Танец пепла (гет)

Вот уже в который раз она порывалась читать, но не могла пройти дальше первых нескольких строк. Её мысли то и дело возвращались в минувшему разговору, который вот уже несколько дней на давал покоя. Всё услышанное казалось слишком странным, и поначалу она даже подумала, что смертная всё ещё находилась под воздействием яда, или у неё из-за пережитого помутилось сознание… Но чем дальше углублялась эта женщина в свой рассказ, чем необычней были события, тем крепче становилась уверенность, что эти слова, сказанные полушёпотом, были правдой. В это было сложно поверить, но одновременно каждая деталь, будто часть хитрой головоломки, находила своё место, складываясь в единую и правдоподобную картину. Начиная с необычного цвета её глаз , странного языка, имени, особенностей поведения и заканчивая магией — всему этому нашлось простое, хотя и слишком неожиданное объяснение. Сельвен до сих пор не знала, почувствовала ли она сама облегчение от такой правды или же наоборот… Да, теперь на многие свои вопросы она получила ответы. Однако, когда эйфория, вызванная таким потоком знаний приутихла, её стал занимать один-единственный вопрос: «Кому понадобилось принести сюда сквозь тысячи лет и веков эту смертную женщину? И зачем?» И каждый раз, когда её мысли возвращались к этому, по спине невольно пробегал лёгкий неприятный холодок.

«Тот, кто сумел переправить Ирину, должен был обладать глубокими знаниями и поистине великими магическими способностями… А вот являются ли эти силы порождениями света или тьмы, неизвестно…» — Сельвен вздохнула и устало потёрла переносицу. Эти размышления изматывали, но вели в никуда, потому как ни помощи, ни совета им искать было негде, учитывая, что (со слов Ирины) даже сам Митрандир терялся в догадках и пребывал в неведении. Кроме того, Ирина взяла с неё клятвенное обещание ни полусловом не упоминать о том, что она открыла ей. Хотя Сельвен и так прекрасно понимала, что обмолвись она хоть о малейшей части услышанного, судьба смертной в Лихолесье будет предрешена, причём не в лучшую сторону, а надеяться здесь на такое же понимание, как у эльфов Ривенделла, не приходилось. Да и пришла Ирина в долину Имладрис в качестве спутницы Митрандира, а не безымянной и потерявшей память странницей, без разрешения забредшей в древний лес…

Сельвен прекрасно понимала, что ведьма о многом умалчивала и сейчас, обрываясь на полуслове и резко замолкая, устремляла задумчивый взгляд куда-то вдаль за горизонт. Как, например, о своей магии она рассказала немного: лишь то, что в своём мире ею не обладала и поэтому старалась не использовать и здесь. А когда Сельвен упомянула, что на эльфов она может оказывать неоднозначное воздействие, Ирина странно усмехнулась, бросив одно многозначительное: «Знаю».

Так же немногословна она была и при упоминании менестреля (хотя здесь её молчание было понятно), и когда речь зашла о минувших событиях, резко поменяла тему, обратив всё своё внимание на то, с чего и началось её откровение. С явной неприязнью прикасалась она к необычному металлическому предмету, найденному в кладовой за бочкой.

— Это из моего мира, — слова Ирины звучали отстранённо и немного нервно, когда она поведала о том, что вещь была на самом деле оружием, из которого и был убит музыкант. И словно предупредив следующий возможный вопрос, продолжила: — Я не знаю, как оно у него оказалось. Сейчас оно безопасно, обойма пуста… Вот смотри… — ее пальцы обхватили тёмный металл, потом нажали на что-то, и нижняя часть оружия отделилась. Она ещё что-то говорила о том, что в образовавшееся отверстие вставляются металлические «стрелы», которые потом выстреливают с такой скоростью, что могут пробить насквозь и дерево, и нетолстый металл, и кожу… При упоминании последнего, Сельвен невольно поёжилась, вспоминая отверстия в теле мужчины. — Будет лучше убрать его куда-нибудь подальше от посторонних глаз, — закончила Ирина довольно сухо.

— Если ты знаешь, как с ним обращаться, то лучше оставь его у себя. Спрячь сама, — Сельвен настороженно наблюдала за тем, как Ирина коротко утвердительно кивнула и снова отложила оружие в сторону. Больше менестреля смертная не упоминала, а Сельвен и не настаивала, прекрасно понимая, скольких усилий ей стоило открыть хотя бы эту часть правды, а то, что это была лишь часть, она не сомневалась.

Однако от внимания Сельвен не укрылось, что когда речь заходила о Сером маге, Ирина менялась. Её взор тяжелел, и одновременно в нём вспыхивал целый ураган эмоций: горечь, боль, тепло и странная нежность. Из обрывков фраз и кратких описаний событий было нетрудно догадаться, что когда-то смертную и странствующего волшебника связывали особые, доверительные отношения, однако потом что-то пошло не так, но Ирина сознательно обходила эту тему стороной.

Похожее происходило с Ириной и при упоминании его величества. Она начинала заметно нервничать, и на бледном лице неожиданно появлялся румянец. Сельвен замечала это и раньше, хотя и не придавала особого значения, но после того, как застала Трандуила Орофериона в спальне смертной, в думы закрались странные подозрения. То, как король смотрел в то утро на Ирину, и как она, гордо вскинув голову, почти вызывающе взирала на него, не оставляло никаких сомнений о том, что эти двое не только уже встречались ранее и были знакомы, но между ними, должно быть, что-то произошло… А вкупе с воспоминаниями о том, как поменялось поведение Ирины после возвращения из дворца, заставляло мысли Сельвен течь в очень странном направлении, совершенно безумном, диком и даже немного преступном. Никто во всём королевстве в здравом сознании не смог бы даже позволить себе представить то, что между Владыкой и обычной смертной служанкой могло что-то быть. Только вот Ирина не была обычной смертной. «Она ведьма», — шептал внутренний голос, но почти сразу ему вторил другой: «Но это ещё ничего не значит. Ты сама ощущала магию лишь когда женщина испытывала сильные эмоции или находилась в беспамятстве… Да и такой древний эльф, как Владыка, без труда ощутил бы скрытую в смертной энергию. Только тогда её бы не поместили в покои рядом с королевскими, разве не так?..» Сельвен чуть вздрогнула и опасливо оглянулась, будто кто-то посторонний мог случайно подслушать её мысли, но в лаборатории было по-прежнему тихо и безлюдно. Она, наконец, сдалась и отложила книгу в сторону — её голова была занята чем угодно, но только не чтением.

Сельвен как раз заканчивала приготовление очередного зелья, когда в дверь аккуратно постучали. Она автоматически что-то ответила через плечо, но, увлечённая процессом, не сразу заметила прибывшего и обернулась лишь тогда, когда за спиной кто-то делано прочистил горло.

— Леди Сельвен… — на пороге замер один из стражников, приставленных к комнате Ирины.

— Что-то случилось? — она невольно напряглась, вспоминая, что сама попросила их послать за ней, если что-то пойдёт не так, а вид эльфийского воина указывал как раз на это.

— Миледи, мне, право, неудобно вас отвлекать, но, боюсь, без вас нам не справиться… — его глаза неуверенно забегали. — Понимаете, женщина, за которой нам приказано присматривать, она…

Но Сельвен не дала ему договорить, решительно направляясь к выходу.

— Идём. Остальное расскажешь по дороге.

Стражник лишь коротко кивнул, сторонясь и пропуская её вперёд.

По пути в занимаемые смертной покои, эльф кратко и как-то нехотя поведал о том, что «пациентка» хотела покинуть комнату и, услышав отказ, отреагировала довольно бурно. Стражник не вдавался в подробности, ответив, что миледи сможет всё увидеть воочию.

Оказавшись наконец перед дверью, Сельвен коротко постучала и, не дожидаясь ответа, толкнула резное дерево. Картина, открывшаяся глазам, заставила замереть на месте, а сопровождавшего её эльфа нервно втянуть воздух. Комната выглядела так, будто гномы решили устроить тут весёлую пирушку. Бутылочки и пузырьки с лекарствами щедрой рукой были раскиданы по полу, где компанию им составляли разбитые тарелки и стаканы. Не лучшим образом выглядела и кровать: лёгкие простыни, подушки и одеяла — всё было сдёрнуто, скинуто и отброшено. Перевёрнутые стулья, беспомощно замершие на полу подсвечники, выдернутые ящики — и посреди всего этого хаоса, в углу, сжавшись в комок, сидела окутанная в белое знакомая фигура. Сельвен аккуратно шагнула к повёрнутой к ней спиной женщине.

— Ирина?.. — проговорила она как можно мягче, но та даже не пошевелилась. — Ирина, это я, Сельвен. Ты слышишь меня? — она замерла в нескольких шагах, когда из угла донёсся какой-то странный звук. Это было больше похоже на хрип.

— Пусть он уйдёт…

Сельвен кинула быстрый взгляд в сторону стражника, но тот лишь отрицательно покачал головой.

— Ирина, он не причинит тебе вреда. Пожалуйста, посмотри на меня…

— Пусть он уйдёт!!! — голос неожиданно набрал громкость, и в нём вновь послышались отголоски приутихшей было истерики.

От глаз Сельвен не укрылось то, как напряглась Ирина, как задрожала всем телом. «Буйная реакция», как назвал её стражник, грозила начаться снова. Она вновь обратила взор на воина. Тот тоже неотрывно смотрел на женщину и, встретившись взглядом с Сельвен, неуверенно кивнул и покинул комнату.

— Почему меня не выпускают отсюда? — начала Ирина, как только дверь за стражником бесшумно закрылась.

От неожиданности Сельвен чуть вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

— Ирина, я тебе всё объясню. Только сначала посмотри на меня.

Та молчала, а потом неожиданно нервно рассмеялась.

— Думаю, ты не обрадуешься тому, что увидишь, — проговорила она как-то странно, отчего Сельвен стало немного не по себе, и в голове даже мелькнула было мысль, что, возможно, ей не стоило отпускать воина. Но уже в следующее мгновение она как можно уверенней и спокойней продолжила:

— Ирина, почему ты так думаешь?

— Я не думаю. Я знаю.

С этими словами она медленно повернулась, и Сельвен вынуждена была признать её правоту. С мертвенно-бледного лица на неё смотрели неестественно горящие глаза, в глубине которых плескалось безумие. Но поразило даже не это, а то, что, начиная от подбородка и до самого живота, весь перед смертной был багрово-алым, и лёгкая, некогда белоснежная рубашка была насквозь пропитана кровью.

— Что с тобой произошло? — выдавила наконец из себя Сельвен, стараясь не показывать страха, который холодной змеёй заворочался в животе.

— Меня тошнило, — отрезала Ирина, мрачно наблюдая за реакцией.

— Кровью?..— голос Сельвен стал еле слышным шепотом.

В ответ смертная только кивнула и, прикрыв глаза, устало откинулась на стену. Её руки слегка подрагивали, а губы не переставая двигались, выдыхая слова на неизвестном Сельвен языке.

Фигура в белом представляла сейчас собой настолько гротескное зрелище, что на какое-то время наблюдавшая за всем этим Сельвен утратила возможность говорить и лишь нервно кусала губы, будто хотела наказать те за отсутствие подходящих слов. Только Ирина продолжала что-то шептать, и ей даже стало казаться, что смертная, да и она сама, медленно погружались в состояние полутранса, теряя ориентацию во времени и пространстве. Эта мысль подействовала отрезвляюще. Наступил момент, когда терпеть гнетущую тишину, нарушаемую несвязным бормотанием, стало просто невыносимо, а бездействовать — глупо. Поэтому она лекаря чуть встряхнула головой и, прочистив горло, вновь заговорила.

— Это может быть последствием отравления.

— Отравления? — Ирина вторила ей глухим эхом.

— Яд, что подлил тебе менестрель…

Но та её будто и не слышала.

— Яда… — протянула Ирина немного нараспев. — Да, вполне возможно, так оно и есть… — она чуть склонила голову на бок, и покрытые засохшей кровью губы дёрнулись в еле уловимой улыбке.

При любых других обстоятельствах такое странное поведение смертной удивило и даже насторожило бы Сельвен, но в тот момент самым главным для нее было привести свою подопечную в сознание, поэтому она решила не обращать внимания на совершенно неуместную улыбку и сменила тему.

— Тебе стоит умыться и снять это… — она жестом указала на багровую рубашку. Ирина наконец открыла глаза и впервые с тех пор, как Сельвен перешагнула порог спальни, взгляд каре-зеленых глаз стал более осознанным.

Она оглядела себя и, словно желая удостовериться, нерешительно дотронулась до испачканной ткани.

— Ты права, — выдохнула та растерянно.

— Тогда идём, я провожу тебя, — Сельвен протянула ей руку, и Ирина после секундных колебаний приняла её. Кожа оказалась немного влажной и неожиданно холодной, отчего Сельвен чуть вздрогнула, но в следующее мгновение уже крепче сжала ледяную ладонь, помогая Ирине подняться на подрагивающие ноги. Благо далеко идти им было не нужно, и вход в примыкающую умывальную комнату находился в противоположном углу. Но как только они переступили порог и Сельвен потянулась к окровавленной рубашке, Ирина снова напряглась.

— Я сама, — процедила она довольно натянуто.

— Ирина, тебе не стоит меня бояться. Да и разве я тебя уже не видела… — попыталась пошутить Сельвен, но та только упрямо покачала головой, а на повторную попытку резко развернулась и почти отпрыгнула в сторону. С губ сорвался звук, похожий на шипение, глаза потемнели и снова болезненно заблестели.

— Хорошо, хорошо, — Сельвен подняла обе руки в примирительном жесте. — Я не буду к тебе прикасаться. Но и не могу оставить тебя одну, — на это Ирина подозрительно нахмурилась и уже приоткрыла рот, намереваясь что-то сказать, как она её опередила. — И не спорь со мной. Неизвестно, какие ещё последствия может вызвать этот яд, поэтому я не могу рисковать, — и уже чуть мягче добавила: — Там есть ширма. Переоденься за ней, пока я нагрею воды и принесу смену белья.

Несколько долгих секунд Ирина неотрывно глядела на нее, пока, наконец, утвердительно не кивнула, а когда Сельвен уже была в дверях, неожиданно её окликнула.

— И одежду, — голос был немного надорванным. — Пожалуйста, принеси мне какую-нибудь одежду…

После, распорядившись насчёт горячей воды и послав за прислугой, чтобы убрать устроенный кавардак, Сельвен неожиданно обнаружила, что выполнить последнюю просьбу было сложнее, чем она думала. Вся одежда Ирины всё ещё находилась в каморке, но там она натолкнулась лишь на запертую дверь, а на вопрос о ключе встретивший Сельвен архивариус лишь пожал плечами. Времени же на то, чтобы отправиться на нижние уровни не было, поэтому, недолго думая, она взяла первое попавшееся ей под руку платье из своего гардероба и поспешила обратно. В умывальной комнате всё ещё слышался плеск воды, поэтому Сельвен только сложила принесённые вещи на стул перед ширмой и снова скрылась за дверью.

В покоях не осталось и следа от сотворённого ранее беспорядка, а молчаливые служанки как раз заканчивали заправлять постель, когда Ирина наконец показалась. При одном взгляде на неё Сельвен с толикой разочарования вынуждена была признать, что платье всё-таки было сшито на эльфов, а не людей. Кисти рук утонули в широких рукавах, а складки подола ниспадали на пол как минимум на пол-ладони. При виде Ирины две другие смертные женщины обменялись многозначительными взглядами и заторопились покинуть комнату. Сельвен молча проследила за ними, в то время как её подопечная, казалось, не обратила на тех ни малейшего внимания и вместо этого сосредоточенно разглядывала свое отражение в массивном зеркале. Однако стоило служанкам скрыться за дверью, как Ирина тут же обернулась.

— Благодарю, — голос её звучал уже намного твёрже, а взгляд был ясным и осознанным.

Помимо воли Сельвен облегчённо вздохнула и слегка улыбнулась в ответ.

— И этот цвет тебе идёт.

— Спасибо, хотя ты мне бессовестно льстишь. Только, кажется, я похудела и… убавила в росте, — хмыкнула она, делано приподнимая волочившиеся по полу складки. Сельвен только пожала плечами.

— Другого не нашлось…

— Нет? А где же все мои вещи?

— По правде сказать, я не знаю. Дверь в кладовую оказалась закрыта…

Ирина покачала головой и чуть нахмурилась.

— Сельвен, что здесь происходит? — проговорила она после непродолжительной паузы.

— Я не совсем понимаю, о чём ты…

— За дверью постоянно дежурит стража. Меня никуда не выпускают. Все мои вещи пропали, а бывшая комната опечатана.

— Опечатана? — термин показался странным и совершенно неуместным, но Ирина лишь отмахнулась.

— Это неважно. Скажи мне, я под арестом? И если да, то почему? Ты рассказала им, кто я?

На последних словах глаза Сельвен невольно изумлённо расширились.

— Под арестом? Ты? О Великий Эру! Нет, конечно!

Но Ирина лишь упрямо поджала губы.

— Тогда почему меня никуда не выпускают?

— Я, право…

— Стражники, — она кивнула в сторону двери. — Отказались мне что-либо объяснять, а выяснять отношения, стоя перед двумя мужчинами в одной ночной сорочке, мне не очень хотелось. А потом один из них решил затолкать меня внутрь, и… — она запнулась и закрыла глаза.

— Он прикоснулся к тебе?

В ответ Ирина лишь кивнула.

— Поэтому я и вспылила… — их взгляды снова встретились. — Я не сумасшедшая, Сельвен…

— Я знаю.

— И разумом понимаю, что этот стражник не он…

— Я знаю.

— Но когда он дотронулся до меня… — она резко выдохнула и стыдливо потупила взор.

— Ирина, я не сужу тебя. Такое бывает.

— Я думала, что сильнее, — прошептала ведьма еле слышно. Сельвен шагнула было к ней, но замерла на полпути, когда та снова заговорила. — Эта комната сводит меня с ума. В этих четырёх стенах мне некуда бежать от воспоминаний и кошмаров. Мне нужно заняться хоть чем-то, вырваться отсюда! — на этот раз Ирина сама шагнула навстречу к Сельвен. — Понимаешь?

— Куда ты хочешь вырваться? — промолвила она осторожно.

— Для начала, хотя бы из этой комнаты, — они обменялись многозначительными взглядами.

— Ты ещё не совсем оправилась, — Ирина хотела уже возразить, когда Сельвен приложила палец к губам и бегло оглянулась на дверь. — Тебе нужен покой и отдых.

Ирина понимающе кивнула.

— Думаю, ты права…

Сельвен жестом подозвала её поближе и, склонившись к самому уху, еле слышно зашептала:

— Я постараюсь узнать, что да как, и по возможности выхлопотать для тебя разрешение на более-менее свободное перемещение. Но, думаю, что дальше верхних уровней тебя не пустят, — тёмные брови смертной удивлённо взметнулись вверх. — Это долго объяснять, но скажу одно. Сам факт того, что какой-то менестрель смог проникнуть на верхние уровни дворца, уже является скандальным. А скандалы при дворе не любят…

Сельвен замолчала, выжидательно глядя на Ирину. Было видно, что смысл сказанного был той понятен, хотя и неприятен. Сельвен только могла догадываться о том, сколько вопросов сейчас разрывали голову Ирины, но та не проронила ни слова, только сосредоточенно хмурилась и нервно кусала нижнюю губу, а поймав на себе взгляд, лишь тяжело вздохнула и снова утвердительно качнула головой.

— Кстати, кое-что из твоих вещей мне всё же удалось сохранить, — Сельвен отошла к небольшому туалетному столику и извлекла что-то из ящика. — Они были на тебе, когда тебя нашли, — проговорила она, протягивая женщине маленький шёлковый мешочек. Ирина осторожно приняла его из рук собеседницы и аккуратно высыпала содержимое на ладонь, при виде изящных переплетений серебра её лицо заметно посветлело.

— Благодарю тебя. Они многое для меня значит…

— Их подарил тебе кто-то особенный? — не удержалась Сельвен.

— Можно и так сказать, — Ирина грустно улыбнулась и, ещё раз взглянув на украшения, убрала те обратно в мешочек.

Сельвен покинула покои, где расположилась смертная, когда настало время обеда, предварительно пообещав придумать что-нибудь насчёт одежды, в обмен на то, что её подопечная хоть что-то съест. Да и по правде говоря, у неё уже был кое-кто на примете. Однако прежде чем заняться внешним обликом Ирины, надо было разузнать, почему её держали взаперти, и по возможности вызволить её из этого заточения. Не придумав ничего лучшего, Сельвен обратилась к одному из стражников. Тот, надо отдать ему должное, внимательно выслушал её доводы о том, что смертной после всего произошедшего надо дать возможность отвлечься, заняться чем-нибудь, и поэтому, если той разрешат вернуться к прежним обязанностям в лаборатории — это только пойдёт ей на пользу. Вдобавок ко всему, так она всегда будет под присмотром самой Сельвен. Стражник понимающе кивнул и ответил, что в словах был смысл, однако решение не в его власти, но он передаст послание как можно скорее, потому как повторения сегодняшнего не хотелось ни ему, ни его напарнику. Сельвен улыбнулась и якобы мимолётом промолвила, что ей оставалось только ждать и надеяться, что решение будет принимать не Лорд Эглерион. При упоминании имени главного дворецкого, воины заметно помрачнели и обменялись странными многозначительными взглядами. — Это уже не в его компетенции, леди Сельвен, — осторожно заметил второй стражник, после чего оба эльфа напряжённо замолчали, давая ей тем самым понять, что разговор окончен.

По дороге в свои покои Сельвен ещё несколько раз возвращалась к словам воина, силясь понять, чтобы это могло значить. Однако, в конце концов, решила, что Эглерион не стоил столь пристального внимания с её стороны даже в мыслях, поэтому махнула на это рукой и принялась за написание записки к той, что когда-то сшила для неё самое прекрасное платье, что ей когда-либо доводилось носить.

Помимо воли мысли вновь обратились к событиям прошлого, и Сельвен не заметила, как оказалась перед раскрытым платяным шкафом, примостившимся в углу комнаты. Изумрудный невесомый шёлк был всё так же прекрасен и ярок, как и в тот день, мягко мерцая в лучах заходящего солнца. Почему после всех этих столетий продолжала хранить этот наряд, она не знала. Ведь после того памятного праздника больше ни разу не решилась надеть его снова. Сельвен резко выдохнула и спешно закрыла дверцы из резного дерева, прислонившись к ним спиной, будто страшась того, что пряталось в складках изумрудного шёлка, и от чего она так долго и порой безуспешно отгораживала себя. События последних дней заставили её подзабыть о том, что произошло на празднике Света Звёзд.

Она не видела его с того самого случая в лесу и была этому даже рада. Но сейчас, окружённая величием и блеском тронного зала, она оказалась в числе избранных гостей и вынуждена была стоять в непосредственной близости от трона и от него. Во время официальной части Леголас по традиции занял место по правую руку от отца. Гордый, торжественный и прекрасный, каким и полагалось быть наследному принцу Лихолесья. Но в то же время ей казалось, что взгляд голубых глаз то и дело обращался в её сторону, хотя, возможно, это была лишь очередная иллюзия… Когда же заиграла музыка, его высочество почти сразу скрылся среди танцующих пар. Это было так странно: словно она вновь перенеслась в прошлое, когда никем незамеченная наблюдала за придворными торжествами, скрываясь в тени колонн. Вот и сейчас он грациозно скользил по залу, ведя в танце то одну, то другую, а она лишь с огромным трудом заставляя себя смотреть в противоположную сторону, мысленно считая мгновения до окончания праздника. Она так увлеклась, что и не заметила, как перед ней кто-то остановился, очнувшись лишь когда знакомый до боли голос мягко проговорил:

— Леди Сельвен, не окажете ли вы мне честь?

От неожиданности она невольно вздрогнула и даже растерялась. Поэтому и не успела отказать. А в глубине души, наверное, и не хотела…

Они легко следовали хитросплетениям танца. Тепло его тела, осторожные прикосновения рук, почти невесомые переплетения пальцев, стук растревоженного сердца… Они оба молчали, лишь напряжённо наблюдая друг за другом, избегая смотреть в глаза. Ей казалось, мелодия никогда не закончится, и одновременно с этим она наслаждалась каждой секундой их близости. Когда смолкли последние аккорды, она хотела отступить, но он неожиданно снова привлёк её к себе.

— Нет. Ещё один… — слова были не громче вздоха, но сказаны уверенно и даже властно, и она повиновалась, устремляясь вслед за ним в дальний угол зала, где тени от вздымающихся в звёздное небо колонн скрывали их от любопытных глаз.

— Скажи мне, почему ты постоянно убегаешь?

— Ваше высочество…

— Нет, на этот раз я не приму твоих отказов, что сейчас не время и не место… Я слишком долго ждал, — он говорил быстро и отрывисто, будто боялся, что эльфийка в его руках вот-вот растворится, как утренний туман над лесным озером. — Назови меня безумцем, но неужели только я ощущаю тот огонь, что вспыхивает внутри, как только ты оказываешься рядом? Ведь тогда в лесу твоё тело отвечало мне… Я чувствовал это… — его ладонь чуть сильнее сжала её талию, привлекая ещё ближе. Теперь они оба почти касались лбами, ловя прерывистое дыхание друг друга.

— Леголас, пожалуйста… — прошептала она, чувствуя, как последние из воздвигнутых ею стен готовы были вот-вот разлететься в пыль.

— Сельвен… — они уже почти не двигались. Его пальцы осторожно и нежно коснулись её лица. — После того праздника Йестаре, стоит тебе оказаться рядом, я не могу избавиться от мучительного ощущения, что постоянно пытаюсь поймать, ухватить какую-то ускользающую тень… Чувства, воспоминания, тебя… Расскажи мне, что произошло?

Сельвен наконец в открытую посмотрела на него. Взгляд голубых глаз выражал неприкрытую теплоту, нежность и искренность. Она вдруг осознала, что принц Леголас говорил правду, и от охватившего её изумления и надежды Сельвен на мгновение забыла как дышать. Уголки губ самопроизвольно дёрнулись вверх, сердце забилось в груди пойманной птицей, она глубоко вздохнула, подбирая нужные слова, когда рядом вдруг раздался знакомый голос.

— Ваше высочество, надеюсь, вы позволите мне украсть у вас мою сестру?

На долю секунды глаза Леголаса раздраженно сверкнули, но почти сразу его лицо озарила улыбка.

— Ровион, не думал, что тебя уже отпустили из больничного крыла. Или ты сбежал?

Тот весело рассмеялся.

— Скорее второе, чем первое. Но здесь, находясь под присмотром моей сестры, мне нечего бояться. Ведь так? — он заговорщически подмигнул всё ещё хранившей молчание Сельвен. — Леголас, ты позволишь? — Ровион чуть склонил голову.

— Конечно. Как я могу отказать, — принц медленно разжал объятия и нехотя вложил её ладонь в руку брата, напоследок прижавшись губами к кончикам пальцев. Затем учтиво поклонился и спешно скрылся в празднующей толпе.

Даже если Ровион и заметил что-что, то ничего не сказал, и за это она была ему сердечно благодарна. Её голова ещё кружилась от странных слов, а глаза только отыскали статную фигуру эльфа, когда к принцу почти подбежали двое встревоженных охранников. Выслушав их, Леголас коротко кивнул и в то же мгновение покинул тронный зал, что не осталось незамеченным и её братом. Ровион чуть сжал её ладонь и, бросив спешное «Прости», последовал за своим другом. Последнее, что она заметила, это выражение мрачной решимости на лице принца, что не предвещало ничего хорошего. И, как оказалось, предчувствие её не обмануло. Сначала гномам удалось бежать, а потом в кладовой она увидела окровавленную и изрезанную Ирину…

С тех пор прошло уже несколько дней. Гномов так и не догнали, а раны на теле Ирины благодаря ее стараниям уже почти зажили. Но его она так больше и не видела, и затрепетавший было в тронном зале зыбкий огонёк надежды в её душе почти потух. Как бы это ни было горько, но и тот танец, и его слова вновь оказались очередным самообманом или же искусной игрой. И несмотря на то, что ей не хотелось в это верить, факт оставался фактом. Принц Леголас не искал с ней встречи. Она злилась на него, на себя за то, что опять попалась в ту же ловушку, на Ровиона, что не дал ей договорить… Возможно, выплесни она всё то, что накопилось у неё на душе, ей стало бы легче, она смогла бы отпустить прошлое, но, казалось, сама судьба противилась этому.

Сельвен устало покачала головой и отступила наконец от платяного шкафа. Её взгляд лениво скользил по комнате, выцепляя из богатого убранства те или иные детали, что когда-то были частью её прошлой жизни. Сейчас же они казались не более чем пыльными и никчёмными безделушками. Она криво усмехнулась, иронично приподняв бровь.

— А ведь Ирина права. Мне, как и ей, просто необходимо отсюда вырваться…

* * *

— То есть как, ты ничего не знаешь? Насколько я помню, именно в твои обязанности входил отбор тех, кому будет дозволено пересечь границы… Разве не так?

— Это именно так, ваше величество, но…

— Здесь нет, не было и не может быть никаких «но»!

В пустынном зале эхом раздавался голос короля. Трандуил Ороферион угрожающе возвышался над допрашиваемым эльфом. Тот же, в свою очередь, так низко склонился, что его пепельные пряди почти касались мраморного пола. Он находился в этой позе с того самого момента, как его сюда доставили в сопровождении двух стражников, и тогда ему хватило одно взгляда, чтобы понять, что король был чем-то разгневан. С тех самых пор он ни разу не решился даже взглянуть на статного эльфа в серебристо-пурпурной мантии. В ярости владыка Лихолесья был страшен и опасен, а искушать судьбу никому не хотелось.

— Я жду твоих объяснений! — прогремело над головой склонившегося эльфа, отчего он заметно вздрогнул.

— Ваше величество, я клянусь, что не знал о том, кем они были. Я, как и все здесь, думал, что они обычные музыканты…

— Обычные музыканты?.. — протянул король уже мягче, и дворецкий решил использовать свой шанс.

— Ваше величество, я сегодня же допрошу их и всё узнаю.

— Не думаю, — удивлённый таким ответом Эглерион решился наконец взглянуть на своего Владыку, а тот, казалось, только того и ждал. — Сегодня их нашли мёртвыми. Похоже, они добровольно лишили себя жизни, выпив какой-то яд… — прежде чем продолжить, король сделал многозначительную паузу. — Очень необычное поведение для бродячих артистов, тебе не кажется? И это после того, как их главарь напал на одну из служанок…— голос его был обманчиво спокоен, лицо надменно и непроницаемо, и только горящий взгляд слегка прищуренных глаз выдавал истинные эмоции, бушевавшие внутри лесного владыки.

— Напал на служанку?.. — повторил за ним заметно побледневших дворецкий. — Ваше величество, вы уверены в этом? Потому что если это только с её слов, то она могла просто попытаться воспользоваться ситуацией. Вы же знаете, люди… — он осёкся на полуслове. Трандуил Ороферион замер напротив него, чуть склонив голову и исподлобья глядя на склонившегося эльфа. Сейчас в свете факелов его обычно светло-голубые глаза казались неестественно тёмными, почти чёрными. Дворецкий нервно сглотнул. — Простите мне мою заносчивость, ваше величество. Я не имел никакого права сомневаться в вашей осведомлённости…

Ни один мускул не дрогнул на лице короля, и только его испытывающий взгляд, казалось, вот-вот прожжет второго эльфа насквозь.

— Мне интересно, — начал владыка очень тихо, — как менестрель попал на верхние уровни? — в каждом слове сквозил металл. — Кто-то должен был сообщить ему пароль, иначе как мог смертный так легко разгуливать там?

Дворецкий похолодел.

— Я…

— Ведь это находится в твоей компетенции, не так ли?

— Ваше величество, мне действительно неизвестно, откуда музыкант мог раздобыть пароль. Если нужно, я прикажу опросить всех слуг и часовых! — отчаяние сквозило в каждом его слове.

— Это уже не понадобится, Эглерион… — повисло напряжённое молчание. Король отвернулся от коленопреклонённого эльфа, медленно отошёл к стоящему в стороне мраморному столику, налил себе вина и замер с бокалом в руках. В звенящей тишине зала каждый его невесомый шаг, даже лёгкий шелест роскошной мантии, эхом отдавался в ушах дворецкого, который от волнения почти перестал дышать. Владыка же тем временем чуть приподнял кубок и теперь нарочито вальяжно и непринуждённо рассматривал его, любуясь тем, как преломлялись огненные блики в заключённом в хрусталь рубиновом напитке. На какое-то мгновение дворецкому даже стало казаться, что Трандуил Ороферион забыл о нём… — Я знаю, кто виноват, — проговорил наконец он, задумчиво глядя перед собой. Глаза Эглериона расширились, бледные ладони сжались в кулаки, рот приоткрылся, будто он хотел что-то сказать, но не издал ни звука. — И в другое время виновный понёс бы жестокое наказание. Однако мы не можем себе этого позволить, — бокал со стуком опустился на мраморный стол. Взгляд короля вновь обратился к дворецкому. — В это тёмное и неспокойное время сам факт того, что какой-то проходимец сумел беспрепятственно проникнуть не только в королевство, но подобраться к самим покоям короля — это не просто позор, это проявление слабости и уязвимости. Я не могу позволить, чтобы вести об этом ужасном происшествии просочились за пределы дворца, потому что тем самым в опасности окажется всё королевство, — король снова замер над сжавшимся дворецким, голос утратил былую задумчивость, и в нём снова засквозил металл. — Об этом никто не должен узнать. Ни одно слово не покинет верхние уровни. Именно поэтому стражники доставили тебя сюда, Эглерион…— тот лишь нервно закивал в ответ, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. — А не в темницу, где тебе самое место,— процедил владыка, мрачно наблюдая, как с каждым сказанным словом лицо Эглериона всё больше серело и теперь почти слилось с пепельным цветом волос. Дворецкий же лишь беспомощно хватал ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег. Король презрительно скривился и после недолгой паузы продолжил:— Можешь не утруждать себя объяснениями. Тебе нет оправдания. Но чтобы не привлекать внимания, я сохраню тебе свободу… Пока. Однако уже завтра ты сам сложишь с себя полномочия главного дворецкого, как и откажешься от своего места в совете. Я разрешаю тебе остаться в Лихолесье до начала зимы, после — ты навсегда покинешь эти земли. И вот здесь постарайся придумать достоверное объяснение, хотя, зная тебя, думаю, это не составит особого труда, — король гордо расправил плечи и отвернулся от склонённой фигуры, давая тем самым понять, что разговор окончен.

За всё это время Эглерион не проронил ни слова и лишь смотрел перед собой невидящим взором. Очнулся он только тогда, когда рядом материализовались два стражника и, особо не церемонясь, резко рванули его под руки вверх. На негнущихся и подрагивающих ногах покидал дворецкий главный зал, всё ещё отказываясь верить в происходящее, но уже почти у самых дверей не удержался и обернулся.

— Ваше величество, могу я узнать, кем была та смертная служанка?

— Помощница леди Сельвен. И она выжила,— бросил король через плечо, но даже не взглянул на своего подданного, вновь сосредоточенно рассматривая вино в хрустале.

Стражники препроводили бледного дворецкого в примыкающий к его покоям кабинет, где он ещё долго сидел в абсолютной тишине, уставившись на разложенные на столе бумаги. Лишь поздно ночью он закончил письмо своего отречения и хотел было передать его посыльному, когда обнаружил за дверью всё тех же молчаливых воинов. Увидев Эглериона, они недвусмысленно шагнули навстречу друг другу, тем самым преграждая ему дорогу. Выходило, что несмотря на то, что его не отправили в тюрьму, он всё равно был заключённым… Дворецкому не оставалось ничего другого, как передать свиток одному из стражников и вернуться обратно в свои покои. И вот тогда осознание случившегося ударило его в полной мере.

Сначала его охватило отчаяние, затем страх, но потом всё заглушила злость. Он потерял всё: положение, свободу, родной дом, — и из-за какой-то смертной! И какова ирония! Она оказалась служанкой именно дочери лекаря! От раздражения Эглерион заскрипел зубами. Как вообще они могли хоть что-то узнать, если ни музыканты, ни менестрель не выжили? Смерть первых его не особо тронула, чего нельзя было сказать о втором. Нет, дворецкий не испытывал никаких эмоциональных тягот, а вот то, что договор с Лаэртом провалился, его очень даже удручало. Ведь в обмен на свободный доступ на верхние уровни, тот обещал ему помочь отделаться от Сельвен и всей её семейки раз и навсегда, передать образец того самого таинственного яда, что стали использовать орки. Теперь же он не только не заполучил зелье, но и попал в немилость к королю…

Эглерион замер у книжных полок, больше по инерции взяв одну из книг, которую вот уже больше получаса листал, не глядя. То, что король так легко избавился от него, ноющей болью отдавалось в груди. Нет, он всегда был верным подданным, хотя прекрасно знал, что многие его недолюбливали, но ему было на это наплевать. Для него благо королевства всегда стояло превыше всего, даже его собственных интересов. До тех пор пока не появилась она… Дворецкий глухо зарычал и отбросил книгу в сторону.

Дочь лекаря всегда казалась ему немного странной. В королевстве все знали, что её брат был лучшим другом наследного принца, и стоило ей только захотеть, и место придворной дамы было бы ей обеспечено. Но дочери Фаэлона это было не нужно. Молчаливая, задумчивая и скромная, она скользила по дворцу лёгкой тенью, избегая торжеств и балов, оставаясь абсолютно незаметной даже после вступления в возраст. Но потом в какой-то момент что-то изменилось, и тихая любительница книг вдруг показала себя совсем с другой стороны. Не привыкшая к дворцовым церемониям и поведению, она не боялась открыто выражать свои мысли и чувства, а огонь, пылающий в её глазах и душе, очаровывал, завораживал и неумолимо влёк к себе. И как вскоре оказалось, Эглерион был не единственным, кто заметил пылкую зеленоглазую эльфийку.

Ничто не могло укрыться от глаз дворецкого, и в скором времени он стал всё чаще замечать те долгие и задумчивые взгляды, что то и дело устремлял на неё лучший друг её брата. Однако, казалось, эльфийская дева пребывала в полном неведении, хотя, не зная того, сама отвечала ему тем же, думая, что её никто не видит. Поэтому это было лишь делом времени, когда взгляды принца Леголаса и леди Сельвен пересекутся… Но дворецкий не мог этого позволить. И дело было не столько в его собственном интересе, сколько в заботе о наследнике престола: Сельвен была ему не пара. Да, Фаэлон был благородных кровей, но на их семье чёрным пятном лежал поступок его жены и матери его детей. И если поначалу Эглерион надеялся, что это увлечение быстро пройдёт, с приближением праздника Йестаре стало ясно, что надеждам этим не суждено было сбыться. Незаметно для всех, но только не для зорких глаз дворецкого, принц всё больше времени проводил если не рядом с сестрой Ровиона, то в непосредственной близости от неё, а во время самого торжества ни на мгновение не отвел горящего взгляда от её грациозной фигуры.

Йестаре был особым праздником, считалось, что именно в это время влюблённые сердца находят друг друга… Поэтому Эглерион должен был действовать незамедлительно. Он приказал нескольким слугам неотрывно следить за наследником и наполнять бокалы принца и его друга вином только из одной, особой бочки, которую поспешил сдобрить нужным снадобьем. Это зелье должно было помутнить сознание его высочества, чтобы он отвлёкся от молодой эльфийки да поскорее заснул. И по началу всё шло по плану, а когда фигура Сельвен скрылась в направлении леса, дворецкий смог облегчённо вздохнуть, но ненадолго. Он до сих пор не мог понять, почему всё же последовал за ней, но, как оказалось, не случайно, и предчувствие не обмануло его.

Тогда на поляне он видел всё, и каждый вздох, срывающийся с её губ врезался в самое сердце. Он не покинул их, даже когда утомлённые любовной негой, двое эльфов заснули в объятиях друг друга. Ему было больно и обидно, но какая-то незримая сила не давала сойти с места, заставляя с мрачным наслаждением упиваться тонким силуэтом её спящей фигуры.

Казалось, все его планы пошли прахом, хотя и её пробуждение, и то, как глотая слёзы она сбежала и было немного странным. Униженный и побеждённый, возвращался он тогда во дворец, мысленно готовя себя к предстоящей помолвке и неминуемому скандалу и расколу в царской семье. Однако ни на следующий день, ни после ничего не произошло. Напротив, до него дошли слухи о том, что той ночью принц немного переусердствовал с вином и, проснувшись в лесу полуобнажённым, даже не мог вспомнить ни как там оказался, ни с кем… Конечно, это можно было списать на глупые дворцовые сплетни, только вот плохо скрываемая мука в её зелёных глазах говорила об обратном и стала неопровержимым доказательством того, что зелье всё-таки подействовало, хотя и не так, как он того желал. Сознание Леголаса действительно помутилось, и он забыл обо всём, свидетелем чего стал дворецкий.

Наблюдая за её страданиями, за тем, как она старательно забивала боль в самый дальний уголок своей души, ему было даже немного жаль Сельвен, но в то же время он воспринимал это с каким-то мрачным торжеством. Она сама должна была осознать, что ей никогда не быть с наследником престола, поэтому сейчас несла заслуженное (с точки зрения Эглериона) наказание. Однако и здесь она его удивила. Он никак не ожидал, что Сельвен настолько быстро поднимется с тех, образно говоря, колен, на которые её толкнула судьба, и спустя какое-то время в её поведении не было даже намёка на то, что произошло. А потом опять всё резко изменилось, и она в одночасье покинула двор, вернувшись в дом отца и в объятия пыльных фолиантов, отгородилась от былых подруг, поклонников и даже от семьи. Дворецкий не раз слышал, как на вопросы о своей сестре Ровион лишь печально отвечал, что ничего не знал, она ничего не говорила и ему…

Эглерион вынужден был признать, его самолюбие очень тешило то, что он был единственным, кто знал (хотя бы частично) причину её уединения. Ему казалось, что это было их общей тайной, и днём его сознание то и дело обращалось к Сельвен. В то время как ночные часы были наполнены будоражащими кровь образами её обнажённого тела, воспоминаниями о том, как под покровом леса она сладостно изгибалась в порыве страсти, отдаваясь, правда, другому.

«Если ему, то почему не мне?» — эта мысль возникала в его голове снова и снова, и в какой-то момент он решил, что Сельвен должна принадлежать ему…

«Ведь кому ещё она нужна? С такой родословной да ещё и обесчещенная?» — такие рассуждения и привели его в дом лекаря тем осенним днём. Он хотел если не спасти, то хотя бы дать ей шанс стать порядочной эльфийкой, а она вышвырнула его, как собаку!

Дворецкий чуть вздрогнул, возвращаясь из лабиринтов воспоминаний в реальность, и одним залпом осушил бокал, что всё это время сжимал в руке.

«Неблагодарная дрянь… Такая же как и её мать», — процедил он себе под нос. Сельвен стала для него, как кость в горле: раздражала, злила, делала больно, и ему так хотелось ответить ей тем же. Но она покинула Лихолесье и годами пропадала где-то, появляясь лишь раз в десять лет, и тогда он решил отомстить через тех, кто остался, кто был ей особенно дорог. И если её брат был неприкосновенен, то вот отец потерял почти всё, но лишь до тех пор пока она не появилась снова и не нашла это проклятое противоядие.

Именно поэтому он и связался с менестрелем, иначе бы ему никогда даже в голову не пришло заключать сделки со странствующими трубадурами. Но план был так соблазнительно хорош, и достань он образец яда, и Сельвен, и её отцу, и даже брату путь в Лихолесье был бы заказан. Их бы изгнали с позором, и Эглерион наконец получил бы желаемое: унизил её так же, как она его. Однако интрига выстрелила рикошетом, и теперь он был тем, кого изгоняли (пусть и не в открытую), а во всём виновата была опять она, вкупе со своей служанкой!

Эглерион тихо зарычал и осушил вот уже второй бокал. Нет, он не мог так просто сдаться… Его мысли опять вернулись к яду.

«Если у менестреля был образец, то он, скорее всего, остался в его вещах… Если удастся его найти, то можно будет перевернуть всю историю наоборот. Кроме того, зачем музыканту понадобилась смертная девка? — Шестерёнки в голове вращались с бешенной скоростью. — Трубадур упоминал, что на верхних уровнях у него есть свой деловой интерес. А учитывая все факты, выходило, что интересом была именно служанка. Но зачем? Что в ней такого особенного?» — Эглерион задумчиво забарабанил пальцами по столу. Нет, он не собирался так просто сдать свои позиции и лишиться всего из-за обесчещенной эльфийки и её смертной. Он еще найдёт способ вернуть себе и положение, и власть, но начать надо было всё-таки с вещей музыканта. Он был уверен, что там найдутся зацепки. Он хмуро взглянул на дверь: времени оставалось мало, и вскоре до пожитков странствующих актёров доберутся, поэтому действовать надо было немедля.

Эглерион решительным шагом направился к выходу, распахнул дверь и в ответ на вопросительный взгляд стражника попросил прислать в его комнату своего помощника под предлогом того, чтобы объяснить, что делать после своей отставки. Один из эльфийских воинов понимающе кивнул и удалился, но уже в скором времени вернулся, и не один.

Дворецкому всегда нравился его помощник. Этот немногословный эльф с твёрдым характером не задавал лишних вопросов, ловя каждое слово, как и сейчас. Эглерион решил не вдаваться в подробности, поэтому просто приказал отыскать и пересмотреть вещи бродячих музыкантов и принести ему всё, что покажется странным и необычным. При упоминании трубадуров глаза его помощника на мгновение удивлённо расширились, но тот ничего не сказал и, выслушав, что требовалось сделать, коротко поклонился и спешно скрылся. Эглериону оставалось только терпеливо ждать результатов, а в том, что они будут, он не сомневался ни на минуту, нутром чуя, что среди пожитков музыкантов будет то, что ему нужно.

Он стоял у окна, напряжённо наблюдая за тем, как восходящее солнце постепенно окрашивало верхушки деревьев в кроваво-красный. С ухода помощника прошло около двух часов, и ему пора было уже вернуться… Словно в ответ на его мысли в дверь нетерпеливо постучали. Без труда узнав кодовую комбинацию, Эглерион криво усмехнулся: интуиция его пока ни разу не подводила.