Космический робинзон (джен)

Все это не имело смысла. Невозможно подготовиться к тому, что в один момент можешь потерять все, что тебе дорого. Что разом можешь лишиться целого мира, никогда больше не почувствовать шутливого отцовского тычка в бок, прохладной изящной маминой ладони на лбу или поцелуя в щеку...

Пробуждение было долгим и тяжелым. Я как будто выплывал из мутной вязкой жидкости. Было то горячо, то холодно. Мелькали какие-то размытые образы, слышались тягучие звуки, в какой-то момент меня затошнило и, кажется, вырвало, почудились встревоженные голоса. Но постепенно муть рассеивалась, звуки приобретали интонации, образы становились четче. Пришел в себя на мягкой кушетке в медсекции, укрытый термопростыней. Тело было тяжелым, плохо слушалось, голова тоже была неподъемной, даже мысли ворочались с трудом.

— Заставил ты нас поволноваться, парень, — надо мной склонился человек в форме, стал водить каким-то маленьким прибором; во мне трепыхнулось беспокойство, он, видимо, что-то уловил на моем лице, — но ты не переживай, уже все в порядке. Слабость пройдет, разве что придется пропить курс некоторых препаратов, да витамины подберем, тебе их явно не хватает...

Далее из его торопливого и слишком громкого монолога стало ясно, что кибердок погрузил меня в гибернационный сон правильно, но по стандартной программе для моего возраста, и не были учтены некоторые особенности моего организма, все же родился я не на Земле. Если бы рядом был квалифицированный медик, то все было бы нормально. А так пришлось испытать весь спектр побочных эффектов при пробуждении. Но все достаточно неплохо, главное, никаких патологий. В какой-то момент его речь стала утомлять, у меня разболелась голова, хотелось, чтобы он замолчал и оставил меня в покое. Мое желание было исполнено, наступила блаженная тишина, и я провалился в сон.

Спустя сутки я чувствовал себя достаточно сносно. Узнал, что доктора зовут Чарли Ким, что экипаж разбужен, приступил к своим обязанностям и пребывает в некотором обалдении после истории о предотвращенной катастрофе, а также горит желанием со мной познакомиться, что пассажиров будут выводить из гибернации небольшими группами уже через несколько суток и что мне предстоит разговор с капитаном, прежде чем я попаду в свою каюту. Наверное, я был накачан какими-то лекарствами, потому что ничем иным не мог объяснить свою заторможенность и отстраненность. Прилежно выполнял все рекомендации, соглашался, когда требовалось согласие, кивал или отрицательно мотал головой в нужные моменты. Разве что эти незнакомые космолетчики и их любопытные взгляды в мою сторону порядком напрягали, легче было представить их блуждающими голограммами. Хорошо, что основная масса пребывала еще в гибернации.

— Присаживайтесь, мистер Престон, — прозвучал голос капитана, старший помощник доставил меня в его каюту и сразу удалился, — вы позволите называть вас по имени? — Я чуть дернул головой, мне было все равно, капитан принял это за согласие. — Так вот, Александр. Случай ваш достаточно необычен. Надо отдать должное вашим родителям, используя ключ Манкузо и собственные идентификаторы, они провели все необходимые в подобных случаях процедуры, и вы теперь имеете вполне официальный статус как пассажир «Авалона», каюта Авроры Лейн закреплена за вами. Александр?

Я поднял голову, моя отстраненность впервые дала трещину. Капитан Норрис выглядел старым, его можно было бы назвать благообразным старичком благодаря седой голове и бородке, но цепкий и пристальный взгляд заставил невольно выпрямиться, расправить плечи и внимательней прислушаться к его словам. Увидев мою реакцию, он удовлетворенно кивнул и продолжил:

— Как несовершеннолетнему вам полагается опекун. Подобные ситуации — юрисдикция Космического флота, поэтому на время перелета вашим опекуном становится главное официальное лицо корабля. Следуя инструкции, по прибытии я обязан отправить запрос в социальную службу, которая должна связаться с вашими родственниками. Как понимаете, это не наш случай. Поэтому решение о вашей дальнейшей судьбе будет зависеть от меня. И я даю вам слово, что буду учитывать ваше мнение в этом вопросе. Вы поняли, о чем я?

Я неуверенно кивнул.

— Пока я назначаю вам куратора, это наш офицер связи, Кара Флауэрс. Но вы всегда можете обратиться ко мне, если возникнут какие-либо трудности. И последнее. Александр... — его тон, до этого бывший официальным, смягчился. — Хочу вернуть вам это. — Он достал планшет, а у меня комок встал в горле, я знал эту вещь. — И извиниться. Мы использовали все возможные источники информации, чтобы оценить степень возникшей угрозы...

— Я пойду, можно? — хрипло спросил я, перебив капитана. Он внимательно посмотрел на меня, согласился:

— Хорошо. Кара проводит, заодно познакомитесь.

Я не хотел ни с кем знакомиться, я вообще никого не хотел видеть, мне надоели все эти люди, единственное мое желание сейчас — забиться в самый темный угол и ни о чем не думать.

С каждым днем я все больше впадал в апатию и безучастность. Еще боялся взять в руки планшет, он так и лежал на столе все эти дни. Мне казалось, что стоит его включить, мир перевернется окончательно и провалится в какую-нибудь черную дыру. Иногда хотелось разбить эту электронную штуку вдребезги. Кару начало беспокоить мое состояние, и если поначалу она была достаточно тактична и ненавязчива, то потом стала бесцеремонно вторгаться в мое пространство, водила к доктору, который с каждым разом хмурился все больше, вытаскивала на игровые площадки или просто выгуливала по кораблю. Я послушно выполнял все требования и мечтал о моменте, когда снова окажусь в одиночестве. Появление первых пассажиров и их неприкрытый интерес в сторону мальчика, плетущегося за девушкой-офицером, еще больше заставлял прятаться в свою раковину. Перелом наступил, когда очередной выгул привел нас в бар, где, как ни в чем не бывало, Артур разливал напитки посетителям. У меня как будто пелена какая спала с глаз.

— Здравствуйте, Александр. Рад видеть вас снова.

— Гребаная железка, — прошипел я, — ты здесь, а их... их нет... ненавижу...

Мне хотелось взять что-нибудь тяжелое и стереть его услужливую улыбку, которую он дарил всем подряд, хотелось разобрать его на самые мелкие запчасти и скормить утилизатору. Я часто задышал, сжал кулаки, развернулся и убежал в каюту, где упал на колени и заплакал. Сам не понял, в какой момент в руках оказался планшет, и я судорожно листал файлы. Их было много, почти три тысячи сообщений. Я зарычал, пытаясь получить доступ к последнему.

«Файл две тысячи девятьсот восемьдесят семь. Заблокировано. Доступ после активации файла две тысячи девятьсот восемьдесят шесть».

Только первую тысячу я мог смотреть в любом порядке, все остальные — строго друг за другом. Я все же его открыл, открыл, но не прослушал. Стоило мне только увидеть старика с узнаваемыми чертами, планшет был отброшен, и я завыл раненым зверем. В совершенно невменяемом состоянии пинал мебель и долбил стены до ободранных кровавых костяшек. И только когда сломал запястье от излишне сильного удара, в каюту ворвались Кара с доктором и каким-то незнакомым офицером. Брыкающегося меня ловко спеленали, я почувствовал укол в шею и уплывающим сознанием успел заметить удовлетворение на лицах прибежавших людей...

С этого момента что-то изменилось. Казалось, черная бездна, в которой я был все это время, пусть не исчезла, но уменьшилась и постепенно стала заполняться новыми мыслями, эмоциями, впечатлениями. Проснулся сначала робкий, а потом полноценный интерес к окружающему миру. Заживающая рука еще находилась в специальной лангетке, как я выпросил разрешение на проверку и устранение неисправностей разросшейся системы орошения для сада, который за эти годы превратился в мини-джунгли. Норрис решил его оставить, больно уж понравился он команде. Пассажиры тоже были очарованы. Из-за этого я сдружился с корабельным техником. Сначала он отнесся ко мне недоверчиво, но, наблюдая мои уверенные движения, задал несколько вопросов, успокоился и проникся симпатией. Возня с железом успокаивала, жить становилось легче. Правда, прикосновения незнакомых людей, их скопления и особенно чужие запахи, бывало, сильно раздражали. И еще я никак не мог решиться опять включить планшет, каждый раз что-то останавливало. Артура я тоже не хотел видеть.

За людьми наблюдать было любопытно. Некоторых я узнавал и помнил их имена. Анабель Янг по профессии оказалась учительницей младшей школы и была вполне приветливой, а когда, задумавшись, я случайно налетел на мужчину, выходящего из тренажерного зала, мое лицо расплылось в дурацкой улыбке. Вайс крепкой хваткой помог мне удержаться и добродушно усмехнулся.

Я сидел под деревом, время от времени массировал кисть, возвращая былую подвижность, и от нечего делать гонял дроида, заставлял манипулятором собирать опавшие листочки и складывать в кучку.

— Привет. Я присяду?

Девушка переминалась с ноги на ногу, мне показалось, что она смущена. Я расчистил рядом с собой пространство, смахнув в сторону пару стеблей вьюна.

— Да, конечно.

— Я Элен, — она протянула руку для знакомства. Я осторожно пожал, ее ладошка была теплой и мягкой.

— Елена?

— Можно и Елена, — кивнула головой, улыбнулась, — но мне больше нравится Элен. А ты...

— Александр, можно Алекс. У тебя красивые глаза, Элен, — вырвалось у меня непроизвольно.

— О. Неожиданно как-то, — она хмыкнула, — про красоту моих глаз мне еще никто не говорил.

— Но это правда, — пробормотал я, — они как будто из серых решили стать карими, но в последний момент передумали, — наверное, я нес чушь, потом спохватился: — Прости.

— Ничего страшного, — Елена засмеялась, — это самый странный комплимент, который я слышала. Но мне нравится.

Я про себя облегченно выдохнул, не хотелось бы выглядеть дураком.

— Алекс, ты умеешь танцевать? — видя мое непонимание, она быстро затараторила: — Я имею в виду классические танцы, вальс, танго. Понимаешь, тут конкурс устраивают, а у меня партнера нет, найти-то, конечно, можно, только они все старые, а из ровесников никто не умеет, я подумала, что, может быть, ты...

— Стоп-стоп, — теперь была моя очередь улыбаться, вот не думал, что она такая болтушка, — я умею танцевать классические танцы.

Я и правда умел, мама любила танцевать, учила и меня, и отца. Благо осилить любой танец не составляло проблемы. Мы даже как-то ради забавы наугад выбрали из списка и разучили что-то африканское. И долго потом хохотали, уж больно движения там были неприличные. Странное дело, впервые мысли о родителях отозвались теплой ностальгией, а не воткнулись в сердце раскаленной иглой.

— Так ты согласен? — я кивнул, почему бы и нет, можно и потанцевать. Елена в порыве чувств меня обняла. — Спасибо, Алекс!

Мы договорились о времени и тренировках. Уже в каюте я распластался на кровати, раскинув руки, мечтательным взглядом уперся в потолок. Жизнь не такая уж плохая штука, если постараться, можно найти много интересного и увлекательного. Мне понравились объятья Елены. Когда я поведу ее в танце, то буду держать за руку и поддерживать за талию. Не то чтобы я надеялся на что-то этакое, но в любом случае это будут приятные моменты.

Бросил взгляд на планшет. Глубоко вздохнул и, решительно нажав кнопку активации, открыл самое первое сообщение: «Здравствуй, сын. Черт, как-то официально получается, — отец почесал макушку, махнул рукой, — да и ладно, ты знаешь, прошло всего одиннадцать часов, а я успел соскучиться...» В кадр влетела мама, таким знакомым движением дала ему подзатыльник: «Как ты мог без меня?!» Сморгнув набежавшие слезы, я провел пальцем по экрану, обводя контуры лиц, и, хотя понимал, что это бессмысленно, все равно, улыбнувшись, ответил:

— Привет...

...Наверняка не все последующие послания будут такими же веселыми. Я посмотрю их все. И переживу каждые мгновения, что мне покажут, только больше не буду травить себя горечью, а буду жить дальше.

Из глубин памяти всплыли папины слова, которые он сказал мне перед расставанием. Я словно наяву услышал его голос: «Не знаю, как оно там будет, лишь надеюсь, что все будет хорошо, и ты найдешь свое место в новом мире. Только прошу... как бы не складывалась твоя судьба, какие бы испытания не подкидывала, живи. Пусть даже тебе кажется, что смысл потерян и нет ничего, что бы тебя держало на этом свете, найди любую причину, чтобы жить. Раз человек родился, значит, для чего-то это нужно, правда? Пообещай, Алекс».

Я обещаю, пап, конечно, обещаю...