Всего лишь маленькая девочка (джен)

За окном в конце больничного коридора притих покрытый серебристым инеем сад. Точно зачарованные Снежной Королевой, стояли старые яблони, на ветвях которых ещё виднелись ярко-красные плоды. Вечернее солнце освещало кроны деревьев, заставляя их сверкать и переливаться, словно они были усыпаны драгоценными камнями. Долгое время зима была слякотной и серой, все ждали "зелёное" Рождество, но вот пришли заморозки, превратив — безо всякой магии — серый и скучный мир в сияющую сказку.

Гермиона Грейнджер — да, снова Грейнджер безо всяких Уизли, — улыбнулась, бросив взгляд в окно. Как же на душе легко и спокойно, когда все решения приняты!

Они разошлись с Роном почти без скандала. Как-то раз, направляясь в госпиталь Святого Мунго к Рози (она совсем перестала быть Дельфи, даже в документах), Гермиона встретила его в обществе Кэти Белл; Кэти теперь была его коллегой, они вместе работали тестировщиками мётел. Кажется, это дело пришлось ему по душе, и Гермиона искренне надеялась, что это надолго. Бедняга Рональд не знал, куда деваться, поскольку ещё не потерял надежды возобновить отношения с Гермионой, хотя и Кэти начинала ему нравиться; они выглядели, как пара, а не как простые знакомые. Та встреча вызвала у Гермионы смешанные чувства — неприязни и облегчения. Всё-таки хорошо то, что хорошо кончается. Рон попытался извиниться, требовать, просить — и сдался, особенно узнав, что Гермиона собирается удочерить девочку, спасённую из дома сумасшедшей старухи по жалобе домовика.

Истинное происхождение ребёнка, разумеется, оставалось тайной. Иной раз Гермиона сомневалась, точно ли Рози дочь Волдеморта и Беллы. Хотя, присмотревшись, в ней можно было разглядеть наследственные черты Блэков. Но ни Рон, ни кто-либо другой не знал, кто она такая; кроме, конечно, министра, Гарри, самой Гермионы и Чарльза Хортона. Комиссия, отправившая девочку на попечение Юфимии Роули, была распущена; люди, непосредственно задействованные в мошенничестве, были тихо сняты с должностей и получили взыскания. Большего Кингсли не мог себе позволить: все они имели крупные связи, и тревожить паучьи гнёзда было опасно. Юфимия Роули была освидетельствована, признана невменяемой и лишена опеки над своей воспитанницей, но упечь её в госпиталь не удалось: опасности для окружающих она не представляла. По ходатайству Нани миссис Роули назначили предписание: платить эльфийке зарплату и соблюдать установленные законом условия труда. Разумеется, Юфимия на это не пошла, сославшись на свою финансовую несостоятельность; и Нани воспользовалась правом уйти от "разорённой" хозяйки. Теперь она дневала и ночевала в госпитале, подле своей маленькой госпожи.

После всех треволнений и переживаний Рози, как и следовало ожидать, разболелась; в госпитале она подхватила небольшую инфекцию вроде простуды, но начались осложнения, которые могли серьёзно сказаться на её сердце, лёгких или зрении. "Психосоматика..." — вздохнул профессор Хортон, и Гермиона вполне соглашалась с ним.

Больно было смотреть на бедную Рози, бледную, слабую, безучастную, покорно глотающую противные на вкус зелья и отказывающуюся от еды. Гермиона приходила к ней каждый день; вскоре эта обязанность стала потребностью. Были дни, когда Рози так худо себя чувствовала, что ей не нужно было ничего, кроме присутствия сочувствующего человека рядом. С ней, конечно, всегда была Нани, но Гермиона ощущала кожей: девочке хочется, чтобы к ней приходила и она.

Гермиона садилась на стул возле кроватки Рози, брала её за руку и сидела с ней, пока целители не прогоняли посетительницу домой. Поначалу Гермиона бодрым голосом болтала о всяких приятных вещах — о своём коте Косолапусе, о совах в Министерстве, о каких-то книгах, о цветах, но потом поняла, что можно и помолчать. Просто побыть вместе с Рози.

Всю необходимую работу делала Нани, но иногда Гермионе дозволялось помочь ей: подержать завёрнутую в одеяло девочку на коленях, пока дежурная сестра меняет белье, покормить Рози, вытереть полотенцем, когда она начинала сильно вспотевать — сказывались скачки температуры.

Гермиона видела, что эльфийка просто-напросто присматривается к ней. И, кажется, мисс Грейнджер снова блестяще выдерживала экзамен — быть может, самый важный в жизни.

Наконец в болезни Рози наступил перелом. Это была ужасная ночь, когда ни Гермиона, ни Чарльз Хортон не ушли домой. Они сидели в палате, по обе стороны от кроватки слабеющей Рози, надеясь, что сумеют не подпустить к ней Смерть.

И Смерть ушла, оставив свою обессиленную жертву.

Это был великий миг, когда Рози тихеньким голоском вдруг пропищала:

— Извините, а можно мне что-нибудь поесть? Я так хочу кушать...

Гермиона чудом сдержалась, чтобы не сжать девочку в объятиях. Вместо этого она коротко рассмеялась и обняла профессора Хортона, который даже ахнул от неожиданности. Они послали Нани на кухню за куриным бульоном, чаем и белой булочкой; ни одно театральное представление эти двое не смотрели с таким наслаждением и вниманием, с каким глядели они на то, как Рози с удовольствием, почти с жадностью ест. А когда она, опустошив тарелку, помялась и спросила, нельзя ли ей немножко яблочка — очень уж хочется... они готовы были понестись за яблоками на край света, хотя достаточно оказалось, опять же, визита на кухню.

Только потом, со временем, Гермиона поняла, как нелегко было профессору Хортону смотреть на страдания Рози. Ведь он уже когда-то потерял дочь. Однажды, когда они с Гермионой разговаривали по пути к палате Рози, Чарльз показал ей колдографию своей малышки; между девочками мелькало смутное сходство, только Эмили Мэй Хортон была живее и гораздо веселее улыбалась. Ещё бы, ведь семья Лаваль находилась в родстве с Блэками — почему бы и не обнаружиться сходству?..

— Это непрофессионально и неправильно, — сказал профессор Хортон, — но Рози действительно напоминает мне Эмили Мэй. Ничего не могу с собой поделать...

Когда Рози пошла на поправку, Гермионе казалось, что все основные проблемы уже позади. Но впереди их ждало ещё кое-что... интересное.

Вызволив девочку из дома Роули, Гермиона затронула интересы целого ряда лиц; и ей — а также и Кингсли, — решили отомстить за это. Однажды утром она проснулась печально знаменитой. Заголовки газет пестрели чудовищными обвинениями в её адрес. Якобы она злоупотребляла своим служебным положением, продавала данные, манипулировала рабочей силой домовиков. Она! Гермиона Грейнджер! Наружу полезли и выплеснулись подробности её личной жизни, развод с Роном... ей приписали роман с Чарльзом Хортоном и ещё чуть ли не десятком мужчин, с которыми ей довелось хоть немного общаться в последнее время.

Рита Скитер давно сошла со сцены, но её гадкое дело оказалось бессмертным.

Гермиона старалась сделать вид, что ей всё равно. На самом деле она чувствовала себя... убитой. Разумеется, все предъявленные ей обвинения были сняты как ложные; в газетах отпечатали крошечные опровержения в самом нижнем углу страницы. Друзья горячо отстаивали её честь и доброе имя; но и то, и другое основательно пошатнулось. В конце концов дело дошло до того, что ей намекнули — следует уйти из отдела.

Отдел! Её детище, её...

— У вас что-то случилось, мисс Гермиона? — спросила Рози; девочка, разумеется, ничего не знала о грязных газетных новостях и сплетнях.

— Ох... меня обвинили несправедливо... страшно обидно.

Рози обняла её за шею, уткнувшись носиком в плечо, и Гермиона совершенно неожиданно и глупо расплакалась.

И, разумеется, именно такой — заплаканной и жалкой — её застал Чарльз Хортон. Кто, как не он, умел утешить человека? И кто, как не он, накануне прислал ей письмо с предложением должности в аналитическом отделе исследовательского института, соучредителем которого являлся? Правда, профессор Хортон так и не признался, что это было его рук дело, но... чьё же ещё?

Тот разговор — у того же самого окна в конце коридора, за которым лил ледяными потоками осенний дождь, — завершился совсем уж удивительным образом.

— Гермиона... — начал Чарльз Хортон, и в его взгляде было что-то такое, что заставило сердце Гермионы замереть и пропустить удар, — мне очень жаль, что молва... что молва соединила наши имена таким образом. Жаль, что только молва. То есть... таким нелепым способом я хочу сказать, что вы мне очень дороги. Что... я вас люблю. Очень непрофессионально... и я ничего не могу... и не хочу с этим поделать. Я был бы счастлив, если бы вы согласились выйти за меня — и прекратить все сплетни.

Гермиона взглянула на него почти страдальчески — и сострадательно. Он поднял руку:

— Я знаю. Вы меня не любите. Вы только что пережили развод. Но... если... есть хоть малейшая надежда — я готов ждать. Не говорите ничего — я знаю, вам сейчас не до меня.

Как всегда, он был прав. Она знала, что перед ней стоит один из лучших людей на свете, но именно потому он заслуживал любви, а не согласия спрятаться за его спиной.

И вот прошло время. Приближалось Рождество. Бросив ещё один взгляд на покрытый инеем сад за окном, Гермиона вошла в палату к Рози, чтобы задать ей один очень важный вопрос. Девочка взглянула на неё серьёзно и понимающе — ждала. Бедное маленькое сердечко!

— Рози... ты бы хотела остаться со мной? Чтобы я удочерила тебя?

— Мама! — девочка кинулась ей на шею.

* * *

Рози — теперь её всегда звали так! — кружилась вокруг ёлки. Мама — это слово она повторяла каждые пять минут — сняла для них коттедж в сосновом лесу; чуть занесённый снегом и украшенный огнями сверху донизу, он словно сошёл с открытки. Прежде у Рози не было ни рождественской ёлки, ни открыток, ни подарков, ни вообще Рождества, но сейчас всё было чудесно, как во сне.

На рождественский обед к ним был приглашён профессор Хортон — "мистер Чарльз". Рози прыгала вокруг ёлки, разглядывая своё смешное отражение в серебристых и розовых шарах, вдыхая ароматы выпечки, доносившейся из кухни, где хозяйничала Нани. Свободная эльфийка, она вызвалась помогать по-дружески, но в итоге была принята на работу. Так или иначе, но сейчас все существа, которых любила Рози, были здесь.

Девочка взглянула на отражение в зеркальном стекле шкафа, возле которого стояла нарядная ель. Её мама в алом праздничном платье разговаривала с "мистером Чарльзом". Они были похожи на принца и принцессу из книги сказок.

Рози знала, что рождественским вечером принято загадывать желания. Хорошие желания иногда сбываются. Молитвенно сложив ручки, девочка зажмурилась и произнесла про себя одну вещь — свою недавнюю заветную мечту.

Она мечтала об этом так сильно, что её желание не могло не исполниться.

К тому же, возможно, кто-то ещё мечтал о том же самом?

А за окном тихо кружился и падал снег, а где-то за снежной завесой зажигались звёзды...