Ведьмы в Средиземье (гет)

Намерение Торина извиниться за брошенные в сердцах обвинения к утру не исчезло. А решив что-то для себя, он предпочитал делать это без промедления. На самом деле, он собирался поговорить с девчонкой сразу же, но упоминание остроухих и намеки Гэндальфа на умственный недуг его деда порядком вывели его из себя. Колючие взгляды госпожи Ветровоск восстановлению душевного покоя тоже не помогали — после беседы с ней он ощущал себя чем-то вроде подушечки для булавок.

Но откладывать разговор и дальше не имело смысла. Так что утром, после завтрака, увидев, как девчонка со стопкой грязной посуды идет к ручью, Торин направился следом.

— Еще миски, Бомбур? Давай их сюда, — отозвалась она при виде упавшей перед ней тени и подняла голову.

При виде Торина ее лицо приняло недоумевающее выражение, словно девчонка совсем не ожидала его здесь увидеть, и он, не желая затягивать разговор, поспешно произнес:

— Я сожалею.

Ее лоб озадаченно сморщился, и Торин счел нужным пояснить:

— О том, что сказал вчера, будто вы работаете на наших врагов. О своем недоверии. Мои слова были ошибочны, и я прошу простить мне их.

— О! — она нахмурилась, словно пытаясь осмыслить услышанное. — Эм-м, ладно. Извинения приняты.

Еще пару секунд она молча глядела на него, видимо, ожидая продолжения. Потом коротко кивнула и вновь занялась посудой.

Торин хотел уже развернуться и уйти, но его взгляд невольно зацепился за руки девчонки — от проточной воды они покраснели и стали похожи на голубиные лапы.

Он глядел, как она берет из стопки очередную миску, полощет в ручье, усердно трет щеткой с короткой жесткой щетиной, стирая последние следы каши, снова полощет, отставляет в сторону, тянется за следующей... И думал, что навряд ли это Бомбур попросил ее помочь — тот никогда не скидывал грязную работу на других. Значит, вызвалась сама, а ведь отряд насчитывал теперь уже восемнадцать едоков...

— А ты совсем не похожа на свою матушку, — слова сорвались с губ почти помимо его воли.

— Разве? — ее лицо отражало искреннее недоумение, которое в следующий миг сменилось шоком. — Ты знаком с моей мамой?!

А еще через пару секунд на смену шока пришло понимание:

— О! Но матушка Ветровоск вовсе не моя матушка! У нее нет детей, и мы даже не родственницы. Пожалуйста, не говори так больше! — она оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что кто-то может подслушать.

— А зачем звать матушкой ту, кто ею не является?

"Право, люди слишком все усложняют", — подумал Торин; его народ не любил лишнего словоблудия.

— Это такой обычай, — пояснила девчонка. — В наших краях принято обращаться так к ведьме... вернее, к особенной ведьме. Очень сильной, или очень умелой, или с большими заслугами. А чаще — все сразу. Тогда это не просто "госпожа такая-то", а "матушка", или "тетушка", или "нянюшка"... по-разному.

— И что же это за заслуги? Чем таким вы все занимаетесь?

— Ну, вот нянюшка, например, она — нянюшка.

Перехватив скептический взгляд Торина девчонка смутилась.

— Я хочу сказать, она занимается, главным образом, детьми: помощь при родах, детские хвори, все такое.

Торин сдержано кивнул — полезное дело.

— Ну, а матушка... — она помолчала, собираясь с мыслями. — Если, скажем, у дровосека в лесу топор отскочил от дерева и попал по ноге, или у кого-то защемило в спине диск, или же на страну напали очередные чудовища — такое случается чаще, чем можно ожидать, — вот тогда люди идут к матушке Ветровоск.

— И что же она?

— Она решает проблему. Любую. Вот только, — она снова замялась, — люди не очень-то любят к ней обращаться. Только если уж совсем прижмет. Потому что характер у нее немножечко... такой.

— Я понял, — кивнул он и, помолчав немного, добавил. — Ну а что делаешь ты?

Ответа не последовало.

Низко склонившись, девчонка остервенело терла очередную миску. Решив, что она не расслышала, Торин повторил свой вопрос погромче.

Она отставила миску в сторону и подняла голову. Ее щеки пылали, а во взгляде читался то ли укор, то ли вызов.

— Главным образом, я завариваю чай. А теперь, если позволишь, мне еще нужно домыть посуду.

* * *

Этот день мало чем отличался от двух предыдущих. Отряд двигался в прежнем направлении, и Агнес оставалось лишь гадать, что задумала матушка Ветровоск, раз позволяет им двигаться прямо навстречу к дамам и господам. "Угу, прямо в лапы", — подсказывала Пердита.

Впрочем к этой загадке добавилась теперь и еще одна.

Прошлым вечером, когда Агнес, вернувшись от ручья к отряду, собралась уже ложиться спать, то нашла нечто неожиданное. В первый момент она подумала, что, наверное, заблудилась в потемках и устроилась на чьем-то чужом месте. Но, приглядевшись, поняла, что ошибки нет: вот ее самодельная котомка, второй такой не найти, а вот и расстеленный на земле плащ... Но вот сверток, лежавший на плаще, ей совершенно точно не принадлежал.

Что это? И откуда взялось?

Костер давно прогорел, а от света звезд толку мало; Агнес склонилась над находкой, развернула. Это оказалось одеяло: стеганое, в целый дюйм толщиной — и от него тихонько пахло шерстью. Одна его сторона состояла из множества сшитых меж собой лоскутков, а вторая была из плотной промасленной кожи. По бокам были притачаны завязки так, чтобы одеяло легко можно было скатать, связать "баранкой" и повесить через плечо.

Но откуда взялось такое сокровище?

Агнес оглянулась по сторонам. Здесь и там прочие члены отряда устраивались на ночлег. В ее сторону никто не глядел, и было совершенно не ясно, кто же был тайным благодетелем. Она уже собиралась озвучить этот вопрос вслух, но в последний момент передумала. Раз уж он — кем бы он ни был, — предпочел делать добро украдкой, то, наверное, не хотел выслушивать чужие благодарности, и такое решение нужно уважать. Ну, а если передумает и захочет признаться, то сам все скажет. Рассудив так, Агнес завернулась в новое одеяло и почти мгновенно провалилась в сон.

Наутро неизвестный даритель так и не дал о себе знать... Вот только нянюшка Ягг улыбалась как-то особенно хитро — даже по нянюшкиным меркам — и Агнес на всякий случай решила держаться пока от нее подальше.

* * *

Вечером им повезло. За день пути ландшафт вновь изменился: то здесь, то там равнину пересекали узкие ручьи, зелени стало больше, среди моря трав все чаще появлялись островки кустарников, а ближе к вечеру они и вовсе достигли леса, раскинувшегося по обоим берегам небольшой речки.

Вслед за объявлением привала потянулась череда ставших уже привычными хлопот по хозяйству, и вечер обещал пройти мирно и без тревог.

Наконец ужин был готов, и члены отряда один за другим начали стягиваться к костру. Однако не все. Пятеро гномов и примкнувший к ним хоббит, разместившиеся на дальнем краю поляны, были, казалось, так сильно увлечены беседой, что не заметили призывного запаха похлебки.

Но не оставлять же спутников без еды: взяв в каждую руку по миске, Агнес направилась в их сторону.

— ...Ну что вы! Наш Шир — очень мирный край, — услышала она, подходя ближе. — Никакие орки и, тем более, варги у нас не водятся. Я за всю жизнь ни одного не встречал и, признаться, совсем не жажду начинать знакомство!

— Однако может статься, друг мой, что кто-то из них пожелает свести знакомство с тобой, — проговорил Балин. — И к такому повороту событий надо быть готовым. Благодарю, — он мягко улыбнулся, принимая из рук Агнес миску и передавая ее сидевшему рядом брату, а вторую — хоббиту.

— Ну что вы, право, — в голосе Бильбо слышалось сомнение. — Это вы, гномы, прирожденные вояки, а я обычный сельский житель, куда уж мне?

— Владеть мечом — дело не врожденное, а наживное, — буркнул Двалин. — Ему можно обучить и обучиться, да только не всем наука идет впрок.

Агнес было любопытно послушать дальше, но дело — в первую очередь, так что она, не тратя времени зря, поспешила к костру за новой порцией.

Отсутствовала она совсем недолго, но, вернувшись, обнаружила, что беседа успела несколько изменить свое русло, теперь ораторствовал Двалин:

— ...а этим вот охламонам сколько раз сопли подтирал! — рокотал он, поглядывая на Торина.

Фили звонко, совсем по-детски расхохотался, пихая локтем в бок сидящего рядом брата. Тот насупился, но в следующий миг тоже прыснул от смеха. Передав суп этим двоим, Агнес поспешила обратно, а вернувшись в третий раз, услыхала:

— ...тогда, в Мории, мы бы не выстояли без него, — говорил теперь Балин. Спокойно, размеренно — поневоле заслушаешься.

— Ну, а что воин из него выйдет толковый, стало ясно задолго до того дня: еще когда король Трор собрал отряд, чтобы пойти на гоблинов, что повадились озорничать на северном склоне Горы. Помню, Торин, хоть и был в ту пору еще совсем юн, а гоблинов этих бил знатно...

Агнес, в этот самый миг протянувшая Торину миску с супом, замерла на середине движения.

Что?! Да быть такого не может! Должно быть, она ослышалась...

* * *

Потянувшийся было за своей порцией Торин нахмурился: его ужин, внезапно прервав свое движение, завис в воздухе, так и не достигнув его протянутых рук.

Торин удивился; бегло перевел взгляд с миски на ту, что ее держала. Девчонка замерла столбом и таращилась на него с каким-то странным выражением лица.

— Ты бил гоблинов? — переспросила она.

— Да, — подтвердил он.

— Гоблинов?

Он молча развел руками — к чему повторять?

— И так просто говоришь об этом?

Ну, что на это ответить? Да, просто. А некоторые складывали об этом песни. Но Торин не любил бахвальства; воспевать можно деяния предков, о собственных же победах он предпочитал помалкивать.

Он надеялся, что ей хватит такта передать ему, наконец, миску и позволить спокойно поужинать, но девчонка продолжала стоять столбом. Казалось, она перестала дышать и даже моргать, и знай таращилась на него с необъяснимо напряженным вниманием.

Торин вздохнул и все так же молча пожал плечами.

— Ну конечно. Ведь это всего лишь гоблины, верно? — её голос задрожал, как и миска в руке, и Торину на миг почудилось, будто она сейчас выплеснет суп ему в лицо. — Да кто они такие? Грязные, вонючие создания! Прозябают под землей в каких-то норках, собирают сопли в горшочек... Они не такие, как мы. В этом все дело? И поэтому их можно убивать?

Слова ее были верны, но звучали отчего-то странно: ядовито и как будто с издевкой. Это не имело никакого смысла и оттого раздражало.

В былые дни Торину доводилось работать в людских селениях, но с такой неуместной назойливостью он не сталкивался даже там. Дались ей эти гоблины! Право, сейчас он действительно предпочёл бы иметь дело с ними, а не с этой малахольной. С гоблинами, по крайней мере, всегда знаешь, как поступить: голову с плеч — и никаких неудобных вопросов.

— Не только можно, но и нужно, — просто ответил он. — Ведь это гоблины.

Она дернулась, как от пощечины.

— Ушам своим не верю! Да это же видизм, вот что! — она в сердцах топнула ногой. — Подумать только, и это в век Летучей Мыши!

Она оглянулась на собравшихся, словно ища поддержки. Впрочем, Торин видел, что у его товарищей, как и у него самого, этот внезапный концерт вызвал лишь недоумение и чувство неловкости.

На ноги поднялся Балин.

— Какой утомительный выдался день, не так ли? — мягко прожурчал он, одновременно вынимая из трясущихся рук девчонки миски с супом. Одну из них она успела ненароком расплескать, отчего на пальцах остались красные отметины, но девчонка, казалось, даже не заметила ожогов.

— А? — все ее возмущение как будто сдулось.

— Такое случается в долгом пути. Кажется, все мы сегодня чуточку не в себе и нуждаемся в отдыхе. Вы ведь, кажется, еще не ужинали, Агнес? Все в заботах... Прошу, присаживайтесь с нами и подкрепитесь немного. После доброго ужина и на душе легче.

— Я...

Казалось, она уже была готова поддастся вкрадчивым уговорам Балина и сесть на траву рядом с остальными, но ненароком посмотрела на Торина. Взгляд тотчас потемнел, а губы сердито поджались.

— Я не сяду есть рядом с видистом, — отрезала она и, обращаясь уже к Балину, добавила. — Извините, я... Я лучше пойду.

Сказав так, она развернулась на пятках и опрометью бросилась прочь.

— Н-да, — протянул Двалин, глядя ей вслед. — С придурью девка. А ведь по первому взгляду и не скажешь.

— А я вот не понял про сопли...

* * *

Агнес была зла. Хуже того, она была невероятно, обжигающе сердита. И еще крайне возмущена.

Подумать только! А ведь казался таким приличным человеком! В смысле, гномом. А оказался? Поганым видистом! Тьфу, даже думать противно!

Она шагала все дальше и дальше, ломясь напролом через подлесок и откидывая прочь ветки, норовившие хлестнуть ее по лицу. В пылу ярости она совсем позабыла о том, что слишком далеко забирается в чащу. Или о том, что кто-то может повстречаться ей на пути. Ха, пусть только попробует!

Но даже самая жгучая злость имеет свои пределы. Какое-то время спустя Агнес пришла в себя настолько, чтобы остановиться и оглядеться. Со всех сторон, куда ни посмотри, перед ней возвышалась зеленая стена леса. Где-то совсем рядом журчала вода.

Выйдя на берег, она устало плюхнулась на траву, подставила лицо под последние лучи уходящего на покой солнца. Тихая песнь реки умиротворяла, завораживала...

Урчание в желудке напомнило о том, что завтрак был давно, а поужинать ей так и не удалось. Агнес подумала было о том, чтобы вернуться к отряду... но быстро отмела эту мысль. Видеть этого видиста совершенно не хотелось. В конце концов, принципы важнее желудка! А вернуться можно и позже, когда стемнеет; следуя вдоль русла — не заблудишься. Что же до ужина, она верила, что добрый Бомбур оставит для нее немного супа.

Но чем же тогда занять время?

Что ж, решила Агнес, раз все так обернулось, и из одиночества можно извлечь пользу. Она разулась и, стянув с ног чулки, принялась тереть и полоскать их в речке — шутка ли, три дня пути! Ужасно не хватало мыла, но вскоре Агнес признала, что чулки, если и не отстирались, то хотя бы посвежели. Хорошенько отжав их и повесив на ветку, она огляделась.

Половинка солнца уже скрылась за горизонтом. Ветви плакучей ивы загораживали ее от берега естественной ширмой. Вокруг не было ни души.

Не снимая платья, Агнес торопливо стянула с себя панталоны.

Уроженцев Ланкра отличает основательность во всем, в том числе в вопросе выбора нижнего белья. В этих краях дамские панталоны традиционно начинаются чуть пониже подмышек и заканчиваются чуть повыше колен. И хотя фасон их сложно назвать привлекательным, но зато они мягкие и удобные, а благодаря плотной ткани с начесом, еще и теплые, что немаловажно, если живешь там, где ветра дуют круглогодично и во всех направлениях сразу.

Солнце полностью зашло, и единственным источником света оставалось робкое сияние звезд. Агнес уже отжимала панталоны, размышляя о том, что пора бы вернуться в лагерь, как вдруг уловила за деревьями посторонние звуки.

Она насторожилась.

— Кто здесь? — позвала Агнес, на всякий случай проверив, не задралось ли платье. "Бофур?" — хотела спросить она, вспомнив, кто нарушил ее уединение накануне, но передумала — Бофур тактично кашлял прежде, чем обнаружить свое присутствие. Мысль об отсутствии такта привела ей на ум другого подозреваемого.

— Нянюшка?

Ответа не последовало. "Белка, наверное", — решила Агнес. Но тут из ивовых занавесей высунулась оскаленная морда.

"Не белка," — пронеслось в голове.

Будь у нее время присмотреться и подумать, Агнес решила бы, что это больше всего похоже на волка. Вот только таких крупных ей еще встречать не доводилось — ланкрские волки были втрое мельче и на порядок миролюбивее. ⁽¹⁾

Этот же зверь весь дрожал от переполнявшей его злобы, из ноздрей вырывались облачка пара, а из глубин горла доносился звук: глухой, и грозный, и не обещавший ничего кроме плохого. Весь он казался воплощенным сгустком ярости.

Не в силах держать ее внутри, зверь оскалился и низко протяжно зарычал.

Это подарило Агнес пару секунд, вот только она понятия не имела, что делать.

К счастью, рука её думала быстрее головы и со всех сил хлестнула зверя по глазам скрученными в тугой жгут панталонами.

Что дальше? Прятаться? Бежать? Куда?

Она отскочила назад, скользкая галька поехала под пяткой, и Агнес шлепнулась в воду, подняв веер брызг.

Зверь подобрался для прыжка...

Надо было срочно что-то придумать, что-то предпринять, а мыслей в голове так и не было, и Агнес сделала единственное, что пришло ей на ум.

Она закричала.

1) Тысячелетия эволюции сделали свое дело, создав на ланкрских просторах доселе неизвестный вид Волка Вежливого. Прежде чем ворваться в дом к беззащитной старушке, живущей в полном одиночестве на краю леса, представители этого вида стучатся в дверь и тщательно вытирают все четыре лапы о коврик. Те же, кто этими предосторожностями пренебрегал — почему-то вымерли. Какое отношение к этому имеют старушки в черных платьях, история умалчивает.

Вернуться к тексту