Всего лишь маленькая девочка (джен)

Маленькая девочка жила в огромном доме. Когда-то этот дом был красив, но его золотые дни давно прошли; некогда он, чистый и свежевыкрашенный, поражал глаз своей причудливой архитектурой, но ныне все вычурные украшения фасада, балкончики и мансарды в викторианском стиле только подчёркивали его запустение и уродство.

Запущенным выгядел и парк, окружающий особняк; но парк это ничуть не портило. Деревья и кустарники, которые давно не подстригали, разрослись как им вздумается — как и положено природой. В некоторых местах заросли казались непролазными, но они непролазны только для всяких неповоротливых старух, а не для маленьких девочек. Девочка могла исцарапаться и порвать платье, но непременно забраться в свой домик с зелёными стенами и потолком, где никто не мешает её мечтам и играм. Здесь, в зелёном королевстве, жили её друзья; среди них, эфемерных порождений детской фантазии, девочка звалась Розамундой и проживала самые счастливые минуты и часы. Они жили удивительной, прекрасной, полной событий и приключений жизнью. Дети — такие же маленькие дети, как она, и совсем без взрослых. Взрослые только мешают. А в зелёном королевстве, в отличие от старой недоброй Англии, никто не заставляет детей жить со взрослыми. Они всё умеют, всё могут — и живут сами по себе.

Девочка любила, когда её королевство становилось зелёным. Но оно бывало и белым, покрытым снегом или изморозью, или чёрным, прозрачным, без единого листочка, как осенью. То есть сейчас.

Стоял сумрачный, холодный, туманный октябрь, часто шли дожди, и девочке приходилось быть целыми днями в доме. В огромном, холодном доме со множеством закоулков и тёмных углов, где прячутся боггарты и другая нечисть. Дом скрипел, охал и стенал, как живой… как полуживой. Девочке было страшно, но единственная крошечная свеча не разгоняла темноту, а госпожа и благодетельница не любила расходовать свечи попусту.

Девочка привыкла терпеть. Она сворачивалась калачиком на огромной, не предназначенной для ребёнка постели и ждала. Ждала, когда вернутся солнечные дни, а ещё лучше — тёплое лето. А ещё лучше…

Девочка знала, что она не навечно здесь, в огромном доме госпожи и благодетельницы. Когда она вырастет (девочка, конечно, а не благодетельница, та уже слишком старая, чтобы расти), ей можно будет уехать отсюда. Она закроет за собой тяжёлые кованые ворота, за которые никогда прежде не ступала, и больше не вернётся в огромный тёмный дом. Она выучится какому-нибудь ремеслу и будет жить своими трудами. Так говорит благодетельница, только при этом так фыркает, точно не верит, что девочка сможет научиться чему-нибудь дельному. Госпожа и благодетельница постоянно повторяет, что «эта девчонка плохо кончит».

Пускай повторяет. Она ещё увидит! О, девочка станет, быть может, именитой портнихой, или даже учительницей, или путешественницей. А ещё, когда она вырастет и станет тётенькой, то непременно возьмёт на воспитание какую-нибудь никому не нужную девочку. И они будут жить в светлом, уютном доме, и есть всякие вкусные вещи, и никогда у них на столе не будет подгоревшей жидкой овсянки или прогорклого масла. Она будет покупать своей воспитаннице книжки с красивыми картинками и разные игрушки. Они даже заведут кошку. Или собаку. Или рыбок в аквариуме. Они будут гулять по паркам, садам и улицам, и ходить по магазинам. Потому что девочка, сами понимаете, никогда не ходила по магазинам, а только видела их на картинке в старой книжке с рассказами, которую принесла ей эльфийка Нани.

Нани служила огромному дому и госпоже-благодетельнице; но, конечно, она ухаживала и за девочкой. Девочка думала, что Нани любит её, но боится выказать это, даже когда они наедине, ведь госпоже и благодетельнице это не понравилось бы. Нани — грамотная эльфийка, она научила девочку читать, писать и считать. Для этой цели и были принесены из библиотеки детские книжки — старые, выцветшие, истрёпанные. Но некоторые из них ещё были хороши и, возможно, когда-то стоили недёшево. Здесь была книжка с рассказами о маленьких мальчиках и девочках; из неё девочка узнала, как дети могут дружить и играть. Были там и «Жизнь великих волшебников в пересказе для детей», и «Первооткрыватели волшебного мира», и «Краткая история магической Британии», изданная около ста лет назад, и сборник сказок без обложки, но с такими дивными картинками, что девочка любила его больше всего.

А ещё Нани научила девочку шить и вышивать. Нани смастерила ей единственную куклу из разного старого тряпья; у куклы есть ручки и ножки, и даже волосы из пряжи неопределённого серо-коричневого цвета. Куклу зовут Марианной, и девочка любит её больше всех на свете, как своё единственное дитя. Ради того, чтобы нарядить Марианну, Нани и выучила девочку шить. Эльфийка откуда-то доставала старые лоскутки и даже обрезки кружев, которыми девочка особенно дорожила. Благодаря этим упражнениям с иглой девочка и думала, что, возможно, в будущем станет портнихой.

Впрочем, у девочки была ещё одна мечта. Но она осмеливалась думать об этом редко, очень редко, тогда, когда становилось совсем невмоготу. Девочка мечтала о том, что когда-нибудь найдётся её мама. Может быть, она вовсе не умерла. Может быть, она ищет её по всему белому свету, и никак не найдёт из-за злых чар, наложенных госпожой и благодетельницей. Но однажды настанет день, и откроются тяжёлые ворота, и мама уведёт свою маленькую дочку из огромного, мрачного дома. Она обнимет её и прижмёт к сердцу, и всё у них будет хорошо.

А пока за окном завывал ветер, скрипел и стонал старый, обветшалый дом, и на потолке расползались мокрые пятна, а дождь колотил в стекло. В комнате было совсем темно, и девочка, прижимая к груди тряпичную Марианну, мерзла в огромной постели с высокими столбиками и многослойным балдахином, полным пыли.

«Не бойся, Марианна. Я тебя не дам в обиду».

Девочка закрывала глаза и мечтала о том, что однажды случится чудо. Она мечтала об этом так пылко, так горячо, что её желание просто не могло не исполниться.