Бархатные шторы (гет)

И вот положен последний стежок. Кричер с кряхтением поднялся на ноги и удовлетворенно обозрел плоды своих трудов: обе портьеры были обшиты с трех сторон, то есть с боков и по низу, серебристой бахромой. Не хуже, чем у «Твилфитта и Таттинга»! Ну ладно, может, чуточку хуже… Совсем чуть-чуть. Зато с душой. Домовик встряхнул и аккуратно свернул каждую. Захлопнул крышку шкатулки. Убрал за пазуху катушку с иголкой. Взял в охапку портьеры и шкатулку — и трансгрессировал в коридор первого этажа.

На то, чтобы идти по лестнице пешком, времени не было. Его старые ноги двигались слишком медленно, а шпили домов на площади Гриммо уже были немного различимы на фоне по-летнему темного неба. Оставалось чуть меньше часа до того времени, когда проснутся хозяева. Конечно, они не стали бы ему мешать в его безобидном и даже полезном занятии, но Кричеру хотелось в такой момент побыть наедине с Вальбургой Блэк. Только с ней вдвоем.

Он положил новые портьеры на пол у ее портрета. Сходил в свою комнату, чтобы спрятать там шкатулку. Не стоит этой вещице попадаться на глаза магам — что нынешним хозяевам, что «большой хозяйке». Затем, вернувшись в коридор, с замиранием сердца потянул за одну из выцветших штор, закрывавших портрет. Увы! На полотне виднелось только огромное кресло из темной кожи и черного дерева на фоне геральдического гобелена Блэков. А та, которая вот уже много лет обитала здесь, сейчас отсутствовала. Кричер прекрасно знал, где она. Где же ей еще быть! Конечно, в Хрустальной пещере.

Справедливости ради надо сказать, что это была идея его нынешнего хозяина. Сам Кричер ни за что не додумался бы до такого — и очень корил себя, что не додумался. Гарри Поттер внезапно решил заказать еще один портрет «большой хозяйки» и разместить его там, в пещере на отдаленной скале среди моря. Теперь Вальбурга Блэк могла, при желании, в любой момент увидеть место, где погиб ее младший сын. Госпожа Джинни была против и посчитала этот поступок жестоким, но ее родительница, старая госпожа Уизли, внезапно высказалась в поддержку идеи зятя. И сказала, что для матери, потерявшей ребенка, место его смерти имеет особое значение. Ей виднее, конечно. Вот и «большая хозяйка» одобрила такое решение — теперь она часами пропадает там, на своем портрете на берегу озера.

Нынешним хозяевам такое положение дел, наверное, очень кстати — на это недавно намекнул и брат госпожи Джинни, толкнув хозяина в бок и рассмеявшись:

— Что, Гарри, сплавил старуху?

Но Гарри Поттер в ответ только нахмурился:

— Это был побочный эффект…

Больше брат хозяйки на эту тему не шутил. И Кричер был глубоко благодарен хозяину за все это — и за новый портрет, и за то, что хозяин вовремя оборвал глупые рассуждения своего шурина. Да что с них взять, со всех этих Поттеров и Уизли… Они помнят Вальбургу Блэк только «большой хозяйкой» — немолодой истеричной женщиной с портрета. И не знают, что она не всегда была такой.

Огромный, высотой от самого пола и почти до потолка, портрет прежней хозяйки дома всегда смотрелся не столько портретом, сколько дверью в странную комнату, которая почему-то была двойником бывшей гостиной, что наверху. Кричеру он показался сейчас дверью в прошлое. И ему ужасно захотелось переступить порог этой двери.

Ну что ж, уже скоро рассвет. Ждать ту, ради которой он так старался, было бессмысленно — она могла целыми днями не появляться на своем старом портрете. И Кричер решил, что все равно повесит новые шторы перед ее портретом сейчас, во что бы то ни стало. А выслушать ее мнение по этому поводу он еще успеет. Лишь бы она осталась довольна! Домовый эльф приступил к работе. Старые шторы, повинуясь движениям его рук, сами собой слетели с укрепленного над портретом карниза и аккуратно свернулись. Затем эти свертки поплыли над ступенями лестницы наверх, все выше и выше. Их последним пристанищем должен был стать чердак — выбросить такую реликвию Кричер даже не помышлял.

Портрет без штор выглядел каким-то голым и сиротливым. Домовик искоса глянул на него и, не в силах вынести такого зрелища, быстро занялся новыми шторами, хотя поначалу планировал немножко передохнуть между этими двумя этапами — сердце все сильнее сжимала боль, и каждый выброс магии для работы давался все с большим трудом.

Переливаясь изумрудными волнами, новые портьеры укрепились на карнизе и повисли торжественными крупными складками по обе стороны от портрета. Кричер залюбовался своей работой. Его взгляд застыл на гобелене, изображенном на портрете. Художник постарался на совесть: гобелен был скопирован вплоть до мельчайших деталей, включая дырки с обугленными краями на месте некоторых портретов. Кричер уставился на дыру с подписью «Сириус Блэк». И вдруг увидел на ее месте прежний портрет покойного мастера Сириуса, целый и невредимый. А потом портрет исчез, и дыра возникла вновь. Она начала расширяться, пока не стала размером с сам портрет. Затем она превратилась в дверь спальни «большой хозяйки», слегка приоткрытую. Из-за двери падал мягкий зеленоватый свет.

Изумленный Кричер пошел на этот свет и осторожно толкнул дверь. «Большая хозяйка» была в своей спальне. Молодая, улыбающаяся и очень счастливая, она сидела в своем любимом кресле, держа на руках младенца. Рядом, на столе, стояла музыкальная шкатулка, из которой на всю комнату звучали «Грезы любви» Листа. За окном была ночь. Комнату освещал лишь неяркий зеленоватый свет лампы. Домовик застыл, слушая знакомую мелодию. Попутно он с каким-то исступленным восторгом отметил про себя, что видит знакомую спальню с непривычной точки обзора — так, словно вдруг оказался втрое выше ростом. То есть, стал человеком. А потом музыка смолкла. Лампа погасла. И где-то за его спиной, в тишине и темноте, тихо захлопнулась дверь.