Ночь святого Валентина (гет)

* * *

Она так долго просидела не моргая, что когда чары наконец сняли, почти ослепла. Веки резало так, будто под них насыпали ведро песка.

Вокруг ходили люди, хлопали двери, звучали разные голоса. Кто-то вложил ей в руку ее волшебную палочку и на секунду стиснул пальцы своими холодными пальцами.

— Северус?.. Ты... Он жив? Где мой муж?! — она и раньше произносила это коротенькое слово — наверное, тысячу раз за свою жизнь, но впервые оно наполнилось смыслом и отозвалось внутри внезапной теплотой.

— С ним все в порядке, — ответил ей кто-то голосом Арчи Маккиннона.

С палочкой было совсем другое дело. На ощупь Гермиона магией отодрала от платья осточертевший шлейф и двинулась на поиски. Ей подсказывали, направляли. Наконец Гермиона нашла Северуса на крыльце. Он стоял там один, глубоко и часто вдыхая похолодавший к ночи воздух. Переживания последних недель, дней и часов как-то разом догнали Гермиону, она вцепилась в мужа и разревелась.

Северус подхватил ее, прижал к себе и гладил по спине, утешая.

— Все хорошо, Гермиона. Все кончено.

— Точно? — пожелала удостовериться она.

— Точнее не бывает. Трэверс свалился с лестницы и свернул себе шею. Мгновенная смерть.

— Что… с Глотиком? — выдавила она сквозь судорожные всхлипы. — Я ведь его… видела… с тобой?

— А Глотика мы представим к награждению орденом Мерлина. Посмертно. — Новый приступ рыданий. — Кому-то из нас двоих он спас сегодня жизнь… А может, и обоим.

В конце концов истерика сошла на нет, и Гермиона медленно выпрямилась, приводя себя в порядок. Северус глянул на нее сверху вниз, продолжая придерживать за талию.

— Видок у тебя… — таким же деланно-безразличным тоном, каким обычно подначивал ее на разные глупости вроде письма Гарольду Динглу.

Слезы, по крайней мере, вернули ей зрение, и Гермиона не осталась в долгу.

— Думаешь, у тебя лучше?

Она машинально потянулась заправить за ворот сюртука зеленую орденскую ленточку, и только теперь до нее дошло:

— Северус, ты что, даже не переоделся?!

— Некогда было.

Сразу бросился ее искать. Милый… Гермиона снова прильнула к мужу, и они молча стояли, обнявшись. Кто-то входил в дом и выходил, на них косились, но не тревожили.

— Ужасно, что все так получилось…

— Брось. Свадьба без драки — деньги на ветер. Тяжким трудом, между прочим, заработанные…

Она невольно хихикнула.

— Великий труд — раз в неделю над котлом палочкой помахать…

— Так ведь надо знать, когда, как и над чем махать. Это называется «квалификация», мисс Грейнджер, и она достигается годами упорного труда.

Она снова фыркнула ему в сюртук.

— Кажется, кое-кто соскучился по школе… Нет, правда, Северус, «свадьбой года» нас уже называли. Как думаешь, может, пора замахнуться на «свадьбу десятилетия»?

— Мне-то откуда знать? Спроси у газетчиков.

Он вдруг положил руку ей на затылок и предупредил:

— Легки на помине… Не оборачивайся, если не хочешь попасть в завтрашнюю передовицу в слезах и соплях.

— Что, «Пророк» уже здесь? — ужаснулась она. — Северус, идем домой!

— Долиш просил дождаться, пока они закончат.

— Домой! Немедленно!!!

* * *

В его жилах еще кипел адреналин, а вот девочка совсем сникла. Северус помог ей выбраться из платья, и оно осталось валяться на полу гостиной — неопрятная груда посеревших мятых тряпок.

— Приготовить тебе что-нибудь?

— Не стоит… — она зябко передернула голыми плечами. — Лучше приму ванну.

— Не закрывайся там, ладно? — попросил он.

— Боишься, что опять украдут?

— Угу.

Гермиона оставила дверь в ванную нараспашку. Северус скинул сюртук, засучил рукава и прошелся по своим запасам. Мята, пустырник, капелька экстракта мартлапа — даже не зелье, так, легкое успокоительное. Заварил, разлил по кружкам, пошел к девочке.

Она лежала в ванной неподвижно, в густом облаке мыльной пены, похожая на вампира: бледная бескровная кожа, красные, опухшие от слез веки прикрытых глаз. Намучилась, бедняжка… Его пронзила острая, почти болезненная нежность и еще запоздалый страх потери, но он не умел облечь их в слова, поэтому просто протянул Гермионе чашку:

— На, выпей.

Она выпростала из пены тонкую руку и приняла подношение. Чуть замешкалась, учуяв непривычный запах, но спрашивать ни о чем не стала — отхлебнула так же доверчиво, как час назад рыдала на его груди.

— Посиди со мной.

Он огляделся, переставил на пол корзину с грязным бельем, подвинул круглый табурет к ванне, уселся на него верхом и облокотился на теплый чугунный бортик. Отпил из своей кружки.

Так тихо, что слышно, как шуршит, опадая, пена.

— О чем задумалась?

Вопрос вывел Гермиону из прострации. Она поставила чашку на полочку, тесня свои шампуни и бальзамы, закинула руки за голову и принялась выпутывать из волос шпильки. Прямо за ней на единственном крючке висело сразу несколько полотенец — собирался приладить новые, но с этой свадьбой все недосуг.

— О Лизе. — Шпильки Гермиона бросала прямо на пол, не глядя. — Как думаешь, что с ней дальше будет?

— Понятия не имею. Пусть разбирается Министерство.

— Если будет суд, я выступлю свидетелем защиты.

— Она преступница.

— Она жертва, Северус. Ей просто чудовищно не повезло — родиться сквибом в семье помешанных на чистоте крови магов… Этот Трэверс… — она вдруг бросила свое занятие, порывистым жестом прижалась щекой к его предплечью и снова всхлипнула. — Ты даже представить себе не можешь, что он с ней сделал!

Северус провел пальцами по Гермиониной коже — от жилки, бьющейся на виске, вниз по шее, до самых ключиц.

— То-то она по нему убивалась… — Пронзительный вой Лизы, когда она добралась до трупа дядюшки, было слышно даже снаружи.

— Стокгольмский синдром.

— Что? — не понял он.

— Стокгольмский синдром. Так магглы называют болезненную привязанность жертвы к насильнику. Я много читала о нем, когда работала с домовыми эльфами…

Северус скептически хмыкнул, но спорить не стал.

— Но она такая талантливая девочка… Помнишь «Сонеты колдуна»? Она каким-то чудом сумела подчинить себе магию книги и благодаря ей выжила в своем дурдоме… Слушай, а это идея! — вдруг встрепенулась она. — Надо будет поговорить с невыразимцами. Они-то точно не дадут упрятать такой уникальный случай в тюрьму!

Гермиона, как видно, скинула с души тяжелый камень, потому что на ее скулах проступил легкий румянец, она оживилась и снова потянулась за чашкой с отваром. У Северуса тоже немного отлегло.

— А ты о чем думаешь? — спросила она чуть погодя.

Что ж, откровенность за откровенность.

— Маккиннон ведет какую-то игру.

— С чего ты взял? — она вздернула брови. — Он один из самых порядочных людей, кого я знаю.

— Он политик… Меня сегодня чуть не арестовали по дурацкому обвинению — будто это я помог Трэверсу бежать. И Маккиннон командовал аврорами, хотя они, насколько я понимаю, вовсе не обязаны ему подчиняться…

— Совпадение!

— Не думаю.

— А по-моему, ты просто ревнуешь! — Внезапно расшалившись, Гермиона плеснула в него водой из остывающей ванны, Северус еле успел увернуться.

— Может, и ревную.

Они рассмеялись, глядя друг на друга. Настенные часы в гостиной отбили полночь.

— Это что, уже четырнадцатое? С днем святого Валентина, Северус!

Он заглянул в свою кружку — убедиться, что туда не попала пена. Попала.

— Скорей уж с ночью.

— Хорошо, — покладисто согласилась Гермиона. — С ночью святого Валентина!

— И с понедельником.

Они чокнулись.

— А почему с понедельником?

— Просто так.

Вода в ванне окончательно остыла, и Гермиона наконец собралась вылезать. Северус помог ей смыть пену и обернуться полотенцем. На кафельный пол ей ступать не хотелось, и тогда он предложил:

— Давай, держись, отнесу тебя.

— А ты справишься? — поддразнила она его, обхватывая за шею.

— Уж как-нибудь…

Гермиона оказалась тяжелее, чем он рассчитывал, но Северус дотащил ее до постели, укрыл одеялом, и скоро она задремала в его объятиях. Он еще долго лежал и баюкал свою девочку, пока сам не провалился в забытье.