Упивающийся мщением (джен)

Металлический стол, вот уже много недель служивший исключительно подставкой для обедов, теперь превратился для Уилла в маленькое рабочее место. Он завалил его фотографиями из папки, а документы сложил стопками вокруг ножек. Записи он вёл мелом — единственным инструментом для письма, которым ему разрешалось пользоваться.

Сидя за столом, ладонями он впитывал исходящий от него холод, а разумом — каждую мельчайшую деталь с фотографий. Лицо Толкача было скрыто; виднелось только светлое пятно во мраке, и оно становилось всё ближе. Там были и другие лица, их он видел чётко: Филиппу Голдтвейт, Барбару Льюис, Аманду Фрэнсис Грин. У Филиппы были руки, обнимавшие мужа, и шрам на подбородке. Барбара восседала во главе пластикового стола, позади две нечёткие фигуры детей, в силу возраста слишком непоседливых, чтобы смирно стоять перед камерой. Аманда ссутулилась, сидя на крыльце своего дома, ей на руку положила голову маленькая собачка. Эти женщины были живы. У них было прошлое. И они остановили течение своих жизней, окончив своё существование в тёмном мире под улицами их родного города — перемолотые равнодушной тушей поезда.

Разные женщины, одинаковая смерть. Что ещё у них было схожим? Уилл прошерстил биографии в поисках точек, где бы змеящиеся линии их жизней сошлись вместе. Разный возраст, разные расы, разные слои населения. Филиппа Голдтвейт получила образование в колледже и была замужем, в прошлом страдала депрессией. Барбара Льюис только недавно вырвалась вместе с детьми из абьюзивных отношений. Аманда Фрэнсис Грин бросила среднюю школу и теперь, живя с родителями, подрабатывала в хозяйственном магазине. Все они старались что-то изменить.

Что он с ними сделал? Что сказал им? Заставил почувствовать себя запертыми в клетке собственных жизней, где семья, работа и воспоминания — лишь прутья, и единственный выход — самоубийство? Почему никто из них не заметил, что в клетке было несколько дверей?

Сквозь решётку на него смотрела Алана. Он понятия не имел, сколько она там простояла. Она задумчиво склонила голову, и трудно было сказать, нравилось ли ей, что она видит.

— Ты занят...

— Работаю над делом.

Он нерешительно улыбнулся, и Алана вернула улыбку:

— Надеюсь, я не мешаю?

— Мешаешь, но мне это приятно.

Она взяла у дальней стены стул, поднесла поближе и, устроившись на нём, спросила:

— Как ты себя чувствуешь, вновь работая на Джека?

— Странно, — признался Уилл. — Песня та же, но ноты фальшивят.

Она кивнула.

— Всё не может просто стать как раньше, Уилл. Чтобы вернуть доверие, потребуется время.

— Думаешь, Джек мне не доверяет?

— Это тебе не следует ему доверять. Он ставил тебя в ситуации, в которых тебе, учитывая твою болезнь, оказываться было никак нельзя. Ты не обязан прыгать к нему в объятия, если не хочешь.

Неприкрытая враждебность в голосе Аланы удивляла. Джек нажил себе настоящего врага.

— Значит, ты не одобряешь моё возвращение к работе?

— Зря я так, — огорчённо сказала она, чуть-чуть улыбнувшись в попытке взять себя в руки. — Мне бы не хотелось, чтобы моё отношение к Джеку как-то повлияло на тебя, особенно сейчас, когда вы снова начали работать вместе.

Уилла позабавила эта безуспешная попытка Аланы оставаться беспристрастной.

— Это хорошо, что ты сердишься на Джека. Ему полезно, когда на него сердятся.

Но Алана ничего на это не ответила, вновь сосредоточившись на профессиональных вопросах.

— Не то чтобы я не одобряю, что ты снова с ним работаешь. В конце концов, это ведь и не работа как таковая. Джек не может напрямую рисковать твоей жизнью. И, Уилл, для тебя эта больница, может, даже хуже, чем твоя работа. Чтобы выдержать пребывание здесь, тебе нужно найти занятие. То, что ты делаешь для Джека, может в этом помочь.

— Из двух зол, — усмехнулся Уилл.

Что-то в словах Аланы было странным. Она уже говорила это: и ему, и Джеку. Уилл махнул назад, в сторону разбросанных на столе папок.

— Это ведь ты устроила?

Она склонила голову и посмотрела на него слегка лукаво:

— Возможно, я намекнула, что если бы у него было трудное дело, можно было бы привлечь тебя в качестве консультанта. Но, конечно, после нашего разговора у Джека сложилось впечатление, что это была его собственная идея.

— Конечно, — ухмыльнулся Уилл. Для него много значило, что Алана, несмотря на свои опасения, приложила столько усилий, чтобы выполнить его просьбу. — Ты настоящий манипулятор.

— Мне нравится эта мысль, — ответила она. Но на этом её игривое настроение испарилось. — Пообещай мне быть осторожным. Однажды Джек уже подвёл тебя. Он может сделать это снова.

Уилл повернулся, ловя уголком глаза фотографии убитых.

— Раньше, работая на Джека, я чувствовал себя потерянным, унесённым течением. Я будто тонул, и каждое новое дело всё сильнее утягивало меня под воду. А сейчас… сейчас только работа и держит меня на плаву. Как так получилось?

Алана помрачнела.

— Всё остальное ты потерял. Всё, что помогало тебе быть собой.

Он поймал её взгляд.

— Ты помогаешь мне оставаться собой.

Она улыбнулась этой своей печальной улыбкой, которая всегда вызывала у Уилла прилив нежности.

— А ты мне.

Они надолго замолчали. Уиллу захотелось подойти к решётке и протянуть руку, чтобы впервые за долгое время ощутить прикосновение человека (безразличные врачи и охранники не в счёт). Ему помешали. Вдалеке загремела отпираемая дверь: санитары впускали посетителя.

Человек уже шёл по коридору, и Алана повернулась посмотреть; на её лице промелькнули удивление, досада и ещё какая-то эмоция, которую Уилл не смог расшифровать.

— Не знала, что ты сегодня придёшь, — сказала Алана, поднявшись с места.

— Прошу прощения. — Конечно, это был Ганнибал. — Я, видимо, перепутал время. Не буду вас тревожить и зайду позже.

Алана перевела взгляд с Уилла на Ганнибала (которого Уилл не видел, но чувствовал его присутствие как занозу в пальце).

— Не надо, — сказала она. — Может, останешься? Я не против, если Уилл согласен.

Ганнибал сделал несколько шагов вперёд и оказался в поле зрения Уилла: пальто перекинуто через руку, голова опущена, на лице нелепое робкое выражение.

— Но согласен ли Уилл? — спросил он, с каждой секундой всё больше становясь похожим на побитого щенка.

Взгляд Уилла метался между Ганнибалом, который хотел, чтобы Уилл попросил его остаться, и Аланой, которая хотела того же. Он ощущал себя загнанным в ловушку, и ощущение было куда сильнее обычного.

— Да, всё в порядке, — ответил он неестественно высоким голосом.

Алана повернулась принести ещё один стул, но Ганнибал остановил её, положив руку на плечо.

— Я сам, Алана. Спасибо.

Вернувшись со стулом, он встретился глазами с Уиллом и пододвинул стул — и самого себя — чуть ближе к Алане, чем следует. Та будто и не заметила. Уилл изо всех сил попытался сделать вид, что тоже ничего не заметил.

— Как ты себя сегодня чувствуешь, Уилл?

— Что? А, нормально.

Как ни пытался, Уилл никак не мог оторвать взгляд от почти микроскопического пространства между коленом Аланы и ногой Ганнибала.

— Мы обсуждали его возвращение к работе, — сообщила Алана, стараясь выглядеть непринуждённо. От её внимания не ускользнуло, что Уилл чуть ли не дрожит от нервного возбуждения.

— Ну конечно, — сказал Ганнибал, поворачиваясь к нему. — Что ты чувствуешь, снова работая с Джеком?

Взгляд Ганнибала скользнул мимо, к столу с разложенными на нём фотографиями с мест преступлений. Уилл вздрогнул, будто от прикосновения чего-то склизкого. Молча поднявшись с места, он принялся как можно быстрее собирать фотографии. Этим женщинам и так досталось, ни к чему, чтобы над ними надругался ещё и Ганнибал.

— Уилл, что ты делаешь? — удивилась Алана.

— Просто прибираюсь, — ответил Уилл тем же неестественно высоким голосом.

— Он не хочет, чтобы я знал, над чем он работает, — сказал Ганнибал.

Хотя Уилл стоял к ним спиной, он прекрасно почувствовал, как они обменялись выразительными взглядами.

— Доктор Лектер всё ещё твой психотерапевт, — сказала Алана после минутного молчания. — Тебе не нужно ничего от него скрывать.

— Люди всегда что-то скрывают — даже от психотерапевтов, — возразил Уилл. — Так ведь, доктор Лектер?

Ганнибал не поддался на провокацию.

— Когда-то ты не боялся рассказывать мне подробности твоих расследований. И даже не отказывался от помощи.

— О да, вы мне очень помогли.

Вложив фотографии обратно в папку, он захлопнул её.

— Надеюсь, что так, — сказал Ганнибал. — Мне кажется, я был для тебя чем-то вроде тестового слушателя. Ты подавал мне свои идеи и, с моей небольшой помощью, менял собственное суждение, шлифовал его и, в конце концов, доводил до совершенства.

Руки так дрожали, что Уиллу пришлось положить их на колени и сцепить в замок.

— Спасибо, но теперь я как-нибудь обойдусь без вашей «помощи».

Ганнибал повесил голову, будто ему стало больно. Алана это заметила и, похоже, была тронута. Бедный Ганнибал. Как терпеливо он сносит оскорбления.

Когда она заговорила, в её голосе звучала сталь:

— Что ты видишь, когда смотришь на доктора Лектера?

Уилл не желал на него смотреть, но всё-таки ответил:

— Я вижу человека, из-за которого я оказался здесь.

Ганнибал вздохнул, будто не в силах слушать.

— Я прошу тебя, взгляни на него, Уилл, — сказала Алана. — Пожалуйста, сделай мне маленькое одолжение и просто посмотри ему в глаза.

Голова словно свинцом налилась, но Уилл медленно поднял её. Взглянув на Ганнибала, он увидел, что тот каким-то образом умудрился подвинуть стул ещё ближе к Алане.

Не отрывая глаз от Уилла, она начала говорить, мягко и медленно:

— Доктор Лектер пришёл сюда, потому что ты попросил его об этом. Он не собирается обманывать, причинять боль и так или иначе тебе вредить. Он пришёл, потому что хочет помочь. Ты веришь, что я говорю правду, Уилл?

Глаза Ганнибала блестели. Может, Алане казалось, что он выглядит как человек, который сгорает от желания помочь. По мнению Уилла, он выглядел просто хищно.

— Если твой ответ «нет», — продолжала Алана, — тогда ты не должен с ним больше видеться. И Ганнибал больше не должен видеться с тобой. — Последнюю фразу она адресовала Ганнибалу, который кивнул в знак согласия, будто этот мудрый совет вовсе не противоречил всему, чего он так упорно добивался.

Хотелось кричать от бессилия. Что происходит, было ясно как день: Ганнибал жульничал. Он всё так обставил, что Уилл ни с кем не мог поговорить откровенно: ни с Джеком, ни с кем вообще. Если он скажет Алане, что считает Ганнибала серийным убийцей, она запретит им видеться. Уилл столкнулся с ужасной дилеммой: продолжив говорить правду людям, которые ему не верят, он потеряет возможность общаться с единственным человеком, который знает, что он не лжёт. Нельзя потерять Ганнибала. Это уничтожит гнев, а гнев — единственное, что поддерживало в Уилле жизнь.

Придушенным голосом он произнёс:

— Он хочет мне помочь. Я знаю.

Алана выдохнула с облегчением. Она думала, это прогресс.

Выражение лица Ганнибала осталось прежним, но Уилл чувствовал, как тот доволен, как от него буквально расходятся волны мрачного удовлетворения.

— А ты хочешь, чтобы я тебе помог? — спросил Ганнибал.

Уилл не мог говорить из-за кома в горле. В конце концов он кивнул.

— Уилл, — мягко начал Ганнибал. — Это нормально, что ты мне пока не доверяешь. Но однажды это изменится. Однажды ты поймёшь, что я не монстр из твоих кошмаров, а обычный человек, который всегда хотел для тебя только лучшего.

Уилл не ответил. Он смотрел на пространство между их коленями: оно становилось всё меньше, их ноги почти соприкасались. Показалось? Не похоже.

— Ну а теперь, — продолжил Ганнибал, — не хочешь рассказать мне о деле, над которым ты работаешь?

Честный ответ — ни за что. Поэтому Уилл уклонился от него:

— Как вы относитесь к тому, что я снова работаю на Джека?

Ганнибал заметил его манёвр, но послушно сменил тему.

— У меня есть некоторые опасения на этот счёт.

— Ну надо же, — бесцветно сказал Уилл, чувствуя на себе взгляд Аланы. Она хотела, чтобы он играл по правилам. Ганнибал кивнул ей.

— Я доверяю суждениям Аланы, естественно, но моё личное мнение — тебе следует тратить это время на выздоровление, а не принуждать своё сознание снова проникать в умы убийц. Ты сам знаешь, что слишком увлекаешься работой. Мне бы не хотелось, чтобы дело Толкача отвлекало тебя от того, что действительно важно.

От Уилла не ускользнула невзначай оброненная кличка, и он понял, что Ганнибал уже знает детали дела — конечно же, от Джека. Ганнибал в который раз показывал Уиллу, что нет смысла что-то от него скрывать — это просто невозможно.

— Вы считаете, — прорычал Уилл, — что есть только один убийца, в чьём разуме мне нужно находиться.

Ганнибал обменялся взглядом с Аланой.

— Верно, — сказал он, кивая. — В твоём собственном.

Уилл вперил в него полный ненависти взгляд.

— Джек рассказал вам, что я получу в обмен на помощь с делом Толкача?

С непроницаемым выражением лица Ганнибал ответил:

— Материалы твоего дела.

— Есть какие-нибудь «опасения» на этот счёт?

— Нет, — моментально откликнулся Ганнибал. — Я всегда считал, что это необходимо тебе для выздоровления. С тех самых пор, как ты очнулся от седативного сна, я добивался, чтобы тебе дали твоё дело, но остальные, — он вежливо склонил голову в сторону Аланы, — наоборот, считали это неразумным.

— Я думала, ты ещё не готов, — сказала Алана. — И, если честно, до сих пор так думаю. Ты пережил психологическую травму, Уилл. Поэтому ничего не помнишь. Твой собственный разум тебя защищает.

— Мой разум? — уточнил Уилл. — Или ты?

Алана не стала ничего отрицать.

— И я тебя тоже защищаю. Но если тебе нужно твоё дело, я не стану препятствовать. И, если захочешь об этом поговорить, я всегда буду рядом.

— Как и я, — сказал Ганнибал. — Также я готов выслушать твои соображения по поводу Толкача. Как он себя видит? Почему он убеждал этих бедных женщин броситься под поезд?

Уилл мысленно извинился перед Амандой, Барбарой и Филиппой. Затем он сдался, позволив себе погрузиться в утешительно привычный обмен идеями, и принялся обсуждать с Ганнибалом детали преступлений.