Не конец пути (гет)

— Мы заперты, — сказал Снейп.

— Да вы прикалываетесь, — сказала Гарриет.

Снейп умел смотреть свысока таким образом, что создавалось впечатление, будто он закатил глаза.

— Вы правы. Я это выдумал, так как люблю проводить ночи запертым в чуланах.

У Гарриет такого таланта не было, так что она просто закатила глаза:

— А я — нет, — она протиснулась мимо него к стене-не-двери. Снейп при этом прижался к другой стене, словно даже прикасаться к Гарриет не хотел. Ну и ладно.

Она пару раз стукнула по стене, крича:

— Эй! Сириус! Рон! Проснитесь!

Разумеется, ничего не случилось и никто не пришел. Она не слишком удивилась. В таких вещах Снейп вряд ли мог ошибаться.

«Он ошибается только насчет недослушанных пророчеств, которые можно передать Волдеморту, чтобы моих родителей убили», — подумала она со злостью.

— Ну? И что нам делать? — горько спросила Гарриет.

— Ждать, пока кто-нибудь заметит, что мы пропали, и сделает выводы, — Снейп, судя по голосу, предпочел бы не полагаться на находящихся в этом доме идиотов, но понимал, что выбора особо нет. — Блэк знает о Чулане: хотелось бы верить, что у него хватит мозгов догадаться, куда мы делись.

— Сириус очень даже умен, — раздраженно заметила Гарриет.

Лицо Снейпа не изменилось, но при этом оно отображало полное отсутствие доверия к ее словам.

Гарриет сердито уставилась в стену. Смотреть было особенно не на что — сплошное скучное дерево. Вот этот сучок похож на пучеглазого цыпленка.

И прямо под ее взглядом волокна преобразовались в нечто с острыми зубами и вытянутым лицом.

Гарриет отпрянула. «Архитектурный маразм».

Снейп возился на периферии зрения. Она посмотрела…

А он снял верхнюю мантию — ту самую, из-за которой был похож на летучую мышь. Без нее, в одной длинной черной мантии, которая, откровенно говоря, смахивала на ночнушку, он был до нелепого тощим. При взгляде на его выпирающие позвонки можно было подумать, что он вместе с Дадли сидел у Дурслей на диете.

Не глядя на Гарриет, Снейп расстелил мантию по полу, постаравшись занять как можно больше места. Чулан был небольшим, так что у него получилось.

Гарриет носком осторожно отодвинула ткань от своей половины стены. Потом села и поджала ноги, не глядя прямо на Снейпа. Но уголком глаза она все равно видела, что он делает то же самое — сидит и не смотрит на нее.

Неожиданно для Гарриет от этого он почему-то стал совсем незаметным. Выступающая на его запястье косточка тоже казалась острой.

Она попыталась расслышать шум труб в стенах (она уже слышала его в их с Джинни комнате), скрип ступенек, когда кто-нибудь проходил по лестнице (кажется, Ремус патрулировал), бормотание Кричера, юркающего туда-сюда по дому. Но чулан словно был за сто миль от всего этого.

Тишина надвигалась на нее.

«Даже телевизор не работает, и тетя Петунья не звенит посудой в кухонной раковине, и геймбой не жужжит на Дадли, потому что он постоянно сливает…»

Она вдруг порадовалась, что не одна. Давно уже она не бывала одна в чулане, и начинать заново не хотелось.

Пусть даже со Снейпом, который сказал Волдеморту, что...

— Откуда тут свет? — спросила она, рискнув открыто посмотреть на Снейпа. Глаза у него были закрыты, голова откинута назад.

Это не был свет лампы или заклинания: он был серый и однообразный, изгоняющий тени. Если она слишком долго смотрела на Снейпа, от этого света начинала кружиться голова. На его лице должны были быть тени — под глазами, на впалых щеках; чернильно-черные волосы должны были отблескивать; когда он наклонял голову, тень должна была скрывать половину лица. Но в ровном слабом свете он был словно собран из серых и черных пятен, как незаконченный набросок.

Ей вспомнилось его пустое кресло за учительским столом, ледяной дождь, колотящий по окнам Большого зала, мрачное молчание сидевшего рядом Дамблдора. В те ночи шрам жгло, и она просыпалась рывком, а то, что она, кажется, видела во сне, разваливалось, словно паутина.

Кожу на руках защипало.

Он открыл глаза.

— Что? — спросил он устало.

Она отвела взгляд, надеясь, что по лицу не видно, о чем она думала. Потом нахмурилась. Снейпу обычно не надо было повторять.

— Свет. Откуда он идет?

— Часть устройства комнаты, — он опять закрыл глаза, но уже не выглядел… расслабленным. Нет, это неправильное слово. Она не знала, как это назвать. Но теперь в линии его плеч было больше напряжения.

— Ему полагается дезориентировать, — продолжил он.

— Это нормально? — она крепче обняла колени. — То есть… у вас дома так было?

— Нет. — Было трудно разобрать в этом сером однообразии, но ей показалось, что он напрягся сильнее. — Такие средства есть только у богатых чистокровных.

— Типа как архитектор зла?

— Да, для таких заклинаний требуется специалист.

— Но это нормально?

— В определенных кругах.

— Каких кругах? — процедила она. Она точно знала, что у семьи Рона ничего такого нет… но у Астерии? Сейчас они небогаты, но, раз когда-то у них были домовики и замок, они были богатыми; а если необязательно владеть хорошим домом, чтобы завести чулан для наказания…

Запирали ли тут Сириуса?

(«Позор моих чресел!» — вопил портрет его матери.)

— Чистокровные семьи, блюдущие старые традиции, — устало сказал Снейп. — Вы, разумеется, успели понять по этому дому, какой была семья Блэк.

Сириус никогда не отличался примерным поведением. Единственный гриффиндорец в слизеринской семье, так он сказал. Он сбежал из дома в шестнадцать, он сам говорил.

(Сколько ему было лет, когда его впервые сюда засунули? Как долго его тут продержали? Успел ли он проголодаться? Просил ли, чтобы выпустили?)

Ей стало плохо от мыслей о Сириусе, и она вдруг разозлилась на Снейпа — на его изможденную бесцветность. Голос ее стал жестче:

— Вроде тех, кто поддерживает Волдеморта?

Снейп не вздрогнул: он застыл.

— Поначалу, — медленно сказал он, — да. Затем они увидели, к чему он на самом деле стремится.

Он смотрел прямо перед собой, но было не похоже, что он смотрит на стену. Голос у него стал отстраненней, глуше.

Ей вдруг захотелось его схватить — за волосы, за воротник — и встряхнуть.

— Я так поняла, много кого ждал неприятный сюрприз, — холодно сказала она. Было трудно проталкивать слова через вставший поперек горла комок.

Этот чулан напомнил ей дни, недели, месяцы после того дня, как он рассказал ей о том, что сказал Волдеморту. Тогда в ней была злость. И пустота. Разве может быть и то, и другое сразу? Ведь если есть злость, не может быть пустоты?

Сейчас она чувствовала себя так же: в груди горела злость. Распространялась от сердца к горлу, поглощала разум, и больше ни о чем не получалось думать, кроме того, насколько она зла — на тысячу вещей, но особенно на то, что Снейп сказал ей.

А потом она повернула за угол своего сознания, и внезапно все пропало, вся эта распирающая злость исчезла, и осталась только пустота. Просто… исчезла.

Она не знала, что ей нравится больше. Можно было бы решить, что пустота, потому что с ней она не могла злиться… но в пустоте ей было все равно.

Время неслось мимо. Дни складывались в недели, пустота громоздилась все выше.

Как же долго это продолжалось — злость, вдруг обжигающая здесь и сейчас, так же дезориентировала, как серый свет, высасывающий тени в этом проклятом чулане. Было, наверное, что-то метафорическое в этом свете и пустоте внутри нее, но она не очень разбиралась в метафорах.

— Из-за вас мертвы мои родители, — сказала она, и языку стало больно.

Снейп открыл глаза. На миг она различила на его лице неизмеримую, бескрайнюю печаль.

Злость стала сильнее, а потом исчезла, и что-то у нее внутри содрогнулось.

— Да, — сказал он, — из-за меня.

Чувства в этом не было, только констатация факта или, может быть, признание.

Тишина чулана давила на уши.

— Зачем? Зачем вы… — «сделали это, сказали мне, просто…» — Зачем?

— От того, что я скажу, станет только хуже, — это было предостережение, не отказ.

Она сжала пальцы на мантии, которую он разложил в пыли.

— Все равно скажите!

— Вы считаете, что я сейчас плохой человек? — в его голосе была только усталость, словно он не спал много лет. — Вы понятия не имеете, каким я был раньше.

Чулан вокруг нее словно закружился. Она закрыла глаза. Не помогло.

— Значит, вы это сделали, потому что хотели, чтобы они умерли?

— Дело было не в определенных именах, только в обстоятельствах. Не могу сказать, что задумывался о чем-либо, кроме возможной выгоды для себя. В те дни мы готовы были на все, чтобы нас заметили.

Она еще ни разу не слышала, чтобы голос Снейпа был настолько пустым.

В себе пустоты она больше не чувствовала. Что-то заполняло ее, что-то, похожее на…

— Почему? — прошептала она.

— Это нельзя объяснить, — после долгой паузы ответил Снейп. Был в его интонации какой-то отзвук, похожий на то чувство, что заполнило ее почти до краев и чуть не выплескивалось наружу. — Объяснить таким, как…

Он замолчал, повернул голову. Черные волосы занавесили его щеку, создав единственную в комнате тень.

— Вы ведь мне должны? — сердце у нее билось где-то в горле.

Единственным звуком был его вдох — такой тихий, что она бы его не заметила, если бы там были другие звуки.

— Таким сугубо хорошим людям, как вы, не понять этот вид ненависти. Верно? Вы когда-нибудь ненавидели мир настолько, что неважно было, что совершить, главное — что-нибудь уничтожить?

Ей стало плохо и холодно. Она потрясла головой. Больше ничего не смогла ответить.

— Вы никого так не ненавидели. Даже… Темного Лорда. Да?

— Я его ненавижу, — удивилась она. — Конечно, ненавижу, он убил моих родителей! И… вы ему сказали…

Снейп закрыл глаза на секунду дольше, чем если бы просто моргнул. Часть напряжения его покинула, словно он ждал этого — и дождался.

— Вы бы присоединились к нему? — спросил он. — Если бы он предложил вам силу, и вы увидели в этом возможность его уничтожить… согласились бы?

— Черт, разумеется нет! — злость в ней смешивалась с удивлением. — Он убил моих родителей.

— Вы любите их сильнее, чем ненавидите его. Это… само по себе защита. Вы их не помните, но это не имеет значения. Значение имеет лишь это… знание. Когда вы смотрели в зеркало Еиналеж, вы не видели там поверженного Темного Лорда у своих ног. Вы видели свою семью. Даже в одиночестве вы хотели не мести и не могущества, а… их. В этом вся разница.

Гарриет моргнула.

Стена у нее за спиной подалась, и она опрокинулась навзничь в темный коридор, под ноги Ремусу и Сириусу.

— Холли-берри! — Сириус подхватил ее и сплющил в объятии. — Блин! Ты в порядке? Ты… что за нахер!

Из чулана, словно призрак в готическом детективе, явился Снейп — вся мантия в пыли. Сириус, продолжая держать Гарриет, вылупился на него.

— Ты… ты что…

— Твой чулан напал, — ледяным тоном сказал Снейп в своем неизменном стиле. — Лучше повесить здесь предупреждающий знак.

И, прежде чем все успели прийти в себя, шагнул в открытую спальню и захлопнул за собой дверь.

— Вот… сволочь! — Сириус, наконец, отпустил Гарриет. — Это комната Рега!

Он поднял кулак, собираясь колотить в дверь, но Ремус перехватил его за запястье.

— Мы не будем ссориться со Снейпом посреди ночи, — твердо сказал он. — Мы не будем будить весь дом. Мы спросим Гарриет, все ли с ней хорошо, а потом пойдем и попытаемся поспать.

— С тобой все хорошо? — спросил ее Сириус, положив руки ей на плечи и развернув лицом к себе. — Ты не сказала. Как тебя туда занесло с этим сальным чмошником? Ой!

Ремус убрал палочку, которой ткнул Сириуса в бок.

— Повторяю, мы не будем будить весь дом. Гарриет… как ты?

— Нормально, — ложь оказалась самой простой вещью за этот день. — Запылилась только. И пить хочу. Я шла попить, когда… наскочила на него и отлетела в стену. Он пытался меня вытащить, и мы провалились оба.

Это, по крайней мере, была правда. И Ремус был прав: хотелось бы по возможности обойтись без Снейпо-Сириусового конфликта. Если они начнут прямо сейчас, Гарриет, может, даже помогла бы Ремусу их обоих упаковать в этот чулан.

— Мерзкая дрянь, — буркнул Сириус, покосившись на стену. — Тут спец нужен, разобрать это все к чертям.

— Так как у нас его под рукой нет, мы последуем идее, любезно предложенной Северусом, и повесим знак. А если там окажутся Фред и Джордж, — сказал Ремус, — поделом им. Пойдем… добудем Гарриет попить.

«Это чтобы за мной присмотреть», — подумала Гарриет, но винить их не стала. Она и правда попала в плен — сперва к двум придуркам, а потом еще и к чулану.

То, что наговорил ей Снейп, она отодвинула в дальний угол сознания. Там о многом надо было подумать… разобраться.

Но сперва и правда хотелось попить.

* * *

Северус прислонился спиной к двери и провел по лицу дрожащей рукой. Его трясло, кожу покрывал холодный пот.

Этот дом — оживший кошмар. А Дамблдор еще хотел, чтобы он тут поправлялся.

Он обвел взглядом комнату — разлагающийся памятник Регу — и рассмеялся.

Призраки, куда ни глянь.

Выходит, у них с Блэком есть еще кое-что общее.

Впрочем, в отличие от Блэка, он не обязан здесь оставаться.

Взмахом палочки он очистил мантию от пыли. Там, куда он направлялся, надо было выглядеть хотя бы относительно прилично.

Нарцисса ненавидела, когда гости не выглядят прилично.

* * *

— Гарри, ты выглядишь ужасно, — сказала Джинни. Она положила руку ей на лоб, проверяя температуру. — Мерлиновы панталоны, ты вообще спала?

— Нет, — буркнула Гарриет. В приглушенном свете — в этом доме вообще бывает нормальное освещение? — она мрачно и вяло смотрела на свой свитер. Свитер лежал на постели, и его надо было надеть. Какой смысл быть ведьмой, если приходится надевать свитер вручную?

— Думаю, не пройдет, — сказала Джинни, когда Гарриет попыталась просунуть голову в рукав. — Ну-ка, дай… как ты будешь видеться с Гермионой, если ничего не видишь…

По крайней мере, Гарриет удалось добраться до кухни, не попав снова в Хищный Чулан. И то хорошо. Может быть, отчасти благодаря Джинни, которая вела ее под руку.

Ремус, лелеявший чашку исходящего паром чая, смерил Гарриет долгим взглядом, но не сказал ничего бестактного, вроде «Плохо выглядишь». Фред и Джордж, однако, с удовольствием сделали то, что ему не позволило воспитание.

— Совсем неаппетитно, — добавил Фред.

— Как будто тебя пытался готовить Сириус Блэк, Беглый Преступник.

Сириус был неспособен даже разогревать остатки готовой еды. Он пытался — на кухне потом воняло горелым карри.

Гарриет ответила грубым, хоть и усталым, жестом и положила голову на стол. Она тут же об этом пожалела, так как угодила лбом в разлитый Сириусом карри. Джинни погладила ее по спине и беззвучно засмеялась.

— Прости, Холли-берри, — поморщился Сириус, вытирая с ее лба карри.

— Когда все поедят, — сказал Ремус, — мы с Тонкс будем готовы отвести тебя в Мунго.

— Это сочетание задач производит такое организованное впечатление, — Тонкс выдвинула стул рядом с Гарриет и села. Сегодня ее длинные волосы были рыжими, как у Уизли.

— Надо было давным-давно поставить главным Лунатика, — сказал Сириус с намеком на улыбку.

Снейп на кухню не спустился. Гарри была рада. Она понятия не имела, как теперь себя с ним вести. Голова была словно плошка с золотыми рыбками — там все так и металось туда-сюда.

«Когда вы смотрели в зеркало Еиналеж, вы не видели там поверженного Темного Лорда у своих ног. Вы видели свою семью. Даже в одиночестве вы хотели не мести и не могущества, а… их. В этом вся разница».

Она подцепила вилкой кусок яичницы, сунула в рот, прожевала. По крайней мере, ей показалось, что это яичница. Может, это был хлеб.

«Вы когда-нибудь ненавидели мир настолько, что неважно было, что совершить, главное — что-нибудь уничтожить?»

— Это соль, Холли-берри, — Сириус отодвинул от нее солонку и сунул ей в руку стакан сока.

«Вы считаете, что я сейчас плохой человек? Вы понятия не имеете, каким я был раньше».

— Я все, — сказала она, бросив на тарелку сломанную корочку.

— Тогда пошли, — ответил Ремус. То ли ее невыспавшимся золотым рыбкам померещилось, то ли он и правда как-то слишком осторожно за ней наблюдал.

— Передай от нас привет Гермионе, — сказал Рон, как и всегда, когда Гарриет ходила ее навещать.

Гарриет кивнула и сжала его плечо.

— Скажи, что мы ее любим, — миссис Уизли обняла Гарриет.

Тонкс нарочито осторожно прокралась мимо портрета миссис Блэк; Ремус прошел беззвучно и грациозно. Гарриет постаралась ни во что не войти.

Они оказались на улице, под блеклым лондонским небом. Тонкс была одета, как на концерт хеви-метала, Ремус был в рубашке с закатанными рукавами, а Гарриет разрешила Джинни выбрать ей цветастое платье. Джемпер она сняла и завязала на поясе: в доме на Гриммо было как в морозилке, но снаружи держалась тяжелая жара, распространяясь от нагретой мостовой.

— Метро там, — Тонкс неторопливо двинулась в нужную сторону. Где-то по дороге к двери ее волосы успели стать черными и всклокоченными, как у Гарриет.

— Муди давно в больнице, да? — спросила Гарриет у Ремуса, пока они шли по тротуару.

— Думаю, целителей больше беспокоило, что он заработает ранения, если его выпустить, — сухо ответил он.

— Да он там отлично проводит время, — сказала Тонкс, — столько предполагаемых убийц! Хотя он оказался прав, что его кто-то преследовал.

Ремус вручил Гарриет предоплаченную транспортную карту; они прошли через турникеты на станцию метро и втиснулись в поезд, набитый мутноглазыми утренними пассажирами. Из-за толпы народа в вагоне было невозможно душно. Но когда Ремус поднял руку, чтобы взяться за поручень, на Гарриет повеяло свежим воздухом, почти как по волшебству.

Она посмотрела на него, и он слегка улыбнулся, натянув тот длинный шрам. От этого ей тоже захотелось улыбаться — кажется, впервые за вечность.

* * *

После того, как Гермиона попала в Мунго, Гарриет навещала ее так часто, что привет-ведьмы, наверное, запомнили бы ее, даже если бы она не была Гарриет Поттер. По субботам в буфете для нее оставляли пирог с патокой, а все постоянные сотрудники давным-давно избавились от желания заполучить автограф и теперь интересовались ее оценками. Сочетание голубоватой зелени стен с лаймовым целительских мантий, тем не менее, по-прежнему раздражало глаза.

Никто не знал о вчерашнем похищении: это было очевидно по тому, как все улыбались, словно все в порядке. Ремуса обходили стороной; он делал вид, что не замечает этого. С Тонкс здоровались, как со своей.

— Приятно видеть, что в этот раз ты пришла своими ногами, — сказал целитель Чайпрасит, пробегавший мимо с охапкой свитков. — Доброе утро, Гарриет.

— Это да, но ты все равно придурок! — крикнула ему вслед Тонкс.

Ремус вел себя так, как будто так и положено общаться в больницах. Гарриет предположила, что после долгой жизни с Сириусом публичные оскорбления медперсонала стали казаться ерундой.

— Мы вернемся, когда Муди будет готов к выписке, — сказал он, остановившись возле палаты хронических больных. — Спроси у Гермионы, можно ли нам тоже к ней заглянуть, хорошо?

— Ладно, — ответила она и вошла в двери.

Палата хронических больных делилась на две части: одна — для урона от заклинаний, где нужно было постоянное наблюдение, и вторая — для немагических последствий заклинаний. Гермиона была во второй: последствием нападения Волдеморта признали кислородное голодание. Можно было бы положить ее в маггловскую больницу, если бы не факт, что это повлияло на ее контроль над магией. Провода коротило, стекло лопалось, дерево обугливалось, металл плавился. Ей нельзя было вернуться домой к родителям, пока все не успокоится.

Гермиона сидела с целительницей Джонсон за круглым деревянным столом, трансфигурируя пластиковый стакан. Точнее, пытаясь. Пока Гарриет шла вдоль кроватей (застеленных пледами, личными подушками, с бельем из дома), рука Гермионы дрожала, а стакан растекся тягучей лужицей.

— С доступом у тебя все замечательно, — сказала целительница Джонсон. Гермиона отбросила палочку. После ранения раздражение стало у нее проявляться новыми способами. Характер у нее всегда был горячий, но она не склонна была ломать и швырять вещи, если что-то не получалось. У нее раньше всегда все получалось. — Не дается только заключительное движение.

— У меня есть сила, но нет… — Гермиона запнулась, подбирая слово. — Нет… — ее лицо сморщилось — слово не получалось.

— Власти, — сказала Гарриет, подойдя к столу и опустив руку на спинку ее стула.

— …контроля, — сказала Гермиона. Она посмотрела на Гарриет — хмурясь, но уже не всерьез. — Есть сила, нет контроля.

— А так как контроль необходим для мелкой моторики, этого и следовало ожидать. Привет, Гарри, — целительница Джонсон мимолетно улыбнулась. Она была старшей сестрой Анджелины, но Гарриет узнала об этом только тогда, когда та сама сказала: «Анджелина говорит, что ты летаешь лучше всех, с кем ей доводилось работать». Если не считать заметного иногда сходства в мимике, они почти не были похожи: Анджелина была высоченной, а целительница Джонсон — чуть выше Гарриет; Анджелина предпочитала длинные косы, а у ее сестры волосы пушились, как облако. Но быть ее пациенткой было точь-в-точь как играть под командой Анджелины. Оливер был склонен демонстрировать эмоции, кричал и скалился; Анджелина говорила, чего ей от тебя надо, а ты делал. Это было полезным качеством для врача Гермионы — способность держать ее в повиновении. В роли пациента Гермиона была очень даже непокорной. Похоже, цель выздороветь и выписаться она восприняла как личный вызов, так что взялась за лечение, как за домашку по трансфигурации. В школе это бы вылилось в пять свитков заметок; в больнице целители твердили ей, что нельзя ждать мгновенных результатов и надо перестать перетруждаться.

Гермиона не любила, когда ей говорили притормозить.

— Привет, Мелани, — сказала Гарриет. — Сколько прошло с очередной попытки побега?

— Я не пыталась… сбежать, — фыркнула Гермиона.

— По слухам, тебя застукали за измерением стены, а из кармана у тебя торчал чертеж здания, — Гарриет ногой выдвинула себе стул.

— Я просто шла в… в… — Гермиона издала звук ярости, не сумев выговорить слово.

— В бункер.

— Буфет.

Мелани улыбалась, но так, чтобы Гермиона, увлеченная спором, этого не заметила. Но Гарриет заметила, как она тайком подмигнула.

— Мы не ждали, что ты сегодня придешь, Гарри, — сказала она.

— Знаю, — согласилась Гарриет, — но сегодня у меня спецсопровождение. Ремус, — пояснила она ответ на вопросительный взгляд Гермионы.

— Муди? — уточнила Гермиона, потому что она оставалась все такой же умной. Просто ей было трудно делать что-то вне своей головы.

— Домой отправляют.

Гермиона кивнула, но взгляд у нее потускнел. Грозного Глаза Муди выписывают, а она остается. Сириус, наверное, мог бы посочувствовать.

— Вот, — Мелани достала из-под стола деревянную коробку. — Нарисуйте, как вы к этому относитесь. Обе, — спокойно сказала она, проигнорировав пренебрежительное фырканье Гермионы. Гарриет ни разу не видела, чтобы Мелани что-нибудь вывело из равновесия — даже когда из-за Гермионы полопались лампочки.

— Круто, люблю раскрашивать, — сказала Гарриет.

В коробке было полно цветной бумаги, акварели и карандашей. Все это было похоже на школьные канцтовары, которые можно купить в любом маггловском магазине; любопытно, где их купила сама Мелани. Молодые целители привносили все больше маггловских вещей и методик. Арт-терапия сама по себе была идеей довольно маггловской, но Гермиона все равно относилась к ней с презрением, как к гаданию по чаинкам.

Она взяла карандаш с крайне мученическим видом — точно таким же, как когда Парвати и Лаванда консультировались насчет сложных гороскопов — и начала рисовать на бежевой бумаге очень примитивный круг. Гарриет была больше настроена чего-то добиться — весной Астерия учила ее рисовать.

— Вот, — коротко сказала Гермиона, толкнув лист через стол. Это действительно был черный круг на бежевом фоне.

— Это как черный квадрат, только круг? — спросила Гарриет.

Гермиона неодобрительно на нее посмотрела, но, скорее, в шутку, и толкнула ее ногой в лодыжку.

— Ремус спрашивал, можно ли зайти, — Гарриет рисовала длинную темную комнату.

— Да, — Гермиона отвела взгляд, а потом поджала губы: Мелани пододвинула к ней лист синей бумаги и белый карандаш.

— Я думала, надо рисовать, что я чувствую, — язвительно сказала она.

— Это тебе, кажется, удалось, — Мелани почти незаметно улыбнулась и подняла Черный Круг. — Как мы это назовем? «Критика долгосрочной медицинской изоляции»?

Гермиона хмыкнула, но, склоняясь над синей бумагой, она скрывала улыбку.

* * *

Когда Северус проснулся, лепной потолок заливал золотистый свет. Слабо пахло пудрой, не пылью, и из-под пола не доносилась приглушенная брань: значит, это не площадь Гриммо.

Рядом зашелестела бумага, и он осознал, что на кровати есть кто-то кроме него. Места там определенно было предостаточно. Даже не повернув голову, он уловил аромат сирени и понял.

«Что случилось?» — хотел спросить он.

— Уф, — сказал он вместо этого.

— Я бы сказала «доброе утро», — пробормотала Нарцисса, не поднимая взгляда от письма, — но для тебя, как я догадываюсь, оно отнюдь не доброе.

Ему захотелось набраться сил и, вытащив из-под себя подушку, накрыть ей лицо. Может быть, удастся убедить ее его придушить.

— Ну, ты не мертв, так что, полагаю, еще поправишься, — сказала она. На ее светлой косе сверкал свет, халат был из такого же льдисто-голубого шелка, как и обои на стенах. Все это было до отвращения безупречно. — Что же ты с собой делал, немощный мой голубчик?

«Не доделал», — подумал он.

— Пытался умереть, — сказал он.

Нарцисса ответила рассеянным междометием, просматривая письмо.

— Драко великолепный собеседник по переписке. В этом он определенно не в Люциуса и его родню. И не в мою, раз уж на то пошло. Ты в состоянии себе представить Беллу, пишущую письма? Сомневаюсь, что она делала это хоть раз в жизни. А прочие так мрачны и сухи.

Было трудно вообразить, чтобы некто сухой и мрачный произвел на свет жизнерадостную грозовую тучку вроде Нимфадоры Тонкс; впрочем, не легче было вообразить, как у ледяной и безжалостной Нарциссы родится Драко, привязчивый, как щенок. Или что от невыносимого идиота Джеймса Поттера получится язвительная, но безусловно добрая Гарриет.

Он по-прежнему слишком ярко помнил ее лицо в том чулане. Вчера ночью явился к Нарциссе на порог — «отчитаться» перед Темным Лордом, надеясь, на самом деле, что воздаяние принесет ему покой, пусть даже в бессознательном состоянии.

Главный недостаток покоя в бессознательном состоянии, однако, состоит в том, что вы не можете им насладиться. А теперь он очнулся, и его ненависть к себе уже перешла все разумные пределы, а ведь нет еще и половины девятого утра.

— Что тебе известно о дочерях Гринграсс, Северус? — спросила Нарцисса, вероятно, из-за письма.

Северус прикинул, что противнее — обсуждать личную жизнь Драко или и дальше предаваться страданиям. Определиться не получалось, но Нарцисса продолжила говорить:

— Драко встретил их в Швейцарии, у двоюродных сестер. Надо ли за этим понаблюдать?

— Трудно поверить, что ты уже этим не занимаешься, — он знал, что у нее шпионы повсюду. Без сомнения, кто-нибудь из них наблюдал за границей за ее сыном.

— Ну, понимаешь… фигурально выражаясь.

Он издал неопределенный звук, и она наконец подняла взгляд от письма. Глаза у нее были как зимнее небо.

— Северус, не упрямься. Я понимаю, что тебе это к лицу, но ты знаешь этих девушек по школе. Мне о них известно только от моей замечательной разведывательной сети. Это совершенно разные взгляды.

То есть он будет обсуждать личную жизнь Драко. Надо было остаться на Гриммо и размышлять в комнате Регулуса о бренности жизни.

— Одна из них — однокурсница Драко, — смирился он. — Амбициозна, но достаточно умна, чтобы не делать глупостей. Вторая — старше, недавно вышла замуж, насколько я понял, за идиота. Третья, помладше, всего боится. Есть еще одна, самая младшая, но она пока не в Хогвартсе.

Нарцисса ответила задумчивым «хм-м». Северус смог поднять руку и потереть глаза. По ощущениям они были как игольницы.

— Что произошло? — устало спросил он.

— После того, как ты показался у двери, или когда уже поговорил с Темным Лордом?

— Я помню, как с ним говорил. Я не помню, чем закончился… разговор.

— Он позвал меня, когда решил, что тебе больше нечего сказать. Я забрала тебя и принесла сюда, чтобы за тобой приглядеть. Я сильно боялась, что за ночь ты можешь умереть. Как некрасиво с твоей стороны.

— Прошу прощения. В следующий раз я лучше все спланирую.

— О, Северус, я сознаю, что все произошло именно так, как ты планировал. Тебе всегда это удается. — Вздохнув, она убрала письмо в конверт. — После исчезновения Рега ты вел себя так же.

Он посмотрел в окно. Со второго этажа видны были только верхушки деревьев, качающиеся на фоне бесконечного ясного неба.

— Завтрак, — сказала Нарцисса. — Скажу Нитти, чтобы принесла. У тебя, как я понимаю, аллергия на солнечный свет, а Темный Лорд, кажется, вообще не ест.

— Видимо, питается грешными душами, — пробормотал Северус, наблюдая за пролетающей синешейкой.

— Значит, вчера ты преподнес ему обед из трех блюд, — он не глядя чувствовал на себе ее внимание. — О чем ты рассказывал?

— О своих промахах…

«Это добрые вести, Северус… Приятно слышать, что кто-то действует против меня — кроме старого дурака и его прихлебателей… но ты должен был быть там. Гарриет Поттер была бы уже в нашей власти, если бы мы оказались предприимчивы, как то дурачье…»

— О его врагах…

«А теперь ее поместили под контроль ничтожного Ордена Дамблдора… Северус, если бы ты только успел добраться до нее раньше Сириуса Блэка…»

— О девочке.

— То есть как обычно, — Нарцисса потянула за шелковый шнур у кровати, позвонив в колокол к завтраку. При этом она активировала заклинание — не настолько сильное, чтобы навлечь подозрения, но достаточное, чтобы можно было говорить без боязни, что их подслушают.

— Хорошо, что Рита Скитер больше не причиняет неудобств, или прошлой ночью мне пришлось бы побеспокоиться, что я больше тебя не увижу.

— Действительно хорошо, — тихо сказал он, вспомнив обещание, которое Нарцисса дала зимой; вспомнив вечер, когда он пришел в этот дом, и она прошептала: «Сделано».

Скитер подобралась слишком близко к такой правде, с которой нельзя было прийти к Темному Лорду за наказанием. Он что угодно мог спрятать в своем разуме, но не в чужих.

Нарцисса позаботилась о Скитер. А от него Темный Лорд никогда не узнает ту правду, которую он сказал Гарриет.

Нарцисса убрала с его лба прядь волос, очистив обзор от одной из черных линий.

— Тебе следует быть осторожнее, мой друг. Мы еще не вправе тебя потерять.

— Я пока не собираюсь никуда исчезать. Я знаю, что делаю.

— И это само по себе тревожит, — сказала она. — Уж поверь.