новорожденный сын не прожил и мгновения на этом проклятом свете, родившись мертвым. От этой новости грудь короля будто бы сдавило железным обручем, он попытался вдохнуть, но воздух не желал проникать внутрь, застревая где-то в горле. Королю показалось, что он сейчас задохнется. Рейегар уцепился за край стола, едва не обрушив стопку книг, снова вдохнул полной грудью, стараясь наполнить легкие воздухом, но воздуха не хватало, шею словно сжимали чьи-то крепкие руки. Горе придавило его тяжелой каменной плитой, выбраться из-под которой сейчас было Рейегару не под силу. Он поспешил отослать Бенедикта и закрыл руками лицо, едва дверь за мейстером захлопнулась. Глаза короля, однако, были сухи: все его слезы забрал малыш Джейехерис, и для этого безымянного младенца у Рейегара ничего не осталось. Только глухая боль где-то в груди.

Рейегар испытал облегчение, вспомнив, что старших своих детей он отослал вместе с Кирой на Драконий Камень. После смерти Джейехериса Эйгон еще долго плохо спал по ночам, а Висенья украдкой плакала, боясь, что кто-то заметит ее слезы. Король вспомнил собственное детство, всех потерянных и оплаканных им братьев и сестер, печальные глаза матери, отстраненность, а затем и гнев отца. Он не хотел бы подобного для собственных детей, желая позволить им хотя бы несколько счастливых лет, не обремененных заботами, долгом и скучными обязанностями членов королевской семьи. Взрослым же предстояло пережить всю глубину постигшей их печали.

Лианна ждала его, ему следовало сейчас же идти к ней, но он медлил, продолжая глядеть невидящим взором в окно, где, заставляя его непроизвольно щуриться, ярко светило солнце, и город радовался наступившему лету. Рейегар боялся, что стоит ему посмотреть на свою бедную жену, как придавливающая его плита просто раскрошит его, не оставив ни единого живого места. Он страшился посмотреть в серые глаза жены, из которых слезы падали словно капли дождя с пасмурного неба.

Покачав головой, он упрекнул себя за слабость. Как он мог думать сейчас о себе, когда страдания Лианны наверняка стократ превосходили его собственные. Рейегар оторвал взор от окна, зажмурился и устало потер переносицу. Несколько шагов, отделявших его от двери, он проделал с огромным трудом, потом шагнул в свою гардеробную, а затем в спальню, где не ночевал уже давно. По витающей в воздухе пыли и по царившему в комнате запаху, можно было понять, что здесь почти не жили. Слуги тщательно убирали в королевской спальне, но пыль все равно собиралась быстрее, чем они успевали избавляться от нее.

Он порадовался, что может добраться до супруги, не выходя в коридор и не сталкиваясь с гвардейцами, домашней стражей и слугами. Король не выдержал бы сочувствующий взгляд огромных глаз Майлса Мутона, что стоял сейчас у его дверей. Даже Эртура Рейегар не хотел сейчас видеть, по правде сказать, он не желал бы видеть никого. Едва нанесенная рана еще изливалась кровью, и ни к чему было заново вонзать в нее острый клинок. Преодолев их общую гостиную, Рейегар вошел в покои жены. Он старался ступать как можно тише, но дверь, громко скрипнув, возвестила о его появлении. С Лианной сидела только ее служанка: повитуха уже ушла, ибо ее услуги больше здесь не требовались. Завидев короля, женщина, словно мышь, проскочила мимо него, оставив супругов наедине.

Лианна не спала. Она полулежала на постели, ее руки были покорно сложены на коленях, а глаза, похожие на два кусочка серого льда, смотрели перед собой. Даже на Рейегара она не взглянула, и его сердце облилось кровью. Жизнь, казалось, готова была покинуть его всегда веселую и бодрую жену. Король стянул сапоги и сел рядом с Лианной на постель, обнял ее и положил ее голову к себе на плечо. Она не сопротивлялась, но и не изъявила желания сделать это сама. Какое-то время они так и сидели, Лианна молчала, а Рейегар боялся нарушить эту тяжелую давящую тишину. Ему казалось, что, если он заговорит, хрупкий покой Лианны разобьется от его слов.

— Почему? — спросила она наконец, едва шевеля сухими губами. Лианна расцепила руки и одной из них сжала пальцы Рейегара.

— Лиа, — пробормотал он, целуя ее в висок, чувствуя исходящий от нее запах пота, крови и усталости, — ох, Лиа. Я не знаю…

«У дракона три головы», — пронеслось у него в голове. Но не могут же боги быть столь жестоки, оставив ему лишь троих детей и повергнув его и его жену в бездну отчаяния. Послушав совета мейстера Эймона, Рейегар редко теперь вспоминал о пророчестве, но все же позабыть о нем окончательно не мог. Он ждал, искал возможные предзнаменования, но так и не находил их. Но если для того, чтобы пророчество осуществилось должна была страдать его жена, то он всем сердцем не желал этого. «Все твои предки заплатили свою цену, — сухо проговорил внутренний голос, — придется и тебе».

Рейегар замотал головой и покрепче прижал к себе жену. Она, казалось, ничего не заметила, продолжая безучастно смотреть в одну точку.

— Я могу чем-нибудь помочь тебе? — спросил Рейегар, сам хорошо понимая, что это не в его силах.

— Просто не уходи, — прошептала Лианна, и из ее глаз наконец хлынули слезы. Льдинки растаяли, превращаясь в горячую соленую воду.

— Не уйду, — отозвался он, кладя подбородок на ее макушку, — я же обещал тебе, что не уйду.

Однако оставаться при жене постоянно Рейегар все же не мог. Множество дел требовало его личного участия, и он не чувствовал себя вправе просто свалить всю работу на Джона Аррена. Ящик красного дерева с королевскими бумагами и письмами Рейегар снова принес в спальню и даже попытался привлечь Лианну к тому, чтобы она, как и было у них заведено, помогала ему, но жена лишь покачала головой. Обязанность разбирать красный ящик пришлось переложить на королевского секретаря. Это была новая должность, учрежденная лично Рейегаром, и он с теплотой относился к молодому человеку, занимавшему ее, однако никто не мог бы заменить королю общество супруги, которым он очень дорожил. Даже после того, как мейстеры позволили Лианне покинуть постель, она мало ела, не интересовалась книгами, которые Рейегар приносил ей, и много спала. Короля пугало ее почти полное безучастие. Иногда он не мог заснуть и слышал, как она тихо плакала в подушку, наверняка боясь, что он услышит. Ему хотелось обнять ее и крепко прижать к себе, но он не решался нарушить ее уединение.

Письма и бумаги не были единственными заботами короля, и ему приходилось выезжать в город и выбираться на заседания Малого Совета. От бесконечных споров, которые, бывало, устраивали его лорды, у Рейегара начинала болеть голова, однако ему оставалось лишь к этому привыкнуть. Он был доволен теми, кто служил ему, и не намеревался менять их, но иногда они были слишком шумливы и непреклонны.

— Что вы нам расскажете, лорд Варис? — осведомился Рейегар, откидываясь в кресле. Старые неудобные кресла, изготовленные для одного из его предков лучшими ремесленниками Квохора, он, как и намеревался, заменил на мягкие, привезенные из Лиса. Их для него нашел Джейме Ланнистер, успевший на многое насмотреться в Вольных Городах.

— Ничего, что бы вас удивило, ваше величество, — елейно проговорил Варис.

От запаха розовой воды Рейегара начинало мутить. Он снова плохо спал ночью, и голова его была тяжелой, будто бы ее наполнило расплавленное железо. «И почему я не запретил ему выливать на себя эту гадость?» — размышлял король. Рейегар по-прежнему не питал теплых чувств к Варису, ибо был уверен, что мастер над шептунами действует исключительно в собственных интересах. Однако подаренные когда-то драконьи яйца и польза, которую Паук приносил, пока не позволяли королю избавиться от него, как бы его ни раздражали манеры евнуха и исходящий от него приторный запах.

— Я сочту это за добрую весть, — Рейегар сухо усмехнулся. — Говорите.

— Лорд Баратеон по-прежнему поносит вас, как напьется, — начал евнух.

— Ничего нового, и правда, — покачал головой король, вспоминая свой единственный визит в Штормовой Предел. Не было на свете дома, который Рейегар и Лианна покидали бы с большим облегчением. Оттуда они сразу отправились в Летний Замок, и его жена впервые побывала в его самом любимом месте, тягу к которому не остановило даже предательство его отца. — Приглядывайте за ним, однако, пока лорд Роберт не переходит от слов к делам, не думаю, что нам стоит уделять ему много времени. Налоги из Штормовых Земель приходят исправно.

— Еще бы, — произнес Селвин Тарт, которому Баратеон приходился верховным лордом. — Их сбором ведает сир Кортни Пенроз, а помогает ему во всем леди Кейтилин.

Мейстер Бенедикт скосил глаза, Джон Аррен угрюмо причмокнул, Станнис Баратеон только и знал, что стискивать челюсть до зубовного скрежета, а Мейс Тирелл насмешливо хмыкнул. Барристан и Эртур вежливо промолчали.

— Что лорд Талли? — осведомился Рейегар.

— Все подыскивает жениха младшей дочке, — пожал плечами Паук, — а в остальном сидит тихо, изменнических речей за ним не замечено.

— Хорошо, — Хостер Талли уже давно беспокоил короля, ведь за все семь лет, что Рейегар сидел на троне, ему так и не удалось наладить добрые отношения с лордом Хостером. Тот засел у себя в Риверране, в столицу не выбирался, но равно ничего и не предпринимал, что лишь усиливало беспокойство Рейегара.

— Лорд Старк… — начал Варис.

— Мне известно о делах лорда Старка, — перебил король. — Расскажите-ка лучше о том, что творится в Утесе и Солнечном Копье.

— Мартеллы притаились, что змеи, водящиеся у них в пустынях, — евнух усмехнулся, — но я не думаю, что они могут чем-то навредить вам. Через несколько лет вы породнитесь, да и принцесса Элия воспитывает родного племянника ее величества. Что до Утеса, то лорд Тирион изволил взять себе жену.

— Хм, — Рейегар кашлянул, — так рано… Сколько ему лет, пятнадцать?

Пожалуй, Варис ошибался, и ему было чем действительно удивить короля. Рейегар знал, что Киван Ланнистер уже давно пытался найти племяннику подходящую партию, но даже перспектива выдать дочь за одного из богатейших лордов королевства — если не самого богатого — не добавляла Тириону Ланнистеру привлекательности в глазах отцов подходящих по статусу невест. Предложение брака с карликом, пусть и знатным, воспринималось ими как оскорбление.

Сам Рейегар видел Тириона лишь однажды, когда посещал Утес Кастерли. При первом взгляде на него, вид юноши и правда пугал уродливостью непропорциональной фигуры, лица и разномастными глазами, будто бы принадлежащими какому-нибудь колдуну, но при разговоре лорд Утеса проявлял живой ум, интерес к новому и немалое чувство юмора. Когда он при всех объявил о своем желании посетить Стену и помочиться с нее, Лианна не смогла сдержать смех, порвав в клочья повисшую было неловкую тишину, а однажды вечером Тирион долго беседовал с Рейегаром о драконах его предков. Не так много было на свете людей, разговор с которыми мог бы оставить у короля столь приятное впечатление. Тем не менее, все это вкупе с золотом Утеса не могло сделать Тириона Ланнистера завидным женихом, поэтому новость о его женитьбе показалась Рейегару неожиданной.

— Пятнадцать, ваше величество, — подтвердил Варис, — мои пташки напели, что милорд уже два года как женат. Брак был заключен тайно, но сир Киван долго надеялся, что племянник одумается. Тем не менее, лорд Тирион настоял на публичной церемонии, ибо невеста на сносях.

«Видно, правильно я поступил, оставив жену и сына сира Кивана в столице, — размышлял король, — иначе он не был бы столь смиренен по отношению к племяннику».

— Ну и кто же счастливая супруга? — уточнил Рейегар.

— Некая девица по имени Тиша, — Варис едва ли скрывал ухмылку, — дочь издольщика. Уж не знаю, что скажут на это лорды. Свадьба вызвала настоящий скандал.

— А что им говорить? — возразил король. — Они сами отказались от него. Что ж ему было оставаться холостяком до конца дней? Жаль только, если девица позарилась исключительно на его богатства. Тем не менее, полагаю, ничего хорошего нам ждать не следует. Хотя лорд Тирион и не его отец, остается надеяться, что западные лорды хорошо помнят о судьбе Рейнов и Тарбеков. Пусть ваши пташки получше приглядывают за Западными Землями. Это все, лорд Варис?

— Да, ваше величество, — евнух снова смиренно поклонился.

Рейегар на мгновение прикрыл глаза и помассировал виски. Только мятежа в одном из семи королевств ему сейчас не хватало, и он надеялся, что все закончится обычными недовольными разговорами, а не попытками избавиться от молодого лорда. Сам Рейегар полагал, что мужчина вправе взять в жены ту женщину, которую пожелает, но лорды с девицами на выданье с ним не согласились бы, а чтобы возражать им, у Рейегара не было достаточной власти. Он и собственную дочь продал Тиреллам, когда ему отчаянно требовалась их поддержка. Благо Уиллас Тирелл, служивший теперь у него в оруженосцах, оказался смышленым и добродушным малым, но король до сих пор ощущал ту тяжесть, с которой писал злосчастное письмо и передавал его Джону Коннингтону. Рейегар хотел бы избежать подобной участи для Дейенерис, Эйгона и Рейенис, но для претворения в жизнь желаемого курса ему требовалось заключать прочные союзы, и он боялся разделить участь Эйгона Невероятного.

— Лорд Селвин, — король снова поднял голову, обращаясь к мастеру над кораблями, — в ближайшие дни должны прибыть наши гости из Браавоса. Я пообещал им достаточно золотых драконов, поэтому убедитесь, что их время не будет потрачено впустую. Я ожидаю, что лучшие мастера будут с должным рвением учиться у них науке кораблестроения.

— Я лично прослежу, ваше величество, — кивнул лорд Селвин.

— Благодарю, — отозвался король.

— Лорд Станнис, — Рейегар извлек спрятанный в дублете пергамент, — я кое-что здесь добавил. Посмотрите, потом мы это обсудим. Если посчитаете нужным, покажите так же лорду Джону.

— Да, ваше величество, — сухо ответил Станнис Баратеон.

— Ваше величество, — попытался вмешаться лорд Аррен.

— Я выслушаю вас, милорд, — покачал головой король, — но сначала прочтите, — они обсуждали с Арреном задуманные Рейегаром законы уже сотни раз, и каждый из них, лорду Джону находилось, что возразить. — Есть ли кому-либо из вас, что добавить?

Члены Малого Совета затрясли головами, и король вздохнул с облегчением. Ему становилось душно, и он непроизвольно теребил верхнюю пуговицу дублета.

— Что ж, — он поднялся, — тогда позвольте вас оставить. Сир Эртур, не составите ли вы мне компанию на тренировочном дворе? — Дейн кивнул в знак согласия и последовал за Рейегаром, когда тот поспешно устремился к выходу. — Встретимся через три четверти часа, мне нужно переодеться и навестить жену.

Рейегар вернулся в Твердыню Мейегора и поднялся в свои покои. Лианна сидела в их общей гостиной в компании своего брата Бенджена и двух фрейлин. Король сам посвятил молодого человека в рыцари несколько лет назад, нарочно минуя обеты Семерых, после чего младший Старк присягнул на верность королеве, став ее личным защитником. Бенджен о чем-то оживленно болтал, Лианна молчала и смотрела куда-то мимо него, леди Джонелла и леди Серена внимательно слушали Старка. Рыцарские шпоры и служба в Красном Замке, безусловно, прибавляли любому мужчине привлекательности. Завидев короля, все трое вскочили: Бенджен склонил голову, а фрейлины присели в реверансе.

— Доброго дня, сир Бенджен, дамы, — Рейегар поприветствовал собравшихся и скользнул в свою спальню.

Король переоделся в серые льняные бриджи и старый кожаный колет, который он всегда использовал для тренировок, а затем вернулся к супруге и ее собеседникам.

— Я намереваюсь немного поразмяться с сиром Эртуром, Лианна, — обратился Рейегар к жене, — не хочешь ли пойти со мной?

— Нет, благодарю, — отозвалась Лианна. Рейегар и не ждал ничего другого, однако ее отказ снова его опечалил.

Его жена уже немного оправилась, но никуда не выходила из покоев, лишь иногда принимая фрейлин или близких друзей, однако никому из них так и не удалось вернуть прежнюю болтливую и смеющуюся Лианну. «Еще слишком рано, — сказал себе король, — прошло не больше трех недель. Она переживет это и вернется к нам, снова станет собой». Рейегар даже подумывал о том, чтобы отправить ее к детям на Драконий Камень, но отказался от этой затеи. Он поступил так после смерти Джейехериса, и когда его семья уехала, готов был завыть от одиночества. За долгие годы своего одинокого детства он привык со всем справляться сам, ни с кем не делясь своими бедами, но Лианна научила его другому, научила исцеляться вместе. Когда она покинула его, он будто бы снова почувствовал себя тем десятилетним мальчиком, что оплакивал умершего брата и вызвал тем самым гнев своего отца.

Король коротко кивнул жене и ушел. Эртур уже ждал его вместе с Уилласом, который принес тренировочные мечи. Рейегар оставил Черное Пламя в спальне, закованный же в ножны Рассвет лежал на песке неподалеку от Эртура, чтобы гвардеец в любое мгновение мог схватить его и вступить в бой. Едва они скрестили мечи, как король почувствовал, что его охватывает ярость. Будто бы все отчаяние, накопившееся в нем за последние недели, вдруг потребовало выхода в виде неуправляемого огненного гнева. В груди жгло, дышать стало тяжелее, а невыплаканные слезы провалились куда-то вниз, превращаясь в огонь. Пламя ярко полыхнуло, вздымаясь ввысь, и он будто бы загорелся изнутри, иногда он и вовсе не соображал, что делает, просто бездумно бросался на Дейна, словно загнанный охотниками медведь. Еще немного, и король готов был отчаянно зареветь, подобно дикому зверю. Конечно же, он снова оказался на земле с прижатым к горлу клинком.

— Что с тобой? — недовольно спросил Эртур. — Ты совсем из ума выжил?

— Не знаю, — пробормотал Рейегар, поднимаясь и отряхиваясь, — извини, я…

Пламя в нем затухло также внезапно, как и загорелось, будто бы присыпанное песком.

— Не извиняйся, — Дейн похлопал его по плечу, — лучше иди-ка да поколоти хорошенько тот мешок с сеном, что тут висит для детишек — гвардеец указал в сторону, — толку выйдет больше.

— Не при всех, — Рейегар покачал головой, утирая со лба пот. Король чувствовал себя пристыженным, но он все никак не мог успокоиться, а постоянное волнение не находило выхода, изгрызая его изнутри, подобно замковой крысе.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Эртур. — Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Не знаю, — обреченно вздохнул Рейегар. — Лианна. Я боюсь за нее и никак не могу ей помочь.

— Дай ей время, — посоветовал Эртур, — ей тяжелее, чем тебе. Пусть погорюет, будь рядом и ничего не требуй от нее.

Час волка уже был на исходе, когда Рейегар отложил перо, сложил исписанные пергаменты в ящик, запечатал несколько писем, разделся и, задув единственную свечу, забрался в постель. Прохладная ткань простыней приятно холодила разгоряченное летней жарой тело. Лианна лежала на боку повернувшись к нему спиной. Из-под одеяла торчало ее округлое плечо, и Рейегар, придвинувшись к ней ближе, осторожно поцеловал его. До его уха донесся тихий сдавленный всхлип, и он, нависнув над Лианной, заглянул ей в лицо. Даже в темноте были хорошо видны поблескивающие дорожки слез на ее щеках.

— Лиа, — он обхватил ее за талию и прижался грудью к ее прямой спине, чувствуя, как вздрагивают ее плечи, — о, Лиа!

Он не знал, что ему делать, как утешить ее, и от этого сердце его разбивалось с каждым ее судорожным всхлипом. Глядя на нее, он позабыл о своей собственной боли, и страдания жены тысячей острых кинжалов вонзались в его тело. Рейегар нежно поцеловал мягкий изгиб ее шеи, ее ухо, висок, пахнущие мылом густые волосы, однако она никак не отзывалась на его ласки, не говорила с ним, продолжая тихо плакать.

— Лианна, — взмолился он, — поговори со мной, прошу тебя! Твои слезы разрывают мне сердце!

Какое-то мгновение она лежала неподвижно, но потом развернулась к нему и уткнулась носом в его грудь. Рейегар чувствовал, как намокала от ее слез его ночная сорочка.

— Ты думаешь, меня ждет участь твоей матери? — едва слышно спросила она, продолжая прятаться у него на груди.

— Нет, Лиа, — он погладил ее по голове, стараясь придать голосу уверенность, которой не чувствовал. «У дракона три головы», — снова подумал он. Ему захотелось найти тот проклятый пергамент и сжечь его. — Нет. У нас все выйдет по-другому.

— Откуда тебе знать? — отчаянно спросила она. Видно, этот вопрос уже давно мучил ее, не позволяя ей найти успокоение.

Рейегар ничего не ответил. В пустых заверениях не было смысла, она им все равно не поверила бы, а ничего другого он ей предложить не мог. Будущее было ему не ведомо, и Рейегар мог лишь молиться всем известным богам о том, чтобы они пощадили его и его жену. Он крепче прижал ее к себе.

— Что бы нас ни ждало дальше, Лиа, — с жаром прошептал он, — ты должна помнить, что я люблю тебя, я тебя никогда не оставлю. Знаю, этого не всегда бывает достаточно, знаю, меня часто нет рядом, но, поверь, я готов все для тебя сделать, буквально все.

— Я знаю, Рей, — пробормотала она. — Я знаю.

Всю ночь он не выпускал ее из своих объятий, и вскоре всхлипы прекратились, а Лианна заснула. Какое-то время он слушал ее ровное дыхание, а потом и сам провалился в сон. Его сны были в последнее время черными и пустыми, стоящими на пороге бодрствования и готовыми в любое мгновение вырваться в реальность. Старые кошмары, мучившие Лианну после смерти отца и старшего брата, никогда не оставляли ее, однако в последние годы являлись так редко, что она успевала совсем позабыть о них. Теперь же они вновь истязали ее по ночам.

— Там был отец, а с ним Бран, он держал на руках моего Джейехериса и бедного Бейлора, — шептала Лианна.

Рейегар был против того, чтобы давать мертворожденному ребенку имя, но жена настояла, и он не смог ей отказать. Так и не сделавшее ни единого вдоха тельце Бейлора сожгли во дворе Красного Замка, как и тело его старшего брата, тела короля Эйериса, королевы Рейлы и всех их умерших детей. Рейегар столько раз в своей жизни смотрел на танец погребального костра, что уже потерял этому счет. С такого же дикого танца началась сама его жизнь.

Король боялся, что жена в любое мгновение может проснуться с криком, и его мускулы даже во сне были напряжены, отчего он просыпался весь в поту и с болью во всем теле. Однако сегодня Лианна крепко проспала до самого утра и даже показалась ему немного посвежевшей. От предложенной им конной прогулки она, тем не менее, отказалась, и Рейегар, вздохнув, погрузился в дела.

— Я могу помочь тебе, — тихо сказала Лианна после того, как служанки помогли ей одеться и привести себя в порядок, — если хочешь, конечно.

Рейегар хотел заключить ее в объятия и закружить по комнате. Однако он сдержал готовую расцвести на губах улыбку и протянул ей стопку писем. Обычно они занимались этим в его горнице, но король не стал настаивать, он уже привык работать на небольшом столике у окна, поставленном там для него.

— Ты сегодня не такой угрюмый, ваше величество, — улыбнулся сир Освелл, когда они скрестили мечи на тренировочном дворе.

Рейегар промолчал, но на его лице мелькнула улыбка. Они с Освеллом кружили по двору, собирая вокруг себя зрителей, как часто бывало, когда король решал поупражняться с мечом. Сначала столь пристальные взгляды мешали ему, приводя к неизбежным ошибкам, но потом он выучился их не замечать. Взгляд короля был сосредоточен лишь на противнике.

— Сдавайтесь, сир Освелл, — произнес Рейегар, поймав Освелла в ловушку.

— Сдаюсь, — гвардеец, одарив короля широкой улыбкой, поднял вверх руки, — славный бой, ваше величество!

— Да, пожалуй, — согласился Рейегар, возвращая Уилласу меч и принимая от него влажную тряпицу, чтобы вытереть с лица влагу. Жара стояла такая, что даже с него пот лился ручьем. — Благодарю!

Рейегар еще перекинулся с Освеллом парой слов, вытащил из растрепавшихся волос ленту и принялся заново перевязывать на макушке тугой хвост. Увидев, что он уходит, любопытные так же стали разбредаться, поняв, что ничего интересного их более здесь не ждет. Только Бриенна Тарт, проводившая на тренировочном дворе едва ли не весь свой день, стояла в стороне и глядела на него так, будто бы хотела что-то спросить, но не решалась подойти.

Дочь мастера над кораблями была одета в бриджи, сапоги и легкую тунику, ее соломенные волосы были стянуты на голове в такой же пучок, как и у Рейегара. Видно, Бриенна недавно провела свой собственный тренировочный поединок. Как только девочке исполнилось шесть, Лианна уговорила сира Виллема Дарри учить ее, а отца Бриенны не препятствовать этому. Лорд Селвин только махнул рукой. Возможно, это было и к лучшему. В свои восемь лет Бриенна уже доставала Лианне до плеча, и у Рейегара не было сомнений, что в скором времени она перерастет его маленькую жену. Уже в столь раннем возрасте в девочке ощущалась скорее сила, нежели женственность. Она, видно, чувствовала это, поэтому оставалась застенчивой и робкой.

Рейегар сам подошел к ней, зная, что она вероятно, так и не сможет преодолеть себя и приблизиться к нему.

— Здравствуй, Бриенна, — улыбнулся он.

— Добрый день, ваше величество, — отозвалась она, приседая в реверансе, который из-за ее фигуры смотрелся неуклюжим, — вы отлично сражались.

— Спасибо, — Рейегар склонил голову, — рад это слышать. — Сам он был невысокого мнения о своих талантах мечника, а девочка, вероятно, была просто восхищена им наравне с гвардейцами. — Ты хотела о чем-то меня спросить?

— Да, ваше величество, — Бриенна замялась и опустила глаза, — я хотела справиться о здоровье королевы. Никто не хочет говорить со мной об этом.

— О, — Рейегар удивился, хотя не должен был. Когда его собственные дети были в столице, Бриенна оставалась их постоянным товарищем для игр, но когда их отправляли на Драконий Камень, Лианна проводила с девочкой много времени, видно, испытывая потребность о ком-то заботиться. — Она была больна, и теперь все еще не до конца поправилась, но ты можешь навестить ее, если желаешь.

— Благодарю, — Бриенна снова изобразила реверанс.

— Уверен, она будет тебе рада, — заверил девочку Рейегар и, похлопав ее по плечу, поспешил удалиться.

Бриенна, краснея и смущаясь, и правда в скором времени пришла навестить Лианну, и теперь подолгу оставалась у нее. Лианна учила девочку игре в кайвассу, с которой близко познакомилась во время пребывания Дорне. Их младшая дочь Рейенис родилась там, и пока Лианна поправлялась, многие часы она проводила за игрой с Элией Мартелл, наслаждаясь обществом своей подруги и маленького племянника. Рейегар в это время разъезжал с визитами вместе с угрюмым братом Элии Дораном. Лианна за то время по-настоящему преуспела в кайвассе и играла не хуже любого дорнийца, однако сама игра успела ей изрядно надоесть, ибо его жена всегда предпочитала подвижные развлечения сидению на одном месте.

Глядя на то, как Лианна возилась с чужой дочерью, он все чаще задумывался о том, что детей следует перевезти обратно в столицу, однако Рейегар не хотел прерывать их обучение у мейстера Гильдейна, а отправить саму Лианну на Драконий Камень он так и не решился.

В тот день король направлялся в город. У него не было никакой особой цели, но он находил подобные выезды весьма полезными. Горожане имели возможность видеть своего монарха, и, если у него было достаточно времени, Рейегар даже успевал выслушать несколько жалоб и разобраться с ними сам или перепоручить своим советникам. За проявленное к их нуждам внимание жители Королевской Гавани платили королю любовью и преданностью. Завоевать уважение простого народа всегда было проще, чем лояльность лордов, каждый из которых был ведом лишь своими собственными амбициями. За частоколом мечей Железного Трона никто из них не замечал ни той ответственности, которую налагала на ее обладателя корона, ни судеб многочисленных горожан, ремесленников и крестьян, бездомных детей, разорившихся торговцев, воров и шлюх, ставших таковыми отнюдь не по собственному желанию.

Когда Рейегар поднялся, Лианна еще спала. Перед тем как уйти, он наклонился и поцеловал ее в щеку, на что она лишь что-то пробормотала и повернулась на другой бок. Этой ночью сон ее был спокойным, и Рейегар надеялся, что он и останется таким до ее пробуждения. Он провел ладонью по лежащей поверх одеяла руке и ушел. Внизу его уже ждал Странник — красивый вороной жеребец дорнийской породы, на котором король ездил последний год. Любимец короля — Джельмио — уже разменял третий десяток, и Рейегар старался давать коню больше отдыха, выезжая на нем уже не так часто. В основном, во время государственных церемоний, ибо красотой с Джельмио мало кто мог сравниться.

Короля сопровождали Мейс Тирелл, Станнис Баратеон и два гвардейца Джонотор Дарри и Майлс Мутон, а также Уиллас. Сейчас в распоряжении Рейегара было всего шесть белых плащей: сир Арис Окхарт оставался на Драконьем Камне вместе с детьми. Рейегар первым проехал сквозь замковые ворота, заставив располагавшуюся перед замком людную площадь во всю глазеть на него и его сопровождающих. Махнув рукой, Рейегар устремился вниз к подножью холма Эйгона.

Справа от него над крышами домов виднелись развалины Драконьего Логова — еще одного напоминания о былом величии его семьи. Полуразрушенные, закопченные стены зловеще чернели на фоне ясного неба, и Рейегар подумал о том, что следовало бы что-то сделать с этим местом: либо разрушить его окончательно и выстроить на холме Рейенис нечто новое, либо восстановить и как-то использовать. Огромное пустующее здание никому не приносило пользы, лишь привлекало к себе всяческих сброд: нищие ночевали там, разводя костры, поглощая пищу, укладываясь спать, а затем и испражняясь на каменных ступенях амфитеатра, шлюхи встречались там с клиентами, а городские воры предпочитали скрываться от золотых плащей, ибо многие из городских стражников предпочитали туда не соваться.

Добравшись до пересечения с улицей Сестер и миновав здание, где располагалась Гильдия Алхимиков, Рейегар свернул налево, на улицу Стали. Ему хотелось поскорее покинуть квартал пиромантов: при виде этих молчаливых людей в коричневых одеждах, король чувствовал, как по спине у него пробегает холодок. Ему было ведомо, что когда-то алхимики располагали многими знаниями, возможно, они обладали ими и сейчас, но один взгляд на потемневшее от времени здание Гильдии немедленно возвращал в памяти Рейегара пляшущие на стеклах Красного Замка зеленые отблески, долетавшие от костров, разожженных во дворе для развлечения короля Эйериса.

У дверей приземистой кузницы Рейегар заметил мастера Тобхо Мотта. Завидев короля и его свиту, тот распрямился и отвесил низкий поклон. Рейегар лишь легко склонил голову.

— Доброго дня, — крикнул король. — У меня все не было возможности отблагодарить вас. Королева очень довольна своим новым клинком, ваша работа безупречна.

— Рад это слышать, ваше величество, — кузнец снова поклонился, — для меня честь служить вам.

Рейегар улыбнулся и поехал дальше, вспоминая восторг в глазах Лианны, когда он подарил ей меч. Короткий и легкий, такой же, как она сама, его рукоять, выполненная в виде головы лютоволка, была украшена россыпью прозрачных бриллиантов, переливающихся на свету, словно искрящийся снег на ярком солнце. Давно у его жены глаза не светились так, как в тот день.

Площадь Торговцев Рыбой, хоть и называлась так, но уже со времен короля Эйениса предлагала покупателям не только дары моря. То, что когда-то было парой-тройкой рыбных лотков, теперь превратилось в богатую ярмарку, которая вытеснила рыбаков и их товар на рыбный рынок, располагавшийся ближе к воде. Торговля шла бойко, а от обилия товаров разбегались глаза. Рейегар всегда почитал эту ярмарку самой крупной в королевстве, пока не побывал в Чаячьем Городе, где встретил такие диковинки, о которых в Королевской Гавани и не слышали.

— Ну что, лорд Мейс? — окликнул король мастера над монетой. — Мои глаза говорят мне, что дела идут прекрасно. Но что говорят цифры, помогла ли нам ваша идея?

— Цифры лишь подтверждают то, что видят ваши глаза, ваше величество, — Мейс Тирелл подъехал ближе к королю, — решение снизить пошлины на некоторые товары привлекло в столицу больше заморских купцов, а денежные послабления для местных подстегивают их отправляться торговать в Королевскую Гавань. Налоговые выплаты и сборы, поступающие в казну, значительно возросли.

— Прекрасно, — Рейегар похлопал лорда Мейса по плечу. — Однако нам не следует останавливаться на достигнутом. Уиллас, — он подозвал к себе оруженосца, — сбегай к пекарю и купи тех булочек с лимоном и медом. Хочу порадовать жену.

Король протянул Уилласу несколько мелких монет, а затем спешился и прогулялся по ярмарке и рыбному рынку, весьма довольный тем, что он видел. Рейегар сам заговаривал с торговцами и купцами из-за Узкого Моря, а если король хвалил чей-то товар, то за ним немедленно выстраивалась очередь. Сир Джонотор и Майлс следовали за ним попятам, напряженные, они, казалось, не замечали окружающего их настоящего пиршества. Рейегар знал, что сир Барристан был недоволен его привычкой выходить в народ, а во время таких поездок с гвардейцев сходило по семь потов, но Рейегар по-прежнему оставался убежден, что народ должен видеть своего короля не только на монетах.

Когда все возвратились к лошадям, Уиллас вручил королю сверток с булочками, и Рейегар протянул ему одну за труды: мальчик был падок на сладкое, хотя и не сознавался в этом.

— Лорд Станнис, — позвал король, запрыгивая в седло, — вы все время молчите. Вы довольны увиденным?

— Весьма, ваше величество, — отозвался Станнис. — Что же до заведений на улице Шелка, то вы знаете мое мнение.

Рейегар кивнул, едва сдерживая улыбку. В этом Станнис Баратеон был неисправим. Король и сам не одобрял продажную любовь, но закрывать бордели не собирался. Эти места стали настолько неотъемлемой частью городской жизни, что просто-напросто изничтожить их одним росчерком пера не представлялось возможным.

Развернув лошадей, Рейегар и его свита отправились обратно в Красный Замок. Большая часть его сопровождающих вздохнула с облегчением, что сегодня король не предпочел наведаться в Блошиный Конец. Оборванцы и беспризорные дети пугали их, и только его жена старалась быть с этими людьми доброй. По приказу Рейегара остатки еды с королевских кухонь отдавали бедным. Лианна почитала унизительным кормить других собственными объедками, однако даже она не могла не согласиться, что это было лучше, чем ничего. Как бы там ни было, наведаться в бедные кварталы им все же предстояло, ибо в ближайшие месяцы там должна была состояться давно задуманная королем стройка.

Солнце уже успело подняться высоко и жарило во всю. На всем небе не видно было ни одного спасительного облачка, и Рейегар чувствовал, как намокает от пота его одежда и волосы. Ремесленники в своих лавках работали голыми по пояс, королю же полагалось полное облачение — в том числе легкая кольчуга, на которой всегда настаивал сир Барристан. Рейегар достал из седельной сумки мех с водой, которая на солнце уже успела изрядно нагреться, отпил несколько глотков, а остаток вылил себе на лицо. Он оглянулся на своих спутников: все они так же изнывали от жары, как и он, а может даже и еще сильнее, но вид сохраняли непреклонный, молча потея в тяжелых дублетах и сапогах.

Настроение у Рейегара было приподнятое. Пожалуй, впервые за долгое время. Въехав во двор Красного Замка, он бросил поводья Странника первому подбежавшему конюху, вытащил из сумки сверток с булочками и поспешил к Твердыне Мейегора, вдыхая по пути их аппетитный аромат. К его удивлению, Лианны в их покоях он не нашел, и сердце короля пропустило удар. Куда она могла деться? В последние дни она чувствовала себе гораздо лучше, но не могло ли это оказаться лишь притворством, чтобы не беспокоить его? Его жена тяжело переживала свое горе, но не могла же она… Нет-нет, Лианна никогда бы не оставила его и детей.

«Что за глупости?» — сказал себе Рейегар, стараясь привести в порядок взволнованное дыхание. — «Что за чушь лезет мне в голову? Нужно просто спросить кого-то из гвардейцев, куда она пошла».

Король вернулся к подъемному мосту, перекинутому через сухой ров, что отделял Твердыню от остального замка. Там на посту стоял принц Ливен Мартелл.

— Ваше величество? — гвардеец слегка удивился.

— Принц Ливен, я ищу свою жену, — Рейегар старался казаться невозмутимым: ему не хотелось, чтобы кто-то заметил его беспокойство, особенно если оно окажется напрасным. — Вы не видели ее?

— Как же видел, — отозвался гвардеец, — она пошла на прогулку в сад. Говорит, сегодня там расцвели белые лилии, что она посадила еще весной.

— Благодарю, — кивнул король и поспешил удалиться.

Белые лилии. Лианна и правда посадила их весной, когда только схлынула зима, унесшая с собой малыша Джейехериса. Значит, теперь они зацвели. Широкими шагами Рейегар быстро добрался до сада, ловя на себе взгляды прогуливающихся дам. Как он и ожидал, он нашел Лианну в самом дальнем его конце. На ней было легкое струящееся южное платье, она разглядывала свои лилии и что-то рассказывала маленькой Бриенне Тарт, держа девочку за руку, на губах Лианны играла едва заметная улыбка. Наблюдая за ними из тени, Рейегар вдруг ощутил, как увлажнились его глаза, и он едва сдержал судорожный вздох. Слезы заструились по его щекам, и он не мог их остановить, да и не собирался. Со слезами уходила боль и возвращалась надежда.

Когда Джейме впервые прибыл в Лис, от царящей кругом пышности у него кружилась голова, а от яркого многоцветия рябило в глазах. Разноцветные одежды из легкого шелка, королевского бархата, блестящей парчи, сверкающие на ласковом южном солнце украшения, грациозные кони с ухоженной лоснящейся шкурой и густой гривой, богатые повозки с золоченым резным орнаментом — всего этого в таких количествах Джейме не видел никогда в своей жизни. Даже прожив большую ее часть в Утесе Кастерли, он не встречал такой ослепляющей роскоши. Со временем он привык ко всему этому буйству красок, но ему все еще часто попадались такие вещи, которые даже теперь были способны удивить его.

— Лис похож на ларчик с секретами, — говаривал о своем родном городе капитан разведчиков Золотых Мечей Лисоно Маар, — никогда не знаешь, что откроется следующим.

Лисоно сам мог удивить кого угодно. Многие, видевшие его впервые, принимали капитана разведчиков за женщину. Обладая, как и другие лисенийцы и жители Старого Волантиса, бело-золотыми волосами и лиловыми глазами валирийцев, он красил ногти в цвет своих глаз, а в ушах у него звенели крупные тяжелые серьги с жемчугом и аметистами. Только познакомившись с ним, Джейме слегка посмеивался над Лисоно, полагая, что ему скорее бы нашлось место в доме подушек, нежели в наемном отряде, но это было до того, как он увидел капитана в деле, а свое дело Лисоно Маар знал хорошо.

Иногда, глядя на Лисоно, Джейме вспоминал Вариса с его длинными шелковыми одеждами и бесконечным запахом розовой воды, и не мог удержаться от сравнений. Когда Лисоно Маар не носил броню, он так же облачался в шелка, а аромат розы он не любил, предпочитая его еще более приторному запаху лилий. Ласвелл Пик во все горло вопил, что задохнется, если Лисоно появлялся рядом с ним надушенным. Остальные суховато улыбались, но пытались держаться от капитана разведчиков подальше. «Интересно, могли бы эти двое работать вместе?» — размышлял Джейме, качая головой и вспоминая, что Паук, кажется, тоже был родом из Лиса.

Когда Джейме только присоединился к отряду Золотых Мечей, у них был заключен контракт с Тирошем, но Ланнистеру предстояло провести в этом городе не многим больше года. После Тироша они отправились в Мир, но и этот контракт истек и не был продлен, потому что богатый Лис давал сумму значительнее и предлагал больше разнообразных развлечений. Джейме плохо запомнил свой первый год, проведенный за Узким Морем: он скучал по дому, по немногим оставленным в Вестеросе друзьям, по брату Тириону и даже по вестеросской погоде.

Золотые Мечи удивили его. Он ожидал, что на месте их капитанов окажутся благородные рыцари в изгнании, но вряд ли кто-то так сильно отличался от бывших братьев Джейме по Королевской Гвардии и в то же время был так сильно похож на них. Майлс Тойн — генерал-капитан — был известен как Черное Сердце и слыл человеком жестоким, однако свидетелем его жестокости Джейме так ни разу и не стал. Майлс был скор на улыбку, а его шутки, бывало, напоминали черный юмор сира Освелла Уэнта. Вскоре Джейме заметил, что командиры нередко посмеиваются над его оттопыренными ушами и огромным носом, кончик которого свешивался едва ли не ниже верхней губы.

Казначей Гарри Стрикленд и капитан Франклин Флауэрс красотой не блистали. Франклин казался пузатым и неуклюжим, а к его испещренному шрамами лицу Джейме долго не мог привыкнуть.

— Что, малец? — фыркал Флауэрс, видя, как юный Ланнистер отводит в сторону глаза. — Не видал такого, а? Прослужишь с мое, сам таким будешь! — он громко заржал и принялся чесать свое единственное правое ухо, которое выглядело так, как будто его жевала собака. «Видно, оно пришлось ей не по вкусу, вот она его и выплюнула», — говаривал по этому поводу Майлс Тойн.

У Стрикленда вид был менее устрашающий: его черты с годами, наоборот, становились более мягкими. Джейме помнил его еще достаточно крепким, но Бездомный Гарри с каждым годом расплывался все сильнее. Для сражений он был негоден, но деньги считал хорошо, поэтому Майлс Тойн и держал его на этой должности.

Благодаря своему происхождению и опыту Джейме был принят в отряд сразу сержантом, а теперь успел дорасти до лейтенанта и служил под началом Марка Мандрейка — вестероссца и бывшего раба. Его рябое от оспин лицо украшало рабское клеймо, а на поясе он имел обыкновение носить цепь из золотых черепов. Марк обладал низким хриплым голосом, но говорил редко и всегда по делу. Если на военных советах возникали споры, то стоило Мандрейку подняться, как спорщики тут же замолкали. Джейме немного побаивался своего капитана, однако и не думал ослушиваться его. Марк отдавал приказы короткими, гавкающими предложениями и никогда не допускал возражений.

Джейме потер глаза, отложил перо, закупорил чернильницу и присыпал чернила песком, чтобы быстрее сохли. Письмо в Королевскую Гавань было почти готово, оставалось добавить лишь несколько абзацев, но Джейме пока не был окончательно уверен в успехе одного дела, которое должно было завершиться сегодня, поэтому не спешил радовать короля. За годы, проведенные в Вольных Городах, Ланнистеру удалось найти мало чего ценного, но теперь ему, кажется, посчастливилось поймать удачу за хвост.

— Мне нужны знания, — говорил ему Рейегар в вечер перед отплытием Джейме из столицы, — книги, манускрипты, свитки. Все, что получиться найти.

Однако в основном Джейме снабжал короля сведениями о политике городов Эссоса, различными слухами, а также разнообразными диковинками, необычным оружием, мазями и порошками, и, кроме всего этого, мастеровыми рабами, которые могли бы обучать вестероссцев известным в Эссосе ремеслам. Рабов Джейме выкупал на деньги, посланные ему короной, а по прибытии к королевскому двору все они получали свободу. Это завоевывало Рейегару Таргариену их преданность и готовность делиться любыми секретами, вытянуть которые из свободных людей было бы не так просто. Свободные хранили верность своему городу, своей семье, своему учителю или своей гильдии, рабы же были рады возвратить долг тому, кто снял с них цепи, свершив то, о чем они могли когда-то только мечтать.

В Мире — всем известном средоточии ремесел и искусств — Джейме преуспел особо. В Вестерос отплыли ткачи, кружевницы, резчики по дереву, стеклодувы, один из которых заявлял, что умеет изготавливать знаменитый «мирийский глаз» — незаменимое орудие моряков. Ланнистер не был уверен, что тот человек говорил правду, ведь эти слова становились для него ключом от оков, но Джейме и оставалось только верить ему на слово, проверять времени не было, можно было только надеяться. Уже позже Рейегар написал ему, что стеклодув оказался необычайно талантлив и смастерил-таки «мирийский глаз» лично для короля. Последним «приобретением» Джейме для короны стал фортификационный инженер — человек опасливый и молчаливый. Перед отплытием он долго жал Джейме руку и благодарил, а Ланнистер все смотрел на покачивающийся на волнах корабль, когда мужчина уже скрылся в одной из кают. На душе у Джейме поселилось странное чувство, похожее на облегчение и горечь одновременно.

Проделывать все это Джейме приходилось в тайне от товарищей. Поначалу это не слишком волновало его, и он заботился лишь о том, чтобы о его делах никто не проведал, но позже, когда он ближе узнал многих солдат и командиров, сдружился с некоторыми из них, когда почувствовал дух боевого товарищества, к страху прибавился стыд, и Джейме начал тяготиться своим обманом, снова ощущая себя предателем. Когда он возвращался в лагерь после того, как отлучался по делам, то от пристального взгляда Лисоно Маара у него по спине склизкой змеей пробегал холодок.

— Догадываешься ли ты, почему капитаном разведчиков однажды был избран я? — спросил его как-то Лисоно Маар. Они тогда остались у костра вдвоем, между ними стоял недопитый кувшин кислого дешевого вина.

— Нет, — пробормотал Джейме, — возможно, дело в ваших связях или…

— Связи тут не при чем, — фыркнул Лисоно, — в каждом новом городе ими все равно приходится обзаводиться заново. Дело в том, что у меня нет ни жены, ни семьи, ни родины. Я хоть и родился в Лисе, но успел поскитаться достаточно, чтобы мне было совершенно все равно, за кого драться. Лишь бы платили побольше.

— Родины здесь нет ни у кого, — пожал плечами Джейме, чувствуя, как покрывается потом, несмотря на прохладный ночной ветерок.

— Ошибаешься, — покачал головой Лисоно Маар, и серьги в его ушах бились друг о друга глухими металлическими ударами. — У Колей, Пиков, Стронгов, Лотстонов, даже у Хиллов и Риверсов она есть. Многие из них никогда там не были, но земли, давно отданные другим, кости их прапрапрадедов притягивают их сильнее блеска золотых монет. Можно срубить дерево, но корни остаются глубоко в земле. Родина, как первая любовь, ее невозможно так просто забыть.

При этих словах Джейме вдруг подумал о Серсее. С течением времени он уже плохо представлял себе ее лицо. Когда-то оно было отражением его собственного, но его кожа давно огрубела от солнца и ветра и покрылась бронзовым загаром, а Серсея навечно осталась изыскано белокожей с горящим румянцем на щеках. «Ее невозможно так просто забыть», — повторил про себя Джейме.

— Может, и так, — неуверенно согласился он.

— Стоит кому-то из них пообещать замок и земли в Вестеросе, — Лисоно, прищурившись, разглядывал Ланнистера, пронзая его своим лиловым взором, — так они тут же воспользуются возможностью вернуться, позабыв об отряде. Что же до меня, то меня можно лишь перекупить, однако я доволен своим жалованьем настолько, что мало найдется тех, кто предложит условия получше.

«Купить можно любого», — говорил сыну Тайвин Ланнистер. — «Только у каждого будет своя цена, и выражается она не обязательно в драконах и оленях». «Нет, отец, вы ошибались, — размышлял Джейме, — не все продаются». Он вспомнил Эртура Дейна и Освелла Уэнта и снова посмотрел на Лисоно Маара, продолжавшего изучать его лицо. Бледная кожа лисенийца горела красным в отблесках костра, а лиловые глаза казались в темноте черными. Заглянув в них, Ланнистер едва не вздрогнул, вспомнив предсмертный взгляд Эйериса, безумный и беспощадный.

— Для рыцаря клятвы важнее денег или титулов, — попробовал возразить Джейме.

— Ты больше не носишь свой белый плащ, Джейме Ланнистер, — улыбнулся Лисоно, — ты продаешь свой меч за звонкую монету. Да и клятвы можно нарушить, тебе ли не знать? Деньги надежнее клятв, их можно потрогать, попробовать на зуб и потратить. Клятвы — это только слова, а слова, как тебе известно, — ветер.

Джейме больше ничего не сказал. Этот неожиданный разговор смутил его. Возможно, капитан разведчиков прознал о тех делах, которые Джейме вел за спиной у своих товарищей, но тогда Ланнистер не мог понять, были ли его слова предупреждением, или шантажом, или чем-то другим? В любом случае, Лисоно к этой теме более не возвращался, а Джейме предпочел действовать осторожнее.

Ланнистер сложил подсохший пергамент и спрятал за пазухой. Он не думал, что в его вещах кто-то будет рыться в его отсутствие: свою верность он уже давно доказал на ратном поле, но Джейме предпочитал не рисковать. Рядом с чернильницей поблескивало кольцо черненого золота, увенчанное печатью с головой шипящей змеи. У Джейме никогда не было личной печати, такой, как у его лорда-отца, а это кольцо досталось ему от одного погибшего товарища по имени Хилл. Он называл себя бастардом лорда Крейкхолла и утверждал, что помнит, как маленький Джейме и его сестра посещали замок Крейкхоллов вместе с лордом Тайвином. Ланнистеру же его лицо было незнакомо, однако он и не трудился запоминать всех бастардов лордов-знаменосцев отца, так что Хилл вполне мог говорить правду. Узнав, что впоследствии Джейме служил лорду Самнеру оруженосцем и спас того от могущего стать смертельным удара Пузатого Бена, Хилл и вовсе проникся к Джейме симпатией, а на случай своей гибели завещал вот это кольцо, которое сам он получил от павшего сержанта.

— Хороший был парень, — хмыкал Хилл. — Как и ты. Спас моего старика, да благословят тебя Семеро! Он ведь неплохой мужик, только женка у него мегера, извела мою мамку, да меня самого выжила. Убьют меня, так ребята будут мои вещи делить, скажи, что кольцо твое. У меня мало что ценного, да и это оставлять некому, а ты мне в душу запал, старика моего спас.

Хилл погиб, и кольцо досталось Джейме. Пойти поперек воли покойника никто не посмел, однако Ланнистер пользовался кольцом только как личной печатью и не носил его. Как-то теребя его между пальцами, Джейме обнаружил, что кольцо содержало в себе секрет, о котором бедняга Хилл, возможно, так и не догадался. Если надавить на пластину с изображением змеи ногтем, то она открывалась, обнаруживая небольшую полость, куда, вероятно, по замыслу его создателя можно было насыпать яд, чтобы затем незаметно опустить его в вино или пищу.

Джейме взял кольцо в руки, повертел его и засунул в карман. Он поднялся и вышел из приятной тени шатра на яркое солнце, заморгал, привыкая к слепящему свету, отражающемуся от белого камня и песка, и направился в сторону конюшен.

— Идешь поразвлечься? — окликнул его приятель, лейтенант Тристан Риверс, также служивший у Мандрейка.

— Ты же знаешь, я не завсегдатай подобных мест, — фыркнул Джейме, качая головой. ‒ Иду проветрить голову. Хочешь со мной?

— Иди, — махнул рукой Тристан и обнажил прореженный ряд коричневых зубов. — Я лучше перекинусь в кости со Стронгами. Они клянутся, что разжились холодным вином. Красное здесь получше дорнийского.

Джейме улыбнулся и продолжил свой путь. Тристан любил приговаривать, что вино в Вестеросе кислое, шлюхи уродливы и неумелы, а дожди превращают все кругом в одну огромную лужу, однако Ланнистер сомневался, что у простого бастарда из Речных Земель находились деньги на лучших шлюх или на настоящее дорнийское или борское золотое, что же до дождей, то летом и весной в Утесе Кастерли их было не так много, да и зимой случались хорошие деньки.

Его оруженосец — летнийский мальчик по имени Реззо — уже оседлал буланого в золоте коня Джейме, приобретенного им около трех лет назад у одного купца из Волантиса. Для Вестероса эта масть была редкой, но в Вольных Городах встречалась часто, и оттого стоила недорого. Жеребец по кличке Нарцисс не был слишком крупным, однако под блестящей золотой шкурой играли сильные мускулы, он был проворен и вынослив, хорошо переносил долгие переходы, однако был очень привязчив и не признавал ничьих других рук, кроме Реззо и самого Джейме.

День уже клонился к вечеру, однако воздух оставался по-прежнему горячим. Пока Джейме ехал от лагеря к городским стенам, волосы у него на затылке успели намокнуть и прилипнуть к шее. Благо, стремящееся к горизонту солнце уже перестало так сильно слепить, а то от необходимости щуриться глаза у Джейме начали слезиться, и иногда он просто не разбирал перед собой дороги.

Узкие улицы Лиса, мощенные белым или светло-желтым камнем, добываемым здесь же на острове, на котором стоял город, были, как всегда, заполнены народом: господами, простым людом, конными, пешими и теми, кого несли в носилках рабы. Джейме натянул поводья Нарцисса, чтобы случаем никого не задавить, и внимательно озирался по сторонам. Многих из тех, мимо кого он теперь проезжал, Джейме видел едва ли не при каждом приезде в город. Мастерицы искусства любви зазывали жаждущих ласки клиентов, нищие кланялись, выклянчивая подаяние, хозяева таверн и кабаков, не стесняясь, громогласно расхваливали свои заведения.

Джейме, однако, не останавливался. Путь его лежал к портовой ярмарке, где стояли палатки заезжих купцов и торговцев, казалось, со всего Эссоса. Они приплывали в Лис на больших галеонах и крохотных галеях, распродавали свой товар, закупали новый и снова отчаливали из города. Бывало, что навсегда. Многие сбывали товары местным, но купцы помельче предпочитали торговать сами. Их цветастые шатры на портовой площади напоминали Джейме поля близ Харренхолла, когда на грандиозный турнир туда съехалась едва ли не вся знать Вестероса. Тогда Джейме Ланнистер был посвящен в Королевскую Гвардию и думал, что всегда будет верен своим клятвам и станет прославленным на всю страну рыцарем. Что же случилось с тем полным надежд шестнадцатилетним мальчиком потом?

Джейме подъехал к коновязи и накрепко привязал Нарцисса. Можно было не опасаться, что коня украдут, ибо жеребец скорее сбросит с себя незадачливого вора, чем даст себя увести. Джейме похлопал Нарцисса по холке и двинулся прочь сквозь толпу. Его окружало море совершенно разных наречий, которые Джейме не понимал. В Утесе Кастерли мейстер учил его высокому валирийскому, но юный Джейме не придавал этим урокам большого значения, ибо считал, что рыцарю древние языки ни к чему. Однако во время службы в отряде Золотых Мечей Ланнистеру пришлось освоить несколько диалектов валирийского, которыми пользовались в городах, где они оставались. Их мудреные буквы Джейме так и не уразумел, но говорил теперь уже вполне сносно.

Двигаясь между шатрами и расталкивая гомонящих покупателей, Джейме морщился от множества разных мешавшихся между собой запахов. Пряно пахли целебные растения в шатре у травника, заморские специи отдавали солено-кислым, а над костром посреди площади жарились диковинные булочки, источавшие сладкий аромат. Джейме добрался до края площади, располагавшегося почти у самой кромки воды. Лазурные волны лениво бились о белый камень, вода была здесь такой прозрачной, что было видно песчаное дно, однако на поверхности ее покачивалось множество всяческого мусора.

Нужный Джейме шатер из желтоватой истрепавшейся парусины стоял во втором от воды ряду. Ланнистер поднял полог и прошел внутрь, снова оказавшись в приятной тени. Толстая парусина будто бы отрезала все наружные звуки, превратив их в едва различимое бормотание. В самом шатре обнаружилось лишь два толстых сундука. На одном из них были разложены потемневшие украшения, а на другом восседал сухонький сгорбленный старичок.

— А, это вы, — бросил он, быстро взглянув на Джейме. — Я знал, что вы придете.

— Я дал слово, — отозвался Ланнистер. Всякий раз произнося нечто подобное, Джейме невольно ежился. «Да и клятвы можно нарушить, тебе ли не знать». — Показывайте.

Старик поднялся с сундука, на котором сидел, открыл его и извлек оттуда пыльный пергамент — молча протянул его Джейме. Пергамент потемнел от времени и, казалось, вот-вот развалится, так что Ланнистер принял и развернул его с величайшей осторожностью. Внутри были надписи на высоком валирийском, сделанные аккуратным почерком, но содержания их Джейме не понял. Тем не менее, в древности пергамента сомневаться не приходилось. Даже лучшие мастера не смогли бы подделать само время.

Ланнистер кивнул, достал из-за пазухи набитый золотом кошель и отдал старику.

— Если появится еще нечто подобное, вы знаете, где найти меня, — проговорил Джейме. Он спрятал пергамент и, поспешно попрощавшись, покинул шатер.

Денег, отданных за этот клочок бумаги с непонятными письменами, хватило бы в Вестеросе на небольшой замок, однако король Рейегар предпочел истратить их именно на эту древнюю писанину. Не в положении Джейме было ставить под вопрос приказы короля, ведь Рейегар спас ему жизнь, избавил от позорной казни и пообещал, что Ланнистер сможет вернуться в Вестерос. А затем убил его отца. Джейме никогда не любил лорда Тайвина, и смерть отца не оставила в его душе такую же огромную пропасть, как гибель Серсеи. Тем не менее, Джейме почувствовал себя обманутым, даже несмотря на то, что король поступил с Тайвином Ланнистером справедливо. «Как и ты с Безумным Эйерисом», — напомнил себе Джейме.

Он уже давно чувствовал себя мухой, пойманной в паутину. Он был обижен на короля за казнь своего отца, но при этом был обязан Рейегару жизнью и не мог не уважать его. Выполняя тайные приказы, приходившие из Королевской Гавани, он чувствовал, что предавал своих новых товарищей, однако если бы он отказался их выполнять, тогда предал бы уже короля. Выбраться из этого плена Джейме было уже не под силу. Ему лишь оставалось ждать, когда его сожрет паук или кто-нибудь смахнет паутину, наконец освободив его.

Невыносимый дневной зной сменился приятной вечерней прохладой. Мокрая от пота туника холодила, заставляя ежиться. В Вестеросе летом ночи были лишь немногим прохладнее, чем дни, здесь же, на Востоке, ночь напоминала маленькую зиму, разве что не начинал идти снег. Джейме отвязал от седла заблаговременно захваченный плащ и набросил его на плечи. Сразу же сделалось немного теплее. Стоило Джейме вскочить на спину жеребца, как желудок его призывно забормотал, напоминая о том, что у Ланнистера с самого утра во рту ничего не было: есть в такую жару просто не хотелось. Джейме направил коня к путанному переплетению узеньких улочек, намереваясь поужинать в городе. Рынки и трактиры были лучшими в Лисе местами для сбора последних слухов, впрочем, как и везде.

Таверна, где Джейме бывал довольно часто, называлась «Пепел Розы», и над ее дверью красовалась вывеска с цветком розы, который, видно, когда-то действительно был пепельно-розовым, однако теперь превратился в дождливо-серый. Запахи съестного еще сильнее разбередили аппетит Джейме, и он поспешил заказать себе ужин, а затем уселся в дальнем углу, наблюдая за подавальщицами. Все они были сплошь молодые красивые девушки с ярко раскрашенными лицами и в фривольных нарядах. В этой, как и во многих других тавернах Лиса, можно было удовлетворить не только голод, но и другие насущные потребности. Девушки были здесь не столь искусны, как в богатых домах подушек, но и стоили они довольно дешево, чтобы матросы или ремесленники имели возможность воспользоваться их услугами.

Многие из девушек часто посматривали на Джейме. Несмотря на загар и огрубевшую от ветра и солнца кожу, он все еще оставался привлекателен. Затянутые в хвост мягкие золотые волосы, сверкающие глаза, статная фигура, сильные руки. Восхищенные взгляды женщин не ускользали от внимания Джейме, некоторые особенно смелые даже пытались соблазнить его, но Ланнистер быстро дал им понять, что не интересуется тем, что они могли бы ему предложить. Тем не менее, никто не запрещал девушкам бросать на него издалека томные взоры. Они казались игривыми, легкими и свободными, но несмотря на отсутствие цепей Джейме знал, что они рабыни. Свободные жители города занимались подобным трудом лишь по крайней нужде.

По красоте девушки, служащие в таверне, уступали тем куртизанкам, что жили в домах подушек, но почти все они казались красивее обычной дочери среднего лорда из Западных Земель. Девушки были похожи между собой и внешностью напоминали Джейме Таргариенов, перед красотой которых многие не могли устоять. Он вспомнил сестру, восторгавшуюся прекрасным лицом Принца-Дракона. В Вестеросе валирийская внешность казалась чем-то необычным, почти богоподобным, здесь же в ней не было ничего необычного. Джейме слышал от Тристана Риверса, что лисенийцы нарочно заставляли особенно красивых девушек и юношей спать друг с другом, чтобы они могли произвести на свет еще более красивых рабов. Ланнистер поморщился, вспоминая о старой традиции Таргариенов жениться на своих сестрах.

В нос Джейме ударил приятный запах тушеной со специями баранины, и перед ним тут же возникло дымящееся блюдо и штоф доброго вина. Ланнистер поднял глаза. Тарра. Девушка с грустными лиловыми глазами, напоминавшими Джейме глаза покойной королевы Рейлы. Она скромно улыбнулась, но улыбка не поднялась выше скривившихся губ. Джейме искренне улыбнулся в ответ. Он давно уже заметил, что Тарра влюблена в него, но старался ничем не поощрять ее. Рабыням было запрещено отдавать свою любовь бесплатно, иначе их ждало суровое наказание, да и Джейме нечего было ей предложить, кроме жалости, а подобное чувство он почитал унизительным. К тому же, на Тарру положил глаз сам хозяин этого заведения, а ссориться с ним Джейме было ни к чему.

Тарра одарила его долгим, пронзительным взглядом и удалилась восвояси.

«Лис славится своими жрицами любви и своими ядами, — подумал Джейме, — а что такое любовь, если не самый смертельный яд?» Он задумался, вспомнив, какими глазами смотрела на своего мужа Лианна Старк. Будто бы сквозь тяжелые серые тучи пробивалось солнце. «Что ж, — заключил Джейме, — разве не толкуют мейстеры о том, что некоторые яды могут служить и лекарством, не теряя при этом своих губительных свойств».

Он тяжко вздохнул и принялся за горячее, сочное мясо. Когда посетителей в таверне поубавилось, к нему подсел хозяин — Гого Мунд, более известный как Гого Весельчак за свою привычку постоянно посмеиваться. Ланнистера раздражали эти нервные смешки, но Гого поставлял хорошие сплетни, поэтому Джейме его терпел. Да и готовили у него в таверне, надо было признаться, отменно.

— Ну, хе-хе, что скажете, добрый господин? — заговорил Гого. За его спиной маячили два широкоплечих охранника. При необходимости они охраняли самого Гого, а в основном следили за тем, чтобы к девушкам никто не приставал, предварительно не заплатив. На поясах у них позвякивали короткие клинки и кинжалы. — Давно вас было не видать, хе-хе. Я уж думал, вы отчалили куда.

— Пока не кончится контракт, мы уж точно останемся здесь, — хмыкнул Джейме, — а уж потом поглядим, смогут ли ваши магистры и дальше платить нам больше, чем хозяева других городов.

— Один звон монет у вас на уме, — фыркнул Гого, и Ланнистеру захотелось двинуть ему прямо по довольной физиономии. Сам Весельчак и медяка ни за что не упустил бы. Вместо этого Джейме отправил в рот очередной кусок баранины и принялся жевать.

— Сам знаешь, такие как мы, вынуждены кормиться своим трудом, — отозвался он, проглотив.

— Знаю-знаю, — Гого примирительно вскинул руки. — Толкуют, зреет новая война с Миром, вот я и думаю, как бы вы снова к ним не сбежали, хе-хе.

— Еще почти два года мы будем здесь, — пожал плечами Джейме, — а что будет дальше — не мне решать.

— Ясное дело, хе-хе, — кивнул Гого, искоса поглядывая на Джейме.

— Что еще расскажешь? — спросил Ланнистер.

— Да что рассказать? — отмахнулся Гого. — Скука смертная, хе-хе. Народу ко мне заходит не много, хотя вчера я хорошо поторговал, правда только съестным, хе-хе, — Весельчак хмыкнул. — На ближней площади красные жрецы о чем-то все кричали, так многие на них пялились, кто из любопытства, а кто за правду принимает то, о чем они болтают. Говорят, они жгут людей.

— Говорят, — протянул Джейме. В Лисе, как и во многих других Вольных Городах, был большой храм огненного бога Рглора. Проходя мимо него, Ланнистер всегда чувствовал стойкий запах дыма, а в воздухе ему вместо пыли и песка чудились серые частицы пепла. Иногда из-за толстых стен доносились протяжные, низкие песнопения жрецов, видно, взывающие к их огненному богу. Джейме видел красных жрецов лишь в том квартале, где располагался храм. Что они могли делать на площади у «Пепла Розы»?

Торговец, продавший ему сегодня свиток, еще при прошлой встрече говорил Ланнистеру, что у служителей Рглора могут оказаться интересующие его книги и свитки. Однако Джейме сомневался, что он мог вот так вот просто заявиться в храм. Он не признавался себе в этом, но люди в красных одеждах пугали его едва ли не больше, чем до зубов вооруженные рыцари. Взгляды у них были тяжелые, от одного их взора казалось, что чья-то невидимая рука с силой сжимает плечо.

— Я предпочитаю Раквину — нашу богиню любви, хе-хе, — усмехнулся Гого. — Она принимает в дар наслаждение, радость, экстаз, а не горелую плоть, — Весельчак поморщился.

— Хм, — Джейме кашлянул, ‒ полагаю, ты полон религиозного пыла, — он криво улыбнулся.

Гого заржал, обнажая полусгнившие зубы. Распахнулась дверь, впуская еще одного посетителя и Весельчак, оставив Джейме в одиночестве, поспешил к нему. Ланнистер не слишком тосковал без его компании, и принялся с аппетитом доедать свой ужин, ловя на себе бросаемые украдкой взгляды Тарры.

Будь она благородного происхождения, в Вестеросе вокруг нее вилась бы целая стая мужчин, желавших сделать ее своей женой, и, возможно, среди них даже нашелся бы достойный человек. Здесь же бедная девушка обречена ублажать похотливых мужчин, пока красота ее не увянет, и она не окажется на улице совершенно одна, никому не нужная. Там ее, скорее всего, настигнет верная смерть. Бедняжка наверняка ждала благородного рыцаря, который спасет ее, вытащив из этого болота. Ее занятие не отняло у нее девичьей мечтательности, а молодой Джейме Ланнистер с красивой улыбкой и гривой золотых волос лучше всего подходил на роль рыцаря из ее грез. Только в этом она ошиблась: рыцарем он не был. Не смог стать. Он продавал свой меч за звонкую монету, и если между Лисом и Миром снова разразится война, а Мир на этот раз сможет заплатить больше, то Джейме будет убивать тех, с кем он был когда-то знаком. Он так уже делал и не раз. Сначала это было трудно, но потом становилось все легче.

Иногда он задумывался о том, чтобы попросить у короля денег, выкупить Тарру и отправить ее в Вестерос. Она могла бы прислуживать королеве или одной из придворных дам. Там ей было бы лучше, а из того, что Джейме успел узнать о Рейегаре Таргариене, можно было надеяться, что король ему не откажет. Однако Джейме не желал снова оказаться у Рейегара в долгу, он и так задолжал достаточно, а как известно: Ланнистеры всегда платят свои долги.

Тарра увидела, что он поймал ее взгляд и засмущалась, алые розы расцвели на ее белых щеках. Джейме не мог не любоваться ее красотой, однако единственной женщиной, кого он когда-либо любил, по-прежнему оставалась Серсея. Та его любовь напоминала камень, подвешенный к его телу и тянущий его на дно. За годы после ее смерти Джейме еще лучше смог осознать это. Если бы Серсея осталась жива, то она погребла бы своего брата под тяжелой водной толщей, но король Эйерис перерезал веревку, камень утонул, а Джейме выплыл. Его раны уже давно затянулись, и Серсея не имела над ним былой власти, но он так больше и не испытал тех чувств, которые когда-то испытывал к ней, будто она проклинала его прямо из объятий Неведомого, обрекая его на вечное одиночество.

Джейме встал, бросил на стол несколько медяков и пошел вон. Пока он ел, солнце уже успело скользнуть за горизонт, оставив за собой лишь тонкую золотую полосу, которая тоже должна была скоро исчезнуть. Звезда Нимерии уже зажглась на небосклоне, еще тусклая в остатках солнечного света, но с наступлением ночи она вспыхнет ярким белым пламенем. Джейме постоял немного, разглядывая стремительно темнеющее небо и наслаждаясь свежим ночным воздухом, потер глаза и, запрыгнув на спину Нарциссу, поехал обратно в лагерь. День отдыха для него подошел к концу, назавтра снова начиналась обычная рутина. Она подавляла мысли, и Джейме даже радовался этому, ибо его собственные размышления не приносили ему облегчения, скорее, наоборот, все больше запутывали.

Он снова поднял голову и поглядел на небо. На самом его краю мерцал голубым светом Глаз Ледяного Дракона. В той стороне, чуть западнее, был дом. «Можно срубить дерево, но корни остаются глубоко в земле», — проговорил про себя Джейме. Его дерево все еще продолжало зеленеть несмотря ни на что.

— Наконец-то, — шепотом пробормотала Эшара, забравшись под одеяло и прижавшись к мужу своим теплым боком. — Я думала, это уже никогда не закончится.

— В следующий раз дай мне самому укачать ее, — Нед поцеловал жену в макушку. Он тоже говорил шепотом, боясь разбудить наконец-то заснувшую дочь. Едва из ее колыбельки доносился хотя бы звук, оба супруга тут же вздрагивали и в ужасе замирали, однако теперь девочка, казалось, действительно уснула, и можно было надеяться по крайней мере на пару часов покоя.

Маленькой Арье было всего-то чуть больше месяца от роду, но голос у нее был такой громкий, что она ставила на уши весь Винтерфелл. Ее няни и Эшара сбивались с ног, расхаживая из угла в угол и качая кричащую девочку на руках. «Это все ваша волчья кровь», — в шутку говорила его жена, и если в ее словах была хоть капля истины, то, когда Арья немного подрастет, их ожидали веселые деньки. Старая Нэн рассказывала, что сам Нед был спокойным ребенком, а вот его старший брат и младшая сестра никому не давали покоя. Двое старших детей Неда — Эдвин и Лиарра — не были шумнее обычных младенцев, а вот Арья задавала всем жару за троих.

— Уж не сомневайся, — отозвалась Эшара, обнимая его, — я чувствую себя разбитой, но отчего-то не могу заснуть, — пожаловалась она.

— Я тоже, — признался Нед.

— Будет забавно, если на пиру я усну прямо на возвышении и разобью лицо о стол, — хмыкнула она.

— Я тебя удержу, ты же знаешь, — Нед провел пальцем по ее щеке, вглядываясь в ее мягкие черты. В темноте глаза жены, казалось, были еще ярче, а веселые искорки в них блестели несмотря на усталость.

— Как я могла в тебе усомниться? — Эшара лукаво улыбнулась и поцеловала его. — Ты мой спаситель, — добавила она уже серьезно.

— Уж не знаю, кто из нас кого спас, — пожал плечами Нед.

Небо за окном уже становилось из черного темно-синим, знаменуя скорый рассвет, но ни Эддард, ни Эшара, так и не сомкнули за всю ночь глаз, хотя назавтра им предстоял полный событий день. Хранитель Севера устраивал празднества по случаю рождения дочери, поучаствовать в которых съезжались многие лорды-знаменосцы, и завтра супругам надлежало обеспечить им всем надлежащий прием.

— Эдвин сказал, что Арья не заслуживает праздника, — пожаловался жене Нед. — Она и ему не дает покоя, а я-то думал, что стены в этом замке достаточно толстые.

— Он просто обижен, что праздник устраивается не в его честь, — зевнула Эшара. — Когда родилась Лиарра, он нарочно начинал реветь, стоило мне только подойти к ней.

— Что ж, — Нед вздохнул, — я не завидую его будущей жене, раз уж он растет таким ревнивцем.

Эшара хихикнула и потерлась носом о его плечо, щекоча его кожу своим горячим дыханием. Они оба замолчали и попробовали все же забыться сном, но стоило Неду закрыть глаза и провалиться в черную пучину, как он, казалось, тут же пробудился от стука в дверь: это слуги пришли помогать хозяевам готовиться к новому дню. Вскоре должны были начать прибывать гости.

Двор Винтерфелла полнился солдатами, слугами, конюшими и лошадьми. Люди о чем-то переговаривались, кони ржали и фыркали. Кругом и без того стояла суматоха, так еще и четырехлетний Эдвин путался у всех под ногами. Лиарра хотела бы побежать за ним, но мать крепко удерживала ее за руку, несмотря на несколько попыток девочки вырваться.

— Это что у нас за бравый воин? — взревел Большой Джон Амбер. Едва въехав во двор и спешившись, он подхватил Эдвина в воздух и усадил на свои могучие плечи, отчего мальчишка радостно завизжал и вцепился с спутанные волосы Большого Джона.

— А вы настоящий великан, лорд Джон? — спросил Эдвин, которому с высоты его четырехлетнего роста Большой Джон наверняка казался до невозможности громадным.

— Может и так, — Джон Амбер хмыкнул. — Когда ты немного подрастешь, и мейстер научит тебя всяким премудростям, ты узнаешь, что замок Амберов, Последний Очаг, стоит ближе всего к Стене, и, возможно, кое-кто из моих предков имел дело и с великанами, а теперь во мне течет их кровь.

Эдвин с интересом слушал этот рассказ, не замечая хитрой улыбки на лице Большого Джона и веря каждому его слову. Мальчик обожал сказки о Застенье и мечтал встретить настоящего великана, мамонта или лютоволка, и, хотя Нед упорно доказывал ему, что это всего лишь сказки, и раз уж Эдвин так любит всякие истории, то почему бы ему не послушать историю Севера и своего рода, но мальчик лишь качал головой и бежал к старой Нэн.

— Лорд Эддард, — Большой Джон склонил колено перед своим сюзереном, так и не сняв Эдвина с плеч. — Миледи, — поднявшись, он неуклюже протянул руку и смачно чмокнул костяшки пальцев Эшары.

— Мы рады принимать вас в Винтерфелле, лорд Джон, — Эшара благодушно улыбнулась. Сначала грубоватые манеры северян смущали ее, но со временем она к ним привыкла, заявив Неду, что искренность и открытость она ценит больше, нежели неуклонное следование этикету. — И благодарим вас за то, что вы решили разделить с нами нашу радость.

— Я рад снова гостить в вашем замке, — Джон Амбер широко улыбнулся и пошел дальше, чтобы присмотреть за своими лошадьми и обосноваться в приготовленных для гостей комнатах. Эдвин, весело болтая, продолжал сидеть у него на плечах.

— Нет, ты помнишь, чтобы Большой Джон хоть раз целовал даме руку? — хихикнула Эшара, искоса поглядывая на Неда, который по-прежнему оставался невозмутимым.

— Ты благотворно влияешь на него, — Нед слегка улыбнулся и сжал руку жены. — На самом деле, мне кажется, что он здорово смущается в твоем присутствии. Беднягу можно понять. Я сам чуть не умер от смущения, когда впервые увидел тебя.

Эшара усмехнулась и стряхнула с плеча мужа невидимую пыль. Ее всегда удивляло, когда он говорил о своей застенчивости, но правда была в том, что даже спустя почти шесть лет брака, она все еще могла вогнать Неда в краску, заставив его уши пылать ярче Четырнадцати Огней Валирии.

Вслед за Джоном Амбером прибыли Карстарки, обе ветви Флинтов, Болтоны, Мормонты, Дастины, Рисвеллы и Сервины, Мандерли и Хорнвуды, даже Хоуленд Рид выбрался со своих болот. Всего лорды должны были пробыть в Винтерфелле около двух недель. Назавтра намечался большой пир, а еще через несколько дней должна была состояться охота. Кроме того, у Неда к каждому из них имелись некоторые дела, которые он, пользуясь случаем, намеревался обсудить. Эшаре предстояла куда более трудная задача — занимать дам.

— Леди Барбри Дастин глядела на нас так, будто хотела выклевать нам глаза, — прошептала Эшара на ухо мужу. — В этом своем наряде она походит на стервятника.

— Она всегда так смотрит, — заметил Нед. — Уж не знаю, чем мы ей не угодили.

Виллам Дастин был другом Эддарда, и Неду было известно, что леди Барбри Рисвелл выходила замуж не девицей. Виллам сам проболтался об этом, будучи уже изрядно захмелевшим. Нед слышал также, что девичество Барбри досталось Брандону еще задолго до его отъезда на юг. Он тогда воспитывался в Барроутоне и наезжал к Рисвеллам в Родники. Судя по взгляду леди Барбри, расстались они не слишком-то хорошо, раз она все еще держала на Старков обиду. Это, однако, не мешало ей посещать Винтерфелл, ночевать у Хранителей Севера под крышей и сидеть за их столом.

С Дастинов мысли Неда переключились на Вимана Мандерли. В отличие от многих других, он въехал во двор не верхом, а в повозке такой богатой и столь пышно разукрашенной, что даже малютка Лиарра ахнула и принялась тянуть отца за рукав, чтобы тот взял ее на руки и позволил получше рассмотреть эту диковинку. «Лорд Виман давно не путешествует в седле, ибо нет на свете такого коня, который его выдержит», — посмеивался Мартин Кассель, заставляя Неда сдерживать улыбку: негоже сюзерену смеяться над своими вассалами.

В последний раз знаменосцы Старков собирались в Винтерфелле четыре года назад, на исходе прошлого лета, когда родился Эдвин — наследник Неда и будущий Хранитель Севера. Лиарра родилась в самый разгар зимы, и от празднеств в ее честь пришлось отказаться: за короткое лето, длившееся чуть больше года, не удалось собрать достаточно урожая, и Нед решил, что негоже лорду пировать, пока его люди затягивают пояса и едва сводят концы с концами.

За прошедшие годы, лорд Виман, казалось, еще сильнее отяжелел, однако не утратил своей известной любви к роскоши и хорошей еде. Мандерли были едва ли не самым богатым на Севере домом, за исключением, может быть, самих Старков, и роскошь была им позволительна, к тому же, у лорда Вимана она всегда сочеталась со щедростью. На каждые именины он отправлял всем Старкам роскошные подарки, хотя Нед и подозревал, что помимо добрых намерений, лорд Виман также имел целью сохранить доброе мнение и привязанность Хранителя Севера.

Хоуленд Рид оказался полной противоположностью лорда Вимана. Если бы Нед не знал болотного жителя в лицо, то принял бы его за чьего-нибудь слугу. Рид был одет добротно, но скромно, одежда его имела простой крой и была пошита из тканей коричневого и темно-зеленого цвета, отчего лорд Хоуленд терялся на фоне торчавших тут и там кустиков травы и стоптанной земли двора. Несмотря на то, что Рид уже давно был взрослым мужчиной, лордом на своих собственных землях, выглядел он как юноша, а глаза его имели взгляд старца.

— Вы уделите мне немного времени, лорд Эддард? — спросил Хоуленд Рид, после того как были произнесены приветствия. — Мне бы хотелось поговорить с вами, пока я здесь.

— Безусловно, лорд Хоуленд, — Нед кивнул. — Я и сам хотел с вами поговорить.

Любопытство принялось грызть Неда сразу, как только Рид отошел, но Эддард заставил себя сосредоточиться на приеме гостей. Видно, ему придется потерпеть еще несколько дней перед тем, как он узнает, что за вести принес ему болотный житель. Отчего-то ему вспомнилась Лианна, вот она-то ни секунды не смогла бы утерпеть, утащила бы Рида в сторону и все у него выпытала.

Мысли о сестре, вызвав на лице Неда мимолетную улыбку, принесли с собой и печаль. Прошло не так много времени с тех пор, как они получили вести о вновь постигшем ее несчастье. Эшара тогда должна была вот-вот разрешиться от бремени, и к тревоге за сестру прибавился страх за жену и еще нерожденного ребенка. Нед осмелился показать ей письмо из Королевской Гавани только после того, как Эшара достаточно оправилась после рождения Арьи, и ее здоровью больше ничего не угрожало.

— Бедняжка, — покачала головой Эшара. — Она всегда была такой жизнерадостной, такой веселой. Лианна никому не сделала зла, отчего же боги так несправедливы к ней?

Нед не знал, как ответить жене. Пути богов ему были неведомы, да и южные боги вряд ли благоволили северянке Лианне Старк. Неду вспомнились те дни, когда Лианна в последний раз была дома. Тогда она ждала появления на свет принца Эйгона, но это не мешало ей оставаться такой же деятельной и живой. Она напоминала Неду снежную бурю, которая захватывала весь замок в свои объятия. Он не представлял свою сестру матерью, но, когда родился ее первенец, в ее глазах, во всем ее лице появился свет, которого Нед никогда на замечал в ней прежде. Таким светом пылали свечи в маленько септе, построенной им для Эшары, таким светом сияли солнечные лучи пробивавшиеся в богорощу, сквозь красную листву чардрева. Он не мог бы описать тот взгляд, которым она смотрела на своего новорожденного сына, столько совершенно разных чувств смешивалось в нем: удивление, восторг, любовь, трепет и умиление.

Нед еще хорошо помнил ее письма, которые она отправляла ему после смерти Джейехериса, пустые, лишенные жизни, будто их и вправду писала вовсе не Лианна. Лишь постепенно, с течением месяцев, в них стали возвращаться прежние искорки жизнерадостности, которая раньше била из Лианны ключом.

Последнее письмо, которое Нед получил из столицы, было написано королем Рейегаром. Он излагал все довольно сухо, но Нед был уверен, что за этой сухостью крылось беспокойство за жену и собственная, глубоко запрятанная горечь потери. В конце своего послания Рейегар Таргариен выражал несколько странную просьбу, и Эддард не знал, сможет ли ее выполнить, да и не спешил угадывать удастся ли затея короля вовсе, однако все это было продиктовано желанием порадовать Лианну, и Нед был готов на все лишь бы помочь ей. Он искренне надеялся, что ему самому никогда не доведется испытать это чувство страха и утраты. Иногда, когда он смотрел на Эдвина, Лиарру, малышку Арью, сердце его сжималось, и его накрывал неизвестно откуда взявшийся ужас, который будто бы сковывал его тело и разум. Потом эти страшные тиски разжимались, чтобы появиться вновь, когда Нед уже успевал позабыть о них.

— Как вы думаете, — спросил Нед как-то у мейстера Лювина, когда они закончили обсуждать ежедневные дела Винтерфелла, — в чем может крыться причина несчастий моей сестры?

— Я не могу этого знать, милорд, — Лювин с сочувствием покачал головой. Этот скромный человек очень нравился Неду, и он был доволен, что однажды отправил мейстера Валиса прочь из Винтерфелла. — В последний раз я видел вашу сестру пять лет назад.

— Но почему… — Нед на мгновение задумался, — такое происходит? — «Может ли то же самое случиться со мной, с Эшарой? С нашим ребенком?» — хотел бы он спросить, но этот потаенный его страх остался невысказанным.

— Причины могут быть разными, лорд Эддард, — осторожно отозвался Лювин, — и это может произойти с каждым. Пышущие здоровьем женщины умирают родами, а хилые и болезненные производят на свет одного ребенка за другим. К сожалению, нам не дано заглянуть внутрь человеческого тела и посмотреть, что там на самом деле творится.

— Да, весьма жаль, — рассеянно согласился Нед. — Скажите, мейстер, когда Лианна была здесь, она ведь была здорова?

— Да, совершенно здорова, — закивал Лювин со всей уверенностью, — но я уже сказал вам, что несчастье может случиться с самой здоровой женщиной. Дети — дар богов, и только они решают, когда вручить этот дар, а когда забрать.

Слова мейстера не обнадежили Неда, скорее заставили страх проникнуть еще глубже в его сердце. Если уж ученый мейстер мог мало что рассказать об этом, то что уж говорить об обычном мужчине, все знания которого — это лишь управление собственными землями.

— Она очень любит Винтерфелл, — пробормотал Нед. — Возможно, сам здешний воздух шел ей на пользу.

— Может быть, вы и правы милорд, — отозвался Лювин, поглядев куда-то в сторону. — Может быть, это воздух Королевской Гавани отравляет ее.

Неду нечего было на это ответить. Он знал, что Лианна не жаловала столицу, но ей приходилось жить там, ибо король не мог постоянно находиться на Драконьем Камне или отправляться в путешествия по стране. Со временем его сестра привыкла к этому городу и смирилась с тем, что все ее желания осуществиться не могут.

«Я всегда знала, что рано или поздно мне придется покинуть родной дом, чтобы выйти замуж, — писала Лианна. — Я люблю своего мужа и счастлива с ним, но Королевская Гавань тяготит меня. Сначала я думала: все дело в том, что я здесь одна, но теперь со мной Бен, у меня появились подруги, да и забот у меня столько, что на скуку не хватает времени. Потом я грешила на грязь и запах, но Рейегар много сделал для того, чтобы город стал чище, а к вони мой нос, кажется, смог приноровиться.

Тем не менее, мне по-прежнему не нравится это место, однако я понимаю, что мне предстоит прожить здесь всю жизнь, если я хочу оставаться подле своего мужа. Рейегар обижается на меня, когда я называю своим домом Винтерфелл, но тебе я могу открыто сказать, что наш родной замок — это самое прекрасное место на свете! Там я чувствую себя свободной, новые силы наполняют меня, и мне кажется, что все мне по плечу, дома я чувствую защиту старых богов. Как же мне хочется снова отправиться на Север!»

Неду самому хотелось увидеть сестру, посмотреть на ее жизнь при дворе. Он был уверен, что ее муж никогда не обидит ее, но все равно чувствовал потребность заботиться о ней, защищать ее, как он делал всю свою жизнь. Не важно, что Лианна была уже взрослой женщиной, женой, матерью, королевой, наконец, для него она всегда оставалась маленькой сестренкой, что уговаривала отца разрешить ей упражняться с мечом вместе с братьями.

— Что мне делать, отец? — спрашивал Нед у каменной статуи лорда Рикарда. Глаза отца оставались пустыми и безжизненными, и Нед зря силился разглядеть в них ответ. — Что бы сделал ты на моем месте? А ты, Бран? Как мне защитить их всех? Эшару, Эдвина, Лиарру и Арью? Они все такие хрупкие, словно тонкий весенний лед. Как мне помочь Лианне, когда она так далеко, что я едва ли могу до нее дотянуться?

Тяжелые мысли преследовали его до вечера. За ужином, перед съехавшимися по его приглашению лордами, он старался казаться веселым и гостеприимным, и вскоре то ли притворство сменилось искренним чувством, то ли общее благодушное настроение захватило его, но Нед почувствовал себя лучше. Его улыбки стали искреннее, а разговор оживленнее. Это почувствовала и Эшара, когда сжала под столом его руку и улыбнулась ему той улыбкой, что всегда предназначалась лишь для него.

Пир, состоявшийся на следующий день, удался на славу. Нед танцевал мало, танцы он так и не полюбил, и делал это лишь, чтобы порадовать жену. Эшара же не пропустила ни одного танца, а лорды и рады были ее приглашать. Нед думал, что должен был ощущать ревность, наблюдая, как она кружится по залу вместе с другими мужчинами, но чувство, которое он испытывал при взгляде на пылающие щеки жены, ее искрящиеся фиалковые глаза, порхающие в воздухе руки, больше напоминало Неду самодовольство. Из всех мужчин Вестероса эта прекрасная женщина принадлежала лишь ему, а все остальные могли восхищаться ей издалека, и самое большее на что они могли надеяться — это лишь мимолетный танец.

Домерик — единственный сын и наследник лорда Русе Болтона — услаждал присутствующих игрой на высокой арфе.

— Слышала бы его твоя сестра, — усмехнулась Эшара, — у короля мог бы появиться соперник.

Эддард хмыкнул и покачал головой. Он бросил взгляд на лорда Русе. Тот сидел прямо, его бледные, почти бесцветные глаза, смотрели будто бы и на Домерика, а будто бы и вовсе мимо него. Будь на месте младшего Болтона его собственный сын, Нед, безусловно, испытал бы гордость, но лицо лорда Русе походило на чистый лист пергамента. Оно не выражало ровным счетом ничего.

Нед сглотнул и отвернулся. Красивая мелодия, выплывавшая из-под пальцев Домерика, вздрогнула, вздохнула и оборвалась. Снова начались танцы, и Нед протянул руку жене:

— Потанцуешь со мной, если ты, конечно, не очень устала?

Три последующих дня Нед провел на охоте в Волчьем Лесу. Его покойный брат Брандон только и ждал бы того дня, когда наконец можно будет запрыгнуть в седло и пустить лошадь в галоп, да и Лианна всегда получала от этого немалое удовольствие и просила отца брать ее на охоту с тех самых пор, как сменила пони на собственную кобылку. Неду же все это было чуждо, но он был здесь хозяином и не мог лишь по собственному желанию остаться дома.

— Скучаете, лорд Старк? — на крупном мышастом жеребце к нему подъехал лорд Русе. Болтон подобрался столь незаметно, что Нед вздрогнул, услышав его тихий, безжизненный голос у самого своего уха.

— Хм, — Нед пожал плечами, задумавшись над ответом. — Я небольшой любитель охоты, — признался он наконец.

— Я тоже, — лорд Русе скривил губы, — но это не самая неприятная обязанность, которую мне приходится выполнять. — У вас очень красивые дети, милорд, — произнес он, совершенно неожиданно меняя тему.

Эта фраза настолько не подходила Русе Болтону, что, услышав ее, Нед на некоторое время замешкался.

— Благодарю, — наконец отозвался он. — Старшие пошли в мать, а самая младшая — настоящая волчица, — Нед чувствовал себя крайне неловко, ведя подобный разговор с лордом Дредфорта. — Ваш сын вчера произвел впечатление на всех моих гостей.

— Да, — лорд Русе кивнул, словно бы Нед изложил непреложную истину. — В музыкальных талантах он не уступает самому королю. Он также искусный наездник и заядлый книгочей. Через несколько месяцев он отправится в Долину, Хортон Редфорт берет его себе в оруженосцы.

Нед не знал, что можно было ответить на подобную, столь беззастенчивую похвальбу.

— Уверен, ваш сын многому научится у лорда Редфорта. Я встречал его несколько раз, когда жил в Орлином Гнезде. Сейчас у него четверо сыновей, Домерик не будет скучать в одиночестве.

— Пожалуй, — согласился лорд Русе. — Однако, лорд Старк, позвольте мне не ходить вокруг да около. Я прибыл в Винтерфелл в первую очередь для того, чтобы сделать вам определенное предложение. Что вы скажете насчет брака между вашей старшей дочерью и моим сыном?

«Все ясно», — подумал Нед. Вот зачем была сделана эта странная похвала его детям, вот зачем лорд Русе так старательно расписывал достоинства и таланты своего сына. Нед задумался. Болтоны, хотя и были вассалами Старков, но всему королевству было хорошо известно, что эти два дома враждовали едва ли не с начала времен, потому что лорды Дредфорта испокон веков желали получить власть над Севером. Нед ни за что бы не стал доверять лорду Русе, но Домерик был непохож на своего отца настолько же сильно, насколько не походил на покойного Эйериса король Рейегар. Нед поджал губу и повернулся к лорду Русе.

— Я весьма польщен подобной честью, — проговорил он, чувствуя, как во рту у него пересыхает, — но Лиарре еще только два.

— Я же не предлагаю женить их сейчас, лорд Старк, — Болтон невесело усмехнулся. — Домерику уже двенадцать, но я готов ждать, пока ваша дочь расцветет, — тихий голос лорда Русе звучал так, как будто он делал Неду одолжение.

— Я благодарен, — пробормотал сбитый с толку Эддард. — В любом случае, мне необходимо обсудить это с женой, я обещал ей, что не стану решать судьбу наших детей, не выслушав ее мнение. Сколько вы будете готовы ждать мой ответ?

— Шести полных месяцев вам будет достаточно? — спросил лорд Русе, склоняя голову и пронзая Неда взглядом. Его глаза были будто бы сделаны изо льда, и иногда Неду казалось, что взор покойника выражал и того больше.

— Да, вполне, — кивнул Нед.

— Что ж, — Болтон тяжко вздохнул. — Полагаю, мы отстали от охотничьей партии. Не кажется ли вам, что нам следует их нагнать?

Нед вернулся с охоты измотанным. Мысли о предложении лорда Русе не оставляли его в покое. Эддард не желал отправлять дочь в семью, у которой на гербе красовался ободранный человек. Однако он чувствовал, что и отказ не сыграет ему на руку, дав лорду Дредфорта повод затаить обиду на своего сюзерена. Они с Эшарой решили использовать для раздумий все предоставленные им шесть месяцев, однако, к удивлению Неда, его жена не высказалась категорически против такого союза.

— Если бы я была уверена, что лорд Русе сгинет к тому времени, как им придет время жениться, я бы дала свое согласие немедленно, — заявила она, и Нед втайне согласился с ней.

Утром следующего дня, когда замок еще спал, и даже Арья угомонилась, хорошенько измучив родителей и нянек ночью, Нед направился в богорощу. Ему хотелось побыть в одиночестве и попросить совета у старых богов. Здесь пахло сырой землей, свежей травой и паром от горячий прудов, звуки со двора не проникали сюда, и в богороще были слышны лишь крики птиц и шелест листьев.

Нед опустился на старый подгнивший пень, где он мог, бывало, просидеть несколько часов предаваясь тяжелым думам. В богороще разум его будто бы прояснялся, туман, царивший в голове, пропадал, и некоторые вещи, которых Нед раньше не замечал, вдруг представлялись ему совершенно ясно. Эддард глядел на рябь на поверхности пруда, на отражавшиеся в нем красный листья чардрева, видел, как колышутся под легким дуновением ветерка травинки и ветки кустов, слушал бормотание птиц и тихий шелест листвы. Даже когда мир кругом приходил в движение, спеша вперед, в богороще Винтерфелла он будто бы замирал, останавливаясь, чтобы передохнуть и набраться сил, и Нед, казалось, замирал вместе с ним.

— Лорд Эддард!

Нед встрепенулся, услышав собственное имя. Он открыл глаза и огляделся, чтобы встретиться с темно-зеленым взглядом Хоуленда Рида, стоявшего на ведущей к замку дорожке.

— Простите, если потревожил вас, — повинился лорд Рид, отвешивая поклон. — Не ожидал встретить здесь кого-то так рано.

— Не извиняйтесь, — Эддард покачал головой. — Я и правда редко бываю здесь так рано утром, но скоро меня ждет множество дел, да и дочь не дает мне спать. Арья родилась на удивление болтливой и шебутной.

— Отчего-то мне кажется, что она вырастет очень похожей на свою тетку, — Хоуленд Рид улыбнулся.

— Меня тоже посещала эта мысль, — согласился Нед. — Иногда, когда не могу заснуть от ее крика, то мечтаю отправить ее к Лианне в Королевскую Гавань, но потом сам понимаю, что не смогу с ней расстаться.

— Ваша дочь явилась мне во сне. Я видел, как снежный вихрь гулял по Винтерфеллу, ставя всех на ноги, и поначалу решил, что королева снова направляется на Север. Однако теперь я полагаю, что это была малютка Арья, — рассказал Хоуленд.

— Что ж, ваш сон весьма правдив, — Нед усмехнулся. — Винтерфелл действительно весь на ногах.

— Однако, лорд Эддард, — лицо Хоуленда Рида сделалось серьезным, — я хотел поговорить с вами о других своих снах. Боюсь, оба они касаются вашей сестры.

— Лианны? — сердце Неда сжалось. Он не очень-то верил в магию и во все то, о чем любила болтать старая Нэн, однако зеленые сны лорда Рида уже сбывались, об этом ему рассказывала сама Лианна.

— Да, милорд, — Хоуленд Рид кивнул. — Я не могу разгадать их значение, но они весьма встревожили меня, и я полагаю, что должен поделиться ими с вами.

— Прошу говорите, — жестом Нед призвал лорда Хоуленда продолжать.

— В одном из них была река полная крови, а на дне ее лежал красный дракон. Он был мертв, — проговорил Хоуленд Рид.

— Король Рейегар? — встревоженно спросил Нед.

— Я не могу этого утверждать, — пожал плечами болотный житель, — зеленые сны полны загадок, которые даже я не в силах уразуметь. Часто мне удается разгадать их значение только тогда, когда они сбываются. Магия сильна в нашем роду, но мы разучились понимать ее, знания, которыми мы обладали тысячелетиями, ушли, оставив нас бессильными. Что бы там ни было, мои сны всегда сбывались, сбудется и этот.

Нед тяжко вздохнул.

— Я надеюсь, он не предрекает очередного горя моей сестре. Она это не вынесет, — он отчаянно покачал головой.

— Мне жаль нести вам дурные вести, лорд Эддард, — Хоуленд Рид оглянулся и посмотрел на печальный лик, вырезанный на стволе чардрева. — Красные слезы, — пробормотал он, — я должен рассказать вам о втором своем сне, еще более тревожном. Огромная мышь подарил Лианне букет пурпурных цветов, которые превратились в прах, стоило ей только взять их в руки. Ваша сестра плакала, во сне я чувствовал ее горе, ему не было меры.

— Полагаю, вы слышали, что Лианну и правда постигло несчастье, — проговорил Нед.

— Да, — кивнул лорд Рид, — и я весьма сожалею. После того, что ваша сестра сделала для меня, я перед ней в неоплатном долгу.

— О чем вы? — Нед встрепенулся.

— О Харренхолле, — пояснил Хоуленд Рид. — Она спасла меня от троих оруженосцев, разве вы не помните? Если бы не ваша сестра, меня бы здорово побили.

— Ах, да, — Эддард уже успел позабыть об этом небольшом происшествии. В Харренхолле случилось достаточно событий, чтобы этот случай стерся у Неда из памяти. Однако, для Хоуленда Рида поступок Лианны, видно, значил очень многое. — Моя сестра всегда обладала острым чувством справедливости.

— Я могу лишь благодарить за это богов, — смиренно проговорил лорд Рид. — Каждый день я вспоминаю королеву Лианну в своих молитвах.

— Благодарю вас, — Нед выдавил из себя улыбку и замолчал. Сказать ему было больше нечего. — Вы не против вернуться в замок?

— Идемте, лорд Старк, — согласился Хоуленд Рид, и Нед двинулся по дорожке вперед, оставляя позади себя тишину и покой богорощи.

Эддард рассчитывал, что празднества по случаю рождения дочери помогут ему немного расслабиться и отдохнуть от всех тех трудностей, что ложились на его плечи, однако они лишь сильнее все запутали. Предложение Болтона и сны Рида одинаково растревожили его, и он лишь надеялся, что остальные его знаменосцы смогут порадовать его своими новостями.

Зима закончилась несколько месяцев назад, сменившись недолговечной весной и, наконец, летом. Неду хотелось, чтобы оно продлилось дольше, чтобы ему снова не пришлось думать о том, как прокормить своих людей. Ему и без этого хватало достаточно забот, от которых голова продолжала идти кругом. Следовало придумать, что делать с лордом Болтоном, следовало написать Лианне в столицу и сообщить ей о том, что рассказал ему Рид.

Лорд Русе, однако, поставил Неда в безвыходное положение, и как бы Нед ни метался, везде он натыкался на толстую кирпичную стену. В глубине души он понимал, что ему придется согласиться, но он все еще продолжал попытки отыскать иной выход. Что же до сестры, то Нед не доверял мейстеру Красного Замка, вспоминая о предательстве Пицеля и о дерзости Валиса, возомнившего себя выше своего лорда. Более того, ему не хотелось тревожить Лианну, которая наверняка еще не оправилась от пережитого потрясения, ибо ему было достаточно хорошо известно, какое значение сестра предавала словам Хоуленда Рида.

По двору Винтерфелла уже во всю сновали слуги, издалека доносился звон стали: это упражнялись гвардейцы, слышался смех Эдвина, визг Лиарры и крики Арьи, которую Эшара, видно, вынесла на улицу. Ревел, играя с маленькими Старками, Большой Джон. Ржали лошади, стучал кузнечный молот в кузне у Миккена. Нед обернулся на деревья богорощи, они тихо колыхались на ветру, будто весь творившийся во дворе шум был им неведом. Эддард поискал глазами Хоуленда Рида, но тот исчез.

«Защитите мою семью, старые боги, — взмолился Нед, — мою жену и детей, мою сестру и названного брата, моих племянников, моего брата». Боги молчали, ветер продолжал дуть, и листья на деревьях продолжали подрагивать с тихим шелестом, в котором невозможно было расслышать ответ.

Нед сделал глубокий вдох, прикрыл ненадолго глаза, постоял немного, а затем шагнул в новый день.

Пустота. Она была повсюду: в сердце, в душе, в мыслях и чувствах. Пространство вокруг нее, казалось, было заполнено людьми, однако это ощущение неотступно преследовало Лианну, не отпускало ее ни днем, ни ночью, заполняя ее всю без остатка. Ничто не могло разрушить его, ни крепкие объятия мужа, ни общество фрейлин, ни написанные корявым неуверенным почерком письма детей, которые Лианна исправно получала с Драконьего Камня. Она словно бы брела по бесконечному темному коридору, который никогда не заканчивался.

Пустота охватила и ее желания, ее стремления и интересы, поглотила ее, и Лианне казалось будто бы она поселилась теперь глубоко под водой, где все ощущения сдерживает водная толща, и они более не так остры как на поверхности. Королева проводила почти все свое время в спальне или в будуаре с фрейлинами, однако по большей части ее дам развлекал ее брат Бенджен, который часто навещал ее в последнее время. Лианна же лишь изредка вставляла несколько фраз в общий разговор, вспоминая дни, когда и она была столь же юна и беззаботна, как эти молодые девушки. Она сама выбрала каждую из них и многих могла назвать подругами, но теперь их болтовня тяготила ее, нагоняя на Лианну скуку. Она не могла заставить себя смеяться над их шутками, когда ее холодными липкими пальцами душила тоска.

Оставшись в одиночестве, Лианна теперь часто вспоминала королеву Рейлу и ее бесконечные попытки произвести на свет здорового ребенка, считала сколько братьев и сестер Рейегара умерло, прежде чем покойная королева смогла дать жизнь Визерису. Лианна боялась, что и ее ждет такая же страшная участь, и от этого сердце ее в ужасе замирало и готово было лопнуть от напряжения. «Я проклята, — говорила она себе, — это какое-то страшное проклятие, над которым никто не властен». Она не вынесет если это будет продолжаться, боль сломит и раздавит ее. Каждый раз переживать новое горе становилось все труднее, а к прежней жизни она возвращалась все дольше. Однако она все равно всеми силами старалась сделать это, потому что у нее оставалось ради кого жить и радоваться жизни.

Лианна знала, что всему наступает конец. Из обреченной и едва плетущейся ее поступь превращалась в уверенную и твердую, она спешила вперед по темному коридору, зная, что где-то там ее ждет свет. Лианна была в этом уверена. Печаль пройдет, боль отпустит. Она всегда отпускала. Рана зарубцуется и будет беспокоить лишь иногда, в пасмурную, дождливую погоду, когда просыпаются и напоминают о себе все прежние болячки.

Так будет и теперь. Когда ощущение пустоты стало невыносимым, Лианна решила положить этому конец. Она не заслуживала этого, ее муж и дети не заслуживали этого. Рейегар не был виноват в том, что он не может вернуть ей потерянного ребенка, она видела, как сам он страдает, стараясь скрыть это от нее и отдавая все силы на ее утешение. Эйгону и Рейенис нужна была мать, а она уже с несколько недель ничего им не писала, словно бы завернувшись в свою печаль, как в саван. Пустоту следовало заполнить, изгнать, чем Лианна и занялась со всем возможным рвением свойственным ее деятельной натуре.

Она начала с того, что снова принялась помогать мужу в его делах, и улыбка на его губах дала ей понять, что она на правильном пути, потом Лианна стала выбираться в сад, где она сажала свои любимые цветы и играла с Бриенной. Эта преданная и ласковая девочка стала для нее настоящей отдушиной. Она была скромна и обожала Лианну за то, что королева однажды уговорила ее отца позволить Бриенне упражняться с мечом. «Мой самый верный рыцарь», — говорила ей Лианна, весело улыбаясь и трепля ее соломенный волосы.

Потом, когда здоровье позволило ей, Лианна отправилась в конюшни. Синеглазка, ее верная кобылка, несколько лет назад сломала ногу, запнувшись о древесный корень во время одной из королевских охот, и ее пришлось заколоть. Лианна не смогла смотреть на это, она долго рыдала потом в объятиях Рейегара и некоторое время не выезжала вовсе, пока на одни из именин муж не подарил ей пегую кобылу по кличке Метель. Ее шкура была светло-серой с белыми пятнами, а глаза ярко-голубыми, как озерный лед.

— Другие мужчины попросту могут завалить жену шелковыми платьями и дорогими украшениями, — сетовал Рейегар тогда, ведя ее в сторону конюшен, — мне же приходится каждый раз ломать голову.

Увидев хозяйку после долгой разлуки, Метель фыркнула, забила копытом и закивала головой, тыкаясь носом в стену денника. Лианна предложила ей угоститься кусочками сладкой моркови, которые кобыла с удовольствием стянула с ее ладони. Королева ласково потрепала лошадь по холке, запуская пальцы в ее густую гриву.

— Ты скучала по мне, девочка? — пробормотала она. — Сейчас мы хорошенько разомнемся.

Мальчишка-конюшонок оседлал Метель, и вскоре Лианна уже выехала из замка в сопровождении сира Освелла. Ей бы хотелось покататься одной, но она знала, что Рейегар ни за что ее не отпустит, особенно после того случая с Синеглазкой. Освелл Уэнт, однако, сохранял деликатность и держался на почтительном расстоянии, подъезжая ближе лишь в том случае, если что-то казалось ему подозрительным или если Лианна сама подзывала его.

— Вам, верно, скучно со мной, сир Освелл, — королева мягко улыбнулась. — Я знаю, вы не очень-то охочи до верховых прогулок.

— Вам я честно могу признаться, что я их не жалую, — Уэнт добродушно ухмыльнулся, — но вы же помните, что я должен подхватить вас, ежели вы соберетесь падать.

Пустив кобылу в галоп, Лианна поняла, что и сама соскучилась по всему этому. Скорость пьянила ее, ветер завывал в ушах и трепал собранные в косу волосы. В нос ударял запах земли, свежескошенной травы и полевых цветов. Вокруг зеленели на солнце холмы, усыпанные светлыми пятнами деревенских домов, а под кобылами лошади пестрел ковер из трав и полевых цветов. Кое-где виднелись белые точки пасущихся коров и коз, слышался лай пастушьих собак, вдалеке червленым серебром сверкала тонкая лента Черноводной. Лианна почувствовала, что впервые за долгое время она наслаждается, ей казалось, что вот-вот она оторвется от земли и взлетит. Впервые ей захотелось остановить время и задержать приятное мгновение, но как только солнце начало клониться к горизонту, озаряя золотом небосвод, строгий взгляд сира Освелла сказал ей о том, что пора возвращаться, да и сама она не хотела потом искать дорогу в темноте.

Когда они вновь въехали в Красный Замок, небо на западе успело из золотого окраситься в густо-рыжий, а затем в пурпурный. Замок гудел, готовясь к позднему ужину, у ворот стояло несколько подвод, груженных мукой, сырными головами и винными бочками. Слуги разгружали их и тащили провизию к замковым кухням, из каменных труб которых струился дым. Завидев Лианну и сира Освелла, кое-кто из слуг делал большие глаза и спешил поклониться, она же легко склоняла голову в ответ, жестами призывая не обращать на нее внимания. Во дворе она встретила Рейегара и Эртура Дейна, они о чем-то возбужденно переговаривались. Король выглядел хмуро и озабоченно, а сир Эртур будто пытался ему что-то втолковать, однако когда муж заметил ее, лицо его просияло, а Дейн похлопал его по плечу, посмеиваясь и что-то говоря ему на ухо.

— Где ты была? — спросил Рейегар, подходя к ней и помогая ей спешиться. Он всегда так делал, хотя она прекрасно справлялась с этим сама, и король это отлично знал.

— На прогулке, — Лианна улыбнулась. Ее муж завел привычку впадать в панику всякий раз, когда она покидала Твердыню Мейегора, хотя она и не смела винить его за это. Похлопав Метель по боку и скормив ей еще порцию сладкой морковки, она отдала поводья подбежавшему конюху.

— Ты могла предупредить меня, — недовольно произнес Рейегар. Между бровей у него пролегла морщинка, означавшая, что он злится и тревожится. — Мы с Эртуром собирались тебя искать.

— Я всего лишь отправилась покататься, Рей, — она коснулась его предплечья, чувствуя, как напряжены его мышцы. Ее рука скользнула вниз, ласково поглаживая его. — Как видишь, со мной был сир Освелл, и ничего страшного не произошло, но в следующий раз я обещаю сообщить тебе, если соберусь покинуть замок. Сир Эртур, — обратилась она к гвардейцу, — что вы думаете насчет того, чтобы продолжить наши занятия? Например, завтра, если у вас найдется на меня время.

— Для вас у меня всегда есть время, ваше величество, — улыбаясь, Дейн поклонился ей, — вы сможете найти меня в Башне Белого Меча.

Рейегар жестом отослал белых плащей отдыхать и предложил Лианне руку, которую она с удовольствием приняла, и они медленно побрели в сторону Твердыни Мейегора. Взглянув на мужа, она обнаружила на его лице легкую улыбку, которая лишь сделалась шире, когда их взоры встретились.

— Все хорошо? — осторожно спросила она.

— Только если у тебя все в порядке, — он слегка склонил голову и с тревогой оглядел ее лицо, будто бы искал в нем что-то.

— Даже если я немного не в порядке, — она снова погладила его плечо, — это не значит, что так будет всегда.

— Я знаю, — он кивнул, — знаю, но не могу перестать беспокоиться. Я рад, что ты ездила кататься. Прости меня, мне не следовало поднимать из-за этого шум, но мне… — он умолк и поджал губы.

Лианна знала, что ему казалось, будто он недостаточно заботиться о ней, и никак не могла убедить его в ошибочности подобных мыслей. Мужа лучше она не могла и желать. Никто бы никогда не любил ее так как Рейегар: крепко и страстно, так, что ей самой иногда становилось страшно.

— И ты меня прости, — Лианна плотнее придвинулась к нему, — мне следовало подумать о том, что ты будешь волноваться.

Он поднял свободную руку и крепко стиснул ее пальцы. Остановившись на мгновение, Рейегар склонился и поцеловал ее, после чего они вновь продолжили путь. Лианна тихо усмехнулась, завидев, как посмотрела на них спешащая с грудой белья прачка. Вероятно, она служила тут недавно, ибо остальные уже привыкли к тому, что король и королева могли проявлять свои чувства столь прилюдно. Лианна подняла глаза на Рейегара и заметила, что он тоже посмеивается.

— Я люблю тебя, — прошептала она, осторожно приподнимаясь на цыпочки, чтобы дотянуться до самого его уха.

— Я тоже люблю тебя, Лиа, — проговорил он хрипло, — и, мне кажется, с каждым днем все сильнее.

Проснувшись утром следующего дня, Лианна поняла, что с нетерпением ожидает занятий с сиром Эртуром. Это чувство радостного предвкушения доставило ей несравнимое удовольствие, ибо прошло достаточно много времени с того момента, когда она еще чего-то с таким воодушевлением ждала. Она поделилась этим с Рейегаром, на что он лишь улыбнулся и ласково посмотрел на нее. Лианне нравилось радовать его, а не пугать, у него и без того хватало переживаний, это она хорошо замечала по тому усталому виду, с которым он возвращался к ней по вечерам. Позавтракав с мужем и отпустив его, королева с интересом взялась за оставленные ей письма, ожидавшие ее на столике у зеркала.

Принцесса Элия Мартелл жаловалась на скуку в Водных Садах, на то, что в обществе ее старшего брата Дорана можно заснуть, а ее непоседливый младший брат Оберин снова куда-то уехал. Малыш Брандон радовал ее своими успехами. Ему уже дали в руки деревянный меч, и он во всю размахивал им в обществе своих кузенов и кузин. Представляя своего племянника на тренировочном дворе, Лианна видела перед собой молодое лицо его отца, ее дорогого старшего брата, и на глаза у нее наворачивались слезы.

«Хороша же тетушка, которая только и может, что реветь», — пробормотала она и, вытерев лицо тыльной стороной ладони, отложила письмо Элии и принялась за следующий свиток, который, казалось, сохранил в себе запах отцовской горницы таким, каким Лианна его помнила: пергамент пах хвоей от нависших над окном сосен и пылью, железностволом, из которого был сработан стол лорда Старка, и мейстерскими чернилами. Прежде чем сломать печать Лианна поднесла свиток к носу и с радостью втянула запах дома, словно бы на мгновение переносясь в Винтерфелл.

Нед рассказывал о своей новорожденной дочери, и Лианна смеялась над проказами малютки Арьи. Ей очень хотелось увидеть всех своих племянников, но она знала, что в ближайшее время им с мужем никак не удастся уехать из столицы, однако она намеревалась уговорить Рейегара отправиться на Север хотя бы через несколько месяцев. Королевская Гавань была полна плохих воспоминаний, сам воздух здесь был каким-то удушающим. Если бы она пожелала, Лианна могла бы отправиться на Драконий Камень, но оставлять Рейегара одного ей не хотелось, да и сама она быстро затосковала бы по его нежным объятиям и ласковым поцелуям.

Покончив с чтением, Лианна надела легкую хлопковую тунику и нарочно пошитые для тренировок бриджи и спустилась вниз. Такой ее вид если и вызывал перешептывания, то только среди вновь прибывших ко двору вельмож. Те, кто давно был знаком с повадками королевы, относили это к довольно милым странностям, которые никому не мешали. Кроме того, Лианна, сама того не заметив, ввела моду на брючные костюмы для верховой езды и обучение девушек из знатных семей стрельбе из лука. До мечей, разумеется, дело пока не доходило, да и вряд ли бы когда-то дошло, поэтому свои занятия с Мечом Зари они по-прежнему проводили в богороще, чтобы не смущать особо впечатлительных особ.

Сира Эртура она, как и ожидалось, обнаружила в Башне Белого Меча. Они с принцем Ливеном Мартеллом, сидя в тени, у окна, откуда веяло слабым ветерком, играли партию в кайвассу. Оба сосредоточенно глядели на доску и исподтишка поглядывали друг на друга, будто каждый из них надеялся прочитать мысли своего соперника.

— И любите же вы дорнийцы эту игру, — улыбнулась Лианна, приветствуя гвардейцев. Самой ей кайвасса уже давно надоела, в свое время она успела достаточно в нее наиграться. Королева предпочитала нечто более быстрое и подвижное, под стать ей самой.

— А что вы, ваше величество, еще прикажете делать, когда такая жара стоит, — улыбаясь ей, принц Ливен развел руками.

— Вы готовы, сир Эртур? — Лианна уперла руки в бока.

— Разумеется, моя королева. Принц Ливен, прошу меня извинить. Надеюсь, мы докончим после, — Дейн прихватил два турнирных меча и пошел за Лианной в богорощу.

Как только густые, искрящиеся свежей зеленью деревья скрыли их от посторонних глаз, сир Эртур бросил ей один из мечей, который она ловко поймала, правда не без труда. Рука ее едва заметно дрогнула.

— Давно я не занималась, — посетовала Лианна. — Я столько времени трачу, чтобы усвоить эти навыки, а они исчезают всего через несколько недель.

— Не беспокойтесь, они возвращаются так же быстро, как и пропадают, — Дейн улыбнулся. — Помните, раньше вы вообще не могли поймать меч одной рукой, даже турнирный?

— Помню, — кивнула Лианна, усмехаясь, — вы тогда наставили мне множество синяков.

— Зато вы отменно выучились, — сир Эртур склонил голову, скрывая хитрую улыбку.

— Вам повезло, что я не рассказала мужу правду о том, откуда эти синяки взялись, — Лианна приняла боевую стойку, — иначе он сослал бы вас на Стену.

— Моя королева, ваш супруг клятвенно обещал меня туда не ссылать. Скорее всего он бы просто не разрешил вам дальше упражняться, — Дейн лукаво ухмыльнулся. — А уж синяки, которые я наставил ему самому, вряд ли поддаются какому-нибудь подсчету.

Лианна знала, что Дейн не бьется с ней в полную свою мощь, сосредотачиваясь больше на тактике, ловкости и оттачивании мастерства, нежели на грубой силе, которой Лианна не обладала, и против которой она никогда ничего не сможет поделать.

— Используйте, ваш рост, ваше величество, — подначивал он, — нырните мне под руку. Подберитесь поближе и ударьте, цельтесь в просвет между доспешными планками. Цельтесь хорошо. В борьбе с сильным и умным противником у вас, вероятно, будет лишь одна возможность ударить. Второй раз он уже не купится на вашу уловку и просто растопчет вас. Помните: на вашей стороне ваша гибкость и юркость. Вы должны словно мышка проскочить меж лап кота и хорошенько укусить его. Не дайте ему себя съесть. Хорошо, моя королева, очень хорошо!

Лианна почувствовала, что из-за долгого отсутствия занятий быстро устает. Она вытерла со лба пот и убрала прилипшие к коже волосы. Взяв мех с водой, она выпила едва ли не половину, а вторую вылила себе на лицо. Эртур Дейн, взмокший, но, казалось, совсем не уставший, сидел на траве, вытянув ноги перед собой и наблюдая за ней.

— Вы правда считаете, что я не так уж плоха? — спросила она.

— Правда, — Дейн улыбнулся. — Зачем мне лгать вам? Вы сами знаете, что я не льстец.

Лианна про себя согласилась с этим. Сир Эртур никогда не боялся высказывать свое мнение самому королю, он открыто говорил Рейегару все, даже самое неприятное. Ее муж ценил своего друга в том числе и за это. Мало кто при дворе обладал подобной смелостью и подобной привилегией.

— Знаю, — Лианна кивнула, усаживаясь рядом с ним, — но я подумала… вдруг вы меня жалеете?

— Вы не заслужили этого, — проговорил сир Эртур. — Жалеют слабых, а вы сильная. Я уже достаточно давно знаю вас, чтобы успеть в этом убедиться. В этом вы равны своему мужу, а в чем-то вы даже сильнее его, иначе он никогда бы не выбрал вас.

Лианна задумалась и изучающе поглядела на сира Эртура. Когда он говорил о ней и Рейегаре, в его голосе звучала странная горечь, но у Лианны никак не получалось разгадать, что она могла бы означать, а спрашивать у рыцаря напрямую она посчитала бестактным.

— Возможно, вы правы, — Лианна кивнула. — Но для каждого из нас есть предел, после которого мы ломаемся.

— Это так, — согласился сир Эртур, — однако боги сделали человека способным справляться со своими бедами и печалями, иначе все мы просто умерли бы от горя.

Он горько усмехнулся, отвернулся в сторону и умолк. Лианна исподтишка наблюдала за ним, размышляя, о чем он думает. По сравнению с Рейегаром, сир Эртур казался человеком весьма открытым и приветливым, но даже у него были запрятанные где-то на глубине тайны, которыми он предпочитал не делиться даже с самыми близкими своими друзьями. Лианна подумала, что и правда знает о нем очень мало, они редко беседовали по душам. Несмотря на то, что за годы знакомства королева стала называть Эртура Дейна своим другом, в их разговорах все еще присутствовала некая грань, которую ни один из них так и не решился перейти.

Лианна почувствовала себя неловко. Она беспокойно ерзала на месте, не зная, стоит ли ей заговорить или же лучше продолжать молчать, дав сиру Эртуру возможность побыть наедине со своими мыслями.

— Вы будто бы знаете, о чем говорите, — наконец не выдержала она, виновато прикусывая губу, однако Дейн, как будто бы не рассердился.

— Да, знаю, — согласился сир Эртур, — у меня тоже есть старые раны, которые иногда дают о себе знать. Чем старше мы становимся, тем о большем сожалеем, тем больше рубцов появляется на нашей душе.

— Мне трудно выразить, насколько вы правы, — вздохнула Лианна. — Иногда я завидую той беззаботной девушке, которой я была когда-то.

— А я завидую тому молодому рыцарю, который считал, что перед ним стелется прямая дорога, и идти по ней будет всегда легко и приятно. Не будет перекрестков, густых лесов, болот и тупиков, — низкий голос Эртура Дейна был наполнен глубокой невысказанной печалью, и Лианна могла лишь задаваться вопросом, что же стало ее причиной. — Вы готовы продолжить, моя королева?

Лианна кивнула, и сир Эртур поднялся с земли. Они провели в богороще еще целый час, оба сделались сосредоточенными и странно молчаливыми. Если они и заговаривали, то о чем-то необязывающем, легком, что не могло вызвать неприятных воспоминаний и причинить боль.

— Давно ли вы получали известия от вашей сестры? — спросила Лианна, делая выпад и вздрагивая под ответным ударом противника.

— О, ворон принес мне письмо из Винтерфелла не более двух дней назад, — улыбка вспыхнула на лице Дейна, пока он отбивал безуспешные атаки королевы. — Кажется, моя сестра хорошо прижилась на Севере. Давно я не слыхал от нее жалоб на холод и летний снег. Эшара пишет, что ее маленькая дочь — настоящий зимний шторм. Хотел бы я ее увидеть.

— Думаю, скоро у вас появится такая возможность, — Лианна подмигнула ему, крутанулась и попробовала поднырнуть под его поднятой в замахе рукой, но он вовремя заметил это и легко парировал ее удар. — Я хочу уговорить мужа снова посетить мою родину. Мы с вами оба хотим повидать своих племянников, так ведь?

— Разумеется, — сир Эртур кивнул, отступая немного в сторону. — Хотя я, признаться, до сих пор не знаю, как вести себя с детьми.

— Вам следует просить совета у сира Ариса. Он наверняка уже хорошенько усвоил эту науку. Судя по тем корявым письмам, что я получаю от Эйгона, они не дают бедняге покоя, — Лианна расплылась в улыбке при воспоминании о детях. Она бросила меч на землю и наклонилась, упершись руками в колени и переводя дыхание.

— Пожалуй, я так и сделаю, — Дейн усмехнулся. — Думаю, на сегодня достаточно, — произнес он, озабоченно оглядывая Лианну. — Рейегар никогда не оставит меня в покое, если я слишком вас измотаю.

Лианна выпрямилась и коротко кивнула. Она вся взмокла и действительно была утомлена. Когда они с сиром Эртуром вышли из богорощи, королева вновь ощутила на себе всю беспощадность южного солнца, которое до этого скрывали от нее ветвистые кроны деревьев. Она поблагодарила сира Эртура, вернула ему тренировочный меч и двинулась дальше, к Твердыне Мейегора, намереваясь принять ванну и переодеться перед обедом.

Пока она шла по двору, все расступались перед ней, кланяясь, однако некоторые не сразу узнавали в потной растрепанной женщине королеву Лианну, что весьма забавляло ее. Несмотря на усталость она приветствовала всех легкой улыбкой и наклоном головы.

Она уже готова была свернуть на мост, ведущий в твердыню, когда ее взгляд упал на двух домашних гвардейцев Таргариенов, ведущих куда-то упирающегося мальчишку. Один из них тащил его за ухо, пока мальчик отбивался и визжал. Лианна вздохнула, на первый взгляд он был немногим старше Эйгона. Наверняка, малец стащил что-нибудь с кухни. Бедняки не в первый раз проникали в Красный Замок, и самым страшным их преступлением было воровство хлеба, мяса, сыра или пирогов. Никто и не думал угрожать ей или королю, ей больше хотелось хорошенько выпороть нерадивую стражу, превращавшую королевское обиталище в проходной двор.

— Господа, — крикнула Лианна, устремившись к ним уверенными широкими шагами. Ее легкие кожаные сапоги поднимали фонтанчики песка.

— Ваше величество, — гвардейцы замерли и тут же склонились перед ней, продолжая удерживать мальчишку. — А ну-ка немедленно поклонись королеве! — рявкнул один из них, кладя руку ребенку на затылок.

Мальчик поднял опущенную голову и одарил ее заинтересованным взглядом. Его отросшие черные, как у дорнийцев, волосы падали на лоб, едва не закрывая большие темные глаза с длинными ресницами. Из всех ее знакомых мужчин такие Лианна видела только разве что у Рейегара. Мальчик скривил губы, Лианна же попробовала улыбнуться ему со всем возможным дружелюбием. Поглядев на стискивающие его грубые руки гвардейцев, она вспомнила вдруг, как стражи в красно-черных плащах убили ее людей, а ее саму бросили в темницу по приказу Безумного Короля. Лианна поежилась, пытаясь отогнать давнее воспоминание.

— Отпустите мальчишку, — приказала она гвардейцам. Те поглядели на нее с явным недоумением, но приказ выполнили. — Где вы поймали его?

— Он отирался в замке, ваше величество, у конюшен, а когда мы спросили его, что он тут делает, он тут же бросился бежать, — отозвался один из гвардейцев.

— Хорошо, — Лианна кивнула. — Благодарю за внимательность. Вы свободны. — Гвардейцы переглянулись между собой, но уходить не спешили. — Вы же не думаете, что этот ребенок может мне навредить? — вздохнула она. Повторяю, вы можете идти.

Пожав плечами, они удалились, а Лианна повернулась к мальчику. Он все продолжал молча разглядывать ее, но убегать больше не собирался.

— Как тебя зовут? — проговорила Лианна, продолжая добродушно улыбаться.

— Дункан, — отозвался мальчишка.

— Славное имя у тебя, Дункан. А мне ты не расскажешь, как оказался здесь? — спросила она, на что мальчик лишь испуганно поджал губы и бросил резкий взгляд в сторону, будто бы высматривал кого-то, в его глазах промелькнул страх. — Если ты сам не сознаешься, я все равно выясню это, а тебя прикажу выпороть, а если расскажешь все как есть, никто не будет наказан.

— Обещаете? — пискнул мальчик, он казался одновременно наглым и ужасно напуганным, чем напомнил королеве ее саму в столь юном возрасте.

— Даю слово, — заверила его Лианна.

— Меня провел сюда мой друг. Он служит конюхом и соврал страже, что меня наняли на работу, — пояснил мальчик. — Я сказал ему, что хочу просто поглядеть на замок и увидеть короля.

Лианна пожалела, что дала ему обещание. В любом случае со старшим конюхом следовало провести беседу, а заодно поговорить и с главным замковым стюардом. Несмотря на то что Рейегар и Лианна старались всячески улучшить жизнь своих слуг, они должны были понимать, что некоторые вещи были просто недопустимы.

— А зачем ты на самом деле пробрался сюда? — продолжала расспросы Лианна. — Только смотри, не лги мне, я вижу, когда ты лжешь.

Мальчик замолчал и вновь уставился на нее, словно бы раздумывая над тем, стоит ли ему вообще что-нибудь ей рассказывать.

— Я ищу отца, — наконец сообщил он.

— В Красном Замке? — Лианна удивилась. — Откуда только тебе пришло такое в голову?

— Я слышал, как матушка однажды сказала, что он живет здесь, — пояснил Дункан. — Как только мы приехали в Королевскую Гавань, я тут же отправился его искать.

Лианна отметила, что говор у этого мальчика не похож на выговор жителей Блошиного Конца или других частей столицы. Он скорее говорил как Эгг, по-детски, но заметно было, что тот, кто его учил, был не чужд грамоте и манерам. Лианна покачала головой. Вероятно, мальчик — бастард одного из благородных лордов, служащих королю. Неприятная история, однако ничего необычного в ней не было.

— Кто твоя матушка? — уточнила Лианна.

— Травница и лекарша, — отозвался Дункан, и королева заметила, что он заговорил с ней свободнее, будто и в самом деле уверился, что она не причинит ему зла.

— А больше она ничего не рассказывала тебе об отце? — Лианна не была уверена, что правильно поступает. Возможно, это не было нужно ни матери этого ребенка, ни тому мужчине, кто, сам того не зная, являлся его отцом. Тем не менее, королева полагала, что за свои поступки, пусть и опрометчивые, следует отвечать.

— Она мне совсем ничего о нем не рассказывала, — Дункан закусил губу, и Лианне показалось, что его детский голосок дрогнул. — Все, что я знаю о нем, я подслушал или выведал тайком. — Он опустил голову, пряча от нее свое лицо. Королева услышала, как он шмыгнул носом.

Лианна опустилась перед ним на корточки и, протянув руку, вытерла слезы, заструившиеся из его глаз. Он моргнул и виновато посмотрел на нее, в его темных зрачках плясало солнце, и теперь Лианна увидела, что они вовсе не черные, а темно-фиолетовые, пурпурные. Такие же, как и у ее мужа и его предков. Сердце Лианны остановилось, и она испугалась, что оно не забьется вновь. Этого просто не могло быть, однако прямо на нее смотрели глаза Древней Валирии, глаза Таргариенов, глаза ее мужа.

— Идем, — она разглядывала лицо мальчика еще некоторое время, а затем схватила его за руку и повела за собой.

Теперь все становилось ясно. Его мать, несмотря на то что она сама, вероятно, была простого происхождения, была вхожа в высокие круги общества, а что еще более вероятно, имела высокородного любовника. Самого высокородного в королевстве. Лианне самой хотелось расплакаться, но она сжала губы и молчала, отпугивая своим строгим выражением попадавшихся ей слуг. «Этого не может быть, — твердил ей внутренний голос, — у тебя никогда не было причин в нем сомневаться». Однако вглядевшись в лицо Дункана, она увидела там и другие черты, которые на первый взгляд можно было и не заметить, но она хорошо знала их, ибо видела в своем собственном сыне: высокие скулы, ровный прямой нос, волевой подбородок — это отличало тех, в ком текла кровь драконов, от обычных людей.

Она холодно кивнула сиру Барристану, который занимал сегодня пост на мосту через сухой ров, заметила сверкнувшее на его лице изумление и озабоченность. Глаза щипало, и Лианна впилась зубами в нижнюю губу, до крови прикусывая ее, однако телесной боли не под силу было загасить боль душевную. «Я метель, — сказала она себе, — я не страдаю и не плачу, я свирепа и холодна».

У дверей королевской горницы стоял Джон Дарри. Он с некоторым удивлением оглядел ее и спрятавшегося за ее спиной мальчика. Лианна вспомнила, что на ней все еще были туника и бриджи, которые она так и не переодела после тренировки с сиром Эртуром, пахла она совсем не по-королевски, а волосы ее, вероятно, напоминали воронье гнездо. Сир Джонотор, однако, промолчал. В отличие от некоторых своих братьев по гвардии, он никогда не высказывал своего мнения при королевской чете, если никто из них о нем не спрашивал.

— Сир Джон, мне нужно видеть мужа, — потребовала она. — А этот мальчик пока пусть побудет здесь с вами. Смотри, не убегай, — сказала Лианна Дункану, который теперь выглядел весьма растерянно и, казалось, еще сильнее испугался. Он стоял весь сжавшись и оглядывал огромный полутемный коридор.

— Как скажете, ваше величество, — Дарри отошел в сторону, уступая ей проход, и Лианна решительно толкнула дверь.

Рейегар расплылся в улыбке, стоило ему поднять на нее взгляд. Однако его улыбка тут же потухла, когда он увидел ее взъерошенный вид и рассерженный взор, серые тучи ее глаз сейчас извергали молнии. Его довольное выражение немедленно сменилось озабоченным, он поднялся и подошел к ней, взяв ее руки в свои. Лианна вздрогнула, ощутив его мягкое прикосновение и его тепло. Она сглотнула и вырвала руки, она совсем не знала, как ей стоит начать, как бросить ему в лицо свое обвинение, ведь он выглядел таким взволнованным, таким любящим.

— Лиа, — проговорил он, — что случилось? Скажи, я чем-то обидел тебя?

Она посмотрела на него, не в силах сдержать слезы, заструившиеся по щекам. Он попытался обнять ее, но она вывернулась.

— Да, — ей бы хотелось, чтобы голос ее звучал сухо и зло, но вместо этого он дрожал. Она попыталась утереть слезы, но они все продолжали литься, словно талая вода с гор. — Ты меня обманул.

— О чем ты говоришь, Лиа? — он удивленно нахмурился и внимательно посмотрел не нее. Что ж, это произошло столько лет назад, что, возможно, уже давно стерлось из его памяти. Вот только мальчик был вполне настоящий, он не был лишь воспоминанием, и вот так просто стереть его из жизни не выйдет. Она хотела бы знать, был ли это единственный раз, случившийся по глупости, или же он и дальше продолжал предавать ее и лгать ей.

— У тебя была другая женщина, — она отвернулась, боясь заглянуть ему в глаза, страшась увидеть там страх и чувство вины.

— Боги, Лианна, — его голос звучал раздраженно, будто она смолола несусветную чушь. — С того самого дня, когда я подарил тебе венок в Харренхолле, у меня не было ни одной другой женщины. Откуда тебе в голову пришла такая глупость?

— Как ты можешь называть это глупостью, Рейегар? — воскликнула она. Уж лучше бы он просто повинился перед ней, тогда бы она, скорее всего, простила бы его, несмотря на ту боль, которую причинила ей его ложь. Рейегар всегда служил для нее опорой, стеной, которая никогда не рухнет, однако теперь она вдруг посыпалась, оставив Лианну без поддержки и защиты.

— Потому что этого не было, — король покачал головой. — Ответь на мой вопрос, откуда ты это взяла?

— Мальчик, твой сын, явился сюда искать тебя, — проговорила Лианна, сложив руки на груди и стараясь не всхлипывать.

— Мой сын? — воскликнул Рейегар и посмотрел на нее так, будто она сообщила ему, что солнце встает на западе, а заходит на востоке. На его лице отражалось такое искреннее недоумение, что Лианна вдруг засомневалась в своих выводах и стала чувствовать себя не так уверенно. Но эти глаза, это лицо. Кто еще, если не Рейегар?

— У него пурпурные глаза, а черты его лица выдают в нем драконье семя, — защищалась она.

— Ну и что с того? — она заметила, что, несмотря на охватившую его злость, Рейегар хочет коснуться ее, однако не решается этого сделать после того, как она несколько раз его оттолкнула. — Может быть, это Веларион отличился перед смертью или же мой собственный отец.

— Дункан сказал, что по словам его матери, его отец живет в Красном Замке, — возразила Лианна.

Рейегар замолчал и устало потер переносицу, а затем со вздохом бросил взгляд на свой стол и кипу недописанных писем.

— Позови этого мальчишку сюда, — сухо сказал он.

Дункан глядел на короля испуганно и все время старался ухватиться за руку Лианны. Он уже успел немного узнать ее и довериться ей, король же внушал ему трепет, кроме того, выражение, застывшее у Рейегара на лице, не внушило бы расположения даже взрослому, не то что перепуганному ребенку. Король улыбнулся, но улыбка вышла фальшивой, такая подошла бы для придворных господ и дам, а не для маленького мальчика, который смог бы легко отделить правду от лжи.

— Здравствуй, — проговорил Рейегар.

Дункан поклонился так низко, что обязательно упал бы, если бы Лианна не подхватила его.

— Моя дорогая жена говорит мне, что ты здесь ищешь своего отца, — король пытался успокоить свой голос, но металлические нотки все равно проскакивали в нем. Лианна чувствовала, как от волнения у мальчишки вспотели ладошки. — Это правда?

Мальчик неуверенно кивнул.

— Как зовут твою мать? — Рейегар пристально вглядывался в его лицо, видно, искал там те самые черты, о которых говорила ему Лианна.

— Тристель, — едва слышно отозвался Дункан. Лианна думала, что в глазах ее мужа промелькнет узнавание, но они все еще оставались такими же сосредоточенными.

— У тебя ее волосы? — спросил король.

— Нет, — мальчик наконец немного оживился, — у нее волосы светлые, такие же как у вас, только чуть желтее.

— А глаза? — продолжал Рейегар, бросив на Лианну тяжелый взгляд.

— Нет, глаза у нее другие, синие, свои я, наверное, взял от отца, — Дункан развел руками. — А что же, вы знаете, кто это может быть?

— Не знаю, — отозвался Рейегар, хотя его задумчивый взгляд говорил об ином. — Иди-ка к сиру Джонотору, что стоит снаружи, да скажи, что я велел отвести тебя на кухни и накормить, а потом позвать сюда сира Эртура Дейна.

Мальчик послушно кивнул и выскользнул прочь из горницы. Рейегар нахмурился и снова посмотрел на Лианну.

— Скажешь, черные волосы он тоже взял от меня? — бросил он рассерженно.

Лианна прикусила губу, признаваясь самой себе в том, что сделала заключение слишком поспешно, ни в чем толком не разобравшись. Ей вдруг стало стыдно. Она всегда считала себя достаточно разумной и хладнокровной, однако, когда дело касалось ее мужа она была способна на глупейшие поступки.

— Нет, — она покачала головой, обхватила себя руками и отвернулась. Пропитанные потом спутанные волосы падали на лоб, отчего кожа начинала чесаться.

— Ты права, — проговорил ее муж, — в нем действительно течет кровь драконов. Я в этом почти уверен. Интересно, откуда происходит его мать.

Лианна надеялась, что он подойдет и обнимет ее, но Рейегар оставался стоять в стороне, задумчиво теребя меж зубами нижнюю губу. Она сама нерешительно приблизилась к нему и порывисто обняла. Он словно этого и ждал, ибо его горячие руки тут же легки ей на талию.

— Мать? — Лианна удивилась, поднимая на него взор. — Не отец? Но глаза…

— Лианна, — Рейегар едва заметно покачал головой и улыбнулся. — Я не единственный мужчина с фиолетовыми глазами в этом замке, неужели ты сама этого не знаешь?

В столице стояла нестерпимая жара, солнце палило нещадно, а освежающий морской ветер не всегда долетал до замка, стены которого покраснели, казалось, оттого что были до невозможности накалены. Эртур добрался до своей каморки и улегся на узкую и жесткую постель. Рейегар предлагал выделить ему как мастеру над войной отдельные покои где-нибудь в Кухонном Замке, но Эртур отказался. Он был королевским гвардейцем и останется им до конца своих дней, и негоже ему жить где-то еще, кроме как в принадлежащей ему комнатушке в Башне Белого Меча.

Благо, солнце появлялось в небольшом окне над кроватью Эртура только ближе к вечеру, и пока у него была возможность наслаждаться тенью. Она не дарила желанной прохлады, но во всяком случае уберегала от обжигающих солнечных лучей. Одежда Дейна взмокла, пот струился по лбу и щипал глаза. Живя дома, в Дорне, Эртур никогда подобного не испытывал. Воздух там не был таким тяжелым и будто бы осязаемым. Бывало, он весь день мог провести в уютной тени у берега Быстроводной, наслаждаясь прозрачной водой и приятным ветерком.

Сегодня у него был день отдыха, однако Дейн был не против потратить его часть на тренировку с Лианной Старк. У него все равно не было особенных дел, и он был рад, что королева решила вернуться к занятиям. За годы он успел привязаться к ней, как к сестре, однако, как и с Эшарой, он не стал с ней достаточно близок, чтобы чем-то делиться. Сказать по правде, даже Рейегара он давно уже не посвящал в свои душевные дела, в основном выслушивая его самого, когда королю требовалось выговориться. Эртур же держал все свои тайны при себе.

У Рейегара была его Лианна, у Эшары — ее Тихий Волк, да и сама она оказалась теперь далеко, как и Аллирия, и Эдмар. В отличие от других своих братьев по гвардии, Дейн чувствовал себя одиноко. Старшая сестра Освелла Шелла Уэнт служила у королевы во фрейлинах, Джонотор Дарри и Ливен Мартелл имели любовниц, Майлс Мутон и Арис Окхарт были еще молоды и окружены стаей друзей, а Барристан Селми, казалось, и вовсе ни в чем таком не нуждался, хотя про него и ходили когда-то слухи, что он был по уши влюблен в Эшару, да и сам Дейн подмечал полные тоски взгляды сира Барристана в сторону его сестры. Эртур не заметил, как остался один. Хотя он и знал, что может всегда пойти к Рейегару, беспокоить старого друга ему не хотелось. У короля и так достаточно забот, не хватало ему еще загрустившего гвардейца.

Эртур снова подумал о Лианне Старк. За те годы, что он знал ее, она успела сильно измениться, ее глаза сделались серьезнее и тверже, она стала собраннее на людях, хотя в кругу близких все еще иногда позволяла себе становиться непосредственной шаловливой девчонкой. Однако упорство ее никуда не делось, она отдавалась любимому делу со всей страстностью, словно юному горячему любовнику. Лианна Старк не боялась усталости и труда и поэтому смогла многому научиться несмотря на то, что ей было трудно.

Она полюбила несвободного мужчину и получила его, ей хотелось освоить искусство владеть мечом, и она делала в этом большие успехи. Казалось, она всегда добивалась того, чего хотела. Королева Лианна будто бы светилась внутренней силой, которой, по мнению Эртура, недоставало многим мужчинам. Они отращивали мускулы, ловко размахивали мечами, но стоило лишь легонько надавить на них, и они ломались, крошась словно тонкий лед. Сломать Лианну Старк было нелегко — сколько бы раз она ни падала, то все равно поднималась и продолжала идти вперед. Эртур не мог этим не восхищаться.

Дейн провел пальцами по влажному лбу и крыльям носа. Пожалуй, стоило позвать оруженосца, чтобы тот приготовил ванну. Он вспомнил, как в свое первое лето в Королевской Гавани ходил с Рейегаром купаться на берег Черноводной. Принц знал множество скрытых от посторонних глаз мест, как в городе, так и в округе, что было не удивительно, если вспомнить о его стремлении держаться подальше от толпы. Они плескались в прохладной воде, ныряли и устраивали заплывы. Эртур обычно выигрывал, но это нисколько не огорчало принца. Однажды Дейн решил напугать его, занырнув надолго под воду. Он выскочил, смеясь, прямо перед лицом Рейегара, заливая его брызгами, однако, стоило ему заметить, как сильно побледнел принц, так улыбка тут же сошла с его лица.

— У меня больше никого нет здесь, Эртур, — грустно произнес Рейегар. — Только ты да матушка.

В тот день Дейн понял, что замкнутый, сторонившийся людей юноша стал ему братом во всем кроме имени. В тот день Эртур поклялся себе защищать его и пока что клятвы не нарушал, пусть ради этого ему и приходилось поступиться другими данными им обетами.

Ему бы больше всего хотелось вернуть те дни и ту мальчишескую легкость. Тогда Эртур еще не был королевским гвардейцем, а Эйерис не свалился в бездну безумия. Все казалось таким простым и понятным, а потом все вдруг запуталось.

Дейн признавался себе в глубине души, что он сам отдалился от Рейегара, хотя его друг все еще продолжал тянуться к нему несмотря на то, что у него была собственная семья и целый ворох дел, которые всегда оказывались неотложными. «Я сам его выбрал тогда, — говорил себе Эртур, — но я все равно продолжаю винить его за это».

Он поднялся и подошел к двери, чтобы окликнуть своего оруженосца, который опять где-то прохлаждался, но вместо этого столкнулся лицом к лицу с запыхавшимся и растрепанным Уилласом Тиреллом. Его огромные глаза коричного цвета были широко распахнуты, и, если бы это был какой-то другой мальчик, Эртур бы встревожился, но Уиллас всегда выполнял поручения короля, перед которым благоговел, с ни с чем не сравнимым рвением.

— Что стряслось, Уиллас? — Дейн улыбнулся.

— Сир… — пробормотал мальчишка, ловя сбитое дыхание, — сир Джонотор сказал… сказал, что его величество зовет вас к себе.

— Хорошо, — кивнул Эртур, — ты можешь передать его величеству, что я буду готов через четверть часа.

Уиллас во все глаза уставился на него, видно, пораженный тем, что Дейн никуда не бежал сломя голову по первому зову короля. Эртур закрыл за ним дверь, разделся и, смочив грубую хлопковую тряпку в тазике для умывания, отер потное и липкое от жары тело. Он натянул бриджи и легкую тунику, убрал мокрые волосы в хвост и направился к королю.

Интересно, что Рейегару было от него нужно? Если бы это было связано с делами гвардии, король обратился бы к Джонотору Дарри, что стоял на посту у его горницы, значит, дело было в чем-то другом. Поразмышляв об этом, Эртур встревожился и ускорил шаг, поспешно преодолел двор и взлетел вверх по лестнице на второй этаж. У двери Рейегара никого не было, и, осторожно постучав, Дейн просунул голову внутрь.

— Входи, Эртур, — пробормотал король. Он стоял у окна и вертел между пальцами завязку на манжете своей белой туники.

Эртур вошел и в недоумении остановился. Рейегар продолжал возиться с завязкой и теперь накручивал ее на палец. Он был явно взволнован, и Дейну только оставалось гадать, что стало тому причиной.

— Ты звал меня, — отметил Эртур, и его слова прозвучали почти как вопрос.

— Да, — Рейегар кивнул, не отворачиваясь от окна. — Прости, я… если быть честным, я не знаю, с чего начать.

Эртур насторожился. Судя по тону короля и по тому, как тот избегал смотреть другу в глаза, Дейну предстояло услышать нечто неприятное.

— Говори как есть, — попросил Эртур, он сложил руки на груди и оперся плечом о стену, пронзая Рейегара взглядом, желая скорее узнать, что намеревался сообщить ему король.

Рейегар кашлянул в кулак. Он наконец-то повернулся лицом к Дейну, король прикусывал губу, и во всем его внешнем виде сквозила неловкость. Он с грохотом отодвинул тяжелое кресло и уселся в него, жестом приглашая Эртура поступить также. Разговор, видно, предстоял долгий, и это вновь заставило Дейна забеспокоиться.

— Тебе знакомо имя Тристель? — наконец спросил Рейегар, и Эртуру почудилось, будто на него выплеснули ушат ледяной воды. Он никогда не предполагал, что снова услышит это имя, тем более из уст Рейегара Таргариена. — Вижу, что знакомо, — заявил король, вздыхая. Больше он ничего не сказал, отвернулся в сторону и по привычке потер переносицу.

«Что ему известно? — размышлял Эртур. — И что он сделает со мной теперь?» Ему хотелось заговорить, но никакие слова не приходили на ум. Стоило ли ему повиниться или же, наоборот, все отрицать? Почему эта давняя история, оставшаяся рубцом на сердце Эртура, совершенно внезапно всплыла именно сейчас, словно давно умерший утопленник?

— Молчишь? — Рейегар склонил голову, его индиговые глаза потемнели, став почти черными. — Я думаю, что пришло время все мне рассказать, Эртур. Опомнись, Дейн, это же я, твой друг!

— Ты не только мой друг, но еще и мой король, — заговорил наконец Эртур, чувствуя, как язык прилипает к пересохшему небу.

— Не думаешь же ты, что я казню тебя или отправлю в Ночной Дозор за нарушенную клятву? — воскликнул Рейегар. — Да что с вами со всеми происходит?

Дейна будто бы ударили по лицу. Он словно очнулся от какой-то странной дремы и во все глаза поглядел на короля. Тот казался обиженным и даже разозленным.

— Извини, — буркнул Эртур. — Я хотел рассказать тебе еще тогда, я хотел просить тебя…

Эртур, не останавливаясь, говорил, а Рейегар молча слушал. Дейн полагал, что друг его удивится, но тот оставался спокойным, лишь индиговые глаза загадочно поблескивали, словно где-то там, в глубине этих аметистов горел огонь. Дейн больше смотрел на собственные стиснутые в замок руки и лишь иногда поглядывал на Рейегара, надеясь разгадать, что он обо всем этом думает, но король был невозмутим. Лишь изредка губы его странно кривились, словно бы он что-то напряженно обдумывал.

Рассказ вызывал у Дейна смешанные, беспорядочные чувства. Он испытывал одновременно и облегчение, и тупую тянущую боль, будто зашитая рана вдруг вскрылась и начала кровоточить. Он ошибся, это был не рубец, его рана лишь легко затянулась, но стоило потревожить ее, как она разошлась, снова обнажая ничем не защищенную плоть и причиняя боль, от которой Эртур, казалось, не в силах был избавиться.

— Почему ты не пришел ко мне? — проговорил Рейегар, он закинул ногу на ногу, и оказавшаяся сверху нога покачивалась в воздухе, словно маятник.

— Что бы ты сделал? — пожал плечами Эртур. — Мои клятвы пожизненны.

— Ты не должен был решать это сам, — Рейегар поджал губы. — Если бы я ничего не смог сделать, я бы сам сказал тебе об этом. Я король, если я того пожелаю, я могу менять законы и традиции.

— Сам знаешь, как это опасно, — отметил Эртур. — Вспомни Эйгона, твоего прадеда, который только и делал, что подавлял восстания, ибо осмелился дать привилегии простому сословию, отобрав их у лордов, алчущих лишь большей власти. Ты не можешь что-либо изменить одной своей волей.

— Ты не первый говоришь мне это, — Рейегар усмехнулся. Он поднялся, взял штоф с вином и, наполнив два кубка, протянул один из них Эртуру. — Освежись, а то ты весь взмок. Тем не менее, Эртур, это должно было быть мое решение, а не твое, однако не будем говорить о путях, что нам не суждено было пройти. Мне жаль, что все вышло именно так. У меня нет друга более близкого, чем ты, но я бы отпустил тебя с ней, даже если бы ты надумал бежать в Эссос.

Впервые за все то время, что он находился в этой комнате, где ему знаком был едва ли не каждый дюйм, Эртур улыбнулся. Он пожалел, что столько лет, сам того не желая, винил Рейегара в сделанном им самим выборе.

— Помнишь, ты как-то сказал мне, что кроме меня и твоей матушки, у тебя никого нет? — спросил вдруг Дейн, возвращаясь мыслями к тому дню, когда они беззаботно плескались в речке. Вот бы повторить все это сейчас.

— Да, — лицо Рейгара просветлело, — и с того времени почти ничего не изменилось. Ты дорог мне так же, как моя жена и дети.

— А у меня кроме тебя никого нет, Рейегар, — проговорил Дейн и отчего-то неуклюже пожал плечами, сам не зная, что именно хотел этим сказать.

Король склонил голову и легко улыбнулся. Такими улыбками близкие и друзья Рейегара были обязаны Лианне Старк, Эртур знал это. До нее уголки губ короля редко когда устремлялись вверх, да и теперь широкие улыбки были ему не свойственны.

— Знаешь, — заговорил вдруг Рейегар, — сам того не ведая, ты, вероятно, ошибаешься.

— Что ты имеешь ввиду? — насторожился Эртур. Волнение охватило его, а благостное выражение на лице его друга скорее не успокаивало, а наоборот, внушало еще большую тревогу.

— Я имею ввиду, что ты кое-что оставил своей даме сердца, — пояснил король. — А именно мальчика по имени Дункан.

— Откуда ты знаешь? — воскликнул Дейн. Поверить в такое было совершенно невозможно, а особенно трудно было поверить в то, что обо всем этом ему рассказывал Рейегар. Вся кровь в его теле будто бы отхлынула, собравшись в клубок где-то в области сердца, а затем ринулась обратно, бросая Эртура в жар.

— Оттого, что бедолага пробрался в замок искать отца, попался в руки стражи и счастливо напоролся на мою супругу, пожелавшую восстановить справедливость. Увидев его фиолетовые глаза, Лианна сложила два и два и приняла его за моего бастарда, — король покачал головой. — Так как я знал, что никоим образом не могу быть причастен к рождению этого мальчика, а после он сказал мне, что цвет глаз он унаследовал не от матери, то мне ничего не оставалось, как подумать на тебя, друг мой.

Снова наступила тишина. Рейегар отвернулся, позволяя Эртуру немного прийти в себя, однако у него не вышло бы сделать это так быстро. Дейну казалось, что заигравшийся котенок подхватил клубок его мыслей и спутал их так, что привести их в порядок было более невозможно. Эртур не знал, что ему делать и как ответить на слова друга, он лишь сидел, пытаясь разобраться в себе и в своих чувствах, что накатывали на него, словно волны на берег Черноводного Залива.

— Ты что-нибудь сказал ему? — спросил Дейн просто для того, чтобы что-то спросить.

— Не мне говорить ему, — покачал головой король. — Я отправил его на кухню, кухарки покормят его обедом. Если ты хочешь…

— Я не знаю, — перебил его Дейн, голос его внезапно дрогнул, и он устыдился своей слабости. — Чтобы сделал ты?

— Если бы у меня вдруг объявился сын от любимой женщины, о котором я никогда не знал? — Рейегар улыбнулся. — Я бы немедленно захотел познакомиться с ним.

— А как же…? — начал Эртур.

— Об этом мы поговорим позже. Когда именно, ты решишь сам, — пообещал король. — Запомни, друг мой, я всегда буду на твоей стороне. Однако тебе придется рассказать обо всем Лианне. Кажется, она уже осознала, что сделала слишком поспешные выводы, но ей бы не помешало услышать это из твоих уст, чтобы она совсем избавилась от подозрений.

— Хорошо, — согласился Эртур, хотя он и не представлял, каким образом он будет повествовать обо всем этом Лианне Старк, однако раз уж он заварил эту кашу, ему предстояло съесть ее всю, до последней ложки, какой бы противной на вкус она ни оказалась. — Я… пожалуй, пойду, — он поглядел на Рейегара будто бы ждал его одобрения.

— Постой, — король остановил его. — Один последний вопрос, который не дает мне покоя. Лианну сбил с толку не только цвет глаз, но и валирийские черты, которые заметны у мальчика в той же степени, что и у Эйгона. Некто со стороны, возможно, их не отметит, но знающий человек всегда обратит внимание.

Эртур с минуту молчал. Он утаил от Рейегара правду о происхождении Трис и не знал, стоит ли раскрывать ее теперь, однако необходимость врать своему другу и королю Дейну претила.

— Рейегар… — пробормотал он и внимательно посмотрел другу в глаза, — пообещай мне, что ты никому об этом не расскажешь и не станешь ничего предпринимать.

— У тебя есть мое слово, — сказал король со всей серьезностью. — Этого достаточно?

— Да-да, конечно, — заверил друга Дейн. — Не думай, что я когда-либо считал тебя недостойным доверия.

— Приятно слышать, — буркнул Рейегар.

— Тристель — потомок принца Дункана и леди Дженни, — сказал Эртур, и на этот раз пришел черед Рейегара замереть на месте.

— Не может быть! — воскликнул король. — Хотя… — Рейегар вскочил с места и подошел к полке с книгами, его пальцы забегали по корешкам, и Эртур подумал, что он прикасается к книгам словно к желанной женщине. Трепетно и нежно. Король вглядывался в заглавия, что-то ища, пока не выхватил один из пыльных томов и принялся его перелистывать. — Сейчас, — бросил он, — сейчас-сейчас. Вот. Вот оно. У них была дочь…

— Алисанна, — вставил Эртур. — Бабушка Трис.

— Невозможно, — мотая в неверии головой, король вернулся в кресло. Он все еще сжимал книгу в руках. — Когда я спросил про нее у мамы, она сказала, что Алисанна исчезла вскоре после пожара в Летнем Замке. Ее искали, но, видно, не слишком старательно.

— Полагаю, она не хотела, чтобы ее нашли, — предположил Эртур.

— Да, наверное, ты прав, — Рейегар был явно взволнован и, если бы не данное Эртуру слово, он тут же побежал бы скорее знакомиться с Тристель. Мальчик, до своих семнадцатых именин не имевший не только братьев и сестер, но даже и кузенов, стремился обрести семью. — Однако, я не буду тебя больше задерживать, прости. Иди, я знаю, тебе не терпится.

Ноги у Эртура отяжелели и будто бы держали его на месте, в то время как сердце его рвалось поскорее очутиться на замковых кухнях. Он хотел одновременно бежать и врасти сапогами в землю. Дейн тряхнул головой, стараясь придать себе невозмутимый вид. Не торопясь, он спустился по лестнице, преодолел двор, прикрывая глаза от бьющего в лицо вечернего солнца, и оказался прямо у кухонь, которые мог узнать по исходившим оттуда запахам даже тот, кто был в Красном Замке впервые.

Эртур дернул дверь, протискиваясь внутрь. Молоденькие служанки и поварихи бросали на него любопытные взоры, переглядываясь и перешептываясь между собой и сопровождая все это глупым хихиканьем. Дейн знал, что юные девицы благоговели перед рыцарями, а если уж речь шла о легендарном Мече Зари, то тут и говорить было нечего, один его небрежный взгляд многим кружил головы.

В лицо ему пахнул жар от плит и запах жаренного масла, чад щипал глаза, и Эртуру показалось на мгновение, что он попал в застланную туманом пещеру. Дейн потер глаза, моргая и пытаясь привыкнуть к неприятным ощущениям. Стоя у двери, он некоторое время озирался в поисках мальчика, пока не заметил его густую черную шевелюру, такую же как у него самого. Мальчишка наворачивал суп и о чем-то негромко болтал со старшей кухаркой. Женщина сидела напротив, положив подбородок на руки, и с умилением глядела на его.

Эртур не стал сразу подходить к нему, рассматривая мальчика издалека. Дункан. Он не заметил, как его губы выгнулись в улыбке при воспоминании о ловле разбойников с деревенскими соседями Трис. Думала ли она об этом, когда давала имя их сыну или же просто назвала его в честь одного из своих предков или же в честь знаменитого Дункана Высокого — самого благородного рыцаря, что когда-либо ступал на землю Семи Королевств. Интересно, что сказала Алис, узнав, что у внучки родился мальчик, который не унаследует магический дар.

Были ли у Трис другие мужчины, ведь ей нужно было зачать и родить девочку? От этой мысли Эртуру вдруг сделалось больно. Спустя столько лет он все еще дрожал от гнева при мысли, что другой мужчина может касаться ее тела, ласкать ее, целовать ее мягкую кожу, пахнущую травами. Дейн помнил ее запах и ее вкус, словно видел ее только вчера, словно бы и не было тех долгих лет, когда он предпочитал и вовсе о ней не думать. «Ты сам отказался от нее, — сказал себе Эртур, — не тебе ее ревновать. У тебя нет на это права, как и права называть этого мальчика своим сыном».

Однако прав был тот, кто первым сказал о том, что любовь — смерть долга, а честь — ничто в сравнении с возможностью прижать к себе любимую женщину или держать на руках своего малыша. Рейегар Таргариен давно толковал ему об этом, теперь эту истину познал и Эртур Дейн. Увидев Дункана, он уже не мог просто так развернуться и уйти прочь.

Ему стоило сделать всего несколько шагов, чтобы покинуть кухни и навсегда исчезнуть из жизни своего сына. Теперь он лишь прикоснулся к ней, подглядел за ней в замочную скважину, но Эртуру отчаянно хотелось стать ее частью, и он не мог просто так побороть это желание. Казалось, оно было сильнее, чем жажда обладать любимой женщиной, сильнее, чем любое чувство, которое было когда-либо доступно Мечу Зари. Еще некоторое время он простоял в тени, однако потом покинул ее и приблизился к мальчику.

— Здравствуй, Дункан, — проговорил он, стараясь придать своему голосу спокойствия.

— Сир, — мальчик подскочил и принялся было кланяться, но Эртур жестом попросил его вернуться на место и доедать свой суп. — Откуда вы меня знаете?

— Король послал меня к тебе, чтобы я отвел тебя домой, — объяснил Эртур, чувствуя на себе удивленный взгляд старшей кухарки. Где это было видано, чтобы король Рейегар посылал одного из белых плащей, чтобы позаботиться о каком-то безродном мальчишке. — Уже темнеет, не дело тебе в одиночку бродить по улицам. Доедай, а я тебя подожду на улице.

Эртур так опасался выдать себя, показать охвативший его трепет и волнение, что предпочел поскорее сбежать. Он потрепал мальчика по голове и поспешил покинуть задымленный зал, после которого даже жаркий уличный воздух приносил достаточное облегчение. Дейн не заметил, что старшая кухарка последовала за ним.

— Сир Эртур, — пробормотала она, — вы уж простите, но с чего мальчишке такие почести? Неужто правду шепчут, и мальчишка правда побочный сын короля?

«И когда только они успели все это придумать?» — подумал Дейн.

— Керра, — тихо сказал гвардеец, — вы знаете, что я не выношу слухов, особенно о своем друге и призываю вас далее их не распространять. Этот мальчик не имеет к королю Рейегару никакого отношения. Вы сами знаете, как бывают добры король и королева. Их величества просто решили проявить милость к ребенку. Это все.

Он строго оглядел кухарку и под его тяжелым взглядом она как-то измельчала и поджала губы. Эртур понадеялся, что этого будет достаточно, дабы прекратить ненужные толки. Дейну не хотелось впутывать в это дело Вариса, который мог бы начать копать глубже и докопаться до чего-то такого, что его совершенно не касалось. Эртур не желал, чтобы толстые пальцы евнуха добрались до Трис и ее сына.

Дункан вышел и послушно встал рядом с сиром Эртуром. Дейн кивнул Керре, взял мальчика за руку, и вместе они направились к конюшням, ловя на себе любопытные взгляды. Благо, наступил час ужина, и народу во дворе оставалось не так много. Дейн сам оседлал Мрака — своего вороного жеребца — и усадил Дункана в седло. Медленным шагом они направились к замковым воротам.

— Куда ехать, Дункан? — спросил Эртур.

— На улицу Сестер, сир, — пробормотал мальчишка. — Через два квартала от Гильдии Алхимиков, сир.

Не слишком-то хорошее место на взгляд Эртура. Недалеко оттуда находился бордель, известный, как Дом Поцелуев, но это всяко было лучше, чем также располагавшийся рядом Блошиный Конец.

— Ты знаешь, как меня зовут, Дункан? — вдруг спросил Дейн, не уверенный, что мальчик узнал его.

— Конечно, сир, — мальчишка восторженно залепетал, — стоит поглядеть на ваш меч, как становится ясно, что вы тот самый Меч Зари.

Эртур усмехнулся, качая головой. Неужто это Тристель рассказывала сыну о нем?

— Откуда ты прослышал обо мне? — полюбопытствовал он.

— Да кто о вас только не болтает! — воскликнул Дункан. — Межевые рыцари, забредавшие в нашу деревню, только и рассказывали о ваших подвигах! Про Братство Королевского Леса и про то, как вы победили на Суде Семерых огромного рыцаря, размером с гору. О ваших победах на турнирах и о том, как вы дважды победили самого короля.

— А матушка что-нибудь тебе рассказывала? — спросил Эртур с едва слышной надеждой в голосе. На его счастье, мальчик был слишком удивлен и взволнован встречей с легендарным рыцарем, чтобы заподозрить нечто странное или непривычное.

— Нет, — он сокрушенно помотал головой, — она говорит, что мне следует учиться, а не слушать россказни. Она подумывала над тем, чтобы отправить меня в Цитадель или в подмастерья к какому-нибудь ремесленнику. Но это было, когда мы еще жили в деревне, пока жива была прабабушка, а теперь она только молчит и говорит, что не знает, что со мной делать.

«Значит, Алис больше нет», — подумал Дейн, вспоминая эту смелую и гордую женщину. Несмотря ни на что он всегда испытывал к ней симпатию и уважение. Он удивился, что не понял этого раньше, ведь Алис никогда бы не позволила внучке уехать в город.

— А ты чего хочешь? — осведомился Эртур. Дункан невообразимо напоминал ему его самого в этом нежном возрасте. Он тогда во все глаза глядел на молочно-белый меч своего дяди и мечтал и сам когда-нибудь взять его в руки. Что ж, некоторые мечты все же сбываются. Рассвет теперь и правда висит у него за плечом, но Дейн подумал, что с радостью отдал бы его ради того, чтобы иметь возможность наблюдать, как растет его сын, как грезит о рыцарстве, читать ему сказки, а по ночам засыпать в объятиях Трис и ни о чем не думать.

— Я хочу стать таким же рыцарем, как вы и как сир Дункан Высокий, — разболтавшегося мальчишку было уже не остановить. Видно, у него дома подобные мечты не поощрялись, и он рад был поделиться ими с тем, кто готов был его выслушать. — Как думаете, смог бы я стать рыцарем Королевской Гвардии? Сир Дункан был из простых, но все равно получил белый плащ. Правда, матушка говорит, это все потому, что он был другом юного принца Эйгона. А я бы мог подружиться с принцем, разве нет? Король и королева не показались мне такими высокомерными, как можно о них подумать.

— Сир Дункан получил белый плащ не за то, что он стал другом принцу крови, а за то, что в своих деяниях следовал идеалам рыцарства, — Эртур потрепал мальчика по голове. Ребенку явно не хватало мужского воспитания, и это было заметно. В очередной раз Дейн почувствовал резкий укол вины. — Он не сразу начал побеждать на турнирах или сделался хорошим мечником, но человеком честным и благородным он был всегда. Этому невозможно научиться. Это то, что есть у тебя в сердце.

— Но ведь бездарного мечника никто в королевскую гвардию не возьмет, — возразил Дункан, — разве не так, сир?

— Твоя правда, — Эртур рассмеялся. Их беседа текла так естественно, будто Дейн знал мальчика всю свою жизнь. Однако, он подумал, что стоит Дункану узнать, кто он на самом деле, как вся легкость немедленно испарится, сменившись неловкостью, а затем сотней вопросов, на которые Меч Зари не сможет ответить так, чтобы не ранить чувства мальчика. — Однако этому всегда можно выучиться.

— Где же выучиться, сир? — тяжко вздохнул Дункан. — Денег на учителя у матушки нет, это у вас лордов в каждом замке есть мастер над оружием.

— Ты можешь пойти оруженосцем к какому-нибудь достойному рыцарю, — отозвался Эртур, немного пораздумав, — вот, может, даже и ко мне. Своего оруженосца я когда-нибудь посвящу в рыцари, и мне понадобится новый.

— Ох, только бы матушка на это согласилась, — в голосе мальчика звучал непередаваемый восторг.

«Это самое меньшее, что я могу для него сделать», — подумал Эртур, а вслух сказал:

— Не мне решать за нее, Дункан.

Захочет ли Трис вообще говорить с ним после того, как он поступил с ней, а уж тем более отдать ему своего сына? Дейн уже успел размечтаться и совсем позабыл об этом. Имел ли он право являться после стольких лет и отбирать у матери ее единственного сына? Эртур пожалел, что из-за своей несдержанности подарил Дункану ложную надежду. Не только Дункану, но и себе самому.

— Скажите, сир, — снова заговорил Дункан. Его звонкий мальчишеский голос расколол на мелкие осколки думы Эртура и выбросил их прочь. — А король ничего не сказал вам о моем отце? Они с королевой так старательно выспрашивали меня, и я подумал… а вдруг они что-то знают?

— Нет, Дункан, — Эртур покачал головой, сердце его обливалось кровью, — его величество ничего мне не сказал.

— Неужто мне и правда никогда его не найти? — пробормотал он сокрушенно, а затем, выпрямившись и будто бы позабыв на время о своем разочаровании, радостно крикнул: — Приехали, сир!

От этих слов сердце Эртура сжалось от волнения и предвкушения скорой встречи с той, кого он не видел столько лет. Изменилась ли она? Узнает ли он ее? Что она ему скажет? Как посмотрит? Все эти вопросы не давали ему покоя.

Эртур спешился и помог слезть с высокого седла и Дункану, подхватив его за талию, а затем привязал коня к слегка покосившемуся деревянному забору. Дункан поспешил к калитке, желая поскорее успокоить мать, которая, вероятно, успела уже хватиться его. Дейн на мгновение замер, рассматривая дом с белеными стенами и черепичной крышей, которая, по всей видимости, увеличивала цену этого дома на пару-тройку золотых драконов. Черепица уже крошилась и сыпалась в нескольких местах, и Эртур подумал, что следовало бы ее подновить. Этим бы он и занимался сейчас, если бы не родился Мечом Зари и не стал королевским гвардейцем.

— Дунк! — донеслось у него из-за спины. — Дунк, паршивец, где ты был?

Трис бежала по улице, растрепанная, она подхватила подол, чтобы не упасть, и в сумерках сверкали ее бледные икры.

— Мама! — Дункан кинулся к ней, и она заключила его в объятия, крепко прижав к себе.

Эртур ощутил укол какого-то странного, незнакомого доселе чувства, словно где-то в другом мире у него была совершенно отличная от теперешней жизнь. В ней он подбежал к Дункану и Тристель, обнял их, и они все вместе направились в дом, где их уже ждал горячий ужин. Сейчас же Тристель вовсе не замечала его, все ее внимание было отдано сыну, о судьбе которого она так беспокоилась.

Тень росшей у забора рябины хорошо скрывала его, и Эртур подумывал вскочить на лошадь и ускакать подальше, разорвав навсегда тонкую нить, что связала его с той другой жизнью, которой он никогда не проживет. Тристель поднялась и, взяв сына за руку, повела его к дому.

— Миледи, — позвал Эртур.

Она остановилась.

— Я не… — начала она, и тут ее взгляд упал на его лицо. Рот у Трис приоткрылся, но слова, видно, изменили ей. Она молча рассматривала Эртура, словно бы пыталась увериться, что глаза не обманывают ее.

— Это сир Эртур Дейн, мама, — стал объяснять Дункан, совершенно не понимавший, что происходит. — Он доставил меня домой по просьбе короля.

— Короля? — вскрикнула в испуге Тристель. — Самого короля?

— Не волнуйтесь, миледи, — Эртур улыбнулся, — ничего страшного не произошло. — Об истинной причине, заставившей Дункана явиться в Красный Замок, он предпочел пока трусливо умолчать, боясь, что не вынесет взгляда синих глаз Трис.

— Иди-ка домой, Дунк, — она потрепала сына по шапке густых волос. — Помогай накрывать на стол.

Попрощавшись с Дейном, мальчик послушно убежал. По всему было видно, он желал бы остаться, но не хотел перечить матери после того, как уже изрядно провинился перед ней.

— Он искал в Красном Замке отца, — наконец сознался Эртур и поглядел на Трис. Ее лицо оставалось немым и холодным. За годы она успела измениться. Прежняя Трис попыталась бы его поколотить или накричала бы на него. «Это я затушил ее огонь», — подумал с сожалением Дейн.

— Верно, он как-то подслушал мой разговор с бабушкой и решил во что бы то ни стало заняться поисками, — проговорила Трис задумчиво и устало.

— Алис? — спросил Эртур. — Дункан сказал, что она умерла. Я скорблю вместе с вами.

— После ее смерти мы перебрались в столицу, — сообщила Трис, и в глазах ее блеснули слезы. — Оставаться в той деревне мне было тошно. Ты рассказал ему что-нибудь? — внезапно осеклась она, возвращаясь к предыдущей теме разговора.

— Нет, не сказал, — Эртур удрученно покачал головой. — Это право принадлежит тебе. Ты ему скажешь?

— Лучше не стоит, — отмахнулась она. — А тебе лучше сюда больше не приходить.

Ее просьба звучала окончательно, словно приговор, и Эртур даже не мог потребовать суда поединком. Он виновен, и боги знают это. Больше ничего не сказав, Трис зашагала к дому, а Дейну больше ничего не оставалось, как подчиниться ей и уйти, оставив их в покое.

Он взялся за поводья и принялся отвязывать их. Дверь дома Трис отворилась, бросив на покрытую травой лужайку прямоугольник света. На пороге показалась девочка, такая же черноволосая, как Дункан, судя по всему, его ровесница.

— Мама! — позвала она. — Иди скорее, мы умираем с голоду.

— Иду, Дженни, милая, — отозвалась Трис.

Рейегар недовольно постукивал пальцами по столу, сжимая в другой руке перо. Слова получались нескладными, и король все никак не мог найти подходящую фразу, чтобы выразить свою мысль. Возможно, ему стоило отложить это до утра, но Рейегар не любил оставлять дела незаконченными. За дверью его горницы уже успел смениться гвардеец, а король все еще сидел за столом, уставившись в наполовину исписанный лист бумаги.

Голова отяжелела, обещая в скорости разболеться, и Рейегар рассеянно потер виски, однако это не принесло ему ожидаемого облегчения. Мейстерские чернила собрались в каплю на кончике пера, капля все росла и крепла, а потом ухнула вниз, оставив на пергаменте кляксу. Король поморщился: он не любил разводить грязь на государственных бумагах. Наконец он отер перо уже изрядно перепачканной в чернилах тряпочкой, закупорил чернильницу и, смяв в кулаке пергамент, поднес его к свечному пламени, а потом долго наблюдал, как горит и извивается бумага, превращаясь в пепел на серебряном блюде. Он займется всем этим завтра, а пока ему следовало отправиться спать.

Свеча на столе еще не успела достаточно прогореть. Рейегар взял ее и пошел в спальню к жене. Как он и ожидал, она уже спала, свернувшись клубком на своей половине кровати. Одеяло было откинуто в сторону и лежало рядом. В комнате было душно. Видно, Лианна забыла открыть окно перед тем, как лечь. Рейегар отворил тяжелую раму, впуская внутрь свежий воздух и порыв пахнущего солью морского ветра. Король поставил свечу подальше от окна, чтобы особо резкий порыв не задул ее и, сев на постель, принялся стягивать сапоги. Он мог бы позвать слугу, но боялся разбудить жену, да и ему самому хотелось побыть наедине с собой, а, в отличие от своего отца, он так и не научился принимать слуг за мебель, которая ничего не видит, не слышит и не чувствует.

Даже ночью воздух был слишком жаркий, и Рейегар устроился поверх одеяла, вытянувшись во весь рост и уставившись в потолок. Несмотря на тяжесть в голове, сон не шел. Рейегар прикрыл глаза, с улыбкой вспоминая, как Лианна называла близость с ним лучшим способом уснуть, когда не спиться. Он бы и сам сейчас не отказался от этого способа, но Лианна уже крепко спала, а он не желал ее будить. Кроме того, в последнее время между ними повисла некая едва уловимая холодность.

Он догадывался, что она, пожалуй, жалела о своей опрометчивости. Возможно даже, жалела особенно сильно, ибо такое с ней редко случалось. Однако Рейегар был обижен больше, чем хотел кому-либо показывать. Он всегда считал то доверие и ту любовь, что была между ними, чем-то незыблемым, таким же неразрушимым словно Стена. Она оберегала их мирок, защищая их от вьюг и ветров, от невзгод, от ссор и недопонимания. Рейегару казалось, что они научились понимать друг друга едва ли не с первой встречи. Он показал Лианне свою душу и не мог поверить в то, что она увидела там то, чего не было.

Теперь о разладе в королевской семье болтал весь замок, хотя нельзя было сказать, что они вели себя друг с другом враждебно. Рейегар оставался больше обычного замкнут, Лианна — непривычно молчалива. Они разговаривали, и иногда их разговоры становились вполне обычными, такими как бывали раньше, но Рейегару все равно чего-то не доставало, словно бы стена теперь не защищала их, а встала между ними.

Рейегар осторожно, чтобы не потревожить ее, коснулся волос Лианны и поднес к губам шелковистую прядь, затем повернулся на бок и прижал ноги к животу, сворачиваясь точно котенок. В таком положении он и проснулся на следующее утро, когда слуги разбудили его. Тело ломило, ноги и руки затекли, а ладонь, оказавшаяся у него под щекой, и вовсе онемела. Король долго вертел конечностями, стараясь привести их в порядок, тер колени и плечи, пока слуга помогал ему одеваться. Сегодня им с Лианной предстоял выезд в город, первый для нее после рождения ребенка.

На столе в их общей гостиной был накрыт завтрак, и Лианна уже заканчивала опустошать свою тарелку. На ней был темно-фиолетовый костюм для верховой езды: бриджи и жакет с широкими полами, что доставали до щиколоток и создавали видимость юбки. Лианна сама придумала крой несколько лет назад, а столичные портнихи пошили его для нее, после чего подобные костюмы появились у всех знатных дам Королевской Гавани. Раньше его жена ездила в мужском седле лишь на охоту, теперь же она использовала его постоянно, заявляя, что женская посадка придумана для того, чтобы жены не могли удрать от своих мужей, ибо ездить так просто невозможно.

— Доброе утро, — Рейегар предпочел поздороваться первым. — Как ты спала? — спросил он, заметив, что она бледна, и встревожившись.

— Благодарю, прекрасно, — сухо отозвалась она, предоставляя мужу заняться едой.

Лианна сложила приборы и взяла лежащее рядом с тарелкой письмо, развернула его и принялась за чтение. Губы ее расплывались в улыбке, и Рейегар обнаружил, что это безумно его раздражает, отчего он принялся звенеть ложкой о тарелку, зачерпывая горячую и ароматную кашу с маслом и медом. Лианна делала вид, что не смотрит на него, но он знал: исподтишка она бросала на него любопытные взгляды, а он тут же утыкался в тарелку, претворяясь, что и вовсе не интересуется ей. «Мы ведем себя, как дети», — подумал Рейегар и отчего-то весело улыбнулся. Жена заметила его улыбку, но ничего не сказала.

— Письмо от лорда Эддарда? — спросил Рейегар. Он не мог больше терпеть, желая выведать поскорее, что же так смешило ее.

Лианна поджала губы и смерила его ни на что не похожим взглядом. Так она обычно смотрела, когда считала, что он несет несусветную чушь. Рейегар кашлянул, чувствуя, как к коже приливает жар. Ему хотелось сорвать со стола скатерть, а с жены платье, и взять ее прямо здесь.

— Нет, — наконец отозвалась она. Они достаточно хорошо знали друг друга, и Рейегар был почти уверен в том, что жена догадывается, о чем он сейчас столь бесстыдно думает. Лианна облизала губы и вернулась к чтению. Он знал, что так она дразнит его. Она всегда обожала его дразнить.

Каша больше не казалась Рейегару вкусной. Он молча доел ее и поднялся из-за стола, протягивая жене руку.

— Нам пора, — проговорил он и поймал себя на том, что голос его звучит извиняющимся. «Пекло», — подумал Рейегар.

Лианна встала, и на мгновение ему показалось, что она не примет его руки, но она оперлась на нее, как всегда делала это. Рейегар ощутил жар ее тела, оказавшегося так близко, и оттого возжелал ее еще сильнее. Он сглотнул и облизал пересохшие губы. Лианна улыбалась, и он был почти уверен, что она делала все это намеренно.

Должно быть, они выглядели весьма забавно, когда вышли в коридор. Майлс Мутон, увидев их, покраснел, а Освелл Уэнт закусил губу, видно, удерживая себя от готовой сорваться с языка очередной шутки. Рейегар напустил на себя хмурый вид, отчего королевскому гвардейцу сделалось еще веселее.

Сегодня они намеревались посетить дом знаний, идею которого Рейегар вынашивал с самого своего восшествия на престол. Так как ничего подобного в Вестеросе раньше никогда не существовало, король воспользовался образцом подобных заведений, действовавших когда-то в Валирии под началом тамошних философов и описанных в нескольких книгах, которые присылал ему из Эссоса Джейме Ланнистер. Рейегар нарек свое детище «гурентира» — от древне-валирийского слова, значившего «знание». Первым делом король отправил учиться часть замковой прислуги, освободив их для этой цели от работы на два дня в неделю с сохранением прежнего жалования.

Многие скрыто возмущались, но король уговорил Вариса пустить слух, что тем, кто не пожелает прилежно учиться, откажут от места. Это помогло упрочить тягу к знаниям. Король и не думал делать ничего подобного, однако прокладывать дорогу к народному образованию приходилось силой и угрозами. Тем не менее, его гурентира стала пользоваться успехом, и короне пришлось выкупить под нее целых два дома, принадлежавших одному обедневшему лорду, который был весьма рад продать их за достойную монету.

Вскоре от желающих учиться уже не было отбоя.

— Крестьяне скоро поумнеют настолько, что захотят сбросить вас с престола, решив, что негоже вам управлять ими, — говорил сквозь зубы Великий Мейстер Бенедикт.

— Я не думаю, что к такой мысли их приведут арифметика и чистописание, — пожимал плечами Рейегар.

— Вы учите их читать книги, — возражал Великий Мейстер, — а книги — источник любых знаний, иногда весьма опасных.

«Наверняка, поэтому вы и держите редкие книги под замком в Цитадели», — думал Рейегар. Он всегда злился, когда вспоминал об этом. В библиотеке Цитадели хранились очень редкие, никому недоступные фолианты, и даже архимейстер Марвин не мог заполучить их для Рейегара. «Вы, видно, считаете нас, простых людей, опасными».

— Чтобы заставить крестьян сбросить меня с трона, достаточно поднять цены и обложить народ непосильными налогами, — отозвался Рейегар. — Я же делаю их жизнь лучше, насколько могу.

— Знания — удел Цитадели, — проскрежетал сквозь зубы Бенедикт. — Пусть обучением занимаются мейстеры.

— Простите, Великий Мейстер, — Рейегар чувствовал, что еще немного, и он уже не сможет сдержать свой гнев, — но знания принадлежат всем. Мы уже говорили об этом, и вы знаете мое мнение.

При этих словах мейстер поджимал губы и умолкал. Глаза его сверкали гневом, однако он не мог открыто высказать его своему королю, отчего Бенедикту только и оставалось, что недовольно пыхтеть про себя. Подобный разговор повторялся между ними уже несколько раз, и Рейегар все не мог взять в толк, почему бы Великому Мейстеру наконец не успокоиться и не перестать пытаться переубедить короля.

Смотритель дома знаний бывал на аудиенции у короля раз в три месяца, рассказывая об успехах учеников и об особо выдающихся их достижениях, которые могли бы заинтересовать Рейегара. Для нескольких отобранных смотрителем талантов после завершения ими обучения был устроен особый курс, где в дополнение ко всему уже изученному, они постигали мудрости сложных вычислений, риторики, геральдики и диалектов валирийского языка, на которых теперь говорили в Вольных Городах. Один из окончивших такой курс молодых людей — юноша по имени Альдо — сделался личным секретарем короля, следившим за его почтой и бумагами. Он же с недавних пор ведал перепиской короля и королевы, отчего мейстер Бенедикт еще сильнее злился.

Еще одним поводом для возмущения Великого Мейстера было наличие среди учеников гурентиры нескольких женщин. В своем негодовании Бенедикт не был одинок.

— Это может вызвать толки, — шептал Рейегару на ухо Джон Аррен.

— Если я не допущу туда женщин, моя жена перестанет говорить со мной, — отшучивался король.

Эта мысль и правда изначально принадлежала Лианне, но Рейегар ее полностью поддерживал и даже не думал возражать. Его собственные дочери — Висенья и Рейенис — обучались наравне с принцем Эйгоном, изучая все те же науки, что и будущий король. Именно поэтому образованием королевских отпрысков занимался мейстер Гильдейн, а не Великий Мейстер Бенедикт. Рейегар жалел только, что без жены и ее рассказов о том, как ее отправляли вышивать, пока ее братья слушали что-то интересное, он сам бы вряд ли до этого додумался.

Когда они прибыли на место, Рейегар помог Лианне спешиться. Было мгновение, когда он подумал, что она оттолкнет его, но его жена никогда бы не выразила ему свое неуважение прилюдно, оттого его опасения оказались напрасными. Лианна улыбнулась и поблагодарила его кивком головы. Он накрыл ее ладонь своей, стоило только ей взять его под руку. Лианна подняла на Рейегара удивленный взгляд, а он только пожал плечами, заставив ее едва слышно фыркнуть.

Рейегар, как всегда, беседовал со смотрителем и учителями, а Лианна болтала с учениками. Они обступали ее, дарили ей множество мелких подношений. Люди это были небогатые, поэтому в основном Лианна получала цветы и множество съестного. Еду она передавала стражникам, чтобы те отнесли ее в Блошиный Конец, а цветы всегда украшали ее спальню.

«Я так давно не дарил ей цветов», — с сожалением подумал Рейегар, в очередной раз припоминая, как сильно его жена любит цветы. Он одновременно пытался выслушивать доклад смотрителя и разглядывал улыбающуюся Лианну, держащую в руках букетик незабудок.

— Так что скажете, ваше величество? — смотритель вопросительно взирал на него, хитро прищурившись. Несмотря на то, что перед ним стоял сам король, смотритель говорил с Рейегаром будто со своим собственным сыном. Иногда королю этого не хватало. Этот старик немного напоминал Рейегару его дядю, служившего на стене.

— Простите, — повинился король. Будь он помладше, то немедленно покраснел бы. — Я отвлекся. Что вы говорили?

— Не извиняйтесь, — смотритель лукаво улыбнулся, — не грешно отвлечься на столь красивую леди. Ее величество очень хорошо выглядит, несмотря на… — старик осекся.

— Благодарю, — Рейегар не смог сдержать ответной улыбки. Ему доставляло удовольствие, когда его жену оценивали по достоинству. — Так о чем вы спрашивали меня?

— Что вы думаете насчет библиотеки? — пояснил смотритель. — Здесь недалеко как раз есть свободное здание, которое бы нам подошло. Можно нанять писарей, чтобы они занялись переписыванием книг из библиотеки Красного Замка, если вы, конечно, не возражаете.

— Я не возражаю, — Рейегар деловито кивнул. — Мне очень нравится эта мысль. Опишите подробно вашу затею, а главное, посчитайте, сколько это будет стоить и передайте моему секретарю. Если расходы окажутся слишком большими, то мы остановимся на чем-то менее грандиозном, однако я намерен воплотить ваш план в жизнь.

Они еще немного побеседовали, затем король побывал на нескольких уроках, на одном из которых он сам выступил в роли учителя, после чего засобирался назад. Возвращаться не хотелось, ему было приятно находиться среди этих спокойных, непритязательных людей. Они нравились ему, а он нравился им. Подобную легкость он ощущал разве что у себя дома, на Драконьем Камне, в остальном же он никогда не имел права забывать, кто он.

Лианна, кажется, ощущала нечто похожее. Она мягко улыбалась и выглядела гораздо более доброжелательной, нежели утром. Рейегар заметил, что она тоже на него поглядывает, как и он на нее. Это всегда отличало их отношения. На пирах, прогулках, охоте, выездах, он всегда искал ее глазами и не мог успокоиться, если не находил. Даже спустя столько прожитых вместе лет он испытывал желание дотронуться до нее, слегка прикоснуться, будто бы лишь для того, чтобы убедиться, что она действительно здесь, рядом с ним. Рейегар тосковал, когда Лианна уезжала, и им приходилось надолго расставаться. Каждый раз он с нетерпением ждал ее письма, а сам писал ей едва ли не каждый день, изливая на бумагу все, о чем он хотел бы рассказать ей, чем хотел поделиться, и представляя перед глазами ее лицо, озаренное хитрой улыбкой.

Сегодня же он поговорит с ней. Эти глупости пора было прекращать. Лианна была здесь, на расстоянии всего лишь нескольких футов, но он не мог ни прикоснуться к ней, ни рассказать ей обо всем, что грозовыми тучами собралось у него на душе.

Их обратный путь пролегал через центральную площадь, непривычно заполненную народом. Людей здесь всегда бывало много, ибо в площадь, будто реки в глубокое море, впадали несколько крупных столичных улиц, однако теперь горожане не спешили как обычно по своим делам, а стояли, уставившись на возведенный на середине площади помост, на котором возвышался по-мещански одетый мужчина, крепко держащий за запястье перепуганную женщину.

— Ну же, кто больше? — выкрикивал он.

— Что здесь происходит? — спросил Рейегар в недоумении. Его сопровождающие только плечами пожимали, а народ был столь увлечен происходящим, что многие до сих пор не заметили прибытия короля. — Уиллас, поди узнай, что там твориться, — бросил он своему оруженосцу.

Мальчишка юрко скрылся в толпе.

— Десять серебряных оленей, — крикнул кто-то, и толпа взволнованно загудела. Рейегар совершенно ничего не понимал, отчего все это нравилось ему все меньше и меньше.

— Одиннадцать, — раздался слегка подвыпивший грубый голос.

— А они у тебя есть? — отозвался мужчина на помосте. Рейегар заметил, что женщина рядом с ним вытирает щеки рукавом платья. Она плакала.

— Пекло, — буркнул про себя король, заметив подъехавшую к нему жену. Она наблюдала разворачивавшуюся перед ними сцену с растерянным и озабоченным видом.

Из-под чьих-то растопыренных ног вынырнул запыхавшийся Уиллас.

— Он ее продает, — доложился мальчишка, едва отдышавшись.

— Продает? — вскрикнул Рейегар. — Это невозможно. В Семи Королевствах не торгуют людьми.

— Это его жена, — пожал плечами Уиллас. — Люди говорят, он хочет продать ее, а потом жениться на другой. Да и она сама вроде как не против.

— Думай, что болтаешь, — возмутилась Лианна, напустившись на беднягу Уилласа.

Не успел Рейегар что-то сделать или сказать, как Лианна направила свою лошадь в толпу, громко свистнув перед этим, чтобы дать возможность людям расступиться. Рейегар вздохнул и устремился за ней. Королевские гвардейцы, ворча, отправились следом. Теперь, когда Лианна привлекла к себе внимание, на них уже все оглядывались, отвлекаясь от торга и человека на помосте. Горожанин, принявший супругу за годный к продаже товар, тоже замер и во все глаза уставился на направляющуюся к нему воинственную королеву. Рейегар видел только ее затылок, но был уверен, что серые очи его жены метали молнии, а она сама была готова бурей обрушиться на этого глупца.

Крики смолкли. Лианна спешилась и взбежала на помост, Рейегар, не отставая, шел за ней. В спину ему дышали Освелл и Майлс, и если Мутон покорно следовал за членами королевской семьи, куда бы им не взбрело в голову отправиться, то Уэнт, стоит им вернуться в Красный Замок, сначала восхитится мужеством и целеустремленностью Лианны, а затем отругает ее за то, что подвергает себя опасности. Рейегар уже знал, что и сам с ним согласится.

— Ваше величество, — в голосе горожанина не осталось и капли былой наглости. Он низко поклонился королю и королеве, едва не ударившись лбом о доски помоста. Его жена перестала всхлипывать и во все глаза уставилась на королевскую чету.

— Сударь, — Рейегар откашлялся, не дожидаясь пока заговорит Лианна, — извольте объясниться. Мой оруженосец сообщил мне, что вы намереваетесь продать свою супругу, будто какой товар.

— Совершенно верно, ваше величество, — подобострастно залепетал продавец. — Я не делаю ничего противоречащего закону. Обычай этот древний и никогда не был запрещен. Я не продаю ее в рабство, а всего лишь хочу отдать другому мужчине, чтобы он продолжал заботиться о ней вместо меня.

— Простите, сударь, — вмешалась Лианна, — но то, что вы делаете, совсем не похоже на заботу, которую должен проявлять муж по отношению к своей жене. Это варварский обычай, и его должно искоренить.

Рейегар невольно залюбовался женой, которая напоминала сейчас оскалившуюся волчицу. Мужчина, продававший супругу, выглядел явно недовольным словами королевы, но ни за что не осмелился бы возразить ей. Рейегар пожалел, что рядом с ним нет Станниса, ибо он все же сомневался в законности всего происходящего, однако не мог знать точно. В Семи Королевствах все еще оставалось множество нелепых обычаев, которые никто не потрудился отменить.

— Вот что, — бросил король, — забирайте вашу жену и идите-ка домой.

— Помилуйте, ваше величество, — женщина, неожиданно взвыв, бросилась Рейегару в ноги. — Не хочу я с ним идти, он меня колотит каждый вечер, как домой вернется. А как по-другому с ним разделаться я не знаю.

Рейегар нахмурился. Он взял рыдающую женщину за руку и помог ей подняться.

— Вы действительно хотите этого? — спросил он.

— Вы хотите, чтобы вас забрал с собой тот, кто больше заплатит? — воскликнула Лианна.

Женщина потупилась и с опаской оглянулась на мужа.

— Есть один человек, — прошептала она, — я могу лишь уповать на то, что у него хватит денег меня выкупить.

Лианна собралась уже что-то сказать, но Рейегар положил руку ей на плечо. Горячий волчий нрав проявлялся в ней, когда она бывала рассержена или огорчена, а горячиться сейчас не стоило.

Король отвязал от пояса кошель и протянул горожанину.

— Я полагаю это дело богопротивным, но раз уж я совершаю его во благо, то уповаю на прощение старых и новых богов. Вы свободны, — обратился он к женщине, ужас на лице которой сменялся удивлением. Сквозь слезы проступила улыбка. — Идите к тому, к кому желаете.

Больше Рейегар уже ничего не видел и не чувствовал, ибо сосредоточился на пальчиках Лианны, в благодарность сжавших его руку.

На обратном пути Освелл начал ворчать, еще не доезжая до Красного Замка. Майлс взирал на него с ужасом, как и всегда, когда Уэнт позволял себе подобные речи в отношении королевских особ. Бедняга Мутон удивленно моргал и с недоумением поглядывал на короля и королеву, которые совсем не выражали возмущения. Рейегар молчал, а Лианна отмахивалась от слов Освелла, словно от назойливых мух. Они ехали шагом, и пальцы Лианны все еще были переплетены с его. Рейегар задумчиво улыбался и посмеивался над перепалкой жены с королевским гвардейцем.

— Это отвратительно! — возмутилась Лианна, когда они остались вдвоем.

— О чем ты? — Рейегар оторвался от письма, которое читал, когда она вошла, и поднял взгляд на жену. После поездки она успела принять ванну и переодеться в простое белое платье. Ее влажные волосы были разбросаны по плечам.

— О том, что мы сегодня видели! — воскликнула она, усаживаясь в кресло рядом с ним. Рейегар поджал губы и отложил пергамент в сторону.

— Да, это было весьма неприятно, — согласился он. — Я поговорю с лордом Станнисом, мы в скорости отменим этот обычай, он равно противоречит законам как людей, так и богов.

— Я не только об этом, — глаза его жены вспыхнули грозовыми молниями. — Муж этой женщины бил ее, Рейегар, а она не могла никуда от него деться. Бедняжка радовалась всему этому спектаклю с продажей жены, потому что у нее не было другого способа избавиться от него. А представь если бы больше всего денег за нее дал человек еще более жестокий.

— Я все это понимаю, Лианна, — он сложил руки на груди, — однако не могу уразуметь, к чему ты клонишь.

— Это очень просто, — по ее лицу скользнула усмешка, и Рейегару показалось, что его слова ее разозлили. — У любой женщины должен быть законный путь освободиться от мужа, который из защитника превращается в насильника.

— То, о чем ты говоришь, не так просто, — Рейегар вздохнул.

— Нет, — кивнула она, — я знаю, что это не просто. Однако, когда расторгнуть брак нужно было тебе, ты готов был перечитать все законы семи королевств, уговорить Верховного Септона и сделать все, что было в твоих силах, чтобы добиться своего. Ты сам знаешь, каково это, Рейегар, быть запертым в нежеланном браке, словно в клетке.

— Лианна, как ты себе это представляешь? — король понимал правоту ее слов, но ее горячность отчего-то раздражала его. — Две благородных семьи потратили множество сил и средств, чтобы заключить достойный союз, а потом их дети вдруг решат, что этот брак надо расторгнуть. Ты понимаешь, что их отцы придут ко мне?

— Я не могу понять, отчего ты не хочешь ничего сделать? — Лианна вскочила на ноги. — Мне казалось, ты…

— А я не могу понять, отчего ты так горячишься, словно это касается лично тебя, — перебил он ее, повышая голос и так же поднимаясь.

Лианна замерла. Их взгляды встретились, и Рейегар удивился тому, что не увидел в ее глазах гнева, скорее недоумение. Он прикусил губу, понимая, что наговорил множество глупостей, которых совершенно не имел в виду, и все лишь потому, что ему на мгновение показалось, что ее не устраивает их брак. А может, и не показалось.

— Рей, — Лианна взяла его руку и поднесла к губам, — прости. Я и подумать не могла, что ты поймешь все именно так.

Рейегар шагнул к ней и заключил в объятия, положив подбородок ей на макушку, а она прижалась щекой к его груди. От ее волос приятно пахло мылом и цитрусовыми маслами, которыми натирали ее локоны служанки. Сквозь тонкую ткань своей туники он чувствовал ее горячее дыхание, наполнявшее все его тело жаром.

— Лиа, — он слегка наклонился и поцеловал ее в лоб, — забудь обо всем, что я тебе наговорил. Дело в том, что я… я все время боюсь надоесть тебе, разочаровать тебя. Мало есть на свете людей, которые действительно много значат для меня, а ты значишь больше всего. Ты можешь подарить мне самую великую радость и причинить самую сильную боль. Когда я думаю о тебе, я будто бы глупею, забывая о здравом смысле.

— Я тоже, — она хихикнула. — В последнее время мы оба вели себя глупо. Я говорила с сиром Эртуром, и он все мне объяснил. Он сказал, что ты расстроен из-за того, что я тебе не доверяю. Это не так, Рей. Но… только ты можешь сделать мне по-настоящему больно.

Он снова запечатлел на ее лбу поцелуй, коснулся губами бровей, прикрытых в блаженстве глаз, слегка вздернутого носа и, наконец, розоватых губ. Руки Лианны скользнули к его затылку, утопая в густых серебряных волосах. Ненадолго прервав поцелуй, она поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо:

— Мне так не хватало этого.

— Мне тоже, — отозвался он, крепче сжимая ее талию и спускаясь к упругим бедрам. Несмотря на то, что его жена произвела на свет уже четверых детей, тело ее все еще оставалось гибким и поджарым, благодаря верховой езде, стрельбе из лука и упражнениям с мечом. Тем не менее, с годами некоторые ее формы приобрели приятную округлость, что не могло не радовать Рейегара, и она, кажется, отлично это понимала. Ее губы потянулись к его подбородку и оставили влажную дорожку на шее, Рейегар втянул носом воздух и со стоном выдохнул. Ее лицо скрылось в раскрытом вороте его туники, он запрокинул голову и, распахнув глаза, уставился в потолок. Даже спустя столько лет каждый раз, когда она касалась его, ему чудилось, будто это случается в первый раз. Его тело наполнялось теплом, он не чувствовал прежнего груза забот и отложенных на завтра важных дел, будто бы в этом свете оставались только они вдвоем и больше ничего не имело значения.

— Лиа, — пробормотал он, стараясь прийти в себя, — Лиа, что говорит мейстер? Уже прошло достаточно времени?

— Мейстер говорит, что я совершенно здорова, — фыркнула Лианна, — я уже выезжала верхом, неужто теперь я не могу оседлать своего мужа.

В ее глазах играли нагловатые смешинки, она улыбнулась ему, и Рейегар счел любые дальнейшие возражения бессмысленными.

Когда они лежали, крепко прильнув друг к другу, усталые, но довольные, Рейегар понял, что не только ее тела ему не хватало. Он скучал по их долгим разговорам, длящимся иногда до самого часа волка, по своему нежеланию засыпать, несмотря на необходимость подниматься с рассветом, по тому, как она посмеивалась над ним, по мелодичным переливам ее звонкого голоса, что услаждали его слух лучше любой самой прекрасной мелодии.

Лианна говорила, а он все разглядывал ее лицо, ее волосы, растрепанные и разбросанные по подушке, ее плечи, больше не такие острые, как прежде. Ее белая кожа в свете догорающих свечей казалась красноватой и будто бы мерцала, темно-серые глаза казались почти черными и загадочно сверкали, будто догорающие в очаге угли. Она потерлась носом о его шею и игриво взглянула на него. Это была его Лианна, готовая веселиться и смеяться, словно ребенок, однако взгляд ее уже никогда не станет прежним. Сколько бы ни было в нем радости, в уголках глаз навсегда замерли неуязвимые следы невыплаканных слез.

Рейегар помрачнел. Он желал бы, чтобы его жена не знала бед, однако это было не в его силах. Пути богов, старых и новых, неисповедимы. Ему лишь оставалось делать все, что было в его силах и уповать на их милость к его семье.

Лианна протянула руку и провела по морщинке, появившейся у него между бровей.

— Что случилось? — спросила она обеспокоено. — Отчего ты хмуришься?

— Все хорошо, — он ласково улыбнулся. — Лучше, чем сегодня утром и гораздо лучше, чем несколько дней назад.

— Ты знаешь, я уже давно хочу попросить тебя кое-о-чем, — она невинно уставилась на него из-под ресниц.

— Ты умеешь выбирать то время, когда я не могу отказать тебе, жена, — Рейегар выгнул бровь. Лианна почти никогда не просила его о чем-нибудь для себя, и он ожидал снова услышать нечто, связанное с делами короны и двора.

— Я бы хотела… — она умоляюще взглянула на него, — поехать в Винтерфелл. Мы так давно там не были, я даже не видела еще своих племянников.

— Лиа, — он провел пальцем по ее щеке, — сейчас не самое подходящее время для отъезда. Но позже, через несколько месяцев, я обещаю тебе, мы навестим твоих родных.

— Рей, — она прильнула к нему, — спасибо.

— Не благодари, — он покачал головой, хотя ее благодарность, безусловно, доставляла ему удовольствие. — У меня есть кое-что для тебя. Я давно намеревался это сделать, но теперь решил, что время пришло.

— Хм… — она прикусила губу. — Что же это?

— Узнаешь утром, — он повернулся на бок. — А теперь давай-ка спать.

— Рей, — возмутилась она и принялась трясти его за плечо. — Рей, это нечестно!

Рейегар зажмурился и изо всех сил старался сдержать расползавшиеся в улыбке губы. Лианна сама виновата, ей не стоило учить его подобным проказам. Он вспомнил, что, когда они только узнавали друг друга, она всерьез воспринимала его попытки шутить. Рейегар никогда не был чужд хорошей шутке, однако его детство и юность, проведенные в гнетущей атмосфере несчастливого брака его родителей, горя его матери и растущего безумия отца, не способствовали желанию шутить и смеяться.

Он схватил Лианну за плечи и увлек в поцелуй. Она некоторое время сопротивлялась, пытаясь вырваться и мыча протесты, однако довольно быстро сдалась. Ее руки, упиравшиеся в его грудь, ослабили напор и заменили его ласковым поглаживанием. Воздух в спальне был жарким, благодаря светившему весь день солнцу, а тело жены казалось Рейегару раскаленным, они плавились в объятиях друг друга, словно металл, превращаясь в нечто единое, неделимое произведение искусства, созданное самими богами, старыми или новыми, и которое человеку не повторить.

Рейегару не хотелось выпускать ее из своих рук, и она уснула у него на плече, а он продолжал разглядывать потолок и слушать музыку ее дыхания. Где-то в его собственной комнате пылилась арфа. Ему хотелось написать Лианне еще песню, не одну, а дюжину или сотню, да и их бы не хватило, чтобы выразить все, что он чувствовал, а своими балладами он умел говорить гораздо лучше, чем словами, однако на любимую арфу у него вот уже много лет не оставалось достаточно времени. Придворные часто просили его спеть, и, бывало, он соглашался усладить их слух, но они не видели ничего за красивыми переливами и поэтичными словами, и только Лианна знала, что вместе с песней в зал лилась его душа — израненная и счастливая, страдающая и радостная, глубоко печальная и бесконечно любящая.

Зашипела последняя прогоревшая свеча, выпустив тонкую струйку дыма и погрузив комнату во мрак. Квадрат окна за занавесками слабо светился: подходил к своему исходу час соловья.

Когда Рейегар открыл глаза было светло, он понял это по солнечным бликам, прорывавшимся сквозь щели в занавесях и играющим в догонялки на стенах и полу. Он издал какой-то нечленораздельных звук, а затем принялся тереть глаза, одновременно пытаясь прийти в себя. Едва он убрал руки от лица, как над ним нависло надутое личико Лианны.

— Который час? — буркнул он, отрывая голову от подушки.

— Уже три часа как рассвело, — сообщила она и добавила, прежде чем он успел что-либо возразить: — не переживай, я сказала сиру Эртуру, чтобы тебя не беспокоили до полудня. Я же требую, чтобы ты удовлетворил мое любопытство. Нехорошо мучать меня так, когда ты знаешь, как сильно я нетерпелива.

Рейегар улыбнулся и почесал макушку. Иногда он успевал позабыть, насколько его жена бывала любопытна. После скорого завтрака Рейегар взял Лианну за руку и повел в замковую богорощу.

— Только не говори, что ты собираешься подарить мне еще одного рыцаря, — улыбнулась она, щурясь на солнце.

— Я не дарил тебе Эртура, — Рейегар фыркнул, — хотя ты, похоже, так не считаешь. Гляди, скоро я приревную его к тебе.

Когда они оказались под сенью зеленеющих платанов и дубов, Лианна принялась озираться по сторонам, стараясь угадать, что же ее ждет. Его жена любила подарки, только не такие, которые привели бы в восторг других леди. Платья и драгоценности она надевала, словно рыцарь свой тяжелый доспех, хотя ей и нравилось, когда Рейегар шептал ей на ушко, как она завораживающе красива. Однако хорошему кинжалу или луку Лианна радовалась, словно ребенок.

Не найдя ничего, что могло бы привлечь ее внимание, Лианна взглянула на мужа и выгнула бровь. Рейегар мягко улыбнулся. Он приблизился к служившему сердце-деревом дубу, достал из окружавшей его высокой травы холщовый мешок и развернул его. В ярких солнечных лучах сверкнул белый ствол меленько чардрева, пламенем вспыхнули его красные листья.

— Это… — Лианна схватилась за грудь, не веря своим глазам. — Это невозможно.

— Твой брат Нед помог мне, — Рейгар улыбнулся. — Я хотел посадить здесь синие розы, но они не растут на Юге, и я решил во что бы то ни стало привезти сюда древо твоих богов. Пусть они хранят тебя, моя Лиа, потому что я справляюсь с этой задачей довольно скверно.

В зале заседаний Малого Совета было невыносимо душно. Великий Мейстер попробовал открыть окно, но с тренировочного двора доносился звон стали, напоминавший клацанье столовых приборов и не позволявший расслышать то, что говорилось в комнате. Явно столь неумелую какофонию издавали еще зеленые оруженосцы, у рыцарей постарше, как любил иногда говорить его отец, свист и звон клинка похож на ладно сложенную балладу. Станнис не понимал, отчего в память ему врезались именно эти слова, но теперь, живя в Красном Замке, он часто вспоминал их, когда ему доводилось пересекать двор, где пестовал своих учеников мастер над оружием сир Виллем Дарри.

Станнис поморщился и принялся крутить верхнюю пуговицу дублета, но так и не решился ее расстегнуть, хотя король давно уже восседал перед ними в шелковой тунике песочного цвета, его серый дублет висел на спинке плюшевого кресла. Видно было, что королю жарко, как и всем, но среди остальных истекавших потом мужчин он казался самым свежим.

«Драконья кровь», — подумал Станнис, чувствуя, как ворот стягивает ему горло, не давая толком вздохнуть. Бархат дублета натирал влажную шею, отчего кожа в этом месте покалывала и чесалась. Станнису хотелось оторвать зажатую между пальцев пуговицу и впиться в зудящую шею ногтями, ощутив наконец облегчение, однако он, конечно же, ничего подобного не делал. Лишь сидел неподвижно, стиснув зубы, словно сам был вытесан из камня.

Рядом с ним вальяжно восседал Великий Мейстер Бенедикт — седовласый, но еще достаточно молодой. Возраст не потревожил его рассудок, его разум был чистым, а тело бодрым. Этот человек, привыкший мыслить логически, нравился Станнису, его замечания всегда казались уместными, спорил мейстер, в отличие от многих других, тоном ровным и спокойным, напоминая в этом и самого короля. Рейегар много слушал, редко повышал голос и редко пользовался своим правом принимать единоличные решения, ни с кем не советуясь.

Они с Бенедиктом безусловно бы сошлись, однако король был известен своим увлечением древней магией, историей Валирии — родины его предков, и старыми, выкопанными из глубины веков легендами, мейстер же как человек науки был этому чужд, чем и был близок Станнису. Рейегар, хотя и обсуждал со своим Малым Советом вопросы исключительно касавшиеся управления королевством и не потчевал государственных мужей своими сказками, казалось, так и не перерос свою детскую мечтательность.

— Как вы думаете, лорд Станнис, какого цвета море? — спросил король однажды, когда мастер над законами застал его у окна, взирающим на бегущие к берегу волны Черноводного Залива. — Я всегда полагал его кобальтовым, но моя жена говорит мне, что это темная лазурь. — Рейегар с интересом повернулся к Станнису и поглядел на него так, словно спрашивал совета о том, какие портьеры ему следует повесить в этой комнате.

— Оно синее, ваше величество, — пробормотал Станнис, и король больше ему подобных вопросов не задавал.

Отношения между ними, однако, не изменились. Станниса все также иногда приглашали на ужины с королевской семьей, а Рейегар по-прежнему изъявлял мастеру над законами свое доверие и внимательно прислушивался к нему, хотя во мнениях они сходились не всегда.

— Говорите, что у вас на уме, — часто повторял король, переводя взгляд с одного своего советника на другого. — Я такой же человек, как и вы, я также склонен ошибаться, но все вместе мы можем скорее избежать ошибок.

Станнис помнил, что, когда он только прибыл в Королевскую Гавань, ответом на подобные слова Рейегара было испуганное молчание. Память о покойном короле Эйерисе была еще жива и еще щекотала кожу пламенем дикого огня, а в тронном зале все еще попадались не отмытые до конца пятна крови. Станнис, просидевший всю жизнь в Штормовом Пределе, не видел Эйериса в те годы, когда рассудок уже оставил его, но мастер над законами был много наслышан о том, что тогда творилось в Красном Замке, и хорошо понимал хватавший остальных за горло страх. Сам он тоже почтительно молчал, желая приноровиться к новым людям и королю.

Говорил за всех Джон Аррен — человек опытный и рассудительный. Станнис только удивлялся тому, как у Хранителя Востока появился такой воспитанник, как Роберт — шумный, сметающий все на своем пути, словно ураганный вихрь. Видно, лорд Джон так и не сумел ничего толком вбить в голову Роберту, или же вся наука из того вылетала, не успевая задержаться надолго.

Несмотря на то, что Рейегар уже не был тем молодым человеком, которым взошел на трон несколько лет назад, в тоне лорда Аррена при обращении к нему сохранялось еще нечто по-отечески мягкое и наставительное, однако королю это заметно не нравилось, и между ним и Десницей иногда вспыхивали краткие перепалки.

— Лорд Джон, — заметил как-то Рейегар, — я хорошо помню, как несколько лет тому назад, когда вы оказали мне честь, согласившись стать моим Десницей, мы с вами кое о чем договорились. Мне кажется, вы позабыли тот наш уговор.

— Ни в коем случае, ваше величество, — отозвался лорд Джон, — я лишь желаю процветания вашему королевству и благополучия вам лично и вашей семье.

Джон Аррен и Рейегар Таргариен оба обладали нравом достаточно сдержанным, однако упрямым. Они спорили со взаимным уважением и пониманием, даже налетом дружбы, но редко случалось, когда одному из них удавалось полностью переубедить другого, и обычно последнее слово, что не удивительно, оставалось за королем.

Уразумев, что лорд Аррен все еще не приговорен к смерти за то, что осмеливается открыто возражать королю, другие тоже начали высказываться, пусть нечасто и довольно осторожно. Рейегар поощрял это, он ценил критику и новые, не посыпанные пылью старости, предложения, однако и сам не стеснялся разнести чью-нибудь задумку в пух и прах, хотя и делал это со всей деликатностью.

Помимо удушливой жары комната наполнялась также запахом пота, смешанным с ароматом розовой воды, которую в большом количестве лил на себя Варис — королевский мастер над шептунами. Из-за этой его особенности никто не любил сидеть в непосредственной близости от него, а может и не только из-за этого. Слишком подозрительно бегали по залу его глазки-пуговицы, слишком тихо звучал его голос, слишком смиренным казался наклон головы. Взглянуть со стороны — сама преданность и услужливость, но весь Красный Замок давно уже знал, что Варис обладает теми секретами, которые неизвестны даже королю, а стены в королевском обиталище слушают ушами и видят глазами его маленьких пташек, как он любил их именовать.

Станнису это название претило, как претил и сам Варис — склизкий, лоснящийся, хитрый. Такие люди Станниса раздражали, да и Паук не был единственным столичным интриганом. После смерти Эйериса, Рейегар многих придворных отослал по домам, но на их место пришли новые, это казалось неизбежным, ибо королевский двор многих превращал в игроков, делавших рискованные ставки, надеясь сорвать куш побольше. Сейчас, во времена мира, змеи спокойно спали, никому не угрожая, но стоило трону под королем расшататься, как они снова поднимут голову, зашипят и примутся кусаться и брызгать ядом. Тогда Варис достанет свою дудочку и заставит их под нее танцевать.

Ни один евнух пользовался ароматической водой, не брезговал ей и сам король, однако исходивший от него запах был едва уловим и не столь приторен. От Рейегара пахло лимонами и морем, и, хотя Станнис находил подобную привычку странной для мужчины, этот запах нравился ему больше, чем исходившая от Мейса Тирелла вонь. Однажды кто-то даже пошутил, что розы в Хайгардене растут для того, чтобы отбить исходящий от лорда Тирелла запашок.

Мастер над монетой, несмотря на то что был всего-то на несколько лет старше короля, за последние спокойные годы, проведенные им в Королевской Гавани, располнел еще сильнее, хотя и в юности не мог похвастаться худобой или сложением достойным война. Он постоянно шил себе новые одежды, однако через несколько месяцев они начинали трещать на нем, обтягивая жирные складки и делая лорда Мейса похожим на колбасу. Лорд Тирелл кряхтел, потел и постоянно вытирал мокрый лоб пожелтевшим от пота платком.

С отведенными ему обязанностями лорд Мейс, надо отдать ему должное, справлялся неплохо. Эйерис оставил после себя казну настолько полную, что предшественник лорда Тирелла умудрялся из нее подворовывать, и теперь король стремился лишь приумножить доставшиеся ему в наследство богатства.

— Мы должны благодарить богов, что последняя зима оказалась недостаточно суровой и продолжительной, — говорил король, а лорд Мейс ритмично покачивал головой, будто бы в такт его словам, — нам хватило сделанных нами за лето запасов, никто не страдал от голода и не нуждался в нашей помощи. Сейчас мы стоим на пороге лета, однако нам неведомо, насколько долгим оно окажется, мы не знаем, когда наступит следующая зима, и какие испытания она для нас приготовила. Нам важно иметь столько средств, чтобы мы могли, в случае крайней на то необходимости, закупать продовольствие в Эссосе и помогать тем, кто окажется в нужде.

Станнису казалось, что король преувеличивает. В Вестеросе бывали зимы довольно суровые, но единственным королевством, которое, может быть, и нуждалось бы в помощи, был Север. Однако поговаривали, что за полтора столетия прошедших со времен смерти последнего дракона Таргариенов, зимы сделались длиннее и морознее. Станнис полагал, что это не больше, чем обычные домыслы и пересуды, которыми забивают себе голову люди, не имеющие полезного занятия.

— Конечно, ваше величество, — лорд Тирелл заговорил своим писклявым, неприятным голосом, — все будет сделано так, как вы говорите.

— Рад это слышать, — губы Рейегара дрогнули, но так и не превратились в улыбку. — Вы уже хорошо проявили себя, продолжайте также.

Лорд Мейс благодарственно кивнул. Станнис слыхал, что многие сделанные мастером над монетой предложения исходили не от него самого, а от его жены и матери, каждая из которых обладала умом более цепким, чем правящий лорд Хайгардена, и каждая из которых имела свои собственные интересы при дворе.

Сир Эртур Дейн — королевский гвардеец и лучший друг короля — глядел на Мейса Тирелла с прищуром, но возражал ему редко. Скорее просто не доверял, опасаясь не столько его самого, сколько стоявших за ним женщин. Должность сира Эртура была в совете новой, придуманной лично королем, вероятно, из-за желания возвысить своего друга, ибо в стране со времен войны Девятигрошевых Королей царил мир, и насколько Станнис мог заметить, этот мир никто не намеревался нарушать.

Даже его брат Роберт пил горькую, охотился, да отпускал глупые шутки, которые иногда рассказывал им на совете Варис, косясь при этом на Станниса. Станнис хмурился и отворачивался; даже уехав на много лиг от Штормового Предела, он все еще оставался тенью старшего брата, хотя между ними никогда не было ничего общего, а Роберт с самого своего знакомства с Эддардом Старком почитал своим братом именно этого северянина, Станнис же всегда был для него не более чем слугой.

Узнав о том, что Роберт порвал со своим другом, предположительно поссорившись с ним из-за руки его младшей сестры, Станнис испытал нечто похожее на удовлетворение и даже не устыдился этого. Он увидел некую изощренную справедливость в том, что Роберт, похвалявшийся множеством друзей и успехом у женщин, потерял и друга, который ему якобы был дорог, и женщину, которую он якобы любил. Станнис не злорадствовал над неудачами старшего брата, как это сделали бы другие, однако о постигшей его участи не сожалел.

В конце концов, Станнис заседал в Малом Совете во многом благодаря Роберту. Он не был столь слеп, чтобы не понимать, отчего королевский выбор пал именно на него. Сначала это грызло Станниса, однако потом прошло, отпустило. Добрых чувств к старшему брату он не испытывал никогда, ни раньше, ни теперь их ничего не связывало, кроме долга, который оставался у Станниса не перед братом, а перед верховным лордом и сюзереном, однако теперь ниточка долга, тянущаяся от него к Роберту, раздвоилась и потянулась еще и к королю, которому Станнис был обязан своим положением и должностью.

Сир Эртур Дейн с удивлением поглядел на Станниса, и тот понял, что все еще не отвел взора от королевского гвардейца, и резко отвернулся. Дейн рассеянно пожал плечами и посмотрел в другую сторону, теряя к Станнису всякий интерес. Собственно интереса у сира Эртура к Станнису не было никогда, как и у самого короля и других его приближенных. Станнис слышал как-то, что королева в узком кругу называет его скучным. Однако в обществе придворных она проявляла к нему лишь уважение и признательность, поэтому он тоже молчал на ее счет, хотя и полагал ее слишком дикой и несколько вульгарной в своей манере одеваться. Молчал он еще и потому, что она была королевой, обожаемой своим королем. Одержимость Рейегара Лианной Старк напоминала безумие, такое же, какое застило глаза Роберту, однако Станнис готов был закрыть на это глаза, ибо в государственных делах король оказывался весьма разумен.

Эртур Дейн наклонился к сиру Барристану и что-то прошептал ему на ухо. Барристан повернулся к Дейну и кивнул. Барристан был еще одним воякой, держащимся от политики еще дальше, чем Дейн. Его заботила в основном безопасность короля, остальное же его не интересовало. Как и многие, Селми не любил Вариса, за его хитрость и юркость, когда сам Барристан был прям, словно клинок. Сказать такого же о сире Эртуре было нельзя, Меч Зари мог быть скрытен и замкнут, подобно своему лучшему другу. О нем по замку ходило множество слухов, ни один из которых так и не подтвердился. Все это, однако, не мешало Эртуру Дейну слыть душой компании, благодаря своей общительности и практичности, свойственной почти любому видавшему виды рыцарю.

Барристан слепо подчинялся приказам, Дейн же обладал довольно гибким умом, и при необходимости мог возразить самому королю. Станнис же почитал обе эти черты одинаково губительными. На настоящей войне будет не до споров, но и свою голову на плечах иметь никогда не помешает, ибо не знаешь, какой тебе попадется командир.

Странствующее по небу солнце приблизилось к горизонту и, опустившись, заглянуло в окно зала заседаний, заиграв своими лучами на отполированной поверхности большого деревянного стола. Лорды умолкли и принялись щуриться и закрывать руками и без того уставшие глаза, кто-то кликнул слугу, и тот принялся возиться с тяжелыми портьерами, пуская скопившуюся в них за день пыль и шурша дорогим бархатом, пока в зале не наступила приятная полутьма.

— День клонится к вечеру, — пробормотал король, бросив взгляд на светящийся сквозь винного цвета портьеру прямоугольник окна. — Думаю, нам пора завершать, у многих из нас есть и домашние дела, помимо государственных, — Рейегар почти улыбнулся, — я обещал жене не опаздывать сегодня на ужин. Лорд Селвин, кажется, вы еще желали что-то сказать.

— Я не задержу вас долго, ваше величество, милорды, — проговорил мастер над кораблями.

Лорд Селвин Тарт из всех собравшихся, за исключением разве что самого Станниса, оставался самым молчаливым. Он редко вступал в споры о политике, больше интересуясь вещами прикладными. Лорд Селвин отвечал за строительство королевского флота и справлялся с этим довольно успешно: каждый год на воду спускали по нескольку кораблей, как торговых, так и военных, справно сделанных и хорошо оснащенных. Для этого король даже выписывал инженеров из Браавоса, славящегося своим корабельным ремеслом.

— Хорошо, лорд Селвин, — Рейегар кивнул. — Как продвигается обучение, довольны ли бравоосийские господа успехами наших мастеров?

— Довольны, — мастер над кораблями кивнул, — однако говорят, что им еще многому предстоит научиться.

— Не врут ли? — Рейегар затряс головой. — Корона расплачивается за их время баснословными деньгами.

— Не врут, ваше величество, — лорд Селвин слегка улыбнулся, — может, лукавят немного. Я за ними приглядываю, будьте покойны.

— А сами-то видите в них толк? — продолжал король. — Не пустая это была затея?

— Вижу, ваше величество, — отозвался лорд Селвин. — Они, конечно, всего нам не расскажут, им ведь это ни к чему, но кое-каким фокусам нас научат, а дальше, глядишь, и мы сами что-нибудь необычное придумаем.

— Благодарю, лорд Селвин, — Рейегар показался Станнису довольным. Король часто увлекался подобными затеями и не жалел на это средств из сундуков королевской казны. — Держите меня в курсе. Кажется, все успели высказаться, милорды, — подытожил он. — Позвольте же поговорить немного и мне.

Рейегар кликнул Уилласа Тирелла — своего оруженосца, и тот привел в зал заседаний загорелого темноволосого человека, одетого опрятно, но просто. При взгляде на его лицо его можно было бы счесть за моряка, однако его худоба, легкая сутулость и манера держаться будто бы в ожидании очередного удара, говорили об ошибочности подобного вывода. Он ступал с осторожностью позади Уилласа, с подозрением оглядывая собравшихся.

— Позвольте, милорды, — король поднялся и встал рядом с вошедшим, — представить вам господина Феллона Гуорро, инженера из Эссоса.

— Бывший раб, — шепнул Станнису мейстер Бенедикт, — это сразу видно по тому, как он держит себя.

Станнис кивнул. Теперь подозрительность и напряженность этого человека становились объяснимыми. Только вот откуда взялся в Вестеросе бывший раб, да и как попал на службу к самому королю? Эртур Дейн услышал слова Великого Мейстера и обернулся в их сторону, бросив на них тяжелый взгляд. Между сиром Эртуром и Бенедиктом дружбы не водилось, слишком разные это были люди.

Рейегар сделал паузу, заметив за столом некое шевеление. Станнис заметил, как король нахмурился и поджал губы. Все немедленно замолчали, а Дейн отвернулся, снова уставившись на короля.

— Господин Гуорро прибыл из Мира и полагает, что сможет помочь нашему городу избавиться от бесконечного зловония, ставшего настоящим проклятьем бедных кварталов Королевской Гавани, — Рейегар говорил уверенно, его рука легла на плечо Феллона Гуорро, заставив того вдруг распрямиться. Бывший раб бросил взгляд на короля Вестероса и закивал, правда чуть менее уверенно. — Если вам интересно, в моей горнице лежат его рисунки, которые привели меня в восторг. Как вы знаете, подготовительные работы в городе уже начаты, техника господина Гуорро была уже опробована в нескольких городах Эссоса, что позволяет нам надеяться на успех.

Станнис сложил руки на груди и откинулся на мягкую спинку кресла. В отличие от короля, он не очень-то верил в успех. Говорили, что Блошиный Конец вонял едва ли не со времен постройки столицы, и вряд ли какой-то раб из Вольных Городов сможет это устранить. К тому же, дело было не только в самом запахе или в устройстве городских улиц, а еще и в определенном укладе, заведенном среди бедняков. Сколько ни перестраивай, эти люди по-прежнему будут распространять кругом грязь и нечистоты. Достаточно было ввести строгие наказания за это, и такая мера могла бы оказаться гораздо более действенной, чем задуманные королем перестройки, однако такое предложение Станниса было Рейегаром отвергнуто, как и предложение закрыть бордели, хотя король, насколько было известно Станнису, не являлся завсегдатаем подобных мест.

Когда король закончил говорить, члены Малого Совета одобрительно покивали, и господин Гуарро получил от Рейегара дружеское напутствие, хотя к такому, судя по его все еще растерянному виду, он не привык, как не привык и получать за свои труды звонкую монету. Городская вонь уже сидела у всех в печенках, поднимаясь из Блошиного Конца и в более богатые кварталы и беспокоя чувствительные носы столичной знати, поэтому очередная затея короля возражений ни у кого не вызвала, к тому же деньги на нее в казне имелись.

Станнис же подумал о том, что Рейегар слишком уж увлекается торговлей и строительством, забывая о настоящей политике. Ему бы сосватать младших своих детей и сестру, а то пока кроме союза с Хайгарденом через Висенью и с Солнечным Копьем через Визериса, других полезных связей у него не было. Конечно, благодаря королеве, Рейегар мог всегда рассчитывать на поддержку Старков, но что взять с этих обширных, но бедных земель, армии которых идти маршем до столицы многие недели. В это же время в Риверране сидел и дулся Хостер Талли, да и Роберт нет-нет, да и мог взбрыкнуть. Карлик Ланнистер не достиг еще совершеннолетия и оставался во многом темной лошадкой, но уже показал себя способным на глупости. О его женитьбе на дочери издольщика не шептался теперь только ленивый. На Железных же Островах со смертью лорда Квеллона о его Новом пути все позабыли, ибо наследник его Бейлон оказался ярым приверженцем Старого обычая.

Казалось, за своей увлеченностью, Рейегар не всегда это замечал. Станнису не понравилось, когда король махнул рукой на брак Тириона Ланнистера, выразив таким образом неуважение к другим западным лордам, на злорадства Роберта он внимания не обращал, хотя Грейджои и Талли его иногда и беспокоили, но его настолько увлекли собственные затеи, что на подобное беспокойство часто не оставалось времени.

Однажды Малый Совет в полном составе отправился на Драконий Камень, где Рейегар, лучась от восторга, показал им свое новое увлечение — ремесленные мануфактуры по образу и подобию тех, что давно уже существовали во многих городах Эссоса. В Вестеросе ремесленников было не много, в основном это сословие представляли кузнецы, плотники и ткачи, но и они не могли похвастаться теми умениями, что мастера за морем. Единственным кузнецом Королевской Гавани, способным работать с валирийской сталью был Тобхо Мотт, отчего в столице его имя было на слуху, плотники мастерили грубую мебель, а ткачи дешевое сукно, вещи дорогие и изысканные всегда закупались на востоке или у тамошних мастеров, осевших в Семи Королевствах.

— Наши ремесленники ничем не хуже заморских, они способны делать ту же работу и обладают не меньшим талантом, но где-то им не хватает знаний, не хватает веры в свои силы, — горячо уверял их король. — Я намерен дать им нужные знания, чтобы в скором времени леди хвастались не мирийскими кружевами, а вестеросскими. Местный товар будет стоить дешевле привозного, но дороже того, что производится в нашем королевстве сейчас. Это обогатит не только королевскую казну, но и самих мастеров, сделает жизнь простого люда лучше, а это именно то, чего я желаю добиться.

Пока Рейегар говорил, Лианна Старк сидела невдалеке от него, не сводя глаз со своего мужа, у ее колен возились принцесса Висенья и наследный принц Эйгон, принцесса Рейенис была тогда еще слишком мала и ее не выводили в общество. Висенья пыталась слушать отца, Эйгон же выводил на скопившейся на полу пыли рисунки найденной где-то палочкой, совершенно не обращая внимания на происходящее. Королю Рейегару было откуда брать свою уверенность, в защиту своего мужа волчица Старк готова была перегрызть глотку любому.

После того как король окончил свою речь, они направились в деревню мастеров, недавно построенную здесь королем.

— Я мечтаю о том, чтобы подобные места когда-нибудь появились во всех городах, — говорил он, пока они спускались вниз по узкой тропинке. Лианна Старк держала мужа под руку. Детей оставили в замке под присмотром нянек. Эйгон устал и мог начать капризничать, что пришлось бы весьма некстати.

— На эту мысль нас натолкнули мастера, работающие с обсидианом, — принялась пояснять Лианна Старк, она потянулась к поясу, где в украшенных жемчугом ножнах висел кинжал. Она достала его и показала собравшимся. Вместо обычной стали лезвие кинжала было изготовлено из драконьего стекла. Сделано оно было довольно искусно. — Изделия из этого материала приносят Драконьему Камню хороший доход, благодаря не только своей редкости, но и качеству обработки. Мы подумали, почему бы нам не обучить местных жителей и другим ремеслам.

Рейегар согласно кивал. Видно было, что во многих его начинаниях королева была полноправным участником. Более того, он не скрывал этого, а наоборот, стоило Лианне Старк заговорить, лицо короля освещалось гордостью. Все знали, что за Мейсом Тиреллом стояла его мать, но леди Оленна, несмотря на свой статус и крутой нрав все равно оставалась в тени, в то время как королева Лианна была у всех на виду. Она высказывалась и частенько участвовала в спорах наравне с мужчинами, и никто бы не посмел осудить ее, опасаясь гнева самого короля.

Ступая по узкой каменистой тропинке, Станнис вспомнил, как впервые побывал на этом продуваемом всеми ветрами острове вместе с родителями и Робертом. Король с женой и сыном тогда пребывал здесь, отдыхая от шума столицы и доверив управление страной Тайвину Ланнистеру. Тогда эти двое заклятых друзей не успели окончательно рассориться, а Эйерис еще не приобрел прозвище Безумный. Станниса и Роберта представили королевской чете и принцу. Эйерис тогда показался Станнису слишком смешливым, Рейла тихой, а Рейегар замкнутым. Принц был вежлив, уже в юном возрасте он был обучен соответствующим манерам, однако по его глазам было видно, что он желал бы сбежать подальше от своих обязанностей.

Рейегара попросили сыграть, на что он согласился, хотя и без особого удовольствия. Это показалось Станнису довольно странным, ибо его собственный старший брат не преминул бы прихвастнуть собственными талантами. Принц исполнил одну из известных в Вестеросе баллад, Станниса она никак не тронула, Роберт сидел с кислым лицом, Эйерис и Стеффон молчали, а вот женщины, казалось, остались довольны.

— Ваш сын необыкновенно талантлив, ваше величество, — отметила леди Кассана.

Эйерис повеселел, а Рейла благодарно улыбнулась.

— Я слышал, принц и на тренировочном дворе делает успехи, — добавил лорд Стеффон.

— Это так, — говорить о бое на мечах королю Эйерису было явно приятнее, чем об игре на высокой арфе. Судя по тому, как кривились его губы, он явно считал музыкальные увлечения своего сына едва ли ни чем-то постыдным. — Сир Виллем очень им доволен. Верно, Рейегар?

Принц без всякого интереса кивнул. Рядом со Станнисом недовольно заерзал Роберт.

— Рейегар и в учебе делает большие успехи, — проворковала Рейла, она протянула руку и потрепала сына по длинным серебряным волосам. Станниса еще при первом взгляде на принца удивило, что волосы у того отрасли до плеч, как у девочки. Его с Робертом слуги всегда стригли довольно коротко. — Гильдейн, здешний мейстер, — продолжала Рейла, — говорит, что не встречал еще столь юного мальчика, знающего столько же сколько Рейегар.

— Хотела бы я, чтобы и Роберт проявлял подобное рвение, — посетовала Кассана и с лукавой улыбкой поглядела на старшего сына. Роберт засопел и надулся. — Пока что его интересует лишь охота, да оружие.

— Возможно со временем, когда он начнет вникать в дела управления землями, — утешительно проговорила Рейла, — что-то изменится. Мальчишки в его возрасте любят помахать мечом.

Эйерис отчего-то усмехнулся, заставив королеву встревоженно взглянуть на него, но ничего не сказал. Видно, присутствие Баратеонов ему помешало. Взрослым налили вина, а детям подали чай с пирожными, после чего Роберта и Станниса отправили восвояси в сопровождении Рейегара. Принц, как образцовый хозяин, показал им Драконий Камень, однако особого интереса братья у него не вызывали, особенно Роберт, задававший ему множество дурацких вопросов. Когда они вернулись на то место, откуда начали свой обход, Рейегар в растерянности остановился.

— Что скажете насчет поединка, ваше высочество? — ухмыляясь предложил Роберт, видно все еще не смог смириться с интеллектуальным превосходством принца и желал его побить.

Рейегар задумался. Он явно желал поскорее отделаться от них, но отказ от предложения Роберта можно было принять за трусость, а этого принц допустить не мог.

— Хорошо, — кивнул он. — Извольте. Ожидайте меня во дворе.

Только спустя время Станнис подумал, что для своего возраста принц уже тогда говорил очень витиевато. Любезно, но холодно. Он и теперь узнавал эту его манеру, когда Рейегар Таргариен был вынужден вести беседу с теми, кто был ему неприятен.

Роберт выглядел довольным. Он переоделся в колет из вареной кожи, предназначенный для тренировок на мечах, однако, мастер над оружием Драконьего Камня, узнав об их намерениях использовать настоящую заточенную сталь запретил это, настояв на деревянных мечах. Роберт хмыкнул и бросил взгляд в сторону стоявшего в стороне Рейегара, как бы говоря: «Боишься настоящей стали? Видать, руки твои хороши только для того, чтобы на арфе бренчать, будто девчонка». Принц смолчал, его длинные волосы были собраны на затылке, чтобы не лезли в глаза. В руках он сосредоточено сжимал рукоять деревянного меча. По сравнению с Робертом, который даже в юном возрасте уже был достаточно крупным, Рейегар казался тростинкой, которую Роберт мог бы перешибить одним ударом. Вероятно, на это он и рассчитывал.

Рейегара оказалось не так-то легко одолеть, он прыгал и извивался, словно лесная змейка, и Роберту пришлось изрядно попотеть. Он недовольно пыхтел, бросаясь в атаку, в голубых глазах кипела ярость, в то время как Рейегар продолжал выглядеть все так же сосредоточенно. На лбу у него выступила испарина, а щеки раскраснелись, однако лицо его все еще казалось будто бы вырезанным из белого камня, такого же, из которого были сделаны здешние скалы.

Как бы там ни было, Роберт оказался сильнее, и как бы хитро не вел себя Рейегар, наступило мгновение, когда он не смог противостоять обычной грубой силе, обрушившейся на него. Он упал в песок, и Роберт едва сдержался, чтобы не издать победного возгласа. С небольшого, нависавшего над двором балкончика раздались жидкие хлопки. Станнис поднял голову и увидел там короля рядом с отцом, Эйерис странно скалился, а отец сдержанно улыбался. Роберт засиял, ожидая похвалы. Рейегар, которому мастер над оружием помогал подняться, внезапно побледнел и будто бы сам весь превратился в камень.

— Добрый бой, — сказал лорд Стеффон, — вы оба сражались достойно. Мастер над оружием не лукавил, когда говорил вам об успехах принца, ваше величество. Он смотрится более чем достойно. Тебя же Роберт, я поздравляю с победой.

Улыбка на губах Роберта слегка дрогнула. Рейегар уже встал на ноги и стоял неестественно прямо, устремив взгляд на отца. Эйерис поджал губы и так ничего и не сказал, лишь похлопал Стеффона по плечу, после чего они удалились. Станнис слышал, как отец в тот день увел Роберта к себе и долго о чем-то с ним говорил, принц Рейегар же больше не появлялся до самого ужина. Устроившись за общим столом, он снова был опрятен и вежлив и все так же молчалив. В следующие дни Станнис каждое утро видел его на тренировочном дворе, но поединков между ним и Робертом более не было.

Роберт тогда победил, но он проиграл Рейегару гораздо позже. Проиграл женщину, которую, как многие говорили, любил, хотя Станнис и не верил, что его старший брат способен любить кого-либо, кроме себя самого. Лианна Старк не была его любовью, она была призом, добычей, дичью за которой Роберт обожал гоняться по лесам, только вот в этот раз не смог догнать.

Рейегар Таргариен не очень-то изменился с тех давних времен. Разве что стал чаще улыбаться и сделался гораздо увереннее, избавившись наконец от тени отца, которая, как Станнис понял уже гораздо позже, висела над ним дамокловым мечом. Рейегар шел впереди и что-то рассказывал своей жене, они оба довольно улыбались. Их вид одновременно раздражал Станниса и будил внутри него какие-то неизвестные, неведомые ему ранее чувства.

Сначала их провели в ткацкую мастерскую, где в том числе работали несколько женщин. Увидев самого короля, ткачи повскакали с мест и принялись отбивать поклоны. Рейегар жестом попросил их возвращаться к работе, а Станнис подумал, что нынешний король идет по стопам своего прадеда Эйгона Невероятного. Как бы и он не накликал не себя беду, ведь поговаривали, что и в желании вернуть своей семье драконов Рейегар не уступает погибшему в Летнем Замке королю.

С горящими глазами Рейегар Таргариен показывал членам Малого Совета изготовленные здесь ткани. Станнис вежливо брал их в руки и разглядывал, но ни за что не отличил бы их от любых других. Такие вещи его не слишком-то интересовали, как, похоже, и других собравшихся лордов. Среди братьев Баратеонов только Ренли любил рядиться во все пышное и дорогое, и Станнис видел в этом вину слишком избаловавших его нянек. Если бы мальчика воспитывал сам лорд Стеффон, ничего подобного не произошло бы.

— Вы бы показали это нашим женам, ваше величество, — хохотнул Мейс Тирелл, — уж они-то рассудили бы получше нас.

— Я уже приводила сюда моих фрейлин, лорд Мейс, — лукаво улыбнулась Лианна Старк, — и могу вас заверить, ваша супруга осталась весьма довольна.

Все рассмеялись, хотя Станнис так и не разобрался из-за чего, он не любил эти неясные намеки и никогда не понимал их. Покинув дом ткачей, они отправились к стеклодувам. Их работа оказалась гораздо более интересной, даже завораживающей. Несмотря на идущий от зажженного очага жар, можно было часами наблюдать за тем, как искусно работал мастер с расплавленным стеклом. Впечатлился, кажется, не только Станнис. Все остальные с неменьшим интересом следили за происходящим, а король украдкой наблюдал за ними, радуясь тому, что ему удалось-таки их удивить.

Та поездка на Драконий Камень состоялась несколько лет назад, но с того времени Рейегар не утратил интереса к своему предприятию. Наоборот, он, казалось, увлекался им все больше. Господина Гуарро к его немалому облегчению отпустили, и за столом послышалось шуршание одежды и скрежет отодвигаемых кресел.

— Лорд Джон, лорд Станнис, один момент, — попросил король тоже поднявшись. Станнис и лорд Аррен подошли к Рейегару. Король стоял прямо, держась за спинку кресла. Висевший там ранее дублет он уже перекинул через руку, готовясь уйти к себе. — Я отправил вам сегодня с Уилласом свои замечания к последнему тексту новых законов, — Заговорил он, когда все остальные вышли. — Прошу, ознакомьтесь. Если возражений нет, то полагаю, следует готовиться к совету лордов. Не хотелось бы с этим затягивать.

— Как скажете, ваше величество, — Джон Аррен поклонился. Станнис кивнул. — Следует ли мне еще раз повторить…?

— Лорд Джон, — король добродушно улыбнулся, — вы знаете мое мнение, и оно неизменно.

— Хорошо, ваше величество, — Джон Аррен нахмурился, но далее возражать не стал.

— Спасибо, — Рейегар пожал им обоим руки. — До завтра!

Перекинув через плечо дублет, король удалился. Смотря ему вслед, Станнис подумал, может так получиться, что спокойные времена скоро закончатся.

Лианне нравилось засыпать, чувствуя на своем теле крепкие, слегка шершавые руки мужа, его длинные музыкальные пальцы. Она еще помнила те дни своей далекой теперь уже юности, когда почитала объятия оковами. Возможно, объятия любого другого мужчины она бы и сейчас сочла таковыми и воспротивилась бы им, будто цепям или крепким путам. Но не объятиям Рейегара, только не им. Он был будто бы продолжением ее самой: ее сердца, ее тела, ее души и разума. Его кожа всегда была теплой, а дыхание — горячим и влажным. Зимой рядом с ним было тепло, а летом — жарко, однако Лианна не чувствовала неудобства. Она закрывала глаза и слушала его успокаивающее дыхание, чувствуя, как оно мягко щекочет ее ухо.

Часто случалось так, что, если он возвращался поздно или сидел за работой всю ночь, сон и вовсе не шел к ней, и она долго ворочалась с бока на бок, разглядывала потолок или ночные силуэты мебели и других предметов обстановки. Иногда в далеком шуме моря и ветра ей слышался чей-то шепот, а в криках чаек она улавливала голоса слуг, что переговаривались между собой в коридорах. Комната полнилась тенями жаркой летней ночи, в которых Лианне иногда мерещились странные незнакомые фигуры: птицы, звери и неведомые чудища — они окружали ее, водя вокруг нее хоровод, то подступая ближе, то разбегаясь в стороны.

Скрипнула дверь спальни, и хоровод разлетелся, а тени попрятались по углам, напуганные светом свечи, которую держал в руках Рейегар. Вероятно, решив, что Лианна заснула, он немедля задул трепещущее пламя и принялся осторожно красться к кровати. Лианна слышала, как он напряженно дышал, стараясь ступать бесшумно и ни на что не наткнуться в темноте.

— Я не сплю, — прошептала она, заставив мужа вздрогнуть. — И это не ты меня разбудил, — добавила она, уже зная, каким будет его следующий вопрос.

— Ты застала меня врасплох, — отозвался Рейегар тоже почему-то шепотом. Подойдя поближе, он наклонился и поцеловал ее лоб, потом сел на край постели и принялся возиться со свечой, вернув в комнату немного света. — Я ужасно голоден, — сообщил он и, взяв со столика тарелку с фруктами, которые еще вечером принесли слуги, залез на кровать с ногами. Он подцепил целую пригоршню винограда и отправил ее в рот.

Лианна придвинулась к нему и, быстро протянув вперед руку, стащила из заново подхваченной им горсти одну ягодку.

— Тут еще целая тарелка, Лиа, — пожаловался Рейегар в притворном возмущении, — почему надо таскать у меня?

— Из твоих рук они слаще, — пояснила она, воруя у него еще одну ягодку и хитро улыбаясь. Рейегар улыбнулся ей в ответ и покачал головой. Виноград был и правда вкусный: спелый и сочный. Стоило прокусить тонкую кожицу, как рот орошал прохладный сок, слегка терпкий и вяжущий. В Просторе его собирали еще не до конца созревшим, но по пути в Королевскую Гавань он как раз успевал дойти. Конечно же, Мейс Тирелл хорошенько следил за тем, чтобы ко двору доставляли все самое лучшее, надеясь на торговые послабления для себя и своих вассалов, однако как бы лорд Мейс ни старался, Рейегар ко всем семи королевствам, объединенным Железным Троном, относился одинаково и никому не делал поблажек. Привилегии можно было заслужить лишь верной службой короне и государству, да и то они не давались пожизненно. — Хочешь вина? — спросила Лианна, наблюдая, как по подбородку Рейегара течет капелька виноградного сока.

Ее муж кивнул, но Лианна так и продолжала смотреть на него, потом потянулась и слизала сок с его кожи, слегка шершавой от выросшей за день щетины. Рейегар хмыкнул, притянул ее к себе и поцеловал. Лианна чувствовала на его губах и языке вкус винограда, вдыхала запах его тела, проступивший, благодаря нескончаемой жаре, на фоне легких ароматов лимона и мяты, по которым она могла бы признать Рейегара с закрытыми глазами.

— Так как насчет вина? — спросил ее муж, касаясь ее слегка спутанных волос и заправляя их ей за ухо.

Лианна звучно поцеловала его в нос, потом поднялась и налила в кубок вина, которое принесли вечером вместе с фруктами. Графин был еще полон, ибо сама она вина не пробовала, предпочитая в столь душную погоду обходиться лимонной водой, которая утоляла жажду лучше всего.

— Пожалуйте, ваше величество, — она протянула кубок Рейегару и снова отправила в рот несколько виноградинок. — Дорнийское красное, ничего больше сказать вам не могу, ибо не смыслю в винах, а спросить я не догадалась.

Рейегар потягивал темно-красный напиток, не сводя глаз с Лианны, устроившейся рядом с ним. Его взгляд будто бы окутывал ее мягким одеялом. Было время, когда она смущалась под его слишком пристальным взором, но теперь ей нравилось знать, что он смотрит на нее, касается ее, думает о ней. Только он всегда видел ее настоящую, такую, которой ее не знали даже отец и братья, и она была вечно благодарна ему за это.

— Я получил вести от сира Джейме, — проговорил Рейегар, его ладонь опустилась на ее плечо и сжала его. — Ему удалось раздобыть кое-что очень любопытное — я даже не поверил сразу, но сир Джейме, кажется, вполне уверен. Это отрывок из «Знаков и Предзнаменований», и он отправит нам его при первой же возможности, — лицо ее мужа озарилось подобно горящей не столике свече.

— Ты ведь искал ее, верно? — припомнила Лианна.

— Да, искал, очень давно, — согласился ее муж. — С тех пор, как впервые о ней услышал. Ты считаешь это глупостью? — он слегка нахмурился.

— Нет, — Лианна покачала головой, — она ведь видела во сне Рок Валирии, что заставило твоих предков бежать оттуда. То, что сон Дейнис заставил ее отца сорваться с места и покинуть родной дом, говорит о том, какое огромное значение они придавали ее дару.

— Поговаривают, что дело было не только в Дейнис, — Рейегар крутил между пальцами кубок с вином. В тусклом серебре отражались их с Лианной тени. — Кое-кто из мейстеров пишет, что мои предки рассорились с несколькими влиятельными валирийскими домами и были вынуждены бежать. Однако мейстеры не из тех, кто верит в магию или пророческие сны. Очень мало среди них тех, кто решается выковать звено из валирийской стали.

— Иногда я вспоминаю о снах лорда Хоуленда, — пробормотала Лианна. Несмотря на духоту, она поежилась и придвинулась ближе к Рейегару. Рядом с ним ей всегда было много спокойнее. — Они ведь сбылись, помнишь? Твои сны о драконах…

— Дядя говорит, что это непростые сны, — Рейегар поджал губу, — и я сам всегда склонен был так думать. Те книги, что я читал, не дают всех нужных мне ответов. Это будто большая мозаика, кусочки которой разбросаны по всему Вестеросу, да и не только. По Эссосу тоже. Возможно, недостающие части нам придется искать на Соториосе или в Асшае. — Он вздохнул и устало потер виски, после чего допил вино и поставил пустой кубок на столик у кровати, там же оказалась и тарелка с оставшимся на ней виноградом.

— Ты очень устал? — спросила Лианна. Она не удержалась и поцеловала его плечо, сначала нежно, а потом слегка прикусила и лизнула его, ощутив на языке соленый привкус пота.

— День был трудный, впрочем, как и другие, — проговорил Рейегар, опускаясь на подушки.

Лианна нырнула ему под руку и устроилась на его плече. Глаза у нее закрывались, и она вскоре заснула, убаюканная его мерным дыханием.

Сквозь сон она почувствовала, как Рейегар ворочался, словно бы что-то беспокоило его, а потом ее разбудили странные булькающие, клокочущие звуки, доносящиеся с мужниной стороны кровати. Рейегар лежал на животе, свесившись с края кровати и цепляясь за простынь одной рукой. Его непрерывно выворачивало наизнанку, и он едва успевал сделать вдох, прежде чем желудок вновь начинал исторгать свое содержимое. Свободной рукой он пытался удерживать падающие вниз спутанные волосы, но это плохо ему удавалось, потому что пальцы его непроизвольно подрагивали. Его колотило, словно от мороза, а тело взмокло от холодного пота.

— Рей, — прошептала Лианна в ужасе, подползая к нему, но он, казалось, даже не расслышал ее. Она попыталась приобнять его, чувствуя, что мускулы под ее пальцами превратились в камень. Лианна коснулась губами его лба, помогла убрать от лица волосы. В темноте кожа его казалась бледнее обычного и выглядела серой словно пепел, а на полу уже образовалась темная лужица рвоты, цвет которой показался Лианне бордовым. «Кровь», — с содроганием подумала она, чувствуя, как внезапный холод сковывает все ее тело.

Лианна боялась оставить его, но в то же время понимала, что нужно скорее бежать за помощью. Как и была в одной ночной сорочке она выскочила в пустой коридор и налетела на дежурившего у двери Майлса Мутона. От ее вида тот мгновенно залился краской, но испуг на ее лице заставил его немедленно позабыть о смущении.

— Сир Майлс, — воскликнула она, вцепившись в его руку с такой силой, что он едва заметно вздрогнул, — немедленно приведите Великого Мейстера. Скорее! Я боюсь, короля отравили.

Глаза у Мутона расширились от страха, губы зашевелились, и он что-то беззвучно пробормотал, а потом кинулся бежать, гремя легкими доспехами и не задавая больше никаких лишних вопросов. Лианна же вернулась обратно. Рейегар лежал все в том же положении и тяжело и громко дышал, однако, спазмы, его, кажется, оставили, и это подарило Лианне надежду, что с ним не случилось ничего непоправимого.

Она присела рядом и принялась гладить его по спине медленными, осторожными движениями, помогая ему расслабиться. Тело его постепенно обмякло, будто расплавленный над огнем металл, руки и голова безвольно повисли. Лианна уложила его на бок, поднялась, смочила полотенце в стоявшем в углу тазу для умывания и аккуратно вытерла его перепачканный в рвоте подбородок. Он смотрел на нее из-под полуприкрытых глаз, но говорить сил у него не было. Она слышала, как он с шумом вдыхает и выдыхает воздух.

Укрыв мужа одеялом и оставив отдыхать, Лианна принялась зажигать в спальне свечи, чтобы дать мейстеру как можно больше света, и поспела как раз к его приходу. Бенедикт быстро оглядел короля, затем Лианну, потом бросил взгляд на лужицу рвоты у постели.

— Я вижу, его величеству лучше, — пробормотал мейстер, усаживаясь на край кровати. Он потрогал лоб Рейегара, замерил сердцебиение, заставил его лечь на спину и несколько раз надавил на живот.

— Да, — подтвердила Лианна, — но его вырвало кровью.

— Это не кровь, моя королева, — сообщил мейстер, — это вино. Полагаю, он выпил несколько глотков перед сном?

— Верно, — Лианна с трудом пыталась припомнить события прошедшего вечера, ибо теперь он казался ей чем-то далеким и едва ли настоящим. — Что с ним, мейстер?

— Трудно сказать, — Бенедикт пожевал нижнюю губу. — Скажите, ваше величество, у вас что-нибудь болело?

Рейегар кивнул и приложил руку к животу, его побелевшие губы слегка приоткрылись, будто бы он хотел что-то сказать, но вместо этого лишь прикрыл рот ладонью и снова свесился с постели, отплевываясь и откашливаясь. Лианна сжимала его холодную руку, боясь расплакаться. Мейстер следил за ним со странным спокойствием.

— Прикажите слугам принести побольше теплой кипяченой воды, сир, — бросил он застрявшему в дверях Майлсу Мутону. — Успокойтесь, ваше величество, — он поглядел на Лианну, которая вся будто бы сжалась с комок и с волнением наблюдала за мейстером. — На яд это не похоже. Вероятно, король что-то не то съел.

— Но мы ели одно и то же, — возразила Лианна, и собственный голос показался ей каким-то тонким и бесцветным.

— Возможно, у вас более крепкий организм, — мейстер пожал плечами, всем своим видом показывая ей, что он не намерен и далее с ней обсуждать свои выводы. — Полагаю, если бы кто-то желал отравить его величество, то король был бы уже мертв. — От одной мысли об этом Лианна вздрогнула. — У него же обычное расстройство живота.

Прибыла кипяченая вода, и мейстер заставил Рейегара пить ее до тех пор, пока из его нутра не начала выходить лишь прозрачная жидкость. Потом он дал королю какую-то настойку и просил Лианну незамедлительно позвать его, если вдруг Рейегару станет хуже. Лианна кивнула. С одной стороны, у нее не было оснований обвинять мейстера в том, что он ошибался, с другой, он как-то слишком быстро определил состояние ее мужа и отказывался выслушивать ее возражения. Тем не менее, королева промолчала.

Проводив мейстера и дождавшись, когда слуги уберут комнату и уйдут, она улеглась рядом с мужем. Рейегар лежал на спине, его ладони приятно потеплели, а дыхание сделалось ровным. Возможно, Лианна ошибалась и была несправедлива к мейстеру. Ее муж, кажется, поправлялся, однако королеве все равно было неспокойно. Она знала, что Рейегар не доверяет Бенедикту, именно поэтому принцы и принцессы обучаются у Гильдейна на Драконьем Камне. «После всего случившегося осталось очень мало людей, которым я действительно доверяю, и Бенедикт не входит в их число», — сказал ей как-то Рейегар, когда Великий Мейстер только появился в Красном Замке, и у Лианны были все основания думать, что с тех пор мнение короля о своем слуге едва ли изменилось.

Лианна отчаянно боролась со сном, но под утро он все же сморил ее. Проснулась она от того, как шевелился ее муж намереваясь подняться с постели. Лианна, еще не успев открыть глаза, схватила его за руку и потянула к себе. Рейегар обернулся и в легком недоумении поглядел на нее. Лианна снова потянула его, пока он не повалился на подушки рядом с ней. С его губ сорвался легкий едва уловимый смешок. Лианна приподнялась на локте и принялась рассматривать его. Лицо Рейегара все еще оставалось немного бледным, а вот губы порозовели и лишь немного трескались.

— Куда это ты собрался? — она поднырнула под его руку и устроилась у него на груди, ее губы касались его шеи, щекоча его. Рейегар фыркнул, но Лианна знала, что ему нравится.

— У меня достаточно дел, — он попробовал сохранить серьезный тон, однако жена не позволила ему этого, продолжая осторожно целовать его.

— Сегодня ты никуда не пойдешь, — возразила Лианна, придавив его своим телом к подушкам, — ты так напугал меня ночью, что я не позволю тебе встать, пока ты толком не отдохнешь.

— Со мной все хорошо, — Рейегар улыбнулся и попытался отодвинуть ее в сторону, однако Лианну было не так просто переубедить, если она что-то вбила себе в голову.

— Всего несколько часов назад ты даже говорить не мог, — возразила она, и Рейегар поморщился. Ему, видно, было неприятно об этом вспоминать. Лианна уже успела привыкнуть, что он стыдился проявлений слабости. Эйерис не позволял своему сыну горевать или казаться уязвимым, и это въелось в сознание Рейегара настолько глубоко, что он до сих пор будто бы боялся, что получит от отца оплеуху. — Позволь твоей жене немного поухаживать за тобой, — Лианна мурлыкнула и потерлась носом о его щеку.

— Лиа, — прошептал он сквозь смех, — тебе действительно не о чем беспокоиться.

— Это уж мне лучше знать, — она закусила губу.

— Ты невыносима, — Рейегар покачал головой. — Ты знаешь, что ты саботируешь государственное управление?

— Я готова саботировать все что угодно, лишь бы мой муж был здоров, — она мягко улыбнулась. Лианна хорошо знала, что Рейегар не мог устоять, если она очень настойчиво о чем-то просила.

До полудня они не вылезали из постели. Лианна уже успела позабыть, когда они проводили вместе столько времени, ничего особенно не делая, лишь болтая о разных глупостях. Ее муж несколько раз порывался встать, вспоминая очередное важное дело, но Лианна всяческий раз удерживала его, и он очень быстро сдавался. Она прекрасно понимала, что ему самому хотелось остаться с ней.

Днем они наконец поднялись и пообедали в их общей гостиной, после чего отправились на прогулку в Королевский Лес. Вдыхая аромат хвои, смолы и свежей травы, Лианна подумала, что такой беззаботный день нужен был ей не меньше, чем Рейегару. В глубине души она подозревала, что он тоже об этом знал, и это ее тяготило. Ей хотелось вновь стать той беззаботной, смешливой девчонкой, но это было невозможно. Сейчас Лианна королева, жена, мать, она больше не девочка, и у нее едва ли было время на прежнее озорство, да и жизнь подкидывала ей удар за ударом, старательно выбивая из нее всю оставшуюся веселость.

Рука мужа незаметно коснулась ее плеча, и она повернула к нему голову, ощущая мягкость его ладони. Свежий лесной воздух вернул на его щеки легкий румянец, однако это не мешало Лианне волноваться где-то в самой глубине своего сердца. Смерть Рейегара стала бы для нее кошмаром, и она не была уверена, что сможет это пережить. Его здоровый и довольный вид успокаивал ее, но Лианна не переставала бояться. Она не чувствовала себя совершенно спокойно, вспоминая, что никогда не любила Королевскую Гавань и не считала ее безопасным местом, однако если она хотела оставаться с Рейегаром, у нее не было никакого иного выбора, как жить здесь.

— Скорее бы ты закончил свои дела, и мы смогли бы уехать, — прошептала она, беря руку мужа в свою.

— Да, — кивнул он, — я тоже хочу этого. Я скучаю по детям.

— И я, — прошептала Лианна, — но я полагаю им лучше остаться на Драконьем Камне.

Рейегар кивнул. Вид у него был обеспокоенный.

— Ты веришь мейстеру? — спросила она. — Веришь, что это была лишь болезнь живота?

— Я согласен с тем, что, если бы кто-то желал отравить меня, они бы меня убили, — проговорил он задумчиво. — Однако я вспомнил, что перед сном я пил вино, предназначенное тебе. Вино, которое ты сама не пила.

Лианна поежилась, по спине, несмотря на палящее над их головами жаркое солнце ледяными лапками затопали мурашки. Она знала, что желавших избавиться от нее было предостаточно. Если враги Рейегара по большей части были открыты в своем неприятии, то ее недоброжелатели были скрыты от ее глаз за масками любезности. В основном это были молодые женщины, желавшие заполучить себе ее мужа, иногда она не знала, чего они хотели больше: носить корону или оказаться в постели короля.

— Оно все еще стоит в комнате, — медленно проговорила она. — Думаешь, стоит показать его мейстеру?

— Возможно, — Рейегар пожал плечами. Видно было, что он не принял еще окончательного решения, и что-то его смущало. — Не знаю, возможно, я и правда съел что-то не то, и мы зря ищем то, чего нет, — добавил он задумчиво.

Они проехали еще немного вперед, наслаждаясь сенью листвы, ласково шуршащей у них над головами. Тень, хотя и приносила приятное облегчение, все же не спасала от установившейся в столице жары, которую Лианна, привыкшая к северной прохладе, переносила гораздо хуже, чем ее муж, в самой крови которого тек огонь Древней Валирии.

Из-за невысокого куста за ними наблюдала молодая косуля, уши ее подрагивали, но она не срывалась с места, видно, остановленная пробудившемся любопытством. Странник — вороной Рейегара — первым заприметил косулю, но его это будто бы совсем не взволновало, и он все продолжал послушно шагать вперед. Метель же зафыркала и завертела головой, желая получше рассмотреть притаившееся животное. Кобыла была не менее любопытна, чем ее хозяйка. Заприметив опасный интерес со стороны Метели, косуля задрожала еще сильнее, а когда кобыла поднесла к ее укрытию свою морду, то бедняга сорвалась со своего места и была такова.

— Ей не стоило убегать, — заметила Лианна, — мы бы ничего ей не сделали.

— Откуда ей это знать? — возразил Рейегар. — Люди испокон веков охотятся в этом лесу. Ничего удивительного, что она испугалась. Никогда не знаешь, каковы могут быть чужие намерения, враги иногда прячутся за самой искренней улыбкой.

Лианна кивнула в знак согласия и не стала дальше развивать тему.

Вечером ей не хотелось засыпать, не хотелось, чтобы этот день заканчивался. Выходя замуж за Рейегара, она хорошо понимала, что ее ожидает, она знала, что на плечах мужа лежит огромная ответственность, которую ей придется с ним разделить. Она знала, что никогда не сможет быть свободна в той степени, в которой ей этого бы по-настоящему хотелось, хотя Рейегар, в отличие от мужей других знатных дам, с радостью предоставлял ей возможность быть собой. Тем не менее, Лианна иногда чувствовала себя запертой в клетке, из которой выхода у нее не было. Ей хотелось бы взять мужа, детей и племянников и убежать в Эссос, однако она понимала, что Рейегар не оставит своего королевства. За право быть рядом с ним приходилось платить. Интересно, понимали ли это девицы, метившие на ее место?

Следующим утром она не стала удерживать Рейегара, хотя ей очень хотелось это сделать. Они вместе позавтракали, а потом Лианна отправилась на очередную тренировку с сиром Эртуром. С того момента, как королева узнала некоторые его тайны, Дейн, казалось, немного смущался в ее присутствии.

— Вы выглядите недовольной, ваше величество, — отметил он, завидев ее.

— Хм, — Лианна закусила губу, — может, и так, — она не знала, одобрит ли это Рейегар, но ей очень хотелось поделиться с кем-то своими сомнениями, и она вывалила на Дейна всю недавнюю историю с болезнью ее мужа. — Скажите, сир, — добавила она, — неужели я просто глупая девица и зря извожу себя?

Эртур смотрел на нее внимательно, закусив нижнюю губу и пожевывая ее.

— Вы так и не показали вино мейстеру? — спросил он.

— Нет, — Лианна покачала головой, — Рейегар, как мне показалось, был против этого. Он не доверяет Великому Мейстеру.

— В Красном Замке есть и другие, — сообщил сир Эртур, — не только Бенедикт.

— По правде сказать, я сама не знаю, кому из них мы могли бы довериться, — вздохнула Лианна. — И я все еще надеюсь, что мои страхи — всего лишь глупость.

— Может быть, — Дейн покачал головой, — а может быть и нет. Опасно списывать со счетов подобные происшествия. Рейегар не обращался к Варису?

Лианна привыкла, что их ближайшее окружение, в том числе и ее собственный брат, всегда именовало Рейегара не иначе как его величество, поэтому простое упоминание Дейном имени ее мужа наполнило ее еще большей симпатией к верному гвардейцу. Сир Эртур никогда не был ни для кого из них слугой, он всегда оставался преданным другом.

— Не знаю, — Лианна задумалась, — он мне ничего такого не говорил. Рейегар недолюбливает Вариса, хотя Паук наверняка уже все знает.

— Полагаю, что вы правы, — согласился Дейн.

Больше они не говорили о случившемся, увлекшись боем на мечах. Звон стали, приятная тяжесть в руках, даже струящийся по разгоряченному телу пот, доставляли Лианне ни с чем не сравнимое удовольствие. После пары часов, проведенных с клинком в руках, она чувствовала себя усталой и в то же время необычайно бодрой, готовой немедленно приняться за работу или вскочить в седло и гнаться галопом по полям и Королевскому Лесу. Как-то, когда она сказала об этом Рейегару, он не разделил ее восторга.

— Я рад, что тебе нравится, — он мягко улыбнулся и коснулся ее руки, — мне никогда не хотелось брать в руки меч. Я предпочитаю мозоли, натертые струнами.

Он давно не играл. Лианне иногда казалось, что он совсем позабыл свою арфу, но по ночам она, бывало, слышала, как он усаживался с инструментом к окну и наигрывал долгие печальные переборы, идущие из самой глубины его сердца. Ей хотелось бы знать, о чем он тоскует, но она долго не решалась подойти к нему и спросить.

— О том, кем я никогда не стану, — проговорил он, когда Лианна все же собралась с духом и задала ему свой вопрос. — Не думай, — Рейегар взял ее за руку и притянул ближе к себе, — это не связано с тобой. Нет той жизни, которую я не хотел бы прожить подле тебя, однако я никогда не желал становиться королем. Ты это знаешь.

Лианна знала. Знала слишком хорошо, потому что сама никогда не хотела становиться королевой. Она помнила, как возражала старшему брату Брандону, заявляя, что она ни за что не выйдет замуж, не станет леди замка, не будет рожать детей своему лорду мужу. С появлением Рейегара все это изменилось, брак больше не ужасал ее, и она совершенно неожиданно для себя осознала, что ей хочется подарить ему сыновей и дочерей с серебряными и каштановыми волосами. Так вышло, что Рейегар был наследным принцем, так вышло, что он стал королем. Лианне пришлось выбирать, и она выбрала его. Он был прав, не было той жизни, которую она бы ни хотела прожить рядом с ним.

— Расскажи мне о нем, — попросила Лианна, — о другом тебе.

Рейегар отложил арфу в сторону, и Лианна устроилась у него на коленях, запустив пальцы в его волосы. Она обожала касаться его длинных мягких прядей, перебирать их или заплетать из них длинные косы.

— Хм, — Рейегар потупился и уткнулся носом в ее плечо, — он небогат, ведь зарабатывает себе на жизнь, услаждая слух зрителей всех сословий игрой на арфе и песнями. Он объездил весь Вестерос, побывал в Эссосе и добрался до Асшая, он слышал многие легенды и сказания разных народов, и некоторые из них легли в основу его баллад. Он любит сказки и всегда с удовольствием слушает их, подсаживаясь к кострам рыцарей и простолюдинов, что подобно ему путешествуют кто куда.

— Звучит заманчиво, — Лианна улыбнулась, — одна девушка, искусная наездница и первая мечница в своем наемном отряде, однажды присев у костра и услышав его пение, расплакалась и влюбилась в его голос и в его песню, а потом и в него самого.

— Вместе они скрылись под покровом ночи, — продолжил Рейегар, — он увез ее…

— Нет уж, — возмутилась Лианна, — это она его увезла на своей резвой кобыле. — Рейегар засмеялся. — И больше их в том городе не видели.

— Надо рассказать эту сказку Эггу, — Рейегар утирал слезы, выступившие у него на глазах от смеха.

— Эгг слишком серьезен, — Лианна пожала плечами, — скорее уж Рейенис. Она вся в тебя, любит грустные истории и печальные баллады, хотя Эгг тоже явно не от меня унаследовал свой угрюмый нрав.

— Эта история не грустная, — возразил Рейегар, — у нее хороший конец. Хотя ты права, Рейенис она действительно понравится больше. Ты не ошиблась, когда давала ей имя.

На следующий день после их разговора в богороще сир Эртур явился к королю в сопровождении некой леди, которая, судя по всему, леди вовсе не являлась. Ее пепельные волосы были заплетены в толстую косу, а лоб — перевязан сложенным в ленту цветастым платком. Надето на ней было грубое домотканое платье из льна, но стоило отдать ей должное: пошито оно было весьма добротно и сидело на ней как влитое, подчеркивая изящество ее моложавой фигуры. Своими глазами, казавшимися Лианне темно-синими, она с вызовом глядела на них, или не на всех них, а на сира Эртура, казавшегося странно смущенным и немного потерянным.

Исподтишка переглянувшись с Рейегаром, который, казалось, подумал о том же, о чем и она, Лианна едва заметно улыбнулась. Она испытывала любопытство и одновременно некоторую неловкость, вызванную щекотливостью сложившегося положения, хотя и сир Эртур, и девушка упорно делали вид, что ничего необычного не происходит. От этого оба были до невозможности напряжены, что еще сильнее развеселило Лианну, однако она изо всех сил пыталась сдерживать себя. Рейегар же оставался как всегда невозмутим и вежлив.

— Ваши величества, — сир Эртур поклонился, — позвольте представить вам леди Тристель, она знатная травница и знахарка, и ее суждениям можно доверять. Я имел вольность пригласить ее, чтобы она помогла нам разобраться с тем печальным событием, которое с вами случилось накануне.

По этикету леди Тристель следовало бы присесть в реверансе сначала перед королем, а затем перед королевой. Лианна помнила, как придворные распорядители муштровали ее, когда она только прибыла ко двору, а уж после объявления о ее предстоящей свадьбе с королем, они и вовсе не давали ей жизни. Леди Тристель, кажется, не имела о существовании каких-либо правил никакого понятия. Сир Эртур кашлянул, и только тогда, словно очнувшись, она склонила перед венценосными супругами голову.

— Очень рад встрече, миледи, — Рейегар взял руку женщины и едва заметно коснулся губами костяшек ее пальцев. Этот жест заставил леди Тристель уставиться на него во все глаза.

— Я не леди, — пробормотала она неуверенно, словно бы ждала будто после этого заявления Рейегар отправится мыть руки или полоскать рот.

— Для меня все женщины леди, — Рейегар тепло улыбнулся, — это не только титул, но и нечто другое. Следуйте за мной, леди Тристель.

Рейегар шел впереди, травница ступала за ним, и Лианна оказалась рядом с ней. Поглядеть на нее, так никогда и не скажешь, что она не из знатного сословия. Она была складно сложена, черты лица точеные, не хуже, чем у родичей Рейегара, шея тонкая и длинная, а осанке позавидуют многие из придворных дам. Да и говор ее, хоть и отличался от столичного, не был похож на тот язык, котором говорили бедняки. Узнать бы, где же она выучилась всему этому.

Вчетвером они прошли в покои Лианны и Рейегара. Королева предложила всем устраиваться поудобнее и заметила, что леди Тристель уселась как можно дальше от сира Эртура, чем, кажется, его немного огорчила. Подчеркнутая неприязнь травницы к королевскому гвардейцу казалась Лианне забавной, тем не менее, она искренне жалела Дейна. Любовь, если она достаточно сильна, приносит не только радость, но и боль, а раз уж сир Эртур не забыл свою леди спустя столько лет, в силе его чувства сомневаться не приходилось.

— Вина? — предложила Лианна.

— Нет, спасибо, — отозвалась леди Тристель, а сир Эртур лишь покачал головой. — Может, позже. Сейчас бы я хотела перейти к делу.

— Конечно, — королева присела на диван рядом с мужем. Он немедленно нашел ее руку, и их пальцы переплелись, отчего Лианна ощутила внутри приятное тепло. Ей всегда нравилось чувствовать Рейегара, осязать его присутствие. Без этого ей иногда бывало не по себе.

— Расскажите мне все, что произошло той ночью, — попросила леди Тристель.

Рейегар кашлянул и запнулся. Подняв на него взгляд, Лианна поняла, что ему неловко говорить об этом с женщиной, которую он едва знает. Ее муж всегда долго привыкал к новым людям, наверное, именно поэтому тех, кого он называл своими друзьями, король знал на протяжении многих лет. Лианна слегка стиснула его пальцы и рассказала обо всем сама, леди Тристель слушала ее внимательно, слегка цокая языком.

— Не вижу ничего странного, — проговорила она. — Покажите мне, пожалуйста, то вино.

Лианна принесла из спальни графин, к которому они с того злополучного вечера так и не притрагивались, не решаясь не выпить его, не вылить, не отнести мейстеру. Лианна протянула графин леди Тристель. Та осторожно коснулась его, вытащила стеклянную пробку и поднесла горлышко к носу, тщательно принюхиваясь. Все окружающие замерли, с интересом и любопытством глядели на нее, словно бы она оказалась ведьмой, учинившей тут какое-то колдовство.

Леди Тристель с минуту принюхивалась к вину, и Лианна уже принялась гадать, что же такое она там чувствует. Травница поморщилась, фыркнула, поднесла графин к губам и сделала маленький глоток, задержала вино на языке, пытаясь распознать вкус. Она все время морщила нос и закатывала глаза, что-то пытаясь распознать. Потом она сплюнула в серый холщовый платок.

— Я не уверена, — проговорила она, подняв глаза на остальных и внимательно оглядев их. — Возможно, это действительно был яд. Прошло уже достаточно времени, и даже мне теперь трудно определить, так ли это. Но если кого-то и пытались отравить, то не короля, а королеву.

Рейегар побледнел и сжал кулаки. Его губы вытянулись в нитку, ноздри его расширились, а на щеках заходили желваки. Когда дело касалось ее и детей, драконья кровь в нем закипала быстро, будто бы у него внутри разгорался костер. Лианна снова стиснула его руку и принялась осторожно поглаживать ее большим пальцем. Рейегар сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Сдерживать себя он умел хорошо, и Лианна была уверена, что леди Тристель и вовсе ничего не заметила.

— Объясните, — сухо попросил он.

— Этот вкус… — проговорила она. — Существует множество разных ядов, которые и вовсе его не имеют. «Слезы Лисса» или «Поцелуй Иного», они даже следов никаких не оставляют, и легко подумать, что жертва умерла сама, от некой внутренней болезни. Зачем кому-то вызывать у короля расстройство желудка, разве это не глупо?

— Вы правы, — проговорила Лианна, и Рейегар кивнул. — Вы что-то говорили о вкусе?

— Да, у вашего вина немного кислый привкус, — сообщила Тристель, — это может быть, как и особенность сорта, так и признак одного средства, позволяющего женщине избавиться от нежеланного дитя. Моя бабка была такой же травницей, как и я, к нам часто обращались за этим.

— Лунный чай? — спросила Лианна.

— Нет, — леди Тристель покачала головой, и королева только сейчас заметила, что травница ни разу не добавила к своим словам «ваше величество» или «моя королева». Кто другой бы на ее месте разозлился, но Лианне это даже нравилось. — Лунный чай используют только знатные особы, он дорого стоит, и его трудно достать. В основном, он есть у мейстеров, а они простой люд не лечат. К тому же, вам мог быть известен его запах, и вы могли бы уловить его в вине.

Лианна подумала, что она не знала запаха лунного чая, ибо ей еще не приходилось им пользоваться, но предпочла не говорить об этом вслух. Подобные дела не касались никого, кроме нее самой и ее мужа.

— Я и не слышала, что есть и другие средства, — задумчиво проговорила она.

— Их довольно много, — отозвалась Тристель, — и в разных частях страны они свои, ибо готовят их в основном из трав, а травы на Севере и в Дорне разные. Каждая хорошая травница знает, чем помочь женщине в затруднительном положении.

— Вы можете сказать, откуда взялась трава, которая, как вы предполагаете, была в вине? — подал голос Рейегар. Его лицо было сосредоточено и неподвижно, словно бы превратилось в камень. Лианна чувствовала, что он все еще гневается.

— Из Дорна, — без раздумий сказала Тристель, а Рейегар и Эртур переглянулись, — еще она имеется в Штормовых Землях, однако и по всему королевству ее можно найти. Мейстеры не дают ее знатным леди как раз потому, что она вызывает недомогание, да и стоит она дешево по этой же причине. Простые горожанки небогаты, а трудности у них такие же. В общем-то ваш мейстер оказался прав, сказав, что вы мучились болезнью желудка, так оно и было на самом деле.

— Однако уверенности, что в вино действительно была подмешана эта трава, у вас нет. Я прав, леди Тристель? — спросил Рейегар.

— Нет, — покачала она головой. — Вы помните вкус вина, когда выпили его? Было ли оно кислее, чем теперь? Не показалось ли вам, что от него исходит странный запах?

Рейегар умолк, глубоко задумавшись, и брови его разделила морщинка. Он забрал у леди Тристель графин, сделал глоток, подобно ей подержал вино во рту, а затем выплюнул.

— Эртур, будь добр, попроси Уилласа сбегать на кухню и принести нам точно такого же вина, — проговорил он, обращаясь к Дейну, и тот, кивнув, удалился, унося с собой подозрительное вино. — Я не могу вспомнить его вкус, — покачал он головой, словно бы извинялся перед леди Тристель. — Моя голова слишком занята другими делами, чтобы я мог держать в ней такие незначительные мелочи.

Тристель поджала губы и кивнула, и некоторое время в комнате царило неловкое молчание. Их гостья, хоть и хотела показаться уверенной в себе, все же была не на шутку смущена — это выдавали ее слегка зарумянившиеся щеки и подрагивающая под длинным подолом платья нога.

Выполнив просьбу короля, вернулся Эртур. Он снова уселся на свое место и сложил на груди руки. Все молчали. Лианна подумывала, стоит ли заговорить с леди Тристель, но не могла придумать подходящей темы. Любые вопросы, приходившие ей в голову, казались королеве неуместными, неприличными и даже оскорбительными. Из распахнутого окна тянуло жарой и морем, и Лианне захотелось вдруг окунуться в теплые ласкающие морские воды. Первый опыт купания в южном море пришелся ей не по душе, однако Рейегар, в детстве проводивший много времени в укрытых от посторонних глаз бухтах Драконьего Камня и Королевской Гавани и бывший отменным плавцом, уговорил ее попробовать еще раз.

— Волки не плавают в воде, — возражала она.

— Про водоплавающих драконов я тоже не слыхал, — он пожимал плечами и, пустив на нее фонтан из брызг, прыгал в подкатывающую волну.

Со временем Лианна научилась ценить прелести морских купаний, а Рейегар помог ей выучиться держаться на воде. Она все равно не заплывала далеко, однако не нуждаться постоянно в помощи мужа было приятно. Теперь ей хотелось сбежать из замка и укрыться ото всех в бухточке, известной только им одним.

Она чувствовала, как вспотели ее пальцы, все еще сжимающие руку Рейегара, однако Лианна не решалась ее выпустить. От ее мужа веяло напряжением и усталостью, и она положила свободную ладонь ему на плечо. От его тела исходил такой жар, что Лианна едва не отдернула руку, будто бы коснулась раскаленных углей. Он повернул к ней лицо и недолго смотрел на нее с беспокойством и заботой, и Лианна поняла, что он и в половину не был бы так взволнован, если бы опасность грозила ему самому. За любимых мы всегда переживаем больше, чем за себя.

Вернулся Уиллас с видом растерянным и немного пришибленным, будто в кухнях его хорошенько стукнули по голове чугунной сковородой. Он вернул графин королю и отчаянно развел руками, словно опасался, что его накажут за неисполнительность, хотя Лианна точно знала, что за Рейегаром подобного не водилось: он мог быть строгим и даже немного занудным — особенно в глазах тринадцатилетнего мальчишки, — но руку на своих оруженосцев никогда не поднимал.

— Простите, ваше величество, — залепетал он, — никто из них так и не смог узнать это вино. Все в один голос твердили, что оно какое-то необычное, и в королевских погребах такого не держат.

— Спасибо, Уиллас, — Рейегар похлопал его по плечу. — Ты свободен. Сегодня ты мне не понадобишься.

Мальчишка отвесил всем присутствующим низкий поклон и убежал: вероятно, наслаждаться недолгой свободой, что была ему столь щедро предоставлена.

— Что думаете, миледи? — король посмотрел на леди Тристель. Его темные очи сверкнули, словно глаза хищной птицы, углядевшей добычу с высоты своего полета.

— Полагаю, вы и сами уже пришли к нужному выводу. Раз уж никто не узнал этого вина, можно утверждать, что яд изменил его вкус. Изменил, но не настолько, чтобы можно было что-то заметить, — проговорила травница.

— Да, — Рейегар кивнул. Он поднялся и принялся расхаживать по комнате из стороны в сторону. Его чеканные шаги скрывал пушистый мирийский ковер. — У кого в городе можно достать эту траву? — спросил он резко. Возможно, резче, чем собирался, потому что лицо его сразу же опечалилось, и он добавил: — Простите меня, миледи. Откуда вам это знать.

— Не извиняйтесь, — леди Тристель поглядела на него с сочувствием. — Я и правда не могу вам помочь, могу сказать только, что скорее всего она может быть у тех травников, что торгуют в бедных кварталах.

— Я очень вам благодарен, — Рейегар подошел к ней, взял ее руку и крепко пожал ее. — Вы оказали мне весьма ценную услугу, и я, признаться, не решаюсь просить вас еще об одной.

— Я с радостью окажу вам еще одну, ваше величество, — леди Тристель улыбнулась. — Но почему я, простая травница? Разве нет у вас здесь самого Великого Мейстера, ведь он гораздо ученее меня?

— Вам доверяет сир Эртур, — Рейегар обернулся к Дейну, гвардеец же сделал вид, что речь и вовсе идет не о нем. Его напускная невозмутимость позабавила Лианну, и ей пришлось прикусить губу, чтобы не улыбнуться. — Одним только этим вы завоевали мое доверие, которым не многие могут похвастаться. Надеюсь, мы не ошибаемся в вас, миледи?

— Я не предам вас, ваше величество, — пообещала леди Тристель. — Такой поступок был бы недостоин меня. К тому же, он бы, вероятно, бросил тень на вашу дружбу с сиром Эртуром, а мне бы этого не хотелось. Сир Эртур многим пожертвовал ради нее.

Эти слова показались Лианне неуместными, и привели ее в замешательство. Украдкой она взглянула на Дейна, невозмутимость которого, кажется, давала трещину и готова была разлететься на кусочки, словно тонкий весенний лед на бурной речке. Он поднял глаза и взглянул на леди Тристель взором полным невыраженной тоски. Лианна легко узнала этот взгляд, ведь он был ее давним другом по тем временам, когда ее муж еще принадлежал другой женщине, а она сама и мечтать не могла о возможности быть с ним рядом.

Рейегар, однако, был слишком поглощен собственными заботами и ничего не заметил.

— Я хочу попросить вас разузнать для меня, у кого в столице можно приобрести эту траву, — король наконец остановился. — Вы лучше нас всех знакомы с этим миром, да и я бы не хотел привлекать к этому делу излишнего внимания. Вы согласны?

— Да, — леди Тристель кивнула.

— С вами пойдет сир Эртур, — добавил Рейегар, на что оба — гвардеец и травница — с удивлением посмотрели на него.

— Я не юная леди, — возразила леди Тристель, — мне не нужен провожатый.

— Вы женщина, — возразил король, — и даже если бы вы носили на поясе меч, вы бы не смогли одолеть мужчину сильнее вас. Прошу вас, миледи.

Травница нехотя согласилась, неуверенно кивнув.

— Думаю, меня здесь ничего более не держит, — сказала она, поднимаясь и расправляя измявшийся подол платья.

— Конечно, вы можете идти, только сначала позвольте отблагодарить вас за ваши труды, — Рейегар взял со стола кожаный кошель и протянул травнице, а затем добавил, когда она возмущенно замотала головой: — Не сочтите это за оскорбление. У меня и в мыслях нет вас обидеть.

Леди Тристель взяла кошель, хотя и с неохотой, пробормотала благодарность, а затем, снова поклонившись всем сразу, удалилась в сопровождении сира Эртура, который вызвался ее проводить.

Лианна хотела сказать что-то по поводу ее забавных манер, однако один взгляд на лицо Рейегара сказал ей, что ему не до веселья. Она поднялась с кушетки и подошла к нему, обхватила его руками, засунув ладони ему под тунику. Щекой Лианна прижалась к его груди, чувствуя, как часто та вздымается от его неровного дыхания.

— Тебе лучше уехать на Драконий Камень, — проговорил он глухим, пустым голосом, доносящимся будто бы из глубин заброшенной пещеры.

— Я никуда не поеду, — возразила Лианна, мягко поглаживая его горячую кожу. — Я не оставлю тебя здесь одного. К тому же близится твой совет, а мы не хотим, чтобы лорды что-то заподозрили.

— Ты, как всегда, права, моя мудрая жена, — отозвался Рейегар, его губы слегка коснулись ее макушки. — Но как я могу думать о чем-то другом, когда кто-то хочет причинить тебе зло. Я запомнил ее слова. Эта трава растет в Дорне и Штормовых Землях. Доран, хотя и сидит тихо, наверняка, лелеет планы посадить на трон Визериса и сделать свою дочь королевой. А про Роберта и говорить нечего.

— Рей, — Лианна подняла на него взгляд, протянула руку и коснулась его щеки. — Нам обоим следует успокоиться. Леди Тристель говорила, что ее развозят по всем королевствам, а может, ее и вовсе не было, никто за это не поручится.

— Иногда мне хочется бросить все и сесть на корабль в Эссос, — пробормотал Рейегар. — Помнишь тех, других, нас? Певца и наемницу? Куда она увезла его?

— Далеко-далеко, — прошептала Лианна, — туда, где вечно стоит лето, цветут цветы и деревья стоят зелеными, полные сочных плодов. Там никто не смог бы их найти. Они построили себе маленький дом с садом…

— …Где он посадил для нее ее любимые цветы, — продолжил Рейегар. — А потом у них родились дети.

— Много детей, — добавила Лианна, мягко улыбнувшись, — и счастью их не было конца.

Завязывая ворот серой домотканой туники, Эртур Дейн думал о том, намеренно ли Рейегар отрядил его сопровождать Трис в ее прогулке по городским травным лавкам или же король, слишком занятый собственными трудностями, и правда не замышлял ничего такого. Казалось бы, Эртур пока был единственным посвященным в данное дело. Ни для кого, как и для самого Дейна, не было секретом, что Рейегар почитал его самым близким своим другом и доверял ему больше остальных. Не удивительно, что, когда дело касалось опасности, в которой оказалась Лианна, Рейегар захотел, чтобы в это дело был вовлечен самый доверенный его человек.

Эртур так и рассуждал, пока они не встретились прошлым вечером во дворе для поздней тренировки, и Дейн готов был поклясться всеми известными ему богами, что видел, как Рейегар подмигнул ему, упомянув Трис, однако открыто король со своим гвардейцем на эту тему не заговаривал. Эртур понятия не имел нравилось ли ему это или нет. Он уже привык жить с нанесенной ему раной и едва ли замечать ее, но теперь ее бередили едва ли не каждый день, и Дейн не знал, сколько еще он сможет терпеть эту боль, приобретавшей тайную сладость, стоило ему лишь взглянуть на личико Трис или представить его перед своим внутренним взором.

Будучи счастливо женатым, Рейегар уверовал, что подобное достижимо для всех, забывая о том, в какой стране он родился и о том, что его собственным детям придется сочетаться браком с теми, на кого он им укажет и кто будет выгоден для трона. Эртур же продолжал считать, что счастье в любви доступно немногим избранным богами, и даже Рейегару дорого пришлось заплатить за возможность быть рядом с женщиной, которую он выбрал себе сам.

Эртур оправил тунику и затянул черные жесткие волосы в пучок, чтобы не липли к шее. Солнце за окном все продолжало изрыгать свой огонь, и на обычной узкой столичной улочке можно было почувствовать себя куском мяса на раскаленной сковородке. Если такая погода простоит еще несколько дней, то жители Королевской Гавани вспомнят о древних верованиях Первых Людей и начнут возносить молитвы богу дождя, имя которого исчезло вместе с теми, кто ему поклонялся.

Туника была немного жесткой от мыла, но Эртур был рад ощутить на теле сухую ткань, хотя и не тешил себя надеждой, что она останется такой надолго. Рассвет он оставлял сегодня на попечение оруженосца, беря с собой обычный, выкованный в замке, двуручный меч, дабы не привлекать к себе излишнего внимания. Это был не первый раз, когда Дейн не брал с собой знаменитый фамильный клинок, и не в первый раз, когда он ощущал будто ему чего-то не хватает, будто бы он вышел полностью обнаженным в толпу. Эртур стиснул незамысловатую гарду стального клинка и, прикрыв дверь своей каморки, вышел во двор, а затем и за ворота.

Они с Трис условились встретиться у портовой ярмарки. Хотя Эртур и намеревался проводить ее от самого дома, но она воспротивилась. Вероятно, не хотела, чтобы Дункан к нему слишком уж привязывался, что немного печалило Эртура. Когда он явился к ней посоветоваться по поводу того, что случилось с Рейегаром, Дункан немедля бросился к нему, да еще привел знакомиться сестру — такую же черноволосую и лиловоглазую девочку по имени Джейни. Дункан и Джейни — знала ли Трис, что она была их потомком, или для нее то была лишь красивая история любви, когда наследный принц отказался от всего ради девушки, которую полюбил. Много ли было на свете людей столь же необычных, как Дункан Таргариен?

Раньше этот выбор не казался Дейну таким трудным, однако теперь он слишком хорошо понимал, на что идет человек, бросивший вызов своему долгу, а вместе с этим всему окружающему миру, обществу и даже собственной семье, тем людям, кого он любил. Была ли то смелость или безответственность? Эртур так и не нашел ответа на этот вопрос.

Трис ждала его в условленном месте, стоя в тени одной из лавок. Одета она была просто и незатейливо: в серое льняное платье, с вышитым по рукаву узором в виде сине-фиолетовых цветов — под цвет ее глубоких темных глаз. Эртур подумал, что платье она наверняка сшила себе сама. За то время, что он не видел ее, она во многом изменилась: выросла, поумнела — как бы сказали другие, познала жизнь. Эртур и сам преподнес ей один из горьких уроков. Она взглянула на него из-под густых ресниц, и ему вдруг примерещился тот взгляд, которым она одаривала его, когда он жил в ее доме, залечивая раны. Этот ее взгляд всегда вызывал у него недоумение, ибо в нем мешались презрение и интерес, обида и обожание, и Дейн не знал, чего там было больше.

Он вежливо поклонился ей, на что она лишь слегка склонила голову, отбросив за плечо толстую светлую косу.

— Здравствуй, — проговорил Эртур, не зная, что еще можно было бы сказать.

— Доброго дня, — отозвалась Тристель. Голос ее звучал резко и в то же время как-то до странности застенчиво, словно бы за грубостью она пыталась скрыть собственное смущение. Щеки у нее разрумянились, но Дейн не мог сказать от чего: от жары ли, или от его вида. — Идемте, не будем терять времени.

Она развернулась и двинулась вперед, рассекая толпу. Эртур ступал за ней. Он намеревался предложить ей руку, но она не дала ему такой возможности, да он и не думал, что Тристель приняла бы ее. Его взгляд уставился в ее затылок, разглядывая толстую косу, пробегаясь по прямым плечам, спускаясь вниз к округлым бедрам, покачивающимся в такт ее движениям. Эртур судорожно вздохнул и снова принялся разглядывать ее волосы, поблескивающие на солнце.

Тристель свернула в узкий проулок, и они, будто бы покинув огромное море, оказались в маленьком ручейке. Людей здесь было гораздо меньше, чем на рыночной площади, и все они были заняты своими делами. На Эртура и Трис никто не обращал внимания, только изредка некоторые бросали встревоженные взгляды на его клинок: иметь выкованное в замке оружие мог позволить себе далеко не каждый. Дейну это не нравилось, но отказаться от защиты он не мог. Глядя на все это, он еще раз подумал о том, сколько переполоха вызвал бы здесь Рассвет.

— Ни к чему все это, — пробормотала Трис, — я здесь не в первый раз, никто меня не трогал.

— Это приказ короля, — сухо отозвался Эртур, хотя они оба хорошо знали, что дело было вовсе не в этом.

В ответ Трис только хмыкнула. Она уже не плакала и не убегала прочь, как в первые недели их знакомства, однако все же не могла скрыть истинных чувств, что обуревали ее: они плескались в ее глазах и готовы были вылиться на Эртура, затопив и его. Она отвернулась и поспешила дальше, словно бы стремилась скорее со всем этим покончить.

Они спустились вниз по улице к перекрестку, где располагался кабак, а также кожевенная лавка. Время было раннее, посетителей в кабаке не было, и подавальщики в желтоватых от времени, но чистых передниках стояли в тени и о чем-то увлеченно болтали. Кожевенник недовольно за ними наблюдал, ибо и самому ему делать пока было нечего.

Тристель прошла мимо них, кивая кожевеннику, которого, по всей видимости, знала. При виде ее его лицо озарилось беззубой улыбкой. Сколько у нее еще было знакомцев в Королевской Гавани и как давно она поселилась здесь? Как давно Тристель и дети находились всего в нескольких милях от Эртура? Ему бы очень хотелось это знать, но он догадывался, что подобный вопрос не вызовет ничего, кроме недовольства, а гневить Тристель снова ему не хотелось.

За поворотом обнаружилась еще одна лавка, и подле нее Трис остановилась.

— Оставайтесь здесь, — бросила она. Дейн не помнил, чтобы в ее тоне когда-либо было столько жесткости — следствия очередного урока, преподнесенного ей жизнью. — Ваш меч только отпугивает людей, а меня многие тут хорошо знают.

— Я заметил, — кивнул Эртур. Его слова прозвучали резче, чем он того хотел.

— Я помогла многим из них, — Тристель уперла руки в бока, ее глаза сверкнули. — Думаете, вашим мейстерам в замках есть дело до простых горожан? Если кто заболеет, то заботиться о себе им приходится самостоятельно, никто к ним не явится и не принесет нужного снадобья. — Она фыркнула и на мгновение отвернулась, словно Эртур лично был повинен в той разнице, что испокон веков существовала между бедными и богатыми.

— Ты делаешь хорошее дело, — он улыбнулся. — Но вместо того, чтобы говорить обо всем этом мне, ты могла бы рассказать королю и королеве.

— Неужто им есть для этого дело? — воскликнула она.

— Поверь мне, есть, — заверил ее Эртур. — Рейегар и Лианна действительно заботятся о своих подданных.

Трис в ответ только хмыкнула, показывая, что Дейну не удалось ее убедить.

— Недаром вы так сильно любите своего короля, — проговорила она зло. — Что ж, ваше право. Стойте тут и ждите. Я скоро вернусь.

Эртур покорно остался стоять, пока Трис скрылась на выложенной камнями лестнице, ведущей куда-то вниз. Он удивился той враждебности, которую она испытывала по отношению к Рейегару, ведь в народе короля любили. Конечно, у него, как и у любого правителя, были недоброжелатели, но по большей части отзывались о нем хорошо — Эртур слышал это своими ушами.

Дейн подумал, что Трис могла злиться из-за того, что между ней и Рейегаром Эртур предпочел служение королю, однако, считая так, Трис совсем не понимала природу свершенного им выбора. Дело было не в Рейегаре, вернее не только в нем. Отказаться от службы королю худшему, королю менее достойному, Эртур скорее всего смог бы, хотя и испытывал бы муки совести. Он мог бы отказаться от службы человеку, которого не почитал бы долгие годы за младшего брата. Но не только этим ограничивались причины его решения. Дейн знал, что, оставшись в королевской гвардии, служа Рейегару, он многое мог сделать. Он знал, что не зря получил от дяди Рассвет, знал, что был одним из лучших, если не лучшим, рыцарем Семи Королевств.

«Были ли женщины у сира Дункана Высокого? — размышлял Дейн. — Ведь наверняка были. Влюблялся ли он? Любил ли? Выбирал ли?» Эртур испытывал непреодолимое желание спросить у кого-нибудь совета, услышать, что его решение было правильным, однако, единственным, с кем он мог откровенно поговорить об этом, оказался Рейегар, а мысли короля о выборе между долгом и любовью были гвардейцу хорошо известны. Чтобы заполучить Лианну Старк Рейегар был готов пойти против самого Тайвина Ланнистера.

Дейн не успел додумать эту мысль, как вернулась Трис.

— Ничего необычного, — она покачала головой. — Честно сказать, я не думаю, что мы сможем что-нибудь выяснить. Трава эта есть у многих травников, ее часто покупают продажные женщины или хозяйки дешевых борделей. Какой труд служанке прикинуться одной из них? Ее никто и не запомнит.

Эртур кивнул, соглашаясь, что, возможно, так все и было, однако ему не хотелось отказываться от надежды все же что-нибудь найти. В первую очередь для того, чтобы помочь королеве Лианне. Эта смелая, бесстрашная женщина становилась жертвой неких недоброжелателей и интриганов, нацелившихся на ее детей, и в этой борьбе она казалась беззащитной. Здесь не помогли бы ни клинки, ни копья. Против таких врагов требовалось совершенно иное оружие, а какое — никто из них пока не знал.

Эртур и Трис провели в городе несколько часов. Чистая одежда Дейна пропиталась потом, ноги ныли, невыносимо хотелось пить. Трис тоже, видно, устала, хотя и не показывала этого. Платье у нее на спине промокло, и Эртур не мог оторваться взора от проступившего между лопатками темного пятна. Стоило ему подойти ближе, как он явственно чувствовал ее запах, мягкий, будто бы пахло деревенским домом, утренней росой, слегка сопревшим сеном и парным молоком. Трис по-прежнему не пахла как горожанка, ибо городские запахи были неприятны и грубы, в аромате же ее тела было нечто нежное и трепетное, не похожее на ее грубоватый нрав. Дейн почувствовал, как тело его отзывается, как в нем рождается знакомое ноющее чувство, однако Эртур не мог поддаться ему, и впереди его ждала лишь боль, глухая и непроходящая.

Он отстегнул от пояса флягу и отпил воды, но нагревшаяся на солнце жидкость не принесла ему никакого успокоения, ибо не была способна загасить разгоравшееся внутри пламя, к которому палящее солнце не имело никакого отношения. Хотел бы он знать, чувствовала ли Трис то же самое, или же, наоборот, пылала злобой, или — что хуже всего — оставалась ко всему совершенно безразличной.

Эртур вздохнул и отвел взгляд в сторону, посматривая на макушку Трис, только чтобы не потерять ее из виду. Он испытывал непреодолимое желание утащить ее в боковой переулок и взять ее в каком-нибудь темном алькове, и от этого ему становилось стыдно, однако он ничего не мог поделать со своим телом, которое сейчас горело и изнутри, и снаружи.

Трис, будто бы почувствовав его мучения, обернулась и посмотрела на него так, словно все поняла, хотя Эртур не мог ручаться, что ему это не показалось. Она взяла в руки косу и принялась перебирать ее пальцами, будто чувствовала необходимость чем-то занять руки.

— Я говорила, что ничего не выйдет, — проговорила она. — Никто ничего необычного припомнить не может. Эту траву могли купить и не в Королевской Гавани.

— Нам стоило попытаться, — пробормотал Эртур. Неудача в поисках, усталость и пожар у него внутри изнурили его. Тело казалось тяжелым и непослушным, будто бы было отлито из свинца, который плавился под палящими лучами, словно в горниле кузнеца.

Трис безразлично пожала плечами.

— Жаль королеву, — проговорила она. Трис некоторое время смотрела на Эртура, но так больше ничего и не добавила. — Прошу, не стоит меня провожать. Возвращайтесь к своей службе. Вы там нужнее.

Эти слова ранили Дейна острее любого клинка, однако он смолчал. Лишь вежливо поклонился Трис и зашагал прочь к Красному Замку, вверх по склону холма Эйгона, как тогда, несколько лет назад, когда думал, что попрощался с Тристель навсегда. По сравнению с тем ранним часом, когда Эртур покидал стены Красного Замка, улицы сделались оживленнее. Горожане сновали кругом, не замечая плетущегося наверх гвардейца. Город шумел, полнясь ржанием лошадей, скрипом телег и бранью возниц, выкриками лавочников и звоном лат Золотых Плащей. В небе снова не было ни облачка, только чайки парили в нем, о чем-то крича. Прибрежные птицы, они не только ловили рыбу в водах Черноводного Залива, но и любили поживиться отбросами, которых на городских улицах было в достатке. Дейн даже как-то слышал шутку о том, что чайки в Королевской Гавани жирнее, чем некоторые ее жители.

Вернувшись в Красный Замок, Эртур поймал на тренировочном дворе Уилласа и узнал от него о том, что король до вечера занят с Джоном Арреном. Наверняка они снова обсуждали грядущий совет великих лордов, который затеял Рейегар. Наверняка снова спорили. Дейн только удивлялся, как король это терпел, но Рейегар всегда говорил, что ему важно мнение со стороны, что в одиночестве он может упустить что-то важное, поэтому он всегда прислушивался к чужим советам. Однако если уж что-то вбивал себе в голову, то отговаривать его было делом гиблым.

В небольшом дворике у Башни Белого Меча было пусто. Только оруженосец Эртура спал, разлегшись прямо на земле. Дейн хмыкнул, однако будить мальчишку не стал. Он взял валявшееся на песке ведро и, зачерпнув им воду из стоявшей неподалеку деревянной бочки, вылил все на себя. Вода за день конечно же нагрелась, однако Эртур все равно испытал приятное облегчение. От шума воды проснулся и оруженосец. Вскочив на ноги, он принялся отчаянно тереть глаза.

— Сир, простите, вы вернулись, а я тут… — залепетал он.

— Ладно уж, — Эртур добродушно улыбнулся, — отдыхай. Делами займемся вечером. По такой жаре все равно ничего делать невозможно.

Дейн дал мальчишке несколько поручений, а сам поплелся в свою каморку, оставляя за собой мокрый след от капающей с него воды. Остаток дня он мог позволить себе отдохнуть и подумать, хотя думать сейчас ему как раз не хотелось, ибо Эртур прекрасно знал, куда заведут его мысли после сегодняшних событий.

Вечер принес с собой приятные синие сумерки и легкую прохладу. В саду вечернюю песню затянули сверчки, чайки смолкли и отправились восвояси туда, где им предстояло провести ночь, ветер стих, и ощутимее стал аромат цветов и листвы. На небе появился бледный, кажущийся прозрачным, полумесяц, и засверкали первые звезды. Эртур, чувствовавший себя посвежевшим, поднялся с постели и, одевшись, направился к королю.

Рейегар был в своей горнице один, только у двери стоял невозмутимый Джон Дарри с хмурым, как обычно, лицом. Он носил такое выражение с тех самых пор, как Эртур впервые прибыл в Королевскую Гавань. Сир Джонотор тогда уже надел белый плащ. «Вот каким должен быть королевский гвардеец, — подумал Дейн. — Суровым, бесстрастным, молчаливым и не лезущим не в свое дело». Дарри с одинаковой верностью служил, как Безумному Эйерису, так и сменившему его Рейегару, словно бы между ними не было никакой разницы, и Эртур часто задавался вопросом, было ли это достоинством или недостатком сира Джонотора.

В королевской горнице Эртур по приглашению Рейегара устроился на своем обычном месте. Его друг был непривычно бледен и суетлив, а взор его казался отстраненным.

— Отвратительно выглядишь, — не преминул заметить Дейн.

— Кто же еще скажет правду, как ни лучший друг, — Рейегар невесело усмехнулся. — Невовремя решил я собрать совет лордов, — он вздохнул. — Однако теперь уже поздно что-то менять: приглашения уже разосланы.

— Ты спал? — спросил Эртур, разглядывая широкие скулы короля, которые теперь казались еще острее.

— Нет, — покачал головой Рейегар. — Я теперь ни о чем другом не могу думать, Эртур. Лианна… Кто-то угрожает моей жене и детям, и я ничего не в силах сделать.

— Ты делаешь все, что в твоей власти, — поправил его Дейн. — Ты не волшебник, Рейегар.

— Хотел бы я им быть, — король сжал в кулаке клочок исписанного пергамента, — если бы это помогло мне защитить Лианну. Я уже несколько дней как думаю о матери, о моих братьях и сестрах. Возможно, у моего отца были причины так опекать Визериса? Возможно, это не было безумием, как мы все тогда считали?

— Рейегар, успокойся, — Эртур подался вперед и схватил его за плечо. — Прошу тебя.

— Как я могу, друг мой, как? — голос короля звучал устало и тихо, будто бы у него больше не оставалось сил говорить. — Я не желаю, чтобы мою жену постигла участь моей бедной матери. Стоит мне представить, что кто-то сделал это намеренно, мне хочется стиснуть пальцы на его горле и давить, пока жизнь не покинет его окончательно.

— Рейегар, — повторил Дейн, и король поднял на него глаза, — я знаю, ты убьешь любого, кто посмеет обидеть твою жену, но, прошу, давай рассуждать здраво.

— У меня это дурно выходит, Эртур, — Рейегар откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди, словно закрываясь от друга. — Вам удалось что-нибудь найти?

— Нет, — с сожалением проговорил Дейн, которому очень бы хотелось порадовать короля, чтобы принести ему хотя бы кратковременное облегчение. Никто из них не помнит ничего необычного. Траву эту часто берут небогатые женщины, и никто не может ручаться, что одна из них не была служанкой из Красного Замка, а не оказавшейся в беде дамой. Тристель сказала, что она может найтись даже у мейстера среди его снадобий.

— Мейстера? — Рейегар потер переносицу. — Полагаю, Бенедикт ничего не знает о подобной траве. Он не признал ее, когда лечил меня, у него даже мысли не возникло… Если только он не солгал намеренно, — добавил король встревоженным шепотом.

— Не исключено, — согласился Дейн, — однако ты не можешь утверждать наверняка. К тому же, помимо Бенедикта в замке есть и другие мейстеры.

— Не могу, — кивнул король. Его глаза заблестели, он снова сел ровно, пальцы забегали по столу, словно бы искали что-то. Новая догадка вырвала его из пучины незнания и бездействия, которая угнетала его и постепенно утягивала куда-то вниз. — Однако мы сможем попытаться узнать хотя бы что-то. Для начала нужно осмотреть комнату, где мейстеры хранят свои мази и настойки, а потом стоит поговорить с Варисом. Боги свидетели, я не переношу его, но свою работу он делает хорошо, и пока у меня не было достаточно причин в нем сомневаться.

— Рейегар, уже поздно, — Эртур улыбнулся. — Мы обязательно все это сделаем, но завтра. А теперь иди к своей жене, она ждет тебя.

Король едва заметно улыбнулся и принялся крутить между пальцами королевскую печать.

— Ты думаешь, я становлюсь таким же параноиком, как мой отец? — спросил он серьезно. — Что мои подозрения — лишь моя блажь, не имеющая под собой никаких оснований?

— Ты сам знаешь, что я ничего подобного никогда не думал и не думаю, — отозвался Эртур, стараясь скрыть обиду в голосе. — Я полагаю, тебе следует успокоить нервы и отдохнуть. Посмотри на себя. Уверен, твоя жена тоже это заметила.

— Она бранится на меня, — губы Рейегара снова тронула улыбка, едва заметная, зарницей сверкнувшая на его печальном лице. — Но я не могу по-другому. У меня в голове столько мыслей, что она вот-вот лопнет, — он обхватил голову руками и потер виски.

— Поэтому тебе действительно лучше выспаться, — Эртур подался вперед и положил руку Рейегару на плечо.

— Ты прав, — кивнул тот. — Ты прав, Эртур. Спасибо тебе.

Эртур кивнул, потом улыбнулся.

— Ты мне как брат, Рейегар, — проговорил он тихо. — Тебе не за что меня благодарить.

— Это не так, и ты это знаешь, — тихо произнес король. — Иди отдыхай, Эртур.

Молчание, повисшее между ними, вдруг сделалось неловким, и Дейн предпочел попрощаться, оставив Рейегара наедине с его думами. Король рассеянно пожелал ему доброй ночи и остался сидеть в кресле, все такой же напряженный и усталый. Эртур надеялся, что Рейегар последует его совету и хотя бы выспится, но особо надеяться на это не приходилось.

За то время, что Эртур провел у короля, серп луны успел сделаться ярче и подняться выше и висел теперь над самой вершиной Башни Белого Меча. В его тусклом свете выбеленный камень будто бы сверкал серебром. Узкие окна на втором и третьем этажах темнели черными провалами, будто ввалившиеся глаза, и только в окнах верхнего этажа, где находились покои лорда-командующего, горел свет.

Дейн постоял немного на улице, вдыхая свежий морской воздух, полный запаха нагревшегося за день камня и припасенного для лошадей сена. По двору сновали золотые плащи и стражники Таргариенов, торопились отправиться спать запоздавшие слуги: их ожидал ранний подъем. Где-то в темноте мяукнул кот, коих в Красном Замке было великое множество. Мысли Эртура устремились к Трис, в последнее время они часто навещали ее и ту непрожитую им жизнь, которая неизменно следовала за ним бок о бок, маня Дейна своим уютом.

Он снова представил, как возвращается домой к жене и детям, как они обнимают его, как вся их семья собирается за столом, а ночью они с Трис предаются любви, плавясь в объятиях друг друга. Тело отозвалось болезненным томлением сжатого в тисках желания, и Эртур зажмурился, прогоняя непрошенное видение. Ему хотелось немедля отправиться к Трис и одновременно бежать от нее как можно дальше.

Следующий день выдался таким же жарким, как и предыдущие, и на Малом Совете стали всерьез говорить о возможном неурожае. Поля уже были засажены, и кое-где появлялись первые всходы. Однако без должного количества воды многие семена могли так и погибнуть в земле, а едва пробившиеся на волю колоски — засохнуть. Судя по донесениям из разных уголков страны, достаточно дождей было только на Севере и в части Простора и Речных Земель, в остальных же местах стояла жара, земля высохла и трескалась. Особенно тяжело приходилось Дорну, где и без того земли были не самыми плодородными.

— Предыдущие два лета были короткими, — устало проговорил Рейегар, — и мы не знаем, сколько продлится это. Время у нас еще есть, но нам нужно быть готовыми закупать зерно в Эссосе, если собственного урожая будет недостаточно, чтобы прокормить всех. Лорд Мейс, — король посмотрел на мастера над монетой, — это означает, что казне придется экономить.

— Ваше величество, — подал голос Тирелл, — королевства сами ведают своими урожаями, это не дело Железного Трона… В ведении короны находятся только Королевские Земли.

— Вы ошибаетесь, милорд, — спокойно ответил Рейегар. — В ведении короны находятся все Семь Королевств, иначе смысла в этом железном стуле я не вижу. Мой прадед Эйгон отправил на Север запасы зерна, когда северяне едва не умерли с голоду. В случае необходимости я готов сделать то же самое для любого из королевств. Вы поняли меня, лорд Мейс? — в голосе короля зазвучали железные нотки.

— Да, ваше величество, — Мейс Тирелл склонил голову. Всем было прекрасно известно, еще со времен Эйгона Невероятного, что большинство лордов Вестероса разделяли мнение мастера над монетой, однако Рейегар, как и его прадед, придерживался иной позиции, и пока ему не решались возразить, особенно такой человек, как лорд Мейс.

На этом заседание было окончено и лорды — притихшие и молчаливые — покинули зал, бесшумно удалившись по мягкому ковру, который скрывал даже грузные шаги толстяка Мейса. Эртура король попросил остаться. Дейн подсел ближе к другу и велел торчавшему за дверью Уилласу сбегать за вином, невольно думая, что этот мальчик, если жизнь его не испортит, будет лордом куда более достойным, чем его непутевый отец.

— Я думал о нашем вчерашнем разговоре, — начал Рейегар. Вид у него все еще был напряженным, и это немного беспокоило Эртура, однако пока он решил оставить свои нравоучения при себе. — Утром я попросил Вариса понаблюдать за мейстерами, особенно за Бенедиктом, и хорошенько приглядеться к Цитадели.

— Ты доверяешь ему? — удивился Эртур.

— Нет, однако он никогда не подводил меня раньше, и у него есть средства в достижении того, что мне нужно, — король вздохнул. — Кроме того, он обещал достать для меня ключ от кладовой, где они хранят свои лекарские травы, настои и припарки. Мне нужно, чтобы леди Тристель поглядела, что там хранится. Она согласится?

Дейн пожал плечами. Он не был ни в чем уверен.

— Не знаю, — честно ответил он. — Я не знаю, что у нее на уме.

Рейегар улыбнулся и очень странно посмотрел на Эртура.

— Я женат на Лианне уже несколько лет и до сих пор иногда не могу сказать, что у нее на уме, — заметил он, слегка посмеиваясь. Эртур ожидал, что друг скажет ему что-то еще, однако тот больше ничего не добавил и заговорил о другом.

Уговаривать Трис не пришлось, она согласилась сразу, хотя и хмурилась, а потом заявила, что у нее есть одно условие. Вначале это встревожило Эртура, но потом он успокоился, когда узнал, что она всего лишь желает снова говорить с королем. Рейегар принял ее у себя в горнице вместе с Лианной: сам он расположился в кресле, а королева стояла у окна в легком шелковом платье, трепетавшем на ветру.

Трис, всегда смелая и прямолинейная, под пристальным взглядом короля тушевалась, что казалось Дейну весьма забавным. Она сжимала губы, придавая своему виду суровость, но щеки ее заливал застенчивый румянец. Трис не привыкла бывать в таком изысканном обществе, вероятно, вся эта роскошь, множество слуг и стражи, пугали ее, заставляя ее чувствовать себя неуверенно. Она молчала и ерзала на поданном ей стуле, пока Лианна, отделившись от окна, не предложила ей кубок с холодным вином.

— Выпейте, — королева улыбнулась. — Эта ужасная жара нас всех доконала.

Трис сделала глоток и с благодарностью поглядела на Лианну.

— Что вы хотели просить у меня, миледи? — осведомился Рейегар. Он казался серьезным, но Эртур видел, как тот сдерживает улыбку.

— Я… — начала Тристель, — хотела вам рассказать… Я ведь травница, вы знаете, ко мне за помощью приходит множество людей, и я… Я хотела сказать, что лекарскую помощь может получить лишь малая доля ваших поданных, ваше величество, — в основном это лорды, имеющие в своих замках мейстеров. Простой же люд приходит к нам, знахарям и травникам, но и нас слишком мало, чтобы помочь всем, и многие так и умирают в одиночестве лишь от того, что рядом не было того, кто мог бы им помочь.

— Мне это известно, миледи, — проговорил король.

Тристель замерла, не зная, что и сказать. Будь на месте Рейегара сам Эртур, она бы, вероятнее всего, обвинила его в бесчувственности и нежелании что-либо делать.

— Нам о многом известно, леди Тристель, — заговорила Лианна Старк. — Мы часто ездим в город и беседуем с его жителями, однако невозможно разрешить все трудности в одно мгновение, даже если бы нам очень этого хотелось. — Королева вздохнула и пожала плечами, слегка улыбаясь опешившей Тристель.

Она подняла глаза на Лианну, потом поглядела на Рейегара. Задумалась.

— Об этом я не подумала, — пробормотала она.

— В этом нет ничего удивительного, — Лианна Старк улыбнулась. — Во всем плохом по обыкновению принято винить короля. Только вот королю винить некого. Не берите на свой счет, миледи, — добавила она после короткого молчания. — Мы услышали вашу просьбу и сделаем все, что только в наших силах.

— Благодарю вас, ваше величество, — Трис слегка склонила голову.

— Это мы благодарим вас за вашу помощь, — подал голос молчавший доселе Рейегар. — Вы можете просить меня, о чем угодно, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь и вам, как вы помогаете мне. — Король порылся в кармане и протянул Эртуру ключ. — Вот, — объяснил он, — это то, о чем я говорил. В ближайшие три четверти часа там никого не будет.

Эртур принял ключ из рук Рейегара и вышел из горницы короля, оставив того наедине с женой. Трис послушно шла за ним, оставаясь до странности молчаливой и замкнутой. Они покинули Твердыню Мейегора и направились к воронятне, где жили замковые мейстеры, а также располагались их кладовые. Так как Трис сопровождал сам Меч Зари, никто их не остановил и не задавал лишних вопросов: в Красном Замке, да и во всей столице, знали, что Эртур Дейн — самый преданный королю Рейегару человек.

Трис скрылась в кладовой, а Эртур остался у двери на случай, если вопреки заверениям Вариса вернется кто-то из мейстеров, но опасения его были напрасны: узкий каменный коридор был пуст и не оглашался эхом шагов. Единственной стражей здесь были стоящие у входа гвардейцы Таргариенов, а их дела людей в сером не интересовали: они служили только правящему дому. Свою личную стражу Великому Мейстеру иметь бы никто не позволил: в Красном Замке он находился на службе и под защитой короля.

Когда Трис наконец вернулась, Эртур уже начал беспокоиться, ему не хотелось попасться на глаза кому-либо из мейстеров, ибо его присутствие здесь могло бы вызвать некоторые подозрения и показать им, что их делами интересуется сам король. Однако покинули башню они столь же легко, как и явились сюда: Паук их не обманул, хотя Дейн и сомневался, что мастер над шептунами решится на такое. Стражники у входа снова без интереса оглядели его и с некоторым любопытством — Трис, а затем склонили головы. Эртур улыбнулся им, словно бы ничего необычного здесь не происходило, а потом повел Трис к замковым воротам.

— Что скажешь? — спросил Эртур, когда они оказались подальше от чьих-либо ушей.

— Если вы о той траве, — шепотом проговорила Трис, — то она там есть, как и несколько других ядов, но это не удивительно, ведь мы о мейстерском хранилище говорим, — она пожала плечами.

— Спасибо, — Эртур без спроса взял ее руку в свою и осторожно пожал.

— Не стоит, — она позволила ему держать ее ладонь еще несколько мгновений, а затем высвободила ее, — королева мне понравилась, и я рада, если мне удалось быть полезной.

Она склонила голову в прощании и поспешила прочь, проскользнув между стражников, охранявших ведущие в Красный Замок ворота, и быстро затерялась в пестрой толпе, заполнявшей площадь у королевского обиталища. Эртур еще некоторое время постоял на месте, прежде чем повернуть обратно в Твердыню Мейегора, чтобы сообщить Рейегару новости, хотя, по сути, ничего нового они так и не узнали. Оставалось рассчитывать только на Вариса с его пташками и на то, что он все еще играет на их стороне.

Находясь в Вольных Городах, Джейме нещадно завидовал тем, кто мог носить простую хлопковую или льняную одежду или, подобно многим местным женщинам, кутаться в шелка. Хороший шелк холодил кожу и помогал спасаться от невыносимой жары, которая преследовала Джейме повсюду, хлопок и лен таким свойством не обладали, но были легкими и тонкими, и тело едва ли ощущало их на себе. На Джейме же была надета кольчуга, которую все же предпочли полному панцирю, ибо в нем тело начинало едва ли не вариться, словно в медном котелке над огнем.

Но и в кольчуге было несладко. Пот ручьями тек по спине и животу, и Джейме казалось, что он пахнет, словно сточные канавы Блошиного Конца. Ланнистер вспомнил, как в юности иногда капал на волосы ароматной воды и вообще пытался выглядеть утонченным и привлекательным. Он знал, что красив, и не только не скрывал этого, но еще и всячески старался это подчеркнуть. Что бы девицы Западных Земель сказали о нем сейчас? От золотого мальчика Джейме Ланнистера не осталось и следа, как и от королевского гвардейца сира Джейме. Перед ними предстал бы повидавший виды воин — уставший, бесчувственный, злящийся на себя и на жизнь.

Он вспомнил свой разговор с Эртуром Дейном, состоявшийся многие годы назад, но Джейме все еще хранил его в памяти. Слова Меча Зари часто помогали ему держаться и не предаваться унынию, когда Джейме отчаянно хотелось пожалеть себя.

«Вы можете начать жалеть себя, можете озлобиться и превратиться в циника, которому срубить голову ребенку, что комара раздавить. В конце концов вы можете каждый раз лезть в самое пекло и рано или поздно погибнуть. Но это будете не вы. В таком человеке я больше не узнаю того Джейме Ланнистера, которого посвящал в рыцари. Найдите в себе то, чем вы действительно можете гордиться», — сказал ему когда-то Дейн. Джейме знал, что он изменился внешне, и не был уверен, что девицы, всегда вившиеся вокруг него, признают его, если боги приведут его обратно в Вестерос. Однако Джейме хотелось верить, что в душе он оставался собой, даже несмотря на то, что многое изменилось. Главное должно было остаться, и Ланнистеру очень хотелось верить, что это так. Что бы сказал о нем сейчас сир Эртур Дейн, доведись им свидеться? Похлопал бы по плечу или нахмурился бы? Джейме надеялся, что первое.

— Эй, Ланнистер!

Из дум о былом и грядущем Джейме вырвал крикливый голос Тристана Риверса, пришедшего сменить его на посту. Ланнистер моргнул и протер глаза, будто бы пробудился утром ото сна. От солнечных лучей, отражавшихся от белого камня дорог, домов и мостовых, глаза начинали слезиться.

— Ты припозднился, — фыркнул Джейме, глядя на взбиравшееся по небу солнце. — Колокол на башне уже давно прозвонил.

— Как раз вовремя, — отозвался Тристан. Уличить его в опоздании было невозможно. Чтобы доказать свою правоту, он готов был, если бы это потребовалось, даже уболтать звонаря башни городского магистрата, ежечасно звонившего в большой колокол, так, что тот бы и мать родную забыл. — Ты, верно, ослышался. Как обстановка?

Джейме скривился, но возражать не стал. Тристан был хорошим воякой, добрым и щедрым товарищем, поэтому некоторые его недостатки в отряде терпели. К тому же, на поле боя он никогда не позволял себе расслабиться или о чем-то забыть, будто бы запах надвигающегося сражения превращал его в совершенно иного человека.

— Ничего особенного, — Джейме пожал плечами. — Все так же, как вчера, позавчера или месяц назад. — Несмотря на слухи о надвигающейся войне, услышанные им от Гого, город дышал миром, и работы у Золотых Мечей было не так уж и много.

— Скука, одним словом, — заявил Тристан. — Я бы не отказался помахать мечом не только на тренировке. Здесь я зачахну, клянусь всеми известными мне богами.

Джейме молча кивнул. Он любил честный бой, звон стали, свист стрел и ржание коней, чувство, что в любое мгновение можешь погибнуть, замертво упасть в истоптанную копытами землю, а потом стервятники выколют твои невидящие глаза и разорвут твое тело. Шум битвы окрылял его, бой давал ему ясную и видимую цель, которой Джейме так и не нашел в обычной жизни. Ему казалось, что он был рожден для этого, для того, чтобы стать прославленным рыцарем, но Воин рассудил по-другому, и вряд ли теперь о Джейме Ланнистере кто-нибудь будет складывать песни.

Он похлопал Тристана по плечу и, забравшись в седло, направился в лагерь, где его ожидало прохладное вино и долгожданный отдых. Голова опустела, и Джейме просто глядел по сторонам на спешащих по своим делам людей, на беленые дома, на возвышающуюся над городом башню магистрата. Ветер принес солоноватый запах свежей рыбы: в это время рыбаки возвращались из моря со свежим уловом и продавали его прямо у пристани. Перед внутренним взором Джейме вместо местного рыбного развала предстал рыбный рынок Королевской Гавани, такой же шумный и бойкий.

Падавшие на лицо волосы заставляли нос чесаться. Джейме откидывал их назад, но они упорно возвращались подгоняемые легким ветерком. Нарцисс недовольно фыркал: вокруг него жужжали мухи, и как бы он ни махал хвостом, пытаясь их отогнать, они все никак не желали оставить его в покое. Мухи летели от построенных на окраинах города выгребных ям, и, судя по всему, к вящему неудовольствию Нарцисса, любили запах конского пота. А когда Джейме после долгой поездки сам пах лошадью, они приземлялись и на него. Мухи были безобидны, но ощущение их крохотных лапок на коже вызывало зуд, а жужжание у самого уха выводило из себя. Джейме замахал на них руками, но, конечно же, безуспешно.

Стоило ему только въехать в лагерь, как к нему подбежал Реззо — резвый и исполнительный мальчишка. Он всегда поджидал возвращения Джейме, чтобы поскорее заняться уставшим и вспотевшим конем и оружием, которое само по себе не требовало большого внимания, ибо без дела болталось на поясе. Лишь иногда Джейме приходилось пускать его в ход, чтобы усмирить слишком много возомнивших о себе гуляк или попавшихся ему воров и насильников, хотя обычно городской сброд боялся наемников и спешил исчезнуть до того, как Джейме появлялся на их пути.

Нарцисс ткнулся в плечо хозяину, будто бы прощался с ним до завтра, и Реззо повел его к кормушке, где коня ждало свежее сено и долгожданная вода. Джейме же зашел вначале в шатер к Мандрейку, где доложил обо всем, что произошло, а точнее не произошло за время его дежурства.

— Тебе не кажется, будто ветер стих перед грозой, и вот-вот грянет гром? — спросил Мандрейк.

Джейме пожал плечами.

— Кто знает? — отозвался он. — Вольные города так часто ссорятся друг с другом, что не разберешь, когда начнется очередная война. Да и многое ли это изменит? Многие из наших товарищей давно рвутся в бой.

— Потому что ничего иного, кроме боя не видели, — Мандрейк поднял на него взгляд и внимательно всмотрелся в его лицо. — Ни они сами, ни их предки. Эта вражда слишком затянулась, но исправить уже ничего нельзя, верно ведь?

Джейме не ответил, ибо не знал, что сказать. Тем не менее, он продолжал стоять, ожидая от капитана еще чего-то, однако Мандрейк больше ничего не говорил, только смотрел на Джейме все так же пристально.

— Иди, Ланнистер, — наконец, произнес он. — Отдохни и выспись.

Коротко кивнув, Джейме ушел, но Мандрейк, казалось, даже не заметил его прощального жеста, погрузившись в свои занятия. Ланнистер же поспешил в спасительную тень своего шатра, где Реззо, устроивший Нарцисса, уже налил ему охлажденного вина и приготовил прохладную ванну, куда Джейме с благодарностью опустился.

Грязь, смешавшаяся с потом, толстым слоем липла к коже, и Джейме принялся оттирать ее, зная, что уже завтра ему предстоит проделать это вновь. Реззо тем временем вытряхивал из его грязной одежды, попавший туда песок и пыль. Вода приятно холодила кожу, будто бы освобождая ее от приставшего к ней панциря. В тени шатра она казалась темной, хотя за годы, проведенные в Вольных Городах, и правда приобрела коричневый оттенок.

Джейме поднялся и, насухо вытершись жестким хлопковым полотенцем, надел приготовленные расторопным Реззо бриджи и тунику. Ему нравилось чувствовать себя чистым, ибо вместе с грязью и пылью, вода, казалось, смывала усталость, и Джейме будто бы становилось легче дышать. Он потянулся, разминая уставшее за время дежурства тело, и уселся на небольшой столик, готовый к сытному обеду, который немедленно притащил Реззо.

— Угомонись, — сказал ему Джейме, когда мальчишка собрался нести в стирку его грязную одежду. — Сядь и поужинай со мной, остальное сделаешь потом.

Реззо бросил одежду на пол и шмыгнул к столу. Благодаря своей черной коже, мальчик напоминал ему тень, а в темноте его едва ли можно было разглядеть, только яркие белки глаз Реззо могли напугать любого, кто встретился бы с ним в темном коридоре. Джейме подумал, что для Вариса такой мальчишка стал бы настоящей находкой, ибо помимо прочего, оруженосец всегда снабжал Джейме самыми последними новостями, и Ланнистеру приходилось только гадать, где только Реззо добывал их.

— Если бы мы были у меня дома, — заговорил Джейме, принимаясь за тушеную в специях баранину, — через пару-тройку лет я бы посвятил тебя в рыцари.

Реззо оторвался от тарелки и удивленно уставился на Джейме. О рыцарях он слышал только из рассказов Ланнистера и имел о них представление довольно необычное.

— Неужто, сир? — воскликнул он.

Джейме кивнул.

— Не вечно же тебе ходить в оруженосцах, — Ланнистер улыбнулся. — Вот что, чистить оружие и доспехи ты выучился, добывать еду в походе и ходить за конями тоже. Осталось мне научить тебя владеть оружием. Сознаюсь, я пренебрегал этим раньше, но теперь я займусь тобой как следует. Надо только найти подходящий тренировочный меч под твой рост.

— Но, сир, — глаза Реззо округлились. — Что будет потом, когда я всему научусь? Вы прогоните меня, сир?

— Никуда я тебя не прогоню, — улыбнувшись, Джейме покачал головой. — Можешь оставаться со мной, если пожелаешь, а если нет, сможешь стать таким же наемником как я и вступить в ряды Золотых Мечей.

— А рыцарем, сир? — Реззо во все глаза смотрел на Джейме. Этот разговор так занимал его, что он и вовсе забывал есть, держа в руке пустую деревянную ложку и размахивая ей. — Вы же рыцарь, вы и правда можете посвятить меня, и не нужно нам плыть за море.

— Никакой я не рыцарь, — фыркнул Джейме. «Рыцари служат, а не продают свой меч за золото», — подумал он, но вслух этого говорить не стал. Мальчишка был еще слишком мал для таких разговоров.

— Вас же посвятили в рыцари, — настаивал Реззо. — Вы сами рассказывали, помните? Значит, вы можете посвятить и меня, если я буду усердно заниматься? Правда, сир? Я обещаю, нет на свете никого усерднее меня! — Он вскочил, будто бы собирался доказать свои намерения прямо сейчас.

— Поглядим, — согласился Джейме, а немного подумав, добавил: — обучу тебя еще и грамоте, только писать и читать будешь на общем, в валирийском я и сам несилен.

Учиться складывать буквы Реззо было не так уж интересно, но он все равно послушно кивнул, так ему хотелось познать рыцарскую науку. «А ведь выучить ее невозможно, — подумал Джейме, — только прожить. Махать мечом и стрелять из лука дело нехитрое, а вот назваться рыцарем сможет не каждый». Шикнув на мальчишку, чтобы тот быстро доедал свой обед, Джейме сам уткнулся в свою тарелку и принялся за успевшую немного подостыть баранину.

Через неделю у Джейме выдался свободный день, и он направился в город, чтобы заказать кузнецу подходящий меч для Реззо и купить кое-какие книги на общем языке, по которым мальчик мог бы учиться читать, хотя Джейме не мог представить как вообще собирался учить его, но решил разобраться в этом, когда уже дойдет до дела.

Навестив кузнеца и пройдясь вдоль палаток с книгами, Джейме повернул обратно. Путь его лежал через квартал, где располагался храм Красных Жрецов. С того момента, когда Гого рассказал Ланнистеру, о том, как проповедовали недалеко от его таверны слуги Рглора, Джейме действительно стал чаще встречать их в городе, и с каждым разом толпа вокруг них становилась все больше, а некоторые горожане слушали их с такими лицами, будто Красные жрецы несли с собой непреложную истину.

Эти люди в красных одеждах с вытянутыми лицами и пронзительными глазами, вид имели серьезный и задумчивый, даже какой-то потусторонний, будто они и вправду беззвучно говорили со своим огненным богом. Джейме, тем не менее, не понимал, о чем таком они толковали в своих проповедях, и считал эти возвышенные, произнесенные с пафосом слова пустой болтовней, рассчитанной на недалеких простофиль.

Вот и теперь на небольшой площади, на деревянном возвышении стоял Красный жрец, завернутый в длинный запыленный балахон, бывший когда-то тоже красным, а теперь он цветом своим напоминал стены Красного Замка — такие же тусклые и выцветшие. Джейме подумал о том, как ему не жарко было в таком количестве ткани, пока он не сообразил, что это шелк. Храм Рглора, вероятно, располагал достаточным количеством монет, ведь ткань эта ценилась очень высоко, и позволить купить ее в таком количестве мог далеко не всякий.

— Грядет время Рглора, время огня, время светоча посреди ночи. — Говорил жрец глубоким, зычным голосом, плывущим над площадью, словно низко висящие дождевые облака. Его слова напоминали удары огромного барабана, который Джейме иногда приходилось видеть в Вольных Городах в основном у летнийцев или других чудных ребят, забредших в эти края из неведанных далей, о которых он даже не слыхал. Джейме подошел и встал в стороне, в тени кожевенной лавки, хозяин которой, забыв и о покупателях, и о товаре, во все уши слушал жреца. — Бойтесь, ибо грядет время непроглядной тьмы, вечная ночь опускается, чтобы погрузить мир во мрак. Обратитесь к истинному богу, ибо ночь темна и полна ужасов.

Речь жреца лилась словно песня, тягучая, жаркая, наполненная горящим огнем его бога. Джейме невольно заслушался, наслаждаясь красотой и притягательностью голоса. Он не был похож на голоса певцов, которых Джейме довелось слушать в Вестеросе или в тавернах Мира, Тироша и Лиса, было в нем что-то острое и пряное, заморское и незнакомое. Глаза жреца были закрыты, а когда он распахивал их, то взгляд его устремлялся вдаль, будто он и правда видел будущее.

— Услышьте мой зов, зов огня, и расскажите обо мне другим, пусть познают истину, единую и неделимую. Грядет время Великого Иного, что покроет землю льдом, и только огонь Рглора, горящий в наших сердцах способен остановить его. Так позвольте же пламени поселиться в вас, откройте ваши сердца для него, и в долгую ночь вы будете согреты его теплом.

В этом призыве была какая-то тайная неведомая красота, но собранный воедино он напоминал балладу с красивой музыкой, но дурными словами, написанными на коленке каким-нибудь доморощенным виршеплетом. Такие исполняли в трактирах для развлечения подвыпившей публики. Некоторые певцы сами придумывали куплеты на известную всем мелодию, в основном в таких песнях была одна похабщина, хотя Джейме помнил, что, будучи еще зеленым юнцом, ржал над ними что твой конь.

Говорил жрец красиво, спорить с этим было никак нельзя, но стоило лишь прислушаться к его словам, так в них не было ничего такого, чего Джейме не слышал от обычных уличных проповедников, которых в тех больших, особенно портовых, городах, где он побывал за свою жизнь, всегда было в достатке. Жрец будто уловил мысли Джейме и взглянул в его сторону, даже не в его сторону, а прямо на него. От взгляда его черных проницательных глаз у Джейме по спине пробежал холодок, и ему показалось, что он сейчас замерзнет посреди этой плавящейся на солнце площади. Однако он не был бы Джейме Ланнистером, если бы отвел взгляд, а не уставился бы насмешливо в глаза служителю Огненного Бога.

— Впустите пламя в свое сердце, — повторил жрец. На Джейме он больше не смотрел, а снова устремил свой взор вдаль, туда, где разглядеть хоть что-то мог, видно, лишь он один.

После этого он умолк, спустился с возвышения и пошел прочь. Никто не окликал его и не следовал за ним, все те, кто слушал его столь внимательно, принялись разбредаться, поспешая каждый по своим делам, словно тут ничего и не было. Вернулся в свою лавку и кожевенник, к которому тут же набежало несколько покупателей, оттеснив Джейме в сторону, прочь из приятной тени, которая хоть немного спасала от жары.

Джейме постоял еще немного, словно бы раздумывая, что ему делать дальше, но солнечные лучи, будто бы пронзавшие его кожу, гнали его прочь, и он направился к лоткам с книгами, надеясь, что в Лисе найдутся книги на общем языке, достаточно простые, чтобы можно было учиться по ним буквам и чтению.

За то время, что Золотые Мечи пребывали в Лисе, Джейме достаточно успел изучить книжный рынок, раскинувшийся в самом сердце города. Гомона тут было меньше, чем на ярмарке или на портовом развале, покупатели степенно ходили меж рядами, расспрашивая торговцев и изучая товар. Любители пошуметь в это место просто не совались, почитая его скучным и недостойным их внимания.

Многие из тех, кто торговал здесь, знали Джейме в лицо, ведь он сам нередко заглядывал к ним в поисках книг для Рейегара. Один из этих людей и навел его на того человека, что продал ему последний валирийский свиток. Многие торговцы занимали эти места годами и любили развлекать Джейме историями о прошедших днях. Он не очень-то любил их слушать, но со временем выучился извлекать из этих рассказов пользу. Однако были тут и новички, которые то появлялись, то исчезали вновь, растворяясь среди многих улочек Лиса.

Сегодня Джейме ни с кем особенно не заговаривал, он просто бродил меж лотками, следуя по стопам остальных, вливаясь словно речушка в большой поток, который нес его с собой. Зеленые глаза блуждали по корешкам и обложкам, но Джейме не находил, того, что искал, ибо большинство здешних книг были на высоком валирийском или его диалектах, что использовались в Вольных Городах.

— Рыцарь, — услышал он у себя за спиной, но не обернулся, полагая, что обращаются не к нему. Однако чья-то рука — до странности горячая и сухая — тронула его за плечо, и зычный голос повторил: — Рыцарь.

Джейме остановился и резко развернулся на пятках, чтобы встретиться взглядом с тем самым Красным Жрецом, которого он видел на площади. Голова его теперь была покрыта капюшоном, тень которого падала ему на лоб, отчего кожа его казалась темной. Черные угли его глаз ярко сверкали, рассматривая Джейме с необычайным интересом, словно редкую книгу.

— Не часто встретишь рыцаря в таком месте, — проговорил жрец, обводя взглядом палатки.

— Я не рыцарь, — пожал плечами Джейме. Он не понимал, чего от него хотели, и это заставляло его нервничать.

— Ошибаетесь, — жрец покачал головой, — вы рыцарь, рыцарь света, и вы не один. Грядет долгая ночь, но вместе с ней грядет и спасение.

«Ему бы учить сыновей лордов риторике, — подумал Джейме, вздыхая, — а то они даром, что богаты и знатны, а два слова иногда связать не могут. Этот же болтает красиво, но все без толку».

— Простите, — Ланнистер кашлянул. — Боюсь, у меня не так много времени.

— Вы ищете книги, рыцарь? — спросил жрец, словно и вовсе не расслышал слов Джейме.

Ланнистеру не хотелось продолжать разговор, не хотелось отвечать на этот вопрос. Он желал только развернуться и уйти по своим делам. Небо на западе уже начало краснеть, а солнце потемнело, сделавшись ярко-рыжим. Скоро оно зайдет за горизонт, а Джейме так и не нашел того, что ему было нужно.

— Да, — холодно ответил Ланнистер, не желая поощрять дальнейшие расспросы.

— Не все знания мира сокрыты в пыльных манускриптах, — заметил жрец, и бывший гвардеец короля подумал, что гораздо более интересный разговор у этого человека мог состояться с Рейегаром Таргариеном, а не с наемником и изгнанником Джейме. В философии он смыслил мало, да и не любил попусту тратить слова на пространные рассуждения.

— Я не ищу всех знаний мира, господин, — возразил Джейме. — Они мне ни к чему, да и ни за что не уместятся в моей голове, — он усмехнулся.

— Они и не нужны вам, рыцарь, — жрец смотрел на собеседника так, словно одним взглядом умудрялся держать его в своем плену. Джейме никак не мог понять, к чему тот клонит, и чувствовал, что начинает злиться. — Ваше лицо мне знакомо.

— Вы могли видеть меня в городе, — предположил Джейме. Ему не хотелось грубить, но раздражение уже раздирало его изнутри и рвалось наружу, дабы выплеснуться в гневном замечании или жесте.

— Нет, — отрезал жрец, — я видел в пламени твои зеленые глаза.

— Послушайте… — начал Джейме, желая отделаться от назойливого собеседника раз и навсегда. Неужели тому было не ясно, что на Ланнистера его туманные речи про пламя и долгую ночь не имеют никакого воздействия.

— Пойдемте со мной, — жрец не дал ему договорить.

— Куда? — удивился Джейме, сделав шаг назад.

— В храм, — служитель огненного бога подошел к Джейме вплотную, и до Ланнистера донесся запах пота, благовоний и дыма, горячего пыльного шелка и горящего дерева.

— Я не… — Джейме отчего-то не мог найти слов, чтобы возразить.

— Идемте, у нас есть, что показать вам, — жрец развернулся и двинулся против людского потока, а Джейме поплелся за ним, чувствуя себя более чем глупо. И как он только не отправил этого назойливого человека восвояси, чтобы не смел докучать ему?

Солнце, что весь день медленно плелось по небу, теперь стремилось побыстрее укрыться за горизонтом, дабы устроить себе недолгий ночной отдых и подняться на следующее утро ни свет ни заря. Не упуская из виду укрытой капюшоном макушки жреца, сделавшейся в лучах заходящего солнца еще краснее, Джейме глядел на небо, пытаясь высчитать, сколько еще времени осталось до заката.

В тех кварталах, которыми они шли, Джейме бывал не так часто. Дома тут были такие же, как и во всем остальном Лисе: ярко-белые или светло-желтые. Камень, из которого они были выстроены, добывали здесь же, на острове. Некоторую его часть продавали в другие города, получая завидный барыш, а из оставшегося строили дома и прочие сооружения, мостили улицы, отчего весь Лис был светлым, будто бы вырезанным из слоновой кости. Однако сейчас, благодаря разлившемуся над городом закату, все кругом казалось красным, дома и мостовые будто бы утопали в нем, словно в красной от крови воде.

«Малиновое солнце на закате — к ветру», — подумал Джейме. Что ж, ветру многие были бы рады, он облегчал жару, разгоняя влажность и высушивая мокрую от пота одежду. В обычные дни ветер бывал лишь у воды и не проникал вглубь острова, сдерживаемый городскими постройками.

Таверен и торговых лавок в этих местах было немного, как и домов подушек. На узких распаленных к вечеру улицах чаще встречались играющие дети или развешенное для сушки белье, нежели зазывающие клиентов жрицы любви. Было ли это связано с близостью храма, Джейме не знал. В конце концов и обычным людям тоже надо где-то жить, а детям ни к чему смотреть на полуголых красавиц и красавцев.

Жрец свернул в узкий проулок, который совершенно неожиданно вынырнул на небольшую площадь, на которой стоял храм. Площадь была пустынна, но Джейме связал это с тем, что к вечеру люди разбрелись по домам или кабакам — сейчас как раз начиналось время ужина. Вспомнив о еде, Ланнистер почувствовал, как недовольно заурчал его желудок. Он бы сейчас с удовольствием отправился к Гого за сытным ужином, но красный жрец, не переставая, шел вперед. Он даже не оборачивался, видно, не сомневался вовсе, что Джейме следует за ним.

Пока они пересекали площадь, запах дыма только усиливался, от него защипало глаза и захотелось чихнуть. Храм Красного Бога чернел на фоне кровавого неба, его громада возвышалась над площадью и грозилась раздавить. Казалось, это было единственное черное здание в городе. Его крышу венчал массивный купол, а фронтон, на котором можно было разглядеть разнообразные барельефы — среди них были и те, что изображали драконов — поддерживали массивные колонны. «Красное и черное, — отметил про себя Джейме, — пламя и кровь». Входом в храм служили тяжелые резные двери, на которые бросали желтые отсветы горящие по бокам факелы. Джейме почувствовал жар от их пламени у себя на щеках.

Внутри самого храма оказалось, вопреки ожиданиям, неожиданно прохладно, а запах дыма мешался с запахом благовоний. Откуда-то сверху доносилось протяжное пение, но располагавшиеся под куполом галереи скрывал мрак. Зал, в котором оказался Джейме, освящался еще несколькими факелами, висящими на стенах, но и их света было недостаточно, чтобы иметь возможность вобрать взором все окружающее пространство.

Жрец, с которым Джейме пришел, не сказав ни слова, растворился во тьме. Ланнистер остался один, борясь с непрошенным беспокойством и про себя сетуя на то, что все происходящее напоминает дешевый балаган.

— Сир Джейме, — услышал он позади себя протяжный женский голос.

Джейме вздрогнул и обернулся. Кто в последний раз называл его так? Эртур Дейн? Лианна Старк? Или же капитан того корабля, что вез Джейме в Эссос? Он ничего не ответил, только вгляделся в темные глаза загадочной женщины, в свете факелов они казались такими же красными, как и ее одеяние.

— Молчите, сир? — спросила она, подходя ближе. — Я полагала, вы будете удивлены.

— Я удивлен, — заговорил Джейме, беря себя в руки. — Откуда вы знаете, кто я?

— В этом нет ничего необычного, — женщина улыбнулась, но улыбка эта Ланнистеру не понравилась. — Я видела вас в пламени, а потом узнала ваше лицо, когда встретила в городе. Такие зеленые глаза здесь редки, а их цвет тяжело забыть, единожды увидев. Разузнать о вас побольше не составило труда.

— В пламени? — что-то подобное Джейме уже слышал от приведшего его сюда жреца, но все это казалось ему несусветной глупостью. Он не верил в видения или вещие сны, хотя король Рейегар, насколько Джейме успел понять, относился к этому со всей серьезностью.

— Да, Золотой Лев, — отозвалась она. Услышав это старое прозвище, Джейме хмыкнул. Не бывать ему больше Золотым Львом Ланнистеров, он отказался от своей семьи, надев белый плащ, а, убив короля Эйриса, отказался от всего остального. — Я видела тебя в гуще битвы. Ты сражался бок о бок с Воином Света, я узнала его — Светозарный горел в его руках белым пламенем, разрывая опустившуюся на землю ночь.

— Я не понимаю… — проговорил Джейме, не отрывая от женщины взгляда. Она тоже внимательно рассматривала его, и лицо ее выглядело задумчивым. Ланнистер позабыл о жреце, что привел его в храм, и о том, зачем он вообще пошел за ним, а не закончил свои дела и не вернулся в лагерь. Мысли его запутались, словно их загнали в охотничий силок.

— Я сама толком не понимаю многого, — произнесла женщина, и тон ее сделался проще, человечнее, — но я видела его, он был темноволос и темноглаз, но его лицо было скрыто от меня тенью, большего Рглор не показал мне, хотя не проходит и дня, когда бы я ни молила его об этом.

— Послушайте, я не возьму в толк, о чем вы тут говорите, — заговорил Джейме. Ее взгляд пугал его, и ему хотелось поскорее убраться подальше отсюда и не возвращаться больше.

Женщина не ответила ему, ее глаза блуждали по его лицу. Ее кожа была странно бела для лиссенийки, даже бледна, однако в этом трудно было углядеть признак слабого здоровья или хрупкости, наоборот, эта женщина казалась необычайно сильной, словно сделанной из стали. У нее была цепкая хватка, если уж она поймала тебя — не вырвешься.

— Ты и не пытаешься, Золотой Лев, — она снова улыбнулась, ухмыляясь и сверкая белыми жемчужными зубами. Таким многие бы позавидовали. — Однако, придет время, когда у тебя не будет иного выхода. Холод идет. Самый темный час всегда наступает перед рассветом, а жаркое и долгое лето предшествует холодной и такой же долгой зиме.

— Мне нужно идти, — бросил Джейме, пятясь. Отчего-то ему не хотелось поворачиваться к ней спиной, будто бы она могла поразить его взглядом своих красноватых, рдеющих словно угли в очаге, глаз.

— Один дракон падет, трое возродятся, — проговорила она, переходя на шепот и уже не смотря на Джейме. — Ты вспомнишь о моих словах, когда придет время. Магия пробуждается, и от нее не убежать, как бы быстро ты ни переставлял ноги.

Ланнистер развернулся и поспешил прочь. Если он и рассчитывал что-то найти здесь, то надежды его были потрачены впустую. На него обрушили стоуны красивой глупости, похожей на то, что он уже слышал на площади, в то же время красные жрецы пугали его, и теперь Джейме понимал почему: они напоминали ему безумцев.

Тяжелая дверь храма скрипнула под его напором, и лицо снова обдал жар от горящих у входа факелов.

— Увидимся, Золотой Лев, — услышал он позади себя и выскочил на улицу.

Приятно было вдыхать остывший вечерний воздух, и Джейме поспешил отойти от храма подальше, чтобы не ощущать больше запаха дыма, щекочущего горло и заставлявшего кашлять. На темном индиговом небе уже всходили первые звезды и серебрился бледный месяц.

Его разгоряченную в жаре храма кожу обдувал прохладный ветерок. Покинув храмовый квартал, Джейме замедлил шаг и остановился, чтобы отдышаться. Несколько женщин, снимавших с веревок высушенное белье, уставились на него, но он едва ли обратил на них внимание. В какую же глупость он все-таки ввязался.

Тем не менее, еще раз поразмыслив над всем случившимся, он все же решил написать королю Рейегару. Тот уж всяко больше смыслил в подобного рода вещах, вдруг ему это не покажется столь глупым. Однако сделать это предстояло уже завтра. Сегодня Джейме намеревался поужинать и завалиться в постель, чтобы как следует выспаться.

Даже сквозь тонкую пелену сна он почувствовал, что Лианна уже проснулась. Его жена о чем-то вздохнула, завозилась и попыталась встать. Она шевелилась осторожно, боясь разбудить его, однако едва она начала отползать к краю кровати, чтобы выбраться из-под прохладных шелковых простыней, он обхватил руками ее талию и притянул обратно к себе. Она тихо вскрикнула, но, развернувшись, чмокнула его в щеку и уткнулась лбом ему в плечо. Ее слегка влажное и горячее тело прижалось к нему покрепче.

— Доброе утро, моя королева, — прошептал Рейегар ей на ухо, целуя его и слегка прикусывая, отчего она тихо мурлыкнула и потерлась носом о его шею.

— Доброе утро, ваше неугомонное величество, — отозвалась она, изображая досаду на него, но Рейегар хорошо знал, что его жена была более чем довольна. — Вы разве не спешите?

— Нет, — он взглянул на слабо светящееся окно, убеждаясь, что время еще было раннее: только миновал час соловья, и неуверенные рассветные лучи едва пробивались сквозь занавеси. — Я еще могу немного побыть с тобой. Но вот куда это ты собралась так рано?

— Мне не спалось, — Лианна пожала плечами.

— Снова дурные сны? — Рейегар отодвинулся, озабоченно всматриваясь в ее лицо. Кошмары, которые впервые появились после гибели ее отца и брата, иногда возвращались к ней, мучая ее и не давая ей покоя.

— Нет, — она покачала головой, — благодарение богам, нет. Просто здесь слишком жарко и даже ночью не становится легче. — Лианна обняла его за шею и прильнула к нему еще ближе. От нее пахло свежевыстиранным бельем, немного мылом, немного травами, но больше всего им самим. Рейегар осторожно улыбнулся, поглаживая ее бок. Уже несколько лет эта женщина принадлежала ему, а ему все казалось, что он не мог достаточно ей насладиться.

Его губы коснулись ее слегка вздернутого носика, ее щеки, линии подбородка, шеи и плеч. Ее вздох обдал теплым воздухом его кожу, а ее пальцы стиснули его плечи. Глаза Лианны потемнели, словно намокший под струями дождя гранитный камень, она слегка выгнулась, позволяя ему целовать себя, касаться ее кожи, мягко поглаживать, прикусывать, ласкать. Рейегару не нужно было крепкого дорнийского вина, чтобы запьянеть, ему вполне доставало вида Лианны, разрумянившейся и сладко постанывающей, с полуприкрытыми глазами и приоткрытым от наслаждения ртом.

Света в комнате было достаточно, чтобы он мог хорошенько рассмотреть ее: темные линии бровей, припухшие от поцелуев алые губы, выступающие ключицы, округлившиеся плечи. Ему неустанно хотелось касаться ее, не только видеть, но и чувствовать, и рука Рейегара следовала за его взглядом, заставляя Лианну дышать все чаще и стонать громче. Ее ресницы дрогнули, и она раскрыла глаза, уставившись на него хмельным взглядом удовольствия.

— Каждый раз я задаюсь вопросом, что обо мне думают твои гвардейцы, — она рассмеялась, — но я никогда не решусь у них об этом спросить.

— Ничего такого, поверь, — Рейегар хмыкнул. — Скорее всего, они просто завидуют мне.

Она хотела что-то возразить, но он не дал ей этого сделать, поцеловав в губы. Лианна возмутилась и слегка прикусила его нижнюю губу, но он уже понял, что она с радостью включилась в его игру. Их языки сплелись, как и их тела, и Рейегар чувствовал, как дрожит от желания его жена. Его рука скользнула по животу Лианны и нырнула между ее ног, осторожно разводя их в стороны и поглаживая бархатистую кожу. Ее бедра дернулись ему навстречу, но он крепко сжал их: сейчас этот танец вел он, хотя частенько он отдавал поводья жене, позволяя ей делать с собой все, что ей заблагорассудится. Лианна, распаленная страстью, была неистова и дика, настоящая волчица, и ей одинаково нравилось вести и подчиняться.

Она снова стиснула его в объятиях, будто ей все еще требовалось заявлять на него свои права, будто он не принадлежал только ей весь, без остатка, ее губы целовали его плечо, но когда он проник в нее, Лианна слегка прикусила его белую мраморную кожу, отчего он только улыбнулся и довольно хмыкнул. Рейегар всегда видел в ней это пламя, разжечь которое удалось только ему одному. Он видел его с самого первого поцелуя, робкого и одновременно полного желания, хотя тогда она и сама не догадывалась о той силе, что пробуждалась внутри нее, и смущалась от того, что совсем не знала, что же ей со всем этим делать. За ее стеснением всегда пряталось любопытство, которое с годами взяло верх, хотя Лианна и волновалась иногда из-за того, что о ней подумают другие. Впрочем, это никогда ее не останавливало, когда она чего-нибудь хотела.

— Боги, — прошептала она, целуя покрасневшую кожу в том месте, где только что хватала ее зубами, словно хищница, — прости, иногда я… забываюсь, — она улыбнулась и очень многозначительно поглядела на него.

— Я не в обиде, — Рейегар довольно ухмыльнулся, немного отстраняясь и снова рассматривая ее, хотя и знал в ее лице каждую черточку. Она отвечала ему вороватым взглядом хитрой лисы. Он снова наклонился и поцеловал ее, лаская ее губы своими. Его рука сжала ее небольшую грудь, немного раздавшуюся после рождения детей, пальцы огладили сосок, вырвав из ее горла стон. Лианна сильнее подалась вперед, принимая его в себя еще глубже. Ее глаза больше не были закрыты, она смотрела на него безотрывно, а он нырял в серый омут ее взгляда и не желал оттуда выбираться. Где-то далеко отсюда, в зале Малого Совета его уже скоро будут ждать лорды: Аррен снова будет пытаться вразумить его, Варис — распространять запах розовой воды, а Станнис — скрежетать зубами. Иногда ему и правда хотелось сбежать, забрать Лианну, детей и уехать, но он знал, что никогда не сделает этого, знала это и Лианна, поэтому ни о чем таком не просила, хотя он и чувствовал, что она мечтала об этом не меньше его.

— Я люблю тебя, Лиа, — прошептал он ей в ухо, зарываясь носом в ее густые волосы. Можно было повторить это тысячу раз, но каждый раз слова звучали по-новому.

— И я люблю тебя, — отозвалась она едва слышно, дыхание ее стало сбивчивым, и она с трудом выговаривала слова, они выпархивали из ее уст будто вырвавшиеся на свободу птицы.

Рейегар теперь не видел ее лица, только почувствовал, как она уперлась подбородком ему в плечо и принялась покрывать легкими поцелуями его шею и подбородок. Он растворялся в ней, падал в бездну и одновременно взлетал ввысь, так высоко как не дано было подняться ни одному живому человеку. Лианна все повторяла его имя, тихо, почти бессвязно, чередуя его со стонами от наконец захватившего ее удовольствия, Рейегар почувствовал как его собственное тело замерло в оцепенении перед тем как содрогнуться от залившего его наслаждения. Он снова стиснул бедра Лианны, изливаясь в нее, а потом так и остался лежать, прижавшись к ней и вдыхая запах ее волос и пота.

Он пришел в себя только тогда, когда его жена что-то неразличимо промычала, и он поспешил отодвинуться в сторону. Лианна растянулась на спине, а Рейегар устроился рядом на боку, наблюдая за тем, как замедляется ее дыхание, а по ее лицу расползается блаженная улыбка. Протянув руку, он принялся водить пальцем по ее ключицам и груди, касаясь ее легко, почти невесомо, но достаточно, чтобы раздразнить. Улыбка ее только ширилась, и Рейегар был рад видеть жену такой. Лианна повернула голову, взглянув за окно. Солнце там уже поднялось и теперь разрывало своим светом плотные шторы, скоро к ним должны были явиться слуги с водой для умывания и свежей одеждой. Его жена, вероятно, подумала о том же самом, что и он, ибо радость ее внезапно потухла.

— Ты скоро уйдешь, — пробормотала она, поймала его руку и прижала к губам.

— Да, — он кивнул, наслаждаясь ее лаской, легкой, но от этого еще более приятной. — Но ты можешь пойти со мной.

Лианна скривилась.

— Твой лорд Аррен опять будет бубнить про себя, что мне нечего там делать, — вздохнула она.

— Король здесь я, — твердо ответил Рейегар, — а мне хочется видеть тебя на Малом Совете. Лорд Аррен умен, но есть вещи, в которых он едва ли что-то смыслит. Детей у него нет, а обе его жены не пережили мужа.

Лианна фыркнула, словно волчица, которую почесали не за тем ушком, за которым ей хотелось, но глаза ее просияли.

— Я пойду с тобой, если тебе этого хочется, — согласилась она.

— Ты можешь не смотреть на меня столь невинным взором, милая женушка, — Рейегар наклонился и поцеловал ее. — Ты сама этого хочешь не меньше.

Она покачала головой, улыбнулась и выудила из-под подушки смятую ночную сорочку, сорванную с нее еще вчера, и быстро натянула ее обратно, позволяя Рейегару с любопытством наблюдать за этим. Их уединение и вправду вскоре было нарушено слугами, и утренние хлопоты захватили их вовсю: загремели жестяные тазы для умывания, послышалось ворчание камердинера, поминавшего в седьмом пекле гладильщиц, оставивших залом на камзоле его величества, защебетали служанки Лианны, наперебой рассказывая что-то своей королеве и исподтишка бросая взгляды на короля. Прибежал секретарь, таща на себе ящик красного дерева с трехглавым драконом на крышке, а сверху еще и ворох каких-то пергаментов. Все это, вероятно, требовало немедленного внимания короля, и Рейегар с трудом сдержал усталый вздох. Король махнул рукой, приказывая подать ему самое безотлагательное, и принялся за чтение, пока камердинер расправлял на нем очередной черный дублет.

В первую очередь секретарь вручил ему донесение капитана Золотых Плащей. Несколько дней назад в Блошином Конце начались наконец работы под руководством инженера Феллона Гуарро, однако шло все далеко не так радужно, как задумывал Рейегар. Заморского инженера, да и местных работяг-вестеросцев приняли в Блошином Конце за опасных чужаков и ладно если бы просто не помогали, так еще и мешали их работе. Какая-то старуха вещала на перекрестках, что дело это не богоугодное и что Семеро прогневаются на короля, а с ним вместе и на столицу, и на все Королевства разом.

Рейегар несколько раз посылал своих людей поговорить с местными, но это не увенчалось успехом, потому что той старухе верили больше, чем слугам короля, сидящего у себя в замке на холме и о жизни бедняков знавшего не так уж много. Работы, по настоянию Рейегара, продолжались вопреки всему, и не далее как прошлым вечером несколько головорезов, получив деньги, видно, от общины, напали на инженера и рабочих. К счастью, Золотые Плащи подоспели вовремя, и все участники завязавшейся потасовки отделались лишь синяками. Головорезов связали и бросили в темницу для дальнейшего допроса и суда.

— Рей, — окликнула его Лианна. Она была уже готова: на ней было надето темно-синее шелковое платье, открывающее позолоченные солнцем плечи, а густые каштановые волосы — заплетены в косы и красиво уложены на голове. Одна из служанок застегивала у нее на шее скромную нитку из голубого оникса. Едва девушка управилась, Лианна сдвинулась с места и подошла к нему. — Что-то случилось? — спросила она, положив руку ему на плечо. — Отчего ты так хмуришься?

— Да, — скрывать что-то от жены не имело смысла, она бы все равно дозналась, ибо любопытство Лианны не имело никаких границ, и она продолжала бы выпытывать из него правду. Он протянул ей донесение. — Боюсь, для начала мне придется отправиться в Блошиный Конец.

— Я поеду с тобой, — заявила Лианна.

— Лиа… — Рейегар намеревался возразить, но жена не дала ему договорить.

— Пожалуйста, Рей, — она взяла его за руку. — Я уже была там множество раз и я хочу поехать с тобой.

Рейегар улыбнулся и покачал головой, пусть уж лучше просится поехать с ним, чем чахнет в своей спальне. На бездеятельную печальную Лианну было больно смотреть, от вида ее подернутых туманом глаз у Рейегара разрывалось сердце, теперь же его жена приободрилась, и серые глаза блестели почти как раньше. Он готов был согласиться едва ли не на все, лишь бы порадовать ее хотя бы немного. Более того, бедняки ее любили, благодаря ее справедливости и состраданию. Всем было известно, что это королева Лианна раздавала в самых бедных кварталах еду и жертвовала деньги тем, кто в них больше всего нуждался.

— Хорошо, — он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Ты умеешь упрашивать, милая жена. Может, прав лорд Аррен, и ты действительно мной управляешь?

Лианна склонила голову и с вызовом оглядела мужа с ног до головы.

— Я бы рада, — заявила она самым серьезным тоном, — но разве тобой можно управлять? Скорее уж ты любишь покомандовать.

— Что ж тут поделаешь, — Рейегар пожал плечами и улыбнулся. Если его жена вбивала себе что-нибудь в голову, вот как сейчас, все его возражения были бесполезны, ибо она всегда находила способ его уговорить, и лишь в очень редких случаях у него получалось переубедить ее. — Я король и твой муж, по всем законам ты должна слушаться меня.

Лианна одарила его весьма многозначительным взглядом и направилась к своим служанкам, чтобы снова переодеться, на этот раз в дорогу. Синее платье она приказала оставить к ее возвращению, а вместо него надела серый костюм со штанами и легким дублетом, расшитым узором из голубых роз. Волчицу можно было приласкать и приручить, но нельзя было посадить на цепь, и Рейегар хорошо знал это. Ошейника и веревки она бы никогда ему не простила, и Рейегар никогда бы не смог поступить с ней так, видно, именно поэтому она выбрала его, а не Роберта Баратеона.

Рейегар распорядился о лошадях, отправил слуг предупредить гвардейцев и Малый Совет и теперь поджидал жену в их общей гостиной, потягивая холодный компот из вишен, вино в такой ранний час никто из них не пил, и его всегда подавали не раньше обеда. Спустя четверть часа появилась Лианна, она тоже быстро осушила чашу с компотом и довольно вздохнула, радуясь прохладе. Рука об руку с Рейегаром они спустились вниз, где их уже поджидали Уэнт, Мутон и вечно хмурый сир Барристан, снова недовольный тем, что королевская чета отправлялась в самый бедный и опасный квартал столицы.

— Сир Барристан, — окликнул его Рейегар, — отправьте кого-нибудь вперед нас. Пусть соберет на площади людей, я желаю сам с ними говорить. Только, прошу, никакого насилия или принуждения.

Селми кивнул и отъехал в сторону, чтобы отдать приказ. Сир Барристан никогда не отличался веселостью, присущей тому же Уэнту, однако после той ночи, когда был убит Эйерис, а сам Рейегар стал королем, Селми и вовсе замкнулся и сделался угрюм. «Ему не помешало бы научиться улыбаться», — подумал Рейегар. Ходили упорные слухи, что лорд-командующий, ко всему прочему, был многие годы влюблен в Эшару Дейн, и ее брак с лордом Старком мог послужить еще одним ударом для сира Барристана.

— Ваши величества, — спрыгнув со своего жеребца, к ним подошел Освелл Уэнт. Он шутливо поклонился Рейегару и поцеловал руку Лианне, сир Майлс в ужасе глядел на него во все глаза, приходя в замешательство от подобной фамильярности. — Вам, вероятно, надоело мое общество, моя королева, — обратился он к Лианне, — но таков уж приказ вашего венценосного супруга.

— Ну как же вы можете мне надоесть, любезный сир Освелл? — Лианна улыбнулась. — Никто не может развлечь меня шуткой так как вы. Ваши братья по гвардии излишне угрюмы. — Она бросила взгляд на стоявшего в стороне сира Барристана, а Рейегару пришло в голову, что и сир Ливен, и сир Джонотор, и даже Эртур и правда не обладали легкостью и веселостью Освелла. Если Уэнт не шутил, а тон его делался серьезным, то дела были воистину плохи.

Наконец гонец был отправлен, кони оседланы, свита готова, и королевская процессия отправилась к воротам. Сегодня королю оседлали Джельмио: такие короткие поездки не утомляли его, а конь сам по себе производил достаточное впечатление. К всеобщему облегчению на нещадно палящее солнце наползла небольшая тучка, но и ее ветер быстро прогнал прочь. Рейегару подумалось, что трудиться в такую жару на улице, прямо на солнце, было не так уж и легко.

— Лианна, — позвал он, и она, закончив болтать с сиром Освеллом, тут же подъехала к нему.

— Что-то случилось? — ее лоб слегка нахмурился, и на свету на нем стали видны тоненькие морщинки, которые Рейегару тут же захотелось поцеловать, но он сдержал себя и только мягко улыбнулся.

— Ничего особенного, не волнуйся, — он взял поводья в одну руку и осторожно дотронулся до ее плеча. Не касаться ее всегда было для него пыткой, даже если она была к нему настолько близко, что стоило только руку протянуть. — Я хотел попросить тебя позаботиться о том, чтобы рабочим в Блошиный Конец доставляли достаточно воды, тебя это не слишком обеспокоит?

— О нет, — Лианна заулыбалась. — Конечно же, нет. Это все?

— А еще я хочу тебя поцеловать, — проговорил он шепотом, чуть склоняясь с седла, чтобы жена могла его расслышать.

Лианна улыбнулась и посмотрела на него, от ее улыбки ему делалось тепло внутри и казалось, что он способен преодолеть все, только если будет видеть ее счастливой. Солнце играло в ее волосах, и некоторые ее локоны в его лучах блестели золотым и медным, ее бледное лицо в Королевской Гавани впервые узнало, что такое летний загар, кожа ее потемнела, но от этого она, казалось, стала еще красивее, хотя Рейегар и любил ее молочно-белые щеки с красными мазками здорового румянца.

— Тебе придется немного потерпеть, — отозвалась она так же шепотом. — Право слово, не целоваться же прямо тут.

Она уже собралась было отъехать в сторону, но Рейегар поймал ее за руку и, наклонившись чуть ниже, сорвал с ее губ поцелуй.

— А вы и вправду неугомонны сегодня, ваше величество, — она скорчила рожицу. — Мы же у всех на виду.

— Как будто когда-то это вас смущало, моя королева, — он взял ее руку и церемонно поднес к губам, а затем поцеловал костяшки ее пальцев, заглянув ей в глаза. Когда он посмотрел на нее, ее взор утратил всякую игривость, и она долго глядела на него в ответ, рассматривая его лицо.

— Нет, — коротко ответила Лианна. — Я хочу, чтобы все знали, что ты — мой, а я — твоя.

— Так и есть, — проговорил Рейегар, стискивая ее руку, которую все еще держал в своей, — и так будет всегда, даже после нашей смерти.

Над его ухом кто-то громко кашлянул, и Рейегар обернулся, чтобы заглянуть в простодушно улыбающееся лицо сира Освелла Уэнта. Так вести себя со своим королем могли себе позволить разве что Уэнт и Эртур Дейн, которых он знал еще с детства. Не удивительно, что Мутон каждый раз бледнел, когда наблюдал за своим братом по гвардии, однако, больше этих двоих самых старых друзей короля о нем знала только его жена, и во всем мире у Рейегара не было людей ближе.

— Вы что-то хотели сказать мне, сир Освелл? — Рейегар мог выразиться и погрубее, но на людях они всегда придерживались необходимых формальностей.

— Да, ваше величество, раз уж вы спрашиваете, — улыбка Уэнта сияла в тон его начищенным до блеска белым доспехам, — я хотел сказать, что мы скоро приедем.

— Это я и без вас вижу, сир, — Рейегар нахмурился, но Освелла это, разумеется, ничуть не испугало.

— Мне показалось, что вы отвлеклись, ваше величество, — гвардеец ухмыльнулся, — и я решил вас предупредить, а то, знаете ли…

За спиной Рейегара громко фыркнула Лианна; пытаясь сдержать смех, она закрыла рот рукой, а ее плечи задорно подергивались. Рейегар вздохнул и покачал головой, сам с трудом сдерживая улыбку. Освелл был прав: они действительно были уже почти на месте, и королю следовало принять надлежащий вид, а не хохмить со своим гвардейцем. Рейегар обернулся и кивнул Лианне, она же ответила ему легким кивком, тем самым заверяя его, что у нее все хорошо.

Гонец, посланный вперед, чтобы собрать перед королем местных жителей, со своей задачей явно не справлялся. Это был один из Золотых Плащей, и действовать бедняга умел явно только силой: площадь была почти пуста, ибо его уговоры никем всерьез не принимались. Где-то вдалеке виднелись оставленные рабочими деревянные конструкции, горы камня и недокопанные траншеи.

— Проклятье, — одними губами проговорил Рейегар. — Сир Майлс, сир Освелл, могу я попросить вас помочь этому бедолаге? — он кивнул в сторону солдата, пытавшегося загнать на площадь хоть кого-нибудь.

— Подождите, — рука Лианны легла ему на плечо. — Так у вас ничего не выйдет. — Она спешилась, ловко спрыгнув на землю. Из-под ее сапог в стороны полетели брызги грязи — дождей в Королевской Гавани не было давно, но на улицы Блошиного Конца чего только не выливали: от грязной воды и объедков до содержимого ночных горшков. От Рейегара не укрылось, как его жена слегка сморщила нос, но в остальном она держалась уверенно, как и всегда. Лианна передала поводья Метели Майлсу и направилась к ближайшему дому — приземистому глинобитному строению с соломенной крышей. Таких в Блошином Конце было большинство.

Метель почему-то недовольно заржала и забила копытом, чуть не попав по ноге коню сира Освелла, отчего спокойный и тихий жеребец Уэнта в испуге отпрянул. Кобыле Лианны, по всей видимости, тут не нравилось. Рейегар давно успел заметить, что Метель предпочитала просторы лесов и полей узким городским улицам, и если Лианне всегда удавалось ее успокаивать, то в чужих руках она неизменно начинала волноваться. Рейегар подумал, что стоит подарить жене более спокойную лошадь для выездов в город.

Лианна оглянулась на Метель и шикнула на нее, отчего кобыла тут же присмирела и осталась стоять, лишь слегка пофыркивая. Лианна же подошла к двери дома и громко в нее постучала. Майлс ступал за ней, всегда готовый бросится на ее защиту. Сам Рейегар лишь наблюдал за этим, предпочитая не вмешиваться и дать Лианне возможность самой исполнить свою задумку, хотя рука его так и тянулась к рукояти Черного Пламени, висевшего на поясе.

Дверь отворили не сразу. На пороге показалась женщина в залатанном темно-коричневом платье и переднике. Рейегару сразу бросилось в глаза, что передник был хоть и хорошенько заношен, но начисто выстиран и отглажен, волосы женщины были заплетены в косу и повязаны платком такого же цвета, как и ее платье.

Конечно же, Лианну она не узнала, хотя вероятно и поняла, что перед ней стоит знатная дама, что можно было сразу понять по лишь слегка запачканным сапогам из мягкой кожи и костюму без единой заплатки, из дорогой ткани, да к тому же с искусной вышивкой, за которую и без всего другого пришлось бы заплатить изрядную горсть оленей. Лианна приветливо улыбнулась и заговорила, а Рейегар следил за тем, как расширялись в удивлении глаза бедной женщины: не каждый день к тебе на порог заявляется сама королева. К тому же, за последние годы правления Эйериса, простой люд научился не ждать от королевской семьи ничего хорошего: Рейла безвылазно сидела в Красном Замке, а сам Рейегар не имел должной власти, да и не стремился к ней.

Женщина на пороге глянула за спину Лианны и, заметив его, совсем стушевалась. Его жена все продолжала говорить, а женщина осторожно и тихо кивала. Через мгновение Лианна обернулась и жестом подозвала его к себе.

— Сир Освелл, — обратился Рейегар к гвардейцу, — идемте со мной. Сир Барристан, оставайтесь на улице.

Когда все они набились в небольшой дом, Рейегару показалось, что там не осталось ни одного свободного дюйма. Воздух внутри был тяжелый и вязкий, наполненный запахами много раз использованного масла и свиного жира. Видно, тут не так давно что-то жарили. Глаза защипало от царящего в доме чада, но обитатели этой лачуги, казалось, к нему привыкли. Хозяйка пригласила их сесть, но Рейегар подтолкнул к самому надежному на его взгляд стулу только Лианну, он сам и гвардейцы остались на ногах.

— Прошу, сядьте сами, сударыня, — он улыбнулся. — Мы можем и постоять.

Хозяйка помялась, с подозрением оглядывая его, но потом все же села. Из угла на так внезапно нагрянувших незнакомцев уставились три пары горящих глаз — хозяйские дети. Осторожно, боясь кого-либо оскорбить, Рейегар оглядел дом, отметив, что он так же чист и прибран, как и хозяйский передник.

— Ваше величество, — Лианна посмотрела на него. — Эту женщину зовут Хельда и она любезно согласилась с нами побеседовать.

— Благодарю, — Рейегар кивнул. — Я полагаю, это ваши дети, сударыня? — он кивнул в сторону угла, и оттуда раздался негромкий шорох.

— А как же, — женщина кивнула и одарила своих отпрысков строгим взглядом, после чего те немедленно притихли.

— Они могут подойти, если им так хочется, — Лианна улыбнулась, поманив ребят к себе. — Сир Майлс, будьте так добры, принесите из моей сумки сахарные леденцы.

Мутон быстро выполнил ее поручение, и вскоре Лианна уже протягивала леденцы двум мальчишкам и одной девочке, судя по всему, самой младшей. Она сначала поглядела на мать и, только получив от той одобрительный кивок, взяла с ладони королевы свое лакомство и засунула его в рот целиком.

— Нравится? — спросила Лианна, оглядывая их довольные личики, и дети согласно закивали.

— А где ваш супруг, госпожа Хельда? — спросил Рейегар. — Если вы позволите мне такой вопрос.

Хозяйка посмотрела на него, и в глазах ее мелькнул страх. Ее пальцы стиснули передник, а губы сжались в нитку.

— Вы можете все рассказать нам, — Лианна осторожно коснулась ее плеча.

— Даю слово, никто не пострадает, — проговорил Рейегар, хотя ему и хотелось хорошенько наказать зачинателей этого всего, он понимал, что за оружие они взялись от страха, а страх шел от незнания.

— На собрании общины, ясно, где, — пробормотала Хельда сквозь зубы.

— И по какому поводу проводится это почтенное собрание? — спросил Рейегар, слегка склонив голову и поглядев хозяйке в глаза. Вид у нее был потерянный, по ее осунувшемуся лицу и бегающим глазам становилось ясно, что ее приперли к стенке, но она все еще намерена сопротивляться. Так, бывало, выглядел пойманный за проказой Эгг. — Не трудитесь отвечать, коли не желаете, сударыня, мне и без ваших слов все ясно.

— Госпожа Хельда, — мягко произнесла Лианна, она уже полностью положила ладонь на плечо женщины и осторожно поглаживала его так, как делала с детьми, если те бывали чем-то расстроены. — Вы же покажете нам, где это? Вы слышали моего мужа, никто не пострадает, он всего лишь хочет сказать им несколько слов.

Хозяйка одарила ее умоляющим взглядом, но Лианна лишь твердо смотрела на нее, давая понять, что не уступит, ведь упрямства ей было не занимать, и за долгие годы их брака Рейегар успел убедиться в этом множество раз. Сопротивляться королю и королеве — пустое занятие, и Хельда вскоре сдалась. Громко всхлипнув, она поднялась и, пробормотав: «Идемте же!», вышла на улицу. Рейегар, Лианна и их спутники последовали за ней. Солдата Золотых Плащей оставили приглядеть за детьми.

Лошадей они оставили на площади и двинулись пешком, благо путь предстоял короткий. Встречавшиеся на улицах люди, бросались в стороны, уступая дорогу, многие улыбались и с любопытством разглядывали гостей из Красного Замка, которые смотрелись в этом месте, будто бриллиантовое колье на грязном рубище, но Рейегар заметил, как кое-кто и отворачивался в сторону, что-то недовольно бормоча. Это странное неприятие раздражало его, хотя он и не уставал повторять, что злиться ему надлежит на себя, раз уж он не счел нужным объяснить все людям должным образом. У них не было мейстеров, чтобы учить их премудростям государственных дел, им бы свести концы с концами, и это тоже оставалось заботой Рейегара.

Они остановились у вытянутого одноэтажного здания, над крыльцом которого болталась ржавая вывеска. Краска на ней выцвела и облупилась, и название заведения разобрать было невозможно. Дверь в питейную была заперта, и Хельда подошла к одному из окон и коротко постучала. Занавеска на окне немного дернулась вверх и быстро опустилась, а через несколько мгновений отворилась и дверь.

За ней оказался слегка сгорбленный худощавый мужчина с большим родимым пятном над верхней губой.

— Это еще как понимать, Хельда? — спросил он, бросая недовольный взгляд на приведшую их сюда женщину, а потом, слегка прищурившись, рассматривая короля, королеву и гвардейцев. Видно, серебряные волосы Рейегара и белые плащи Уэнта и Мутона все же что-то сказали ему, и мужчина отпрянул в сторону. Рейегар подумал, что он сейчас же захлопнет дверь, и придется все-таки применять силу, однако мужчина остался стоять как был.

Хельда молча глазела на него, словно хотела что-то сказать. Видно, этот мужчина и был ее мужем, и она теперь чувствовала себя виноватой перед ним.

— Прошу простить за вторжение, сударь, — заговорил Рейегар. — Мне пришлось просить вашу жену отвести меня сюда, прошу не сердитесь на нее. Мы пришли с миром, вы сами видите, что нас только четверо, и с нами нет городской стражи.

Мужчина неуклюже поклонился.

— Чем я могу служить вам, ваше величество? — спросил он, насторожено поглядывая на Рейегара.

— Я всего лишь хотел бы поговорить с вами и вашими товарищами, — Рейегар улыбнулся и сделал шаг вперед, заявляя свои намерения. Рука невольно сжимала рукоять меча, словно холодный металл под пальцами заставлял его чувствовать себя увереннее. Он не видел опасности в этом озлобленном, недалеком человеке, но на деле никогда не знаешь, что ждет тебя за углом.

Королю не отказывали, и Рейегара, Лианну и гвардейцев, что тенью следовали за ними, провели в длинный просторный зал, залитый светом из открытых окон. Мебели в зале не было, только канделябры стояли вдоль стен, поэтому около четырех дюжин мужчин, собравшихся здесь, стояли или сидели на полу. Стоило королевской партии войти, как все взоры тут же обратились на них, а те, кто сидел, повскакали на ноги. Многие прижались к стенам. Все вместе они могли бы растерзать трех рыцарей и женщину — пусть и не беззащитную, но страх перед доспехами и выкованным в замке оружием был сильнее разума.

— Вам нечего бояться, — в который раз повторил Рейегар, выходя немного вперед.

В зале пахло потом, стылым элем и свечным салом, пол под несколькими десятками пар ног устало поскрипывал, будто бы требовал оставить его наконец в покое, на каменных стенах и деревянном потолке гнездилась плесень и пауки плели свои паутины. Здесь им жилось фривольно: в такую жару внутрь всегда влетало достаточно мух, чтобы прокормить их всех. Мухи и сейчас назойливо жужжали, летая где-то под потолком.

Воцарилось молчание, заговорить в присутствии короля никто не решался, но Рейегар не спешил начинать первым, ожидая, что кто-нибудь все же не выдержит и откроет рот. Так и вышло, причем даже раньше, чем Рейегар рассчитывал.

— Остановите это, ваш’ство, — крикнул кто-то. — Они тут все поломали, все порушили, по мостовой не пройти, раз уж они там все копают, да енти доски ихние везде навалены в кучу. Телегам не разъехаться, бывает встанут, да собачатся, кому первому проезжать.

— А ночью! — подхватил кто-то. — Идешь, да запнешься ненароком, ночи-то тут черные. Это фонарь с собой таскать надо, а где монету взять на столько масла? Мы на этом масле жарим, а не жжем его без толку.

— Верно! — раздался еще один голос. — А чужеземец этот! Ходит с кислым лицом, поди пойми, что у него на уме.

— Господа, — Рейегар прервал их, в воздухе зазвенели металлические нотки его голоса. Он всегда был человеком тихим и спокойным, но королевские обязанности требовали от него жесткости, прятавшейся где-то в глубине его сердца. — Строительные работы ведутся по моему приказу, и я не намерен отменять его. Вам надлежит лишь некоторое время потерпеть, зато потом в городе пропадет этот ужасный запах и станет чище. — Рейегар невольно взглянул на свои замызганные сапоги. — «Чужеземец», как вы его зовете, — уважаемый мной человек, таких умов как он не много во всем известном свете, и он здесь, чтобы помочь нам. Что же до остального, телеги мы отправим по другому пути, а там, где лежат доски, поставим фонари.

Ему не ответили, только дружно продолжали смотреть на него во все глаза. Рейегар задумался о том, воодушевил ли он их сейчас, или же наоборот, не оправдал того доверия, что они оказали ему, поделившись своими бедами.

— Но как же… — начал муж Хельды немного испуганно, — боги.

— Боги приветствуют знания, — отозвался Рейегар, — как и изменения, что идут во благо. Неужто вы полагаете, что я желаю своим подданым зла? И я, и моя жена всегда показывали вам обратное.

— Но пророчица… — начал кто-то, осторожно поглядывая на короля.

— Хотите я позову септона? — нетерпеливо перебил его Рейегар. — Раз уж вы не верите мне. — Лианна подошла ближе к нему и, переплетя свои пальцы с его, сжала его руку. Рейегар чувствовал, что злится, на мгновение он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Верим, ваш’ство, как же иначе, — поспешил убедить его супруг Хельды.

— Тогда пообещайте мне кое-что, — Рейегар взглянул на него, справедливо предполагая, что здесь именно он — главный заводила. — Не мешайте работам и тем более не применяйте оружие против тех, кто трудится, чтобы вам здесь стало лучше. Я не буду дознаваться, кто устроил давеча драку, и прощу вам это, но взамен вы должны дать мне слово, а ежели вы его не сдержите, то сюда придут Золотые Плащи. Поверьте, мне бы этого не хотелось. — Рейегар окинул собравшихся взглядом, но отвечать ему никто не спешил. — Я жду, — твердо проговорил он.

Муж Хельды обернулся на своих товарищей, а потом, уже глядя на Рейегара, проговорил:

— Мы обещаем.

— Я рад это слышать и полагаюсь на ваше слово, однако помните и о том, что ждет вас, если вы осмелитесь его нарушить, — проговорил он, слегка смягчившись, но не лишая свой голос строгости.

Он протянул руку, и муж Хельды пожал ее, потрясенно взирая на короля. Уж такого он никак ожидать не мог, Рейегар же успел выучить то, как важно проявить уважение к любому человеку, даже самому нищему и незначительному. Мало кто из лордов понимал это, живя за стенами своих замков и не желая видеть, что происходит в настоящем мире — в лачугах, шалашах, на улицах бедных кварталов.

Они попрощались и вышли. Оставаться дольше Рейегару не хотелось. Лианна снова взяла его руку и потерлась щекой о его плечо.

— Я так восхищаюсь тобой, — шепнула она, стряхивая невидимую пылинку с черного бархата его дублета.

— А я тобой, — он, улыбаясь, посмотрел на нее, взял ее под подбородок и провел по ее щеке подушечкой большого пальца, заставив ее сощуриться, словно получившую свою долю ласки кошку.

Где-то позади них громко вздохнул Освелл, заставив Лианну тихо засмеяться. Хмыкнув себе под нос, она стиснула руку Рейегара, и они направились к лошадям, чтобы поскорее вернуться в Красный Замок. Солнце уже устало вползало на свою дневную вершину, а дел оставалось все так же много, как и когда оно еще пряталось за горизонтом.

Обратная дорога Рейегару ничем не запомнилась. Королевскую Гавань он успел изучить достаточно хорошо, еще будучи принцем Драконьего Камня. Когда ему исполнилось одиннадцать, и он служил оруженосцем у сира Герольда Хайтауэра, он впервые сбежал из Красного Замка, воспользовавшись одним из тайных ходов, о котором он смог к тому времени разведать. В те далекие годы компанию ему составлял юный Джон Коннингтон, тоже служивший оруженосцем в столице. Однако потом в Красном Замке появился Эртур Дейн, и они уже ходили везде втроем, точнее это Рейегар таскался везде за Дейном, завидуя его мастерству и желая самому управляться с мечом так же. Джон дулся и обижался, а потом, закончив службу, отбыл к себе в Грифоний Насест. Он так и не стал Рейегару по-настоящему близок, было в нем что-то… хотя Рейегар так и не понял, что именно. В любом случае, Джон Коннингтон погиб, служа своему другу и королю, и за одно это он заслуживал добрых и благодарственных слов в свой адрес.

Когда он взошел на трон, Рейегару пришлось прекратить тайные вылазки в столицу, ибо на это не оставалось больше времени. Не появлялся больше в трактире Тихо Муллера и Неведомый Бард, хотя Лианна, бывало, и просила его наведаться туда, но дни его всегда были заняты, а вечера и ночи Рейегар предпочитал проводить с женой. Пальцы его, правда, скучали по арфе, но мелодии в его голове больше не рождались, сколько бы он ни сидел у окна, перебирая серебряные струны.

Во дворе Красного Замка его уже ждали Варис и Джон Аррен. Оба члена Малого Совета стояли на расстоянии друг от друга и не разговаривали, будто и вовсе не были друг с другом знакомы. Руки Десницы были сложены на груди, Варис же, как и всегда, засунул их в рукава, будто бы они у него мерзли.

— Ваше величество, — хором произнесли они, не сговариваясь, заставив Рейегара улыбнуться, а Лианну сдержать смешок.

Похоже, даже переодеться у него не выйдет.

— Я думал, мы увидимся с вами на Малом Совете, — сказал он вместо приветствия.

— Ваше величество, мы с вами должны были встретиться раньше, вы разве не помните? — Аррен вскинул брови.

Рейегар не помнил. Утром он только и мог, что думать о Лианне, ее стонах, ее упругом теле под ним, а потом его совсем захватили другие дела, и об Аррене он и вовсе позабыл.

— Нет, простите меня лорд Джон. Лианна, — он подозвал жену. Она уже спешилась и стояла немного в отдалении. — Прошу тебя, передай Альдо, сейчас мне нужно будет поговорить с лордом Джоном, а затем с лордом Варисом, а потом можно собирать Совет. Надеюсь, это случится до того, как за окном стемнеет.

— Конечно, мой любимый, — она убрала с его лба упавшую туда прядку волос. — Не беспокойся. — Ее пальцы крепко стиснули его руку.

— Спасибо, любимая, — пробормотал он, целуя ее в лоб и отправляясь вслед за Арреном. Каждый раз ему хотелось уйти с Лианной в их спальню, погрузиться вместе в теплую ванну и любить друг друга, но ему приходилось идти вместе со своими советниками, садиться за большие столы и говорить, обсуждать, спорить, доказывать, принимать решения. Своим голосом и своим поведением напоминать им, кто здесь король.

«Истинный монарх никогда не должен напоминать своим подданным, кто здесь король», — сказал ему как-то Тайвин Ланнистер еще бывший тогда Десницей при Эйерисе. Отец Рейегара как раз кричал об этом со своего высокого трона, брызжа слюной и режась об острые лезвия мечей. Уважения к лорду Тайвину или его словам у Рейегара не осталось, но в этом, как и в некотором другом, он был прав.

Рейегар и лорд Аррен направились в королевскую горницу. К большой радости обоих, окно здесь было уже открыто, а на столе стояли охлажденные напитки, видно, стараниями Альдо, королевского секретаря. Прежде чем сесть, Рейегар налил лорду Джону вина, себе же — лимонной воды, а потом опустился в кресло.

— Как идет подготовка к совету лордов? — спросил Рейегар, делая глоток и наслаждаясь приятным кисловатым, слегка вяжущим вкусом. Он ненадолго задержал воду на языке и только потом сглотнул.

— Мы получили ответы от всех грандлордов за исключением лорда Роберта, — Аррен слегка сощурил глаза.

— Почему-то меня это не удивляет, — Рейегар вздохнул. Он облокотился на спинку кресла, зажмурился и потер пальцами переносицу.

Роберт Баратеон никогда не простит своему королю, что именно его выбрала Лианна. Находились даже барды, слагавшие песни о несчастной любви Штормового Лорда к прекрасной Лианне Старк, но о какой любви могла идти речь, если он пытался силой заставить ее стать его женой? Рейегару было неприятно об этом думать, но ежели случилось бы так, и Лианна не полюбила бы его, он не стал бы настаивать. Он страдал бы, погрузился бы в темную пучину меланхолии, оставил бы мысли о предназначении и пророчествах, но счастье Лианны было бы важнее всего этого, если бы он имел возможность хотя бы изредка наслаждаться ее улыбками, ему этого было бы довольно. Это он называл любовью, чувство же, овладевшее Робертом, Рейегар почитал одержимостью. Было в нем что-то от того безумия, что сгубило разум его отца. Оба они, и Роберт, и Эйерис, полагали, что видели то, чего нет.

— Я напишу ему сам, если позволите, ваше величество, — предложил лорд Джон, промакивая вспотевший лоб платком. Жара, установившаяся южнее Перешейка, мучила всех, и даже лорд Старк писал, что лето на Севере выдалось теплее, чем когда-либо.

— Благодарю, но нет, — Рейегар покачал головой. — Я сам ему напишу. Лорд Роберт должен понимать, что королевские приказы — это не то, что можно с такой легкостью оставить без внимания.

— Ваше величество, — лорд Джон взволнованно заерзал на стуле, сжимая в руке свой изысканный шелковый платок, — Роберт импульсивен, у него множество пороков, но он неплохой человек. Он щедр…

— Послушайте, лорд Джон, — Рейегар наклонился вперед и посмотрел прямиком в глаза своему Деснице, перед взглядом короля робели многие, и даже Джон Аррен не мог выдерживать его слишком долго, — мы с вами уже беседовали об этом, и я уже говорил вам, что не держу зла на Роберта Баратеона и не намерен пользоваться своей властью, чтобы отомстить ему. Тем не менее, он мой вассал и должен явиться в столицу по моему призыву.

— Это так, — Аррен кивнул. Он снова посмотрел на Рейегара. — Однако вы знаете, что я думаю об этом вашем совете. Ни к чему вам собирать совет, да спрашивать лордов. Они ваши вассалы и их дело исполнять ваши приказы, вы сами это только что сказали. Провозгласите ваши законы единолично.

— Вы все верно говорите, — Рейегар слегка нахмурился. Этот разговор возникал между королем и его Десницей уже несколько раз, и Рейегар каждый раз удивлялся тому, как Аррен призывал его к решительности, а при этом сам позволял себе давить на него. — Однако, никто не знает свои земли лучше, чем грандлорды. Вы скажете, что я путешествовал по Семи Королевствам — это верно, но достаточно ли этого? Мне бы хотелось сделать жизнь людей лучше, а не загнать их под еще больший гнет. Из слов моих вассалов я смогу многое понять, последнее слово, конечно же, останется за мной.

— Как скажете, — губы Аррена сложились в нитку, а Рейегар усмехнулся про себя. Ежели Хранитель Востока и надеялся когда-то им управлять, то надежды его растаяли так же быстро, как выпадавший, бывало, на севере летний снег.

С Арреном Рейегару пришлось провести еще две четверти часа, после чего Десница ушел, бормоча что-то себе под нос, а его в горнице короля сменили Альдо и Варис. Евнух с некоторым интересом косился на запыхавшегося секретаря, ведь Альдо, как и сам мастер над шептунами, был одним из немногих приближенных короля, кто вышел в люди из простого сословия. Королевский секретарь едва ли не единственный глядел на Вариса, как и на других членов Малого Совета, с благоговением и ужасом, и, похоже, Пауку это льстило. Варис вошел первым и встал за креслом, стоящим напротив королевского, по обыкновению сцепил перед собой руки в замок и опустил голову, Альдо же направился прямо к королю.

— Альдо, — Рейегар улыбнулся. Юноша рвано дышал и хлопал глазами, держа в руках какой-то сверток. — Что ты хотел? Что-то случилось?

— Вот, — секретарь протянул ему сверток, и от Рейегара не укрылось, с каким интересом проследил за ним Варис. Тайны, так и остававшиеся для мастера над шептунами тайнами, лишь сильнее бередили его любопытство, как запах вкусной еды пробуждает дремлющий аппетит. — Это доставили с гонцом.

— Благодарю, — Рейегар похлопал Альдо по плечу и отослал его. На свертке он немедленно узнал печать, которой пользовался Джейме Ланнистер: голова шипящей змеи, после чего припомнил, что утром в городском порту как раз пришвартовалась торговая галея из Лиса. Там могло оказаться что-то занимательное, но чтобы заняться свертком требовалось сначала дождаться ухода лорда Вариса.

Рейегар указал ему не кресло, приглашая присесть. Варис наверняка только этого и дожидался и тут же устроился в кресле, едва уместив свое тучное тело между ручками. Рейегар невольно подумал о том, как же во всю дворцовую мебель умещался его недостойный предок. Для него, вероятно, стулья, кресла и кровати делали отдельно.

— Боюсь, не очень хорошие вести из Западных Земель, ваше величество, — тихо проговорил Варис. Будучи на аудиенции у короля, он всегда говорил едва ли не шепотом, как будто в замке кто-то еще мог бы подслушать их, кроме него самого. Хотя… чем только не шутили теперь боги. Доверять было опасно, и осторожность еще никому не помешала.

— В чем дело? — спросил Рейегар, вспоминая последнее, что он слышал о происходящем в землях Ланнистеров. — Опять юный лорд Тирион что-то натворил, чем вызвал гнев своих вассалов?

— Нет, ничего нового, — Варис покачал лысой головой, — но боюсь, лорды-знаменосцы Ланнистеров всерьез разозлились этой его женитьбой. Свадьбу уже прозвали Шутовской, а певцы вовсю сочиняют про нее потешные куплеты. Поговаривают, юный лорд злится и грозится повырывать всем языки, хотя я и сомневаюсь, что до этого дойдет.

История выходила довольно неприятная. Рейегару хотелось установить в своем королевстве мир, а тут Западные Земли кипели, словно висящий над костром котел. Он подумал, что ему с самого начала требовалось уделить этому побольше внимания. Еще не хватало, чтобы Семь Королевств начали сыпаться, словно карточный домик: где-то сидели, затаив многолетнюю обиду лорды Талли и Баратеон, да еще и глуповатый и грубый, но весьма амбициозный, Бейлон Грейджой сменил у руля Железных Островов своего отца — рассудительного и начитанного старика Квеллона.

— А что сир Киван? — спросил Рейегар, подпирая подбородок кулаком.

— А что с ним станется? — причмокнул своими пухлыми губами Варис. — Пока его жена и сын здесь, он ни во что ввязываться не будет, хотя кое-кто и отправлял к нему гонцов. Киван многим нравится.

— Думаю, за леди Ланнистер и Ланселем следует приглядывать получше, — протянул Рейегар.

Он ненавидел подобные вещи и желал бы и вовсе их искоренить, но пока такой возможности у него не было. Он был один, а лордов было много. Со временем он надеялся показать им выгоду от долгого мира, взаимопомощи и процветания торговли, но пока никто бы и не захотел его слушать, да и показывать ему было еще нечего. Невольно Рейегар подумал о своем прадеде короле Эйгоне и его желании возродить драконов. С тех пор, как он сел на Железный Трон, Рейегар нередко вспоминал о Невероятном короле и с течением времени все лучше понимал его. Даже с одним огнедышащим змеем ему было бы проще поменять все к лучшему, не умасливая великих лордов и не продавая собственных детей. Ведь чем еще были эти проклятые политические браки, как не торговой сделкой? Он знал это не хуже других, ведь и сам когда-то был особливо дорогим товаром.

— Безусловно, ваше величество, — понимающе кивнул Варис.

— Вот и договорились, — Рейегар слегка улыбнулся, смотря евнуху прямо в глаза и заставляя того отвести взор. — Из Цитадели никаких вестей?

— Нет, — мастер над шептунами отчаянно покачал головой. — Однако мои пташки не сидят на месте…

— Не оправдывайтесь, лорд Варис, — перебил его Рейегар, недовольно нахмурившись. — Я знаю, что задача это непростая, однако на королевской службе держат тех, кто способен такие задачи решать. Вы меня понимаете?

— Вполне, — в голосе Паука послышалась осторожность. Хотя Рейегар и относился к своему мастеру над шептунами с некоторым опасением, он никогда этого не показывал и, наоборот, предпочитал сам время от времени припугнуть Вариса, чтобы тот не забывал о том, где его место и кому он служит.

— Вот и прекрасно, — Рейегар поднялся, — идемте, нас ждут господа из Малого Совета, я и так достаточно припозднился.

Евнух вскочил так резво, словно боялся лишнее мгновение просидеть в присутствии короля. Он бросил быстрый взгляд на ящик стола, в котором лежало теперь послание от Джейме Ланнистера, и вышел. Рейегар последовал за ним, едва скрывая улыбку.

— Вы выглядите неприлично довольным, ваше величество, — шепотом сообщил ему, ожидавший у двери Освелл.

— Король не может быть довольным «слишком неприлично», сир, — Рейегар все же позволил себе широко улыбнуться. — Я думал, вы это и без меня знаете.

По пути в зал заседаний Малого Совета его снова встретила Лианна. За то время, что Рейегар провел с Арреном и Варисом, она успела снова переодеться в открытое темно-синее платье, и он едва ли мог оторвать взгляд от ее округлых плеч. Жена с улыбкой подошла к нему и взяла его под руку, он склонился и поцеловал ее в щеку — поцелуй в плечо у всех на виду был бы слишком развязным даже для них. Освелл и так ухмылялся, едва ли не всякий раз, когда видел их вместе.

— Я сделала все, как ты просил, — тихо проговорила она, поправляя ворот его дублета.

— Я и не сомневался, — Рейегар поглядел на нее, размышляя про себя, что лучшей королевы эти забытые богами Семь Королевств не могли и желать. Ни Серсея Ланнистер, ни некая девица из Эссоса, в поисках которой погиб Стеффон Баратеон, не могли бы стать для него второй половиной, буквально продолжением его самого. Просыпаясь каждое утро и видя торчащую из под одеяла темную макушку Лианны, он снова и снова благодарил богов — и старых и новых — за то, что послали ему ее, что она была рядом и любила его.

— Сегодня прибыл корабль из Лиса, — как бы невзначай заметил он, и Лианна, вскинув брови, с интересом поглядела на него: она хорошо знала, что это могло означать. — Альдо принес мне кое-что. Когда закончится заседание, мы вместе поглядим на это у меня в горнице.

— Нет, — Лианна покачала головой, заставив мужа на мгновение удивиться. — Мы посмотрим на это в спальне.

— На что это вы намекаете, моя королева? — он улыбнулся.

— Ни на что я не намекаю, — она фыркнула. — Но если я пущу тебя к твоим бумагам, то едва ли смогу заполучить тебя обратно. Иногда я ревную тебя к твоему красному ящику. А вот на то, что ты получил из Лиса, мне самой очень интересно поглядеть.

— Будь по-твоему, Лиа, — Рейегар нежно сжал ее пальцы. — Когда я мог тебе отказать?

Члены Малого Совета не очень-то любили, когда в принадлежавшем им зале появлялась Лианна, Рейегар видел это, но вслух сказать такое королю никто бы не осмелился, поэтому все они пыхтели про себя, лишь изредка поглядывая на его жену. Ведь даже королева Алисанна не была допущена на заседания королевского Малого Совета — ее уделом оставались дела женщин, а не политика и игры лордов. Лианна хорошо знала о том, как к ней относились, и поэтому сначала решила не нарушать их покой, однако Рейегар не согласился с этим. Кому как ни королю отменять старые традиции и устанавливать новые. Коли Лианна была достаточно умна для этого, она могла высказываться на Малом Совете или даже усесться на Железный Трон — ему было все равно.

Заседание прошло на удивление быстро, возможно, потому что сам Рейегар спешил поскорее уйти оттуда. Он был голоден, и ему хотелось отдохнуть и остаться с женой наедине. Только с ней, да с близкими друзьями, он мог снимать маску короля, которую носил с утра до ночи, и становиться обычным человеком — усталым и немного печальным, но очень счастливым.

— Ты какой-то задумчивый, — проговорила Лианна, когда все разошлись. Она пересела к нему на колени и обняла его за шею, он ясно ощущал запах ее волос и кожи. — Что тебя тревожит? Это все лорд Аррен?

— Что? — Рейегар поднял голову. Он был так увлечен созерцанием того изящного изгиба, где ее плечо переходило в шею, что едва уловил ее вопрос. — Нет, с лордом Арреном я справляюсь, хотя он и заставляет меня частенько напоминать ему, кто здесь король.

— Тогда о чем ты так старательно думал? — жена провела указательным пальцем по тонкой белой линии шрама на лице, а потом обвела его губы. Не удержавшись, он обхватил губами ее пальчик и слегка прикусил его.

— Я благодарил богов, что они послали мне такую жену, — прошептал он ей на ухо.

— Рей… — она рассмеялась и поцеловала его, однако, затем поднялась, старательно оправляя платье и с хитрой улыбкой поглядывая на него. — Идем, — она взяла его за руку, — тебе нужно пообедать, иначе ты упадешь без сил, а потом мы вместе поглядим на то, что прислал тебе сир Джейме.

Рейегар покорно встал и последовал за ней. Лианна шла впереди, плавно ступая по каменному полу в своих легких кожаных сандалиях. Стоило им выйти во двор, как ветерок подхватил невесомый подол ее платья, оплетая ткань вокруг ее ног, Лианна остановилась и, рассмеявшись, принялась его поправлять, а Рейегар только и делал, что смотрел на нее. Ему казалось, что он мог бы всю жизнь не отрывать от нее взгляда. Сзади него ухмылялся Освелл, приставленный на сегодня к королю, и Рейегар сам едва сдерживал улыбку. У него оставалось еще множество дел, впереди его ждала еще целая вереница неприятных встреч, вдалеке маячил обещавший быть непростым совет лордов, да и за строительством в Блошином Конце следовало приглядывать самому, однако он забывал обо всем этом, стоило ему посмотреть на жену. Иногда ему казалось, что он сам не сделался безумцем только благодаря ей или же, наоборот, сошел с ума от любви.

Лианна, тем временем, наконец справилась с непослушным платьем и обернулась на мужа. Ее лицо озарила улыбка, и она поспешила дальше, а Рейегар следовал за ней, словно змей за заклинателем, разглядывая ее спину, плечи и тонкие нежные руки. Он едва ли замечал, как попадавшиеся на пути придворные или слуги кланялись ему, и не всегда успевал склонить голову в ответ. Король не обязан был этого делать, но Рейегару всегда хотелось показать свое уважение к тем, кто служил ему.

В тот день Освелл и Эртур обедали с ними, и трапеза прошла за разговором о делах. Рейегар поделился с гвардейцами и Лианной тем, что услышал от Вариса, заставив их забеспокоиться. Его жена старалась не показывать этого, но отсутствие каких-либо новостей из Цитадели ее взволновало — она поджала губы и уставилась в тарелку. Сердце Рейегара снова сжалось, дурное настроение Лианны тут же отражалось на нем. Видеть ее печальной было больно, и особенно его расстраивало то, что он ничего не мог для нее сделать, кроме как просто быть рядом. Он протянул руку и крепко сжал ее пальцы.

— Что ты намерен делать, если Западные Земли пойдут против своего лорда? — спросил Эртур. Дейн был как всегда серьезен и задумчив, и его темно-фиолетовые глаза показались Рейегару потухшими.

— Я поддержу Тириона Ланнистера, — отозвался Рейегар. — Негоже королю становиться на сторону мятежников, а то некоторые начнут думать, что такое теперь всем дозволительно.

— На Севере такое невозможно, — вставила Лианна. Она немного пришла в себя, и теперь внимательно прислушивалась к их разговору. — Знаменосцы всегда были верны моему отцу, а теперь и моему брату.

— Не забывай про Болтонов, — коротко отозвался Рейегар.

— Седьмое Пекло, — фыркнул Освелл, — этот лорд-пиявка одним своим видом наводил страх даже на меня, он выглядит так, будто только из могилы поднялся. Служанки поговаривали, про него ходят слухи, что он пьет человеческую кровь.

— Выглядит он действительно весьма неприятно, — Рейегар коротко улыбнулся, — но я бы не судил его по одному лишь внешнему виду, не будь между Болтонами и Старками тысячелетней истории противостояния.

— Я думал, все уже в прошлом, — пожал плечами Освелл, засовывая в рот кусок мяса с чрезвычайно довольным видом. То, что Уэнт любит поесть, ни для кого не было секретом. — Они уже давно не докучали своим сюзеренам.

— В таких делах не бывает срока давности, — возразил Рейегар. — Всегда найдется кто-нибудь, кто возжелает «восстановить былое величие своего дома» или же «завоевать то, что принадлежит им по праву». Сколько раз в истории произносились эти слова? Примеров не счесть.

— Ты хочешь сказать, что нам грозит восстание, война? — обеспокоенно спросила Лианна. — Меня пугают эти твои речи. — Она взяла его руку в свои.

— Мир всегда шаток, — Рейегар вздохнул, — и задача хорошего короля состоит в том, чтобы не допустить пожара, а еще лучше — не допустить попадания искры на сухие дрова. Может, это ничем и не закончится, но на Западе неспокойно, лорд Талли вот уже как семь лет на меня дуется, а лорд Баратеон меня ненавидит. Кроме того, как вам известно, Русе Болтон хочет заключить брачный союз с твоей семьей, Лианна.

— Я бы и Грейджоев не сбрасывал со счетов, — вставил Эртур. В отличие от остальных, он доселе молчал и раньше всех справился со всем тем, что было у него в тарелке.

— Ты прав, — согласился Рейегар. — Бейлон ничем не похож на своего отца. Полагаю, за всю свою жизнь он не прочел ни единой книги.

— Что на самом деле великий грех, — хмыкнул Освелл.

Рейегар только смерил его взглядом и ухмыльнулся. Его друзьям многое было дозволено, однако пользовались они это привилегией лишь, оставаясь с королем в небольшой компании. Ни Освелл, ни Эртур за словом в карман не лезли, да и особой застенчивостью не отличались.

— Образованность еще никому не помешала, — Рейегар улыбнулся. — Но в Бейлоне меня пугает больше всего не это, а то, что он отменил все законы отца, возвращая железных людей к разбою и пиратству.

— Ты можешь как-то в это вмешаться? — спросила Лианна. Она редко встревала в дела, относящиеся к сфере политики, но ей всегда было интересно слушать их разговоры, и она всегда засыпала Рейегара вопросами.

— Ты же знаешь, что нет, — он вздохнул он. — Во всяком случае, не напрямую. Большинство лордов недовольны тем, что там происходит, но стоит мне попытаться что-то с этим сделать, как они решат, что так же легко я могу влезть и в их внутренние дела. Со временем я намерен уменьшить власть лордов и увеличить влияние короны во всех Семи Королевствах. Во всяком случае, я надеюсь попытаться.

— Это будет трудно, — покачал головой Эртур.

— Знаю, — Рейегар вздохнул. — Были бы у меня драконы, как у Завоевателя, мне не пришлось бы играть с ними в кошки мышки.

На это ему никто ничего не ответил: Освелл жевал, Эртур не верил, что драконов можно вернуть, Лианна же о чем-то задумалась. Разговор постепенно иссяк, а потом перекинулся на другие темы, коих в запасе было предостаточно, после чего гвардейцы ушли, а Рейегар отправил Альдо в горницу, чтобы тот принес доставленный днем пакет. Слуги явились, чтобы зажечь свечи, прибрать и оставить на вечер воду для умывания и чистые полотенца. Раздевались Рейегар и Лианна всегда сами или же помогали друг другу.

Лианна почти сразу ушла в спальню, Рейегар же немного задержался, чтобы дождаться Альдо со свертком. Когда он последовал за женой, она уже сидела на постели в ночной сорочке и расчесывала волосы. Он любил наблюдать за этим с тех самых пор, как увидел в первый раз. У Лианны были длинные шелковые локоны, в свете свечей они казались шоколадными и на них сверкали красно-золотые отблески. Он поймал ее прядь и, поднеся к губам, поцеловал, вдыхая запах трав, которые служанки обычно добавляли в ее мыло.

Лианна отложила гребень в сторону и прижалась к мужу, обнимая его. Ее руки были лишь чуть-чуть шершавыми от тренировок с Эртуром, но Рейегару нравилось чувствовать их на своей коже, они приятно щекотали его, заставляя тело наливаться желанием. Лианна потянулась за поцелуем и, выхватив сверток из его рук, отползла подальше и залезла под одеяло, дразня его.

— Плутовка, — Рейегар заулыбался.

— Твоя любимая плутовка, ты забыл сказать, — она хитро прищурилась.

— Самая любимая, — серьезно проговорил он, расстегивая пуговицы дублета.

Лианна хитро улыбалась, хлопая глазами и невинно глядя на него из-под пушистых ресниц, а он только и мог, что смотреть на ее плечи, да на вырез сорочки, спускающийся низко и открывающий самое начало ложбинки между ее грудей. Поджав губу, Лианна принялась распаковывать сверток. Рейегар моргнул, пытаясь прийти в себя — еще немного, и он позабудет и о королевстве, и о драконах, и о проклятых лордах. В этой комнате в его мыслях и сердце всегда царила только Лианна, ради нее он мог от всего отказаться, стоило ей только попросить, но она не просила, и за это он любил ее еще сильнее.

Раздевшись, Рейегар, аккуратно сложил всю одежду на крышку деревянного сундука, где лежали его повседневные одеяния, остальное же хранилось в королевской гардеробной. Он залез под одеяло и тут же прижал Лианну к себе, отчего она весело ойкнула.

— Ты такой горячий, — жена покачала головой, — сил нет.

Она постоянно жаловалась на то, что ей жарко в его объятиях, но никогда не просила его выпустить ее, наоборот, всегда крепко прижималась к нему, стоило ему лечь в постель.

— Уж какой есть, — Рейегар поцеловал ее в плечо, отчего она едва слышно фыркнула, но не отстранилась и даже слегка склонила голову, подставляя под его губы свою тонкую шейку, изгибы которой сводили Рейегара с ума.

— Погоди же, — бормотала она, — дай мне открыть это.

Он не переставал целовать Лианну, пока она возилась с печатями и тонкими пеньковыми веревками. Она же хихикала, и ее возня от этого только затягивалась. Наконец она справилась и принялась разворачивать сверток, Рейегар оторвался от нее и следил за ее движениями с замиранием сердца. Откуда ни возьмись, его вдруг охватило странное волнение, отчего ком застрял в горле, а пальцы похолодели, несмотря на царящую кругом жару.

— Боги старые и новые, — пробормотала Лианна, — столько бумаги… На нее ушло, видно, не меньше половины королевской казны.

Под слоями пергамента обнаружился тонкий иссохшийся лист с валирийскими письменами. Он был таким древним и таким потрепанным, что, казалось, в любое мгновение мог просто-напросто рассыпаться на куски. Лианна оглядела его первая, а потом протянула Рейегару, чтобы он смог прочитать текст. Он осторожно коснулся пальцами листка, ощущая неведомую силу, которой тот был наполнен, и это буквально заворожило Рейегара.

— Что там? — спросила Лианна с нетерпением.

— Она пишет о равновесии, — пробормотал Рейегар. «Огонь растапливает лед, — принялся читать он, — но что есть лед, как ни вода, которая способна затушить огонь. Эти две стихии находятся в вечном противостоянии и в то же время, в вечном равновесии. Без огня мы замерзнем и умрем, а без льда и воды — сгорим. Лишь когда они вместе, в мире возможна гармония».

Лианна слушала его, притихнув, и молчала еще несколько мгновений после того, как он закончил.

— И что это все может значить? — произнесла она наконец, подняв на мужа глаза.

— Не знаю, — Рейегар пожал плечами. В его голове роилось множество мыслей, но пока он не в силах был их упорядочить. — Если огонь — это драконы, то что тогда лед? Полагаю, это имеет какое-то отношение к Песни Льда и Пламени, о которой говорится в нашем семейном пророчестве, но как это связано с обещанным принцем и пришедшей с Севера тьмой? Мне надо об этом подумать, пока же я, словно заплутавший в лесу путник.

— Рей, — Лианна прижалась к нему. Он знал, что она подобно Эртуру не любила все эти разговоры о пророчествах, но при этом всегда поддерживала его во всем, что бы он ни делал. — Ты действительно веришь во все это?

— Да любимая, — он склонился и поцеловал ее в лоб, обнимая ее за плечи. — Верю. А ты доверяешь мне?

— Всегда, — пробормотала она тихо. — Но Рей, мне так страшно.

Он хотел бы сказать, что все будет хорошо, но это стало бы лишь очередной ложью.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и наших детей, — заверил ее он. — Это я могу тебе обещать.

— Я знаю, — она подняла голову и заглянула ему в глаза, — и от этого мне спокойно. Самое мое любимое место, самое безопасное место на свете — это место рядом с тобой, мой настоящий дом.

В последний раз Эддард проезжал эти места больше шести лет назад — по дороге ведущей в столицу из Штормового Предела в свите тогда еще принца Рейегара. Сердце болело от вестей о гибели отца и трепетало, тревожась за сестру, возлюбленную и старшего брата. Последнего он тогда спасти не успел: Брандон был жестоко казнен Эйерисом прямо на глазах у Эшары и Лианны, и обе они до сих пор не могли забыть того страшного зрелища. В те дни стояла внезапно вернувшаяся зима, и даже здесь, на юге, иногда шел снег — он падал, шлепаясь на лицо и одежду вязкими водянистыми хлопьями, и до сих пор Нед все никак не мог забыть это ощущение. На Севере такой снег бывал разве что в Белой Гавани или еще где поближе к морю, где воздух полнился невидимыми каплями воды, а в Винтерфелле снежинки были пушистые, легкие, они кружились и танцевали в воздухе, прежде чем плавно и грациозно коснуться земли. Деревья, растущие вдоль дороги небольшими рощицами, тогда были голы, а луга кругом — серы и безжизненны.

Теперь же, в первые месяцы лета, ярко светило солнце, нещадно припекая, обжигая светлую кожу северян до красноты и заставляя их обливаться потом. Кроны деревьев шумели листвой, на полянах благоухали цветы: полевые маки, колокольчики, незабудки, лютики и купальницы — все они превращали землю под ногами в расшитый искусными мирийскими мастерами пестрый ковер, и Нед невольно думал о том, что Лианне бы понравилось это зрелище. Она набрала бы букет, вплела бы голубые цветы себе в волосы, а остальные раздарила бы братьям, приколов к их серым дублетам. Глянув на свободное от облаков небо, Эддард еще раз напомнил себе о том, что Лианна уже не девочка, и даже Бен за эти годы успел вырасти, став из мальчика мужчиной, а Брана и вовсе давно уже нет.

В Винтерфелле, где его окружали заботы, присущие лорду замка и Хранителю Севера, где всегда рядом были его жена и дети, у него на такие мысли попросту не хватало времени, но теперь, когда он оказался один в окружении лишь полусотни домашних рыцарей и целыми днями трясся в седле, эти думы посещали его едва ли не ежедневно. Эддард посчитал разумным оставить Эшару с детьми в Винтерфелле: в Королевскую Гавань он направлялся по суше, намереваясь посетить стоящие на его пути замки знаменосцев и других более мелких лордов Севера, осмотреть Ров Кейлин, чтобы позже поговорить с королем о его возможном восстановлении, навестить в Долине Элберта Аррена и остальных старых своих знакомцев. Задумывал он сделать крюк и наведаться к Роберту, но позже отказался от этой затеи: что-то подсказывало, что старый друг не будет ему рад.

Предпринимать такое путешествие с младенцем на руках было весьма непредусмотрительно, поэтому Эддарду пришлось расстаться с женой впервые за шесть лет, оставив ее присматривать за Винтерфеллом. Стоило ему миновать лишь только замок Сервинов, как Нед уже отчаянно скучал по ней, по ее мудрым советам, ее шуткам и искоркам в глазах, ее маленьким нежным рукам, ее поцелуям и объятиям.

Его мышастый конь громко фыркнул, заставив Неда оторваться от раздумий. Дорогу им перебежал кролик: он выскочил откуда ни возьмись и тут же скрылся в невысоком придорожном кустарнике. Через мгновение о нем напоминало лишь легкое покачивание веток. Эддард огляделся: справа от него зеленели поля с белыми пятнами пасущихся коровьих стад и далекими крышами деревень, а слева зазывно шумела небольшая рощица, показавшаяся Неду хорошим местом для привала — они ехали с самого утра и уже успели изрядно утомиться. Хорошо бы еще найти достаточно глубокий ручей или озерцо, окунуться в него с головой и смыть пот и грязь, что накопились за несколько дней пути.

Эддард обернулся к своим и махнул Мартину Касселю, знаменуя остановку. Лагерь разбивать не стали, только расстелили плащи и достали из седельных сумок солонину и сыр. Лошадей отпустили попастись, а сами расселись в тени деревьев. Рядом с Недом оказался Мартин и его сын Джори — оба они помнили то давнее путешествие, совершенное ими шесть лет назад. Джори особенно: именно он тогда привез Неду и принцу Рейегару вести о гибели Рикарда Старка, вынудив их отправиться в столицу как можно скорее.

Молодой Кассель молча жевал сыр и глядел куда-то вдаль, в тенистую глубь рощицы, а старый все не переставал хмуриться. Казалось, помрачнел он с тех самых пор, как Нед объявил ему о скорой поездке в Королевскую Гавань.

— Улыбнись, Мартин, — хмыкнул Эддард, старательно пережевывая твердую, как кожа сапог, солонину, — не будь таким угрюмым. Скоро тебя ждет теплая постель, увеселения, вкусная еда и вино.

— Да не надо мне вашего вина, милорд, — буркнул Кассель, — да и нельзя мне пьянствовать. Нечего северянам на юге делать, вот что я вам скажу. Прав бал лорд Криган много лет назад, что вернулся. Вот брат ваш там сгинул и отец, да и сестренка мучается только.

— Лианна любит своего мужа, — отозвался Эддард. В этом сомнений у него не было, как и в том, что Рейегар любит ее не меньше, а то и больше. Нед и сам долго сомневался, но чем чаще он видел сестру и зятя вместе, тем быстрее таяли его сомнения. А уж на то, чтобы искать, а потом везти через всю страну саженец чардрева, мог решиться только воистину влюбленный мужчина. — Кроме того, Бен тоже там с ней, он не даст ее в обиду.

— Я не в том положении, чтобы возражать вам, лорд Эддард, — пробормотал Мартин Кассель, — и надеюсь, вам не придется помянуть как-нибудь моего слова. Молодой король что-то затевает, не зря же он зовет ко двору всех великих лордов. Один ваш брат уже сгинул в столице и разве смог он защитить леди Лианну, когда это потребовалось?

О том, что Рейегар не прихоти ради собирает великих лордов, Эддард догадывался и сам, Лианна не стала рассказывать ему о планах короля, но он доверял сестре, а она была уверена в своем муже. Даже Бен, судя по всему, не был посвящен в подробности. Судя по письмам Лианны и по тем слухам, что доносили с юга заезжавшие в Винтерфелл купцы, которых за последнее время существенно прибавилось, задумки короля Рейегара удивляли многих, и об их странности часто шушукались в кабаках и тавернах столицы, но, тем не менее, короля любили, и в этом также была заслуга и Лианны. Король и королева часто показывались на людях, беседовали со своими подданными и старались помогать им как могли, получая от них ответную благодарность и любовь.

— Тебе не о чем беспокоиться, Мартин, — Нед улыбнулся и покачал головой. — Последняя война завершилась больше полувека назад, меня тогда еще и на свете не было, и с того времени у нас царит мир. Предатели Блэкфайры мертвы, а кому, скажи на милость, сейчас выгодно начинать войну? Торговля идет бойко, ты сам это видишь, лето только вступило в свои права, и запасы в погребах успели за зиму изрядно подтаять. К старости ты стал суеверен и говоришь сущие глупости, — Нед похлопал Мартина по плечу. — Лучше порадуйся за меня, ведь я наконец-то увижу свою сестру и брата.

— Ваши слова да богам в уши, — отозвался Мартин. — Интересно, ваша сестрица так же будет висеть у вас на шее, как делала это в Винтерфелле?

— От Лианны всего можно ожидать, — Нед улыбнулся: наверняка, она кошмарит придворных дам, а его величество все ей дозволяет, — но, думаю, она успела подрасти за прошедшие годы, как и Бенджен.

Его умиляло, как старые обитатели Винтерфелла, знавшие Лианну с детства, называли ее «ваша сестра» или «леди Лианна», но никак не «ее величество», как того требовал ее статус. Для них она всегда останется неугомонной девчонкой, мечтавшей носить меч и скакавшей на лошади, словно кентавр, явившийся из сказок Старой Нэн.

— А ты, Джори, — обратился Нед к младшему Касселю, — ты рад снова отправиться на юг?

Джори неуверенно пожал плечами, он уже успел доесть свою порцию сыра и солонины и теперь крутил меж пальцами сорванную травинку. На его лице танцевали тени от листьев нависшей над ним ветки, которая иногда откланялась под дуновением ветра, давая дорогу солнечным лучам и заставляя Джори щуриться.

— Не знаю, милорд, — наконец-то проговорил он, — я бы посмотрел, как там все изменилось, да повидался с вашей сестрой и вашим братом, но уж больно страшно мне там бывало.

Неду не нужно было объяснять, чего боялся Джори, ибо Эддард и сам хорошо помнил его пепельно-бледное лицо, его трясущиеся губы, помнил, как его пришлось долго отпаивать подогретым вином, прежде чем он все же смог поведать им о произошедшем. Джори Кассель тогда едва избежал темницы, а, может, и самой смерти. Других северян, отправившихся в Королевскую Гавань с отцом Неда, эта участь не миновала. Не мудрено, что старые вояки считали, будто Старкам на юге делать было нечего.

Время привала подошло к концу: смыв грязь и пот в прохладном, но все же недостаточно глубоком ручье, Нед и его люди двинулись дальше. Эту ночь им еще предстояло провести под открытым небом, а к следующей они уже должны были достигнуть Королевской Гавани, и не меньше, чем встречи с сестрой и братом, Нед ждал горячей ванны, в которой можно было вдоволь понежиться. Чем ближе они подъезжали к столице, тем более людным становился Королевский Тракт: купеческие подводы, личные повозки богатых горожан и лордов, конные рыцари и пешие путники — все теснились на дороге, болтая, гомоня, ругаясь и выкрикивая распоряжения. Все это людское разнообразие немного замедляло продвижение, ибо протиснуться сквозь него было делом трудным.

Застряв на самом подъезде к городу, Эддард со спутниками въехали в Драконьи ворота, когда солнце уже на четверть спряталось за горизонтом, и едва поспели к Красному Замку, ибо его ворота закрывались с наступлением темноты, а тревожить стражу и объяснять ей, что он не какой-то загулявший вельможа, а брат королевы, Неду не очень-то хотелось. Здесь, на холме Эйгона, уже чувствовалось дыхание Черноводного залива: подул прохладный ветер, разметавший дневную жару, трепавший волосы и плащи, остудивший разгоряченные тела.

Несмотря на поздний час, Лианна с мужем и братом Бендженом вышли встретить их во двор. Рейегар пожал Неду руку, слегка улыбнувшись, Бен ухмылялся, словно готовился сыграть со старшим братом шутку, Лианна же сияла, улыбаясь во весь рот, и Эддарду даже подумалось, что она и вправду бросится ему на шею, но сестра сдержалась и просто крепко обняла его.

— Нед, мой дорогой, — воскликнула она, наконец-то выпуская брата из объятий. — Я только сейчас поняла, как сильно скучала.

Он тоже улыбнулся ей — по своему обыкновению скромно и немного криво.

— Я бы обнял тебя в ответ, — проговорил Эддард, — но не знаю, дозволено ли мне будет обнимать королеву здесь, в Красном Замке, на глазах ее слуг.

— Боги, Нед! — Лианна фыркнула, заставив своего мужа тихо засмеяться, а Бена хмыкнуть. Она раскинула руки и зажмурила глаза, хотя один все же оставила приоткрытым, и им она выжидательно поглядывала на брата. Нед заключил ее в объятия и крепко прижал к себе, а потом так же крепко обнял и младшего брата.

— Ну, здравствуй, братец, — Бен снова ухмыльнулся. Взглянув ему в лицо и обнаружив, что смотрит на него снизу вверх, Нед понял, как сильно вымахал брат за эти годы. В его глазах все еще играл мальчишеский задор, но из уголков выглядывала серьезность взрослого мужчины.

— Я тоже очень скучал, — пробормотал Эддард.

— Пойдемте, лорд Старк, — позвал король, — Лианна, не стой на ветру, прошу тебя. Ты так взмокла за день, не приведи боги, простудишься.

Бен фыркнул, Лианна закатила глаза и подмигнула Неду, но мужу перечить не стала. Рейегар пошел впереди с одним из королевских гвардейцев и по пути давал распоряжения слугам, чтобы занялись лошадьми северян, местами в казармах для солдат и покоями для самого Неда и его приближенных.

— У тебя строгий муж, — усмехнулся Нед.

— Совсем нет, — Лианна мечтательно улыбнулась, — наоборот, он позволяет мне слишком много. Но… мы оба достаточно натерпелись, и он очень переживает. Иногда он волнуется по совершенным пустякам, но я веду себя смирно, даже когда мне кажется, что он немного перебарщивает.

— Сейчас и правда ветрено, — заметил Нед.

— Уже два дня как поднялся ветер, — пояснила Лианна, — мы все надеемся, что он принесет с собой дождь, иначе посевы погибнут, сгорев под солнцем, а два последних лета были короткими — кто знает, сколько продлится это? Рейегар очень обеспокоен, да и мы все, ведь за минувшую зиму запасы зерна истощились.

Неду удивительно было говорить с сестрой о таких делах. В последний раз он видел ее, когда она была почти еще девочкой, молодой женой и матерью, произведшей на свет своего первенца. В письмах она писала в основном о семье и друзьях, о муже и детях, и у него совсем не было времени задумываться о том, что его сестра королева, и, судя по ее теперешним рассуждениям, научилась этому титулу соответствовать.

— Ты изменилась, Лиа, — отметил он, — стала такой… как бы сказать… королевой под стать своему мужу, но во многом ты все еще такая же девочка. Не знаю, как тебе это удается.

— Я и сама не знаю, — она улыбнулась, — последние месяцы были для нас тяжелыми, — проговорила она, опустив голову и отвернувшись, — но теперь, кажется, все снова налаживается. Боги, Нед, я так хочу услышать все-все про Винтерфелл и про моих дорогих племянников. Неужто Эшара и правда смутила Большого Джона? Жаль, сейчас уже поздно, и ты, вероятно, очень устал с дороги, но завтра за обедом мы с Беном и сиром Эртуром все у тебя выспросим, ведь он тоже очень скучает по сестре.

Бенджен скорчил рожицу, за что заслужил болезненный тычок от Лианны, которая это заметила. Теперь, когда их никто не видел, сестра становилась гораздо больше похожа на себя прежнюю.

— Конечно, Лиа, я буду рад тебе все рассказать, — Нед догадывался, что она едва сдерживает свое любопытство, но время и правда было позднее.

— Завтра вечером я устою прием для всех северян в бальном зале королевы, — довольно сообщила Лианна.

— А это можно, Лиа? — озабоченно спросил Нед. Она была искренна в желании порадовать своих земляков, но не оскорбит ли это других великих лордов.

— Я посоветовалась с Рейегаром, и он ничего не имеет против, — отозвалась сестра, а король кивнул, подтверждая ее слова. — Этикет не запрещает королеве привечать своих родичей, к тому же другие великие лорды еще не приехали. Обычно тот, кому предстоит самая дальняя дорога, всегда прибывает первым. Но это и к лучшему: у тебя будет больше времени на нас с Беном, пока мой муж не заберет все твое внимание к себе.

Бенджен попрощался с ними и удалился, и Эддарду подумалось, что отправился он вовсе не спать. Гвардейцев-северян отвели в казармы Золотых Плащей, где, по словам Лианны, были приготовлены места для всех гвардейцев великих лордов, а самого Неда и нескольких его приближенных, в том числе и обоих Касселей, король и королева лично проводили в Девичий Склеп, где ему достались те же самые покои, которые он занимал несколько лет назад.

— Надеюсь, вы будете довольны, лорд Старк, — проговорил Рейегар Таргариен. Лианна перекочевала от Неда к нему и теперь стояла, держа мужа под руку. Он же едва заметно стискивал ее пальцы.

— Тебе нравится, Нед? — спросила сестра настороженно. — Правда, нравится? — Было видно, что ей очень хотелось порадовать его.

— Конечно, Лиа, — Эддард улыбнулся и кивнул. Будучи лордом Винтерфелла и Хранителем Севера, он часто бывал в разъездах и ночевать привык в любых условиях. Его бы устроила любая сухая и мягкая постель и крыша над головой, но расстраивать сестру он не хотел, она могла бы принять его безразличие за недовольство, поэтому он добавил: — Мне правда очень нравится.

Лианна заулыбалась и, отцепившись ненадолго от мужа, протянула руку и снова крепко сжала пальцы Неда. Рейегар рядом с ней выглядел очевидно усталым и явно испытывал желание поскорее уйти, но стойко ждал, пока не соберется уходить его жена, а она все не могла отлипнуть от своего брата.

— Отдыхай, — проговорила она наконец. — Ты наверняка с ног валишься, и нехорошо с моей стороны держать тебя здесь. Но завтра берегись, я замучаю тебя вопросами. Утром мы пришлем за тобой Уилласа, и ты позавтракаешь с нами, а потом ты, боюсь, целый день не сможешь отделаться от моей компании. Все иди, — она махнула рукой, — а то я еще долго могу здесь болтать.

Нед поклонился Лианне и ее мужу, получив от короля такой же поклон в ответ, после чего они ушли, о чем-то тихо переговариваясь, а он еще некоторое время смотрел им вслед. Сестра ластилась к Рейегару Таргариену, словно кошка, он же смотрел на нее с такой нежностью, какую сложно было бы описать словами, король словно бы излучал какой-то тихий уютный свет, стоило ему поглядеть на свою жену. Это обрадовало Неда и успокоило его, что бы там ни было, ему самому хотелось убедиться, что даже спустя годы в союзе короля и королевы царит гармония.

Спал Эддард крепко и открыл глаза только тогда, когда к нему в комнату пришел слуга и принялся раздергивать шторы. Нед заморгал, сощурился и по началу принялся натягивать на себя одеяло, не желая пробуждаться, но в дверь раздался громкий стук — пришел тот самый Уиллас, оруженосец короля, и сообщил, что через полчаса лорда Старка ожидают в Твердыне Мейегора. Пришлось нехотя встать, умыться и привести себя в надлежащий вид, чтобы явиться перед их величествами. Из дорожного сундука был извлечен серый бархатный дублет с лютоволком Старков, по вороту и рукавам он был расшит белыми нитками, что вились по ткани словно ветви чардрева, за ним последовали бриджи, ремень с пряжкой в виде головы лютоволка и сапоги, еще с вечера начищенные и подготовленные слугой.

За завтраком о делах никто не говорил, Лианна была очень оживлена, какой и привык видеть ее Нед, а Рейегар Таргариен больше молчал, но иногда и он вставлял слово или шутил. Делал он это с серьезным и весьма невозмутимым видом, и Эддард вспомнил, что Лианна рассказывала, как ей тяжело было привыкнуть к его чувству юмора и научиться отличать шутки от правды. Король расспрашивал о Винтерфелле и слушал с интересом, рассказывая в ответ истории о собственных детях, которые пока еще оставались на Драконьем Камне.

— О, — воскликнула Лианна, она встала, достала из ящика клочок пергамента и, вернувшись за стол, протянула Неду. — Смотри, это написал мне Эгг, а Рейенис приложила ручку, — сестра просияла. — Сир Арис потом писал мне, что для этого они вылили на стол целый флакон мейстерских чернил. Бедный старик Гильдейн, они сведут его с ума.

— Он любит детей, милая, — Рейегар тоже широко улыбнулся, и вместе они теперь сияли, как два золотых дракона, — и хорошо с ними управляется.

— Почему бы вам не перевезти детей обратно в Королевскую Гавань? — спросил Эддард, которого давно занимал этот вопрос. Было очевидно, что король и королева обожали своих отпрысков, но отчего-то пошли на добровольную разлуку с ними и не собирались ее прекращать.

Рейегар и Лианна мгновенно умолкли и переглянулись. Лианна потупилась, а Рейегар помрачнел и нахмурился, и Неду подумалось, что он вознамерился узнать нечто такое, что не предназначалось для его ушей.

— Лорд Старк, — начал было Рейегар, и Эддард узнал в его голосе тяжелые металлические нотки, Лианна, однако, положила свою руку поверх его и тихо, но довольно твердо, проговорила:

— Рей, это мой брат, не забывай, — король продолжал хмуриться, но умолк. Его индиговые глаза все еще недобро рассматривали Неда, но взгляд его сделался мягче. — Мы отослали их туда на время… пока не родится ребенок, — Лианна судорожно вздохнула, но ни один мускул на ее лице не дрогнул. Рейегар же готов был одними глазами превратить Эддарда в кучку пепла. Он схватил руки жены и крепко стиснул их, глядя на нее со всем возможным беспокойством. — Но потом, — продолжила Лианна, — мы посчитали, что там они будут в большей безопасности, да и мейстер Гильдейн кажется Рейегару лучшим учителем, чем Пицель.

— Прости, Лиа, — пробормотал Нед, поглядывая на внезапно замолчавшего короля, губы которого были сжаты в тонкую нитку. Его лицо было таким же суровым, как у статуй Королей Зимы, что обитали в крипте Винтерфелла. — Я не хотел тебя волновать.

Сестра улыбнулась, но Эддард заметил, что улыбка так и не добралась до ее глаз. Лианна все еще горевала о своей потере, и Нед не был уверен, что эта печаль когда-нибудь отпустит ее.

— Тебе не за что извиняться, Нед, — она высвободила руки из ладоней мужа и протянула их брату, а затем бросила многозначительный взгляд на Рейегара, но тот, кажется, все же был не согласен с ее утверждением. — Рано или поздно мне пришлось бы заговорить об этом. Невозможно делать вид, что ничего не произошло, просто не упоминая о чем-то.

— Через некоторое время, — встрял Рейегар, которому явно надоел этот разговор, — мы намереваемся посетить вас в Винтерфелле. Лианна хочет повидаться с леди Старк и познакомиться со своими племянниками. Принцы и принцессы поедут с нами.

Лианна посмотрела на мужа и, вздохнув, покачала головой, однако по блеску в ее глазах можно было заметить, что она повеселела. Неду было известно, что она уже давно хотела снова побывать в Винтерфелле. Волчица желала вернуться в свой лес.

— Мы будем очень рады вас принять, — Нед заулыбался, представляя, в какой восторг придет его жена. Что бы она там ни говорила, Эшара скучала по южному обществу. — Надеюсь, сир Эртур поедет с вами?

— Безусловно, — заявила Лианна, — мы не можем лишить его возможности повидать сестру, пусть для этого ему придется немного померзнуть.

— Сейчас лето, — возразил Нед.

— Что ж, многим из нашей свиты доведется в первый раз увидеть летний снег, — рассмеялась сестра.

Они еще немного поговорили о планах на будущее, после чего Рейегар поднялся и, извинившись, сообщил, что не может больше задерживаться. Перед тем как уйти, он склонился к жене и поцеловал ее, заставив Неда немного смутиться, хотя для этих двоих такое, видно, было в порядке вещей.

Лианна исполнила свое обещание и действительно составила ему компанию на весь оставшийся день. У Бенджена днем были занятия с мастером над оружием, поэтому пока они оставались с сестрой вдвоем. Для начала она отвела его в королевский сад, где у нее была собственная нежно лелеемая грядка, а затем в богорощу — показать, как хорошо прижился здесь, на Юге, сеянец чардрева. То, что Нед изначально посчитал безумием, теперь стало самой настоящей реальностью: чардрево и вправду чувствовало себя здесь превосходно, шелестя на ветру молодыми красными листьями, а его снежно-белый ствол будто бы светился в лучах солнца.

Сестра опустилась на колени, протянула руку и осторожно коснулась его коры, а потом обернулась к Неду и улыбнулась. Он присел рядом с ней и проделал то же самое. Кора у молодого деревца на ощупь была мягкая и нежная, как кожа младенца, и касаться ее было приятно. Воистину это было чудо, угодное старым богам. Значит, не только новые боги были сильны здесь, но и старые боги Севера могли сказать свое слово. Лианна ли вновь придала им сил или они и вовсе никогда не покидали этих мест? Эддард не знал, но после посещения богорощи ему отчего-то стало легче: теперь он был уверен, что сестра здесь под защитой, раз частичка ее дома, ее веры оберегает ее.

Днем, когда солнце жарило особенно сильно, они пообедали на открытой террасе, расположенной в тени оплетавших ее ветвей плюща. Короля с ними в этот раз не было, зато их почтил своим вниманием Бен, и по приглашению Лианны к ним присоединился Эртур Дейн, и сестра наконец-то завалила Эддарда вопросами об Эшаре и детях. Бенджен, будучи в приподнятом настроении, посмеивался, а Сир Эртур слушал с удовольствием, сам же все больше молчал и выглядел немного озабоченным, хотя, безусловно, радовался рассказам о сестре и племянниках.

— Эдвин характером немного похож на вас, — улыбаясь, говорил Нед, обращаясь к Дейну, — а вот Арья, кажется, уродилась в тетушку Лианну.

— Твоя жена тоже не клуша какая-нибудь, — Лианна фыркнула, но по ее лицу было видно, как она была рада и горда тем, что племянница вышла похожей на нее.

— Вам нужно будет найти дочери подходящего супруга, который усмирил бы ее нрав, — хмыкнул Дейн, — хотя, боюсь, если она и вправду пошла в ее величество, девочка найдет его сама.

Все засмеялись, а Лианна слегка порозовела, хотя глаза ее засияли, а губы тронула улыбка. Обед с Лианной, Бендженом и Дейном вышел очень уютным, и Эддард остался вполне довольным. Сир Эртур, выразив надежду вскоре снова увидеться, отправился по своим делам, Бен вернулся к тренировкам, а Лианна повезла брата в город в сопровождении Ливена Мартелла и Майлса Мутона.

Они побывали на городской ярмарке, рыбном рынке, поглядели на строительные работы в Блошином Конце. От Эддарда не укрылось, как в Королевской Гавани любят его сестру. Конечно, находились и недовольные, это было неизбежно, но в основном простой люд радостно приветствовал свою королеву, а Лианна отвечала им взаимностью. Кое-кого она знала по именам, справлялась о здоровье их родичей, об успехах. К одному особо хворому она наказала прислать мейстера из Красного Замка.

— Лекарей в городе не хватает, — посетовала она. — Мейстеры сидят по замкам или в городских домах знати. Есть лекари и травники, но как понять, кто из них действительно обладает целительским даром, а кто обычный шарлатан? Да и Цитадель их недолюбливает. Великий Мейстер постоянно подначивает Рейегара, что их, мол, надо прогнать из города, но кто тогда займется этими беднягами? — Лианна вздохнула. — Мы многое хотим здесь сделать, но времени пока прошло очень мало.

По письмам сестры он мог судить, что ее муж был полон новых планов и задумок, и рад был осознать, что это не были безумные прожекты, подобные тем, что грозился осуществить в первые годы своего правления отец Рейегара. Молодой король, к всеобщей радости, думал о народе, а не о собственном величии. Нед снова отметил про себя, что торговля в столице стала бойчее, и Королевская Гавань теперь ничем не уступала Чаячьему Городу. Лианна поведала ему, что рыбу для королевского стола закупают теперь тут же на рынке, а овощи фрукты и мясо — у местных крестьян. Корона платит щедро, и крестьяне стремятся вырастить урожай получше, чтобы продать его в Красный Замок.

Рейегар проявлял невиданный интерес к ремеслам, и на Драконьем Камне, а затем понемногу и в Королевской Гавани, открывались новые мануфактуры, позволяя тем, кто желал этого, обрести работу или стать подмастерьем. Когда сестра рассказывала ему все это, ее глаза светились гордостью и обожанием.

— Ты так любишь его, — пробормотал Эддард, заглядывая в ее лицо. Они уже успели вернуться из города и теперь сидели в будуаре Лианны. — Прости, что я едва не отдал тебя…

— Не будем об этом, — перебила его Лианна, отмахиваясь от его слов, словно от навозной мухи, — все это давно быльем поросло. Думаешь, мы не поженились бы, если бы не получили твоего согласия? — она улыбнулась. — Рейегар готов был пойти против Тайвина Ланнистера, лишь бы мы были вместе, он бы ни перед чем не остановился. Как и я.

Проговорив это, сестра отвернулась и закусила губу. Веселость сменилась внезапной тревогой, и Эддарду показалось, что она все еще сердится на него за те былые сомнения.

— Лиа, — позвал он, — я не хотел тебя огорчать. Я был не прав тогда…

— Не в этом дело! — воскликнула она так резко, что Нед вздрогнул. — Я не сержусь на тебя уже давно. Я всего лишь опечалена тем, что мне придется видеть Роберта. Он ведь снова будет смотреть на меня своими липкими глазами, смотреть так, будто снимает с меня платье, а Рейегар, увидев это, начнет злиться. Ты сам видишь, как быстро мрачнеет его лицо, стоит кому-то меня обидеть. Мне придется сдерживать его, а ведь на самом деле мне самой хочется, чтобы он хорошенько поколотил Роберта, но ведь нельзя наказать его всего лишь за взгляд, а он не настолько туп, чтобы осмелиться на большее! И Кейтилин… Она винит меня во всех своих несчастьях! Меня, всю нашу семью! Как посмели мы предпочесть любовь, когда ее бросили в горнило долга? Поверь мне, Нед, я никому бы не пожелала быть женой Роберта, но я ее не выношу. Как будто я недостаточно страдала!

— Боги, — Эддард протянул руку и сжал ее ладошки, внезапно похолодевшие и влажные. По щеке сестры скатилась слеза, и она тихо всхлипнула. — Твой муж знает обо всем этом?

— Думаю, он все видит, — проговорила Лианна, — но я не хочу заговаривать с ним об этом. Он и так тревожится за меня, а с этим он все равно ничего не сможет поделать. Роберт — великий лорд, а власть Рейегара не настолько безусловна, чтобы бросать вызов Штормовым Землям. Кроме того, королевству нужен мир.

— Я думал, Роберт забудет, — Нед затряс головой и выпустил руки сестры. — Столько лет прошло. У него жена, дети…

Нед вспомнил о том, как когда-то думал, что рано или поздно примирится с Робертом, пригласит его в Винтерфелл или сам наведается к нему, но ворон из древней твердыни Старков так и не полетел в Штормовой Предел. Нед не видел Роберта все эти годы и не писал ему, и до него доходили лишь редкие новости, рассказанные Джоном Арреном.

— Обиды, нанесенные гордости, не забываются, — сестра смахнула со щеки непрошенную слезу. — Я для него лишь добыча, ушедшая от него. Помнишь сказку о волшебном олене, которого никто не мог поймать, но, тем не менее, доблестные воины отправлялись охотиться за ним снова и снова? Так вот, я для Роберта тот самый олень — он не прекратит свою охоту, пока я не попадусь в его сети. Я чувствую это, и мне страшно.

— Лиа, милая, — Нед подсел к ней ближе и обнял ее за плечи. Лианна явно давно мучилась этими мыслями и теперь наконец могла свободно выражать их, — если будет нужно, я сам встану на твою защиту. Я не позволю ему обидеть тебя или оскорбить.

— Нет-нет, Нед, я не о том, — она положила голову ему на плечо, как, бывало, делала это, когда была еще девочкой, а он еще жил в Винтерфелле и не отправился на воспитание в Долину, — я боюсь, что он может навредить Рейегару. На нечто серьезное он вряд ли решится, но вот мелкие пакости вполне в его духе. Он ненавидит моего мужа, ты сам видел, и к тому времени, как мы ездили в Штормовой Предел, ничего не изменилось. Меня дрожь пробирает каждый раз, когда он глядит на меня.

На это Неду нечего было сказать, ибо сестра была права: короне нечего было предъявить Роберту Баратеону, пока он исправно отправлял в столицу налоги, да сидел с своем замке, выезжая на охоту, употребляя вино целыми бочками. Лианна подняла голову и поглядела на него.

— Прости, что заставила тебя это выслушивать, — повинилась она, — ведь ты тоже ничего не сможешь сделать, да я и не хочу этого. Не смей связываться с ним ради меня! Слышишь? Мне всего лишь не с кем было поделиться, и я дала слабину, я…

— Тише, Лиа, в этом нет ничего дурного, — Нед погладил ее по волосам. — Зачем еще нужна семья, если не для того, чтобы делиться всем?

Он подумал о том, что стоило бы рассказать ей о снах Хоуленда Рида, в конце концов, они напрямую касались ее, но Лианна и так была взволнована и напугана, и Нед решил отложить этот разговор до следующего раза, пока же он покрепче обнял Лианну и пожалел, что отца сейчас нет с ними и некому больше дать им совет и успокоить их страхи. Они с Лианной уже взрослые, но иногда наступают мгновения, когда каждому хочется побыть ребенком и ощутить чью-то неуловимую заботу.

— Меня хотели отравить, Нед, — прошептала она после недолгого молчания, когда они сидели, думая каждый о своем и глядя в разные стороны.

— Это невозможно! — воскликнул он. — Кому это может быть выгодно?

«Может быть, это воздух Королевской Гавани отравляет ее», — сказал ему как-то мейстер Лювин, и Неду подумалось, что смысла в этих словах было больше, чем могло показаться сначала.

— Я не знаю, — она беспомощно пожала плечами. — Самое страшное, что они хотели убить не меня, а моего ребенка, если бы я уже носила его под сердцем. Я иногда думаю, что это Роберт пытается дотянуться до меня, но для него это было бы слишком сложно. Тайвин Ланнистер давно мертв, как и его дочь. Кому еще я могу мешать, кому мешают мои дети? — Лианна с грустью посмотрела на Неда. — Теперь ты понимаешь, почему дети остаются на Драконьем Камне?

— Понимаю, — задумчиво протянул Эддард, — и думаю, что тебе следует отправиться туда же, если ты уверена, что там совершенно безопасно.

— Нет, — Лианна с грустью покачала головой. — Рейегар тоже пытался настоять на этом, но я не оставлю его здесь одного, особенно сейчас, когда впереди столь важные события. Не волнуйся, — она сжала его руку, — я осторожна и держу ухо в остро. Кто бы это ни был, я более не доставлю ему удовольствия ранить мою душу или плоть.

Нед не ответил. Спорить с ней не имело никакого смысла, раз уж мужу не удалось уговорить ее, то Неду не стоило и пытаться. Он снова задумался о снах Хоуленда Рида и о том, как маленький болотный житель спешил поведать их ему, Эддарду. Может, в них и правда был смысл, некое знамение, и сами старые боги желали, чтобы Лианна услышала его. Не Эддарду Старку стоять у богов на пути. Лианна должна была узнать о них, так было правильно, так было по чести.

— Лиа, — неуверенно начал Нед, опустив взгляд на ее голову, которая все еще покоилась у него на плече. — Я должен тебе кое-что сказать…

Лианна приподнялась и внимательно посмотрела на него, в ее сером взгляде смешались доверчивость и опасение. Она выпрямилась и немного отстранилась: видно, выражение лица Неда не внушило ей должного успокоения. Он же положил руки ей на плечи и осторожно погладил их, пересказав ей то, что поведал ему Хоуленд Рид под сердце-деревом в богороще Винтерфелла: красный дракон на дне реки, полной крови, мышь, что подарила Лианне букет пурпурных цветов, что тут же обратились в прах.

Сестра молчала еще некоторое время после того, как Эддард закончил, и смотрела перед собой, сосредоточенно прикусывая губу.

— Лорд Рид больше ничего не сказал? — спросила она наконец.

— Нет, — Нед покачал головой, — больше ничего.

— Мы танцевали с ним в Харренхолле, — пробормотала Лианна, ее глаза слегка затуманились, будто бы сейчас она глядела в прошлое, и перед ее взором представал огромный Зал Тысячи Очагов, освященный множеством свечей и заполненный танцующими парами. — Боги, как это было давно, кажется, в другой жизни. Он рассказывал мне тогда о своих снах. Они как загадки, и к каждому из них нужно подобрать ключ. Еще он говорил, что не стоит попадать в плен пророчеств и снов, ведь чему быть, того не миновать. Ты напугал меня, Нед, но я постараюсь не бояться. Картины, явившиеся лорду Риду тревожны, но они могут значить все что угодно.

— У тебя нет никаких догадок? — Нед ожидал, что, возможно, Лианна сможет понять, что это все означает, но она, видно, знала не больше его.

Сестра покачала головой.

— Я расскажу Рейегару, — заявила она твердо. — Боги послали нам предупреждение, лишь бы мы теперь смогли им воспользоваться.

На том их разговор окончился, и они разошлись по своим комнатам готовиться к вечернему пиру. Когда Эддард явился в бальный зал королевы, его сестра снова сделалась улыбчивой и веселой, правда чего-то от прежней Лианны в ней все же не хватало, это Нед подметил еще при первой их встрече. Печали и горести не проходят бесследно, а его сестра познала их слишком рано и слишком много выпало их на ее долю. Однако теперь ему не хотелось об этом думать: на столах стояли ароматные блюда и наполненные вином кубки, горели свечи, играла музыка. Видно, по просьбе самой королевы музыканты разучили северные танцы — заводные и пьянящие, не чета церемонным южным.

Лианна танцевала с ним, с обоими Касселями и с другими приближенными Неда, весело болтая с ними, расспрашивая о доме и оставшейся в Винтерфелле семье. Кое-кого она помнила, других же видела впервые, но всем она дарила свое внимание, ко всем обращалась с разговором, никому не отказывала в танце. Ее любили и помнили, это было видно сразу. Даже сложись ее судьба по иному, Север был очарован Лианной Старк и предан ей, а Лианна цвела среди своих соотечественников, и Нед невольно подумал о том, что синие зимние розы растут только на севере, на юге же они быстро погибают, прожив краткую и яркую жизнь. Мысль эта сковала страхом его сердце, но он быстро отбросил ее: здесь, в Красном Замке, у Зимней Розы Севера был самый преданный садовник, который никогда не дал бы ей зачахнуть, пусть даже ценой собственной жизни.

В зале было душно и жарко от свечей и танцев, но в воздухе царил аромат веселья и смеха, дружбы и родства, и Неду почудилось, будто он вновь очутился дома, и вот-вот Большой Джон Амбер громогласно захохочет и стукнет кружкой с элем по столу. Раньше такое в Королевской Гавани было просто невозможно, но Лианна, как и ее муж, все здесь поменяли, и это место больше не было столь пугающим и зловещим, хотя в темных, освещенных факелами коридорах ему все еще мерещились призраки прошлого, слышались шаги королей кровавых, королей безумных, королей справедливых.

Нед думал об этом, возвращаясь поздней ночью в свои покои в Девичьем Склепе и наблюдая за бегущими по двору тенями, дрожащими в неровном свете. Старая Нэн как-то рассказывала, что призраки рабочих, строивших этот замок и убитых впоследствии Мейегором, иногда бродят здесь, пробираясь по тайным ходам, что они проложили, а потом поплатились за это жизнью. Однако кругом было тихо, и ночное спокойствие нарушалось лишь лаем собак, фырканьем коней и приглушенной болтовней гвардейцев, что этой ночью охраняли покой обитателей Красного Замка.

Вскоре за Эддардом в столицу прибыли и другие великие лорды. Хостер Талли выглядел угрюмым и обиженным на весь свет. С того дня, когда Нед видел его в последний раз, лорд Хостер будто бы постарел. Лицо его испещрила сетка морщин, а волосы почти все сделались седыми и истончились. Кажется, лорд Риверрана впервые за многие месяцы удосужился выбраться из своего замка.

Интерес всего двора вызвали Тирион Ланнистер и Бейлон Грейджой. Оба они были в столице впервые, и про них в Королевской Гавани ходило множество различных слухов. Лорд Бейлон был грубоват и резок. Он был еще молод, но лицо его уже огрубело и покрылось темным загаром из-за долгих дней, проведенных в море. Придворные посмеивались над его неуклюжестью и диковатостью, а он взирал на них из-под густых черных бровей будто стервятник на падаль. Стоило один раз взглянуть на него, чтобы понять, что человек он непростой, и кое-кто вполне справедливо побаивался его.

Тирион Ланнистер был человеком словоохотливым, он любил компанию, азартные игры и выпивку. Для своих юных лет лорд Утеса Кастерли был довольно сметлив, и Лианна даже шепнула брату, что король Рейегар высокого мнения о его уме. Про лорда Тириона при дворе шушукались, пожалуй, больше всех. Он умудрился разозлить западных лордов и взять в жены дочь издольщика, и это обстоятельство очень сильно волновало короля и Малый Совет, однако при самом лорде Тирионе этот вопрос не обсуждался, во всяком случае, Нед при таком не присутствовал.

В свите Тириона Ланнистера выделялся один молодой, высокий и крепкий гвардеец по имени Сандор Клиган. Он мог бы быть красивым и пленять девичьи сердца, если бы не страшный ожог, покрывавший левую половину его лица. Нед едва ли смог скрыть отвращение, когда впервые увидел его, но Клиган, казалось, нес свое увечье перед собой словно щит. На рыцарей Королевской Гвардии он взирал с презрением, как — к удивлению Неда — и на самого короля.

— Ты знаешь, отчего это? — спросил Эддард у Бенджена.

Тот только пожал плечами в ответ.

— Откуда мне знать? Правда, когда мы были в Утесе Кастерли, там болтали о том, что он презирает короля за то, что тот, еще будучи принцем Драконьего Камня, посвятил в рыцари его брата Григора.

— Так Григор его брат? — удивился Нед. — Ведь он сам потом едва не убил Рейегара и пал от руки Эртура Дейна на суде семерых. Не повод ли это забыть старые обиды?

— Видать, он не простил королю эту его ошибку, — хмыкнул Бенджен. — В конце концов, какая разница? Рейегара любят, вряд ли он будет печалиться из-за одного недовольного солдата.

— Пожалуй, так, — кивнул Нед. — Как видишь, и короли совершают ошибки.

Доран Мартелл прибыл один в сопровождении небольшой свиты и огромного детины, вооруженного секирой, который ни на шаг не отходил от своего господина. Эддард знал его младших сестру и брата, но, глядя сейчас на принца Дорна, ни за что бы не поверил, что они приходятся друг другу родней. Доран был серьезен и угрюм, он слегка сутулился и смотрел будто бы исподлобья. Его можно было бы назвать красивым, но в нем не было той притягательности, что была присуща его младшему брату. Говорил он тихо и мало, и речь предпочитал держать последним, что выдавало в нем осторожность и излишнюю предусмотрительность.

Мейс Тирелл и Джон Аррен уже были в столице, так как служили в Малом Совете. Мастера над монетой Нед знал плохо, и отметил только, что тот еще сильнее растолстел и теперь напоминал жирного борова. А вот с лордом Джоном, своим вторым отцом, Нед был рад увидеться спустя столько лет. Он передал ему приветы и письма от Элберта, а затем они еще долго беседовали, сидя в горнице лорда Джона, в Башне Десницы. Десница короля не сильно изменился за прошедшие годы, словно работа на государственном поприще не отнимала, а наоборот, давала ему больше сил.

Роберт Баратеон явился последним. Поговаривали, он сделал это намеренно. Его шатры были замечены недалеко от столицы еще две недели назад, но он не двигался с места, продолжая пить, веселиться и навещать окрестные деревни в поисках податливых девиц. Из всех лордов годы (или же вино?) оказались к Роберту наименее милосердны. Он растолстел и обрюзг, лицо его покраснело и опухло, хотя в его хватке и была все еще заметна былая сила: свой знаменитый боевой молот он поднимал без труда. К его седлу был приторочен мех с вином, из которого Роберт постоянно делал небольшие глотки.

На его встрече Нед не присутствовал, но слуги донесли, что приветствия, которыми обменялись король и лорд Штормового Предела, были холодными, как земли за Стеной. Лианна, несмотря на жару, принимала Роберта в закрытом платье с воротником под горло, и как она после говорила Неду, когда Баратеон поцеловал ее руку, ее чуть не вывернуло наизнанку. Вечером после его приезда Нед отправился было искать бывшего друга, но Роберт уже был настолько пьян, что говорить с ним, ясное дело, было не о чем. На пути обратно Эддард столкнулся с ярко раскрашенной девицей, которую краснеющий молодой стражник провожал явно в покои к Роберту. Нед скривился: за прошедшие годы его друг едва ли изменился.

Через два дня в Великом Чертоге Красного Замка состоялся приветственный пир, куда были приглашены все великие лорды и их приближенные. Король, одетый в красный бархатный дублет — кажется, впервые Нед видел его в чем-то ином, кроме бесконечного черного — и увенчанный короной Мейкара, произнес приветственную речь. Он говорил о важности мира, уже долгие годы царящего в Семи Королевствах, и о прочности уз между короной, лордами и народом.

— Крестьяне кормят нас своим трудом, они наполняют наши амбары зерном, и благодаря этому мы можем с уверенностью посмотреть в глаза суровой зиме, — толковал Рейегар Таргариен. — Но что станет с нашими амбарами, если крестьяне пойдут воевать по нашей прихоти? Верно, они опустеют, и зима поглотит нас всех, ибо перед холодом и голодом не устоит никто.

Многие согласно кивали, но кое-кто и хмурился, Роберт вообще не замечал ничего, кроме своего кубка с вином, а Нед раздумывал о том, сам ли король пришел к тому мнению, которое сейчас столь цветисто излагал, или это было дело рук Лианны. «Зима близко», — так звучал девиз Старков, и покойный лорд Рикард позаботился о том, чтобы все его дети хорошенько это усвоили.

Когда король закончил, а гости осушили кубки в ознаменование дальнейшего мира и процветания, со своего места поднялась Лианна и пригласила всех приступать к еде. Тарелки с первой переменой блюд, состоявшей из запеченных овощей и сочной свинины, были быстро опустошены, и начались танцы. Танцевальный круг открыли король и королева. На Лианне было платье из тонкого голубого шелка. Подол его был окрашен столь замысловато, что цвет постепенно становился все бледнее, а к низу и вовсе превращался в белый. Когда сестра кружилась в объятиях своего мужа, она напоминала летящее по небу облачко.

Потом Лианну приглашали королевские гвардейцы, северяне и другие придворные, король почтил вниманием нескольких дам, после чего вернулся на возвышение, Лианна вскоре последовала за ним. Неду иногда казалось, что этим двоим всегда будет достаточно только компании друг друга.

Танцы продолжались, и Нед заметил, как со своего стола поднялся Роберт. Нетвердой походкой он заковылял в сторону королевского возвышения. Нед увидел, как от кучки весело болтающих молодых людей отделился Бенджен и осторожно двинулся за Робертом. Сам Нед тоже поднялся и заспешил туда же. Благо, кругом все веселились и танцевали, и никто пока ничего не замечал.

— Ваше величество! — громко поговорил Роберт, и в его сторону обернулись все, сидящие за королевским столом, а не только Рейегар и Лианна. Сестра побледнела, ее муж нахмурился и сжал губы, между бровей у него пролегла морщинка. — Королева Лианна!

— Я вас слушаю, — холодно отозвалась сестра.

— Позвольте пригласить вас на танец, — Роберт улыбался.

Нед гадал, как Баратеон додумался до этого: план был слишком тонок. Лианна протанцевала уже с достаточным количеством других лордов и придворных господ, и отказать Роберту теперь было бы невежливо. Лианна, схватившись рукой за край стола, поднялась, вместе с ней встал и ее муж. Он смотрел на Роберта так, будто готов был вызвать его на поединок, а не позволить танцевать с женой.

— Ты опоздал, Роб, — заговорил Нед как можно веселее, — сестренка обещала этот танец мне! — он протянул Лианне руку, и та с благодарностью схватилась за нее.

Взгляды Рейегара и Роберта еще оставались некоторое время сцепленными друг с другом, словно скрещенные мечи, потом Баратеон отвернулся и побрел обратно, на Неда он даже не взглянул.

— Спасибо, — прошептала сестра едва слышно.

«Сколько еще это может продолжаться? — подумал Нед. — Хворост уже высох, и достаточно одной лишь искры, чтобы разгорелось пламя».

Станнис сидел за столом напротив брата и, методично пережевывая кусок баранины, пристально разглядывал его: если внешне Роберт и успел с годами перемениться, то поведение его так и осталось прежним, словно он еще был молодым холостяком. В руках брат сжимал обглоданную перепелиную кость, его губы лоснились от жира, капли вина текли по густой черной бороде, падая на криво повязанную на шее салфетку, успевшую уже покрыться разноцветными пятнами, а иногда и на желтый бархат дублета. Роберт часто прикладывался к кубку, пил неосторожно, часто промахиваясь мимо рта, и постоянно подзывал слугу, чтобы тот налил ему еще вина. Станнис при виде всего этого недовольно кривился, но брат едва ли глядел на него.

С приездом Штормового Лорда стол ломился от яств, Станнис не мог припомнить, чтобы даже королевское застолье было столь обильным. Повара, которых средний Баратеон успел отобрать и нанять за то время, что прожил в Королевской Гавани, стонали и возмущались про себя: сам Станнис ел довольно скромно и был в этом непритязателен, приезд же Роберта загрузил их работой, один из слуг даже донес мастеру над законами, что на кухнях в ходу шутка, будто лорд Штормового Предела одним своим пребыванием здесь желает разорить королевскую казну, пропив и проев все имеющиеся деньги.

Благо, за шлюх Роберт платит из своего кармана, хотя и водит их в отведенные ему покои в Красном Замке. Король, безусловно, об этом знает, но, скорее всего, закроет на подобные слабости Роберта глаза, пока тот не мешает остальным и удовлетворяет свои потребности за закрытыми дверями. Рейегар не жаловал продажную любовь, но остальным покупать ее не воспрещал.

— Седьмое пекло, — усмехнулся Роберт после продолжительного молчания, — тут что же, всегда так скучно? Хотя чему я удивляюсь? Мой любезный брат никогда не умел расслабляться. — Старший брат усмехнулся, издав звук, похожий на хрюканье. Мальчишка, стоявший в углу с груботканым полотенцем и штофом вина, заслышав это, едва заметно прыснул, однако Роберт, поглощенный собой и своей трапезой, ничего не заметил.

Станнис не удостоил его ответом, лишь сильнее стиснул зубы. К подобным унижениям он за детство и юность, проведенные в Штормовом Пределе, успел привыкнуть. Станнис сложил на опустевшую тарелку вилку и нож, c некоторым достоинством промокнул губы салфеткой и откинулся на стуле.

— Какие новости дома? — холодно поинтересовался он, делая вид, что не слышал предыдущего замечания брата.

— Никаких, — фыркнул Роберт, — ничего не меняется и развлечь себя можно только охотой да девками, правда девки все одни и те же, да леса изъезжены вдоль и поперек, — в голосе брата Станнису почудилась плохо скрываемая горечь, однако жалости к Роберту он не ощутил. Сам Роберт редко кого жалел, кроме самого себя.

— Я жалею, что мне не удалось повидаться с мейстером Крессеном, — отметил Станнис, макая пальцы в серебряную чашу с водой и аккуратно вытирая их, — во многом он заменил нам отца.

— Отца никто не заменит! — огрызнулся Роберт, со стуком водрузив на стол кубок с вином. Красные капли вылетели из кубка и приземлились на и без того замызганный дублет, теперь они напоминали следы свежей крови. Станнис поморщился. Роберт, впрочем, не обратил на это внимания — видать, такое было ему привычно. Станнис ожидал, что брат скажет что-то про Джона Аррена, но тот смолчал, только добавил небрежно: — Старику давно было пора на покой, он скрипел, как несмазанная телега.

— Может, теперь тебе стоит больше вникать в дела Штормового Предела и твоих земель? — предположил Станнис, сложив руки на груди и слегка склонив голову на бок. — Так ты сможешь избавиться от скуки. Дела не дают мне скучать здесь, в Королевской Гавани, — Станнис не упустил возможности напомнить брату, какой важный пост в королевстве он занимает. Роберт, казалось, всегда упускал это из виду, однако сейчас это замечание его разъярило.

— Ты думаешь я буду слушать советы драконьего прихвостня? — воскликнул он и с раздражением бросил в тарелку уже полную объедками очередную перепелиную кость.

— Роберт, уймись, — шикнул на него Станнис, подаваясь вперед, — ты гость короля!

— Гость? — брат злобно усмехнулся. — Это он вынудил меня приехать, и я бы вообще не явился сюда, если бы моя славная женушка и этот дурак Норрен не уговорили меня. Я не желаю видеть этого выродка, это ты ходишь за ним попятам да лижешь его зад!

Станнис почувствовал, как от с трудом сдерживаемой злости к лицу прилила кровь. Он бросил взгляд на застывших в страхе слуг: сколько из того, что они тут услышали, будет потом пересказано на кухне и попадет в уши пташек Вариса?

— Прекрати, — прошипел Станнис. — Ты хоть понимаешь, что у этих стен есть уши, и завтра об этом доложат Рейегару? Ты и так делаешь все, чтобы еще сильнее настроить его против тебя.

— Если понадобится, я могу сказать все это ему в лицо, — отозвался Роберт, он и сам покраснел от гнева, на лбу у него дергалась жилка, по коже струился смрадный пот, он тяжело пыхтел и будто бы надувался. — Ты видел, как они оскорбили меня на пиру? Я уже тогда готов был вызвать этого книгочея на поединок. Со мной ему не тягаться, я уложу его на лопатки так же, как сделал это много лет назад.

— Особенно, если хорошенько налакаешься, — зло хмыкнул Станнис, — да с тобой не то что королева, судомойка танцевать не захочет: от тебя ярдов на десять разит кислым вином, и на ногах ты еле держишься. И не забывай, что Рейегар Таргариен больше не тот мальчик, которого ты когда-то одолел, у него были хорошие учителя, а потом появился и валирийский меч.

— Ты что это, брат? — Роберт со всей силы стиснул в кулаке вилку, так, что та погнулась. — Ты не забыл, что ты мой вассал и присягал мне.

— Я такой же слуга короны, как и твой вассал, — возразил Станнис, — королю я тоже давал присягу.

— Рано или поздно тебе придется выбрать, — заявил Роберт, поднимаясь с места. — Вам всем придется выбрать! — закричал он, оглядывая гневным взором, застывшую в страхе прислугу. Что ж, пожалуй, Варису будет, что рассказать королю.

Роберт с силой швырнул вилку на стол, и та угодила в кубок с недопитым вином, кубок упал, и напиток разлился, растекаясь красным пятном по белой скатерти, будто кровь по свежевыпавшему снегу.

— Отчего же ты думаешь, что выберут тебя? — тихо проговорил Станнис, но брат его уже не слышал: его тяжелые шаги гремели по коридору. Станнис стянул с шеи салфетку и бросил ее на стол, залпом допил остатки собственного вина. — Уберите здесь все, — бросил он уже слугам, превратившимся за время разговора братьев в каменные статуи.

Рейегар Таргариен ненавидел Роберта, это не было тайной, достаточно было заметить, как темнели глаза короля, когда он глядел на лорда Штормового Предела. Однако, Рейегар Таргариен делал все, чтобы сохранить мир, не допустить кровопролитной войны и сделать жизнь в королевстве лучше, Роберт же изо всех сил нарывался на столкновение, кричал во всеуслышание о выборе сторон. Брат, видно, не собирался останавливаться, пока не разожжет пожар, нужный только ему одному. Только вот чью сторону выберет сам Станнис?

Наконец наступил день, когда Малый Совет и грандлорды собрались в зале для аудиенций. Для этой цели там нарочно установили стол овальной формы: некий компромисс между круглым столом, уравнивающим всех, и прямоугольным — четко обозначающим место каждого из присутствующих. Рейегар сидел во главе стола в резном деревянном кресле, которое заменяло ему в этом зале трон. Стена за спиной у короля была задрапирована черным шелковым знаменем с вышитым на нем алым драконом дома Таргариенов. Рейегар сам так же был одет во все черное, за исключением красной туники, что проглядывала из-за ворота его дублета, на поясе у короля сверкал рубинами и гранатами меч Черное Пламя.

Роберту хватило достаточно ума, чтобы явиться вовремя, и на первый взгляд он, кажется, был трезв. Он сел между Хостером Талли и пузатым Мейсом Тиреллом, прямо напротив Эддарда Старка. Джон Аррен расположился рядом с Эддардом, и с Робертом эти двое поздоровались очень сухо. Эддард был явно зол на бывшего друга из-за сестры, а Аррен, видать, его поддерживал. Хранитель Востока был теперь не меньшим «драконьим прихвостнем» для Роберта, чем младший брат. Интересно, а чего Роберт ждал? Что кто-то пойдет против короля и пожертвует своим теплым местом лишь потому, что Рейегар Таргариен взял в жены женщину, которая когда-то предназначалась Штормовому Лорду?

Сам король Рейегар казался бледным и взволнованным, однако свое беспокойство он хорошо скрывал. Он постоянно оглядывался будто искал кого-то, но его королевы сегодня с ним не было: она организовывала развлечения для приближенных лордов, чтобы они не скучали, а кроме того — помнили о щедром королевском гостеприимстве. Некоторые из собравшихся перешептывались между собой, а кое-кто и молчал, погрузившись в собственные думы или просто не желая вступать в беседу с остальными.

— Господа, — Рейегар Таргариен заговорил негромко, но звук его голоса немедленно заставил всех умолкнуть. Взгляды собравшихся устремились на него в ожидании: многим было интересно услышать, зачем же король вызвал в столицу всех грандлордов. — Я благодарю вас за то, что вы откликнулись на мой зов и прибыли в Королевскую Гавань, проделав немалый путь. История нашего государства насчитывает уже три столетия…

До ушей Станниса донеслись шепотки: видать не только от него не укрылось, что Рейегар говорил лишь о годах, прожитых Вестеросом под властью его дома, не упомянув о тысячелетиях, в течение которых народы западного материка существовали без них. Довольно неплохо существовали, как полагали некоторые, однако никто не осмелился бы говорить об этом открыто, тем более в Красном Замке. Если взять всю историю Семи Королевств за один день от восхода и до заката солнца, то Таргариены не проправили и четверти часа. Короли различных земель приходили и уходили, сменяя друг друга. Многие ли помнили сейчас о Тристифере из Маддов — Короле Рек и Холмов или о тех же Гарденерах или Хоарах, что сгинули в драконьем огне, когда сюда явился Эйгон с сестрами. Знатные семьи, даже те, что просуществовали тысячелетия, исчезали и от них оставались, лишь замки, статуи, пыльные мейстерские манускрипты да память потомков. Возможно, наступит когда-нибудь время, когда не будет ни Баратеонов, ни Старков, ни Таргариенов, не будет этого зала, самого Красного Замка, а, может, даже и Королевской Гавани.

Рейегар, казалось, остановился на середине фразы, но быстро взял себя в руки. Этому человеку не приходилось напоминать остальным о том, что он король — это было ясно и так.

— Нашего единого государства, — поправился Рейегар, обводя всех пристальным взглядом. Когда король того желал, он мог смотреть так, что, казалось, он способен прочесть все ваши мысли, даже самые потаенные. — И впервые за столь многолетнюю историю королевский мир длится уже без малого тридцать лет, и некоторые из нас, в том числе и я сам, уже не помнят войн и потрясений. Я выражаю надежду — и уповаю на то, что вы меня поддержите — на дальнейшее благоденствие и процветание Семи Королевств. В то же время, за время прошедшее с коронации моего предка Эйгона, первого этого имени, не столь многое изменилось в нашем жизненном укладе, мы словно бы стоим на месте, не двигаясь вперед, и я хотел бы это исправить.

Рейегар на мгновение умолк, наблюдая за остальными. Они же с любопытством взирали на него, даже Роберт, казалось, заинтересовался. Доран Мартелл сжимал тонкие бледные губы, а Бейлон Грейджой недобро посмеивался. Станнис снова подумал о том, что Рейегар, как и его прадед Эйгон Невероятный, опередил свое время на многие десятилетия.

Оглядев, казалось, каждого, король заговорил снова:

— Я намерен провести некоторые реформы, направленные на укрепление мира, установление господства права и улучшение жизни простого люда. Мне бы хотелось, чтобы вы помогли мне претворить их в жизнь или, если вам покажется это необходимым, улучшить. Во-первых, я уже поручил своим советникам создать единый свод законов, который будет применяться в каждом уголке Семи Королевств, и при разрешении споров и тяжб лорды должны будут пользоваться им, а не собственными суждениями о справедливости или установившимися обычаями. Дабы обеспечить равенство всех перед законом, в каждое их семи королевств будут назначены королевские судьи, в чьи руки будет передано правосудие, и главные сборщики налогов, чтобы лорды на местах не имели бы возможности обманывать корону или живущих у них на земле крестьян. Право на сбор и распределение налогов и податей будет полностью передано королевским сборщикам, они же будут следить за тем, чтобы каждый из лордов получил причитающуюся ему часть. Кроме того, постепенно во всех семи королевствах будет введена воинская повинность, дабы у нашего государства существовала единая армия, способная дать отпор врагу. Бросать в бой необученных военному делу земледельцев, как это делалось веками, жестоко и безрассудно. Армия будет состоять из определенного числа рекрутов, собранных со всех обширных земель нашего государства и находиться в ведении мастера над войной, командовать ей будет человек, назначенный королем.

Рейегар Таргариен замолчал, остальные тоже не открывали рта, глядя на него кто с недоумением, кто с открытым неприятием. Комната наполнилась тишиной, и слышно было лишь беспокойное жужжание залетевшей сюда мухи. Джон Аррен кусал губу, Эддард Старк был явно удивлен услышанным, Роберт тупо смотрел перед собой, и только Мейс Тирелл согласно кивал. Сам Рейегар сидел неестественно прямо, губы его были сжаты в тонкую нитку, а лицо, казалось, еще сильнее побледнело. Но какого ответа он ждал, неужто приветственных возгласов?

— Милорды, — заговорил Джон Аррен, — что вы имеете сказать по поводу услышанного?

— Мне нечего добавить, — подал голос мастер над монетой. Станнис и не ожидал, что тот станет возражать. Старший сын и наследник лорда Мейса, Уиллас, служил у короля оруженосцем, а когда подрастет, должен был взять в жены принцессу Висенью — единственную дочь Рейегара от первого брака с Серсеей Ланнистер. Ссориться с Таргариенами Хайгардену было бы невыгодно, и лорд Тирелл прекрасно об этом знал. Кроме того, Тиреллы, бывшие когда-то всего лишь стюардами при Гарденерах, были своим возвышением до верховных лордов Простора обязаны Таргариенам и, видно, еще не успели об этом забыть.

— Что вы сами думаете, лорд Джон? — спросил Эддард Старк, покачивая головой, видно, пытаясь переварить все то, что на него только что вылилось.

Аррен, все еще жевавший нижнюю губу, встрепенулся. Он поглядел на своего воспитанника и сложил руки на груди.

— Его величеству мое мнение известно, — проговорил Хранитель Востока, — однако я озвучу его, если ты того, желаешь, Нед. Я полагаю, что право сбора налогов нужно оставить за лордами: казна полна, и у нас нет причин думать, что корона чего-то недополучает. В остальном же я со всем согласен, хотя над деталями еще предстоит хорошенько подумать.

— Возможно, — проговорил Рейегар Таргариен, и Станнис снова подивился тому, насколько ровно звучит его голос, — вы правы в том, что казна получает все, что ей предназначается, однако это не означает, что крестьяне не стонут от всевозможных поборов. Я часто слышу о том, что торговцу приходится отдавать едва ли не две трети своей выручки лишь на то, чтобы оплатить хорошее место на ярмарке, кроме того, до меня доходят слухи, что некоторые землевладельцы позволяют себе устраивать сбор налогов два раза в год вместо одного. Это недопустимо, и за этим нужно следить.

Станнис догадывался, что многое из того, о чем говорит король, происходит и в Штормовых Землях. Роберт делами не интересовался, мейстер Крессен был уже почти год как мертв, а леди Кейтилин не была тем человеком, который мог бы справиться с лордами, ее слово для них ничего не значило, хотя бы потому что она была женщиной, хотя будь женой Роберта Лианна Старк…

— Я поддержу замыслы его величества, — из раздумий Станниса вырвал голос Тириона Ланнистера. Остальные повернули было головы в его сторону, но его слова никто даже не удостоил ответом за исключением короля.

— Благодарю, лорд Тирион, — Рейегар наградил его едва заметной улыбкой.

Говорили, что этот юноша умен, но кто из серьезных государственных мужей будет слушать пятнадцатилетнего юнца, женившегося на дочери издольщика, да еще и карлика, у которого в своих собственных землях дела обстояли не лучшим образом? Мальчишка, казалось, чувствовал это, отчего разномастные глаза его яростно сверкали, но он не посмел бы высказать свою досаду вслух.

Да и думай Тирион Ланнистер по-другому, он бы не сказал этого. О недовольствах, бродящих в умах западных лордов, давно ходило множество слухов, и лорд Утеса Кастерли, вероятно, боялся мятежа в собственных землях, на случай которого он хотел бы заручиться помощью короны, поэтому поддержать короля Рейегара было карлику выгодно.

— Вы говорите совершенно верно, ваше величество, — вставил Мейс Тирелл, и Станнис задумался, не переборщил ли мастер над монетой с лестью: Рейегар Таргариен ее не слишком-то жаловал, предпочитая прямолинейную открытость сахарным восхвалениям.

— Ваше величество, — подал голос Эддард Старк — шурин короля, — я считаю, нельзя полностью лишать верховного лорда права принимать решения о наказаниях и помилованиях. Кто лучше знает своих людей, чем лорд, на чьей земле они живут? Кто лучше него знает нрав его земляков и сложившиеся веками традиции? Оставьте за верховным лордом хотя бы право вето, это будет справедливо.

Лорд Винтерфелла был, пожалуй, одним из немногих в этой комнате, кто мог быть полностью спокоен за свою судьбу, останься власть у Таргариенов: родичей супруги Рейегар никогда не решился бы тронуть.

— Вы дело говорите, лорд Старк, — Рейегар слегка улыбнулся, — и я обещаю вам подумать над этим. Хотя, должен вам сказать, что вы судите по себе, а далеко не все лорды так же честны как вы. Впрочем, забота о ваших людях делает вам честь.

Эддард Старк молча кивнул королю, больше ничего не сказав.

— Мне не нравится эта затея, — сухо произнес лорд Талли, — и я не понимаю, как вы, милорды, можете поддерживать ее. На протяжении трех веков отношения между грандлордами и Железным Троном оставались неизменными, теперь же вы намереваетесь лишить нас важнейших привилегий, которые даже ваш предок Эйгон не посмел трогать.

— Я вас ничего не лишаю, — Рейегар поглядел на лорда Талли, словно бы давно ожидал услышать его возражения. Лорд Речных Земель был известен своей неприязнью к Старкам и королевскому дому из-за того, что так и не смог породниться с ними. — Ваша часть налогов с земель останется неизменной, и вы будете ее получать, люди короны будут лишь обеспечивать то, чтобы вы и ваши вассалы не злоупотребляли своим правом. Ваша личная армия так же останется при вас, за исключением того небольшого количества рекрутов, которые отправятся служить в королевской армии. Что касается судов, то нам, милорды, приходится здесь думать не только о собственном удобстве, но и о справедливости. Все из вас живут в основном на доходы со своих земель, так позвольте же тем, кто обрабатывает эту землю оказаться в равных условиях перед законом и судом.

Хостер Талли скривился и ничего не ответил. В конце концов, Рейегар просил совета и помощи, однако отказываться от своей затеи он не собирался, а последнее слово оставалось за ним.

— Лорд Хостер прав, — голос подал Роберт, — я не желаю, чтобы в дела моих земель вмешивались.

Станнис хотел бы возразить, что лорд Штормового Предела мало что знал, о делах своих земель, но счел такое замечание неуместным. В конце концов, ему не хотелось открыто идти против брата, хотя бы из уважения к памяти отца, которого они оба любили, и из жалости к леди Кейтилин и их детям.

Джон Аррен покачал головой, король Рейегар смерил Роберта презрительным взглядом, но промолчал. Что толку было возражать? Робертом двигало лишь желание насолить королю, аргументы за или против его мало заботили. Он хлебнул вина и откинулся на спинку кресла. От Станниса не укрылось, как они с Хостером обменялись взглядами.

— На Железных Островах этому не бывать! — воскликнул Бейлон, поднимаясь и сжимая руку в кулак. — Нашим обычаям и нашей вере тысячи лет, и я не позволю ничего менять! Мы будем жить, как живем, а вы делайте, что хотите!

Рейегар Таргариен тоже поднялся, за ним встал и Эртур Дейн, готовый, казалось, немедленно броситься на защиту короля. Глаза Рейегара и его вассала встретились в немой борьбе, и никто из них так и не отвел взгляда. Грейджой скривился и фыркнул.

— Лорд Бейлон, я уже говорил лорду Талли, что ответ нет я не приму, — холодно произнес Рейегар, — напомнить вам, что вы мой вассал, и исполнение королевских законов — ваше обязательство.

— В таком случае, — Грейджой отодвинул стул, — мне ни к чему и дальше участвовать в этом обсуждении. — Он поклонился и, развернувшись, вышел. Рейегар не стал его останавливать.

— Милорды, вы свободны до завтра, — сквозь зубы процедил король, было видно, что он едва сдерживал собственный гнев. — Малый совет, прошу останьтесь.

Зал для аудиенций постепенно покинули отпущенные королем лорды, и Станнис пересел поближе к голове стола. Отсюда ему было хорошо видно, как на щеке у короля дергалась жилка, а старый шрам на лице побелел и теперь выделялся ярче. Рейегар Таргариен был зол, и теперь ему плохо удавалось это скрыть.

— Ваше величество, его надлежит задержать, — проговорил лорд Аррен.

— По какому праву я смогу сделать это, милорд? — король резко повернулся к Деснице, его глаза сверкали гневом.

— По праву короля, ваше величество, — отозвался лорд Джон.

— Нет такого права, — Рейегар сжал руками виски, — вы сами объясняли мне это, когда готовился суд над Тайвином Ланнистером. Я не желаю вершить произвол, особенно на глазах моих поданных, чье доверие я завоевывал последние пять лет. Как я могу требовать от них соблюдения законов, если я сам не соблюдаю их?

— Позвольте хотя бы моим пташкам проследить за ним, — предложил мастер над шептунами.

— Безусловно, Варис, — Рейегар внимательно посмотрел на евнуха, — за ним, Хостером Талли и Робертом Баратеоном. Пять лет прошло, но, видно, раны нанесенные их гордости слишком глубоки…

— Что вы намерены делать с Грейджоем? — спросил Джон Аррен.

— Сегодня уже поздно, — король взглянул на окно, за которым плыли темно-фиолетовые тучи, подсвеченные лучами заходящего солнца, будто бы отблесками костра. — Нужно дать ему успокоиться, а завтра я попробую сам с ним поговорить. Мне не хочется его принуждать, но, если он продолжит артачиться, то мне не останется ничего другого — придется насаждать реформы силой, хотя я и не желаю этого. — Рейегар вздохнул и поднялся. — Господа, вы свободны. Варис, если узнаете что-то важное, можете будить меня даже среди ночи, я предупрежу королевских гвардейцев.

— Как скажете, ваше величество, — Варис поклонился, как всегда слишком низко.

Рейегар вышел, и все устремились за ним. Станнис тоже поплелся к себе — в обеденном зале скоро должны были накрыть ужин, после чего он намеревался разобрать кое-какие бумаги и лечь спать. Шагая по коридорам Кухонного замка, он раздумывал о том, явится ли сегодня на ужин Роберт или предпочтет компании «драконьего прихвостня» лучших шлюх Королевской Гавани.

Старшего брата нигде не было, а его покои были пусты, и Станнис подумал, что другого ожидать и не стоило. Он справился о делах Роберта у слуг и узнал от них, что брат и вовсе не возвращался к себе после совета у короля. Видно, пошел топить гнев в вине. Жаль только парадный дублет будет, скорее всего, испорчен, пропитавшись вином, потом, рвотой и еще Неведомый знает чем. Станнис скривился и предпочел выкинуть Роберта из головы.

Ужинать он сел один, если не считать слуг, что подносили напитки и кушанья и убирали со стола. Станнис не нуждался в постоянной болтовне, поэтому такое положение дел его вполне устраивало, он привык ужинать под стук приборов о посуду да под пыхтение прислуги. Одиночество не тяготило его, а скорее доставляло удовольствие, однако в этот раз поужинать в тишине не удалось: явился стюард Великого Мейстера с письмом для Роберта.

— Моего брата здесь нет, — сухо отозвался Станнис, выслушав молодого человека. — Если желаете, отдайте письмо мне. Все в этом замке знают, что я человек чести и не вскрою послания, адресованного Роберту.

Стюард заколебался, но все же протянул Станнису запечатанный пергамент. Закрыв за молодым человеком дверь, Станнис подошел поближе к зажженному канделябру и взглянул на печать: письмо было доставлено из Штормового Предела. Интересно, зачем кому-то было писать Роберту в столицу? Он и будучи в родовом замке не утруждал себя принятием решений, а теперь он, скорее всего, просто оставит это письмо без внимания, и ответа можно будет ждать еще очень долго. Сев обратно за стол, Станнис положил пергамент рядом, чтобы потом не забыть про него, и случайно коснулся тыльной стороной ладони сургуча. Он показался мастеру над законами еще теплым, но это могло быть и от того, что стюард долго сжимал его в потной руке. Станнис потрогал его пальцами, проверяя консистенцию: сургуч казался застывшим, но мастер над законами не мог быть в этом полностью уверен. Все это было весьма необычным.

Впервые за долгое время Станнис испытал любопытство, но он сказал молодому человеку правду: он ни за что не позволил бы себе вскрыть письмо, хотя и подозревал, что раз писали Роберту, то вопрос был важный, а, возможно, и срочный, и не мог быть разрешен мейстером или леди Кейтилин, — но не идти же искать его по всем кабакам Королевской Гавани? От одной мысли об этом Станнис поморщился и стиснул зубы. Его начинало мутить от одного только запаха подобных мест.

В конце концов, Станнис направился в казармы городской стражи, где временно ночевали еще и прибывшие с лордами воины. Пробравшись сквозь ряды спящих тел и прижимая к носу платок, чтобы не задохнуться от горько-кислого запаха пота, он растолкал оруженосца Роберта — мальчишку из дома Тадбери — и велел тому найти своего лорда и передать письмо.

— Помилуйте, — взмолился паренек. Уже стояла ночь, и улицы столицы полнились гуляками, пьяницами и шлюхами в поисках работы. Станнису на мгновение стало жалко мальчишку, но дело и правда могло оказаться неотложным, а тот, прислуживая Роберту, наверняка ко всему этому привык.

— Сопроводите его, — громко сказал он воину из личной гвардии Роберта, спавшему рядом, — и проследите, чтобы мальчик отдал письмо, — добавил мастер над законами, когда стражник продрал сонные глаза.

Спал Станнис беспокойно; ему казалось, что его вот-вот разбудят и принесут дурную весть, или же Роберт явится просить о помощи — пьяный и плачущий с размазанными по лицу соплями. От этой картины Станнис испытал странное удовлетворение, однако, на утро старший брат преспокойно дрых в своих покоях, и даже через толстую дверь слышался его хрюкающий храп. Станнис наморщил нос и скривился: он не завидовал тем женщинам, рядом с которыми засыпала эта кабанья туша.

Перед тем как отправиться завтракать, он снова наведался к мальчишке Тадбери. Только что проснувшиеся стражники разглядывали его с удивлением и некоторым волнением, когда он попросил позвать Робертова оруженосца: заходить внутрь больше не хотелось. Выйдя на бледный утренний свет, тот сощурился, зевнул, почесал спутанную черную шевелюру, а потом вылупился на Станниса во все глаза, будто не ожидал его здесь увидеть.

— Ты выполнил то, что я велел тебе вчера? — строго спросил Станнис, разглядывая Тадбери в упор.

— Да, милорд, — пискнул мальчишка, едва не отпрянув.

— Мой брат прочел послание? — настаивал Станнис.

— Да, милорд.

Такой ответ озадачил Станниса: содержание этого внезапного письма весьма его занимало, но, видно, узнать о нем можно было лишь от Роберта, да и то, если брат захочет рассказать. Переполоха он, правда, не устроил, но Роберт мог быть уже настолько пьян, что не понял всей важности доставленного сообщения. К тому же, брат его всегда был слишком беспечен.

Решив, что следует дождаться пробуждения Роберта, Станнис направился из казарм в свою комнату для завтрака в Кухонном Замке, однако по пути его перехватил мальчишка Тирелл — оруженосец короля.

— Милорд, — позвал он, пытаясь отдышаться после быстрого бега.

— Что случилось, Уиллас? — спросил Станнис, останавливаясь и замирая в напряжении. Мальчишка весь раскраснелся и, по всей видимости, очень спешил, значит, все-таки что-то за ночь произошло. Судя по очевидной срочности, не очень приятное.

— Милорд Станнис, ваше величество ожидает вас у себя в горнице, — объяснил Уиллас. — Немедленно, — добавил он слегка извиняющимся тоном.

С легким сожалением о пропавшем завтраке Станнис направился к королю, гадая чем была вызвана подобная поспешность. Что бы это ни было, слухи об этом деле пока не вышли за пределы узкого круга приближенных короля: сонные слуги сновали по двору туда-сюда, конюхи тащили на спине мешки с овсом, чтобы покормить лошадей, стражники сплетничали друг с другом, изредка поглядывая на пробуждающийся улей, с кухонь доносился запах свежевыпеченного хлеба, отчего Станнис снова вспомнил о собственном хлебе с маслом, который наверняка остынет, когда наконец дождется его.

Хмурый Джонотор Дарри, сухо поздоровавшись, открыл перед ним дверь королевской горницы. Помимо самого Рейегара, там уже находились Варис, Джон Аррен и Эртур Дейн. Гвардеец стоял, сложив руки на груди и молча слушал Десницу, который, казалось, говорил уже достаточно долго. Рейегар Таргариен сидел, уронив голову на руки и устало тер виски. Судя по его виду, он почти не спал.

— Нужно было взять его под стражу, — заключил лорд Джон.

Рейегар вздохнул и поднял на Аррена усталый измученный взгляд.

— Меня не интересует, что надо было делать, милорд, — проговорил он тихо, — и я не буду спорить с вами по этому поводу. Мне хотелось бы знать, что вы предлагаете делать сейчас.

Джон Аррен молчал.

— А, лорд Станнис, — Рейегар наконец-то заметил его. — Простите за столь ранний вызов, но дело неотложное: лорд Бейлон отплыл этой ночью к себе на Железные Острова.

Над Королевской Гаванью снова задули ветра. Они разгоняли горячий жаркий воздух и приносили с моря холод. Тучи неслись по небу, будто табун диких лошадей: белых, серых в яблоках, вороных. Несколько раз над столицей уже бушевала гроза и проливался дождь, потоком несшийся на землю. Рейегар был этому только рад: долгожданная влага обещала обильно полить урожай и сохранить его. Значит, опустевшие после зимы амбары все же наполнятся зерном, и никто, во всяком случае пока, не останется голодным. Впрочем, затяжные дожди тоже не сулили ничего хорошего, и король надеялся, что непогода продлиться недолго.

Рейегар стоял на парапете крепостной стены и глядел на Черноводный Залив: ветер поднял на нем волны, и вода сделалась и взаправду почти черной. Море шумело и пенилось, будто было чем-то недовольно. В порту покачивались на волнах огромные торговые галеоны и небольшие галеи, на рейде стояли военные корабли королевского флота. Разноцветные знамена трепетали на ветру, громко хлопая, словно вытащенная из воды рыба. На пристани сновали служители королевской таможни, торговцы, следившие за своим товаром, бегающие за ними толмачи; грузчики выгружали и загружали огромные ящики и клети с товарами, среди множества людей слонялись бродячие псы в надежде добыть какое-нибудь лакомство, чайки, борясь с сильным ветром, так и норовили стащить что-нибудь съестное. С десяток рыбаков столпились у лодочной пристани, о чем-то беседуя. Рейегар был уверен, что говорят они о том, как опасно выходить сегодня в море: высокие волны, плясавшие подальше от берега, с легкостью могли бы перевернуть небольшую лодчонку вместе с ее хозяином, да и всем уловом.

Если утром то тут, то там еще проглядывали лоскуты синего неба, то теперь и они скрылись за тучами, и погода обещала стать только хуже. В воздухе уже пахло дождем, и, казалось, вот-вот на лицо упадут первые капли. Рейегар знал, что его ждали, но уходить не хотелось. В последнее время его постоянно окружали люди, и почти не было возможности побыть в одиночестве, наедине с собой, послушать море, гомон пробуждающегося города и крики чаек, парящих над головой. Единственным человеком, кого он желал бы видеть рядом с собой, была Лианна, но она так сладко спала, когда Рейегар уходил, что он не решился будить ее, лишь бережно укрыл жену одеялом и поцеловал в висок. Мысли о Лианне вновь заставили его улыбнуться.

Рейегар убрал с лица разбросанные ветром пряди волос и, тяжело вздохнув, собрался было возвращаться в замок. Короткая передышка была окончена.

— Я знала, что найду тебя здесь, — его глаза встретились с глубоким темно-серым взглядом жены. Улыбнувшись ему, Лианна подошла ближе и взяла его за руку.

— Ты успела хорошо меня изучить за эти годы, — Рейегар поглядел на нее, слегка прищурившись и стиснув ее руку в ответ. Она будто бы чувствовала, когда он особенно остро нуждался в ней, и всегда оказывалась подле него, незаметно, ни о чем не спрашивая и ничего не требуя. Рядом с женой Рейегара наполняла какая-то неизведанная сила, он казался сам себе деревом, корни которого пили из земли живительную влагу, оживляя потрескавшийся ствол и обветренные листья.

Лианна встала рядом и положила голову ему на плечо. Она замолчала и крепко прижалась к нему, подставляя лицо ветру; ее выбившиеся из мудреной прически волосы щекотали его щеку. Рейегар слегка повернул голову и поцеловал ее макушку, вдохнув запах хвои и мыла. Если близко приглядеться, среди каштановых прядей попадались волосы медные, медовые и даже совсем светлые, пшеничные. Рейегар подумал, что рано или поздно там появятся и седые, как и у него самого — благо, до этого еще казалось так далеко.

Он обнял жену за плечи, боясь, что она замерзнет, однако тут же вспомнил, что Лианна приехала с Севера, где летом бывает даже снег, не то что обычные дожди, которых в Королевской Гавани хватает в любое время года.

— Наконец-то можно продохнуть от этой жары, — она подняла на него взгляд.

— Да, — согласился Рейегар. В отличие от многих, он переносил жару не так тяжело, но и ему она изрядно надоела. — Солнце перестало наконец нас поджаривать, зато кругом все накаляется, и никакие ливни тут не помогут.

— Все так плохо? — спросила Лианна, и он почувствовал, как она напряглась. В последнее время он много чего не рассказывал ей, боясь ее потревожить, но Рейегар не умел что-то долго скрывать от своей жены. К тому же, Лианна бы и сама вскоре все узнала.

— Баратеон и Талли уехали сегодня утром, еще до рассвета. Со мной никто из них лично не простился, я получил лишь две сухие записки, — Рейегар вздохнул и потер переносицу: день только начинался, а он уже чувствовал себя усталым. — Я не вижу необходимости держать здесь дальше и остальных великих лордов. Мой замысел с великим советом с треском провалился. Клянусь, я не хотел ничего насаждать, я желал достичь договоренностей, которые устроили бы всех, но, видно, этого не суждено добиться.

— Не говори так, — с жаром воскликнула Лианна, — ты дал им то, чего они не получили бы ни от одного другого короля! Они отказались от этого сами, пусть пеняют на себя! — ее красивое лицо было искажено гневом — истинная волчица, готовая броситься на любого, кто угрожает тем, кого она любила.

Рейегар тихо вздохнул и крепче прижал жену к себе. Обстановка вокруг становилась неспокойной, подобно раскинувшемуся перед ними морю, как бы не начался шторм, который разрушит все, что Рейегар так тщательно создавал. Взгляд его снова устремился в прошлое, в тот день, когда умер его отец. Рейегар вновь видел залитый кровью пол, бегущих в ужасе людей, тело отца, растянувшееся на железных ступенях, крики, склонившегося над сестрой Джейме Ланнистера, перепачканное, бледное лицо Лианны, ее полубезумные глаза, полные слез. Он ни за что бы не хотел, чтобы это повторилось вновь.

— Может быть, тебе придется уехать на Драконий Камень, — проговорил он, глядя перед собой.

— Почему? — воскликнула Лианна. — Нет, я не хочу уезжать! Я останусь с тобой.

— Лиа, моя любимая Лиа, — он выпустил ее из своих объятий, повернулся к ней и обхватил ладонями ее лицо, заставляя ее посмотреть ему в глаза. — Обещай мне, что, если тебе будет угрожать опасность, ты позволишь мне защитить тебя.

— Рейегар, — она ухватилась за рукава его дублета, — как мне тебя оставить? Я не могу без тебя, я не вынесу очередной разлуки, я хочу, чтобы вся наша семья была вместе, как раньше! Да простят меня старые и новые боги, но я ненавижу Роберта.

— Роберт Баратеон жалок в своих попытках отомстить мне, — процедил сквозь зубы Рейегар. — Однако, на этот раз Бейлон Грейджой обыграл его.

— Если бы не Грейджой, ни Роберт, ни Хостер, не решились бы уехать, — произнесла Лианна, тяжело вздохнув. — Они оба слишком трусливы, и умеют только шипеть сквозь зубы, да собирать падаль, словно эсосские гиены. Но что будет дальше?

— Не знаю, — Рейегар пожал плечами. — Я сомневаюсь, что они предпримут нечто более серьезное, однако я не могу оставить без внимания подобное поведение. Они испугались бросить мне вызов в лицо, но тем не менее, это вызов.

— Что ты намерен делать? — спросила Лианна, прижимаясь к нему крепче, будто бы хотела укутаться в него словно в плащ.

— Думаю, все же придется призвать ко двору леди Лизу Талли, — Рейегар вздохнул и грустно усмехнулся, — и кого-то из детей Роберта. У меня есть Станнис, но не думаю, что старший брат испытывает к нему хоть какие-то теплые чувства и с радостью позволит мне убить его.

— Это ужасно, — Лианна затрясла головой. — Почему все должно быть так? Неужели они не понимают? Собственное уязвленное самолюбие им важнее всего на свете! На остальное им наплевать!

У них над головой пронзительно закричали поссорившиеся за добычу чайки, их крики спугнули примостившегося на каменном парапете воробья, который предпочел отлететь подальше и спрятаться между двумя устремившимися в небо зубцами. Внизу его поджидала черная бездомная кошка, плотоядно поглядывавшая на него, однако воробей не спешил ее радовать и был готов улететь, стоит ей только прыгнуть. Кошка, громко мяукнув, сделала вид, что до воробья ей и вовсе нет дела и принялась намываться.

— Это нужно было сделать раньше, — проговорил Рейегар, снова переводя взгляд на Лианну. — Но я посчитал такой поступок недостойным: дети не должны отвечать за грехи родителей. Что же до Баратеонов, то мне с трудом верится, что мы с ними родичи. Никто из них никогда не думал ни о ком, кроме себя и собственного самолюбия, от Рогара — мужа Алиссы Веларион, до Лионеля.

— Хостер хотел заполучить моего брата, — заметила Лианна.

— Особенно сильно это его желание проявилось лишь после того, как он уверился в том, что мы с тобой поженимся. Полагаю, он уже строил планы того, как выдаст дочь Эддарда и леди Кейтилин за нашего сына, однако этому не суждено было сбыться. Но мы отвлеклись, Лиа. Обещай мне, что будешь слушаться меня, и, если я тебя попрошу, ты уедешь на Драконий камень.

Лианна сокрушенно покачала головой и тяжело вздохнула. Далеко внизу, на рыбацкой пристани, двое из особенно смелых и отчаянных рыбаков все же спустили на воду свою лодчонку, которую волны теперь швыряли из стороны в сторону, будто бы играясь с ней. На берегу кричали и суетились, думая, что делать. По расшатанным доскам пристани вдоль кромки воды бегали люди.

— Если шторм продлится еще несколько дней, их семьи будут голодать, — заметила Лианна, проследившая за взглядом мужа, — а Роберт спускает свои деньги на охоту, пиры и шлюх и тешит свое уязвленное самолюбие.

Рейегар кивнул, а лодка тем временем все еще барахталась на волнах. К счастью, ее пока не относило дальше от берега, а болтало футах в ста от пристани. Даже до сюда, до парапета крепостной стены, доносились приглушенные крики, однако суета так и оставалась суетой.

— Если они еще промедлят, бедняг вынесет в море, и тогда уж они точно не вернутся, — задумчиво проговорил Рейегар. Он выпустил Лианну из объятий и двинулся к двери, ведущей к выбитой внутри стены лестнице, по которой можно было спуститься прямиком к проходу, выводившему к внешней стороне стены.

— Рей, — позвала Лианна, — куда ты?

— Я скоро вернусь, Лиа, — он ненадолго замер, обернулся и улыбнулся ей. — Все хорошо!

— Рейегар Таргариен! — закричала она, спеша за ним.

Рейегар тем временем уже ступил на лестницу и миновал удивленно воззрившегося на него Освелла, вероятно, пришедшего сюда вместе с Лианной и ожидавшего за дверью. Рейегар коротко кивнул ему и поспешил по лестнице вниз. Никому их гвардейцев лучше было не знать о том, что он намеревался сделать, иначе они свяжут его и запрут в собственных покоях, объявив, что исполняют свой долг.

Сбежав по ступеням, Рейегар незаметно для остальных вышел на пристань. Лианна и Освелл наступали ему на пятки, готовые остановить любое его безрассудство. К этому времени лодка с двумя рыбаками уже успела перевернуться, один из них сумел схватиться за нее и, крепко держась одной рукой, другой пытался выплыть к берегу, а второго больше не было видно — море слизнуло его своей волной и поглотило словно прожорливая жаба зазевавшуюся муху. Собравшиеся на пристани лишь размахивали руками и хватались за головы.

— Рейегар… — позвала Лианна, — Рейегар…

Он обернулся и увидел ее глаза полные ужаса, она до крови прикусила нижнюю губу, а Освелл позади нее качал головой.

— Ваше величество… — проговорил он.

Рейегар вздохнул, сделал несколько шагов назад и взял Лианну за руку. Ее похолодевшие пальчики вцепились в его ладонь так, что ему даже стало больно.

— Лианна, моя родная, — прошептал он, — я не сделаю ничего такого, в чем я не уверен. Я обещаю тебе, не нужно волноваться. Освелл, оставайся с моей женой, а за мной не ходи — это приказ. — Он прижал Лианну к себе и поцеловал ее в лоб, после чего развернулся и двинулся дальше: ждать было нельзя.

Все так были увлечены происходящим в воде, что Рейегара заметили только, когда он подошел совсем близко. Рыбаки и простые зеваки попадали на колени перед своим королем, боясь поднять на него глаза.

— Встаньте, — проговорил он. — Пусть кто-нибудь подготовит мне вон ту лодку.

На него глядели так, будто он совсем лишился рассудка, но Рейегар не лгал, когда заверил жену, будто знает, что делает. Он вырос на Драконьем Камне, и много водился с местными рыбаками, хотя приближенные отца и считали это дурным поведением, однако Рейегар многому научился от простых людей: он хорошо плавал и умел водить лодку даже на сильных волнах, а у скалистого острова, порожденного вулканом, они часто бывали опаснее, чем здесь, в заливе.

Ослушаться короля, впрочем, никто не посмел, и через несколько мгновений лодка была готова. Рейегар завязал волосы узлом, чтобы не лезли в лицо, и скинул плащ, чтобы не мешался, а затем запрыгнул в лодку. На воде ветер дул еще сильнее, больно хлестая по лицу и высушивая глаза, отчего приходилось часто моргать. Соленые брызги летели в лицо и кусались, словно тонкие булавки. Рейегар попробовал расположиться так, чтобы удобнее всего было держать равновесие и править лодкой. Он знал, что сейчас Лианна смотрит на него безотрывно, что сердце ее замерло в ожидании и страхе, что она ловит каждое его движение — это придавало ему сил и уверенности. Он не хотел пугать ее, но и отступить тогда, когда он мог бы помочь, Рейегар не мог. Что это за король, который прячется за стенами замка и всего кругом боится?

Рейегар довольно быстро подобрался к перевернутой лодке, однако втащить прицепившегося к ней рыбака к себе оказалось на деле не так просто, а может, и вовсе невозможно. По мужчине было видно, что он сильно ослаб, хотя все еще не отпускал лодки и пытался грести свободной рукой, он взглянул на Рейегара глазами полными надежды, но, кажется, так и не понял, кто перед ним, да сейчас было и не до титулов.

— Где твой товарищ? — крикнул Рейегар, но ветер унес его слова прочь, а рыбак все так же продолжал смотреть на него, словно обезумел — совсем еще молодой парень, не больше двух десятков лет от роду.

Рейегар попытался подгрести ближе, но волны постоянно относили его в сторону. Он помнил, как однажды одного из деревенских мальчишек на Драконьем Камне едва не унесло в открытое море, когда он решил искупаться, лишь потому, что он попал в течение, которое не тащило его к берегу, а, наоборот, волокло все дальше в море. Моряки потом рассказывали, что в прибрежных водах легко наткнуться на такое, и если не умеешь достаточно хорошо плавать, то можешь легко стать его жертвой.

Рейегар сделал еще несколько попыток приблизиться, но и они не увенчались успехом, тогда Рейегар вздохнул, скинул дублет и сапоги, и прыгнул в воду. С трудом подплыв к рыбаку, он ухватил того подмышки одной рукой, второй же сражался с волнами, стараясь держаться на поверхности. Парень еще несколько мгновений цеплялся за лодку, но потом все же выпустил ее и принялся барахтаться, словно боялся утонуть.

— Веди себя смирно, — приказал Рейегар, и парень затих. — Хорошо. А теперь помогай мне рукой. А ну-ка, давай!

О возвращении в лодку можно было и не думать, ее унесло, и разумнее было бы сразу плыть к пирсу. Бороться с волнами было тяжело, одежда сковывала движения, Рейегар наглотался соленой воды, глаза жгло, а в носу щипало. Да и мальчишка от ужаса словно одеревенел, и помощи от него было мало, хотя он и старался изо всех сил.

На берегу Освелл, кажется, скидывал доспехи, готовый броситься в воду за своим королем, а позади него стояла, замерев, стройная фигурка Лианны. Все остальное будто бы расплылось, и Рейегар видел теперь перед собой лишь ее. Ее бледное лицо с алыми губами и глазами похожими на грозовые тучи. Она словно бы светилась изнутри, будто далекий маяк, манящий к себе своим светом. Рейегар покрепче схватил мальчишку и отчаяннее заработал руками. Только бы Освелл не вздумал прыгать, уж он-то точно не чувствовал себя, как рыба в воде и плыть сквозь волны у него точно не выйдет, они лишь подхватят его и унесут прочь, словно деревяшку.

Паренек где-то у Рейегара под ухом дышал надсадно и отчаянно, с хрипением и бульканьем. Он что-то несвязно шептал, но Рейегар не мог разобрать слов за плеском воды в ушах, ревом волн и свистом ветра.

Сил становилось все меньше, мышцы, пусть и закаленные ежедневными тренировочными боями и верховой ездой, ныли и будто бы деревенели от напряжения. Пристань уже была всего лишь в нескольких ярдах, Освелл стоял на самом краю, изрыгая громкие ругательства и протягивая к королю руки, со стороны Красного Замка бежали Майлс Мутон и Эртур Дейн, за которыми, видно, послали. Лианна тоже что-то кричала, но ее слова развеивал ветер. У нее на лице сверкали бисеринки слез.

Волны с силой швырнули Рейегара о деревянные сваи, на которых держался скрипучий старый настил пристани. Его едва не отбросило назад, но Рейегар обмотал руку вокруг сваи, накрепко прижавшись к ней. Он передал свою ношу подскочившему Освеллу, а Эртур и Майлс вытащили его на берег. Он тут же попал в объятия Лианны, которая тут же закутала его в чей-то теплый шерстяной плащ.

— Не смей больше так делать, — шептала она, — не смей!

Рейегар от усталости едва держался на ногах, но ему достало сил схватить в ладони ее лицо и поцеловать ее слегка обветренные губы прямо у всех на виду. Кругом заулыбались, глядя на них, а к мальчишке уже подбежали мать и, по всей видимости, сестра или возлюбленная, а вокруг Рейегара и Лианны крутились призванные из Красного Замка мейстеры.

— Займитесь им, — он указал на спасенного юношу. — Со мной все хорошо, обо мне позаботится ее величество.

Рейегар крепче прижал Лианну к себе, а она ластилась к нему, словно кошка, которую хозяин надолго оставлял одну.

— Я ужасно испугалась, — пробормотала она, прижимаясь к его мокрой тунике.

— Я ни за что бы не стал этого делать, если бы не был уверен, что у меня все получится, — тихо говорил он, поглаживая ее по голове. — Ты же сама звала меня морским драконом, — Рейегар тихо засмеялся.

Лианна в ответ покачала головой и еще крепче обняла его.

— Без тебя я умру, — произнесла она. — Я говорю серьезно, Рей.

Он поцеловал ее в лоб и погладил по растрепавшимся волосам.

— Лиа, моя Лиа, — он мягко улыбнулся ей, слегка отстраняясь и заглядывая в полные тревогой глаза. — Боги старые и новые, ты же вымокнешь, если будешь так жаться ко мне. Где твой плащ? Тут такой сильный ветер.

Не выпуская Лианну из рук, Рейегар снова бросил взгляд на мальчишку. Он уже сидел, кашляя и с трудом дыша. Мать кутала его в жиденький плащ, а девушка растирала его пальцы. Взгляд матери встретился со взглядом Рейегара, и она будто бы внезапно одеревенела, уставившись на него во все глаза, а потом отмерла и бросилась к нему, рухнув перед ним на колени.

— Ваше величество, — бормотала она, но Рейегар едва слышал ее. Вокруг и без того было шумно, а она распласталась перед ним ничком и лбом едва не ударялась о землю.

Рейегар взял ее под локоть и помог встать, передав ее в руки кому-то из собравшихся на пристани рыбаков.

— Успокойтесь, — ласково проговорил король, — и идите к своему сыну, ему сейчас понадобится ваша забота и ваша любовь. Майлс, — обратился он к стоящему рядом гвардейцу, — проследи за тем, чтобы юношу отвели домой и нашли для него теплые вещи, пусть с ним хотя бы до вечера останется кто-нибудь из помощников мейстера. Он пробыл в воде не так уж долго, но как знать… Эртур, Освелл, идемте со мной.

Обхватив Лианну за плечи, Рейегар двинулся в сторону калитки, что вела из Красного Замка на пристань. Жена жалась к нему и крепко стискивала его руки. Он не жалел о своем поступке, но сожалел, что напугал ее. Освелл и Эртур шли чуть позади, однако даже на небольшом расстоянии Рейегар слышал их недовольное пыхтение, особенно усердствовал Уэнт, Дейн же, как всегда, был более деликатен.

— Если вам очень хочется что-то сказать, — Рейегар обернулся к ним, — не молчите.

Губы у Уэнта сжались в нитку, и он заскрипел зубами. Дейн хмыкнул.

— Ты сейчас похож на среднего Баратеона, — ухмыльнулся Эртур, — такой же надутый, хмурый, и зубами скрежещешь точно так же.

— Где уж тут не скрежетать, — Освелл покачал головой, — я чуть в штаны не наложил от страха, когда думал, что мне придется лезть в воду, дабы спасти чей-то царственный… кхм… — он закашлялся.

Рейегар тоже кашлянул, скрывая смех, и заулыбался.

— Освелл, следи за языком, с нами все же ее величество, — пожурил он друга. — Тебе не нужно было никуда лезть, как видишь, я прекрасно справился сам.

— С берега нам казалось, что ты не очень-то справлялся, — заметил Эртур. — Не мне указывать тебе, ваше величество, но, как по мне, это было безрассудно.

Лианна рядом с ним напряглась, и по ее лицу было видно, что, когда они останутся наедине, он услышит от нее то же самое. На людях она ему никогда не указывала и не осуждала его решения, однако стоило дверям спальни закрыться за ними, как жена тут же выливала ему все, что было у нее на уме. За это он любил ее еще сильнее.

— Я знал, что в моих силах было помочь этому мальчишке, — твердо проговорил Рейегар, — и совесть изгрызла бы меня, будто голодная собака мозговую кость, если бы я этого не сделал.

На это никто больше возражать не стал, но Рейегар по-прежнему слышал позади себя недовольное фырканье, пыхтение и зубовный скрежет: друзья определенно были с ним не согласны, но спорить посчитали бесполезным. Всем было известно, что Рейегар с готовностью принимает чужие советы, однако всегда оставляет за собой право не следовать им.

В их с Лианной спальне уже во всю суетились слуги: на каменном полу расположилась медная ванна, а в очаге во всю горел огонь. Мальчишки-прислужники, по двое, взявшись за ручки с обеих сторон, таскали ведра с горячей водой, отчего комната наполнялась паром. От сырости трудно было дышать, но пар приятно согревал продрогшие на ветру кости.

Лианна помогла ему снять насквозь мокрую тунику, а затем стянуть сапоги и бриджи. Все это она отдала служанкам, чтобы постирали и почистили, а потом отправила их восвояси. Рейегар стянул с себя исподнее, и, довольно простонав, погрузился в горячую воду. Она приятно ласкала кожу и согревала задубевшие кости и мышцы. Жена присела рядом на небольшую деревянную скамеечку, в руках у нее был небольшой кувшин, и она поливала ему там, где он просил. Вопреки своему обыкновению она была до странности молчалива, иногда взор ее падал на потрескивающие в камине дрова, и в глазах ее начинали плясать красно-желтые искры, словно молнии на фоне серого неба.

Рейегар вздохнул, забрал у нее кувшин и прижал к губам ее слегка подрагивающие руки. На ее ладонях чувствовались мозоли, заработанные во время верховой езды и упражнений с мечом. Он осторожно погладил их большим пальцем и посмотрел на Лианну, ничего более не говоря. Она закусила губу, всхлипнула и не ее щеке сверкнула слеза.

— Лиа… — проговорил он, протянув руку и смахнув слезу своими пальцами, оставив на ее щеке лишь след от воды.

— Рей… — она посмотрела ему в глаза со всей серьезностью, он видел, что она не злилась, но была опечалена и расстроена. — Неужели нам и так не хватает забот? Кто-то жаждет отравить меня, и мы до сих пор не знаем, кто это, три великих лорда имели наглость бросить тебе вызов и поставили тебя в сложное положение… а ты… ты рискуешь собой…

— Лианна, моя любимая, родная, дорогая жена, прости, что я напугал тебя, но я не мог поступить по-другому, — он снова стиснул ее руки и принялся целовать костяшки ее пальцев, — как ты в Харренхолле, когда вступилась за Хоуленда Рида. Он был человеком твоего отца, а они все — все понимаешь? — мои люди, и я не могу бросить их, если они в беде.

— Я понимаю, — она кивнула, — но все равно…

— У тебя холодные руки, — пробормотал Рейегар, — тебе нужно согреться, раздевайся и иди сюда. Вода как раз остыла достаточно, чтобы тебе не было слишком горячо.

Возражать Лианна не стала, видно, ей самой хотелось оказаться поближе к нему. Она бросила слегка промокшее и помятое платье на постель, избавилась от исподнего и медленно опустилась в объятия к Рейегару, позволяя своему телу привыкнуть к горячей воде. Лианна устроилась между его ног и прижалась спиной к его груди, ее голова устало опустилась ему на плечо, а он тут же крепко стиснул ее в объятиях и поцеловал нежную кожу ее теперь по-женски округлых плеч. Его руки обхватили ее талию, и она накрыла его пальцы своими, переплетая и крепко сжимая их, и, чуть повернув голову, поцеловала его подбородок, слегка коснувшись его чуть обветренными губами.

Рейегар еще крепче обнял ее тоненькое белое тело и уткнулся носом в изящный изгиб ее шеи. Лианна молчала, прижимаясь к нему, и чуть дрожала. Рейегар разжал объятия и провел ладонями по ее рукам — вверх и вниз, — пытаясь согреть ее, еще не хватало, чтобы жена простыла по его вине. Он поцеловал ее ушко, чуть прикусив мочку, спустился к шее и плечу. Лианна снова схватила его пальцы, до боли стиснула их и поцеловала, Рейегар чувствовал, как желание растет в нем, как туманится его разум, будто в голову ему проник пар от горячей воды.

— Лиа, — прошептал он ей на ухо, — повернись ко мне.

Его рука скользнула ей между ног и грубовато огладила бедро. Лианна тихо охнула, но тут же повиновалась. Они не могли долго быть друг без друга, не касаться друг друга, не видеть, не чувствовать, не слышать, как бьется сердце любимого человека. Расплескав на пол немного воды, Лианна развернулась, заключила его в кольцо своих ног и впилась губами в его губы со всей неистовой страстностью.

— Я не смогу жить без тебя, — прошептала она, заглядывая ему в глаза. — Слышишь, не смогу.

Его пальцы впились ей в бедра, заставив ее тихо застонать от удовольствия.

— Обещай мне одно, — проговорил он очень серьезно, не отрывая взгляда от ее грозовых глаз. — Если со мной что-то случится, ты будешь жить. Хотя бы ради детей, если не ради себя самой.

— Рейегар, — она обхватила ладонями его щеки и поцеловала его, — я не хочу об этом говорить, даже думать об этом не желаю, мой любимый… Боги не могут быть ко мне столь немилосердны.

— Обещай, — настойчиво попросил он, — пожалуйста, Лианна. Боги были к нам и так достаточно милостивы, у нас могло не быть и этого. Когда я только влюбился в тебя, я думал, что дело наше пропащее, как и ты, полагаю.

— Обещаю, — она поцеловала Рейегара в нос, — я не оставлю ни тебя, ни наших детей. Никогда. То, что есть у нас, — только наша заслуга и ничья больше. Когда другие бы сдались, мы решили бороться.

Рейегар долго смотрел на нее, убирая прилипшие пряди темных волос с ее лба. Столько лет прошло, а он все не мог напиться ее красотой, теперь уже немного другой, чем прежде. Лианна, которую он увидел въезжающей в ворота Королевской Гавани, была нежным нераспустившимся бутоном, невинной и немного наивной девушкой, теперь же перед ним цвел буйным цветом цветок молодой женщины на самом пике ее красоты. Цвел для него одного.

Не в силах долее сдерживаться, Рейегар поцеловал ее снова: ее губы, щеки, нос, шею, ключицы и грудь. Лианна тяжело вздыхала и тихо постанывала под его поцелуями, ее руки легли ему на грудь и принялись осторожно поглаживать, спускаясь ниже. Она прижалась губами к его шее и игриво лизнула кожу.

— Ты соленый, — прошептала она, слегка закусывая губу и глядя на него из-под густых ресниц.

В ответ Рейегар взял в рот ее затвердевший сосок и провел по нему языком, срывая с ее губ очередной стон.

— А у тебя вкус заварного крема, — отметил он, снова заглядывая ей в глаза.

Взгляд у Лианны подернуло уже хорошо знакомой ему дымкой желания, она тоже смотрела на него, улыбаясь и закусывая губу, словно хмельная. Рейегар знал, что его нежные прикосновения к ее телу пьянили ее сильнее любого самого лучшего вина. Ладони ее, все еще ласкавшие его грудь, резко скользнули вниз, под воду, ее пальцы крепко обвились вокруг него, отчего Рейегар со всей силы вцепился в края ванной.

Сделав несколько быстрых движений рукой и, видно, не желая больше терпеть, Лианна опустилась на него сверху, принимая его в себя. Рейегар не знал, как он мог бы описать это ощущение себя в ней, но больше всего оно напоминало ему возвращение домой после долгой отлучки или радость оказаться в теплой постели после долгого трудового дня. Лианна была ему всем: любовницей, женой, подругой, матерью, сестрой, советником, его королевой. Лианна была домом. Не Красный Замок, не Драконий Камень, а Лианна, и, если бы ему пришлось уехать с ней аж за край Тени, он и там бы чувствовал себя дома, пока Лианна была рядом.

Охваченный внезапно нахлынувшим чувством, Рейегар снова впился в ее уже раскрасневшиеся губы. Она ответила ему приглушенным стоном, ее руки ласкали его спину и плечи, зарывались в волосы, слегка дергая за длинные серебряные пряди. Бедра Лианны двигались отчаянно и немного поспешно, будто она желала полностью поглотить его, серые глаза потемнели, сделавшись почти черными. Рейегар не хотел ее останавливать, сбавлять скорость, с галопа они оба сорвались в карьер и продолжали нестись, сломя голову и ничего не замечая вокруг, цепляясь лишь друг за друга.

Внутри все горело, пламя будто бы сосредоточилось внизу живота, а оттуда расползалось по всему телу, заполняя его жаром. Этот огонь обжигал и согревал одновременно, и боль от ожогов казалась приятной, слегка покусывающей, словно страстный поцелуй. Рейегар почувствовал, как напряглась Лианна, как изогнулось ее тело, сделавшись похожим на готовый к выстрелу лук.

— Рей… — прошептала она исступленно. — Рейегар! — закричала Лианна мгновение спустя, содрогаясь от удовольствия.

Уткнувшись в изгиб ее шеи и безотрывно повторяя ее имя, Рейегар излился в нее, чувствуя, как наслаждение накрывает теперь и его. Он слегка прикусил ее кожу, а затем нежно поцеловал. Его руки крепко прижимали ее к нему, и некоторое время они так и сидели, тяжело дыша и чуть дрожа от затухающего в их телах пожара.

— Я люблю тебя, — пробормотал Рейегар очень тихо. — Ты же знаешь это?

— Знаю, — он не видел ее лица, но чувствовал, как она улыбается. — Откуда этот аромат? — спросил он, вдыхая исходящий от ее влажной кожи запах вкусной сдобной булочки.

— Это мыло, которое делает Тристель, — созналась Лианна. — С тех пор как… я все покупаю у нее: снадобья, мази, мыло… Я никому не могу доверять.

— Да, возможно, так правильно, — согласился Рейегар. — Я сам не подумал об этом. Эртур доверяет ей, а это о многом говорит.

— Сейчас мне особенно важно быть осторожной. Рей, — позвала Лианна, и он поднял голову, чтобы снова заглянуть в ее глаза, похожие на темные лесные озера. — Я не хотела говорить это сейчас, но Рей, я жду дитя. — Она улыбнулась, но вместе с улыбкой на глазах ее выступили слезы.

Рейегар почувствовал, как дыхание его вдруг перехватило, как стиснуло грудь, от радости, от страха, от тоски по тому, что уже никогда не вернуть. Губы сами расплылись в улыбке, и несколько мгновений он просто смотрел на Лианну, не в силах произнести и слова.

— Боги, Лиа, — наконец пробормотал он, — когда мне кажется, что тьма поглотила меня, ты даешь мне свет, словно фонарь в ночи. Но теперь я еще сильнее уверился в том, что тебе следует отправиться на Драконий Камень. За тобой присмотрит мейстер Гильдейн, я доверяю ему, как и мейстеру Марвину. Ты сама знаешь, что люди там преданы мне, и я могу на них рассчитывать.

Лианна вздохнула, затрясла головой, с силой прикусила губу, но, в конце концов, кивнула.

— Ты прав… Если бы ты только мог поехать со мной.

Вместо ответа Рейегар поцеловал ее. Ему тоже не хотелось с ней расставаться, погружаться в пустоту одиночества, которое без нее куполом смыкалось над ним и давило, давило… Они снова обнялись, тесно прижимаясь друг к другу, словно им предстояло расстаться уже сейчас. Никто из них не чувствовал, что вода в ванной уже остыла, ведь внутри каждого из них горел огонь, который не под силу потушить никому и ничему.

Повисшую в комнате тишину прервал стук в дверь.

— Проклятье! — пробормотал Рейегар. — Не хочу, не хочу…

У него не было никакого желания покидать объятия Лианны, желания выходить за дверь и сталкиваться нос к носу с миром, где его ожидали сплошные трудности.

— Ваше величество, — раздался голос Эртура Дейна. — Простите меня, но помощник Великого Мейстера принес письмо с печатью кракена. Бенедикт полагает, оно требует вашего немедленного внимания.

Рейегар и Лианна встревоженно переглянулись, понимая, что вряд ли это письмо несет в себе нечто хорошее. Лианна нехотя вылезла из ванны и, завернувшись в груботканое хлопковое полотенце, скрылась за ширмой. Рейегар наскоро вытерся, надел халат и громко крикнул:

— Входи, Эртур.

Дверь приоткрылась, и в появившуюся щелку сначала высунулась чернявая макушка Дейна, а потом вошел и он сам. Губы его были плотно сжаты, а прямые темные брови нахмурены. Не говоря ни слова, он протянул Рейегару свиток и в ожидании уставился на него. В комнате повисло душное напряжение, от которого даже королю сделалось не по себе. Казалось, в стране все же задули недобрые ветры.

Рейегар взглянул на печать: она была немного смазана, и казалось, что отпечатавшийся на черном воске кракен тянет к королю свои склизкие щупальца, чтобы удушить его. Мысль об этом заставила Рейегара поежиться, и он поспешил сорвать воск и развернуть пергамент. Пока он читал послание, в комнате стояла тишина, даже Лианна, казалось, перестала шуршать одеждой за ширмой. Губы у короля пересохли, и ему пришлось несколько раз облизать их.

Закончив чтение, Рейегар смял письмо в кулаке и крепко стиснул его, словно пергамент мог вместить весь поглотивший короля гнев. Где-то внутри него будто бы ожил дракон — символ его дома, давно утраченный. Чудище подняло голову, распустило крылья и готово было изрыгать пламя, топя в нем все вокруг.

Из-за ширмы вышла Лианна, бледная и встревоженная. На ней было простое светло-голубое платье, которое она легко могла надеть сама, без посторонней помощи, слегка влажные каштановые волосы были распущены и струились по плечам и спине. Поглядев на Рейегара, она, кажется, все поняла и схватилась за его запястье. Эртур издал напряженный вздох.

— Лорд Бейлон, — начал Рейегар и запнулся. — Лорд Бейлон Грейджой именует себя полноправным королем Железных Островов, и объявляет, что отныне не подчиняется королю на Железном Троне.

Он умолк, но больше никто ничего не сказал, только Лианна шумно втянула воздух под самым его ухом, а ее похолодевшие пальцы еще отчаяннее стиснули его руку.

— Полагаю, надо собрать Малый Совет, — наконец подал голос Эртур.

— Да-да, непременно, — Рейегар рассеянно закивал. — Следует собирать знамена… Прошу тебя, Эртур, распорядись, чтобы подготовили корабль для королевы. Она должна отправиться на Драконий Камень в самое ближайшее время, этот путь пока находится под надежной охраной нашего флота. С ней отправятся сир Освелл, сир Майлс и полсотни самых надежных гвардейцев моего дома.

Он ожидал, что Лианна воспротивится, но она лишь молча держала его руку и слушала с лицом посеревшим и похожим на камень.

Где-то на окраине сознания билась мысль о том, что он сделал не так? Где ошибся? Прав ли был Аррен, и его затея с советом лордов была обречена на провал — хуже, она, судя по всему, повлекла за собой восстание. Он не хотел становиться тираном, но кем он стал вместо этого? Слабаком, на которого плюют собственные вассалы? Рейегар чувствовал, как внутри снова зашевелился дракон.

Что ж, он ошибся, но время исправить ошибки еще было. Еще ничего не было потеряно.

— Эртур, — Рейегар посмотрел на друга, — скажи моему секретарю, что через четверть часа они все должны собраться в зале заседаний. Хотя, обсуждать в общем-то нечего. Будет война, это ясно и так. Начинай собирать знамена.

Что ж, если вместо королевских милостей и мира в государстве, кое-кто захотел пламени и крови, они их получат.

В окна большой и просторной детской пробивались ласковые солнечные лучи. Наконец-то дувший с моря ветер разогнал облака над Штормовым Пределом и немного угомонился, оставив в покое жителей побережья. «Сегодня детей можно будет отправить на улицу», — подумала Кейтилин. Они, несомненно, обрадуются, ибо всю предыдущую неделю Кассанна и Роннал просидели дома, и, хотя тут было достаточно игрушек и всевозможных забав, но оба забирались с ногами на небольшой стульчик и с тоской смотрели в окно, где непрекращающийся дождь месил во дворе грязь.

Дети уже позавтракали, и Роннал восседал на стульчике, перелистывая толстую книгу со сказками, которая лежала перед ним на полу. Читать он еще пока не умел, но с удовольствием разглядывал картинки и просил кого-нибудь из нянюшек прочесть ему написанное, усаживаясь рядом с ними и пытаясь самостоятельно запомнить буквы. Выходило у него, конечно же, дурно, но он упорно не оставлял попыток. В своей упертости, в любви к оружию, охоте и сказкам о славных битвах мальчик очень походил на отца, а вот в остальном разительно от него отличался.

Роберт, как будущий великий лорд, был обучен грамоте, но не читал ничего, кроме адресованных ему писем, а написать мог лишь свою собственную подпись. Переписку за него вел замковый мейстер или сир Кортни, погруженный во все хозяйственные дела Штормового Предела и подвластных ему земель.

— Мальчик очень похож на лорда Стеффона, — говаривал кастелян, поглаживая свою рыжеватую бороду и глядя на то, как мальчик берет свои первые уроки владения мечом у мастера над оружием. — Да будут боги благосклонны к нам, и из него выйдет толк.

Большего он не сказал, но Кейтилин понимала: так сир Кортни выражает надежду, что Роннал станет своим землям лучшим властелином, нежели его отец. Только бы ее сыну хоть что-нибудь досталось, и Роберт не промотал бы все деньги со своими пирами и охотой. И шлюхами. Вероятно, он полагал, что жена настолько слепа, что не знает о них, но взгляд у Кейтилин еще не затуманился, и она была прекрасно осведомлена о том, как развлекается ее благоверный муж.

— Ай! — пискнула Кассанна у нее на коленях: задумавшись, Кейтилин случайно больно дернула ее прядь, пока расчесывала дочери шелковистые рыжие волосы, такие же, как у нее самой.

— Тшшш, — она погладила дочь по голове, откладывая в сторону белый гребень из чардрева и принимаясь заплетать Кассанне толстые тугие косички.

Роннал наблюдал за этим без всякого интереса, а потом снова уткнулся в свою книгу. Картинки, видно, скоро ему наскучили, и он, соскользнув со своего стульчика и оправив бархатный, черный с золотой вышивкой кафтан, направился к нянюшке, что умиротворенно шила в своем глубоком мягком кресле. Тяжело вздохнув, она отложила шитье и, тут же прочитав намерение Роннала, пробормотала:

— Вот же неугомонный!

Мальчик на это лишь застенчиво улыбнулся ей со всем своим обаянием. Перед этой улыбкой пока еще никто не мог устоять, и Роннал хорошо об этом знал. Тихо причитая, нянюшка поднялась, взяла книгу и положила ее к себе на колени, мальчик же устроился на мягком тирошийском ковре у ее ног.

Нянюшка завела старую историю о Штормовом Короле Арлане Третьем Дюррандоне и его походах в Речные Земли, о том, как он со своим славным бравым войском достиг берегов Закатного Моря. Роннал слушал, открыв рот, а Кассанна недовольно заерзала у матери на коленях, сжимая руки в меленькие кулачки.

— Скучно! — хмыкнула она, дрыгнув ножкой. Девочка еще не умела говорить, когда ее неприязнь к историям про войну и походы, стала очевидной: она начинала громко плакать, стоило ей заслышать их. Теперь же, выучив некоторые слова, она открыто выражала свое недовольство, кривилась и хмурилась, чем приводила в бешенство старшего брата.

— Дай дослушать! — возмутился Роннал, но его сестру было уже не унять, она раскапризничалась и не желала угомониться, несмотря на все попытки Кейтилин. Роннал надулся, а бедная нянюшка не знала, что ей делать: продолжать чтение или же остановиться. Ее глаза напряженно бегали между братом и сестрой, словно она наблюдала за рыцарским поединком. — Мама, можно я пойду во двор? — недовольно спросил мальчишка.

Кейтилин кивнула, отпуская его. Пожалуй, сына уже следовало переселить в отдельную комнату. Он подрос и теперь с Ренли ему будет интереснее, чем с сестрой, хотя Ренли и не проявлял интереса, ни к поединкам на мечах, ни к книгам. Кейтилин не могла взять в толк, в чем же мог быть хорош ее названный брат. Он занимался с мастером над оружием и, казалось, даже делал некоторые успехи, но занятия явно вгоняли его в скуку, книги он читал, но в основном такие, которые понравились бы Кассанне. Еще он любил красиво наряжаться, что вызывало постоянные насмешки старшего брата. Роберт же никогда не умел вовремя сдержаться и не замечал, какими жестокими бывали его слова.

Нянюшка отложила книгу, и Кассанна, казалось, успокоилась. Она потянулась к вазочке, где лежали ее любимые лимонные пирожные, но рука ее замерла в воздухе и девочка вопросительно посмотрела на мать: Кассанна всегда была очень послушной и покладистой, в отличие от Роннала, который мог легко вспылить и был склонен к необдуманным поступкам. Если его охватывало какое-то увлечение или страсть, он следовал за ними до конца, часто не заботясь о последствиях. В этом он тоже был очень упертым.

Кейтилин кивнула: дочь настолько сильно напоминала ей саму себя, что Кет частенько не могла отказать ей и постоянно бранила себя за это. Кассанна улыбнулась, схватила пирожное и спрыгнула с коленей матери, направившись к своим куклам. Кейтилин подошла к окну, заприметив во дворе Роннала, который верным псом бегал за мастером над оружием и что-то пытался ему втолковать.

В сопровождении сира Кортни появился Роберт. Неспешно, потянувшись, он двинулся в сторону оружейной. Роннал немедля бросился к нему, но отец лишь рассеянно потрепал его макушку, бросил пару слов мастеру над оружием и двинулся дальше. Сир Кортни следовал за ним, молчаливый и угрюмый. Роннал застыл на месте, потом сделал пару шагов в сторону удаляющегося отца, но потом замер на месте. Руки его опустились и болтались вдоль тела, так, недвижно, он простоял некоторое время, а потом вернулся к мастеру над оружием, правда уже без прежней оживленности.

Кейтилин вздохнула. С возвращения Роберта в Штормовой Предел минуло две недели. Первое время он предавался своим обычным делам, пил, правда, снова больше обычного, как случалось каждый раз после того, как он видел Лианну Старк или получал о ней какое-либо известие. Пьяный до беспамятства он наведывался к жене в спальню и брал ее — грубо и жестко, словно какой-то дикарь.

Кейтилин ненавидела эти мгновения, когда Роберт вторгался в ее тихую чистую спальню, принося с собой кислый запах пота и винные пары, которые тут же отравляли свежий, наполненный морем воздух. Роберту было все равно спала она или нет, он опускался на постель, заставляя металлический каркас скрипеть и прогибаться под его весом. Его огромные влажные руки нашаривали в широкой постели ее сжавшееся в комок тело, тянули к себе, а она боялась даже пискнуть.

Потом он задирал ее ночную сорочку и вторгался в нее, словно таранный отряд, штурмующий неприступные ворота замка. Кейтилин изо всех сил сжимала пальцами простыни, жмурилась и отворачивала лицо, чтобы не чувствовать запаха пота и вина, которое, казалось, сгнило у Роберта во рту. Иногда ей казалось, что, если она вдруг умрет до того, как он придет к ней, Роберт ничего не заметит и так же возьмет ее мертвое тело.

— Лианна, — шептал, а иногда ревел Роберт, заполняя тело Кет своим семенем. — Лианна!

Кейтилин этот крик напоминал вой подбитого зверя, и, будь обстоятельства иными, она, возможно, даже бы пожалела бы своего мужа, но теперь она не испытывала ничего, кроме отвращения и желания, чтобы ее оставили наконец в покое. Она уже родила мужу наследника, к тому же у него оставалось два крепких брата, и дом Баратеонов скорее процветал, чем находился под угрозой исчезновения.

Муж ничего не значил для Кейтилин, она не любила его, но то, как он каждый раз, начиная с самой первой их ночи, называл ее именем Лианны Старк, причиняло ей боль. Никто никогда не любил и не желал Кет: Брандон Старк, ее нареченный, променял ее на болезненную дорнийку Элию Мартелл, грозился разорвать помолвку с Кет, как говорили, да к тому же стал отцом бастарда, правда, своего ребенка так и не увидел; его брат, Эддард Старк, выбрал Эшару Дейн и отказал отцу Кейтилин в союзе между их домами; Роберт же никогда не скрывал, что грезил только Лианной и до сих пор мечтал заполучить ее, несмотря на то, что она открыто предпочла короля-дракона.

От этого было очень горько, и единственную радость Кет находила в своих детях. Погружаясь в заботы о них, она старалась почти не замечать своего мужа и не встречаться с ним, если в том не было надобности. Она надеялась, что если будет так продолжать, то Роберт и вовсе позабудет о ней, и иногда, казалось, так и происходило, но потом память будто бы возвращалась к нему, и супруг вновь оказывался в спальне Кейтилин, такой же пьяный. Утром он бубнил какие-то извинения, но они уже мало что значили. Если уж ей суждено было терпеть ночные визиты Роберта, то она надеялась, что хотя бы сможет снова понести и снова познать радость материнства.

Кассанна разделалась с пирожным, и Кет поспешила вытереть ее перемазанный кремом рот и липкие руки платком, пока она не испачкала свое платьице или ковер. Кет надела на дочь легкий плащ, крепко завязала его под подбородком и отправила вместе с нянюшкой на утреннюю прогулку.

У самой Кет было еще достаточно дел: шла пора сбора налогов, и при полном нежелании Роберта во что-либо вникать, эта работа требовала ее постоянного внимания, хотя сир Кортни и справлялся с ней вполне успешно, пользуясь ее абсолютным доверием. Раньше им помогал в этом старик Крессен, но после его смерти сир Кортни старался держать нового мейстера подальше, насколько это было возможно. Кейтилин мейстер Норрен казался чванливым и немного заносчивым, выпячивающим свои знания, как некоторые женщины выставляют свою особливо пышную грудь. В остальном же в нем не было ничего необычного, и в конце концов, он поклялся служить дому Баратеонов верой и правдой.

Из детской Кейтилин направилась в свою спальню, где хотела привести себя в порядок и переодеться, ведь на ней все еще было утреннее платье — синее с красным, в цветах ее дома. В небольшом будуаре ее уже ждала служанка по имени Амарея и сестра Лиза, обе они последовали за Кет и в гардеробную, где Амарея помогала ей одеться, а Лиза болтала без умолку о всякой ерунде, однако, когда служанка оставила их, сестра внезапно посерьезнела.

— Ты слышала новости? — пробормотала она, отчего-то шепотом. — Бейлон Грейджой объявил себя королем Железных Островов и отринул власть Таргариенов.

Это было последнее, что Кейтилин ожидала услышать от сестры. Отец отправил Лизу в Штормовой Предел, чтобы найти ей жениха, однако сестра, казалось, не особенно стремилась устроить свою судьбу, а лишь развлекалась и сплетничала в компании Ренли или гостей Роберта. Они весело смеялись в ее компании, но звать ее замуж никто не спешил: слухи о том, что Лиза была порчена, уже покинули пределы Речных Земель, и рассчитывать приходилось разве что на того, кто позарится на щедрое приданое лорда Хостера. Были ли под этими слухами веские основания, Кет не знала. Когда она попыталась спросить об этом отца, тот выставил ее прочь из своей горницы.

— Откуда тебе это известно? — спросила Кейтилин.

— У меня есть друзья в столице, — отозвалась Лиза, накручивая на палец прядь волос. Вид у нее был столь заносчивый, что можно было подумать, будто сам мастер над шептунами сообщил ей эти новости.

Кейтилин покачала головой.

— Полагаю, нам следует благодарить богов за то, что Железные Острова лежат далеко от нас и что замок наш, как говорят, неприступен. Простор ждут тяжелые времена, — Кейтилин вздохнула, — возможно, поднимется цена на зерно, и мы сможем выгоднее продать то, что мы соберем сами.

Лиза ничего не ответила, только пожала плечами и хмыкнула. Разговоры о хозяйстве ее волновали мало. В Вестеросе вот уже несколько десятков лет царил мир, и принесенная новость будоражила Лизу своей новизной и той неизведанностью, которую она несла за собой. О крови, которая неизбежно прольется, о страданиях ни в чем неповинных людей, ставших жертвами чьей-то гордости и амбиций, сестра разумеется не думала. Сейчас она лишь предвкушала то, с каким интересом будет обсуждать надвигающиеся события.

— Прости, мне пора, — проговорила Кет. Ее и правда ждали дела, да и общество Лизы ее тяготило, однако, отправить сестру домой она все же пока еще не решалась.

Лиза бросила на нее насмешливый взгляд и, поняв намек, удалилась в поисках более интересных для себя занятий, чем разговор со скучной старшей сестрой. Кет коснулась пальцами висящей на шее нитки жемчуга, перебирая жемчужины, словно молитвенные четки. Да сохранят их всех Семеро, да не коснется ее дома смута!

Следующие полчаса Кейтилин провела на кухне, выбирая блюда для дневной и вечерней трапезы. Благо, сейчас в Штормовом Пределе не было никаких гостей, и блюда на стол можно было подавать более скромные, ибо не на кого было производить впечатление. Бесконечные празднества и пиры и так достаточно истощили замковые амбары, а лето лишь недавно началось, и урожай еще не успели собрать, к тому же свежие посевы были кое-где уничтожены засухой, стоявшей на протяжении нескольких недель.

Штормовые Земли не были богаты собственными плодородными угодьями и зерна здесь собирали не так уж и много. Лучше всего дела шли на мысе Гнева, в полях у Королевского и Дождливого леса, но и там частые и сильные дожди частенько губили посевы. Кроме земли, доход приносили еще и леса: они были богаты дичью, и многие жители Штормовых Земель промышляли охотой, по добыче меха владения Роберта были вторыми в королевстве после Севера. И все же за счет одной только продажи меха и мяса всех не прокормишь.

Мятеж и правда мог поднять цены на зерно. Сейчас самым дорогим считалось собранное в Просторе, а зерно Штормовых Земель ценилось низко, в основном из-за тех условий, в которых оно росло и хранилось: сырость и суровая погода этих мест давали о себе знать. Но, когда не будет совсем ничего, люди будут рады купить и это, было бы что продать. Успеть бы собрать первый урожай, а иначе самим придется клянчить и закупаться втридорога.

Лившие в последние недели дожди внезапно встревожили Кейтилин; выйдя с кухни и поднявшись наверх, она выглянула в окно, но свинцовые тучи, похожие на боевые корабли, больше, казалось, не угрожали Штормовому пределу, разбежавшись по краям неба. Кейтилин вздохнула и покачала головой: как бы не подняли налоги, ведь сейчас самая пора сбора.

С тревогой в сердце Кейтилин решила побеседовать с сиром Кортни: он всегда умудрялся все хорошенько растолковать ей и успокоить, когда она бывала особенно взволнована. Конечно, он мог быть все еще занят с Робертом, но проверить все же не помешало. Дверь небольшой горницы, которую занимал замковый кастелян, была плотно закрыта, но оттуда доносились голоса, и Кет уже подняла руку, чтобы постучать, как услышала громкий голос Роберта:

— Я уважаю вас, сир, потому что мой покойный отец был о вас высокого мнения, — ревел Роберт, — но ваших возражений я не принимаю.

Сир Кортни что-то отвечал, но его голос звучал тихо и умеренно, в отличие от рыка Роберта, который, казалось, был слышен даже во дворе. Септа учила маленькую Кет, что подслушивать под дверью недостойно леди, но сейчас Кейтилин не могла удержаться: ей хотелось знать, о чем же идет речь.

Роберт никогда не интересовался делами, а тут вдруг запирается в кабинете с кастеляном, да еще и отдает какие-то непонятные приказания. Одно это уже было весьма необычным и вызывало подозрения. Сердце Кейтилин сжалось: лишь бы не случилось ничего дурного.

Голос сира Кортни смолк, и Роберт закричал в ответ так, что Кейтилин едва не отпрыгнула от двери:

— Я же сказал вам, что решение свое менять не намерен! — за дверью послышались громкие шаги, и Кейтилин поспешила спрятаться в соседней комнате, которая по счастью оказалась открыта. Попадаться мужу на глаза ей не хотелось: Роберту было удобно, чтобы она вела хозяйство и заведовала делами, пока он пил и охотился, но стоило ему решить поиграть в лорда, как он беленился, ежели она вдруг вмешивалась.

Когда шаги, похожие на шум камнепада, стихли, Кейтилин выскочила из своего убежища и постучалась к сиру Кортни. Дверь он так и не закрыл и сидел, уронив голову на руки и не замечая, казалось, ничего вокруг себя. Услышав скрип петель и нерешительный стук Кет, сир Кортни поднял на нее глаза и устало улыбнулся.

— А, это вы, миледи, проходите, — он указал на стул, за которым Кейтилин часто сиживала, когда они обсуждали в этой горнице насущные дела, в то время как горница Роберта покрывалась пылью.

Кейтилин присела, не зная, как задать свой вопрос и не признаться в том, что она постыдно подслушивала.

— Сир, — начала она неуверенно, — по пути к вам я встретила своего мужа…

— Боюсь, лорд Роберт зол на меня, — покачал головой сир Кортни, тяжело вздыхая, — но я не мог поступить иначе, я должен был хотя бы попытаться его отговорить, хотя бы во имя памяти его покойного отца.

— Во имя Семерых, сир, вы пугаете меня, — воскликнула Кейтилин, чувствуя, как сердце в груди трепещет от страха. Что еще мог учудить ее муж?

— К сожалению, миледи, опасаться у нас есть все основания, — кастелян поднял на нее глаза, — лорд Роберт приказал более не отправлять налоги в королевскую казну. Вы сами хорошо понимаете, что это означает.

— Боги старые и новые, — пробормотала Кет, не в силах сдержать объявшего ее ужаса. И о чем Роберт только думал? Неужто затеял войну, но зачем, ради чего? Чего он надеялся достичь? Его нужно было остановить, но как — она не знала. Роберт никого не станет слушать, если что-то взбрело ему в голову, он будет идти напролом и до остальных ему не будет дела. Для ее сестры война была интересной сплетней, для мужа — средством от скуки и возможностью отомстить старому врагу, а заботиться о хозяйстве и думать о том, как выживать, снова придется Кет.

Сир Кортни смотрел на нее с волнением и пониманием, но также как и она, он ничего не мог сделать. Все они: слуги, члены семьи, крестьяне, рыболовы, охотники, немногочисленные торговцы — все они были во власти одного человека, его тщеславия и глупости.

— Полагаю, нам следует готовиться к войне, — проговорил сир Кортни.

Кейтилин кивнула.

— Как вы думаете, у нас получится пополнить запасы зерна, пока пламя еще не разгорелось? — спросила она. — Боюсь, мы не сумеем толком собрать первый урожай, если все работоспособные мужчины встанут под знамена моего супруга.

— Вы не попробуете отговорить его? — сир Кортни внимательно поглядел на нее, и Кейтилин заметила, как между бровей у него пролегли две глубокие морщины: в последнее время он слишком часто хмурился.

— Я попробую, — решительно произнесла Кейтилин. Сдаваться, не использовав все до последней возможности, она не собиралось, но и в успех не очень-то верилось. — Но ведь вы не хуже меня знаете, что он не станет меня слушать. Говорят, раньше лорд Аррен находил на него управу, но теперь Роберт ненавидит и своего названого отца, почитая его предателем.

Сир Кортни тяжело вздохнул, плечи его устремились вниз, словно что-то тяжелое придавливало его к земле. Его пальцы играли с флакончиком, полным мейстерскими чернилами.

— Нам следует уже сейчас подумать о наших запасах, — сказал он очень серьезно. — Отвечая на ваш вопрос, миледи, замечу, что времени купить зерно в Просторе, где его, наверняка, достаточно, у нас не будет. Узнав о поступке вашего супруга, Тиреллы нам и унции не продадут. Наследник лорда Мейса обручен со старшей принцессой, и нет сомнений в том, чью сторону они выберут. У наших собственных крестьян, если что и осталось, то вряд ли они захотят этим делиться. Причитающуюся нам долю, мы уже забрали, дальнейшие поборы лишь вызовут ненужное недовольство.

Кейтилин лишь коротко кивала, соглашаясь с ним. Сир Кортни говорил складно, но в голове у Кейтилин никак не укладывалось то, что они сейчас стояли на краю пропасти, и стоило им сделать лишь еще один шаг, как их тут же поглотит бездна междоусобной войны, о которой в Вестеросе не слышали со времен мятежа Лионеля. Семь Королевств снова должны были заплатить за горячую кровь и уязвленное самолюбие очередного Баратеона, своеволие очередного принца Таргариена и влюбленность очередной молодой девицы.

Дальше все было словно в тумане. Оставив сира Кортни, Кейтилин с тяжелым сердцем направилась по своим делам, однако сосредоточиться на них так и не смогла: все ее мысли занимали пугающие новости. Она, в отличие от Старков, всегда исполняла свой долг, как учил ее отец и воспитавшие ее септы. Она учила этому своих собственных детей, но теперь ей казалось, что ничего хорошего это не принесло. Хрупкое равновесие ее существования вот-вот должно было быть нарушено, и неважно, что она всегда оставалась послушной дочерью и женой.

Кейтилин стиснула зубы. «Если бы Лианна Старк сделала бы, как ей было велено, если бы не путалась с женатым принцем, если бы Брандон не взял к себе в постель эту дорнийку, если бы Эддард не настоял на браке с Эшарой Дейн, этого всего могло и не быть», — думала Кет. Иногда ей казалось, что и ей самой следовало проявить своеволие, но с кем бы она могла сбежать, если никто не уделял ей достаточно внимания? Разве что Петир Бейлиш, который даже вызвал Брандона на поединок перед тем, как тот отбыл в Винтерфелл, чтобы оттуда отправиться в столицу и сгинуть там по воле Безумного Эйериса. Воспитанника своего отца Кет с тех самых пор больше не видела: едва тот оправился от полученных в поединке ран, как лорд Хостер отправил его домой с наказом больше не являться ему на глаза.

Отбросив все эти неприятные воспоминания, Кейтилин вновь вернулась мыслями к насущному: требовалось найти Роберта, но тот покинул замок и пока не возвращался. Интересно, как долго он намеревался оставлять ее в неведении или же надеялся на то, что сир Кортни ей все расскажет? Пренебрежение Роберта всегда больно жгло, если вспомнить о том, сколько сил она вложила в благополучие его дома и процветание его земель. Почему-то она до сих пор так и не называла их своими, Кейтилин так и не прижилась в этих суровых, неприветливых местах… Чем же она так провинилась перед Робертом? Не тем ли, что не была Лианной Старк?

Обедала Кет у себя в компании детей и септы. Роннал молчал и выглядел недовольным, но виду не подавал, из-под ворота его сорочки виднелся свежий синяк, а его густые темные волосы были растрепанными. Кассанна же, наоборот, болтала без умолку: она только училась говорить и не могла произнести некоторые слова, а ее речь состояла в основном из заученных фраз и отрывков сказок, которые — по ее же просьбе — ей читали по нескольку раз на дню. Часто она доносила до матери присказки слуг или кого-то из домочадцев.

Во время общей трапезы детей, конечно же, сажали отдельно, но в те дни, когда они бывали одни, Кейтилин нравилось обедать в обществе детей. Роннал уже ел самостоятельно, а Кассанна все еще неуверенно держала ложку, и ей помогала нянюшка. Глядя на старшего брата и взрослых, девочка обижалась и старалась вырвать ложку у нянюшки. Во время одного из таких столкновений наваристый говяжий бульон выплеснулся из ложки прямо на платье девочки. По синему атласу принялось расползаться жирное пятно.

— Седьмое пекло! — воскликнула Кассанна и рассмеялась.

Кейтилин и септа переглянулись, а нянюшка прикрыла рот рукой, стремясь скорее присыпать пятно солью. Кейтилин слышала, как тихо хрюкнула одна из разносящих еду служанок, сдерживая смех.

— Это она во дворе подслушала, — заявила септа, и Кейтилин догадывалась, кто мог позволить себе быть столь несдержанным рядом с собственной дочерью. Хорошо еще Роберту не пришло в голову выругаться покрепче.

— Кассанна, милая, леди так не говорят, — произнесла Кет, слегка поджав губы и одарив девочку строгим взглядом. Благодарение богам, дочь была послушным ребенком, и этого замечания будет достаточно.

Кассанна умолкла и, пристыженная, уставилась в свою тарелку. В общем-то, она была не виновата, ведь девочка лишь повторяла то, что услышала, а журить стоило Роберта, но вот как раз ему-то и бесполезно было что-то втолковывать.

Обед окончился быстро, Кассанну увели переодеваться, а Роннал снова убежал во двор. Кейтилин же возобновила поиски супруга: в этот раз ей повезло больше, и она обнаружила его в горнице лорда Штормового Предела — месте, которое Роберт крайне редко удостаивал своим вниманием. Он сидел за столом и рассматривал какой-то свиток, а рядом с ним, опершись рукой на высокую спинку кресла, стоял мейстер Норрен и что-то тихо и спокойно втолковывал Роберту.

Кейтилин постучалась лишь после того, как уже открыла дверь. Оба мужчины подняли на нее взгляды: Норрен смотрел с недовольством, Роберт — с раздражением.

— А, это ты, женщина… Что тебе нужно? — буркнул ее муж.

— Я искала тебя, — отозвалась Кет.

— Это я понял, — проворчал Роберт. — Что тебе от меня надо?

— Я бы хотела поговорить с тобой, лорд-муж, — отозвалась Кейтилин, выпрямляясь и стараясь придать своему взгляду суровое выражение. Роберт не любил, когда она так смотрела, особенно в присутствии других мужчин. Он требовал, чтобы она подчинялась, и Кет старалась подчиняться, лишь бы не вызвать гнев Роберта. Теперь же на кону стояло слишком многое.

— Что ж, говори, — он хмыкнул и откинулся на спинку кресла, кожа на его лице блестела в свете свечей.

— Без посторонних, — стиснув зубы, Кет взглянула на мейстера, наблюдавшего за их разговором, слегка прищурив глаза.

— Мне нечего скрывать от своих слуг, — возразил Роберт. — Ты же не соблазнять меня сюда пришла, — он глупо гоготнул и утер губы тыльной стороной ладони.

— Я настаиваю, — потребовала Кет, не отрывая от мейстера взгляда голубых глаз. Возможно, сир Кортни был прав насчет него, и этому человеку не следовало доверять, во всяком случае не так, как когда-то мейстеру Крессену.

Роберт, никогда не умевший по-настоящему спорить, кивнул, и Норрен, облив Кейтилин высокомерным взглядом, вышел. Кет не была уверена в том, что он не остался подслушивать за дверью, но проверять не пошла: мейстер и так достаточно на нее обозлился.

— Ну? — Роберт сложил руки на груди. Он был явно недоволен, и Кет знала это. Он был хорош на поле боя, но воля его была слаба, раз уж даже против нее он не мог долго устоять, и Роберт знал это слишком хорошо, оттого и злился. Кейтилин подумала о том, что своевольную Лианну Старк Роберт бы обязательно стремился сломать, пока бы она не превратилась бы в свою собственную тень или бы и вовсе предпочла окончить собственную жизнь.

— Сир Кортни мне все рассказал, — проговорила Кет, подходя ближе. Сесть Роберт ей не предложил, да ей и не хотелось.

— И что с того? — бросил Роберт. — Я объяснил ему, что не намерен менять своего решения.

— Ты подумал о том, что нас ждет? — воскликнула Кейтилин.

— Нас ждет конец власти драконьих выродков! — хмыкнул Роберт, и его голубые глаза заблестели так, будто он увидел женщину, которую хотел бы затащить в постель.

— Ты думаешь, что король сдастся так легко? — воскликнула Кет. Она едва не назвала короля по имени, но в последний момент остановилась, решив, что Роберта это только сильнее разозлит.

— У него не так много сторонников, как тебе кажется, — ее муж уродливо скривился и, поднявшись со своего кресла, сделал несколько шагов и навис над ней. — Этот змей Доран спит и видит, как бы сделать королем Визериса, а королевой — собственную дочь; в землях Ланнистеров неспокойно и им не до поддержки короля, прикрыть бы собственный зад; Грейджой уже бунтует; Аррен не такой уж и дурак, да и предавать он умеет; жирдяй Тирелл переметнется, как только станет ясно, что тощей драконьей заднице больше не усидеть на Троне. С выродком останется лишь бедняга Нед, да его собственные люди.

«Это не твои слова, — подумала Кет, — кто-то вложил их в твою дурную голову и заставляет повторять. Ты никогда не был политиком Роберт, тебе всегда было наплевать на то, что происходит в других королевствах, ты слишком много пил и развлекался».

— Рейегар ничего не отдаст без боя, — произнесла она вслух, чувствуя, как ее саму охватывает гнев и раздражение. — Или ты действительно полагаешь, что он сам возложит на твою голову корону, а к тебе в постель — свою жену?

Глаза Роберта вспыхнули, он зарычал и, размахнувшись, ударил Кейтилин по лицу. Он был гораздо сильнее ее, да и Кет не была к этому готова: она покачнулась, стараясь удержать равновесие, и, схватившись за саднящую щеку, упала на ковер. Роберт же возвышался над ней, сжимая руки в кулаки и пыхтя, словно бес, сбежавший из одной из семи преисподен.

— Не смей говорить о ней, — прошипел он. — Вставай и убирайся! И прекрати строить из себя святую простоту, твой отец на моей стороне, так что и ты замешана в этом по самые уши.

Кейтилин глядела на него снизу вверх, в ее глазах стояли слезы, но она не позволяла себе плакать. Она больше страдала не от причиненной телесной боли, а от унижения, какого она еще не знала. Чем она заслужила это? Она всегда была верной и послушной женой, она вела дом и заведовала хозяйством, она родила мужу детей…

— Талли всегда были верны драконам, — проговорила она, пронзая Роберта взглядом.

В ответ он лишь рассмеялся.

— Не веришь мне, спроси у своего отца, — он швырял в нее слова, словно камни. — А теперь пошла вон!

Утро было тревожным. Беспокойный серый свет низко нависших над столицей облаков проникал в окна, заставляя сердце заходиться в приступе страха. Лианна несколько раз просыпалась посреди ночи — вся в поту, с бешено колотящимся сердцем. Рейегар тоже спал дурно: он ворочался и что-то бормотал во сне, словно бы умоляя кого-то о чем-то ей неведомом. Даже когда он, казалось, забывался сном, его тело было напряжено, словно ему предстояло немедленно вскочить с постели и отправиться в гущу битвы.

Лианна протерла глаза кулаками и, зевнув, села в постели. Сегодня был день ее отплытия на Драконий Камень, и она не хотела, чтобы он наступал. Ее сердце истосковалось по детям, но расставание с Рейегаром напоминало незаживающую рану, которая будет приносить нескончаемую боль, пока Лианна снова не окажется в его крепких объятиях.

Она чуть повернула голову и поглядела на мужа, лежащего пластом на спине. Его длинные темные ресницы чуть дрожали, губы приоткрылись, а пальцы с силой стиснули простынь. Лианна осторожно коснулась его обнаженного плеча, намереваясь его успокоить, но он лишь резко дернулся всем телом и широко распахнул полные безумного страха глаза. Лианна стиснула его руку, однако, увидев ее, Рейегар тут же успокоился и улыбнулся ей немного вымучено.

— Прости, я не хотела тебя будить, — тихо произнесла Лианна.

— Во сне я не видел ничего хорошего, — отозвался Рейегар и притянул ее к себе в объятия, покрывая поцелуями ее лицо.

Лианна лишь прильнула к нему и крепко обняла, наслаждаясь его теплом. Она коснулась его шеи и плеч, чувствуя, как его кожа увлажнилась от пота: такое часто бывало с ним, когда он видел дурные сны. Лианна зарылась лицом в его плечо, думая о тех странных снах Хоуленда Рида, о которых рассказал ей Нед. Мужу Лианна о них пока не говорила, но стоило ей вспомнить о них, как ее обуревал жуткий страх, слово сама смерть гналась за ней, и лишь теплые объятия Рейегара приносили небольшое облегчение.

— В ночь перед нашей свадьбой мне снились драконы, — задумчиво проговорил Рейегар, поглаживая ее спину, — и в тот день Варис отдал нам драконьи яйца. Но больше драконы мне не являлись. Я все жду чего-то, но не знаю, чего именно… Теперь во сне я вижу лишь кровавую реку, что сбивает меня с ног и уносит прочь, слышу, как ты зовешь меня, но я не могу тебе ответить.

— Рей… — пробормотала Лианна, — я бы хотела, чтобы ты оставался со мной.

— Это невозможно, любимая, — тихо отозвался он. — Грядет война. Я не знаю, какой она будет, но она уже неизбежна. Я не допущу того, чтобы ты оказалась в опасности.

Лианна на мгновение умолкла, но в конце концов приподнялась на локте и внимательно посмотрела на Рейегара. Он лежал на спине, голова чуть повернута в ее сторону, лоб чуть хмурится, на щеке белеет полоса от старого шрама, на подбородке темным серебром пробивается щетина. Глаза цвета индиго потемнели и теперь кажутся почти черными, губы крепко сжаты, а их уголки смотрят вниз. Лианна протянула руку, коснулась его щеки и ласково провела по ней подушечками пальцев. Снова он был напряжен, снова его обуревают думы, снова он мучается выбором.

— Рейегар, — она внимательно посмотрела на него, не отрывая взгляда от его усталых глаз, — я должна кое-что рассказать тебе… — Лианна до боли закусила губу, не желая докидывать камней в тот груз, что он и так нес на своих плечах. Тем не менее, это должно было быть сказано и сказано сейчас, пока корабль не увез ее на Драконий Камень — далеко от него. Решившись наконец, она пересказала Рейегару все, что слышала от Неда.

Выслушав ее, он некоторое время молчал, отвернувшись и глядя в потолок. Лианна знала, что если ему и было страшно, то он никогда не расскажет об этом ей. Он слегка нахмурился, чуть приоткрыл рот, словно бы собирался заговорить, но слова слетели с его губ на несколько ударов сердца позже.

— Сны лорда Рида не стоит так просто отбрасывать в сторону, — проговорил Рейегар наконец, потирая переносицу, как делал всегда, когда что-то его беспокоило.

— Красный дракон на дне реки! — воскликнула Лианна. — Это так похоже на твой собственный сон…

Рейегар кивнул и поджал губы, отвел на мгновение глаза.

— Тем не менее, это может означать все что угодно, — заметил он задумчиво.

— Я думала, этот сон послужит нам предупреждением, — возразила Лианна. — Предупреждением об опасности!

— Опасность уже нависла над нами, — отозвался Рейегар, — но не бойся. Зеленые сны не стоит понимать буквально. Они дают нам загадку, но разгадать ее мы должны сами. Не бойся, Лиа. Я буду не один, со мной будет Эртур, а он уже множество раз вытягивал меня из всяких передряг, — ее муж невесело улыбнулся.

Лианна покачала головой. Спорить с ним не было смысла: когда дело касалось спокойствия и безопасности ее и детей, Рейегар готов был пожертвовать чем угодно, и Лианне не хотелось сводить на нет его усилия. Она опустилась ниже и поймала своими губами его губы, поцеловав его отчаянно и страстно. У них оставалось еще немного времени, чтобы насладиться друг другом в последний раз перед долгой разлукой.

Тело Рейегара немедленно отозвалось на ее призыв, его пальцы стиснули ее плечи и спустились ниже по спине, пока он целовал ее в ответ, и в этом поцелуе Лианна чувствовала всю горечь от предстоящей разлуки, которая могла оказаться нестерпимо долгой. Одним движением Рейегар развернул ее на спину, вдавливая в постель, целуя и слегка покусывая ее кожу, она же выгибалась навстречу ему, боясь отдалиться от него хотя бы на дюйм.

Их тела были плотно прижаты друг к другу, и Лианна чувствовала Рейегара внутри себя, но и этого ей казалось недостаточно. Ей хотелось слиться с ним воедино, раствориться в нем, чтобы они оба перестали существовать и стали чем-то другим, совершенно новым, что разделить, разрубить на две половины, заставить быть вдали друг от друга будет невозможно.

Ее губы впились в его белое, мраморное, плечо, она ощущала вкус его пота, тонула в его запахе. Как она будет без него столько времени, каждый день боясь того, как бы с ним ничего не случилось? Пальцы Лианны скользили по его телу, точно пытались запомнить каждый дюйм, сохранить ощущение этой гладкой, влажной, чуть прохладной кожи, запечатать его в сундук своей памяти и забрать с собой.

Чуть шершавые ладони Рейегара сжимали ее бедра, крепко стискивали, его губы блуждали по ее телу, и во всех его движениях чувствовалось что-то неистовое, что-то печальное и обреченное. Это было прощание, поняла Лианна, и от этой мысли ее сердце пронзила боль. Наслаждение, затопившее все ее тело, чуть притупило разрывающий ее страх, заставив Лианну громко простонать, однако в уголках глаз уже скапливались слезы.

Рейегар тяжело дышал, глаза его были закрыты, и вскоре Лианна почувствовала, как ее нутро оросило его горячее семя, в то время как его пальцы еще сильнее, почти до боли, стиснули ее. Она обхватила руками его шею, и он упал на нее, крепко прижавшись к ней и не желая отдаляться от нее ни на дюйм, его дыхание оставляло мурашки на ее коже.

— Я буду писать, — проговорил он очень тихо, — так часто, как смогу.

— Я буду ждать, и я тоже буду писать тебе и дети тоже, — Лианна гладила его спутавшиеся волосы. Ей вспомнилось, как в более счастливые времена, она заплетала его локоны в косички и вплетала в них цветы. Однажды он явился на заседание Малого Совета с цветком, который забыл вытащить из волос. Это смутило ожидавших его господ, но нисколько — самого Рейегара.

Лианна не знала, сколько они лежали вот так, обнявшись и прижавшись друг к другу. Белесые, почти прозрачные, облака плыли за окном на юг. Они уже пролили всю воду где-то в Речных Землях или даже на Севере и теперь, легких и невесомых, ветер гнал их вперед нескончаемой колонной. Как бы ни бежали они вперед, в небе над Королевской Гаванью так и не появилось ни одного синего клочка неба.

Ветер означал, что и море сегодня будет беспокойным и неприветливым. При мысли об этом Лианна поежилась. От сильной качки ее в теперешнем ее положении мутило, содержимое ее желудка стремилось наружу, а смотреть на еду она и вовсе не могла. Впрочем, вспоминая, как она намучилась с Эйгоном, своим первенцем, она признавала, что малыш, которого она ждала сейчас, казался очень спокойным и покладистым и едва ли вообще беспокоил ее. Это было Лианне только на руку: ей не хотелось бы, чтобы кто-то что-то заметил, доверять в Красном Замке она никому не могла.

Рейегар положил руку ей на живот и осторожно провел по нему, поглаживая и лаская. Лианна встрепенулась и взглянула него. Она ждала, что он скажет ей «все будет хорошо», но он молчал и смотрел на нее, будто бы старался запомнить каждую ее черточку. Его печальный взгляд вновь напомнил ей, что сегодня они расстанутся, и никто не мог сказать Лианне, когда она увидит Рейегара вновь.

Ее муж закусил губу и поднялся, потом достал из ящика скрепленный печатью пергамент и протянул Лианне, вновь устроившись рядом с ней.

— Что это? — Лианна села, облокотившись на подушки.

— Мое завещание, — проговорил Рейегар.

— Рей… — она почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы.

— Лианна, — он стиснул ее руку, — нам нужно это обсудить, любимая.

— Рей, — Лианна бросилась в его объятия, вцепилась в его плечи, — Рей, ты же вернешься ко мне? Скажи, что ты вернешься, мой милый, мой любимый…

— Лиа, я сделаю все для того, чтобы мы снова были вместе, чтобы вновь обнять тебя и быть рядом, когда придет пора нашему малышу появиться на свет. Но я не могу знать, что будет дальше…

— Я буду тебя ждать, думать о тебе каждый день, каждый час…

— Я знаю, родная моя, и я тоже буду думать о тебе, — Рейегар обнял ее крепче и поцеловал в макушку. — Но все же, нам нужно поговорить. Лианна, пожалуйста. — Едва сдержав всхлип, она кивнула и плотнее прижалась к нему. — Эгг — мой наследник, — продолжил Рейегар, — в случае, если… если меня не станет, я назначаю тебя регентом. Нет другого человека, которому я бы доверял больше, чем тебе, и только на тебя я могу оставить страну и будущее наших детей.

Он снова замолчал, Лианна снова едва заметно кивнула. Она все понимала, но ей не хотелось думать об этом ни сейчас, ни завтра, ни даже через несколько месяцев. Рейегар всегда говорил, что восхищается ее силой, но источником ее силы был он, без него, без его объятий, его голоса, его любви, Лианна зачахнет словно дерево без воды. Она прикрыла глаза, зажмурилась и вздохнула.

В дверь постучали. Руки Рейегара снова стиснули ее, а потом отпустили — пора.

Явились служанки, чтобы помочь Лианне одеться, Рейегар же набросил халат и направился в свою гардеробную. Ему надлежало сегодня быть при параде, ведь он намеревался проводить жену на пристань и лично посадить на корабль. Потянулась обычная утренняя рутина: умыться, надеть исподнее, поправить юбки, затянуть потуже корсет, застегнуть множество крючков на платье, расчесать и уложить волосы. Но даже эти привычные действия, которые Лианна проделывала каждое утро, не давали ей возможности отделаться от гнетущих мыслей, нависавших над ней, словно тяжелые дождевые облака.

Разговор о завещании, о регентстве очень расстроил ее, как будто она и без этого не знала, что ее мужу будет грозить опасность, что впереди война, избежать которой уже невозможно. Лианна сглотнула и зажмурилась, стараясь сдержать слезы, которые и не думали отступать.

Как только с утренним туалетом было покончено, явились слуги за ее сундуками. Во дворе их погрузят на запряженные мулами телеги и отвезут на корабль, который уже ждет ее у пристани, чтобы увезти далеко от опасности и далеко от единственного мужчины, в чьих объятиях было ее самое безопасное место.

Вернулся Рейегар, одетый во все черное. Только по вороту дублета шел короткий красный кант. Завидев его, заприметив его тяжелый взгляд и замершее в камне лицо, слуги поспешили прочь из спальни, оставив супругов наедине. Рейегар подошел к Лианне и взял ее за руки.

— Помнишь наш уговор? — спросил он, заглядывая в ее лицо. — Если меня не станет ты не последуешь за мной.

— Помню, — Лианна судорожно кивнула. Каждый раз это обещание давалось ей с большим трудом. — Но и ты помни о том, что ты должен вернуться ко мне живым. Мы все будем очень ждать тебя, — она прижала его ладонь к своему животу.

— Я всегда буду думать о вас и стремиться к скорейшей встрече, — пылко заверил он и поцеловал ее — долго и глубоко, не желая размыкать губ, не желая отпускать ее от себя.

В коридоре их уже ждали Бенджен, сир Освелл, сир Майлс и сир Эртур. Первые трое должны были сопровождать Лианну на Драконий Камень, и если Мутон светился гордостью, то Уэнт выглядел так, словно его отправляли в ссылку, а Бен недовольно хмурился: он любил сестру, однако и ему хотелось испытать себя в битве. Лианна знала, что сир Освелл был предан ее мужу, однако он вполне справедливо полагал, что на поле боя от него пользы будет гораздо больше, чем на острове в Узком Море, вдалеке от войны. Лианна и сама готова была согласиться с этим, но спорить с Рейегаром, когда речь шла о ее безопасности, было бесполезно.

Сир Эртур же оставался в столице. Он был королевским мастером над войной и теперь за армию отвечал он. Выглядел Дейн усталым и суровым, от носа, вниз по щекам тянулись две глубокие морщины: сир Эртур много работал и мало спал, как и Рейегар. Они собирали армию, и вот уже несколько недель в столицу съезжались лорды со своими людьми, а за стенами Королевской Гавани уже пестрело несколько шатровых городков. Глядя на все это, Лианна вновь и вновь убеждалась в реальности происходящего, хотя иногда это и казалось ей страшным сном. Вся сознательная жизнь Лианны прошла в мирное время, и теперь само слово «война» пугало ее.

Дейн что-то шепнул Рейегару на ухо, он понимающе кивнул, и они наконец двинулись вперед. Внизу, у подножья каменной лестницы, ее ждал Нед, за плечом у него маячило хмурое бородатое лицо Мартина Касселя. Деревянная дверь, ведущая во двор, была открыта, и свет с улицы освещал суровую фигуру Неда, напоминавшего сейчас Лианне королей зимы, что обитали в крипте Винтерфелла.

Рейегар остановился и отошел в сторону, о чем-то тихо переговариваясь с гвардейцами, Нед же шагнул ей навстречу и обнял, крепко прижимая к себе. Лианна шумно втянула носом воздух, подавляя рвущийся наружу плач.

— Береги себя, сестренка, — тихо проговорил брат, отпуская ее и разглядывая ее лицо.

— И ты береги себя, — Лианна стиснула его руку.

— Удачи вам, ваше величество, — пробасил Мартин Кассель, — и вам, милорд Бенджен.

Нед и Бенджен обнялись молча, похлопав друг друга по плечам, боясь показаться слишком уж растроганными.

— Заботься о ней, — наставлял младшего брата Нед.

Бен коротко кивнул в ответ, но ничего не сказал. Все они, впрочем, понимали, что ради Лианны он легко пожертвует собой, и повторять это словами не было никакой нужды.

Время поджимало, и им пришлось продолжить путь, оставив Неда в полумраке замкового прохода. Несмотря на затянувшие небо облака, ветер был теплый и приятно ласкал кожу, хотя и налетал иногда непредсказуемыми порывами; Рейегар и Лианна оседлали лошадей, а служанки и фрейлины королевы уже ожидали ее в повозке. Все они выглядели хмуро и расстроенно, ибо впереди ждала неизвестность, и никто не мог точно сказать, когда они снова вернуться в столицу.

Дорога до пристани была короткой, даже слишком короткой, как показалось Лианне, она бы растянула ее еще на несколько миль. У пристани покачивалась на волнах небольшая галея «Таинственный Рыцарь», именно ей и надлежало довести королеву до Драконьего Камня в сопровождении еще двух кораблей королевского флота — «Балериона» и «Верного Клинка». Рядом с «Таинственным Рыцарем» примостилась «Роза Севера» — корабль, на котором Лианна плыла на Драконий Камень в первый раз. Они с Рейегаром тогда только поженились и были бесконечно счастливы. Казалось, это счастье продлится вечно.

На «Таинственном Рыцаре» и кораблях эскорта вовсю бегали моряки, разворачивая паруса, даже до пристани долетали просьбы поторапливаться и громогласные команды. Лианна спешилась и некоторое время молча разглядывала корабли, сжимая в руках поводья и не замечая остановившегося в нерешительности конюха в нескольких ярдах от нее; Рейегар тоже слез с лошади и встал рядом с ней, свита и гвардейцы толпились поодаль.

Метель качала головой и тихо фыркала: кобыла не была большой любительницей морских путешествий, как и ее хозяйка. Лианна погладила ее шелковую гриву и закусила губу, ей хотелось разрыдаться, но она не могла себе этого позволить.

Рейегар молчал. Он отдал поводья своего коня слугам, потом осторожно отцепил пальцы Лианны от тонкой кожаной уздечки Метели и велел отвести ее в трюмовые конюшни «Таинственного Рыцаря» вместе с другими лошадьми. Кобыла тихо заржала и обернулась на Лианну. Она вытянула руку и успокаивающе похлопала лошадь по крупу. Лианна чувствовала, как крепко Рейегар сжал ее в своих объятиях. Налетел очередной порыв ветра, ударяя в нос запахом соли и водорослей.

— Идем, — тихо проговорил Рейегар и повел ее к сходням.

Она давно или даже никогда не была такой послушной, как сейчас. Ей хотелось протестовать, но Лианна сама прекрасно понимала, что нужна своим детям, что Рейегару будет так же плохо без нее, как и ей — без него, но ему будет спокойнее от того, что она в безопасности. Грейджои находились на противоположном побережье, а Драконий Камень охранял королевский флот, в верности которого своему королю не приходилось сомневаться.

На палубе ветер сделался сильнее, паруса надувались и хлопали и «Таинственный Рыцарь» гудел, готовый отправиться в путь. Вслед за Рейегаром и Лианной поднялись гвардейцы, фрейлины и слуги. Из свиты короля был только сир Эртур.

Не выдержав, Лианна упала ему в объятия и прижалась щекой к его груди, крепко обхватив его за талию. Впервые после свадьбы они расставались, не зная, когда увидятся вновь. Некоторое время они так и простояли, приковывая к себе взгляды, но никто не решался их беспокоить. Потом же Рейегар усилием воли высвободился из ее объятий, сжал ее руки, поцеловал их и запечатлел еще один поцелуй у нее на лбу.

— Я люблю тебя, — прошептал он, склонившись к ее уху.

— Я тоже люблю тебя, — пробормотала Лианна, — возвращайся скорее.

— Я вернусь, — пообещал он. — Сир Освелл, сир Майлс, прошу берегите ее, — обратился он к гвардейцам.

Оба почтенно кивнули. Затягивать прощание более не имело смысла, ибо оно было неизбежно. Избавить от неотвратимой разлуки могло лишь чудо, но надежды на него уже не было. Рейегар еще раз поцеловал ладони Лианны и, резко развернувшись, поспешил обратно на пристань. Позади него ступал сир Эртур Дейн, чей белоснежный плащ трепетал на ветру, словно парус.

Лианна прикрыла глаза. Она вдруг почувствовала себя очень одинокой, ее колени подкосились, будто земля ушла из-под ног, а из ее рук выхватили опору, и теперь она хваталась пальцами за пустой воздух.

— Идемте, моя королева, — тихо проговорил подошедший Освелл Уэнт, его тяжелые руки обхватили ее тонкие ссутулившиеся плечи.

Лианна послушно кивнула и позволила себя увести. Ей хотелось побыть слабой, уязвимой несчастной, пусть всего лишь несколько часов, пока ей вновь не придется стать сильной ради своих детей. Ей хотелось остаться на палубе, но и смотреть, как отдаляется от нее фигура Рейегара, как скрывается из вида Красный Замок, где горит окно его горницы, она бы не смогла. Лианна тихо всхлипнула, и сир Освелл крепче обнял ее. Она знала, что не его заботой было утешать несчастную женщину, и за это она была еще больше благодарна ему.

— Спасибо, — пискнула Лианна, когда он распахнул перед ней дверь ее каюты.

Освелл ничего не ответил, он пропустил Лианну вперед и стиснул ее руку, а потом закрыл за ней дверь. В каюте было тепло, хотя очаг и зиял черным беззубым ртом. Шторы на небольшом окне были раздвинуты, впуская в комнату свет. Лианна села на постель и тут же увязла в ее мягкости. Она скинула туфли из тонкой кожи и легла, притянув к себе колени. На небольшом столике у окна стоял графин с вином и тарелка со свежими фруктами, но есть Лианне не хотелось. Она обхватила колени руками и так и лежала, свернувшись клубочком, словно испуганный одинокой котенок. По щекам струились слезы, оставляя мокрые пятна на подушке, но Лианна не спешила их вытирать. Сейчас ей хотелось плакать, и она больше не желала себя сдерживать.

Она слышала, как приходил кто-то из фрейлин, но сир Освелл всех разогнал, велев оставить королеву в покое. Лианна закрыла глаза, ее тело обмякло, а сознание погрузилось в дрему, она словно бы была здесь, но одновременно ее и не было.

Вокруг нее неотрывно блуждали тени, и Лианна так и не могла понять, видела ли она их в страшном сне или они и правда наводнили ее каюту. Девушке казалось, будто она куда-то проваливается, но стоило ухватиться за мягкие простыни, как становилось понятно, что она все еще лежит в своей постели. Тени, тем не менее, подступали все ближе, смыкая круг вокруг нее, и Лианне казалось, что она не может пошевелить и пальцем. На черных лицах проступали человеческие черты, и ярко сверкали голубые глаза, похожие на кусочки льда. Среди множества лиц она различила Брандона и отца, сверкнули серебром волосы королевы Рейлы, донесся каркающий смех Эйериса.

Сердце Лианны сжалось и затрепыхалось, словно раненная птица. Ей хотелось кричать, но горло сдавило. Где-то вдалеке жалобно завыл волк, а над головой раздалось хлопанье кожистых крыльев, похожих на крылья огромной летучей мыши. Лианна больше на находилась в своей каюте, в одной ночной сорочке она стояла посреди бескрайних снегов, а тени, похожие теперь на оживших мертвецов, обступали ее со всех сторон, и конца им не было видно. Они были похожи на полчища саранчи, налетавшей, бывало, на крестьянские посевы. Льдистые глаза пронизывали ее насквозь.

Спасения не было. В ужасе Лианна задрала голову, взглянув в темное ночное небо, полное звезд. Снова захлопали крылья, и она увидела, как пролетают над ее головой драконы. Их было трое: черный, зеленый и кремово-белый — и все они издавали звуки, которых Лианна никогда не слышала. Драконья песня. В тон ей до ее ушей донесся отдаленный волчий вой. Заглядевшись на легендарных чудищ, Лианна забыла о страхе, забыла о теснивших ее мертвых. Она с восторгом глядела на драконов, но вдруг яркая молния прорезала небо, драконы запели громче, и вокруг стал расползаться свет, жадно пожиравший темноту. Черное небо светлело, становясь золотисто-голубым. Рассвет. Заря полыхала не только на востоке, а по всем сторонам небесного купола. Она становилась все ярче, пока на нее не стало больно смотреть. А потом пришел огонь.

Лианна проснулась вся в поту, и потом еще долго не могла отдышаться. Мышцы ее болели, будто бы она всю ночь куда-то бежала, а сердце продолжало гулко стучать в груди. Пустой желудок дал о себе знать многозначительным урчанием. За окном уже давно рассвело, и волны мягко лизали борт «Таинственно Рыцаря»: ветер наконец-то стих. Лианна осторожно погладила свой живот и тихо прошептала:

— Прости, малыш. Сейчас мы с тобой что-нибудь поедим и приведем себя в порядок. Мама всегда будет заботиться о тебе, я обещаю.

Стиснув зубы, словно она испытывала телесную, а не душевную боль, Лианна поднялась и, выглянув за дверь, попросила сира Освелла, валившегося с ног от усталости, позвать служанок, а потом отправляться спать. Компания Уэнта ей нравилась гораздо больше, нежели общество все время застенчивого Мутона, который смущался ее и постоянно заливался краской без всякого повода, но и рыцарю Королевской Гвардии требовался отдых.

Служанки помогли ей умыться и причесаться, надели на нее свежее платье с длинными рукавами из плотного синего льня — все же на море было ветрено и прохладно. Позавтракала Лианна в общей каюте с сопровождавшими ее в поездке фрейлинами. Все они, помня вчерашнее настроение королевы, молчали и неловко переглядывались, но стоило Лианне заговорить, как оживились и ее дамы.

Никого из них она не могла бы назвать подругой, но за годы службы ни одна фрейлина не запятнала себя ни словом, ни делом, а ведь за всеми приближенными королевских особ вели тщательную слежку пташки лорда Вариса. При мысли об этом Лианне всегда делалось противно, но потом она вспоминала отравленное вино и в напряжении стискивала зубы: видно, за кем-то следили недостаточно.

— Я рада, что ветер немного улегся, — заметила Лианна, разрезая нежное мясо, запеченное в медовом соусе. Повар, как она слышала, приехал из Мира и предпочитал угощать лордов и леди чем-то изысканным и непривычным.

— Это большое облегчение, — согласилась Гвинет Айронвуд — дорнийка, чья оливковая кожа теперь казалась пепельно-серой. Все они с ума сходили от волнения и от неизвестности.

— Почему бы после завтрака нам не отправиться погулять на палубу? — предложила Шелла Уэнт — кузина сира Освелла. Как и у ее родича, характер у леди Уэнт был непотопляемый, и даже в глаза своей собственной смерти смотреть она будет наверняка насмешливым взором. — Что скажете, ваше величество?

— Пожалуй, — Лианна кивнула, и ее дамы тоже одобрительно закивали: всем хотелось хоть немного развеяться.

Облака на высоком бескрайнем небе будто бы разорвали, и сквозь многочисленные прорехи проступала светлая синева, однако солнца по-прежнему не было видно. Ветер и правда ослаб, но женщинам все равно приходилось кутаться в плащи: от темной морской воды будто бы веяло холодом. Жара, мучившая их всех в Королевской Гавани, теперь казалась едва ли не сном.

Лианна была удивлена, что находила в себе силы поддерживать беседу, едва заметно улыбаться и интересоваться хоть чем-то, кроме собственной боли. Она знала, что и ее дамы, и слуги, и даже капитан и моряки — все они напуганы. В воздухе уже витал запах неминуемой войны, запах крови и мертвых тел. Мужчины, само собой, держались, но их напряжение невозможно было не почувствовать. Женщины старались отвлекаться, болтая о всяких глупостях, нарядах и драгоценностях, пытались флиртовать с сиром Освеллом, всегда отвечавшим на томные взгляды шуткой, и с сиром Майлсом, красневшим, как спелое зимнее яблоко. Тем не менее, не всем это удавалось в полной мере.

— Моя служанка донесла, что леди Серенну вчера видели в слезах, — рассказала Лианне Шелла Уэнт, когда они вдвоем оказались в некотором отдалении от остальных дам, атаковавших бедного сира Майлса.

Лианна подумала о том, что она и сама вчера изрядно смочила подушку слезами, но об этом болтать было некому: сиру Освеллу она могла доверять полностью и без остатка.

— Вы знаете, в чем дело? — осведомилась Лианна.

— Нет, ваше величество, я не осмелилась расспрашивать ее, — покачала головой леди Шелла. — Может быть, все дело в каком-нибудь молодом человеке, оставшемся в столице.

Лианна пожала плечами.

— Дома у леди Ланнистер неспокойно, — заметила Лианна. — Возможно, она переживает за родных.

— Лорд Тирион натворил много глупостей, — вздохнула леди Шелла.

— Ничего такого он не сделал, — ответила Лианна резче, чем ей самой хотелось бы. — Они считали его неподходящей партией для своих дочек, но оскорбились, когда он женился на дочери издольщика. Или из-за своего увечья он должен был век оставаться неженатым и бездетным?

— Простите, моя королева, — пробормотала леди Шелла.

— Это вы меня простите, миледи, — Лианна едва заметно улыбнулась. — Мне не стоило использовать подобный тон, но иногда моя волчья кровь прорывается наружу, и я ничего не могу с этим поделать.

Леди Шелла прикусила губу, будто хотела что-то сказать, но передумала, а потом и вовсе сменила тему, призвав Лианну спасти бедного сира Майлса от внимания обступивших его дам.

Так тянулось плавание. Лианна говорила с фрейлинами, гуляла, играла в кайвассу или в кости, читала и писала Рейегару, описывая едва ли не каждую минуту своего дня. Едва они прибудут на Драконий Камень, она попросит мейстера Гильдейна отправить ее письма. Он, конечно же, поворчит по-стариковски из-за толщины получившегося послания, но выполнит ее просьбу с присущим ему тщанием.

Раздавшиеся над кораблем крики чаек возвестили о приближении к гавани. Лианна в сопровождении Джоннеллы Сервин поднялась на палубу, стараясь разглядеть среди серо-голубых волн черную точку, бывшую одиноким вулканическим островом — частью Древней Валирии, оплотом дома Таргариенов.

— Хотите взглянуть, ваше величество? — осведомился капитан, протягивая ей мирийский глаз. Лианна с благодарностью взяла трубу и посмотрела в небольшой окуляр, и тут же будто бы молниеносно перенеслась куда-то вперед, так, что у нее закружилась голова. Это чувство всегда захватывало ее, и каждый раз она удивлялась, как это возможно. Подобные чудеса всегда удивляли и интересовали ее, как и Рейегара.

Драконий Камень вырос прямо перед ее глазами: его острые уступы, покрытые зеленью склоны, рыбацкие деревеньки с крошечными домиками, черная вершина Драконьей Горы, башни замка, где она провела столько счастливых часов в окружении своей семьи. Лианна опустила мирийский глаз, и все это вдруг исчезло, перед ее глазами снова плескались волны, будто бы слизавшие остров с лица земли.

Лианна вернула трубу капитану.

— Как вы думаете, мы успеем добраться до гавани до темноты?

— Успеем, ваше величество, ветер нам благоволит. Вот вам мое слово, — капитан поклонился и отошел в сторону.

Он сдержал свое слово, и едва начали опускаться первый синие сумерки, как корабль встал на ближний рейд в небольшой гавани острова: ближе подойти было нельзя из-за опасности напороться на подводные скалы, коих здесь было достаточно. Матросы помогли Лианне, гвардейцам и кое-кому из фрейлин усесться в лодку, которая была немедленно спущена на воду.

Несмотря на позднее время, Лианна различила на пристани белый плащ сира Ариса Окхарта. Рядом с ним стояли еще несколько фигур взрослых мужчин и одна фигура ребенка. Эйгон. Лианна не могла быть уверена, но она сердцем чувствовала, что это ее сын. Она прикрыла рот рукой, сдерживая судорожный всхлип, и заулыбалась от радости.

Стоило ей при помощи сира Освелла выбраться на берег, как Эгг подбежал к ней и обхватил ее ноги своими ручками, прижавшись к ее животу.

— Здравствуй, мой мальчик, — она потрепала сына по волосам, и, будто молния, ее прошила боль от того, что Рейегара здесь с ними не было, а без него все казалось каким-то не таким — половинчатым и неправильным.

— Он сбежал с ужина, когда зашел слуга и доложил про корабль, — проворчал мейстер Гильдейн, тепло улыбаясь Лианне. — Ваше величество.

Лианна коротко кивнула мейстеру и сиру Арису и взяла Эгга за руку, хотя он и продолжал прижиматься к ней. Ей следовало бы отругать его, но Лианне не хотелось этого делать. Эйгон, подобно отцу, не так уж и часто открыто выражал свои чувства, что заставлять его замыкаться было неправильно, да она и была рада поскорее увидеть его и обнять.

— Где твои сестры, дядя и тетя? — спросила Лианна.

— В обеденном зале, — отозвался Эйгон; разглядывая его, она подметила, как чуть вытянулось у него лицо, становясь все больше похожим на ее собственное, и как отрасли темные волосы, — но я сказал, что буду ужинать с тобой, мама.

Лианна заулыбалась.

— Надеюсь, они нам что-нибудь оставят, — заметила она, и Эгг рассмеялся.

В ярко освещенной столовой вместе с приставленными к ним няньками и септами сидели дети. Только завидев Лианну, Дени выскочила из-за стола и уткнулась носом ей в живот, крепко обнимая ее.

— Мама, — пробормотала она, прижимаясь к ней еще крепче.

Рейенис что-то лепетала, повиснув на подоле ее юбки, и даже Висенья стояла чуть в стороне, ожидая своей очереди поздороваться, только Визерис продолжал ковыряться в своей тарелке, стараясь выглядеть многозначительно, и изредка поглядывал на остальных. Подобные нежности он считал недостойными мужчины и принца и часто объявлял об этом Эйгону, который, благодарение богам, лишь пожимал плечами и продолжал вести себя так, как ему хотелось.

Расцеловав девочек, Лианна подошла к Визерису, наградив его объятиями и поцелуем в лоб, чем заставила его сконфузиться.

— Здравствуй, братец, — улыбнулась она, ероша ему волосы.

— Здравствуй, сестра, — буркнул в ответ Визерис, чье вновь обретенное величие с появлением Лианны полетело в щепки. Судя по кривым детским письмам Эгга и подробным длинным отчетам мейстера Гильдейна, Визерис изображал из себя властного старшего брата, которого младшим детям надлежало беспрекословно слушаться. Дени от него убегала, Висенья бросалась на него с кулаками, Эйгон его и вовсе игнорировал, и только бедняжка Рейенис пугалась его и старалась делать так, как он говорит, пока это не замечали няньки или септа и Визерис не получал нагоняй.

Для Лианны, гвардейцев и фрейлин тут же накрыли ужин, и, хотя детям уже надлежало в скором времени отправляться спать, никто из них не хотел уходить. Эйгон без умолку болтал, рассказывая ей о своей учебе, о первом деревянном мече, который он сделал сам (на самом деле это оказалась весьма грубо отесанная палка), о погоде, о вылазках в деревню к рыбакам. Висенья постоянно норовила вставить в его рассказ свои замечания, казавшиеся ей очень важными. Дени просто сидела рядом на своем стульчике и с восторгом смотрела на Лианну. Девочка так и не переучилась и по-прежнему называла Лианну мамой, а Рейегара — отцом. Малышка Рейенис сидела у Лианны на коленях и клевала носом, хотя и пыталась внимательно слушать брата. В конце концов она сладко засопела, склонив голову матери на грудь.

— Мама, — вдруг спросил Эйгон, — а когда папа приедет? — с этими его словами на Лианну тут же уставились пять пар глаз — дети желали получить ответ.

— Не знаю, мой хороший, — она покачала головой, — я надеюсь, что уже очень скоро.

Висенья тут же погрустнела и отвернулась, то ли хмыкнув, то ли всхлипнув. Лианна склонялась к последнему — ведь девочка была очень привязана к отцу — но не стала расспрашивать ее при всех. Эйгон тоже опустил нос, а Дени надула губы: Лианна знала, что все они очень скучали по отцу.

— Папа очень скучает по вам, — продолжила она, — и он вернется к нам, как только закончит со своими делами. А пока мы вместе можем писать ему письма и рассказывать все-все, что мы с вами делаем.

Дети закивали, но все равно как-то нехотя, заставив сердце Лианны больно сжаться. «Вернись, — пробормотала она, — только вернись к нам, мой любимый». Она погладила детей по головам и прижала к себе малышку Рейенис, которая в ответ лишь тихо булькнула и продолжила сладко сопеть. Иногда Лианне хотелось бы стать такой же маленькой девочкой, не ведающей о всех ужасах окружающего ее мира.

В тот вечер Лианна сама уложила детей спать, укутала одеялами и поцеловала. Визерис, хоть и пытался казаться самостоятельным, но и он ухватил ее за руку, как только она уселась на край его кровати и принялась поправлять одеяло.

— Что такое, Виз? — Лианна ласково улыбнулась.

— Слуги болтают о том, что будет война, — прошептал он. — Это правда?

— Ты уже достаточно взрослый, Визерис, чтобы я говорила с тобой честно, — Лианна вздохнула. — Да. Это правда.

Визерис сжал ее руку и закусил губу так сильно, что та побелела. Рядом с его постелью все еще горела свеча, и ее пламя трепетало в его напуганных фиалковых глазах.

— Тебе страшно? — спросил Визерис.

— Да, очень, — кивнула Лианна и погладила тыльную сторону его ладони.

— Мне тоже, — сознался он. — Не уходи, ладно?

Лианна кивнула, провела рукой по его серебряным волосам и укрыла плотнее одеялом. Визерис подтянул колени к груди и как-то весь сжался, словно бы пытался от чего-то спрятаться.

— Спи, Виз, — проговорила Лианна, — здесь тебя никто не тронет.

Она поцеловала его в лоб и немного посидела с ним, пока он не уснул, и только потом отправилась в свою спальню — большую, пустую и какую-то странно холодную, несмотря на разожжённый слугами очаг. Отослав служанок, она разделась сама, скинув платье и корсаж, и осталась в одной нижней сорочке из тонкого хлопка. Вздохнув, Лианна уселась за небольшой столик красного дерева, поставила туда свечу и принялась писать очередное письмо. Оно не могло заполнить ту пустоту, что всегда настигала ее во время разлуки с Рейегаром, но эта тонкая ниточка из пергамента и вороньих крыльев, что связывала ее с мужем, дарила Лианне немного тепла. Оно не достаточно согревало, но все же не давало ей окончательно замерзнуть.

Письмо было закончено уже утром, после завтрака. Лианна запечатала его своей личной печатью — щитом с розой — и понесла в башню к мейстеру вместе с другими письмами, скопившимися за время плавания. Она могла бы попросить и кого-то из слуг, но она намеревалась поговорить с Гильдейном о кое-каких делах, да и сидеть постоянно в своей спальне ей не хотелось: одиночество никогда еще не приносило веселых и бодрых мыслей.

Навстречу ей по лестнице, держась руками за каменные стены, чтобы не поскользнуться, бежали Дени, Висенья, Эйгон и Терри — друг Висеньи и, кажется, сын ее первой кормилицы. Сзади церемонно вышагивал Визерис, подмышкой у которого была зажата книга.

— Нет, — вопила Висенья, видно отвечая на очередную колкость дядюшки, — ни за что!

— Если Рейегар скажет, тебе придется, — объявил Визерис. — А я женюсь на Дени.

— Фууууу… — протянула Дейенерис и вытерла губы тыльной стороной ладони.

Висенья, кипя от гнева, замерла на лестнице, повернулась к опешившему Эйгону и, громко втянув носом воздух, прокричала прямо ему в лицо:

— Я не выйду за тебя замуж, ясно?! Можешь жениться на Рейенис, сколько твоей душе угодно!

Сказав это, Висенья громко запыхтела, а ее худенькая детская грудь ходила ходуном от учащенного дыхания. Терри, стоявший в стороне, вылупился на нее своими огромными совиными глазами, Эгг часто заморгал, удивленно глядя на сестру из-под густых ресниц. Он тоже остановился, но одной рукой все еще продолжал держаться за стену, словно боялся упасть.

— Что за глупости ты вбиваешь им в головы, Визерис? — спросила, усмехаясь, Лианна, наконец обнаруживая свое присутствие. Дети, позабыв о своем споре, тут же повернулись к ней.

— Визерис сказал, что мне нужно будет жениться на Висенье и Рейенис, как Завоевателю, — пояснил Эйгон. В его рассудительном спокойном тоне Лианна не могла не видеть отражения его отца. И если внешностью сын пошел в нее, то характер и манеры, безусловно, унаследовал от Рейегара. Что ж, королевство от этого несомненно только выиграет.

«Видно, Визерис в своем изучении истории дошел до Завоевания», — подумала Лианна и вздохнула. Она надеялась, что вопрос будущих браков и помолвок можно будет отложить подальше, но, видно, все будет не так просто, как ей хочется.

— С чего ты это взял, Виз? — строго спросила она, сложив руки на груди.

— А разве брат не этого хочет? — удивился Визерис, так, словно Рейегар делился с ним всеми своими планами.

— Нет, Виз, — Лианна покачала головой, — вопрос будущей жены для Эйгона еще никто не обсуждал и не будет обсуждать в ближайшие несколько лет, а Висенья выйдет замуж за Уилласа Тирелла.

От этих слов Висенья взвыла и, толкнув Лианну в сторону, громко всхлипывая, припустила вниз по лестнице, а Терри бросился за ней, зовя ее по имени. Лианна охнула и схватилась за стену, второй же рукой непроизвольно коснулась живота. На мгновение ей показалось, что она упадет, и из глаз у нее едва не брызнули слезы отчаяния, однако она удержалась на ногах и постаралась поскорее взять себя в руки. Сверху уже ковыляли мейстер и септа, которая должна была присматривать за девочками. Завидев Лианну, оба склонили головы.

— Септа Аллара, — проговорила Лианна, поджав губы, сердце у нее в груди стучало молотом по наковальне из ребер, — старшая принцесса наказана. Я потом поговорю с ней сама и объясню, что принцессам так не подобает себя вести. Мейстер, если вы свободны, пойдемте со мной, вы мне нужны.

Дети притихли, даже Визерис выглядел пристыженным, и Лианна поняла, что все еще прижимает руку к животу, а лицо у нее наверняка такое бледное, словно сами Иные прямиком из-за Стены вторглись на Драконий Камень. Она едва заметно покусала губы, чтобы вернуть им привычную яркость, глубоко вздохнула и выпрямилась.

— А ты, Виз, не болтай больше глупостей, — проговорила Лианна уже мягче, и все кругом будто бы отмерли. Септа Аллара взяла за руки Эгга и Дени и повела их прочь, а Визерис, какой-то тихий и пристыженный, поплелся следом.

Мейстер Гильдейн отступил в сторону, пропуская ее вперед, и вдвоем они поднялись в каморку мейстера. Комната эта не была такой уж и маленькой и занимала целый этаж вороньей башни, из небольших окон можно было наблюдать бескрайний морской простор и дым, тонкой струйкой поднимающийся над Драконьей Горой. С верхнего этажа, целиком отведенного под птичник, раздавались крики воронов, напоминавшие Лианне о рынке в Королевской Гавани или Чаячьем Городе. Здесь, на Драконьем Камне, в доме наследного принца, птиц было много, больше воронов жило только в самом Красном Замке. Король писал часто и много, и среди птиц Красного Замка встречались и такие, которые лишь одни во всем королевстве могли летать по определенному маршруту.

На столе у мейстера все еще лежала книга, которую он читал с Визерисом: одну из страниц занимал большой красочный рисунок, изображавший Эйгона и его сестер, по второй резво бежали черные жучки букв.

— Я иногда думаю, — проговорила Лианна, разглядывая иллюстрацию, — рисовал ли художник их похожими на оригинал или использовал свою фантазию?

— Во всех рисунках, что были сделаны при жизни, — отозвался Гильдейн, — полагаю, есть изрядная доля лести, ведь каждому художнику хотелось сохранить расположение верховного лорда, а уж тем более новоиспеченного короля с тремя огнедышащими драконами. Эта книга была написана около четырех десятков лет назад, во время правления прадеда вашего мужа, Эйгона Невероятного, так что иллюстрацию скорее всего срисовали с прижизненного портрета, изрядно сдобрив воображением художника.

Лианна подумала о том, что через сотню лет маленький принц или принцесса будет смотреть и на ее собственный портрет в такой же книге. Как изобразит ее художник, о чем напишет всезнающий мейстер? Каждый день она молилась своим старым богам о том, чтобы правление Рейегара было славным и долгим, чтобы они послали им еще детей, чтобы горе больше не приходило в их семью.

Моргнув и наконец оторвавшись от книги, Лианна взглянула на мейстера, который все еще стоял у окна, боясь побеспокоить ее и в то же время желая узнать, что же привело ее сюда. Машинально, словно повинуясь многолетней привычке, она немного натужно улыбнулась и протянула мейстеру свиток.

— В Красный Замок, — пояснила Лианна, отводя взгляд.

— Будет сделано, ваше величество, — мейстер вежливо поклонился и закусил губу. Он оглядел Лианну с ног до головы, но задать свой вопрос так и не решился.

— Мейстер, — начала она немного неуверенно, — не могли бы вы мне дать те ваши настойки, которые я пила, когда носила дитя? Они очень мне помогали… — ее голос дрогнул. О ее положении знала только травница Тристель и Рейегар, и ее страх за еще нерожденное дитя был настолько велик, что даже проверенным годами людям она боялась довериться.

— Я могу поздравить вас, ваше величество? — Гильдейн улыбнулся и направился к занимавшему всю восточную стену шкафу, где под замком он хранил свои снадобья.

— Думаю, поздравления преждевременны, — Лианна покачала головой.

Мейстер бросил на нее плохо скрываемый сочувственный взгляд и спросил:

— Вы желаете, чтобы я осмотрел вас?

— Да, думаю, это было бы полезно, — холодно произнесла она. — Я боюсь, мейстер, — Лианна издала вздох, похожий на судорожный испуганный всхлип, — мне так страшно… После… Еще эта война.

Гильдейн поглядел на нее и, налив в чашу воды из графина, капнул туда какой-то настойки, распространившей по комнате терпкий запах лимонной мяты. Участливо улыбнувшись, он протянул чашу Лианне.

— Выпейте, ваше величество, — велел он.

Она сделала глоток, ощутив на языке неожиданно приятный вкус, свежий, чуть кислый, но не приторный. Лианна с готовностью осушила чашу и поставила ее на стол, чуть улыбнувшись.

— И даже не мерзко, — заметила она.

— Бывает так, что мы ожидаем чего-то горького, но вместо этого получаем нежданную сладость, — пожал плечами мейстер, — не все так плохо. Даже самой темной ночью на небе появляются звезды, чтобы осветить наш путь.

— Вы правы, мейстер, — Лианна кивнула, — но иногда… надежда затухает, словно пламя, что задул ветер. Я знаю, что от Железных Островов нас отделяет целый континент, а чтобы добраться сюда им придется обогнуть Дорн и пройти через Ступени, но от этого мое беспокойство не утихает.

— Не думаю, ваше величество, что железные люди настолько уж опасны, — протянул Гильдейн, принимаясь убирать со стола разложенные там книги. — Они хорошие мореходы и свирепы в бою, но осмелюсь напомнить вам девиз дома Грейджоев — «Мы не сеем». Все необходимое им продовольствие они либо получали, уплачивая за него, как они выражаются, «железную цену», то есть попросту воруя, либо, при лорде Квеллоне, покупая его в Просторе. Сейчас лишь начало лета, ваше величество, запасы на исходе, а первый урожай еще не собрали.

— Долго ли они смогут продержаться? — произнесла Лианна задумчиво. — Но что, если кто-то решится продать им зерно?

— Я полагаю, — отозвался мейстер, — достаточные запасы есть только в Просторе, да в королевских амбарах, а лорд Мейс вряд ли пойдет против короля, особенно учитывая то, что его жена прислуживает вам.

— Вы правы, мейстер, — согласилась Лианна, — иногда я позволяю своим страхам слишком уж разрастаться. Они, словно сорные травы, заполоняют мою душу и сердце, и мне не вырвать их из себя.

— Немудрено, моя королева, — Гильдейн чуть склонил голову, разглядывая ее, — все ваши мысли с мужем, это я вижу. Вам бы хотелось это скрыть, но ваше сердце не спрятать, я вижу его отражение в ваших глазах.

Лианна закусила губу. Она льстила себя надеждой, что за годы жизни при дворе научилась достаточно хорошо скрывать свои чувства.

— Не было ли от него вестей? — спросила она.

— Нет, ваше величество, — старик покачал головой. — Как только прилетит ворон, вы первая узнаете об этом, обещаю.

Послание от Рейегара прибыло через два дня. Два долгих дня, показавшихся Лианне бесконечными. Она знала, что мейстер Гильдейн в своих выводах был прав, ее муж и его советники сами говорили ей об этом когда-то, она знала, что Королевскую Гавань не просто взять приступом, она знала, сколь силен королевский флот, но на душе у нее было тревожно. Успокоения она искала в компании детей и фрейлин.

Висенья дулась на нее за внушение, которое Лианна сделала ей в тот же вечер, но, как и все дети в ее возрасте, скоро забылась в играх и развлечениях. Иногда, правда, взгляд ее становился хмурым, она кусала губу и убегала, предпочитая проводить время в одиночестве или в компании своего молочного брата.

Эйгон по-прежнему любил бродить по замку, обшаривая все самые потаенные его уголки, и Лианна не могла решить, кого он ей напоминает больше — ее саму или же ее мужа. Леди Аллерия однажды сбилась с ног, ища его. Взволнованная, едва не плача, она явилась к Лианне, читавшей в саду Эйгона, виниться, а Эгг выскочил на них из-за дерева, чем еще сильнее напугал леди Аллерию.

— Не будь вы принцем, ваше высочество, я бы отходила вас палкой, — воскликнула она, хватаясь за сердце. — У меня четверо детей, но никто из них никогда не учинял такого.

Лианна рассмеялась и покачала головой.

— Эйгон, — произнесла она, — извинись перед леди, и, если уж тебе так хочется куда-нибудь спрятаться, сообщай об этом кому-нибудь из гвардейцев, иначе я приставлю к тебе сира Майлса и накажу ему ни на мгновение не выпускать тебя из виду.

Эгг скорчил недовольную рожицу, но послушно кивнул. Ослушаться мать или отца он не посмел бы, несмотря на всю ту дерзость, что он унаследовал у нее самой. Дети хорошо усвоили, что наказывали их крайне редко, но если уж до этого все же доходило, то получали они за дело, и избежать наказания нельзя было ни при помощи слез и причитаний, ни хитрости и непослушания.

Визерис, хоть и изображал из себя старшего, любил играть с сестрой и племянниками, правда и за Лианной увивался, словно старый пес за мастером над псарней. За последние месяцы, что она не видела своего названного брата, Визерис успел вырасти и теперь пугал ее такими вопросами, на которые у нее зачастую не было ответа. Он спрашивал о том, когда состоится его свадьба с Арианной Мартелл, о том, придется ли ему уехать в Дорн, и о том, как ему поступить, если она ему так и не понравится.

Лианна и Рейегар брали с собой Визериса, когда гостили в Солнечном Копье, однако поладить со старшей дочерью и наследницей Дорана Мартелла у мальчишки так и не вышло: они постоянно ссорились, кидались друг в друга апельсиновыми корками и на горе служанкам грозились облить друг друга гранатовым соком, пятна от которого вывести было практически невозможно. Глядя на все это, Лианна вспоминала, как умильно они танцевали на приветственном пиру в Харренхолле. Более близкое знакомство, впрочем, так и не пошло им на пользу.

— Если бы мой отец не торопился тогда, — сказал ей Рейегар, когда они остались одни, — я бы никогда не согласился на эту помолвку. Да, Визерис станет принцем-консортом Дорна, что очень выгодно трону, но боги, Лиа, они же терпеть друг друга не могут.

И вот теперь Визерис спрашивал ее, а она ничего не могла ему ответить. Кроме того, Лианна уже начинала жалеть, что рассказала Висенье про Уилласа Тирелла. Ей не стоило вмешиваться, стоило подумать, прежде чем что-то говорить, стоило оставить это Рейегару.

— Меня беспокоит ее привязанность к этому мальчику, Терри, — обеспокоенно проговорил мейстер Гильдейн, когда Лианна пришла к нему в башню отправить очередное письмо. Она хотела было написать Рейегару про его старшую дочь, но решила отложить это на потом, до тех времен, когда у него будет достаточно времени и сил, чтобы беспокоиться об этом.

— Это ее молочный брат, — пожала плечами Лианна, — приемный сын ее кормилицы. Я не вижу ничего дурного в том, что он играет с детьми.

— Ничего дурного в этом, конечно же, нет, — согласился мейстер, — лишь бы принцесса не вбила себе в голову, что, когда станет взрослой, сможет выйти замуж за этого мальчика.

— Она еще очень мала, чтобы думать об этом, — возразила Лианна. — К тому же, его величество намеревается отправить Терри в оруженосцы к какому-нибудь достойному рыцарю. Пока он будет служить и учиться, Висенья успеет забыть о нем.

— Пусть боги, старые и новые, услышат вас, — не желая и далее спорить с королевой, старик сложил руки в молитвенном жесте и прикрыл глаза.

Лианна закусила губу и отвернулась. Хоть она и не согласилась до конца со словами Гильдейна, заронить в ее душу зерно сомнения ему все же удалось. Пусть они еще дети, пусть многого толком не понимают и не знают, но такая привязанность была опасной как для самой девочки, так и для всего королевства. Лианна хорошо знала своего мужа: если его старшая дочь будет страдать, он скорее пожертвует лояльностью Тиреллов, чем ее счастьем. Да и сможет ли она воспротивиться такому решению, помня о том, что творила она сама, будучи влюбленной в прекрасного Принца-Дракона? Когда все закончится, следует поговорить с Рейегаром и предупредить его.

От напряженных дум ее отвлек шелест крыльев ворона, и Лианна тут же подняла глаза к окну. Птица влетела в открытую раму и приземлилась на тонкую жердочку, хрипло закаркав, дабы привлечь внимание мейстера. Тот, будто позабыв о недавнем разговоре, повернулся к ворону и отвязал от его лапки письмо. Перед глазами Лианны сверкнул трехглавый дракон на красном воске, и сердце ее забилось быстрее. Рейегар!

Однако вместо того, чтобы вручить свиток ей, Гильдейн с нескрываемым беспокойством сломал печать и развернул его, впиваясь глазами в невидимые Лианне строчки. Ее сердце все разгонялось, бухая в ушах, словно кузнечный молот, только на этот раз не от радостного волнения, а от страха, который лишь усиливался при взгляде на то, как краска покидала обвислые щеки старика.

— Мейстер, — пробормотала она, — не молчите, прошу вас.

— Воистину черные крылья, черные вести, — Гильдейн покачал головой, протягивая ей письмо. — Его величество сообщает, что лорды Роберт Баратеон и Хостер Талли отказались выплачивать налоги в казну. Лорд Хостер даже пошел столь далеко, что приказал убить отправленных к нему королевских сборщиков.

— Боги, — воскликнула Лианна, — что же это значит? — спросила она, хотя и сама прекрасно знала ответ.

— Это значит, что война не будет столь простой, как я предполагал, — вздохнул Гильдейн, и Лианна почувствовала, как лишь немного отступившее беспокойство вновь охватывает ее с новой силой, сжимая ребра и не давая дышать.

«Милая жена,

Как ты уже знаешь, самые страшные наши опасения подтвердились, и нам ничего больше не остается, как дать нашим врагам честный бой. Если бы ты знала, как тяжко мне называть Роберта своим врагом. Пусть нашей с ним дружбе и была нанесена смертельная рана, когда я согласился отдать Лианну за короля, и с тех пор она истекала кровью и медленно умирала, но все же он когда-то был мне другом. Впрочем, глядя на него теперь, я больше ни о чем не жалею. Я сделал свой выбор, теперь он сделал свой.

Сегодня я покидаю Красный Замок и столицу и по приказу Его Величества отплываю на Север, в Белую Гавань, так что нам с тобой предстоит скоро свидеться. Вчера я отправил всем своим знаменосцам призывы немедленно явиться в Винтерфелл, но я прошу и тебя повторить эту мою просьбу, ибо, как ты сама хорошо знаешь, по пути из Королевской Гавани вороны могут затеряться.

Кроме того, тебе надлежит отправить весть лордам Западного Побережья, ибо мы не знаем, насколько коварными могут оказаться Грейджои и где они решат ударить первыми. Долгое и славное правление лорда Квеллона расхолодило и расслабило нас, и мы, позабыв о собственной своей истории, не учли возможной опасности. Наши рубежи слабо укреплены и уязвимы перед озверелыми пиратами — назвать их иначе никак невозможно. Честь для них лишь пустой звук, а справедливость им незнакома.

Я очень скучаю по тебе, мой свет, и по детям. Расскажи им, что, дадут боги, мы скоро увидимся, и я наконец-то смогу всех вас обнять и расцеловать, пусть наше воссоединение и будет недолгим.

Да хранят нас всех старые и новые боги.

Любящий тебя муж,

Эддард Старк».

Послание, написанное на толстом, желтоватом листе пергамента, было тщательно запечатано и скреплено печатью Хранителя Севера: четкие линии, продавленные металлическими краями, начертили на сером податливом воске лютоволка. Черный ворон, нахохлившийся от попадающего в птичник ветра, и явно недовольный тем, что его отправляют куда-то в такую погоду, понес это письмо в Винтерфелл, а Эддард со своим небольшим отрядом погрузился на торговый корабль, идущий в Белую Гавань.

Боги оказались милостивы к ним и послали попутный ветер, ладно наполнявший крепкие паруса, с одними веслами их скорость оказалась бы раза в два меньше, да и гребцы бы быстрее утомлялись, двигая вперед громоздкую корабельную тушу. Море шумело, а ветер гонял по небу рваные облака, похожие на свалянные комья гусиного пуха.

Брызги от бьющихся о борт галеи волн летели Неду в лицо. Облизав губы, он почувствовал на них соль. Море не было стихией Старков. Лютоволк, угодивший в воду, фыркал и отплевывался, а выбравшись на землю спешил скорее отряхнуться. Может, и не зря Брандон Факельщик поджег весь принадлежавший тогдашним Королям Севера флот много тысячелетий назад, после того как отец его не вернулся из плаванья в Закатное Море.

Не стоило Старкам отрываться от родной земли, покидать Север, где они издревле были признанными королями. Никогда это ничем хорошим не заканчивалось. Пусть другие путешествуют, ищут сокровища, открывают новые земли, играют в престолы — северяне же будут честно возделывать свой хлеб, валить лес, добывать шкуры и меха, помогать Ночному Дозору. Впрочем, сейчас у Неда не было выбора и уклониться от грядущей битвы он не мог: его сестра была женой короля, и ее жизнь, и жизнь его племянников зависела от исхода этой войны.

Нед обернулся и встретился с суровым взглядом Мартина Касселя. В его подернутой сединой бороде поблескивали брызги. Над кораблем кружили чайки, они, как и было принято у этих птиц, громко кричали, словно о чем-то спорили. За противоположным бортом, вдалеке, едва различимый на горизонте и больше похожий на мираж, маячил Острый Мыс, значит где-то напротив него располагался Драконий Камень, где оставалась его сестра.

Эддард вздохнул и подумал о том, как бы ему хотелось, чтобы они снова собрались в Великом Чертоге Винтерфелла, чтобы играла музыка, а все кругом веселились и танцевали, и над ними не висел бы меч войны, готовый поразить их в любое мгновение.

Через неделю пути корабль пришвартовался в Чаячьем Городе. Еще до отплытия из Королевской Гавани Эддард послал весть Элберту Аррену, и тот уже поджидал старого приятеля на пристани, сопровождаемый лишь небольшим отрядом домашних гвардейцев в небесно-голубых плащах. Они коротко обнялись, и Элберт пригласил Неда в богатую таверну, где хозяин, раскланиваясь, выделил им отдельный кабинет, у дверей которого были поставлены два гвардейца, дабы никто не вознамерился подслушивать.

— Жизнь научила меня тому, что уши есть даже у стен, — вздохнул Нед, усаживаясь на поскрипывающую деревянную скамью. — Не слишком ли много шума мы подняли?

— Меня тут и так знает в лицо едва ли не каждый тавернщик, — пожал плечами Элберт, устроившийся напротив Неда. — Если бы мы попытались встретиться тайно, все равно поползли бы слухи, и это вызвало бы подозрения у ненужных людей, а так мы делаем это открыто, ведь скрывать нам нечего. — Он улыбнулся и разлил вино из стоящего на столе графина. — Но о делах потом, сначала поедим.

Обслуживал знатных гостей сам хозяин таверны, предлагая им испробовать самые лучшие свои блюда: нежная сливочная уха с большими кусками форели, которую готовили только здесь, в Чаячьем Городе, жаренная треска, копченная треска, засоленная в бочках речная форель, сельдь в масле, овощное рагу, пироги только что из печи. Одна сплошная рыба, впрочем, как и во многих тавернах, располагавшихся прямо у пристани.

Элберт уминал угощение за обе щеки, у Неда же давно не было аппетита. Впрочем, рагу из овощей оказалось вкусным, а местный хлеб — мягким и душистым. Здешние повара воистину заслуживали похвал.

— Что слышно? — не выдержав, спросил Нед. Он не отобедать сюда приехал в конце концов.

— Ничего существенного, — Элберт понизил голос и, отломив кусочек хлеба и отправив его в рот, наклонился к собеседнику. — Неделю назад дядя велел созывать знамена, но это ты, верно, и без меня знаешь. Впрочем, он еще надеется утихомирить Роберта.

Нед отложил вилку и уставился на Элберта.

— Лорд Джон полагает, что сможет его уговорить? — Эддард был удивлен. — Всем известно, что Роберт считает его предателем.

— Видимо, дядя, хочет вызвать в нашем общем друге лучшие чувства, напомнить о том, кто воспитал его и заменил ему отца, — пожал плечами Элберт.

— Хотел бы я, чтобы у него что-нибудь вышло, — вздохнул Нед, — но мы все хорошо знаем, что Роберт уже давно затаил обиду и жаждет отомстить королю.

Элберт задумался, да так, что даже перестал жевать.

— Не думал я, что именно Роб будет столько лет убиваться из-за женщины, — сказал он все еще с набитым ртом. — Казалось, они никогда не имели для него значения, ведь вокруг него всегда кружился целый рой девиц. — Элберт промокнул усы белой хлопковой салфеткой.

— Лианне он никогда не нравился, — проговорил Нед. Кажется, впервые за столько лет он произнес вслух эту простую истину, которая была ему известна уже давно. — Он бы ни за что не получил ее, я всячески старался отрицать это, отказывался признать… Она скорее бы сбежала или покончила с собой, чем осталась бы с ним.

— Смелая девушка, — заметил Элберт. — Я давно это понял. Впрочем, ей очень повезло, что обстоятельства сложились именно так.

Нед кивнул, где-то в глубине души понимая, что, если бы не Рейегар Таргариен, отец, да и они с Брандоном отдали бы Лианну за Роберта, надеясь, что она смирится и успокоится, как всякая молодая девица, что противится браку. Как же они ошибались, как жестоко ошибался он сам. Роберт бы не изменился, а Лианна бы никогда не приняла его.

— Моя сестра — единственная девушка, которую Роберт желал, но так и не получил, — проговорил Нед.

Элберт кивнул и поерзал на стуле.

— Может, ты и прав, — согласился он, — только вряд ли он сам понимает это.

Эддард вынужден был признать правоту своего друга. Он сам видел Роберта совсем недавно: ему бесполезно было что-то втолковывать. Он уже вбил себе в голову одну идею, и вытравить ее оттуда не сумеет даже Джон Аррен.

— Не понимает, — Нед постучал пальцами по деревянной столешнице. В тарелке остывала наполовину съеденная уха. — И нам от этого совсем не легче.

Они пробыли в таверне еще с час, после чего распрощались: Эддард отправился обратно на корабль, а Элберт вернулся в город, пообещав отправить ворона, если у него появятся какие-то известия. Нед в ответ сухо кивнул. Хороших новостей он почему-то больше не ждал, и веры в то, что все завершится миром, у него уже не осталось.

Остаток плаванья до Белой Гавани прошел без происшествий. Ветер сопутствовал им, и Нед благодарил за это старых богов, стоявших на страже Севера и его народа. Эддарда трудно было назвать верующим, но сейчас ждать помощи, казалось, было больше неоткуда, и только богам под силу было уберечь и спасти их.

Корабль лорда Старка встал на якорь в так называемой внутренней гавани, скрытой от посторонних глаз городской стеной и стенами древнего Волчьего Логова. От сырости серые камни покрылись зеленым мхом, и сама вода, бившаяся о них, казалась серо-зеленой им под стать. От внешней гавани, предназначенной для торговых судов, ее отделяла лишь пристань, но Эддард не очень-то опасался быть узнанным. Корабль находился во владении дома Мандерли, и на его мачте красовался флаг с водяным, а на одежде Эддарда и его людей не было никаких опознавательных знаков.

Город лорда Мандерли привычно бурлил, кораблей из самых разных краев Вестероса и Эссоса было предостаточно, по причалу внешней гавани сновали таможенники в сопровождении солдат, а матросы соревновались в своей громогласности с чайками, до того обнаглевшими и разленившимися, что они таскали рыбу прямиком из лодок к вящему неудовольствию рыбаков.

Когда он сбежал наконец со сходней и ступил на твердую землю, Неду показалось, что его все еще качает. Он попробовал закрыть глаза, но от этого качка в его голове сделалась лишь еще сильнее, и Нед вновь принялся разглядывать суетящихся кругом людей, ожидая, когда неприятное ощущение оставит его.

— Море не для волков, — фыркнул подошедший к нему Кассель.

Нед хмыкнул.

— Может быть. Оно не для нас с тобой, это уж точно.

На пристани их уже встречали люди лорда Мандерли, которые кинулись к ним, едва увидев, как Нед вместе со своим отрядом спустился с корабля. Видно, судно заприметили со стен еще при входе в гавань. В сопровождении немногочисленной стражи в бело-зеленых цветах, лорда Старка и его людей немедленно препроводили к лорду Виману в Новый Замок. Солнце светило ярко, но его тепло уносил дувший с моря холодный ветер, зато за городскими воротами, подальше от берега, стало уже по-настоящему жарко. Стены городских домов сверкали в солнечных лучах своей белизной, а улицы казались неприлично широкими, от оставшегося позади рынка шел запах рыбы, который, впрочем, казался Эддарду едва ли не приятным.

Следуя за гвардейцами Мандерли, Нед крутил головой по сторонам, отмечая про себя, что город полон не только торговцами и моряками, как это обычно бывало, но и рыцарями и солдатами. Их можно было заметить у конюшен и постоялых дворов и, конечно же, у трактиров. В некоторых из них столы были выставлены на улицу, и можно было спокойно наблюдать за посетителями. Видать, его письмо уже добралось до лорда Вимана, и тот с присущей ему расторопностью принялся исполнять приказ.

В замке для спутников Неда на кухне уже был накрыт стол, а его самого в своей горнице ожидал лорд Виман. Все это было весьма в манере лорда Мандерли, но то, что никому из них не дали немного отдохнуть, говорило о крайней безотлагательности дела. На сердце у Эддарда вновь заскребли кошки: такая срочность, тем более от лорда Вимана, не предвещала ничего хорошего.

— Добро пожаловать, лорд Старк! — пробасил Мандерли, едва тяжелая дверь из железнодрева распахнулась перед Недом.

— Благодарю за гостеприимство, лорд Виман, — Эддард коротко поклонился, усаживаясь в богатое резное кресло, обитое серебристым бархатом. Кресло напротив едва вмещало главу дома Мандерли, который, казалось, за те несколько месяцев, что Нед не видел его, еще сильнее увеличился в размерах. Впрочем, богатый, расшитый золотой нитью, бархатный сине-зеленый дублет, сидел на этой туше вполне сносно.

Стол перед ним ломился от еды: были тут и известные Неду с детства блюда северной кухни, навроде густого супа из баранины, который наливали обычно в выскобленный от мякоти хлеб, и блюда, привезенные с юга, такие как, отбивные с соусом из ягод — их особливо любил сам Мандерли, Неду же такое сочетание вкусов казалось непривычным. Посреди же всего этого изобилия были расставлены вазы с разными фруктами, привезенными из-за моря, тарелки с вареными яйцами, пирогами с ягодами и со свининой, жаренные каплуны и характерные для портового города миноги и угри. Названия фруктов Нед знал лишь потому, что кое-какие из них пыталась выращивать в Винтерфелльских теплицах его жена.

Война войной, а от вкусного и сытного обеда лорд Виман никогда не откажется, пронеслось в голове у Неда, и он позволил вышколенному на многочисленных пирах слуге положить себе в тарелку достаточно еды. Пока Эддард затыкал себе за воротник белоснежную салфетку с вышитым на ней водяным Мандерли, лорд Виман уже уплетал отбивные за обе щеки.

— У каждого из нас есть свои слабости, — хмыкнул он, сглотнув и облизав губы. — Верно, лорд Эддард?

— Безусловно, —согласился Нед.

— Не могу отказаться от хорошей еды, что уж поделаешь, — хозяин покачал головой и отправил в рот очередную порцию.

Эддарду нечего было на это сказать, его занимали совсем другие вопросы, но он не начинал говорить о том, что его волновало на самом деле, ожидая, пока это сделает лорд Виман.

— Вашему повару можно воздать самые высокие похвалы, — проговорил наконец Нед.

— Благодарю, — Мандерли довольно улыбнулся. Дожевав все, что оставалось у него на тарелке, он продолжил: — Не люблю разговоры на голодный желудок, лорд Эддард. У теперешних новостей и без того горький привкус. — Нед напрягся и стиснул в ладони вилку с такой силой, что узоры на ручке вонзились ему в кожу. — Полагаю, последнюю остановку вы делали в Чаячьем городе где-то с неделю назад, — предположил лорд Виман.

— Это так, — подтвердил Нед.

— Что ж, тогда вы еще не знаете, что Бейлон Грейджой ударил по Ланниспорту. Львы отбились, но с большими потерями.

— Ланниспорт почти невозможно взять, — заметил Нед, — разве что хитростью, но Бейлон не похож на хитреца. А молодой лорд Ланнистер показался мне достаточно умным.

— Трудности молодого лорда Ланнистера исчисляются не одними набегами лорда Бейлона. Часть его знаменосцев, воспользовавшись случаем, подняла восстание против него. Я слышал, они давно таили злобу.

Не считая того, что он самолично слышал разговоры о готовящемся взорваться котле недовольства в Западных Землях еще при королевском дворе, Эддард знал, что сведениям Мандерли можно доверять: мейстер Нового Замка был урожденным Ланнистером из Ланниспорта и поддерживал связь со своими многочисленными родичами, которые с радостью снабжали его новостями.

— Я слышал то же, — закивал Нед. По словам сестры, разговоры о недовольстве западных лордов шли уже давно. И вот теперь кипящая в котле каша убежала и залила огонь, на котором варилась.

— Теперь лорд Тирион оказался меж двух огней. Кроме того, часть из тех воинов, которых он рассчитывал использовать для защиты от железнорожденных, предали его и теперь с боями продвигаются к Ланниспорту. Ходят слухи, они хотят видеть в Утесе Кастерли то ли Кивана, то ли Гериона, то ли сами не знают кого, лишь бы не ущербного, по их мнению, карлика.

— Признаться, я думал, что история Рейнов и Тарбеков остудит их пыл, — задумчиво произнес Нед. — «Рейнов из Кастамере» до сих пор распевают по тавернам.

— У них есть все основания полагать, что Тирион не похож на своего отца, — возразил Мандерли, причмокнув перемазанными жиром губами. — К тому же, лорда Тайвина не беспокоили набеги островитян, и он мог обрушить на восставших всю свою мощь.

— А что дядья юноши? — спросил Эддард. — Про них ничего не слышно?

— Лорд Герион объявил, что признает Тириона своим сюзереном и отрубит голову любому, кто посягнет на его права, — лорд Виман хмыкнул и покачал головой: они оба видели Гериона Ланнистера на турнирах и хорошо знали его натуру.

— Этого я и ожидал, — выдохнул Нед. — А Киван?

— Киван молчит, — угрюмо отозвался Мандерли и отправил в рот сочную виноградину, словно этот разговор и правда оставлял у него во рту горечь.

— Его жена и сын в столице, — отметил Эддард. — Вряд ли он выступит против короля.

— Верно, — лорд Виман кивнул. — Но кого поддержит король?

— Лорда Тириона, — твердо заявил Нед. — В этом не может быть сомнений.

— Вам лучше знать, — Мандерли снова хмыкнул. — Но обстоятельства переменились, и так же легко может перемениться и мнение его величества. Ему сейчас больше всего нужен единый запад, для того чтобы успешно противостоять восставшим.

Не согласиться с этим было трудно. Вздохнув и позволив себе откинуться на мягкую спинку кресла, Эддард поднял взгляд за окно, где уже занимался алый закат, напоминавший залитое кровью поле, или же так просто казалось Неду. В последние дни он только об этом и думал, и сейчас ему везде мерещились предвестники грядущего кровопролития. Война распространялась по Семи Королевствам словно опухоль, и теперь никто не в силах был ее остановить.

— Что ж, — проговорил Нед, отпив сладкого, слишком приторного вина, — вероятно, его величеству теперь изрядно прибавится забот.

— Как и нам с вами, лорд Эддард, — Виман Мандерли грузно закивал.

Сомнений в этом не было: теперь их ждет трудный путь, и не все доберутся до конца. Лорд Виман продолжал поглощать виноград, Неду же казалось, что его желудок вот-вот избавится от съеденного обеда.

— Когда ваши люди смогут выступить? — спросил Эддард, переходя к делам более насущным, чем попытки предсказать, как оно все обернется.

— Дайте нам еще пару недель, и потом Вилис последует по вашим стопам. — Мандерди почесал лысеющую макушку. — Я не намерен задерживать людей здесь слишком долго: в городе много соблазнов, а на войну лучше отправляться на свежую голову, вы сами это хорошо знаете.

Нед не знал. Понимал, конечно, но не знал. Он никогда не бывал в настоящей битве, как и большинство его людей. Тем, кто застал Войну Девятигрошевых королей даже простыми оруженосцами, сейчас уже перевалило за пятый десяток, и вояки из них были так себе.

Сир Родрик хорошо обучал Неда и его братьев, но каким он покажет себя в настоящем бою, когда ему придется вести за собой армию, когда придется драться с противником лицом к лицу. Этому его не учили, да и вряд ли бы из такого учения вышел толк. Это Брандон был прирожденным вожаком, за ним бы люди неслись в бой, но Брандон был мертв, а Нед понятия не имел что же ему делать.

— Хорошо, — Эддард кивнул. — Это добрые вести. Благодарю вас за помощь, лорд Виман.

— Этой мой долг, лорд Старк, — Мандерли склонил голову так, что все его многочисленные подбородки сложились гармошкой на накрахмаленном воротничке. — Для меня честь служить вам. Наш дом никогда не забудет о той помощи, которую ваши предки оказали моим, приютив их у себя на Севере.

— Я ценю это, — Неду показалось, что в горле у него пересохло, и он снова отпил вина, несмотря на его неприятный вкус. Глава дома Мандерли уж слишком любил все сладкое и жирное. — В наши времена подобные вещи как-то слишком быстро забываются. Не было ли для меня посланий?

— Вы можете забрать их у мейстера Теомора, — отозвался лорд Виман.

На этом они расстались, и Нед попросил мальчика-слугу сопроводить его в башню мейстера. Послания для него и правда обнаружились, правда ни одного из Красного Замка, и Нед не знал, радоваться ли этому или печалиться. Лианна сообщала, что благополучно добралась до Драконьего Камня, Элберт, как и обещал, слал новости, которые уже успел поведать Неду лорд Виман, а Эшара рассказывала о том, что исполнила его наказ в точности так, как он просил.

Никаких вестей из Штормового Предела. Отправился ли уже туда лорд Джон? Несмотря на сказанное Элберту, в душе у Неда еще теплилась бессмысленная надежда, что Аррену все же удастся вразумить Роберта. Иначе они с бывшим другом не только окажутся по разные стороны, но и могут встретиться в битве, и мысль об этом приводила Эддарда в ужас. Он не думал о том, что сам был слишком слаб, чтобы противостоять могучему молоту Баратеона, единственной мыслью его было то, что может так статься, что ему придется поднять на Роберта руку, и он не знал, не мог предположить, как поведет себя, если это вдруг случиться.

Эддард пробыл в Белой Гавани два дня, хотя и намеревался уехать следующим же утром. Сыновья лорда Мандерли водили его посмотреть на занятия солдат, показывали ему броню и лошадей, даже обозные телеги были представлены его вниманию. Нед глядел на все это и одобрительно кивал: солдаты и правда были сносно обучены, насколько это было возможно в столь короткий срок, броня была выкована на славу, лошади сыты и здоровы, и даже обозные телеги были крепко сбиты. Войско было добротно укомплектовано, однако и это не слишком успокаивало Неда.

Вырвавшись из-под опеки Вимана Мандерли, Эддард и его люди погрузились на очередную лодку, на этот раз это было небольшое гребное судно с плоским дном, предназначенное специально для плавания по рекам. Так продолжился их путь в Винтерфелл, вниз по течению реки Белый Нож. Большую часть времени Эддард проводил на палубе, изучая пологие лесистые берега, сплошь поросшие елями, страж-деревьями и величественными гвардейскими соснами. Иногда с берега долетал запах хвои, смолы и сырого от росы мха. Родные запахи, к которым Нед привык с самого детства. Теперь они умиротворяли его, придавали ему сил. Здесь, дома, старые боги были с ним. Он чувствовал это. Знал это, и знание предавало ему уверенность.

Воздух был таким свежим, что дышалось легко и свободно, в то время как в Королевской Гавани каждый вдох давался с трудом. Нет, все же волки не созданы были для юга, для столицы, для дворцовых интриг. Их вотчиной был дикий первозданный лес, где можно было бежать без оглядки среди высоких деревьев, бежать, не останавливаясь.

Последние мили до Винтерфелла они проделали верхом, останавливаясь лишь на короткие привалы. Дороги вокруг замка оказались людными, а если Нед со своим отрядом никого не встречали, то натыкались на следы копыт, тележных колес и сапог: начали прибывать ближние лорды со своими людьми. Почти никто из них не узнавал лорда Старка, а Эддард и не спешил признаваться — он торопился поскорее попасть домой, поэтому они галопом обгоняли бредущих к замку солдат и рыцарей.

Суматоха дома царила уже такая, что даже стража не сразу признала своего лорда в запыленных с дороги одеждах, усталого и взмокшего. Один из стражников долго смотрел на Неда, пока не хлопнул себя по лбу и громогласно не возвестил о возвращении Хранителя Севера. Шум во дворе сразу сделался раза в два громче, все кругом загомонили и еще сильнее засуетились, кто-то забрал у него поводья коня, в которые Нед вцепился так, словно боялся отпустить, Кассели и другие его люди потянулись отдыхать, а Эддард так и застыл посреди этой канители, словно не знал, куда ему идти.

Откуда-то со стороны кухонь к нему уже бежала Эшара в простом светлом платье. Волосы у нее были собраны в косу, небольшие черные прядки повыбивались и падали на лоб. Не успел Эддард моргнуть, как ее руки обхватили его за шею, и она повисла на нем.

— Боги старые и новые, — прошептала она. — Наконец-то!

Нед обхватил ее тонкую талию и крепко прижал ее к себе. Он чмокнул ее в щеку и несколько мгновений смотрел в ее лицо. Фиалковые глаза улыбались, но выглядели усталыми.

— Я гляжу все уже прибывают, — заметил Нед, не выпуская ее из объятий.

— Так и есть, — кивнула Эшара. — Уже два дня. Лордов я селю в гостевом доме, а солдаты, рыцари и обоз заполняют Зимний Городок. Благодарение богам, в это время он оказался пуст, — она устало рассмеялась.

— Ничего, — Нед склонился и поцеловал ее в лоб. — Я тебе помогу, теперь, когда я наконец вернулся.

На мгновение они оба умолкли, ибо знали, что возвращение будет кратким и следующая разлука окажется невозможно долгой и трудной, и никто из них не сможет быть уверен, встретятся ли они вновь.

— Нет, — Эшара покачала головой, тон ее не допускал возражений. — Не сегодня. Сегодня мы будем отдыхать. Я скучала, дети скучали, пусть у нас будет несколько часов вместе. — Она крепко стиснула его руку и потащила за собой.

Эддард не стал ей возражать, да и не хотел. Он и сам скучал по ним, и было бы справедливо провести немного времени с семьей, тем более, Нед и сам не мог сказать, когда еще представится такая возможность и представится ли вообще.

Четырехлетний Эдвин врезался в него, вылетев из-за спины проходившего мимо конюха и сжимая в руках игрушечный меч под стать его росту. Вцепившись в ногу отца и едва дыша, он затараторил:

— Папа, ты же возьмешь меня с собой, да? — его левая рука крепко обвилась вокруг отцовской ноги, правой же он выставил вперед меч, будто бы защищаясь от чего-то.

— Нет, мой мальчик, — Нед осторожно отцепил сына от себя и поднял его на руки. — На кого же я оставлю твою маму и сестер? И Винтерфелл? — Эддард поцеловал сына в макушку. — В Винтерфелле всегда должен быть Старк, разве ты забыл об этом?

Эдвин покачал головой, но лицо его явно омрачилось.

— Мама то же говорит, — сообщил он, насупившись.

— Твоя мама как всегда права, — Нед с улыбкой посмотрел на Эшару, и та лукаво подмигнула ему в ответ.

Дома его встретила Лиарра, умытая и причесанная, в льняном сиреневом платьице. Застенчиво улыбаясь, она протянула ему букетик лесных незабудок, которые во множестве росли в богороще. Опустив Эдвина на пол, Нед приладил букетик к куртке и, присев на корточки, поцеловал дочь в лоб, отчего она заулыбалась еще шире.

— А как поживает наш маленький ураган? — спросил Эддард, обращаясь к жене.

— О, — Эшара хмыкнула, — все еще держит нас в узде. Но это еще ничего, когда она научится ходить, все мы попляшем. Впрочем, весь замок и так танцует под ее дудку.

Нед покачал головой: если малышка Арья и правда похожа на свою тетку, то можно не сомневаться, что она задаст им всем жару, едва подрастет.

Лиарра схватила его за руку и потащила за собой, Эдвин потянулся следом, стуча деревянным мечом по серым каменным стенам, будто надеялся что-то там найти. Впрочем, Нед бы и не удивился, если бы сын вдруг что-то обнаружил: Винтерфелл был древним замком, полным своих тайн, которые он хранил на протяжении тысячелетий даже от своих хозяев.

Коридоры были непривычно переполнены, кругом суетились слуги, и Нед даже слышал обрывки недовольного ворчания: неудивительно, ведь второй раз за несколько месяцев Винтерфелл принимал у себя лордов Севера, правда, повод на этот раз был не столь радостный. Стоило Неду вспомнить о празднике в честь рождения Арьи, как перед глазами возник Хоуленд Рид со своими жуткими снами и предсказаниями.

— Люди Сероводного Дозора уже здесь? — спросил Нед.

Эшара скривила губы, недовольная тем, что он снова завел речь о делах.

— Нет, — отозвалась жена, — но лорд Рид прислал весть, что его люди отправятся прямо ко Рву Кейлин и присоединятся к тебе уже там. Отряд поведет Флитвуд Боггс. Я, впрочем, никогда о нем не слышала.

Эта новость удивила Неда, но в таком решении непременно был свой смысл. О положении дел в Речных Землях ничего не было известно, и трудно было угадать, решит ли Хостер Талли выступить и куда направится его армия. Его дочь была женой Роберта Баратеона, и вопрос о выборе стороны для старика Талли не стоял.

Нед недоумевал, впрочем, почему сам Хоуленд предпочел не покидать своего замка. Неужто нечто стало ему известно, он опять увидел что-то во сне и заранее знает, куда лучше отправить своих солдат?

— Ты так напряженно думаешь, что слышно, как в голове у тебя скрепит, — заявила Эшара, положив руку ему на плечо. Ее мягкое, немного усталое прикосновение вывело его из раздумий, и Нед обнаружил, что так и застыл посреди коридора, Лиарра, которую он все еще держал за руку, удивленно уставилась на него, а Эдвин все возил мечом по стене.

— Прости, — Нед вздохнул, снова думая о том, что следует напомнить гарнизону Рва Кейлин, чтобы отправили разведчиков в Речные Земли, дабы не остаться застигнутыми врасплох, а если обнаружат что — немедленно послали бы ворона в Винтерфелл. Эддард устало потер виски: как только он попадет в свою горницу, стоит это все записать и отдать все нужные поручения.

Жена все еще укоризненно глядела на него, покачивая головой, отчего длинные серебряные нити в ее ушах тихонько звенели. Нед смущенно улыбнулся и сдвинулся наконец с места.

Сидя за столом, Эддард изо всех сил старался не думать о насущных делах, повисших за его спиной тяжелым грузом. Он рассказывал о Королевской Гавани, о дворе и придворных, передавал Эшаре последние слухи о знакомых ей дамах, расспрашивал детей об успехах и обещал когда-нибудь отвезти их в столицу, дабы они сами однажды посмотрели на нее.

Его повествование так взбудоражило детей, что они засыпали его множеством вопросов, на которые он едва успевал отвечать, и запеченный в меду каплун в его тарелке так и оставался нетронутым и потихоньку остывал. Эдвин и Лиарра, которым заботы взрослых были неведомы, наоборот набивали животы, и сын даже не жаловался на поданные ему овощи, которые не любил и от которых старался избавиться незаметно для родителей, няньки и септы, не устававшей повторять, что грешно выбрасывать посланную богами пищу.

Наевшись, маленькие Старки принялись клевать носом, и няньки повели их укладываться спать, чему дети не сопротивлялись. Обняв детей на прощанье, Нед принялся наконец за остывшего каплуна.

— Они тебе совсем поесть не дали, — вздохнула Эшара. — Выглядишь ты неважно, Нед. — Она встала и, подойдя к нему, положила ладони ему на макушку. Ее пальцы зарылись ему в волосы, нежно поглаживая кожу. — Нам тоже пора отдохнуть, я распоряжусь, чтобы тебе приготовили ванну.

— Спасибо, — Эддард улыбнулся, мысль о ванне немного приободрила его. — Ты же не оставишь меня одного?

Эшара снова хмыкнула и, улыбнувшись, покачала головой. Оставив в покое каплуна и поднявшись, Нед поспешил поцеловать ее, на что она захихикала, подставив ему щеку.

— Ты очень плохо вел себя, муж, — сказала она, все еще посмеиваясь. — Ты слишком много думал о делах, когда перед тобой твоя прекрасная жена.

— Виноват, — Эддард прижался лбом к ее лбу и крепко обнял ее. — Я просто стараюсь сделать так, чтобы у нас все было хорошо.

— Я понимаю, — Эшара грустно улыбнулась и чмокнула его в нос, а потом положила голову ему на плечо.

— Ты простишь меня, если я еще ненадолго отлучусь к мейстеру Лювину? — спросил Нед.

Его жена снова издала недовольный вздох, обдавая его кожу горячим дыханием. От нее пахло фиалками, а от него — дорогой и лошадью.

— Иди, — изрекла она наконец, — только слишком уж не задерживайся, а то ванна остынет.

Нед кивнул и, выпустив ее и поцеловав, направился в каморку мейстера. Лювин, как и рассчитывал Эддард, не спал. Он сидел за небольшим деревянным столом и что-то писал, рядом стоял медный канделябр с тремя свечами, дававшими достаточно света для письма. Мейстер поднял голову на стук и тут же вскочил со стула, поняв, кто перед ним.

— Лорд Эддард, — Лювин поклонился. — Я не ждал вас сегодня.

— Я не задержу вас надолго мейстер, — Нед поджал губы, словно извиняясь за вторжение. — Только заберу адресованные мне послания.

Лювин кивнул и, повернув ключ в одном из ящиков, вытащил оттуда горстку вороньих посланий.

— Пожалуйте, — проговорил он, протягивая их Неду.

Эддард уселся на свободный стул у мейстерского стола и принялся торопливо разворачивать послания. Снова письмо от Элберта Аррена — оно всего на один день не успело застать его в Белой Гавани и было переправлено в Винтерфелл. Слишком много новостей — повод для тревоги. Пробежав глазами по строчкам, Нед почувствовал, как беспокойство накрыло его волной, из которой у него не было сил выплыть.

— Дурные вести? — спросил Лювин, отметив, вероятно, как Нед изменился в лице.

— Люди Хостера Талли покинули Риверран, и судя по сведениям разведчиков Аррена, большая часть его солдат направляется ко Рву Кейлин.

«Рид был прав, — подумал Нед. — Проклятье, Рид всегда прав!»

Над головой у Станниса шумели кроны деревьев Королевского Леса. Здесь, внизу, под сенью тысяч листьев и сотен ветвей, почти полностью скрывавших небо и солнце, однако все же пропускавших редкие лучи, словно дырявая крыша, ветер почти не чувствовался, но наверху он играл с деревьями словно озорной мальчишка, заставляя их гнуться, раскачиваться и шелестеть. Поглядывая на небо в поисках облаков, Станнис благодарил богов за то, что их не поливал дождь, ибо когда они выехали из Речных Ворот Королевской Гавани прошлым утром небо хмурилось темно-серыми тучами и обещало обрушить на путников потоки воды. Однако ветер разогнал облака, и дожди пролились где-то в другом месте, подальше от Станниса, которому и без того хватало забот.

Рядом с ним ехал молчаливый Джон Аррен, он все время задумчиво чесал бороду и кусал губу, о чем-то упорно размышляя. Станнису казалось, что напряжение его мыслей можно было почувствовать, хотя и самому среднему Баратеону было о чем подумать. Всего через несколько дней пути они окажутся у ворот Штормового Предела, и ему все же придется снова взглянуть в глаза Роберту, однако эта встреча обещает быть непохожей на все остальные, потому что теперь два брата, которые и так никогда не переносили друг друга, оказались по разные стороны. По воле самого Станниса, без убеждений, пыток и угроз. Хотя это и можно было трактовать совершенно по-разному, Роберт никогда его не простит. Если уж старший брат вбивал что-то себе в голову, то, возразив ему, можно было либо нарваться на ссору, либо стать ему смертельным врагом.

В вечер перед их отъездом из столицы Станниса и Джона Аррена позвал к себе король. Он принимал их не в зале Малого Совета и не в зале для аудиенций, который частенько использовался для встреч в узком кругу, а в собственной гостиной, которую они делили напополам с женой. Лианна Старк, впрочем, в Королевской Гавани отсутствовала, однако кругом чувствовалась ее рука, ибо королева пользовалась этой комнатой куда чаще, нежели ее царственный муж. На стенах висели гобелены с изображением лошадей, которых так любила королева, а в убранстве в глаза бросалась северная простота, без привычной южной аляповатости комнат в Красном Замке. Здесь, в месте, куда король возвращался по вечерам к семье, где принимал в основном лишь друзей, не было необходимости на кого-то производить впечатление или кому-то показывать свою мощь.

Помимо самого короля их встретили гвардейцы Эртур Дейн и Барристан Селми — оба такие же члены Малого Совета. Белые плащи уже сняли свои латы и оставались в светлых льняных туниках и легких бриджах, позволявших хоть немного спастись от жары, особенно по сравнению с тяжелым панцирем. Сам король, впрочем, тоже был одет по-летнему просто: его алая туника была расстегнута у ворота, а длинные волосы цвета кованого серебра собраны в узел на затылке. Рейегар, сухо поприветствовав собравшихся, пригласил их рассаживаться и разлил по кубкам золотое борское вино. Пригубив, он сам наконец уселся в кресло и, устало потерев переносицу, заговорил:

— Простите, милорды, что позвал вас в столь поздний час, ведь завтра вам предстоит долгий путь, тем не менее, я желал бы переговорить с вами именно сейчас, когда еще есть время передумать.

Сир Барристан недовольно хмыкнул и скривил губу.

— Ваше величество… — начал он.

— Я знаю, что вы хотите сказать мне, сир, — Рейегар поднял вверх руку, останавливая любые возражения. — Я уже принял решение и считаю, что оно верное. Изменить его можете только вы, господа. — Он повернул голову и внимательно уставился на Станниса и лорда Аррена.

Станнис бросил взгляд на Десницу, но тот продолжал безотрывно смотреть на Рейегара.

— Что вы имеете в виду, ваше величество? — спросил лорд Джон, вонзая редкие желтые зубы себе в нижнюю губу.

— Настала точка невозврата, — проговорил Рейегар, разглядывая изящную гравировку на своем кубке и будто бы раздумывая о чем-то своем. Станнис заметил, с каким тяжелым взглядом посматривает на своего короля сир Эртур Дейн. — Я знаю, что вы оба согласились отправиться на переговоры с лордом Робертом, но также я понимаю, что Роберт Баратеон для вас обоих близкий человек — родной брат и приемный сын.

Король на мгновение умолк, и Станнис задумался о том, считать ли это предательством. Он должен был оставаться верен и родному брату, который приходился ему еще и сюзереном, и королю на Железном Троне, которому поклялся служить. Иногда нельзя было исполнить все данные клятвы и выполнить все взятые на себя обязательства. Нужно было делать выбор, и что не выберешь — все казалось неправильным и противным природе.

— Я не стану лгать, что мне безразлична судьба лорда Роберта, но раз так, я должен помочь ему сойти с того пути, на который он стал, — сказал лорд Аррен.

Рейегар кивнул. Взгляд его индиговых глаз устремился на Станниса, но тот молчал, стискивая зубы до скрежета. Ему было хорошо известно, что Освелл Уэнт и Лианна Старк посмеивались над этим, но в отличие от его собственного брата делали это тихо.

— К чему вы ведете, ваше величество? — спросил он наконец. — Я, признаться, не понимаю.

Сир Барристан, казалось, хотел что-то сказать, но предпочел удержать эти слова, какими бы они ни были, при себе. Рейегар хмыкнул, его губы дернулись, но улыбки так и не вышло.

— Что ж, — король чуть склонил голову на бок, — отправляя вас в логово моего врага, я хочу убедиться, что вы останетесь верны мне, а не переметнетесь к нему.

Барристан Селми настойчиво кивал. Эртур Дейн сидел, словно бронзовая статуя, его фиолетовые, почти черные, глаза чуть щурились, наблюдая за Станнисом и лордом Джоном.

— Мы верны вам, ваше величество, — заверил короля Джон Аррен.

Станнис кивнул, подтверждая его слова, но где-то в глубине его сознания маленькая острая мысль продолжала кричать: «Предатель!». Станнис старался отогнать ее прочь, но отчего-то ему казалось, что кричала она так громко, что Рейегар Таргариен тоже слышал ее или видел в его глазах.

— Рад это слышать, — проговорил король, отвернувшись наконец от Станниса. — Тем не менее, позвольте вас предупредить. Если вы, несмотря на данные мне заверения, перейдете на сторону Роберта Баратеона, вы превратитесь в изменников, и относиться я к вам буду соответственно. Каждому из вас я предоставил выбор, помните об этом.

Станнис и лорд Джон молчали. Точка невозврата, как выразился Рейегар, была пройдена, король говорил верно — пути назад уже не было, и не только потому, что Станнис боялся наказания, а потому, что второе предательство, а это именно оно и будет, камня на камне не оставит от его чести. Кроме того, в глубине души он с горечью признавался себе, что Рейегар заслуживал предательства гораздо меньше, чем его родной брат. Аррен поглаживал бороду нервными движениями, Станнис же сидел молча, только челюсть уже начинала болеть от того, как сильно он ее стиснул. Все остальные тоже не сказали ни слова, сир Барристан был явно недоволен, лица сира Эртура Дейна и Рейегара Таргариена казались непроницаемыми. Станнису почудилось, что они переглянулись, но он едва ли понял, что это означало.

— Полагаю, я могу сделать вывод, что возражений нет, — продолжил Рейегар. — Тем не менее, я прошу вас принести клятву.

Станнис и Джон Аррен по очереди обнажили мечи и повторили клятву верности. «Изменник!» — билось в голове у Станниса. Что бы он ни сделал, как бы ни поступил, он все равно останется изменником и предателем. Слова клятвы оставили горький привкус на языке.

Средний Баратеон до сих пор чувствовал его, проезжая через огромный Королевский Лес в компании Джона Аррена и небольшого отряда, состоявшего в основном из домашней гвардии Десницы. Умом Станнис понимал, что Роберт не прав, и в душе проклинал его за это. Брат несколько лет ждал, чтобы отомстить королю, и теперь предался мести, словно пьянству или походам по шлюхам. Станнис скривился.

Деревья шумели, кони всхрапывали, а жеребец Аррена постоянно фыркал, словно бы и не желал идти дальше, где-то в чаще мерно, в одному ему известном ритме, стучал дятел, чирикали на открытой светлой поляне желтогрудые синицы. Станнис подумал, что ему хотелось остаться здесь одному, пройтись, предаться размышлениям, вслушаться в голоса леса. Но слышал он лишь шум, состоящий из множества разных звуков. Станнис не любил лес и не любил море, спокойно он чувствовал себя только в собственных покоях.

Мысли мешались. Хотелось одним щелчком пальцев избавиться от них, но они возвращались, накатывая словно волны на берег. Всю жизнь Станнис знал, как следует поступить. Этому его учили отец, мейстер Крессен, книги, которых Станнис успел прочитать достаточно, хотя и не слыл таким книгочеем, как Рейегар Таргариен. Теперь же он пребывал в растерянности, ему казалось, что все же ему удалось найти правильный путь, но его одолевали страшные сомнения, которых он раньше никогда не испытывал.

Верующий человек на его месте помолился бы и попросил бы у богов послать ему знамение, но боги умерли для Станниса в тот день, когда морская пучина поглотила «Горделивую» — корабль, на котором возвращались домой его отец и мать. Станнис особенно не задумывался об этом, но ведь именно король Эйерис послужил причиной их гибели, отправив своего двоюродного кузена на поиски невесты принцу Рейегару. И вот теперь Станнис служит Таргариенам и даже предает ради них родного брата, с которым вместе смотрел на то, как темно-серые волны навеки скрывают корабль их родителей.

Это неправильно!

Но разве правильно было поддержать бунтовщика, решившего воспользоваться тяжелым положением, чтобы отомстить. Да и было ли за что мстить? Лианна Старк никогда не любила Роберта, Рейегар никогда не крал ее, потому что нечего было красть. И вот из-за своей уязвленной гордости его брат-мятежник, готовый вести людей на смерть ради своего самолюбия, и затеял все это. Станнис тяжело вздохнул.

Кроме того, Роберт никогда не замечал его, смеялся над ним, не проявил к брату и капли тепла, а Рейегар Таргариен возвысил его, дал ему место в Малом Совете, слушал его столь же внимательно, как и других своих советников, и ценил мнение Станниса никак не менее остальных. Старший брат вряд ли стал бы выслушивать его долее пары мгновений. Предать короля после всего этого?

Это неправильно!

Но где же лежала правда? Кто еще мог сказать ему, как выбрать верный путь, кроме него самого?

Как бы то ни было, он дал клятву, и все дороги к отступлению были ему отрезаны, мосты сожжены. Люди рассудят его, когда все это закончится, ведь в богов он не верил.

— Ты уверен в своем решении? — голос Джона Аррена обрушился, словно гром, и заставил Станниса вздрогнуть.

Станнис кивнул. Тело будто бы налилось сталью, отдававшейся в мышцах тупой болью.

— Роберт мятежник, — проговорил он сквозь зубы.

— Пока еще нет, — отозвался Джон Аррен. — Король обещает простить ему эту глупость, если Роберт покается, заплатит причитающиеся налоги и отправит в столицу своего наследника.

— Мой брат никогда не согласится на это, — возразил Станнис. — Вы сами его хорошо знаете.

— Слишком хорошо, — лорд Джон вздохнул, и по этому вздоху стало понятно, что он сам не очень-то верит в успех. Роберт был чересчур упрям, чересчур злопамятен и чересчур глуп, хотя он сам бы никогда этого не признал.

Разговор догорел, словно непогашенная свеча, и собеседники вернулись к своим угрюмым размышлениям. Молчали и сопровождавшие их гвардейцы, обычно любившие поболтать, да отпустить шутку другую. Подавленность оказалась заразной, словно трясучка или какая иная болезнь, эпидемии которых, бывало, уносили многие жизни, от крестьян и бродяг, до лордов и королей. Если Роберт будет стоять на своем, то скоро Вестерос охватит эпидемия войны, уныния, крови и смерти.

В Королевских Землях было тихо, словно и не висел над ними топор войны. Золотились поля, с которых вскоре должны были собрать первый за это лето урожай, изумрудные пастбища пестрели белыми, коричневыми, черными пятнами пастухов и стад на выпасе, из небольших крестьянских домиков в небо отправлялись тонкие струйки дыма. Собаки спали или же нехотя облаивали проезжавших путников. С того времени, как сиру Эртуру Дейну удалось изгнать Братство Королевского Леса, в этих местах жилось спокойно и мирно, но это ложное ощущение безмятежности могло исчезнуть в любое мгновение со звоном клинков, грохотом лат и стонами умирающих.

Уже через несколько миль после того, как они миновали границу Штормовых Земель, в воздухе стала ощущаться тревожность, поселившийся здесь страх можно было вдохнуть, наполнить им легкие и кровь. Простолюдины сидели по домам, на дорогах попадались рыцари, пешие и конные отряды. Многие встречавшиеся им дома оказывались запертыми, и даже ночлег Станнис, лорд Джон и их гвардейцы нашли с трудом.

— Ходят слухи, милорд собирает знамена, — объяснил им хозяин постоялого двора, приютивший их на ночлег. — Поэтому многие и бегут подальше: кому охота воевать после четверти века мира?

— А куда им бежать? — осведомился Станнис, смотря в свою кружку с элем. Иногда ему казалось, что на дне ее разверзлась бездна, готовая вот-вот поглотить его.

— Почем мне знать? — пожал плечами хозяин. — У многих здесь родичи в Просторе и Королевских Землях, там и зерна побольше и жизнь поспокойнее.

«Пока», — подумал Станнис, по-настоящему спастись от грядущей войны можно, только уплыв в Эссос, но откуда у крестьян такие деньги, да и что они станут делать в чужом месте? Станнис и самого себя с трудом мог представить за Узким Морем.

— А вы почему остались? — спросил лорд Джон, жевавший слишком жесткую свинину без всякого удовольствия. Им, как важным и знатным гостям, подали лучшее. Станнис морщился при мысли о том, что же приходилось есть людям попроще.

— А куда мне? — отозвался он. — Я на этом постоялом дворе четвертый десяток, жена моя померла, дочери давно замужем, сыновья подались кто куда, один даже в столице устроился, а сам я уже слишком стар, чтобы брать в руки меч.

Спать в ту ночь пришлось на соломенном тюфяке и желтоватых от времени простынях из грубой материи, но это все же лучше, чем ночевать в шатре. Стены, пусть и деревянные, тонкие, были Станнису приятнее, чем колышущаяся на ветру ткань. Уснуть он не мог долго, но винить в этом приходилось не неудобство его постели, а тревогу, летавшую в воздухе, словно пыльца или цветочный пух.

Когда на горизонте перед ними выросла громада Штормового Предела, слухи, рассказанные хозяином таверны, подтвердились: тонкими ручейками тянулись к замку одиночные всадники и отряды, которые до этого попадались все же не так часто, но теперь все сошлись в одном месте. Дорожная грязь полнилась следами копыт и лошадиным дерьмом, на обочинах встречались шатры разного размера и достатка, были тут и совсем прохудившиеся, и богатые, шелковые.

Роберт зашел уже слишком далеко, чтобы отступать.

Лорд Джон все сильнее хмурился, думая, вероятно, о том же, что и Станнис.

— Глупец, — пробормотал Десница короля себе в бороду.

Стражники на воротах не сразу признали Станниса, но, узнав, все равно не пропустили.

— Не велено, — буркнул один из них, — вы уж простите. — Взгляд его выглядел виноватым. — Подождите здесь.

Станнис скривился от недовольства. Роберт не пускал его в дом, где Станнис родился, где жили его родители, где прошло его детство. Гнев поднимался в самом сердце Станниса, сметая сомнения, словно шторм. Он стиснул зубы, его ноздри надулись, а на щеке дернулась жилка. Впервые он подумал о том, что был прав, отказавшись поддержать Роберта. Старший брат лишь использовал бы его, а потом вышвырнул.

Аррен, который, казалось, заметил это, положил руку Станнису на плечо и посмотрел на него внимательным долгим взглядом.

— Сдержанность всегда была твоим достоинством, Станнис, — проговорил он. — В отличие от твоего брата.

Станнис сильнее стиснул зубы. Редко ему удавалось слышать похвалу в свой адрес, редко хоть кто-то говорил, что он хоть в чем-то лучше Роберта. Сейчас же это было сказано человеком, считавшимся Роберту вторым отцом. Станнису стало легче, гнев немного отступил, но все же никуда не делся. Он поднял голову на стены его родового замка. Там он, бывало, долго сидел ребенком, предаваясь своим совсем не детским мыслям, на эти башни он поднимался с Гордокрылой, чтобы показать ей окрестности с высоты, потому что сама она высоко взлететь не могла. Теперь же Роберт не желал пустить его сюда.

Ворота распахнулись снова, и их наконец-то пригласили войти.

— Вас желает видеть миледи, — пояснил стражник, кланяясь и жестом показывая гостям следовать за ним.

Станнис пропустил лорда Джона вперед, вместе с ними последовали четыре сопровождавших их в пути гвардейца, остальных же пришлось оставить за воротами: чужим солдатам тут были не рады. Двор замка бурлил, переполненный людьми, лошадьми, повозками, в кузне кипела работа, конюхи носились как угорелые, таская сено: рук явно не хватало, но никого это особенно не заботило. Станнис вздохнул и уставился в седой затылок Джона Аррена. Все, что творилось кругом, слишком напоминало его старшего брата: сумбурно, беспорядочно, бесцельно.

Их привели в горницу леди Кейтилин. Она стояла у окна, обозревая все, что творилось во дворе, волосы ее были собраны на макушке в тугие косы, плечи чуть ссутулены, а руки крепко сцеплены в замок. Заслышав шум, она обернулась и, подойдя ближе, присела в неловком реверансе. Станнису показалось, что она была чем-то напугана. Судя по удивленному взгляду лорда Джона, его посетила похожая мысль.

Десница короля прикрыл за собой дверь, за которой на страже остались пришедшие с ними гвардейцы.

— Миледи, — гости церемонно поклонились хозяйке.

— Я была удивлена, узнав о вашем приезде, — проговорила леди Кейтилин. Ее глаза обеспокоенно бегали по комнате, словно она ожидала, что вот-вот из пыльного стеллажа с книгами кто-то выскочит.

— Нас прислал его величество, — коротко проговорил Джон Аррен. — Полагаю, подобного следовало ожидать, если вы понимаете, о чем я.

Глаза леди Кейтилин расширились, Станнису показалось, что застоявшиеся в них слезы словно бы разбавили их цвет, превратив из густо-голубого в почти прозрачно-серые; она всплеснула руками и рухнула в кресло.

— Семеро, будьте милостивы, — прошептала она, закрыв ладонями лицо.

— Миледи, что с вами? — лорд Джон поспешно подошел к ней. — Вам дурно?

Станнис, всегда испытывавший крайнюю неловкость при плачущих женщинах, остался стоять в стороне, предоставляя лорду Джону возможность успокоить леди Баратеон.

— Мне страшно, милорд, — проговорила она по-прежнему шепотом, слезы дрожали на ее ресницах. — Вы видели все сами, а раз уж вас прислал король, то я не сомневаюсь, что вам и без того все известно.

— Что все, миледи? — Джон Аррен пододвинул поближе деревянное кресло с мягкой подушкой в черно-золотых цветах и устроился напротив нее, взял со стола графин с вином и налил немного в кубок. — Вот держите, — он протянул кубок жене Роберта, — выпейте.

Леди Кейтилин сделала несколько судорожных глотков и с грохотом поставила кубок на стол, несколько капель красной жидкости выплеснулись на исписанный чернилами пергамент, заставив женщину вздрогнуть.

— Роберт созывает знамена, вы сами видите, — снова прошептала она, так тихо, что Станнис наполовину слышал ее слова, а наполовину лишь догадывался о них. — И я, и сир Кортни пытались уговорить его, но он не желал нас слушать и только злился и кричал.

Станнис ничего другого и не ожидал, а лорд Аррен снова закусил губу. Его глаза потемнели, а брови нависли над глазами, словно черные грозовые тучи. Он огладил свою аккуратную бороду и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди.

— Этого я и боялся, этого я и ожидал, — проговорил он, в задумчивости пожевывая нижнюю губу — эта его манера сначала раздражала Станниса, но за годы он привык и стал к ней безразличен. — Вам известно, что Роберт не велел пускать нас в замок?

— Да, — Кейтилин кивнула. — Он называет вас предателями с того дня, как вы оказались в Королевской Гавани. Но сегодня его нет, и стража, благодарение богам, явилась к сиру Кортни, а тот пришел ко мне. Вы — моя последняя надежда.

Лорд Джон, казалось, нахмурился еще сильнее. Морщины его будто бы стали глубже и оттого заметнее.

— Чем мы можем вам помочь? — голос Хранителя Востока звучал участливо, но ему не доставало уверенности.

— Отговорите, его, молю вас! — леди Кейтилин сложила руки в молитвенном жесте, словно видела перед собой не Десницу короля, а самого Небесного Отца, спустившегося к ней из своих божественных чертогов. — Иначе он погубит нас всех!

— Я ничего не могу обещать, миледи, — отозвался Джон Аррен, чуть опустив голову. — Вы сами знаете, каков он. Когда-то этот юноша уважал и почитал меня, как собственного отца, но злоба застила ему разум. Повсюду он видит предателей вместо друзей.

Роберт должен был вернуться к вечеру, и пока Станнис и лорд Джон дожидались его, леди Кейтилин пригласила их отобедать с ней и сиром Кортни Пенрозом — кастеляном Штормового Предела. По пути в малую трапезную они заглянули к детям. Станнис никогда не видел своих племянников: черноволосого Роннала и Кассанну с рыжеватыми волосами матери, — Ренли же он нашел подросшим и весьма изменившимся, этот мальчик уже готовился вступить в пору юношества, и если бы не другие заботы, Роберту (а точнее, сиру Кортни и леди Кейтилин) следовало подыскивать достойного рыцаря, к которому можно было бы отправить мальчишку оруженосцем. Дети, впрочем, особого интереса к Станнису не проявили. Он попробовал расспросить Ренли о его делах, но тому вскоре стало скучно отвечать на вопросы и он сбежал во двор. Младший брат всегда больше походил на Роберта и лицом, и характером. Роннал, впрочем, внешне тоже напоминал отца, но о его натуре сказать что-то Станнис не мог.

Убедившись, что дети ни в чем не нуждаются, леди Кейтилин увела гостей в малую трапезную. Жена Роберта была бледна, а сир Кортни молчалив и серьезен. Станнис тоже жевал молча, навыки светской беседы ему не удалось усовершенствовать даже при дворе, это Роберт мог трепаться без умолку о всякой чуши, а Станнис всегда предпочитал словам дела.

Джон Аррен же, видно, давно выучился получать те сведения, которые были ему необходимы. Нахваливая стряпню местных кухарок, он постепенно расспрашивал сира Кортни и леди Кейтилин, вызнавая у них о положении дел в Штормовых Землях: зерна в амбарах после зимы осталось мало, прошлое лето оказалось коротким, и запасти удалось не так много, а если мужчины уйдут воевать, то собирать первый урожай нынешнего лета будет некому. Кроме того, некоторые знаменосцы так и не отозвались на призыв своего сюзерена.

— Лонмауты молчат, — вздохнул сир Кортни, — как и Тарты, и Коннингтоны. Мой отец также медлит с ответом, о чем не устает напоминать мне мейстер Норрен. А что я могу поделать? Он слишком стар и немощен, он родных-то узнает с трудом, а мой старший брат отказывается что-либо делать без его на то дозволения.

— Названные вами лорды вряд ли поддержат Роберта, — заметил лорд Джон, — Они выступят на стороне короля, это очевидно. Думаю, даже сам Роберт должен это понимать.

Сир Кортни кивнул, соглашаясь.

— Я сам так думаю, — вздохнул он, — но…

— Роберт с вами не согласен? — вставил Станнис.

Сир Кортни обреченно покачал головой, и Станнис подумал, что если Роберт узнает об этом разговоре, то не поздоровится ни сиру Кортни, ни леди Кейтилин. Само присутствие здесь посланников короля, «предателей» в понимании его брата, грозит очередным штормом.

— Лорд Роберт считает, что вассалы должны подчиняться ему, — проговорила леди Кейтилин.

— Позвольте, миледи, — возразил лорд Джон, — но его вассалы так же принесли присягу и королю после его восшествия на престол. По традиции в церемонии коронации участвуют лишь семеро удостоенных титула верховных лордов, но присягу король принимает впоследствии и от всех остальных.

Кейтилин кивнула.

— Мне это известно, милорд, — согласилась она, — но сейчас речь не обо мне.

Станнис оглядел ее осунувшееся лицо, ее припухшие от слез глаза, и жалость к этой женщине больно уколола его. Она ничего не могла противопоставить упрямой бездумной воле своего мужа, который несся вперед на коне своей уязвленной гордости, не замечая перед собой глубоких оврагов, частоколов и камней, грозившихся уронить его наземь. Станнис не думал, что ее особенно беспокоила судьба Роберта, но, упав, он обязательно потянет за собой ее и ее детей. Впрочем, его победа могла вознести ее так высоко, как она сама не смела и мечтать.

— Еще этот мейстер… — вздохнула леди Кейтилин. — Старик Крессен предупреждал меня о нем, но я не послушала.

— Мейстер? — Джон Аррен, казалось, оживился.

— Наш мейстер Норрен… — пробормотала леди Кейтилин, — он все время вьется вокруг Роберта, и не посвящает никого в их дела — ни меня, ни сира Кортни.

Лорд Джон внимательно посмотрел на Станниса, словно бы хотел ему что-то сказать, но Станнис не понял, что означал этот взгляд. Впрочем, слова братниной жены и ему показались подозрительными.

— Старик Крессен не допустил бы такого, — заметил он, — он был мудрым человеком.

Сир Кортни Пенроз многозначительно кивнул: с этим трудно было не согласиться.

Как Роберт въехал в ворота замка, они увидели в окно. Уже темнело, и двор сразу осветился светом множества факелов. Старший брат прибыл в сопровождении нескольких латников и молодого мужчины в сером мейстерском облачении — видать, того самого Норрена.

Леди Кейтилин, завидев мужа, будто бы уменьшилась в росте, а сир Кортни еще сильнее напрягся: они, похоже, только сейчас начали понимать, что натворили, нарушив приказ Роберта. Впрочем, слепое следование этому указанию тоже привело бы к весьма печальным последствиям. Станнис вздохнул: их выбор не казался ему таким же тяжелым, как его собственный.

У окна осталась стоять лишь леди Кейтилин, нервно теребя подол своего платья. Мужчины же вернулись на свои места. Они все еще оставались в малой трапезной, где лорды обычно обедали в семейном кругу или с малым количеством гостей. Посуда и остатки еды были давно убраны, в канделябрах были зажжены свечи. Беседа и так катилась медленно, будто по ухабам, а после того, как замковые ворота пропустили внутрь Роберта, и вовсе остановилась. В комнате повисла тревожная тишина, словно на темном потолке собрались тяжелые тучи, и вот-вот должен был грянуть гром.

Некоторое время молчание нарушалось лишь едва слышным шумом, доносящимся из великого чертога, где пировали прибывшие лорды и рыцари, и Станнису уже подумалось, что Роберт останется там с ними и вскоре будет уже настолько пьян, что говорить с ним не будет никакой возможности. Впрочем, вскоре в коридоре послышались грузные шаги и громогласные выкрики старшего брата:

— Кто посмел? — ревел он. — Кто пустил этих драконьих прихвостней?

Ответа Станнис не услышал, возможно, впрочем, он так и не прозвучал, ибо через несколько коротких мгновений Роберт с силой толкнул дверь и ворвался в комнату. Рев будто замер у него в горле и не мог прорваться дальше. Он зло уставился на собравшихся, но, казалось, не мог проронить и слова. Леди Кейтилин съежилась, будто хотела исчезнуть, сир Кортни распрямил спину, а Джон Аррен, казавшийся совершенно спокойным, поднялся:

— Добрый день, Роберт.

Станнис заметил, как за спиной у Роберта, словно мышь, прошмыгнул мейстер Норрен.

— Лорд Джон… — выдавил из себя старший брат и умолк снова, будто подавился.

Мейстер встал за спиной Роберта, словно тень. Он выпрямился, оглядел собравшихся и вперил взгляд своих бледно-голубых прозрачных глаз в сира Кортни Пенроза.

— Вы осмелились нарушить приказ вашего лорда, сир, вам это известно? — проговорил он, чуть задрав голову вверх.

Сир Кортни тоже поднялся, чтобы ответить, но вместо него вновь заговорил лорд Джон Аррен.

— Вы хотите сказать, уважаемый мейстер, что Деснице короля и члену Малого Совета здесь не рады? Не рады родному брату лорда Роберта и его названному отцу? — лорд Джон прищурил глаза, внимательно всматриваясь в молодого мейстера. — Роберт?

Брат колебался. Он дернулся, словно намеревался обернуться к Норрену, но внезапно передумал, потом снова взглянул на Аррена, махнул рукой и с шумом опустился на свободный стул. Лицо его раскраснелось и будто бы надулось, злость еще полыхала в нем, и будь тут один Станнис, Роберт бы придушил его собственными руками, но к лорду Джону брат все еще испытывал какую-то странную смесь страха и уважения.

— Зачем вы пожаловали сюда, милорд? — спросил он наконец. Его взгляд переместился от Аррена к Станнису, и синие глаза сверкнули злобой.

— Будто бы ты не знаешь, Роберт, — Джон Аррен тяжело вздохнул. — Мы принесли тебе послание от короля. — Десница извлек пергамент и протянул его Роберту.

Станнис ожидал, что брат швырнет его в огонь, даже не распечатывая, но Роберт все же прочел послание и только потом его постигла эта незавидная участь.

— Передайте вашему драконьему выродку, которого вы зовете своим королем, — глаза брата метали молнии, — чтобы катился в седьмое пекло!

— Это и твой король, Роберт, — проговорил Станнис.

— Нет! — брат вскочил с места. — Нет! Я не признаю его! Не желаю! Хотите служить, ему — служите. Он купил вас за места в Малом Совете, а вы и радуетесь.

— Твой брат прав, Роберт, — голос Джона Аррена оставался все таким же спокойным, словно море в безветренный день. — Рейегар Таргариен твой король. И не так уж он плох, чтобы гробить своих же людей, дабы насолить ему.

— Да будет позволено мне сказать, — мейстер Норрен выступил из тени, — но король Рейегар перешел ту черту, которую переходить не следовало. Его изменения угрожают вековым традициям, угрожают Цитадели и тем знаниям, что она бережет с самого своего создания. Он отдает знания в руки малограмотных крестьян и бастардов, он намерен отобрать у великих лордов те права, которые были у них веками. Король опасен, и именно сейчас мы должны показать ему и всему королевству, что он ведет нас во тьму.

Станнис бросил взгляд на Роберта, но тот молчал, все еще пыхтя от гнева. Вот уж кого, а старшего брата вряд ли интересовали права лордов или заботы Цитадели.

— Роберт? — Джон Аррен взглянул на него, но брат тут же отвернулся.

— Он прав, драконий выродок несет одно зло. Он должен ответить за это, — прорычал Роберт сквозь зубы.

— Роберт, послушай, — лорд Джон наклонился к нему, но тот не дал Деснице договорить:

— Я не желаю слушать, — воскликнул он и стукнул по ручке кресла с такой силой, что та отчаянно заскрипела. — Мое решение уже принято, а вы можете либо остаться со мной, либо возвращаться под крыло к своей ящерице.

— Роберт, ты ступаешь на неверный путь, — проговорил лорд Аррен, но Роберт лишь отвернулся, словно нашкодивший мальчишка, которому стыдно было посмотреть в глаза своему отцу, но продолжавший настаивать на своей правоте.

— Уходите, — зло бросил Роберт, — убирайтесь вон! Я не желаю видеть под своей крышей предателей!

— Роберт… — снова начал Джон Аррен, но тот уже ничего не желал слушать.

— Уходите или я оставлю вас здесь заложниками, — процедил брат.

Мейстер Норрен взирал на все это словно статуя, и только его водянистые глаза внимательно следили за Робертом. Станнису хотелось сделать что-то еще, но между ним и его старшим братом будто бы образовалась трещина в земле, и теперь они разъезжались в разные стороны. Станнис протягивал ему руку, но Роберт не желал ее брать.

Джон Аррен поднялся.

— Что ж… — кажется, он не знал, что сказать. — Мне жаль, Роберт.

Роберт ничего не ответил, головы он так и не поднял, не желая встречаться взглядом ни с братом, ни с названным отцом.

Вчера на город наконец-то обрушился долгожданный дождь: огромная свинцовая туча пришла с запада, задул сильный ветер, а воздух наполнился тем самым запахом, который бывает перед тем, как разразится буря. Кони в деннике беспокойно ржали, оруженосец Джейме Реззо хмурился, понимая, что тренировки с мечами, которую они проводили всякий день, когда Джейме бывал свободен, теперь не будет, а лейтенант Тристан Риверс сыпал проклятиями, поглядывая на небо, готовое обрушить на него реки воды.

Жители города попрятались по своим домам, Реззо, как и другие оруженосцы и слуги, состоявшие при Золотых Мечах, бегал вокруг шатра Джейме, стараясь его укрепить. Под порывами ветра просмоленная, подобно корабельному парусу, ткань натягивалась и хлопала, словно все те же паруса попавшего в шторм корабля, однако шатер держался крепко, и вскоре Реззо, забрав все валявшееся у входа оружие и доспехи, скрылся внутри. Джейме же остался на улице. Ветер трепал его волосы, хлестая ими по лицу, забирался под рубашку, холодя кожу и превращая одежду в некое подобие паруса.

Ланнистеру нравилась эта нежданная, но столь приятная прохлада. Потоки ветра, казалось, омывали его тело от жары и пота, будто прохладная вода. Джейме улыбнулся и чуть прищурился, спасая глаза от лезущих в них волос.

— Ланнистер, ну ты и дурак! — крикнул ему спешивший мимо Мандрейк. — Прячься, а то будешь мокрый как рыба.

— Не хочу, — отозвался Джейме. — Эта жара мне уже надоела.

Мандрейк хмыкнул и пожал плечами. Он родился и прожил всю жизнь в Эссосе, и все это было ему привычно, так как другого он просто не знал, тогда как Джейме все еще тосковал по дому и всему тому, что было с ним связано. В Утесе Кастерли такие бури не были чем-то необычным — а все близость моря, порождавшего ветра, грозы и потоки воды, и даже в хорошую погоду в воздухе ощущалась морская влага.

«Даже если мне будет дозволено вернуться в Вестерос, Утес для меня потерян навсегда», — подумал Джейме. В родовом замке Ланнистеров теперь заправлял его младший брат, и самому Джейме там места не было. Тирион, конечно же, примет его, если Джейме заявится домой, но быть всего лишь приживалкой при брате ему не улыбалось. А чем еще он мог бы заняться? Открыто к себе на службу Рейегар его точно не возьмет после всего, что случилось, а другого занятия для себя Джейме не видел.

От размышлений его отвлекла тяжелая дождевая капля, шлепнувшаяся ему прямиком на нос. Еще несколько капель ударили по макушке и плечам, а потом на Джейме обрушился целый поток, будто бы он стоял под струями водопада. Те, кто еще не успел укрыться, спешили к своим шатрам, смотря на Ланнистера словно на безумца. Джейме не замечал этих взглядов: он радовался дождю, подставляя струям лицо и раскинув в стороны руки. Казалось, в этой льющейся с неба воде таилось освобождение — только вот от чего Джейме не мог сказать, да и вряд ли это было ему ведомо. В тот момент он лишь наслаждался, на недолгие мгновения позабыв обо всем, что тяготило его.

Дождь шел до глубокой ночи, но на следующее утро расплатой за недолгую прохладу послужила удушающая влажность. Оставленные дождем лужи быстро высохли на ярком солнце, но вода не исчезла — казалось, воздух впитал ее в себя и теперь был наполнен ею. Конечно, для Джейме в этом не было ничего необычного, ведь он, считай, всю жизнь прожил рядом с морем: сначала в Утесе Кастерли, а потом и в Королевской Гавани.

Рубашка начала липнуть к телу, уже когда он подъезжал к воротам лагеря. Джейме поморщился и попробовал сделать глубокий вдох, но ему это далось с трудом: воздух будто отяжелел и стал каким-то вязким. Нарцисс под ним недовольно захрапел — коню тоже было душно. Золотая шкура жеребца искрилась на солнце, и Джейме вновь отметил про себя, что Реззо хорошо справляется со своими обязанностями.

— Ну-ну, не ворчи, — Джейме похлопал Нарцисса по холке. — Мне тоже душно, но тут уж ничего не попишешь — дело есть дело.

Он дотронулся до спрятанного за пазухой кошеля и снова вздохнул. Золотых Мечей в городе побаивались и связываться с ними мало бы кто решился, но Джейме все равно предпочитал не носить монеты на поясе — отчаянные люди, утратившие всякую осторожность, встречались всегда и везде. Сегодня ему надлежало отправиться в порт, где его ожидал посланец короля Рейегара: помимо всего прочего, Джейме надеялся получить хоть какой-то ответ на свой рассказ о разговоре с Красной Жрицей, ведь он, безусловно, должен был заинтересовать короля. Впрочем, перед этим ему надлежало сделать кое-что еще. Задумал он это давно, но все никак не мог решиться, он до сих пор испытывал сомнения, но старался не заострять на них свое внимание.

Оставив справа от себя пирс, куда он еще собирался вернуться, Джейме свернул к таверне Гого Весельчака. Кабаки, во множестве расположившиеся на той улице, были полны матросами, спускавшими здесь свое жалование на выпивку и шлюх, — впрочем, как и всегда. Солнце взошло лишь недавно, но моряки, уставшие, видно, от стряпни своих коков и общества товарищей, потянулись в кабаки и таверны. Толпа эта была пестрая: были тут и тирошийцы с крашенными волосами и бородами, усатые жители Норвоса, где отсутствие любой растительности на лице считалось клеймом раба, рыжеватые с янтарными лицами гискарцы из Миэрина или какого другого осколка Империи, сгинувшей когда-то под натиском Валирии. При виде потомков древнего Гиса Джейме поморщился — он знал, что торговали они в основном рабами.

В Вестеросе рабство было запрещено, и сама мысль о том, что человека можно купить на рынке словно вещь, не уживалась у Джейме в голове. Впрочем, даже на совершенном теле Древней Валирии зияла язва рабства. Таргариены когда-то владели рабами и привезли их с собой на Драконий Камень. Сейчас, вероятно, потомки этих людей либо служили в замке, либо жили в одной из многочисленных деревень, раскиданных по острову. Интересно, задумывался ли когда-нибудь об этом Рейегар или его родичи?

Джейме снова коснулся кошелька — дурная привычка, но делал он это помимо своей воли, подчиненный одолевавшим его думам. В шуме чужеземных голосов, где сложно было что-то разобрать, нетрудно было спрятаться в царстве мыслей.

— Да не может этого быть! — в море непонятных слов Джейме зацепился за брошенный якорь родного общего языка, на котором говорили в Вестеросе.

— А я говорю тебе, что король готовится к войне! — отозвался приятель говорившего. — Мы стояли на якоре в Королевской Гавани, так там только об этом и болтали. Да и в Чаячьем городе тоже. Этот пират Грейджой объявил, что больше не подчиняется Дракону.

— Что за глупости такие? — было ему ответом. — Я был там несколько месяцев назад, и все было спокойно.

— А теперь нет! — настаивал моряк. — Наш капитан намеревался зайти и в Ланниспорт, но отказался от этой затеи. Говорят, в Западных землях неспокойно и некоторые из тамошних лордов пошли войной на карлика, что пытается ими заправлять.

Дальше Джейме слушать не стал. Хотя новости его и насторожили, он все же рассудил, что привлекать к себе внимание не следует. Сегодня он в любом случае все узнает из первых рук, а не по слухам, что перевозят на кораблях вместе с товаром.

Теперь он сосредоточился на деле, за которым и направлялся сейчас в заведение Гого Весельчака. Где-то под правой лопаткой его все еще продолжало колоть сомнение относительно правильности своего поступка, но Джейме чувствовал, что не сделай он этого, совесть так и будет грызть его дальше. Он давно уже не был королевским гвардейцем, но оставался рыцарем, и ни сир Эртур Дейн, ни другие его братья по гвардии в этом не сомневались.

Время было еще относительно раннее, и те клиенты, кого обычно обслуживало заведение Гого, сидели по домам. Редко кто приходил сюда исключительно поесть — обычно являлись либо за удовольствиями, либо за новостями, коих Гого собирал во множестве. Таверна эта не считалась домом подушек, но и кабаком ее назвать было нельзя. Моряков тут не привечали, разве что капитанов, да старших членов команды, и завсегдатаями Гого были в основном служилые люди — писари, счетоводы, сборщики податей — купцы средней руки, наемники и прочие мастера оружия.

Весельчак стоял у дверей, сложив руки на груди. Он тут же заприметил Джейме и Нарцисса и, сощурившись, помахал Ланнистеру рукой. На его губах поигрывала улыбка, но выражение лица нельзя было назвать приветливым или слишком уж радостным.

— Глядите-ка, хе-хе, неужто снова пожаловали к нам, добрый господин? — спросил он, когда Джейме спешился и отдал поводья своего коня подоспевшему конюшонку.

— Скучал по мне, Гого? — хмыкнул Джейме.

— Да как же не скучать-то? — отозвался Гого. Он чуть склонился и пропустил Джейме вперед, а сам устремился за ним. — Господин всегда хорошо платит. Рано вы сегодня, хе-хе.

— У меня не так много времени, — Джейме пытался сохранить свой тон будничным, но все равно ему показалось, что его слова звучат резко. — И я пришел по делу.

— Хм, — в маленьких черных глазках Гого сверкнуло удивление, обычно ему несвойственное, и Джейме показалось, что Весельчак насторожился, впрочем, он ничем не выдал этого, и Ланнистер мог и ошибаться. — Что это за дело такое у вас к Гого Весельчаку? — осведомился он, даже забыв прибавить привычное «хе-хе».

— Принеси мне сначала твоего мясного пирога, да штоф того красного вина, что ты купил у дорнийского купца, — Джейме решил немного подержать Гого в неведении — пусть знает, что командует тут Джейме Ланнистер.

Весельчак снова смерил его странным взглядом и удалился на кухню. Джейме же огляделся: почти все столы пустовали, а никого из девушек и вовсе не было видно. Двое громил, впрочем, занимали свое привычное место у входа, их крупные грубоватые пальцы с грязными ногтями касались оружия — меча у одного и боевого топорика у другого — словно нежной кожи любовницы. Оба поглядывали на Джейме, впрочем, как и всегда: они будто чувствовали исходящую от него опасность и оставались начеку. Джейме не стал обращать на них внимания, он уселся за тот же стол, где обычно обедал, и принялся ждать.

Гого сам принес ему вино и пирог — то ли из уважения к гостю, который хорошо платит, то ли потому, что сгорал от любопытства. Джейме поставил бы на последнее. Он налил вина себе в деревянный кубок и отпил глоток.

— Мало какое вино сравнится с дорнийским красным, — проговорил он, смакуя привычный вкус и аромат.

— Не все с вами согласятся, хе-хе, — покачал головой Гого, усевшись напротив Джейме. Он изо всех сил старался не выказывать интереса, и Ланнистер знал, что Весельчак никогда первым снова не заговорит о деле, которое занимало его.

— Неужто? — Джейме склонил голову набок.

— Вы, добрый господин, выросли на этом вине, — пояснил Гого, — а вот другим оно кажется то слишком терпким, то слишком мягким. Поверьте мне, хе-хе, каждый больше всего любит то, к чему он больше всего привычен. — Весельчак обнажил наполовину выпавшие, наполовину сгнившие зубы, весьма довольный своим изречением.

Джейме не стал его разубеждать. Он пил вино и жевал пирог, размышляя о том, доведется ли ему снова побывать в заведении Гого. Еда здесь была отменная, но он сомневался, что его пустят на порог после того, что он намеревался сделать.

— Что ж, — Джейме отставил наконец пустую тарелку и поглядел на Гого. Тот чуть дернулся и слегка напрягся. Ланнистер пристально поглядел на него, пока вытирал о салфетку перепачканные пирогом руки. — Пора нам поговорить о деле.

Джейме почему-то стало мерзко от того, что он собирался сказать и сделать. «И чем я лучше этого треклятого Гого? — подумалось ему. — Но что ещё я могу? Уж лучше так, чем вовсе сидеть сложа руки. Не то же ли самое делает король Рейегар?» Гого выжидательно смотрел на него, пожевывая губу. Джейме чуть придвинулся и подался вперед и, понизив голос, продолжил:

— Я хотел бы купить у тебя Тарру, — выговорил он наконец. От произнесенных слов стало противно от самого себя и даже, показалось, во рту появился какой-то горьковатый неприятный привкус, который слова оставляли на языке, будто яд. Было в этом нечто низкое, и он, пытаясь сделать хоть что-то хорошее, словно бы опускался до уровня людей вроде Гого Весельчака.

Тот на мгновение замер, продолжая жевать губу и смотреть Джейме прямо в глаза. Гого чуть отпрянул, и Ланнистер никак не мог понять, что думал Весельчак о его предложении. Гого не улыбался и ничего не говорил, и Джейме это настораживало: хозяин таверны любил хорошие сделки, а теперь он молчал, будто бы предложение не пришлось ему по вкусу.

— И сколько ты готов выложить за неё? — спросил он наконец, выражение его лица, однако, не изменилось, а в голосе Гого Джейме послышалась враждебность.

— Двадцать монет золотом, — отозвался Джейме. Он навёл достаточно справок и знал, что это хорошая цена, больше, чем Гого предложит за девушку кто-то другой. Для остальных Тарра была лишь товаром, у Джейме же была совершенно иная цель, и поэтому он готов был давать больше.

«Мы не покупаем их самих, сир Джейме, — писал ему в одном из посланий Рейегар Таргариен, — мы покупаем для них свободу. А свобода стоит дороже, чем раб, поэтому мы всегда должны давать больше. Мы — их надежда на освобождение».

— Нет, — отрезал Гого и откинулся чуть назад, сложив руки на груди.

— Это достойная цена, — возразил Джейме, не понимая причину столь резкого и однозначного отказа.

— Я не спорю, — из речи Весельчака исчезло его привычное «хе-хе», и Ланнистер насторожился. — Но Тарру я не отдам. Бери любую другую за вдвое меньшую цену, если тебе нужна девица для утех.

— Мне не девица для утех нужна! — такое предположение настолько возмутило Джейме, что он, не успев толком подумать, раскрыл свои мотивы. Впрочем, он не знал, что ещё ответить на это. Гого вряд ли оценит и поймёт его благородные порывы. Ланнистеру всегда казалось, что Гого ведом только язык монет, но сейчас Весельчак отказывался на нем говорить. Джейме помнил, что девушка приглянулась самому Гого, но разве для такого человека имело значение что-то большее, чем просто красивое лицо и тело? В это трудно было поверить.

Словно бы нарочно в зал вошла Тарра, несущая откуда-то поднос с грязной посудой. На мгновение она замерла, глянув в сторону Джейме и своего хозяина, отчего девушка чуть не запнулась, но тут же спохватилась и продолжила свой путь.

— Поди-ка сюда, — окликнул её Гого.

Тарра вздрогнула всем телом, Джейме видел, как она напряглась и как с мгновение колебалась, прежде чем исполнить приказание хозяина. Однако потом она будто бы подобралась, передала поднос одной из своих товарок и приблизилась к ним — медленно и степенно, будто бы ее темно-лиловые глаза не наполнял невысказанный ужас.

Она боялась Гого, и Джейме хорошо знал это. Не впервые видел он этот нечеловеческий страх в ее глазах. Что же он делал с ней? Чем он мог напугать эту бедную девушку и без того привыкшую к ремеслу женщины для утех.

— Благородный рыцарь хочет купить тебя, — бросил ей Гого, и Тарра снова вздрогнула. Ее лицо сделалось каменным, и она даже краем глаза не взглянула на Джейме. — Пойдешь к нему?

Девушка чуть заметно вскинула голову. От Джейме не укрылось, как ее пальцы сжали подол платья. Она посмотрела на Гого и буквально впилась в него взглядом, силясь что-то высмотреть. Но что? Верный ответ на вопрос? Гого только что ответил Джейме отказом на его предложение, а теперь спрашивал мнение девушки. Зачем? Чтобы подарить ей надежду, а потом тут же отобрать ее? Джейме хотелось что-то сделать, как-то помочь ей, но это было не в его силах.

— Пойду, — заговорила Тарра, нарушив затянувшееся напряженное молчание.

— Ах ты шлюха!

Гого схватил девушку за руку и резко дёрнул её на себя. Тарра вскрикнула, но сопротивляться ему у неё не было сил, и она очутилась у Весельчака на коленях. Джейме вскочил, пальцы правой руки стиснули рукоять меча. Происходящее не совсем укладывалось в его голове: Гого сам торговал телом этой девушки, теперь же, когда она предпочла другого хозяина, он вдруг обозлился и заартачился. Ланнистер слишком поздно сообразил, что в этом деле хозяина таверны интересовали не деньги — ему нужна была сама девушка.

— Отпусти её! — вскрикнул Джейме. Костяшки его пальцев побелели, с такой силой он сжимал рукоятку меча, но напасть на Гого первым Джейме не смел. Такой неоправданный поступок может стоить ему очень дорого: его вполне могли арестовать и бросить в застенки, а будь Гого птицей поважнее, то Золотые Мечи могли и вовсе лишиться весьма прибыльного договора.

— Она принадлежит мне! — отвечал Весельчак. По всему было видно, что он терял терпение, и вся его злоба вот-вот готова была вылезти наружу: голос его изменился, из его тона исчезла былая рассудительность и легкое высокомерие. Он сильнее зажал Тарре руку, заставив её снова закричать.

— Не дури, Гого, — Джейме пытался говорить спокойно, опасаясь, что хозяин может что-нибудь сделать Тарре. — Девушка хочет уйти со мной, я даю хорошую цену. Всё остаются в выигрыше. Разве это не хорошо?

— Нет, — прошипел Весельчак. — Я уже сказал тебе нет. Мнение этой шлюхи меня не волнует. Выбери себе любую другую и будь доволен.

Джейме задумался: он мог уйти ни с чем или спасти кого-то. Кого-то, но не Тарру, в которую хозяин вцепился, словно коршун. Он не любил ее; со смерти сестры ни одна женщина не вызывала в нем тех чувств, что он принимал за любовь, но он видел любовь Тарры и ему было её жаль. Жалость! Никакому влюбленному не пожелаешь испытать этого чувства со стороны любимого человека. Слишком это горько — подобные мытарства были Джейме слишком хорошо знакомы. И тем не менее, он не мог оставить Тарру, бросить её на растерзание Гого Весельчака.

— Почему ты не желаешь отпустить её? — попытался успокоить его Джейме.

— Тебя это не касается, — Гого ощетинился, словно зверь готовый броситься. Джейме подумал о том, что, если Весельчак накинется на него, у него появится повод защитить себя и увести Тарру прочь отсюда и, может быть, отправить её в Вестерос — Лианна Старк не откажет ему в помощи. Джейме чувствовал, как напрягались ноги — ему хотелось немедленно вскочить, но он сдерживал себя: нельзя, чтобы кто-то обвинил его в желании напасть первым. Он старался сохранять внешнее спокойствие, хотя сердце глухо бухало в груди, а в лицо ударила кровь.

Из-за двери осторожно выглядывали другие девицы Гого. Были ли они напуганы или же воспринимали происходящее, как очередное развлечение, Джейме не понял — его взгляд не задержался на них надолго. Гораздо больше его волновали здоровенные охранники, которых Весельчак всегда держал в зале. Единственный посетитель — толстый лысоватый писарь — покинул таверну, едва услышал повышенные тона, и теперь Джейме остался наедине с Гого и его ребятами. Ланнистер был опытным рыцарем, не боявшимся ввязываться в бой, но все же он был один, а соперников — трое.

Он бросил взгляд на громил Гого, и, конечно же, это не укрылось от хозяина таверны.

— Убирался бы ты отсюда, да поскорее, — проговорил Весельчак. Он не хуже Джейме просчитал свое положение. Свидетелей не было, и правым в итоге окажется тот, кто выживет. Ему и поверят.

Поняв, что сдерживаться бессмысленно, Джейме поднялся. Как он и ожидал, ребята Гого тут же подбежали к нему: один выхватил из ножен меч, другой — достал из-за пазухи топорик. Разворачиваясь, Джейме бросил им под ноги стул, но это не слишком замедлило их продвижение: один из громил пнул стул в сторону, расчищая проход. Ланнистер понимал, что за спиной у него оставался Гого, поэтому тут же встал вполоборота и принялся отступать к стене, где достать его со спины было бы невозможно. Параллельно ему приходилось следить за Весельчаком, и за громилой с топориком, опасаясь, что тот решит метать оружие.

Никто из троих не нападал первым, и Джейме использовал их бездействие, чтобы занять выгодное положение. Всё же, вышвыривать из таверны распускающих руки пьянчуг это не то же самое, что сражаться с опытным рыцарем, достаточно повидавшим на своём пути. Громилы надвигались на него, скалясь, и по выражению их лиц Джейме понял, что они намерены напугать его. Знали бы эти ребята, что король Эйерис Таргариен был в сотню раз страшнее любого из них. Второй громила так и не метнул топорик — видать, ему не доставало целкости. Гого, выпустив наконец Тарру, двинулся вслед за ними, а несчастная девушка упала на пол и зарыдала, хватаясь за запястье, на котором наливался краснотой след от пальцев Гого. Она мало что смыслила в искусстве боя и взирала на Джейме с ужасом.

Спиной Джейме ощутил каменную стену и остановился. Рука крепко сжимала меч, он старался держать в поле зрения всех своих врагов, которые теперь замерли на некотором расстоянии, будто бы не знали, что делать. На память Ланнистеру пришли тренировочные бои с сиром Эртуром Дейном во дворе Красного Замка. Он вспомнил, как Меч Зари выводил соперника из себя, вынуждая занервничать и нанести удар первым. Даже спокойный, рассудительный Рейегар Таргариен попадался на эту уловку, что уж говорить о горячих головах вроде покойного ныне Брандона Старка.

Джейме решил ждать, он крепко сжимал меч и встал в боевую стойку, но не делал выпада: во-первых, не хотел терять выгодную позицию и позволять кому-либо юркнуть себе за спину, во-вторых, он подозревал, что если не Гого, то двух его громил легко вывести из себя. Силы и злости в них было больше, чем ума. Такие никогда не стали бы рыцарями — силу можно обрести долгими тренировками, а вот ум был природным качеством. Джейме снова вспомнил Эртура Дейна, то, как королевский гвардеец переманил на свою сторону крестьян, позволив таким образом их отряду настигнуть Братство Королевского Леса. Джейме Ланнистеру было далеко до Меча Зари, но он тоже не был дураком, а служба у Золотых Мечей его многому научила.

— Трусишь? — проревел один из громил.

— Скорей уж вы испугались, — парировал с усмешкой Джейме. — Вас трое, а я один, а вы и подойти не решаетесь.

Ланнистер хорошо видел, как покраснели их лица и напряглись мышцы, что показало: тактика, избранная им, была верной. Гого оставался более спокойным, но он уже не сможет управлять своими ребятами, стоит им достаточно разозлиться.

— Ну же, — Джейме хохотнул, — нападайте и покончим с этим!

Весельчак сделал поспешный жест, видно, надеясь удержать их, — намерения Ланнистера он, вероятно, прочитал — но было уже слишком поздно: его громилы сорвались с места и кинулись на Джейме.

Гнев придаёт сил и отваги, но отнимает меткость и ловкость — это Ланнистер усвоил давно. Оголтелый гнев и животный страх опасны в бою не меньше худой брони или затупившегося меча. Они отвлекают, мешают сосредоточиться и рассчитать движения — сейчас Джейме лишний раз в этом убедился. Посыпавшиеся на него удары были лёгкими, и он блокировал их без особых трудностей. Единственное, что осложняло ему жизнь — это необходимость сражаться с двумя бойцами с разным оружием и при этом ещё следить за Гого Весельчаком.

Тот пока оставался в стороне и смотрел во все глаза на Тарру, словно боялся, что та сбежит. Она, впрочем, не собиралась этого делать, так и продолжая сидеть на полу. По законам Лиса за побег её ждало суровое наказание, а если Джейме вздумает укрывать её, то его обвинят в краже и тут уж никто его не спасёт, даже сам генерал-капитан Золотых Мечей.

Верзила с мечом, слегка удивив Джейме, оказался довольно проворным, и биться с ним было труднее. Джейме стал постепенно смещаться к углу комнаты так, чтобы оба громилы не могли драться с ним в полную силу и мешали бы друг другу. Продвигался он, впрочем, медленно, отбиваясь от сыплющегося на него града ударов. Ему удалось задеть громилу с топориком и пустить тому кровь, но товарищ отомстил за него, и достал Джейме, порезав тому руку чуть выше локтя. Кольчуги на Ланнистере не было — он и не думал, что ему придётся драться, и обычный торг перерастет в сражение.

Джейме приходилось туго, и он совсем потерял из виду Гого Весельчака. Спрятался ли тот в тенях, побежал ли за подмогой или просто сбежал, ожидая, что его громилы добьют Ланнистера? — у Джейме не было времени думать об этом. Руку саднило, но эту боль он ощущал где-то на границах собственного разума. Так бывало всегда — когда речь идёт о жизни и смерти, нет времени думать о боли, воины и с воистину страшными ранами продолжали сражаться будто бы и не замечая их. Боль приходила потом, много позже, если удавалось одолеть врага.

Сейчас же время и пространство будто перестали существовать, и Джейме давно потерял счёт наносимым ударам, столько много их было. Он не знал, сколько прошло времени, когда ему удалось-таки наконец сразить громилу с топором — он, как Джейме убедился, оказался глупее и, если бы не его сила, он давно бы пал. Он лез вперёд, мешая своему более умелому сопернику и давая преимущество Джейме. Верзила рухнул на пол, продолжая крепко стискивать топорик, которым теперь не мог воспользоваться никто из оставшихся.

Усталость подступала, но сражаться с одним врагом было несравнимо проще. Джейме смог выбраться из своего угла и получить пространство для маневра — ведь не зря же певцы сравнивают поединок с танцем, когда двое сражающихся исполняют замысловатые фигуры, понятные, зачастую, немногим. И теперь, сделавшись свободнее, он мог танцевать в полную силу.

Громила рычал, шипел, но сдаваться не собирался, впрочем, как и Джейме. Гого, кажется, действительно исчез, и Ланнистер надеялся, что он не приведёт ещё людей — ещё с несколькими противниками ему будет уже не справиться. Впервые Джейме задумался, что может и не выйти победителем из этой схватки. Что тогда будет с Таррой? Ему нельзя проигрывать хотя бы ради неё. Он начал все это и разве может он так её подвести — не только её, но и Рейегара Таргариена, рассчитывавшего на его помощь. Эта мысль придала Джейме сил, и он приободрился.

Дальнейшее произошло так быстро, что Джейме с трудом мог понимать, что же творится. Всё началось с резкой боли в правом плече. Неужели он пропустил удар? — Ланнистер посмотрел на меч своего противника, однако, на нем не было крови… Его взгляд чуть сдвинулся в сторону, и только тогда он заметил Гого, державшего в руках лук — это он выстрелил и попал; и теперь собирался стрелять снова.

Щита у Джейме не было, и защититься от стрел было нечем. Он принялся судорожно искать подходящее укрытие, но был зажат в углу, а его противник, воспользовавшись замешательством Ланнистера и его ранением, принялся наносить удары один за другим, отбивать которые уже изрядно уставшему Джейме становилось все сложнее. Он пытался задвинуть подальше боль в плече и сосредоточиться на поединке, но это было непросто. Кроме того, ему приходилось прятаться за своим соперником так, чтобы Гого не мог совершить второй выстрел.

Позже Джейме не раз прокручивал у себя в голове то, что случилось дальше. Он и вовсе упустил из поля зрения Тарру, но она, видно, внимательно наблюдала за поединком. Джейме понятия не имел, откуда она взяла нож — скорее всего схватила на одном из столов, пока Весельчак отвлекся на поиски лука и стрел. Правду уже никогда никто не узнает.

Она до последнего оставалась незаметной — осторожно ползла по полу, приближаясь к Джейме и его противнику. Оказавшись совсем рядом, она вскочила и тихо, не издав и единого звука, всадила нож в спину громиле, а потом нанесла еще несколько ударов. Уже потом Ланнистер понял, что она знала куда бить — Тарра либо планировала побег, либо же намеревалась сама убить Весельчака. Изо рта громилы хлынула кровь, и он повалился на пол, открывая Джейме для лука Гого. Ланнистер дернулся в попытке найти укрытие, но он не мог оставить Тарру, поэтому потянулся за ней, и дал Гого целый лишний удар сердца на выстрел.

Тот не заставил себя ждать. Выстрел был точным и угодил бы в цель, если бы Тарра не оказалась на его пути. Тихо вскрикнув, словно и в смерти она желала оставаться бесшумной, Тарра опустилась на пол, оседая, словно расплавленный свечной воск. Крик застыл у Джейме в горле, Гого взвыл, отбросил в сторону лук и бросился к девушке, которую только что убил своими же руками.

Джейме, сделав шаг вперед, преградил тому дорогу. Гого Весельчак попробовал оттолкнуть его, но оружия у него больше не было, а у Джейме оставался в руках меч. Одним движением он замахнулся и проткнул клинком нутро рабовладельца. Вой сменился бульканьем и хрипом, рот у Гого раскрывался, словно у выброшенной на берег рыбы. Все это длилось не дольше пары мгновений, а потом Весельчак затих. Ланнистер вытащил из мертвого тела свой меч и ногой оттолкнул труп в сторону.

Когда он повернулся к Тарре, она еще жила. Джейме присел рядом с ней, со звоном уронив на пол меч, и положил ее голову к себе на колени. Он не знал, что сказать, только гладил ее по лицу и волосам. Взглянув на него, девушка улыбнулась и, чуть пошевелив губами, тихо прошелестела:

— Спасибо.

— Но я ведь сделал только хуже, — отозвался Джейме.

— Благодаря тебе, я ухожу свободной.

Она хотела говорить и дальше, но силы уже оставили ее.

Джейме не было знакомо это чувство, и он никогда не смог бы оценить то, что сделал для этой девушки, он считал себя проигравшим. Что значит свобода, если она длится лишь миг — короткий и едва ощутимый. Ему казалось, что лучше уж плен, чем смерть. Пока жив, то есть и надежда на освобождение. За свою не столь долгую жизнь он успел узнать, что даже из самых безвыходных положений зачастую находится выход. Смерть же подводит черту подо всем, и с последним вздохом умирает и надежда.

Он сидел над телом Тарры и держал её за руку. Все чувства и мысли будто бы замерли, спрятались, оставив разум и тело пустым. Ему казалось, что мир сузился до размеров пустого трактирного зала, полного мёртвых тел. Джейме забыл о боли в плече, о делах, что ждали его в порту, о товарищах, к которым ему надлежало вернуться. Он снова провалился, снова не уберег. Он чувствовал себя жалким и ни на что неспособным. В голову врезались воспоминания о залитом кровью железном троне, о зелёных, таких же как у него глазах, ещё живых, но уже не узнающих его. Неужели всегда это будет повторяться?

Размышления Джейме нарушили голоса и звук распахнутой двери. Ланнистеру казалось, что за окном город продолжал жить своей жизнью, словно ничего и не происходило, но, конечно же, это было не так. Кто-то, видать, услышал крики и шум и позвал городскую стражу, а с ней и кое-кого из Золотых Мечей. Джейме от этих звуков чуть дернулся и обернулся, но руку Тарры так и не выпустил. Голоса приближались, будто бы окружая его со всех сторон, а потом кто-то тронул Джейме за плечо.

Ланнистер дёрнул головой и поднял взгляд на того, кто его побеспокоил: это оказался один из его товарищей — совсем молодой человек, который, кажется, только недавно присоединился к отряду. Джейме знал парнишку в лицо, но имени его так и не смог вспомнить, позади него стояло несколько воинов городской стражи. Все их взгляды были направлены на Джейме — удивленные и непонимающие.

Наконец выпустив руку Тарры, Джейме поднялся, подобрал с пола окровавленный меч и убрал в ножны — плечо пронзила резкая боль. Ланнистер поморщился, и только тогда парень заметил торчащую из плоти Джейме стрелу.

— Сир Джейме, присядьте, — затараторил юноша из Золотых Мечей, хватаясь за один из свободных стульев и подставляя его Ланнистеру. — Позовите лекаря, скорее! — бросил он воинам городской стражи, а потом уже добавил, снова обращаясь к Джейме: — Что здесь произошло?

Джейме опустился на стул и тупо уставился на своего товарища. Он чувствовал себя вымотанным — усталость наконец-то навалилась на Джейме, и он позволил ей взять над собой верх. Юноша взирал на него, ожидая ответа, но Джейме не знал, что ему сказать, как объяснить все произошедшее.

— Он угрожал мне, — Ланнистер кивнул на тело Гого, — а потом напустил на меня вон тех ребят, — о причинах ссоры он предпочёл пока умолчать. — Девушка бросилась меня защищать.

— Безумие! — вскричал юноша. Спросить его имя Ланнистер так и не удосужился, мальчишка знал его, и Джейме чувствовал себя неловко. — Как только он посмел! Он что не знает — за такое мы можем расторгнуть контракт и отправиться в Мир, или Тирош, или туда, где больше предложат.

— Тише, — Джейме поднял здоровую руку. — Не стоит из-за одного глупца ссориться с целым городом. Лис богат и платит нам хорошую цену. Что до Гого Весельчака, то он, как видишь, свое наказание получил.

Его собеседник намеревался что-то возразить со всей свойственной его возрасту пылкостью, но тут привели лекаря, и юноша переключил все свое внимание на почтенного старика. Джейме далеко не впервые был ранен, и прекрасно знал, что ожидает его дальше: болезненное извлечение стрелы, промывка раны, мази, перевязка... Терпеть он привык и только стиснул зубы, готовясь к тому, как пульсирующая рана наполнится новой болью, словно пустой стакан. Впрочем, сдержать прорвавшийся между зубов сдавленный рык он не смог — боль, как и всегда, удивила его своей силой.

Рана была неопасной, однако, лекарь обязал Джейме быть осторожным, чтобы не подхватить заразу, а юноша из Золотых Мечей заверил его, что в лагере за Джейме будут следить мейстеры, служившие наёмникам. Мальчишка выпятил грудь, явно намекая, что те, кто пользовали Золотых Мечей, были много талантливее обычного городского лекаря, которого сыскали на скорую руку. Тот, впрочем, в ответ лишь пожал плечами, взял с Ланнистера плату и удалился.

— Мы вынуждены будем расспросить вас о произошедшем, господин, — произнёс один из воинов городской стражи на общем языке, но с таким сильным выговором, что некоторые звуки можно было с трудом узнать.

— Для начала мы отвезем сира Джейме в наш лагерь, — возразил мальчишка, — там он сможет отдохнуть, а потом вам будет дозволено явиться с вашими расспросами.

— Позвольте... — снова начал один из воинов, но товарищ Ланнистера перебил его:

— Вы, что же, не доверяете слову сира Джейме? — воскликнул он с жаром.

Джейме почел за лучшее вмешаться.

— Господа, — он поднял вверх здоровую руку, — я с радостью поговорю с вами, раз уж вы на этом настаиваете, но сделаю это завтра. Приходите после заката, я позабочусь о том, чтобы вас пропустили, хотя ваше недоверие меня и оскорбляет. Сейчас же у меня есть неотложные дела, которые я обязан закончить, даже несмотря на рану. Друг мой, — обратился он к юноше, — будь так добр, приведи мне моего коня.

Воины городской стражи были недовольны, но вынуждены были согласиться — спорить с одним из Золотых Мечей никто не хотел, мальчишка же намеревался возразить, но Джейме положил ему руку на плечо и крепко стиснул. Юноша утих, слушаясь повеления старшего.

Вдвоём они вышли на улицу, оставив стражников разбираться со всем тем бардаком, что был учинен в таверне. У дверей ещё оставалось несколько зевак, набежавших на шум, но не решавшихся войти внутрь. Увидев Джейме, они все уставились на него, но не стали подходить, а только перешептывались между собой. Ланнистер смерил их тяжёлым взглядом и при помощи своего товарища взобрался на коня — повязка и боль в плече сковывали движения. Нарцисс стоял спокойно, только бил хвостом по бокам, отгоняя мух, чувствуя, видно, что хозяину неудобно.

— Поезжай в лагерь и расскажи о случившемся, — велел юноше Джейме. — Я буду к вечеру.

Тот послушно кивнул — Ланнистер знал, что мальчишка расскажет все именно так, как нужно, и если в лагерь в отсутствие Джейме явится стража, то Золотые Мечи уже будут знать нужную версию. Он улыбнулся своему гонцу и направился в порт — Джейме уже основательно запаздывал и ему следовало бы поторопиться.

Порт привычно шумел на всех языках Эссоса, смешивая в воздухе самые необычные и несочетаемые запахи: рыба, пряности, розовая вода, подгнившее дерево, помои, что в большом количестве выбрасывали в море... Джейме кое-как слез с коня и, взяв того под уздцы, двинулся вперёд сквозь пеструю толпу. Нарцисс недовольно зафыркал — порт он не любил, однако жеребцом он был послушным, во всяком случае для своего хозяина, и не артачился.

Нужный Джейме корабль стоял на дальнем рейде — для передачи сообщений король и бывший королевский гвардеец пользовались услугами тех, кто не привлёк бы к себе внимания, а именно контрабандистов. Впрочем, с тех, кто был у него на службе, Рейегар требовал отказа от столь неблагородного дела, но сделка оставалась выгодной для обоих: контрабандист получал изрядное вознаграждение и помилование, а Рейегар — его связи и корабль.

Джейме пробился к дальней пристани, куда причаливали рыбацкие лодки. Здесь же, устроившись на дне шлюпки, сложив руки на груди и надвинув на нос шляпу, его дожидался королевский посланник. На носу его шлюпки отдыхала большая жирная чайка; заметив Джейме, она дернула крыльями и взлетела, мазнув крылом по шляпе контрабандиста и скинув её тому на колени.

— Проклятье! — воскликнул Давос Сиворт и, поднявшись на ноги, шагнул к Ланнистеру. — Ты припозднился, — хмыкнул он, похлопав Джейме по плечу, отчего тот дернулся. — Что-то случилось? — спросил контрабандист, заметив наконец повязку.

— Ничего такого, что касалось бы тебя или твоих нанимателей, — сухо отозвался Джейме. Имена короля и лордов Вестероса они между собой никогда не упоминали — мало ли кто мог подслушивать. Если бы кому-то вздумалось их спросить, то Давос возил Джейме послания из дома, от лорда Тириона. Разговоры о том, что Тайвин Ланнистер даже испражнялся золотом, ходили до сих пор, и поверить в то, что лорд Утеса мог хорошо заплатить за доставку письма брату, было нетрудно.

В ответ на это замечание Давос лишь хмыкнул, да ухмыльнулся — дела благородных господ не очень-то его касались. Порывшись за пазухой, он молча передал Джейме толстое послание, скрепленное королевской печатью.

— Какие новости? — спросил Джейме. — В кабаках моряки толкуют о войне. Но я решил узнать у тебя.

— Новости дурные, — Давос посерьёзнел. — Слухи о войне перестали быть слухами. Как бы все Семь Королевств не потонули в этом акульем дерьме. Грейджой совсем двинулся умом и объявляет себя королём, жирный олень заперся у себя в замке и отказывается платить налоги, да и вашему братцу приходится туго — его вассалы готовы насадить его на вилы, дай им такую возможность.

— Я так и думал, хотя и надеялся, что этого удастся миновать, — Джейме вздохнул. Новости его обеспокоили, особенно вести из Утеса. Он так и знал, что глупая авантюра Тириона не приведет ни к чему хорошему. Младший брат, вероятно, думал, что, став властелином Утеса и Хранителем Запада, он волен делать что ему вздумается. Что ж, он ошибался, как и многие до него. — Думаю, больше я узнаю отсюда, — он помахал посланием.

— Почем мне знать? — Давос пожал плечами. — Но мне велено дождаться ответа, ты должен принести мне его завтра.

Джейме удивился — обычно ответа от него не ждали, пальцы невольно сжали пергамент. Послание, по всей вероятности, содержало что-то важное. Ланнистер насторожился — вкупе с новостями о войне это ему совсем не нравилось.

— Хорошо, — Джейме кивнул. — Я приду завтра в полдень.

— По рукам, — хмыкнул Давос. — Я пройдусь с тобой до ближайшего кабака, моя команда давно уже набивает животы, пока я тут жду тебя, словно девица своего женишка.

Контрабандист расхохотался. По пути они обменивались дежурными фразами, стараясь больше не упоминать о Вестеросе и том, что там творилось. Стоило им покинуть пристань, как Давос распрощался с Джейме и нырнул в дверь таверны, где его, по всей видимости, уже ждали матросы с его корабля. Ланнистер же с трудом влез на коня и думал сначала отправиться обратно в лагерь, но на полпути раздумал — читать важное послание от короля в лагере ему не хотелось, тем более, там от него наверняка потребуют рассказа о том, что произошло у Гого Весельчака.

Джейме нашёл таверну потише, заказал себе сытный обед и, расположившись в дальнем тёмном углу, вскрыл послание, заметив к собственному неудовольствию, что пальцы у него подрагивают. Новости и вправду были важными, и что-то подсказывало Джейме, что о случившемся с Гого сегодня вечером все позабудут.