↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Картинки ссылками
До даты

Все новые сообщения

#литература #фантастика #злотников #главные_герои_романов #странное #возможны_спойлеры

Стал замечать нечто странное, прочтя уже несколько серий романов Злотникова (в соавторстве или без). Что-то не так с его героями. Не со всеми, нет, но со многими. Приведу примеры:

1. Серия "Апокалипсис сегодня" - герой - это алкаш и толстяк, студент-задрот, зависимый от компьютерных игр, который переживает нападение на Землю инопланетной расы, но его убивают и он телепортируется обратно, получая второй шанс. С семьей он не общается и вообще на положительного героя не сильно похож. Одновременно Мэри-сью персонаж.
2. Серия "Арвендейл" - герой-сирота с благородным происхождением и типичный Мэри-сью персонаж. Но ничего плого сказать про него нельзя. Но это и не боевая фантастика, а фэнтези.
3. Серия "Берсерки" - главного героя, как такового у серии нет. Есть несколько человек, достаточно положительных, но ни один не выделяется.
4. Серия "Вечный" - главный герой - это человек, позволяющий собой манипулировать неизвестной сущности, проводящей его через ряд испытаний. Опять тот же мотив - шанс на вторую или даже третью жизнь. По сути нам показывают, что герой "недоделанный" и манипулирующая им сущность, постоянно это показывает.
5. Серия "Вселенная неудачников". Герой в самом начале - это честолюбивый гордец, который мучается от отстуствия смысла жизни, а потом апатичный параноик. Его мотивация к "спасению всех" прописана слабо. Сам по себе он - обычный воинствующий обыватель, всюду ищущий выгоду и подвох, но и Вселенная там тоже шизанутая, так что они с героем квиты.
6. Серия "Генерал-адмирал". - герой это честолюбивый финансист-менеджер на подхвате у олигархов, а после член императорского дома. Он достаточно аморален, манипулирует семьёй и другими как пешками, себе на уме, гребёт деньги лопатой, устраивает и развязывает войны и "насекомит" государства, ничего России плохого не сделавшие.
7. Серия "Грон" - главный герой - это сначала воин с благородными намерениями, но по мере путешествия по мирам всё более превращается в параноидального мясника, который льёт людскую кровь как воду. Опять же он воинствующе против всего, что не вписывается в обычные обывательские нормы, а именно - власти мне побольше, баб побольше, порядку вокруг побольше, да чтоб такой, как я люблю. Особенно это прогрессирует к концу серии, автор может быть поэтому серию не описал.
8. Серия "Дорога к вождю". Герой - обычный офисный работник, который страдает манией величия и на этой почве ловит случайный телефонный разговор с Самим (т.е. Сталиным). Потом его перебрасывает в прошлое и он много раз меняет будущее, причем каждый раз к лучшему. Герой - это классический Мэри Сью и при этом самодовольный человек - он всё "лучше Сталина знает"и вообще демонстрирует всем "я тут самый умный, посторонись", опять же манипулируя людьми как пешками. Серия не закончена.
9. Серия "Землянин". Более мерзкого героя я не видел. Да. он попал в чужой мир на свалку и был вынужден там выживать, вот только чтобы выжить он ... пошёл на съемки в порно, где ему надо было изнасиловать такую же живущую на свалке нищенку - и он это сделал. И насиловал дальше и деньги за это получал (автор в этом не видит ничего плохого, кстати гг еще удивляется почему эта актриса поневоле каждый раз его била и царапалась). А позже, на его долю выпала случайность спасти от преступников девушку из богатой семьи и он совершенно цинично влюбил её в себя, совратил и добился от главы семьи более выгодных условий в виде "откупного" - после чего бросил её и забыл о ней навсегда. И всё это время оправдывал свои поступки тем, что "мне надо вернуться на Землю".

В общем, вырисовывается очень странная картина собирательного главного героя Злотникова:

1. Это герой - Мэри Сью, обстоятельства всегда или почти всегда складываются в его пользу.
2. Обычно это человек, который в своей "первой жизни" переступал через людей.
3. Это человек с обывательскими воззрениями на то, как устроены люди и мир. Главная парадигма поведения - это выживание и власть. Ради этих двух императивов он готов переступить через мораль.
4. Он охотно подчиняется более сильным, чем он сам и ломает более слабых.
5. Женщины в его жизни как правило "проходной материал" - "полюбил и забыл". Или эта любовь описана как легкая вещь "без обязательств". и поэтому крайне неправдоподобна.
6. Главный герой может совершать аморальные поступки - автор всё равно его оправдает и сюжет от них никак не изменится.
7. Как правило, главный герой Злотникова демонстрирует усталость от жизни, цинизм, руководствуется личным кодексом поведения и не доверяет абсолютно никому.

Вот у меня и возникает вопрос, а сам-то Злотников здесь кто? Он похож на своего гг или нет? А то больно неприглядная картина вырисовывается....
Свернуть сообщение
Показать полностью
Показать 7 комментариев
#литература #фантастика #попаданцы #злотников #cерия_книг #грон #размышления #возможны_спойлеры

Добрый день! И это снова я. В данном случае, я готов рассказать о впечатлении от другой серии книг Злотникова, которую я ранее уже читал. Но ранее я не придавал значения некоторым вещам, а теперь внезапно увидел их. Эта серия мне всегда казалась лучшим, что я у Злотникова вообще читал, помимо "Урожденного дворянина" конечно. Но перечитав, я заметил кое-что. А именно что две части этой шестилогии (пока, она не окончена, хотя на месте автора я бы просто поставил точку), представляют собой как будто две совершенно разных вещи по сюжету.

Итак, отставной полковник КГБ Казимир Пушкевич, который прожил достаточно долгую жизнь, побывал в НКВД, потом отсидел в лагере, т.к. у него вышел конфликт с начальством, потом снова вернулся уже в МГБ и КГБ, был с операцией в джунглях Вьетнама, в 90-е годы стал просто обычным пенсионером. Правда, очень много знающим - от боевого искусства и владения холодным оружием, до научных знаний (так вышло, человек всю жизнь занимался самообразованием). Некий корейский монах подарил Казимиру Белый Шлем и сказал надеть его перед смертью и еще что-то про Великого Воина и Кольцо миров. Однажды вечером, возвращаясь домой, он стал жертвой банды гопников, которые его избили. Он перебил их, но был смертельно ранен, последним усилием вспомнил совет монаха "Надень шлем на голову перед смертью, надел и...." ну и дальше началось путешествие Казимира Пушкевича по Кольцу миров. Условия путешествия - надо найти Шлем и надеть его на голову перед смертью (шлем есть в любом мире) и тогда ты оказываешься в теле недавно получившего тяжелое (смертельное) ранение 15-летнего юноши. Он умирает, но в этот момент в реальность входишь ты и его умирающее тело оживает. Шлем естественно, хоть и один, но в новом мире ты его сможешь найти только сам, т.к. он с тобой не переносится. Еще одно условие - в любом мире тебе будут сопустствовать неприятности.

Итак, первый мир. Мир Ордена. Орден - тайная организация (наподобие масонской), властвующая над несчастным миром. Они знают о том, что в их мир могут приходить люди с Земли. Они называют их "Измененные". И охотятся за ними, чтобы убить. Т.к. Измененные могут "принести грязные знания" и подорвать их могущество. В мире Ордена герой попадает в тело обычного бродячий умственно отсталый мальчишка-сирота по имени Грон, который живёт на свалке. Дальше начинается то, что я люблю - жесть. Его сразу пытаются убить, продают в рабство, он бежит, его снова продают и так несколько раз. Его еще постоянно бьют, топят в воде и так далее. То есть, ему помогают только навыки бойца и некоторое везение и всё. На Марти Сью он не похож. Но потом он узнает, что его оказывается "пасут" люди Ордена и что его хотят убить. И тогда он начинает "войну" с Орденом. Мир Ордена - это мир поздней античности с огромными рабовладельческими империями и азиатскими империями (имею в виду азиатскую формацию по Марксу). В общем, наш герой создает себе репутацию, потом становится во главе небольшого отряда, затем войска (он называет его Дивизией), а затем Корпуса. В Корпусе он внедряет то, что знает из своего мира о римских легионах и греческой фаланге. Одновременно распространяет знания. В общем, Ордену он наносит страшный удар, затопив Остров, на котором находится верхушка Ордена и библиотека Ордена. Если бы не это, Орден бы вызвал катаклизм с всемирным потопом и отбросил человечество данного мира к первобытности (он уже это делал не раз). Но потом удача изменяет герою и хотя он проникает во вторую цитадель Ордена его там пытают и он умирает от пыток. Но во второй цитадели находится Белый Шлем. И хотя гг слёзно просит соратника не надевать клятую вещь на голову ("я хочу в посмертие, я не хочу странствовать по мирам), соратник говорит "Нет, Грон иди дальше, найди тех, кто создал Орден и отплати им за всё, слышишь за всё, что они сделали в нашем мире" и надевает Шлем. В общем, это читается интересно.

А вот после попадания в следующий мир - мир раннего средневековья или мир Властителей, меня настигло разочарование. Три романа посвящены новому миру и я ждал, что герой будет воевать с Властителями, которые явно являются аналогом Ордена. Только правят не политическими интригами и не с помощью механизма, вызывающего потоп, а с помощью магии и ритуала, создающего Безымянных или Бездушных. Берется человек, ритуал выпивает из него душу и он становится вечным слугой-рабом Властителя, проведшего ритуал. Но надо сказать, на роль злодеев они не тянут. Они в основном следят, чтобы в мире Шести Королевств (это я так назвал, т.к. мы знаем только о Шести Королевствах) был порядок, чтобы короли не захватывали другие королевства, чтобы браки заключались только с благословения Властителей. ну и культ Властителей существует с жрецами. Что дескать Властители - это боги. Но таких богов, которые сидят в огромных башнях в заколдованных лесах с кучей монстров и управляют издалека и очень редко вмешиваются, мир может легко терпеть. Это вам не Орден, который сувал нос во все дырки и постоянно мешал людям накапливать знания и развиваться. И да, узнав как обстоит дело с Властителями Грон решает не вмешиваться в миропорядок но происходит череда случайных событий. И он вынужден бежать, а потом, когда он бежит, на него в общем-то и охоту не открывают. Но в результате всех этих событий, он становится снова главой небольшого наемного войска, оказывает услуги одному из королевств, попутно становится графом этого королества и влюбляется в принцессу королевства. И вот тут он встречается с главной шизой этого сюжета. Главная шиза называется "коммунячья угроза или коммунисты погубили всё вокруг". Переход от фэнтези к пропаганде а-ля "какие коммуняки плохие" внезапен. Совершенно внезапен. Принцессу похищают наемники соседнего королевства. И Грон бросается на выручку. И вот тут его неожиданно берут в плен. И берет в плен такой же попаданец по прозвищу Черный барон. Только из другого мира. Шизанутого. Короче в том мире что-то вроде ХХ века по уровню развития и человечество разделилось на две части - одна живет под пятой условных аристократов и "героев белого дела /имперцев", а другая часть - под пятой революционного режима "Всеобщего братства, равенства и спасения" (вот да, какой-то такой бред). Причем обе стороны режут, пытают, вешают, устраивают процессы против врагов народа и проч. Но в основном зверствуют "революционеры", конечно. "Герои белые" зверствуют "в ответ". В общем, попаданец был средней руки чиновником-следователем в государстве "Всеобщего равенства" и случайно надев Белый Шлем во время своей смерти и придя в феодальный мир он тут же стал действовать - подкупать, насиловать, пытать, убивать, устраивать интриги, в общем грести весь мир под себя. И еще прогрессорствовать, как ни странно - завел мануфактуры и даже добился производства бумаги. Но при этом он лютый зверь, который буквально каждый день кого-то на дыбу тащит и сам с подручными пытает. Просто так. Ради личного удовольствия. И он соответственно пришёл с другой части Кольца.
Дальше шиза растёт. Наш гг нашёл достойного противника. Попаданец-злодей устраивает нашему гг последовательно следующие "проблемки":
1- Отравляет короля и обвиняет Грона в измене государству.
2- Устраивает покушение на Грона, когда обвинение провалилось.
3 - Когда Грон становится женихом принессы и будущей королевы - устраивает нападение на королеву и она лишается ноги (из-за яда пришлось ампутировать).
4- Устраивает вторжение и пару мятежей в государстве, где Грон становится принцем -консортом и женится на королеве.
5- Устраивает второе покушение на королеву и она гибнет.
6- Грон находит себе новую любовь, вернее близняшек-воительниц, которых он любит и они втроем воспитывают сына от королевы. Но одну из близняшек Черный Барон убивает в ходе еще одного покушения!.
7- Наконец, черный Барон устраивает "прогрессорское восстание" в ходе которого армия бедняков, базарной швали и криминалитета перерезает глотку всем дворянам соседнего королевства и начинает нападать на соседние королества под лозунгом "Свободы и равенства!". Причем бедняки буквально описываются как мерзкие, низкие и трусливые.

Но и это не всё. Черный Барон проникает в одну из Башен Властителей и становится слугой Властителя. Но потом в Башню приходит Грон и отнимает у Властителя артефакт, делающий того властителем, а из Черного Барона делает Бездушного (в наказание за многочисленные злодеяния).

В общем, от революционеров и коммуняк всё зло в мире. Все они так и жаждут насиловать, грабить, убивать и так далее. Как-то по первому прочтению я думал, что ну ладно, описал автор типичного подразложившегося следака по типу ежовского палача во время 37-38 года. Но нет. Это не следак тоталитарного государства. Это какой-то компот из авантюриста-разбойника с пиратским мышлением, следака тоталитарного госудаства, исчадия из ада и сторонника доктрины цветных революций кон. ХХ века. И всё это вот еще и верит беззаветно в "грядущее братство и равенство". Только там по Шигалеву из "Бесов" - "все рабы в братстве равны,", а аристократ тут он сам. В реальности такое существо не могло бы долго "править из-за кулис. А уж в раннефеодальном обществе такого персонажа прибили бы быстро. А вот с точки зрения Злотникова его терпят. Плачут, но терпят, в фаворе же Барон у короля и потом они такие все благородные, такие благородные, что не могут присягу королю нарушить (я аж плакалъ). Я готов считать, что терпели бы безумного злодея-короля (и то под сомнением. монархия там всё же не абсолютистская, а скорее клановая). Но кровавую мразь с всего лишь баронским титулом терпеть бы никто не стал. Его бы просто убили. Да, тут есть некие аналогии с Малютой Скуратовым и Иваном Грозным. Только у Злотникова опять нет социальных и политических процессов. У него голая психология и эпоха немного другая (там даже порох еще не изобрели). И еще я понял, что с точки зрения Злотникова каждый человек в душе просто мечтает пытать, насиловать, убивать и наслаждаться этим. Там так в книгах прямо почти и сказано. В общем, человек - это порочная мразь из ада. Просто кто-то контролирует в себе эти желания, а кто-то нет. По убеждению Злотникова "чернь" - точно неспособна. Поэтому в мирном королевстве, куда проникает Черный Барон после того как Грон выкинул его из другого королевства, Черный Барон легко, используя знания из кон. ХХ - нач. ХХI века подбивает чернь на бунт и она легко, играючи режет беззащитных благородных дворян. Легко. Играючи. Людей, которые с детства учились владеть оружием. А армии там нет. Она просто разбегается. И вот уже "экспорт революции".

Блин, что же бред в голове у автора, что за бред... Простите за долгий пересказ. К концу реки крови пролитые Гроном, чтобы "остановить Орден и остановить Барона" уже неотличимо делают из него такое же существо как и Барон. Интересно сам автор это поймёт и начнёт сливать героя потом или же нет. Если поймёт, молодец. Я бы "Казимира Пушкевича" или "Грона" казнил бы, была б моя воля. Поскольку он, хотя и "весь такой благородный" когда охотился за бароном и конечности отрезал и животы у живых людей вспарывал "всё ради дела". А уж когда он целый город перебил, причем убивая всех под предлогом что "люди барона переодеваются в лохмотья", то тут уже он стал кровавым палачом сам.

P.S. А самый смак в том, что по идее автора следующий мир, куда попадёт Грон - это как раз мир этих двух империй - одной революционной, а другой "героически-белой". Т.к. из того мира, только обратным путём в мир Властителей пришел Черный Барон. Писал бы я фанфик, написал бы что Грон умер в мире Властителей, пытаясь избавиться от них, а потом на него надели Шлем, он попал бы в мир шизанутых революционеров, начал их косить и резать на службе у "героев-имперцев" и тут понял... а обе стороны почти ничем не отличаются. Ничем. Обе стороны давно уже находят наслаждение в массовом насилии. А потом гг у меня понял бы, в кого превратился, а попутно, что такое Белый Шлем (и что именно Белый Шлем с постоянными переносами сознания туда-сюда сделал из него кровавого маньяка) и разрубил бы данный артефакт на части, попутно покончив с собой. Финал.
Свернуть сообщение
Показать полностью
Показать 20 комментариев из 21
#литература #попаданцы #альтернативная_история #злотников #генерал_адмирал #отзыв #возможны_спойлеры

Доброй ночи всем, кто не спит. Я продолжил знакомство со Злотниковым и напал на его серию "Генерал-адмирал" (четыре романа, но я читаю быстро и прочитал их легко). Сюжет незамысловат - 40-летний (или 50-летний) финансист случайно попадает в 1880-е годы, в тело Алексея Александровича Романова, генерал-адмирала, главы морского ведомства. И тут началось... В общем, обычный "имперский роман" про то, как выиграть русско-японскую и Первую мировую.

Что поражает, так это то, как автор вложился в "научно-техническую" сторону дела. Да, читается всё это достаточно неплохо и видно, что автор поработал над романами в литературном отношении. Но вот дальше начинаются проблемы:

1. Первая проблема - главный герой после "попадания в тело" избегает своих родственников почти полностью. Кроме Николая Александровича. Понятно, что он боится, что его узнают или что он ляпнет чего-то не то. Но такая полная изоляция тоже подозрительна. Психологически она не очень достоверна. Кроме того, после болезни и выздоровления он выбирает такой предлог как то, что он внезапно стал религиозен (и дескать поэтому не может ни с кем общаться). Но всё, что мы знаем о семье Романовых, говорит нам о том, что внезапная экстремальная религиозность привлекла бы внимание. Очень большое, а не наоборот - отвлекла всех от него. А попытка отказаться от всех - от старых слуг, от любовницы, от встреч с родными навела бы других Романовых на определенные мысли. Конечно не на мысли о попаданчестве, а о душевной болезни. Всего этого в романах нет. А быть должно.
2. Масштабные социальные и научно-технические проекты, которые гг начинает разворачивать, просто не могли бы пройти мимо внимания императора. И император очень быстро о них бы узнал, а не так, как в романах, когда император что-то узнаёт уже постфактум. Да, гг пытается скрывать от императора свои планы. Но вот то, что он начал собирать вокруг себя людей и не простых людей, а совершенно разных по статусу - ученых, бывших жандармов, бывшего финансиста - никаких вопросов у императора не вызывает. А странно. Такое впечатление, что в мире Злотникова у Александра III, царя-консерватора, помешанного на безопасности после смерти Александра II, вообще нет интереса к тому, что делает его родной брат. И его охранка тоже мышей не ловит в этом смысле. А среди окружения гг не находится вот ни одного человека, который бегал бы к царю докладывать на брата. Вообще ни одного. Что странно, учитывая всё вышесказанное.
3. Гг почти полностью игнорирует очевидные вещи - чинопочитание, возможную конкуренцию за фавор среди своих подчиненных, попытки взяток и казнокрадства. И по сюжету ему всё сходит с рук. Скажем, он запрещает обращаться к себе "ваше императорское высочество" и обращается к другим тоже только по имени-отчеству. Я уж не говорю о том, что он не пытается перенять манеру речи у собеседников. Ни слова нет и про французский язык, на котором говорила знать, а также про французские заимствования. У Злотникова эти вещи не упомянуты ни разу.
4. У автора нет никакого представления о том, что такое "социальное сопротивление материала". Ну то есть когда ты начинаешь реформы, а их нижестоящие начинают "понимать по своему", саботировать, конкурировать за то "кто лучше сделает" и проч. Пару раз это в романах вылезает. Но вот главные социальные нововведения принимаются вообще на ура. Хотя странно, почему бы это. У автора вообще нет ни интриг, ни сословного деления внутри общества. Да, сословное деление к 1880-м годам уже несколько поколеблено отменой крепостного права. Но так-то оно еще стоит. И стоять будет аж до 1917 года. И табель о рангах - всё как полагается. Но гг игнорирует и табель о рангах и сословность. Как будто этого нет. И как будто сословия - это просто профессиональные группы. Но это ведь не так. Это целые социальные субкультуры со своими ритуалами.
4. Политическая и социальная история. С этим вообще плохо. У Злотникова есть благостная Империя и злобные революционеры. Впрочем, злобных революционеров там побеждают по щелчку и они только злобно шипят из-за границы. Рецепт Злотникова вообще-то прост - крестьян надо частично переселить в Сибирь (чтоб не бунтовали), лидеров революционеров просто перебить без суда, а остальных поставить под надзор, по сути взяв по сути в заложники и опутав круговой порукой. И всё. То что меры по массовому террору против по сути интеллигенции закончились бы просто еще бОльшим взрывом насилия - у Злотникова фантазии представить не хватает. Ибо на каждого убитого революционера возникнет его сват, брат, дальний родственник и проч. А уж попытка карать всех скопом за вину одного....Это ж не крестьяне. Это образованные горожане. Они такому будут сопротивляться. Большевикам же сопротивлялись в гражданскую (когда большевики шли на те же меры, что Злотниковский попаданец). А тут всё просто. И вообще Злотников плохо себе представляет, кто такие революционеры. У него это просто "они" которые умеют только а) злобно шипеть, б) сидеть по заграницам в) заниматься утопиями. Ни политических программ, ни попыток понять там нет. Более того, у него не только революционеров нет, но и либералов. Либералов он просто причислил к революционерам. Скопом. Монархистов в РИ тоже не было по Злотникову. Не было. Правда гг придумал какие-то молодежные организации наподобие скаутов, но они абсолютно аполитичны.
5. Социальные проблемы. В РИ их по Злотникову вообще не было. Все были всем довольны. Ну или по крайней мере, кроме революционеров. Крестьяне просто хотели земли и их им надо дать, переселив подальше. А так крестьяне у Злотникова не бунтуют. Никаких восстаний 1902-03 гг. нет. Никаких решений сельских сходов нет. Городская интеллигенция тоже петиций мирных не подаёт. Рабочих тоже просто по сути нет (о 8-часовом рабочем дне у Злотникова речи не идёт). Никаких забастовок, выступлений, шествий. Это всё делали революционеры, но раз их перебили и поставили под надзор, то ... крестьяне и рабочие же не могут сами выступать против того, что с ними делали. Они же всем довольны и налогами в 201 коп. с дохода в 160 коп на надел, и чересполосицей и дворянскими-чиновничьими притеснениями. И рабочие довольны всем - и расслоением, и зарплатой раз в год или по праздникам, и 12-14 часовым рабочим днём, а где-то и до 18 часов доходило и бараками, заходя в которые жандармские офицеры начинали блевать от аромата (есть такие отзывы) и где люди жили, занимались сексом и рожали детей (вот в таких условиях и что характерно у симпатизировавшего большевикам Саввы Морозова на хаводах были ровно такие же бараки и рабочий день был не ниже. а аыше, чем у соседей). Вообще социальной ткани в обществе нет. Ну ок, у рабочих-крестьян всё было хорошо, а где интриги высшей знати? Где противоречия между ведомствами? Где подковерная борьба? Где различия между высшим и низшим чиновничеством? Где ненависть купцов и промышленников к дворянам, а дворян к промышленникам? И так далее. Правящие классы ведь были не однородны.
6. Церковь. ГГ затеял церковную реформу в смысле возвращения патриарха. И дескать, Церковь только это и занимало. Только этого и ничего больше она не хотела. А на фоне возвращения патриарха у гг покаялся Толстой и поступил в монастырь, где и умер. Вообще у Злотникова есть только три фигуры в Церкви - о. Иоанн Кронштадтский, Лев Толстой и К.П. Победоносцев. И всё. Остальных нету. Очень скудное понимания того, что там творилось. А творилось там религиозное возрождение - интеллигенция увлекалась всем, от церковного учения до религиозной философии и при этом пыталась соединять социализм и либерализм с христианством. Вне Церкви внешне секулярные течения, такие как богостроители ставивли перед собой церковно-христианские вопросы (но без Бога и Церкви). И этого ничего у автора нет. Совсем. Ему это неинтересно, а вот под какой патрон стреляла винтовка и пулемет и каким образом должна быть устроена корабельная башня - этого полно.
7. Наука. Научно-технический прогресс Злотников понимает так - гг собрал ученых, о которых из будущего знал, что они гении и завалил их деньгами. Пусть работают. И - о чудо! - научный прогресс пошёл так быстро, что аж до зеленой революции в аграрном хозяйстве дошли. В смысле до агрохимии. А в других местах напротив, прогресс вдруг ни с того ни с сего замедлился. Так у Злотникова русские врачи внезапно массово забыли про военно-полевые госпитали, которые русский хирург Пирогов ввёл еще в Крымскую войну. А тут о них забыли и вспомнили только благодаря гг и в войну русско-японскую. Анахронизм-с. Пенициллин тут изобрели раньше, гг подсказал. Но вообще у Злотникова научно-технический прогресс зависит не от коллективного труда поколений ученых, а от гениев-одиночек. Целиком.
8. Геополитика. У Злотникова она выглядит примерно так же, как в основной ветке земной истории. Хотя уже начиная с выигрыша РИ русско-японской войны (который был обеспечен действиями гг), она должна была бы резко пойти по другому пути. Во-первых, такое усиление РИ означало бы не ускорение создания Антанты в её классическом виде (как у Злотникова) а напротив - невступление России в Антанту. Поскольку Россия вступила в союзы с Францией и Англией не в последнюю очередь благодаря посредничеству англичан во время подписания невыгодного мира с Японией. А так-то продолжалась бы старая политика Александра III - нейтралитета и внеблокового статуса Российской империи. Но это первое. Второе - возможен был бы альянс не французов и англичан, а англичан и германцев против РИ. Потому что в альтернативной версии гг умудрился и в Трансваале засветится и золота надобывать и еще кое-где англичанам подпортить игру. Поэтому вместо союзника против усиливающейся Германии, Британская империя могла бы рассмотреть Российскую империю как конкурента и помеху, а то и как прямую угрозу своему существованию. Но до Злотникова не доходит, что действует в истории не только гг с его гениальными планами. Но и противники гг с не менее гениальными планами.
9. Конспирология. Конспирологии тут полно. Например, в виде того, что II съезд РСДРП профинансировала английская разведка. Хотя совершенно непонятно, зачем английской разведке крошечная РСДРП, когда есть народовольческое движение, например. Которое больше в несколько раз. И которое развернёт свои боевые организации исторически раньше. Дальше больше. Злотников и гг не сомневаются в "немецком золоте большевиков" и в том, что Бресткий мир - это результат обязательств, взятых на себя большевиками в обмен на золото. Злотников не слышал про исследования Соболева и Старикова камня на камне не оставляющие от "немецкой версии". И вообще, всё что известно достоверно - это что деньги от германцев получал Парвус. И что он писал Генштабу льстивые письма о том, как всё правительство большевиков у него в кармане и всё идёт по плану. Правда, исследователи Парвуса выяснили, что на деньги германцев он купил четыре крупных коттеджа и две яхты. Потратил на себя, так сказать. А кормил он их откровенной дезой. Не, в реальности, немцы пытались влиять. И даже согласились на проезд революционеров в Россию (и не только большевиков). по их территории. Но руки у германской разведки были коротки и влияние их было ограниченным. Гораздо больше на Россию влияла разведка английская. Вот только про характер этого влияния Злотников вообще не знает. Выгодополучателями там были вовсе не большевики. Про Брестский мир вообще смешно в том смысле, что Злотников считает его "крупной ошибкой" большевиков. Ленин же его считал "похабным" и "мерзким". То есть не просто ошибкой, а гораздо хуже ошибки. Но считал вынужденной мерой. Злотников же всецело в плену у концепции, что большевики прямо жаждали заключить мир из чисто идеологических (или корыстных) соображений. И такого, увы, полно.

В общем, про историю России XIX-пер. трети ХХ века вв. Злотников знает... в общих чертах. Чего-то там, где-то там. Но при этом считает себя крупным специалистом, хотя вообще-то юрист и работал в МВД полковником. Но как фэнтези, не имеющее никакого отношения к реальной истории - читать интересно.
Свернуть сообщение
Показать полностью
Показать 20 комментариев из 26
#литература #боевая_фантастика #Вселенная_Неудачников #Злотников #Мусаниф #отзыв

Прочитал недавно серию книг "Вселенная Неудачников" (четыре романа) в жанре боевой фантастике, написанных в соавторстве Злотников-Мусаниф. Мусаниф вообще новый для меня автор, но, как я понял, все плюсы в серии обеспечивал именно он. Финальная книга вообще порадовала своей концовкой, которая написана ярким, отрывистым стилем, как будто твой читающий разум бежит по раскаленному железу и поёт. Но главное, серия, в отличие от множества книг боевой фантастики учит думать. И главный герой хотя и похож на Мери Сью, в штамп до конца не вписывается. А в конце так и подавно.
Минусы книг - дешевый юмор Злотникова, к примеру "если бы у бабушки были сопла, она была бы ракетой" и проч. подобное, размышления в стиле "после нас хоть потоп" и так далее. В целом такое впечатление, что первую книгу серии писал почти целиком Злотников. А Мусаниф уже писал концовку. Еще сюжет внешне достаточно сухой и написано средненько. Похоже на сценарий голливудского боевика. В этом смысле лучшей книгой является последняя книга, на мой взгляд, где мы наконец узнаём, к чему авторы нас привели.
Несомненные плюсы - размышления о том, что именно делает человека человеком. Не могу сказать, что авторы открыли здесь для меня что-то абсолютно новое, но можно точно отметить, что они наметили возможность выхода из того заколдованного места, в которое русскую фантастику поместили Стругацкие. Я это к тому, что Стругацкие были настолько мощными авторами, что задали "фрейм", "парадигму" размышлений о сущности природы человеческой и вся остальная русская фантастика после них мучается их вопросами и ищет на них ответы. А авторам удалось как мне кажется, "наметить" именно новые вопросы.
Свернуть сообщение
Показать полностью
#литература #историческое_попаданчество #Распопов #гаремник #спойлеры #18+

Дмитрий Распопов всегда вызывал во мне хорошие чувства. Пока писал про попаданцев в магические миры. И пока был адекватен. Уже "Венецианский купец" показался мне неадекватной графоманией. Но когда я взял и стал читать цикл "Связь без брака", тут мне всё стало ясно с автором. Вот у нас ругают попаданцев во времена Николая II, Александра II или Николая I. Почти никому не нравится попаданчество во времена Сталина (по разным причинам). Но я никогда не думал, что буду читать такую серию как "Связь без брака" - а именно попаданчество во времена позднего СССР с сохранением "имперскости", "великодержавной риторики", "кровавого гэбизма" и проч. и при этом предельно антисоветское и местами русофобское произведение (оно кстати еще и шовинистическое, я не думал, что такой микс вообще возможен, но люди с Северного Кавказа и из Украины изображаются как сплошь нелюди). Все это перемежается лютой и дикой чернухой

В общем сюжет поначалу примитивен. Сидят бухают два мужика. Одному сорок, другой вроде постарше. И естественно, речь заходит про СССР. Ну и сорокалетний хвалит СССР, а тот что постарше, говорит, что вырос в детдоме в 50-60е годы и что в детдоме был просто кошмар. 40-летний начинает горячится и тогда собутыльник даром что пожилой, выхватывет нож и вонзает 40-летнему в сердце, после чего тот умирает. Умирает и просыпается в теле Ивана Добрушина, т.к. своего собутыльника, но когда ему было 14 лет. И в то утро когда мать, выйдя замуж, решила сдать сына в детдом. Пока всё норм, вроде, стандартное клише - но вот дальше - началось.

В общем, герой прибыл не в советский детдом, а в помесь зоны времен 90х и нацистского концлагеря. И прибыл он не в поздний СССР, а в СССР по лору телепрограмм "Тайны кремлевских жен", "Следствие вели" (причем только "антисоветских" выпусков, каких там немного было), "Криминальная хроника" и проч. В общем, в детдоме царил ад. "Старшаки" били младших смертным боеим, а девушек просто насиловали. Впрочем, за непослушание старших тоже ломали кости и если подросток продолжал качать права - то тоже насиловали (опускали). Директор был маньяком-садистом и весь педсостав детдома состоял из законченных ублюдков, которым было пофиг, а многие вместе с директором творили непотребства. Из детдома периодически попадали в роддома и больницы, но т.к. директора крышевало аж два генерала ГБ-педофила и один член ЦК, украинец-педофил, то в роддомах, больницах, милиции и прокуратуре ничего не делали. Пресса тоже сидела прижухнувшись и не отсвечивала. Более того, по заказу высокопоставленных педофилов-маньяков их гэбисты-подчиненные устраивали теракты против семей с несовершеннолетними девочками, а потом выживших в терактах детей ублюдки увозили в адский детдом, который часто навещали маньяки из ЦК и ГБ. Вы скажете - что за лютый бред? Но это еще не всё. Это только начало. Автор писал талантливо и я смирился с бредом-чернухой и стал ждать, как поведет себя герой. Герой втихаря мстил некоторым гадам-насильникам и кое-кого по тихой упокоил, но т.к. в адском детдоме вообще было похрен на смерть людей, то это всё списали на случайности. То есть банде насильников во главе с гнидой директором и своих собственных членов было не особо жаль.
А потом где-то конца первой и начала второй книги начинается эпопея с тем, как герой с помощью сверхспособностей (усиленная регенерация, повышенная скорость рефлексов) прокачивает навыки спортсмена и потихоньку вырывается из детдома. Попутно он помогает одной девушке, которую усыновил лично гнида директор и которую насилуют скопом все высокопоставленные маньяки (когда приезжают погостить). Помогает в основном не сойти с ума, т.к. до директора и тех, кто его прикрывает он добраться не может. И так его уже профилактически пару раз до полусмерти избивали (ломали ребра, ноги, пробивали голову). Но за счет суперрегенерации он спасался. В общем, постепенно он врывается в большой спорт и директор его начинает не чморить, а опекать как местную знаменитость. А потом и вовсе его из детдома вызволяют родители (которые через него хотят поиметь денежки). И тут он разбирается с детдомом через чиновника МВД, на которого выходит через свои связи в ГБ (да, героя начинает плотно опекать ГБ, причем "хорошие" люди оттуда). Чиновник из МВД ликвидирует адский притон из гестапо-БДСМ-фантазий автора, но директор-гнида отмазывается. Но банда педофилов-маньяков преследует ГГ по страшному. В газетах выходят поносные статьи, заказанные из ЦК. А хорошим ГБшникам подкидывают идею, что неплохо бы проверить не засланный ли "суперрекордсмен" и "хорошие ГБшники" героя берут на подвал и пытают.
В общем, по ходу событий ГГ помогает Андропову и хорошим ГБшникам избавляться от "плохой ГБни" и плохого ЦК. В ход идут как реальные коррупционные скандалы, так и мифы про "золото партии" (причем переписанные с сериала "Бандитский Петербург"). Параллельно с этим гг еще и воюет с МВД, т.к. в МВД сын министра Щелокова оказывается наркобарыгой, сажающим на иглу студенток из престижных ВУЗов, а прикрывает всё это лично его папа. На героя обращает внимание Галина Брежнева и делает всё, чтобы сжить его со свету. Вообще Брежнев, Суслов, Щелоков изображены как законченные гниды. Хороший только Андропов. В ГБ тоже служат одни
в основном гниды.
Параллельно герой устраивает гарем. Он спасает девушек от маньяков и трахает их сам. Такая "терапия". Причем на почве этого девушки даже друг к другу не ревнуют. У них зависимость возникает. Чуть позже они все его бросают. Кто же помимо главного героя в книге у нас положительные персонажи? Ну, Андропов и Гагарин - но им по статусу положено. Ну пара ГБшников (хотя они его пытали, но потом извинились). Но это всё не серьезно. А вот кто - вор в законе Вазген, старый еврей-"цеховик", тот самый сын Щелокова (которого гг постоянно подставляет, но на самом деле тот его обожает), американская спортсменка (в которую гг влюбляется) И всё. Ну пара еще случайных эпизодических персонажей. Зато кто у нас отрицательные персонажи? О-о-о - это целый набор:
1. Кровавые маньяки-педофилы из ГБ и ЦК.
2. Коррупционеры из ГБ и ЦК.
3. Просто дуры-карьеристки из ГБ и ЦК.
4. Все женщины с которыми гг спит (они его предают).
5. Знакомые и родня этих женщин.
6. Все врачи в больнице рядом с детдомом, прокуратура и участковый.
7. Директор детдома, "старшие детдомовцы" и воспитатели.
8. Идеологические дуры-фанатички.
9. Шипяшие на героя ГБ-шные кураторы от спорта
10. Молодежные банды с Кавказа, а также кавказская прокуратура и милиция.
11. Город Сочи, Адлер и вообще курортные города, чиновники из этих городов,, цеховики, милиция, прокуратура.
12. Тайные спецфабрики для спецраспределителей.
13. Украинцы как целое. Герой произносит фразу ,когда украинские болельщики ему не хлопают "У-у-у хохлобандеровцы, ничего вас в будущем еще "откалибруют"!" Это как если бы автор попал в Германию ХIX века и думал бы, глядя на обычных людей "У-у-у нацисты, ваш Третий Рейх еще советские танки снесут!" Ну то есть неадекват.
и так далее.

В общем, для героя всё кончается хорошо. Он переезжает в США, женится на американке, СССР распадается (герой при этом задумчиво произносит про себя "Зачем я их спасал?"), а герой спокойно попивает свой шотландский уиски и размышляет о вечном. В общем, главгер - это гад. Девушек переживших насилие он трахает, при этом заявляя, что их не любит. Окружающих людей он не любит. Страну он спасать не собирается и сваливает за бугор, при этом её нельзя спасти, если идти по лору книг, в которых поздний СССР - это скопище мудаков, маньяков, чинуш, воров, коррупционеров и обывателей из села, которые твою мебель разобьют и на пол насрут. Вот так. Я уже с второй книги хотел бросить, но дочитал до конца. И понял, что это - заказ. Потому, что адекватный автор сам такое написать не может, если не законченный идиот (а Распопов не идиот). Ну вот такой заказ. Суть заказа "СССР - плохой, ГБ - хорошее, но в лице отдельных людей, Кавказ и Украина плохие, воры в законе и спекулянты - это хорошо, ну и Запад плохой, но свой". Я до сих пор офигеваю от того, что это было вообще написано. Хорошо хоть это пока не издано. Впервые вижу, как под "имперской" и "сталинистской" оберткой появляется чернушная штука., в которой все отрицательные черты позднего СССР гипертрофированы так, что никаким "либералам" не снилось. Это как если бы существовал сюжет - "попаданец во времена Сталина успевает быть раскулаченным в колхозе, загнобленным на стройках коммунизма, сделать карьеру в партии и попасть под репрессии, потом лагеря ГУЛАГА, потом штрафная рота, потом карьера медика и "дело врачей" - вот примерно такое.

Капец. Я прочитал это, чтобы вам не пришлось. Но отходил потом долго. А главное - наглость, с которой автор продвигает эту мерзость. А это мерзость. И гг там учит тому же, чем учит таксист из Брата-2 - "Родина теперь там, где задница в тепле и ты знаешь это не хуже меня!" Только таксист пародийный персонаж, а гг отсюда - не очень.
Свернуть сообщение
Показать полностью
Показать 14 комментариев
#ex_libris #литература
20 книг (из числа не самых известных) о детях не для детей.
В диапазоне от «можно и детям» до «детям не надо» (вроде «Убить пересмешника», «Похороните меня за плинтусом», «Дом, в котором…»)

1. Жюль Валлес. Детство (1879). I часть автобиографической трилогии «Жак Вентра». Яркая картина «надлежащего воспитания» в мелкобуржуазной семье XIX века. Писатель — участник Парижской коммуны — посвящает свою горько-ироничную книгу «всем тем, кто изнывал от скуки в школе, кто плакал горькими слезами в родном доме, кого тиранили учителя и истязали родители». Написано живо, динамично; яркие зарисовки быта. После такого детства и юности (следующие две части трилогии) не диво и в революцию податься. Равную по силу детскую обиду на деспотичную и черствую мать потом можно встретить разве что в романе еще одного французского автора — это «Клубок змей» (1932) Франсуа Мориака (тоже, кстати, первая часть трилогии).
Показать полностью 5
Показать 13 комментариев
#литература #русская_классика #викторина #малоизвестные_произведения #угадай_по_началу

Эти произведения не вошли в школьную программу, но авторы их - туда вошли. Ваша задача - угадать автора и произведение по начальным фразам (можно только автора). Викторина сложная (предупреждение).

1. "Пора, пора! рога трубят; Псари в охотничьих уборах Чем свет уж на конях сидят, Борзые прыгают на сворах.
2. "Гарун бежал быстрее лани, Быстрей, чем заяц от орла; Бежал он в страхе с поля брани,
Где кровь черкесская текла".
3. " Так вы хотите, чтобы я вам еще рассказал про деда? Пожалуй, почему же не потешить прибауткой? Эх, старина, старина!"
4. "Весной 1878 года проживал в Москве, в небольшом деревянном домике на Шаболовке, молодой человек, лет двадцати пяти, по имени Яков Аратов."
5. "Два господина сидели в небрежно убранной квартире в Петербурге, на одной из больших улиц. Одному было около тридцати пяти, а другому около сорока пяти лет."
6. "Если пасмурен день, если ночь не светла, Если ветер осенний бушует, Над душой воцаряется мгла, Ум, бездействуя, вяло тоскует. Только сном и возможно помочь, Но, к несчастью, не всякому спится...
7. "Наконец я возвратился из моей двухнедельной отлучки. Наши уже три дня как были в Рулетенбурге. Я думал, что они и бог знает как ждут меня, однако ж ошибся".
8. "Я пришёл к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом
По листам затрепетало;"
9. " Канарейку за чижика замуж выдали и свадьбу на славу справили. В магазине "Забава и дело" купили новенькую кирку; за пастора ученый снегирь был; скворцы величальные песни пели, а для наблюдения за порядком полициймейстер отряд копчиков прислал."
10. "Сын Революции, ты с матерью ужасной Отважно в бой вступил — и изнемог в борьбе…
Не одолел ее твой гений самовластный!.."
11. "Когда он был в шляпе, — шел по улице или стоял в вагоне метро, — и не видно было, что его коротко стриженные красноватые волосы остро серебрятся, по свежести его худого, бритого лица, по прямой выправке худой, высокой фигуры в длинном непромокаемом пальто, ему можно было дать не больше сорока лет. "
12. " В юго-западном углу Парижа, в зеленом нарядном Passy, в двух шагах от Булонского леса (стоит только перейти по воздушному мостику над полотном окружной железной дороги), на самом верху шестиэтажного дома живет старый русский профессор."

В общем, как-то так. Русская классическая литература. ХIX - пер. пол. ХХ века. Школьный курс (в смысле авторов).

P.S. В общем, всем удачи.
Свернуть сообщение
Показать полностью
Показать 20 комментариев из 25
#литература #картинки_в_блогах
ПОЭТ В РОССИИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОЭТ, или КАК ОТМЕТИЛИСЬ НАШИ АВТОРЫ В ЖИВОПИСИ, ГРАФИКЕ И Т. П.

М.В.Ломоносов
Ну, что тут скажешь — везде человек поспел. Хотя и начинал с нуля (не то что наставники с гувернерами, а даже «среднее образование» ему не светило), и прожил каких-то 53 года…
Мозаика «Полтавская битва» (6,4 х 4,8 м), украшающая вестибюль Академии наук в Петербурге, собрана из 1 000 030 000 кубиков смальты, созданной по изобретенной самим Ломоносовым технологии: он вдохновлялся образцами старых итальянских мастеров, которые хранили свое умение в тайне. А предварительно Ломоносову пришлось разработать еще и собственную теорию цветов.
Кроме того, он успел создать около 40 мозаичных портретов.
Полтавская битва; изображение Бога-Отца; портрет Петра I.


В.А.Жуковский
Показать полностью 22
Показать 14 комментариев
#странности #литература #цитата

Я написал двенадцать книг, и никто не обратил на них никакого внимания. Но стоило мне однажды написать шутя «Крокодила», и я сделался знаменитым писателем. Боюсь, что «Крокодила» знает наизусть вся Россия. Боюсь, что на моем памятнике, когда я умру, будет начертано «Автор „Крокодила“». А как старательно, с каким трудом писал я другие свои книги, например «Некрасов как художник», «Жена поэта», «Уолт Уитмен», «Футуристы» и проч. Сколько забот о стиле, композиции и о многом другом, о чём обычно не заботятся критики!… Но кто помнит и знает такие статьи! Другое дело — «Крокодил». Miserere.

Корней Чуковский, журнал «Вопросы литературы», 1972

А ведь "Крокодил" - это такой русский "Зверополис", с хуманизированными зверями и около политическим сюжетом...
Показать 4 комментария

Пока неискушенные читатели хвалят популярные ранобы за оригинальный сюжет, мастера современной фантастики вытягивают престижные премии, кажется, на одном чистом ритме %) Правда, попался на глаза премиальный топ лучшего за последние годы - Энн Леки, Конни Уиллис, Джели Кларк, Мэри Робинетт-Коваль, великолепная Марта Уэллс - все они мастера литературного ритма. Ни страницы провисания, никакой спешки, никаких сюжетных аппендиксов на триста страниц, все четко по расписанию. Что до сюжетных поворотов и типажей персов, то какая тут может быть оригинальность? х_х В дело идёт исключительно чеканная классика. Иногда настолько, что это прям guilty pleasure - читать, понимая с каким древним приемом работает автор. Но зато ж как! ::) Читать и перечитывать.
Показать полностью
Показать 11 комментариев
#литература #нам_не_дано_предугадать #длиннопост
На сегодня мы имеем 120 лауреатов Нобелевской премии по литературе. С такой исторической дистанции уже можно кое-что прикинуть.
Решениями Комитета публика часто бывает недовольна. Но тут есть один нюанс: литературные достоинства по условию являются важным фактором — но не первым, а лишь вторым.
Согласно завещанию Нобеля, премия по литературе должна присуждаться автору, «создавшему наиболее значительное литературное произведение идеалистической направленности».
И вот это самое «idealistic» завещатель никак не прояснил. А значение слова довольно размытое. Философский термин не в счет, но в целом — что-то вроде «основанный на высоких идеалах». С кучей смысловых оттенков: бескорыстный, оптимистический, радикальный, мечтательный, непрактичный и даже утопический.
Вдобавок первоначально академики решили, что речь о некоем «идеальном» соответствии литературной традиции, — и действовали исходя из этого. Хотя контекст завещания в целом склонял к мысли, что подразумевается литература условно-прогрессивного, пацифистского и гуманистического толка. Со временем Академия тоже дошла до этой интерпретации.
Но «высокие идеалы» для каждой эпохи все равно свои. А «idealistic» имеет тенденцию неотвратимо трансформироваться в «ideological».
Далее: завещатель рассчитывал, что премия будет поощрять тех, кто «за предшествующий год внес наибольший вклад в развитие человечества», к дальнейшим достижениям. Академики же, посовещавшись, остановились на расширительном толковании этого условия: рассматривалось всё, что было сделано к этому времени.
В итоге средним возрастом лауреатов оказались 65 лет. Половина из них после награждения не написала уже ничего (22 автора получили премию менее чем за 5 лет до смерти), а из тех, кто продолжил работу, большинство никаких новых высот не достигло — и даже наоборот. Были, конечно, и блестящие исключения, вроде Т.Манна. (Хотя подозреваю, что Манн и без всякой премии написал бы то, что написал.) Но в целом тут задумка Нобеля не сработала.
При вручении премии известны только имена лауреатов. Устав запрещает разглашать любые сведения о номинациях и мнениях, высказанных членами комитета, в течение 50 лет. А вот уж потом… Хотя слухи просачиваются, само собой.
В конце каждого года Шведская академия рассылает письма примерно двум тысячам номинаторов (профессора-филологи, крупные писатели, руководители творческих союзов). К 1 февраля прием заявок заканчивается, и к работе приступает комитет — 4 из 18 академиков: они сокращают список до 5 имен. К концу мая комитет докладывает о результатах, и академики разъезжаются на каникулы с домашним заданием. Обсуждение происходит в сентябре.
Итак, кого считали достойными условного литературного бессмертия 50-100 лет назад?

Число номинантов сначала колeбaлось в пределах от 14 до 30-ти, но с конца 1930-х гг. начало нарастать и уже к концу 1960-х перевалило за сотню.
Первый год, когда премия была присуждена, — 1901. 25 номинантов, включая победителя. О самом победителе, хотя он был награжден с формулировкой «за выдающиеся литературные добродетели», мне навскидку помнится только, что когда-то был такой. Это французский поэт Сюлли-Прюдом. А из 24 претендентов по совести могу признаться в знакомстве только с четырьмя: Сенкевич, Золя, Ростан и Фредерик Мистраль. Об остальных 20-ти никогда даже не слыхала. А ведь в 1901 году было немало писателей, которые сегодня признаны классиками мирового уровня, да и с «idealistic» у них тоже все в порядке. Но в этом списке их нет.
Конечно, чем дальше, тем число знакомых имен становится побольше, но...

Многие из авторов номинировались неоднократно. Кто-то в итоге стал лауреатом, но есть и те, кто так и не дождался. В их числе были фигуры первого плана, а премию между тем получали совершенно забытые сегодня литераторы.
Эмиль Золя номинировался дважды: в 1901 и 1902 гг. Премия в эти годы была присуждена как раз Сюлли-Прюдому и историку Т.Моммзену.
Лев Толстой — 5 раз, с 1902 по 1906 гг. Пацифист с мировой известностью, он идеально соответствовал условиям Нобеля. В этом же промежутке (1902–1904) на премию выдвигался Х.Ибсен. А лауреатами стали Моммзен, Бьёрнсон, Ф.Мистраль, Эчегарай-и-Эйсагирре, Сенкевич и Кардуччи.
В 1916 году Нобелевский комитет избрал Вернера фон Хейденстама — как «виднейшего представителя новой эпохи в мировой литературе». В числе отвергнутых оказались Генри Джеймс (за него сейчас спорят Англия и США: наш автор! — врете, это наш!) и Эмиль Верхарн, один из величайших поэтов ХХ века.
Томаса Харди выдвигали 12 раз, но безуспешно. В частности, ему предпочли П.Хейзе и Х.Бенавенте-и-Мартинеса, сегодня уже мало кому известных.
Эрик Карлфельдт, лауреат 1931 года, выиграл у 28 номинантов, в числе которых были Гессе, Стефан Георге, Ремарк, Голсуорси и Бунин. Ремарк и Георге (один из крупнейших немецкоязычных поэтов) лауреатами так никогда и не стали.
В 1963 году поэт Йоргос Сеферис обошел 80 соперников, среди которых были Беккет, Шолохов, Сартр, Ясунари Кавабата, Пабло Неруда, Бёлль (они получили премии позже), Дюрренматт, Фриш, Грэм Грин, Набоков, Фрост, Уайлдер, Юкио Мисима, Ануй и Борхес (которые так и не получили ничего).
В 1966 году поэтесса Нелли Закс, разделившая премию с прозаиком Ш.Агноном, обошла 70 других претендентов — среди них опять Беккет, Ясунари Кавабата, Астуриас, Неруда, Бёлль, Грасс (получили премии позже), Фриш, Пристли, Грэм Грин, Набоков, Уайлдер, Ануй, Ахматова, Паустовский, Борхес, Борген, Весос (не получили ничего).
В общем, выбор не то чтобы случаен, но во многом продиктован экстралитературными факторами.
Больше всего англоязычных авторов (30). На втором месте французы и немцы (по 14). 15 раз лауреатами становились скандинавские авторы — неудивительно.
Ну и «суд времени» со счетов не приходится сбрасывать. Сегодня у всех на слуху, а завтра глядь — и кто о нем помнит…

Заявленные причины отклонения:
Характерная история была со Львом Толстым. Сам он просил его вообще не выдвигать. Но Академия все равно рассмотрела кандидатуру Толстого, чтобы… отклонить его по собственным соображениям. Он якобы «осудил все формы цивилизации и настаивал взамен них принять примитивный образ жизни, оторванный от всех установлений высокой культуры». (Впоследствии академики в свое оправдание ссылались на нежелание Толстого.)
Зато сразу за тем, как забаллотировали рьяного пацифиста Толстого, Нобелевку получил Киплинг (1907), который всю жизнь был убежденным «имперцем» и воспевал армию и Бремя Белого Человека, несущего свет цивилизации отсталым народам, а также активно выступал против феминизма и ирландского самоуправления. В начале ХХ века именно это в глазах академиков выглядело требуемой «идеалистической направленностью» (в формулировке комитета упоминалась «зрелость идей» Киплинга).
Через сто лет премии стали выдаваться за диаметрально противоположные призывы. А в 2008 году лаврами увенчали Г.Леклезио — за то самое, из-за чего забаллотировали Толстого: как певца «человечности вне и ниже господствующей цивилизации». (Это не в качестве лишнего камня в огород шведов, а к вопросу об исторической относительности идеалов и критериев.)
Далее. В те же первые годы ХХ века, когда премии получили несколько абсолютно забытых сегодня драматургов, кандидатура Чехова никому даже в голову не приходила. Что вообще-то понятно: только после смерти, да и то далеко не сразу, Чехов стал одной из влиятельнейших фигур мировой драматургии и малой прозы.
Самых прославленных модернистов, без которых сегодня ни один учебник не обойдется, никогда даже не рассматривали; они, как тогда казалось, не слишком отвечали заявленному условию «идеализма»: Александр Блок, Райнер-Мария Рильке, Джеймс Джойс, Марсель Пруст, Вирджиния Вулф…
Среди авторов, которые вообще не выдвигались, числятся Август Стриндберг, Марк Твен, Ярослав Гашек, Гарсиа Лорка, Дэвид Г. Лоуренс, Акутагава Рюноскэ (японцы и появились-то в списке номинантов только в 1968 году). Не рассматривались также — во всяком случае, до 1974 года (более поздняя информация официально не рассекречена) — и все равно уже ничего не получат, ибо отошли в лучший мир: Курт Воннегут, Айрис Мёрдок, Кобо Абэ, Джон Фаулз, Станислав Лем…
Кафка — этот сам кузнец своего счастья. Если б друг его послушал и сжег все его романы, кто бы вообще о Кафке сегодня слыхал?
Булгаков — ну, если вспомнить, что в школьную программу он вошел через 52 года после смерти автора… Впрочем, учитывая историю с Пастернаком, для Булгакова было и лучше избежать лишнего внимания. То же самое относится к Платонову, чьи центральные произведения были опубликованы на родине только в годы перестройки.
Зато Набоков, выдвигавшийся как минимум 9 раз, был заблокирован из-за «аморального и успешного» романа «Лолита». Особенно трогательна претензия к успешности. Впрочем, Г.Уэллса отвергли также по причине «чрезмерной популярности». (Типа, тебе еще и премию?!)
Толкина отклонили с таким вердиктом: «его книгу ни в коей мере нельзя назвать прозой высшего класса».
Грэма Грина — как якобы автора детективов. (Ну, если так смотреть, то ведь и Достоевский писал детективы и «чернуху» — что ж еще?)
Альберт Швейцер не прошел по «литературному списку», зато получил Премию мира: уже утешение.
А вот Гамсун, получивший премию в 1920 году, спустя 20 лет поддержал Гитлера (кто ж знал, что его так угораздит!) — и после войны отделался огромным штрафом только из-за преклонного возраста. Награжден он был, к слову сказать, за эпопею «Соки земли» — но в мировую литературу вошел благодаря другим, более ранним произведениям, которые внимания Академии не привлекли.
В 1935 г. Нобелевский комитет уже было остановился на кандидатуре испанского писателя и философа М. де Унамуно, но под сильным внешним давлением отказался от своего решения. Унамуно не получил премии из-за… печатных оскорблений в адрес Гитлера. (Еще и в 1939 году Гитлер номинировался на Нобелевскую премию мира.)
Кандидатура К.Чапека рассматривалась несколько раз, с 1932 по 1938 гг., но его «Война с саламандрами» — памфлет на фашизм и милитаризм — в заключении комиссии была названа «сплавом культурно-политической болтовни с ошеломляющими выдумками».
Недоброжелатели Академии намекали, что шведы опасались дразнить Германию. Защитники, напротив, утверждали, будто Комитет не желал привлекать внимание к антифашистской позиции Чапека в период подготовки раздела Чехословакии.
Хочется верить в последнее. В таком случае тем печальнее, что шведские академики, проявившие такую похвальную дальновидность в случае с Чапеком, не стали задумываться об уже существующем положении Пастернака, проживающего в СССР, присудив ему Нобелевскую премию за «антисоветский» роман. Чем в итоге сократили дни больного писателя: оставшиеся два года его жизни были — хуже не придумаешь.
А в 1964 г. премию присудили Сартру, который симпатизировал СССР, но как раз начал его критиковать. Сартра глубоко задело это снисходительное «прощение», воспринятое им как манипуляция, и он от премии тоже отказался (в отличие от Пастернака — добровольно), сделав вежливое, но категоричное заявление:
Писатель, занявший определенную позицию в политической, социальной или культурной области, должен действовать с помощью лишь тех средств, которые принадлежат только ему, то есть печатного слова. Всевозможные знаки отличия подвергают его читателей давлению, которое я считаю нежелательным.
Я хорошо понимаю, что сама по себе Нобелевская премия не является литературной премией западного блока, но ее сделали таковой, и посему стали возможными события, выходящие из-под контроля шведской Академии.
Премия на деле представляет собой награду, предназначенную для писателей Запада или «мятежников» с Востока. Не был награжден Неруда, один из величайших поэтов Южной Америки. Никогда серьезно не обсуждалась кандидатура Арагона. Вызывает сожаление тот факт, что Нобелевская премия была присуждена Пастернаку, а не Шолохову — и что единственным советским произведением, получившим премию, была книга, изданная за границей...
Уж из-за этого выпада Сартра или еще из-за чего, но Шолохову дали Нобелевскую премию на следующий же год, а Неруде — спустя 6 лет.
Борхес, по слухам, должен был стать лауреатом — но тут некстати принял какой-то орден от Пиночета. Это стало последней каплей: Борхес и раньше делал публичные заявления ультраправого толка.
А Хандке едва не лишился премии из-за своей просербской позиции и поддержки С.Милошевича, попавшего под Гаагский трибунал. Впрочем, в 2019 г. Хандке все же стал лауреатом.
Еще бывали случаи пренебрежения условиями премии. Иногда лауреаты не могли прибыть на церемонию по состоянию здоровья, но вот австрийская писательница Эльфрида Елинек просто сослалась на социофобию и вдобавок заявила, что, по ее мнению, наградили ее «по разнарядке», как женщину и автора феминистских романов, а вообще-то она такого отличия не заслужила. (Деньги, тем не менее, Елинек приняла, как человек практичный.)
А американский бард Боб Дилан — самый спорный выбор Академии, наделавший немало шуму, — не только не явился за наградой, но упорно игнорировал попытки обиженных академиков хоть как-то с ним связаться. Впрочем, деньги он тоже взял — позднее и в камерной обстановке. И Нобелевской речи читать не стал, хотя это было обязательным условием.

Номинантов (до 1974 г.), не получивших премии, много. Перечислю только тех, кого знаю. (Многие из них, как можете сами убедиться, в исторической перспективе оказались более долговечным явлением, чем половина лауреатов.)
Курсивом выделены имена не-беллетристов: общественные деятели, ученые и пр.
По странам и по алфавиту:
Великобритания:
Э.Бёрджесс, Р.Грейвз, Г.Грин, Э.Дансени, Л.Даррелл, У. Де ла Мар, Г.Джеймс, А.Кёстлер, Ф.Ларкин, Х.Макдиармид, Дж. Мередит, С.Моэм, Ш. О՚Кейси, У.Х.Оден, Дж. Б.Пристли, А.Силлитоу, Ч.П.Сноу, Г.Спенсер, А.Ч.Суинберн, А.Тойнби, Дж. Р.Р.Толкин, Э.Уилсон, Г.Уэллс, Дж. Фаррелл, Э.М.Форстер, Дж. Фрэзер, О.Хаксли, Т.Харди, Л.П.Хартли, Г.-К.Честертон
США:
Дж. Болдуин, Т.Драйзер, Б.Маламуд, Э.Л.Мастерс, Н.Мейлер, А.Миллер, Г.Миллер, М.Митчелл, Э.Олби, Э.Паунд, Ф.Рот, К.Сэндберг, Дж. Тёрбер, Т.Уайлдер, Т.Уильямс, Р.П.Уоррен, Э.Уортон, Р.Фрост, Дж. Хеллер, У.Д.Хоуэллс
Франция:
Л.Арагон, Г.Башляр, С. де Бовуар, А.Бретон, П.Бурже, М.Бютор, П.Валери, Р.Гари, Ш. де Голль, Ж.Грак, Ж.Грин, Ж.Дюамель, Ж.Жионо, Э.Золя, Э.Ионеско, Р.Кено, П.Клодель, Ж.Кокто, С.-Г.Колетт, В.Ларбо, К.Леви-Стросс, П.Лоти, А.Мальро, Ж.Маритен, Г.Марсель, А. де Монтерлан, М.Паньоль, А.Роб-Грийе, Ж.Ромэн, Ж.Рони-старший, Н.Саррот, Ж.Сименон, Ж.Сюпервьель, А.Труайя, Р.Шар, М.Юрсенар
Бельгия:
Э.Верхарн, М. де Гельдерод
Нидерланды:
С.Вестдейк, Й.Хёйзинга
Швейцария:
Ф.Дюрренматт, А.Коэн, М.Фриш, К.-Г.Юнг
Германия:
Б.Брехт, С.Георге, А.Зегерс, М.-Л.Кашниц, Э.Кестнер, З.Ленц, Г.Э.Носсак, Э.-М.Ремарк, Х.Фаллада, Л.Фейхтвангер, М.Хайдеггер, Р.Хух, А.Цвейг, П.Целан, А.Швейцер, Э.Юнгер, К.Ясперс
Австрия:
Г.Брох, М.Бубер, Ф.Верфель, Г. фон Гофмансталь, Х. фон Додерер, З.Фрейд
Скандинавия:
М.Андерсен-Нексё, К.Бликсен, Г.Брандес, В.Хайнесен (Дания)
А.Линдгрен, В.Муберг (Швеция)
Ю.Борген, Т.Весос, Х.Ибсен (Норвегия)
М.Валтари, М.Вейо, В.Линна (Финляндия)
Греция:
Н.Казандзакис
Италия:
Б.Кроче, К.Леви, А.Моравиа, В.Пратолини
Испания:
Л.Бунюэль, Р.Менендес Пидаль, Х.Ортега-и-Гассет, Б.Перес Гальдос, М. де Унамуно
Португалия:
Ж.-М.Феррейра ди Каштру
Турция:
Я.Кемаль
Россия:
М.Алданов, А.Ахматова, К.Бальмонт, Н.Бердяев, М.Горький, Е.Евтушенко, Б.Зайцев, А.Кони, П.Краснов, Л.Леонов, Д.Мережковский, В.Набоков, К.Паустовский, Л.Толстой, К.Федин, И.Шмелев, Р.Якобсон
Польша:
Е.Анджеевский, В.Гомбрович, М.Домбровская, С.Жеромский, Я.Ивашкевич, С.Мрожек, Э.Ожешко, Я.Парандовский, Т.Ружевич
Украина:
Н.Бажан, П.Тычина, И.Франко
Болгария:
И.Вазов
Венгрия:
Д.Ийеш, Д.Лукач
Чехословакия:
А.Ирасек, К.Чапек
Румыния:
М.Элиаде
Югославия:
М.Крлежа
Индия:
Шри Ауробиндо
Япония:
Дзюнъитиро Танидзаки, Исикава Тацудзо, Юкио Мисима, Ясуси Иноуэ
Австралия:
К.С.Причард
Латинская Америка:
Ж.Амаду (Браз.), Х.М.Аргедас (Перу), Х.Л.Борхес (Арг.), Р.Гальегос (Вен.), А.Карпентьер (Куба)

А теперь те, кто премию получил.
Границы между группами условные, так что «миграция» не исключается. Поживем — увидим.
А. Писатели со статусом культовых фигур, оказавшие серьезное влияние на мировую литературу:
Морис Метерлинк (Бельгия, 1911)
Кнут Гамсун (Норвегия, 1920)
Джордж Бернард Шоу (Великобритания, 1925)
Томас Манн (Германия, 1929)
Герман Гессе (Швейцария, 1946)
Уильям Фолкнер (США, 1949)
Эрнест Хемингуэй (США, 1954)
Альбер Камю (Франция, 1957)
Жан-Поль Сартр (Франция, 1964)
Сэмюел Беккет (Ирландия–Франция, 1969)
Габриэль Гарсиа Маркес (Колумбия, 1982)

Б. Писатели-классики и авторы с широкой мировой известностью:
Редьярд Киплинг (1907) — яркая лирика и глубокие психологические новеллы с темой столкновения культур
Сельма Лагерлёф (1909) — шведская романистка: историческая и психологическая тематика, фольклорные мотивы
Герхарт Гауптман (1912) — немецкий драматург, представитель натурализма (тема наследственности)
Ромен Роллан (1915) — французский романист и драматург, автор эпических романов о становлении личности
Анатоль Франс (1921) — прозаик, продолжатель сатирической традиции Вольтера
Уильям Батлер Йейтс (1923) — знаменитый ирландский лирик и драматург, опиравшийся на образы кельтской мифологии и фольклора
Сигрид Унсет (1928) — норвежская писательница, известная благодаря двум эпичным историческим романам с психологической проблематикой
Джон Голсуорси (1932) — создатель «Саги о Форсайтах», отражающей исторические и духовные перемены в жизни Англии на рубеже веков
Иван Бунин (1933) — квинтэссенция и запоздалый исход XIX века
Андре Жид (1947) — французский прозаик, разрабатывавший идеи и формы Достоевского; писал о духовном и интеллектуальном кризисе современного человека
Томас Стернз Элиот (1948) — англоязычный лирик-модернист: философская поэзия с богатым реминисцентным фоном и новаторскими художественными формами
Пер Лагерквист (1951) — швед, автор повестей философско-притчевого типа
Михаил Шолохов (1965) — с формулировкой «за эпос о донском казачестве переломного времени»
Элиас Канетти (1981) — австрийский прозаик, автор романа «Ослепление», продолжающего традицию Ф.Кафки
Уильям Голдинг (1983) — английский прозаик: философские романы-притчи о человеческом бытии
Кэндзабуро Оэ (1994) — японский романист: мифологическое мышление, сильная антиутопическая тенденция, тема безответственности, насилия и отчуждения
Жозе Сарамаго (1998) — португалец; романы притчево-философского типа, со сложной формой повествования
Гюнтер Грасс (1999) — немецкий прозаик: сатирические романы с элементами гротеска, в основном антивоенной направленности
Кадзуо Исигуро (2017) — английский прозаик японского происхождения, писал об отчуждении, поисках личного жизненного смысла и перспективах человечества в целом

В. Писатели общенационального значения, известные также за пределами родины. Со временем часть их может стать полузабытыми, а парочка — перейти в разряд «классиков», но тут работает слишком много факторов, чтобы строить прогнозы:
Бьёрнстьерне Бьёрнсон (1903) — один из столпов норвежской литературы: проза в основном о крестьянской жизни (выиграл у своего соотечественника Х.Ибсена, который вообще-то еще крупнее, но увы…)
Генрик Сенкевич (1905) — остался в активе как создатель польского исторического романа.
Рабиндранат Тагор (1913) — индийский писатель с активной гражданской позицией; широкая панорама национальной жизни
Хенрик Понтоппидан (1917) — автор эпических романов о современной ему Дании.
Владислав Реймонт (1924) — романы о быте разных слоев польского общества
Синклер Льюис (1930) — американский прозаик, представитель критического реализма
Луиджи Пиранделло (1934) — итальянский драматург-новатор, тяготевший к гротеску
Юджин О՚Нил (1936) — американский драматург-натуралист, наследник Ибсена и предтеча Фолкнера
Роже Мартен дю Гар (1937) — французский романист, испытавший влияние Л.Толстого, автор семейной саги «Семья Тибо»
Перл Бак (1938) — американская романистка, родилась и долго жила в Китае; художественную ценность сохранила «Земля» — семейная сага о китайских крестьянах Вильхельм Йенсен (1944) — датский прозаик, испытавший влияние модернизма (в том числе своеобразные исторические романы)
Франсуа Мориак (1952) — французский католический писатель: романы на семейные темы, с этической проблематикой
Халлдор Лакснесс (1955) — романы о жизни исландского народа, в том числе исторические
Борис Пастернак (1958) — в первую очередь прекрасный (но непереводимый) поэт; премию, однако, получил за роман
Иво Андрич (1961) — исторические романы из жизни южных славян времен османской оккупации
Джон Стейнбек (1962) — американский реалист остросоциальной направленности
Шмуэль Агнон (1966) — проза на иврите с ярко выраженным «локальным колоритом»
Мигель Анхель Астуриас (1967) — оригинальная орнаментальная проза, основанная на фольклоре индейцев Гватемалы
Ясунари Кавабата (1968) — прозаик, «передавший сущность японского сознания»
Александр Солженицын (1970) — традиционный критический реализм в толстовском духе
Генрих Бёлль (1972) — немецкий прозаик с сильной антивоенной тенденцией
Патрик Уайт (1973) — эпические романы из жизни австралийских поселенцев
Эйвинд Юнсон (1974) — шведский прозаик; наиболее интересна его «осовремененная» версия «Одиссеи»
Сол Беллоу (1976) — романы о неприкаянности интеллектуала в американском обществе
Исаак Башевис-Зингер (1978) — американский романист польско-еврейского
происхождения, с сильной опорой на фольклорную стилевую традицию, писал на идиш
Клод Симон (1985) — представитель школы французского «нового романа» (ассоциативная проза)
Камило Хосе Села (1989) — испанец, писавший об участи «маленького человека»
Гарольд Пинтер (2005) — английский драматург, развивавший традиции чеховского театра
Марио Варгас Льоса (2010) — перуанский романист; тема общественного насилия, элементы сатиры, черты постмодернизма и «магического реализма»
Элис Манро (2012) — канадская новеллистка, считается продолжательницей традиции чеховского рассказа (хотя я особого сходства не вижу)
Петер Хандке (2019) — австрийский писатель: тема внутреннего мира личности, бесфабульное повествование, сосредоточенное на языковых средствах выражения
Юн Фоссе (2023) — норвежский прозаик и драматург-модернист, с формулировкой «за изъяснение неизъяснимого».

Г. Поэты по понятным причинам обычно имеют только национальное значение; пара исключений — Йейтс (1923) и Элиот (1948) — указана выше:
Фредерик Мистраль (1904) — провансальский поэт, возрождавший окситанский язык, автор «сельской поэмы» «Мирей»
Джозуэ Кардуччи (1906) — итальянец: патриотическая тематика, обновление стихотворных форм
Габриэла Мистраль (1945) — чилийская поэтесса с национальной тематикой, борец за права женщин
Хуан Рамон Хименес (1956) — блестящий испанский лирик-модернист с широкой палитрой художественных средств
Сальваторе Квазимодо (1959) — итальянский лирик; в основном использовал белый стих и верлибр
Сен-Жон Перс (1960) — француз, писавший эвфоническим версетом (подобие библейского стиха), создатель своеобразного эпоса космической метафизики
Йоргос Сеферис (1963) — греческий поэт, сочетавший новаторство с поэтической «эллинской традицией»
Нелли Закс (1966) — немецко-шведская поэтесса (верлибр), с формулировкой «за исследование судьбы еврейского народа»
Пабло Неруда (1971) — чилийский поэт-новатор, активный политический деятель, друг С.Альенде
Харри Мартинсон (1974) — швед; наиболее известна его поэма — «космическая» антиутопия «Аниара»
Эудженио Монтале (1975) — итальянский поэт, весьма разноплановый
Висенте Алейсандре (1977) — испанский лирик трагического звучания
Одиссеас Элитис (1979) — греческий поэт широкого тематического диапазона
Чеслав Милош (1980) — поляк, имевший также гражданство США и Литвы, «праведник мира»; поэзия с этической проблематикой
Ярослав Сейферт (1984) — чешский поэт с выраженной гражданской позицией
Иосиф Бродский (1987) — диссидент и отличный поэт, «два в одном»
Октавио Пас (1990) — мексиканский лирик-сюрреалист
Дерек Уолкотт (1992) — вест-индский англоязычный поэт
Шеймас Хини (1995) — ирландец с «национальной» темой, писавший, тем не менее, по-английски
Тумас Транстрёмер (2011) — шведский поэт ярко метафоричной образности
Боб Дилан (2016) — американский бард: поп-музыка, контркультура «песни протеста», фолк
Луиза Глюк (2020) — американская поэтесса: тема межличностных отношений и веры, техника верлибра

Д. В последние десятилетия усилилась тенденция к отбору по принципу «правильных взглядов» автора и прочих экстралитературных факторов. Но наличия таланта этот факт не исключает, так что 3-4 имени, вероятно, все же переживут своих носителей. Большинство авторов еще живы и даже пишут (умершие помечены †):
Воле Шойинка (1986) — основоположник литературы Нигерии, работал в разных жанрах, премии удостоен за драмы (на английском языке); на родине подвергался преследованиям
Нагиб Махфуз (1988) † — египетский прозаик, картины национального быта
Надин Гордимер (1991) † — англоязычная писательница из ЮАР, борец с апартеидом
Тони Моррисон (1993) † — афроамериканская романистка антирасистской направленности, тема «черных» и их культуры, постмодернистские приемы письма
Дарио Фо (1997) † — итальянский драматург и режиссер с активной гражданской позицией, автор гротескно-сатирических буффонад на социальные темы
Гао Синцзянь (2000) — китайский романист и драматург, по политическим мотивам эмигрировавший во Францию; сочетание национальной традиции с влиянием западных авторов (Достоевский, Пруст, Кафка, Беккет, Т.Манн)
Видиадхар Найпол (2001) † — англоязычный уроженец Тринидада индийского происхождения: проза с элементами документалистики, проблема ассимиляции иммигрантов, культурных маргиналов из постколониальной страны
Имре Кертес (2002) † — венгерский прозаик еврейского происхождения; тема концентрационных лагерей
Джон Кутзее (2003) — англоязычный «африканер»: написанные в духе экзистенциализма романы об апартеиде, неравенстве и прочих социально-исторических проблемах ЮАР; заодно борец за права животных
Эльфрида Елинек (2004) — австрийская писательница, автор романа «Пианистка»; тема феминизма и социально-политическая проблематика
Орхан Памук (2006) — турецкий романист, оппозиционный правительству; в технике постмодернизма разрабатывает тему сложного взаимодействия культур и конфессий
Дорис Лессинг (2007) † — английская писательница–феминистка, критиковавшая апартеид (до 30 лет проживала в Родезии)
Гюстав Леклезио (2008) — французский романист, разрабатывавший тему миграции
Герта Мюллер (2009) — представительница немецкоязычного меньшинства Румынии; проза антитоталитарной и антикоммунистической направленности (подавление личности государством, диктатура Чаушеску, притеснение нацменьшинств)
Мо Янь (2012) — политическая сатира с опорой на повествовательные приемы китайского народно-фантастического эпоса
Патрик Модиано (2014) — романы на автобиографической основе о времени оккупации Франции в 1940-е гг.
Светлана Алексиевич (2015) — белорусская журналистка, пишет на русском языке: художественно-документальная проза о войне и острых социально-политических проблемах
Ольга Токарчук (2018) — польская правозащитница и экоактивистка, прозаик-постмодернист: мне напоминает П.Коэльо, поглядывающего на Гарсиа Маркеса
Абдулразак Гурна (2021) — англоязычный прозаик из Танзании, тема колониализма и судьбы беженцев
Анни Эрно (2022) — француженка, автобиографические романы о женской судьбе

Е. Авторы, в основном уже ставшие «историей литературы»:
Сюлли-Прюдом (1901) — французский поэт и эссеист; сегодня известен главным образом как основатель премии для молодых французских поэтов
Хосе Эчегарай-и-Эйсагирре (1904) — испанский драматург, автор «драм чести», сейчас выглядящих чрезвычайно архаичными и натянутыми
Пауль Хейзе (1910) — немецкий новеллист в манере бидермейера
Вернер фон Хейденстам (1916) — шведский поэт и прозаик с романтической и патриотической тематикой
Карл Гьеллеруп (1917), датский прозаик — полузабытый, но его повесть «Мельница» меня впечатлила
Карл Шпиттелер (1919) — швейцарский поэт и прозаик, автор нашумевшей в свое время эпической поэмы «Олимпийская весна»
Хасинто Бенавенте-и-Мартинес (1922) — испанский драматург; сегодня его пьесы читаются как предтеча «мыльных опер» (самая популярная — «Игра интересов» — еще встречается в репертуаре театров)
Грация Деледда (1926) — итальянская писательница и поэтесса, работала в разных жанрах
Эрик Карлфельдт (1931) — шведский поэт, нынче забытый даже на родине, который с 1907 года входил в состав Нобелевского комитета; он от премии отказался, но был награжден посмертно (нарушение воли завещателя, кстати)
Франс Силланпя (1939) — сентиментальные романы из жизни финских крестьян

Ж. Авторы исторических, философских и т. п. работ:
Теодор Моммзен (1902) — автор «Римской истории», прославленный стилем и эрудицией
Рудольф Эйкен (1908) — немецкий философ, представитель «этического идеализма», забытый вскоре после смерти
Анри Бергсон (1927) — известный французский философ-интуитивист, приверженец «философии жизни»
Бертран Рассел (1950) — знаменитый британский философ, логик и математик, фигура мирового значения
Уинстон Черчилль (1953) — награжден в основном за автобиографическую прозу

Случаи присуждения Нобелевской премии по сомнительным основаниям, конечно, встречаются не только в литературе. Премии в своих областях не имели ни Менделеев, ни Фрейд, ни Гэлбрейт…
Махатма Ганди номинировался на Премию мира 5 раз, но так и не получил ее. Зато получил — к общему и своему собственному удивлению — Барак Обама, к тому времени (2009) президентствовавший всего 9 месяцев. Академики объяснили свое решение тем, что хотели его морально поддержать.
О некоторых замечательных ошибках рассказано тут:
https://www.maximonline.ru/longreads/fail-nobel-committee-id163338/
Свернуть сообщение
Показать полностью
Показать 14 комментариев

Похмельные мозги, сосиски для Стёпы Лиходеева и перепела по-генуэзски: https://tsargrad.tv/articles/nasha-kuhnja-zakusyvaem-s-bulgakovym_197679 И прочие внезапно вышедшие из моды "ужасы" булгаковский Москвы начала прошлого века ::) Жаль в экранизацию не вошло.

#едаблоги #литература #картинки
#даты #литература #длиннопост
Мне представляется, что на мир, в котором мы живем, можно смотреть без отвращения только потому, что есть красота, которую человек время от времени создает из хаоса. Картины, музыка, книги, которые он пишет, жизнь, которую ему удается прожить.
Еще один январский юбилей: 150 лет Сомерсету Моэму.
Будущий писатель родился в семье юриста британского посольства во Франции. Его родным языком был французский.
Семи лет от роду мальчик потерял мать, а еще через три года — и отца. Его отослали к родственникам в Англию, где он оказался на попечении дяди-пастора, человека эгоистичного и ограниченного. В школе над ним смеялись из-за французского акцента, заикания… Моэм рос болезненным и замкнутым ребенком.
Показать полностью 7
Показать 5 комментариев
#даты #литература
200 лет назад родился
Нет, лучше начать не так.
В XVIII веке в Лондоне жил-был один литератор средней руки, по совместительству приторговывавший картинами: литература — ремесло неверное и не особо хлебное.
Звали его Уильям, а фамилию немного придержу: нужна же мне какая-то интрига!
Его сын, Уильям-младший, унаследовал от отца не только имя, но и увлечение живописью. Только он стал уже не просто знатоком, а известным по английским масштабам художником. Его излюбленные сюжеты — пейзажи и сентиментальные жанровые сценки в «предвикторианском» вкусе, большей частью из сельского быта.
Вот такие:
Бездомный котенок
Счастлив, как король
На пшеничном поле
Продавец вишен
Раннее утро

Показать полностью 6
Показать 2 комментария
#цитата "Железный король" #литература

Есть на свете немало людей, которые с детских лет мечтают о путешествиях и приключениях, чтобы не только в глазах посторонних, но и в своих собственных казаться героями. А когда жизнь сталкивает их с долгожданным приключением, когда опасность близка, они думают с раскаянием: "Кой черт мне все это нужно, понесла же меня нелегкая!"

п.с. когда решил выйти в лес раз в год на лыжах...
Показать 2 комментария
#литература #фэнтези #прекрасное

"Кот глянул на нее так, что ей стало понятно — это не она очень недовольна котом, это кот очень недоволен ею. Я кот, говорил весь его вид. Я гордый ночной зверь, который не боится тьмы, который охотится во тьме. Я победитель. Я подстерег добычу и откусил ей голову, а ты, глупая девушка, вместо того, чтобы спокойно подождать пару минут, мешала мне своей истерикой и «кис-кисами». Я делал, что хочу, я делаю, что хочу, и буду делать, что хочу, и не смей мне приказывать." (Е. Белецкая "Девушка с черным котом")

По-моему, очень красивое описание кошачьего характера.
#даты #литература #поэзия #цитаты #длиннопост
150 лет со дня рождения Валерия Брюсова
Есть в Москве Брюсов переулок.
Как известно, назван он в честь графа Якова Вилимовича Брюса, одного из «птенцов гнезда Петрова» — генерал-фельдмаршала, дипломата, инженера и ученого, чей предок происходил из древнего шотландского рода и переселился в Россию в середине XVII века, после утраты Шотландией независимости. В народе Яков Вилимович имел репутацию чернокнижника («колдун на Сухаревой башне»).
У Брюса, само собой, были крепостные крестьяне — «Брюсовы».
Одному из носителей этой фамилии в 1850-х годах удалось мелочной торговлей собрать достаточно деньжонок и выкупиться на волю.
Кузьма Брюсов до конца своих дней был полуграмотен. Его сын Яков (родившийся тоже крепостным, но «доросший» до купеческого звания) — уже человек довольно образованный, поклонник Некрасова и Чернышевского, убежденный демократ и дарвинист. А сын Якова — Валерий Брюсов — окончил историко-филологический факультет Московского университета и стал выдающимся эрудитом.
Брюсов прожил всего 50 лет — но любой словарь выдаст примерно такую его характеристику: «поэт, прозаик, драматург, переводчик, журналист, редактор, литературовед, литературный критик и историк; теоретик и один из основоположников русского символизма».
В юности он сказал: «Я хочу жить так, чтобы в истории всеобщей литературы обо мне было две строчки. И они будут!» Энергичный, деятельный характер этого человека сочетался с амбициозностью и страстной жаждой знания:
Свободно владея (кроме русского) языками латинским и французским, я знаю настолько, чтобы читать без словаря, языки: древнегреческий, немецкий, английский, итальянский; с некоторым трудом могу читать по-испански и по-шведски; имею понятие о языках: санскритском, польском, чешском, болгарском, сербском. Заглядывал в грамматики языков: древнееврейского, древнеегипетского, арабского, древнеперсидского и японского.
В чем я специалист? 1) Современная русская поэзия. 2) Пушкин и его эпоха. Тютчев. 3) Отчасти вся история русской литературы. 4) Современная французская поэзия. 5) Отчасти французский романтизм. 6) XVI век. 7) Научный оккультизм. Спиритизм. 8) Данте; его время. 9) Позднейшая эпоха римской литературы. 10) Эстетика и философия искусства.
Характерное выражение — «научный оккультизм». Чисто брюсовская черта: даже в спиритизме (который был тогда в моде) его притягивало внешнее сходство с экспериментальной наукой. Недаром любимым предметом Брюсова в юности была математика.
Но, Боже мой! Как жалок этот горделивый перечень сравнительно с тем, чего я не знаю. Весь мир политических наук, все очарование наук естественных, физика и химия с их новыми поразительными горизонтами, все изучение жизни на земле, зоология, ботаника, соблазны прикладной механики, истинное знание истории искусств, целые миры, о которых я едва наслышан, древность Египта, Индия, государство Майев, мифическая Атлантида, современный Восток с его удивительной жизнью, медицина, познание самого себя и умозрения новых философов, о которых я узнаю из вторых, из третьих рук. Если бы мне жить сто жизней — они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня!
В библиотеке Брюсова насчитывалось около 5000 томов. Из них:
• 200 томов энциклопедических и прочих словарей и грамматик
• 241 том — античный отдел
• 224 — Пушкин и литература о нем
• 330 — прочие русские классики и литературоведение в целом
• 1135 — писатели эпохи символизма
• 676 — французская литература
• 129 — английская
• 93 — немецкая
• 66 — итальянская
• 80 — армянская
• 220 — искусство
• 143 — философия
• 43 — история религии
• 64 — математика
• 47 — естествознание
• 233 — альманахи, русские и зарубежные
• 1018 — журналы
В одной из своих статей Брюсов сделал тонкое замечание о пушкинском Сальери: он не завистник — от Моцарта Сальери отличает иной склад художественного дарования, которое исходит не от наитий, а от выстроенного алгоритма («поверить алгеброй гармонию»). Статья называлась «Пушкин и Баратынский» — они, по мнению Брюсова, были характернейшими представителями этих двух типов. И себя он тоже относил к «сальерианцам».
Такой необычный для поэта рационалистический и одновременно экстенсивный склад мышления не мог не дать довольно любопытных результатов. Здесь пролегает черта, отделяющая Брюсова от Блока, «старших» символистов» от «младших».
Младшие шли вглубь.
Старшие — и Брюсов прежде всего — раскидывались вширь.
Поэтический мир его в большей степени внешний, чем внутренний. Это своего рода музей с галереей экспонатов: пейзажи, портреты, памятники искусства, исторические события, верования, идеи, «мгновения»… Брюсов жаден — он не желает оставить что-либо непознанным и невоспетым:
Мой дух не изнемог во мгле противоречий,
Не обессилел ум в сцепленьях роковых.
Я все мечты люблю, мне дороги все речи,
И всем богам я посвящаю стих…
Я посещал сады Лицеев, Академий,
На воске отмечал реченья мудрецов,
Как верный ученик, я был ласкаем всеми,
Но сам любил лишь сочетанья слов.
Хотел того Брюсов или нет, последняя строчка выглядит как признание внутреннего холода: под покровом кипучей активности, внешне бурных эмоций — трезвый взгляд регистратора и аналитика.
Стремление к всеохватности отражается даже в названиях поэтических сборников и циклов Брюсова, где в тех или иных формах вылезает множественное число — плюс отсутствие ложной скромности: Juvenilia (Юношеское), Chefs d’oeuvre (Шедевры), Me eum esse (Это я), Tertia vigilia (Третья стража), Urbi et Orbi (Миру и Городу — формула Папы!), Stephanos (Венок), Все напевы, Зеркало теней, Семь цветов радуги, Девятая камена, Последние мечты, В такие дни, Миг, Дали, Меа (Спеши)…
Брюсов мечтал запечатлеть в циклах «Сны человечества» все формы культурного сознания и все типы мышления. Даже сборник его работ о русских поэтах был озаглавлен так, чтобы объять всё и вся: «Далекие и близкие».

И вышло так, что человеку с подобным складом мышления довелось стать провозвестником и лидером русского символизма — причем вовсе не по причине почившего на нем благословения музы или тому подобных таинственных феноменов, а вследствие целенаправленного решения.
Преклоняясь перед Пушкиным, Брюсов тем не менее считал, что новая эпоха нуждается в новом языке: «Что если бы я вздумал на гомеровском языке писать трактат по спектральному анализу?»
В 20 лет он записал в своем дневнике:
Талант, даже гений, честно дадут только медленный успех, если дадут его. Это мало! Мне мало. Надо выбрать иное… Найти путеводную звезду в тумане. И я вижу ее: это декадентство. Да! Что ни говорить, ложно ли оно. смешно ли, но оно идет вперед, развивается, и будущее будет принадлежать ему, особенно когда оно найдет достойного вождя. А этим вождем буду я!
Сказано — сделано. Через год вышел первый сборник его стихов. Затем — лет десять насмешек и возмущения критиков. И только потом пришло признание.
Парадокс заключался в том, что пророком и вождем символистов стал поэт, по своей натуре и характеру дарования меньше всего склонный к символизму.
О чем речь, можно увидеть на примере одного из самых известных брюсовских стихотворений:
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.

Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.

И прозрачные киоски
В звонко-звучной тишине
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.

Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне…
Звуки реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.

Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.
Стихотворение названо «Творчество». Сколько глубокомысленных интерпретаций на его основе было построено, какие проникновения в глубочайшие творческие тайны виделись критикам за этими строчками!
А из противоположного лагеря неслись обвинения в отсутствии здравого смысла. Владимир Соловьев ехидничал:
Обнаженному месяцу восходить при лазоревой луне не только неприлично, но и вовсе невозможно, так как месяц и луна суть только два названия для одного и того же предмета.
Между тем основа у стихотворения самая тривиально-биографическая. Поэт задремал вечером у печки. Загадочное слово «латания» означает пальму (в данном случае комнатную), а эмалевая стена — это печные изразцы, в которых отражаются пальмовые листья-лопасти: их тени похожи на «фиолетовые руки». Месяц тоже отражается на изразцах в виде «лазоревой луны» — вот оно, возмутившее Соловьева удвоение небесного светила.
Короче, никаких символических шарад Брюсов тут не стремился загадывать: он просто образно описал состояние полусна-полуяви, пробуждающее художественное воображение. (Другое дело, что поэтический текст сам по себе является структурой смыслопорождающей…)
В плане критических придирок особенно прославилось брюсовское одностишие: «О, закрой свои бледные ноги!» Критик язвительно замечал, что хотя бы это стихотворение имеет несомненный и ясный смысл:
Для полной ясности следовало бы, пожалуй, прибавить: „ибо иначе простудишься“, но и без этого совет г. Брюсова, обращенный, очевидно, к особе, страдающей малокровием, есть самое осмысленное произведение всей символической литературы.
Нападки Соловьева, однако, привлекли к начинающему поэту внимание публики. И понеслось…
Но хотя сам Брюсов был символистом весьма сомнительным, теорию символизма он разработал, попутно разгромив оппонентов. Сторонников доктрины «гражданственности» в искусстве (Некрасов и К°) он сравнил с мальчиком Томом из «Принца и нищего», который колол орехи государственной печатью Англии. «Чистое искусство» (Фет и К°), по мнению Брюсова, предлагает любоваться блеском этой печати; а филология и вовсе подменяет вопрос о предназначении искусства вопросом о генезисе и составе, как если бы ту же печать разложили в алхимическом тигеле.
Подлинный смысл искусства, по заявлению Брюсова, — в интуитивном откровении тайн бытия.
Между тем этому требованию, по сути, отвечало только творчество «младших символистов» во главе с Блоком, которые — еще один парадокс! — вдохновлялись прежде всего философией и поэзией того самого Соловьева, что так жестоко раскритиковал Брюсова.
А вот в лирике Брюсова, как и его сподвижника Бальмонта, никаких особенных «тайн бытия» не наблюдается: символ стал для них только средством словесного искусства. Стихи Брюсова пластичны и скульптурны. Он любит меру, число, чертеж; он интеллектуален и даже рассудочен. По оценке А.Белого, при всей своей тематической пестроте Брюсов неизменен: он лишь проводит свое творчество сквозь строй все новых и новых технических завоеваний. «Он только отделывал свой материал, и этот материал — всегда мрамор».
Знавшим Брюсова людям неизменно приходило на ум сравнение с магом. Стройный, гибкий, как хлыст, брюнет в черном сюртуке, со скрещенными на груди руками (типичная его поза), скульптурной лепки лицо, насупленные брови и гипнотические черные глаза…
Однако «черный маг», увлекавшийся изучением оккультизма, потомок крепостных «колдуна с Сухаревой башни», сам ни во что иррациональное не верил. В одной из своих заметок он так высказался по этому поводу:
В одном знакомом мне семействе к прислуге приехал погостить из деревни ее сын, мальчик лет шести. Вернувшись в деревню, он рассказывал: «Господа-то (те, у кого служила его мать) живут очень небогато: всей скотины у них – собака да кошка!» Мальчик не мог себе представить иного богатства, как выражающегося в обладании коровами и лошадьми. Этого деревенского мальчика напоминают мне критики-мистики, когда с горестью говорят о «духовной» бедности тех, кто не религиозен, не обладает верой в божество и таинства.
Интересно, что неспособность к религиозно-мистическим переживаниям сочеталась у Брюсова с нелюбовью к музыке (хотя он свободно читал ноты и умел играть на фортепиано). В этом отношении Брюсов являлся полной противоположностью Александра Блока, в чьих глазах мир был исполнен тайных значений и сакральных смыслов, а музыка становилась способом их постижения. Они двое представляли собой своего рода ИНЬ и ЯН русской поэзии.

Лирические герои Брюсова многочисленны и многолики — и это тоже отличает его от Блока (да и от большинства лириков). Но почти всегда это Сильная Личность. В этот же ряд попадает и романтически-отстраненный Поэт — «юноша бледный со взором горящим». Но чаще всего брюсовские гимны Сверхличности вдохновляются легендами.
Вот — скифы, вот — халдейский пастух, познавший ход небесных светил; вот в пустыне иероглифы, гласящие о победах Рамзеса; вот Александр Великий, называющий себя сыном бога Аммона; вот Клеопатра и Антоний, Старый Викинг, Дон-Жуан, Мария Стюарт, Наполеон, Данте в Венеции… Оживают герои мифов: Деметра, Орфей и Эвридика, Медея, Тезей и Ариадна, Ахиллес у алтаря, Орфей и аргонавты… Не только сюжет, но само торжественное звучание чеканного стиха создает образы, похожие на медальные профили (недоброжелатели сравнивали брюсовские стихи с паноптикумом восковых фигур):
Я — вождь земных царей и царь, Ассаргадон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.
Сидон я ниспроверг и камни бросил в море…
Склонность поэта к перевоплощению распространялась не только на героев истории. У него есть стихотворения, написанные «от лица» очень неожиданных персонажей:
«Я — мотылек ночной…»
«Я — мумия, мертвая мумия…»
«Мы — электрические светы» (именно так, во множественном числе!)
«Зимние дымы» («Хорошо нам, вольным дымам…») — и т. д.
Эта страсть к метаморфозам предопределила и увлечение переводами. По обилию блестящих переводов Брюсова можно поставить рядом только с Жуковским. Особенно ему удавались переводы с французского, прежде всего — Эмиль Верхарн.
Поэта зачаровывает дыхание истории, доносящееся из темной пропасти веков:
Где океан, век за веком, стучась о граниты,
Тайны свои разглашает в задумчивом гуле,
Высится остров, давно моряками забытый, —
Ultima Thule.
Для брюсовских супергероев органичны экзотичные декорации: египетские пирамиды, леса криптомерий, безумные баядерки, идолы острова Пасхи…
Другая тема Брюсова созвучна Бодлеру и Верхарну: мрачная поэзия современного города, его суета, резкие контрасты, электрический свет и кружение ночных теней.
…Она прошла и опьянила
Томящим запахом духов,
И быстрым взором оттенила
Возможность невозможных снов.
Сквозь уличный железный грохот,
И пьян от синего огня,
Я вдруг заслышал жадный хохот,
И змеи оплели меня.
От этой «Прохожей» Брюсова тянутся нити к блоковской «Незнакомке». Еще до Блока открыл он и тему «страшного мира». Брюсов — певец цивилизации — любил порядок, меру и строй, но был околдован хаосом, разрушением и гибелью. Ощущение близкой опасности вызывало к жизни образы, похожие на смутные, тревожные сны:
Мы бродим в неконченом здании
По шатким, дрожащим лесам,
В каком-то тупом ожидании,
Не веря вечерним часам.
Нам страшны размеры громадные
Безвестной растущей тюрьмы.
Над безднами, жалкие, жадные,
Стоим, зачарованы, мы…
Поэма «Конь блед» с эпиграфом из Апокалипсиса ведет к пугающей мысли: для современного человечества, завороженного дьявольским наваждением города, нет ни смерти, ни воскресения. Сама ритмика стихотворения производит впечатление грузной механической силы:
Улица была — как буря. Толпы проходили,
Словно их преследовал неотвратимый Рок.
Мчались омнибусы, кэбы и автомобили,
Был неисчерпаем яростный людской поток…
Если сюда ворвется сам всадник-Смерть, водоворот приостановится лишь на мгновенье: потом нахлынут новые толпы… Безумному кружению призраков суждена дурная бесконечность.

Брюсов стал, возможно, величайшим экспериментатором в области техники русского стиха, использовавшим все возможные формы ритмики и открывшим новые («надобно так уметь писать, чтобы ваши стихи гипнотизировали читателя...»).
И тот же импульс к универсальности — в жанрах. Перед читателем, как на параде, проходят элегии, буколики, оды, песни, баллады, думы, послания, картины, эпос, сонеты, терцины, секстины, октавы, рондо, газеллы, триолеты, дифирамбы, акростихи, романтические поэмы, антологии…
Как известно, стихотворные размеры в целом делятся на двухсложные и трехсложные. Хотя стопы большей «мерности» тоже существуют, о них обычно не вспоминают. Просто потому, что даже в русском языке трудно найти столько длинных слов, чтобы обеспечить такие размеры.
Брюсову — не трудно!
Например, пеон — четырехсложный размер. В зависимости от того, на какой слог падает ударение, он бывает четырех типов, которые называются просто по номеру ударного слога. В стихотворении «Фонарики» использован «пеон-второй». Вот несколько строк:
Столетия — фонарики! о, сколько вас во тьме,
На прочной нити времени, протянутой в уме!
Огни многообразные, вы тешите мой взгляд...
То яркие, то тусклые фонарики горят.
Век Данте — блеск таинственный, зловеще золотой...
Лазурное сияние, о Леонардо, — твой!..
Большая лампа Лютера — луч, устремленный вниз...
Две маленькие звездочки, век суетных маркиз...
Сноп молний — Революция! За ним громадный шар,
О ты! век девятнадцатый, беспламенный пожар!..
Пеон-третий:
Застонали, зазвенели золотые веретёна,
В опьяняющем сплетеньи упоительного звона…
Вообще-то многосложные размеры для нашей поэзии достаточно органичны, но устойчиво связаны с фольклорной традицией — из-за малого числа ударений строчки приобретают характерную распевность. Например, пентон — и вовсе пятисложный размер: ударение стабильно приходится на третий слог из пяти. У А.К.Толстого:
Кабы зна́ла я, кабы ве́дала,
Не смотре́ла бы из око́шечка
Я на мо́лодца разуда́лого,
Как он е́хал по нашей у́лице…
Еще один значимый момент — клаузула (ритмическое окончание). Это число слогов за последним ударным гласным в строчке. Бывают клаузулы мужские (ударение на последний слог в строчке) — например, рифмы «любовь / кровь». Клаузулы женские (на предпоследний) — «время / племя». Дактилические (на третий от конца) — «народное / свободное». И даже гипердактилические (на четвертый): «рябиновые / рубиновые».
Для Брюсова не проблема забраться и подальше. Вот начало стихотворения, где ударение приходится на пятый от конца слог:
Холод, тело тайно ско́вывающий,
Холод, душу очаро́вывающий…
От луны лучи протя́гиваются,
К сердцу иглами притра́гиваются…
Брюсов издал целую книгу — «Опыты по метрике и ритмике, по эвфонии и созвучиям, по строфике и формам». Например, стихотворение, где наблюдается последовательное, через каждые 2 строчки, уменьшение клаузулы — от 6-сложной к нулевой — начинается строчками:
Ветки, темным балдахином све́шивающиеся,
Шумы речки, с дальней песней сме́шивающиеся…
Другая разновидность игры с метром — разностопность. Пример строфы, где первая строчка — это 3-стопный анапест, вторая — 4-стопный, третья — 5-стопный, 4-я — опять 4-стопный:
Вся дрожа, я стою на подъезде
Перед дверью, куда я вошла накануне,
И в печальные строфы слагаются буквы созвездий.
О туманные ночи в палящем июне!
А тут через строчку чередуются разные размеры: дактиль и амфибрахий. В стиховедении этот редко встречающийся фокус называется «трехсложник с вариациями анакруз»:
В мире широком, в море шумящем
Мы — гребень встающей волны.
Странно и сладко жить настоящим,
Предчувствием песни полны.
Нередко Брюсов использует эффект цезуры: в середине строки возникает пауза за счет пропуска одного слога. Ниже — строфа из стихотворения, написанного ямбом, где в каждой строчке аж по 3 цезуры (отмечены значком /):
Туман осенний / струится грустно / над серой далью / нагих полей,
И сумрак тусклый, / спускаясь с неба, / над миром виснет / все тяжелей,
Туман осенний / струится грустно / над серой далью / в немой тиши,
И сумрак тусклый / как будто виснет / над темным миром / моей души.
Так же активно работает Брюсов и с фонетикой стиха: аллитерации, ассонансы (повторяющиеся согласные и гласные) — все виды созвучий, которые создают дополнительную гипнотическую напевность. В данном случае это повторы А, Ю и ТА:
Ранняя осень любви умирающей.
Тайно люблю золотые цвета
Осени ранней, любви умирающей.
Ветви прозрачны, аллея пуста,
В сини бледнеющей, веющей, тающей
Странная тишь, красота, чистота…
Ритмические изыски сочетаются с фонетическими:
Близ медлительного Нила, / там, где озеро Мерида, / в царстве пламенного Ра,
Ты давно меня любила, / как Озириса Изида, / друг, царица и сестра!
И клонила / пирамида / тень на наши вечера…
В этом стихотворении использован пеон-третий; двойная цезура сочетается с тройной внутренней рифмой: -ИЛА / -ИДА / -РА; а строфы (из трех строчек) укорачиваются в конце.
Технические навыки Брюсов усовершенствовал до степени невероятной. Поэт В.Шершеневич вспоминал, что как-то послал ему акростих, в подражание латинскому поэту Авсонию, где можно было прочесть «Валерию Брюсову» по диагоналям и «от автора» — по вертикали. Адресат немедленно ответил стихотворением, в котором по двум диагоналям можно было прочесть «Подражать Авсонию уже мастерство», а по вертикалям — «Вадиму Шершеневичу от Валерия Брюсова».
Почему он растрачивал столько сил на подобные ученические опыты? В «Сонете к форме» Брюсов изложил свое кредо: безупречная форма — единственный способ существования для произведения искусства:
Есть тонкие властительные связи
Меж контуром и запахом цветка.
Так бриллиант невидим нам, пока
Под гранями не оживет в алмазе.
Так образы изменчивых фантазий,
Бегущие, как в небе облака,
Окаменев, живут потом века
В отточенной и завершенной фразе...
И сама индивидуальность поэта, по утверждению Брюсова, выражается не в чувствах и мыслях, представленных в его стихах, а в приемах творчества, в любимых образах, метафорах, размерах и рифмах. Не случайно Блок в дарственной надписи на своем сборнике назвал Брюсова «законодателем и кормщиком русского стиха».

Еще одна часть наследия Брюсова — проза. Здесь вовсю развернулась его страсть к необычному — археология, экзотика и фантастика.
Рассказ «Республика Южного Креста» — антиутопия, написанная еще до замятинского «Мы». Звездный город на Южном полюсе отделен от внешнего мира громадной крышей, всегда освещенной электричеством. В этом разумном муравейнике возникает вдруг эпидемия — мания противоречия. Люди начинают делать противоположное тому, что они хотят. Картины гибели, озверения, массового безумия — традиции Жюля Верна и Уэллса сочетаются здесь с Эдгаром По.
Брюсов стремился пересадить на отечественную почву приемы иностранной беллетристики: на него сыпались упреки в дурном вкусе, болезненном декадентском эротизме в духе Лиль-Адана и Бодлера (сборник рассказов «Земная ось»)… Его влекла идея взаимопроникновения иллюзии и действительности, порождающая фантастические метаморфозы во внутреннем мире человека:
Нет определенной границы между миром реальным и воображаемым, между „сном“ и „явью“, „жизнью“ и „фантазией“. То, что мы считаем воображаемым, — может быть высшая реальность мира, а всеми признанная реальность — может быть самый страшный бред.
Отличительная особенность брюсовской прозы — сочетание рассудочности и иррациональности, логики и абсурда, местами смутно напоминающее будущие «культурологические детективы» Умберто Эко.
Роман «Огненный Ангел был встречен критикой с холодным недоумением: ни под один из существовавших в русской литературе жанров он не подходил. Для исторического романа он был слишком фантастичным, для психологического — слишком неправдоподобным. Содержание романа автор исхитрился втиснуть в «полное название», стилизованное под старинную манеру синопсисов:
„Огненный Ангел“, или правдивая повесть, в которой рассказывается о дьяволе, не раз являвшемся в образе светлого духа одной девушке и соблазнившем ее на разные греховные поступки, о богопротивных занятиях магией, гоетейей и некромантией, о суде над оной девушкой под председательством его преподобия архиепископа Трирского, а также о встречах и беседах с рыцарем и трижды доктором Агриппою из Неттесгейма и доктором Фаустом, записанная очевидцем.
По затейливости роман напоминает одновременно «Эликсиры сатаны» Гофмана и «Саламбо» Флобера. Запутанный авантюрный сюжет, приключения и мистика соединяются в нем с педантической «научностью» и многочисленными примечаниями: Брюсов не впустую хвалился, что сведущ в оккультных науках. Они служат созданию глубины и вносят ноту иронического остранения.
Пересказ «Огненного ангела» может создать иллюзию (но только иллюзию!), будто это роман «вальтерскоттовского» типа.
Кельн, XVI век. Главный герой Рупрехт, гуманист и воин, возвращается из Америки, где провел пять лет. На дороге, в одинокой гостинице, он знакомится с красавицей Ренатой. Когда Рената была ребенком, к ней явился огненный ангел Мадиэль и обещал вернуться снова в человеческом образе. И через несколько лет появился белокурый граф Генрих фон Оттергейм, который увез Ренату в свой замок. Но вскоре Генрих исчез, а Ренату стали терзать злые духи.
Рупрехт становится спутником Ренаты в поисках графа Генриха; со временем девушка проникается к Генриху жгучей ненавистью и требует от Рупрехта, чтобы он за нее отомстил. Под ее влиянием герой начинает заниматься магией (тут и сцены полета на шабаш, и вызов дьявола, и книги по демонологии). Затем в сюжет врываются Агриппа Неттесгеймский, а также доктор Фауст и Мефистофель…
Роман подсвечен неслабыми психологическими амбициями. В натуре Ренаты воспаленное воображение, мистицизм, вырастающий из сознания греховности и жажды искупления, бесплодное стремление к святости и неутолимая потребность в любви превращены в патологические симптомы. На этом примере иллюстрируется феномен истерии средневековых ведьм.
Вдобавок этот закрученный сюжет наложен на реальный «любовный треугольник» из биографии автора, где роль Рупрехта досталась самому Брюсову, а Ренатой и графом Генрихом стали поэтесса Нина Петровская и писатель-символист Андрей Белый. (Любовные истории, как правило трагические, тянулись за Брюсовым всю его недлинную жизнь, будто в нем действительно было что-то «роковое».)
За «Огненным ангелом» последовал роман из римской жизни — «Алтарь Победы», впрочем, тоже не имевший успеха. Традиционно поэты тяготели к греческой культуре в противовес «великодержавным» варварам-римлянам, а вот Брюсова живо интересовали именно римляне. Он сам признавался, что существуют миры, для него внутренне закрытые, — прежде всего мир Библии; что ему близка Ассирия, но не Египет, а Греция интересна «лишь постольку, поскольку она отразилась в Риме».
Хотя Брюсова и влекла психология людей «рубежа», поэт М.Волошин в своих воспоминаниях отмечал, что ему был чужд изысканный эстетизм и утонченный вкус культур изнеженных и слабеющих: «В этом отношении никто дальше, чем он, не стоит от идеи декаданса»…

Это наблюдение подтвердилось. Добившись всеобщего признания как лидер русского символизма, Брюсов без сожаления оставил эту роль, объявив, что периоды «порывов» и «революций» в сфере творчества — только база для обновления классического академизма. Ему было скучно стоять на месте — даже на месте вождя бунтарей: Брюсов рвался вперед, жадно хватаясь за все новое.
Так, например, в 1916 году он увлекся армянской культурой, за полгода выучил язык и проглотил огромное количество книг по теме, читал лекции в Тифлисе, Баку, Эривани… Результатом стал выход антологии «Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней», составленной из переводов крупнейших русских поэтов, которых Брюсов привлек к работе (в том числе, разумеется, и переводов самого Брюсова), под его же редакцией. «Поэзия Армении…» и до сего дня считается эталоном жанра и переиздается в неизменном составе.
Не удивительно, что Брюсов с его жаждой постоянного обновления жизни оказался среди тех немногих, кто после революции сразу признал советскую власть. Также не удивительно, что его поступок объясняли с самых разных точек зрения, в диапазоне от «понял и принял» до «продался». Неуязвимой для сомнений остается только причина, указанная самим поэтом: «Что бы нас ни ожидало в будущем, мы должны пронести свет нашей национальной культуры сквозь эти бури…».

Он сделал все, что смог, — за оставшиеся ему несколько лет. Заведовал отделом научных библиотек Наркомпроса, Московской Книжной палатой, организовал и возглавил Литературный отдел при Наркомпросе, а затем — Высший литературно-художественный институт, который в обиходе называли «Брюсовским»: на его базе позднее был создан современный Литературный институт им. Горького. Огромные силы Брюсов вложил в чтение лекций, в труды по пушкинистике и по технике стиха, издательскую и редакторскую работу...
И, конечно, он продолжал писать стихи, где все явственнее проступала «научная» тема: «электроплуг, электротраллер — чудовища грядущих дней», мир атомов и электронов, мечты о космических полетах… Наука нового века была близка Брюсову пафосом завоеваний, демонстрацией бесконечного богатства мира.
Он сгорел быстро — в 50 лет. И оставил после себя очень много. Добрая четверть наследия Брюсова не издана еще и сегодня, кое-что опубликовано спустя десятки лет после его смерти. (Так случилось, например, с трагедией «Диктатор», написанной в 1921 году, — она была отклонена как идеологически ложная: «в социалистическом государстве не может быть почвы для появления диктатора». Пьеса вышла в свет только с началом перестройки.)
Крупнейший русский стиховед, М.Л.Гаспаров, писал о Брюсове:
Его можно не перечитывать, его можно осуждать за холодность и сухость, ему можно предпочитать Блока, Маяковского, Есенина, Пастернака... Но нельзя не признавать, что без Брюсова русская поэзия не имела бы ни Блока, ни Пастернака, ни даже Есенина и Маяковского — или же имела бы их неузнаваемо иными. Миновать школу Брюсова было невозможно ни для кого.
Героем собственных стихов — и известного врубелевского портрета — предстает Брюсов в строках своего пожизненного друга и соперника Андрея Белого:
У ног веков нестройный рокот,
катясь, бунтует в вечном сне.
И голос ваш — орлиный клекот —
растет в холодной вышине.
В венце огня, — над царством скуки,
над временем вознесены, —
застывший маг, сложивший руки,
пророк безвременной весны.
Свернуть сообщение
Показать полностью
Показать 6 комментариев

Вчера с другом обсудили, всегда ли в киберпанке можно увидеть зловеще разлагающуюся систему государства в последней стадии. Выводы представлены ниже.
Волны киберпанка

Зарождение. По эстетике похоже на фильм 🎬 "Хакеры". Программисты встречаются в сети с чем-то, что на первый взгляд мало опознаваемо и выглядит достаточно весело. Но потом выясняют, что это было злобное порождение самой сети/другая группа хакеров-анархистов/масштабный злодей. Хорошие ребята побеждают при помощи технологий или приходят к миру с самими собой. Очень активно эксплуатируется тема виртуальной реальности, но люди всё ещё вполне похожи на людей.
Примеры:
📖 Брюс Бетке "Интерфейсом об тейбл"
Показать полностью
Показать 3 комментария
#цитаты_в_тему #литература и бытовая #психология
Пожизненная привычка выписывать цитаты в конце концов приводит к необходимости создавать для них теги. Вот еще одна тема, по которой набралось всякого добра, и это… но сначала — осколок литературной истории.
Был ли конкретный прототип у Хлестакова?
Да как сказать.
Спустя три года после приезда в Петербург Гоголю — в то время еще никому не известному 22-летнему юноше — удалось свести шапочное знакомство с Пушкиным, который был старше его на 10 лет и находился на вершине своей славы.
Уже через месяц после этой встречи Гоголь написал маменьке в родную Васильевку, чтоб она отныне адресовала свои письма не непосредственно ему, а на имя Пушкина, в Царское Село, «для передачи Н.В.Гоголю». Сам Гоголь, надо заметить, в это время жил в Павловске. В следующем письме он еще раз напомнил: «Помните ли вы адрес? на имя Пушкина, в Царское Село».
Показать полностью
Показать 6 комментариев
#литература #гп #на_правах_заявки #в_качестве_бреда #вопрос

Интересно, а есть уже такие фанфики, где Дамблдор не отправил младенца Гарри к Дурслям, а перевёз в Хогвартс, а потом случайно сам стёр себе память и забыл, куда дел Гарри, а ока Гарри искали, его подобрали привидения и Пивз и воспитали втайне от Дамблдора?
Показать 5 комментариев
Показать более ранние сообщения

ПОИСК
ФАНФИКОВ









Закрыть
Закрыть
Закрыть