Когда надежда умирает (гет)

Жизнь поделилась на "до" и "после".

Оглядываясь теперь назад, Лайелл с удивлением обнаружил, что с той страшной ночи прошло столько же времени, сколько было на тот момент Ремусу.

Почти без малого пять лет безграничного счастья и смелых надежд — и вот уже ещё пять лет, изломанных и кошмарных.

Поначалу им с Хоуп удавалось сдерживать Ремуса во время полнолуния, но малыш рос, а с ним рос и волк внутри. В десять лет во время обращения Ремус впервые разнёс дверь в щепки и разметал всё, что встретил на своём пути, выбираясь наружу из дома. Лишь по чистой случайности никто в ту ночь не пострадал, но Лайелл понял, что дальше будет только хуже.

Они переехали из деревни в город, надеясь затеряться в большом мегаполисе, потому что соседи-маги косились на бледного Ремуса и, возможно, что-то подозревали. Хоуп уверяла, что Лайеллу так только казалось, дети болеют у всех, и вряд ли кто сопоставил регулярные заболевания Ремуса с полнолуниями.

Но Лайелл буквально сходил с ума от осознания того, что всё может раскрыться. Как горько было принимать то, что Реми теперь закрыта дорога в школу. Да что там школа. У Реми не было будущего, но выхода из всего этого ада Лайелл не видел.

Все годы он пытался найти лекарство от ликантропии, пропадая в своей лаборатории всё свободное время. Случайные заработки не могли залатать дыр в семейном бюджете, но Лайелл просто боялся оставить Хоуп с Реми одних.

Обучением Ремуса он занялся сам, с тоской думая о том, каким блестящим учеником мог стать его сын. Ремус схватывал всё на лету, был усидчив и внимателен, и иногда Лайелл во время их уроков забывался, на доли секунд позволяя себе поверить, что Ремус — самый обычный мальчишка.

Ровно до того момента, пока Реми не поднимал на него взгляд. Безраздельная тоска намертво впечаталась в эти недетские глаза. С той минуты, когда маленький пятилетний малыш спросил:

— Я — монстр? Оборотням нельзя общаться с людьми. Лучше смерть…

Тень этой смерти навсегда поселилась в его сыне. Как бы ни тормошила его Хоуп, как бы ни притворялся Лайелл, что ничего страшного не происходит, Ремус чётко решил для себя, что он страшная тварь, которой не место рядом с обычными людьми.

Фенрир…

Лайелл так и не рассказал Ремусу, кто именно напал на него. Не хватило духу. Может, он считал, что сын ещё маленький для подобных разговоров, может, малодушно прятался от его взрослых глаз, а может, просто не хотел произносить это имя вслух, потому что тогда бы пришлось признать, что только он, Лайелл, виноват во всём.

Хоуп все годы поддерживала Лайелла, ни разу она его не упрекнула, но видеть её сочувственные взгляды было невыносимо.

Ремус прятался от Лайелла, считая себя тварью.

Лайелл прятался от Ремуса, считая себя виноватым.

Хоуп держала их за руки, даря надежду на то, что когда-нибудь они научатся жить со всем этим.

Когда Реми исполнилось одиннадцать, он замкнулся в себе ещё больше. Лайелл понимал, насколько Реми одинок, ведь он даже не мог завести себе друзей без риска выдать себя нечаянно. Нужно было как-то поддержать Ремуса, но у Лайелла не хватало духу. Он смертельно устал от постоянного страха за семью, от въедливого чувства вины, от потухшего взгляда Хоуп, в котором ещё теплилась надежда.

Так вышло, что Ремус знал о Хогвартсе. Лайелл и не подозревал, что у Ремуса слух острее, чем у любого человека, особенно с приближением полнолуния, поэтому тот невольно подслушивал разговоры родителей. Как, например, в один из летних вечеров семьдесят первого.

— Дорогой, — Хоуп вошла на кухню, закинув полотенце на плечо, и тяжело вздохнула, глянув в сторону окна, окружённого невидимыми для неё защитными заклинаниями.

Лайелл оторвался от книги и вымученно улыбнулся. Ночь едва-едва вступала в свои владения, слабый свет уходящей луны пытался пробиться в окно, но Хоуп подошла к нему и плотно задвинула занавески. С той самой ночи она не могла больше спокойно смотреть на любимое когда-то ночное небо.

— Я хотела с тобой поговорить, — она подошла к столу и мягко опустилась на стул рядом с Лайеллом, забирая книгу из его рук. — Ремусу же понадобится палочка как у тебя, да? — она накрыла его руки своими и заглянула в глаза. — И... Точно нет никаких шансов отправить его учиться в школу? Ты, конечно, очень умный, но не можешь знать всего...

Лайелл тяжело вздохнул и отвёл взгляд. Когда случился первый магический выброс у Ремуса, Лайелл полночи рассказывал Хоуп о Хогвартсе, магии и тому подобному. Они мечтали, что их мальчик будет там учиться, станет великим волшебником. Но теперь...

— Боюсь, никто не станет брать на себя такой риск... И Ремус может попасть в реестр, если хоть кто-нибудь узнает. А тогда точно всё будет перечёркнуто, — тихо ответил он, сжимая руки Хоуп.

Они уже говорили об этом. Говорили ни раз. Но чем ближе приближалось первое сентября, тем острее вставал этот вопрос.

— Я куплю ему палочку, но на письмо мы ответим отказом... Это слишком опасно. Да и не прилетит сова к Ремусу. Он...

— Милый... — Хоуп отпустила одну руку и погладила плечо Лайелла. И столько понимания, столько тоски было в её глазах, что у него невольно сердце сжалось. — Пожалуйста... Хватит уже винить себя, я же вижу. Даже если он не сможет учиться в вашей школе, Хогвартсе... Мы придумаем достойную замену. Ты веришь мне? — и она подалась ближе, касаясь кончиком своего носа носа Лайелла.

— Да... — он заворожённо смотрел в глаза Хоуп, забыв даже, как дышать. — В августе возьму его в Косой переулок. Обучение на дому же ничем не хуже... Ремус не отстанет от своих сверстников, — и уверенно кивнул, притягивая Хоуп ближе.

Этой же ночью Лайелл проснулся от странного ощущения, будто на него пристально смотрели. Он резко открыл глаза и потянулся к палочке, но быстро понял, что тень в дверном проёме — его сын.

— Ремус? — хриплым со сна голосом спросил он, вглядываясь в темноту. Лайелл практически не видел сына во мраке комнаты, тогда как самому Ремусу уже давно не нужны были источники света, чтобы видеть в темноте. — Что-то случилось?

— Я... Уснуть не могу, — тихо, чтобы не разбудить Хоуп, ответил Ремус и почесал плечо. — Могу... Можно с тобой поговорить?

— Прямо сейчас? — удивился Лайелл.

Должно быть, случилось что-то серьёзное, если разговор не терпел до утра. Так что он спешно встал с кровати, прошептал "Люмос" и направился в зал, где включил тусклые светильники и сел на диван. Ремус сел рядом.

— Я не хотел подслушивать, — тихо заговорил Ремус, теребя в руках край ночной рубашки. — Но вы сегодня опять говорили о той школе... Хогвартс, да? Ты учился там?

Лайелл тяжело вздохнул, понимая, что больше этот разговор откладывать смысла нет. Так что он обнял Ремуса за плечи и невесомо поцеловал его в макушку. Нужно было выиграть немного времени, чтобы понять, что можно сказать.

— Да... Волшебники и волшебницы в одиннадцать лет получают письмо из Хогвартса, в котором говорится о том, что они туда зачислены. И семь лет они там живут и учатся, приезжая домой лишь на каникулы. А ты, Реми... Хочешь учиться в этой школе? — осторожно спросил он, чувствуя, что плечи сына напряглись сильнее.

— Нет, — слишком резко и быстро ответил Ремус. — Это опасно, папа... И ты это знаешь, — Лайеллу показалось, что он услышал укор в этих словах. — Просто... Можешь рассказать мне о Хогвартсе?

На следующее утро Хоуп нашла своих мальчиков на диване в зале. Лайелл дремал, откинувшись на спинку, а Ремус спал, положив голову ему на колени. Вся ночь у Лайелла ушла на воспоминания о школьных временах и преподавателях. И он не мог точно сказать, грустил ли Ремус, слушая всё это, но слушал он с живым интересом.

Прошло ещё несколько дней в обычных домашних хлопотах.

Лайелл с Хоуп были на кухне и готовили ужин, когда раздалась трель дверного замка. Лайелл вытер руки и пошёл посмотреть, кто пришёл, однако стоило ему взглянуть в глазок, он тут же выхватил палочку и моментально наслал на дверь несколько заклинаний, отходя глубже в коридор.

Хоуп, которая вышла следом, прижала руки к груди, с ужасом смотря на Лайелла. Она понятия не имела, что произошло, но реакция Лайелла говорила о том, что ничего хорошего ждать не стоит. Она шагнула в сторону, закрывая собой проход в комнату Ремуса. Дверная ручка дёрнулась несколько раз, раздался ещё один звонок, стук, а после всё стихло.

Лайелл на цыпочках подошёл к двери, прислушался. Посмотрел на встревоженную Хоуп, покачал головой. Если будет нужно, он аппарирует со всей семьёй хоть на край света. Жаль, конечно, будет покидать эту квартиру, да и работу он нашёл совсем недавно. Опять срываться, опять всё менять…

Мысли пронеслись в голове со скоростью снитча. Лайелл приобнял Хоуп, приложил палец к губам. Вместе они зашли в комнату Ремуса.

Каково же было их удивление, когда они обнаружили Реми на коврике возле камина, играющего в плюй-камни с незнакомым мужчиной.

— Простите за бестактность, — поклонился маг, — но я заподозрил, что по каким-то причинам вы не желаете сегодня принимать гостей, а я, видите ли, не могу отложить свой визит до следующего раза, поскольку нам нужно обсудить некоторые моменты. Кстати, ваши крампеты изумительные! Что вы добавляете в крыжовниковый джем?

— Апельсины… — ответила остолбеневшая Хоуп, наблюдая, как наглый гость с аппетитом жуёт крампет.

Лайелл выхватил палочку, но она с лёгким "пиу" выскочила у него из рук и оказалась на коврике возле камина.

— Ну что вы, мистер Люпин, я пришёл к вам без каких-либо угроз, а вы на меня направляете оружие, — маг покачал головой и, нагнувшись, поднял палочку, покручивая и разглядывая её с живейшим интересом.

— Прошу прощения, профессор Дамблдор, я не ждал сегодня гостей, — сквозь зубы процедил Лайелл. — Чем обязаны?

— Оу, ничего серьёзного, — Альбус мягко улыбнулся и протянул палочку обратно её владельцу. — Я уже успел познакомиться с Ремусом, замечательный ребёнок. Но теперь я хотел бы побеседовать и с вами, если позволите, — и, напевая какую-то мелодию, чинно направился на кухню.

— Останься здесь, — шепнул Лайелл Хоуп и, коснувшись её руки, тоже направился на кухню.

— Мам... Кто это? — спросил Ремус, вставая с пола и всё ещё сжимая в руке камень.

— Я не знаю, сынок, давай просто тихо посидим? — Хоуп подошла к сыну и мягко обняла его. — Кто знает, вдруг это добрый волшебник?

— Ну ма-а-ам, — протянул Ремус, скрывая слабую улыбку. — Твои волшебники из сказок ненастоящие, так папа говорил.

— А ты слушай его побольше, — Хоуп щёлкнула сына по носу и утянула обратно на пол. — Всегда нужно надеяться на лучшее, или ты забыл? Вот сейчас выйдут они с кухни и скажут, что... Ну, — она задумалась, а потом её лицо озарила озорная улыбка, и она притянула Ремуса к себе, потрепав его по голове под слабое сопротивление. — Что ты принят в школу волшебников, и всё это абсолютно безопасно, и вообще у них давно не было таких умных и красивых детей, да! — и важно подняла вверх указательный палец.

— Мам, — Ремус нахмурился, смотря на неё слишком серьёзно. — Ты же знаешь, что такого не будет...

— Снова со мной споришь, да? И вообще, надежда умирает последней, слышал такое? Ты мне лучше вот что... Скажи, что это за камушки такие загадочные? — Хоуп подняла с пола плюй-камень, рассматривая его с большим интересом.

Сердце сжималось от страха, беспокойство переполняло, но пока Лайелл был рядом, она верила, что ничего плохого с ними больше не случится, что Ремуса никто никуда не заберёт, а этот маг и в самом деле добрый волшебник из детских сказок, который подарит им чудо.

В ту роковую ночь Хоуп твёрдо решила для себя, что пока кровь бежит по её венам, пока любимый рядом, она будет надеяться на лучшее. И эту любовь она подарит Лайеллу, этой верой она заразит сына.

Даже если умрёт последняя надежда.